Незнакомка с родинкой на щеке (исторический детектив)

работа шикарная а вот продочку жду)))

анка, Конти, спасибо, что отмечаете работу Ивы


Да! И глаза еще, глаза совершенно прекрасны. Талант, что тут еще скажешь

 » Глава III

Прожив в Петербурге большую часть жизни, я все же непростительно редко бывала на Васильевском острове. Что и неудивительно: для смолянки свободно выйти за ворота alma mater это вовсе l'absurdité[1]. Окончив обучение, я раза три посещала великолепную библиотеку Императорского университета, который и находится на Васильевском острове – и то в глазах дядюшки, бывшего тогда моим опекуном, выглядело почти безрассудством. Слишком уж необжитой была сия местность и даже несколько marginal. В последние годы, я знала, его много обустраивали, но в моем воображении весь остров так и оставался одним большим Смоленским плацем, дурно прославившимся в Петербурге как место общественной казни. В шестидесятых здесь был повешен Каракозов, неудачно покушавшийся на императора Александра, а в конце семидесятых Соловьев[2], бывший, между прочим, отчисленным студентом университета, перед дверьми которого я и стояла сейчас в некотором душевном трепете.

Я решила полагаться на Женю во всем. Не верить и не принимать всерьез злые слова о нем той незнакомки. И все же не иначе как сам черт привел меня сюда – дабы я могла убедиться лично, что слова ее есть бред сумасшедшей.

Швейцар не проявил ко мне никакого интереса, и я беспрепятственно вошла. И, взбудораженная мыслями о Смоленском плаце, глупо отшатнулась от первого же попавшегося на пути студента, будто списанного с романа Достоевского. Почти уверена, что у Родиона Раскольникова был такой же шальной взгляд на исхудавшем небритом лице, сальные волосы и мятая, истерзанная кем-то фуражка. А под огромным не по размеру плащом, он, безусловно, прятал топор, заготовленный для какой-нибудь скверной старушки…

Впрочем, это, конечно, мое воображение разыгралось: студент, с которым я столкнулась на лестнице, даже поклонился и невнятно объяснил, куда пройти. Там дотошно у меня выпытывали, кто я такая, да зачем мне понадобился Евгений Иванович. Отчего-то долго не верили, что я его жена, пытались поймать на противоречиях. Один не слишком воспитанный господин даже хотел выгнать – будто бы Ильицкому некогда. Но другой, седенький благообразный профессор, сжалился и послал одного из подручных за моим мужем – пойти к нему самой мне так и не позволили, сославшись, что я обязательно заблужусь в мудреной системе коридоров.

После я долго (очень-очень долго) дожидалась Ильицкого на лестнице, оставшись наедине со своими мыслями. По крайней мере, в одном сомневаться не приходилось: среди преподавателей имя Ильицкого было на слуху, и никто даже предположения не высказал, будто Жени сегодня нет.

Значит, незнакомка мне лгала.

Или же лгали ей, когда она разыскивала моего мужа…

И все бы ничего, отмахнуться от ее обвинений и забыть. Да только очень уж долго не было Жени. А явился он запыхавшийся – всю дорогу бежал.

—  Так это все-таки ты? Что стряслось?! – Ильицкий выглядел взволнованным, будто жене навестить мужа на службе это и впрямь какая-то невидаль.

Я же старалась казаться беспечной. Ну и пусть душу мои рвали самые скверные предчувствия – давать тревоге волю я не собиралась. Женя меня обманывать не станет, я точно знаю. Всему есть разумное объяснение, которое я обязательно найду.

—  Ничего. Просто я не успела кое-что сделать утром.

Я подошла сама, взяла его за руки и, встав на цыпочки, нежно коснулась Жениных губ своими.

—  Ты так скоро ушел утром, что остался без своего законного поцелуя. Это не давало мне покоя весь день.

Увы, но хмурую морщинку меж его бровей мне и тогда удалось разгладить не сразу. Ильицкий воровато оглянулся, убеждаясь, что на лестнице мы одни, и только потом хоть сколько-нибудь тепло мне улыбнулся. Но все-таки упрекнул:

—  У меня лекция, я как подстреленный сорвался бежать из другого крыла, думал… Бог знает что случилось!

—  А что может случиться? – невинно осведомилась я. – Самое ужасное происшествие за мой день заключается в том, что я так и не наняла кухарку. Мне немного помешали… Но это не важно, милый, ведь главное, чтобы мы доверяли друг другу – все остальное образуется. Не так ли?

—  Ну да… - кисло признал он.

И отвел глаза, делая вид, что смотрит на часы.

Он лгал мне! Все-таки лгал! По-прежнему у меня не имелось фактов, но это было уже столь очевидно, что я не знала, за что еще ухватиться, чтобы продолжать верить.

От Университета я добиралась на Малую Морскую пешком, но не заметила дороги вовсе. А ворвавшись в дом, отмахнулась от Никиты, сетовавшего, что кухарки ждали-ждали меня, да разошлись.

Не до того мне было. Я скорее отыскала на столике в передней блокнот:  слава Богу, после нашей незваной гостьи никто им не пользовался, так что имелся шанс разглядеть на верхнем листе следы ее письма. Совершенно мизерный шанс: карандаш очень мягкий, и единственное, что мне удалось прочесть, пройдясь по листу легкой штриховкой – окончание записки, где от волнения незнакомка слишком сильно давила на бумагу.

Порадоваться ли мне, что это оказалась все-таки не любовная записка?..

«…учтите, у меня есть связи. Я отомщю!!!!»

Четыре восклицательных знака и глупая школярская ошибка.

А ведь супруга генерала Хаткевича и правда могла отомстить… Знать бы еще за что. Наверняка об этом говорится в первой части письма. И мне в голову пришла новая идея: шанс еще более мизерный, но не попытаться я не могла – бросилась в Женин кабинет. И мысленно возблагодарила Катю за ее лень, потому как в пепельнице по-прежнему лежал скорчившийся черный клочок бумаги.

Угрызений совести на этот раз я не чувствовала, только злость. И немного охотничьего азарта… Кажется, совсем чуть-чуть, самую малость, но я соскучилась по всем тем премудростям, которым учил меня дядюшка.  

Готовилась медленно, тщательно, чтобы не ошибиться и не загубить дело. Во-первых, закрепила над Жениным столом лупу и добавила больше света; медицинского пинцета под рукою не оказалось, но щипцы для бровей с легкостью его заменили. Ах да, самое важное! В конспектах, которые я штудировала по велению дядюшки, говорилось, что жженая бумага непременно рассыплется от первого же прикосновения – ежели, не смочить ее предварительно любою влагой. Желательно с некоторым количеством масла. Духи как раз подойдут!

Я легонько распылила над пепельницей Fleur d’Italie маэстро Эме Герлена – лишь, чтобы уцелевший клочок бумаги не был таким сухим и хрупким. А после, затаив дыхание, крайне осторожно попыталась расправить его щипцами. И не сдержала мучительного стона, потому как большая часть записки все-таки рассыпалась… Хотя следовало радоваться уже тому, что, по крайней мере, треть ее – из середины – осталась невредима.

Это была моя первая pratique[3], и я глазам своим отказывалась верить… Ведь выведенные мягким карандашом буквы читались вполне сносно – тускло поблескивали на черной бумаге. А при правильной постановке света даже складывались в слова.

«Заклянаю, ежели осталось в вас чтото человеческое – вы оставете в покое его! Его и меня! Умаляю вас, он такой замечатель…»

Снова ни имен, ни фактов – одни истерические восклицания да ошибки. Madame Хаткевич явно не получила должного образования, а значит, едва ли ее родители принадлежат к высшему сословию.

Из письма выходило, что Ильицкий донимает ее семью. Ильицкий, а не она нас! И кто этот загадочный «он», из-за которого она так убивается? Муж-генерал?

«…учтите, у меня есть связи. Я отомщю!!!!»

—  Плохи наши дела, ежели она и правда возьмется мстить. Да еще с помощью мужа, - произнесла я вслух задумчиво. - Во что же ты ввязался, Женя?

И следует ли мне самой заниматься чем-то кроме поисков кухарки? - спросила я уже мысленно.

Покуда мыла пепельницу и уничтожала прочие следы своей pratique, я дотошно перебирала в уме варианты. И по всему выходило, что Женя лгал мне, что не знаком с этой madame Хаткевич: она искала его в Университете, а он велел отвечать, будто его нет. Прятался? Неужто и впрямь есть за ним вина? Нет, быть того не может…

Если Женя и лжет, то лишь мне во благо – только так. Пусть делает, что считает нужным? Ведь я до сих пор была уверена в главном: Женя меня любит и никогда не обидит. Хотелось бы добавить, что он столь же сильно меня уважает, как и любит, но… не думаю, что уважение и ложь могут ходить рука об руку.

Уязвленная таким выводом, остаток дня я маялась, не зная, как быть. И не замечала, что часы пробили сперва семь, потом восемь. А потом шедшее на закат солнце позолотило последними лучами нашу скромно обставленную гостиную и окончательно упало за Неву.

Ильицкий до сих пор не вернулся.

—  Извольте кушать пойти, Лидия Гавриловна. Стынет уж все.

—  Иду-иду, Никита. Непременно. Евгения Ивановича только дождусь… - Я впервые за вечер посмотрела на часы.

Тот обиделся:

—  Дык он когда еще явится… Могёт и вовсе не прийти – всяко бывало, - обнадежил меня Никита.

И вскоре раздумья, что мне сказать мужу, когда он вернется, отошли на второй план. Что, если он вовсе не вернется?

«…учтите, у меня есть связи. Я отомщю!!!!»

До одиннадцати часов, покуда домашние спали, я металась из комнаты в комнату, не находя себе места, а к половине первого всерьез решала, куда бросаться за помощью. В полицию? Лично к Степану Егоровичу, моему доброму другу, служившему теперь в городской полиции? Или же сразу к дядюшке? К дяде обращаться не хотелось… я вовсе зарекалась когда-то что-либо у него просить.

Но когда я была готова уж поступиться принципами, мой настороженный слух уловил щелчок от поворота ключа в двери. Рука сама потянулась к изящной статуэтке балерины на мраморном пьедестале. И только потом я выглянула в переднюю. Право, я ожидала чего угодно…

—  Не спишь? – как будто не удивился Ильицкий. Увидел балерину у меня в руках, тяжело вздохнул, но тоже не удивился.

Лаковые его ботинки, как и ноги по колено, были перепачканы ошметками высохшей грязи.

Поставив балерину, я обнаружила, что у меня мелко дрожат руки. И с силою впилась пальцами в собственные плечи, чтобы это было не слишком заметно.

—  А ты смог бы уснуть, ежели б я прогуливалась где-то до часу ночи?

—  Вряд ли. – Он поднял на меня уставшие глаза. - Прости, Лидушка. Не думал, что задержусь так надолго. Прости, у меня было одно дело.

Нашу переднюю тем временем медленно, но верно заполнял аромат женских духов. Ее духов, флакон которых едва не разбился у этих дверей день назад.

И я, передумавшая уж всякое, тогда сообразила: может, первая моя догадка о нем и этой madame Хаткевич и есть истина? Может, все проще? А «месть» ее – это лишь месть брошенной женщины?

—  Читал лекции в Университете припозднившимся студентам? – не сдержалась я.

И сама устыдилась своей истерики. Но не представляла, как мне оставаться спокойной, если пять минут назад я всерьез размышляла, куда в Петербурге увозят мертвые тела, найденные на улице. А он в это время где-то успел насквозь пропитаться женскими духами!

Однако Ильицкий ответил неожиданно честно:

—  Нет, мои лекции закончились днем, вскорости после твоего визита. Пойдем, нам следует поговорить.

—  О чем же?!

Отчего-то я все равно была уверена, что он станет лгать. Но покорно прошла за Женей в кабинет, притворила дверь и села в кресло.

—  О чем… – невесело вздохнул Ильицкий, усаживаясь тоже. - О той девице с родинкой, разумеется. Она ведь и сегодня приходила, так? Обвинила меня во всех грехах и наплела, небось, будто в Университете меня нет – потому ты побежала туда. Меня проверять, верно? Ну вот, а сама говоришь о доверии…

Я смутилась. Как же это у него получается? После любой нашей ссоры, что бы они ни натворил, я все равно себя чувствовала немножко виноватой и чуть-чуть дурой. Но следовало взять себя в руки, тем более что они как раз перестали трястись:

—  Эту девицу зовут генеральша Хаткевич! Мне это известно. Женя… - я решила идти до конца, - скажи мне прямо, что тебя с нею связывает? Или связывало. Скажи, я не наивное дитя, я все пойму.

Он фыркнул, почти брезгливо:

—  Боже меня упаси, быть чем-то с нею связанным!

Я, признаться, растерялась.

—  Так чем же ты тогда досадил Хаткевичам?

—  Кому? Кто такие Хаткевичи?..

Он удивился этой фамилии. Лицо его умело быть непроницаемым,  часто я не могла догадаться, что у него на уме. Однако я всегда видела, ежели Женя лгал мне или пытался о чем-то умолчать. Так вот сейчас он и впрямь был удивлен. С четверть минуты, задрав брови, ждал моих пояснений, а потом тряхнул головой:

—  Милая, я не знаю, что она сказала тебе и кем назвалась. Да это не столь важно, потому как, обещаю, больше ты ее не увидишь. Я все уладил.

Я очнулась. Еще раз поглядела на его перепачканные землей ботинки, а потом с тревогой окунулась в любимые черные глаза и судорожно сглотнула.

Ильицкий усмехнулся, верно угадав мои страхи:

—  Нет, Лида, я не убил ее и не закопал труп в лесу. Мы лишь поговорили, обсудили все и кое-куда с нею ездили. За город.  Но более она не вернется.

Я молчала, не зная, что сказать.

—  Тебе интересно, куда именно мы ездили? – спросил тогда он.

—  Нет, - искренне ответила я.

—  Тогда, быть может, тебе интересно ее имя, фамилия, род занятий – спрашивай! Где же твое нездоровое любопытство?

Я без сил покачала головой:

—  Мне дела нет до ее имени.

И закрыла лицо руками. Отчего-то Женины заверения, будто он все уладил, встревожили меня еще больше. Так значит, прежде беспокоиться было о чем? И записка с угрозами это не глупость, от которой можно легко отмахнуться.

Женя неслышно подошел и осторожно отвел мои руки от лица. Заглянул в глаза.

—  Прости. Я опять сказал что-то не то?

Я мотнула головой, гоня слезы, и позволила Ильицкому прижать меня к себе. Заговорила торопливо, зарываясь пальцами в его волосы:

—  Когда я поняла, что ты можешь не прийти, просто не прийти домой, мне стало очень страшно, Женя. Что придется, как сегодня, просыпаться одной – каждый день. Каждый чертов день. До бесконечности. Я так не смогу. Просто помни об этом, когда в следующий раз вздумаешь…

Я уткнулась ему в плечо, не договорив.

—  Лида, ты что? Не вздумай плакать… и запомни – все будет хорошо.

—  Все будет хорошо… - повторила я.

А про себя закончила: мама тоже так говорила. А после ее убили.

Наверное, я просто очень устала в тот день, но мне не хотелось больше знать о той незнакомке ничего. Я и впрямь посмела надеяться, что никогда о ней более не услышу. Она сама обещала, что оставит нас, и Женя с нею поговорил… Так стоит ли мне знать подробности?

* * *

А наутро выяснилось, что Женины шуточки про труп незнакомки в лесу были на редкость неуместны, потому как накануне ее действительно убили.

--

[1] Абсурд (фр.)

[2] Оба – участники тайного революционного общества, народнической организации  «Земля и воля», просуществовавшего до 1879 г., когда Соловьев был казнен.

[3] Практика (фр.)

Настя, девушки, сердечно приветствую!
Большое спасибо за продолжение Слишком много странных совпадений, что же кроется за всей этой таинственной и опасной историей? И снова между Женей и Лиди нет полного доверия, а эта история обещает быть очень опасной - вот уже и первая жертва, и тут это для них может стоить если не жизни, то весьма и весьма дорого. Надеюсь, они сделают правильные выводы и не станут ничего друг от друга скрывать в дальнейшем.
___________________________________

Настя, спасибо за главу! ! !

Очень красивый рисунок! ! !
_________________

Всем привет!
Вот это да! Правду говорят: бойтесь своих желаний! В данном случае, называется, натрепал языком.
И что теперь будет?
Ой, у меня мысли разбегаются!
Настя, спасибо за продолжение!
___________________________________

Рита, Малинка, Лора, горячо приветствую! Спасибо вам за внимание, девушки


Рита, мудрить не буду, продолжение история будет иметь далеко не самое приятное. такие дела, увы.


Они пытаются Женя даже сейчас уже хотел кое-что рассказать, заметь. Хотя завтра, может, уже передумает...


Малинка, спасибо! Да, очень красивый


Лора, вот уж да, с мыслями тоже нужно быть осторожным. Хотя никакого абсолютно зла Женя Незнакомке не желал. Даже напротив. Шутки у него такие просто


Пишу-пишу, через недельку узнаем

Очень интересно!!! Я в читателях))
_________________

Лена, приветствую, весьма рада

Спасибо

Лида опрометчиво решила, что раскрыла личность Незнакомки. Однако Незнакомка так и осталась Незнакомкой, во всяком случае для Лиды. Да и странно было бы, если бы генерал женился на малограмотной девице.
И что они с Женей решали, где и каким образом, что он весь пропах ее духами и настолько выпачкался. А так же не покажется ли это подозрительным тем, кто будет расследовать ее смерть. Боюсь, Женя может оказаться подозреваемым номер один.
П.С. Рисунки красивые))
Настя, спасибо!
_________________

накаркал называется...

Ну и шуточки у нашего Женечки. А Лиди совсем не изменилась, хоть и стала замужней солидной "матрЁной".
Что же за ужасы нам приготовил автор в дальнейшем. И как Женечка допустит, что Лиди докатилась до кутузки?
Настя, спасибо за продолжение!
___________________________________

Всем добрейшего дня!
Pandora, Люция, анка, Илона, спасибо вам за внимание, девушки!

Люция,

То есть, мы таки сомневаемся, что Незнакомка это мадам Хаткевич? Ну лааадно
Честно скажу, надеялась, что милые читательницы Лидочке поверят


Любовь зла... Женя вот женился на грамотной, теперь мучается.
Да нет, серьезно, зачем молоденькой девушке выходить за пожилого генерала? Вряд ли по большой любви, скорее ей или ее родителям просто надобно повысить социальный статут девушки. Она запросто при этом может быть незнатного рода и с пробелами в образовании.


Похоже, что так. особенно, если кто-то узнает, куда и с кем Незнакомка ездила.


ДА!))
Люция, спасибо, что поделилась мыслями, я даже сама призадумалась...

анка,

А он не хотел, правда((

Илона,

Ага, душа ее по-прежнему юна, а сердце рвется к приключениям


Ох, у нас еще столько всего случится, что рано об этом
Но вот так: последним Незнакомку видел вроде как Женя, а в кутузку за что-то Лидочку.
Спасибочки за отзыв!

Может быть мадам Хаткевич, может быть - нет. Просто Лида сделала выводы на неполных данных, поэтому сомневаюсь))
_________________