Seniorita Primavera:
29.04.13 16:52
Девочки, Всем привет!!!
За такой длинный срок успела соскучиться по Всем Вам и Нашим героям!!!
Потребовалось почти час с лишним, чтобы прочитать три пропущенных отрезка, и еще почти час, чтобы переварить произошедшее в книге...
Не устаю благодарить наших тружениц, Вас, дорогие!!!
Иришка, Ластик, Татьяна и Таша - Спасибо Вам сердечное за титанический труд!!!
Поскольку я с таким трудом нагнала всех вас, описывать отдельно каждый отрывок не буду, займет слишком много времени и моего, и вашего...)))
Не буду мутить воду.
Буду о главном...
По крайней мере, постараюсь не отходить на философские и эмоциональные размышления... ( если получится...
)
Мои бесспорные любимчики,
Эрлан и Джере.
Пожалуй, начну с них, поскольку их история практически завершена для нас, читателей, и в конце стоит не "вопрос", а приятное "многоточие"...
Пока читала про Джере, на душе стало тоскливо и слезно...
Вытирая попутно слезы, я не могла оторваться от текста, где он искал любимую.
И нашел.
Я словно пережила с ним все эти мгновения страха и паники, отчаяния и боли...
Rusena писал(а): Он никогда не догонит ее, никогда не найдет ее в этом безбрежном пустом океане темноты.
От этой фразы хотелось рыдать... В ней показаны все его страдания и реальность.
Но даже при том, что он слеп, он нашел ее!!!
Привел ли его зов сердца, или интуиция влюбленного мужчины... Для меня не важно!
Важно другое - он Это сделал!
Он открыл и для себя, и для нее правду их жизни, правду их любви.
Они могут существовать только вместе, быть счастливы только рядом друг с другом...
Так красиво автор завершила их непростую историю.
Да, он слеп. Но это не конец.
Да, она китаянка, и ей будет непросто в мире белых. Но это не конец.
Они смогут найти свой путь, тот единственно-верный...
Смогут быть счастливыми.
Да, будут трудности и невзгоды.
Но я верю в их любовь, которая уже пережила многое!!!
Они справятся!!! Вместе - справятся!!!
Только вот один момент меня напряг - почему Эрлан решилась уехать - и не попрощалась с Джере?
Почему тайком?
Разве это справедливо или правильно?
Я понимаю, что она в первую очередь думала о сыне...
Но так...(((
Все таки мне кажется поступок несколько малодушным...
Жили вместе, спали вместе...
Джере при любом раскладе - скажи она ему заранее или тайком уйди - без нее не жилец (((
И она этого не понимала? Или надеялась, что он выстоит этот удар? ...
*******************************
Надеюсь далее все-таки увидеть их еще, хоть глазком...
Может быть, на свадьбе Зака и Клем?...( будет ли такая, Иришка?)
Ханна и Дрю...
Здесь все немного сложнее.
И чувства, что вызывают эти двое, противоречивы. Неоднозначны.
Ханна - браво ей!
Сильная, на протяжении многих глав она была бесспорным якорем для своих подруг.
Она всегда приходила на помощь, оказывала гостеприимство, была хорошей советчицей и сильной опорой, по крайней мере - для Клем!!!
Сейчас у нее в жизни наступил тот самый момент, когда надо принять единственно-верное решение - Быть или не быть?
Почему-то в сердце Ханны уверовала, что Дрю не будет рад ее беременности.
Почему-то она уверена, что он отвернется от нее.
Все это очень огорчает и печалит!
Она так и не призналась ему, почему?
Да, она сильная и волевая женщина, самостоятельная и самодостаточная...
Но ведь и влюбленная?! Не так ли?
Неужели нельзя быть счастливой матерью в своем городе, рядом с подругами?
Даже если Дрю отказался бы?
Ну не знаю - ее отъезд "не знаю куда" - для меня не альтернатива решению ее проблемы...
При чем - это не проблема, а счастье!
Она будет матерью! Она родит малыша от любимого мужчины!
Зачем бежать? И куда?...
Вообщем, это похоже на терзания Эрлан...
Надо ее остановить.
Дрю... Одна надежда - на тебя!!
Дрю для меня последние главы как-то смазан...
Не знаю, почему, но как-то все в тени, на задах...
Один момент порадовал. Ниже...
Rusena писал(а):Дрю громко рассмеялся.
– За что их арестовать, Джек? Если бы существовал закон, запрещающий наполнять дыры, то в первый же субботний вечер мне пришлось бы взять под стражу всех похотливых женолюбов в округе Танец Дождя.
Ну здесь я хохотала до слез...
В самый драматичный момент, когда Одноглазый так опростоволосился... Так опозорился...
И маршал Скалли выдал... Браво!!!!!!!
Одноглазый и Сын...
Встреча Зака с отцом - готова растащит на цитаты каждое предложение и диалог!!!!!!
Rusena писал(а): – Гребаный Иисус Христос, – выдохнул Джек.
– Аминь, преподобный.
Чувствуется панический липкий страх Одноглазого даже отдаленно...
Как бальзам на раненную душу!!!
Rusena писал(а): – Есть вещи, ради которых стоит умереть, – произнес Зак тем же бархатистым голосом. – Пожалуй, зарезать тебя как свинью на разделочной доске может оказаться одной из них.
Ужас...
Ни в жизнь не поверю, что Одноглазый любил Гаса, и не поверю, что он любил или любит Зака.
Но и Зак хорош.
В плане устрашения умеет напускать пыли в глаза))))))))))...
От такой фразы кровь в жилах стынет.
Приятно, что она направлена на бессердечного и глумливого Гада!!!
Ему надо преподать урок.
Хотя...
По мне, так бесполезно все!
Один глаз выкололи когда-то, так он и в ус не дует...
Для него возможен один вариант ухода из книги - "ногами вперед..."( извиняюсь за грубость!)
Rusena писал(а):– Зак Рафферти и Захарий Маккуин. Я хочу, чтобы с утра ты разослал телеграммы. Узнай, не разыскивают ли его хоть за что-нибудь, хоть за пердеж в церкви.
Сама готова лишить его второго глаза!!!
Неужели будет что накопать? На нашего Зака?...
Даже подурнело как-то...
Бунт женщин... Или появление Энни-Пятак
Я вот все ломала голову, как же автор развернет всю эту историю с ямой и загрязнением, вызывающем удушение и другие побочные явления в организме жителей городка...
И вот...
Ответ оказался прост.
Смерть одной из жительниц.
Страх других погнал их вперед.
Все взялись за оружие и лопаты.
И двинулись бурлящей толпой на яму...
Захватывающая глава!!!
В самый кульминационный момент появилась Энни-Пятак на мулах, с динамитом в повозке...
И это было что-то!!!
Бравада пустая или реальная угроза? Сложно сказать!
Но ее появление было эффектным и запоминающимся!!
Одноглазый пропотел от страха вновь...
И это не может не радовать...
Плюс - результат - яму таки закопали!
Здесь нужно отдать должное всем женщинам.
Потому как решающим фактором здесь сыграло не Одно лицо - а Сила массы ( толпы )!!
Rusena писал(а): Громкий звук выстрела рассек плотный воздух. Миссис Маккуин успела увидеть, как полетел наземь шотландский берет, когда тело Мика резко дернулось, и он, словно тряпичная кукла, свалился со спины лошади. На его груди расцветало красное пятно...
Ну здесь я снимаю шляпу перед опытом и реакцией Зака!
Если бы не он... не видать нам далее Клем?
Потому как я уверена, что Клем для Одноглазого более заноза в тощем заде, чем Ханна или Эрлан...
Так что - Заку спасибо!!!
В любом случае, при любом раскладе - Зак делает то, что приказывает ему сердце.
Он защищает интересы своей женщины.
И будет стоять за нее на смерть!
Клем и Зак... Эх!
Не понять мне такой сильной женщины, как Клем...даже если перечитаю книгу еще раз...
Ну не могу я спокойно реагировать на все ее характерные поступки. Увы!
Забрасывайте меня помидорами, ругайте... Но я не люблю ее с той же силой, что люблю Зака!
Вот такое противоречие.
Не вижу в ней я главной героини.
Сложности судьбы? Она не одна страдает, не у нее одной потери и горечи...
Любовь? Что сделала она для своей любви?... Какую жертву принесла? Против чего пошла?
Она даже собственную гордость переступить не может и признаться себе и Заку, что нуждается в нем и в его любви!!!
Она везде ставит свое Важное "Я", свое сильное "Я", свое взращенное "Я"....
Куда ни глянь - выстрадала, выплакала, вымучила...
Только у меня вопрос - ЧТО именно?!
Ее насильно выдали замуж за Гаса? Ее изнасиловали? Продали? Отправили из родной страны?
Она жила с гордо поднятой головой, благоразумная замужняя леди, мать детей...
Но нервы бедным мужикам потрепала знатно ((((
Теперь о Заке.
Его поведение, его держание в тени Клем, позади, но всегда рядом - мне понятны.
Он не лезет на рожон. Воздерживается от прямых столкновений или ссор с ней, с Клем...
Правильно делает!!!
Он более мудро поступает. Более осмысленно.
Ждет. Защищает. Охраняет. Приглядывает. Помогает. Как не назови - все одно...
Она за ним, как за каменно стеной.
Теперь о противоречиях, что вывели меня из себя, "выбесили"...
Rusena писал(а): Шляпа скрывала лицо Зака, которое в любом случае не скажет ей ни о чем. Если он попытается остановить ее, она никогда не простит его и не полюбит.
Это она о чем?...
Как воспринимать ее мысли?
Я в ней разочарована, слов нет...
Столько времени прошло, а она так и не научилась жить с реальностью...
Сила. Сама. Не нужен.
О чем она?!!!!
Есть только здесь и сейчас.
Жизнь может повернуться так, что
У них даже может не быть Завтра!
А она ходит и фыркает...
Я в трансе...
Rusena писал(а): – Поэтому, возможно, тебе стоит ускакать отсюда прямо сейчас, поскольку ты мне не нужен. Мне теперь не нужен ни один мужчина.
Кошмаррр....
Даже комментировать отказываюсь такую напыщенную "идиотку"...
Если она чему-то и научилась в жизни, так это "тянуть кота за хвост" и давать ложные надежды влюбленным в нее мужчинам.
Rusena писал(а): – Проклятье, может, я жду, пока ты... – Зак снова оборвал себя на полуслове и резко и тяжело вздохнул. – Ты всегда настроена с чем-то бороться, Бостон. Сначала это были мой брат и Монтана. А теперь преподобный и «Четыре вальта». И я. По большей части ты обычно боролась именно со мной. Ты действительно считаешь себя достаточно сильной, верно? – спросил он со знакомой издевательской ноткой в голосе.
Зрит в корень, бедный Зак...
Он уже знает ее, как облупленную...
Неужели не все еще положил к ее ногам? Неужели что-то еще осталось?
Гордость? Раненное сердце? Остатки самообладания?
Она из него всю душу вытравила...
И продолжает...
Когда уже она поймет, что он для нее не враг, а друг?
Что они на одной стороне?
Что ее боль не от силы, а от слабости? От тоски по нему?
Ведь гораздо спокойнее засыпать и просыпаться с надеждой, что сильный любимый мужчина сделает для тебя все...
Свернет горы, убьет, остановит врага...
А Клем все борется с ветряными мельницами...
Иришка, ну намекни...долго еще? Долго еще она будет заставлять нас сдерживать обиду за него?
Когда уже она реально повзрослеет и научится как отталкивать любимого, так и идти ему навстречу?
А для пущей радости - можно и сделать Первой шаг навстречу ...
Rusena писал(а):– Не сомневайся, я и есть сильная. Вы, мужчины, постоянно должны состязаться в том, кто сильнее. Объезжая лошадей, устраивая соревнования по вязке узлов, бурению или кто больше выпьет. А мы, женщины, знаем, кто силен на самом деле. Мать, которая, похоронив любимого ребенка, заставляет себя по-прежнему вставать по утрам, печь оладьи, доить коров и стирать рубашки своего мужчины. Жена земледельца, которая, не щадя себя, помогает семье пережить бесконечные засухи, метели и степные пожары, когда единственное, что ей хочется узнать – какого черта ее семья вообще здесь делает. Жена шахтера, которая следует за своим мужем от лагеря к лагерю, пока тот ищет золотую жилу, которую, она понимает, никогда не найдет. Они, Зак Рафферти, действительно достаточно сильные.
Хм... Хм...
Вся ее напыщенная словоохотливость...она к чему?
Какое это имеет отношение к ней и Заку?
Он ее унижал? Он считал ее мелкой и неспособной противостоять трудностям?
Он смеялся над ее материнскими инстинктами?
Он когда-то говорил, что она плохая жена?
... не понимаю...замысла автора....не понимаю...
Человек прямо ей говорит, что ждет, когда она..."Признается!"
А она ему о силе женщины...
И тут же отправляет его в далекие дали, с с добавкой - " ты мне не нужен"!!!!
Ну вообще...
***************************************
О Клем больше ни слова...
Пока не увижу, что она хоть что-то сделала для Зака.
Не знаю, кто из них первый не выдержит такого накала, но я уже закипаю.
***************************************
Метелица писал(а): На самом деле для счастья не так уж много и надо - быть в кольце рук любимого, хотя по-прежнему таю обиду на Пенелопу за слепоту такого хорошего человека . Вот уж кто умел любить за двоих.
Янина - согласна!!!
Джере с самого начала был таким открытым и прозрачным - все его мысли - Эрлан вливались в ушко...
Такой преданный. Такой веселый.
Очень печалит тот факт, что он ослеп...
Теперь вот думаю - буду перечитывать, как сей момент, где он ослеп - пропустить?
Не хочется вновь рыдать от жалости за него...
Метелица писал(а): Надеюсь, произойдет чудо и во время скачки галопом с Клем спадут ее "горделивые шоры", а свежий ветер Монтаны выдует все ненужные мысли из головы. Вот уж не понять мне эту женщину...
Господи!!! Вот это обороты!!!!!!!
Горделивые шоры и свежий ветер, скачки галопом и ненужные мысли....
Так точно и с таким юмором!!! Аплодирую!!!
Метелица писал(а): ... ну девочка, ей богу. Столько прожито-пережито, столько потерь позади и разочарований, к чему эти громкие "па", непонятно...
Янина -
Подписываюсь под каждым словом!!!
Моя израненная душа тоже ее не понимает и не догоняет...
Tricia писал(а): Сегодня изжевала свою одеялку, пока читала...
Триша - как трогательно звучит " изжевала свою одеялку"!!
Настроение поднимается, когда читаешь такие искрометные комментарии!!!
Rusena писал(а): Обожаю Джере. Он и Зак мои любимчики.
Иришка - да!!! А еще Эрлан!!! И ее замечательные комментарии и шутки...
Rusena писал(а): Похоже, ей хотелось, чтобы он первый признался ей в чувствах, а раз Зак так не сделал, то давай выливать на него все, что накопилось в душе, все переживания и несбыточные ожидания...
Но пора уж и ей предпринять какие-то действия. Нельзя ж всю жизнь ожидать чего-то от всех, кроме самой себя...
Иришка...ДА! ПОРА ЕЙ УЖЕ ХОТЬ ЧТО-ТО ПРИЯТНОЕ СКАЗАТЬ ИЛИ СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО ПУТНОЕ!!!!...
Сколько ей можно признаваться в любви?
Об нее же как об стенку горох все отлетает...извините (((
Зак ее след целовал, в тени ее мужа сидел, молча ревновал, за нее заступался всегда, помогал чем мог...
А она?!!!!!!
Он ей свое сердце к ногам положил, предложил уехать...
А она?!!!!!!!
И все чего-то ждет наша Царевна-Несмеяна... Чего?!
По мне - так у нее последняя стадия развития желчи...
Она несет себя по жизни как королева, и фыркает, и стучит ножками, и кулаком в грудь бьет...
Сколько можно уже?
Она нервы мотала, пока замужем за Гасом была...
Теперь еще продолжение...
Я логически ее отказываюсь понимать. Потому что давно отчаялась уже понять.
Но жду, что предпримет Зак.
Потому как скорее всего он и будет действовать, как обычно...
Федор писал(а): Клем. А вот на Клем я удивляюсь. Я понимаю, что у нее в сердце есть местечко для умершего мужа и для Зака, но о Заке за прошедшее время по предыдущим главам она не больно-то вспоминала. Да и когда. Вся в заботах о детях, в мыслях о выживании и заботах о хозяйстве. Она по-моему привыкла уже быть одна. С другой стороны она все-таки очень любит Зака и хотела бы, чтобы он остался. Так какая может быть гордость. Сама же сказала, что она сильная. Надо было ей быть до конца сильной и признаться Заку. Лучше знать правду о чувствах друг к другу. Ведь самое страшное было бы остаться одной, но это она уже проходила.
Да, снова соглашусь!!!
Лучше все сразу расставить по своим местам, чем нервы друг друг трепать.
И уж если им вместе никак - пусть будет одна!
Хотя Зака как не крути - жалко...
Все равно - надеюсь до последнего, что Клем еще одумается, и отодвинет свой гонор в сторону, и скажет впервые хоть что-то приятное в адрес Зака!!!
Жду!!!!
Потому как Зака жаль, жаль его потрепанные чувства, его мужскую гордость...
...Она лежит в руинах.
Клем должна хоть что-то оставить и на его чаше весов. Он же мужчина!
А то кутается в свою женскую силу и гордость, как в меха...
А ему только - "уезжай", "решай сам"..." я все сама"...
Девочки, еще раз спасибо Вам за труды!!!
...
Rusena:
02.05.13 09:38
» Глава 32
Глава 32
Перевод:
Rusena
Редактирование:
LuSt, codeburger
Шикарные иллюстрации:
Nata Nata
Клементина вышла из дома на пустую веранду. Под босыми ногами доски казались ледяными. Ветер бесстыдно раздувал ночную рубашку и трепал волосы. Интересно, когда ее ненависть к ветру Монтаны сменилась любовью.
Сердитое ночное небо бушевало и грохотало, хлестало огнем и плевалось дождем. Клементина обхватила себя за локти, когда перед ее глазами зигзагами блеснула молния. Раскаты грома прокатились от горы к горе, эхом отдаваясь в крови женщины.
И снова полыхнула молния, яркая, как вспышка фотокамеры. Сквозь завесу дождя Клементина увидела его — под тополями, у могилы брата.
Она задалась вопросом, не думает ли Рафферти, что могилу Гаса забросили, не истолковал ли превратно покрытые мхом камни и отсутствие надгробия. Но в этом предположении имелась доля правды. Клементина любила Гаса, но не всецело, поскольку в любви, которую испытывала к мужу, всегда было что-то должное и безопасное. И что-то пустенькое. Ей редко удавалось заставить себя подойти к его могиле — Гас был похоронен слишком близко к Чарли.
Застарелая боль, неизбывная боль от смерти сына заслоняла ее скорбь по Гасу, заслоняла все, что с тех пор произошло в ее жизни. Мука от потери по-прежнему была едва выносимой и навсегда останется такой. В прошедшее Рождество ему исполнилось бы одиннадцать лет — ее мальчик стал бы почти мужчиной. Клементина скучала по дням его детства, но еще больше горевала, что никогда не узнает, каким человеком вырос бы ее сын. Лишившись Чарли, она потеряла часть себя; когда-то она думала, что Рафферти мог бы вернуть ей этот недостающий осколок, если бы осмелился. Если бы осмелилась она... Заку всегда удавалось собирать воедино расколотые кусочки ее души, одновременно вдребезги разбивая сердце.
Клементина спустилась с крыльца и вышла во двор.
* * *
Непонятно, каким чудом он расслышал ее шаги в безумном завывании грозы. Но Зак повернулся, едва она приблизилась. Его жилет распахнулся, выставив напоказ белую рубашку. Сдуваемые ветром струи дождя секли по косой, со шляпы лилась вода.
В длинных тенях между вспышками молнии Рафферти выглядел опаснее, чем когда-либо.
Он без предупреждения ринулся прямо на нее, как бросающаяся на добычу дикая кошка.
Зак схватил Клементину за плечи и притянул к себе, резко накрыв ее губы своими. В его поцелуе не было ничего нежного и мягкого.
Она прижала кулаки к груди Зака и оторвалась от его рта.
– Нет...
– Не говори мне «нет», Клементина. Больше не говори мне «нет».
Рафферти снова наклонил голову, но она упрямо отвернула лицо в сторону.
– Не здесь.
Вспыхнула молния. Его пронзающие глаза засветились жаром и дикарством.
– Здесь, черт тебя подери.
Расставив ноги, Зак притянул к себе любимую, устроив ее в колыбели между бедер, их губы сцепились. Их окружала неистовая черная ночь. Ветер, казалось, дул сразу со всех направлений, с ревом мчась сквозь тополя и закручивая струи дождя в похожие на смерчи туманные завитки.
– Иисусе, – простонал Зак в открытый рот Клементины. – Иисусе, Иисусе... – Он провел губами по ее скуле, коснулся языком глаза. – Не плачь.
– Я не... Нет, нет, я не плачу. – Но ее лицо на ощупь казалось странным, будто таяло как сало на огне. Клементина прижалась открытым ртом к темной впадине под челюстью Рафферти и ощутила дикое биение его пульса. Она попробовала на вкус влагу, которая оказалась слишком соленой, чтобы быть каплями дождя. – Ты тоже плачешь.
Его горло шевельнулось под ее губами, когда он тяжело сглотнул.
– Я страдал по тебе, Клементина. Все страдал и страдал долгие двенадцать лет с тех самых пор, как впервые увидел тебя в повозке Змеиного Глаза, такую гордую и такую прекрасную, и такую недоступную. Я так долго томился по тебе, что думал, умру от этого желания. И иногда молил Бога, чтобы...
– Не надо, не надо. Не надо больше...
Зак обхватил ее голову и прервал бессвязные протесты губами. Его дыхание наполнило Клементину, дыхание и слова, которые она так давно страстно желала и жаждала услышать:
– Я люблю тебя, Клементина.
Рафферти наклонился и, подхватив Клементину на руки, рывком оторвал ее от земли.
Держа любимую на руках, он пересек двор и направился к сараю. Он нес ее в свою постель. Именно туда Клементина и стремилась всей душой.
* * *
Керосиновая лампа отбрасывала мягкий желтый круг света на кровать. Соломенный матрас зашуршал, когда Рафферти накрыл тело Клементины своим.
Он поцеловал ее глубоко — поцелуй пронесся по ее крови с шумом, подобным грохочущему за стенами грому. Зак напористо двигал губами взад и вперед, заставляя ее открыть рот, чтобы наполнить его языком. На вкус Рафферти был словно прохладный дождь и словно жаркий огонь в его сердце.
Он поднял голову. Клементина заглянула в странные медные глаза, которые всегда пугали ее, до сих пор пугали ее. Пугали и влекли.
– Клементина... Я так долго хотел тебя. Так долго...
Она обвила руками его шею и притянула вниз голову, чтобы достать до губ. Его горячее дыхание обожгло ее рот.
– Люби меня, – сказала она. – Просто люби.
И, поцеловав его легким и сладким поцелуем, уткнулась лицом в шею Зака. Его волосы пахли ночью. Оленья кожа жилета скользила под руками. Клементину пробрала дрожь.
– Тебе холодно, – произнес он. – Я должен согреть тебя...
– Нет! – воскликнула она, когда Рафферти начал отстраняться. – Не оставляй меня. Даже на миг не оставляй меня.
Зак опустил на нее глаза, и Клементина увидела бушующий в нем голод, дошедший сейчас до предела и граничащий с яростью. Рафферти никогда не отличался кротостью, да и зачем ей тихоня? Она хотела его таким, как сейчас, преисполненным дикости и порочности.
Зак сбросил с себя жилет – промокшая рубашка прилипла к груди. Клементина зашарила по ней руками, торопясь расстегнуть пуговицы, чтобы скорее прикоснуться к теплой жесткой плоти. Они тяжело и шумно дышали в унисон, их дыхание почти заглушало литавры дождя и своей порывистостью напоминало ветер. Огненной змеей сверкнула молния и на мгновение отразилась в глазах Зака, пылких и красивых. Точь-в-точь, как он весь...
Рафферти приподнялся над Клементиной и оседлал её, упершись коленями в матрас. Влажная ткань натянулась на его бедрах. Это напомнило ей, как он смотрелся верхом на лошади, такой же сильный и мощный. Настоящий ковбой.
Клементина видела, как его уверенные пальцы одну за другой расстегивают перламутровые пуговки ее ночной рубашки. Он распахнул сорочку, сгребя тонкий батист мозолистыми ладонями. Зак посмотрел на любимую и хрипло простонал. Обхватил ее груди, поводил большими пальцами по соскам. Казалось, груди Клементины набухли и запульсировали под его руками, и она выгнула спину, желая дать ему больше. Желая отдать ему всю себя.
– О, Иисусе, ты такая мягонькая... – прохрипел он. – Глядя на тебя, я всегда гадал, каково будет прикоснуться к тебе.
– А я порой и вовсе не могла на тебя смотреть, до того больно мне становилось.
Зак так глянул на нее, будто все в нем замерло, даже сердце. Нахлынувшее желание мучительно исказило лицо, и он задрожал. И Клементина тоже дрожала, от радости и страха, что наконец-то Зак возьмет ее с собой и перенесет за грань, в свою дикость. Куда она всегда страстно желала отправиться и никогда не осмеливалась.
– Клементина, я хочу...
– Да! – яростно воскликнула она. – О, да.
Зак вытянул ноги и растянулся на ней, придавливая собой к матрасу. Опустил голову и сомкнул губы на ее соске. Клементина чуть не закричала, когда Рафферти, омывая жаром своего дыхания и слегка покусывая, принялся посасывать сосок. Она крепче прижалась к нему, чувствуя под влажной тканью рубашки твердые мышцы плеч и спины. Его волосы упали вперед, поглаживая и лаская ее шею — легко и нежно, словно вздох.
Зак занимался любовью с ее грудями, щедро одаривая их ласками своих губ и языка и царапая чувствительную кожу щетиной, что также возносило Клементину к пределам сладчайшего восхитительного удовольствия. Рафферти скользнул рукой под подол ночнушки и двинул ладонь вверх по бедру. Его пальцы порхали, изучая изгиб бедра, а затем, поглаживая живот. Казалось, податливое тело Клементины плавилось, а нежная кожа горела. И когда кончики пальцев Зака запутались в треугольнике волос внизу живота, она громко ахнула.
Рафферти фыркнул, и Клементина почувствовала на шее его сладкое тепло.
– Так тебе это нравится, Бостон?
– Да-а-а, – протянула она на вдохе.
– Это хорошо, дорогая. Очень хорошо, потому что дальше тебе станет намного приятнее.
Зак задрал ее ночную рубашку до талии. Прохладный воздух коснулся обнаженной кожи, но Клементине все равно было жарко, нестерпимо жарко.
Она открыла глаза и увидела, что Зак рассматривает ее. Лицо мужчины осунулось от желания и казалось жестким, почти жестоким. Рафферти не сводил с Клементины глаз, когда встал на колени между ее ног и, скользнув ладонями под бедра, приподнял их. Он медленно наклонил голову и поцеловал ее в живот. И повел губами все ниже и ниже. Ниже и ниже, и ниже… Клементина запустила пальцы в волосы Зака, чтобы остановить его, но она не хотела, чтобы он останавливался. Ее грудь сжималась все сильнее и сильнее, и вот уже невозможно вдохнуть, невозможно дышать в томительном ожидании, пока он доберется губами до ее сокровенного местечка, а когда это случится, она разлетится на кусочки. Разорвется на части и умрет, как взорвавшееся солнце.
Клементина резко вздрогнула, когда он наконец прижался горячим ртом между ее бедер. И громко крикнула. Бушующая буря снаружи подхватила и заглотила ее крик.
– Прикоснись ко мне, – хриплым скрипучим голосом приказал Зак. – Мне нужно, чтобы ты прикоснулась ко мне.
Рафферти взял ее руку и положил туда, где хотел её чувствовать. Пальцы Клементины сомкнулись на жесткой выпуклости под ширинкой. Набухший член Зака пульсировал и источал жар.
Зак ахнул и резко втянул в себя воздух. Выгнул спину, торопясь расстегнуть джинсы и стянуть их с бедер. Освобожденный, его пенис выпрыгнул — толстый, багровый и влажный — из темного гнезда волос внизу живота. Рафферти рухнул и нырнул в Клементину, растягивая и наполняя до самого сердца.
Он задвигался внутри нее медленными, размеренными толчками, темп которых усиливался и усиливался, пока не достиг ритма барабанящего по крыше дождя.
Мелькали раскаленные добела молнии, и грохотал гром. Клементина обхватила ногами бедра Зака, крепче прижав его к себе. Их пальцы переплелись над головой Клементины. Потом они вместе схватились за железные прутья изголовья кровати, которое двигалось в такт их толчкам, ударяясь, ударяясь и ударяясь о стену.
Рафферти отпустил ее руки и зарылся пальцами в волосы, притягивая голову любимой. Приблизил к ней лицо, по-прежнему неистово двигаясь внутри нее.
– Давай же, смотри на меня, Клементина. – Он крутанул бедрами, погрузившись в нее еще глубже. – Хочу, чтоб ты знала, что внутри тебя я, а не другой.
– Я знаю, знаю... – Клементина взглянула на Зака. Его лицо блестело от пота, а жесткий рот кривился, словно от боли.
Клементина пошире развела ноги и приподняла бедра, встречая его стремительные толчки. Она пыталась лежать спокойно, но не могла. Она не хотела лежать спокойно.
Зак прижал ладонь к ее животу, его пальцы неспешно направились вниз, нашли завитки волос и принялись там гладить в едином ритме с напористыми рывками бедер. Клементина ощутила, как в горле зародился еще один крик.
Рафферти опустил голову, касаясь губами ее рта.
– Теперь ты моя.
– Да.
Он безжалостно вонзился в нее.
– Моя.
Ее голова заметалась из стороны в сторону, а пятки вжались в матрас.
– Скажи это. Хочу, чтобы ты сказала.
– Твоя!
Но Клементина не просто это сказала. А выкрикнула во весь голос.
* * *
Рафферти не разъединялся с ней долго-долго, поскольку Клементина была теплой, влажной и гостеприимной и он хотел остаться в ней навечно. Зак крепко притиснул ее к себе, не в силах отпустить, когда слезы стали жечь его глаза.
Слезы, родившиеся от радости и боли, и их смешение было настолько разительным, что не превозмочь, вот и пришлось прятать нечаянные слезы в ее сладко пахнущих розами волосах.
Но ничто хорошее не длится вечно, подумалось Рафферти. Хорошее всегда заканчивалось и, по его опыту, всегда заканчивалось болезненно. Зак скатился с Клементины, натянул на бедра штаны, но оставил расстегнутыми. Закурил сигарету и заглушил резкий вкус дыма, хлебнув виски из открытой бутылки, которая стояла рядом с его кроватью.
Затем заставил себя взглянуть на Клементину. Та лежала и пристально смотрела на него широко распахнутыми спокойными глазами, способными проглотить человека. Он заставил ее сказать, что она принадлежит ему, но заполучить женщину, как всем известно, совсем не тоже самое, что затащить её в постель.
– Мне не стоит оставаться здесь, – вздохнула Клементина, когда молчание стало почти невыносимым. – Дэниела иногда мучают кошмары, – продолжила она, не дождавшись от Рафферти ответа. – И когда он в страхе просыпается, ему нужна я.
«А что, если я проснусь в страхе? Если ты будешь нужна мне?»
– Тогда тебе лучше вернуться в дом, – произнес он.
Клементина отвернулась и медленно встала, разглаживая влажную ночную сорочку на бедрах. Она посмотрела на него, и Зак увидел в ее глазах желание спросить, чем же они только что занимались. И гордость, которая удержала ее от вопроса.
Рафферти слушал удаляющиеся шаги, скрип открывшейся, а затем закрывшейся двери сарая. Слушал, как она уходила, оставляя его в одиночестве.
Он лежал, уставившись в покоробленный потолок, пока не догорела сигарета и не опустела бутылка. После чего перевернулся и уткнулся лицом в одеяло. Оно было влажным от ее волос и пахло совокуплением и дикими розами.
* * *
Каждое утро с тех пор, как Рафферти стал спать в ее сарае, он приходил в кухню завтракать, и Клементина кормила его за своим столом, будто своего мужчину. И каждое утро она думала, что так дальше не может продолжаться. Что-то должно случиться в их отношениях, пусть сломаться, чтобы можно было или починить, или выбросить навсегда.
И вот прошлой ночью они оба пошли на уступки, сломали и были сломаны, и наконец соединились, и все произошло так неистово, так сладко и так восхитительно... за исключением финала. Но этим утром они встретятся за столом, и она без стеснения скажет ему любые слова, какие только понадобятся, чтобы все окончательно и правильно разрешилось.
Все слова, которые она никогда не говорила Гасу, а должна была. Все слова, что хотела сказать Заку и не осмеливалась.
Но этим утром Зак Рафферти не пришел.
Ей пришлось надеть дождевик, поскольку с неба по-прежнему лило как из ведра. Клементина отодвинула буйволиную шкуру и переступила порог его закутка в конюшне. Мгновение она стояла, остолбенев, осознавая отсутствие Рафферти. Казалось, будто совсем рядом открылась огромная дыра и поглотила весь свет.
Шаги по голому дощатому полу отдавались эхом. Клементина присела на кровать. Старинная брошь из слоновой кости лежала на льняной ткани в черно-белую полоску, словно небрежно отброшенная и забытая. Однажды Клементина отдала Заку камею, чтобы он никогда не забыл ее. Никогда не забыл про ее любовь.
Тонкие пальцы крепко сжали брошь.
«Я не стану плакать, – сказала Клементина сама себе. –
Я никогда не плачу».
Она прижала украшение к животу и скрючилась пополам, будто защищая рану.
* * *
Дрю Скалли поднял глаза на мужчину, который по-хозяйски сидел в белом плетеном кресле-качалке на крыльце Ханны. Дождевая вода каскадом стекала с карнизов, выплескиваясь на покрытый грязью двор. Шило покосился и приподнял бутылку сарсапарели, салютуя маршалу. Белозубая улыбка мелькнула на лице распорядителя «Самого лучшего казино на Западе».
– Мисс Ханну, что ли, ищете, так она уехала из города.
– Уехала? – Мгновение это слово ничего не значило для Дрю, но затем он почувствовал, как кровь отхлынула от сердца.
Уехала из города. Дрю много лет ждал этого момента, но тем не менее почувствовал себя так, будто его оглушили хорошим ударом наотмашь. Может, он ослышался, неправильно понял? Что ж, он так давно притворялся, что, пожалуй, имеет смысл и дальше вести себя как ни в чем не бывало… Дрю заставил себя беззаботно улыбнуться.
– Она не сказала, надолго ли уехала?
– Не-а, не сказала. Но думаю, чертовски близко к тому, что насовсем.
Дрю поднялся на крыльцо, топая ботинками, которые вдруг сделались неподъемными, и не от одной только грязи. Под выступом крыши воздух был сухим, но прохладным. Дрю присел на сырой пол рядом с креслом-качалкой, упершись локтями в колени, и прислонился спиной к белой дощатой стене.
Ханна ушла. Бросила его.
Спустя какое-то время Дрю поднял голову и пристально посмотрел на Шило.
– Полагаю, она заставила тебя пообещать, что ты не скажешь мне, куда именно она уехала.
– Отправилась поискать местечко, где сможет воспитать своего ребенка и люди не узнают, что он ублюдок, и не будут думать о его матери как о шлюхе.
Своего ребенка.
Шило с видимым удовольствием оттолкнулся ногой от пола, и кресло скрипнуло.
– Что, так и не спросишь, твой ли ребенок-то?
– Я чертовски хорошо знаю, что мой. – Дрю стукнул по колену кулаком, хотя ему хотелось вдарить по стене со всей дури. Или себе по башке. – Почему она мне не сказала?
– Может, думала, что ты попробуешь отговорить ее, попробуешь заставить оставить все по-прежнему. А ей, небось, неохота было проверять, удастся ли тебе уболтать ее.
– Чертовски верно, я бы отговорил ее! – Дрю провел по лицу ладонями снизу вверх, сдвинув шляпу на затылок. – Шило... скажи, Христа ради, куда она поехала.
Шило встретил его взгляд широко распахнутыми непроницаемыми, карими глазами, которые ничего не выдали Дрю.
– Так она ни словечка не обронила про то, куда едет, маршал Скалли. Вот те крест. Чай, слишком шибко себя убеждала, что не хочет, чтобы за ней кто-то погнался.
– Я бы женился на ней, даже без ребенка. Я ведь собирался сделать предложение...
Кресло-качалка опять скрипнуло.
– Угу. Как же. Жаль только, что из этого «собирался» так ничего и не собралось.
Дрю уставился на пол между разведенных колен.
– Меня останавливали ее проклятые деньги. Одна из причин... Главная причина. У нее их чертовски много.
Шило мягко рассмеялся.
– Да, деньжат у нее предостаточно. Небось владеет доброй половиной этого городишки.
Дрю глубоко вдохнул. Ребра болели, будто после удара в грудь.
– Я просто никак не мог переварить мысль, чтобы жить за ее счет. За счет любой женщины.
– Да, вот на это дело мы с тобой сильно по-разному смотрим, маршал. Я-то всю жизнь ищу богачку, которая взялась бы содержать и ублажать меня до конца моих дней. И как только найду такую, то, не сомневайся, мигом брошу работать и буду целыми днями ловить рыбу, да дремать на солнышке. — Шило рассмеялся и опрокинул бутылку с сарсапарелью горлышком в рот, осушил в два больших глотка, затем причмокнул. – Ну и выпивать помаленьку, не без этого.
Он замолчал, вертя в руках пустую бутылку. Дождь стучал по крыше над головами мужчин.
Шило наморщил темный лоб, словно его обуревали мрачные мысли.
– Есть так много способов показать себя дураком, что, думаю, даже умный мужик хоть в какой-то да вляпается. Но только настоящий дурак станет повторять свои ошибки.
– Да я столько раз твердил этой женщине, что люблю ее, что слова совсем истрепались. В следующий раз, только увижу Ханну, не стану заморачиваться на разговоры. Велю ей закрыть варежку и выходить за меня замуж.
– Вот это уже другое дело!
– При условии, что увижу ее снова. При условии, что потащусь за ней, как бычок на веревочке...
Дрю никогда не относился к тем, кто не погнушается выпрашивать у женщины любовь. Он был слишком горд для этого, слишком уверен в себе в любых вопросах. Даже в трусости своей был уверен, получая тому предостаточно доказательств всякий раз, как спускался в шахту. Может, потому-то Ханна и оставила его — раскусила, что он лишь строил из себя мужчину.
Могли потребоваться месяцы, даже годы, чтобы разыскать беглянку, а Дрю не был индейским разведчиком. К тому же пришлось бы бросить работу и оставить слепого Джере одного заботиться о себе. А, черт, брата он приплел лишь в качестве оправдания. Сейчас у Джере была Лили.
За пределами округа Танец Дождя простирался огромный мир. Множество пустынных земель, где у мужчины нет иного выбора, кроме как столкнуться с самим собой и узнать, каким человеком он является, а каким – нет. Ему придется столкнуться с трусливым Дрю, который до рвоты боится темноты. И с холуйствующим Дрю, который превратился в шестерку «Четырех вальтов», хотя и продолжал лгать себе, будто по-прежнему независим. И в конце пути он мог отыскать женщину, которой такой Дрю был просто-напросто совсем не нужен.
Дрю поднялся, водрузив шляпу обратно на голову. Дождь так и не прекратился. И внезапно маршал не смог припомнить, когда в последний раз стояла сухая погода.
– Спасибо, Шило, – произнес Скалли, чувствуя, как сжалось горло. Хорошо, что он – суровый маршал с оружием на ремне и жестяным значком на груди. Иначе он бы уже давно ревел как маленький мальчик.
Дрю начал спускаться по ступенькам, но обернулся.
– Она отдала тебе этот дом?
Шило улыбнулся.
– Да, сэр. Давным-давно она обещала, что если когда-нибудь покинет этот дом, будь то ногами вперед или головой, он станет моим. Вот и подарила.
Скалли кивнул.
– Она чертовски хорошая женщина.
– Да, сэр. Лучшая.
Дрю еще мгновение постоял на лесенке, глядя на дом, на окно спальни, в которой они столько ночей провели вместе, а затем вышел в дождь.
Простирающаяся перед ним длинная и пустая дорога исчезала в безбрежных прериях. А за океаном травы горы пронзали небо, бескрайнее и опустошенное. Но мир не настолько огромен и пуст, чтобы женщина с рыжими волосами и хрипловатым голосом могла исчезнуть раз и навсегда.
Особенно, если в душе она хотела, чтобы ее нашли.
* * *
Клементина посмотрела на камень, лежащий на ее покрытой рубцами ладони.
– Еще раз объясните мне.
Поджи повернулся к Клементине.
– Говорю прямо, мэм: это, натурально, закон о праве на отвод участка.
Пока с двоих довольных собой старых старателей на кухонный пол капала дождевая вода, Клементина провела большим пальцем по шершавой поверхности образца. Образца, на который пробирщик в Хелене только что выдал заключение о составе этого куска породы – медь почти без примесей.
Клементина слышала о законе про отвод участка и имела общее представление о его смысле. Владельцем жилы являлся собственник земли, на которой эта жила выходит на поверхность или где находится ее верхняя точка, независимо от того, насколько глубоко и далеко простирается месторождение под землей. Иногда, как в случае с медной шахтой «Четыре вальта», верхнюю точку не находили. А случалось, ее обнаруживали на земле, не принадлежащей горнякам, и тогда заваривалась адская каша...
– Так вы говорите, что этот образец найден рядом с лачугой сумасшедшей?
– В точку, миссис Маккуин. Камень, на который вы смотрите – это хвостик медной шахты «Четыре вальта», выступающей из земли на лесном участке, принадлежащем вам. Теперь понятно, почему одноглазый Джек поставил там лагерь и прикидывается, будто вырубает на склонах лес, на самом-то деле он просто следит, чтобы на верхнюю точку жилы не натолкнулся никто другой.
Вот почему «Четыре вальта» так рьяно настаивали, чтобы она продала землю, и зашли настолько далеко, что даже стреляли в ее детей, лишь бы её припугнуть. Раз верхняя точка жилы на ее земле, то по закону все месторождение принадлежит ей.
– Но кто-то на неё все же наткнулся, – сказала Клементина. – Кто дал вам этот камень и сказал отправить его на пробу?
От хитрой ухмылки морщины на лице Поджи стали глубже. Он дернул себя за ухо и уставился на носок своего сапога. Снаружи дул порывистый ветер, и дождь хлестал в оконные стекла.
– Это не подлежит разглашению, мэм. Строго секретные сведения, вот оно как.
– В любом случае, это не имеет особого значения. – Клементина развернулась и направилась к двери, по пути сняв с настенного крюка плащ и шляпу. – Что мне сейчас нужно сделать, так это посмотреть на все собственными глазами.
* * *
Зак Рафферти сидел в седле, чувствуя неприятную сырость. Его желтый дождевик настолько износился, что покрылся трещинами, которые пропускали воду похлеще старой дерновой крыши. И ветер хлопал полями шляпы, заливая холодные струйки за шиворот. Рафферти посмотрел сквозь промокшие всклокоченные сосны на бескрайнее серое небо и извилистую гряду черных от дождя гор на горизонте.
Встряхнулся, избавившись от части воды. Но не смог избавиться от муторных мыслей.
Он двинулся к вершине самого высокого склона. Отсюда были видны лачуга сумасшедшей и весь лесной участок Клементины, сейчас по большей части оголенный из-за лесозаготовок.
С утра Рафферти объездил эту землю вдоль и поперек и обнаружил лишь кучи обломков и пни. Вырубка здесь больше не велась, и лес не валили с той самой стычки по поводу кучи для обжига. Тем не менее «Четыре вальта» всегда держали в лагере хотя бы одного человека, чтобы следить за этим участком.
«Без сомнения, преподобный затеял здесь какой-то обман, – подумал Зак. –
Но что бы не задумал Одноглазый, будь я проклят, если нашел хоть какую-нибудь подсказку, в чем подвох».
Рафферти вытянул ноги в стременах и сделал вдох, достаточно глубокий, чтобы распрямить грудь. Округ Танец Дождя сильно изменился с тех пор, как он впервые его увидел. Землю использовали под пастбище, добывали здесь руду и вырубали лес, а былую пустоту заполнили город и люди. Похоже на то, что округ приручили.
Но острые заснеженные пики по-прежнему угрожали наделать в небе дырок, и Рафферти знал, что в горах по-прежнему растут массивные деревья, способные заслонить солнце. И знал, что когда наступит лето, буйволова трава по-прежнему вымахает по пояс, а крупные черные кисти ягод черемухи по-прежнему будут свисать над рекой.
Этот округ... Боже, он любил его. Хотя, конечно, Танец Дождя мог причинить боль, мог заставить почувствовать подъем духа или упадок, а иногда озверение. Этот округ заставлял поверить, что все возможно. И также заставлял страдать от осознания, что возможности растрачиваются попусту.
Рафферти как раз начал поворачивать голову лошади, когда услышал выстрел.
* * *
Вода с ревом неслась через глубокий овраг. Река разлилась и стала такой глубокой, что сейчас с головой скрыла бы мужчину на лошади. Поток прорезал ущелье с крутыми склонами и нес с собой камни, комья земли, бревна от порубки и даже большую сосну и молодые тополя. Дождь лил не переставая, и постоянно дул сильный ветер, приминавший траву и гнущий немногие противостоящие ему деревья.
Нэш сказал, что образец руды нашелся на склоне холма, приблизительно в пятидесяти метрах ниже по течению от лачуги сумасшедшей. Клементина привязала лошадь и стала подниматься пешком. Она несла «винчестер» с взведенным курком, хотя это было опасно из-за склизких от дождя камней, скользкой грязи и вязкой почвы. Клементина пока не знала, как поступит, найдя верхнюю точку жилы. Для начала посмотрит, предположила она, и насладится в память о Гасе иронией судьбы, что все это время именно они являлись настоящими владельцами медной шахты «Четыре вальта».
Клементина взобралась почти до середины склона, когда из-за черных камней подобно привидениям из могил выступили двое мужчин: Персиваль Кайл и Одноглазый Джек Маккуин.
Она увидела револьвер с перламутровой рукояткой в руке Кайла, увидела, как он поднял оружие и нацелил на нее.
И выстрелила в него.
Выстрел из винтовки эхом пронесся по оврагу. Кайл повернулся на цыпочках, как балерина, и, широко раскинув в стороны руки, покатился в ущелье, увлекая за собой грязь, камни и ветки.
Клементина округлившимися глазами посмотрела на мужчину, растянувшегося на камнях. Его длинные желтые волосы полоскались в бурлящей мутной воде. Затем она перевела взгляд и дуло «винчестера» на свекра. Между ними хлестал дождь, словно занавеска из звонкого стекляруса.
Джек Маккуин цокнул языком и покачал головой. И даже не удосужился взглянуть на Кайла.
– Черт меня дери, женщина, если ты не оказалась для меня откровением.
«Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел». Да, воистину. Ты быстра, как щелчок кнута, да и силенок в тебе предостаточно. Истинное откровение. – Бледные губы отлипли от зубов в хитрой улыбочке. – Да, я бы взял тебя в партнеры... если бы мог тебе доверять.
Единственный глаз преподобного наблюдал за ней с проницательностью двух. Маккуин сделал шаг.
Клементина крепче сжала «винчестер». Ее желудок сжало и свело в спазме, а ноги по-прежнему тряслись. И ей было холодно, ужасно холодно. Она продолжала думать о соломенных волосах, колышущихся в потоке, и чувствовала ужасную потребность снова взглянуть на Кайла, проверить, действительно ли тот мертв. Но не осмеливалась, не могла вынести вида своей жертвы.
Джек Маккуин сделал еще один осторожный шаг.
– Ты разведала, что именно здесь верхняя точка жилы, не так ли, дорогая сноха? Я боялся, что ты можешь это узнать.
Винтовка задрожала в руках Клементины, но затем перестала трястись.
– Не подходи, – сказала она.
– И что мы теперь будем со всем этим делать? – спросил старик и шагнул еще ближе.
Выстрел был настолько громким, что Клементине показалось, будто он раздался из какой-то пушки, а она даже не спустила курок. Почва ушла из-под ног, и послышался оглушающий грохот, будто земля раскололась пополам.
Пласт почвы на вершине холма дрогнул и пополз вниз, надвигаясь на них подобно снежной лавине.
...