Deloni:
» Глава 55
Всем воскресного дня! Так как нам всем предстоят летние отпуска и поездки, то мы с Ирой решили провести полевые испытания и сегодняшнюю главу выложу я, как второй модератор.



Ну что пробуем, поехали?
Глава 55
Макс никак не могла уснуть. Рене отправила ее спать в комнату для гостей, из которой они с Отто планировали сделать детскую поближе к родам. Комната была удобная, в ней стояла широкая кровать с матрасом идеальной жесткости, окно было приоткрыто, в достаточных количествах впуская свежий воздух, в общем, у нее было все, чтобы спать сном младенца, но сон все не шел. Почему в последнее время у нее так часто бывает бессонница?
Макс открыла глаза, посмотрела на прикроватную тумбочку – там в слабом лунном свете поблескивал подарок Мален. Девушка села в кровати, положила коляску на свою ладонь, погладила. Снова спросила себя, кто мог надоумить малышку подарить ей коляску? Рене? Нет, почему-то Макс в этом сомневалась. Она услышала что-то из разговоров? Или ей так понравилось, как мама на роликах катает в коляске Томми? Или это какое-то непонятное чутье, которое, по словам Рене, у Мален очень развито? Макс уже слышала про это чутье, но никогда не верила. Ей казалось, Рене просто склонна идеализировать приемную дочь.
Макс зажгла маленькую лампочку над кроватью. Красивая штучка. Так блестит, кристальные грани преломляют свет…
Нет, очевидно, она еще пару часов точно не уснет. Может, пойти да поискать немного снотворного?
К черту снотворное. За последний месяц она прикончила почти целую пачку элениума. Совсем спятила… Узнал бы Брум об этом! А если она подсядет на эту гадость и вообще перестанет спать без таблеток? Пожалуй, будет лучше, если она найдет, к примеру, стакан вина. Пить в одиночку – тоже скверная идея, но все же лучше снотворного. Вряд ли хозяева дома составят ей компанию – после ужина они уединились в спальне и вылезли оттуда только чтобы уложить детей и сказать Макс спокойной ночи. Надо полагать, их теперь не выманить с ложа любви.
Макс полагала, что она никого не встретит, поэтому не стала особо одеваться – на ней была маленькая пижамка из бледно-розового шелка – шортики и топ. Она выскользнула из спальни и босиком спустилась вниз.
Дом был слабо освещен все тем же лунным светом. На кухне она разыскала выключатель и включила свет. В холодильнике нашлась початая бутылка вина, которое они с Отто начали за ужином, но недопили. Макс вытащила с полки бокал, налила вино и села в кресло.
Окна кухни выходили на террасу и в сад. Макс лениво поразмышляла, не посидеть ли с вином на диванчике на террасе, но решила, что не стоит – в сентябре ночи довольно прохладные, а она, прямо скажем, одета слишком легко.
Интересно, чем сейчас занят Флориан. Если бы они не разошлись, они могли бы полететь в Аргентину вдвоем.
Может, он и так там не один…
Дверь кухни открылась.
- Привет. Что – пьянствуем в одиночку?
Отто. Как обычно, самоуверен, насмешлив, грациозен и великолепен. Тоже, видать, поленился одеться как следует – нацепил широкие серые шорты до колен, которые были ему великоваты и упорно сползали. Молодец, Отто, из спорта ушел, а форму не потерял, все такой же шикарный мускулистый торс. Всклокоченные светлые волосы, сонные глаза. Ну просто солнце взошло, что тут еще скажешь.
-Именно.
- Прямая дорожка вниз. Я решил принести себя в жертву и составить тебе компанию.
- Не принимается. Мне тут одной вина мало.
- Готов внести вступительный взнос. – Отто выставил на стол еще одну бутылку.
- Что Рене скажет?
- Насчет чего?
- Что мы с тобой ночью тут пьянствуем.
- Думаю, посмеется, и все.
- Что смешного?
- Она найдет. Давай-ка. – Отто подлил вина в ее бокал и уселся в кресло напротив. – Дурацкая разница во времени. В Китае все дела делаются, когда спать охота, сон сбивается напрочь.
- В Аргентине сейчас день, - выпалила Макс. – И то же самое со сном…
- В Аргентине хорошо, - неопределенно и непонятно заявил Отто.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего, думаю, когда бы нам туда наведаться. Там такой фрирайд. Только теперь это будет уже не раньше, чем через год. А то и больше, пока дети немного не подрастут.
- Через год у вас будет уже трое. Сколько вы всего детей хотите?
Отто пожал плечами:
- Не знаю. Как пойдет. – Он приподнял бокал, они чокнулись, молча выпили. Отто выложил из карманов шорт две странные штуковины, похожие на рации и одновременно на игрушки, одна – розовая, вторая – голубая.
- Что это? Уоки-токи?
- Да, почти. Это радио-няня. Эта стоит у Томми, а розовая – у Мали. Если кто-то из них запищит, мы услышим.
- Понятно.
- Рени мне сказала, из-за чего вы разбежались.
Макс пожала плечами:
- И ты, конечно, тоже меня не одобряешь.
- Макс, а тебе нужно мое одобрение? Мы, помнится, уже давно установили, что нет.
- Отто, ты тогда был моим другом, и остаешься им по сей день. Мне не нужно твое одобрение, но меня никто даже не пытается понять, хотя именно ты, из всех, мог бы.
- Именно я из всех? Почему так?
- Потому что именно ты знаешь, каково это – быть нелюбимым и нежеланным ребенком. Как и я.
- И какое отношение это имеет к нам сейчас?
- Ни ты, ни я понятия не имеем, что такое быть родителями, нам не дали пример.
- Неужели? – холодно спросил Отто. – Макс, я знаю, что такое быть отцом. Если ты считаешь, что это не так, спроси, что Рене думает на этот счет.
- Да я не хотела тебя обидеть, Отто, чего ты сразу… Ты это понял интуитивно, или как-то еще, но ведь могло быть и по-другому.
- Не могло ничего быть по-другому. У меня есть семья и дети, и это самое ценное, что у меня вообще есть. Не деньги, не этот дом, не бизнес, а именно семья. Это самое важное. А то, что для меня важно, я не могу делать плохо.
- Они у тебя очень милые, - сказала Макс. – Кстати, Рене тебе не говорила, что сделала Мален?
- Нет.
Макс рассказала про коляску. Отто удивленно поднял бровь и усмехнулся:
- Берегись, Макс. Похоже, она взяла тебя под свою опеку.
- Как это?
- Мали – у нее что-то есть, Рене называет это чутьем.
- А ты как это называешь?
- Я? Синдромом тяжелого прошлого. Она умеет чувствовать людей, раньше от этого зависело ее благополучие. А сейчас, если ей кажется, что кто-то себя плохо чувствует или как-то депрессует, она его начинает опекать. Раньше ей кто-то мог помочь, теперь – она. В меру своих сил, конечно. Как-то так.
- То есть она меня опекает?
- Угу.
- Забавно. Но опека – это одно, а подарила она коляску. Тоже чутье?
- Нет, это просто хороший слух. Она уже отлично понимает швитцер, вы говорили о детях, она могла услышать. Дети для нее – это Томми, он ездит в коляске, вот и вся цепочка. Погоди.
Из голубой радио-няни раздались какие-то звуки: кряхтенье, хныканье. Отто быстро вышел из кухни – и вовремя, потому что хныканье перешло в громкий плач. Макс подлила вина в оба стакана, задумалась – Отто вроде бы и объяснил коляску, но все же… Почему-то ей не понравилось это объяснение. Что в нем не так?
Все слишком просто? Ей-то нравилось думать, что это было что-то вроде… может, предзнаменования?
Идиотка ты, Макс Ренар. Она выпила вино, налила еще. Дверь открылась – вернулся Отто с сыном на руках. Сонный мальчик – такое чудо. Растрепанные белокурые кудряшки, надутые губки, заспанное личико, слезы на глазах, и так трогательно положил голову на широкое отцовское плечо.
- Уснет – отнесу в кроватку, - сказал Отто. – Продолжим полуночное пьянство?
- Продолжим.
Макс подняла бокал, выпила. Сказала то ли сердито, то ли грустно:
- На самом деле, Отто, меня просто дико достает, что любой норовит сунуть нос в мою жизнь и рассказать мне, какая я идиотка. Почему я сама не могу решать, как мне жить?
- Решай, сколько тебе влезет. Лично я ничего против не имею – ты взрослый человек, жизнь твоя, жить тебе. Какие проблемы?
- Такие, что все равно все будут смотреть на меня, как на чудовище. И ты, и Рене. А я не такая. Я просто не хочу детей.
- А тебе не плевать, как кто на тебя смотрит? Так или иначе, всегда найдутся такие, кто будет тебя не одобрять. Если тебя это беспокоит – стань святой, но и тогда будут смотреть косо – некоторых ужасно раздражает чужая добродетель. Нет людей, которые всем нравятся. Не поверишь, есть даже люди, которые не одобряют Рене. Оказывается, она одевается вызывающе.
Макс хихикнула:
- Правильно, всю красоту напоказ выставлять, не все так могут.
Отто гордо улыбнулся, провел пятерней по волосам сына, который задремал, уткнувшись носишкой в отцовское плечо.
- А ты счастлив? – спросила Макс.
Отто не счел вопрос странным. Посмотрел на Томми, прикоснулся губами к его макушке:
- Очень. Так счастлив, что иногда мне страшно.
- Тебе страшно? Почему?
- Потому что понимаю, как легко все потерять. Когда ты один и у тебя нет людей, которых ты любишь, тебе и терять нечего. Но в сущности это просто не жизнь, когда в ней нет ничего, что жалко потерять. А еще мне становится очень страшно при мысли, что Рене могла бы просто быть не такой, какая она, и избавиться от Томми. Понимаешь? Я ее бросил, ей было 19, она была одна и беременная. А она сохранила ребенка. Макс, ты ведь ни секунды не колебалась, прежде чем решиться на аборт, да? Если бы она сделала так же, Томми не было бы. – Отто прижал к себе ребенка, тот снова надул губки и смешно засопел во сне, положив ладошку на грудь отца. – Его бы не было, Мален… что было бы с ней. Понимаешь? Рене – просто чудо. Я ради нее сделаю все на свете. И ради детей тоже.
Макс посмотрела на своего крестника, уютно устроившегося на широкой, сильной груди отца. Крошечное солнышко, счастье и гордость родителей. Господи, ведь его действительно могло бы не быть. Рене могла решить, что ни к чему ей ломать свою жизнь, как решила сама Макс. Они все могли бы погибнуть в плену. Как же здорово, что у них все хорошо…
Мальчик, который тогда ей приснился… Так похожий на Флориана. Его сын. Она представила, как они могли бы сидеть так же в кресле – малыш, сладко посапывая во сне, лежит на груди отца, который одной рукой обнимает сына, а во второй держит его маленькую босую ножку, поглаживает крошечные пальчики… Флориан такой счастливый, улыбается, прижавшись щекой к волосам своего сына… И она, Макс, которая лишает его этого счастья.
Черт подери… а как насчет Карин?
Макс встряхнула головой, залпом допила стакан и намеренно резко сказала:
- Отто, но ты ведь уже потерял очень многое. Твою карьеру.
Он пожал плечами:
- Верно.
- Тебе ведь до сих пор ее жаль, да? Только честно? Ты мог бы отдать свой бизнес за возможность вернуться в спорт?
- Бизнес? Да, пожалуй, отдал бы. Но не семью. Ни за что.
- А тебе не приходило в голову, что, если бы вы не поженились с Рене, твоя карьера никуда бы не делась? Вы бы не поехали в Испанию, тебя бы не подстрелили…
Отто чуть усмехнулся, привычно поднял руку, чтобы дотронуться до шрама на груди, но сейчас там устроился Томми, так что Отто только похлопал сынишку по попке:
- Если бы… Если бы мы не поженились, могло бы быть все, что угодно. Я мог на байке навернуться или сломать шею на фрирайде, как Ноэль. Мог бы откатать еще лет десять, а потом все равно встал бы вопрос – куда я ухожу из спорта?
- Тогда у тебя могли бы быть и другие варианты.
- Что толку говорить о том, что бы было? У меня есть семья и дети, и они мне дороже всего. Тысячи карьер.
- Ты серьезно?
- Более чем. На кой фиг нужно все, если ты один? Да, для меня все это отлично подходило, пока мне было 16 или там 20. Мне было плевать на всех, у меня была свобода, лыжи, появились деньги – чего еще желать? Но, к огромному счастью, люди меняются. Потому что взрослеют.
- Не все.
- Ты о ком?
- Например, о моей матери. Вот она меня родила в 15. Сейчас ей уже 37. И что ты думаешь, она повзрослела? Как бы ни так. Если бы у нее родился ребенок сейчас, она бы и для него была паршивой матерью. Она за собой-то проследить не в состоянии.
- А зачем ей быть в состоянии? У нее есть ты и этот ее муж, как его там. Вы за ней следите, она всем и довольна. Перестали бы – глядишь, и подтянулась бы. Деваться было бы некуда.
- Значит, мы виноваты?
- Макс, да ну тебя. Чтобы измениться – надо, как минимум, захотеть этого. Вот ты говоришь о своей матери, из-за которой ты, как я понимаю, и не хочешь рожать детей. Ты хочешь, чтобы она изменилась, она не хочет, вот и все. Она не меняется и не будет, ей и так хорошо. А у меня свой пример. Мои родители. И мне, веришь, их плохой пример – по барабану.
- Твой отец любит внуков.
Отто усмехнулся:
- Ну, ему какая-то шлея таки попала под хвост, и он как раз захотел что-то изменить в своей жизни. Лучше поздно, чем никогда.
- Ему уже под пятьдесят, да?
- Сорок девять. И до поры до времени он был всем по уши доволен. А что? Денег полно, жены почитай что нет, свобода полнейшая, бизнес, бабы в любых количествах. Но в какой-то момент и до него доперло, что кое-что от него ускользнуло. Вот он и заволновался. Если бы не Рене, было бы поздно. И, знаешь, это было бы не только его потерей, но и моей тоже. И детей. И Рене.
- И это что-то, что от него ускользнуло – это ты?
- И я, и сестра. И вся моя семья. Джулиану он пока не вернул. Но остальные – при нем.
- Я видела, как Мали и Томми на нем виснут.
- Они – единственные, кому плевать на его деньги и власть, они любят его просто потому, что он есть. Почувствуй разницу. Конечно, он рвется проводить с ними как можно больше времени. Что до Рене – он для нее по сути и есть отец, больше, чем для меня. И даже еще лучше. Я помню его косяки и проколы. Она – нет. Она воспринимает его с чистого листа.
- Как насчет твоей матери?
- Никак.
- А ее ты мог бы принять, если бы она вдруг пришла к тебе, как твой отец?
Отто задумался ненадолго. Сказал:
- Я не знаю. Если бы приняла Рене, мог бы принять и я, ради нее. Но вряд ли это может произойти. Она не придет, Рене не примет.
- Тебе не жаль?
Он молча покачал головой.
- А скажи… Прости, если я лезу тебе под кожу, но… что бы ты сделал, если бы Рене… ну ты понимаешь… избавилась от ребенка? И ты потом узнал бы об этом?
- Не знаю. Не готов ответить. – Его лицо помрачнело. – Макс, могу только еще раз повторить: люди меняются.
- А на месте Флориана ты тоже разорвал бы помолвку?
На этот раз Отто ответил более уверенно:
- Нет. Именно потому, что люди меняются. Сегодня ты не хочешь детей, завтра захочешь, чего горячку пороть? Макс, ты совсем не пьешь.
...