Архитектура Страха

«Вполне светская беседа. Ещё спроси о природе и погоде», - усмехнулась про себя женщина.
- Зачем тебе знать о моих делах, Себ? Живу, как все. – «И отлично научилась притворяться».



Изабелла чуть склонила голову, едва удерживаясь, чтобы не прильнуть щекой к ладони Себастьяна, но резко выпрямилась, услышав окончание фразы.
«Я платила за это каждую ночь, все эти годы, но не для себя, - здесь ты ошибаешься, - и совсем не за роскошь, а за безопасность и законное имя для… Хватит!»
- Пожалуй, ты прав, Себ, чем ты занимался – не так важно, - ровно, подозрительно ровно, произнесла Изабелла. - Ты жив, а не лежишь на дне Темзы со свёрнутой шеей.



«Что?» – Изабелла ещё не успела понять, о чём Себастьян говорит, но сдалась мгновенно, почувствовав его руки на плечах и тепло его тела даже через все слои разделяющей их одежды.



Она не сопротивлялась, понимая, что злость Себастьяна – отголосок той боли, что она ему причинила. Несмотря на минувшие годы, Изабелла всё ещё чувствовала его так, как никто другой. Они всегда были половинками одного целого и этого уже не изменить.
- Хватит, Себ, - тонкие пальцы с неожиданной силой сжались на плече мужчины, заставляя прервать поцелуй. Изабелла с трудом перевела дыхание и подняла веки, в её взгляде зеркальным отражением стыла та же боль, смешанная с любовью – неугасшей и непрошедшей. – Стало легче? Или для этого тебе надо меня убить?
_________________

Фалам Кнок. Коридоры замка

Бродил я по замку с полчаса, расспрашивая всех, кого встречал, как пройти в подвальные помещения. Слуги странно смотрели, к чему я уже привык, заверяли меня, что сами принесут всё, что мне нужно. Может, милорд желает льда? Как им такое в голову пришло, если на дворе ноябрь? Или милорд желает покушать? Так они принесут в покои всё, что милорд пожелает. И исполнят всё, что пожелает.
Мне это надоело.
- Милорд желает принести жертву духам. Желательно человеческую. Ты девственница?
Это возымело действие. Правда, немного другое, чем я ожидал. У служанки расширились от ужаса глаза и она завыла, припечатавшись к стене, будто я собирался резать её прямо в коридоре.
Я понял, что мне не скажут, где вход в подвал, вздохнул и пошёл искать сам. В одной из башен нашлась винтовая лестница, ведущая куда-то вниз. Наверное, это именно то, что мне надо, решил я и спустился. Это был не подвал, а скорее старые помещения для прислуги. Здесь давно не ступала нога человеческая, всё было в паутине, царил мрак, лишь немного света с лестницы пробивалось сквозь пыль, поднявшуюся при моём появлении. Мне это понравилось. Правда, было слишком темно, и я надумал зажечь факел, прикреплённый к стене. Это оказалось непросто, ибо пропитанная маслом или керосином тряпица за долгое время утратила способность нормально гореть. Пришлось зажечь свечу, которую я всегда носил с собой. На всякий случай. Вот он и подвернулся. Свеча озарила часть коридора с множеством дверей. Много света не было, поэтому тяжело было определить, насколько длинным был коридор. Свеча затрещала и я принял это за знак. Здесь наверняка были духи. Я оживился. Ритуал с петухом я проведу ночью, а сейчас можно было обойтись простым заклинанием.
Я вынул из кармана мел и начертил на полу пентаграмму. Встал в центр, поставил свечу у стены и поднял руки вверх. Проговаривая защитное заклинание, я то опускал руки, то снова поднимал.
- О, духи этого места, отнеситесь милостиво к вашему гостю, одарите милостью своей и я воздам вам дарами сегодня в полночь!
Послышались осторожные шаги. Вряд ли живой человек мог сюда заглянуть. Кроме меня никто из знакомых дядюшки, и тем более, из родственников, не интересовался оккультизмом, а другим здесь делать нечего. Значит, это духи замка. Пламя свечи дрогнуло, на стене, над лестницей показалась неясная тень. Я не поворачивался в сторону лестницы, закрыл глаза и продолжал бормотать:
- Одарите милостью своей!
Послышался шум и я открыл глаза. В этот миг мне прямо в простёртые руки что-то упало. Не знаю, каким чудом я удержался на ногах сам и не упустил «дар». Свеча погасла, и стало вдруг совсем тихо. Даже мне стало немного страшно. И, чтобы прогнать это чувство, я сказал:
- Кажется, меня услышали. Одарили милостью.
И тут «милость» зашевелилась…

***
А тем временем Калем, поручив одному из мальчишек-слуг моего дядюшки поймать петуха, спокойно чистил мой дорожный плащ. Потом одежду. То, что меня долго не было, его не беспокоило, он знал, где меня искать, если уж слишком долго задержусь – в каком-нибудь тёмном закутке. Прибежал мальчишка.
- Всё, поймал.
- И где он?
- Кухарка забрала. Сказала, будет праздничный ужин и там будут разные блюда. Но, если милорд сильно хочет петуха, то будет ему петух.
- Болван! Я просил живого петуха!
- Зачем? – Мальчишка захлопал редкими ресницами.
- Это тебя не касается. Принеси живого петуха, и я дам тебе монету.
- Две, - сообразил малый.
- Вот шельмец! Хорошо, две.

***

Смеркалось... Петух восседал на ящике и дремал. Когда его накрыли мешком, он ничего не успел понять...

Извиняйте, товарищи циркачи, мне петух нужен для ритуала)

После такого пируэта мы с Грегом уставились в спину уходящей леди. Он, скорее, от непонимания, я - от ее дерзости.
- Не обращай внимание, - сказал я дворецкому, который малость растерялся. - Леди просто нервничает перед свадьбой.
Грег кивнул и снова переключился на свои обязанности:
- Смею спросить, милорд, но где же ваш экипаж?
- У нас возникла поломка, недалеко от замка. Мне как раз нужно туда вернуться. Проследи, чтобы моя драгоценная устроилась поудобнее и ни в чем не нуждалась, пока ожидает моего возвращения. И еще - никому ничего говорить пока не нужно, даже дядюшке Кэмерону. Хочу сделать это лично. А вот двухместные покои можешь не готовить, нам будет достаточно и того, что есть. И последнее, пока меня не будет, разузнай все о моей невесте, договорились?
Грег сделался таким удивленным, будто ему сказали, что земля все-таки плоская.
- Простите? - уточнил он.
- Все так, как я и сказал. Вдруг я о ней чего-то не знаю. Сам понимаешь, время сейчас неспокойное.
- Хорошо, милорд, - кивнул он уже с полным пониманием дела и такой ответственностью в глазах, будто я поручил ему королевскую миссию.
Когда я вернулся за экипажем, к этому времени поломка уже была устранена. Финли снова задремал, а у тетушки моей новой знакомой началась такая мигрень, что женщина едва могла разговаривать. Я поравнялся с ее повозкой и попытался удовлетворить свое любопытство:
- Издалека прибыли?
- Из Эдинбурга, милорд.
- Как же зовут вашу подопечную?
- Кенна МакКензи, милорд. Бедная, бедная девочка...
МакКензи... весьма знакомая фамилия.
- Да вы что? - сочувственно произнес я. - Что же такое с ней случилось?
Дальше мне ничего не пришлось спрашивать, женщине нужно было выговориться.
- Так рано стать вдовой. Вы не представляете, как это ужасно. Это ее первый выход после годичного траура. Барон МакКензи душеньки в ней не чаял. Если бы не разница в возрасте, они наверняка прожили бы долгую счастливую жизнь. А так, даже наследника не оставил, только наследство. Ох, милорд, я так за нее волнуюсь. Как же она теперь? Вокруг столько охотников за чужим приданным. Бедная, бедная девочка...
Если все так, как говорит тетушка, то баронесса МакКензи совсем не бедная, и настолько выгодная партия, что она может вести себя как угодно и при этом выбирать жениха, как новую шляпку. Я сразу задумался о том, зачем еще пожаловал в замок Фалам Кнок. В последнее время женитьба не казалась такой уж плохой идеей. Давление отца не просто раздражало, оно выводило меня из себя. Последней каплей стало лишение средств. За время бунта я нажил долги и проиграл невесту. Но меня не устраивало такое положение дел. Поэтому, все, что мне было сейчас нужно, это жениться на обеспеченной леди и покинуть отчий дом. Это бы обеспечило меня полноценной свободой, решило бы текущие проблемы и застраховало на будущее. Отец может чего-то лишить меня, но не мою жену или ребенка. А зачать наследника также было необходимо хотя бы затем, что это бы увлекло молодую жену воспитанием, и чтоб я мог спокойно отсутствовать и заниматься привычными вещами. Так почему бы действительно не жениться на баронессе МакКензи? Девушка не дурна собой, забавна, молода и весьма обеспечена. Лучшую партии мне сейчас вряд ли найти. Оставалось только взять дело в свои руки, пока меня не опередили, что я уже начал делать по воле случая и ради забавы.
Так-так, баронесса МакКензи, что вы там говорили про часовню?
Когда я вернулся в замок, меня опять же встречал Грег, с порога начиная рассказывать то, что я уже знал:
- Милорд, девушку зовут Кенна МакКензи. Вдова...
Но я прервал его, положил руку на плечи и ответил:
- Дорогой мой друг, это совершенно лишнее. Неужели ты и правда думаешь, что я стал бы жениться на девушке, о которой ничего не знаю? Двухместные покои готовы?
Грег опешил и с опаской посмотрел на меня:
- Но, милорд, вы сказали, что их готовить не нужно...
- Грег-Грег, - произнес, какая головой. - Я не мог такое сказать, потому что не могу себе представить подобную разлуку с любимой. Так что, будь добр исправить ситуацию и побыстрее.
_________________

Пустырь - парк у замка - пустырь

Порывы ветра стали еще сильнее, и ее волосы, выбиваясь из прически, полетели струйками неизвестно куда. Глаза женщины, как внезапно обнаружил Марк, имели особенность: они могли из светлых стать совсем темными. А на радужках были маленькие черные крапинки. Глубокие, как залив Ферт-оф-Форт в его родном Данбаре. В таких глазах, как и в заливе, могут водиться разные диковины: рифы с русалками, заманивающими моряков на погибель, чудовища, сундуки с золотом, разбитые рыбацкие лодки... Он снова потряс головой, удивляясь себе и своим мыслям. С чего это он засмотрелся так на богатенькую и знатную дамочку? Лучше выкинуть глупости из головы, ей-ей, лучше. Циркачу, бывшему бойцу и вору точно не место рядом с этой красоткой с белой шейкой.
Но циркач хотя бы может охранять ее от бродяг, которые любят порой бродить по пустошам, выискивая зазевавшихся девчонок. И любят потом делать с ними разные вещи. Грязные. Те, о которых не говорят и даже подумать не могут такие вот беленькие и ухоженные.

Она судорожно вздохнула, выслушав его сбивчивую речь, поправила прядь, заправив ее за ушко. Нервно облизнула губы. И какая-то его часть запротестовала против решения рассудка - остро захотелось самому облизать их, испробовав вкус ее рта. С изумлением прислушиваясь к взбунтовавшемуся телу, Брэди едва не пропустил ответ.



Марк молча кивнул, не решаясь заговорить снова. Она повернулась и пошла к замку, он, мгновение помедлив, двинулся за ней.

Они шли, не говоря друг другу ничего, и наконец добрались до распахнутой калитки в стене. Булыжники давно обросли мхом понизу; слева какое-то дерево, сильно разросшееся, перебросило ветки наружу, словно стремясь вырваться за пределы установленных людьми границ.
Глупое дерево. Ему давно следовало понять, с горечью подумал Марк, что люди этого никогда не позволят. Скоро придет садовник и обрежет непослушные ветви. И цвести им придется только внутри и так, как садовник того захочет. И плоды достанутся ему. А не бродяге-перекати-поле.
Участь бродяги - развлекать праздных зевак, получать деньги и аплодисменты, и уходить. Таков закон этого мира, и нет того, кто бы посмел пойти против закона.
Но разве он, Неукротимый Брэди, не решил когда-то делать то, чего не делал никто?..
Марк вошел за ней, обернулся и надежно прикрыл калитку. Задвинул засов.

- Идемте, - нарушил он тишину, и насладился видом ее расширившихся потемневших глаз. Ох, как тянуло в те глубины... Как никогда прежде тянуло. - Провожу вас до бокового входа, с парадного, пожалуй, лучше не ходить. Если спросят, с кем и почему пришли, скажите - мол, шалый циркач на стену залез, побаловаться. А вы увидели и отругали как следует. Не говорите, что были на пустоши. И вот еще что...

Незнакомка теперь стояла лицом к нему и отчего-то ее щеки были совсем алыми. Во взгляде уже не было ужаса, скорее - тревога и какое-то чувство, которого Марк, хоть тресни, определить не мог.

- Вот что, леди. Никогда не показывайте мужчине свой страх. И не бегите, не показывайте ему спину. Как бы не угрожали. Выше голову и улыбайтесь, говорите так, словно с лучшим другом увидались. Схитрите, обманите. Если у него и есть на уме дурное - он все же подумает, и может быть, оставит свой умысел. Или кто другой вас приметит и спасет. А вот если дрогнете - тут вам и беда. Тут он возьмется за вас и не даст покоя. И на всякий случай - не ходите никуда одна и держите при себе вот это.

Кроме метательных ножей, Брэди, как и полагается любому цирковому мужчине, всегда носил при себе нож у пояса и еще один засапожный, в скрытом кармашке.
Он отцепил ножны от ремня и протянул ей.
Незнакомка изумилась, но протянула ручку. Ох, эти беленькие пальчики... Марк вспомнил руки матери: в мозолях, покрасневшие от стирки в ледяной воде залива.
И он положил на ладошку ножны, поклонился. Хотел повернуться и уйти молча.
А потом словно сила какая-то дернула за язык, и Марк с удивлением услышал свой голос:

- Меня зовут Марк Брэдиган, люди кличут Неукротимым Брэди. Мы сюда приехали давать представление. Приходите поглядеть, только с кем-то, не в одиночку. Будет весело.

Они дошли до бокового входа, из дверей показалась какая-то служаночка. Она их пока не замечала, и циркач отступил в сторону.
Кивнул леди, показывая на служанку - иди.
Спустя минуту он уже быстро шел, почти бежал к выходу из парка. Чувствовал спиной ее взгляд, не смел обернуться. Гнал от себя дурацкие мысли, и гнал ненужное желание.
Через калитку идти не стал, что ему какие-то калитки. Одним прыжком, как лесной кот, оказался на нижнем суке дуба, перебрался по нему на стену, прошел по гребню, легко ступая. И спрыгнул на землю пустоши.
Шел к фургонам, а сердце отчего-то не хотело успокаиваться, стучало сильно. А внутри было светло. Отпустила его тревога.
_________________

Графин с водой, при помощи которого Дестини хотела потушить "пожар" на голове леди, был оперативно отобран у нее твердой рукой Харли. Нет, конечно, на самом деле она вовсе не собиралась выливать на девушку воду, хотя интересно было бы посмотреть реакцию... наверняка та вскочила бы на ноги с оглушительными визгами, а может, даже упала бы в обморок. Дестини усмехнулась про себя.
И тут выяснилось, что несостоявшаяся жертва ее противопожарной операции - это и есть подопечная Харли. Ее звали Матильда. Имя удивительно шло ей - отметила про себя Дестини. Девушка была бледна, одета во все черное, а на лице ее застыло выражение неподдельной скорби. Дестини понимала ее, как никто другой - терять родителей очень больно. Возникает ощущение, что ты остался в этом мире совсем один, и никогда уже не будет того незримого чувства защиты, которое могут дать нам только мама и папа... И так самоотверженно любить нас не будет никто другой. В любом возрасте мы остаемся детьми, пока живы наши родители. Ей, Дестини, повзрослеть пришлось довольно рано... к этому непросто приспособиться, но жизнь продолжается. Она не могла сказать всего этого вслух, потому что ей в ее роли не положено было иметь таких мыслей, но Матильда и сама все это вскоре поймет.


Когда Харли завел свою коронную речь об ее тяжелом недуге и проведенной им сенсационной операции, Дестини нацепила на лицо открытую улыбку и принялась активно кивать во всех нужных местах. Матильда же после услышанного отделалась от них вежливыми фразами, видимо, с трудом находя что сказать, и это ее позабавило. Тогда Дестини решила внести и свою лепту в разговор:
- Харли говорит, что я расту не по дням, а по часам, и уже завтра могу стать девушкой! - Похвасталась она, продолжая улыбаться.

Его уже такая привычная показная забота на этот раз была как ножом по сердцу. Наверно, оттого, что Дестини знала - все это в последний раз. Их время на исходе. Скоро Харли отправит ее в свободное плавание, а она совершенно не знала, что ей делать с этой самой свободой. В этот момент она немного завидовала Матильде, хотя это было нелепо... но та обрела в лице Харли опекуна, а вот она, Дестини, его потеряла.
Она уставилась в тарелку, пытаясь вспомнить все то, чему ее учил Харли - как пользоваться столовыми приборами, какой из них для чего предназначен и в какой руке что держать... Дестини сочла, что уже достаточно поэпатировала публику, поэтому поесть она может и даже должна как настоящая леди, чтобы Харли не было за нее стыдно. И тут она вспомнила...
- Харли! Мы забыли Лейтис! - Ее личико мгновенно приобрело огорченное выражение, но почти сразу же снова стало безмятежным:
- Ну и ладно. Она все равно наказана, потому что плохо себя вела!
Оправдав тем самым отсутствие куклы за столом, Дестини принялась мелкими кусочками поглощать пищу, хотя ей хотелось побыстрее набить желудок, но леди так не поступают. Иногда ей было даже жаль аристократов - в их жизни столько ограничений! Правда, плюсов тоже немало... Пока она размышляла об этом, из рук Матильды вырвался кролик и поскакал по столу, после чего к нему присоединился и второй. Дестини весело рассмеялась, глядя на то, в каком ужасе пребывали от кроличьих забегов по столу слуги, зато она с удовлетворением заметила, что Матильду это зрелище, кажется, тоже немного развеселило. Девушке удалось приманить кроликов к себе и, на взгляд Дестини, это говорило в ее пользу - Фанни и Бенни тонко чувствовали людей и давались далеко не каждому. Успокоив животных, Матильда предложила всем рассказать о себе:

За столом их было четверо, включая вошедшего следом за ними незнакомого джентльмена, но Дестини, как избалованный ребенок, потребовала к себе внимания первой:
- Меня зовут Дестини. - Начала она. - Я не знаю, сколько мне лет, потому что мой возраст быстро меняется. У меня есть семья - Харли и Лейтис. Я их очень люблю. А еще у нас есть много разных животных. Харли говорит, что наши животные особенные - таких больше нигде и ни у кого нет, потому что он их сделал сам! Вы можете на них посмотреть, если хотите, Харли обычно разрешает. - С гордостью выпалив все это, и заодно разрекламировав их зверинец, Дестини, как ни в чем ни бывало, вернулась к еде.
_________________

Ранним утром 7 ноября 1835 года

Девушка в темно-синем плаще скакала бешеным галопом по лесу. Капюшон давно слетел с головы, две толстые каштановые косы били всадницу по спине, ноябрьский ветер свистел в ушах... Впереди на узкой тропинке лежало огромное поваленное дерево, но девушка не свернула и не остановила лошадь. Наоборот, она весело рассмеялась, будто радуясь препятствию, и пришпорила скакуна, заставляя его мчаться еще быстрее.
Конь легко перемахнул через толстый ствол, и всадница помчалась дальше...

Через двадцать минут она въехала на задний двор замка Фалам-Кнок, спрыгнула с коня и, передав поводья конюху и похлопав жеребца по взмыленной морде, вошла в главный холл.
Здесь шла предпраздничная суета, бегали слуги, которыми распоряжался дворецкий. Девушка приветливо поздоровалась с дворецким, кивнула пробегавшим мимо служанкам и взбежала по широкой дубовой лестнице на второй этаж.
Ее комната находилась в правом крыле, рядом с покоями, отведенными Филлис, младшей дочери хозяина замка. Девушка вошла, скинула с себя и бросила на стул плащ и, остановившись перед зеркалом, провела рукой по горящей после долгой скачки щеке.
Зеркало отразило, однако, не совсем девушку... вернее, совсем не девушку, - а женщину: ей явно было более тридцати лет. Невысокого роста, но очень пропорционально сложенная, с великолепными густыми волосами и очень светлыми серо-зелеными глазами. Чуть вздернутый носик, пухлые губы, врожденная грация движений, - в этой женщине чувствовался тот необыкновенный шарм, который свойствен, пожалуй, только одной национальности.
И это была правда. Женщина была француженка. Ее звали Амалия Моро. И вот уже восемь лет она жила в Фалам Кнок, выполняя обязанности гувернантки детей графа Кэмерона, Грэма и Филллис.
С десятилетней Филлис Амалия сразу нашла общий язык. А вот с четырнадцатилетним Грэмом пришлось несладко, мальчик был в трудном возрасте. Но Амалии удалось и к нему найти подход.
Она безупречно выполняла свои обязанности, и граф был очень доволен ею. Сейчас, когда Филлис выросла, и ей уже не нужна была гувернантка, мадемуазель Моро получила звание ее компаньонки. Для этой семьи она была уже почти своей, ей полностью доверяли, и Фалам Кнок стал ей родным домом.
Амалия колокольчиком вызвала горничную, чтобы та помогла ей снять амазонку. Она не любила, когда к ней прикасались, но сейчас помощь была необходима, и она мужественно терпела. Лишь крепко сжатые губы и побледневшие щеки выдавали, что с ней что-то не так. О, у Амалии была прекрасная выдержка...

Много лет назад

Жаклин Делон, коренная парижанка, бежала из Парижа в двадцать лет. Мать, после смерти отца, Гюстава Делона, сошлась с зажиточным мясником и вскоре вышла за него замуж.
Гюстав был нотариусом, человеком небогатым, но весьма просвещенным. Он дал дочери хорошее образование: она свободно говорила на нескольких языках, включая латынь и греческий, прекрасно играла на фортепиано, знала математику, историю, географию.
Мясник пил и бил мать, вскоре она начала прикладываться к бутылке вместе с ним. Жаклин тогда было тринадцать.
Мать быстро спилась. Красивая женщина, в свои тридцать с небольшим она выглядела уже на пятьдесят. Мясник, верзила с огромными кулачищами, очень скоро потерял к ней интерес... и тут он заметил пятнадцатилетнюю падчерицу, фигурка которой уже сформировалась. У девочки было очаровательное личико, она обещала стать еще большей красавицей, чем мать.
Однажды ночью, когда, после очередной попойки, мать храпела прямо за столом, а Жаклин спала в своей крохотной спаленке, к девочке ввалился отчим. Откинул одеяло, навалился на Жаклин огромным грузным телом, разорвал тонкую ночную рубашку...
Она ничего не смогла сделать. Кричала, конечно, - но мать, естественно, не проснулась, а соседи привыкли к пьяным выкрикам из домика мясника...
Она хотела покончить с собой, но ее спасли, вытащили из Сены. Когда принесли домой, она, плача, во всем призналась матери. Та посмотрела тусклым безжизненным взглядом, провела дрожащей рукой по мокрой щеке дочери и пробормотала хриплым голосом:
- Детка, хватит молоть чепуху. Сбегай-ка лучше за бутылкой. Твоей мамочке нехорошо...
Больше Жаклин никогда не жаловалась. Она терпела три года, пока мать не умерла. В ночь после похорон, когда нажравшийся отчим пришел к ней, она его ударила его же ножом для разделывания туш.
И не один раз – пятьдесять три. Ровно столько, сколько раз он использовал ее тело.
У мясника были деньги, на них Жаклин жила следующие два года. Париж был огромным городом, затеряться в нем было нетрудно. Но, когда ей исполнилось двадцать, полиция все же выследила ее. Жаклин успела бежать, она добралась до Кале и села на суденышко, отплывавшее в Англию...

В Лондоне с помощью последних денег ей удалось найти мошенника, подделавшего для нее документы, из которых следовало, что она – «Амалия Моро, француженка, уроженка Аржантея, двадцати трех лет от роду».
Также новоиспеченная Амалия получила поддельные рекомендательные письма от некого ирландского барона, извещавшего о безупречной службе у него данной особы в качестве гувернантки в течение трех лет.
С этими письмами мадемуазель Моро получила довольно скоро должность гувернантки в семье герцога Клариджа. Она занималась воспитанием единственной дочери герцога.
Прошло семь лет, и, после того, как дочь герцога вышла замуж, Амалия вновь начала подыскивать себе место. Ей хотелось тихого уголка где-нибудь подальше от столичного шума.
И место нашлось – в семье графа Кэмерона, в далекой Шотландии. Едва приехав в Фалам Кнок, Амалия поняла, что это то, что она так долго искала. Величие природы, спокойствие, тишина, необозримые просторы, - все это завораживало и притягивало.


Амалия полюбила этот край. И ей никуда не хотелось уезжать отсюда. Поэтому-то, когда Филлис, ее подопечная, попросила отца оставить мадемуазель Моро в Фалам Кнок в качестве компаньонки, она так обрадовалась.
У нее было много свободного времени. Она могла скакать по холмам и лесам, окружавшим замок, бродить по тенистым дорожкам парка... Плавать в огромном холодном озере, вода в котором была так чиста и прозрачна, что видно было каждый камушек на дне...
Амалии не нужно было больше ничего. Но все же – когда-нибудь Филлис выйдет замуж, и тогда идиллия кончится... И беглянке снова придется искать тихое прибежище...
Мертвец, из ран которого хлестала кровь, как из зарезанного борова, являлся ей в снах очень часто, нарушая покой.
Она прекрасно владела собой. Всегда была ровна, доброжелательна, приветлива. Никогда не теряла самообладания.
Но ненавидела, когда кто-то, особенно мужчина, прикасался к ней. Тень прошлого нависала над ней, как груда камней над дорогой. Когда-нибудь, при случайном толчке, начнется страшный обвал... И что будет тогда?
_________________

Алхимик говорила о людях так, словно замечала в них что-то. Но что можно заметить, глядя на пылинки, проносимые мимо ветром?
Архитектор не умел смотреть на людей и видеть в них больше, чем существ, истлевающих с невероятной скоростью. Они рождаться не успевали, а уже начинали умирать. Для Ремо Ди Кьезо, притворявшегося человеком, но прочно связанного со своим миром главной артерией, дававшей ему неуязвимость и сохранявшей его сущность и способности, год по земным меркам равнялся часу. Физически он прожил именно год, но восприятие его всячески сопротивлялось этому, по-прежнему меряя время по законам Иволах.
Алхимик же успела за этот период не просто отыскать его, но и понять и почувствовать что-то, что не увидел и не почувствовал Архитектор.

- Мне нравится Игра такой, какая она есть. Мы играем по правилам, которые, казалось бы, слишком просто нарушить, но всегда находится что-то, - он склонился и заглянул в лицо мадам Дюпре, - или кто-то, - многозначительно приподнял бровь, - что привносит в игру элементы неожиданности.
Он взял поводья в одну руку, вторую обвил вокруг талии своей спутницы, и с удовлетворением отметил, что изящество сложения мадам было природным, а не являлось заслугой туго стянутого корсета. Корсет мадам не носила вовсе.

- Пока вы были заняты тем, что разглядывали в безликой массе личности, я убедился, что люди сами порождают своих демонов, сами их боятся и сами же с ними сражаются. Все, что они могут нам сделать, это объявить еще одними исчадиями ада.

Ремо скользнул взглядом по завитку темных волос, выбившихся из прически и трепетавших возле маленького уха его спутницы. Такое беззащитное местечко и так доверчиво повернуто к нему. Он мог бы сжать пальцы вокруг тонкой нежной шеи и закончить Игру только по своим правилам. Ведь никто пока не знает, что Посланник ска-имихе обнаружила его.
Но он не мог причинить ей вреда, потому что с того момента, как она вошла в двери Фалам Кнок между ним и мадам Дюпре возникла прочная незримая связь, от которой не избавиться ни ему, ни ей, пока весь их путь не будет пройден, и Игра не будет завершена.

- Как бы вы не назвались, Девона, это звучало бы как самая прекрасная музыка, - отозвался Ремо, соприкасаясь губами с губами соперницы. Их дыхание смешалось, как смешались их силы, их сущности. Как и тесно сплелись судьбы.
Остановив скакуна, он спрыгнул на землю.
Поймав вопросительный взгляд Девоны, протянул к ней руки и снял с седла. Поставив ногами на землю, сразу не разомкнул объятий. Какое-то время они стояли, глядя в глаза друг другу. Потом взял руку мадам и устроив ее на сгибе своей руки, повел свою спутницу по дороге вдоль зарослей молодого ельника, от которого в холодном воздухе разливался насыщенный смолистый аромат.
- Почему цирк, Девона? – спросил он. – Вы могли стать, кем угодно. Почему именно цирк?

Зайдя в столовую и сев рядом с незнакомцами, насыпал себе еды, показывая слугам, что мне не нужна помощь, медленно жевал, слушая разговор.
Заметив ее улыбку, отметил, что она очаровательна, но это продлилось всего мгновение. Мужчина рассказывал о недуге Дестини, а у меня вся эта история вызывала сомнение. Пересадка мозга, шестилетний ребенок, это казалось таким ненастоящим. Но эта глупая улыбка, которая была на лице у девушки и активное кивание, были реальными. Что ж видимо и вправду у нее не все в порядке. Жаль, такая молодая, красивая, но не женщина, а ребенок.

Я все время молчаливо ел, внимательно слушая разговоры, пока кролики не устроили шоу. Хотелось и самому смеяться, как леди за столом, но я лишь улыбнулся, краешком губ. Кролики разрядили гнетущую атмосферу и за столом ощутимо потеплело.
Дестини рассказывала о себе. А я думал, что и вправду животные у них особенные, раз они даже кроликов, на завтрак с собой носят, не расставаясь. Активный, даже немного детский рассказ, смущал. Непривычно взрослую даму видеть такой. От этого становилось еще больше ее жаль.
- После шоу с кроликами, сложно говорить - улыбнулся я, - к вашим услугам Дэнд Броди, так же как и леди МакТавиш питаю особую любовь к лошадям, может как-то сходим посмотреть на конюшню лорда Дугласа? - Посмотрел с улыбкой на Матильду, а потом уже серьезным голосом добавил, смотря в глаза. - Леди хочу выразить свои соболезнования, мне очень жаль. - А потом перевел взгляд на Дестини
- А вам желаю дальнейшего прогресса и взросления. - Решив перевести тему в нейтрально русло, заметил:
- Мы я смотрю единственные кто проголодался, - улыбнулся и взяв очередной кусочек с тарелки, закинул его в рот, прожевывая.
_________________

Мне нравится просто смотреть. На то, как горит огонь в костре, как морские волны накатывают на берег, как ветер шевелит траву в полях или играет ветвями деревьев.
Или как хлопочет маленькая нимфа посередине небольшого лесного озерца.
С берега мне прекрасно видно, как нимфа задрала рубашонку, открывая белые стройные ножки, проглядывавшие сквозь воду. Кусочком мыла, который выдавала за камень, намылила подол и принялась им оттирать лицо. А я сидел и спокойно смотрел, как девчонка плещется, фыркает, постоянно оглядывается, явно надеясь, что я встану и уйду. Но уходить я не собирался.
Наконец, нимфа закончила свои омовения, нырнула, смывая мыльную пену в лица и волос, и поплыла к берегу.

Назвала свое имя и снова засуетилась, видимо, смутившись того, как мокрая рубашка облепила ее точеное тело. Попыталась прикрыться руками, потом отступила обратно в воду и снова плюхнулась в нее.
Я покачал головой, наблюдая за суетливыми действиями Кэри. Зачем она это делает? Все, что она теперь пыталась скрыть, я уже успел разглядеть. И ничто не заставит меня забыть ее маленькую упругую грудь с горошинками сосков, которые словно просили, чтобы к ним притронулись.

- Помру в муках совести, вспоминая нимфу с обмылком, - отозвался я.
И честно закрыл глаза. Откуда было знать этой девчонке, что и с закрытыми глазами я неплохо ориентируюсь в том, что меня окружает. Вот и сейчас я чувствовал каждое движение Кэри, знал, что она стягивает мокрую рубаху, взволнованно торопливо дышит при этом, а осенний ветер доносит до меня аромат ее чистой кожи и пахнущих холодной водой волос.
И это действует на меня сильнее, чем если бы я сейчас беззастенчиво пялился на нее.

Я открыл глаза, неторопливо натянул сапоги, взял свой сюртук и поднялся на ноги.
- Заботливая, - хмыкнул, глядя на кутающуюся в плащ девчонку. Мысль о том, что под плащом на ней только ботиночки вызвала в воображении очень яркие образы. Настолько яркие, что я на миг снова прикрыл глаза, словно ослепленный. – То обмылком прибить грозилась, а теперь боишься, что чихать начну. Сама-то не простынешь? Плащик у тебя так себе, а под плащиком ничего, кроме тебя самой.
Кэри сверкнула на меня глазами, плотнее запахивая полы плаща. А я шагнул к ней и натянул ей на голову капюшон, укрывая влажные волосы от стылого осеннего ветра.
- Знаешь-ка, что? – произнес я, разглядывая лицо с большими сияющими глазами, недоверчиво и настороженно следящими за мной. – Я снова отвернусь, а ты поддень под плащ мой сюртук. – Протянул ей свой сюртук, который держал в руке и не спешил надевать. – Мне и без него хорошо, я привычный, а вот у тебя губы трясутся от холода.
Чуть наклонился к ней, и, не сдержав улыбки, добавил:
- Ну не от страха же они у тебя дрожат. Ты же отважная нимфа. Надевай сюртук и пойдем со мной.
Кэри возмущенно уставилась на меня, открыла, было, рот, чтобы что-то ответить, но я быстро добавил:
- Да не бойся, не заманиваю я тебя в ближайший овражек. Я не злодей и женщин не обижаю. Мы тут у стен замка остановились. Я из цирка Дюпре. Слыхала о таком? – Указал рукой себе за спину: - Выпьешь у нас горячего чаю и согреешься, а то и, правда, сляжешь с какой-нибудь хворью. А потом беги себе, куда хочешь. Так что, пойдем?

Пустырь - парк Фалам Кнока

Она смотрела в тёмные, все ещё сердитые глаза мужчины, ругая себя за несдержанность. Сколько раз обещала быть сильной, смелой, не показывая никому царящего в душе смятения. И вот опять сорвалась... Всего-то из-за грязного взгляда какого-то мужлана.
Душный, давящий страх понемногу отступал, и досадное, омерзительное происшествие со слугой в саду замка, осталось в прошлом. Катрина понимала, что, скорее всего, сама усугубила случившееся. Вряд ли садовник осмелился бы приблизиться к ней в месте, где совсем рядом находилось множество народа. Это она дала волю призракам, снова загоняя себя в клетку. Ещё и стала посмешищем в глазах незнакомца.
Хотя... Он и не думал смеяться. Просто смотрел, внимательнее, чем было логичным для чужого человека, пристальнее, чем это позволяли каноны. Проникал слишком глубоко, в те уголки души, куда Катрина и сама предпочитала не заглядывать.
Мог ли мужчина в действительности видеть то, что она так старательно прятала там? Боль, тоску и стыд, давно уже соседствующих весьма успешно? Его глаза напоминали грозовое небо, мрачное и тяжёлое, где подрагивают густые облака за мгновенье до того, как пролиться дождём. А ей всегда так нравился дождь, бесследно смывающий всякую грязь и насыщающий иссохшую, потрескавшуюся землю живительной влагой. Если бы и жизнь можно было так преобразить, пусть даже грозой, потрясением, но очистить от того, что мешало свободно дышать...
Она неожиданно подумала о том, какой нелепой, должно быть, кажется этому великану, повидавшему немало на своём веку. Что он мог думать о ней? Кем считать? Глупой и капризной дамочкой, закатившей истерику из-за сломанной броши или помятого наряда? Какие ещё могут быть проблемы у такой, как она?

Природа наделила её красотой и изяществом, но то, о чем грезили другие девушки, полагая, что это добавит им счастья, Катрина считала проклятьем. Имей она иную внешность, и Энгус не обратил бы на неё внимания, избрав для удовлетворения своих желаний кого-то другого. И ему безумно нравилось, что жену не портят ни слёзы, ни бессонные ночи, все иные следы надёжно скрывала одежда, и, глядя на ее цветущее лицо, окружающие восхищенно охают, завидуя глупенькой красавице, ничем не заслужившей свалившееся на неё счастье. Знали бы они...
Катрина облизала пересохшие губы, и взгляд незнакомца уперся в ее рот.

Конечно, леди не ведут себя так. Не бегают растрепанными по пустынным местам, не облизывают губы, не теряют сдержанности... Он осуждает ее? Что ж вполне заслуженно, мужа тоже всегда раздражала непокорность и нежелание принять обычаи света.
Их путь до замка прошёл в полнейшей тишине, и Катрина была благодарна мужчине за это. Времени хватило, чтобы почти окончательно прийти в себя и обдумать дальнейшее поведение. Она допустила ошибку, приехав в Фалам Кнок, нужно как можно скорее найти сэра Кэмерона и извиниться перед ним, а затем велеть Лэнси закладывать экипаж. Ей не нужен ни бал, ни другие увеселения, все равно не вписаться в чуждое настроение. В этот момент она позавидовала своему случайному спутнику. Весь его облик, неброская одежда, растрепанные ветром волосы говорили о том, что он признаёт в жизни лишь одни правила - свои, и никому не под силу подчинить ту стихию, что бушевала в его глазах, и пугая, и завораживая.
Незнакомец в это время заговорил:

О да, как же прав он был! Энгуса возбуждали ее попытки убежать, превращали в остервеневшего зверя, терявшего остатки человеческого облика. А она поняла это слишком поздно.
Мужчина протянул руку, подавая ей какой-то предмет, и Катрина с изумлением заметила нож. Смогла ли бы она ударить живую плоть? Даже защищая себя? Такая мысль никогда раньше не приходила в голову. Она не скорбела о смерти супруга, испытывая лишь облегчение, но вряд ли сумела бы посодействовать его кончине, слишком тверды были убеждения о том, что лишь единственная сила вправе распоряжаться судьбой.
Но неожиданный подарок не смогла не взять, участие чужого, абсолютно неизвестного ей человека оказалось неожиданно приятным, но, испугавшись собственных незнакомых ощущений, Катрина смогла только кивнуть с благодарностью. Он снова заговорил:

Марк... Катрина повторила про себя его имя, прислушиваясь к твердости звуков и получая какое-то непонятное удовольствие от этого. Ему подходит. Неукротимый, сильный, твёрдый, как скала, которую не сдвинуть ни обстоятельствами, ни чужим мнением. Внезапно захотелось поотянуть руку и дотронуться до его лица, ощутить, на самом ли деле его черты такие жёсткие, как кажутся, повторить контур прямого рта, коснуться выступающих скул... Она вздрогнула, бросая на него короткий взгляд: её безумные мысли ведь не стали очевидными? Только этого не хватало... Но мужчина лишь кивнул на прощанье, развернулся и быстро пошёл прочь. А Катрина ещё долго не могла заставить себя сдвинуться с места, так и стояла, зачем-то глядя ему вслед.
_________________

Я мелено проходила коридоры как вдруг позади услышала

От неожиданности я чуть было не подпрыгнула на месте, резко развернулась и увидела мужчину стоявшего неподалеку в одном из проемов осматриваясь, рядом с ним стояла видно рассерженная дама. Его взгляд скользнул ко мне, он почтительно поклонился и пошел дальше не обращая внимания на женщину. А я так и осталась стоять невинно хлопая ресницами. Когда все персоны этого действа скрылись я глубоко вдохнула и решила двинутся в противоположном направление. Не очень мне хотелось еще на кого нибудь наткнутся. Я осторожно осматривала все вокруг и вдруг наткнулась на лестницу которая вела вниз. Интересно куда она меня приведет. Я медленно начала скользить вниз, ступенька за ступенькой. Чем больше ступенек я проходила, тем отчетливее начинала слышать какое-то бормотание. Та внизу наверное кто-то есть. По телу пробежали мурашки, то ли от страха, то ли от волнения от ожидания, что же я там увижу. Вруг я увидела мерцание огонька свечи отдающий бликом на стену и отчетливо услышала

Милостью? Мне не послышалось? Кто решил прийти в замок и попросить милости? Мне стало очень любопытно, но сделав шаг, моя нога соскользнула со ступеньки и я полетела вниз. Прищурила глаза и уже готова была столкнутся с каменным полом, но нет... Что-то или кто-то прижимал меня к себе. Я приоткрыла глаза, вокруг было темно, только тусклый еле заметный свет проникал с лестницы. Вокруг стояла пугающая тишина. Я отчетливо слышала биение своего сердца, которое участило бег услышав голос и поняв, что нахожусь в объятиях мужчины.,

Сначала я не обратила внимание на то, что сказал незнакомец, меня завлекло то, как он это сказал. Его интонация, тембр голоса обволакивал меня своей теплотой и мягкостью. Но это длилось несколько секунд и тут пришло осознание сказанного. Это, что я милость?
- Какая милость? Кажется Вы ошибаетесь - я злилась и громче положенного проговаривала каждое слово, силясь выбраться из крепкого захвата мужских рук.
Я еще ни разу не ощущала мужчину так близко, а я ведь даже не могу увидеть его в этой комнате. Но сказать по правде мне нравилось, то какие эмоции вызывали прикосновения его рук к моей талии. Мои усилия были безуспешны и я замерла. Сделав глубокий вдох, успокоившись. Я произнесла более тихо и спокойно.
- Отпустите меня в конце концов. А не то я буду кричать и сюда сбегутся все.
_________________

Обращение "Леди" неожиданно резануло слух, как давно я не слышала этого в свой адрес...

Нет, ну каков наглец?! И когда мы успели перейти на ты? Я даже имени его не знаю!
А, оглядев меня с ног до головы, вообще выбежал из фургончика, как пущенная стрела.
Стало невероятно обидно.
Трис заворочалась, извиваясь по запястью, но на этот раз её действия не возымели никакого эффекта.
Я слышала его быстрые шаги, какой-то неясный грохот, спешные извинения и снова топот ног.
Люди часто сторонились меня, услышав неясное шипение во время разговора или видя живых змей, которые ластились к моим ногам, словно милые домашние животные, а я улыбалась, вместо того, что бы с криками бежать куда глаза глядят.
Я научилась с этим справляться. Отрастила толстую кожу, отгородилась от мира стеной, кому как будет угодно. То, что со мной произошло - это не болезнь, которая поддается лечению. Я не больна, в какой-то мере даже счастлива. Мой дар общения со змеями открылся не так давно, но приобретая что-то мы одновременно должны что-то потерять, таков закон природы и я выучила его досконально. Обретая себя, я потеряла семью. Лишившись отчего дома, я обрела небо вместо крыши, деревья вместо стен. Найдя верных спутников, я потеряла почти весь остальной мир. Нехватку полноты жизни можно ощутить лишь имея представление о том, чего ты лишен. И сейчас, в этот самый момент я чувствовала горечь очередной утраты.
И пусть он пробыл со мной лишь пару часов и львиную долю этого времени провел без сознания, но тот взгляд и поспешный уход... Я спасла ему жизнь, но даже это не смогло побороть чувство брезгливости.
Перед глазами я увидела тонкую девичью руку, протягивающую носовой платок. Зачем он мне? Но немой вопрос так и остался без ответа, на платок упала первая непрошеная слезинка.
Риз обеспокоенно вился вокруг голых ступней, пытаясь понять, что происходит с хозяйкой.
Как объяснить змеям, что такое слезы и от чего они появляются?
Говорят, если дать волю слезам, станет легче. Врут. Просто горячие капли на щеках в определенный момент высохли, но чувство неполноценности, куском раскаленного железа застрявшее в груди, никуда не делось. Сопровождавшая всхлипы дрожь стихла, но успокоение не наступило.
_________________

Беатрис обернулась и заметила приближение Филлис Кэмерон.
Увидев ее, просияла и бросилась ей навстречу. Они обнялись и весело засмеялись. Ветер подхватил их смех и разнес по округе, вплетая в шорох трав и свои тихие напевы.

Она любила Филлис. Они быстро сошлись, оценив сходство характеров и взглядов. Рядом с живой Филлис оживала и Беатрис. Ее подруга обладала множеством хороших качеств, была добра, умна, весела и приветлива, и Беатрис ценила эту естественность. Встречи с Филлис всегда приносили радость и сближали каждый раз, пока это не переросло в крепкую дружбу, благо добрые отношения их отцов тому благоприятствовали.

- Филлис, ты уже освободилась? Все гости прибыли, и теперь ты свободна? Должна сказать, что ты чудо как хороша сегодня.
Беатрис любовалась прической и платьем подруги, как всегда, отмечая и живость взгляда, и очарование улыбки. Она всегда хотела быть похожа на нее, но почему-то прятала свои чувства внутри, не находя в себе такой смелости выражать их.

- Здесь так чудесно, такая красота, что захватывает дух! Спасибо, что пригласила меня, Филлис, это изумительное место, - делилась она первыми впечатлениями от увиденного, и в голове мелькнула мысль, что все ее восторги усиливает простой факт присутствия мистера Лоури чуть в стороне. Он стоял, не мешая подругам изливать радость от встречи, а Беатрис все здесь казалось необыкновенным и поразительным.

Еще час назад ее душа была вполне спокойна, а после бегства с озера странное чувство одиночества придало мыслям минорный лад, но встреча с необыкновенным ученым изменила все за считанные минуты.

Оказалось, что этот час она… в полном смысле слова прожила. Столько мыслей пронеслось в голове, пока она слушала Ричарда Лоури, столько картин возникло в воображении, столько чувств наполнило взволнованную душу, что Беатрис поняла: за этот час она испытала больше, чем прочитала и передумала за долгий год своей унылой скучной жизни в городе. Это открытие вдруг окрасило ее щеки в розовый цвет и заставило сердце биться быстрее.

- Ты счастливица, счастливица, счастливица! – она подскочила к подруге, обняла ее и обе снова весело рассмеялись, потому что красивы, потому что молоды и свободны, полны надежд и красивых мечтаний. – Полагаю, с мистером Ричардом Лоури ты знакома? – Беатрис, наконец, выпустила подругу из объятий и отступила в сторону. – Мистер Лоури историк и изучает замки. Вот и ваш Фалам Кнок вызвал его интерес и стал предметом его внимания.

Как же Беатрис хотелось добавить, что и она желает поучаствовать в этом деле. Может быть, она могла бы искать какие-нибудь даты в старых фолиантах, или записывать за Ричардом важные сведения, а может быть, даже отмечать на карте места былых сражений. На этом ее фантазия заканчивалась, и она определенно не знала, чем еще могла бы быть полезна в надежде на доверие мистера Лоури.

Ведь не станет же он просто так делиться с ней полученными знаниями… Но воображение уже рисовало ярко горящий камин, запах смолы и хвои заполняет просторную комнату, дальние углы которой погружены в темноту, наполненную таинственными ночными шорохами, и в кресле у огня сидит мистер Лоури с чашкой чая. Своим спокойным твердым голосом он рассказывает о необыкновенных событиях, произошедших в стенах Фалам Кнок много лет назад, имея способность оживлять их, и его голос обволакивает Беатрис как тепло, исходящее от камина. В усталых глазах танцуют отблески огня, как пожарища былых сражений, а губы тихо рассказывают историю любви, над которой не властно время...

Беатрис дернула головой, стараясь быстрее прогнать непрошеное видение, и крутанулась на месте, лишь бы выиграть время и смахнуть непрошенную слезинку. Она снова улыбалась подруге, и снова спиной ощущала присутствие мужчины, и ветер шуршал травой. Желанный ветер перемен.
_________________

Замок. Темнота. Я и моя милость


Это девушка! Немыслимо. К тому же, вертлявая и ворчливая. А ещё лёгкая и приятная на ощупь. Правда, ощупать как следует вряд ли получится, но было так приятно прижимать её к себе. До того приятно, что я забыл о всех правилах приличия. Кстати, о них.

Я хмыкнул.
- Сюда сбегутся все и увидят вас в темноте с мужчиной. Как вы думаете, кому попадёт больше: мне или вам?
Потом я немного подумал и всё же осторожно поставил ношу на пол. Потом строго спросил:
- Что вы здесь делаете, мисс...?
В том, что это была мисс, я не сомневался. Вряд ли замужняя женщина была бы в столь отдалённом крыле замка одна. А молодая девушка могла и сбежать от бдительного ока матери, гувернантки или иной сопровождающей особы.
- Вы знаете, что гулять одной по замку может быть опасно? К тому же, неприлично. Где ваша наседка? Я хотел сказать, компаньонка, или кто там с вами?
Я даже не думал в тот момент о том, что мы стоим в почти кромешной тьме, я с трудом различаю черты лица девушки. Встреча была во всех отношениях неожиданной.