Anastar:
17.03.09 23:15
» Глава 4
Глава четвертая (перевод
Anastar, бета-редактор
LiskaAliska).
Больше всего Амелию раздражало то обстоятельство, что вместо того, чтобы сидеть сейчас здесь и потягивать давно остывший чай, она могла бы заняться чтением книги.
Или прокатиться на своей кобыле.
Или сидеть у ручья, окуная пальцы ног в воду, или учиться играть в шахматы, или дома наблюдать за слугами, полирующими серебро.
Но вместо всего этого она находилась здесь. В одной из двенадцати гостиных замка Белгрэйв. Потягивала холодный чай, задаваясь вопросом, насколько невежливо съесть последнее печенье, и подскакивала каждый раз, заслышав шаги в холле.
- О, святые небеса! Грейс! - воскликнула Элизабет. - Неудивительно, что ты выглядишь такой расстроенной!
- Х-м-м? - Амелия прислушалась. Очевидно, она пропустила что-то интересное, обдумывая, как избежать общения со своим fiancé, который, это стоило отметить, мог быть влюблен в Грейс.
А ведь он ее поцеловал, между прочим.
Как не крути, недостойное поведение. По отношению к обеим леди.
Амелия присмотрелась к Грейс чуть более внимательно, оценивая ее темные волосы и синие глаза, и пришла к выводу, что та весьма красива. Это не должно было стать неожиданностью, ведь она знала Грейс всю свою жизнь. До того, как Грейс стала компаньонкой вдовы, она была дочерью местного сквайра.
Амелия понимала, что она и сейчас ею оставалась, но только теперь она была дочерью мертвого сквайра, что не обеспечивало ей средств существования и защиты. Раньше, когда родители Грейс были живы, они были членами одного и того же сельского общества, и если их родители не были близки, то дети, конечно, были. Вероятно, она видела Грейс раз в неделю; хотя нет, поправилась она, два раза, если считать церковь.
Но, по правде говоря, она никогда не задумывалась над внешностью Грейс. Это не было невнимательностью, и она не считала ее ниже себя по положению. Это было всего лишь... ну, хорошо... зачем? Грейс всегда была рядом. Как нечто постоянное и надежное в жизни. Самая близкая подруга Элизабет, трагически осиротевшая и затем принятая вдовствующей герцогиней.
Тут Амелия поправилась. Принятая - это, возможно, эвфемизм. На самом деле свое содержание Грейс отрабатывала тяжким трудом. Несмотря на то, что она не выполняла черную работу, время, проведенное с вдовствующей герцогиней, утомляло ее не меньше.
Амелия знала это по себе.
- Я уже оправилась, - сказала Грейс, - только, боюсь, немного устала. Я плохо спала.
- Что случилось? - спросила Амелия, решив, что нет никакого смысла притворяться, что она их не слышит.
Элизабет чуть не пихнула ее.
- На Грейс и вдову напали разбойники!
- Неужели?
Грейс кивнула.
- Вчера вечером. На пути домой из ассамблеи.
Вот теперь это становилось интересным.
- Они что-нибудь забрали? - спросила Амелия, поскольку данный вопрос казался очевидным.
- Как ты можешь быть настолько спокойной? - возмутилась Элизабет. - Они угрожали ей оружием! - она повернулась к Грейс. - Да?
- Да, так.
Амелия задумалась. Не над оружием, а скорее над тем, почему ее не охватывает ужас от рассказа. Возможно, она слишком хладнокровна.
- Ты испугалась? - спросила Элизабет, затаив дыхание. - Я бы испугалась. И непременно упала бы в обморок.
- Я бы в обморок не упала, - заметила Амелия.
- Естественно, ты бы не упала, - отрезала Элизабет раздраженно. - Ты даже не ахнула, когда Грейс сообщила тебе об этом.
- На самом деле это звучит довольно захватывающе. - Амелия взглянула на Грейс с большим интересом. - Согласна?
И Грейс, о Боже, она покраснела.
Амелия наклонилась вперед, ее губы подергивались. Румянец мог означать все что угодно, и все это было весьма интригующе. Она почувствовала нарастающее волнение в груди, головокружение, то почти неуловимое чувство, которое всегда появляется, когда пересказывают чрезвычайно пикантную сплетню.
- Итак, он был красив?
Элизабет посмотрела на нее как на безумную.
- Кто?
- Разбойник, конечно.
Грейс поперхнулась, пытаясь сделать вид, что пьет чай.
- Он был красив, - подвела итог Амелия, которая почувствовала себя теперь намного лучше. Если Уиндхем любит Грейс... что ж, по крайней мере, она на его чувства не отвечает.
- На нем была маска, - парировала Грейс.
- Но все же ты можешь утверждать, что он был красив, - настаивала Амелия.
- Нет!
- Тогда его акцент был ужасно романтичен. Французский? Итальянский? - Амелию била дрожь восхищения, она представляла Байрона, совсем недавно ею прочитанного. - Испанский.
- Ты сошла с ума, - сказала Элизабет.
- У него не было акцента, - возразила Грейс. - Ну ладно, совсем чуть-чуть. Возможно шотландский. Или ирландский. Не могу сказать точно.
Амелия откинулась на спинку дивана, счастливо вздохнув.
- Разбойник. Как романтично.
- Амелия Уиллоуби, - раздраженно начала ее сестра. - Грейс подверглась вооруженному нападению, а ты называешь это романтичным?
Она бы ответила очень язвительно и умно, - в самом деле, над кем же еще умничать и язвить, если не над сестрой? - но в этот момент она услышала шум в холле.
- Вдова? - прошептала Элизабет Грейс, состроив гримасу. Как было замечательно, когда вдова не присоединилась к ним за чаем.
- Я так не думаю, - ответила Грейс. - Она все еще была в постели, когда я спускалась. Она была слегка... хм... не в себе.
- Я так и подумала, - заметила Элизабет и вдруг задохнулась: - Они забрали ее изумруды?!
Грейс покачала головой.
- Мы их спрятали. Под подушками сиденья.
- О, как умно! - одобрила Элизабет. - Амелия, ты согласна, что...
Но Амелия не слушала. Стало очевидно, что шум движения в холле принадлежит более крупному человеку, чем вдова. И правда, мимо открытой двери прошел Уиндхем.
Беседа прервалась. Элизабет посмотрела на Грейс, Грейс бросила взгляд на Амелию, а Амелия продолжала созерцать теперь уже пустой дверной проем. Переведя дыхание, Элизабет повернулась к сестре и сказала:
- Я думаю, что он не знает, что мы здесь.
- Меня это не волнует, - заявила Амелия, что не вполне соответствовало действительности.
- Интересно, куда он пошел, - пробормотала Грейс.
После чего они, как трио идиоток (по мнению Амелии), уселись неподвижно, повернув головы в сторону двери. Мгновение спустя девушки услышали ворчание и грохот и разом вскочили (но не сделали никакого другого движения), продолжая наблюдение.
- Черт возьми! - выругался герцог.
Глаза Элизабет расширились. Интерес же Амелии был скорее подогрет его вспышкой. Она одобряла все, что указывало на то, что он не всегда полностью контролирует ситуацию.
- Осторожней с этим, - они снова услышали его голос.
Довольно большая картина проплыла мимо открытой двери. Два лакея изо всех сил пытались удержать ее перпендикулярно земле. Это было довольно странное зрелище. Портрет был написан в натуральную величину, что объясняло трудность в его переноске, и изображал весьма красивого мужчину, поставившего одну ногу на большой камень и выглядевшего очень гордым и благородным.
Если не принимать во внимание тот факт, что теперь он был наклонен под углом в сорок пять градусов, что значительно уменьшило и его гордость, и его благородство.
- Кто это? - спросила Амелия, как только картина исчезла из виду.
- Средний сын вдовы, - встревоженно ответила Грейс. - Он умер двадцать девять лет назад.
Амелии показалось странным, что Грейс так точно знает дату его смерти.
- Почему они его переносят?
- Вдова хочет видеть портрет наверху, - прошептала Грейс.
Сначала Амелия хотела спросить о причине, но кто мог знать, чем руководствуется вдова, когда что-то делает? И, кроме того, как раз в этот момент Уиндхем снова прошел мимо двери.
Три леди молча за ним наблюдали, и вдруг, словно время повернулось вспять, он сделал шаг назад и заглянул в гостиную. Одет он был как всегда безупречно, в накрахмаленную до хруста снежно-белую рубашку и жилет из изумительной парчи глубокого синего цвета.
- Леди, - произнес он.
Все трое немедленно присели в легком реверансе.
Он коротко кивнул.
- Извините.
И ушел.
- Хорошо, - произнесла Элизабет, чтобы хоть как-то заполнить наступившую тишину.
Амелия моргала, пытаясь понять, что именно она думает по этому поводу. Она не считала себя знатоком в этикете поцелуев или того, как следует себя вести после него, но, конечно, после того, что случилось вчера вечером, она ожидала большего, чем "извините".
- Возможно, нам следует уехать, - предположила Элизабет.
- Нет, вы не можете, - ответила Грейс. - Пока не можете. Вдова хочет видеть Амелию.
Амелия застонала.
- Я сожалею, - оправдывалась Грейс, и было совершенно ясно, что так оно и есть. Вдова, без сомнения, получала удовольствие, выискивая недостатки Амелии. Если речь шла не об осанке, значит, обсуждалась ее манера разговора или выражение лица, а если не то и не другое, значит поводом для осуждения становилась новая веснушка на ее носу.
А если новых веснушек не было, тогда критиковались веснушки, которые непременно появятся в ближайшее время, поскольку, даже если Амелия находилась внутри помещения, полностью в тени, вдова точно знала, что ее шляпка не будет прикреплена надлежащим образом перед тем, как выйти на солнце.
Действительно, то, что знала о ней вдова, пугало.
“Вы родите следующего герцога Уиндхема!” - Не раз повторяла вдова. - “Не должно быть никаких дефектов!”
Амелия представила себе оставшуюся часть дня и вздохнула.
- Я ем последнее печенье, - объявила она, снова садясь.
Две другие леди сочувственно кивнули и также сели на свои места.
- Может заказать еще? - спросила Грейс.
Амелия подавленно кивнула.
И тут вернулся Уиндхем. Амелия издала недовольное рычание, поскольку теперь она снова вынуждена была сесть прямо, ее рот, разумеется, был полон крошек, а он, конечно, конечно же, даже не обратился к ней, так что волновалась она совершенно напрасно.
Невнимательный мужчина.
- Мы почти потеряли его на лестнице, - герцог заговорил с Грейс. - Он качнулся вправо и почти наткнулся на перила.
- О, мой... - пробормотала Грейс.
- Еще немного, и он был бы пронзен прямо в сердце, - сказал он с кривой улыбкой. - И это того бы стоило, чтобы увидеть выражение ее лица.
Грейс начала подниматься с дивана.
- Ваша бабушка встала с кровати?
- Только чтобы наблюдать за переноской, - сказал он ей. - Пока вы в безопасности.
Было видно, что Грейс почувствовала облегчение. Амелия не могла сказать, что обвиняет ее.
Уиндхем посмотрел на поднос, где недавно лежало печенье, и, увидев одни лишь крошки, вернулся к Грейс.
- Не могу поверить, что она настолько безрассудна, чтобы потребовать от вас принести его прошлой ночью. Или, - добавил он голосом, который был скорее сух, но не резок, - что вы на самом деле думали, что смогли бы это сделать.
Грейс повернулась к своим гостям и объяснила:
- Вдова просила, чтобы я принесла ей портрет вчера вечером.
- Но он же огромен! - воскликнула Элизабет.
Амелия ничего не сказала. Она была слишком занята, будучи поражена самообладанием Грейс. Все они знали, что вдова никогда ничего не просила.
- Моя бабушка всегда предпочитала своего среднего сына, - мрачно пояснил герцог. И затем, словно только что заметил женщину, на которой собирался жениться, взглянул на Амелию и произнес:
- Леди Амелия.
- Ваша милость, - ответила она почтительно.
Но тут же засомневалась, что герцог ее услышал, поскольку он уже отвернулся к Грейс:
- Вы, конечно же, поддержите меня, если я ее запру?
Глаза Амелии расширились. Она подумала, был ли это вопрос; вполне возможно, что это было утверждение. Ситуация становилась все более интересной.
- Том... - начала Грейс, затем откашлялась и исправилась: - Ваша милость. Сегодня вы должны проявить немного больше терпения. Она не в себе.
Амелия проглотила комок, подступивший к горлу. На языке остался горько-кислый привкус. Почему она не знала, что Грейс зовет Уиндхема по имени? Разумеется, у них были дружеские отношения. Они жили в одном доме, несомненно гигантском и заполненном целой флотилией слуг, но Грейс обедала с вдовствующей герцогиней, что означало, частые обеды с Уиндхемом, и за пять лет они, должно быть, беседовали бесчисленное множество раз.
Амелия все это знала. И ее это не волновало. Никогда не волновало. Ее даже не волновало то, что Грейс называла его Томасом, а она, его невеста, никогда так о нем даже не думала.
Но как могло случиться, что она этого не знала? Разве она не должна была знать?
И почему это ее так сильно беспокоило, то, что она не знала?
Она внимательно всмотрелась в его профиль. Он все еще говорил с Грейс, и выражение его лица было таким, с которым он никогда не обращался к ней и никогда не обратится. Была в его пристальном взгляде некая фамильярность, теплота совместных переживаний, и...
О, Боже. Он целовал ее? Он целовал Грейс?
Амелия сжала край стула для поддержки. Он не мог. Грейс бы этого не сделала. Она не была ее подругой, она была подругой Элизабет, но даже в этом случае она никогда не совершила бы такое предательство. Этого просто в ней не было. Даже если бы она была влюблена в него, даже если бы она подумала, что флирт может привести к браку, она не была настолько невоспитанной и вероломной, что...
- Амелия?
Амелия моргнула, уставившись на встревоженное лицо своей сестры.
- Тебе нехорошо?
- Со мной все в порядке, - резко ответила она, поскольку никак не желала, чтобы все на нее уставились, совершенно уверенная в несколько зеленоватом цвете своего лица.
И, конечно же, все так и сделали.
Элизабет была не тем человеком, который быстро оставит тебя в покое. Она потрогала лоб Амелии, пробормотав:
- Он не горячий.
- Конечно, нет, - прошептала Амелия, отстраняясь. - Я всего-то слишком долго стояла.
- Ты сидела, - заметила Элизабет.
Амелия встала.
- Я думаю, мне необходим свежий воздух.
Элизабет также поднялась на ноги.
- А я думала, что ты хотела посидеть.
- Я сяду снаружи, - выдавила Амелия, желая, чтобы та не вспомнила свою детскую привычку чмокать свою сестру в плечо. - Извините меня, - пробормотала она, пересекая комнату, хотя это и означало, что ей предстоит проскочить мимо Уиндхема и Грейс.
Он уже поднялся, как истинный джентльмен, кем он собственно и являлся, и совсем чуть-чуть наклонил голову, когда она проходила мимо.
И затем, Боже, она чуть не умерла на месте - краем глаза она увидела, что Грейс толкнула его локтем в ребро.
Наступила ужасно неловкая пауза, во время которой он впился взглядом в лицо Грейс (Амелия была уже у двери и к счастью не была обязана на него смотреть), после чего Уиндхем произнес своим обычным вежливым голосом:
- Разрешите мне сопровождать вас.
Амелия замерла у самой двери и медленно обернулась.
- Благодарю за ваше беспокойство, - сказала она осторожно, - но в этом нет необходимости.
Она видела по его лицу, что ему хотелось бы поступить так, как она предложила, но он, должно быть, чувствовал себя виноватым в том, что игнорировал ее, поэтому он быстро ответил:
- Конечно, есть, - и в следующий миг она поняла, что ее рука лежит на его руке, и они вместе выходят из дома.
Ей очень хотелось нацепить на лицо свою самую вежливую улыбку и сказать:
- О, как мне повезло, что я ваша невеста.
Или если не это, то тогда:
- Я обязана вести беседу?
Или наконец:
- Ваш шейный платок сбился.
Но она, конечно, этого не сделала.
Поскольку он был герцогом, а она была с ним обручена, и возможно прошлой ночью она и так показала свой норов до того, как...
До того, как он ее поцеловал.
Забавно, как после этого все изменилось.
Амелия взглянула на него украдкой. Он смотрел прямо перед собой, и линия его рта была до невозможности высокомерна и тверда.
На Грейс он так не смотрел.
Амелия сглотнула, подавив вздох. Она не могла издать ни звука, поскольку тогда он повернулся бы и посмотрел на нее своим пронзительным, ледяным взглядом. Ее жизнь была бы намного проще, если бы его глаза были не такими синими. Он спросил бы ее, что случилось, но, конечно, ответ был бы ему неважен, она поняла бы это по его тону, от чего ей стало бы еще хуже, и...
И что? Почему она так волнуется, в самом деле?
Он приостановился, незначительный сбой в его широком шаге, и она снова украдкой на него взглянула. Он оглянулся через плечо, назад на замок.
Назад на Грейс.
Внезапно Амелия почувствовала усталость.
На сей раз, она не смогла подавить вздох. Очевидно, она переволновалась.
К чёрту все.
***
День был замечательным, сделал почти беспристрастное заключение Томас. Синие и белые краски равномерно распределились по небу, трава была достаточно высока, чтобы тихо шелестеть от легкого бриза. Впереди виднелись деревья, необычно лесистая зона прямо в середине сельхозугодий с нежными холмами, спускающимися к побережью. Море находилось на расстоянии более двух миль отсюда, но в такие дни, как этот, когда ветер дул с востока, в воздухе стоял тяжелый, резкий запах соли. Впереди не было ничего рукотворного, только природа, оставленная такой, какой ее создал Бог, или почти такой, какой ее несколько сотен лет назад оставили саксы.
Здесь было изумительно, невероятно дикое место. Стоило держаться спиной к замку, и можно было забыть о существовании цивилизации. Создавалось ощущение, что если продолжать идти все вперед и вперед... как можно дальше в этом направлении, можно исчезнуть.
Что ж, он обдумает это при случае. Это так соблазнительно.
И все же позади него находится его замок. Снаружи он выглядит огромным и внушительным, но не слишком дружелюбным.
Томас подумал о своей бабушке. Белгрэйв и внутри не всегда дружелюбен. Но это его замок, и он любит его, даже если к нему прилагается непомерный груз ответственности. Замок Белгрэйв был частью его самого, частью его души. И независимо от того, насколько соблазнительной иногда выглядела перспектива все бросить, он никогда не сможет его покинуть.
Существовали и другие безотлагательные обязательства, однако, самое неотложное из них шло сейчас рядом с ним.
Он внутренне вздохнул, единственный признак усталости, притаившейся в уголках его глаз. Вероятно, ему следовало оказать леди Амелии подобающие знаки внимания, когда он увидел ее в гостиной. Черт, скорее всего, он должен был заговорить с нею прежде, чем обратиться к Грейс. Фактически, он знал, что он должен был сделать, но разыгравшаяся сцена с картиной оказалась настолько нелепой, что ему необходимо было с кем-то поделиться, а он не думал, что леди Амелия его поймет.
И все же, если он поцеловал ее прошлой ночью, даже и имея на это право, он полагал, что требовалось проявить немного больше тонкости при неожиданной встрече.
- Я уверен, что ваша поездка домой прошлым вечером прошла без происшествий, - он решил, что это столь же хорошее начало для беседы, как и любое другое.
Ее глаза остались сосредоточенными на деревьях впереди.
- Разбойники на нас не нападали, - подтвердила она.
Он быстро смерил ее взглядом, пытаясь оценить ее тон. В ее голосе звучал намек на иронию, но лицо оставалось совершенно спокойным.
Она заметила, что он смотрит на нее, и прошептала:
- Благодарю вас за ваше беспокойство.
Он не смог сдержать удивления, было похоже, что она его дразнит.
- Сегодня утром стоит прекрасная погода, - сказал он, поскольку ему вдруг показалось, что неплохо бы ее поддержать. Он не знал, почему, почему он этого хочет.
- Очень приятная, - согласилась она.
- Вы чувствуете себя лучше?
- С прошлой ночи? - спросила она, удивленно моргая.
Он с удовольствием увидел ее порозовевшие щечки.
- Я думал о том, что было пять минут назад, но прошлая ночь также подойдет.
Как хорошо осознавать, что он все еще может заставить вспыхнуть румянцем смущения щеки женщины.
- Теперь мне намного лучше, - сказала она решительно, поправляя волосы: не укрытые шляпкой они растрепались на ветру, бились ей в лицо, лезли в уголки рта. Он нашел это весьма раздражающим. И как женщины терпят это?
- Мне показалось, что в гостиной чрезвычайно душно, - добавила она.
- Ах да, - пробормотал он. - Гостиная немного маловата.
Она могла вместить человек сорок.
- Я задыхалась от компании, - сказала она резко.
Он улыбнулся про себя.
- Я понятия не имел, что вам так некомфортно с вашей сестрой.
Она направила свой колючий взгляд на деревья внизу холма, а затем резко развернула голову в его направлении.
- Я говорила не о своей сестре.
- Я знаю,- прошептал он.
Ее кожа вспыхнула еще больше, и он заинтересовался, был ли причиной гнев или стеснение. И то, и другое, вероятно.
- Почему вы здесь? - потребовала она.
Он помолчал, обдумывая ответ.
- Я здесь живу.
- Со мной, - сквозь зубы выдавила Амелия.
- Если я не ошибаюсь, вы должны стать моей женой.
Она остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.
- Я вам не нравлюсь.
Было не похоже, что она очень этим опечалена, скорее сердита, что показалось ему весьма любопытным.
- Это не правда, - ответил он, поскольку так оно и было. Существует огромная разница между словами "не нравиться" и "не обращать внимания".
- Правда, - упорствовала она.
- Почему вы так думаете?
- А почему нет?
Он посмотрел на нее пристально и страстно.
- Полагаю, что прошлым вечером вы мне понравились и даже очень.
Она ничего не сказала, но ее тело напряглось, а лицо выражало такую сосредоточенность, что он почти слышал, как она считает до десяти, перед тем как вымученно кинуть:
- Я - ваше обязательство.
- Это - правда, - согласился он, - но довольно приятное.
Ее лицо менялось с очаровательной быстротой. Он понятия не имел, о чем она думает; любой мужчина, который говорит, что он знает, о чем думает женщина, либо дурак, либо лжец. Но он нашел это занятие забавным - наблюдать за тем, как она думает, видеть как сменяют друг друга выражения ее лица, в то время, когда она пыталась выяснить, как лучше всего вести себя с ним.
- Вы когда-нибудь думаете обо мне? - спросила она наконец.
Это был такой типично женский вопрос; он почувствовал себя так, словно защищает все человечество, когда без промедления ответил:
- Я думаю о вас прямо сейчас.
- Вы знаете, что я имею в виду.
Он уже было решил соврать. Это был бы наиболее подходящий ответ. Но недавно он обнаружил, что это существо, на котором он должен будет жениться, оказалось намного более разумным, чем обычно делало вид, потому он не считал, что она будет успокоена такой банальностью. И в результате он сказал правду.
- Нет.
Она моргнула. Еще раз. Затем еще несколько раз. Было ясно, что это не то, что она ожидала.
- Нет? - наконец эхом отозвалась она.
- Вы должны считать это комплиментом, - сообщил он. - Если бы я думал о вас меньше, я бы солгал.
- Если бы вы думали обо мне больше, то сейчас у меня не было бы необходимости задавать вам этот вопрос.
Он почувствовал, что его терпение подходит к концу. Это он, разве нет, идет сейчас с ней через все эти поля, а все, что он действительно хочет сделать...
Хоть что-нибудь, подумал он раздраженно. Он не был уверен, что конкретно, но правда заключалась в том, что у него была, по крайней мере, дюжина дел, которые требовали его внимания, и если он не особенно хотел их делать, то видеть их сделанными он мечтал.
Она что, думает, что она - его единственная забота? Или она думает, что у него есть время, чтобы сидеть без дела, сочиняя стихи женщине, которую даже не он выбирал себе в жены? Бог ты мой, ее ему назначили. Еще в чертовой колыбели.
Он повернулся к ней, просто пронзив ее взглядом.
- Очень хорошо, леди Амелия. Чего вы от меня ждете?
Казалось, она сбита с толку его вопросом, он даже сомневался, что она его поняла. Боже, у него нет на это времени. Прошлой ночью он совершенно не спал, его бабушка вела себя гораздо хуже обычного. И вот теперь его невеста, которая прежде никогда не поднимала глаз и не говорила ничего, кроме обычной бессмыслицы о погоде, внезапно начала вести себя так, словно он в долгу перед ней.
После бракосочетания - пожалуйста, именно это он и намеревался сделать. Но, о Господи, не сегодня же.
Он потер свою бровь большим и средним пальцами. У него начинала болеть голова.
- Вы в порядке? - спросила леди Амелия.
- Все хорошо, - отрезал он.
- По крайней мере, выглядите так же хорошо, как и я в гостиной, - услышал он ее бормотание.
Это уже было слишком. Он поднял голову, пригвоздив ее своим взглядом.
- Не поцеловать ли мне вас снова?
Она ничего не сказала. Но ее глаза округлились.
Его пристальный взгляд переместился на ее губы, и он пробормотал:
- Кажется, именно это приводит нас к согласию.
Она по-прежнему молчала. Он решил, что это означает "да".
...