blackraven:
28.11.15 10:04
» Глава 2 (окончание)
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Снаружи прошел дождь, но жару с собой не забрал. Рурк уже направился вдоль по улице, когда увидел в тусклом свете фонаря женщину, опиравшуюся о столб. Ее наготу прикрывало лишь линялое синее платье со старомодным корсетом.
Хоть она стояла в тени, Рурк заметил, что гладкая кожа на ее ногах угольно-черная, а лицо – неестественно розовое. Некоторые деревенские простушки, делающие первые шаги в этом бизнесе и еще не взявшие в толк, что на самом деле ценит мужчина, покупали розовый мел, разводили его духами и намазывали получившейся пастой лицо, чтобы прикинуться белыми.
Эта, по крайней мере, умела показать свой товар. Она покрутила животиком, словно танцуя, и причмокнула губами.
– Привет, папуля! Хочешь малость поразвлечься?
Рурк помотал головой, потом, чтобы смягчить отказ, сказал:
- Нет, спасибо.
Смешная, конечно, мысль, что ей не все равно, как ее обломают. Она была молоденькой, но уже не настолько молоденькой. И все же, когда Дейман шагал мимо нее, ему вдруг показалось, будто под слоем розового мела скрыта женщина, которую он знает.
Он шел по Дюмейн-стрит, по узкому булыжному тротуару, серебрящемуся от дождя, – к переулку, где оставил своего Вождя. Кто-то среди ночи заиграл на трубе. Кто бы то ни был, в музыке он изливал все страдания своей жизни и все горести своей души. Дейман Рурк замер под балконом, сочащимся каплями, и слушал, пока труба не выплакала последнюю ноту, завершив сладостную мелодию острой болью, словно ударом мачете в сердце.
Когда он сказал Фио, что нуждается в женщине, то, в общем-то, не солгал.
Иногда нестерпимые воспоминания воют у тебя в голове, словно паровозный гудок в ночи, и вгоняют в тоску. Ты можешь глушить этот монотонный блюз выпивкой или наркотой, а можешь выбрать для себя способ получше: затеряться в объятиях женщины, своей женщины, если таковая найдется. Если она от тебя не уехала и не умерла, если так или иначе все еще не бросила тебя.
В верхней части города, усеянной уютными домиками с ломаными крышами, никогда не слышалось плача трубы, пронзающего сердце. Рурк заглушил мотор, подкатывая к дому Брайди О`Мары.
Тени ползали по веранде, густо увитой пурпурной глицинией. Скрипнули качели на крыльце.
Дейман остановился у подножия лестницы и увидел на качелях женщину. Свою женщину, возможно. Она сидела, обхватив ноги руками и положив подбородок на колени. Голову она опустила, словно пыталась спрятаться за длинным занавесом по-ирландски рыжих волос.
– Эй, детка, – улыбнулся он, – сейчас третий час ночи. Что ты тут все сидишь?
Она подняла голову, и шторки волос разошлись. Сквозь густые лианы на ее лицо просачивался свет уличных фонарей. Щеки влажно блестели то ли от пота, то ли от слез.
Рурк стоял на месте, у подножия лестницы, и смотрел на нее. Она бросила на него взгляд и мотнула головой в сторону.
– Пара копов искали тут тебя. Мне пришлось им сказать, что я тебе уже больше недели не видела. – Ее голос звучал надломлено и хрипло. Она крепче обхватила ноги руками и качнулась. Качели скрипнули. – Я сидела тут и вспоминала ту ночь, когда Шон не вернулся домой. Боже милостивый, какой тогда разразился шторм, помнишь? Громы, молнии, и такой ливень, будто это никогда не кончится.
Рурк поднялся по ступенькам и сел рядом с ней на качели.
Глаза ее горячечно сверкали.
– Той ночью я вот так же сидела тут, на этих качелях, – продолжила она, – сидела и ждала, когда он вернется домой, а шторм бушевал вокруг меня и словно затягивал в черную бездонную воронку неизвестности. Наверное, что-то похожее чувствуешь, когда умираешь, правда, Дэй? Как будто падаешь в черную бездну забвения.
Он было потянулся к ней, но не тронул.
– Я не покину тебя, Брайди, я – не исчезну.
Отпустив ноги, она прислонилась к нему, навалившись плечом. На ней был только хлопчатобумажный халатик, и Дейман почувствовал жар ее тела.
Память иногда зовет, словно паровозный гудок в ночи, и невольно поддаешься этому зову, вопреки всем благим намерениям, всем усилиям.
Рурку вспомнился Чарльз Сент-Клер, лежащий в луже крови, и его глаза, широко открытые навстречу смерти. Дейман боялся, что знает, какой ужас увидели эти глаза напоследок, ведь давным-давно его собственные глаза видели, как Реми Лелури совершила убийство.
Вот на этом месте его мысли заедало, словно пластинку на царапине: если она сделала это однажды, однажды, однажды, то могла сделать это и снова, и снова. Хотя он уже убедился, что у нее была власть заставить его поверить в обратное. Или перестать заморачиваться по этому поводу.
– Я знаю, он умер, – сказала женщина, сидящая рядом с ним на качелях; в голове у Рурка словно что-то перевернулось, и он вообразил, будто она имеет в виду раскромсанное тело в проклятой лачуге. Но потом просек, что мыслями она перенеслась в другую дождливую ночь, где ждала своего мужчину, который к ней так и не вернулся. – Я знаю, его лодка затонула в тот шторм, – тихо произнесла она, – знаю, что все так и было. Но иногда…
Иногда.
Рурк повернулся к ней и, притянув к себе, примостил голову между ее грудей. Хорошо-то как. Ему показалось, что ее губы коснулись его волос. А затем она отстранилась, встала с качелей, взяла его за руку и повела в спальню.
Ее серые глаза отливали золотом, словно олово в свете свечи. Грудь, усыпанная веснушками, стала влажной от его языка. Он лег на нее, а она посмотрела на него, и на ее лице проступили чувства и воспоминания, о которых он не хотел знать. Он хотел лишь погрузиться в нее, укрыться в ней, затеряться в ней навсегда.
Они объединились против всего мира, пока росли бедными, жестокими и отчаянными на Руссо-стрит в дебрях Айриш-Кэнел. Дейман Рурк, Кейси Магуайр, Шон О`Мара и Брайди Кинселла. Как-то летом, когда им было по двенадцать, они пошли к Матушке Ра, колдунье вуду. За доллар с каждого она вытатуировала им по синей восьмиконечной звезде на внутренней стороне левого запястья. Колдунья произнесла заклинание и в свете убывающей луны задом наперед трижды обошла против часовой стрелки вокруг свежей могилы девственницы, а после этого объявила их кровными братьями на всю жизнь. Не важно, что Брайди девчонка – она была одной из них. И каждый из трех мальчишек любил ее уже тогда.
В конце концов это Шон взял ее в жены и лелеял до того воскресенья пару месяцев назад, когда он отправился на своем крошечном траулере на озеро Пончартрейн, чтобы порыбачить весенним вечером. С тех пор о нем не было ни слуху ни духу.
Если бы ты не знал Шона О`Мару, то сказал бы, что он был никудышным копом, запойным пьяницей и неудачливым игроком, до хрена задолжавшим и бутлегеру, и букмекеру. Ты сказал бы, что корабли и поезда уходят из Нового Орлеана постоянно, а иногда единственный выход из положения – начать все сначала.
Но если бы ты рос с ним вместе в беспощадном и безнадежном Айриш-Кэнел, прикрывая друг другу спину, ты бы не сомневался, что Шон О`Мара мог, конечно, пойти вразнос и сорваться, но он бы никогда не дал деру.
Именно это внушал себе Рурк, лежа ночью на пружинной кровати Шона О`Мары, рядом с женой Шона О`Мары. Пряди ее длинных волос рассыпались по его груди, и Дейман чувствовал ее теплое дыхание на своем лице.
– Брайди, – прошептал он.
Она вздохнула в ответ и прижалась бедром к его животу, а его горло перехватило какое-то чувство, названия которому он не знал.
Он просидел с Брайди самую страшную ночь, и несколько следующих ночей, пока продолжалось прочесывание озера и всех городских забегаловок и притонов в поисках Шона. Дейман старался не прикасаться к ней, даже когда она с плачем просила обнять ее, даже когда впилась в его рот отчаянным поцелуем. Он понимал, что для нее их близость была лишь способом получить утешение от старого друга. Ему же досталась сладкая тоска, приправленная болью, похожая на стенания саксофона.
Жена Рурка почти семь лет как умерла. Время от времени он разглядывал старые фотографии, чтобы напомнить себе, как она выглядела, но давным-давно забыл, как певуче звучал ее голос, когда она произносила его имя.
Он коснулся женщины, лежавшей рядом с ним, коснулся внутренней стороны ее левого запястья, где от маленькой синей звездочки осталось лишь поблекшее пятнышко, похожее на родинку.
– Брайди, – повторил он.
Улыбка начала расти в уголках ее рта и в глазах – и тут зазвонил телефон.
Рурк увидел, как она изменилась в лице, увидел, как мгновенно вспыхнула надежда, словно спичка, и отвернулся. Она вечно будет сидеть на своих качелях и ждать, – подумал он.
– Наверное, это всего лишь мама, – сказала наконец Брайди, когда телефон прозвонил в третий раз. – Ей плохо спится с тех пор, как папа умер.
Он смотрел, как нагая Брайди встала с кровати и прошла в гостиную, где на узкой подставке из красного дерева стоял телефонный аппарат. Она ответила, держа трубку в одной руке, а другой – собирая свои волосы. При этом ее спина выгнулась и груди приподнялись. В свете лампы с красным абажуром они отливали розовым, словно редкостные раковины.
Он услышал, как она сказала:
– Да, он здесь. Подождите минуточку, пожалуйста.
Рурк поднялся и, идя к шкафу, бросил взгляд на циферблат. До рассвета оставалась пара часов.
Он подошел к Брайди, и их тела на мгновение соприкоснулись. Дейман взял у нее трубку.
– Да?
Голос Фиорелло Пранковски, трескучий от помех, донесся из темноты:
– Дэй? У нас тут еще один.
Продолжение следует... ...
Irish:
28.11.15 11:23
Константин, Таня, спасибо за продолжение!
blackraven писал(а):Жена Рурка почти семь лет как умерла.
Ой, как вовремя сказано. Я уже настроилась не любить главного героя, но все-таки мне не дали к этому привыкнуть и в той же главе сказали, что он вдовец.
blackraven писал(а):давным-давно его собственные глаза видели, как Реми Лелури совершила убийство.
Я была уверена, что в хижине изнасиловали и убили девушку, а оказалось, что это Реми убила кого-то именно там?
Скорее всего так, ранее говорилось, что Дейман один раз видел, что там происходило.
И сразу море вопросов. В это время Дейман и Реми уже встречались? Как она попала в хижину, Чарльз позвал, приволок насильно, заманил обманом, сказав что-то о Рурке? Хотели устроить групповое изнасилование? Явно же без Чарльза никто не станет что-то делать в его хижине, а убит не он, то есть было как минимум двое кроме Реми.
Подозреваю, Дейман с ней об этом не говорил, и Реми не знает, что он в курсе убийства. Не поэтому ли она уехала? Может быть Чарльз оставил ее в покое после того убийства, а когда она была признана самой красивой женщиной, решил, что теперь она вполне достойна быть его женой. И шантажом вынудил ее принять предложение и бросить карьеру. Ну а чем выше статус (жена, а не любовница), тем сильнее она должна страдать, то есть платить за привилегию быть использованной.
Я еще обдумывала одну из предыдущих глав:
blackraven писал(а):Прежде чем позволить Реми пойти наверх и снять окровавленное платье, Дейман поднялся взглянуть на ее спальню. На большую кровать с балдахином, украшенным гирляндами роз и резвящимися купидонами. На смятые простыни в пятнах спермы.
И вот как-то сразу в голову приходят мысли не только о физическом, но и о сексуальном насилии. Версию о любовнике я считаю невероятной, думаю, что это был Чарльз. И грязное белье по идее должны менять. Вероятно, именно в эту ночь и появились эти пятна. Не совсем понятно их количество, но вот как-то так подано, что у меня даже появились мысли об устраиваемых Чарльзом групповухах.
...