Сюзанна Кирсли "Марианна"

1 … 9 … 65

Справка для читателей переводов

Нюрочек: 29.11.17 10:06

» Глава 4

На следующий день я пожалела, что не последовала собственному бездумному замечанию и не отполировала чайный сервиз. Хотя конечно, в первую очередь я пожалела, что по недальновидности даже не купила его. Посему для угощения гостей пришлось воспользоваться старым щербатым коричневым чайником и набором китайских чашек, не вполне сочетавшихся с блюдцами.

А гости, конечно же, были. Первым, в девять утра, пожаловал риэлтор мистер Ридли с женой. По всей видимости, ранние пташки, они принесли тарелку домашних булочек с изюмом, еще теплых после печи. За ними по пятам явился Джерри Уэлш со своей дружелюбной женой Евой и двумя баночками черносмородинового желе ее собственного приготовления; затем Артур и Мэри Уэлш c тарелкой шоколадного печенья. Прочие уже промелькнули в неком подобии тумана, включая тихую пожилую миссис Хатерсон, преподнесшую мне две дюжины масляных фруктовых сконов и свои наилучшие пожелания. Все были милы, дружелюбны и очень хорошо осведомлены.

– Значит, дорогая, детские книги? – тихо спросила миссис Хатерсон. – Какая вы умница. – Ее голубые глаза затронули в моей памяти какую-то знакомую струну, но она ушла прежде, чем я успела ухватить связь.

Больше всех повезло тихой парочке, прибывшей последними с бутылкой малинового ликера, – у них оказался самый большой выбор угощений. Кофейный столик в гостиной так ломился от съестных подношений, что можно было подумать, будто я часами готовилась к чаепитию с соседями.

Если у жителей Эксбери и оставались какие-то сомнения касательно моей респектабельности, то они раз и навсегда развеялись с приездом моего брата, который выглядел в высшей степени благочестиво в своем пасторском воротничке. Настолько благочестиво, что я даже засомневалась, узнали бы Тома его собственные прихожане.

Немного позже, когда гости разошлись, Том откинулся в кресле, скрестив руки за головой.

– Поздравляю, – проговорил он. – Мои деревенские соседи не осаждали меня целую неделю. Сколько ты уже здесь? Два дня?

– Я переехала в четверг, так что три. Будь добр, убери ноги со стола.

– Прости. – Он послушно подвинулся. – Надеюсь, ты не против, что я свалился как снег на голову. Наверное, мне сперва стоило позвонить.

– Ты выбрал самое подходящее время, – тепло заверила его я. – Твой приезд волшебным образом скажется на моей репутации. К вечернему чаю весь городок будет знать, что я в родстве с викарием.

– Или что у тебя с ним интрижка, – хмыкнул Том. – Видишь ли, деревенские жители жутко подозрительны.

Я пропустила его слова мимо ушей.

– Так значит у тебя выходной?

– Ага. Я оставил приход в надежных руках моего нового помощника, юного мистера Огилви. Он бы тебе понравился, Джулия. Совсем не такой зануда, как его предшественник. Правда, моей пастве его взгляды могут показаться чересчур прогрессивными, но он действует из лучших побуждений.

– Да кто угодно был бы лучше твоего прежнего помощника! – с чувством согласилась я. – Майкл, кажется? Тот истый евангелик (1), что никогда не улыбался и вечно бормотал насчет проклятья и адского пламени?

– Он самый.

– А что с ним случилось?

– Мне удалось устроить его перевод в приход к северу от нас. Чувствую, я исполнил свою епитимью, – улыбаясь, подытожил Том. – Вообще-то, возвращаясь к теме выходного, я пообещал родителям, что заскочу сюда на неделе посмотреть, как у тебя идут дела. Так как?

– Спасибо, всё отлично. Кажется, я уже обустроила большую часть комнат внизу.

– Выглядит здорово. – Он обвел взглядом просторную, залитую светом комнату. – Действительно чудесный дом. Я впечатлен. Надеюсь, ты устроишь мне экскурсию. Или же, – его взор упал на заставленный кофейный столик, – я сперва должен помочь с мытьем посуды?

Заверив Тома, что посуда подождет, я начала экскурсию прямо с той комнаты, где мы находились.

– Что ж, здесь, разумеется, гостиная. Нужно купить сюда ковер побольше, чтобы cберечь пол, и, конечно, сменить шторы…

– Понимаю. – Том окинул рассеянным взглядом аляповатый ситец в цветочек. – Хотя сами окна хороши. И я в восторге от камина. А там что? – Он указал на дверь в противоположной стене.

– Столовая.

Я провела его туда.

– Джулия! – в голосе брата послышалось восхищение. – Бог ты мой, где ты раздобыла этот буфет?

– Восхитительный, правда? Прилагался к дому.

Прочный буфет из орехового дерева в поздневикторианском стиле был под три метра высотой, и его верхушка касалась оштукатуренного потолка столовой. Я подозревала, что он шел в придачу к дому лишь по одной причине: чтобы вывезти его отсюда, понадобился бы кран. Этот единственный предмет мебели столь безусловно господствовал в длинной комнате, что отсутствие стола со стульями почти не бросалось в глаза. Два высоких окна, выходящих на заднюю лужайку, по бокам от него добавляли буфету царственной элегантности.

Через распахнутую дверь мы прошествовали из столовой в отдраенную и по-спартански обставленную кухню с ее старомодной кладовой, затем по узкому проходу в обитый панелями холл. Наскоро осмотрев кабинет, где Том легко мог застрять до конца дня, не вытащи я его, мы поднялись по изогнутой лестнице на второй этаж.

– Я здесь еще ничего трогала, – предупредила я, – так что в некоторых комнатах беспорядок. Не жди многого.

– Черт бы побрал эти потолки. – Ступив на площадку, Том слишком поздно пригнулся и стукнулся головой. – Сделаны для лилипутов. Сколько у тебя спален?

– Четыре. Но я пользуюсь только двумя. Вот эти, – я указала на закрытые двери слева от нас, – пока что вместо кладовок.

– Весьма разумно.

Всегда отличавшийся любопытством Том просунул голову в первую комнату и огляделся. То было длинное и узкое помещение, отделенное от моей спальни чердачной лестницей, расположенной за боковой стеной. Льющийся через двойные окна свет отчасти загораживали ветви персикового дерева, росшего близ дома. Другая кладовая занимала южный передний угол, и отсутствие в ней второго окна с лихвой компенсировалось наличием камина.

– Придется тебе научиться рубить дрова, дорогая, – заметил брат, и я состроила рожицу.

– Да брось, Том. Ты же видел, как я обращаюсь с огнем. Так весь дом вспыхнет, словно римская свеча.

Ухмыльнувшись, Том наклонился, чтобы изучить каминную доску из резного дерева. Оставив его там, я направилась к следующей двери – в маленькую комнатку в заднем углу дома, которую определила под студию. Я пока не удосужилась проверить свое оборудование и принадлежности, твердо решив в первую неделю не думать о работе, но мне вдруг пришло в голову, что раз уж Том здесь, то можно заставить его собрать кульман.

Обычно я далеко не глупа в повседневных технических вопросах, но именно этот кульман – изобретение шведского дизайнера-садиста, – вечно умудряется поставить меня в тупик, оставив беспомощно сидеть в расстроенных чувствах среди груды хромированных трубочек, разбросанных инструментов и с недостающим, если верить инструкции, болтом.

Хотя если подумать, осенило меня, я вообще не помнила, чтобы грузчики заносили стол наверх. А вдруг он потерялся при переезде? Толкнув ведущую в студию дверь, я сделала два шага и замерла в замешательстве.

Внутри не оказалось ничего. По крайней мере, ничего из того, что принадлежало мне. Не считая низкой узкой кровати, придвинутой к дальней стене, и старинного платяного шкафа в углу, комната была совершенно пуста.

– Странно, – вслух заметила я.

– Что странно? – отозвался брат.

– Это не моя мебель, – пояснила я, возвращаясь в переднюю спальню. – Должно быть, они поставили вещи для студии в одну из этих комнат. Там должен быть мольберт, и кульман, и большое уродливое кресло. Даже не могу представить, куда…

Я умолкла, роясь среди коробок, а тем временем Том тенью скользнул мимо меня в коридор.

– Джулия, – позвал он мгновение спустя. – Иди сюда.

Брат стоял подбоченясь в дверях студии.

– А теперь, – сказал Том, когда я подошла к нему, – скажи, что ты видишь?

Я заглянула внутрь, крепко зажмурилась и посмотрела вновь. Все было на месте: мольберт, студийная мебель, неаккуратные коробки с красками и кистями, бумага – все как и должно быть. Более того, никаких следов кровати или платяного шкафа.

– Ты, должно быть, напробовалась кулинарного хереса, – пошутил Том.

– Но, Том, – я изумленно покачала головой, – еще минуту назад этих вещей здесь не было, честное слово.

Брат озабоченно посмотрел на меня, а когда наконец заговорил, в голосе его уже не было и тени насмешки.

– Послушай, почему бы нам не закончить экскурсию позже? Ты, должно быть, вымоталась за утро.

– Я не сумасшедшая.

– Конечно же, нет. Как насчет чая?

Я уныло поплелась вслед за ним по лестнице.

– Когда я заглядывала, комната была пуста.

– А я и не спорю. Я не говорю, что ты не видела того, о чем говоришь. Мне просто кажется, что, возможно, существует веская причина, по которой ты увидела то, что, по твоим словам, увидела.

– Понятно, – буркнула я. – Например?

Том пожал плечами.

– Не знаю. Ты устала, слишком перенапряглась… Во сколько ты сегодня легла спать?

– Поздно, – призналась я. – Но сомневаюсь, что это как-то связано с…

– А во сколько встала?

– В начале седьмого. Но…

– Вот видишь, – подытожил он, подняв руки, дабы подчеркнуть свою точку зрения. – Ты просто не выспалась.

Я хорошо знаю брата, а посему выждала, пока закипел чайник и мы уселись напротив друг друга за кухонным столом, прежде чем осмелилась вступить с ним в спор.

– На самом деле, – твердо заявила я, – я очень много сплю. И ни капельки не устала, честно. После переезда я еще и не работала по-настоящему, только распаковала несколько коробок.

– Ты выглядишь уставшей.

– Том, – улыбнулась я его упрямству, – послушай. Я прекрасно отдохнула. Спала как сурок. Да еще и видела сны каждую ночь.

– Действительно? Вроде это на тебя непохоже? Я думал, тебе редко что-то снится.

– Может, всему виной деревенский воздух.

– А что за сны?

– На самом деле, я их почти не помню, – призналась я и чуть нахмурилась, прихлебывая чай. – Кажется, в одном было что-то о
комете. Да, точно… две кометы, одна за другой, и все твердили, что это сулит несчастье. Что там говорил Фрейд насчет снов о
кометах?

– Не Фрейд, – Том покачал головой. – Юнг. И я не имею ни малейшего о том представления. Я не изучал психологию. Кстати, – он вдруг подался вперед, – в следующую субботу Род Дентон дает званый ужин в своем лондонском доме.

– Какое отношение сон о комете имеет к ужину у Рода Дентона?

– Род, в отличие от меня, изучал в колледже психологию. Среди прочих предметов.

Родерик Дентон окончил Оксфорд одновременно с моим братом, но судьбой ему были уготованы куда более мирские занятия. Он женился на дочери графа, унаследовал дом в Белгравии и весьма преуспел в мире финансов.

– Как бы то ни было, – продолжил Том, – на его вечерах обычно довольно весело. Я подумал, вдруг ты захочешь со мной пойти. Возможно, тебе полезно будет выбраться на денек.

– Ты говоришь так, словно я неделями безвылазно торчу здесь.

– Я лишь подумал, – он искоса бросил на меня быстрый взгляд своих темных глаз, – что тебе не помешало бы передохнуть.

– Может, ты и прав, – уступила я и, улыбнувшись, осушила свою чашку. – Спасибо. Говоришь, в следующую субботу? А во сколько?

– Коктейли подадут в половине седьмого. Ты помнишь, где он живет?

Я кивнула.

– Тогда встретимся там, если ты не против. Уверена, моя подруга Шерил с радостью приютит меня на ночь. Я поставлю машину возле ее дома в Ислингтоне и на метро доеду до Рода. Как по-твоему?

– Прекрасно.

– Вот и хорошо. Готов продолжить экскурсию?

– Ты уверена, что хочешь продолжать?

– Разумеется. Кроме того, – ласково пропела я, приобняв брата за плечи, – я хочу, чтобы ты взглянул на мой кульман.

Том нахмурился.

– Я уже видел твой кульман.

– Тебе стоит взглянуть поближе, если понимаешь, что я имею в виду.

Уловив намек, Том тяжело вздохнул.

– Не хлопай передо мной ресницами, дорогуша, я знаю, когда мне готовят ловушку. – Он прошествовал по лестнице на второй этаж, и до меня донеслось жутко богохульное ругательство, когда его темноволосая голова во второй раз приложилась к низкому потолку.

– И тебе повезло, – широко ухмыляясь, повернулся ко мне он, – что твои соседи этого не слышали.

Позже я вдруг обнаружила, что шагаю в деревню по узкой вымощенной дорожке, подставив лицо ветру и упиваясь ароматом свежего деревенского воздуха, который прочистил мои легкие от коробочной пыли.

Том уехал примерно час назад. Остаток его визита прошел гладко – без галлюцинаций, и, к моему огромному облегчению, все комнаты, куда мы заходили, представали перед нами в точно таком виде, как я их оставила. В конце концов, я решила, что брат прав. У Тома вообще имелась раздражающая привычка вечно оказываться правым. Вероятно, я сильно переутомилась, пытаясь успеть сделать все и сразу.

После его ухода я собиралась убрать следы утреннего импровизированного чаепития, вымыть посуду и попытаться закрутить подтекающий кран в ванной, но вместо этого решила последовать совету Тома и ненадолго выбраться из дома.

Сначала я думала заскочить в «Красный Лев», перекусить и поболтать с Вивьен, но светило солнце, дорога манила, и с каждым шагом я все больше наслаждалась прогулкой.

Я миновала «Красный Лев», риэлторскую контору Ридли и Стюарта и сбившиеся в кучку магазинчики. Чуть подальше, по правой стороне, возвышался массивный каменный портал, чьи кованые врата были приглашающе распахнуты. Узкая пыльная тропа, обрамленная аккуратными, близко посаженными деревьями, нависшими над ней тесно переплетенным пологом, извиваясь, исчезала в их прохладной тени. Я справедливо предположила, что это и есть вход в знаменитое поместье.

Борясь с искушением проникнуть на его территорию, я продолжила шагать по мостовой Хай-стрит. Я убеждала себя, что еще будет время взглянуть на поместье. Кроме того, Вивьен говорила, что хозяин Холла в отъезде. Во Франции. Лучше дождаться его возвращения и как следует осмотреть имение изнутри. Говоря себе всё это, я подошла к деревянным воротам, украшенным замысловатой резьбой, так восхитившей меня накануне, и, распахнув одну створку, зашла на безмолвный церковный двор.

В Англии редко встретишь столь мирное и странно прекрасное место, как дворик деревенской церквушки, где в тенистых уголках буйно растет плющ и его зеленые плети стелются по обветренным каменным плитам, надписи на которых едва различимы спустя бессчетные года, проведенные под дождем и солнцем. Многие плиты здесь стояли под опасным углом, скосившись набок, будто часовые под хмельком. Некоторые и вовсе уже свалились, и теперь были заботливо приставлены к церковной стене.

Сама церковь оказалась маленькой и неказистой – приземистое строение из выгоревшего на солнце камня, увенчанное квадратной зубчатой башней. Поблекший, написанный от руки плакат у двери гласил, что здесь находится церковь Святого Иоанна, и службы в ней проводятся вечером по средам и субботам. Я толкнула толстую дубовую дверь, и та послушно повернулась на массивных железных петлях, представив моему взору такое же простое убранство, от которого, тем не менее, захватывало дух. Лучи послеполуденного солнца струились сквозь узкие витражи, заливая голые каменные стены теплым сияющим светом.

Пока я шла к центру, читая благородные фамилии на квадратных каменных надгробиях под ногами – Стейнор, Эллейн, Хэтч, де Морней, – мои шаги звучали неестественно громко. Этакое вторжение современности в сие мирное святое место.

Резкий и громкий звук заставил меня вздрогнуть и оглядеться, сердце бешено застучало о грудную клетку. Это оказался всего лишь голубь, застрявший на секунду за алтарной перегородкой и трепыхавшийся в страхе, пока наконец он не выбрался и не вылетел спешно через приоткрытую дверь.

Мое сердцебиение постепенно возвращалось в норму, осталось лишь легкое головокружение и приглушенный звон в ушах, словно я вот-вот упаду в обморок. Залитое солнечным светом внутреннее пространство маленькой церкви внезапно показалось мне стылой и душной могилой, и я вывалилась наружу, глубоко и неровно дыша, жадно глотая воздух.

В смятении, я не вышла на Хай-стрит, а оказалась на тенистой неухоженной лужайке между высоких, нависающих над ней буковых деревьев, в листьях которых тихо шелестел переменчивый ветерок. Мое лицо было мокрым от пота, и я остановилась передохнуть, ухватившись за шишковатый древесный ствол, как вдруг звон у меня в ушах заглушил странный равномерный звук. Звук этот постепенно становился громче, ритмичнее, пока наконец я не распознала в нем стук лошадиных копыт по утоптанной тропинке. Подняв голову, я увидела, что ко мне приближается одинокий всадник. Высокий мужчина в темной одежде на сером коне.

Я моргнула, картинка перед глазами расплылась, и конь вдруг из серого стал гнедым, с темной гладкой гривой и хвостом. Наездник, чей силуэт в пятнах тени на лужайке казался нечетким, тоже неуловимо изменился, словно глина, перетекшая из одной формы в другую. Он ехал ко мне, а я стояла молча и не шевелясь и глазела на него, будто деревенская дурочка.

Видение все приближалось, и наконец конь остановился передо мной. Я подняла взгляд. Солнце светило прямо из-за спины всадника. Проникая через деревья, лучи создавали сияющий ореол вокруг его темноволосой головы, и я скорее почувствовала, нежели увидела, что он улыбнулся.

– Здравствуйте, – вымолвил он. – Вы, должно быть, моя новая соседка. А я Джеффри де Морней.

Мгновенно позабыв о правилах этикета, я подняла руку, улыбнулась в ответ и без чувств свалилась к копытам коня.

(1) Евангелик — тот, кто исповедует библейское вероучение, личное обращение, благочестие и, в общем, отдаёт предпочтение более протестантскому, чем католическому, наследию англиканского сообщества.

Сюзанна Кирсли "Марианна"

» Глава 4

» Церковь в Эксбери

» Церковь в Эксбери-2