Пенелопа Уильямсон "Сердце Запада"

Федор: 11.07.13 13:57

Спасибо за продолжение!
А отец... Отец по-моему не только фанатик, но и садист.

...

Peony Rose: 11.07.13 15:38

Вот вам и любовные романы с подачи подруги
Отец - не только садист, но и дурак. Настолько не знать собственную дочь, не понимать, что битье приведет к обратному результату - девочка навсегда его возненавидит, а ковбои станут заветной мечтой.

Спасибо за перевод!

...

codeburger: 12.07.13 07:15

На самом деле здесь Клементина противостоит отцу на равных и даже переупрямила его:

Она своими упрямством и дерзостью провоцирует отца и провоцирует осознанно (в десять-то лет она уже его изучила).
И когда он сдает позиции, она остается непреклонной:

Клементина дочь своего отца в полной мере. ИМХО

...

Королева: 12.07.13 08:21

Ой, у меня от прочитанного волосы на затылке зашевелились! У папашки логика потрясающая. Я тебя увечю из любви к тебе. Жесть!
Дорочка, так я это после прошлого кусочка писала. Хуже то, что он для удовлетворения своих наклонностей религией прикрывается. И самое страшное, что он сам верит в свою правоту.
А он верит в свою непогрешимость и думает, что его слово - закон. Отсюда и такая самонадеянность. Он больше себя слушает и слышит, чем других.
Вот что, Клем уехала, смогла сбежать, и слаба Богу! Что бы ей не пришлось пережить позже, это ничто по сравнению с тем, что мог бы сделать с ней этот урод!

Девочки, спасибо за еще один кусочек!

...

Rusena: 12.07.13 20:49

Что верно, то верно...
Мои дети меня порой тоже провоцируют - вредностью
Но на то мы и родители, чтобы проявлять терпение, а где надо и долготерпение. Наказывать нужно, бесспорно, но все же стоит это делать с любовью. Чего, похоже, не испытывал Преподобный к своему чаду.
Вот мне интересно, любил ли вообще отец Клементину... Просто никогда не обнимать дочь... Вот не знаю. Как-то не ассоциируется у меня подобное поведение с родительской нежностью.

+100
Она явно не в мать пошла. И возможно, это даже хорошо. В Монтане ей пригодилась эта стойкость и непреклонность.

...

На-та-ли: 12.07.13 21:23

Только сейчас увидела , что началась выкладка начала книги.
Девочки , спасибо огромное за перевод
я конечно подозревала , что жизнь Клем в Бостоне была тяжелой , но чтобы так. Фанатизм -это очень страшно.

...

Nata Nata: 13.07.13 11:33

Rusena, LuSt, codeburger, спасибо!!!
Кажется, отец Клементины считает себя экзорцистом, а свою дочь одержимой дьяволом.
Нормальная для того времени реакция отца+духовника на непослушание дочери. Правда, с кровавым месивом он перегнул ("перегнул" это для нас - неженок). Жесткие нравы тех времен предполагали не только такое наказание. Можно сказать, Клементине повезло, что ее не отправили в какой-то пансионат с диким уставом или куда-то еще.
В точку. Отец ломает ее, она - отца.

...

эля-заинька: 13.07.13 18:58

"Сердце Запада"
Я могу с уверенностью сказать, что это один из лучших исторических любовных романов среди тех, что были мною прочитаны. Я выражаю искреннюю признательность Rusena, Сodeburger, Ласточке за предоставленную возможность прочитать эту замечательную книгу! Низкий Вам поклон, девочки!
Романы, подобные "Сердцу Запада" поднимают планку для ЛР, потому что они настолько хорошо написаны, что читать после них обычный бред не хочется. Именно такие книги и должны переводиться и издаваться, а не то, что пылится на складах и вызывает лишь зевоту и недоумение у читателя. Ну, что об этом...
Я очень люблю реалистичные романы и "Сердце Запада" полностью отвечает этому критерию. Веришь героям, их судьбам, переживаниям, нет ничего приторно-сладкого и невозможного.
Мне очень понравились три героини романа: Клементина, Ханна и Эрлан. Все три настоящие женщины, закаленные жизнью и не страшащиеся никакой работы. Я бы сказала, что больше всех мне приглянулась Ханна - изумительный персонаж, она полна жизнелюбия, способна любить и в то же время в ее душе столько горечи. Потрясающая женщина! Я не могу не радоваться ее счастью с Дрю, хоть он мне и менее симпатичен. В их паре Ханна всегда будет первой, ведущей, а Дрю ведомым.
Эрлан - потерявшаяся девочка, мечтающая о доме - убежище, в который у нее нет возврата и совершенно шикарный Джере с ней в паре. Меня покорили слова, что он говорил своей Лили в первые встречи, а еще больше покорило то, что они были правдивыми.
Клем - сильная женщина, которая поставила себе цель выжить на новом месте, ей просто некуда было возвращаться, и Гас в какой-то степени был средством приспособиться к новым условиям жизни. Но он был слабее Клем, в этом была самая главная проблема их брака. Гас был настолько слаб, что, видя очевидное, не смог ничего поделать и лишь испытал облегчение после отъезда Зака. Что же до Зака, то их с Клем счастье выстрадано, именно поэтому они будут счастливы. Если бы они были вместе с самого начала, если бы Клем встретила Зака первым, они бы не долго прожили вместе, Зак бы просто не смог её оценить.
Еще не могу сказать о Джеке Маккуине, отличный персонаж, хитрый, изворотливый и лживый. Было очень интересно наблюдать за его авантюрами.
Оценка только 5+

...

Малина Вареньевна: 14.07.13 19:30

Спасибо за продолжение!!!
Прочитала кусочек при выкладке... сейчас перечитала ещё раз, но так и не знаю, что написать...

Просто страшно.
Всё таки хочется что бы родители были прежде всего родителями, а потом уже всем остальным.
Для этого человека есть только ЕГО религия, и только через эту призму он рассматривает весь мир.
Поэтому упаси Б. от любви этого человека.
Ведь не стал же он учить и просвещать "заблудшую овцу" - служанку. Он просто выгнал её.
А вот Клем из своей извращенной отцовской любви начал поучать и напутствовать....

...

Rusena: 18.07.13 08:06

 » Глава 1- самое начало! (часть 4)

Глава 1 (часть 4)

* * *

– Теперь ты взрослая женщина.
Так сказала мать в день, когда Клементине исполнилось шестнадцать. В то утро ей позволили заколоть волосы на затылке в большую гульку. Взрослая женщина. Она посмотрела на свое отражение в зеркале туалетного столика со скошенной кромкой, но увидела лишь себя. «Больше никаких чепчиков!» – внезапно улыбнувшись, подумала Клементина. Сморщив нос, она подняла головной убор, который надевала еще вчера, и бросила его в огонь. Больше никаких чепчиков. Взрослая женщина! Клементина повернулась на носочках и рассмеялась.

То был день ее рождения, он же канун Рождества, и Кенникутты собрались в фотогалерею, чтобы сняться на портрет. Походу придали вид семейной прогулки, и отец сам правил новой черной двухместной каретой. Белые шапки покрывали крыши и верхушки деревьев. Зимний воздух щипал Клементину за нос, колол щеки и пах праздниками: горящими дровами, жареными каштанами и хвойными ветками.

Они проехали парк Коммон, где по покрытым коркой льда дорожкам катались на санях дети. Одна девочка, должно быть, зацепилась за корень дерева, поскольку ее санки внезапно остановились, а она сама продолжила катиться кубарем, маленьким вихрем из голубых юбок, красных чулок и летящего снега. Ее пронзительный смех отражался от плоского зимнего неба, и, о, как же Клементине хотелось быть этой девочкой. Она желала этого с невыносимой болью, которая давила на сердце, словно груда камней. Клементина никогда не ездила на санках, никогда не каталась по льду на пруду Джамайка и не играла в снежки, а теперь стала слишком старой для этого, стала взрослой женщиной. Это заставило Клементину задуматься, чего она уже лишилась в своей жизни и чего лишается сейчас.

Отец остановил карету, чтобы пропустить повозку с пивом, пересекающую дорогу впереди. В полукруглом окне углового дома в кольце желтого света газовой лампы стояли женщина и мальчик. Мать положила руки на плечи сына, и они вместе наблюдали, как падает снег. Сзади к ним подошел мужчина, и женщина подняла голову, оборотив к нему лицо. Клементина затаила дыхание, ей показалось, что мужчина собирается поцеловать любимую прямо там, в окне, чтобы увидел весь мир.

– Клементина, ты пялишься, – одернула ее мать. – А леди не пялятся.

Клементина откинулась на кожаную спинку сиденья и вздохнула. Душа саднила от беспокойной тоски. Ей не хватало чего-то в жизни, не хватало, не хватало, не хватало... Она подумала, что лучше уж вовсе не иметь сердца, быть безжизненной и сухой как ветки зимой, чем мучиться от этого постоянного неизбывного стремления к чему-то неизвестному, безымянному. Недостающему.

Фотогалерея Стэнли Эддисона находилась на верхнем этаже роскошного особняка на Милк-Стрит. Мистер Эддисон не относился к респектабельным джентльменам. Он носил полосатый жилет слишком яркого зеленого цвета и бумажный воротничок, а его усы были настолько тонкими, что казалось, будто их нарисовали чернилами на коже под носом. Но Клементина едва обратила внимание на фотографа, так как была загипнотизирована плодами его искусства: фотографиями и ферротипами, развешенными на бледно-бордовых стенах.

Клементина по кругу обошла комнату, изучая каждый портрет: мужчин серьезного вида в полных важности позах, актрис и оперных певцов в причудливых костюмах, семей, состоящих из матери, отца и целой кучи детей... Она остановилась, и с губ сорвался тихий возглас восхищения.

На фотографии красовался ковбой. Настоящий, а не выдуманный персонаж с сувенирной открытки. Он облачился в украшенные серебряными гвоздиками кожаные штаны и жилет с бахромой, а на шее вычурным узлом повязал шарф. Ковбой сидел на стоге сена. Ноги в сапогах были напряжены и расставлены по сторонам, будто ему привычнее сидеть верхом на лошади. С колена свисало свернутое кольцом лассо, а поперек лежало ружье. Похоже, мужчина имел пристрастие к насилию, поскольку к ремню на талии крепилась пара шестизарядных револьверов с перламутровыми рукоятками. Густые и длинные усы ковбоя свисали с уголков рта, скрывая очертания губ, а низко опущенные поля шляпы затеняли глаза. Он казался диким и молодым, жестоким и благородным и таким же неприрученным как земля, по которой бродил.

Клементина повернулась к топчущемуся на месте мистеру Эддисону и адресовала ему целый шквал вопросов. Ей хотелось узнать, как создают фотографии. Хотелось самой сделать такую же. Она проигнорировала сердитые взгляды отца, а также не заметила, как покраснел и стал заикаться мистер Эддисон, когда повел их в помещение, которое называл фотокомнатой, где и предложил позировать для портрета.

Клементине это святилище показалось даже более увлекательным, чем галерея. В крыше было прорезано огромное окно, отчего комната буквально омывалась светом. Вдоль стен располагались раскрашенные ширмы, изображающие раскинувшиеся сады и украшенные колоннами террасы; здесь была даже египетская пирамида. А среди ширм стояли несколько зеркал различных размеров и громадный лист олова на колесиках.

Фотоаппарат — большая деревянная коробка с похожей на аккордеон гармошкой — располагался на тележке. Клементина обошла устройство, пытаясь разобраться, как оно работает. Она послала мистеру Эддисону застенчивую и робкую улыбку и спросила, можно ли ей посмотреть на мир сквозь большое немигающее око фотоаппарата.

Мистер Эддисон зарделся и чуть не споткнулся о собственные ноги, когда показывал девушке, куда именно смотреть. Клементина прижалась глазом к отверстию в верхней части коробки и увидела преподобного Кенникутта и его жену.

Позади них была растянута парусиновая ширма с нарисованной уютной гостиной. Отец сидел на красном бархатном стуле, отделанным бахромой, а мать стояла рядом с ним. Ее рука лежала на плече мужа, и он удерживал ее на месте ладонью, словно боялся, что жена бросится прочь из комнаты, если ее отпустить. Образ дополняла пальма в горшке — ее веерные листья осеняли головы супругов подобно большому зеленому зонту.

При взгляде на родителей сквозь объектив фотокамеры, они показались Клементине отодвинутыми на огромное расстояние, словно не принадлежащими этому миру. Или нет — словно они-то остались в этом мире, а она сама отправилась куда-то за его пределы. Отец сдвинул ноги, похоже, чувствуя себя неуютно. Пальмовые листья отбрасывали полосатые тени на лицо матери.

Клементина знала, что похожа на маму. У них были одинаковые белокурые волосы и темно-зеленые глаза, и обе напоминали хрупких фарфоровых куколок. Подрастающая женщина, взрослая женщина. Она попыталась увидеть в лице матери, какой станет сама. Клементине хотелось задать своему прототипу много вопросов. «Почему ты смеялась, когда доктор сказал, что тебе больше нельзя иметь детей? Хотела ли ты когда-нибудь стоять у окна и поднять голову, чтобы тебя поцеловал мужчина на виду у всех? Есть ли внутри тебя незаполненные пустоты, жгут ли тебя страстные желания, названия которым ты не знаешь?» Клементина жаждала сделать фотографии лица мамы и тщательно изучить их, чтобы найти ответы.

– Мисс Кенникутт, полагаю, ваш отец теряет терпение.

Она отошла от фотоаппарата, чтобы присоединиться к родителям у пальмы в горшке.

Зная теперь, что видно в объектив фотокамеры, Клементина держалась поодаль от родителей. Даже когда мистер Эддисон попросил ее придвинуться ближе, она проследила за тем, чтобы никоим образом, даже рукавом или подолом юбки, не коснуться мужчины или женщины, давших ей жизнь.

Мистер Эддисон установил железные зажимы позади их голов, чтобы те оставались неподвижными, и исчез в маленькой каморке, откуда в комнату поплыл резкий жалящий запах, как от медицинского спирта. Фотограф появился некоторое время спустя, двигаясь быстро и скачками, словно кролик. Он нес прямоугольную деревянную коробку, которую вставил в специальное отверстие фотоаппарата.

– Поднимите подбородок, пожалуйста, миссис Кенникутт. Ээ, преподобный, не могли бы вы одернуть жилет? А теперь сделайте глубокий вдох и задержите дыхание, не дышите, не дышите... Мисс Кенникутт, не соблаговолите ли улыбнуться?

Клементина не улыбнулась. Ей хотелось запомнить все, что делает кудесник, понять алгоритм. Пристальный взгляд ее широко распахнутых глаз пропутешествовал от диковинного деревянного ящика к стойкам из папье-маше и раскрашенным ширмам. Клементину наполняло нарастающее волнение, пока она не почувствовала, что вся гудит и трещит, как новые телефоны, украшающие вестибюль отеля «Тремонт-хаус».

Клементина начала осознавать, понимать, чего хочет от жизни. И в результате в этот же день ровно через год, когда ковбой из Монтаны сбил ее своим велосипедом с большим колесом, Клементина Кенникутт была готова к этой встрече.

* * *

Этого никогда бы не случилось, если бы на черной двуколке отца не разболталось колесо. Экипаж завилял после поворота на Тремонт-стрит, а вскоре весь затрясся. Преподобный остановил двуколку, чтобы выпустить дочь. Поскольку они находились всего в двух кварталах от отеля «Тремонт-хаус», где Клементина должна была встретиться за чашечкой чая с мамой и тетей Эттой, отец позволил ей дойти туда одной.

Она шла неспешно, наслаждаясь чудесным днем. Навесы магазинов защищали улицу от необычайно яркого февральского солнца, но его теплота ощущалась в бризе и растекалась по коже как молоко. Из открытых дверей магазина музыкальных инструментов неслись пассажи вальса. Пришлось напрячь спину, чтобы устоять против нахлынувшего желания закружиться по тротуару.

Клементина остановилась перед витриной модистки и с тоской посмотрела на весеннюю шляпку без полей из белой рисовой соломки. Над тульей вздымалось крупное малиновое перо, с одной стороны закрепленное плоской пряжкой. Леди, как понимала Клементина, назвала бы такую шляпку вульгарной, но ей понравился этот броский головной убор. Вроде павлина, яркого, цветастого и кричащего миру: «Посмотрите на меня! Я прекрасен!»

Из соседней лавки струился восхитительный аромат шоколада и пастилы. Следуя по манящему запаху, Клементина зашагала вниз по улице, пока не увидела пирамиду из конфет. Вздохнув, она прижалась носом к стеклу витрины. Ей никогда не давали денег на карманные расходы, в противном случае она вошла бы в магазин и купила бы целую дюжину конфет. И каждую съедала бы медленно-медленно, сначала слизывая шоколадную глазурь, а потом уже погружая зубы в мягкую белую серединку.

Тут раздался безумный звон колокольчика тележки на колесах, сопровождаемый криком и гневными воплями. Клементина уловила серебряную вспышку спиц огромного колеса, лавирующего в толпе людей на улице.

Однажды Клементина видела в газете рисунок такой машины. Это был велосипед с большим передним колесом или просто велосипед, как их стали называть. Реклама утверждала, будто по пробегу за день он мог обойти самую лучшую лошадь, однако увидев сейчас один из таких механизмов, Клементина задалась вопросом, как вообще возможно удержаться на нем верхом.

Громадное переднее колесо высотой доставало до носа взрослого мужчины. С помощью напоминающего курительную трубку изогнутого шеста к нему крепилось маленькое заднее колесико размером с тарелку. Наездник сидел на крошечном кожаном сиденье поверх большого колеса и неистово крутил педали. Его рот под усами был открыт в крике ужаса или смеха – из-за издаваемого велосипедом грохота Клементина не могла сказать наверняка. Все экипажи и люди бросались перед ним врассыпную, как испуганные перепелки.

Он пересек дорогу прямо перед повозкой. Лошади встали на дыбы, а кучер изо всех сил задергал веревку колокольчика. Велосипед едва избежал столкновения с элегантной леди в фаэтоне и вместо этого налетел на моющую улицу телегу, отчего та заехала на тротуар, а ее поливочное приспособление быстро описало широкую дугу, окатив водой покупателей перед галантереей Харрисона.

Каким-то чудом велосипед по-прежнему оставался в вертикальном положении, хотя вилял передним колесом как пьяный моряк. Он наехал на выступающий булыжник и, перескочив бордюр, выкатился на тротуар, чуть не столкнувшись с прилавком торговца кнутами. Стукнулся о заднюю часть тележки и помчался на Клементину Кенникутт.

Она приказала ногам двигаться, но те не подчинялись. Ей не пришло в голову закричать, поскольку ее учили сохранять достоинство независимо от ситуации. Поэтому Клементина просто стояла и смотрела, как огромное колесо катится прямо на нее, будто кто-то его направляет.

Наконец велосипедист заметил застывшую девушку и попытался свернуть, резким движением дернув колесо в сторону. От такого грубого обращения велосипед заартачился. Шина завизжала, когда железного коня занесло на гранитном тротуаре, и Клементина почуяла запах жженой резины, прежде чем наездник выкрутил руль обратно и врезался в нее, сбив с ног и выбив из легких воздух.

Все в груди сжалось, когда Клементина с хрипом вдохнула, широко распахнула глаза и увидела навес магазинчика с конфетами. Брезент в зелено-белую полоску расплывался перед помутневшим взором.

– Вот черт.

Закрыв солнечный свет и полосатый навес, над ней нависло мужское лицо. Приятное, с резкими чертами и широким ртом, обрамленным усами, густыми и длинными, золотисто-коричневого цвета кленового сиропа.

– Вот черт, – повторил мужчина. Он сдвинул со лба большую мягкую серую шляпу, выставив напоказ прядь поцелованных солнцем светло-каштановых волос. У него был странный ошеломленный взгляд, как у маленького мальчика, который внезапно пробудился ото сна и не знает, где находится. У Клементины возникло непонятное желание погладить его по щеке, чтобы утешить. Тем не менее незнакомец сам был во всем виноват, так как повернул большое переднее колесо своего велосипеда и налетел на нее.

Клементина приподнялась на локтях, и лихач схватил ее за руку.
– А теперь вставайте, медленно и осторожно, – сказал он и тут же вздернул ее на ноги одной рукой, дав Клементине прочувствовать свою мощную силу.

– Спасибо за помощь, сэр. – Ее черная простая соломенная шляпка сбилась на бок, и незнакомец помог поправить ее. Клементина начала благодарить его, но тут же потеряла нить мысли, взглянув в наполненные смехом глаза цвета летнего неба.

– Мне очень жаль, что я вот так наехал на вас, – произнес мужчина.

– Что? О, нет, прошу вас... Вы не причинили мне никакого вреда.

Его губы растянулись в улыбке, блеснувшей на лице подобно вспышке фотоаппарата.
– Может, вам-то и не причинил. И себе не причинил. Но только посмотрите на мой бедный велосипед!

Спицы большого колеса погнулись, а покрывавшая обод резина валялась в канаве. Но Клементина едва взглянула на велосипед. «Должно быть, мне все это снится», – подумала она. Несомненно, снится; иначе как в Бостоне, штате Массачусетс, очутился ковбой?

Штаны незнакомца из грубой парусины и на заклепках были заправлены в кожаные сапоги на каблуках, голубая фланелевая рубашка распахнута у ворота, а свободно повязанный на шее красный платок не скрывал мощного и загорелого горла. Если добавить серебряные шпоры на сапоги и пару револьверов с перламутровыми рукоятками, незнакомец вполне мог бы сойти за одного из ковбоев с сувенирных открыток Шоны.

Мужчина пнул отлетевшую шину острым носком сапога и покачал головой, хотя яркая улыбка так и не сошла с его лица.
– А говорили, будто эти штуки получше монтанского кэйюза.

– Монтанского... – От удивления у Клементины перехватило дыхание. Речь незнакомца была протяжной и отдавалась эхом в крови, подобно органу в отцовском приходе. – А что такое монтанский кэйюз?

– Дикая подседельная лошадь, которая может скакать весь день и разворачиваться на месте.

«У него особенная манера улыбаться... – подумала Клементина. – Улыбаться глазами».

Она пристально смотрела в улыбающиеся глаза незнакомца, а он длинными загорелыми пальцами потянул за узел своего шейного платка. Снял его и наклонился к ней. Взялся за уголок из мягкого хлопка и провел им возле ее рта. Ковбой сделал это нежно, будто перышком по шелку.
– Смазка, – пробормотал он.

– О, – Клементина так тяжело сглотнула, что в горле забавно щелкнуло. – Вы настоящий?

– Когда последний раз ущипнул себя, то вскрикнул, поэтому, наверно, настоящий.

– Я имела в виду, вы настоящий ковбой? – уточнила она и улыбнулась.

Клементина не знала, как выглядел ее рот, когда растянула губы. Мужчина смотрел на нее, не двигаясь, не дыша, будто его ударило между глаз его же велосипедом.
– Я, ээ… Я... вот черт.

– И если вы ковбой, то где же серебряные шпоры, кожаные штаны, жилет с бахромой и револьверы с перламутровыми рукоятками? И почему вы ехали на велосипеде, а не на кэйюзе? – продолжила допрашивать Клементина и снова улыбнулась, чтобы он понял, что она просто поддразнивает.

Незнакомец запрокинул голову и расхохотался — дикий и радостный смех.
– Я побился об заклад с кузеном, что такой опытный объездчик мустангов и погонщик коров как я сумеет укротить бостонский велосипед и выглядеть при этом соответствующе. Но если бы я напялил на себя все те прибамбасы, о котором вы сказали, то смотрелся бы как новичок в первый сгон скота.

– Ваша манера говорить заставляет меня улыбаться, – призналась Клементина, только на этот раз не улыбнулась. Она просто смотрела и смотрела на него, потерявшись от того, что видела.

Смех сошел и с его лица, и на протяжении трех медленных оглушающих ударов сердца ковбой так же пристально смотрел на нее. Клементина удивилась тому, что он не слышал биение ее сердца.

Мужчина поднял руку и вытер ее щеку там, где еще оставалась смазка.
– У моего кузена целая фабрика с такими велосипедами. Завтра он проводит показную гонку, и я каким-то образом позволил уговорить себя участвовать в ней. Может, вы пойдете со мной, чтобы еще разок посмотреть, как я выставляю себя на посмешище?

Клементина никогда не видела гонок, но подумала, что это, должно быть, потрясающее зрелище. Конечно же, отец никогда не разрешит ей посетить такое вульгарное мероприятие, не говоря уж о том, чтобы отправиться туда в сопровождении незнакомого семье Кенникутт мужчины.

– Мы не были должным образом представлены друг другу.

– Гас Маккуин, мэм. – Он снял большую ковбойскую шляпу с загнутыми кверху полями и отвесил низкий поклон, который показался самоироничным, но одновременно и необыкновенно изящным для такого крупного мужчины. – У меня имеется ранчо в центре округа Танец Дождя, и я владею несколькими сотнями голов тощих коров. Кроме того я являюсь обладателем двадцатипроцентной доли в серебряной шахте, которая, по моим сведениям, не приносит ничего, кроме пустой породы и гумбо. Поэтому, полагаю, можно сказать, что мои перспективы относятся к разряду многообещающих, а мои предки... ээ, если среди них и не числится ни единого достопочтенного, то по крайней мере и ни одного известного мне, кто сидел бы в тюрьме. – Гас Маккуин опустил взгляд на шляпу, которую держал в руках. Он снова и снова поворачивал ее, пропуская мягкие поля сквозь пальцы. – Что же касается меня самого, я не претендую на звание святого, однако не лгу, не играю в карты, не пью виски и не бегаю за проститутками. Я никогда не выжгу своего клейма на чужом теленке и когда даю слово, держу его. И я...

Пальцы Маккуина сжали шляпу, словно он пытался подобрать слова, чтобы убедить Клементину: он больше, чем простой ковбой. Откуда он мог знать, что все в нем, по ее мнению, было замечательным, было воплощением мечты?

Но когда Гас снова посмотрел на девушку, его глаза смеялись.
– И обычно я не отношусь к тем дурно воспитанным грубиянам, которые ругаются в присутствии леди, пусть вам и удалось трижды вытащить из моего рта слово «черт» всего за несколько минут.

Клементина попыталась показать свое возмущение, но на самом деле хотела хлопать в ладоши, крутиться на носочках и смеяться от восхищения.
– С вашей стороны несправедливо, сэр, возлагать вину за свои грехи на меня.

– О, но именно вы во всем и виноваты. Поскольку я ни разу в жизни не наезжал на девушку красивее вас. И когда вы улыбаетесь... когда улыбаетесь, не знаю, как сказать, но это действительно что-то восхитительное.

Гас Маккуин был чудом. Его речь, и живость, и смех, и румянец на лице. И вся его стать: высокий, широкоплечий и сильный, каким и должен быть ковбой.

– А сейчас, когда я назвал вам свое имя, – продолжил он знакомиться, – почему бы вам не ответить тем же?

– Что? О, меня зовут Клементина... Клементина Кенникутт.

– И вы пойдете завтра смотреть, как я состязаюсь в гонке, мисс Клементина Кенникутт?

– О, нет, нет... Я не смогу.

– Конечно же, сможете.
Странное волнение забурлило внутри нее. Она снова не улыбнулась ему, но не потому, что не хотела.

– В котором часу назначена гонка, мистер Маккуин? – против воли спросила она.

– Ровно в полдень.

– Вы знаете, где находится церковь Парк-стрит? В квартале отсюда дальше по улице. – Смелость задуманного вызвала у Клементины головокружение, сделавшее тело легче воздуха, заставившее ее парить над землей. — Я встречу вас под вязами перед церковью Парк-стрит завтра в одиннадцать.

Гас водрузил шляпу обратно на голову и посмотрел на Клементину из-под защищающих от света полей так, что она не могла видеть его глаз.
– Ну, не знаю, правильно ли это, – сказал он. – Пока я не повидался с вашим отцом и не получил его разрешения ухаживать за вами надлежащим образом.

– Он никогда не даст вам такого разрешения, мистер Маккуин. – Клементина подчеркнула слова резким покачиванием головы, в то время как от мучительного разочарования горло сжало так сильно, что она едва могла дышать. – Никогда, никогда не даст.

Гас прищурился на нее, поглаживая усы подушечкой большого пальца. Клементина ждала, спокойно глядя на мужчину широко распахнутыми глазами. Ей хотелось увидеть эту гонку, а также хотелось и другого — заниматься с ним тем, что вызывает сжимающее живот волнение. Хотелось увидеть его снова, поговорить с ним и снова заставить его смеяться.

– Полагаю, – наконец произнес ковбой, – нам придется встретиться на ваших условиях. – Он протянул руку, и Клементина вложила в нее свою. Его ладонь была огромной и грубой и поглотила ее. Маккуин погладил большим пальцем по ее ладошке, словно знал о скрывающихся под перчаткой шрамах и пытался стереть их. – И еще одно... Вы выйдете за меня замуж, мисс Клементина Кенникутт?

Она напряглась и вытащила руку из его ладони. Что-то сжалось в ее груди, что-то, пронзившее ее насквозь до боли и оставившее после себя ощущение пустоты.
– Вы смеетесь надо мной.

– О, нет, никоим образом. Не то чтобы мне не нравились хорошие шутки – в жизни и так слишком много боли и печали, и не грех время от времени над ней посмеяться. Но когда становится действительно плохо... – Он сверкнул внезапной улыбкой. – Скажем, когда я веду коров в страшную метель, снег жалит лицо, а ветер завывает как потерявшаяся душа в аду, то именно мечты, которые я строю в голове, помогают мне дойти до конца. Мечты, к примеру, о том, что дома меня кто-то ждет с горящим очагом и вкусно пахнущим горшком на плите. Допустим, девушка с волосами пшеничного цвета и большими зелеными глазами... – Его голос затих, когда Гас посмотрел на нее, и хотя Клементина покраснела, она не смогла отвести взгляд. Ковбой покачал головой, но его глаза по-прежнему улыбались. – Нет, когда речь заходит о моих мечтах, мисс Клементина Кенникутт, можете быть уверены – я предельно серьезен.

– Мечты… – эхом повторила она.

Он приподнял шляпу.
– До завтра, мисс Кенникутт.

Маккуин вытащил искореженный велосипед из канавы, будто тот весил не больше набитого перьями чулка. Клементина смотрела, как он уходит, как люди на пути расступаются перед его широкими плечами, как серая ковбойская шляпа подпрыгивает среди черных шелковых цилиндров и котелков на бобровом меху, смотрела, пока Гас не скрылся из виду.

Клементина в оцепенении поднялась по широким гранитным ступеням и прошла через украшенный колоннами вход в «Тремонт-хаус». Джентльмен не просит девушку, которую едва знает – которую вовсе не знает, – стать его женой. Джентльмен – это тот человек, который с рождения принадлежит к кругу твоих знакомых, и чьи родители всю жизнь общались с твоими родителями. Джентльмен носит фрак и цилиндр, а не мчится сломя голову по улицам на велосипеде. Джентльмен...

Голосу матери, хотя и по обыкновению тихому, все же удалось достичь ушей Клементины сквозь шепотки изысканной речи и шуршание шелка в вестибюле отеля:
– Клементина, ради Бога, что с тобой стряслось? Шляпка набекрень, на лице грязь, и посмотри, рукав твоей новой кофты разорван.

Клементина моргнула и увидела, что рядом стоят мама и тетя Этта.
– Меня сбил велосипед, – объяснила она.

– Милостивый Боже! – резко выдохнула Джулия, и тетя Этта завторила ее ахам. – Эти дьявольские колеса вгонят нас в могилу, – сказала мама, и ее сестра фыркнула, соглашаясь. – Их вообще нельзя допускать на улицы. Только хулиган способен помыслить о езде на этаком... таком костотрясе.

Сорвавшееся с уст матери жаргонное словечко чуть не вызвало у Клементины удивленную улыбку.
– Он не хулиган, – возразила она, и из ее горла вырвался смешок, громкий и неуместный. И даже шокирующий, поскольку слетел с губ девушки, которая очень редко смеялась. – Он – ковбой.

...

Федор: 18.07.13 11:49

Спасибо огромное за продолжение!

Теперь понятно почему Клем была в дальнейшем так суха, мало эмоциональна, не выражала открыто своих чувств. Нелегко забыть и переступить через то, что ей вдалбливали в семье.

...

Королева: 18.07.13 12:03

А вот и первая встреча! Какое счастье, что Гас тогда поспорил. Не случись этого, что стало бы с Клем. Скорее всего, она бы зачахла. И понятно теперь откуда появилось увлечение фотографией. Она как-будто проснулась, задышала полной грудью.

Предложение Гаса просто сумасшествие. Какое счастье, что Гас тогда стал немного чокнутым. Как здорово, что он все-таки увез Клем.

Девочки, спасибо!

...

Peony Rose: 18.07.13 12:34

Ох, какое продолжение! Клем нашла сразу две большие любви своей жизни: фотографию и Гаса.
Гас, объезжающий велик - это что-то!!! Я тут не удержалась. поискала фоток...



Как хочется почитать про гонки Интересно, он там тоже на что-нить наедет?
А предложение-то как быстро сделал! Шустрик!

Спасибо за перевод!

...

codeburger: 18.07.13 13:11

Ну, не совсем сразу, а через год:

...

Nata Nata: 18.07.13 20:05

Девочки, спасибо за продолжение!!!
Трогательная встреча героев. Оба воочию увидели воплощение своих грез и если бы... если бы... если бы... мечты стали бы реальностью.

Мечты как способ выживания. В этом весь Гас.

...