В январе 1821 года участники Союза благоденствия собрались на съезд в Москве. Собирались они в доме Михаила Александровича Фонвизина на Рождественском бульваре. Собственно, зачем им этот съезд понадобился?
К 1820 году просто в силу служебных и семейных обстоятельств, в силу того, что Союз благоденствия разросся, ситуация изменилась. Начиналось-то все в компактной группе молодых офицеров в Петербурге, а теперь они, помимо всего прочего, разъехались из Петербурга. Пестель с 1818 года служил на юге: генерал Витгенштейн, при котором он состоял адъютантом, был назначен главнокомандующим Второй армии, дислоцировавшейся на Украине и имевшей штаб-квартиру в Тульчине. Поэтому и Пестель туда уехал, и потом будет достаточно много декабристов, откочевавших во Вторую армию — они туда переводились по чисто служебным обстоятельствам. Там-то как раз впоследствии и возникнет Южное общество декабристов.
С другой стороны, осенью 1820 года произошло восстание Семеновского полка, того самого, офицеры которого создали Союз спасения. Там был назначен новый полковой командир, солдаты против него возмутились и отказались ему повиноваться. В результате тех событий полк был раскассирован, то есть весь состав полка из гвардии перевели в армию в разные места, и офицеров тоже. Они оказались разбросаны, но интересующие нас главные действующие лица, Сергей Муравьев-Апостол и его близкий друг Михаил Бестужев-Рюмин, попали на службу в войска Первой армии, в пехотный Черниговский полк, который располагался недалеко от города Василькова, то есть они тоже оказались на юге, на Украине.
Кроме того, многие члены тайного общества вышли в отставку и жили в своем имении, как, например, Александр Николаевич Муравьев. В общем, их раскидало, и они решили собраться и заново обсудить дела тайного общества. Съехались в Москве.
Центральными событиями съезда были два момента. Во-первых, как раз к этому времени, к съезду, они получили по своим служебным каналам известие, что на тайное общество сделан донос и Александр I теперь знает о Союзе благоденствия, что, конечно, должно было их встревожить. Они задумались о том, что в тайном обществе оказалось достаточно много случайных людей и вообще организация как-то слишком разрослась. Во-вторых, странный демарш во время съезда сделал Михаил Федорович Орлов. Это несколько загадочный поступок, о котором тогда спорили декабристы, а потом довольно много дискутировали исследователи.
Михаил Федорович был человек чрезвычайно яркий. Он племянник екатерининских фаворитов, служил в кавалергардском полку, был героем Наполеоновских войн, флигель-адъютантом Александра I. В качестве флигель-адъютанта во время Наполеоновских войн он выполнял важнейшие поручения императора, например вел переговоры и подписывал капитуляцию Парижа в 1814 году. К моменту описываемых нами событий Михаил Федорович командовал пехотной дивизией, которая была дислоцирована в Кишиневе. Там он достаточно часто встречался со ссыльным Пушкиным — это в стихах Пушкина отразилось.
Так вот, Михаил Федорович, явившись на московский съезд, объявил, что у него есть дивизия, он готов к восстанию, о котором так много говорится, и требует немедленно приступать к действию. Остальные участники съезда были совершенно не готовы к такой постановке вопроса, стали с ним спорить и отговаривать. Тогда Орлов сказал, что в таком случае он выходит из тайного общества, и действительно ушел. Больше он в тайных обществах не состоял.
Что это было, не понял никто, потому что Михаил Федорович был серьезным человеком и подозревать его в таком безумном авантюризме — мол, ни с того, ни с сего возьму, подниму свою дивизию и начну восстание — было странно и нелепо. С другой стороны, обстановка на тот момент очень интересная, потому что дивизия Орлова находится в Кишиневе, а по ту сторону границы, в Молдавии и Валахии, ровно в это время собираются войска греческих повстанцев, воюющих против Османской империи. И в России достаточно сильны настроения, что единоверцам-грекам нужно помочь, и многие надеются, что Александр I двинет войска и начнет войну с турками в поддержку греков.
И когда на этом фоне Михаил Орлов объявляет, что готов затеять восстание, исследователей это очень интригует, потому что, с одной стороны, сложно считать, что он кидает пустые слова, а с другой стороны, невозможно считать, что он такой безумный авантюрист. Лично я думаю, что разгадка может быть в том, что он действительно просто хотел выйти из тайного общества и провоцировал своих товарищей, чтобы показать им, что все их разговоры о восстании и преобразованиях пустые и на самом деле они ничего делать не хотят. Может быть, так.
Вкупе с тем, что были получены известия о доносах, этот демарш Орлова побудил всех остальных распустить Союз благоденствия. Московский съезд постановил считать союз уничтоженным.
Про себя при этом центральные члены, которые принимали это решение, думали, что они таким образом переформатируют, говоря современным языком, организацию — то есть избавятся от случайных людей. Некоторые говорили, что хотели избавиться и от слишком радикальных, таких как Пестель, и учредить новое тайное общество уже с какими-то более близкими себе людьми. В сущности, так потом и получилось. От южных членов на съезде были Бурцев и Комаров, они вернулись в Тульчин и сообщили, что общество распущено. Тульчинские члены во главе с Пестелем не приняли это решение и сказали, что съезд не имел права так поступать. Бурцев с Комаровым действительно ушли, и больше они в тайном обществе не состояли, а группа Пестеля организовала свое тайное общество — Южное.
Аналогичная вещь случилась в Петербурге, там в центре были Трубецкой и Никита Муравьев. Они тоже решили продолжать тайное общество. И вот тут надо сказать, что если Союз спасения и Союз благоденствия — это придуманные декабристами самоназвания организаций, то Южное и Северное общества — это названия, возникшие просто потому, что организаций стало две и их надо было как-то различать. Это не формальные названия, которые были приняты самими обществами. Они уже не заботились о названиях, это была несколько иная история.
В чем была, собственно, разница с предыдущими обществами? Они уже не пытались особенно писать устав, там был минимум формальностей. И вообще довольно сложно для исследователя говорить о деятельности общества декабристов, потому что какой-либо деятельности, привычной для революционной организации или политической партии, декабристы, в общем, не вели. У них не было партийной печати, партийной идеологии или каких-нибудь мероприятий по пропаганде и агитации. Они даже свои собрания никак не формализовали: не вели протоколов, не принимали резолюций или решений. Ничего этого нет. И, соответственно, все, что между ними происходило, — это просто разговоры в дружеском кругу, но часть этих разговоров считалась совещаниями тайного общества, а часть — просто дружескими разговорами.
Поэтому мы можем судить о том, что между ними происходило, только по их мемуарам (но только отчасти — мемуары дают очень мало информации) и по их показаниям на следствии. А в общем, понятно, что на следствии люди говорят не совсем правду, это довольно сложная ситуация, в которой они могут и как-то искажать события, и что-то скрывать. Поэтому исследователям довольно сложно судить о том, каково было наполнение этих тайных обществ и какова была степень решительности их намерений. То есть не совсем понятно, где грань между просто дружескими спорами о политике и готовностью действительно пойти и начать восстание.
Если говорить о событийной стороне истории тайных обществ, то в Петербурге членам было проще — они все жили в одном городе и могли периодически собираться. Северное общество при этом довольно вяло существовало где-то до 1824 года, потому что Трубецкой надолго уезжал за границу, Никита Муравьев женился, вышел было в отставку и жил в своем имении. Был некоторый разброд.
В 1824-м состав Северного общества заметно обновился. Туда пришли молодые энергичные члены: в первую очередь поэт Рылеев, лицейский товарищ Пушкина Пущин, офицер князь Евгений Оболенский и братья Бестужевы, Александр и Николай.
Они несколько изменили суть тайного общества, потому что до сих пор в его рядах были в основном офицеры, боевые офицеры (и южане остались целиком офицерским обществом), а члены группы Рылеева были литераторами. Рылеев — известный поэт, Александр Бестужев — известный тогда уже автор литературно-критических статей и прозаических произведений, они выпускают в Петербурге очень популярный литературный альманах «Полярная звезда», в который пишут Пушкин, Жуковский, ведущие тогдашние литераторы. И с их появлением в деятельности Северного общества возникает отчетливая литературная струя. Они много пишут, их взгляды, их романтический патриотический освободительный порыв проявляются в литературном творчестве.
Потом в восстании на Сенатской площади немножко скажется отсутствие у них военного опыта и банальной офицерской практичности. Они скорее будут вести себя как романтические герои, как литераторы, нежели как опытные офицеры, которые понимают, куда и как войска двинуть.
Южное общество тоже в первые два года своего существования вело себя довольно вяло. С 1823 года у них очень активизировались совещания. Они придумали проводить ежегодные собрания общества в Киеве во время так называемой январской контрактовой ярмарки. Это была крупная ярмарка по оптовым закупкам, и под предлогом этой ярмарки можно было приехать в Киев и там, соответственно, собираться.
Летом 1825 года во время армейских сборов энергичные Муравьев и Бестужев-Рюмин случайно обнаружили, что рядом с ними существует еще одно совершенно самостоятельное офицерское тайное общество — Общество соединенных славян. Это были молоденькие армейские офицеры, артиллеристы по большей части, у них были какие-то довольно неопределенные идеи о всеобщем славянском братстве, панславянском единстве, что-то такое. И их всех вместе приняли в Южное общество. Северное общество было более монолитным, не столь многочисленным и распыленным, как Южное.
И конечно, писались конституционные проекты. На юге Пестель писал свою «Русскую правду», на севере Никита Муравьев писал свою «Конституцию». Тексты их до нас дошли. «Русская правда» была не окончена, у нас в Государственном архиве хранится черновая рукопись Пестеля. А «Конституция» Никиты Муравьева известна аж в трех вариантах. Одна копия была во время обыска взята у Трубецкого и хранится в составе следственных материалов. Затем Никиту Муравьева попросило следствие — и он, уже находясь в тюрьме, по памяти записал заново этот свой конституционный проект — эта тюремная версия существует. И кроме того, Иван Иванович Пущин, лицейский друг Пушкина, перед арестом, то есть в промежутке между 14 декабря и тем моментом, как его арестовали, успел свои самые важные бумаги отдать в одном портфеле на сохранение лицейскому товарищу, не замешанному в этом деле. Это был Александр Михайлович Горчаков, будущий министр иностранных дел и канцлер Российской империи. Занимая такие должности, он до самого возвращения Пущина из Сибири хранил этот портфель, в котором в том числе была «Конституция» Никиты Муравьева.
Скоро всё будет! Увы, пишу медленно, но роман точно будет закончен. 
Потому что ты читаешь медленно, а я пишу медленно 
Вот немного текста, а сидела я над ним с НГ. Тут и мемуары поднять пришлось, и всякие лекции смотрела. Вообще я взяла куррс на окончание. Буде стараться ускорить процесс. 