Гора Последнего грома (фантастика, драма, мистика, 18+)

Марина, Света, Тима,


Хочется ))) Просто к лучшему порой приходится идти через худшее, увы :(


Ой, нет, не плачь, солнышко, ни в коем разе не надо Туч здесь много, но ведь после туч всегда солнце выглядывает )


Именно так и будет, поверь.


Кстати, да - продумал он, гад, все от и до ((


Эх... давайте сразу скажу.
Все представления о Томасе как о нежном возлюбленном... лучше пока глубоко зарыть и не вспоминать о них.
Я не говорю, что в его характере нежности нет, он не робот, но в том виде, в каком он сейчас... вся любящая часть его натуры практически подавлена. Похоронена под завалами прошлого, засыпана обломками и пеплом. Томас сейчас - это, что называется, "выжженная земля". Чтобы на ней хоть что-то сумело взойти, эту землю нужно расчистить, вскопать, просеивая комочки, полить, удобрить... И только потом - сажать.
И да, в отношении Милли он - эгоист и потребитель. Он берет. И все. Что думает по этому поводу она - увидим позднее.
Автор вздыхает и в который раз вспоминает все стадии борьбы с героем. И валерьянку после этого.
_________________

Да уж, судя по всему, копать и копать...ситуация понятна, но за женщину обидно таки)
_________________

 » Горы - священное пространство

Горы издавна были местами, притягивающими к себе человеческие думы и чаяния. У многих народов мира есть священные горы – Фудзияма, Олимп, Сион, Арарат, Тянь-Шань, Кайлас… В мифах и легендах на величайших горах живут небожители, там небо смыкается с землей, образуя сакральное пространство.

Однако не только небожители обитают на прекрасных вершинах – нередко где-то в недрах гор скрываются злобные духи, замышляющие месть неосторожным гостям. Поднявшись на гору, человек, таким образом, может стать как любимцем высших сил, так и объектом наказания низших сил, причем то или иное развитие событий зависит порой от личных качеств гостя, порой от чистой удачи, а иногда срабатывают и то, и другое.

Пещеры в былые времена становились культовыми, как и сами горы, ибо по мысли людей - это ворота в нижний мир, или мир мертвых. Более того, сами камни у некоторых племен в разные эпохи становились объектами религиозного поклонения.

На горах зачастую возводили алтари и храмы, куда опять же допускались только избранные и особым образом подготовленные люди. И такая практика бытовала не только в язычестве – у христиан есть святая гора Афон, есть другие вершины, где строились великолепные церкви. «Гора близка к Богу, молитва доходит оттуда быстрее и легче», - вот как говорили почитатели несхожих религий в совершенно разных странах. Удивительное единодушие, надо признать, и тут появляются самые разные и необычные мысли…

Можно много вспоминать о зиккуратах и пагодах, или, к примеру, о том, почему древние люди старались сооружать погребальные курганы – то есть искусственные горы. Тема гор поистине неисчерпаема…

В разных культурах Мировая Гора символизировала иногда противоположные вещи – жизнь и смерть, плодородие и бесплодие, доброту и опасность, мужчину и женщину, она представляла собой лестницу или опору, напоминала то о бунте против богов, то о договоре с ними.

Итак, гора, причем любая – это нечто настолько древнее и настолько овеянное сказочным флером, что от одной мысли о ней никто не остается равнодушным. Восхождение на гору – это путь самоотречения, путь совершенствования и испытания своего духа; человек избавляется от мелкого и наносного и приобретает новые качества, помогающие ему в дальнейшем. Так говорят практически все покорители вершин, священных и обычных.

Поэты посвящают горам вдохновенные строки, многие из них запоминаются надолго… Хочу привести несколько любимых стихотворений на эту тему.

***

Седая голова планеты древней нашей,
Колонна, на которую оперся небосвод,
В тебе - источник рек, ты - каменная чаша,
Ты - великан, что облака пасет.
Горда твоя вершина, непреклонна,
Над нею только синева и тишь,
Твои столпы - крутых отрогов склоны.
Ты ни пред кем колен не преклонишь.
С гранитной кручи, с высоты надменной
Ты смотришь вниз, угрюмый исполин,
На жалкий мир, ничтожный, мелкий, бренный,
Таким порой он кажется с вершин.
Захочешь - в клочья изорвешь ты тучи
И как коня, стреножишь вихрь летучий...
И снова над вершиной непреклонной
Царят, как прежде, синева и тишь...
Твои столпы - крутых отрогов склоны,
Ты ни пред кем колен не преклонишь.
Но на уступах, в небо устремленных, -
Упрямый жгут протоптанной тропы,
И на челе, на глыбах раскаленных -
След человечьей маленькой стопы.

Лодонгийн Тудэв

***

Мечта горы - летать;
Несбыточен полет,
Но в виде облака
Мечта ее плывет.

Рабиндранат Тагор

***

Молчит над старой Чириндой гора,
Храня в себе и небыли и были.
Века уходят, годы, вечера,
Согбенные и серые от пыли.
Молчит гора. Довериться кому?
Ведь не ручью же, шалому в апреле,
Он проболтает всё случайной мели,
Камням, что повстречаются ему.
Молчит гора. Стремятся люди к ней,
Неся свои заботы и печали…
О, если бы все горы закричали,
То мир оглох бы от своих страстей.

Николай Оёгир

***

И люблю малиновый рассвет я,
И люблю молитвенный закат,
И люблю медовый первоцвет я,
И люблю багровый листопад.

И люблю не дома, а на воле,
В чистом поле, на хмельной траве,
Задремать и пролежать, доколе
Не склонится месяц к голове.

Без зурны могу и без чунгура
Наслаждаться музыкою я,
Иначе так часто ни к чему бы
Приходить мне на берег ручья.

Я без крова обошелся б даже,
Мне не надо в жизни ничего.
Только б горы, скалы их и кряжи
Были возле сердца моего.

Я еще, наверное, не раз их
Обойду, взбираясь на хребты.
Сколько здесь непотускневших красок,
Сколько первозданной чистоты.

Как форель, родник на горном склоне
В крапинках багряных поутру.
Чтоб умыться — в теплые ладони
Серебро студеное беру.

И люблю я шум на дне расселин,
Туров, запрокинувших рога,
Сквозь скалу пробившуюся зелень
И тысячелетние снега.

И еще боготворю деревья,
Их доверьем детским дорожу.
В лес вхожу как будто к другу в дверь я,
Как по царству, по лесу брожу.

Вижу я цветы долины горской.
Их чуть свет пригубили шмели.
Сердцем поклоняюсь каждой горстке
Дорогой мне сызмальства земли.

На колени у речной излуки,
Будто бы паломник, становлюсь.
И хоть к небу простираю руки,
Я земле возлюбленной молюсь.

Расул Гамзатов


И немного видео )) Возвращаемся в места, о которых идет речь в книге

А как вы относитесь к горам? Есть ли у вас интересные истории, связанные с поездками туда? Возможно, слышали какие-то предания о них?
А как насчет любимых стихов, картин, песен на тему гор?
Буду рада, если поделитесь.

_________________

Элли, спасибо за интересный пост!
Люблю Горы и трепетно восхищаюсь! красота, суровость и тайны (это точно) у каждой горы своя легенда!


___________________________________

Элли, спасибо за красивые стихи и видео! Это создает особую атмосферу при чтении. Я как завороженная читала про горы, сама, к сожалению, в горах ни разу не была, но после таких красочных рассказов очень хочется побывать.
_________________

К горам отношусь положительно. Несколько раз была на Красной поляне. Очень понравилось. Внизу тепло, даже жарко, а на вершинах еще лежит снег

О, какие подробности ))) Спасибо!

Светик-Считалочка, Кавказские горы - это да Это такое величие, что даже издали смотришь - и то сердце замирает. А уже если поехать туда, подняться... Как на другой планете, честно.
Чегемские водопады мне тоже понравились, одна беда - кругом толпы туристов, болтают, фотографируют, гиды тоже снуют... И еще туда зачем-то лошадь привели, чтобы на нее кого-то там сажать и снимать в такой позе... бедная скотинка, у нее вид был, словно снотворное дали. Ой, а в самом Пятигорске в парке вечно эти уличные фотографы с обезьянами и орлами... ясно, все хотят кушать, но хоть бы животинок нормально кормили и ухаживали, деятели.
Легенд на КМВ - куча Мне столько их порассказали, что потом пришлось рассортировывать
А на Эльбрус и Домбай с маленькими я бы тоже не советовала. Все же горы - коварны бывают, как ни запасись, кого с собой ни возьми...
Ну, может когда подрастет - еще подниметесь


Наташа - думаю, при желании все сбудется


Туда звали, но как-то не захотела. Просто, наверное, отпугнул ореол эдакой светскости, пафосности ))) Хотя... кто его знает. Может, и соберусь.

Кстати, об отдыхе, тем более лето не за горами, так сказать
Кобанское и Куртатинское ущелья советую, если кто соберется ;) Воздух И если не в пик сезона туда ехать, так вообще - красота. Да собственно даже и в пик там толпы не бегают, можно найти уголок потише и гулять сколько влезет, наслаждаться покоем и природой.

***
Пока работаю над главой, у меня попутно написалась статья о Монтане. Что-то вроде короткого обзора
Думаю, ее я позже выложу. Если, конечно, вам интересно
И еще вопрос: есть материалы об Ираке и Афганистане. Хотите почитать такие же обзорные статьи между главами? Материала реально так много, что в роман все не влезет никак.
Могу их дать и после, конечно. В виде приложения. Или вообще в сундучок спрятать. В общем, говорите, не стесняйтесь
_________________

Я хочу почитать
А воспоминания про горы... Помнится, в незапамятные еще советские времена ездила в турпоездку по Военно-Осетинской дороге. Начинался маршрут во Владикавказе, потом переехали на турбазу в Зарамаге, там поднимались на местную горку, которую в шутку называют пик Туриста . И какое было ошеломляющее впечатление, когда стоишь на вершине, а вокруг тебя расстилается долина, окруженная горами. О-о-о!.. А потом шли через перевал в Южную Осетию, в город Они, а затем на недельку в Батуми на море. Эх, когда-то это было просто.
А еще, тоже уже давным-давно, когда отдыхали в Адлере, то летали на вертолете в Красную Поляну. Туда летели минут 10-15, а обратно чуть не полтора часа автобусом по горным серпантинам
А песни про горы -ну конечно же, Высоцкий. Вот, например

___________________________________

Всем привет!
Элли, девочки, спасибо! Элли, дополнительные материалы всегда интересны и познавательны, я только "за".
Вот я задумалась... Оказывается, меня всегда окружают горы, разного рельефа и разной высоты. Но я совсем не альпинист. Совсем недолго я жила в равнинной местности и всегда ощущала, что гор на горизонте мне не хватает.
Мой город расположен в кольце невысоких гор. Их еще называют сопками. Один местный поэт написал так: "Как волны, горы на пути и дальше - горы. Вдоль них озерами грести - там будет город. Как незаконченный узор и как конспекты, на перешейках меж озер его проспекты." Мне очень нравятся эти строчки.

И, оказывается, почти везде, где я бывала в отпуске, рядом был какой-нибудь горный массив. Даже растерялась, что бы выбрать. Вот, пожалуй, из последних: этой зимой на Красной поляне в Роза Хуторе:

А это летом, Крым.

И вот, пожалуй, очень живописные места в Черногории:


___________________________________

Хотим-хотим))

Я тоже живу рядом с горами, вернее среди гор, оказывается, многие из вас были у нас в гостях. И тоже совсем не альпинист, отдых выбираю пассивный, и, боюсь, что нечасто любуюсь красотой вокруг.
В Чегемском ущелье родился замечательный поэт, которого зовут сыном гор, Кайсын Кулиев.



_________________

Девочки, ваши рассказы шикарны, галки я сняла, ибо все в тему полностью


И ты молчала?
Вот, а если бы я не спросила, а?


Ну естественно, куда без Владимира Семеныча-то )))
Другие барды наши тоже много написали в свое время. Эх, были дни, были ночи...


Светлана - подпишусь под каждым словом.
Я когда жила на западе страны, просто изнемогала. Плоско. Уныло. Песок, холмики величиной с сенбернара. Глазу не за что зацепиться )))
Вспомнила: когда-то мне один умный человек объяснял, почему среди жителей горных регионов много талантливых скульпторов и архитекторов. Если с детства глаз натренирован и нацелен именно на сложный рельеф - в мозгу складываются определенные, скажем так, схемы мышления. И эти схемы сами диктуют человеку, ведут его рукой, как-то так... И вот реально - сколько не смотрела на выставках скульптуру горцев, убеждалась, что все так и есть.
И я тоже не альпинист и вообще не спортсмен. Но любовь к горам заложена на уровне генов, от нее никуда не деться )


Красиво. Очень.
У Киплинга еще есть знаменитое "Море и горы".

Фото потрясающие.


О, а я вспомнила еще одно место - греческую Метеору. Но говорят, в последние десятилетия там беспокойно стало - туристы покою не дают отшельникам :( Цивилизация, угу...


Как тесен мир )))


Кайсына тоже люблю, замечательный поэт, настоящий.

Так, насчет статей все поняла.
Скоро все будет Реал чуток напряг, плюс еще срочно один проект надо доделать.
_________________

 » Глава 6. Мгновения

Сурхт. Очень давно…

— Полковник Каэ Тран, вы обвиняетесь в тяжёлых преступлениях. Обычно мы не даём подсудимому слова, ибо считаем, что никакие оправдания не смогут перевесить тяжести его деяний. Но по просьбам ваших бывших сослуживцев Нох Тикра и Сагван Отэа, выживших в крепости Ктас-и-Натх…
Огромный воин, стоявший посреди белого круга, при этих словах вздрогнул и поднял голову. В ярко-зелёных глазах горело пламя такой силы, что младший судья запнулся. Старшие товарищи что-то телепатировали ему с двух сторон, юноша успокоился, быстро прижал трепещущий межбровный гребень и продолжил:
— …а также принимая во внимание ваши несомненные заслуги перед Родиной и родственные связи с правящей Норой, мы решили сделать исключение из правил. У вас есть возможность рассказать высокому суду, почему вы нарушили приказ главнокомандующего, сбежали из разрушенной крепости с ещё живыми товарищами, сняли с себя все знаки боевого отличия и вступили в ряды преступной группы, известной на Сурхте как «Предтечи». Вы можете также объяснить, что побудило вас встать во главе этой группы и совершить все те чудовищные акты устрашения и уничтожения мирного населения как в нашем государстве, так и за его пределами.
Один из старших судей нахмурился и что-то показал жестами охранникам, нечувствительным, как некоторые простые сурхаты, к телепатическому воздействию. Те шагнули к застывшему полковнику и проверили его оковы — специальный ошейник с функцией нервнопаралитического импульса и такие же браслеты на руках и ногах.
Когда они отошли, Каэ Тран скрестил за спиной руки — суставы привычно изогнулись сразу в нескольких направлениях, — потом обвёл всех, кто находился в зале, холодным внимательным взглядом. Его поза сейчас нарушала как общепринятые законы вежливости, так и воинский устав. Ему было на это глубоко наплевать, хотя выражения на лицах охранников слегка забавляли. Священный ужас перед Долгом, Традицией, Народом. Знакомо. Уныло.
— Хотите знать, что в моей голове? О, какой чести вы меня удостаиваете. Наконец-то. После стольких лет, когда меня растили в Норе, внушая, что первейший долг старшего в клане — стать боевым офицером и пролить как можно больше вражеской крови… когда инструкторы-наставники учили меня тактике и стратегии, заставляя решать сложнейшие задачи с одной целью: убивать врагов как можно быстрее, больше и чаще. После стольких лет, когда я воевал, поднимая бойцов в атаку и снося любые преграды на пути. Что же вы раньше не спросили, что в моей голове, досточтимые судьи?
Гребень на его широкой спине слегка поднялся, иглы выступили наружу, выделяя капельки яда. Судьи обменялись обеспокоенными взглядами, старший начал было что-то возражать, но другие краткими мысленными сигналами ему запретили.
— О, не стоит спорить, — ощерился полковник Тран, заметив их обмен мнениями. — Правда. Ведь у каждого свой взгляд на мир. И каждый ценит этот взгляд очень, очень высоко. Поэтому, уважая ваше и свое время, скажу так. Я горжусь тем, что сбежал из крепости, не выполнив идиотскую директиву и не взорвав тех бедняг, что сидят сейчас за стеной и смотрят эту трансляцию. Я горжусь тем, что не взрезал себе горло, исполнив дурацкий ритуал наших уже не уважаемых мною предков. Я оказался умнее их и умнее всех вас. Попав к «Предтечам», я понял, что отныне могу сам диктовать миру условия и, возможно, основать новую традицию. Традицию страха и трепета.
Последние слова прозвучали с шипением, словно полковник внезапно вспомнил о таинственном праязыке южных племен — ше-сумра.
— Я бы с удовольствием продолжал взрывать ваши дома и добрался бы до дворца принца, у меня к нему есть счет. А ещё я бы с наслаждением пощупал ваши брачные железы, досточтимые судьи, и проверил, кто из вас обоеполый, а кто — нет. Давно не был с мягоньким партнером вроде…
— Хватит! — Возмущённый младший судья вскочил и сомкнул руки в жесте отвращения. Его коллеги одобрительно заклацали когтями по бронированным предплечьям. — Он издевается над нами и над правящей Норой! Судья Санг Ироа, зачитайте приговор, прошу вас! Как принято: мысленно и вслух, чтобы все услышали и поняли!
— Конечно, судья Ротч Слува, — встал и один из старших. — Бывший полковник и бывший гражданин Каэ Тран! Рассмотрев все обстоятельства вашего дела, высокий суд правящей Норы постановил: лишить вас всех прав, включая право на имя, право на защиту чести и достоинства, право на владение имуществом и так далее, а также лишить всех военных званий, боевых наград и привилегий родственника правящей Норы. Высокий суд, учтя всю степень вашей вины перед народом и правящей Норой, единогласно приговорил вас к высшей мере наказания — Развоплощению и Изгнанию. Приговор будет приведён в исполнение в течение пяти циклов. Да смилуется над вами Поднявший две чаши.
— Да смилуется он над теми, кто встретит меня на пути Изгнания, — разняв руки и слегка шевеля пальцами, поклонился Каэ Тран. — Ибо во мне не осталось ничего живого, и я принесу много жертв Поднявшему до того, как с ним встречусь.
С этими словами Тран кинулся к возвышению судей, не обращая внимания на резко ударившие по нервам колючие импульсы. Его болевой порог после ряда специальных инъекций давно уже превысил все известные нормы, а нервная система почти наполовину перестроилась, что Тран ухитрился скрыть от тюремных врачей после ареста. Гребень выпустил массу игл, часть из них, несмотря на броню, угодила по адресу и вывела нескольких охранников из строя; сам приговоренный между тем прыгнул на оцепеневшего врага.
Последним преступлением бывшего полковника на его родной планете стало жесточайшее убийство младшего судьи Ротч Слува. В государстве был объявлен суточный траур. Скорбившие родственники из Норы господина Слува потребовали, чтобы перед Развоплощением им позволили пройти мимо клетки и прилюдно плюнуть в лицо Трана.
Просьба была удовлетворена. Через три цикла с планеты стартовал корабль изгнания, в котором был единственный пассажир — потерявший память во время Развоплощения, бестелесный, но живой Каэ Тран.


Земля
Лестеруолл, бывший Нортхэнд. XIX в. от Р.Х.

Ренни оперлась о косяк и стала лениво разглядывать шедших и ехавших мимо мужчин.
На закате её светлые волосы казались ещё более роскошными: в густых прядях играли яркие отблески, отчего голова женщины казалась объятой золотистым огнём. В низком вырезе алого платья из дешёвого атласа виднелась великолепная грудь. Одна нога была демонстративно выставлена вперед, и в разрезе юбки любой зевака мог без труда рассмотреть длинную, мускулистую ножку танцовщицы.
Все постоянные посетители салуна «Звезда Юга» уже успели оценить эти столь щедро предлагаемые на продажу прелести, некоторые — и не по одному разу.
Хозяин заведения Тулс Таррен, угрюмый бородач далеко за пятьдесят родом из Техаса, ценил Ренни отнюдь не только за внешность. В его лучшей девочке были кураж и огонь, которые заставляли даже самых опытных и циничных мужиков терять головы и творить глупости. А ведь любую глупость можно повернуть таким образом, чтобы самому Таррену достался большой и жирненький куш. Поэтому Ренни была в салуне на особом счету, и если другие длинноногие «цыпоньки» осмеливались высказывать неудовольствие таким положением дел, хозяин молча и безжалостно вышвыривал их туда, откуда взял. На улицу и без выходного пособия.
С недавних пор, подумал Тулс, посматривая то на свою «золотую курочку», то на немногочисленных посетителей салуна, танцовщица стала вести себя непривычно. Сами посудите — если женщина трижды отказывает зажиточным и уважаемым горожанам в определённых услугах, да ещё и не объясняет причин, это по меньшей мере странно. Если не сказать больше.
И Тулс попробовал ей всё это сказать. Какого же было его удивление, когда спокойная и жёсткая Ренни, всегда взвешивавшая каждое слово, внезапно взорвалась, как адов котёл, и выплеснула на него лавину гнева.
«Ах ты старый убл*док! Или тебе мало тех денег, что я принесла за последние пять лет? Или ты забыл, из какого д*рьма я вытащила тебя во Фриско, когда партнеры хотели приколотить твои мелкие яйца к ближайшему столбу? И какой ценой? А? Или, может быть, ты забыл ещё одну вещь, времён наших весёлых путешествий по твоему родному штату?»
И, понизив голос, сверля его почерневшими от эмоций глазами, Ренни напомнила Таррену один случай. Случай, за который, прознай об этом федералы, Тулса немедленно арестовали бы, судили и повесили в течение двадцати четырех часов.
Поражённый Тулс не нашёлся в тот момент с ответом, и Ренни, гордо вскинув золотую головку, спустилась вниз — на ежевечернюю ловлю «форели», то есть падких на её красоту клиентов.
Распив полбутыли ирландского виски, не уступавшего шотландским собратьям, и немного успокоившись, Тулс стал размышлять, что же делать с этой взбунтовавшейся незнакомкой. В голове его всё звучал и звучал голос отца, который вечно напоминал единственному сыну, зачатому в пьяном угаре с кухаркой форта: баб следует держать в узде, чтобы они не вырвались и не натворили дел.
Вот только какую узду найдешь на лютую волчицу, готовую искусать тебя и отправить прямиком в лапы служителей закона? А и найдёшь, поди потом не сядь в тюрьму или не повисни всё на той же виселице… Э, нет, здесь нельзя действовать напрямик. Нельзя бить в лоб, даже если очень хочется.
Оставалась хитрость. А уж лукавства, хитрости и подлости старому Таррену было не занимать. Он бы, пожалуй, мог их и одолжить при желании любому двуногому хищнику.

Прошло два года с тех пор, как при странных обстоятельствах сгорел дотла почти весь старый деревянный городишко Нортхэнд, построенный ещё во времена первых миссионеров-иезуитов, и на его месте вырос новый, из камня и железа. Строительство шло быстро, работали там разные люди, как старожилы, так и новички. Потеряв всё имущество в огне, многие жители уехали в соседние — и не только — штаты, а на их место прибыли персоны другого сорта.
Эти люди носили строгие костюмы, жёсткие крахмальные воротнички и высокие шляпы, говорили с отчетливым столичным акцентом, смотрели вокруг с ощутимым презрением, и оставшиеся старожилы поначалу решили никаких дел с ними не иметь.
Однако новые поселенцы быстро дали понять: те, кто их проигнорируют, проиграют в жизненной гонке и станут аутсайдерами на веки вечные. Они сделали всё, чтобы ещё не прирученные индейцы оказались там, где и полагалось — в резервациях, с жалкими пособиями и минимумом сухой, скудной земли и тощенькой скотины. Они также предлагали фермерам большие деньги за определённые участки земли — таких сумм ни один из местных ни разу не держал в руках и даже не мечтал подержать.
Первым человеком, принявшим условия сделки, стал недавно овдовевший патриарх местной религиозной общины «Дети Сиона» Милтон Лестеруолл.
Он сдал дельцам в аренду большой кусок земли, те привезли рабочих, и вскоре на бывшем участке с яблоневым садом уже действовала медная шахта. Аренда отчего-то вскоре расстроилась, едва возбуждённое судебное дело замяли, и шахта досталась хозяину участка. Затем произошел ещё ряд интересных изменений: например, в городе появилось закрытое акционерное общество «Сион индастриз». Оно не продавало ценные бумаги первым встречным, а в совет директоров вошли только немногие избранные. Лестеруолл занял пост председателя совета.
Оставив дела на уменьшившейся в размерах ферме дочери Уоллис и зятю Дереку, старик переехал в город и поселился в центре.
И именно седовласого, молчаливого предводителя «Детей Сиона» скоро избрали мэром. А немного погодя по городу прошёл удивительный слух: на общественном совете было принято решение переименовать Нортхэнд в Лестеруолл. Сверхъестественная честь — при жизни человека назвать его именем город.
Когда Милтон ехал на своей скромной двуколке по улицам, каждый встречный непременно снимал шляпу, останавливался и провожал его взглядом. Вот уж успех, так успех! Из простого работяги — и на вершину! Да, этому старому голиафу палец в рот не клади…
Дела в Лестеруолле постоянно шли в гору. Приезжали эмигранты со всех уголков мира, жизнь кипела, дела делались, многие процветали. А если кто-то и нищал, а потом катился на самое дно и исчезал там, что же из этого? Америка — страна равных возможностей. Здесь каждый может обрести свою мечту. И каждый умный человек знает: мечта должна быть круглой, полновесной, серебряного цвета. Если же цвет вы избрали другой, значит, так тому и быть. Только после не жалуйтесь и не нойте о несправедливости.
Размышляя об этих вещах, Майло Стуркан, сын скончавшегося три дня назад старика Родни, сплюнул на землю и прицокнул языком, подгоняя старую кобылу. Повозка загромыхала по камням быстрее. Ветер дул со спины, и Майло невольно поморщился — запах мертвечины, боли, страха, доносившийся сзади, раздражал. Ну, ничего, скоро дом. А там он поставит повозку в укромный сарай, прикажет старшенькому натаскать воды, и они вдвоем вымоют всё до блеска.
Он протяжно зевнул. Ночь была… хлопотная. И почему эти… с самого дна, не нужные никому грязнули, чья жизнь не стоит даже сплющенного цента, сопротивляются честным труженикам? Знают, что никуда не денутся, а всё едино — брыкаются, кусаются, да и визжат так, что свиньям на забое поучиться у них надо. А потом целый день на горе, и спины не разогнуть, и пот со лба не утереть. Всегда их собрания так проходят, зато столько благодати. Но…
Внутри Майло шевельнулась тень даже не сомнения, а некоего уныния. Он потряс лохматой головой и отогнал её от себя. Вера должна быть крепка, как столп адамантовый. «Дети Сиона» под умным руководством своего Горного Господина процветали. Так и должно быть во веки веков, аминь. А цена… цена не так уж велика, в самом деле. Вшивые бродяги, не вовремя забеременевшие от хозяев служанки, чернорабочие и шахтёры, спившиеся от безнадёги и свалившиеся в канаву — это не люди, это те же паразиты, только размером крупнее, а уж их не грех раздавить каблуком сапога. Да и удовольствия от этого дела ох как много можно получить.

Ренни сидела на краешке своей кровати и тоскливо напевала старую, старую песенку — тех времён, когда маленькая девочка из крохотного лесного поселка могла и петь, и плясать от души, и радоваться, и улыбаться…
— Первоцвет мой, первоцвет, — губы сами собой складывались, чтобы выпустить знакомые и милые слова, но силы иссякали, и женщина запнулась, смолкла и вдруг заплакала.
Слёзы, струившиеся по лицу с густо наложенной краской, размывали дорожки, летели вниз тяжёлыми, белыми от пудры каплями. Намазанные кармином губы дрожали и кривились.
Она покачалась вперёд и назад, обхватив себя руками.
Невыносимые часы ожидания. Вот её судьба. Судьба жалкой никчемной шл*хи из салуна.
А когда-то она сама заставляла томиться мужчин. Одним движением брови она принуждала их ждать, дрожать, корчиться в огне неутолённого желания, падать на колени и вымаливать хоть крошку её драгоценного внимания. Ренни веревки вила из ненавистных мужчин много лет подряд.
Пока не встретила его. Тая.
— Тай.
Она произнесла его имя с такой нежностью, что слёзы хлынули снова, с ещё большей силой.
Каким чудом он возник в её унылой жизни?
Этого она не знала. Но приняла его появление как знак судьбы, и принимала клиентов лишь изредка, только чтобы окончательно не разозлить хозяина. Сколько бы Ренни ни грозилась, ни шантажировала, в глубине души она хорошо знала — если Тулс Таррен окажется на виселице, он и её потянет за собой. Нельзя забывать, что на её совести тоже немало проступков, давно запрещённых в десяти заповедях.
К дьяволу косметику. Она лихорадочно смыла с себя всю краску, шумно плеская воду на пол из медного тазика с клеймом ДС. Ренни хотела предстать перед ним настоящей, чистой… такой, как была когда-то, очень давно… Зеркало… Распухшие веки, покрасневший нос… Наплевать. Она устала лгать — словами, мимикой, движениями, даже разрисованной кожей. На все наплевать.
За дверью послышались шаги.
Легко вскочив, она метнулась туда и, нажав на ручку особым способом, чтобы не скрипнуть, открыла своему любимому.
— Тай!
С тихим возгласом Ренни кинулась ему на шею и, всхлипывая, повисла, не обращая внимания на окружающее. Но тут же опомнилась, огляделась и втащила его внутрь, захлопнула дверь и закрыла её на ключ. Три поворота, и цепочку для верности… Готово.
Гость рассмеялся. Его правильное лицо, необыкновенно мощная фигура и яркая одежда — бордовая рубаха, чёрные брюки погонщика быков и щегольские сапоги и шляпа — выделяли Тая в любой толпе. На поясе в кобуре покоился грозный кольт, с другой стороны был прицеплен свёрнутый пастуший кнут. Если присмотреться, в шальных индейских глазах можно было разглядеть искорки. Голубые, крохотные, подвижные, как в хорошо растопленном очаге.
— Тише, женщина. — Он проводил по её спине руками, а Ренни млела и жадно целовала любимое лицо всюду, где могла дотянуться — в щёки, губы, подбородок, нос. — Ты сошла с ума, или тебя плохо кормили эту неделю?
— Сошла с ума, — зашептала она с придыханием, заглядывая в его зрачки, выискивая там хотя бы капельку того же чувства, какое испытывала сама. Но нет, всё так же насмешливы и спокойны эти глаза… — И есть я не могла, слышишь? Ничего не могла, ни есть, ни спать, ни дышать без тебя. Один раз в семь дней — мука, ох, Тай, какая мука… Не вынесу…
Мужчина прервал её речь длинным, ошеломляющим поцелуем. Ренни глухо охнула и вжалась в него всем телом, каждым дюймом кожи, которая уже горела под ночной рубашкой и пеньюаром.
Спустя минуту под весом двух тел кровать просела. Свечи на стоявшем у трельяжа подсвечнике оплывали, их пламя трепетало от дуновения ветерка, как и занавеска над полуоткрытым окном.
С улицы доносились хриплые выкрики выходивших из салуна пьяных одиночек и глав семейств.

— Куда?.. — сонно шепнул Тай, почувствовав, как женщина встаёт и идёт к двери. Похлопал по простыням, приоткрыв один глаз: — Красавица, ещё рано. Рассвет только через час, я же знаю. Время есть.
Ренни в темноте фыркнула, и по её голосу он понял — улыбается.
— Природа своего требует, миленький. Как ни просила этого таракана сделать мне нормальный туалет — не согласился. А в горшок ходить при тебе неохота.
Тай потянулся и зевнул с подвывом. Потом лениво поскрёб щетину. Быстро растёт, на удивление. До его смерти всё было гораздо медленнее, и брился он от силы раз в два дня.
До его смерти вообще многое было иначе.
— Стесняшка ты моя. Чего я у тебя там не видел, м-м?
Ренни хихикнула и зашелестела пеньюаром.
— Дурачок. Мало ль что видел, всё равно стыдно. Сейчас сбегаю и вернусь. Я быстро, правда.
— И мы перейдём к тому, на чем остановились? — Он повернулся, приподнялся и, опираясь на локоть, стал её разглядывать. То, чего не увидел бы ночью обычный человек, хорошо видел «вернувшийся».
Так он и остальные Акацита предпочитали называть это… состояние. «Вернулись».
Ренни смутилась: её щеки горели, глаза опустились, и густые ресницы почти совсем скрыли их выражение. Маленькая смешная девочка под маской опытной продажной женщины, и такой сделали её чувства к нему. К нему, Тефасу.
Он не хотел их, не хотел привязываться к ней. С начала знакомства Тефас лишь использовал её как удобный инструмент. Как лот, которым он измерял глубину местного омута, чёрного, бездонного омута с копошащимися на дне пороками жителей городка.
Ренни была удобным и послушным инструментом.
Однако с некоторых пор он начал ощущать нечто совсем несвойственное его характеру, бывшему не сладким до гибели от пули рейнджера и ставшему ещё хуже после неё. Нежность?..
Будь всё проклято. Ренни не его забота.
Его забота — нащупать и обезвредить источник преступлений, распространявшихся по городку последние годы. Пожар в бывшем Нортхэнде, разорение некоторых поселенцев, постоянные исчезновения наиболее бедных и одиноких людей, в основном бродяг и прислуги. Звенья одной цепи.
И Тефас уже сделал половину дела, узнал, кто виновен. «Дети Сиона» — община, скорее напоминавшая секту фанатиков, извращённо трактовавших библейские пророчества, и их бессменный глава, мэр Милтон Лестеруолл. При ином раскладе Тефас бы не спустился сюда и не вмешался в жизнь горожан, у него другие цели и заботы. Но в том-то и проблема — своими преступлениями «детишки» подкармливали главную заботу Тефаса и других Акацита, плененную, но крайне опасную тварь из горы Последнего грома. «Вернувшийся» это знал точно.
И тем не менее знать — одно, а устранить беду — совсем иное.
Это осиное гнездо было отлично защищено при помощи новых деловых партнеров «Сион индастриз», безжалостных бизнесменов с севера. Местный шериф и его помощники давно уже получали щедрые отступные и спокойно взирали на творящиеся безобразия, по принципу «пока не трогают добропорядочных граждан, а изводят вшей, пусть их». Единственная возможность — следить и поймать сектантов на горяченьком в присутствии федералов. Тогда, и только тогда порученное ему дело будет выполнено до конца.
Разумеется, потребовалась легенда, ибо ни один федеральный служащий не принял бы всерьез заявление вроде: «Знаете, нужна ваша помощь, тут у нас завелась одна тварь, которой вынь да положь постоянные убийства, да кучка её осатанелых приспешников, ну да с тварью мы сами как-нибудь управимся, а вот этих давайте уже вы приструните». А если бы и принял, Тефасу и всем Акацита грозила страшная опасность — раскрытие тайны пещер со всеми вытекающими последствиями. Тефас лгал искусно, убеждая себя, что грех во благо, но в то же время ощущая, как царапает изнутри воскресшая вместе с бренным телом совесть.
Агенты из Вашингтона уже два дня как приехали и жили в гостинице, ожидая его сигнала к началу операции. Тефасу только сегодня стало известно, когда и где «детишки» будут казнить провинившегося собрата. Очень близко к горе и к пещерам. Настолько близко, что…
Затрещала свеча, и резко запахло пряными духами; от жары и напряжённых размышлений пот выступил по всему телу. Тефас моргнул, возвращаясь к действительности. Углубившись в мысли, он и не заметил, что Ренни отсутствует уже довольно давно. Причины волноваться нет, кажется. Или?..
Вдруг прозвучал выстрел.
Второй.
Тефас уже летел вниз по лестнице, и револьвер был в правой руке. Он никогда не раздевался полностью, и сейчас на нём были штаны, расстёгнутая рубашка и пояс с кобурой.
Босые ноги заскользили, Тефас чуть не нажал на спуск и громко выругался. Выскочив в зал из неприметной боковой дверки, он почувствовал, как в грубую кожу пяток впиваются осколки битого стекла.
Ренни обернулась и улыбнулась так, что у него сердце залило внезапной радостью.
Потом она сделала к нему три неуверенных шага, обняла, отстранив напряженную руку с оружием:
— Не надо, миленький. Всё… уже кончено. Их нет.
Тефас обнял её свободной ладонью за шею, притянул к себе, внимательно оглядывая помещение. Два тела на полу — видно, выпили лишнего и стали палить прямо тут, не сдержав гнева. Бутылки на полу, осколки, будь они неладны, разбитое зеркало и старое пианино, в крышке которого прибавилось дыр. Пушка одного из погибших валялась тут же, на полу расплывались кровавые пятна.
Хозяин салуна показался из-за стойки, зажимая руками уши. Его рябоватое лицо выглядело словно скукожившееся коричневое яблоко, глазки совсем ушли в орбиты, а в бороде застряли крошки чего-то сального.
Больше никого. Видимо, эти двое были последними клиентами и устроили сюрприз перед самым закрытием заведения.
Тефас выдохнул с облегчением, хотел убрать руку от нежной, чуть влажной шеи Ренни…
Пуля пробила спину женщины насквозь и попала в него.
Тулс Таррен спокойно прицелился и выстрелил ещё раз. Потом ещё. Он опустошал барабан револьвера старого Сэма Слокама, уничтожая единственного свидетеля самого страшного из своих преступлений. И того, кто мог бы отомстить за этого свидетеля.
Когда тел на полу стало четыре, Таррен аккуратно положил оружие рядом с пятернёй мёртвого Слокама и удовлетворённо вздохнул. Посопел, отвернулся, нащупал любимый виски и сделал большой глоток.
Где два — там и четыре. Поссорились ребятишки, попалили чуток, мистер шериф, сэр, с кем не бывает. Да, надо же было этой пропащей Ренни и ее гостю оказаться здесь в неподходящий час.
Вот дела, так уж дела, сэр. Чудные дела творятся в славном городе Лестеруолл.
И во сне тоже. В том сне, что приснился Тулсу накануне ночью.
Там была она. Темнота, которая с ним говорила шёпотом; вода, которая капала со сталактитов — кап, кап, кап… И ещё там были жёлтые глаза чудовища, следившего за ним из леса, и сам лес, огромный, страшный, полный звуков.
Плохой был сон, сэр, но об этом вам знать не надобно.
Да.

_________________

Спасибо за продолжение!
Неужели обозлившийся продукт системы Каэ Тран стал Тьмой на Земле...
Сущность Акацита, как "вернувшихся", заинтриговала.
А фермер странным образом дорос до мэра, по всей видимости, пост оказался важнее любимого сада и прочего, плюс возможность проводить "зачистку" общества Своего города: если целыми телегами вывозить трупы неугодных, то скоро город будет состоять только из самых "благочестивых". И Милтон уже не мэр, а почти бог.
_________________

Элли, я коротко с тел. все читаю :-) спасибо за продолжение!
___________________________________

 » Монтана - штат сокровищ

Как и обещала, публикую статью о Монтане в своем блоге.
Надеюсь, всем будет интересно

Монтана - штат сокровищ

П.С. Не забываем, что сердечки можно ставить и тут, и там ;)
Светлых праздников!
_________________