Дважды воскресшая (ИЛР, 18+)

 » Глава 8

Под резкий окрик Терция Домна привратник открыл ворота, и носильщики-лектикарии занесли во внутренний двор лектику(1), инкрустированную серебром.
Возле дома уже собрались все рабы, прислуживающие в господских покоях. Элисса предупредила их по приказу хозяина, что им нужно надеть чистые одежды и приветствовать его дочь, которую он нашёл после многих лет разлуки. Невольники не задали Элиссе ни одного вопроса, – излишнее любопытство рабов не приветствовалось Терцием Домном – и поспешили выполнить приказ господина.
Терций Домн спешился и бросил поводья конюху. Затем он подошёл к носилкам, которые лектикарии осторожно опустили на землю, и властно проговорил:
– Выходи, Клелия! Мы уже дома.
Пурпурная занавеска чуть шевельнулась, отодвинулась в сторону; и девушка медленно, неохотно, словно невеста, приехавшая в дом нелюбимого жениха, вышла из лектики. Растерянным взглядом она обвела двор, и слёзы покатились по её щекам – её окружали сплошь чужие незнакомые лица, и ей не к кому было обратиться за поддержкой. По дороге Клелия пыталась прийти в себя и заодно разобраться, что ей делать дальше. Но горе и внутреннее смятение от гибели приёмного отца и верного четвероногого друга оказались слишком велики, и в сердце девушки царила хаотичная боль и отчаяние от сознания невосполнимости своей потери.
Рабы довольно дружным хором поприветствовали юную хозяйку, которую они видели впервые в жизни и принялись с интересом её рассматривать, удивляясь её красоте и девичьей прелести. Клелия не выглядела надменной, скорее очень печальной, и в душе невольников шевельнулась надежда, что новая госпожа не будет жестоко с ними обращаться.
Заслышав многочисленные голоса, Марция поспешила выйти из дома в сопровождении верной Элиссы, – с её помощью она готовила спальню для дочери. Сбылась самая заветная мечта жены Терция Домна – её девочка вернулась под крышу родного дома и теперь находится под её защитой и опекой. Марция радостно кинулась к девушке, обняла её и сказала:
– Клелия, дитя моё, как я счастлива, что дожила до этого дня!
Затем седая Элисса с почтительной нежностью поцеловала руку девушки и проговорила:
– Госпожа, с тех пор как вы покинули свой родной дом, из его стен ушли счастье и удача. Теперь вы вернулись, и вместе с вами вернулась надежда на то, что в нём снова воцарит радость и детский смех!
Клелия смотрела на этих двух женщин, плохо понимая от волнения смысл их слов. Но лицо Марции было единственным знакомым ей лицом в доме Терция Домна, и она порывисто прижалась к её груди, невольно ища в ней себе защиту и утешение. Поступок дочери ещё больше обрадовал Марцию, и она повела девушку в дом, говоря ей ласковые речи. Терций Домн последовал за ними с довольным видом. Он порядком устал от кровавых событий прошлой ночи, но сумел вернуть себе давно утраченное сокровище – дочь, своего единственного оставшегося в живых ребёнка, и утренняя заря, медленно встававшая над деревьями и крышами домов Рима, казалась ему предвестницей новой счастливой жизни.

Через несколько дней Терций Домн понял, что поспешил считать себя счастливым человеком. Клелия помнила, кто убил её приёмного отца и любимого Черныша, и смотрела на него волчонком, огрызаясь в ответ на его строгие замечания. Она явно унаследовала его твёрдый характер, и обещание наказания за непослушание на неё не действовали. И Терций Домн стушевался перед слабой девушкой – собственной дочерью. Несмотря на свой надменный вид, он чувствовал вину перед ней за то, что когда-то приказал убить её, и теперь совесть не позволяла ему поступить с ослушницей со всей законной отцовской строгостью. Но нерешительность родного отца не могла примирить Клелию с ним и его домом. Всё ей тут казалось чужим и всё немилым. Девушка тяготилась маленькими полутёмными комнатами, в которых ей теперь приходилось жить. Терций Домн приказал строителям сделать их похожими на клетки, чтобы сэкономить на обогреве. Как сильно они отличались от светлых просторных залов дома Публия Сульпиция! Каждый раз, стоило Клелии подумать об этом, у неё начинало щемить сердце.
Но самым ужасным для неё оказались не крошечные размеры внутренних помещений дома, а страх и подавленность подневольных людей, буквально пропитавшие его стены. Все домашние рабы трепетали перед Терцием Домном, который поддерживал порядок в доме при помощи наказаний и запугиваний. Если её приёмный отец относился к своим рабам почти как к членам семьи, заботился о них и их нуждах, то Терций Домн подвергал их жестокой каре за малейшую провинность. Клелия часто затыкала себе уши, лишь бы не слышать крики и стоны очередного несчастного раба, избиваемого неумолимым надсмотрщиком. И как бы девушка не старалась, она так и не могла привыкнуть к своему новому дому, где жили её родные родители. В душе она по-прежнему оставалась дочерью Публия Сульпиция и его жены Туллии. Ещё было хорошо, что её приёмный отец Сульпиций дал вольную многим своим людям и их не конфисковали в государственную казну как имущество лица, объявленного вне закона. Марция по её просьбе уговорила Терция Домна принять их в свой дом. Тот поворчал, что ему придётся содержать «дармоедов», над которыми он имел мало власти, но согласился, стараясь угодить Клелии. К большой радости девушки, в числе вольноотпущенников Сульпиция, которые захотели жить с нею оказались садовник Галл и повариха Хлоя. И всё же приход её старых слуг, которые преданно служили ей с детства, не помогли ей обрести душевный покой.

Однажды Клелии приснился сон, что она вернулась назад к своим приёмным родителям, и весело беседует с ними, а возле ног крутится верный Черныш. Лицо спящей девушки в первый раз за много дней озарила счастливая улыбка, ей не хотелось просыпаться и расставаться с этим удивительным сном, полным радости и солнечного света. Но крики очередного избиваемого утром раба жестоко вырвали её из страны сновидений. Пробуждение сделало столь несчастной Клелию, что она не выдержала и разрыдалась.
Услышав плач дочери, Марция встревожилась и поспешила в её спальню.
– Что случилось, доченька? – обеспокоенно спросила она, садясь на кровать и нежно обнимая девушку. – Почему ты плачешь?!
– Я хочу домой, к Сульпициям! Ваш муж, домина, жестокий человек. Противно с ним не то что говорить, смотреть на него! Я не могу себе завести собаку, потому что боюсь, что он убьёт её, как бедного Черныша! – крикнула Клелия и с новой силой зарыдала. – Мне здесь плохо, я чувствую себя так, словно попала в тюрьму. Тут даже сада с цветами нет, которыми можно было бы полюбоваться, одни огороды!
Это была правда, Терций Домн считал излишним расточительством тратиться на садовника с цветниками, и велел управляющему разводить только овощи – бобы, горох, капусту.
Марция задумалась, решая, чем можно утешить плачущую дочь, затем её лицо просияло от удачной мысли, и она сказала девушке:
– Клелия, хочешь, я тебя отведу в место, где много красивых цветов и поющих птиц?!
– Да, да, – с готовностью закивала головой девушка.
– Сегодня праздник богини Цереры. Наша округа будет чествовать великую богиню, и приносить ей свои дары в благодарность за щедрый урожай. Мы наденем свои лучшие наряды и тоже пойдём на поклонение Великой Матери плодородия, – сказала Марция, и ласково погладила по голове Клелию. – А на отца не обижайся, доченька. Отец любит тебя, только не умеет нежными словами выразить свои чувства. Раньше он не часто бывал дома, путался с всякими непотребными девицами, теперь старается всё своё время проводить здесь и видеть тебя. Ты вернула мне мужа, дорогая, и с тобою я забываю то горе, которое мне причинила смерть моих милых сыновей!
Клелия не очень прислушивалась к словам матери, спеша покинуть тесные комнаты дома. Чтобы угодить ей, Марция тоже быстро собралась и к полудню они уже поднимались по белокаменным ступеням храма Цереры.
Людей собралось много, и Клелия с оживленным видом рассматривала степенных стариков, важных матрон, детей с птицами в руках. Почитатели богини принесли ей в дар корзины с яблоками, инжиром и виноградом, пшеничные лепёшки и амфоры с молодым вином. Девушки украсили статую богини прекрасными венками из осенних цветов. А когда важная жрица зажгла на жертвеннике огонь, и сквозь облака выглянуло яркое солнце, дети выпустили из рук птиц. Клелия с восторгом следила за воробьями, галками, соловьями и голубями, взмывающими в небо, и представляла себе, что она тоже стала птицей, и свободная, счастливая летит к солнцу!
Это посещение храма Цереры напомнило девушке, как она ходила в святилище богини вместе со своей приёмной матерью Туллией, и эти воспоминания проложили для неё невидимый, но такой важный мостик между прошлым и будущим. Почувствовав, что в её новой жизни есть то, что было в прежней, более счастливой жизни, Клелия несколько успокоилась, и смирилась со своим нынешним существованием. Родная мать оказалась по-настоящему заботливой и любящей мамой, подобной Туллии, и девушка обрела внутреннюю опору, помогающую ей держаться в её горе по убитому приёмному отцу.
А с родным отцом Клелия так и не помирилась. Никто ей не говорил, но девушка сама догадалась, что причиной, по которой ей пришлось жить в доме приёмных родителей, стало нежелание Терция Домна видеть её в своей семье. Если бы её братья не умерли, то вряд ли он заинтересовался её существованием. И Клелия продолжала сторониться его.

Терций Домн потерял надежду наладить родственные отношения с дочерью, но ещё продолжал мечтать о том, что она родит ему внуков. И он нашёл ей подходящего жениха в лице молодого военного трибуна-латиклавия(2) своего легиона Авла Ларция – сына сенатора Павла Ларция.

Через два дня после праздника в честь богини Цереры Терций Домн пригласил юношу в свой дом, с целью познакомить его со своей дочерью. Авл Ларций не слишком горел желанием посетить дом угрюмого военачальника. Но своему командиру не отказывают, когда он удостаивает подчинённых приглашением, и Авл отправился на ужин в дом Терция Домна в его сопровождении.

Клелия в момент их прихода сидела на скамье в атриуме и утешала плачущую маленькую рабыню-египтянку Менхет, которую укусила злая оса. Она заботливо смазывала место укуса целебной мазью и уверяла девочку, что боль скоро пройдёт. Авла Ларция поразило, с какой добротой девушка возилась с маленькой невольницей, на страдания которой в других римских домах вовсе не обратили бы внимания. И её красота в общении с пострадавшим ребёнком засияла ещё больше, словно бесценный алмаз в свете солнца неиссякаемого милосердия и сострадания.
– Клелия, принимай гостя – достойного Авла Ларция, – бодро окликнул дочь Терций Домн, знаком приказывая маленькой египтянке уйти.
Девушка подняла голову, и выражение её лица стало холодным и отчуждённым. Она не хотела привечать ни отца, ни его гостей. Но из вежливости Клелия превозмогла себя и ровным голосом произнесла:
– Приветствую тебя, гость!
Авл посмотрел в её чудесные глаза цвета яркой весенней листвы и понял, что окончательно влюбился в эту прелестную девушку, похожую на вечно юную богиню Флору, в присутствии которой всё оживает и расцветает. Сама Клелия, взглянув в его голубые как ясное небо глаза, осталась спокойна, хотя светловолосый юноша, лишь немногим старше её, был удивительно красив. Своё неприязненное отношение к родному отцу она невольно перенесла на его сослуживцев, в которых видела тех же убийц, что и он, готовых без раздумий лишать людей жизни при первом приказе диктатора.
– Клелия, я предупрежу мать, что у нас гость к ужину, а ты развлеки его разговорами, – велел ей отец и быстро вышел из атриума, нарочно оставляя молодых людей тет-а-тет.
Клелия растерянно посмотрела ему вслед, не зная, как ей справиться с такой щекотливой ситуацией. Неприлично незамужней девушке оставаться наедине с молодым человеком наедине, но у толстокожего, начисто лишённого такта Терция Домна было на этот счёт собственное мнение.
Клелия попыталась справиться с непредвиденным затруднением тем, что предложила гостю сесть на скамью подальше от себя, а сама загородилась от него стоявшей в атриуме прялкой с большим колесом, как стеной. Это колесо она начала приводить в движение при помощи правой руки посредством ручки, а второй рукой вытягивала прядь из состриженной овечьей шерсти и направляла к веретену. Состриженная летом шерсть была жёсткой, и жёсткая шерсть требовала больше к себе сосредоточенного внимания, чем мягкая, состриженная зимой. Девушка убедительно представила, что её работа не позволяет ей целиком заняться гостем и держала его на расстоянии. И всё же приличия требовали оказывать гостеприимство Авлу Ларцию, и она осведомилась о его семье, не отвлекаясь от дела.
Влюблённый Авл Ларций не замечал холодности девушки и с готовностью отвечал на её вопросы. Клелия узнала, что отец юноши умер вскоре после его рождения, мать он потерял два года назад, и его большое поместье находится возле Капуи.
Скоро со стороны триклиния послышался шум, и сама хозяйка дома пришла пригласить молодую пару на ужин.

Терций Домн распорядился всем сесть за круглый стол так, чтобы Клелия оказалась рядом с предполагаемым женихом, что смутило девушку ещё больше. Но теперь всю тяжесть разговора с гостем взяли на себя её родители. Авл больше помалкивал, не в силах отвести взгляда от Клелии.
А сам он очень понравился молодой рабыне-иберийке Мирре, которая в тот вечер подавала на стол. Мирра смотрела во все глаза на потрясающе красивого молодого человека, чья красота её просто заворожила. Эта девушка, недавно купленная на невольничьем рынке, ещё не полностью освоилась в доме и со своими обязанностями, и в какой-то момент её руки дрогнули, наклоняя поднос, и она чуть было не выронила блюдо с рагу из фазаньих язычков, приготовленного поварихой Хлоей. Авл, обладающий молниеносной реакцией успел подхватить блюдо, спасая его от падения на пол. Но Терций Домн всё равно разгневался на молодую рабыню, допустившую досадную оплошность.
– Негодная дрянь, ты чуть было не лишила нас блюда, которое стоит почти тысячу сестерций! – закричал он, и, не слушая мольб Мирры о прощении, позвал управляющего: – Креон, вели дать иберийке двадцать ударов палками.
– Отец, это я виновата, – быстро сказала Клелия, пожалев незадачливую плачущую девушку. – Я неловко повернула ногу, и Мирра споткнулась об неё. Прости её!
Но заступничество дочери не смягчило Терция Домна.
– Мирра должна быть наказана, Клелия, этот урок научит её в следующий раз быть более внимательной и расторопной. В моём доме должна неуклонно соблюдаться дисциплина, – непреклонно заявил он.
Тогда за Мирру заступился гость.
– Прошу тебя, прости рабыню, почтенный Терций Домн. Мне не хотелось бы, чтобы первый день моего пребывания в твоем доме был омрачён плачем и криками боли, – с улыбкой сказал Авл Ларций.
– Ну, хорошо, из уважения к тебе, Авл, я отменяю наказание, – тут же поспешил согласиться Терций Домн, желая произвести на будущего зятя благоприятное о себе впечатление, и Авл Ларций был вознаграждён благодарным взглядом Клелии.
Этот тёплый ласковый взгляд девушки пробудил в душе молодого трибуна-латиклавия большие надежды, и он начал навещать дом Терция Домна при каждом удобном случае. Клелия больше не держалась с юношей отчуждённо и приветливо с ним разговаривала. Нежные чувства и привязанность к ней Авла росли, и через месяц при очередном посещении он попросил Терция Домна отдать ему дочь в жёны. Тот тут же ответил ему согласием. Марции тоже очень нравился прекрасный молодой человек, искренне влюблённый в её дочь, и она поддержала мужа. Авл счастливо улыбнулся, считая уже себя супругом любимой девушки. Послали за Клелией.
Но Клелия, услышав с какой целью на этот раз пришёл Авл Ларций в её дом, с возмущением ответила на сделанное ей предложение:
– Я не могу выйти замуж за Авла Ларция, отец, мои приёмные родители устроили мою помолвку с другим мужчиной!
– Клелия, трибун Сульпиций не имел никакого права распоряжаться твоей судьбой, – загремел Терций Домн, разозлённый неожиданно возникшим препятствием своим давно взлелеянным планам.
– Но я дала слово Гаю Аврелию Котте выйти за него замуж, – упорствовала девушка.
– Мне нет дела до твоих обещаний. Ты недееспособна, и я приказываю тебе взять в супруги Авла Ларция, – окончательно вышел из себя Терций Домн.
– Если будешь заставлять меня насильно вступить в брак, я наложу на себя руки, отец! – в свою очередь закричала Клелия, и в её глазах вспыхнули те зловещие огоньки, которые Авл Ларций видел однажды в зрачках священной волчицы, изранившей своими зубами и когтями всё его тело.
Не желая доводить любимую до крайности, юноша сказал:
– Я забираю назад своё предложение о браке, почтенный Терций Домн.
– О, Авл, прости за всё, что тебе пришлось выслушать от этой глупой девчонки, – с горестным вздохом произнёс Терций Домн.
– Это я виноват. Если бы заранее выяснил, что у госпожи Клелии уже есть жених, то не осмелился побеспокоить вас неуместным предложением, – ответил Авл Ларций и распрощался поклоном с хозяевами дома.
В его душе появилась решимость отправиться в действующую армию и в войне с Митридатом забыть о своей несчастливой безответной любви к Клелии, и он ушёл, не оглядываясь.
После его ухода Терций Домн с новой силой обрушился на дочь.
– Ну что, довольна, глупая?! Упустила лучшего жениха, о котором мечтают все девушки Рима!!! – язвительно проговорил он.
– Может, Авл Ларций и есть самый достойный молодой человек в Республике, отец, но я помолвлена и всё равно, что замужем, – твёрдо ответила на эти нападки Клелия и быстро покинула атриум.
Она не желала больше подвергаться оскорблениям обманутого в своих надеждах Терция Домна.
Сразу за дверью у девушки спустился ремешок сандалии. Клелия нагнулась, чтобы поправить его и услышала, как её мать утешает отца.
– Ты нашёл замечательного жениха для Клелии, дорогой, но скорее всего молодой Ларций не её судьба. Авгур Авт предсказал, что она станет женой самого могущественного человека в Риме. Так что не брани нашу девочку, – мягко говорила Марция, стараясь по своему обыкновению сгладить острые углы между мужем и дочерью.
– Марция, я тебя прошу, не говори мне об этих предсказателях-лжецах! – воскликнул в сердцах Терций Домн. На этот раз дочь просто сокрушила его своим непослушанием, и ему захотелось выпить чего-нибудь покрепче, несмотря на то, что он был убеждённым трезвенником, а не слушать слова жены, заступающейся за дочь. – Подозреваю, что Клелия так и умрёт в девицах, как перезревшая весталка(3). Кому нужна эта строптивица, какой мужчина в здравом уме захочет взять в свой дом это ходячее несчастье?! И какого ей ещё жениха нужно?! Авл красив как Аполлон, любит её, готов всю жизнь на руках носить, единственный наследник огромного состояния! Да, хорошо трибун Сульпиций воспитал её – никакого уважения к старшим и почтения к родному отцу! Ужас, а не ребёнок!
Клелия презрительно фыркнула при последних словах Терция Домна и подумала: «Уважение надо заслужить, отец! Если я для тебя несчастье, то нечего было отнимать у меня моего настоящего отца Сульпиция. А я обязательно дождусь Гая Аврелия Котту, и мне всё равно – беден он или богат».

Примечания:

1.Ле́ктика - (лат. lectica, носилки). Носилки, употреблявшиеся в Древней Греции, Риме и Азии, состояли из деревянного станка, на который клались матрац и подушка, и из двух длинных поперечных жердей (asseres), при помощи которых их носили. В Греции до македонских времен носилками пользовались только женщины и больные, впоследствии же они сделались предметом роскоши. Обычно в богато отделанной Л. были занавеси (vela), как у паланкина, а позже даже стеклянные окна. Богатые люди имели собственных носильщиков (lecticarii, calones), сильных рабов, во времена Империи одетых в одежду красного цвета. Таких лектикариев можно было и нанимать. Самое большое число носильщиков было 8 (octophoros), самое меньшее 2, в зависимости от размеров Л. и ранга ее владельца. В дороге пользовались носилками все путешественники, но в городе они сначала были привилегией женщин и больных. Позже, при императорах, ими начали пользоваться и мужчины. В богатом доме было несколько таких Л. Лица с небольшими средствами могли нанять Л. у наемных носильщиков, имевших свои биржи в Риме (castra lecticariorum).

2 Военный трибун-латиклавий - старший военный офицер римских легионов во времена поздней Римской республики и принципата, происходивший из сенаторского сословия. Должность была учреждена в ходе реформ Мария (107 год до н. э.).

Этого трибуна в легион назначал сенат, позже — император. Как правило, он был молод и мог принадлежать к самым богатым семьям в Риме или быть близким другом командующего легионом. Тем не менее, его должность была второй по старшинству в легионе, сразу после легата. Название должности происходит от слова «laticlava», которое означает две широкие пурпурные полосы на тунике, полагавшейся чиновникам сенаторского ранга.

3. Весталка - жрица римской богини Весты, в храме которой весталки поддерживали вечный огонь. Роль этих жриц могли выполнять только молодые, девственные девушки, которых в случае нарушения обета целомудрия подвергали смертной казни — закапывали заживо в землю. Весталок в храме было 6, их туда принимали в возрасте от 6 до 10 лет, и они служили там до своего 30-летия.

___________________________________

Вика, дорогие Леди, всем самого доброго и прекрасного времени суток, и благодарю за новую главу!

Как всегда, мне очень нравятся у автора описания, помогающие погрузиться в описываемую эпоху, раскрывающие эмоции и переживания персонажей, но не перегружающие текст деталями.

Не легко приходится Клелии в доме настоящих своих родителей. Радует, что хоть с родной матерью стали понемногу налаживаться отношения. Молодой влюбленный в девушку жених был бы неплохим вариантом, но, видимо. не судьба, и Клелия отвергла его.
___________________________________

Риточка, спасибо за внимание и комментарии, дорогая!


Сама не люблю длинные описания, заставляющие забывать о сюжете.

Родная кровь заставляет быстро сближаться людей, даже плохо знакомых друг с другом. Марция к тому же заслуживает любви дочери своей неустанной заботой о ней и добротой.
Как говорится, сердцу не прикажешь. Но первоначальное предубеждение Клелии против Авла очень помешало ей разглядеть его положительные качества, а первое впечатление самое сильное.



michalchik, спасибо за то, что читаете, и за цветочки!
___________________________________

Вика спасибо за продолжение!
Неужели молодой человек не затронул сердце девушки? Зачем ей связываться с женихом гораздо старше ее. В этом вопросе она могла бы воспользоваться сложившейся ситуацией.
Кто же все таки окажется возлюбленным Клелии?
Жду с интересом продолжение!
_________________

Лена, приветствую!


Не затронул. Клелия думает о другом мужчине, с которым помолвлена, да еще она с самого начала оказалась предубеждена против Авла, как против кандидатуры родного отца, с которым у нее плохие отношения. Для нее идеал мужчины - это ее приемный отец Публий Сульпиций, и она ожидает, что его друг будет похож на него.


Об этом станет скоро известно, через одну главу.


Буду стараться не медлить с выкладкой. Спасибо за душевный отзыв!
___________________________________

Привет!
Вика, большое спасибо за продолжение!
Перед чтением рассматривала картинку, гадая, кто же этот красавчик? Оказалось, жених, выбранный отцом.
Жаль, что Клелия была к нему предвзята, мне юноша показался весьма достойным человеком.
Подозреваю, что Клелия никогда не примет ничего от человека, который убил ее приемного отца и приказал убить ее во младенчестве.
_________________

Нат, рада, что тебе понравился Авл Ларций!


У Клелии есть причины быть предвзятой, если молодой человек - кандидатура ее родного отца.
Но усилия Марции, желающей помирить мужа и дочь, приносят свои плоды. Клелия уже называет Терция Домна отцом, хотя и принимает его в штыки.

Спасибо за отзыв, дорогая!
___________________________________

 » Коллаж от НатаЛис (подарок Марьяши)

Замечательный коллаж авторства НатаЛис мне подарила Маша к 8 Марта!
Спасибо, дорогая! Это лучший подарок, который я когда-либо получала в Женский день. Клелия точно такая, какой она предстает в моем воображении с подачи Муза!


___________________________________

Привет, Вика,

Клелия еще очень юна и действует по принципу "назло маме отморожу уши". Будем надеется, что Котта окажется достойным человеком.

Лера, это не совсем так. Помолвка имела место, Клелия дала слово выйти замуж за друга Публия Сульпиция, приемные родители приучили ее к тому, что свои обещания нужно выполнять и слово держать. Да к тому же она надеется, что Котта окажется похожим на ее приемного отца, а это для нее главное.


Котта - это достойный человек, но вопрос подходит ли он Клелии.

Спасибо за отзыв!
___________________________________

Виточка, спасибо большое за продолжение, дорогая!
Клелия очень горда, как мне кажется. Свою нелюбовь к родному отцу она перенесла на ни в чём не виноватого Авла Ларция....
Мне кажется именно он её судьба, но чтобы это понять ей придётся через многое пройти!
Жизнь в доме родного отца не доставляет Клелии никакой радости, но хорошо, что с матерью у неё тёплые отношения.
Виточка, тебе очень хорошо удаётся погрузить читателя в ту эпоху, я порой так зачитываюсь, что не замечаю как быстро кончается глава!
Спасибо большое, дорогая, с нетерпением жду продолжения!!!
___________________________________

Машенька, рада тебя снова приветствовать в теме и читать твои комментарии!


Клелия скорее обязательная. Она действительно дала слово выйти замуж за другого мужчину. Но нелюбовь к родному отцу тоже сыграла свою отрицательную роль в том, что она не хотела поближе присмотреться к Авлу, который действительно очень достойный молодой человек.


Будет видно, по мере развития сюжета.



Марция так сильно любит дочь, что Клелия с ее чуткой душой просто не может не ответить тем же.



Слнышко, я очень рада, что тебе понравилась глава!
___________________________________

Вика, спасибо за новую главу!

С интересом прочла, как Клелия начала жить в доме своего родного отца, и как нашла в себе силы ему противостоять!
Восхищает её верность незнакомому жениху, несмотря на симпатию к Авлу.

Также хочу отметить очень красивый коллаж!
_________________

michalchik, спасибо, что отметили коллаж НатаЛис!



Инес, рада снова приветствовать тебя в теме!


Приемные родители привили девушке твердые моральные принципы, которые придают ей силу духа в трудных жизненных обстоятельствах. Родной отец Клелии нисколько им не соответствует, к сожалению.

Она ожидает увидеть в нем второго Публия Сульпиция, и за свою мечту готова бороться. А Авл, да, сделался ей симпатичен после того, как заступился за Мирру.

Спасибо за то, что отметила коллаж, Инес, и за душевный отзыв!
___________________________________

 » Глава 9

Срок полномочий консулов подошёл к концу, и сенаторы собрались в здании курии, чтобы рассмотреть новые кандидатуры на высшие исполнительные должности Римской республики. Негромко переговариваясь, они занимали свои места, гадая, за кого им голосовать. То, что происходило в последнее время в Риме, вызывало оторопь даже у неробких людей. В списки проскрипций вносились уже не только враги Суллы и его друзей, но также имена богатых людей весьма далёких от политики. Некий состоятельный гражданин Лоллий, не подозревавший, что его ждёт в этот роковой для него день, читал список лиц, объявленных вне закона, вывешенный на Форуме, и вдруг, к своему немалому изумлению и ужасу обнаружил в них своё имя. Он попытался было скрыться, накрыв голову для маскировки плащом, но был убит прямо на площади любителями лёгкой наживы. Имущество казнённых людей формально вносилось в государственную казну, но тайком скупалось Суллой и его сторонниками за гроши на публичных продажах через подставных лиц. Сулла и его друзья – Квинт Помпей, Лукулл, Марк Лициний Красс – сказочно обогатились на этих продажах. И в Риме вопреки старым дедовским законам, направленных против роскоши, появились лица, строящие себе настоящие дворцы; и никто не осмеливался сделать им замечание. В этой ситуации важно было выбрать консулов, способных противостоять наглому выскочке Сулле, творившему откровенное беззаконие.
Не все сенаторы успели занять свои кресла, когда двери широко распахнулись и в курию, чеканя шаг, прошли стройные ряды отборных легионеров Суллы под предводительством Терция Клелия Домна. На глазах опешивших старейшин Республики они встали у всех дверей зала Сената, перекрыв выходы, и после этого в помещение вошёл сам Луций Корнелий Сулла. Пренебрежительным движением руки он столкнул с возвышения одно кресло для консула, сел на другое, и после этого обратил свой пристальный взгляд на испуганных его действиями патрициев. Их растерянный вид удовлетворил Суллу, и он поднял правую руку в знак того, что желает произнести речь.
– Старейшины Рима, я спас Отечество от власти тиранов: Гая Мария и Публия Сульпиция, но Республика всё ещё находится в опасности, не все смутьяны пойманы и преданы смерти. Поэтому, ради блага государства, разумеется, я готов взять на себя всю полноту власти и стать диктатором на неограниченный срок. А должности консулов уже не очень будут нужны при моём новом назначении, – спокойным, даже обыденным голосом сообщил собравшимся Сулла, зорко наблюдая за тем, какое действие произвели на сенаторов его слова.
Как всегда, его речь произвела эффект неожиданно разразившейся грозы. Неограниченную власть Сенат предоставлял в очень редких случаях военачальнику, который мог благодаря своим диктаторским полномочиям сконцентрировать все военные силы для достойного отпора иноземцам, угрожавшим безопасности Рима. Да и то сроком только на шесть месяцев! Ныне не наблюдалось никакого внешнего врага, угрожающего захватить Римскую республику, а Сулла требовал себе диктатуры на неограниченный срок. Все понимали, что происходит узурпация власти, но легионеры, угрожающе ощетинившиеся боевыми копьями, говорили яснее всяких слов, какая ждёт участь строптивых сенаторов, не согласных с новой должностью их полководца и новые полномочия Суллы были без проволочек утверждены.
– Старейшины, я предлагаю также дать гражданину Сулле пожизненно почётное звание императора, как Спасителю Отечества! – громко воскликнул сенатор Квинт Лутаций Катул, подобострастно глядя на диктатора. И снова никто не посмел возразить и выразить несогласие с новым возвышением диктатора. Сулла благосклонно улыбнулся Катулу, и в знак признательности склонил голову со словами: – Благодарю, Квинт, я этого не забуду. Да, друзья мои, я вас не оставлю! Не жалея сил, буду трудиться на благо Республики!
Тогда сенаторы встали и шумно зааплодировали, приветствуя императора. Овация в честь Суллы продолжалась долго, и почти все хлопали в ладоши, кроме двух человек.
– Цинна, мы только что присутствовали при падении Республики, – шепнул Марк Туллий Цицерон своему соседу.
– Нет, мой юный друг, мы видели, как рухнул труп Республики, – с глубоким вздохом сожаления произнёс сенатор Луций Корнелий Цинна, сочувствовавший реформам народного трибуна Публия Сульпиция. – Республика погибла тогда, когда уничтожили её опору – зажиточное крестьянство – и согнали с земли за долги семьи воинов, сражавшихся за Рим в далёких странах.
Цицерон в знак согласия кивнул головой. Они в молчании стали наблюдать за тем, как торжествующий Сулла в окружении своих друзей и сторонников, к которым теперь прибавился Квинт Лутаций Катул, направляется к главному выходу Сенатской курии. Там стояла бронзовая статуя волчицы, чьё вымя сосали младенцы Ромул и Рем, и стыд мешал многим сенаторам смотреть на неё. Ради собственного спасения они предали честь и славу Рима, во имя которых их предки, не раздумывая, жертвовали своей жизнью, но все попытки бороться с Суллой, которому сопутствовала неизменная удача, казались им напрасными усилиями, заранее обречёнными на провал.
Новоявленный диктатор со своей свитой, как царь, прошествовал в базилику Эмилия вершить суд и расправу, и в этот день прервались жизни многих неугодных ему людей. Сидон, стоя у выхода базилики, в почтительном испуге смотрел на сидящего в главном судейском кресле Суллу как на некоего Юпитера-Громовержца, спустившегося на землю, но считал, что ему нечего его опасаться. Он оказал важную услугу диктатору, предупредив его людей о том, что его господин Сульпиций собирается бежать от преследования с их стороны, и желал, чтобы ему выдали обещанное денежное вознаграждение.
Наступила очередь Сидона обратиться к Сулле, и он, прежде чем говорить, отвесил поклон императору, стараясь кланяться как можно ниже.
– А-а, финикиец, кажется, – протянул Сулла, внимательно рассматривая просителя. – Чего ты хочешь, финикиец?
– Великий император, обещанного вознаграждения, – снова поклонился Сидон.
– А какую услугу ты мне оказал? – осведомился его собеседник.
– Поставил власти в известность, что мой господин, объявленный вне закона трибун Сульпиций, собирается скрыться от справедливого возмездия, – доверительным тоном сообщил бывший раб Публия Сульпиция и поспешил добавить, указывая рукой на Терция Домна: – Мне обещали триста сестерциев серебром за донос. Вот этот благородный патриций обещал!
– Молодец, финикиец, хвалю! Врагов государства нужно уничтожать, где бы они не находились, – одобрительным тоном отозвался Сулла и сказал Хрисогону, который стоял рядом с ним: – Дай доносчику деньги.
Доверенное лицо Суллы – Хрисогон – тут же отсчитал и вручил в кожаном мешочке Сидону триста серебряных сестерциев. Бывший управляющий Сульпициев с радостью принял желанную денежную награду и уже собирался скрыться с нею в толпе.
– Не спеши, милый, я ещё не всё сказал, – ласково остановил его Сулла. – За то, что ты донёс на преступника, объявленного вне закона, тебе вручили деньги. А вот за то, что ты предал своего патрона и благодетеля, я приказываю сбросить тебя с Тарпейской скалы вместе с полученными деньгами. Они по праву твои!
Сидон в ужасе бросился на колени перед неумолимым судьёй, надеясь изменить вынесенный ему смертный приговор.
– Великий император, как же так?! – закричал он. – Я ради вашего блага старался, когда доносил на трибуна Сульпиция. Пощади, обещаю, что буду верным твоим слугой!
– Предавший один раз, предаст второй. Зачем мне такой слуга? – хладнокровно ответил ему Сулла и сделал знак легионерам. – Взять его!
Терций Домн смотрел на то, как два дюжих воина из его легиона тащат к выходу вопящего и брыкающегося Сидона, и подумал, что его дочь была бы довольна, узнав, какая участь за предательство постигла бывшего управляющего её приёмного отца. И, наверное, её обрадовал смертный приговор, если бы его вынесли ему, её родному отцу! От этой мысли Терцию Домну стало тяжело на душе – у Клелии были основания его ненавидеть.
После завершения судных дел Сулла собрался со своим окружением отметить свой успех в Субуре. Благодаря своей мачехе-интеллектуалке, водившей дружбу со всеми высокообразованными и высоконравственными людьми Рима, он неплохо знал греческую философию и был прекрасно знаком со всеми выдающимися произведениями писателей Эллады, и при этом предпочитал заполнять свой досуг низкопробными развлечениями. Ещё в молодости он полюбил проводить время в дешёвых кабаках, пьянствуя в компании комедиантов и девиц лёгкого поведения, и дальше придерживался этого обычая, словно на свете ничего лучшего этого времяпрепровождения не существовало. Во время пирушек в питейном заведении с новым императором нельзя было говорить ни о чем серьёзном – так он расслаблялся и забывал о той человеческой крови, которую только что пролил.
Терций Домн не был любителем попоек, но входил в круг собутыльников диктатора, чтобы не утратить его доверия. Обычно ему удавалось благополучно покинуть пирующих товарищей, едва они напивались, однако в этот раз Терцию Домну не повезло. Разговор с Сидоном в базилике Эмилия напомнил Сулле об убитом трибуне Публии Сульпиции и его фамилии и он, вопреки своему обыкновению не заниматься делами во время застолий, окликнул военачальника своего второго легиона, когда заметил, что он собирается открыть тёмную дверь и покинуть кабак.
– Терций, куда ты идешь? – затем задал вопрос Сулла.
– Домой, устал я что-то. Старость не радость, – ответил со вздохом Терций Домн, поняв, что диктатор, несмотря на выпитое большое количество вина всё ещё трезв.
– Задержись, у меня к тебе есть разговор, – велел диктатор.
Терций Домн покорно направился к Сулле сквозь шумную толпу пьяных людей, понимая, что теперь должен безоговорочно выполнять все его повеления. Ещё утром он был относительно независим от своего полководца, но сам способствовал тому, чтобы тот получил неограниченную власть не только над родным городом, но и над всеми окружающими его людьми. Теперь перечить новоявленному императору, да ещё такому авторитарному, было себе дороже.
Сулла знаком велел виночерпию снова налить в чаши вина себе и Терцию Домну и, осушив свою, вытер краем плаща мокрые губы и начал:
– Мне про тебя чудные вещи рассказывают, Терций Домн. Говорят, что ты не лишил жизни дочь Публия Сульпиция, да ещё оставил её в живых. И не только оставил в живых, да ещё принял её в свой дом и удочерил её. Интересный у тебя способ бороться с нашими врагами. Значит, старого волка мы убиваем, а молоденькую волчицу оставляем в живых, кормим её, чтобы она нам потом при удобном случае глотки перегрызла?!
Насмешливый тон голоса Суллы больно резанул по сердцу Терция Домна, когда он понял, что кровожадному диктатору известно о существовании Клелии. Лоб неустрашимого военачальника, не раз хладнокровно смотрящего на превосходящего числом врага, покрыла холодная испарина. Его единственному ребёнку стала угрожать смертельная опасность, и он лихорадочно начал подыскивать нужные слова, которые могли бы умилостивить Суллу.
– Император, тебе сделали неверный доклад. Это меня Публий Сульпиций лишил дочери четырнадцать лет назад, – угрюмо, но твёрдо произнёс Терций Домн.
– Как так? – с интересом спросил Сулла.
Терций Домн не сразу ему ответил. Даже Сулле он стеснялся признаться в собственной глупости, которую он совершил под влиянием алчности, отказавшись от собственной дочери. Вздохнув, он начал рассказывать историю Клелии, мешая правду с ложью.
– Когда Марция родила Клелию, с нею приключилась родильная горячка, и она вообразила, что малышке что-то угрожает в нашем доме, – начал говорить Терций Домн, желая представить себя в положительном свете, да ещё жертвой несчастливых обстоятельств. – Никому ничего не сказав, жена схватила ребёнка на руки и выбежала вместе с ним ночью под холодный осенний дождь. Марция долго ходила с девочкой по Риму, пока не набрела на дом трибуна. Публий Сульпиций, видя её бредовое состояние, быстро смекнул, что боги послали ему шанс стать отцом, поскольку его жена Туллия оказалась бесплодной, и он уговорил Марцию отдать ему малышку. Жена боялась мне признаться, что она отдала нашу дочь чужому человеку и написала письмо, что Клелия умерла. Так я прожил четырнадцать лет, не подозревая о существовании родной дочери. Но когда Марция узнала, что имя Публия Сульпиция попало в проскрипционные списки, она открылась мне и начала умолять, чтобы я сделал всё, чтобы вернуть Клелию в родной дом. Разумеется, я поспешил выполнить её желание. Теперь, император, ты знаешь правду. Прошу тебя, не карай Клелию за то, что она жила в доме Публия Сульпиция. Девочка ни в чём не виновата! Она совершенно безобидная, как смирная овечка, и не представляет никакой опасности для тебя!
– Какая трогательная, берущая за душу история! – сочувственно произнёс Сулла и ободряюще похлопал соратника по плечу. – Не волнуйся так сильно, Терций. Волнение плохо сказывается на здоровье, особенно в пожилом возрасте. Как отец, сам имеющий дочь, я прекрасно понимаю твои чувства. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Подлый умысел Публия Сульпиция – лишить тебя дочери – не был доведён до конца, девочка вернулась в дом, к родным ларам и пенатам, – это самое главное! Теперь ты можешь наслаждаться обществом Клелии долгие годы.
– О, Сулла, благодарю тебя за твоё великодушие! – растроганно произнёс старый воин. У него гора упала с плеч после того, как диктатор не только не рассердился на него за сокрытие правды о неожиданно обретённой дочери, но ещё выразил сочувствие его семейным невзгодам.
– Намереваюсь и дальше покровительствовать тебе, мой верный Терций, – улыбнулся Сулла. – Завтра я устраиваю в своём доме пир для самых именитых людей Рима. Приглашаю в гости не только тебя, но и твою прелестную супругу с дочуркой. Хочу взглянуть на твою смирную овечку, очень тронула меня её история.
Лицо Терция Домна невольно вытянулось. Любезное приглашение диктатора, подкреплённое дружеской улыбкой, на самом деле означало, что он не до конца поверил его словам о безобидности Клелии. Но не оставалось ничего другого, как только поблагодарить Суллу за приглашение на пир и заверить его, что он непременно придёт в его дом вместе со своей семьёй.
Едва дверь за отцом Клелии закрылась, лицо Суллы покинуло благодушное выражение, и оно стало мрачным и настороженным.
– Хрисогон! – позвал он.
– Да, хозяин, – с готовностью отозвался его вольноотпущенник.
– Устрой так, чтобы в доме Терция Домна появился наш соглядатай, – коротко велел своему доверенному человеку диктатор. – Я ему больше не доверяю.
– Наш осведомитель появится там в кратчайшие сроки, патрон, – склонил голову в знак повиновения Хрисогон.
Сулла удовлетворённо кивнул головой, довольный исполнительностью доверенного слуги, и снова принял живое участие в застольной беседе.

***
Терций Домн не подозревал о том, что он утратил доверие диктатора до такой степени, что тот решил приставить к нему шпиона, но его беспокойство росло. Ему очень не хотелось, чтобы Клелия с её открытой натурой встречалась с Суллой, и он предпочёл бы, чтобы император навсегда забыл о его дочери. Но приглашение поступило в такой форме, что больше походило на приказ, и игнорировать его было невозможно.
Придя домой, Терций Домн вызвал в таблинум Марцию с дочерью, и рассказал им о приглашении императора.
– Марция, позаботься о нарядах. Мы должны достойно выглядеть среди других представителей патрицианских семей Рима, – распорядился он.
– Я не пойду в дом этого чудовища, залившего кровью улицы Рима! – закричала Клелия. – Вы, отец, можете пресмыкаться перед ним, и сколько вашей душе угодно, а я никогда и ни за что не выскажу ему почтения!
– Клелия, не кричи на весь дом! Неровен час кто-нибудь тебя услышит, – опасливо произнёс Терций Домн. – Диктатор хочет посмотреть на тебя, и нам нужно повиноваться ему во избежание кары с его стороны. Просто молчи в доме Суллы и тихо сиди на своём месте, где тебя посадят вместе с матерью. Может, всё ещё обойдётся и он поверит, что ты смирная благовоспитанная девица.
– О, нет! Добровольно я не приму гостеприимство человека, который вынес смертный приговор моему доброму приёмному отцу! – вспыхнула девушка и в расстройстве чувств выбежала из таблинума.
– Марция, что нам делать? – в отчаянии спросил Терций Домн жену. – Сулла не простит мне, если я приду к нему завтра на пир без Клелии. Поговори с ней, убеди её принять приглашение диктатора. У тебя, в отличие от меня, есть влияние на эту строптивую девчонку, предотврати беду. Если Сулла рассвирепеет, он может приказать казнить Клелию!
– Не думаю, что угроза смерти может сломить нашу дочь, – тихо произнесла Марция, глядя прямо в смятенные глаза мужа. – Клелия так сильно горюет по убитому Публию Сульпицию, что у неё совершенно нет желания жить. Только надежда на встречу с Гаем Аврелием Коттой держит её на этом свете. Наоборот, опасно заставлять нашу девочку идти к Сулле. Если она встретится с ним лицом к лицу, то запросто может публично сказать ему всё, что она о нём думает. Тогда её точно ничто не спасёт.
– Так что же делать?! – растерянно повторил свой вопрос Терций Домн.
– Будем тянуть время, Терций, – вздохнула Марция. – Отправляйся завтра один на пир Суллы, и на его вопрос, где Клелия, скажи, что она серьёзно заболела, а я осталась дома ухаживать за ней. А там, на наше счастье, дела отвлекут диктатора, и он забудет о нашей дочери.

***
Предложение жены не слишком понравилось Терцию Домну, но в создавшейся ситуации оно казалось самым лучшим и разумным. И в назначенный день он пришёл в дом диктатора один.
Глаза Суллы, лежавшего на возвышении пиршественного зала в окружении ближайших друзей, сузились, едва он заметил, что Терций Домн пришёл к нему без своей семьи.
– Ну и где твои дамы, Терций? – тут же спросил он.
– Прошу прощения, великий император, но Клелия заболела, – с низким поклоном ответил хозяину дома Терций Домн. – Она ослабела, на её лице появились красные пятна. Похоже на какую-то заразу. Марция осталась дома присматривать за ней.
Во время речи Терций про себя молился всем богам, чтобы диктатор принял это объяснение. И Сулла, кажется, поверил ему, поскольку больше вопросов о Клелии не задавал. Он кивнул головой в знак понимания и пригласил Терция Домна занять его обычное место за пиршественным столом. С чувством огромного внутреннего облегчения пожилой военачальник улёгся на ложе-клинии. Кажется, пронесло, и опасность столкнуться с Суллой миновала Клелию.

___________________________________