ЦАРЬ ОСТРОВОВ: СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ

Северные земли. Утес плача.
Как часто я представляла, что его нет?
Как часто я представляла, что все сложилось по-иному?
Как часто я думала о том, что его вообще не существует?
Как давно я перестала занимать голову бесполезными мечтами?
И вот, его… больше нет. Нога не ступит больше ни шагу, рот – не произнесет ни слова, а руки никогда больше не прикоснутся.
Мне хотелось бы уничтожить как можно больше напоминаний о муже.
Столько ненужных больше чувств и мыслей, которые так долго не давали мне сломаться... Сжечь вместе с ним. Жаль, что нельзя было так же легко, как подбросить дрова в погребальный костер, сжечь мою боль, мой страх, мое отвращение. И так же просто залечить все шрамы, будто их и не было.
Но я хочу, чтобы у меня появились силы просто забыть все, что было.
Так странно понимать, что больше нет человека, который постоянно хочет тебя сломать… Подчинить. Сделать из тебя кого-то, кем ты не являешься... но уже все меньше сил сопротивляться, и ты готова стать тем забитым и униженным существом. Готова сдаться.
В груди странное шевеление. Мне казалось, что это моя ненависть, словно большая змея, сворачивается в самом темном углу души. Подальше от всего, что может ее потревожить. Уползает и скрывается. Засыпает.
Ага больше нет.
Но я – осталась. Нет никакой возможности переменить целую жизнь. Мою жизнь.
И нужно идти дальше. Было бы очень наивно полагать, что со смертью мужа все трудности исчезли. Отнюдь нет. Они только начинались, я понимала это очень хорошо. Но сейчас я не пешка, сейчас – я сама буду делать ходы, и стремиться стать победителем. А впереди много битв.
Роф, старый пес, я знаю его натуру, его нужно опасаться и быть очень осторожной. Я была отчасти спокойна, что Брейден поехал за Логаном, и надеялась, что они без происшествий вернутся.
Встреча с Рофом еще больше заставила развернуться весь мой внутренний взор мыслями к сыну. Скоро он будет тут, и это приводило меня в смятение. Мой мальчик. Мой сын. Спустя столько лет мне нужно будет стать ему матерью. Наконец-то у меня появился шанс сделать это.
Вспоминаю свой ужас, когда я впервые поняла, что во мне его ребенок. Не счесть тех слез. Я не могла обрекать дитя на то, через что проходила сама, должна была спасти его не дав родиться. Было страшно думать, что он будет с колыбели отдан на воспитание зверю, будет бессильным перед ним, обречен стать таким же, как его отец. Тогда я сделала все возможное, чтобы вытравить плод. Боги, простите ли Вы меня?
Когда об этом узнал муж, он сделал все, чтобы я пожалела, что появилась на свет. Пожалела о том, что посмела убить его ребенка, уничтожить его кровь. Аг дал мне понять, что только он может решать как использовать мое тело. Ему нужен был наследник.
Ко мне приставили служанок, которые скорее были моими стражами, следя за мной все время, пока я вынашивала ребенка. Ребенка зачатого в насилии и ненависти. Всегда буду помнить день его рождения, день, когда моё только что рожденное дитя забрали у меня. Никогда не могла бы поверить в то, что буду так противиться тому, что у меня его отнимают. Ведь я так ненавидела то, что было зарождено семенем Ага. Ненавидела, но просто не могла ни полюбить всем сердцем, впервые увидев.
Ни единого часа и не единой минуты я не держала его на руках, не кормила его и не пела колыбельные. Но одного взгляда на этот кричащий комочек хватило, чтобы понять – я готова ради него на всё. Он стал моей новой силой и новой слабостью.
И совсем скоро я смогу его увидеть, даже обнять. Совсем скоро он будет рядом.
Мой сын. Сейчас от меня зависит его будущее. Нельзя оступиться, цена слишком высока.
***
Охота. Гильдия.
Жажда погони и общий азарт добычи ослепляют меня. Все проходит, словно в тумане. Когда лошади, громко топоча, вбегают в главные ворота замка, а в ушах у меня до сих пор шумит от ветра и криков, кровь со скоростью погони растекается по жилам. Сегодня, отдавая дань традиции, славят память умершего лорда и убивают дичь в его честь. День давно превратился в вечер, значит скоро будет большая пирушка и каждый тост будет подниматься за Ага Бессердечного. С удовольствием буду в этом участвовать, ведь завтра его не станет. И это меня пьянит больше, чем любое вино, больше, чем любая кровь.
У входа в замок столпотворение, которое я не сразу замечаю. Видимо, кто-то из знаменосцев пожаловал на пир... Феррант. Маркус. Замечаю среди множества лиц знакомые. Вцепляюсь в них взглядом, если они оба тут то... Сердце обрывается. На негнущихся ногах подхожу ближе, наверное, со стороны я сейчас похожа на умалишенную.
Вот и он. Смотрю во все глаза, до слепоты, пытаясь разглядеть... Что?
Мальчик не похож на Ага, но и своих черт я в нем не наблюдаю. Делаю еще несколько шагов ближе, тяну руки, хочу дотронуться... С трудом сглатываю, смотря, как ребенок прячется в юбки рядом стоящей женщины.
Ровно в цель. Прямо в сердце. Я ему чужая.
– Сандра, – с трудом отрываю взгляд от сына.
Смотрю на брата, и все вокруг расплывается. Стираю слезы с лица.
Понимаю, что все это время стояла на коленях, когда вижу лицо Марка прямо перед собой. Это он поднял меня и сейчас крепко держит, ловя мой мечущийся взгляд и смотря укоризненно, почти брезгливо.
– Сандра, посмотри на свои руки, – шепчет сквозь зубы.
Охота. Гильдия.
Я не помню, как убивала, не помню, как отдавала почести умершему Лорду. Я знаю только, что невинные светлые глаза смотрят на меня со страхом.

»» 17.10.15 20:42 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Дом Эйвиос. Родовой Замок – выезд в столицу
 
Мы ненавидим тех, кого любим, потому что они
способны причинить нам больше всего страданий.
Лин Старлинг
 
– Ишь, милок, чего удумал, не знаю я ничего и знать не хочу. Отца своего пытай. Захочет – расскажет, нет – его воля, – старая кормилица отвлеклась от своего вязания и отчаянно пыталась не проговориться, хотя по всему видно было, что рассказать ей хотелось.
– Лали, расскажи, что знаешь. Не хочу отца спрашивать. Пару раз пытался, он от ответа уходит и злится только. Расскажи, Лали. Ты про сестру говорила, и она мне снова снилась намедни, и ведунья сказала…
– Молодой барин к ведунье ходил, а если отец узнает? И тебе не сдобровать, и ей. Ее погубит Леций. Ох, неразумное ты дитя, Янис, хоть и большой вымахал, а ума не нажил, – качает головой пожилая женщина, – так что сказала ведунья-то? Это ты на игрища, поди, ездил, на праздник? Девок только портить горазд, – она неожиданно сердито посмотрела на меня и словно отодвинулась.
– Не портил я никого, Лали, – вот ведь, перед служанкой оправдываюсь. Дожил… Хотя какая она служанка. Если с колыбели меня выкормила. Самый родной человек и есть, никого роднее… Боженку ту в деревню проводил и к ведунье зашел. Не видел никто, не прознает отец, – вздохнув, прошел к столику, налил из графина какой-то настойки и залпом выпил. – Фу, гадость, что за зелье колдовское?
– А ты что думал, бренди? – смеется кормилица, да так заливисто, что сам вместе с ней начинаю хохотать.
– так расскажешь, Лали? Ведунья сказала, жива сестра моя, но чтоб не искал, потому что много горя от нее будет. Но я не знаю – снится, и в груди ноет, и словно мать иногда вижу. Только знаешь, не лицо, а образ – кудри темные, голос ласковый, руки нежные, а лица не вижу, как не силюсь, не вижу. И просит она, чтоб девчонку не оставил, сберег, потому и найти хочу. Ну что там страшного может быть, не оборотень же она в самом деле! – не знаю, почему сказал, то ли сон вспомнил про кошку, то ли еще как вырвалось. Сказал и замер, потом что кормилица вскрикнула, потом рот руками зажала и смотрит на меня, глаза огромные, в пол лица, и страх в них такой, что аж мурашки по телу.
Молча смотрю на нее, и она молчит, хоть и слов не надо, все и так ясно, сам знаю теперь, и от этого знания ужасом веет. Да только не за деву страшно мне, а за себя самого, а что если и я? Хотя нет, не должен. Оно бы проявилось уже. Но только многое ясно теперь – почему мать сбежала (от нее, поди, это), и девчонку почему забрала. Понятно, и почему отец меня у нее забрал. Как же, наследник и вдруг мать с порченой кровью. Только зачем вернул? Знал ведь, что может у ребенка проявиться… Может, любил? – от мысли о том, что отец мог любить, почему бросает в жар. Он всегда казался мне таким бесстрастным и бесчувственным, словно и не мог никого любить. Глава рода. Ясный ум и холодное сердце. Да только так ли оно холодно? – выжидающе смотрю на Евлалию, надеясь, что женщина что-то расскажет, и она после небольшой паузы начинает говорить…
– Мать твоя и сама, поди, не знала, что она с порченой кровью. Ну до поры до времени не знала, когда замуж за отца твоего шла. Иначе, может, и не пошла бы. Она хорошего рода. И за ними вроде никогда такого не числилось, или скрывалось очень тщательно. И когда тебя родила, вроде нормально все было, хорошо. Когда я к тебе кормилицей поступила, вот тогда и случилось все. Вернее, когда случилось – меня взяли. Говорят, ведунья ей нашептала. Что помрет, родами помрет. Но она все равно родила, и вроде все нормально было-то, да только грудью кормить младенца не стоило, видать. Как она тебя к груди поднесла, горячка с ней сделалась, а ночью, сердешная, из дому убежала. И так каждую ночь уходить стала. Прознал про то Леций-то, выследил. Что уж там меж ними было – не знаю, не ведаю, только выгнал он ее, и долгое время открыто Меллисента в замке не появлялась. Она не бросила тебя, прошлый раз говорили, – кормилица посмотрела на меня, словно убеждаясь, что права, – ты помнишь. Помнишь, как приходила. Сядет туту на кресло. На руки возьмет, и сидит – обнимает и укачивает. Не плакала никогда, хоть и видно было, что сердце кровью обливается – да и где это видано, ирод окаянный, отец твой дите родное у матери забрал. Какая бы она ни была, а она мать! И никто окромя нее ребенку не нужон. Никакая самая распрекрасная кормилица или нянька мать родную не заменит. И ты по ней тосковал, что я, не видела? Потому и приходить разрешала, и отцу не сказывала. Да узнал кто-то, увидел ее, и Лецию донес. Что тут было!!!! Чуть меня самое не выгнал, но видно понял, что дитю без меня не выжить. Оставил. А Меллисенту выгнал, да еще в обмане обвинил, дескать, знала она все про кровь порченую.
Я сначала-то не поняла, а потом догадалась, о чем речь. Нас-то с тобой Леций тоже увез тогда из замка, в деревню, подальше от дурного глаза, как сказывал. А я-то думаю, чтоб с тобой ничего не случилось, случись что, – кормилица замолчала.
– Что, Лали? Или боялся отец, что я тоже? – внимательно смотрю на Евлалию, ожидая словно приговора, ее слов.
– А как не бояться-то? Ты ж сын, наследник, за это по головке не погладят. Одно дело – женщина, да и то, женой Леция ей становиться не следовало. Это все матери ее гордыня. Та и призналась потом, что недуг это, ну то, что она особая, только по женской линии в их роду передается, и не абы кому, а только тому, кто выбран. Ну, она так говорила. Сама-то Агата, бабка твоя, она обычная, и умом недалекая, а вот гордыни – море.
Вернул нас отец к себе. Тебе уже годков пять почитай было. Как раз и Агата приехала. Она к нам в деревню приезжала сначала-то, потом – к отцу в замок. Да, видать, и сказала ему все. Успокоился Леций, и наследника вернул. И вроде даже жениться снова хотел, а прошло время, смотрю – снова Меллисента тут, и опять в тягости. Где уж он ее нашел, почему вернул в замок и снова стал в постель брать, не мое дело. Да только дочку она родила, а через время и пропала. С ней вместе. С малышкой. Что там произошло, только Леций тебе расскажет. Не я. Я и так много выболтала. Ступай, ступай, Янис, не надо было нам этот разговор с тобой вести. Опасно это, ох, как опасно, ведь и у стен уши есть, – пожилая женщина отвернулась к окну и уставилась словно не в него, а вдаль куда-то, ей одной ведомую.
– Как скажешь, Лали, – кивнул ей и вышел. К себе пошел, света белого не видя. Так тошно на душе было. Тошно и злость хотелось на ком-то сорвать. Разрядки хотелось… Деву по дороге сграбастал. Кто-что, не важно. Тело женское мягкое податливое. На кровать в комнате бросил, одежду сорвал и в естество ее вонзился. Жадно. Горячо. Не ласкал, насиловал, сам понимая и ненавидя себя за это. Но сделать ничего не мог. Вбивался в тело женское, в глубину его, рот девке рукой зажал, не орала чтобы, потому что боль ее в глазах увидел. Но своя боль важнее оказалась…
Потом поднял, денег отсыпал и прогнал прочь, а разрядки так и не получил. Душа все равно рвалась куда-то, и носился зверем раненым по комнате, круша все…
На конюшню влетел злой, как черт. Парни-конюхи разбежались. Сам Командора седлал и по полям носился долго. Измотал себя и коня чуть не уходил. Только ради него и вернулся. Хотя и самому легче стало…
Решил спать лечь. Чтоб еще беды какой не натворить, да только беда сама и пришла – отец вызвал.
Говорить, правда, долго не стал, велел в столицу ехать – на совет. Разговоры о матери на корню пресек – так кулаком по столу шарахнул, что я и смолчал, но все равно своего добьюсь. Узнаю правду. Чего бы мне это ни стоило, узнаю…
– Едешь завтра поутру, я уже приказал дом в столице приготовить. Слуг, оруженосцев – свиту тебе составил, чтобы в грязь лицом не ударил перед правителем. На совете молчи и слушай больше. Горяч ты, потому сразу слова не говори, остынь, послушай. Не поймешь что или сомневаться будешь, гонца шли. Или вот голубку. Не посрами наш дом. И не ерепенься мне, сам знаю, что не дурак ты, хоть и Шальным кличут, да только тут хитрость и осторожность нужна, в свете-то. Не иди напролом, как вон девку испоганил. Ласковым словом и золотом больше го добьешься, чем вот так силой, да злостью и кулаками, – долго еще напутствовал меня Леций (почему-то после разговора с Лали отцом его называть не хотелось), и я понимал, что прав он во многом, вот только не во всем, и тайну матери моей не дам я ему сокрыть, и девчонку найду. Хотя какая она теперь девчонка – девица молодая, сколько лет прошло! И вдруг жаром обдало изнутри – а если кто мою сестру так, как я девку намедни? Но тут же отогнал мысли эти от себя. Попрощался и ушел. Ночью долго заснуть не мог, а как уснул, так снова Янка снилась мне – и девушкой молодой, и кошкой черной, и все звала и помощи просила…
 
Проснулся с тяжелой головой и весь в поту.
Громко крикнул принести воды и плотный завтрак. Одевшись, поел и спустился вниз. Все было готово к отъезду. Отец вышел на крыльцо провожать. По плечу хлопнул, посмотрел, как на коня вскочу, а как тронулись, вослед крикнул что-то, я и не разобрал, ветром унесло, но, значит, не особо и надо было…

»» 20.11.15 14:57 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Утес Плача.

Она протягивала руки к ребенку, а тот в страхе прятал личико в складках пышной юбки кормилицы. Не так они должны были встретиться. Хотя - какая разница? Даже если бы леди Сандра предстала перед своим сыном в блеске и роскоши владетельной госпожи – кто она ему? Ведь мать – не та, что родила, а та, что воспитала…
Видимо для меня неизбывной болью останется в памяти эта сцена. Я ведь тоже никогда не знал своей матери, и кто знает - как бы повел себя, будучи несмышленым мальчишкой, если бы знатная леди вдруг решила открыть мне свое сердце.

А вот братцу не понравилось - в каком виде появилась перед ним безутешная вдова. Ну, еще бы. У них, наверное, женщины затворяются в своих покоях, молятся и стенают по умершему. А не участвуют в гоне, не пачкают руки в крови, не веселятся над остывающим телом… Пусть поглядит - куда попала его сестра, какие обычаи и нравы ей пришлось здесь перенять. И задался бы вопросом - а есть ли в том ее вина?


Он держит ее крепко, но это вовсе непохоже на объятия любящих брата и сестры.

Я подошел к ним – иначе они бы стояли тут вечность.
- Простите, моя госпожа, - я видел, как недовольно смотрел на меня лорд Марк. Изучая? Подозревая?
- Ваш сын устал с дороги, люди и кони – тоже. Будет лучше, если о ребенке позаботятся в замке. И впереди у нас еще долгая ночь.
Леди Сандра как будто очнулась, услышав мои слова.
- Да, конечно, вы правы, сэр Феррант. И…благодарю, что вы успели в срок. Следуйте за мной, – это было обращено ко всем.
Она старалась выглядеть сильной. У нее даже получалось.

Тризна по лорду должна была запомниться всем гостям. Все три дня в замке, видимо, пекли, жарили, варили. Столы ломились от яств, полные чаши эля и вин – все, чтобы угодить его лордству. Он же взирает на всех нас с недосягаемой выси, он радуется тому - как провожают его душу. Если только не злобно скалится из Бездны…


Леди Сандра сидела во главе стола, рядом расположился ее брат, всем своим видом показывая – кто тут теперь правая рука госпожи.
Я сразу понял, что мое присутствие не доставляет ему удовольствия и постарался устроиться подальше. Но волей-неволей искал взгляд леди Элефтари, а, найдя, спешно отводил глаза. Нельзя, чтобы сейчас она вызывала хоть малейшее подозрение. Когда принесут клятву верности ее сыну, а ей воздадут должное - как регенту, только тогда она по-настоящему станет для всех госпожой.
Логана вывели к столу, чтобы официально представить присутствующим. Одобрительный рев в качестве приветствия окончательно испугал измученного дорогой ребенка. Он молчал, опустив глаза в пол, а затем занял место рядом со своей матерью. Но когда время зашло далеко за полночь, его увела кормилица.

Мне хотелось поскорее напиться, чтобы не принимать участия в игрищах и плясках в честь памяти покойного. Вполне будет достаточно жизнеописания лорда Ага, которое сейчас заунывным голосом читал его личный секретарь. По всему выходило, что за все его деяния он заслуживает, как минимум, сидеть рядом с Н*Габахом, хотя он в него и не верил при жизни. Хотелось смеяться, наверное - наконец-то подействовало вино.
Я поспешно поднялся, вызвав неодобрительные взгляды пирующих - ну как же, в такой момент покинуть зал! Пришлось сделать вид, что уже перебрал - к этому , напротив, относились положительно.
В коридорах замка было угарно и душно. Я вышел на улицу, стараясь перевести дух.
Завтра все закончится, осталось недолго ждать.

»» 30.11.15 15:56 ЦАРЬ ОСТРОВОВ. Столица мира
_________________

Все глубже в лес.

Ох и бились надо мной нянюшка, и матушка бились, и батюшка серчал, а все одно привычку детскую не извели, не искоренили. Чуть что приключится со мной волнующее, чуть какое недоброе грудь стиснет, так и начинаю пряди рыжие мусолить, зубами белым прикусывать. Вот и теперь, топчусь на месте, ногами влажный мох в землю вмешивая, давлю осторожно на бедрах голых, красными полосами трижды перечеркнутых, злых болотных комаров, в лес вслушиваюсь, волосами похрустываю.
Лес молчит. Прикрывается молочными клочьями тумана, ветвями сонно поскрипывает. А казалось бы, самая страда ему охотничья, самое лягушачье раздолье.
Ой, тревожно мне что-то. Ой, не весело.
Молчит лес, будто ждет кого-то. А может, и дождался уже?
Росы под утро выпадут щедрые. Ночь за половину перевалила едва ли не теперича, а холодная взвесь уже на плечах мостится, под коленками струйками собирается, загривок мочит.
Или смотрит кто не добрый?
Топчусь на месте, землей чавкаю, дух перевожу. Что бежать, ум последний по кустам развешивая, коряги носом считая, что стоять вот так, воздух болотный, багульником сладкий, грудь наполняя - в чем пользы больше? А если впереди карта болотная, трясинами да бочагами перемежаемая? А позади люди злые, и этот, в косынке красной сын женщины богами не обласканной? А ты сама не одетая не то чтобы в общество приличное, а хоть бы в нитку какую, да и ножки хоть и резвые, но к долгим босым прогулкам не привычные, мелкими сучками и шишками во все пяточки ужаленные? Что делать-то остается?
Лишь найти полянку или выворотень по запущенней, в стороне от троп хоженных, да и затаиться на ней до света. Чай не звери, чай по духу не найдут, более того памятуя, что в большом корыте с мыльным корнем и сажей я полоскалась как раз третьего дня, над чем Хольг долго потешался, за пару лун так и не сумевши привыкнуть.
Вот только таиться на мшистой полянке под душистыми зонтиками багульника сыровато.
А дальше впотьмах брести черевато.
Мало гати не найду, так и велика возможность по змеиным спинам пойти. Всякая тварь в болотах водится.
Даже и двуногая. И оружная.
И вот как эта. Хвостатая.
Только я к багульнику потянулась, зелень горстями собрала, сок ее пряный по телу от комарья размазать, как чувствую - не мерещится. И впрямь смотрит кто. В упор, скотина наглая!
Сердце захолонуло от того как гусеничка мохнатая чужого взгляда по хребту мне проползла. Вот не смотрит так зверье, памятью нянюшкиной клянусь. Человек мерку снимает. Да не добрый какой прохожий, не славница милая - мужик взглядом прилаживается. Что-что, а за последнее полугодье, науку эту в меня крепко вбили - интерес предугадывать.
Голову поворачиваю медленно, за стволы, над кустами заглядывая. Глаза мои ночью никогда плохо не видели, а нынче кажется и вовсе каждую былинку со страха различают. Былинку видят, а того кто спину мне вдоль и поперек очертил - не замечают.
Поворачиваюсь.
Чую - смотрит. А кто - не вижу.
Кусты вкруг полянки густые, листа вчерашнего множество великое, а веточка не шелохнется, не прошуршит опад. Только мох под моими ногами чавкает сытно.
Где-же ты?
Кружусь на месте медленно или кружат меня? По солнцу обходишь или против? По небу летишь или по земле ползешь? Как же ты таишься, как?
Листья острые, на ивовые похожие, до дурноты стиснула в кулаках, до кашицы. Аж сок душный сквозь пальцы потек. Прядку не жую уже, скалюсь. Вот вот завизжу как дуреха распоследняя.
Неужто мерещится?
Неужто заговорил кто?
Древние водят или...
На задние лапы встанет - всю покроет. А так, к земле припружинившись, только до середины бедра и достанет. Уши круглые не торчком - на горизонт положены, хвост по траве колбасой мохнатой толстой расстелился, зад отклянчен выше холки - вот вот бросится. И глаза светлячками сияют. Глаза его и выдали, а от них и сам весь нарисовался. Хищный, крадущийся... Ой, нянюшка! Ой, матушка! Ой, батюшка чтож я дубинку-то, пустоголовая, бросила! Хоть не отбилась бы, да хоть подавился бы!
- Брысь! - зашипела я на зверя пятнистого, без ума руками обеими на него взмахивая. Сок зеленый, комья сырые, в которую пряная поросль багульника болотного обратилась, в который раз за ночь в морду чью-то полетел. Не человечью, так хоть в эту, усатую. И сама, путей новых не отыскивая, спиной вперед шарахнулась. Думала в бок уйти, а там в лесок редкий, тонкоствольный, кочками клюквенными переполненный утечь, да оступилась, оскользнулась на мхе сыром и в кусты багульные спиной той и влетела.
Треск, писк, плеск, а мне рык чудится! Или слышится?!
Кончился берег, кончились ветви. Не упала - ногу подставила, да все равно вниз ухнула - кусты на самом краешке росли. А за краешком том чаша болотная, водой-трясиной теплой полная. Не плес какой камышом поросший, а сразу глубина. Первый шаг - по пояс. Второй - и вовсе с головой.
Понять ничего не успела, напиться-надышаться не смогла, а ил пуховой периной принял, ряску над макушкой одеялом накинул, в волосы коряги топленые вплел. Вот и кончилось?
Ой, мне....

Стоянка

Острые грани кинжалов, переплетаясь, образуют причудливый узор. Вспыхивая и переливаясь искры бегут по граням, на миг застыв, дрожат на кончинах невесомой вспыхивающей пылью и соскользнув гасну растворяясь в темноте. С каждым мигом их всё больше, всё быстрее танец. И кружит безумный водоворот затягивая в свой омут. Ударами тонких лезвий вспарывает тонкий пергамен кожи, впивается в роговицу и погружает мир во тьму. Вслед за красками отдаляются звуки, становясь все тише пока совсем не исчезают. Темно, тихо и лишь в глубине, где-то за тугим переплетением тканей раздаются удары. Один, другой… Воздух раскалённой ртутью перетекает сквозь судорожно хватающие его губы и темнота расступается.
Очертания мира проступают, появляясь постепенно становясь все четче и реальнее. Черно-белый пейзаж обретает краски, туман рассеивается и все вокруг оживает. Слышны голоса, шаги, звон оружия. Жив. Снова жив. Сжав пальцами виски, выдыхаю. Надо подняться и пересев к костру потянуться к нему ледяными пальцами.
Оранжевые лепестки просвечивают сквозь кожу, наполняя ее янтарным теплом, и предвкушение появляется в солнечном сплетении не давая усидеть на месте. Этот сон преследует яростнее чем голодный хищник добычу, причиняет боль, вдребезги разбивая хрупкое равновесие, заставляет хаотично двигаться вытаптывая круги. Всегда предвосхищая охоту обещает покой. Но не сейчас. Потом. Когда-нибудь.
Предвкушение захлестывает, кружа в безумном водовороте. Невозможно усидеть на месте. Быстрее, быстрее, быстрее, кружиться по поляне под недоуменными взглядами. Врезаться в деревья, оставляя на шершавой коре красные отпечатки. Не остановиться, не замереть, пока…
- Вот, - гонец протягивает тряпицу, от которой разит тленом и грязью, - было совершено нападение…
В ушах начинает шуметь. Вот оно. Кровавая роза раскидывает лепестки на белом платке. Кровь порченого обжигает сильнее огня, сворачивая мышцы в тугую пружину. Вспарывая нервные окончания, выворачивает внутренности, заставляет гореть легкие, а сердце, сорваться в бешенный, выламывающий ребра, галоп. Предвкушение сплетается с безумием. Найти, догнать, убить… Пульсирует в висках с ударами сердца.
- Ни слова больше, - коснувшись, в запрещающем жесте, губ пальцем, улыбаюсь. Предназначение, предначертание, миссия.
Найти, догнать, убить…выбивают подковы по замершей грязи. Найти, догнать, убить…слышатся за спиной дыхание гильдии. Кровавая нить тянется сквозь пространство связывая воедино охотника и добычу. С каждым ударом копыт становясь все прочнее, не пропадает маня за собой.
В ноздри ударяет упоительный букет запахов: земли, травы, пожухлой листвы, перед взглядом на миг мелькает черно белая картинка, порыв ветра скользит по шерсти на затылке, а под подушечками лап упруго пружинит земля. Мгновение и все пропадает, но мне удалось- значит противник где-то рядом. Кожа горит, сознание балансирует на острие между реальностью и безумием. Покажись. Тянусь стараясь снова ощутить единение но проваливаюсь в пустоту. Где же ты?
_________________

Лес.

Холод пронизывает до костей, заставляя проснуться. Вокруг снова проклятый лес, а я обнаруживаю себя забившимся в овраг.
Как я здесь оказался?
Оглядываюсь, в попытке вспомнить, и понимаю – ничего. Снова провал, снова кусочек жизни вырван из книги памяти. Зябко поежившись, пытаюсь встать, но ноги, замлевшие от неудобной позы, не держат. Выдыхаю, закрыв глаза и жду, пока отпустит.
Он снова появлялся. Внезапно вспоминаю ту боль, которая пронзала в тот момент, когда он прорвался.
Тошнит.
Чувства голода нет, значит, зверь снова питался. Кем? Был ли это заяц, или заблудивший в лесу грибник, которому не повезло?
И снова тошнит.
Кое-как поднимаюсь, пытаясь размять ноги, припадая на правую, выбираюсь из оврага, озираясь по сторонам. Осторожность стала неотъемлемой частью моей жизни, с тех пор, как я оказался вынужден делить свое тело и разум со зверем. Это сводит с ума. Вынужден, теряя себя становиться кем то другим. Не просто кем то. Зверем.
Но иногда… Иногда он полезен. Только бы научиться его контролировать, не допускать внезапных всплесков, когда он выбирается, ломая меня. Я ему не доверяю.

Что-то мешает, болтаясь на руке. Лента. Тускло-синяя, кажется сотни раз перестиранная, старая. Откуда?
Внезапно память подкидывает картинку вчерашнего дня.

Я выбрался на поляну, где увидел её. Девочка, подросток, на пороге созревания. Чую её запах, невинности и чистоты, его не скрыть застиранным потрепанным тряпьем, в которое она одета. Просторная мешковатая рубаха, почти до пят, в руках лукошко. Собирательница. Наблюдая за ней из-за дерева, осознаю, что это мой шанс. Вспомнить себя, ощутить себя вновь. Делаю шаг к ней, она замирает оборачиваясь. Её ярко-синие глаза смотрят испуганно. Не бойся, девочка…
Но она боится, рванув с места, пытается скрыться в чаще. Я быстрее, проворнее. Не надо, девочка. Не противься.

Воспоминания захлестывают, заставляя остановиться, оперевшись о дерево и спустить штаны. Зажмурившись, вижу её перед собой снова, этот её полный страха и мольбы взгляд… Пальцами обхватывая себя, представляю, будто это снова она.

Она давилась слезами, когда я догнал и повалил на землю. Она умоляла отпустить, когда я стягивал с нее панталоны. Скажи спасибо, девочка, я избавлю тебя от всего. От судьбы стать шлюхой, ведь через пару лет ты перестанешь носить белье, чтобы задирать подол платья перед первым тебя возжелавшим. Скажи спасибо, я избавлю тебя от унижения. Её хриплый крик звенит в ушах.
Громче, девочка, громче! Доставь мне это удовольствие, покричи для меня!
И она кричит, громко и протяжно, захлебываясь слезами. Её глаза становятся огромными, когда я наконец попадаю, на миг она перестает рыдать, чтобы потом взвыть с новой силой. Тугая и нежная, так приятно быть первым и единственным. Она старше тех, кто возбуждает сильнее, но тоже хороша. Все пытается отбиться, не теряя надежды.
Рыдай, девочка, рыдай.
И она рыдает, а мои ладони уже сжимаются на её горле. Нет слаще хрипов, этих захлебывающихся звуков из её рта. Нет приятнее судорог агонии, когда сам уже на грани того чтобы кончить. Её последний судорожный всхлип-вздох совпадает с моим стоном. Насытился. В такие моменты я становлюсь собой, без примеси зверя, и ощущение свободы поистине неоценимо.
Снимаю ленту с её волос, и прижимаюсь к холодным, синим, губам поцелуем. Для твоего же блага, девочка.

Воспоминания так живы, что тело отзывается на них. Водя рукой, удовлетворяю себя, позабыв обо всем, купаясь в ощущениях и испытывая вновь и вновь удовольствие от содеянного. Глухо простонав, обессиленно прижимаюсь лбом к дереву. Как она была хороша! Жаль, зверь не оставил её, замел следы.
Ощущаю привкус её плоти во рту. Хочу снова.
Внезапно все меняется. Инстинкт самосохранения, запоздало включившись, орет во всю глотку. Беги! Беги! Рывком подтянув штаны, пытаюсь бежать, но делаю ошибку. Я оборачиваюсь. И замираю, встречаясь взглядом с ним.

Лес

Петля затягивается все туже царапая кожу шершавыми, выбившимися из тугой скрутки, илами. Ощущения, балансируя на острой кромке клинка, тянут вперед разрывая устойчивые связи, все дальше уводя от проторённых троп. Треск сучьев почти не слышен за шумом струящейся по венам крови.
Возбуждение захлестывая, сбрасывает на землю. Быстрее, быстрее… Сознание тянется, легкими касаниями дотрагиваясь до чужого и зрение, на миг, становясь другим, то и дело выхватывает незнакомые картинки. Ноздри, раздуваясь, шумно втягивают воздух. Он рядом. Где-то совсем близко. Движения меняясь становятся плавными, скользящими, крадущимися. Ветки, пружиня, без треска возвращают себе прежнюю форму. Тревожная тишина окутывает заполоняя все собой. Чувствую его. Приближаюсь к нему. Ближе. Ещё на шаг ближе.
Нервы, как обнажённые струны, которых касаются чужие эмоции, подхватывают мелодию безумия. Злость, страх, похоть и удовольствие сливаются, багровыми тонами, окрашивая окружающую действительность. Холод отступая стекает каплями, покалывающего подушечки пальцев, раздражения. Где-то совсем близко.
Взгляд как удар в солнечное сплетение. Взгляды как пересечение клинков. Миг. И вот уже нет пути назад. Понимание, зеркально, выгибает губы в оскале. Сильный, загнанный в угол, все ещё надеющийся прорваться. Бойцы окружают широким кругом и дальше только вместе. Разделим или поделим?
Прикосновение к сознанию, обжигает. Первое. Нежное. Лаская, беру в плен, не позволяя отстраниться. Скользнув внутрь, бужу не до конца уснувшего, зверя.
Ненависть. Ударом хлыста вспарывает кожу. Болью проносится по телу. Выламывает предвкушением. Закрепляет контакт. Одно дыхание на двоих.
Пропадаю, сливаясь с ним. Становлюсь вожаком отдающим приказы. Веду за собой. Рвется. Чувствую попытки разорвать связь. Поздно. Тише... Тише... Тише…
Обращайся! Первый приказ, штормовой волной, ударяется о стену сознания.
Обращайся! И разлетаются обломки раня мое острыми кромками.
Обращайся! Выгорают нервы и разрываются привычные связи.
Обращайся! Огонь ненависти течет по жилам, с каждым ударом сердца, все быстрее.
Обращайся! Вспыхивает перед внутренним взглядом кровавая пелена.
Обращайся! Сопротивление слабее, сильнее боль.
Обращайся! Одно на двоих бешенство.
Обращайся!
Обращайся!
Обращайся!
_________________

Лес.

И мир закручивается спиралью безысходности, когда за Его спиной возникает гвардия. Я знаю кто это, знаю, что сулит мне эта встреча. И зверь внутри знает. Он замирает, жмется, трусливо поджимая хвост. Он хочет жить. Как и я.
Пытаюсь пятиться, пытаюсь закрыть глаза и не смотреть. Не чувствовать, как огненные змеи страха ползут по коже, проникая сквозь нее.
- Я простой грибник, я заблудился…
Но голос, дрогнув, выдает с головой. Испуганный взгляд, дрожащие руки, а в голове набатом звучит «прорваться». И зверь понимает, он почти не дышит. Только бы не выдать себя.
Проклятая девчонка! Маленькая шлюха отвлекла внимание и теперь я могу сам стать добычей.
Тише, тише. Нельзя показывать, что страшно. Что тошнота подкатывает к горлу, что вот-вот завоплю от ужаса неотвратимости будущего.
Окружают. Но я еще могу выбраться. Я могу, могу.
Ужас охватывает, когда ощущаю Его мысленные, липкие прикосновения. Скользит своими тонкими пальцами по коже, и зверь ощетинивается, готовый наброситься.
Меня трясет, крупная дрожь заставляет тело дергаться в страхе, одежда мгновенно становится липкой от пота. Страшно. Но я сдержусь.
А Он как будто раздирает мою плоть, вскрывая черепную коробку лезет туда, своими грязными пальцами норовит сжать мозг, превратив его в месиво.
Прочь! Вон из моей головы! Я сильнее! Я выдержу!
Но Он не уходит, прочно впился, присосавшись словно паразит. И зовет, зовет…
Боль обжигает каждую клеточку тела – это зверь поддается. Пытаюсь перехватить, но не получается. Зверь, разозленный попыткой вмешательства, рвется наружу и я не могу его сдерживать. Он ревет, рычит, полосуя когтями все внутри. Прорывается.
А я рыдаю. На колени упав, рыдаю и прошу.
- Не надо, пожалуйста! Отпустите!
А я ору во все горло, задыхаясь собственными рыданиями. Не стыдно. Больно.
И через миг не могу сказать уже ничего, теряя себя, превращаюсь. Привкус крови в пасти, пелена перед глазами. В попытке рвануть прочь, замираю.
Этот голос… Он похож на чудесную музыку и зверь не понимает, как можно не подчиниться ему. Зверь переминается с лапы на лапу, оглядываясь, прислушиваясь. Он чует вожака и готов следовать за ним. Преданно. Верно.
Предан. Собой же предан.

Слышу – Обращайся!
Снова боль появляется, словно наживо жгут.
Сначала рвут кожу. Не режут, а пальцами разрывают. Слышу, как лопается она, и боль становится ярче. Пытаюсь вырваться, все еще пытаюсь. Но круг все меньше. Пути назад нет.
Слышу – Обращайся!
В ход идут сухожилия. Трещат, рвутся, и кажется, боль уже не может быть сильнее. Она повсюду, я ощущаю её, тону в ней. Раз за разом выворачивая себя наизнанку, ненавижу.
Слышу – Обращайся!
Мышцы уже как тряпка. Глупый, глупый зверь. Уклонялся от меня, игнорировал, на трели нежные повелся. Так умирай.
Слышу – Обращайся!
Кости перемалывает в труху. Восстанавливает, и снова по кругу. Схожу с ума. Уже не понимаю где я, где зверь. Кто сейчас здесь? Кто я вообще? Кто…
Девочка роняет цветы. Она бежит по поляне, её волосы развеваются на ветру. Она оборачивается и вижу её полные ужаса глаза. Васильковые. Глубокие. Невинные.
Слышу – Обращайся!
Вокруг пустота, одна боль. Она поглотила, завладела. Она теперь выжигает изнутри, заметая следы, выгоняя зверя прочь.
А девочка останавливается и оборачивается вновь. Её глаза уже не блестят. А на тонкой шее кроваво-синие подтеки. Мои следы, любимая. Мои?.. Кто я? Кто ты?

Мысли путаются, видения становятся четче. Девочка наступает, приближается. И смотрит, смотрит своими пустыми глазами. И руки тянет. И мелькает, детскими пальчиками зажатое, лезвие.
Кричу в ужасе. Хриплю. Они повсюду, наступают. А я безнадежно бессилен. Каждый из них рвет меня, отрывая по кусочку, разрывая плоть. Вгрызаются, гнилыми зубами отрывая куски.
А Он наблюдает, Он все видит. Страдай! Смотрю Ему прямо в глаза. Чувствуй!
Воет, ревет зверь, понял наконец куда попал. Не свезло. Не поддался мне, так гибни.
Чьи-то пальцы добираются до сердца. Тук-тук-тук. Боль уже есть я, кровавый, разорванный кусок мяса. Кровоточит душа. Её оставите?
Нет. Понимаю – нет. Когда вижу её, ту, что была вчера. Её синие глаза. Приближается и лента оборачивается вокруг шеи. Наклоняется, в губы целует своими черными. Забирает душу, высасывает её подчистую. И затягивается лента на шее.
Не могу дышать. Устал.
И зверя нет уже. И меня нет.
Пустая оболочка. Делай что хочешь.

Лес.

Зрение меняется, становясь чужим, незнакомым. Кровь расплавленным оловом течет по венам, сердце, выламывая ребра, заходится в безумном ритме. Воздух огнем льется в легкие не принося облегчения. Сквозь шум в ушах не слышно воя выламываемого в агонии того кто совсем недавно казался человеком. Приказы, ударами лезвий, вспарывают все сильнее истончающуюся кожу…

Ветер взвивает рой снежинок, закручивая их в торнадо, гонит по улице, пригоршнями швыряет в, украшенное морозными узорами, окно. Задувает в щели, заставляя обхватить себя руками и зябко поежится. Холод следует по пятам. Притаившись в углах деревянного дома, прячется под тонким покрывалом, подстерегает возле окна, преследует как маньяк жертву, стоит расслабиться и он, нападая, принимает в объятия. « Мерзляк» Нет имени, только прозвище. Нет друзей, только семья. Разочарование во взгляде отца, вина во взгляде матери и жалость, с презрением пополам, во взглядах братьев. Не такой, изгой. Сколько раз хочется крикнуть «ну простите что не как все! Убейте или перестаньте так смотреть!» Но не хватает духу. Всегда чего-то не хватает.
- Пойдем.
Тон нетерпящий возражений. Шаг за шагом, увязая в снегу. След вслед навстречу судьбе. Страх, стреноживает, роняя в снег, но отец встряхивает и снова передвигаю негнущиеся ноги, а в памяти брошенный в спину взгляд матери. « Прощай. Прощай. Прощай» кровью стучит в виски.

Обращайся! Обращайся! Обращайся! Боль, ярость, бешенство, безумие. Тугой комок эмоций выжигает руны в солнечном сплетении. Плавятся суставы, переставая держать тело. Гудят, сведенные от напряжения, мышцы. Перед мысленным взором вспаханные полосы грязного, пополам с промерзшей землей, снега. Волны слабости все сильнее, жар ярче, конец ближе. Обращайся!

Жар комнаты не греет. Восковое лицо жёлтым пятном на подушке. Скрюченные, покрытые пергаментной кожей, старческие пальцы.
- Дай руку.
Детская ладонь пропадает в руке мага. Страх, стальным обручем сковывает грудь, обжигая сильнее холода. « Да он прямо здесь окочурится, зря время теряем». «Выдержит». С рождения знакомый голос звучит уверенно, но обруч стягивает все сильнее. Огонь, коснувшись пальцев, постепенно захватывает тело. Рвет голосовые связки, вырываясь безумным криком. Порабощает, превращая прошлое в прах. Выжигает привычные связи создавая новые. Созидает и разрушает...
Маленький мальчик, кутаясь в шкуру, сидит на полу, глядя на всех диким взглядом. Узнает и не узнает. А за окном ветер ласкает цветущие ветви.

Обращайся! На последнем выдохе.
- Все, дальше мы сами.
Уверенный голос звучит издалека. Веки, опустившись, прячут белки глаз. Блеск острой кромки меча. Безнадежность, ударяя, отбрасывая навзничь. Тягуче-медленно. Темный силуэт замахивается, приближается сталь. Удар. Темнота накрывает.
Жар покидает тело, постепенно обнажая разломы, вытекает из сведенных судорогой пальцев. Холодный воздух обжигает легкие. Ледяные иглы рвут горло, вызывая мучительный приступ кашля.
- Варг, вставай.
Кто-то трясет за плечо, помогает подняться. Узнаю и не узнаю. Диким взглядом глядя себе под ноги туда, где лежит он. Ни человек, ни животное. Между судорожно сведенными пальцами в крови и грязи что-то отдаленно напоминающее ленту. Наклонившись, вытягиваю.
Заплетающимися ногами следую за солдатами гильдии, туда, где оставили коней. Дойдя до дерева останавливаюсь и, обернувшись, бросаю последний взгляд на останки. Прощай. Не ему, частице себя. Моя карма. Каждый раз, глядя как опускается сталь, отсекать часть души.
Стирается прошлое, тускнеет настоящее, а в будущем…

»» 16.10.16 14:57 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Корабль дома Элефтари.

Мой отец говорил мне, что первого нужно убивать так чтобы он был последним.
Не знаю когда вспомнил эту фразу. Когда она всплыла в моей голове?
После того как воткнул в поясницу клинок, провел острием вдоль позвоночника слыша как метал задевает кости. Когда сжал зубами его глотку?
Или уже после. Когда вытер рот тыльной стороной руки, стирая чужую чуть с горчинкой кровь?
Посланный умер. Терял цвет глаз, оставлял следы красного на полу.
Я же вытер клинок об штанину, прополоскал рот вином, чтобы не было смрада и лег спать.
Спал крепко.
Точно зная что сегодня меня убивать никто не придет.
По утру, когда рассвет еще не вошел в свои права, но команда уже проснулась и корабль впитал в себя суету дороги в каюту зашел мой старый друг. По странному за это время занявший место то ли моей няньки то ли охранника.
- Горло ты зачем ему подрал? - Спросил рассматривая тело.
Встаю с помятой койки, замечаю сначала белье, что по пачкано в алом. А потом уже на ночного гостя.
Действительно подрал. - Пронеслось в голове. Вместе с мыслью о том что так делаю перевертыши, когда их загоняют в угол. Да и бывалые охотники гильдии.
Зубами в глотку. Видел таким давно еще когда жил на Севере. Слишком много звериного впитывается в тебя, когда убиваешь порченных часто.
Потираю рот руками пытаясь понять кто же я. Зверь загнанный в клетку. Или человек становящийся зверем.
- И куда теперь его? - спрашивает. - За борт?
Молчу пока выливаю кувшин воды на себя. Потом смотрю на остывшее тело. Качаю головой.

Тело прибили к матче корабля. На грудь повесили надпись: "Я пытался убить Лорда Севера". Приказ простой: Не снимать труп до тех пор пока смрад не задушит команду вонью и терпеть его не будет мочи. На севере трупы разлагаются дольше от мороза. Да и к подобному запаху северные люди привыкли. Но знамя что теперь прибито к матче куда больше говорит, чем привычное красное.
На труп обращали внимание лишь новички, бывалые, казалось, даже любовались, но посмотрев в его открытые глаза, с моими старались не встречаться. Старику моему все это казалось бы не нравилось. Он будто смотреть стал на меня по иному. В отличии от остальных рассматривал долго, желая найти что-то до этого момента не видимое.
- Он назвал мне имя. - Сказал я ему чуть позже. Когда северные горы трубили о скором приближение к забытому, но терзаемому меня во снах дому. Я назвал его тут же смотря не реакцию старика, а потом наблюдал над тем как меняется его лицо. От удивленного до спокойно-расчетливого. С того момента старик стал похаживать к телу и всматривается уже в него. Пытаясь найти что-то что подтвердит сказанное им перед смертью. Я же всматривался в кромку горизонта и тот вид что с каждой секундой заставляет тело и лицо все больше каменеть. Когда корабль стал казалось бы леденеть входя в чертоги Севера. Когда ветер принес на палубу снежинки и мороз мысли мои оборвал детский голос. Четкий и уверенный.
- Зачем? - спрашивал ребенок. За ним стоит нянька и округлив глаза смотрит на меня. Потом переводит глаза и смотрит на матчу. Куда кивает Логан.
Мои губы ответят:
- Отец говорил мне, что первого посланного убийцу нужно убивать так чтобы он был последним.


_________________

....

»» 29.03.17 16:20 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Северные земли. 

- Тебя ждут. - Говорю я мальчику прижавшемуся спиной к моей груди. Закрытого полами моего тяжелого плаща. Смотрящего на каменного монстра, что встречает нас заледенелыми флагами.
Не поднимаютсят они от рвущего их плоть ветра, не ревут хлопками. Безмолвно застыли они под гнетом холода и ожидания.
Брат мой молчит. Толи от страха, то ли не желая рвать тишину своими словами.
На Севере чтут тишину.
Кто я такой чтобы нарушать эти законы?
Руки сжимают поводья. Кольцо с гербом дома почему-то горячее сейчас обжигает палец.
Конь гарцует на месте в нетерпении и нежелании ждать. Я даю команду двигаться к замку и с каждым  шагом я вижу как растет каменное чудовище как открывает свою пасть.
Желая поглотить и меня и свиту что меня  окружает.. Как стонут в приветствии трубы. Горн на севере трубит только когда повержен порченный. Несет свой вопль по всей округе чтобы все знали: Дом Севера несет смерть проклятым. Дом Севера очистил эту землю от скверны. Горн трубит и сейчас. Какую часть моей души я похоронил, чтобы трубы ликовали теперь и в мою честь?

- Мама...- шепчет брат и вжимается в меня ближе. Смотрит в ту сторону где стоит его мать. Я же смотрю на башню в которой всегда встречала меня моя. И удивив пустые глазницы окон перевожу взгляд на новую Леди Севера. Я не убегу, там мой дом, только там я хочу быть. - Проносится в голове то, что сказала мне Леди Севера, кажется совсем недавно.  Это ее дом. Где-то в груди зачатками невыносимой тоски рождается протест. Он скрипит тягуче не желая принимать тот факт, что хозяйка Севера изменилась.
И не смотря на то, что я знал кто будет встречать меня в этих стенах сегодня. Не смотря на то, что я был готов к этому. Этот факт начинает нервировать меня. Ее фигура как доказательство того, что моей матери больше нет. Она мертва и развеяна прахом по ветру.

Живое доказательство моей трусости изваянием стоит на поступи к главному входу в дом. Как и положено хозяйке дома.

Мальчику помогают спешится слуги. Он делает шаг к матери. Я спешиваюсь следом и осмотрев тихую толпу, что замерла в ожидании.
И кажется что ожидание это ложится на плечи мои тяжелым пологом. И, кажется слова, что надо говорит застревают в горле. И, кажется, каждый шаг по земле где вырос я дается мне с особым трудом.
Я пролистаю страницы памяти того как в эти ворота въезжал мой отец. Как гремели трубы в знак новых его побед. Как он подступая к порогу дома кричал слова приветствия.
-Я Аг Элефтари....
-Я Эган Элефтрари. 
Мой онемевший рот вторит эху памяти.
приветствую дом мой...
-Приветствую Дом мой...
Да будет чиста кровь Севера. Да не затупиться меч мой. 
- Да будет чиста кровь Севера. Да не затупится меч мой. Я говорю громко. Голос мой съедает морозный воздух. Я кладу руку на плечо брата моего. Сжимаю крепко.
- Повтори. - Говорю ему и слышу тихое.
- Я Логан Элефтари... приветствую дом мой. - Он смотрит на меня снизу вверх как когда-то я смотрел на отца своего. Тогда он казался мне огромным и пугал до оцепенения. - Да будет чиста кровь Севера.
_________________

Северные земли.

Я стою на каменных лестницах дома возвышаюсь над ожидающей толпой заполнившей весь двор, вглядываясь в даль, за невидимую черту белого горизонта за которым пока скрывалось мое новое будущее. То которое я не выбирала и не хотела и которое мне нужно принять с достоинством и смелостью. Или на все пойти, чтобы его изменить...
Гонец с пристани прибыл несколько часов назад, вызвав своим появлением и новостью о прибытие кораблей бурную активность во дворе и доме. Все вокруг наполнилось суетой и возбужденным ожиданием. В предвкушении встречи с новым Лордом, поглядывали и на меня, кто заискивающе, кто даже смел проявлять жалость.
Прошел лишь день после моего возвращения в стены замка. Я надеялась на то, что прибытие корабля из столицы будет быстрым, но одновременно и не была готова так скоро становится центром сцены приветствия когда все лица будут прикованы лишь к нам, хотя понимала - это неизбежно. На Север вернулся новый хозяин, их хозяин и господин. Мой господин...
А я все не могла поверить в происходящее и лишь когда увидела вдали всадников остро осознала - это на самом деле происходит. Вот сейчас в эти ворота въедет он, утвердит свою власть и в своих руках будет держать мою жизнь и жизнь Логана.
Толпа оживилась и кажется народу стало в миг еще больше, если такое возможно, кто-то приказал расступиться, чтобы отряду было место для въезда. А я все смотрела и смотрела как они все приближаются, пытаясь понять ту бурю чувств которая рождалась у меня в груди и пытаясь отмахнуться от необходимости назвать эти чувства. А всадники неотвратимо приближались.
И теперь уже так близко, что я смогла увидеть его... едущего впереди отряда и почувствовала как желчь подступает к горлу, но в следующий миг мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди и я с трудом заставила себе остаться на месте. Впереди на коне у него...сидел Логан... их дыхания сливаясь в общее облако которое теряя тепло уходило вверх.
Вкус металла во рту заставил меня перестать впиваться в губу... заглушая крик, сдерживая порыв подойти к нему немедленно и забрать сына как можно дальше, спрятать, заслонить собой.
Мой мальчик... в окружении зверей, опять... во власти зверя.
Дыхание на миг прервалось, а память участливо всколыхнула воспоминания.
Тогда сын стоял тут у входа в замок, а я сама в окружении гильдии въезжала в ворота, с руками по локоть в крови.
Не забуду никогда его глаза в это мгновенье.
Но в тоже время мысли о сыне предавали мне силы - не давали мне забывать ради чего я живу и должна жить.
Превозмогая желание при людно вцепиться ему в горло, лишь тонко улыбаюсь сходя вниз со ступеней ощущая с каким трудом дается каждый шаг, ноги ели поднимаются, а камни ожерелья на моих плечах словно превратились в булыжники отражая в своих гранях все мои страх и злость, становятся неподъемными, словно впечатываются в кожу и заставляют оставаться на месте.
Двор переполнен войнами каждый из которых сурово и внимательно рассматривал нового лорда. Думал ли ты, Лорд Севера, что окажешься тут опять когда-то? Хотел ли быстрее оказаться рядом с этими людьми, среди которых были и те кто присягнул когда то мне на верность. Но что это значил сейчас когда новый Лорд, кровь от крови Ага, стоит перед ними?
Сына спустили с коня и я уже рядом, осматриваю лицо, проводя руками по волосам, заставляя себя улыбнуться ему ободряюще.
-Сынок, здравствуй, все хорошо сейчас, я с тобой. - Сжимаю в ладонях холодные пальцы, когда слышу голос заставляющий нехотя оторвать взгляд от сына, а сердце мое замереть и не биться.

-Я Эган Элефтари.... приветствую дом мой... да будет чиста земля Севера. Да будет чиста кровь Севера. Да не затупится меч мой.

Дань традиции, приветствие всех Лордов. И я сейчас смотрю на одного из них. Эгана Безымянного.
Никогда подумать не могла, что следующим лордом Севера станет кто-то кроме моего сына.
Мне кажется или он изменился. Неуловимо. Сейчас в морозном воздухе, стоя на землях Севера в нем словно появилась какая-то новая сила, которой раньше не было. Она пугала. А может я сама выдумала ее и ничего и нет?
Тяжелая рука ложится на плечо сына, заставляя меня напрячься.
- Повтори.
И мальчик все послушно повторяет, чем ввергает меня в ужас. Дикий, леденящий кожу страх. То чего я так боялась всю жизнь и от чего пыталась уберечь сына происходить на моих глазах - он становится покорным чужой воле, его воле. Без страха и сомнения повторяя слово в слово только что произнесенные им слова.
Касаюсь взглядом его глаз. В них сейчас больше льда, больше прищура. Расчета.
Не верю сама себе, когда делаю это, опустившись перед ним на колени как и полагает Леди Севера встречать своего хозяина произношу едва касаясь его руки губами едва не отпрчнув увидев знакомый перстень:
- Добро пожаловать домой, мой господин.
Перед всей толпой показывая, кого считаю хозяином и чьей воле подчиняюсь.
_________________

Север.

На морозе кровь пахнет густотой. Где-то под ноги, на белый снег падают ягодами красные капли.
На Севере чтут традиции, за них держаться как за рукоять меча. Оберегают от посягательств.
Закон тишины, которую можно черпать ложкой. И чувствовать любое сказанное слово физически:
- Кровь от крови моей. - Говорю и пачкаю пальцы в густую из поданной чащи.
Лицо Леди Севера окропляют капли. Те брызгами украшают ее белую кожу. Попадают на скулы, глаза, лоб и губы.
Мое лицо украшено в тот же узор.
Признал.
По законам Севера признал её как часть от плоти своей. Как часть от крови своей.
"От крови не убежать" - знают в этих местах, те кто чтут законы. Я живое доказательство этого.
И ты от меня не убежишь - хочется сказать мне. Прошептать над ухом той кто как статуя замерла подле меня.
Она назвала меня Господином. Я ее Госпожой. Традиции соблюдены.
Я касаюсь чаши с кровью еще раз.
- Кровь от крови моей, - говорю, рисуя отметины на детском лице брата. И все видят. Все слышат.
Признал.
Брат мой младший. В жилах которого как и в моих течет след Ага Бессердечного. И я не знаю еще буду ли я его любить или ненавидеть.
Как ненавидел мой отец своего брата. И как тот в свою очередь ненавидел его.
Брат улыбается. Капли веснушками кажутся на его лице. И я почему-то улыбаюсь ему в ответ. Похлопываю по плечу в неясном для себя одобрении. Желая то ли подбодрить, то ли понять сам себя и свое отношение к этому ребенку.
Улыбка остается на моих губах, когда смотрю на Леди Севера. И вижу как та отслеживает каждое мое касание к ее ребенку. Как отслеживала бы если бы возле него стояло животное.
Где-то к горлу подбираются тиски. Так смотрела на нас с отцом моя мать. С тоской и страхом.
Я отпускаю плечо ребенка...Логан по-детски, чуть в прискок срывается с места и как любой ребенок, не обремененный обязанностями, первый срывает печать с официальной тишины:
- Мне обещали меч со стены! - заявляет он, подбегая к Леди - Я назову его "Пьющий кровь".
Толпа наблюдающих и сопровождающих выдыхает. Кто-то смеется в ответ на непосредственность ребенка, кто-то начинает шептаться друг с другом.
И в этом эхе я делаю первый шаг. Под это эхо не слышно уже ни как хрустит снег под ногами ни моей фразы сказанной только Леди Севера.
- Я знаю что ты сделала. - Шепчу я. Касаюсь взглядом еще раз ее лица в каплях крови. Запоминаю. И прохожу дальше. Ступая на порог дома из которого бежал.

»» 28.03.17 14:05 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Северные земли.
Я не верю. Не хочу принимать, не хочу видеть и слышать, не хочу быть рядом сейчас и понимать, что происходит - не хочу чувствовать.
Что ты делаешь?
Мне так хотелось отпрянуть, закричать, сойти с места подле него под взглядами всех присутствующих придавливающих меня сейчас не давая сдвинуться с места...
Ты знаешь, что делаешь - клеймишь меня без метала и огня, ставишь на место не силой, а буквой закона. И от этого злость поднимается все выше, оседая горечью в горле, скручивая пальцы в кулаки.
Идешь дальше чем пошла я, вместо показной покорности - кровный знак. С трудом поднимаю взгляд на лицо нового Лорда.
И все во мне сопротивлялось прикосновению, тому значению которое принимало это действо, но замерзшие пальцы покорно окунулись в теплую кровь, чтобы оставить на его лице метки, которые стекали сейчас по лицу бледнеющими каплями. Я не в силах была выносить его взгляд так близко, и закрыв на миг глаза, словно наяву ощутила оковы на своих запястьях. Узы, связывающие меня прочной тонкой нитью, они обвивали многократно запястья, стягивали грудь, талию и шею мешая, раздражая кожу до зуда. Желание стереть кровь со своего лица, оборвать все нити как когда-то ту, которой связал меня Бессердечный становилось все нестерпимее. Но я стояла недвижимо, скованная страхом, что не смогу сдержать свои истинные эмоции - взорвусь и слишком дорога будет цена за то, чтобы показать истинное лицо. Я должна, я умею это так хорошо - прятать свои эмоции глубоко, запирать и закрывать от чужих глаз. И ему не позволю увидеть лишнего, хотя бы не сейчас.
Я молча наблюдала как он пятнает моего сына следами крови и мне хотелось кричать Богам, чтобы они дали мне сил справится с происходящим. Для меня так много значило то, что он делает сейчас - выказывает при всем народе принадлежность Логана к своему роду, и я поняла лишь когда это случилось.
Знал ли он, что Аг никогда не делал такой чести своему младшему сыну? Знал ли, что отец не видел его никогда и отослал с глаз долой отняв от моей груди еще новорожденного младенца? С все возрастающей злостью понимаю - то неясное чувство от которого глаза вдруг защипало - благодарность. Не хочу чтобы он знал, что мой сын не был признан собственным отцом.
Сын подбегает и что-то говорит мне, я не понимаю, слишком погружена в свои мысли и то чтобы удержать на привязи все чувства и эмоции. Лишь слабо улыбаюсь, но глаза подмечают все, и каждый раз когда Логан смотрит на него снизу вверх и лицо сына озаряется радостью, мое сердце сжимается от тоски. Зачем ему подле себя преданный и готовый как на божество на него смотреть ребенок - мой сын? Они братья одной крови.
Вдруг, шаг - и он очень близко, эта близость почти заставляет отпрянуть.
- Я знаю что ты сделала.
Его слова как удар в грудь лишают меня воздуха, почти отнимая последнюю спасательную нить за которую я отчаянно цеплялась.
Пока внутри начинает нарастать паника и отчаяние он не сбавляя шага уходит, оставляя меня в оцепенении и непонимании, поглощенную страхом. Мне кажется, что тело больше мне не принадлежит, я словно наблюдаю за всем со стороны когда понимаю, что уже вошла в замок, а когда опускаю глаза на свои пальцы с удивлением замечаю, что с них капает кровь.

»» 28.03.17 14:11 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________