Боль

 » Боль  [ Завершено ]

Фанфик по нашумевшему сериалу "Бедная Настя".
Захотелось создать альтернативу развитию событий
в сериале.

Получилась история из серии "а если бы?"
Если бы Владимир был менее сдержанным, а Анна
не смогла бы его простить, то как бы развивались события?

Драма

Герои практически ООС. Время канонное.

Главные герои: Владимир Корф и Анна Платонова.
В фанфике есть ОМП И ОЖП.

Бета: Уралочка






  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Багира)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 10.06.2019


_________________

 » Пролог

1862 год. Петергоф.

Нарядные пары кружились в вальсе, напоминая разноцветные конфетти, в изобилии рассыпающиеся вокруг них. Музыка, шампанское, смех – бал-маскарад в Петергофе был в самом разгаре.
Прислонившись к колонне, высокий мужчина в генеральском мундире равнодушно оглядывал танцующих сквозь прорези черной маски. Давно прошло то время, когда эти «праздники жизни» были для него радостным ожиданием чего-то необычного. Теперь они вызывали только глухое раздражение. Не будь личного приглашения Государя, который считал его после той злополучной дуэли близким другом, он никогда не оставил бы свой особняк ради этого бала.
Еще раз окинув взглядом веселившихся аристократов, генерал уже собирался незаметно покинуть залу, как вдруг напрягся, не отрывая взгляда от парадного входа, когда там показалась пара: величавый мужчина и хрупкая светловолосая женщина, судя по виду – супружеская чета. В следующих за ними молодом человеке и девице без труда можно было угадать отпрысков этих супругов. Черты лица молодого человека в точности повторяли отцовские, за исключением синих материнских глаз, а юная девушка – копия матери была обладательницей огромных жгуче-черных очей, что по контрасту с белой кожей и золотистыми волосами придавало ей еще больше привлекательности.
Укрывшись в тени колоннады, генерал не сводил взгляда с вошедших, вернее, с женщины, склоняющейся в реверансе перед августейшей фамилией. Сколько же лет он ее не видел?! Долго, очень долго! Двадцать три года! Почти четверть века без света этих глаз, смеха, голоса, без того непередаваемого чувства счастья, которое охватывало его рядом с ней. Время почти не изменило красавицу – все так же ослепительна, и в сорок три года выглядит старшей сестрой своей дочери. Шелковое платье аметистового цвета лишь подчеркивает тонкую талию и нежность облика, привлекавшего восхищенные мужские взгляды, как и двадцать три года назад, на ее первом балу. Тогда она мило смущалась, впервые оказавшись в блестящем обществе, а теперь со спокойной уверенностью беседует с гостями, не забывая, однако, следить за танцующей дочерью. Размышления были прерваны разговором двух проходящих мимо дам:
- Дорогая, юная графиня д'Эльяно просто прелестна. Неудивительно, что эта итальянка пользуется таким успехом. Посмотрите, кажется князь Репнин-младший не на шутку увлечен своей кузиной.
- Вы правы, ma chérie, но не думаю, что это увлечение закончится свадьбой. По слухам, у ног графини лучшие женихи Италии и Австрии.
- Еще бы, она редкое сочетание красоты, знатности и приданого, которое дает за ней отец. Немногим посчастливится составить такую партию.
- А Вы заметили, Marie, как хороша ее матушка. И это несмотря на возраст.
- Что же Вы хотели, милая, Средиземное море творит чудеса. Венеция – не наша Cеверная Пальмира.
Дамы пошли дальше, делясь светскими новостями, а генерал не мог оторвать взгляда от той, что была предметом их обсуждений. В этот момент графиня о чем-то переговаривалась с княгинями Репниной и Голицыной, а ее муж весело улыбался, слушая Андрэ Долгорукого. В поведении женщины ничего не напоминало ту, прежнюю девушку, какой она оставалась в памяти. В воспоминаниях, которые никогда не покидали его, причиняя боль и оставаясь единственными счастливыми моментами в пустоте бессмысленной жизни. Даже испытывая постоянные муки, он никогда не отречется от них, никогда не забудет, потому что забыть – значит умереть окончательно. Мужчина горько усмехнулся и с его губ со стоном сорвалось: «Аня, Анечка!» Это он должен был стоять рядом, держа ее под руку, гордясь успехами дочери и выбирая ей подходящего жениха, радоваться за сына, на которого обращено внимание многих дам, а вместо этого вынужден прятаться, украдкой, как вор, наблюдая за той единственной, чья жизнь для него была дороже собственной. Так распорядилась судьба.
Судьба?! Сколько можно обманывать себя?! Если б не его ревность и гордыня, все, все было бы по-другому! А теперь остается лишь оплакивать потерянное счастье, повторяя: «Почему, ну почему ты не смогла понять и простить?! Почему не осталась со мной, в моей жизни?! Ведь я люблю тебя и буду любить всегда!»
Словно почувствовав чужое внимание, женщина обернулась, сверкнув бриллиантами диадемы-эгретки, но, никого не заметив, снова обратила к мужу взгляд, полный тепла и благодарности, и граф ответил ей мягкой улыбкой. Этот безмолвный разговор громче любых слов говорил о чувствах супругов. О ее чувствах к тому, кто спас, исцелил от ненависти, вернул радость жизни. Граф спас, а его безумная страсть едва не погубила: он ждал покорности, смирения, надеялся, что время и привычка все сгладят, в результате потеряв любимую навсегда.
Чувствуя, что не может больше оставаться здесь, генерал удалился в одну из небольших комнат для отдыха гостей и, опустившись в кресло, закрыл глаза.
Память безжалостно возвратила его на двадцать три года назад, в ту роковую осень 1839 года.
_________________

 » Глава I

Осень 1839 года. Поместье Корфов.

Владимир ворвался в библиотеку, изо всех сил хлопнув дверью. Случайно увиденный поцелуй Анны и Михаила не просто привел барона в бешенство, а полностью перевернул ему душу. Как посмела она, стекляшка, подделка морочить голову дворянину, его лучшему другу, подавая несбыточные надежды! Кто давал ей право на чувства к благородному человеку, и вообще к кому-либо?! Он не позволит такого бесчестья в своем доме! Слава Богу, Мишель уехал по служебной надобности, и за время его отсутствия барон выбьет из этой упрямой девки, воспитанной отцом дворянкой, стремление оказаться в неподобающем ей обществе. Анна поймет, наконец, что до конца своих дней не покинет этого поместья, оставшись здесь навсегда. О свободе пусть и не мечтает – пока он жив, этому не бывать! Никогда! Сейчас же надо уничтожить выписанную отцом вольную! Кто знает, вдруг романтичный Мишель не отступится от своей нелепой влюбленности, а при наличии вольной помешать ему будет невозможно. Поэтому бумагу в огонь! Надо уберечь друга от участи светского изгоя – крепостная князю не пара, даже воспитанная.
Вольная, загоревшись, осыпалась горсткой пепла. Вот и все! Теперь эта девка никуда от него не денется! Осталось только спустить ее с небес на землю, напомнив, кто она такая.
Явившейся на звон колокольчика Полине было велено прибрать на столе и позвать Анну. Девушка, войдя, остановилась в нескольких шагах от него, а он опять испытал приступ ставшего уже привычным раздражения. Почему она так красива?! Красива настолько, что от одного взгляда на нее начинает учащенно биться сердце. Так не должно быть! Разве может благородный человек что-то испытывать к безродной холопке? Скрывая свое смятение за маской холодного безразличия, Владимир спросил:
- Вы помните наш недавний разговор, мадемуазель? Если не ошибаюсь, я велел Вам держаться подальше от Репнина. Это так Вы выполняете мой приказ?!
- Я не понимаю, в чем провинилась, Владимир Иванович, – Анна вздернула подбородок. – Князь уехал, и уехал надолго. Кажется, держаться дальше от него уже невозможно.
- Надо же, святая невинность! Несколько минут назад я был свидетелем весьма нежной сцены между вами!
- Вы подглядывали?! – вспыхнула Анна.
- Случайно, мадемуазель, случайно, хотя у меня есть полное право следить за своей собственностью. Не забывай – я твой хозяин!
- Вы слишком часто об этом напоминаете, чтобы я могла забыть, барин, – парировала Анна.
- Наконец-то до тебя стало доходить, что послушание – это главное для крепостных. Повторяю в последний раз – оставь Ренина в покое, ты сделаешь его несчастным.
Вопреки его уверенности, девушка не опустила голову, как обычно делала, слушая его упреки, а глядя прямо в глаза, спокойно сказала:
- Любовь не может сделать человека несчастным. Она радует и дает силы жить. Жаль, что Вам не дано этого понять!
- Вот как, – криво ухмыльнулся барон, – мне очень хочется посмотреть на радость Мишеля, когда он увидит тебя в крестьянском сарафане, убирающей свинарник. Уверен – его чувства к стекляшке, выдаваемой за алмаз, тут же испарятся.
Но Анна, видимо, решила вывести его из себя. В ее ответе не было страха быть разоблаченной:
- Если князь испытывает ко мне настоящие чувства, он поймет и защитит меня.
- А если нет?
- Значит, я ошибалась, и Вы были правы, барин.
Это слово она произнесла с таким отвращением, что Владимира передернуло.
- Ты решила подвергнуть Репнина столь жестокому испытанию!? Неужели тебе не жалко любимого, как ты утверждаешь, человека?!
- Это не более жестоко, чем отказаться от чувств к нему, потакая Вашим приказам. Да, я вещь, но над моей душой не властен никто, кроме Бога! И если князь не отвергнет моих чувств, ничей, слышите, ничей приказ не заставит меня отречься от любви к нему! Это единственное, что Вы никогда не сможете у меня отобрать!
С трудом сдерживая закипавшую ярость, Корф спросил:
- Значит, ты готова чистить хлев?
- Да, барин. Когда прикажете приступать?
Похоже, эту дерзкую невозможно было переубедить.
- Что ж, хорошо, иди, я подумаю, к какому делу тебя приставить.
Опустившись в грациозном реверансе, Анна намерено покорно произнесла:
- С Вашего позволения, барин.
И опять это неприкрытое отвращение в последнем слове.
Когда за девушкой закрылась дверь, барон сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Похоже, в этом поединке он проиграл. Владимир не знал, что ему делать дальше. Этой девице ничего не стоит надеть сарафан и отправиться в свинарник, вот только сколько бы он ни пугал Анну тем, что Репнин в ней разочаруется, сам он в этом далеко не уверен. Кто знает, что взбредет в голову этому романтику, вдруг решит примерить на себя образ светлого рыцаря без страха и упрека, кинется защищать Анну, а там и до сожженной вольной доберется, въедливости ему не занимать. Вот тогда Анна точно будет потеряна навсегда. Что же делать?! Как заставить друга взглянуть на эту девку его, барона Корфа, глазами, как выстроить между ними непреодолимую стену, разведя в разные стороны? Надо действовать быстрее, пока друга здесь нет, но в голове ни одной мысли – только злость и раздражение. Даже изрядная порция коньяка не помогла делу. Владимир так и просидел в библиотеке до самого вечера, держа в руке опустевший бокал.
Ужинал барон в непривычном одиночестве – Репнин уехал, Анна не спустилась к столу. Она вообще не выходила из своей комнаты после их разговора. После ужина Владимиру стало неуютно в пустующей столовой, и он тоже отправился к себе. Проходя мимо комнаты Анны, Корф решил еще раз предупредить ее и, распахнув дверь, вошел в элегантно обставленную светлой мебелью спальную. Сидевшая забившись в уголок дивана девушка поднялась при его появлении. Он ожидал «комплиментов» по поводу своих манер и напоминания о том, что воспитанные люди стучат, перед тем как войти, но Анна лишь спросила:
- Вы определили для меня работу, барин?
- Значит, Вы не собираетесь менять своего поведения? – спросил барон.
- Нет, барин, можете делать все что угодно – от любви к Михаилу я не откажусь!
Смело смотрящая на него девушка была в этот момент так хороша, аж захватывало дух! И решение пришло. Он не знал, была ли это злость, обида, ненависть или что-то другое. Ему было ясно одно – Анну Михаилу он не отдаст. Ни за что!
- Похоже, я нашел для Вас занятие, мадемуазель, – усмехнулся барон. – Мой отец столько вложил в Вас, не пропадать же добру. Да и работать толком Вы не умеете. Остается одно – будете прислуживать лично мне.
- Лично Вам? Разве услуг Григория и Полины для Вас недостаточно? – насторожилась Анна.
- У Вас будут обязанности другого рода, и если я останусь доволен – будете жить, как прежде, даже лучше.
- Что Вы задумали?! – Анна пугалась все больше.
- Скоро узнаешь, – Владимир протянул к девушке руку, – пошли со мной.
- Нет! – Анна отпрянула от него, как от ядовитой гадюки. – Лучше убейте меня!
- Зачем же убивать, если в моих силах сделать нашу жизнь намного приятнее. Не хочешь идти? Что ж!
С этими словами мужчина подхватил почти невесомую девушку и, перебросив ее через плечо, шагнул к двери. Понимая – крики привлекут внимание слуг, но не избавят ее от притязаний барона, Анна только тихо плакала, умоляя: «Не надо! Отпустите меня! Прошу Вас!» Однако Владимир словно ослеп и оглох, он хотел только одного – завладеть этой женщиной и навсегда оставить ее здесь, рядом с собой. Замок двери в его спальную защелкнулся, лишая несчастную даже призрачной надежды на спасение. Не выпуская Анну из рук, барон поставил ее на пол и тут же, повернув, крепко прижал спиной к себе. Девушка трепыхалась, как пойманная в силки птица, распаляя этим Владимира еще сильнее. Одной рукой он охватил ее за плечи, прижав руки к бокам и лишая возможности сопротивления, другой принялся дерзко оглаживать упругую грудь, а его губы жадно заскользили по нежной коже шеи, лишая мужчину последних остатков самообладания. Не в силах больше сдерживаться, он рванул лиф – и материя легко разошлась под его пальцами. Отбросив в сторону изувеченное платье, барон безжалостно сорвал с девушки белье и, подхватив на руки, упал вместе с ней на кровать. Заведенные за голову и удерживаемые им руки не позволяли красавице оттолкнуть любовника, который стал покрывать поцелуями ее тело, любуясь безупречными линиями. Умелые ласки вызвали в Анне бурю непонятных эмоций и ощущений, она даже не заметила, как прекратила сопротивление, а Владимир отпустил ее, уже полностью уверенный в своей победе. Его руки и губы, бесстыдно-дерзко лаская, вызывали у нее страстные стоны, звучавшие для Корфа райской музыкой. Отныне Анна принадлежала ему, принадлежала и будет принадлежать, хотела она того или нет! И подведя свою пленницу к краю, за которым для них уже не было возврата, барон овладел ею. Жертва болезненно вздрогнула, но он не позволил ей вырваться, тяжело придавив к кровати и каждым движением подтверждая свою власть над ней. Владимир не давал несчастной опомниться, раз за разом погружая в марево блаженства, забирая в поцелуях стоны, заставляя забыть обо всем на свете, кроме их страсти. И только под утро, когда обессилевшая девушка закрыла глаза, забываясь тяжелым сном, мужчина понял главное. Он любит ее! Всегда любил! Любил, пряча свои чувства ото всех, и даже от себя. Теперь все будет по-другому! Эта ночь, словно бушующая река, смыла все плотины и дамбы, так старательно возводимые им, любовь заполнила, затопила его сердце и душу, подарив ни с чем не сравнимое чувство счастья. Счастья с Анной! Да, они будут счастливы! Он вымолит прощение, сотрет из ее памяти любовь к Михаилу, окружит нежностью и заботой! Они пройдут эту жизнь вместе, рука об руку, оставив после себя многочисленное потомство. Обнимая спящую Анну и перебирая ее локоны, барон ждал наступления рассвета, чтобы объясниться с девушкой. Воображение рисовало ему картины радостного будущего с любимой, но утром все оказалось иначе.
Проснувшаяся крепостная, глядя на своего хозяина блестящими от невыплаканных слез глазами, сказала:
- Будьте Вы прокляты. Вы отняли у меня все: радость, надежду, счастье, втоптали в грязь. Но если Бог слышит мольбы обездоленных, он уничтожит все, что Вам дорого, сделав Вашу жизнь никому не нужной, как и мою!
Все это было сказано тихим голосом, с какой-то испепеляющей ненавистью – казалось, даже воздух в комнате вибрировал от этого чувства. Растерявшийся барон не знал, чего ему еще ожидать от всегда тихой и покорной Анны. Однако вспышка гнева будто выжгла девушку дотла, глаза потухли, лицо превратилось в маску безо всякого выражения. Не обращая на Владимира больше никакого внимания, она кое-как набросила на себя остатки одежды и вышла вон.
_________________

 » Глава II

А Владимир сидел, не зная, что ему делать: как достучаться до любимой, рассказав о своих чувствах и мечтах. В этот момент еще он был уверен, что это возможно. Поразмыслив немного, барон решил пока не трогать Анну, пусть успокоится, придет в себя, поплачет, в конце концов, а позже они объяснятся, и он, вымолив прощение, со временем добьется ответных чувств.
Однако к завтраку девушка не вышла, к обеду тоже. Видя довольную физиономию прислуживающей за столом Польки, Владимир догадывался, что прислуге известно о событиях прошедшей ночи и новость вовсю обсуждается в людской и на кухне. Возможно, поэтому Анна не показывалась никому на глаза. Но когда девушка отказалась от ужина, он не на шутку забеспокоился и, поднявшись наверх, отправился в комнату отцовской воспитанницы. Подойдя к двери, барон постоял несколько секунд, коротко постучав, вошел. Сейчас виновный был готов ко всему: упрекам, рыданиям, пощечинам, но увиденное потрясло его гораздо сильнее любой женской истерики. Анна, как и вчера, сидела в уголке дивана, в том же траурном платье, которое успела аккуратно зашить, и смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Она даже не пошевелилась при его появлении, словно находилась в комнате совершенно одна. Не зная, как начать разговор, Владимир спросил:
- Почему ты не стала ужинать? Ведь ты не ешь почти сутки! Так нельзя!
Но ответом опять было молчание. В лице девушки ничего не изменилось, она производила впечатление слепой и глухой. Понимая, что от слов не будет никакого толка, барон взял Анну за руку и, заставив встать, повел за собой. Она повиновалась все также молча, словно механическая кукла и, придя в столовую, опустилась на подставленный им стул. Больше она ни разу не повернулась, продолжая неподвижно сидеть перед пустой тарелкой, глядя в никуда и не слушая ничего из того, что Владимир пытался ей сказать. После десерта, так и не съев ни кусочка, девушка встала и ушла, не спрашивая разрешения и не дожидаясь его. Видя ее состояние, барон был не только растерян, но и порядком испугался, похоже – пережитое оказалось для Анны серьезным потрясением, и она никак не могла прийти в себя. Беспокоясь, что оказываясь от еды, девушка может заболеть, Владимир, пройдя на кухню, попросил Варвару отнести ей ужин. Всегда добрая улыбчивая кухарка сейчас только коротко кивнула и принялась собирать поднос. И хотя она ничего не сказала барину, ее молчание было красноречивей любых слов. Постояв еще немного, Владимир оставил Варвару хлопотать дальше, а сам отправился в кабинет. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Произошедшее обернулось кошмаром вместо ожидаемого счастья, только теперь ему стало ясно, в каких безжалостных тисках судьбы они оказались. Душевное состояние Анны заставляло опасаться за ее разум, и способа вернуть любимую к нормальной жизни он не находил. Ей была безразлична любовь Владимира, не нужны нежность и забота, которыми ему хотелось ее окружить – бедняжка потеряла интерес к жизни. На лестнице послышались тяжелые шаги, и выйдя из кабинета, хозяин столкнулся с Варварой, несущей поднос с нетронутой едой. Подойдя к ней, мужчина спросил:
- Как она, Варя?
- Жива, барин, – хмуро ответила женщина и, гневно сверкнув глазами, продолжила: – Можете меня выпороть, я уж и не знаю, чего от Вас ждать после такого паскудства, но молчать не стану! Ведь Аннушка – ангел Божий! В чем она перед Вами провинилась?! И слова поперек не сказала сроду, и молилась о здравии Вашем, когда на Кавказе воевали. За что же Вы ее до петли доводите?! Отвечать придется за этот грех! Не оставит Бог сироту своей милостью!
Однако последней фразы Варвары хозяин не слышал, слова кухарки о возможном самоубийстве заставили его чуть ли не бегом броситься к Анне. Только открыв дверь, барон вздохнул с облегчением. Она сидела, все также безучастно глядя перед собой и ничего не замечая вокруг. В порыве раскаяния мужчина, упав на колени, стал покрывать поцелуями холодные ладони любимой, безмолвно умоляя о прощении. Но она, словно мертвая, никак не отреагировала на этот порыв. Не отнимая рук, безразлично смотрела на коленопреклоненного барина, ничего не говоря. До дрожи боясь оставлять ее одну, Владимир подхватил на руки свое печальное счастье и отправился к себе. Сейчас ему хотелось только уберечь возлюбленную от необдуманных поступков, на которые она могла решиться в ее состоянии. Сначала вялая и покорная, оказавшись в его комнате, Анна напряглась, но он только прижал ее к себе, успокаивающе гладя по спине. Через какое-то время скованность девушки ослабла и, взяв ее лицо в ладони, барон сказал:
- Анечка, ты останешься здесь, со мной. Просто останешься. Я не хочу, чтобы с тобой случилась беда и не оставлю одну. Ложись спать. И, пожалуйста, не перечь, если не хочешь, чтобы я тебя раздевал.
С этими словами он ушел за ширму, давая ей возможность снять одежду и лечь. Когда Корф вернулся, она уже лежала в кровати, отодвинувшись к самому краю. Владимир задул свечи и улегся с другой стороны. В комнате стояла такая тишина, что звенело в ушах. Сначала барон прислушивался к беззвучному дыханию любимой, но вскоре его сморил сон. Пробуждение было неожиданным, словно от толчка. Мужчина открыл глаза: за окном серел поздний рассвет, но углы комнаты еще скрывала темнота, и в бледном свете осеннего утра волосы Анны, рассыпавшись по подушке, светились еще ярче. Его пленница тихо лежала там же, на краю постели, казалось – даже во сне она боялась пошевелиться. Волна жалости, смешанной с горечью, захлестнула Корфа. Он осторожно погладил хрупкое плечико, воркуя какие-то нежности и повторяя желанное имя на все лады. Видимо, сквозь сон Анна услышала его. Милое личико озарилось улыбкой, девушка прошептала: «Миша, Мишенька». Владимиру словно плеснули в лицо кипятком, в глазах потемнело, ревность змеей захлестнулась на шее, не давая вздохнуть. Эта упрямица даже во сне бредит своим нелепым чувством к Репнину. Однако теперь все изменилось. Он заставит ее забыть эту влюбленность, Анна поймет, что никогда и ни с кем ей не будет так хорошо, как с ним. Медленно притянув любимую к себе, барон стал ласково оглаживать гибкое тело, покрывая поцелуями шею и плечи. Сейчас его ласки были неторопливо-нежными, они затягивали, поглощали Анну, заставляли подчиняться и, забывая обо всем, отдавать себя во власть ненавистного любовника. Проснувшаяся страсть не оставляла места ни разуму, ни даже ненависти, она пробуждала древние как мир желания, пугающие своей силой и непреодолимостью. Последний вскрик – и девушка открыла глаза, очнувшись от любовного дурмана. Сейчас она была не просто красива, а прекрасна в своей женской сути, дарованной природой и Богом дочерям Евы. Владимир с надеждой заглянул в глаза любимой… и в этот момент волшебство исчезло. Лицо исказилось в гримасе отвращения, взгляд стал льдисто-синим, нежность испарилась, будто ее не было вовсе. Оттолкнув руки мужчины, пытающегося удержать ее, Анна вскочила с постели. Не слушая покаянного лепета, не давая возможности все объяснить, собрала свои вещи, оделась и ушла к себе.
Все последующие дни барон разрывался между страхом за Анну, раскаянием и безудержной страстью. Каждый раз глядя на любимую, ходившую не поднимая глаз, ему хотелось схватить ее, обнять, укрыв от злобы всего мира, подарить радость и спокойствие.
Всегда аккуратная и подтянутая, она и сейчас не изменила своим привычкам. Собранные в пучок волосы, затянутая в корсет фигура, неизменное траурное платье. Постороннему человеку могло казаться, что с ней все в порядке, и только живущие рядом знали – это не так. Безразличие Анны пугало все больше. Девушка ничего не говорила кроме «да» или «нет», почти перестала есть, хотя Варвара готовила для нее самые лакомые блюда. Жертва хозяйской страсти словно таяла день ото дня, кожа стала прозрачной, глаза огромными – казалось, что по дому скользит бесплотная тень, а не человек. Ее силы были на исходе, и Владимир понимал, что если ничего не изменить, ослабевшая Анна не переживет зимы. Напрасно барон пытался поговорить с ней, добиться понимания, все его попытки пропадали втуне.
_________________

 » Глава III

Невыносимая мысль о том, что все страдания Анны связаны с потерянными надеждами на счастье с Репниным, заставляла барона скрежетать зубами в бессильной злобе. Для нее князь был и останется светлой, чистой любовью, в противоположность ему, нежеланному насильнику. Она даже не смотрела в его сторону, проводя по нескольку часов в домашней часовне за молитвой, или в своей комнате – глядя в окно. В последнее время девушка становилась все апатичней, все равнодушнее, жизнь покидала ее, словно песок, сыплющийся сквозь пальцы, и Владимир даже думать боялся о том, что будет, когда исчезнет последняя песчинка. Не раз и не два он собирался просто увезти Анну в церковь и обвенчаться с ней. Удерживала барона только мысль о том, что в самый решительный момент любимая скажет «нет», отказываясь связать свою судьбу с ним, ненавистным и презираемым. Нужно было добиться ее понимания, согласия, смирения с тем, что уже ничего не изменить. Но как это сделать, если твои слова обращены в пустоту? Искоркой теплилась надежда на то, что их ночи не останутся без последствий, и ребенок, пробудив извечные материнские инстинкты, заставит девушку жить. Ни на что другое рассчитывать не приходилось.
Так и проходили дни. С бессильной безнадежностью одной и отчаянием раскаяния другого. Так и проходили. Пока все не рухнуло окончательно, словно шаткий мостик над пропастью, унося в пугающую бездну последние надежды, чтобы там, внизу, швырнув на острые камни боли и разочарования, разбить, покалечить и уничтожить навсегда.
Владимир ни на минуту не забывал этот день. Он врезался в память, терзая совесть стыдом, словно раскаленным железом. Сколько раз он мысленно возвращался в то время, сколько раз проклинал его, сколько раз мечтал вернуть обратно и все сделать по-другому. Но чудес не бывает, время вспять не повернешь, и все случилось так, как случилось.
Предчувствие беды не оставляло его с самого утра, было особенно беспокойно на душе, да и Анна казалась более безжизненной и слабой, чем накануне. Она даже не пошла в часовню, как обычно, а оставшись в комнате глядела в окно, словно что-то отыскивая в осенней унылости, царившей за стеклом. А Корф по привычке отправился после завтрака в кабинет, насущные проблемы требовали его вмешательства. Но не успел барон заняться работой, как дверь распахнулась и на пороге возник Репнин. Довольный, сияющий, он представлял собой полный контраст хмурому виду хозяина дома. После обмена приветствиями и рассказа об успехах расследования, Михаил, как и следовало ожидать, заговорил о своей любви.
- Знаешь, Володя, - с блеском в глазах разглагольствовал князь, – только в разлуке, не видя Анны три недели, я понял, как мне дорога воспитанница твоего отца. Мне еще не приходилось встречать такой удивительной барышни. Иногда кажется, что это ангел, а не земная женщина, так она совершенна. Скажи, с ней все в порядке? Анна здорова?
После того, как барон пробурчал «Все в порядке», Михаил продолжил делиться своими планами:
- Я буду просить ее руки, Вольдемар. Мне известно, что ты недолюбливаешь Анну, но надеюсь, это не помешает тебе дать согласие на наш брак. На днях напишу родителям, чтобы просить их благословения. Уверен – Анна им понравится.
После этих слов Корф, с трудом сдерживавший клокотавшую в нем ярость, раскатился каким-то деревянным смехом и спросил:
- Интересно, как ты собираешься просить руки моей крепостной? – и чуть помолчав, добавил: – Крепостной любовницы!
Ни озлобившийся Владимир, ни сидевший с выпученными глазами ошарашенный Репнин не заметили в этот момент подошедшей к двери девушки. И только обернувшись на шорох платья, они увидели Анну, стоявшую в проеме дверей. Казалось, что барона, видевшего состояние любимой каждый день, невозможно было испугать, но выяснилось - это не так. Теперь он воочию убедился, что значит «окаменеть». Лицо несчастной лишилось всех красок: глаза выцвели, губы побелели, черты застыли в неподвижности. Казалось, даже черное траурное платье теряет свой цвет, превращаясь в кусок мрамора. На пороге вместо живой девушки застыла неподвижная статуя, напрочь лишенная жизни. Постояв еще немного, она развернулась и ушла, так и не сказав ни слова.
Отвратительный скандал, разгоревшийся после ее ухода, барон помнил как в тумане. Яростные выкрики взбешенного Репнина, который, увидев измученную Анну, догадался обо всем. Вне себя от злости он сыпал оскорблениями, самыми мягким из которых были «негодяй» и «мерзавец», пытаясь залепить бывшему другу оплеуху. Свои жалкие попытки оправдаться, только усиливавшие ощущение собственного ничтожества в этой ситуации, и наконец, доходящий до ужаса страх потерять свою любимую навсегда. Чувствуя, что не может больше сдерживаться, Корф прохрипел:
- Убирайся, Мишель, ради Христа! Вон отсюда! Пока я тебя не убил!
Пообещав, что не оставит это просто так, князь с треском захлопнул дверь, а Владимир принялся мерить шагами кабинет, расхаживая из угла в угол, словно запертый в клетке тигр. Принесли же черти Мишеля в такой момент! Да и он тоже хорош! Сколько можно тянуть время, откладывая венчание?! Действуй он решительнее, не было бы сегодняшней склоки и всего, что с ней связано. Хватит сомнений и раздумий! Сегодня же он объявит Анне о своем решении. И она согласится с ним, не может не согласиться. Дело даже не в ее крепостном происхождении, а в том, что она женщина. Решения принимаются мужчинами, женщинам только остается их поддерживать. На этот раз девушке придется выслушать его, и через положенные три дня они обвенчаются. Да, она не любит его, но время все сгладит, появятся дети, и окруженная нежной заботой жена простит его, а возможно, и полюбит. Он сделает все для этого, ибо любовь Анны необходима ему, как воздух, без нее незачем жить. Да и не жизнь это будет – прозябание. Немного успокоившись, барон открыл сейф, достал оттуда коробочку с изящным кольцом, украшенным сапфиром, и решительно поднялся наверх. Подойдя к комнате, он постучал, но никто не ответил. Толкнув дверь, Владимир вошел и увидел, что комната пуста. Анна исчезла.
_________________

Багира, здравствуйте. А я помню этот фанфик. Вы его как-то выкладывали на Фикбуке? Помню, как я там в мыслях материла последними словами Владимира Корфа за то, что ради удовлетворения своих хотелок он разрушил Анне психику, убил в ней способность любить и доверять людям, как он обошёлся с нею, будто она и не человек вовсе ,а его личная игрушка!
Хочу сказать, что у Вас очень приятный и лёгкий слог. Вы прекрасно прописываете эмоции и окружающую обстановку.
_________________

Добрый день. Я очень благодарна Вам за добрые слова и лестную оценку. Спасибо большое! Это мой первый крупный фанфик, до этого я писала небольшие драбблы. И начинала я на фикбуке и СТЛ. Надо сказать, что этот фик вызвал весьма противоречивое отношение к себе. Отношение к поступку Владимира было неоднозначным, от яростного осуждения до полного оправдания. Одна читательница из Болгарии так и написала на фикбуке, что пострадавшая сторона здесь не Анна, а Владимир, жизнь которого Анна разрушила своим непониманием и неумением прощать. В общем сколько людей столько и мнений. И то что фанфик вызывает неоднозначные отзывы, наверное, хорошо.
_________________

Багира, вот тут я честно не понимаю! Почему Анна должна прощать такую жестокость? Это преступление против личности и половой неприкосновенности, калечащее психику.
Относится к тяжким преступлениям. По неосторожности можно убить, допустим, но нельзя по неосторожности изнасиловать. И в вашем фанфике Владимир именно всё делал, руководствуясь сугубо своими хотелками - заполучить Анну и разрушить её отношения с Михаилом. С тем расчётом, чтобы отвратить Михаила от Анны, выставив девушку перед ним своей любовницей. Анну до слёз жаль. Депрессия и ПТСР у неё тут налицо
_________________

Добрый вечер. Не могу не согласиться с Вами. Я тоже считаю, что подобное прощать никак нельзя, но у некоторых людей свое мнение. На одном из форумов, где я выложила фик, начались такие дебаты! Некоторые дамы открыто выражали свою жалость к Владимиру и осуждали Анну. В пример приводились целые кучи доказательств того, что Анна должна была понять и простить. Чаще все мне указывали на фанфик "Человеколюбие и предосторожность" (автор Царапка), где Анне пришлось пережить куда более страшные моменты в своей жизни, но она осталась с Владимиром и даже полюбила его. И как я не пыталась доказать, что это не любовь, а смирение и желание защитить своих детей, мнения этих дам не изменились. В конце концов я не выдержала и сказала, что если с такой точки зрения подходить к насильникам, то половину их надо освобождать в зале суда, а место любого насильника за решеткой, и надолго. Так к соглашению и не пришли.
P.S. Со мной можно на "ты".
_________________

Дорогой автор, поздравляю с новым начинанием! Я, конечно же, в читателях. Как обычно говорят в таких случаях, желаю лёгкого пёрышка и, конечно же, большого вдохновения!
_________________

 » Глава IV

Владимир поднял на ноги слуг, перевернул весь дом, но ее нигде не было. Мысль о побеге он отбросил сразу – ничего не пропало, все вещи были на своих местах, даже ее любимая шаль лежала в кресле. Ничего не боявшийся барон сейчас впал в панику, не представляя, куда могла направиться Анна: в одном платье, без денег и почти помешавшаяся от переживаний. Поиски в доме и усадьбе ничего не дали, тогда Владимир, собрав мужиков, кинулся прочесывать лес. Искали до самой темноты где только можно: в оврагах, у обрыва, возле реки, но безрезультатно.
Вернувшись домой, Корф, ничего не говоря, ушел в комнату Анны. Там он провел всю ночь, держа в руках ее шаль и моля Бога спасти девушку. Теперь его жизнь была сосредоточена только на одном – найти любимую. Пока еще не поздно, надо было остановить ее, уберечь от беды и безрассудных поступков.
А в доме царила тишина. Не та, привычно умиротворяющая, что дарит покой и отдых, а похоронно-мрачная, будто зимняя ночь, сковывающая душу льдом безнадежности. Едва рассвело, Владимир отправился в лес. Раз за разом он обходил знакомые места, заглядывая почти под каждый камень, однако Анна словно растворилась в воздухе. Через два дня к нему присоединился Репнин, который явился окончательно выяснить отношения, но узнав о случившемся, тоже решил участвовать в поисках.
Час за часом, день за днем они пытались отыскать беглянку, хотя надежда таяла как снег под солнцем, с каждым днем ее оставалось все меньше.
Для Владимира это было время отчаяния и неутихающей боли, когда после разъездов по округе он не мог уснуть и, сидя на диване в ее комнате, просил Бога сберечь и вернуть Анну. Но Всевышний оказался глух к молитвам проклятого: время шло, а о девушке ничего не было известно. Репнин помогал ему все это время, хотя о прежней дружбе не было и речи. Михаил не скрывал, что делает это только ради той, которая ему дорога.
Казалось – хуже уже не может быть, и все же признание Сычихи, явившейся в дом племянника с повинной, вызвало у Корфа желание пустить себе пулю в лоб. Прожившая с грузом вины двадцать лет тетка считала исчезновение Анны Божьим наказанием за содеянное старым бароном и выложила все как на духу о романе Долгорукого и Марфы. Слушая ее рассказ, Владимиру хотелось выть от безысходности. Теперь многое стало понятно: как Анна оказалась в доме, почему отец относился к ней иначе, чем к другим крепостным и зачем просил сына позаботиться о воспитаннице после его смерти. Только вот ситуации это не меняло. Вернее, стало еще хуже. Присутствующий при разговоре Репнин, не медля ни минуты, бросился к Долгоруким и рассказал Андрею эту историю. Неожиданно для всех он заявил, что готов признать сестру и остался твердым в своем решении, несмотря на яростное сопротивление Марии Алексеевны. Молодой князь оказался не одинок в борьбе против матери – Лиза и Соня, искренне любившие Анну, поддержали брата, сказав, что он поступает правильно.
Узнав о причине побега Анны, Долгорукий вместе с Михаилом на следующий же день явился в поместье Корфов, полный решимости разобраться с бароном и потребовать ответа за содеянное. Впрочем, воинственный пыл князя сильно поутих, стоило ему увидеть барона. От циничного самоуверенного красавца не осталось и следа. Сгорбившийся человек с поседевшими висками, глядя на визитеров безразличным взглядом, спокойно спросил:
- Убить решили? Убивайте, только дайте сначала Анну найти.
Увидев друга в таком состоянии, Андрей потянул Репнина к двери сказав:
- Пойдем, Мишель, нам здесь нечего делать.
Долгорукий тоже принялся искать сестру, делал все, что мог, и все без толку. Искали везде: в лесу, ближайших и отдаленных поместьях, уездном городе – Анны нигде не было. Отчаявшись найти ее, Михаил и Андрей через месяц сдались, считая девушку умершей, и только барон упорно отказывался верить в ее смерть. Корф словно одержимый продолжал поиски не только в уезде, но и в Петербурге. Платил полиции, чтобы ему сообщали о найденных покойницах, внешне похожих на беглянку, искал в борделях, среди прислуги в богатых домах, даже нанял людей выяснить, не появилась ли у кого из представителей бомонда новая содержанка. Раз за разом обходя улицы, лавки, кабаки, Владимир все больше терял веру в удачу. Даже следа Анны не удавалось найти, ее не было ни среди живых, ни среди мертвых.
Памятуя, в каком состоянии находилась девушка перед своим исчезновением, он решил обратиться в Обуховскую лечебницу – впрочем, и там ее не оказалось. Пожилой врач, выслушав Корфа, сочувственно сказал:
- Сожалею, однако я бы посоветовал прекратить поиски, господин барон. Судя по тому, что Вы сейчас рассказали, воспитанница Вашего батюшки была в сильном нервном расстройстве. В большинстве случаев такая болезнь заканчивается самоубийством или остановкой сердца. С полной уверенностью сказать не могу, хотя почти уверен – ее уже нет в живых.
Поблагодарив доктора, Владимир покинул больницу и отправился в свой особняк. Он знал, что ему сказали правду, ту самую правду, о которой кричал разум и в которую отказывалось верить сердце. Разумеется, хотелось верить в чудеса, а их не бывает. Анны нет рядом с ним и никогда не будет, как не будет больше прежнего Владимира Корфа.
В тот же день, прекратив поиски, барон возвратился в поместье. Мрачный Никита, встретивший его возле дома, Варвара, смотревшая сначала с надеждой, а потом закрывшая лицо руками, растерянный Григорий. Все они казались живыми укорами его совести, только ему было все равно. Ничего не говоря, Владимир закрылся в комнате Анны, не желая никого видеть и слышать. В голове билась единственная мысль: жить больше незачем. В глупом времяпровождении, лишенном всего светлого и радостного, смысла не было, и заряженный пистолет у виска казался единственно правильным выходом. И так ли важно, что ждет за гранью смертельной тьмы, адские муки или покой небытия – хуже точно не будет.
Решившись, мужчина поднялся и направился к двери, но задержался у столика, на котором стоял портрет отца. Покойный Иван Иванович подарил его своей воспитаннице на шестнадцатилетие, и с тех пор девушка с ним не расставалась. Даже приезжая в петербургский особняк, брала с собой. Она любила и уважала своего воспитателя, и наверняка простила бы ему то, что он лишил ее материнской любви. Анна умела прощать. Всех, кроме одного.
Взяв в руки портрет, Владимир подумал – сотвори он подобную гнусность при жизни отца, его бы давно уже здесь не было. Покойный барон, ревностно относящийся к чести рода, никогда б не потерпел такого позора. И вдруг, как озарение: а разве не позор то, что он замыслил сейчас? Последний из Корфов наложит на себя руки! Перед глазами возникла довольная физиономия Бенкендорфа, презрительная усмешка Императора, брезгливо скривившийся Репнин. Чего еще ждать от негодяя и мерзавца?! Опозорил свой род, предал память отца, погубил любимую женщину. Ни жить, ни умереть достойно не смог! И самоубийство только подтвердит его ничтожество. Это не расплата, а трусливое малодушие, не более чем жалкая попытка оправдаться в своей подлости.
_________________

 » ГлаваV

Да, в его жизни не осталось ничего, и все же есть родовая гордость, честь семьи, запятнать которые у него нет права. Его смерть должна быть достойной потомка древнего рода Корфов.
Открыв ящик столика, барон положил туда портрет и уже собирался закрыть, когда его взгляд упал коробочку с кольцом, сиротливо лежавшую на комоде. Осколок мечты, призрак надежды. Кольцо, которое больше не пригодится никогда. Не раздумывая, Владимир положил бархатный футлярчик туда же, где лежал портрет, и задвинул ящик.
Следующие часы были самыми страшными в его жизни. Воспоминания, сожаление, раскаяние, словно гигантская волна, накрыли мужчину, смывая из сердца остатки чувств, оставляя только телесную оболочку, обманчиво кажущуюся живым человеком.
Утром, спустившись в столовую, Корф сухо приказал перенести его вещи в одну из гостевых, а свою комнату и спальню Анны, приведя в порядок, закрыть. Через час с прошлым было полностью покончено, а еще через несколько дней Владимир уехал в Петербург.
С большим трудом ему удалось добиться аудиенции у Цесаревича, которого барон настоятельно просил содействовать своему возвращению в армию и отправке на Кавказ. Чувствуя вину из-за злополучной дуэли, Александр Николаевич обещал уговорить своего нравного папа, но искренне советовал подождать еще немного. Ведь Государь уже простил Репнина, возможно, скоро по отношению к барону сменит гнев на милость и без Кавказа. Однако Владимир продолжал настаивать, и Цесаревич согласился, сказав:
- Может, Вы правы, Корф. Это более быстрый способ добиться прощения. Всем известно, как высоко ценит Его Величество воинскую доблесть. Обещаю Вам сделать все, что возможно в моем положении Наследника престола.
В ожидании решения Императора барон занялся делами поместья: дал вольную Никите, который больше не хотел оставаться в усадьбе, рассчитал плута Модестовича, наняв другого управляющего, отправил в деревню Польку. Оставшееся от хлопот время он провел в Петербурге – находиться в поместье для него было невыносимо. С исчезновением Анны дом осиротел, он казался роскошной, но пустой шкатулкой для драгоценностей, в которой больше ничего не хранят.
Через месяц из Императорской канцелярии пришел приказ о назначении поручика Корфа в батальон 43 драгунского полка, расквартированного в Дагестане под Ахульго, где в это время шли самые жестокие бои. Говорили, что Николай Павлович, уступая настойчивым просьбам сына, сказал: «Хочет искупить вину кровью? Что ж, пусть искупает».
Сборы были недолгими, и вот уже желтый с белыми колоннами особняк скрылся за поворотом. Дом, куда у него нет желания возвращаться, в котором никто не будет ждать, где никто не обрадуется его приезду. Потому что больше нет маленькой золотоволосой певуньи, наполнявшей родовое гнездо светом и радостью.
Следующие годы прошли в огне войны, пороховой гари и дыме бивуачных костров. Знавшие его ранее сослуживцы не узнавали бывшего бретера и волокиту в этом язвительном желчном человеке. Ему было безразлично все: женщины, карты, дружеские попойки. Корф жил только сражениями, в которых проявлял чудеса храбрости, из каждого боя выходя невредимым, словно заговоренный. С подчиненными барон был суров и требователен, но понапрасну не рисковал ни одной жизнью, кроме своей. Начальство ценило его, сослуживцы уважали, только Государь ничего не желал замечать, раз за разом отклоняя представление поручика Корфа к чинам и наградам. Впрочем, Владимиру это было безразлично, ордена и звания больше не тешили его самолюбия, он ждал, что очередное сражение избавит его от жизни, однако бессмысленное земное бытие продолжалось.
В душе не оставалось ничего, даже раскаяния, боль опустошила ее. Боль была единственным чувством в сердце барона. Она никогда не покидала его, всегда была рядом, неизбывная, мучительная душевная боль, терзания от которой были куда страшнее, чем от ран телесных. Боль и воспоминания о любимой, это все, что ему оставалось. И понимая – Анна не могла выжить, Владимир все равно молил Бога защитить ее, укрыв от бед и напастей окружающего мира.
Через три года, участвуя в сражении, из которого не надеялся выйти живым, Корф был тяжело ранен, и только после этого Император простил опального барона. Все ходатайства о чинах и наградах были удовлетворены, а после выздоровления офицер возвращен в гвардию. Бомонд встретил его приветливо: сослуживцы, до которых дошли слухи о его подвигах, наперебой предлагали дружбу, светские барышни на выданье смотрели с надеждой на выгодного жениха. Жизнь возвращалась в привычную колею, пестрая и однообразно-скучная. Знатный, богатый, с видами на блестящую карьеру – он был желанным гостем в самых известных домах Петербурга, только Владимира это лишь раздражало. Отдав дань необходимой вежливости, барон стал всячески избегать светских приемов и вскоре прослыл мрачным анахоретом. Приятели по полку тоже недоумевали, гадая о том, что могло превратить светского льва в сухого службиста, равнодушного ко всем радостям жизни. Довольным был один Император, заявив о благотворном влиянии Кавказа на некоторых господ офицеров, попавших под влияние «карбонарства». Все эти слухи и сплетни, доходившие до Корфа стараниями окружающих, были ему совершенно безразличны, он жалел только о том, что выжил после ранения.
Возвращение в суетный и подобострастный Петербург принесло только разочарование. Владимир чувствовал себя здесь абсолютно чужим, несмотря на толпу аристократов, называвших себя его приятелями. Настоящие друзья, судя по их отношению, так и не простили его. Ни Репнин, женившийся за это время на Лизе Долгорукой, ни Андрей не навестили барона после возвращения, тем самым лишая последней надежды на возрождение былой дружбы.
И только один раз за все время появилась надежда на счастье, заставляя сердце биться сильнее и радостнее. Это случилось, когда в свете стали ходить слухи, что князь Долгорукий признал свою сестру, найденную в Италии. И хотя имени не называлось, Владимир не сомневался – это Анна. Убедившись в правдивости новостей, он твердо решил отправиться на поиски девушки. Если надо, был готов перевернуть всю Италию, объездить вдоль и поперек, но найти любимую. А найдя – упасть в ноги, умоляя о прощении, ожидая его хоть всю жизнь. И даже если она не простит, для него будет отрадой просто видеть ее, помогать, поддерживать, ничего не требуя взамен.
Однако иллюзия была недолгой, исчезнув после появления в особняке неожиданного посетителя. Поправив очки, Долгорукий сказал без обиняков:
- Владимир, я пришел предупредить тебя о том, чтобы ты не вздумал искать Анну. Оставь мою сестру в покое! Ты уже достаточно испортил ей жизнь в прошлом, поэтому не смей разрушать ее сейчас. Анна счастливо вышла замуж и недавно родила сына. Предупреждаю, если ты не оставишь мысли о ней, то будешь иметь дело не только с моим зятем, но и со мной.
Эта решительная тирада, не свойственная мягкотелому Андрею, так поразила Корфа, что он только утвердительно кивнул. Князь был совершенно прав в своем требовании. Он не может больше вмешиваться в жизнь Анны. Слишком много страданий ей причинили его страсть и ревность. Теперь, когда она обрела счастье с другим, самое лучшее отойти в сторону, молясь за ее благополучие и не тревожа больше призраками прошлого.
Через несколько дней барон вновь подал прошение об отправке на Кавказ.
Так и проходили годы: служба, военные компании, Кавказ, Австрия, Крымская война. Стремительная карьера, заслуженные награды: золотая шпага «За храбрость», полученная из рук самого Николая I, и генеральские эполеты в сорок лет. Ему завидовали, называли счастливцем, уважали и ненавидели, мечтая оказаться на его месте. Только никто не знал, что блестящий «любимец Фортуны» с радостью поменял бы весь свой успех на простое человеческое счастье. Со временем Владимир остался совсем один: семьи не было, друзей тоже, короткие любовные связи проходили, не затрагивая ни чувств, ни сердца. Жизнь все больше напоминала каторжную колодку, к которой он был прикован поневоле. И с каждым годом она становится все тяжелее, а он вынужден тащить ее дальше.


Петергоф 1862 год.

Очнувшись от воспоминаний, генерал от кавалерии Владимир Корф открыл глаза. Ровный гул, доносившийся из парадных комнат, свидетельствовал об окончании бала и отъезде гостей. Значит, скоро рассвет. Похоже, прошлое задержало его здесь на всю ночь, а утром придется возвращаться в настоящую жизнь: ходить, говорить, служить, каждый день моля Бога прекратить это существование.
Выйдя из комнаты, барон вновь увидел Анну, идущую с мужем немного впереди него. Он не спускал с нее взгляда, любуясь женщиной, возможно, в последний раз, когда был окликнут одним из своих сослуживцев – Сергеем Ланским:
- Корф, неужели и ты здесь?! Рад тебя видеть! Странно, что мы не столкнулись на маскараде. Где же ты скрывался все время?
Услышав знакомую фамилию, Анна обернулась и их взгляды встретились. Боль со страхом, мелькнувшие на мгновение в ее глазах, напомнили ему беззащитную крепостную, с которой так жестоко обошелся хозяин, но лишь на мгновение. Через считанные секунды она вновь стала знатной дамой и, опираясь на руку мужа, направилась к выходу.
_________________

Добрый вечер, Катюша. Рада тебя приветствовать. Большое тебе спасибо за внимание к фику и добрые пожелания. Рада буду любому мнению и критике, тем более, что читатель всегда прав, поскольку со стороны виднее.
_________________

Багира, твои новые главы шикарны! Поделом Корфу за его злодейство. Он заслуживает своих страданий, а Анна заслуживает жизнь в счастье и в любви, в уважении, заботе. Владимир мог бы быть счастлив с Анной, но он сам всё перечеркнул и разрушил тем, что обошёлся с Анной как с секс куклой. Вот пусть обвиняет только самого себя. Виновника в зеркале увидит
_________________

в читателях!!!