Романы, где две и более сюжетных линий

Ты и к жизни так относишься? Как к одному большому дню рождения?
Он удивился, посмотрел на нее и положил трубку на место.
— Да. По крайней мере, мне бы хотелось этого — день рождения с подарками, перевязанными шелковыми лентами.
— И воздушные шарики?
— Воздушные шарики, и специальные шляпы, и поздравительные плакаты. Черт побери, почему бы и нет? А по-твоему, какая должна быть жизнь?
Бог мой, что я думаю о том, какая должна быть жизнь?
— Я думаю, что мне бы хотелось, чтобы жизнь была, как... как... секс пополудни...
Хотя он и не мог предугадать, что ответит она на его вопрос, ее ответ настолько поразил его, что невольно он перевел глаза на указатель времени, светящийся на видеомагнитофоне, который стоял перед кроватью. Без пятнадцати двенадцать. Потом он посмотрел на иллюминаторы, через которые в комнату проникал лунный, а не солнечный свет. Он сел на кровати и посмотрел в ее потемневшие янтарные глаза.
— Как это, секс пополудни? — повторил он. — Как это понять?
Она слабо улыбнулась:
— Знаешь, это как удивительный сюрприз... неожиданный и искренний. Ты занимаешься любовью и видишь в окно — весь мир купается в теплом, мягком, золотом сиянии, и... это так прекрасно, как если бы ты похитил золотые мгновения у жизни... — у вечности.
Ее глаза блестели, а он сидел неподвижно, захваченный ее словами.
— А дальше?
— И ты понимаешь... Глубоко в душе ты понимаешь, что испытываешь большее, чем просто сексуальное наслаждение, что это и есть любовь, в ее самом необыкновенном, возвышенном смысле. Это как будто ты занимаешься любовью на нежно-розовых шелковых простынях или на белой меховой шкуре. Это все равно что ходить по алому бархату, и пить искристое вино, и чувствовать, как оно взрывается у тебя в голове и льется прямо к тебе в душу; это значит слушать удивительную музыку, которую могут услышать только двое. Это значит вдыхать ароматы самых изысканных в мире духов — в комнате, полной цветов, и все время смеяться...
Она откинулась на пуховые подушки, темные волосы рассыпались по обнаженным атласным плечам, глаза полуприкрыты, она как будто была где-то далеко от него, погруженная в собственные видения.
— Да... — сказала она хрипловатым шепотом. — Вот какая должна быть жизнь. Как секс пополудни, удивительный подарок перед заходом солнца.
Он был зачарован. Она нарисовала перед ним картину, которую, доживи он до ста лет, никогда не сможет изгладить из своего воображения. Во рту у него пересохло, ему показалось, что ему трудно дышать. Он не мог ни о чем думать. Он знал только одно, что он должен овладеть ею снова, немедленно, сейчас же, но он также знал и то, что он хотел бы сделать это так, как она описала, — не мороженое и шоколадный торт, а поцелуи шампанского, любовь на шелковых простынях, в комнате, залитой золотым светом... Любовь, похищенная у вечности.