Боль

Добрый вечер, Фьора. Полностью согласна с Вашим постом. Слишком жестоко он обошелся с Анной и заслуживает наказания, Божеского раз уж суд человеческий его оправдывает. Слишком сложно оправдать подобное, хотя такое поведение помещиков тогда было нормой. Читала отчет Татищева о поведении дворян в Рязанской губернии - волосы дыбом становятся. А ведь это не выдумки современных авторов, это исторический источник.
Большое спасибо за лестный отзыв о новых главах. Мне очень приятно.
_________________

Добро пожаловать! Очень рада новому читателю. Надеюсь заинтересовать Вас своим "детищем". Надеюсь не подвести, и буду рада любому мнению, поскольку мнение своих читателей уважаю.
_________________

а я на сайте womenation и в паблике Нечаевщина находила жуткие материалы, как помещики заводили целые гаремы из крепостных крестьянок, причём мнения крестьянок никто не спрашивал, само собой, по сути - это статья 131 УК РФ гл.18 в переводе на наши юридические реалии. В том числе жертвами насилия становились не только взрослые девушки и женщины, но и даже девочки примерно 12+ у меня тоже от таких материалов волосы на голове шевелились и мурашки по коже
_________________

Привет! Я прочитала то, что ты выложила. Слог лёгкий, читается быстро, описания замечательные! Но для меня, к сожалению, невозможен такой вариант развития событий, при котором Анна и Владимир не остались вместе. Я даже книги Елены Езерской по "Бедной Насте" не смогла читать - "Час звезды" вызвал у меня самую настоящую депрессию, слёзы лились буквально ручьём! Думаю, хорошо, что продолжение сериала так и не сняли. Помню, ходили упорные слухи, что тогда Анна и Владимир расстались бы, несмотря на то, что уже обвенчались. Читателям нужно что-то такое особенное, "солнце во тьме", ведь в реальной жизни всё так непросто, что хочется какого-то света, пусть даже в книгах или в кино. Может, именно поэтому я всегда стараюсь всё закончить на позитивной ноте, чтобы счастливый финал в конце дал кому-то надежду на лучшее.
_________________

Кейт Уолкер, спасибо Вам, что проспойлерили мне книгу Бедная Настя - Елены Езерской. Я не люблю читать истории без хэппи эндов. Потом чудовищно огорчаюсь, что мои любимые герои порознь и не счастливы. Поэтому, если говорить про фэндом Бедная Настя, я лучше буду в стане сериальщиков, чем книжников. Как бы авториня ни была талантлива. Хотя, последнюю книгу из этой серии я лучше не буду читать просто. Чтоб потом не переживать, что мой отп разлучен.
_________________

Добрый день. Дорогие леди, я благодарю Вас за ваше внимание и посты. Поверьте - мне очень приятно.

Катюша, спасибо большое за добрые слова, но хочу сказать, что дальнейшие описания у меня получились лучше, по крайней мере мне так говорили.

Видишь ли, у меня это драма, и хотя иногда в драме допускается счастливый конец, то здесь не тот случай. Хотя многие мои читательницы писали, что для Анны все сложилось замечательно, и она это заслужила после своих страданий, а некоторые жалели Владимира.
А что касается книг Елены Езерской, то я их все прочла, и с уверенностью говорю, что там счастливый финал. После многих приключений Анна и Владимир нашли друг друга, и счастливо воссоединились. Но приключений было много, и захватывающих.
Катюша, большое тебе спасибо

Это действительно так. к сожалению, в России того времени крепостные не имело никаких прав, суды даже не принимали их жалобы к рассмотрению, если таковые бывали. Даже после реформы 1861года, были созданы отдельные суды рассматривавшие дела по жалобам крестьян. Стоит ли говорить о том, что решение всегда принимались в пользу дворянства.
Фьора, большое спасибо
_________________

 » Глава VI

1862 год. Петергоф.

Вместительная карета с гербом Долгоруких отъехала от дворца, и Анна устало откинулась на подушки сиденья. Наконец-то этот маскарад закончился. Графиня почти не слышала, о чем говорят муж и дети, ее мысли были заняты неожиданной встречей с бывшим хозяином. Она всколыхнула в душе то, что женщина пыталась забыть все эти годы, спасаясь забытьем от мучительных воспоминаний, причинявших боль даже по прошествии стольких лет. Задумавшись, Анна невпопад ответила дочери, чем вызвала ее недоумение и беспокойный взгляд сына, который, коснувшись ее руки, спросил:
- Тutto bene, mamma? (Все в порядке, матушка?)
- Sì, mio figlio, non preoccuparti, sono un po stanca (Да, не беспокойся, дитя мое, я немного устала), – мать через силу улыбнулась Джиованни. – Ancora, un ballo in maschera, è divertente per i giovani (Все-таки маскарад, это развлечение для молодых).
- Мы с вашей матушкой уже не в том возрасте, чтобы веселиться всю ночь напролет, – поддержал супругу Паоло. – Ах, молодость, молодость! Вы веселитесь – мы скучаем, мы устали, а вы довольны. Так было всегда, время беспощадно к людям, превращая развлечения в скуку.
- Как можно скучать на балу?! – воскликнула Вероника. – Не знаю, как братец, а я веселилась от души!
- И кажется, совсем вскружила голову князю Репнину, – добродушно усмехнулся граф. – Ты собралась за него замуж? Бедный Людвиг Кляри-и-Альдринген, неужели он совсем забыт?
- Нет, что Вы, отец, – девушка смутилась, – просто Nicola так мил.
- Конечно, он очень достойный молодой человек, однако, если ты не собираешься стать его женой, не стоит подавать князю ложных надежд.
- И мучить влюбленного Людвига ревностью, – поддел сестру Джиованни.
Между братом и сестрой началась шутливая перепалка, которую родители слушали со светлыми улыбками, глядя на своих взрослых детей.
Через полчаса карета остановилась у особняка Долгоруких, именно у них гостила семья Анны этим летом, впервые за очень долгое время. Войдя в дом, дети пожелали родителям доброй ночи и отправились отдыхать, а супруги прошли в гостиную. Бледность и усталый вид жены, видимо, обеспокоили графа и он, присев рядом с ней, спросил:
- Сara, (дорогая) Вы действительно хорошо себя чувствуете?
- Я так плохо выгляжу? – шутливо спросила графиня.
- Вы немного бледны, но все равно остаетесь самой красивой из женщин, – ответил муж.
- Я и в самом деле устала, Паоло, – вздохнула Анна. – Вы были правы – время не обмануть, и мне с каждым разом мне все труднее выезжать в свет.
- Это наша обязанность, саrа, по крайней мере до тех пор, пока не устроим судьбу Вероники, – ответил граф. – Выдадим ее замуж и будем спокойно жить в имении, дожидаясь внуков.
- Вы действительно хотите, чтобы она вышла за князя Кляри-и-Альдрингена? – спросила графиня.
- Саrа, не буду скрывать – родство с ним очень выгодно, это один из самых влиятельных аристократов Австро-Венгрии, но я никогда не пожертвую счастьем дочери ради выгоды и никогда не стану принуждать ее к этому браку. Вопрос, за кого выйти замуж, решать самой Веронике.
- Надеюсь, она выберет себе достойного мужа, – Анна поднялась. – Я, пожалуй, тоже пойду, маскарад действительно был утомительным.
Поцеловав супругу, граф пожелал ей спокойной ночи, и женщина удалилась.
В спальне Кончита, которая по старой привычке звала графиню «сеньорина Анна», помогла ей раздеться, подала пеньюар и вышла, оставив наедине с невеселыми мыслями. Сев на постели и прислонившись к резной спинке кровати, Анна вновь погрузилась в воспоминания. Казалось бы, за столько лет все должно отболеть, но стоило ей увидеть барона, как прошлое вернулось словно в кошмарном сне, который никак не закончится.
_________________

 » Глава VII

1839 год. Поместье Корфов

Анна стояла перед домом, глядя вслед уезжавшему Михаилу. На душе было тяжело, отъезд князя еще больше усилил чувство одиночества и беспомощности, которое она испытывала после смерти дядюшки. Теперь князь был единственным человеком, который поддерживал ее, защищая от ненависти молодого барина и зависти окружающих. Варя с Никитой не в счет, сами такие же подневольные, чем они могли ей помочь, разве что посочувствовать. Задумавшись, девушка еще немного постояла во дворе, но продрогнув на холодном ветру, вернулась в дом и в гостиной столкнулась с Полиной, смотревшей на нее с нескрываемым злорадством. Любовнице управляющего не терпелось увидеть падение той, которая раздражала ее столько лет и, ехидно улыбаясь, она передала Анне приказ барона явиться в библиотеку. Понимая – ей придется в очередной раз выслушивать оскорбительные выпады в свой адрес, девушка скрепя сердце предстала перед хозяином. Она сразу заметила, что Владимир был раздражен – взгляд напоминал стальной клинок, а когда он заговорил, в голосе слышалась плохо сдерживаемая злость:
- Вы помните наш недавний разговор, мадемуазель? Кажется, я просил Вас держаться подальше от Репнина. Это так Вы выполняете мой приказ?!
- Я не понимаю, в чем провинилась, Владимир Иванович, – Анна вздернула подбородок. – Князь уехал, и уехал надолго. Кажется, держаться дальше от него уже невозможно.
- Надо же, святая невинность! Не далее, как несколько минут назад, я был свидетелем весьма нежной сцены между вами!
- Вы подглядывали?! – вспыхнула Анна.
- Случайно, мадемуазель, случайно, хотя у меня есть полное право следить за своей собственностью. Не забывай – я твой хозяин!
- Вы слишком часто об этом напоминаете, чтобы я могла забыть, барин, – парировала Анна.
- Наконец-то до тебя стало доходить, что послушание – это главное для крепостных. Повторяю в последний раз – оставь Ренина в покое, ты сделаешь его несчастным.
Услышав это требование, Анна не опустила голову, как обычно делала, слушая его упреки, а глядя прямо в глаза, спокойно сказала:
- Любовь не может сделать человека несчастным. Она радует и дает силы жить. Жаль, что Вам не дано этого понять!
- Вот как – криво ухмыльнулся барон, – мне очень хочется посмотреть на радость Мишеля, когда он увидит тебя в крестьянском сарафане, убирающей свинарник. Уверен – его чувства к стекляшке, выдаваемой за алмаз, тут же испарятся.
Слушая барона, девушка почувствовала приступ злости, смешанной с облегчением. Он хочет всем объявить о ее истинном положении, так пусть рассказывает! Ивана Ивановича больше нет, и она свободна от данной клятвы. Ей надоело жить в постоянном страхе разоблачения, каждый день опасаясь, что кто-то узнает правду. Теперь бывшей воспитаннице старого барона нечего бояться, сплетни и пересуды уже не разобьют сердце дядюшки, а ей все равно. У Владимира больше не будет повода обвинять ее во лжи и притворстве:
- Если князь испытывает ко мне настоящие чувства, он поймет и защитит меня.
- А если нет?
- Значит, я ошибалась, и Вы были правы, барин.
- Ты решила подвергнуть Репнина столь жестокому испытанию?! Неужели тебе не жалко, любимого, как ты утверждаешь, человека?!
Анна усмехнулась про себя. Неужели барон думает, что она променяет свою любовь на жизнь в довольстве? Никогда! Пора хозяину понять, что крепостные тоже имеют право на чувства, пусть и безответные. Может, она наивна в своей вере в любовь между неравными, и возможно, князь отвернется от нее, но она готова к этому. Прошедшая испытания любовь станет крепче, а если нет – значит не судьба, и в ее жизни одним разочарованием станет больше:
- Это не более жестоко, чем отказаться от чувств к нему, потакая Вашим приказам. Да, я вещь, но над моей душой не властен никто, кроме Бога! И если князь не отвергнет моих чувств, ничей, слышите, ничей приказ не заставит меня отречься от любви к нему! Это единственное, что Вы никогда не сможете у меня отобрать!
- Значит, ты готова чистить хлев?
- Да, барин, когда прикажете приступать?
- Что ж, хорошо, иди, я подумаю к какому делу тебя приставить.
Опустившись в грациозном реверансе, Анна намерено покорно произнесла:
- С Вашего позволения, барин.
Закрыв за собой дверь библиотеки, она обессиленно прислонилась к стене. Этот разговор вымотал девушку до предела, хотелось скрыться ото всех и, поплакав в тишине своей комнаты, смириться с неизбежным. Счастливая пора в ее жизни закончилась, теперь наступает время пугающей неизвестности, и вряд ли будущее крепостной, воспитанной как барышня, будет радостным.
Если бы она тогда знала, что ей еще предстоит пережить!
От ужина девушка отказалась. Аппетита не было совершенно, да и видеть злорадные ухмылки на кухне не хотелось, а сидеть за одним столом с Владимиром у нее не было больше права. Доведись ей выбирать, она выбрала бы кухню, там было все равно спокойней, чем рядом с хозяином. Ей не хотелось лишний раз видеть барона, он не внушал Анне ничего, кроме страха и стремления избежать его общества любой ценой, а в последнее время это желание только усиливалось. Сидя в своей комнате, она молила Бога о том, чтобы поскорей вернулся Михаил, который казался ей единственным спасителем, когда Владимир вошел в ее комнату.
Он был явно нетрезв и с порога вновь принялся требовать от нее расстаться с Михаилом. Стараясь держаться как можно спокойнее, Анна спросила:
- Вы определили для меня работу, барин?
- Значит, Вы не собираетесь менять своего поведения? – спросил барон.
- Нет, барин, можете делать все, что угодно – от любви к Михаилу я не откажусь!
- Похоже, я нашел для Вас занятие, мадемуазель, – усмехнулся Владимир. – Мой отец столько вложил в Вас, не пропадать же добру. Да и работать толком Вы не умеете. Остается одно – будете прислуживать лично мне.
- Лично Вам? Разве услуг Григория и Полины для Вас недостаточно? – насторожилась Анна.
- У Вас будут обязанности другого рода, и если я останусь доволен – будете жить, как прежде, даже лучше.
- Что Вы задумали?! – Анна пугалась все больше.
- Скоро узнаешь, – Владимир протянул к девушке руку, – пошли со мной.
Ее испугал темный огонь, полыхавший в глазах мужчины:
- Нет! – Анна отпрянула от него, как от ядовитой гадюки. – Лучше убейте меня!
- Зачем же убивать, если в моих силах сделать нашу жизнь намного приятнее. Не хочешь идти? Что ж!
Она попыталась оттолкнуть его, но где ей было справиться с ним! Легко сломив сопротивление, барон схватил ее и, перебросив через плечо, понес из комнаты. Звать на помощь было бесполезно. Никто из дворни не посмеет перечить барину, а сплетни расползутся не только по дому, но и по уезду, поэтому ей оставалось только молить о пощаде повторяя, как заклинание: «Не надо, прошу Вас! Отпустите!» Вот только Владимира это не останавливало он, казалось, ничего не видел и не слышал. Войдя в свою комнату, барон закрыл дверь и, опустив свою ношу, тут же прижал ее спиной к себе, обхватив так, что она не могла пошевелиться. Горячие губы мужчины прижались к шее, а его рука принялась дерзко оглаживать ее грудь, заставив девушку охнуть, сгорая от стыда. Она из последних сил пыталась вырваться из безжалостных объятий, но он только крепче стискивал ее.
Ткань платья и белье расползлись под его руками, как паутина, и были небрежно отброшены в сторону. Рывком подхватив ее на руки, Владимир сделал несколько шагов и упал на кровать. Он не позволял оттолкнуть себя, удерживая ее руки заведенными за голову и продолжая ласкать, безо всякого стыда касаясь самых потаенных мест, вызывая в неискушенном теле непонятные, пугающие ощущения.
Анна не понимала, где она и что с ней происходит: тело горело словно в огне, голова кружилась, поцелуи не давали вздохнуть. Она даже не заметила, как перестала сопротивляться, и Владимир отпустил ее руки. Боль в какой-то момент отрезвила девушку, но лишь на мгновенье, а потом томительные движения горячего мужского тела заставили ее забыть обо всем, подчиняясь воле хозяина, который не давал ей опомниться, раз за разом заставляя испытывать мучительное блаженство. И только под утро, окончательно обессилев, она закрыла глаза, проваливаясь в темноту без снов и видений, словно в бездонный колодец.
Утро принесло отрезвление от любовного угара и осознание того, что произошло.
Теперь в ее жизни не осталось ничего: ни любви, ни надежды, ни уважения. Мучитель добился своего, окончательно уничтожив крепостную, которую никто не сможет защитить, ведь людские законы на его стороне.
Неведанное ранее чувство ненависти, поднявшись из самых темных глубин души, заставило Анну посмотреть в глаза насильнику, и выдохнуть:
- Будьте Вы прокляты! Вы отняли у меня все: радость, надежду, счастье, втоптали в грязь! Но если Бог слышит мольбы обездоленных, он уничтожит все, что Вам дорого, сделав Вашу жизнь никому не нужной, как и мою!
Если он не подвластен суду людскому, то пусть будет наказан судом Божьим. Просить Всевышнего о справедливом возмездии – единственное, что остается беззащитным перед человеческой подлостью.
Выплеснув всю ненависть, на какую была способна, Анна почувствовала, что ей стало безразлично все: сплетни прислуги, злоба Владимира и даже собственная жизнь. Не все ли равно, что ждет впереди, она умерла этой ночью, а покойникам ничего не страшно.
Не глядя больше на хозяина, она кое-как накинула на себя остатки одежды и вышла из комнаты.
_________________

 » Глава VIII

В нетопленой спальне было прохладно, и вода, приготовленная для умывания, успела остыть, но она не чувствовала холода. Раздевшись, девушка тщательно вымылась, стараясь избавиться от ощущения гадливости к собственному телу, и, накинув пеньюар, взялась за починку изуродованного платья. Анна бездумно выполняла работу, словно заведенная игрушка, раз за разом совершая привычные движения, соединявшие куски шелка ровными стежками. Зашив одежду, она привела себя в порядок и опустилась на диван. Больше ничего не хотелось. У нее оставались только воспоминания, которые никто не отнимет. Отныне она живет только прошлым, потому что будущего нет. Нет ничего, удерживающего мертвую среди живых, только боль, которая с каждым часом становится все сильнее.
Анна не понимала, что происходит вокруг, замутненное сознание воспринимало действительность чередой бессвязных отрывков. Кажется, заходила Полина, смотревшая на нее с насмешливым презрением, и еще Варвара, хотя может и нет. Она сейчас не могла вспомнить события того дня, а тогда и вовсе не понимала, кто затопил камин и принес зажженные свечи.
Даже появление барона не вызвало никаких эмоций. Отныне никто и ничто не может ее испугать. Владимир что-то говорил, но смысл сказанного до Анны почти не доходил. Когда барон, взяв за руку, повел ее за собой, она и не думала сопротивляться, ей было безразлично, куда идти – хоть на эшафот. Но он привел в столовую и усадил за стол. Есть совсем не хотелось, а в присутствии Владимира тем более, и как он ни уговаривал, девушка весь ужин просидела перед пустой тарелкой. Едва дождавшись десерта, она ушла к себе, даже не спрашивая разрешения. Ей больше не страшны запреты и угрозы – она ничего не боится.
Вернувшись в привычный уют своей комнаты, Анна почувствовала облегчение. Одиночество даровало покой, можно было ни о чем не думать, а просто смотреть в темное окно и вспоминать.
Впрочем, одиночество было недолгим, пришедшая Варвара пыталась накормить ее, однако любимые лакомства казались безвкусными, словно трава. Анне ничего не хотелось, только тишины и покоя, но даже этого она была лишена.
Сразу после ухода Вари в комнату ворвался барон и, стремительно подойдя к ней, упал на колени. День назад Анну удивило и, наверное, испугало бы такое поведение Владимира. А теперь, глядя на хозяина, покрывающего ее руки поцелуями, она хотела лишь одного, чтобы он наконец ушел, оставив ее одну. Только у барона, видимо, были другие планы, ничего не говоря, он подхватил девушку на руки и отправился к себе. Повторяющийся кошмар вчерашнего вечера вывел Анну из оцепенения, в котором она находилась все это время. Девушка напряглась, готовясь дать отпор любым попыткам мужчины овладеть ею. Она больше не позволит так обращаться с собой, с нее хватит прошедшей ночи. Лучше быть выпоротой на конюшне, чем вновь пережить этот позор. Но Владимир вел себя совсем не так, как вчера, не было даже намека на прошлое бесстыдство и наглость. Мягко прижав девушку к себе, он осторожно, словно маленького ребенка, стал поглаживать ее по спине, а после, заставив посмотреть ему в глаза, сказал:
- Анечка, ты останешься здесь, со мной. Просто останешься. Я не хочу, чтобы с тобой случилась беда и не оставлю одну. Ложись спать. И, пожалуйста, не перечь, если не хочешь, чтобы я тебя раздевал.
С этими словами барон ушел за ширму, давая ей возможность раздеться и лечь. Анне пришлось подчиниться, даже мысль о том, что он прикоснется к ней, вызывала отвращение. Опасаясь, что Владимир может выйти в любой момент, она быстро разделась и легла на самом краю постели.
Вернувшийся барон потушил свечи, в темноте послышался шорох сбрасываемой одежды, и через несколько мгновений кровать заскрипела под тяжестью мужчины, улегшегося с другой стороны. Девушка сжалась, готовая в любой момент бежать из комнаты, но Владимир не шевелился. Вскоре пережитое дало о себе знать: глаза Анна стали слипаться, и она уснула.
Сон возвратил ее назад в то время, когда был жив дядюшка.
Она стояла на цветущей лужайке недалеко от дома. Ласковое солнце и щебет птиц наполняли такой радостью, что хотелось петь, подобно той птахе, что выводила свои рулады, сидя на ветке над головой девушки. Весело смеясь, Анна закружилась в воображаемом вальсе, как вдруг на дороге, ведущей к поместью, показался всадник. Даже издалека она сразу узнала Михаила. Сердце встрепенулось, готовое выскочить из груди от счастья. Он вернулся! Миша, Мишенька! Спрыгнув с лошади, любимый подхватил Анну на руки, нежно повторяя ее имя и осыпая поцелуями, которые становились все жарче. А она отвечала, млея от счастья, обнимая и целуя в ответ того, кто был для нее дороже всех, чью любовь не променяла бы ни на какие блага мира, и еще никогда ей не было так хорошо. Она словно поднималась к синеве неба и кружеву облаков, все выше и выше, пока вспышка наслаждения не вырвала ее из сонного забытья.
Еще не до конца проснувшись, Анна открыла глаза в надежде увидеть Михаила – и встретилась взглядом с Владимиром. Разочарование, горечь, стыд окатили девушку словно ледяной водой. Значит, барон и в этот раз воспользовался ее беспомощностью и своим правом хозяина, а гаже всего было то, что она испытывала блаженство в объятиях своего палача.
Владимир пытался ее удержать, о чем-то говорил, кажется, просил прощения, но от этого становилось еще хуже. Она была противна самой себе. Как можно было такое позволить человеку, в чьих руках Анна была лишь игрушкой – вещью, которой он распоряжался как хотел? Схватив платье и одевшись, девушка бросилась к себе, не желая никого видеть.
С этого дня ее жизнь превратилась в однообразную смену дней и ночей, в которых не было ничего, кроме пустоты. Ей ничего не хотелось: ни слушать, ни говорить, даже ходить она заставляла себя с большим трудом. В огромном доме было только два места, где девушка чувствовала себя лучше – часовня и ее комната. Проводя за молитвой не один час, Анна просила Всевышнего смилостивиться и послать ей вечный покой. Смерть казалась ей самым лучшим выходом из того положения, в котором она оказалась. Сколько девушка мечтала освободиться от тягот земной жизни навсегда, только вот никому не нужная жизнь продолжалась. Продолжалась, хотя каждый раз все сложнее было просыпаться и начинать новый день, раз за разом, час за часом заставляя себя жить.
Ее единственной отрадой в это время был кленовый листок, висевший на ветке, что находилась прямо за окном комнаты. Небольшой, красно-желтый, он единственный остался на дереве и отважно сносил все капризы осенней непогоды. Анна была готова смотреть на него целый день, словно этот лоскуток, ярким пятном выделявшийся на фоне свинцово-серых туч, придавал ей сил, как бы говоря: «потерпи, и все будет хорошо». И она терпела: дышала, жила, ходила, преодолевая слабость, которая с каждым днем становилась только сильнее. Происходящее вокруг совершенно не трогало ее, все было безразлично: сокрушенные охи Варвары, печальное лицо Никиты и Владимир, смотревший на нее взглядом брошенной хозяином собаки, с печалью и надеждой. Он несколько раз пытался объясниться с ней, но Анна не понимала слов, слышала только его голос, словно доносящийся издалека.
Сколько времени так прошло? Она не знала. Счет дням был потерян, затворница даже не могла сказать, что происходит за стенами дома, солнечно или непогода, осень или зима. И только этот день, который до сих пор терзает стыдом, вырвал ее из уже ставшего привычным равнодушия. Он сохранился в памяти до мельчайших подробностей. Даже спустя двадцать три года она помнила все, что тогда произошло, всякий раз при воспоминаниях испытывая только одно – боль.
Этот день с самого утра начался как-то не так. Девушка чувствовала себя настолько слабой, что не смогла как обычно пойти в часовню и, оставшись в комнате, смотрела на свой талисман, упорно не желавший сдаваться порывам ветра. От принесенного завтрака Анна, невзирая на уговоры Вари, отказалась. Есть и правда не хотелось, и кухарка, причитая, унесла груженый снедью поднос. Посидев еще немного, Анна решив все-таки отправиться в часовню, спустилась вниз. Проходя через гостиную, она услышала разговор, доносившийся из-за приоткрытой двери кабинета, и впервые за все время оцепенение отступило. Голос любимого притягивал как магнитом, и Анна пошла на его зов, словно пробуждаясь, пока до нее не донеслось издевательское: «Интересно, как ты собираешься просить руки моей крепостной? Крепостной любовницы!»
Только сейчас девушка поняла, как была наивна, считая, что ее жизнь закончилась в ту проклятую ночь. Нет! Жизнь закончилась для нее сейчас, когда барон во всеуслышание заявил о ее падении, словно измазав грязью выставил на посмешище. Непроизвольно сделав несколько шагов, Анна привлекла внимание собеседников, обернувшихся на шорох платья. Не желая видеть никого из них, она развернулась и ушла.
В спальне Анна по привычке подошла к окну в надежде увидеть спасительный листок, но его больше не было. Сорванный ветром, он наверняка лежал в темной жиже, чтобы чуть позже быть втоптанным в грязь и исчезнуть навсегда, так же, как и она. Отойдя от окна, Анна обвела взглядом комнату, хранившую воспоминания о прежней жизни. Совсем недавно у нее были надежда, мечты, любовь, а теперь не осталось ничего, даже листочка на ветке. Все рассыпалось, будто фарфоровая ваза, которую разбили, зацепив ненароком. Теперь она – сломанная игрушка, выброшенная на помойку вместе с осколками той вазы. Дом, бывший родным столько лет, стал мавзолеем, самое дорогое и сокровенное умерло. Казалось, запах тления растекался по комнате, заставляя задыхаться в этом склепе. Она не может больше здесь находиться! Выйти отсюда, вздохнуть свободно хоть раз!
Закрыв за собой дверь спальни, Анна прошла к черному входу и через минуту была во дворе. Не обращая внимания на ветер и пролетавший снег, она уходила все дальше от дома, и с каждым шагом дышать становилось легче. Платье быстро промокло, ноги в домашних туфельках скользили по грязи, но девушка упрямо шла вперед. Просто шла, оставляя за спиной прошлое, подгоняемая одной мыслью – стать свободной, пусть на малое время. Она всю жизнь была крепостной, так хотя бы смерть встретит свободным человеком. Анна не понимала, сколько времени идет и куда. Шла, пока, обессилев, не прислонилась к стволу дерева. Идти дальше не было сил, земная жизнь заканчивалась – пришел долгожданный покой. Закрыв глаза, девушка хотела прочесть молитву, но темнота поглотила ее раньше.
_________________

 » Глава IX

Возвращение из небытия было странным. Ее раскачивало из стороны в сторону, до слуха доносились обрывки непонятных фраз, а глаза Анна не могла открыть, веки словно придавило чем-то тяжелым. Через некоторое время резко-обжигающий запах нашатыря проник в нос и горло, заставив беглянку застонать и открыть глаза. Когда серый туман, застилавший взгляд, рассеялся, она поняла, что находится в карете, бережно поддерживаемая чьей-то рукой. Ничего не понимая, Анна повернула голову и увидела рядом с собой женщину, смотревшую на нее с жалостью и сочувствием. Улыбнувшись девушке, она сказала:
- Grazie a Dio, Si è svegliato. Come ti senti? (Слава Богу, Вы очнулись. Как себя чувствуете?)
Анна внимательно слушала, пытаясь уловить смысл фразы. Итальянский? Скорее всего.
В доме Корфов, как и во всех аристократических семьях, царил французский, но кроме того, Иван Иванович нанимал для сына и воспитанницы учителей немецкого и английского, повторяя, что язык предков и Шекспира знать просто необходимо. Итальянский девушка знала поверхностно, запоминая фразы из арий, которые приходилось петь, но и их оказалось достаточно для того, чтобы понять вопрос. Увидев ее осмысленный взгляд, незнакомка вновь повторила фразу, и музыкальный слух Анны сразу уловил мелодичность ее голоса. Что это за дама? И как Анна оказалась в этой карете? Видимо сообразив – девушка не понимает, женщина перешла на французский. Она говорила с едва уловимым мягким акцентом, который явно выдавал ее итальянское происхождение.
- Не беспокойтесь, мадемуазель, – она вновь ободряюще улыбнулась, – я не причиню Вам зла.
- Как я здесь оказалась? – Анна с трудом узнавала свой голос, настолько глухо и надтреснуто он звучал.
- Вы лежали в лесу почти возле дороги, – ответила женщина, – я не могла оставить Вас замерзать, и мы с кучером перенесли Вас в карету. Все-таки Россия – очень холодная страна, – добавила она, – а Вы были в лесу неодетой в такую непогоду. Вы заблудились? Скажите куда ехать, и я отвезу Вас домой. Ваши родные, наверное, очень переживают.
Незнакомка говорила быстро, эмоционально жестикулируя, что немало удивило Анну, привыкшую к сдержанности во всем, как и положено благовоспитанной девице. Ее спасительница явно не отличалась аристократическими манерами. Кто она? Одета дорого и модно, уже не юная, но выглядит моложаво, ухоженная. Девушка почему-то сразу почувствовала к ней симпатию, может быть, из-за искреннего участия во взгляде и ободряющей улыбки. Заметив, с каким вниманием Анна рассматривает ее, она вновь повторила:
- Так куда Вас отвезти?
Вопрос болезненным уколом отозвался в сердце Анны. Ей некуда идти, у нее больше нет дома и вообще ничего нет. Лучше умереть, чем вновь оказаться во власти барона. Стараясь говорить спокойно, девушка произнесла
- Я благодарна Вам за помощь, но не стоит далее обо мне беспокоиться, просто остановите карету, и я выйду.
Собеседница удивленно вскинула брови:
- Выйдете?! В такой холод, раздетая и после обморока?! Я не могу Вас так отпустить, скажите – куда ехать?
Ни слова не говоря, Анна отвернулась к окну. Что она могла сказать? Что возвращение для нее смерти подобно, и дом стал для нее тюрьмой? Что ей легче остаться на дороге, замерзая под ветром и снегом? Только как все это объяснить? Через мгновение она почувствовала, что теплая рука легла ей на щеку, заставляя повернуть голову. Взгляд женщины теперь стал другим, пронзительно-испытующим, он словно проникал в душу, выведывая все страхи и тайны. Посмотрев на девушку еще немного, она спокойно предложила:
- Давайте сделаем так. Мы остановимся отдохнуть в ближайшем городе, а утром Вы скажете мне, что намерены делать. Сейчас Вы слишком измучены, чтобы принимать решения. Надеюсь, когда отдохнете, здравый смысл возобладает, и Вы вернетесь домой.
Спустя какое-то время карета остановилась у самой лучшей гостиницы уездного города, а женщина, протянув Анне плащ, сказала:
- Накиньте, на улице холодно, и так Вы меньше привлечете внимания к своему внешнему виду.
Что она имела в виду, девушка поняла, глянув в зеркало в отведенной ей комнате. Картина была довольно плачевной: растрепанные волосы, мертвенно-бледное лицо, платье, покрытое грязью. Такой она еще никогда не была. А впрочем, какая разница? Анна отошла от зеркала и опустилась на стул. Думать ни о чем не хотелось, даже о том, что само Провидение сохранило ей жизнь. Только надолго ли? Девушка сидела с равнодушием обреченной, когда ее спасительница вошла в комнату. На этот раз она говорила мало и только по делу:
- Вы устали и замерзли. Я распорядилась принести Вам горячей воды и обед. Поешьте, отдохните, а утром мы продолжим наш разговор.
С этими словами женщина вышла, оставив Анну одну. Кувшин с горячей водой и обед принесли довольно быстро, но к еде она почти не прикоснулась – несмотря на пережитое, есть по-прежнему не хотелось. Зато помылась с удовольствием, смывая с себя грязь, в которой испачкалась после бегства из поместья. Умывшись, девушка прилегла на кровать, и незаметно подкравшийся сон заставил ее забыть обо всем. Она погрузилась в забытье, спокойное, исцеляющее, которое удерживало ее в своих мягких лапах до самого рассвета.
Проснулась Анна довольно рано, за окном начинало светать, впрочем, осенние рассветы поздние, и значит скоро ей придется покинуть этот приют, уходя в неизвестность. Встав с постели, девушка оделась и вновь села на стул, дожидаясь, когда придет та, что спасла ее вчерашним днем. Она не хотела уходить, не поблагодарив человека, проявившего к ней милосердие. Не так уж часто в ее недолгой жизни окружавшие проявляли к ней подобные чувства, и Анна не могла платить за это неблагодарностью.
В комнате было совсем светло, когда случайная знакомая, одетая по-дорожному, вошла к ней. Поздоровавшись, она поинтересовалась самочувствием девушки и, услышав в ответ короткое «хорошо», вернулась ко вчерашнему разговору:
- Мадемуазель, мне пора выезжать, однако я не могу оставить Вас вот так, на произвол судьбы. Скажите, пожалуйста, куда Вас отвезти.
Анна, понимая всю бессмысленность дальнейшего разговора, ответила:
- Сударыня, я бесконечно благодарна Вам за помощь и доброту, только не беспокойтесь более о моей судьбе. Я сумею о себе позаботиться. Еще раз примите мою благодарность и прощайте.
С этими словами девушка направилась к двери, но была остановлена незнакомкой:
- Почему Вы не хотите возвращаться домой? – спросила она.
- У меня нет дома – ответила Анна.
- Как это нет?! А Ваша семья и родные? Где они?
- У меня никого нет. Я сирота, – девушка вновь попыталась пройти к двери.
- Но ведь где-то жили все это время, – женщина вновь остановила ее.
- Да, в доме своего хозяина, и больше туда никогда не вернусь, – Анна упрямо вскинула подбородок, – даже не пытайтесь отвезти меня в этот дом.
- Хозяина?! Что это значит?! Вы не свободны?! О, Боже! В Петербурге я слышала об актерах, принадлежавших театру, и мне говорили, что в России крестьяне принадлежат своим хозяевам, но Вы не похожи на крестьянку.
- Это не меняет моего происхождения, – Анна посмотрела на собеседницу, – поэтому, если Вы желаете мне добра, просто отпустите и все.
- Одну, без денег, одежды и совершенно беспомощную? Дорогая, Вы даже не представляете, что может Вас ожидать за пределами этой гостиницы, – женщина задумчиво прошлась по комнате. – Прошу Вас, не спешите и давайте все обдумаем. Вы не хотите возвращаться к хозяину. Я правильно поняла? Не буду спрашивать о причинах, видимо, они очень серьезны, – добавила она, заметив, как передернулось лицо Анны. – Однако Вас могут найти, если уже не ищут. Допустим, Вы сможете спрятаться, только что будете делать дальше?
- Не все ли равно, – Анна вновь вернулась на стул. – Жизни для меня больше нет, и неважно, где и как придется умереть.
- Не надо гневить Бога, говоря так, – женщина строго посмотрела на девушку. – Непоправима только смерть, все остальное исправляется временем. Лучше скажите, сколько языков Вы знаете? Кроме французского, – улыбнулась она, – владение им я уже оценила.
- Английский, немецкий, немного итальянский, – ответила Анна.
- А есть ли у Вас опыт ведения хозяйства, управления домом?
- Да. Не скажу, что большой, но когда был жив мой воспитатель, мне приходилось брать на себя обязанности хозяйки в его доме.
- Отлично! Тогда у меня к Вам предложение. Я предлагаю Вам стать моей компаньонкой и помощницей. В Италии у меня особняк, но из-за постоянных разъездов я не успеваю им заниматься, а найти достойную компаньонку актрисе не так-то легко.
- Вы актриса? – спросила Анна.
- Да. Мы ведь даже не представились друг другу. Как Вас зовут?
- Анна. Анна Платонова, – девушка склонила голову, представляясь.
- А я Джемма. Джемма Табальони, – ответила собеседница.
Анна пораженно смотрела на нее. Неужели перед ней прима легендарного Ла Скала, лучшее меццо-сопрано Европы – Джемма Табальони?
- Вы Табальони?! – выдохнула она.
- Именно так, Анна. Мои гастроли в Петербурге закончились, и я возвращаюсь в Милан. Так что Вы ответите на мое предложение?
Анна обреченно опустила голову:
- Это невозможно, мадам. При всем желании я не смогу поехать с Вами, будучи крепостной и не имея документов. Нас остановят на первой же заставе. Меня вернут обратно хозяину, а Вам придется заплатить большой штраф.
- О документах не беспокойтесь, – глаза певицы сверкнули озорством, – в моих бумагах указано, что я еду со служанкой, только она выедет из Петербурга позже, с остальной труппой. У нее там любовь, – Джемма рассмеялась, – вот я и разрешила ей остаться. И поскольку ее сейчас нет, то Вы вполне можете сыграть роль служанки, пока мы не покинем Россию. Вы согласны?
- Согласна, – Анна не стала раздумывать; не важно, как сложится все в дальнейшем, но она не упустит возможности выбраться отсюда. Девушка посмотрела на спасительницу и задала вопрос, который не давал ей покоя со вчерашнего дня:
- Скажите, мадам, зачем Вы мне помогаете?
- Возможно, я когда-нибудь отвечу на Ваш вопрос, но не сейчас, - Табальони кинула на нее жалостливый взгляд, – и пожалуйста, зовите меня по имени. А теперь давайте собираться, – Джемма критически осмотрела платье девушки. – Оно почти безнадежно испорчено, но ничего другого я предложить Вам не могу. Ни один из моих нарядов Вам не подойдет, Вы так миниатюрны. Придется Вам поплотнее закутаться в плащ, в другом городе что-нибудь купим. Здесь не будем этого делать, не следует привлекать лишнего внимания.
Через полчаса Анна сидела рядом с Джеммой в карете, увозившей их из России. Как и предполагала Табальони, ни у кого не вызывала подозрения актриса, путешествовавшая в сопровождении служанки. Ехали быстро, Джемма торопилась успеть к началу новой постановки, и вот уже последний российский рубеж мелькнул за окном. Дальше были Берлин, Париж, Женева, а солнечным декабрьским днем карета въехала в Милан.
Италия встречала непривычным для северянки теплом, громкоголосицей и толпами зевак на улицах. Разглядывая город, Анна забыла на время о своих горестях, настолько ярким и необычным казалось все вокруг. Заметив любопытство девушки, Джемма улыбнулась и сказала:
- Скоро Вы увидите Ла Скала, это поистине сокровище Милана.
Особняк актрисы, находившийся на одной из главных улиц, был небольшим, но изящным, с колоннадой и огромными венецианскими окнами, придававшим зданию еще больше «воздушности». Ворота со скрипом открылись, и карета, проехав по мощеной дорожке, остановилась у парадного входа. Только войдя в дом, Анна поняла, что имела в виду Джемма, говоря о нехватке времени для ведения хозяйства. Особняк казался нежилым: зачехленная мебель, закрытые шторами окна, отсутствие слуг. Все говорило о запустении без хозяйского догляда. Сразу было заметно – хозяйка бывает здесь только в перерывах между спектаклями и гастролями, и то ненадолго.
Заметив, как Анна разглядывает окружающую обстановку, Джемма весело сказала:
- Я же предупреждала, что у Вас будет много работы.
Со следующего дня жизнь Анны заполнилась хлопотами и проблемами, которые забирали все время. Вместе с молоденькой служанкой по имени Кончита, по документам которой она уехала из России, и двумя временно нанятыми работницами они приводили в порядок особняк: чистили и расставляли мебель, мыли окна и люстры, натирали до блеска паркет. Через неделю дом стал неузнаваем, везде царили порядок и уют, что немало радовало Джемму, весьма довольную своей компаньонкой. Анна взяла на себя всю бытовую рутину: она следила за домом, распоряжалась прислугой, вела деловую переписку. Благодаря девушке Джемма могла полностью посвятить себя театру, не отвлекаясь на такие, по ее мнению, мелочи, как пополнение запасов на кухне или меню для светского ужина.
Анну тоже радовала постоянная занятость, она позволяла забыться, хоть на время не воспоминать о прошлом, которое по-прежнему не отпускало, особенно ночами, когда девушка оставалась одна. Днем, окруженная людьми, постоянно занятая, она не думала о произошедшем с ней, а ночами воспоминания возвращались, безжалостно терзая, заставляя вновь и вновь испытывать стыд и боль, ставшие ее постоянными спутниками.
_________________

 » Глава X

Первое время после побега она беспокоилась о последствиях насилия, но еще в дороге поняла, что не беременна и вздохнула с облегчением. Ребенок стал бы для нее не благословением Божьим и радостью, а напоминанием о пережитом, да и выполнять обязанности компаньонки девушка вряд ли смогла б в таком положении. Впрочем, отсутствие нежеланной беременности не вернуло душевного покоя. Анна по-прежнему оставалась сдержанно-молчаливой, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Среди веселых общительных итальянцев неразговорчивая, одетая в строгие темные платья, она казалась белой вороной, на которую смотрели сначала с недоумением, а потом просто перестали замечать. В театре скоро привыкли к тихой, незаметной, компаньонке Джеммы прозвав ее «l'ombra di primedonne» (тень примадонны), что нисколько не расстраивало девушку. Внимание посторонних людей, особенно мужчин, воспринималось болезненно, в такие моменты Анне казалось, что ее постыдную тайну знают все.
Хотя в театре это было в порядке вещей и даже не подвергалось осуждению, особенно среди начинающих дебютанток. Девушки не скрываясь хвастали друг другу похождениями со своими содержателями, иногда повергая Анну в шок подробностями интимных свиданий.
Блеск актерства сильно померк, стоило ей только преступить порог самого известного театра мира, на сцене которого она когда-то мечтала играть. Нагловатые, развязные импресарио, знатные посетители, смотревшие на актрис, как на собственность, протекция некоторым актрисам вовсе не за талант. Теперь ей было ясно, почему гости дядюшки удивленно вскидывали брови, стоило ему заговорить о блестящей актерской карьере, которую он прочил своей воспитаннице. Закулисная жизнь отличалась от сценической, как роскошные ложи и галерка зрительного зала. Больше у нее не было ни малейшего желания попасть на сцену, самым лучшим для себя девушка считала жизнь серой мышки, никому не интересной и никого не привлекающей.
Анну даже не радовало знакомство с самыми известными служителями Мельпомены. Раньше она мечтала увидеть их, услышать пение знаменитых теноров и сопрано, а теперь, зная почти всех и каждый день отвечая на их «Buona giornata, Anna» (Добрый день, Анна), не испытывала никаких эмоций.
Так пролетел год. В хлопотах и заботах, в беседах с Джеммой, ставшей ей подругой, которой Анна рассказала свою историю, и попытках привыкнуть к новой жизни. Она по-прежнему чувствовала себя здесь чужой, несмотря на выученный язык и доброе отношение окружающих. Чуждым казалось все: итальянская эмоциональность, громкие голоса, веселый смех, раздававшийся вокруг, и даже такая непривычная для русского человека солнечная погода.
Выполнив всю работу, она стремилась уединиться в своей комнате, не принимая участия в приемах, устраиваемых Джеммой и собиравших самых влиятельных людей не только Милана, но и всей Италии. Анна несколько раз ловила на себе неодобрительный взгляд своей покровительницы, однако Табальони молчала, пока после очередного «бегства» девушки с приема не решилась поговорить с ней начистоту.
На следующий день, выйдя после завтрака из-за стола, актриса пристально посмотрела на нее и спросила:
- Скажите, Анна, сколько это еще будет продолжаться? До каких пор Вы будете пробираться в этой жизни по стенке?
- Я не понимаю, о чем Вы, – ответила компаньонка. – Вы недовольны моей работой?
- Сейчас я говорю не о работе, с ней Вы справляетесь прекрасно. Я говорю о Вас. Мне невыносимо видеть, как Вы, молодая, красивая, заживо хороните себя. Выстроили собственный монастырь и ни за что не хотите его покидать, отказываясь от всех радостей жизни. Так нельзя, Анна! Начните, наконец, жить!
- Я живу, как умею, Джемма, - ответила Анна. – Вряд ли после всего, что со мной произошло, у меня получится жить по-другому.
- Почему не получится? Какие преступления тяготят Вашу совесть? Отчего Вы вынуждены прятаться ото всех? Разве по собственной воле Вы оказались в руках безнравственного негодяя, полностью беззащитная? Почему из-за его подлости Вы должны скрываться от окружающих? Поверьте мне – есть люди, совершившие убийства, предательства, много других страшных вещей, но это не мешает им наслаждаться жизнью и даже пользоваться уважением. А что ужасного сделали Вы?! Примите добрый совет: забудьте прошлое, перечеркните, выбросьте, словно испорченный лист бумаги, живите здесь и сейчас.
Анна молчала, она не могла сказать Джемме, что до сих пор чувствует себя здесь чужой. Несмотря на налаженную жизнь, ей никак не удавалось привыкнуть к Италии, почувствовать свободу от прошлого, оно все так же не отпускало ее. Джемма, видимо, заметила растерянность компаньонки и мягко продолжила:
- Я ни на чем не настаиваю, Анна. Однако если мы не будем пытаться изменить свою жизнь, никто этого не сделает за нас. Поэтому - попытайтесь забыть произошедшее.
Вечером, сидя возле камина в своей комнате, Анна снова и снова возвращалась к этому разговору. Казалось – ее покровительница была права, она не совершила ничего такого, за что ее можно осуждать, только почему легче от этого не становилось? Не получалось забыться и отстраниться от пережитого, душевная боль не проходила. Она отравляла всю жизнь, делая ее серой и бесцветной, будто в той сказке Гофмана о маленьком рыжем уродце. Возможно, на самом деле надо менять свое поведение, превозмочь себя, вырваться из плена безнадежности, почувствовать внутреннюю свободу и вернуть себе способность радоваться. Только как? Неожиданно вспомнились слова Джеммы о перечеркнутом листе бумаги. Немного подумав, Анна подошла к шкафу и открыла его. Платье, в котором она сбежала, лежало на полке, постиранное, аккуратно сложенное, черным пятном выделяясь среди других нарядов.
Уезжая из России, девушка побоялась бросить его по дороге, чтобы барон не напал на след, но и оказавшись в Италии тоже не решалась избавиться от этого куска ткани. Платье было для нее частью прошлого, напоминанием не только о горе, но и дорогих сердцу людях, оставшихся в России, и Родине, которую она никогда не забывала.
Достав с полки, Анна немного подержала его в руках, а потом, решившись, подошла к камину и бросила в огонь. И глядя, как языки пламени жадно пожирают материю, молила Бога, чтобы все ее горести сгорели вместе с платьем.
Через неделю, когда Джемма предложила своей компаньонке сопровождать ее на гастролях в Венеции, она не стала отказываться, хотя раньше решительно отвергала подобные предложения, предпочитая оставаться в Милане. За год, прожитый в Италии, она ни разу не покинула город, словно чего-то опасаясь, а теперь, отринув все сомнения, решилась на поездку.
Венеция разочаровала Анну. Совсем не таким она представляла себе самый романтичный город Италии. Серые тучи, пронизывающий ветер с моря, моросящий дождь производили впечатление весьма далекое от романтики. Поздней осенью Венеция поразительно напоминала Петербург, с его мрачной величественностью и холодной сырой погодой.
Не радовало даже то, что из окон лучшей гостиницы открывался вид на знаменитый Гранд-канал, в водах которого отражались самые роскошные палаццо. Табальони заняла в гостинице целый этаж, предоставленный за счет города. Венеция, пригласившая знаменитую певицу на открытие восстановленного театра Ла-Фениче, сгоревшего три года назад, не поскупилась на расходы.
До начала репетиций оставалось несколько дней, и неугомонная Джемма вознамерилась показать компаньонке город, постоянно повторяя:
- Венецию надо видеть собственными глазами, а не судить по рассказам и гравюрам.
Она была права: готические дворцы, мосты, изгибы каналов, не говоря уже о площади святого Марка, поражали необычным сочетанием западной и восточной архитектуры, а также богатством отделки, которая свидетельствовала о былой славе и могуществе города.
Особенно впечатлил Анну мост Вздохов. Небольшой, изящно отделанный белым мрамором, он полностью соответствовал своему названию, однако Джемма развеяла романтический флер, сказав, что свое название он получил вовсе не из-за встреч влюбленных. Эта небольшая арка соединявшая дворец дожей и тюрьму, была последним местом, откуда приговоренный к смертной казни мог кинуть последний взгляд на город и прощаясь вздохнуть, когда его вели из суда, находившегося во дворце, к месту казни в тюремном дворе. Это и послужило причиной такого названия моста. Романтичность этого места, конечно же, сразу померкла для девушки, зато ее заинтриговал Соломенный мост. Ни Джемма, ни кто другой не могли пояснить, откуда взялось такое название, поскольку выстроен он был из куда более прочного материала.
Приглядевшись к Венеции повнимательнее, Анна уже не жалела о своем приезде сюда, город был прекрасен, и лишь сырая осень мешала насладиться увиденными красотами в полной мере.
Осень вообще вызывала у девушки меланхолию, вновь возвращая к событиям годичной давности, произошедшим с ней на Родине. Вот и этим утром, оставшись в одиночестве, Анна подошла к окну. Все как тогда: ветер, пытавшийся сорвать с прохожих плащи, холодный моросящий дождь, воды канала, возле которого находилась гостиница. Если бы не гондолы, легко покачивающиеся возле небольшого причала, легко можно представить, что она находится в петербургском особняке Корфов, и сейчас откроется дверь, впуская дядюшку. Только вот все не так: уже год, как нет ее доброго воспитателя, она больше не крепостная, а свободная гражданка Италии, и близкие люди приходят к ней только во снах да воспоминаниях.
Дел было немного, выполнив все поручения Джеммы, Анна стала бесцельно расхаживать по комнатам, думая, чем бы себя занять, когда ее взляд упал на рояль, стоявший посередине гостиной. Она не садилась за инструмент с того достопамятного бала, на котором ее выступление произвело настоящий фурор. После музыка перестала существовать для измученного сердца, и Анна больше не подходила к роялю, не говоря уже о пении. Но почему-то сейчас возникло непреодолимое желание открыть крышку, сесть и взять хотя бы несколько аккордов. Едва она коснулась клавиш, пальцы обрели прежнюю уверенность, и девушка без труда сыграла несколько этюдов, а после заиграла вступление к романсу «Воспоминание».
Он только входил в моду тем летом, дядюшка приобрел ноты одним из первых, а Анна с удовольствием разучивала это произведение. Романс очаровывал грустью и напевностью каждой строчки, написанной великим поэтом.
Впервые за долгое время вновь захотелось петь, но исполнив начало, Анна была неприятно поражена матовой тусклостью своего голоса. Он словно потух, став абсолютно невыразительным и скучным. Видимо, долгий перерыв сказался на ее вокальных данных, только, к счастью, не навсегда. Еще несколько попыток, и вот уже он засверкал, заискрился, словно драгоценный камень под лучами солнца. И песня полилась:
«Прошли, прошли вы, дни очарованья!»
Счастливые, беззаботные дни детства, маленькая девочка со смешными косичками, играющая на лужайке перед домом.
«Подобных вам уж сердцу не нажить!
Ваш след в одной тоске воспоминанья!»
Тоненькая девушка-подросток, сидящая за роялем покойной баронессы и играющая свои первые гаммы.
«К вам часто мчит привычное желанье –»
Блестящий маскарад у графа Потоцкого, избранное общество и влюбленный взгляд теплых медовых глаз: «Рад знакомству, Анна».
«Несчастие – об вас воспоминанье!»
«Интересно, как ты собираешься просить руки моей крепостной? Крепостной любовницы»
Боль страшная, невыносимая, жгучий стыд и страх увидеть отвращение на лице любимого. Миша! Прости меня!
«Но можно ль жить, - увы! - и позабыть!»
Романс закончился, и волнующие воспоминания прервали аплодисменты, раздавшиеся за ее спиной.
Обернувшись, Анна увидела Джемму, стоявшую у входа, а рядом с ней незнакомого мужчину, смотревшего на девушку с неподдельным интересом.
- Почему Вы молчали о своих талантах, Анна?! - воскликнула Табальони. – Я даже представить себе не могла, что моя компаньонка является обладательницей столь прекрасного голоса! Слушать Вас истинное удовольствие. Не правда ли, Ваша Светлость? – обратилась она к своему спутнику.
- Меня тоже восхитило пение сеньорины, – ответил мужчина, – но я ничему не удивляюсь. В Вашем обществе запоет даже глухой и немой.
- Я здесь абсолютно ни при чем, граф, – улыбнулась примадонна. – Уверяю Вас, это заслуга природы и самой сеньорины. Позвольте Вам представить свою компаньонку – Анну.
- Ваша Светлость, – девушка присела в реверансе.
- Очарован Вашим пением, Анна, - ответил Его Светлость. - Граф Паоло д'Эльяно, к Вашим услугам.
- Благодаря сеньору графу мы приехали в Венецию. Это он предложил собранию дожей пригласить меня на открытие Ла-Фениче, – сказала Джемма.
- Не вижу в этом ничего странного, – ответил вельможа, – город польщен Вашим согласием и с нетерпением ожидает премьеры.
_________________

Самого доброго всем времени суток и разрешите присоединиться и в этой теме!

С первоисточником я знакома, и данная тема меня откровенно заинтриговала.
Первое, что понравилось - собственный взгляд автора, грамотный и образный слог, сильная и полная передача эмоций и переживаний персонажей и происходящих событий. Все ясно и ярко себе представляешь и сопереживаешь героям от всей души. Не только Анне, но и Владимиру. Даже образ итальянской актрисы заинтересовал и запомнился.
С интересом буду следить за дальнейшим путем Анны.
___________________________________

Я перечитываю твой фанфик, Багиронька. И вспоминаю, сколько во время первого прочтения на Фикбуке я пролила слёз над этим фанфиком. Я промолчу о том, что думаю о том, как ты его закончила. Не буду спойлерить твоим другим читательницам. Но я плакала сугубо над тем, что перенесла Анна. Для Владимира же финал закономерный.
_________________

И я тоже плачу. Боже мой, тот самый романс "Воспоминание" В.А.Жуковского, ставший таким трогательным символом любви Анны и Владимира в сериале "Бедная Настя". Первый бал - "Поцелуй" Е.Баратынского, Анна встречает Михаила, верит в возможность счастья, ещё жив Иван Иванович Корф. Второй бал и второй романс - для меня это особенная история, ведь именно тогда, можно сказать, "звезда родилась" - Анна предстала перед императорской семьёй и увидела поддержку Владимира, который за неё буквально горой стоял, когда она от волнения уже думала, что ничего не споёт...
_________________

Добрый вечер, леди. Благодарю вас за ваше внимание и добрые слова.

Рада новому читателю, добро пожаловать! Критику и советы воспринимаю спокойно, поскольку уважаю мнение читателей.

Спасибо за добрые слова! Владимир, действительно, у многих читателей вызывает сочувствие, но за свои грехи ему придется заплатить сполна.

Фьора, спасибо тебе большое! И за внимание на фикбуке, и за внимание на этом форуме! если фик можно перечитать - значит я старалась не зря. И этот фик для меня дорог, не только потому, что это первый мой крупный фанфик, но и потому, что мне хотелось написать альтернативу, причем правдоподобную, тем фикам где Анна прощает насилие Владимиру, и при этом чувствует себя счастливой. Мне это всегда казалось нереальным. Вот так и получилась "Боль".

Катюша, я совсем не хотела расстраивать тебя, правда. Но "Боль" - драма, поэтому и восприятие здесь гораздо тяжелее, чем в мелодраме. Ну, что поделать, такая вот я драматичная
Леди, огромное вам спасибо
_________________