Я тебя искал(Современный ЛР)

Всем привет. Я совсем новичок и не совсем понимаю, что здесь и как. Обсуждается какой-то отдельный отрывок или как? Я просто целиком прочла и боюсь спойлеров наделать.

Nastena-romantik, привет! Это Наталья))) Да, обсуждается выложенный кусочек текста. Если есть что сказать или процитировать понравившуюся фразу. Можно задать любой вопрос. Например: " а как у вас получился такой сюжетный ход" или что еще. В общем, это место беседы.
летний цветочек, Ваня - это сказка! Ты увидишь)))
Наядна, машу лапкой)))
_________________

Добрый день. Возвращаюсь на временно оставленный сайт. Как в старые добрые времена. Любимым авторам привет!

Всем привет) так странно вернуться на эту платформу, носттльджи прям😊 но даже интересно все вспомнить 😀
_________________

О, как классно!!))
Девочки наши милые, я рада, что тут жизнь продолжается!!
_________________

В ту же реку трижды?)) Или четырежды)). Можно и больше- хороша река)). Двух бледных до белизны будущих отцов выморозил один и тот же вопрос- «как я буду без нее, если..». Нет, наверное даже это «если» они не допускают, им достаточно более короткого, почти Гамлетовского- «быть или не быть» но только «без нее», но парадокс в том, что смысл в эти слова они вкладывают разный… Про «арпеджио»- что говорит нам это напутствие учителя? Почему нужно срочно, почему кричит вслед, ведь они увидятся завтра? Он просто знает, что Илья, с его потрясающей погруженность в свое дело и работоспособностью за вечер может успеть заиграть этот момент настолько, что потом переучивать- переигрывать будет очень сложно. Почему не поторопились сближаться Иван с Ильей, когда оба, кажется, поняли, что встреча эта не случайна. Оба весьма цельные и самодостаточные, но при этом открытые в восприятии, причем, вряд ли кого-то еще- но именно друг друга! Илья младший приоткрывает нам Илью старшего- своим внутренним монологом, перебивающим реплики диалога с Иваном, и этим же показывает разницу. Он объясняет свои действия собеседнику, Илья старший же выдает на гора только решения. Возможно, что и здесь не столь сын от отца отличается, сколько важен Иван младший))- он катализатор процесса открытия замкнутой системы марки «Королев Илья» Бант нашелся)), хрустальный идеальный шар возвышенной влюбленности- ожил, и обрел с подачи Ивана звук и цвет)), то есть энергию))- это нужно сначала пережить наедине с собой, или с собакой)), на Воробьевы горы- не пора… Спасибо за эту возможность))- перебрать с вами «камешки на ладони»
_________________

Tikkirei, Бет,Лиана, Nastena-romantik, bazilika - добро пожаловать и с возвращением!
Базиличек, да, вот в одну и ту же реку, это точно. Вообще, такое ощущение, что мир - или часть мира - откатывается к последней резервной копии. Ну, посмотрим, чего там набэкапили.

Вот поспорю! Иван Иваныч гораздо более нормальный! К тому же он уже второй раз отцом становится. Не надо его равнять с почетным параноиком всех наших романов!)))

Ну Илье в принципе не свойственно быстро сближаться с людьми. А Ванька, по-моему, просто оторопел. От этой НИЧО (или как там в тексте ) Но вообще там не просто не случайно. Там, даже если не брать вопрос о Тане - ребята просто потрясавшие наставники друг для друга - каждый в своем.

Они очень разные - отец и сын. И одновременно в какие-то моменты до дрожи похожи.

Ну так! Если про него целый роман запланирован)))))

Вот! Нам этого тоже не хватило! Мы ж те еще любители поперебирать)
_________________

 » Глава 3

У каждого свое танго.
Иван Тобольцев

Звонок отца застал Илью за наливанием чая. Только-только позавтракал. Обычно в этот час Илью можно застать за инструментом – либо дома, либо у Виктора Рудольфовича. Но сегодня Илья беспардонно и совершенно непозволительно проспал. День вчера выдался… нервным.
На экране телефона красовалось лицо Королева-старшего.
- Доброе утро, папа.
- Доброе утро, сынок.
Илья поставил обратно на стол поднесенную было к губам чашку. Сынок. Так отец называл Илью, только если было за что. Так, и где он проштрафился?
Ах, ну да, точно. День вчера был очень нервным.
- Что, ты получил штрафы? - вздох сдержать не удалось. Выставлять себе в нелепом свете перед отцом Илья не любил. Он предпочитал, чтобы им гордились. Во вчерашней ситуации гордиться было, скажем откровенно, нечем.
- А должен? – прозвучало в трубке невозмутимое. Этой невозмутимости Илья не верил. И отцовскую иронию чувствовал даже не слухом, чем-то иным. Отрицать очевидное бесполезно, надо признавать вину сразу и полностью.
- Сколько их? По моим подсчетам, я собрал три камеры. Я не ошибся?
- Ну что ты... – мягко и душевно, чисто по-королёвски произнесли в трубке. - Ты всегда был отличным математиком.
Роль обвиняемого уже прискучила Илье, самое главное ему сказали, поэтому он предпочел сменить тему.
- Ну и отлично. Я сегодня оплачу штрафы. Как мама?
- Скучает. Ждем тебя в гости. Часов в семь вечера на ужин. Как раз успеешь все оплатить.
Ну хватит меня уже тыкать как котенка, папа, я все понял!
- До семи вечера я успею не только эти оплатить, но и новых наделать. Буду к семи, пап.
- Договорились.
Не успел Илья выдохнуть, завершив разговор, как телефон снова пиликнул.
Пришли фото с камер. Илья разглядывал их долго, минуты две, наверное. Увеличивал, изучал детали. Потом прочел приписку отца: «Шлем надо бы вернуть».
Илья отложил телефон. И расхохотался. Так громко, что Сатурн поднял голову с лежанки и негромко и вопросительно тявкнул.
- Извини, что потревожил твой сон, герой, - Илья залпом выпил половину чашки. Снова взялся за телефон, открыл первое фото. Говоришь, папа, шлем вернуть? А по-моему, мне идет.
На фото красовалась девушка верхом на спорт-байке, хвост длинных волос относит ветром в сторону. В сторону стоящей рядом машины, спорт-купе, за рулем которой человек в шлеме, с этого ракурса похожий на Дарта Вейдера.
Интересно, отец хотя бы улыбнулся, глядя на это фото. Илье же хотелось хохотать, и он уткнулся лицом в ладони. И поморщился. Смех смехом, а скула болела там, где по ней пришлось мотоциклетным шлемом.
Кто бы мог подумать, что девушка такая нервная? И такая… красивая.
Интуиция его не то, чтобы подвела – но слегка не подготовила. Потому что, сидя в машине и ожидая, когда выйдет нужный ему человек, Илья совершенно не ожидал, что попадет под гипноз. Под совершенно гипотоническую магию движений бедер, обтянутых узкими джинсами, шлема, качающегося на согнутой в локте руке, мерно двигающегося из стороны в сторону хвоста высоко убранных волос, цепочек на тонких кистях и таких же цепочек в мочках ушей.
Когда девушка подошла к мотоциклу, припаркованному через одну машину от него, Илья словно очнулся. Честно говоря, он не был уверен, что это – Таня. Хотя интуиция вопила внутри именно об этом. Но возможно, он выдавал желаемое за действительное. Ему надо услышать голос.
Услышал. А заодно получил шлемом по скуле, адреналиновую гонку и замечание от отца.
Да уж, второе знакомство с бантом удалось. Кто бы мог подумать, что у девочки с глазами-звездочками, когда она вырастет, будут невероятно красивыми… не только глаза.
Илья вздохнул, долил себе еще чаю. Надо идти заниматься. Интересно, чем можно выбить из головы вид мерно двигающих при каждом шаге невероятно волнующих женских бедер? И этой… которая как бы есть, а слова такого нет.
Ведь его не так воспитывали.
Вроде бы.
Кажется.
Илья привычным, отцовским жестом, потер лицо ладонями. Снова поморщился. Ссадина на скуле давала о себе знать.
Да уж, как говорится, я же той, кто всех прелестней, песнь и кровь свою отдам. Правда, о том, что та, что всех прелестней, может сама до крови разбить тебе скулу, ни Толстой, ни Чайковский были, видимо, не в курсе. O tempora! O mores! (1)
Кстати, вот Петр Ильич, да. От гипноза должен помочь.
К вечеру Илья про синяк благополучно забыл. И произвел своим внешним видом фурор у родителей дома.

***
Звонок в дверь раздался буквально через несколько минут после того, как Июль пришел домой. Пришел в настроении обнять и пообщаться. Знаки внимания от любимого мужа Майя очень ценила. Но сейчас нужно доставать из духовки любимые Юнины рулеты из индейки, кроме того, на столе не все еще сервировано. Июль удовлетворился коротким объятьем и поцелуем в щеку, сел за стол и принялся за любимое дело – наблюдать за ее суетой. В этот момент раздался звонок.
- Ну, иди, открывай сыну.
Ирония в голосе звучала столь неприкрыто, что Майя едва подавила совершенно неприсущее для дам элегантного возраста желание – показать язык. Сдержалась. И шаг сдержала, когда отправилась открывать дверь. Но лишь скрылась за поворотом коридора – перешла едва ли не на бег.
Сын пришел!
Мальчик принес цветы. Ее любимые пионовые розы в тонкой папиросной бумаге. Мальчик так похож на своего отца. Вся в растроганных чувствах и умилении, синяк на скуле любимого сына Майя Михайловна Королева заметила, лишь когда дело дошло до материнского поцелуя. Ахнула и едва не обронила букет. Втиснула цветы вышедшему с кухни Илье. И двумя руками осторожно повернула голову сына к свету.
Мама дорогая…
- Юня, откуда у тебя синяк?
- Подрался, - невозмутимо ответствовало чадо.
Подрался? Подрался?! Ее мальчик с блестящим интеллектом, тонким музыкальным даром и хрупкими чувствительными пальцами – подрался?!
Майя поймала себя на том, что нащупывает стену сзади.
Что произошло?! Материнская тревога за единственного ребенка не отпускала ее никогда. Только музыка на время отнимала эту тревогу.
Невероятно одаренный, талантливый, вундеркинд. Так о нем говорили. Но Майя помнила и другое. И знала другое. Как он одинок. Помнила ярко, будто это было вчера, как шестилетний Юня пытался завести друзей.
- Мам, давай купим им конфеты, и они со мной поиграют.
- Мама, давай возьмем трещотку, и я сыграю им китайский танец Петра Ильича?
Не помогали ни конфеты, ни трещотка. Он не понимал их, ребята не понимали его. Не принимали. Он был для них слишком… Просто слишком. Чужой, непонятный, инопланетянин.
И ее ребенок построил вокруг себя стену. Майя это видела ясно, но ничего не могла сделать. Так он оберегал себя от боли разочарования и непонимания. Это помогло ему потом, когда пришли настоящие успехи. Но ее любимый и единственный ребенок так и жил – за стеной, созданной его талантом, гордостью и одиночеством. И это не могло не беспокоить Майю. И вот теперь… драка?!
- Догнал? – неожиданно подал голос Илья Королев-старший.
- Попытался, - невозмутимо пожал плечами сын. Забрал букет и снова вручил его матери. Наклонился и сам поцеловал мать в щеку. – Извини, неудачно пошутил. Гулял с Сатурном, задумался, не заметил ветку, - а потом резко перевел тему и спросил с воодушевлением: - Чем так вкусно пахнет? Твоими фирменными рулетиками?
Сбоку раздался звук, подозрительно похожий на смешок. Но когда Майя повернула голову, лицо мужа было предельно серьезным. Но глаза… Самое красивое – когда у него смеются глаза. Так, эти двое от нее явно что-то скрывают! Но сейчас не время выяснять правду, не скажет ни один, ни второй.
Майя еще раз проинспектировала скулу сына, убедилась, что все совсем не так страшно, как ей показалось на первый взгляд, и дала команду садиться за стол. Только сначала надо поставить цветы в вазу.

- Мама, я на днях видел тебя у консерватории. У тебя новое платье? – Юня с отменным аппетитом отдал должное рулетам. – Зеленое такое. Тебе исключительно идет.
- Что за зеленое платье? – тут же поинтересовался Июль. – Я видел?
Юный Королев слишком болтлив!
- Нет, не видел, - Майя положила сыну еще один рулетик на тарелку, чтобы занять ребенку рот. – Это новое.
- Мама! – картинно схватился за сердце Юня. – Ты надела платье, не прошедшее папин дресс-контроль?!
- Молодой человек, ты слегка зарываешься, - Майя включила «строгую мать». Этот режим у нее откровенно западал, но попытка – не пытка.
Мужчины Королевы переглянулись и одинаково улыбнулись.

Допрос Майя отложила до позднего вечера. Когда муж уже лежал в постели в компании пижамы, очков и какого-то страшно занудного на вид журнала. Именно эта дивная картина предстала глазам Майи, когда она вышла из ванной.
- Что происходит с нашим сыном? – Майя потянула на себя журнал, который неохотно выпустили из рук. За журналом последовали очки, снятые с ровного, словно по линейке очерченного носа. Супруги Королевы какое-то время молча смотрели друг другу в глаза.
- Мне кажется, он взрослеет, - негромко проговорил Илья.
И по взгляду мужа Майя поняла, что время разговоров в спальне на этих словах закончилось.

***
- Ты чего такой хмурый? – Таня поставила поднос с кофе и булочкой на столик.
- П-п-проект новый, - у Женечки снова был день заиканий.
Впрочем, после посещения главного редактора это у него случалось частенько, почти всегда. Скоро у них заикающихся станет двое. Еще пара таких гонок по Москве, и будут они в эфире с Женечкой самой запоминающейся парой.
Ни на какие танцы Таня, конечно, вечером не пошла. Разыгрывать перед домашними безмятежность тоже было провальной идеей, поэтому, сославшись на головную боль, она закрылась у себя в комнате. Пару раз заглянула обеспокоенная мама, потом папа, но демонстративно стоявший на столике стакан с водой и упаковка болеутоляющих рядом избавили от ненужных вопросов.
Придурок!
Газовый баллончик она все же купит.
Таня всегда нравилась противоположному полу, уже в третьем классе мальчишки соревновались между собой, ухаживая за ТТ, как она именовала себя позже, ведя передачи на школьном радио. Таня Тобольцева была настоящей школьной звездой. Она рано познала свою женскую власть и вертела поклонниками, как хотела. Для легких и ни к чему не обязывающих романов партнеров выбирала сама, а потом сама же их и оставляла без особых угрызений совести.
- Нам было хорошо вместе, но я не готова к серьезным отношениям. Прости.
Она действительно была не готова. В жизни много всего интересного помимо совместного проживания с парнем и стирки его носков.
Путешествия, музыка, танцы, встречи с самыми разными людьми, любимая работа, новые проекты. Кстати, о проектах.
- И что тебе сказал главный? – Таня вынула из чашки чайный пакетик и разместила его на блюдце.
- В-в-водим н-н-новую рубрик-к-ку, - кисло промямлил Женечка. – К-к-классика.
- Классика чего? Рока? Джаза? – она сделала глоток. – Но это же круто на самом деле. Можно сделать шикарную подборку. Так…
Чашка была отставлена в сторону, булочка забыта, Таня уже включилась в разработку новой идеи.
- Н-н-не-е-ет, - Женечка потягивал через соломинку колу. – П-п-просто классика. Б-б-бах, Б-б-беееетховен… Рах-рах-рахманинов.
- Какой Рахманинов? – Таня уставилась на друга.
- С-с-сергей.
Когда у Женечки день заикания, да еще настроение не очень, беседа может растянуться на неопределенный срок. Но до эфира было еще часа полтора, поэтому Таня запаслась терпением и в конце концов выяснила, что с главным связался очень крутой продюсер, который занимается звездами первой величины, правда, оперной. Но всем давно известно, что опера постепенно тоже стала сферой шоу-бизнеса, оперные певцы устраивают джазовые концерты, ездят в туры и желают быть ближе к народу. Афиши, реклама, соцсети – все как у всех. Только именно этот продюсер решил попробовать расширить аудиторию с помощью радио.
- Т-т-там какой-то н-н-необычный музыкальный п-п-проект скоро с н-н-новым гением. Б-б-будем раскручивать.
- Каким гением?
-Н-н-не знаю. Вот ф-ф-флешку д-д-дали послушать. Г-г-главный в отпуск у-у-улетает на следующей н-н-неделе. С-с-сказал, что продюсер нам позвонит с-с-сам, а м-м-мы должны все сделать как он х-х-хочет.
- Совсем как он хочет? – уточнила Таня.
Женечка кивнул.
- Значит, много денег готов заплатить.
Женечка снова кивнул.
Да, это было что-то очень необычное.
- А почему нам? Почему не другим диджеям, - она продолжала допытываться.
- С-с-сказал, что мы с-с-самые умные.
- Ясно.
И самые музыкально подкованные. Это Таня знала точно. И самые маневренные в интервью.
- Ладно, давай сюда флешку. Я послушаю, что тебе передали, будем ждать звонка продюсера.

На флешке действительно оказалась классика. И действительно Рахманинов. Которого надо было обязательно переслушать. Не раз и не два. Но времени уже не оставалось – пора выходить в эфир. Сегодня основная нагрузка на Тане, Женечка с заиканием не помощник. Ну что же…
- Добрый день, до шести вечера с вами мы – Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев. Тема нашего сегодняшнего эфира «Мечты». Поделитесь, о чем вы мечтаете. Может быть, вам даже удастся найти собрата по мечте. Ну и, конечно, вас ждет очередной розыгрыш. Сегодня разыгрываем два билета на самую громкую кинопремьеру лета «Кричи громче».
Эфир проходил спокойно, местами даже весело. Женечка сделал пару удачных кадров, когда Таня, разговаривая с очередным позвонившим, улыбалась. Идеально для сегодняшнего инстаграма. Пока играла очередная песня, она включила телефон, чтобы войти в инстаграм, и увидела новое личное сообщение.
Это было фото и под ним: «Готов вернуть и извиниться». На фото – ее шлем и какой-то совершенно невероятный по красоте букет. Крошечные кустовые розы лилового оттенка сочетались с крупными – чайного цвета, все это перевито лентами и чем-то еще. Тане дарили много цветов, но букетов такой изысканности – никогда. Она чуть не пропустила окончание песни.
Спасибо Женечке.
Потом был очередной звонок, потом снова песня, и Таня успела прийти в себя. Что стоят извинения психически ненормальных людей? Теперь он и до ее странички добрался. Пока играла музыка, ТТ зашла на страничку маньяка-фетишиста.
Так и есть – опасный тип. Страничка практически неактивная. Всего семь фотографий. Подписок две. Какие-то заумно-научные. Подписчиков тоже всего пара. Все фотографии – либо высказывания, либо небо. Небо без облаков, небо с облаками, небо сквозь ветки деревьев.
На аватаре – Эйнштейн, тот самый – с высунутым языком. Последняя публикация – его же высказывание: «Только две вещи бесконечны - Вселенная и человеческая глупость, хотя насчёт Вселенной я не уверен».
Ничего о человеке не скажешь, кроме того, что живет он в каком-то своем сложном мире, недоступном простому смертному. Подобные контакты надо обходить за километр.
Таня даже не собиралась отвечать, но почему-то еще раз захотелось взглянуть на букет. А шлем забирать было вообще страшновато.
В итоге все же ответила: «Оставь себе».
И началась переписка.
«Я напугал тебя? Прости».
«Будем считать, что я добрая. Извинения приняты. И на этом все».
«К извинениям прилагается шлем и букет. Их как передать?»
«Никак. Оставь меня в покое».
«Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я хороший? Первое впечатление не всегда верное. Смотри, как мы эффектно смотримся вместе».
Прилетело фото с камер слежения. Совершенно дурацкое и ненормальное – напоминание о сумасшедшей гонке по московским улицам и Танином страхе. Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса.
- Ну что же, мы начинаем разыгрывать два билета в кино. Чтобы стать их обладателем, вам необходимо дозвониться в нашу студию и ответить на три вопроса, связанных с кинематографом. И у нас уже есть человек на связи. Представьтесь, пожалуйста, как вас зовут?
- Семен.
- Очень приятно, Семен. Вы готовы?
- Да.
- Отлично, поехали. Какой легендарный фильм взял «Оскар» в далеком-далеком 1998 году.
Семен срезался на первом же вопросе, он не смог выбрать правильный ответ из четырех вариантов.
- Правильный ответ «Титаник». А мы прощаемся с вами, Семен.
Таня поставила в эфир песню-саундтрек из этого фильма и снова открыла инстаграм. Смотреть на присланное фото она не могла, продолжать переписку желания не было. Надо заканчивать. Пока Селин Дион рвала сердце слушателей своей балладой, Таня быстро написала:
«Мы не вместе, фотография отвратительная».
Потом ее взгляд упал на флешку с Рахманиновым, что лежала около сумочки, и пальцы сами набрали.
«У меня есть жених, за которого я скоро выхожу замуж».
Вот и все. Сообщение улетело. Таня выключила телефон. Эфир продолжился. Женечка со своего места встревоженно смотрел на ТТ, она успокаивающе ему улыбнулась.
К тому моменту, когда они закончили работу и передали диджейский пост следующей паре, в ее инстаграме было новое сообщение: «Желаю счастья». И новая фотография.
Тот самый букет вместе со шлемом на припаркованном около работы байке.

***
- Элина, это Илья. Илья, это Элина, - бодро, почти скороговоркой произнес Антон. И эта торопливость оказалась кстати, потому что у Голованова тут же зазвонил телефон и он, извинившись, отошел.
- Рад знакомству, Элина, - Илья первым протянул руку. Таким девушкам полагается целовать руки даже по меркам сумасшедшего двадцать первого века. Но у нас же деловая встреча.
- Взаимно, Илья, - прима вложила самые кончики пальцев в протянутую ладонь, и Илья аккуратно их пожал. – Я уже несколько дней предвкушаю нашу совместную репетицию. Знаете, я слушала ваши записи на ютубе, это что-то потрясающее. Особенно Рахманинов! И, кстати, вот что я подумала…
Илья слушал слегка рассеянно, но ничем внешне эту рассеянность не выдавая. Таких панегириков он уже достаточно наслушался. Элина, конечно, свой человек в мире классического искусства. Но все же в плане исполнительской техники она просто слушатель, пусть и подготовленный.
Гораздо интереснее было наблюдать за балериной. А она – балерина-балерина в классическом понимании этого слова. Узкий овал лица, тонкий нос, огромные глаза. Лицо феи. Но оно не обмануло Илью. За этой эльфоподобной внешностью таилась железобетонная натура. Иначе никак. Иначе в двадцать пять не становятся этуаль Парижской оперы. Стальная воля, воловье терпение и недюжинная сила характера. У музыкантов все ровно так же.
- И что вы об этом думаете, Илья?
Она про Рахманинова говорила, верно?
- Я думаю, нам надо сначала разобраться с Шопеном. А потом решим, что дальше.
- Согласна, - широко улыбнулась Элина. – Ну что, начнем?
Илья кивнул, и они пошли к своим местам. Пианист сел за инструмент, поправил табурет, поднял крышку рояля. Балерина прошла к краю сцены, стянула с ног бесформенную войлочную обувь и высокие, до колен, гетры, с плеч – флисовую кофту. И словно бабочка из кокона, показалась тонкая фигура в серебристом мерцающем платье.
Они посмотрели друг на друга с разных концов сцены. Он поднял руки над клавишами. Она подняла руки над головой.
И начался Шопен.
Балерина встает в арабеск (2), становясь похожей на статуэтку. Пианист касается клавиш. А перед его глазами - другая женская фигура, совсем на эту, хрупкую, не похожая.
Балерина выполняет глиссад, а человек за роялем вспоминает, как двигаются обтянутые джинсами женские бедра.
Балерина делает кабриоль, а у пианиста перед глазами улетающий вдаль ярко-желтый спорт-байк.
Вытянув ноги в одну линию, высоко подняв руки над головой, зависает над сценой балерина в гранд-жете.
«Фотография отвратительная»
Начинает раскручиваться фуэте. Двойные, потом тройной, потом снова двойные. Как она не падает?
«Я скоро выхожу замуж»
Балерина замирает в круазе, не шелохнувшись. А вот пианист поставлен на колени.
Илья встает с табурета. Элина опускается на стопы. Он не успевает спросить ее о впечатлениях – девушка, в мгновение преодолев половину сцены, порывисто бросается ему на шею.
- Спасибо! Спасибо за волшебство!
Спина у нее совершенно тонкая. И очень твёрдая. Придержав девушку за талию, Илья говорит ответные комплименты.
Они повторили еще трижды. Элина осталась очень довольна. Илья, в принципе, тоже. По обычаю балетных расцеловались в щеки и договорились о контрольном прогоне через неделю.

Переднее пассажирское пустует. Ездивший на нем несколько дней шлем возвращен владелице. И страницу можно перевернуть.
Только вот сейчас кажется, что эта страница - последняя.
Ты опять чужой, ненужный, непонятный. Говоришь – не слышат. Повторяешь – не понимают. Кричишь – уходят.
Что я сделал не так?!
Илья положил руки на руль, уперся в них лбом. Только он мог так умудриться. Убедил себя в шесть лет, что встретил любовь всей жизни. Потом несколько лет с переменным успехом об этом забывал. Чтобы потом, спустя еще несколько лет – встретить. Изумиться совпадению, посмеяться, устроить девушке проверку.
Самому эту проверку не пройти.
И задохнуться от внезапной боли, увидев на экране телефона «Я выхожу замуж». Как и когда это превратилось из забавного – в болезненно живое? Илья не понимал. Но синий бант тонкой змейкой проник, прополз. И ужалил.
А с чего он решил, что она – другая? Что она – услышит? Что она – поймет?
А вот с чего-то решил. Какая-то необъяснимая детская уверенность, что она, девочка с глазами-звездочками и синим в горох бантом, которая выросла в невероятно красивую и гордую девушку – особенная. Не такая, как все остальные.
Как же это по-детски и глупо. И несерьезно.
Вы же у нас гений, пианист десятилетия, зарождающаяся звезда исполнительского искусства, Илья Ильич. Но вот и запихивай обратно внутрь все свои сопли и езжай домой. Модест Ильич ждет.

***
Цветы Таня не выбросила. Если бы могла – подарила кому-нибудь. Но поблизости никого не было. Так и ждал ее букет вместе со шлемом на сиденье. Значит, он здесь был. Таня огляделась. Никого. И спортивного «мерседеса» тоже. Отлично. Был бы здесь – букет вернула. Но хорошо, что его нет.
А цветы прекрасные. Необыкновенные просто. Пришлось искать в сумочке пакет, чтобы упаковать, а то при езде на мотоцикле букет пострадает. Жалко такую красоту выбрасывать и портить.
Мама была уже дома, когда Таня зашла в квартиру.
- Ужинать будешь? – спросила она из кухни.
- Пока нет, папу подожду.
- Он раньше половины десятого не придет, у него вечерняя съемка.
- Ничего страшного. Главное, чтобы после Ини нам с папой хоть что-то из еды осталось.
Таня прошла на кухню, чмокнула маму в щеку и умчалась к себе. Ее ждала флешка с Рахманиновым. Но сначала распаковать букет маньяка. Цветы ведь ни в чем не виноваты.
Мама заглянула к ней через полчаса, когда Таня собиралась прослушать пьесу уже в третий раз. Удивительная вещь. Таня не была поклонницей классической музыки. Она музыку просто любила – разную: рок, диско, латино, этно. Главное, когда отзывается внутри. А все остальное – стили, направления и прочее – вторично. Эта музыка была невероятной. И сама по себе, и исполнение. А невероятной для Тани она стала потому, что в последней трети пьесы вдруг послышалось танго. У Рахманинова! Такое щемящее абсолютно невозможное и неожиданное надрывное танго. Скрипка, виолончель и фортепьяно. Сначала Таня слышала только скрипку, но потом… потом вдруг на первый план вышли клавиши такими мощными аккордами, что захватывало дух. В эту музыку невозможно было не влюбиться. И Таня влюбилась. Она поняла, что хочет ее станцевать, она закрыла глаза и при повторном прослушивании уже видела шаги, ноги, переплетающиеся с ногами партнера, медленный шаг, потом резкий поворот и снова кружева переплетенных щиколоток.
Таня хотела это станцевать. Она подумает, как можно урезать долгую композицию, оставив лишь танговую составляющую. Резать было жалко, пьеса прекрасна вся. Но на паркет ее не перенесешь, а Таня чувствовала, что музыка зовет.
И она обязательно под ее станцует.
Танцевать танго ТТ учил папа. Ставил руки ей, ее партнеру, показывал повороты и шаги. Это было давно, еще в одиннадцатом классе, когда шла подготовка к концерту для родителей выпускников. Но сам папа, показывая, как ведет себя партнер, станцевал с Таней только один раз.
- Потому что это танец мужчины и женщины, а не отца и дочери, - сказал он тогда. – У каждого свое танго.
Позже, когда Таня стала ходить вечерами на танцы в клуб латино, она как-то обмолвилась отцу, что ей не очень удается танго. Папа некоторое время молчал, а потом ответил:
- Просто ты еще пока не нашла свое.
И вот теперь… она что? Нашла свое танго? В Рахманинове? Смешно.
Файл назывался «Rachmaninoff. Trio no. 1 (élégiaque) in G minor». И все. Имен исполнителей не было.
Мама заглянула, когда Таня собиралась ставить на прослушивание эту музыку в третий раз. Она остановилась перед букетом в вазе.
- Какой красивый.
- Да, - Таня пожала плечами.
- У этого человека безупречный вкус.
- Безупречный вкус у тебя, мамочка, ну и у… флориста.
Мама хотела что-то ответить, но тут зазвонил домофон, и она пошла открывать дверь.

Свою идею станцевать Таня не оставила, и на следующий же день попросила Женечку помочь обрезать музыку, но так, чтобы она не казалась куцым куском. Потом ТТ заглянула к главному в надеже узнать исполнителей. Он не помнил, попросил не забивать ему голову глупыми вопросами, не отвлекать от дела и ждать звонка заказчика. Тогда Тане все расскажут подробно про план мероприятий, а до этого не стоит заниматься инициативой, которая, как известно, всегда наказуема.
Ждать - так ждать. Вечером Таня все же добралась до клуба. Играла привычная легкая латиноамериканская музыка, танцующих было немного. Кто-то двигался с вдохновением, кто-то откровенно переминался с ноги на ногу. Таня постояла минут пять и поняла, что неинтересно. Сегодня – неинтересно. После того, что услышала накануне, это – не пленяет.
- Потанцуем? – к Тане подошел Эдик, барабанщик из группы брата.
Что он делает в коллективе Ини, Таня не знала. Холеный мажор, которому все было по приколу. И барабанщик он так себе, но Ваня не мог никого найти, а Эдик вдруг согласился. Он Тане не нравился, ни как музыкант, ни как человек, ни как друг Ини, но двигался прекрасно. И, пожалуй, единственный здесь, кто смог бы…
- Под это? – поинтересовалась Таня.
- А подо что?
- Сейчас закончится, и я поставлю.
Она поставила. Когда послышались первые аккорды, никто ничего не понял. Здесь такое никогда не звучало. Но Таня уже направлялась к Эдику, и в глазах ее был вызов «Ну что? Слабо?».
Танцевавшие пары разошлись и встали вдоль стен, очищая площадку для ТТ, которая вплотную подошла к Эдику, обняла его рукой за шею и прошептала на ухо:
- Ты слышишь танго?
- Это танго? Точно?
- Да, это танго, - и завела свою ногу за его бедро.
Так начался танец. Очень неправильный. Потому что, хотя партнер и был опытный, он не вел – он подчинялся. И со стороны казалось, что в паре главенствует женщина. Но на самом деле главенствовала музыка, именно она вела. Таня растворялась в музыке полностью и шла за ней. Это было танго втроем. Настоящее, полное какого-то оглушающего надрыва и тоски. Почти Пьяццолла, но не он. В какой-то момент Тане даже показалось, что вся эта музыка исполнялась и записывалась только для нее, нее одной. И когда мелодия закончилась, настигло ощущение опустошения. Что-то важное и новое случилось в ее жизни. Но что? Она не знала.
Таня танцевала с закрытыми глазами, а когда открыла их, увидела перед собой лицо Эдика – ошеломленное и… чужое. Отвела взгляд.
Зрители у стены тоже были ошеломлены. В абсолютном молчании вдруг кто-то захлопал. Таня обернулась на звук. Хлопал Ваня. Как он сюда попал? А потом в Ване присоединились другие. Весь зал хлопал этому танцу и Тане.
А Эдик продолжал смотреть на нее удивленно и даже… О нет, и этот туда же. Танец – еще не повод для продолжения.
Зал снова наполнялся танцующими парами, снова поставили легкое латино. Таня подошла к брату.
- Привет, что ты здесь делаешь?
- Да я Эдика искал, нам репетировать надо, а тут это… Ну… вы выдали… Ты, вернее. В жизни не видел, что бы ты так вот…
Таня пожала плечами и улыбнулась.
- Танька, - Ваня очень внимательно посмотрел на сестру, - ты что, влюбилась?

*
Виктор Рудольфович объявил получасовой перерыв и покинул класс по своим важным профессорским делам. Илья встал, раскинул руки, потянулся, округлил плечи и спину. И, завершив разминать затекшие мышцы, взял телефон. Аппарат, переведённый на время занятий в беззвучный режим, тут же послушно отобразил входящий с не определённого номера. После небольшого раздумья Илья все же решил взять трубку.
- Привет! Ты как? Что у тебя с Листом? Я в принципе готов пригласить тебя в подвал.
Низкий хриплый голос Илья узнал сразу. А вот в поток слов пришлось вдумываться. Ты всегда такой стремительный, Ваня Тобольцев?
- Все в порядке с Листом, - осторожно ответил Илья. Профессор Самойленко решил вернуться именно в этот момент. За пиджаком. Но, заинтригованный выражением лица ученика, остановился у стула. - На повестке дня Шопен.
Тут Виктор Рудольфович и вовсе передумал уходить. И принялся медленно и обстоятельно натягивать пиджак. Илья на всякий случай отошёл к окну.
- А зачем в подвал? – подвал и в самом деле интриговал больше всего.
- Ну как же? Я же тебе обещал! - жизнерадостно вещал Ваня. - Девочки придут, коктейли намутим, все такое. Потусуемся. У меня же группа, ты помнишь? Вот, на концерт приглашаю. Как обещал. Послушаешь.
Опять стремительный поток слов, требующий осмысления. И все это – под крайне заинтересованным взглядом профессора.
Первым желанием было отказаться. Вот просто взять, сказать «Нет» и отключиться. И пойти пить кофе в буфет, оставив телефон в классе. Ваня – он ведь не просто Ваня. А Ваня Тобольцев. Брат. А вдруг там будет она? А вдруг – не одна? А с тем, за которого скоро выходит замуж.
Ну и пусть. А отказать Ивану – это трусость. Именно так. Тем более, там девчонок и коктейли обещают. Илья закашлялся. Профессор, решив, что это намек ему, все же покинул аудиторию.
- А когда?
- Завтра! - жизнерадостность в голосе Вани Тобольцева не убывала. - В семь начало. Ты это... оденься поприличнее, в смысле - попроще. А то в пиджаке тебя фейс-контроль может не пропустить.
И снова непроизвольно, в противовес невеселым мыслям, губы сами собой стали растягиваться в улыбке.
- Что-нибудь придумаю. Адрес подвала скинь только.
- Лады, сейчас на телефон скину. Ну давай, а то у меня генеральная репетиция! – на этой жизнеутверждающей ноте Ваня отключился. А Илья, все еще улыбаясь, пошел-таки в буфет пить кофе. По случаю приглашения в подвал – с пирожным.

***
Сказать по правде, Ваня волновался. Конечно, это был далеко не первый концерт, который он устраивал в подвале. И вообще, можно сказать, что он являлся звездой районного масштаба. Но этот концерт все же был особенный. Победитель конкурса Чайковского в гостях – это вам не хухры-мухры.
Честно говоря, Ваня даже не особенно и верил, что его новый знакомый согласится приехать, но попытка не пытка. А он взял и согласился! И теперь надо не ударить в грязь лицом, поэтому вечерними репетициями Иня свой коллектив замучил. Особенно был недоволен Эдик. Но он вообще мажор, чего с него взять? Только посмеиваться и подкалывать, а как дело доходит до дела – сразу лень. И чего Танька в нем нашла? Не, ну понятно: внешность что надо, мальчик с обложки, плюс деньги, плюс тачка. Хотя… не такая тачка, как у умника из консерватории. У умника круче.
Ваня никогда не лез в личную жизнь сестры, он жил по принципу «не суй нос, куда тебя не просят», но вот Эдик в последнее время напрягал. Тот увиденный в клубе танец все не отпускал. Никогда Танька не танцевала настолько проникновенно и откровенно, Ваня потом даже несколько раз задавал сестре вопросы с легким намеком. Но она в ответ так насмешливо смотрела, что продолжать расспросы было бесполезно.
И все же утром, закрыв дверь за родителями, которые торопились в аэропорт, Ваня спросил:
- У меня сегодня будет важный концерт, придешь?
- Я бы с удовольствием, - сестра уже чем-то гремела на кухне. – Но попросили подменить, так что у нас с Женечкой вечерний эфир.
Ваня потоптался на пороге кухни, а потом полез в шкаф за кружкой.
- Жаль, Эдик на барабанах собирается зажигать.
Таня пожала плечами:
- Отлично, но я ставлю на тебя и гитару. Сделай его, ты умеешь.
И так это прозвучало по отношению к Эдику равнодушно, как будто и не было накануне никакого танго. Ваня в очередной раз понял, что ничего не понял. А Таня как ни в чем не бывало продолжала:
- Тебе чай сделать?
- Угу.
- Давай кружку. Вообще, я сейчас тоже с удовольствием оказалась бы на море, устала уже, в отпуск хочу.
- Ну и иди, в чем проблема?
- У тебя всегда все просто, - Таня с двумя кружками села за стол. Одну пододвинула брату. – Существует график отпусков, начальство, взаимозаменяемость и прочее.
Ваня отхлебнул чаю и понимающе кивнул.
-Я бы тоже махнул на море, но у меня вечером концерт.

Ближе к половине седьмого народ начал собираться. Лавки и стулья были расставлены, на импровизированной сцене музыканты делали последние приготовления. Ваня подозвал к себе высокую длинноногую блондинку в коротких шортиках, всегда забывал, как ее зовут, то ли Рита, то ли Вита, поэтому ограничился «заей».
- Зая, ко мне тут один гость должен пожаловать, не из наших, надо бы встретить и проводить. Он в первый раз будет.
Рита-Вита захлопала ресницами:
- Важный-важный?
- Очень, - Ваня приобнял красотку и подтолкнул ее к выходу. – Таких у нас еще не было. Так что постарайся.
Она ушла заинтригованная, а Ваня вернулся к музыкантам. Эдик был не в форме, что-то говорил про «вчерашнее», но Тобольцев это списал на отказ сестры присутствовать на концерте. Хотя, надо отдать Тане должное, она не раз заглядывала на эти вечерние сборища, слушала, подпевала и вообще болела за творчество брата.
- Эдик, приходи в себя, давай! Народ собрался, а ты никакой. Либо ты занимаешься музыкой серьезно, либо я ищу нового барабанщика.
- Скоро начинаем? – поинтересовался кто-то из гостей.
- Скоро, - успокоил зрителя Иня, - можно пока коктейлями угоститься.
В дальнем углу подвала был импровизированный бар, состоящий из высокого длинного стола, на котором лежали упаковки одноразовых стаканчиков, чипсы, орешками и стояли в ряд бутылки с напитками.
Ваня взял гитару, перекинул ремень через плечо и застыл.
В подвал спускалась то ли Рита, то ли Вита, а за ней умник Илья в дорогущем прекрасно сидящем костюме, белоснежной рубашке и бабочке.
- Твою ж… - слова замерли на губах.
- Твой ВИП-гость, - сладко улыбаясь, проговорила блондинка, подведя его прямо к Тобольцеву.
Ваня во все глаза смотрел на невозмутимого умника. Потом пару раз кашлянул, чтобы прочистить горло и поинтересовался:
- Ты чего... это... прямо из консерватории, что ли? Экзамен сдавал или снова на конкурс Чайковского записался?
Ване протянули приветственно руку и ответили вопросом на вопрос:
- Ты же просил одеться поприличнее. Что, тут совсем строго с дресс-кодом, уайт-тай?
- Чо? А, нет, у нас без галстуков. Но тебе идет. – Ваня огляделся по сторонам, народ с интересом поглядывал на происходящее. Оно и понятно: таких гостей здесь еще не было. - Ты располагайся, места вон свободные есть, мы скоро начинаем.
А потом повернулся к Рите-Вите:
- Зая, надо бы нашему гостю коктейль соорудить.
Девушка аккуратно взяла Илью за локоток и повела к бару. Ваня выдохнул. И как теперь перед этой бабочкой играть рок? Тут прокатит только Паганини.
- Кто такой? – послышался за спиной голос Эдика.
Барабанщик смотрел в сторону бара, там Рита-Вита с лучезарной улыбкой протягивала гостю коктейль.
- Мажор вроде тебя, только покруче.
- Бабок больше? – в голосе Эдика послышалось любопытство.
- Играет лучше. Все, иди на место, мы начинаем.
И через несколько секунд он повторил эту фразу в микрофон:
- Мы начинаем!
Присутствующие отозвались приветственными криками.
- Добрый вечер всем! Ну что, пятница, вечер, и мы снова здесь. Зажжём?
- Да-а-а!!! – послышалось со всех сторон.
- Эдик, - Ваня повернулся к барабанщику.
Тот три раза ударил палочкой о палочку, и концерт начался. Громко, мощно, оглушающе. Рок другим быть и не может. Это драйв. Ваня стоял перед микрофоном, пел, поднимаясь до высокого альтино:

- Когда на мир спускаются сумерки,
Когда эти сумерки переходят в смог,
Ты задыхаешься, ты задыхаешься
И хрипишь: «Я все сделал, что смог».

Это была песня на разогрев, и народ разогревался, кто-то уже начал подпевать. После второй песни зал поймал волну, некоторые даже встали со своих мест. Потому что рок слушают стоя. Иня искал глазами Илью. Где он? Как ему? Нравится?
Ване очень хотелось, чтобы его гость оценил и группу, и концерт, и то, что подвал в этот вечер оказался полон. Илья был из тех, кто еще сидел. И даже не хлопал, держал в руке недопитый коктейль. Но как только Ваня встретился в ним глазами и спросил без слов: «Ну как?», гость тут же поднялся на ноги и направился к сцене, делая по дороге щедрые глотки из стакана.
А дальше случилось совсем неожиданное. Илья оказался вдруг рядом с Ваней, взял его микрофон и произнес:
- Ребята, ну нельзя же так. Звук плоский, вы гробите акустику зала. Разверните колонки в ту сторону, - и показал рукой на нужное место.
В зале наступила тишина. Музыканты застыли, зрители перестали хлопать. Все взгляды устремились на двоих у микрофона. Был бы кто другой, Ваня просто спустил бы его со сцены, но этот… этому он верил. Откуда-то знал, что ему можно верить.
- Разверните, - сказал он ребятам в зал.
Те кинулись исполнять поручение. А дальше неожиданности продолжились. Пианист оттеснил клавишника и встал на его место.
- Ваня, у тебя уникальный голос. Давай еще раз с третьей цифры.
И Ваня снова ему поверил. Концерт продолжился. Началось что-то невероятное. Не зная ни одной композиции, умник моментально улавливал мелодию и начинал играть. Да не просто играть – импровизировать. И Ваня подхватывал импровизацию, вел дальше, пока не уступал снова место клавишным. Это был такой драйв! Ребята, собравшиеся в подвале, прыгали, танцевали с поднятыми вверх руками, подпевали. Ваня почти кричал в микрофон:
- Мы за жизнь! Мы боремся за жизнь!
Каждую минуту, каждым своим словом,
Давай, брат, держись!
И только после того, как весь зал, объединенный песней, стал скандировать: «Давай, брат, держись! Давай, брат, держись!», Ваня понял, что нужен перерыв. Тихо перебирая струны, он объявил медленную композицию.

***
Грохот от ударной установки вал за валом накатывал, отражался от стен и потолка. И бился. Бился как живое сердце. Принадлежащее огромному живому организму, частью которого вдруг стал и Илья. Не один, не сам по себе, а часть чего-то большего.
У него был опыт выступления с оркестром, но здесь было совершенное иное. И не только в совсем иной музыке дело. Иное все. Другие ритмы – задыхающееся, но несмолкающее стаккато ударных. Ревущая гитара, от звуков которой не только страдает тонкий музыкальный слух, но и ноет что-то в груди. И над всем этим плывет и властвует совершенно уникальный голос. Именно он и держит их всех, оплетает невидимыми нитями, задает общий ритм и делает всех людей в этом подвале единым целым. Илья сейчас чувствовал этих людей… всем. Кожей. Пальцами на клавишах. Воздухом, который вдыхал. Никогда на концертах он такого не испытывал. Никогда и ничего похожего. И сейчас у него просто кружилась голова.
- Бонд, девушка хочет танца.
Илья даже вздрогнул. Он не заметил, как к нему подошла девушка – та, что встречала его у входа в это… заведение. Он так отдался своим мыслям, пальцами одной руки повторяя незамысловатую медленную мелодию, что выводил на гитаре Иван, что не заметил, как к нему подошли. А она красивая. Немного вульгарная, но очень красивая.
Илья обернулся, кивнул стоящему у края сцены клавишнику.
- Принимай инструмент, - и отступил в сторону.
Едва он обернулся к девушке, как его уже тянули за бабочку со сцены.
- Ну, Бонд, ты идешь?
Илья освободил бабочку из цепких женских пальцев, отдав вместо нее свою руку.
- Желание девушки для Бонда закон.
Танец вышел интимнее, чем на это рассчитывал Илья. Девушка прижималась достаточно близко и шептала на ухо: «А ты ничего». А он, чтобы окончательно не потерять невозмутимость Бонда, вспоминал, как мама учила его танцевать вальс. И что она иногда Бондом называла отца. Видимо Илья потомственный… 008.
Последний припев вместе Иваном пели все. Даже его партнерша по танцам.
Ты не жди ответа,
Делай все что можешь.
Мы отвечаем за планету,
Мы дышим кожей.
ЭТО Илья себя заставить петь не смог. Текст дурацкий. А вот голос у Ваньки… до мурашек.
Мурашек добавила и его партнерша, напоследок огладив его… по тому самому месту, которое есть, а слова нет. У Ильи банально отвисла челюсть, и он долго смотрел девушке вслед. Красивая у нее походка. Хотя не такая, как у…
Господи, что же за день такой. Все, куда ни кинь – новый опыт. То Илья, сам от себя такого не ожидая, выходит вдруг на сцену и полчаса вдохновенно импровизирует на тему рока. То его за… гхм… за пятую точку трогает красивая девушка. И то, и другое для победителя конкурса имени Чайковского было совершенно новым и волнующим опытом.
Концерт закончился громким хоровым пением, видимо, местного хита. И оглушительными же аплодисментами и криками. Блондинка к Илье словно прилипла, готова была развлекать его разговорами и не только, но тут ее окликнули. Вздохнув, девушка коснулась щеки Ильи губами: «Созвонимся». И удалилась.
Между тем, публика расходилась. Помещение почти опустело, Ваня прощался с последними – обменялся поцелуями с двумя девушками, хлопнул по плечу клавишника: «Ну, бывай». Еще минута – и они вообще остались одни в этом подвале, где еще совсем недавно все гремело от громких звуков. Иван прошел к столику, налил в два стаканчика газировки, вернулся и протянул Илье со словами:
- Ты на машине?
- Да.
- Тогда тебе коктейлей больше нельзя. В другой раз приезжай на метро, оторвемся.
Честно сказать, Илья не помнил теперь – он и в самом деле пил этот коктейль или только пригубил. Все смыл адреналин совершенно нового формата выступления перед публикой. Но на всякий случай кивнул Ване и взял стаканчик. Тот повертел свой и вдруг выпалил:
- Ну как?
Вопрос, заданный беспечным тоном, все же выдавал волнение.
- Тебя любят, - Илья толкнул своим стаканом стакан Ивана. – Это главное. – Отпил, слегка поморщился. Как же сладко, слишком. И решил сказать правду. В деле обучения нет ничего лучше правды – так говорил Виктор Рудольфович. - Музыка безобразная. А голос у тебя уникальный. Не думал о серьезной вокальной карьере?
Иван помолчал. Тоже отпил. Кажется, его не задели слова о музыке, как опасался Илья. Но и комплименты голосу тоже не произвели особого впечатления.
- Не, ну в принципе ты прав, там еще доработать стоит... – наконец, заговорил Ваня. - Сеструха говорит, что пока на радио не возьмут, но уже лучше, чем год назад. Так что… - пожал плечами. - Работаем. А вокал мой отцу не нравится, поэтому я пою, когда его дома нет.
Последние слова удивили. У парня изумительный по чистоте и редчайший по тембру голос – это понятно даже Илье с его весьма поверхностным знакомством с вокальным искусством. Как это можно не понимать?
- Если твой отец - педагог по вокалу, то к его мнению можно прислушаться. Но если нет...
- Он педагог по фотографии, - невозмутимо ответил Иван. Кажется, он не видел ничего необычного ни в своем голосе, ни в реакции отца не него.
- Я могу организовать тебе встречу с хорошим педагогом по вокалу, - в Илье проснулось какое-то необъяснимое упрямство. - Такие голоса - большая редкость. У тебя, конечно, с нотами есть проблемы, но это как раз довольно легко исправляется.
Ваня слушал. Кажется, серьезно. И даже немного помолчал, словно раздумывая.
- Я не против, если арии не заставят петь, - и едва Илья собрался возразить, резко сменил тему, словно она ему наскучила. – Слушай, а сыграй? – Иван махнул в сторону синтезатора. - Ты сегодня был реально крут. Но… сыграй то, что тебе хочется именно сейчас.
Ваня возвращал ему комплименты. И они… они были приятны. Грели. И Илья без раздумий поставил стаканчик на край сцены. А, пока шел к синтезатору, четко понял, что будет играть. Но, прежде чем начать, все же оставил последнее слово в споре комплиментов за собой.
- Сегодня на сцене был реально крут один человек. И это не я.
Он играл музыку одного великого композитора, который посвятил ее другому композитору. Шопен на карнавале у Шумана. Но парадоксально Илье казалось, что он играет о тех двоих, кто сейчас находился в этом пустом подвале.
Отзвучала последняя нота. Илья стоял за синтезатором. Ваня смотрел на него снизу, из зала. Воцарившуюся тишину никто не спешил нарушить. Но все же первым заговорил Иван – каким-то странным зачарованным голосом.
- Я был не прав в машине. В женщинах ты разбираешься. Так можно играть только о женщине.
Илья от неожиданности закашлялся. Он даже не думал о женщине, когда играл. Но в том и разница, наверное. Илья знал, что играл. А Ваня не знал и просто слушал. И услышал что-то свое. В этом и есть чудо музыки, если вдуматься. Музыка – искусство невербальное и потому говорит с каждым на своем языке.
Илья медленно спустился со сцены. В один глоток допил сладкую газировку. И никак не мог решить, что сказать или сделать. Молчание прервал звонок мобильного. Ваня, кажется, даже с облегчением схватился за телефон. Разговор получился коротким.
- Привет. А, да, точно, твои захватил. Сейчас буду, - засунул телефон в задний карман джинсов и уже другим, будничным, совсем не зачарованным голосом пояснил: - Мне пора. Я по ошибке двое ключей взял, сестра не может в подъезд зайти. А родители на море улетели утром. Пойдем. Хочешь, познакомлю? Она у меня такая, тебе понравится.
Получилось не вздрогнуть и ничем себя не выдать. Бонд всегда спокоен и невозмутим. Даже если его щипают за ягодицу. И уж тем более – когда говорят о той…
Думаешь, Ваня, она мне понравится? Ты прав. Она мне уже ОЧЕНЬ нравится. Толку-то?
- Она у тебя старшая? – сразу отказаться было крайне невежливо, соглашаться – убийственно.
- Да, всю жизнь старшая, - хохотнул Ваня. - Любит учить и указывать. Но я ничего, терплю.
- Еще не замужем?
В Ванином взгляде проскользнуло удивление. Да кто же вас, Илья Ильич, за язык тянет?!
- Хотел бы я посмотреть на того, за кого она замуж выйдет, - Ваня снова засмеялся. - Пока нет. Но по ходу занята.
Неужели сестра не ставит брата в известность о своих планах? Или планы совсем свежие и пока семья не в курсе? Да какое же Илье до всего этого дело?!
- Занята – это жених есть? – с изумлением услышал Илья собственный голос. Нет, ну, в конце концов, это уже невежливо. И Ваня вполне вправе не отвечать.
- Это значит, парень имеется, - Ваня, тем не менее, ответил. - Но вообще я не уверен. Недавно видел, как она с нашим барабанщиков вытанцовывала. Просто так не вытанцовывают. Есть подозрение, что влюблена, - а потом, после небольшой паузы, вдруг внезапно спросил. – А что?
А то!
- Ничего, - Бонды так просто свои секреты не выдают. - Могу подбросить, но на знакомства времени, увы, нет. Пошли?
- Пойдем.
Ваня гремел ключами, как заправский сторож. И так же заправски ворчал и ругался, когда замки не поддавались. В машине они ехали молча, но это было, как казалось Илье, хорошее, правильное молчание двух людей, которым комфортно вдвоем. Просто этим людям прямо сейчас говорить – не хочется. Для Ильи молчать было привычно, а для Вани… Он не знал.
Высадил Илья своего сегодняшнего коллегу по сцене в начале дома – длинный узкий проезд был уже весь заставлен машинами, и проще развернуться здесь, где шире и есть место для маневра.
Но, уже развернувшись, он увидел вышедшую встречать Ваню на дорогу сестру. Волнующий женский силуэт с высоко убранным хвостом волос в теплом свете фонарей не мог не врезаться в память. А потом девушка потрепала брата по голове, он обнял ее за плечи и так, обнявшись, брат и сестра Тобольцевы пошли к своему подъезду. А Илья поехал к себе домой. К Сатурну и Модесту Ильичу.

(1) – О, времена! О, нравы! (лат.)
(2) Здесь и далее – балетные термины. Арабеск - одна из основных поз классического танца. Опорная нога стоит на целой ступне, на полупальцах или на пальцах (пуантах), а рабочая нога поднята на 30°, 45°, 90° или 120° вверх с вытянутым коленом. Глиссад - скользящий прыжок с продвижением за открываемой ногой в сторону, вперёд или назад. Служит подготовкой для больших прыжков.
Кабриоль — прыжок, когда в воздухе одна нога подбивает другую снизу вверх один или несколько раз. Гранд-жете - это прыжок с одной ноги на другую, в котором ноги раскрываются в шпагат в воздухе. Фуэте - стремительное хлёсткое вращение, при котором находящаяся в воздухе нога резко выбрасывается в сторону и приводится к колену опорной ноги при каждом обороте. Круазе - положение корпуса в классическом танце. Выдвижение левой (или правой) руки и правой (или левой) ноги вперёд.
_________________

Я в читателях, пишите замечательно.Вдохновения и лёгкого пера музу!
_________________

Татьяна, добро пожаловать на борт!
_________________

 » Глава 4

В музыке уже заложено все. Композитором. Ее надо услышать.
С ней можно - и нужно - поговорить.
Илья Королёв (Юня)

Неделя после концерта пронеслась с космической скоростью. Ваня не раз возвращался в воспоминаниях к пятничному выступлению и не раз порывался позвонить умнику – очень уж душевно они посидели после перфоманса, да и играл Илья… играл как бог, чего уж. Ваня не мог этого не признать. Московская консерватория, победа в конкурсе имени Чайковского, все дела… Наверное, именно это и останавливало – ощущение разницы между ними. И пусть умник очень высоко оценил вокальные способности Вани, даже предложил организовать уроки, все это сейчас, с течением времени, казалось чем-то похожим на дружеское похлопывание по плечу. Такое немного снисходительное похлопывание. А снисхождения Ваня не хотел.
Тем не менее, позвонить пришлось. Просто накануне Иня провел зажигательный вечер в клубе, где познакомился с потрясающей девчонкой. Душа и тело требовали продолжения банкета. Продолжение произошло на следующий же день – родители на море, с сестрой договориться не проблема. У них по этому поводу было все четко. Таня, правда, кавалеров домой не водила – те сами заботились о территории, а Ваня время от времени девчонок приглашал, заранее предупреждая, что «квартира занята». В таких случаях сестра предварительно звонила по телефону и предупреждала, что идет домой. В общем, продолжение произошло, девчонка оказалась что надо, Ваня ею вдохновился, она Ваней тоже. Возник актуальный вопрос «А не повторить ли нам?». Повторить хотелось, но негде. Вечером с моря возвращались родители, у которых совместить отпуска получилось только на неделю.
Иня обзвонил всех знакомых на предмет свободной жилплощади, но безуспешно. Кто-то не в городе, кто-то сам с родителями, у кого-то тоже намечался перепихон.
В списке потенциальных помощников остался только умник. «Была не была,» - подумал Ваня и набрал номер.
- Здравствуй, - ответили ему на том конце безупречно вежливым тоном.
Даже волосы сразу захотелось пригладить и рубашку надеть. Чтоб соответствовать.
- Привет! Что делаешь?
Вместо ответа прозвучал забористый фортепьянный пассаж.
- Ого! Круто! – тут же отозвался Ваня. - А ты где так? У себя в консерватории или дома?
- Дома. Как раз перерыв сделал в занятиях.
И тут послышалось фоном негромкое лаянье. Честно говоря, Ваня даже лаем это не назвал бы – что-то такое приглушенное и вежливое.
- Та самая собака, да? – поинтересовался он. - Как зовут друга?
- Сатурн, - голос умника тоже прозвучал вдруг удивительно мягко.
Так говорят только о самом дорогом. Ваня понял, что вторгся куда-то в очень личное, и стало как-то неудобно. Вдруг. Ваня Тобольцев очень редко чувствовал неудобство, а тут неожиданно… поэтому следующую фразу произнес излишне бодро:
- О! У нас черепаху звали баба Зина, - а потом и вовсе решил перейти ближе к делу. - Я чего звоню-то... Слушай, у меня засада. У тебя нет на примете квартиры свободной? Тут с одной девчонкой познакомился, туда-сюда, короче... негде нам. Думал, у себя, но сегодня родители возвращаются. Можно, конечно, в подвале, но сам понимаешь... А девчонка – класс, – Ваня не удержался от вздоха. - Ноги, грудь, все дела.
Ответа пришлось ждать долго. В трубке воцарилось продолжительное молчание. Да Ваня и сам понимал, что звонить новому знакомому с такой просьбой не вариант. Собрался уже сказать «забей», как вдруг услышал осторожный вопрос:
- А почему баба Зина?
- Потому что старая, потому и баба, – ответил озадаченно Ваня. Меньше всего он ожидал именно такого вопроса. Он вообще-то ждал, что ему скажут про возможность свободной квартиры.
- А Зина почему? – послышался следующий вопрос.
Ваня вспомнил, как при первой встрече окрестил Илью странным. Потом забыл об этом – слишком впечатлился его успехами и умом, а вот теперь мысли о странностях умника вернулись.
- Слушай, я не помню, я маленький был! Мы ее сначала как-то по-другому назвали, красиво. Танька придумала, а потом вдруг появилась баба Зина и прижилась. Ну, баб Зина и баб Зина. До Сатурна у нас, конечно, соображения не хватило.
И оба опять решили помолчать. А потом Ваня вновь услышал фортепиано. Что-то такое ненавязчивое и легкое. Под эту игру Илья и начал говорить.
- Ну... слушай... в общем-то... Я могу дать ключи от своей квартиры. Завтра меня не будет с двух до пяти, - а потом, словно сам удивившись только что сделанному щедрому предложению, поспешно добавил, - но при одном условии!
- Правда?! – Ваня не мог поверить в услышанное. Вот это та! Ключи от квартиры умника! С ума сойти можно! И сразу же деловито ответил:
- Слушаю внимательно.
- Не обижать и не шокировать мою собаку. И вообще, лучше, чтобы Сатурн... хм... ничего не видел.
- Да ты что? У меня даже и в мыслях не было. Он ничего не увидит, клянусь! – Ваня в знак произнесенной клятвы даже приложил ладонь к сердцу. Ну и пусть Илья не видит, главное, самому в это верить.
Послышался очередной фортепианный пассаж. Возникло острое желание взять гитару и ответить тем же. А что? В следующий раз он обязательно именно так и сделает, а сейчас надо быстро решать все организационные вопросы, пока там не передумали.
- Слушай, как ты мне передашь ключи? Ты где живешь? У тебя в холодильнике что-нибудь есть или мне затариться?
Фортепиано замолчало, зато через несколько секунд Ваня уловил звук открывающегося холодильника.
- Есть молоко, сыр, яйца.... Шоколад... 85% подойдет?
Молоко – самое то для свидания, кто бы спорил.
- Угу, - пробормотал Ваня скорее себе, чем Илье, а потом уже заговорил громко. - Я все понял, закуплюсь. Но шоколадку могу заимствовать, не против?
- Да, конечно, бери. Я сегодня весь день дома, только вечером уйду на прогулку с Сатурном. Завтра с утра занятия в консерватории. У меня есть запасной комплект... – потом Илья замолчал, словно над чем-то размышлял, и после паузы добавил более решительно. - Могу отдать сегодня или завтра, смотри сам.
- Отлично! – Ваня до сих пор не мог поверить в свою удачу. - Вечером подъеду, давай адрес!

***
Илья повернул ручку двери и вдруг замер. В который раз за последние сутки посмотрев на комплект запасных ключей от собственной квартиры, зажатый в ладони. Он что, в самом деле собирается это сделать? Отдать ключ от квартиры человеку, которого знает пару недель? А тут, между прочим, один рояль стоит столько, что… Илья представил себе сцену кражи рояля Ваней Тобольцевым – и рассмеялся. Вслух. Нет, подозревать Ивана в нечестных и корыстных намерениях попросту глупо. Хотя, наверное, у Ваньки достанет фантазии и смелости подобную авантюру провернуть – если ему вдруг взбредёт в голову такая идея. Но не взбредет, в этом Илья был уверен точно.
Тут дело, скорее, в том… Сатурн тявкнул, привлекая к себе внимание. Они так и застряли на пороге квартиры.
- Пошли, чемпион, - Илья распахнул дверь.
А дело в том, наверное, что в этой квартире вообще не бывало чужих. А если быть более точным, то количество людей, переступавших порог его дома, равнялось трем. И все они носили фамилию Королёв или Королёва. Еще была женщина, приходившая два раза в неделю для уборки, но это же ее работа, а потому не считается. Даже Антон, пару раз приезжавший к нему по срочным вопросам, всегда оставался у подъезда, дожидаясь, когда Илья к нему сам спустится. Словно видел какую-то невидимую черту, через которую не мог переступить.
А теперь количество таких людей грозит увеличиться почти вдвое – с учётом… гхм… планов Ивана. Воображение тут же начало подсовывать картинки, но Илья строго-настрого в который раз запретил себе думать о том, что будет происходить в его квартире завтра, пока он сам будет на радио. Кстати, «вот этим самым» в квартире Ильи никто никогда не занимался. Так что, в каком-то смысле, премьера завтра будет. Подавив немного нервный смех, Илья открыл дверь подъезда, и, сощурившись на закатное солнце, вышел на улицу. Не успев пройти и десяток метров по дорожке, услышал знакомый голос:
- Меня не пускают!
Из-за кованого забора, опоясывающего элитный жилой комплекс, махал руками Иван Тобольцев.
Илья достал ключи и шагнул к ограде.
- Заходить будешь? – в принципе, ключи можно передать и так, через решетку забора. Но хотелось поговорить с Ваней.
- Конечно! Я же должен знать, куда идти!
И Илья пошел к входу на территорию комплекса - встречать своего гостя. Но первым успел Сатурн. Только услышав голос Ивана, он стал рваться с поводка. А, увидев – начал повизгивать.
- Приве-е-ет, - Ваня тут же присел перед песиком на корточки, запустил пальцы в шерсть. – Так вот ты какой, Сатурн.
Шпиц тут же завалился на бок, подставляя всего себя на предмет почесывания. Таким Илья своего питомца давненько не видел. Да и Ваня рядом с Сатурном выглядел ребёнок ребенком.
- Эх… - Иван, наконец, оторвался от своего увлекательного занятия вычухивания пса и встал на ноги. Но взгляда от собаки не отрывал. - Ты, дружище, ко мне на руки не пойдешь, наверное. Но ничего, завтра мы познакомимся получше.
Всю степень Ванькиных заблуждений Сатурн ему продемонстрировал у подъезда, встав передними лапами на Ванину кроссовку. Иван рассмеялся, а потом вопросительно посмотрел на Илью.
- Можно?
- Конечно, - улыбнулся Илья.
Таким образом, путь до квартиры Сатурн преодолел на Ваниных руках. В квартиру Иван заглянул мельком, зато тщательно выслушал, как обращаться с замками. И, торопливо попрощавшись, но не упустив случая почесать Сатурна за ухом, был таков.

***
Все случилось неожиданно. Вернее, ожидаемо. Короче, как всегда. Когда Таня всех дергала на предмет имени загадочного исполнителя, ей отвечали: «Успокойся, с тобой свяжутся». На все ее слова о том, что необходимо подготовиться – отмахивались. Мол, время еще будет и не дергайся. Шеф, как и обещал, улетел, Таня с Женечкой исправно вели эфиры и ждали звонка. Таня до дыр заслушала записи на флешке. А было их десять, совершенно разных, от Шопена до Рахманинова. Тане очень хотелось познакомиться с этим музыкантом. Он волновал воображение. Тане не просто хотелось его увидеть, ей хотелось с ним поговорить. О чем думает человек, который так играет? О чем мечтает? Что читает? Чем увлекается? Из чего состоит его день?
В один из вечеров она даже начала набрасывать в блокноте вопросы. Знала, что многое для эфира не годится – слишком личное, не для аудитории всей страны. Но вдруг после интервью можно будет перейти на простое человеческое общение? Вдруг у него найдется время спуститься в кафе? Вряд ли, конечно, у такого человека наверняка все расписано по минутам. Но помечтать же можно.
А потом все произошло в лучших традициях классической комедии положений. Из аэропорта позвонили родители. Они приземлились, но оказалось, что ключей от дома у них нет. Таня родителей успокоила, заверив, что эфир поздний, поэтому папу с мамой она дождется, и даже успеет пообщаться. А потом позвонил Женечка и сказал, что нарисовался тот самый продюсер и что эфир через полтора часа.
- Какой эфир?! У нас же в шесть вечера сегодня!
- Б-б-ыл. Н-н-но этот п-п-родюсер с-с-сказал, что в-в-все обговорил с ш-ш-шефом в-в-чера. Я з-з-звонил, ш-шеф недоступен. А-а-а гости едут. М-меняем эфир н-н-на дневной.
- Мы не готовы! Я даже не знаю, как их зовут! Я вообще не готова!
Таня начала бегать по квартире, думая о том, что выезжать надо максимум через пятнадцать минут. Родители не успеют добраться.
- Я уже н-н-на месте. С-сейчас н-начну в сети искать и-и-информацию. П-п-приедешь – изучишь.
- Хорошо.
Женечка отключился. Таня села на диван. С ума сойти. Надо что-то делать с ключами! Быстро набрала брата.
- Привет! – раздалось жизнерадостное приветствие.
- Слушай меня внимательно, - быстро заговорила Таня. – Родители в аэропорту, скоро приедут домой. Ключи они забыли, поэтому им надо будет их передать. Придется сделать это тебе.
- Я не могу! Тань, у меня тут…
- Ничего не могу поделать, - она не дослушала брата. – Я через десять минут уезжаю, у меня срочный эфир, вызвали.
Сказала и отключилась. Надо быстро собираться.
Спустя четверть часа Таня Тобольцева перекидывала ногу через сиденье мотоцикла и надевала шлем, а еще через полчаса она уже бежала по длинным коридорам радиостанции. Женечка с бумагами в руках ждал ее у дверей студии, куда пока было нельзя. Шел эфир, за столами сидели другие диджеи, а у Тани оставалось примерно тридцать минут, чтобы подготовиться.
После обмена поцелуями, она взяла листы и начала быстро читать.
Имя – Илья Королёв. Теперь она знает имя. Шок, вызванный внеочередным срочным вводом, постепенно проходил, уступая место сосредоточенности на материале, и ТТ ощутила легкое волнение. Вот оно! Меньше чем через час она увидит удивительного музыканта, они будут сидеть вместе в студии и беседовать.
Итак, его зовут Илья Королёв, он выиграл конкурс имени Чайковского и получил еще ряд престижных музыкальных премий. В послужном списке нет, пожалуй, только Грэмми. Учитель – Виктор Рудольфович Самойленко. Что-то она слышала об этом человеке, потом дополнительно посмотрит. Выпущено четыре альбома. Двадцать лет и четыре альбома? Стоп. Двадцать лет?! Всего двадцать лет? Он же еще совсем… В свои двадцать четыре Таня казалась себе уже вполне неплохо знавшей жизнь, а двадцать лет – это ровесник брата. Это студент. И четыре альбома… Так, что дальше? Готовится балет. Вот оно. Балет с Элиной Самсоновой. Ничего себе! Это звезда мировой сцены. Ее называют второй Плисецкой. А у них балет. Теперь понятен смысл заказа. Не просто интервью – реклама. Все правильно. Илья Королёв, двадцать лет… И так сыграть Рахманинова… Заставить влюбиться в себя одной лишь игрой. Что дальше?.. Дальше были отрывки из разных интервью. Таня сканировала текст глазами, пытаясь найти и запомнить самое интересное.
Вскоре от чтения пришлось отвлечься, так как в коридоре появился гость. Таня подняла голову от бумаг и сразу подумала, что это продюсер. У нее за время работы на радио глаз на таких людей наметан. Продюсер Тане не понравился. На Женечкино радушие он ответил так, будто снизошел. И вообще вид имел недовольный и заносчивый. Таня дежурно улыбнулась.
- Добрый день, я Татьяна Тобольцева, скоро мы пройдем в студию и начнем эфир.
- Честно говоря, не ожидал подобного беспорядка от вашей радиостанции, - ответил мужчина вместо приветствия.
- Не беспокойтесь, - постаралась утихомирить гостя Таня, - произошло небольшое недоразумение. Эфир пройдет идеально, мы профессионалы.
- И-и-идеально, - повторил Женечка, желая вселить уверенность в продюсера.
Тане показалось, что тот сейчас выразительно закатит глаза, мол «еще и заика». Может, он бы так и сделал, но зазвонил телефон. Антон Голованов (Таня прочитала имя в информации, подготовленной Женей) быстро нажал на соединение и по последовавшему вопросу «Тебя выйти встретить?» поняла, что Илья Королёв приехал. Сердце начало биться в учащенном режиме.
Ему все лишь двадцать лет.
А потом она подумала, что ее подвело зрение, потому что в конце длинного коридора появился… маньяк… Тот самый маньяк, который преследовал Таню совсем недавно. Не-е-ет… Как он сюда попал?! Как его пропустили?! Почему именно сейчас? Когда ожидается такой гость? Такой эфир? Маньяк шел по коридору уверенно и даже как-то сосредоточенно. Одет официально, костюм, галстук… очень даже хорошо одет… и выглядел даже не как маньяк… Только куда от него спрятаться?
Состояние нереальности происходящего накрыло Таню, и она стояла, не шелохнувшись, смотрела, как человек идет по коридору. А коридор казался бесконечным. Таня смотрела на маньяка, не дыша, а он на нее не смотрел и, подойдя, повернулся вдруг к Антону, пожал ему руку, даже что-то сказал. Таня не расслышала, что именно. Потом заговорил Антон:
- Илья, знакомься, это наши диджеи - Татьяна и Евгений.
Илья… раздалось эхом в голове. Его тоже зовут Илья… Или?! Понимание пришло не сразу, потребовалось время, за которое маньяк успел пожать руку Женечке, Женечка расплыться в улыбке. Тане вежливо кивнули и знакомым голосом спросили:
- Через сколько начинаем?
Спросили не ее. Ей только кивнули.
- Ч-ч-через пять минут. – ответил Женечка, посмотрев на часы. - П-п-пойдемте в студию.
Они пошли. Таня следовала за всеми как во сне. К такому она готова не была. Потому что такого просто не может быть. Руки и ноги стали ватными, голова отказывалась думать. Как вести эфир, ТТ не знала. Потому что у Женечки от стресса срочного включения и волнения случилось вполне прогнозируемое заикание. Значит, вся беседа на ней. А как разговаривать… с ним? После всего того, что произошло? Как?!
Они зашли в студию. В эфире крутилась песня. Диджеи, закончившие смену, приветствовали вошедших, уступили им свои места и покинули помещение. Женечка гостеприимно рассаживал Антона и Илью, раздал им наушники.
Таня молча опустилась на свое место. Песня подходила к концу, говорить ТТ не могла, поэтому вместо приветствия поставила рекламный блок. Надо как-то взять себя в руки. И на это есть всего несколько минут. Соберись! На гостей Таня не смотрела. Гости, во всяком случае, один из них, на нее тоже не смотрел.
-А м-м-мы слушали ваши записи, - старательно создавал неформальную обстановку Женечка. - Особенно Т-т-таня. Он-н-на вообще б-б-была в восторге. Г-г-говорит, г-г-гениально.
После этих слов Илья все же на нее посмотрел:
- Правда? Польщен.
Она молча кивнула головой. Ему не может быть двадцать. У него глаза взрослые, и вообще… Эфир, надо думать про эфир.
- А вы не поете? – обратился Илья к Женечке.
- П-п-пою, н-н-но среди друзей. В-в-внимание, н-н-начинаем.
Ни пуха.
- Добрый день, и до самого вечера с вами мы - Таня Тобольцева и Жека Сургучев. Летняя жара по прогнозам подходит к концу, нас ожидают дожди, но это не повод унывать. Сегодня у нас замечательный день, и не менее замечательное событие. Мы вводим новую рубрику. "Классика - музыка на все времена". В связи с этим тема эфира "Что такое классика для вас?" Ведь и джаз можно назвать классикой, и рок. Так что же такое классика? А пока вы думаете, что нам ответить, мы открываем наш час самой классической классикой. Сергей Рахманинов, "Вокализ" в исполнении победителя конкурса имени Чайковского, победителя конкурса Шопена, одного из самых талантливых пианистов нашего времени Ильи Королёва.
Женечка поставил «Вокализ». Таня сглотнула. Она почувствовала, что руки у нее вспотели, но голос, кажется, звучал вполне уверенно и бодро. Это хорошо. Только внутри все дрожало. Краем глаза она заметила, как продюсер довольно кивает в такт мелодии. Музыку, которая пойдет в эфире, они не успели согласовать, но, кажется, с выбором не промахнулись. Таня написала Жеке, какие еще композиции надо подготовить. Спасибо тем записям, которые она заслушала до дыр, и которые сейчас давали ей возможность быстро ориентироваться. Потом сняла наушники и повернулась к гостю. Надо было обговорить некоторые моменты предстоящего интервью.
- Я читала несколько выдержек из разных ваших интервью, составила список вопросов, посмотрите.
Она передала Илье лист бумаги. Он быстро пробежался по тексту глазами, затем сказал:
- У меня есть список ответов.
И голос ровный-ровный. Безмятежный. А ее внутри всю трясло. И самое трудное было – сохранить деловую интонацию.
- Список не нужен. Сейчас все озвучим в эфире.
«Вокализ» подходил к концу, Таня снова надела наушники.
- Согласитесь, что слово "классика" нас зачастую пугает. Все, что называется классическим, сразу кажется скучным и унылым, но это не так. «Вокализ» современен, он звучит настоящим саундтреком к кино. У нас в гостях исполнитель этого произведения, Илья Королёв. Добрый день, Илья.
- Добрый день, Татьяна и радиослушатели. Спасибо за приглашение.
- Раз мы начали нашу встречу с Рахманинова, скажите, как по-вашему, насколько актуален этот композитор?
- Сейчас его время. Примерно сто лет нужно людям, чтобы понять, где нот коснулась рука гения. Поэтому сейчас наступает время Рахманинова, я в этом уверен. Он, как и все великие люди, смотрел очень сильно вперед. И теперь он говорит с нами и о нас.
Двадцать лет. И такой ответ. И он совсем не похож на маньяка. И надо отвечать. Таня не смотрела на гостя. Они начали беседу, находясь рядом, но не глядя друг на друга. Как же сложно продолжать разговор! Но слова при этом лились сами…
- Да, мне тоже так кажется. Удивительно, как музыка умеет разговаривать. И тут очень важную роль играет не только композитор, но и исполнитель. Исполнитель пропускает музыку через себя. Если он этого не сделает, то получится не разговор, а механическая передача звука. Как вы работаете над исполнением произведения? Видите какие-нибудь картины в своем воображении, или, может, целые истории? Я слышала, некоторые музыканты представляют себе некий сюжет, например, зимний вечер, ссору или разлуку. Они исполняют именно этот момент, вкладывая в него свои личные эмоции. Как это происходит у вас? О чем вы думаете, что видите, когда исполняете «Вокализ»?

Илья с удивлением слушал собственный голос. Странно было слышать его вот так, из наушников. Но дело было не в этом. А в том, как он отвечал на вопросы.
Выучен же был Антоном, как вести себя с интервьюерами. Да и собственное понимание имелось. Но когда увидел, кто будет задавать вопросы…
Как сказал его новый преподаватель со старой фамилией, Марк Рудольфович, во время собеседования: «Один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза – закономерность, десять раз - повторите опыт, занесите данные в таблицу, определите среднее значение и посчитайте погрешность». Ему уже пора начинать чертить таблицу? Погрешность. Погрешность, господи…
Илья поймал на себе немного удивленный взгляд Антона и кивнул ему – мол, все в порядке. Лучше смотреть на Антона. На этого смешного парня… Жеку… Как может быть такое имя у человека с таким интеллигентным лицом? На кого угодно, хоть на плакат с Майклом Джексоном на стене. Только не на нее.
Ты погрешность, Таня, ты в курсе?
Боже, как несвоевременно отказали мозги и выдержка. Прямой эфир же. А он несет что-то несусветное. Точнее, эта девочка из него это все вытаскивает. Просто одним своим присутствием. Так у нее еще и вопросы, как на подбор. А ведь мог бы подготовиться, список-то тебе дали посмотреть перед эфиром. Но он и не разглядел там толком ничего, главным было собрать себя. И не пялиться на ее голые колени.
Следующий вопрос смел на «нет» все благие намерения Ильи давать обтекаемые нейтральные ответы из серии «ни о чем».
Антон его убьет. И будет совершенно прав. Но не ответить Илья просто не мог.
- Знаете, меня очень забавляет эта интерпретация, - Илья чувствовал какой-то странный азарт. Он наконец рискнул посмотреть на Таню. И вопреки достаточно ровному и уверенному голосу глаза ее смотрели напряженно. Значит, чудят они тут вдвоем? - Музыка - это не пятна Роршаха, не клякса, к которой надо сочинить историю. В музыке уже заложено все. Композитором. Ее надо услышать. С ней можно - и нужно - поговорить. Это и называется в вашем вопросе - личные эмоции. Это разговор. И он каждый раз - о разном. Но в случае «Вокализа» это всегда беседа о вечном.
Тихонько выдохнул. Продышаться ему не дали. Вопросы следовали с пулеметной скоростью.
- Я читала одно интервью, в котором вы рассказываете про цветные ноты. Что это такое? Значит, все-таки есть разноцветные пятнышки? Не кляксы, но маленькие горошины-ноты, которые потом складываются в музыку?
Илья снова повернул голову в сторону своего интервьюера. Еще десять минут назад он не мог на нее смотреть. Теперь же хотел убедиться, что она вообще понимает, что говорит. Ты меня провоцируешь, Татьяна Тобольцева? Ты это специально делаешь? Краем глаза увидел, что Антон трет горло, что означало у него волнение. Но уже не до Антона. В кои-то веки, внезапно и без предупреждения у всегда выдержанного Ильи Королёва отказали тормоза. И, что характерно, не за роялем.
- Ну что вы, Таня, какие кляксы и горошины? - теперь он не мог не смотреть ей в глаза. Они притягивали. И, не отводя взгляда от ее лица, плавно развел руки в стороны - Это радуга. Полная радуга звуков.
И главный цвет в ней – синий. А белый – это вообще все цвета сразу. Ты понимаешь, о чем я?
Судя по тому, как сузились глаза-звездочки, они понимала. Судя по последовавшим словам – поняла что-то не то.
- До - красный, до-диез - бордовый плюс резкость, си - голубой, си-бемоль – темно-синий плюс глубина, - ее взгляд был какой-то… яростный. Будто она спрашивал с Ильи за что-то. Упрекала. Требовала. И то, что она так хорошо знакома с его ответами в других интервью, просто окончательно выбивало почву под ногами. А Таня его добила, выпалила почти обвиняюще напоследок: - Это не радуга, это, простите, Матисс.
Все. Он не выдержал. И расхохотался. Матисс, вы подумайте, Матисс. Какая у нас высокоинтеллектуальная беседа получается, Татьяна Тобольцева. Осталось вспомнить Шопенгауэра и Эйнштейна.
- Я прощу, а за Матисса не ручаюсь,- улыбка никак не желала уходить с лица. - Музыка состоит из семи нот, спектр - из семи цветов. Помните подсказку по цветам - каждый охотник желает знать… - есть что-то совершенно чудовищно садистское говорить вот так, глядя в глаза. Ты словно голый, и ничего не спрячешь. Но никто первый не сдается, и взгляда не отводит. И ты продолжаешь: - А дальше - воля и фантазия творца, как эти ноты и цвета соединить. С какой музыкой у вас ассоциируется Матисс?
Зрительный контакт все же пришлось прервать. Антон резкими движениями продолжал тереть горло. Второй диджей делал какие-то пассы руками, словно маг-недоучка. Таня напротив моргнула, словно очнувшись. И ровно произнесла:
- Прокофьев. Но поставим мы сейчас Шопена.
И словно из тепла дома – на улицу. Где ветер, дождь, сыро. И надо кутаться в пальто и шарф. Что ты улыбаешься, Илюша, как идиот? И кому? Это всего лишь интервью. Это всего лишь погрешность.
Нечего душу выворачивать. Устроил тут душевный стриптиз в прямом эфире.
Самовнушение помогло. Обернулся к Антону, улыбнулся ему, одними губами сказав «Не волнуйся, все в порядке». По крайней мере, горло импресарио оставил в покое, отхлебнул воды из бутылки, улыбнулся скупо в ответ. А Шопен неплох. Честно Илья премию шопеновскую заработал.
Вот об этом и думай. О работе. Тем более о ней спрашивают.
- Сейчас мы перейдем к вашей премьере.
Ну и что, что мы временно не в эфире. Маска на лицо уже надета.
- Давайте перейдем, - пожал плечами.
- Да-да, об этом надо обязательно поговорить! – Антон, наконец, отмер. Принялся активно жестикулировать. – Это такое событие, вы же понимаете? Творческий дуэт ярких молодых звезд, это надо правильно подать, вас предупредили? Вы читали материалы, что вам присылали?
Илья уставился на короля поп-музыка на стене. Когда Антон начинает продавливать собеседников – это утомительно для всех, кроме Антона. Оба ведущие что-то ему пытались отвечать, но у Голованова уже включился режим активного монолога. Надо спасать диджеев.
- А Шопен - это Ван Гог, - голос уже звучал привычно, нормально, не запальчиво и не эмоционально. – И его… - бросил косой взгляд на платье одного из диджеев – уж не Жеки, понятно. – И его подсолнухи.
- Глупость. Шопен никакой не Ван Гог. Ван Гог - это Стравинский. А Шопен - это вообще акварель.
Замолчали и уставились на девушку в платье в подсолнухи все, находящиеся в студии – не только Илья. «Вот только дискуссии о живописи нам сейчас не хватало!» - явственно читалось по лицу Антона. Он еще что-то пытался добавить про этуаль и Парижскую Оперу, но тут Шопен кончился, и всем пришлось снова надеть наушники.
- Скоро будет премьера балета «Слушая любовь» на музыку Шопена. Главную партию в нем исполнит этуаль Парижской Оперы и прима Большого театра Элина Самсонова. Вы будете аккомпанировать. Очень необычная идея. Расскажите немного об этом проекте.
Антон всем своим видом выражал одобрение и оживление и не сводил внимательного взгляда с Ильи. Ну, ради этого же все и затевалось. А не для разговора о бемолях и Матиссах. Это было так, для разогрева. В общем, отрабатывай, Илюша, отрабатывай, что должен.
- Этот проект - результат усилий нескольких людей, - начал Илья спокойно говорить заученный ответ. - Мы надеемся, что получится интересно. У нас уже были совместные репетиции с Элиной, творческий контакт есть. Когда случаются общие проекты - выступления с оркестром или вот как сейчас - пианист и балерина, ключевое слово - доверие. Оно у нас есть. Доверие и одинаковое понимание того, что происходит на сцене. А значит, результат должен быть.
- Для музыкальной Москвы это обещает стать знаковым событием - соединение двух таких имен. Мы приглашаем всех наших слушателей на премьеру, которая состоится очень скоро, через неделю, в пятницу в Большом. Ждем всех. - Антон довольно закивал, а Татьяна продолжила: - И последний вопрос. Известно, что для танцовщика важны ноги, а для пианиста руки, пальцы. Это ваш инструмент. Есть ли специальные упражнения? Как вы оберегаете свои руки? И что вы чувствуете, когда касаетесь клавиш?
И все-то вам надо знать, Татьяна Тобольцева. А вслух он сказал:
- С руками все на самом деле очень просто. Вы правильно сказали - это рабочий инструмент, и его нужно держать в порядке. Мне хватило одного раза, когда я в подростковом возрасте из упрямства решил поиграть на пляже в мяч. Итог - выбитый палец и невозможность играть три месяца. Больше я таких ошибок не повторял. Комплекс упражнений есть, и не один. Мог бы показать кое-что, но, боюсь, наши радиослушатели не оценят. А что касается чувств... Знаете, есть выражение - "ног не чуя под собою"? Я не чувствую рук. Я чувствую... рояль. Мы как бы становимся с ним одним целым. Наверное... – да какого черта его опять тянет на стриптиз?! Илья понял вдруг, что за столь короткое интервью устал как за трехчасовой концерт. Но, заставив себя вспомнить, что обычно отвечает на такие вопросы, докончил бодро: - Это, конечно, достигается долгими занятиями - чтобы не думать во время игры, где и что делают твои пальцы.
- Пришло время прощаться с нашим гостем, - послышались завершающие слова интервью. – Спасибо, что пришли, спасибо за интересную беседу. Приглашаем всех радиослушателей на премьеру, ну а вам желаем удачи. Сейчас я предлагаю послушать "Август» Петра Ильича Чайковского в вашем исполнении.
Ну вот и все. Но не успел Илья выдохнуть, как его приложили.
- Врун! - и не успел Илья ничего ответить, как девушка добавила обличительно: - Играют не пальцы.
В студии молчали все. Только Татьяна Тобольцева сверлила Илью Королёва какого-то черта сердитым взглядом. Да что он сделал-то?!
Когда молчание стало совсем неприличным, Илья решил, что придется именно ему это молчание разрушить.
- Да, точно, играют не только пальцы - Илья сложил руки на груди, наклонил голову, разглядывая девушку напротив. На что гневаемся, боярыня? - Еще же есть ноги. И педали.
На какую-то секунду Илье показалось, что сейчас он снова схлопочет. Но не шлемом, а рукой. Темные глаза – не звездочки, а пара Звезд Смерти – гневно сверкнули.
- Конечно! - фыркнула она. Хотела еще что-то добавить, но тут в себя пришел Антон. Встал, церемонно поблагодарил, взял Илью под локоть и стал подталкивать к выходу.
- Спасибо вам за интересный разговор, - это Илья сказал, уже стоя в дверях, глядя куда-то в пространство между диджеями. А потом, уже персонально – да ну к черту это нелепое имя – Евгению: - Пение не забрасывайте. Вокал очень помогает при логоневрозах.
И они, наконец, откланялись.
- Чокнутые какие-то, - подвел итог Голованов, едва они оказались за дверью студии. – Так, эту радиостанцию - в черный список. Ты как?
- Я в порядке, - ровно ответил Илья. Как у Антона все просто – не понравилось, так в черный список их, и все.
- Ну, главное, рекламу нам сделали, - импресарио включил телефон, и он тут же затрезвонил.
- Да, слушаю.
Илья помахал Антону и направился к лифту.
По дороге домой эмоции, которые удалось взять под контроль в конце беседы, вдруг вырвались на волю. Он начал вспоминать, прокручивать весь разговор - и неожиданно захлестнуло. Даже и не поймешь сразу - чем. Всем сразу.
Вот что ты лезешь ко мне, а? Зачем лезешь в душу, зачем делаешь вид, что тебе интересно? Зачем ты заставляешь открываться тебе? Что тебе от меня надо?! У тебя есть тот, за которого ты там куда-то собралась. Вот и иди туда, к нему. А меня – меня оставь.
Эмоции были такими острыми, как он давно себе не позволял. Он давно себе запретил. Чего-то ждать и что-то чувствовать. И вот – вернулось.
И больно.
Он со всей силы приложился головой о руль. Послушный немецкий автомобиль отозвался ревом клаксона. Илья зашипел от досады. Не хватало еще для полноты картины ДТП устроить. Тогда одним «сынок» не обойдешься.
Надо успокоиться. Вспомнил о дыхательных упражнениях, попытался применить. Не помогло. Ему нужен Бах. Или Малер. Да, точно, Малер.
Но когда Илья добрался до дома, ему оказалось не до Малера. Точнее, до Малера, но совсем не в том смысле.

***
Илья был настолько погружен в свои мысли, так охвачен эмоциями, что напрочь забыл о том, что у него… гости. Открыв дверь и шагнув за порог, он озадаченно уставился на яркие кроссовки немаленького размера. А потом услышал басовитое мурлыканье со стороны гостиной.
Ваня. Он же отдал запасные ключи Ване Тобольцеву.
Тут же Илья вспомнил, для каких целей Иван просил ключи. Ой, а если Илья не вовремя? Но, однако же, рядом с кроссовками не наблюдалось никакой женской обуви. А значит, девушка уже ушла. Но все же в гостиную Илья заглянул с некоторой опаской. И его опасения подтвердились.
Такое ощущение, что по гостиной пронеслось племя половцев. В комнате, где всегда царил идеальный порядок, сейчас властвовал хаос. А посреди этого хаоса возлежал, как патриций, только на полу, Иван Тобольцев. Глаза его были закрыты, он что-то напевал, а на его ноге удобно пристроил мордочку Сатурн.
Идиллия просто.
Илья еще раз огляделся, словно не верил тому, что предстало его глазам. На полу какого-то черта то тут, то там валялись зеленые виноградины. На столе – его рабочем столе, где даже приходящей сотруднице клининговой компании было строжайше запрещено что-то трогать – там было все ПЕРЕВЕРНУТО. Часть нот оказалась под роялем. Ноты. На полу. Илья сделал шаг, свет упал иначе, и на черной полированной крышке рояля отчетливо проявился отпечаток. И если бы женских губ.
Нет же, место к роялю было приложено совершенно противоположное.
На его рояле. Кто-то. Сидел. Голый.
И не просто сидел.
Что же вы за люди, Тобольцевы?! Одна в душу лезет непонятно с какими намерениями, другой рояль оскверняет.
Илья перешагнул через ноги в дырявых джинсах, достал из-под рояля ноты.
- Это же Малер. Ты знаешь, кто такой Малер?
Со стороны Илье показалось, что это говорит отец. Он несколько раз слышал, как Королёв-старший говорит таким голосом. От этого сразу начинают ныть зубы, хочется втянуть голову в плечи, а еще лучше – на месте аннигилировать.
Однако Иван не выказал ни малейшего намерения сделать что-либо из перечисленного.
- Нет.
Но глаза открыл и мурлыкать перестал. Сатурн перебрался Ване под бок, и тот тут же принялся его гладить. Однако пора эту идиллию нарушить.
- Встань.
- Зачем? – Сатурн принялся повизгивать от удовольствия, а Иван – улыбаться.
- Встань.
- Ну ладно, - вздохнул Ваня. Энергично потрепал шпица по холке. – Прости, друг, обстоятельства нас временно разлучают. – А потом встал во весь свой не мелкий рост и уставился на Илью. Со смешанным выражением недоумения и любопытства.
А дальше произошло то, за что Илье потом долго было стыдно. Но в него словно бес вселился. Или Малер.
- Сейчас я расскажу тебе, кто такой Малер. Это один… - первый шлепок нотами он влепил Ваньке прямо в лоб. - Из величайших… – дальше досталось левому плечу. - Симфонистов, - шагнул в сторону и вмазал нотами по тому месту, которым сегодня осквернили его рояль. И докончил свою просветительскую речь. - Двадцатого века!
Перевел дыхание, и собрался еще донести мысль про дирижёрскую карьеру великого австрийца. Но тут Ваня отмер и от очередного удара уклонился - пригнулся.
- Ты чо? – Иван смотрел на него совершенно ошарашенно. - Ну композитор, а я-то тут при чем?
А, о чем с ним говорить?! Да еще про Малера!
- А это - к твоему сведению - Модест Ильич! - Илья ткнул нотами в рояль. - Знаешь, кто это?
Иван повернул голову, но в указанном направлении его внимания удостоилось окно. Не обнаружив там никого, кого можно было бы назвать Модестом Ильичом, пожал плечами и переспросил:
- Где?
Илье оставалось только махнуть рукой. С нотами. «Квартет для фортепиано и струнных» занял положенное ему место на столе, а Илья достал из нагрудного кармана пиджака платок. Глубоко вдохнул, набирая полную грудь воздуха – и выдохнул на след женских – ой, да он вообще не хочет знать, чьих! – ягодиц на крышке рояля. И принялся методично протирать, приговаривая: «Простите идиота, Модест Ильич». Закончив ликвидировать акт вандализма в отношении Модеста Ильича, выпрямился и соизволил предъявить гостю ультиматум.
- Я пойду на кухню. Выпью чего-нибудь… - подумал и добавил: - Молока. Холодного. И буду способен говорить. Но одно скажу тебе сейчас.
Выдохнуть. Вдохнуть и еще раз выдохнуть медленно. Главное – не орать. Пиано и пианиссимо гораздо эффектнее и точнее, чем форте и фортиссимо. И абсолютно отцовым тоном произнес:
- Никогда ни при каких обстоятельствах не трогай мой рояль!
На кухне уединиться не получилось. Едва Илья открыл холодильник, за спиной послышалась шаги.
- Ну ладно, ладно, не буду, - раздался знакомый басок. Невероятно, как можно говорить таким низким голосом и петь – таким высоким. - Ты сам вчера ничего про рояль не говорил! Только про собаку!
Не веря своим ушам, Илья обернулся с бутылкой молока в руке. А Ваня продолжил свои оправдания. Достоверности им добавляло то, что Сатурн сидел у него на руках.
- Ну вот я и выполнял твою просьбу. А где прикажешь? Он вообще из спальни уходить не хотел, - шпиц преданно лизнул Ваньку в щеку и тот рассмеялся. А потом снова придал лицу виноватое и даже страдальческое выражение. - Ну вот... а рояль оказался самое оно и вообще… короче... в общем... ну... ты не переживай, мы по-быстрому, и она убежала. Она твоей собаке не понравилась, и он все время под дверью сидел и гавкал, пока мы... ну... сам понимаешь. Это не собака, а полиция нравов. А рояль твой я сам протру.
И смех, и грех. Все, вспышка гнева окончательно рассеялась, словно и не было ее, оставив после себя легкое чувство неловкости – прежде всего, на себя – что так вспылил.
- Не смей! – все же попытался придать голосу строгости. Закрыл дверь холодильника и с изумлением обнаружил, что достал отнюдь не молоко. Это вообще не его бутылка. Вероятно, Ванина. Очевидно, спиртное.
Ноги, наконец, запросили пощады. И Илья опустился на стул. Посмотрел задумчиво на бутылку в своей руке. На треть всего опустошена. Видимо, не до мартини людям было. Хмыкнул.
- Какие еще поверхности в моей квартире вы ис... освятили своей любовью?
- Никаких! – Иван опустил Сатурна на пол и тот тут же засеменил к своей миске. А Ваня продолжил с энтузиазмом - Вон, кровать твоя нетронутая. Собака отличная! Рояль играет офигенно - я пробовал! Ой, прости! – заметив, как Илья нахмурил брови – В общем, все отлично у тебя!
Ну и как на Ивана Тобольцева сердиться? Да и на сестру его тоже сердиться не получается. Тоскливо просто. Очень.
Отвинтил крышку, понюхал. А ничего так пахнет, не противно. Завинтил. И вспомнил про свой долг гостеприимного хозяина.
- Я рад, что тебе у меня понравилось. Чай будешь?
- Буду, - тут же с готовностью согласился Ваня и добавил: - Я пойду это... там виноград подберу. Ну… я уже говорил, твоей собаке девчонка не очень понравилась. Сатурн залаял, она испугалась, все из рук у нее посыпалось... Как же ты сюда девчонок-то водишь? С таким сторожевым псом?
Илья даже дыхание задержал. Невольно Иван затронул тему, которая была для Ильи очень… непростой. Кто-то сегодня на его рояле девушку… ну, скажем обтекаемо… целовал. А Илью за всю его жизнь целовали три женщины. Мать и две бабушки.
- Предпочитаю встречаться на чужой территории! – он старался, чтобы ответ прозвучал невозмутимо. Поставил, наконец, бутылку на стол и полез в шкафчик за чаем.
- А-а-а, - судя по тому, как это было произнесено, тон Ильи оказался для Вани вполне убедителен. - Да я тоже, но обычно у другой стороны тоже проблемы с местом. Так что порой приходится к себе. А вот Танька никогда никого домой не водила еще, это я точно знаю. У нее всегда чужая территория.
Красная жестяная банка выпала из его рук и с грохотом приземлилась на пол. Хорошо, что не раскрылась.
- Не рассыпалась? – Иван заглянул ему через плечо.
Да иди ты уже виноград убирать!
Но вслух удалось что-то невразумительное буркнуть. Подобрал банку и попытался вспомнить, зачем он ее вообще взял. Иван одарил его удивленным взглядом и отбыл на уборку. А Илья ничего полезного так и не сделал. Снова сел на стул и уставился на банку. Изучал слонов и затейливый цветочный рисунок, старательно отгоняя от себя мысли о… чужой территории Тани Тобольцевой.
Ваня вернулся довольно быстро. Сам нашел, куда выкинуть мусор, потом по-хозяйски порылся в шкафах, достал стаканы, применил стоящую на столе бутыл ку по назначению и протянул на две трети наполненный стакан Илье.
- Давай, тебе надо, я вижу.
Надо же, какой наблюдательный. Надо мне, Ваня, ты прав. Но не этого.
Щелкнул чайник. Оказывается, он успел его все-таки поставить.
- Мы же собирались чай пить… - Илья поразился, как неуверенно звучит его голос.
- Чай попьем, но сначала это. Давай! Сейчас полегчает! – в подтверждение своих намерений Ваня толкнул своим стаканом стакан Ильи и произнес тост: - За удачу!
В удачу Илья Королев не верил. Он верил в методичный, ежедневный труд. Но здесь он не поможет. Так какая теперь разница?
Налитое он выпил до дня. Вкусно. И сразу стало тепло. И немного странно. Но вкусно и тепло – в первую очередь. И он протянул свой стакан Ивану со словами.
- Еще.
Второй был еще вкуснее. И от него стало еще теплее. Илья наконец убрал со своих колен красную жестяную банку.
- Ну его к черту, этот чай, - а потом приподнялся, перевернул под собой стул, сел верхом, оперся локтями и неожиданно в первую очередь для самого себя выдал: - А я сегодня встречался с твоей сестрой.
Для Ивана такое откровение стало, наверное, еще большей неожиданностью. Он так и замер с недонесенным до рта стаканом. Потом опустил его.
- Да? Где? Поругались что ли? Ты чего такой расстроенный?
Поругались? Расстроенный? Нет, не те ты говоришь слова, Ваня, не те. Мы просто не сов-па-ли. Глобально. И летально.
- Она брала у меня интервью, - медленно проговорил Илья. Надо, чтобы Иван его правильно понял. Не надо, чтобы Иван его понял неправильно. Поэтому добавил. - На радио.
- А-а-а... – Ваня отставил в сторону бутылку. Илья проводил ее взглядом. Жаль. Вкусно же. И тепло. - Так это ее работа! Она у кого только не брала. Но у таких, как ты, которые с Чайковским и этим, как его - Малером, вроде нет. Чего это ее на классику потянуло?
Да, вот так вот. Ее на классику потянуло. А меня – на нее. Вот такое вот несовпадение вкусов. Бывает.
А с откровениями надо заканчивать. И так сегодня выдал десятилетнюю норму. Илья протянул руку, выудил из вазочки печенье, захрустел, собираясь с мыслями.
- В рамках культурного просвещения радиослушателей.
- О как! И как? Просветили? Знаешь, я, пожалуй, чай все-таки заварю, - Иван смотрел на Илью как-то очень пристально. - Я и бутербродов могу нарезать. Тебе поесть надо, ты, наверное, с обеда ничего не ел.
Хозяйственный какой. И заботливый. И черт с ними, с разбросанными нотами и виноградом. Хотя за Модеста Ильича обидно, конечно.
Илья снова поменял под собой положение стула, откинулся на спинку, вытянул ноги.
- Чувствуй себя как дома, - и рукой махнул. - А с твоей сестрой у нас состоялся крайне интересный разговор. Про Рахманинова и кляксы, - а потом хмыкнул и добавил: - Жаль, про Малера не успели. Ну это я с тобой наверстал. Извини, что вспылил. Обычно я не бью людей нотами. По крайней мере, Малером.
Извинился внезапно, но на душе стало легче. И он с удовольствием наблюдал за хлопочущим на кухне Ваней.
- А чем ты обычно бьешь людей? – поинтересовался тот, ловко орудуя ножом.
- Музыкой.
- Слушай, вариант! – Иван поставил перед Ильей тарелку с бутербродами, удивительно аккуратными на вид. – Ешь, давай, борец!
Бутерброды оказались не только красивыми на вид, но прекрасными по содержанию. Илья понял, что и в самом деле проголодался.
- Очень вкусно! Дашь рецепт?
- Чего? - Ваня расхохотался. - Бутерброда? Мясо и хлеб. Слушай, ты пить совсем не умеешь. Но ничего, это поправимо. Я тебя научу. А сейчас просто ешь.
Илья и сам понимал, что спросил глупость. Но так приятно иногда побыть глупым. Глупым не так больно. И Ваня прав – пить Илья не умеет совсем. Может быть, и не стоит учиться. А, может быть, и стоит. Все эти умозаключения казались ужасно сложными, поэтому он вернулся к бутербродам и чаю. А у Вани зазвонил телефон. Разговор вышел краткий.
- Да... ты где?.. Понял... конечно... скоро буду!
Иван отключился и встал на ноги.
- Слушай, мне пора. Я так и не понял, что у вас там за интервью было, но мне сестру еще забирать из бара. Она на мотоцикл теперь не сядет. В общем, я пошел, а ты все бутерброды доешь, просветитель, и чаем не забудь запивать.
Наклонился, потрепал Сатурна за ушком.
И ушел - захлопнув дверь за собой.
В полной тишине Илья дисциплинированно доел бутерброды и допил чай. Вышел в прихожую, запер дверь. Постоял задумчиво в прихожей. Что-то важное Иван сказал про телефонный разговор с сестрой, но смысл этих слов ускользал. И нестерпимо хотелось спать.
Он не дошел до спальни. Сел в гостиной на диван, долго смотрел на рояль. А потом завалился на бок и мгновенно отключился.

***
Ну и денек выдался!
Ваня Тобольцев спешил к метро. Что произошло на этом интервью, он так и понял, но то, что что-то произошло – это точно. Сестра никогда не позволяла себе спиртное, если садилась за руль, а тут не просто позволила. Голос по телефону был очень странный. Да и умник пришел… Нет, тот вообще по жизни странный, но сегодня был еще и расстроенный. Даже уходить не хотелось, в том смысле, что надо было его сначала спать уложить, а потом уже идти. А то мало ли что? Но сестра позвонила. И выбора у Вани не осталось.
Да и свидание получилось скомканное. Он планировал все чин чинарем, но Таньку срочно вызвали (на это самое интервью, наверное), а родители без ключей, пришлось звонить красотке и передвигать встречу на более поздний срок. Та, естественно, надула губы. «У тебя есть более важные дела, чем я». В общем, пока одно, пока другое, пока встретил отца с матерью, пока добрался, открыл мартини, помыл виноград… Квартира красотке очень понравилась, оно и понятно. Она сразу стала допытываться, кому принадлежат такие крутые хоромы, но удалось отшутиться. Дошли до главного – Сатурн завыл. В глубине души Ваня был уверен, что собака вполне может вести себя прилично, просто ему не понравилась данная конкретная девчонка, вот и все.
Когда позже Ваня лежал на полу и гладил шерсть песика, он как раз размышлял на тему: стоит доверять интуиции Сатурна или нет. И склонялся к тому, чтобы довериться. У собак нюх – обзавидоваться можно.
А вообще, хорошо, что с умником мартини он всего лишь пригубил, и с девчонкой выпил чисто символически, да и выветрилось все уже, поди.
Эту мысль про мартини Ваня Тобольцев вспомнил позднее, когда прибыл в бар и увидел сестру. В таком состоянии он ее припомнить не мог. Нет, было пару раз, конечно, после вечеринки в честь дня рождения и по поводу первого Ванькиного подвального концерта. Тогда они закатили знатную гулянку! Но чтобы после эфира… к тому же в день прибытия родителей из теплых краев, чтобы предстать перед их соскучившимися лицами в таком состоянии… Да, дела…
- Ну, и чем ты тут без меня баловалась? – поинтересовался Ваня, присаживаясь рядом.
- Текилой, - сказала сестра и долизала с руки оставшиеся крупинки соли. – Тебе не предлагаю, потому что кому-то из нас двоих садиться за руль, и это явно не я.
- Это явно не ты, - согласился Ваня и поднял руку, призывая официанта. – Колись, в честь какого события у тебя тут батарея стаканчиков числом пять?
- Эфир был трудный. Вот понимаешь, совсем ужасный. Думаю, уволят меня на… совсем, короче, уволят. И рекламодатель ушел недовольный. А рекламодатель этот, Ваня, очень крутой продюсер. А я все запорола, - тут она шмыгнула носом и в глазах появились слезы, - потому что пришел один… придурок… с которым простым человеческим языком разговаривать не получается.
- Да, - вздохнул Ваня, - с ним простым человеческим вообще не вариант.
- С кем? – Таня подняла голову.
- Ну, с придурком. Ты же про него говорила? Но вообще, он может быть даже очень неплохим человеком, поверь.
- Ой, что-то я совсем запуталась, Вань. Ты сейчас о чем?
- О том, что пить в одиночестве вредно.
Подошел официант, Тобольцев попросил расчет.
Когда они встали из-за стола, выяснилось, что Таня не очень твердо стоит на ногах.
«Эту тоже надо учить пить,» - пронеслось в голове. Впервые в жизни Иван Тобольцев почувствовал, что может кого-то чему-то научить. Хоть курсы открывай.
- Надевай, - протянул он сестре шлем.
- А ты?
- А я так.
Чего уж теперь? Все равно рулить без прав придется на свой страх и риск. Так что одной проблемой больше, одной меньше – не принципиально.
Он сел на мотоцикл, Таня устроилась за его спиной и обняла.
- Держись крепче, - сказал Ваня сестре и повернул ключ зажигания.

***
Лица родителей Таня видела, как в тумане. Ведь совсем по-другому планировала день. Ждала маму и папу, ждала шумного вечернего ужина, их рассказов, подарков. Таня знала, что они обязательно привезут подарки, и пусть давно уже выросла – все равно было здорово получить какой-нибудь сюрприз. Таня была уверена, что папа нащелкал кучу потрясающих кадров. Хотя многое можно увидеть в соцсетях, выкладывал он далеко не все. Столько было планов! А вот теперь она стояла в прихожей и не знала, что сказать.
- Что случилось? – мама, как всегда, впереди планеты всей со своей интуицией.
- Трудный эфир, - ответил вместо Тани Иня. – Что-то там с рекламодателями.
Из кухни в прихожую подтянулся папа, увидел дочь и сказал:
- Пойдем горячего чайку выпьем. Мама к тому же такую курочку запекла – самое лучшее средство от злых рекламодателей.
Сказал и раскрыл руки, и Таня, как в детстве, уткнулась ему лицом в грудь, а отцовские руки, самые сильные и самые надежные, укрыли от всего мира. И тут Таня сделала то, чего не делала с самого детства. Она разрыдалась в отцовских объятиях.
Так было в семь лет, когда упала на асфальте и сильно поранила коленку, в двенадцать, когда не прошла на танцевальный конкурс от школы, в пятнадцать, когда провалила годовую контрольную по алгебре, и вот теперь – когда поняла, что ничего у нее не получится с Ильей Королёвым, человеком, который заставляет разговаривать рояль. Он смотрел на нее с таким снисхождением, мол, что ты, Таня Тобольцева, можешь в этом понимать?
А она понимала! Но теперь не объяснить уже. Все кончено. И может, даже уволят. А и к лучшему.
Откроет кружок танцев для всех желающих.
Ваня с мамой ушли на кухню, Таня слышала звуки гремящей посуды и чувствовала, как ее гладят по голове самые лучшие руки на свете.
_________________

Ваняяя,какой ты друг и брат замечательный!!!(очень жду про тебя историю)!!😘
Интервью получилось острым однако!
Ваня,научи Илью и Танюшу пить правильно,научи!!😉
Спасибо,Даша, Наташа!!
_________________

Илья когда-то в "голубом банте" угадал свою судьбу. Ответный момент для ТТ- это прозрение, когда она нашла свое танго. Сам процесс слушания музыки, повтор за повтором, присвоение ее, осознание своей- можно, вероятно, сравнить с тем моментом, когда ее мама зависла над рассыпавшимися фотографиями Ивана старшего. Это тот самый "добрый час", в который зачинается что-то настоящее, когда плоды дела, творчества чьи-то становятся для тебя очень важными, или- вернее, опознаются как соответствующие центру твоего мироздания, а может быть и не только соответствующие, но и формирующие- как кристалл в перенасыщенный раствор- упал, и система стабилизировалась в некоем определенном состоянии. Концерт в подвале, и зарождение дружбы на основе паритета при сохранении искренности критики- великолепно). И еще- то как оделся Илья- далеко уже не бравада изгоя, скорее- развитая способность вести диалог с окружающими и без слов. Спасибо!
_________________

Всем привет)))

Наташа, очень! Мне кажется, если бы там не было свидетелей и эфира, все было бы еще острее и бурнее))) У обоих был стресс, конечно.

И тут я начала умиленно вздыхать. Базилика, только ты так можешь написать)))

Да-да)))
_________________

 » Глава 5

Есть такие женщины, которых видишь и все – мозг отшибает полностью.
Ваня Тобольцев (Иня)

С той девчонкой, которая не понравилась Сатурну, пришлось расстаться, зато на горизонте появилась новая и, пожалуй, даже симпатичнее. Больше всего в ней Ваню привлекла абсолютная свобода отношений. Погуляли-поболтали и «Пока, чувак!». В общем, полное его отражение. И Маша, так ее звали, не имела ничего против встреч в подвале. Перед романтической частью решено было заглянуть в супермаркет – купить чего-нибудь вкусного. Пока ходили мимо полок, позвонил Эдик-мажор и обрадовал, что подвал на ближайшие часа два занят.
- Вот блин, - Ваня застыл перед полкой с одноразовой посудой.
И зачем она ему теперь, когда такой облом? Потом взгляд Ини спустился ниже и уперся в порционные пакетики с собачьим кормом. «Если ваша собака гурман», - прочитал он.
А дальше целое меню: и для щенков, и для молодых псов, и для уже старых собак.
- Ты чего тут застрял? – Маша потянула Ваню за руку. – Все равно на ближайшую пару часов любовь не светит.
- Погоди, - он высвободил руку, взял один из пакетиков и принялся внимательно его изучать.
Мягкий, мясо, паштет. Если верить напечатанной на обороте рекламе, сам тает во рту, даже жевать не надо.
Ваня быстро достал телефон и набрал номер. Умник ответил не сразу, но все же ответил.
- Привет, Ваня.
- Привет! Ты дома?
- А мы разве договаривались о встрече у меня?
Вот что за человек! Его спросили: дома или нет? А он вопросом на вопрос. Ваня поставил пакетик на полку и почесал за ухом.
- Да нет, просто я тут корм для собак увидел, для возрастных. Написано, что новинка. Думал купить твоей собаке.
- И какое это имеет отношение к тому, дома ли я?
Да или нет?! Тролль несчастный!
- Ну, я мог бы его купить и тебе завезти. Так ты дома?
- Нет, у меня совместная репетиция. Но ты завези, если можешь, у тебя же ключи есть.
«Йессс,» - пронеслось в голове Вани, и он еле удержался, чтобы не сделать характерный жест рукой. Все ништяг!
- Конечно! Вообще без проблем! – жизнерадостно заговорил он в трубку. - Я пока один возьму на пробу, если Сатурну понравится, то еще подкуплю.
Он схватил корм, девчонку и двинул к кассе, по пути захватив еще и шоколадку.
- Ты куда так торопишься?
- Я нашел квартиру.
В квартире повторился прошлый сюжет. Эта тоже раскрыла рот на хоромы умника и стала задавать кучу вопросов. Чья эта жилплощадь? А нам точно ничего не будет? Тут же дизайнер работал! Вау! Какой рояль!
Пока Маша восторгалась, Ваня наслаждался общением с собакой. Сатурн медленно вышел навстречу гостям, и Иня сразу же опустился перед песиком на колени, начал гладить пушистую шерсть:
- Хорошая собака, привет-привет, я тебе вкусняшку принес. Где тут у тебя столовая?
Потом сам же вспомнил, что видел уголок пса на кухне, и прошел туда. В чистую миску наложил только что купленный деликатес и, пожелав приятного аппетита, поспешил в гостиную.
Если вспомнить прошлый раз и то, что Сатурн не дал уединиться, времени у них в обрез. Поэтому, надо сразу приступать к делу. Чем Ваня и занялся, стянув с Маши яркую майку и начав целовать. Потом, не переставая целоваться, они избавились от его футболки, ее брюк и наступил момент, когда ноги уже не совсем держали, хотелось присесть, прилечь… Она потянула его в сторону рояля… Но тут в голове у Вани сработала сигнализация - загорелась маленькая красная лампочка.
- Не, туда нельзя. Там Малер.
- Кто? - Маша застыла.
- Ты его не знаешь, да и неважно, - лампочка погасла, и Ваня снова начал целоваться и гладить девичью спину, ища пальцами застежку бюстгальтера.
Они оба были настолько заняты происходящим, что не услышали, как в двери поворачивается ключ. Раздавшийся звонкий женский голос по эффекту был схож с ведром ледяной воды, вылитой прямо на голову.
- Через пять минут я войду в гостиную.
Дальше послышались отчетливые шаги, словно кто-то специально топал, давая знать, что направляется на кухню, потом был лай Сатурна, щелчок чайника, звон посуды…
Твою мать…
- Кто это? – шепотом спросила Маша.
- Без понятия. Надо выметаться. Одевайся.
Вот второй раз он в этой квартире и второй раз не получается нормального секса. Наверное, потому что здесь рояль и нот целая стопа. Любой монахом станет в такой атмосфере. Умник в прошлый раз сказал, что сам на чужой территории предпочитает встречаться. И Ваня его понимал!
Эта квартира была заколдована. Хоть экстрасенсов вызывай, что бы сняли с нее пояс этого… как его… воздержания.
Он быстро натянул на себя футболку, Маша от испуга никак не могла попасть ногой в брюки, а когда попала – пальцы дрожали и не получалось застегнуть пуговицу. Ваня это сделал за нее и протянул майку.
Послышались четкие приближающие шаги. В проеме гостиной появилась женщина. Нет, не женщина – божество! Божество заговорило красивым глубоким голосом:
- Добрый день. Чай пить будете?
И все. Он пропал. Заколдованный дом, точно…
Ваня ее узнал, это была та самая незнакомка, которую он видел около консерватории. Дама без возраста, похожая на то ли на королеву, то ли на французскую актрису из старых фильмов.
- Буду... ем, - оторопело ответил он.
А Маша рядом сильно сжала его пальцы и прошептала:
- Пошли отсюда.
Но разве теперь это возможно?
- Мы даже шоколадку купили... к чаю, - пробормотал, чувствуя себя совсем пацаном.
- Как мило, - ответило божество, а потом развернулось. - Прошу за мной.
И они пошли. Королевам не отказывают.
- Кто это? – прошептала девушка.
- Не знаю, - прошептал Ваня в ответ.
Наверное, он просто спит. Сейчас раздастся бой часов, или что-нибудь еще в этом роде. И все встанет на свои места. Никакого боя не раздалось, зато навстречу Ване выбежал Сатурн, пришлось наклониться, чтобы почесать песика за ухом.
Единственное нормальное существо в этом доме.
- Добавки нет, прости. В следующий раз куплю больше. Это же мы только пробовали, понимаешь?
Темные глаза-пуговки смотрели внимательно. Точно все понимали.
А богиня доставала из шкафа чашки, блюдца, конфеты и все это вручала своим гостям.
- Поставьте на стол, пожалуйста.
Наблюдая за незваными пришельцами, она вещала:
- Меня зовут Майя Михайловна Королёва. И скажите, кем вы приходитесь моему сыну.
Хорошо, что в этому моменту вся посуда уже была на столе, иначе Ваня точно уронил бы сервиз на пол. Сын? Умник – сын этой женщины?
- Илья ваш сын?!
- Единственный и горячо любимый, - подтвердила она, вручив салфетки. - Будьте добры, помогите сервировать стол.
Вот эта вот… Ване казалось, что от нее исходит сияние, какое-то мягкое и невероятно притягательное. Он чувствовал едва уловимые духи, видел тонкие руки, длинную шею, низкий узел темных волос, она как-то по-особенному поворачивала голову. Он лицезрел такое только на картинах в музеях, куда их с сестрой в детстве водила мама, прививая прекрасное. Ване было скучно, он ждал буфета, и нарисованные красавицы его не интересовали. А тут… ожившая красавица!
И, к тому же, мама умника! Как у этого… ботаника может быть такая мама?!
- А мы это... ну... – Ваня прочистил горло и закончил увереннее, - друзья! Учимся в одном институте и оба увлекаемся музыкой. Илья даже приходил на мой концерт.
Богиня-мать царственно кивнула, приняв ответ, и пригласила всех к столу. Гости послушно сели, хозяйка чинно разливала чай по фарфоровым чашкам. Прием у английской королевы – ни дать, ни взять.
На конфеты Ваня даже не смотрел – вдруг фантик неправильно развернет? Или положит не туда? Лучше просто сидеть, делать глотки. Сразу вспомнились наставления мамы, как-то сразу всплыло из закоулков памяти: локти на стол не класть, спину держать прямо, глотки делать бесшумно.
А богиня Майя Михайловна вдруг взяла его за ладонь. Ваня перестал дышать. Эта женщина в сияющем облаке сама прикоснулась к нему и начала внимательно рассматривать руку.
Ине впервые в жизни стало как-то неловко за свои татуировки. На самом деле, они ему очень нравились, но тут, за этим столом, рядом с такой женщиной выбитые темно-синим высказывания про вечность казались наивным штампом.
- Гитарист, - сказала она, касаясь пальцев. - Вы учились с Илюшей на одном курсе в консерватории? И назовите свое имя, пожалуйста.
- Я? Не-е-ет, - богиня не убирала руку, и Ваня плохо соображал.
Он и так-то, как только ее увидел, стал плохо соображать, а прикосновение вообще лишило возможности мыслить. Но надо как-то собраться.
- У меня рок-группа. Умник... то есть Илья, говорит, что песни фигня, а голос хороший. Тут все на любителя. В музыке, я имею в виду. Хотя он, конечно, играет круче.
- У вас есть имя, молодой человек с хорошим голосом из рок-группы?
- Ваня. А это Маша.
Тут Маша впервые подала голос:
- Нам, наверное, пора.
И Ваня сразу понял, что она права. Он, конечно, сидел бы тут до полуночи и ждал того самого боя часов, который расставит все по своим местам, но это уже будет отдавать навязчивостью.
Богиня убрала руку, вернулась к чаю, а Тобольцев вскочил на ноги.
- Да, нам пора. Мы вообще на две минуты заглянули. Я корм покупал собаке. Завез... завезли вот, а тут вы...
Она была очень серьезной, кивнула, давая понять, что верит во все сказанное, а потом тоже поднялась.
- Спасибо за заботу о Сатурне!
И тут Ваня впервые улыбнулся:
- Вы что? Это не забота, это дружба. Да, Сатурн? Мы с ним друганы.
- Дружба - это прекрасно, - последовал ответ.
А потом они спешно пошли в прихожую, исчезнувшее было замешательство вернулось. И вся нелепость ситуации тоже. Ваня стоял, наощупь пытался всунуть ногу в кроссовку, ничего не получалось.
- Вам подать ложечку?
- А? Нет, не надо! Спасибо за чай! И если что, мы Малера не трогали! Мы знаем, это великий композитор, и он лежит на месте. Всего хорошего. А сын у вас рок играет почти как рокер, - и, наконец, обувшись, выдохнул. - Мы пошли.

***
За неожиданными гостями закрылась дверь. Можно идти на кухню, чтобы убрать последствия чаепития и начать готовить ужин, как и планировала, к возвращению сына. Но Майя Королёва не двигалась с места, стояла и смотрела на дверь.
Случилось нечто удивительное. Долгожданное и совершенно неожиданное. И она сейчас просто лопнет, если не поделится с кем-нибудь этими новостями. С кем-нибудь совершенно конкретным!
Он взял трубку сразу же. Он всегда брал трубку сразу, если мог говорить. А если не мог – обязательно перезванивал. Муж знал, что по пустякам Майя звонить не будет.
- Дорогой, ты представляешь, у Юни появился друг! Настоящий живой мальчик!
- Ну, вообще, живой предпочтительнее, согласен, - после паузы раздался невозмутимый ответ. Майя прикусила губу, чтобы не рассмеяться. И не припомнить Илье его же собственные, когда-то сказанные слова про Мавзолей. А муж продолжил: - Как ты об этом узнала? Тебе Юня рассказал?
Майя нахмурилась, вспоминая облик юноши. Бритые виски, колечки в брови и ушах, затейливые рисунки на руке. Пожалуй, не стоит пока рассказывать мужу все подробности своего знакомства с другом сына.
- Я познакомилась с ним у Юни дома. Очаровательный мальчик, сокурсник нашего сына, музыкант.
- Про очаровательных сокурсников я знаю почти все. Надеюсь, этот не обоснуется в квартире нашего сына и не будет поедать его ужины.
И тут Майя Михайловна Королёва не выдержала. И рассмеялась. Это было так давно. Когда не было в помине Юни, да и сама Майя носила совсем другую фамилию. Но теперь, после слов мужа, кажется, что это было вчера – занятия допоздна с Севой в квартире Ильи, пирожки Елены Дмитриевны. Будто вчера, да. Но только сейчас у тощего парня с контрабасом на два года вперед расписан концертный график, да и зовут его теперь не мсье Контрабас, а маэстро Шпельский. А сама Майя – скучный преподаватель консерватории. Да, будто и вчера – и полжизни назад. Лишь Июль – Июль неизменен. Жаркое солнце в зените.
- Конечно, нет! – ответила она, отсмеявшись. - Он же гитарист, а не контрабасист!
- Это обнадеживает, - все так же невозмутимо ответили ей. А потом вдруг иным, более тихим и мягким голосом, каким говорил очень редко, муж добавил: - Я буду очень рад, если у Юни все получится... с дружбой. И если это действительно будет дружба.
Все. Ей сразу стало уже совершенно легко. И захотелось не разговора, а действий. Она же хотела приготовить сыну домашний ужин. Делала это редко, пыталась отпустить мальчика, не лезть, но все равно иногда срывалась. Сегодня как раз такой день
- И я! Целую твой упрямый ворчливый нос. До вечера!
- Май…
И она замерла. Это было сказано совсем иным, совсем особенным голосом. Уникальной июльской октавой. Как ей не саккомпанировать?
Майя прижала телефон к плечу щекой и повернулась к арке гостиной. Несколько шагов, и вот она уже у рояля. Села на табурет, подняла крышку. И в комнате зазвучал «Шторм» Вивальди.
И когда стихли последние раскаты июльской грозы, Майя снова взяла в руку телефон. Там слушали.
- Для господина из единственного ряда.
И господин из единственного ряда ответил.
- Я люблю тебя.

***
Она запорола эфир. Это было очевидно. Самое провальное интервью в ее жизни. Даже в школе, когда только-только постигала азы профессии, подобного не случалось. Неудачи, конечно, были. Без этого никак. Но такого оглушающего фиаско не припомнить.
Таня три дня ждала выговора от руководства, ждала, что продюсер Голованов позвонит ее боссу, а потом… потом, может, будет что-то покруче выговора.
Но три дня прошло, и ничего не случилось, потом прошло еще три, потом шеф вернулся из поездки… А жизнь шла своим чередом. Словно ничего не произошло.
Да и что произошло-то, в самом деле? Так, мелочи, плохое интервью.
Она ему про цветные ноты, он ей насмешливо про пятна. А ведь Таня лично читала, как Илья каждой ноте дал свой цвет. Она не выдумала это! Но кому-то он это рассказал, а с ней не посчитал нужным поделиться.
Или вот утверждение, что играют пальцы. Пальцы – инструмент, но играет же ведь что-то другое, правда? Играет душа.
Таня ходила на работу, исправно вела эфиры, обсуждала в перерывах с Женечкой последние новости, а вечерами, уединяясь в своей комнате, слушала Шопена и Рахманинова.
Перед ней распахивался целый мир – мир чувств, эмоций, переживаний.
Разве это пальцы?
А потом она включала телефон и лезла в инстаграм в надежде увидеть новое небо. Ведь у него там на страничке только небо. Небо без облаков, небо с облаками, небо сквозь ветки деревьев.
Ничего. Никакого нового неба. Илья не обновлял свой аккаунт. Зато каждый раз, как только Таня загружала страничку, ее приветствовали слова Эйнштейна.
«Только две вещи бесконечны - Вселенная и человеческая глупость, хотя насчет Вселенной я не уверен».
Было чувство, что это написано специально для нее. Про ее глупость. Ее слепоту. Ее высокомерие.
Отшила? Что же… твой выбор.
Вот и сиди теперь.
А у него жизнь насыщенная.
Таня жадно читала все, что находила в сети.
«Я люблю спокойное утро, когда сделал себе кофе, не торопясь выпил, зарядил мозг и сел за инструмент».
«Балетная музыка очень иллюстративна. Я могу своим исполнением сделать различные оттенки и акценты, которые дополнят танец, сделают его более выразительным».
«Я был усидчивым ребенком и мог часами заниматься за фортепиано. И это дало свои результаты».
А в их интервью на радио он так не говорил. Это был не разговор, а бой. Мстил? Все время какая-то защита, нападение, ирония. Холод.
Воспоминания все время возвращались. И с каждым разом Таня все больше и больше чувствовала его отчуждение – в интонации, в словах, во взгляде.
А потом ставила музыку и слышала там теплоту и нежность. Разве холодный человек сможет играть тепло? Особенно если, как он сам утверждает, делает это только пальцами. Да еще ногами. Когда нажимает на педали.
Инстаграм не обновлялся. И где-то в личных сообщениях на ее аккаунте хранилось фото букета.
«У этого человека безупречный вкус», - сказала тогда мама.
Ах, мама, если бы ты знала…
В последние дни Таня как-то по-новому стала смотреть на отношения родителей, замечать нюансы, которые раньше проходили мимо ее внимания. Как мама смотрит на отца, как любит его невзначай коснуться. Как он, думая, что никто не видит, обнимает ее со спины и что-то шепчет. Наверное, у них такая легкая, веселая, гармоничная семья потому, что однажды родители нашли друг друга. Между мамой и папой все было легко и весело. И они сумели распространить это на детей и дом.
А у Тани? Как все будет у Тани? И будет ли?
В наушниках музыка Чайковского. «Август», чтоб его.
Таня пила кофе.
Напротив сел Женечка и, показывая рукой на часы, дал понять, что скоро эфир. Таня кивнула.
В наушниках Илья Королёв почти доиграл фортепианную пьесу. Сейчас ТТ сделает последний глоток, поднимется в студию и начнет общение с радиослушателями.
- Добрый день, сегодня за окном отличная погода. Ловите последние вольные деньки, ведь скоро школа, институты, университеты, новые заботы родителям и детям. Мы, в свою очередь, постараемся поднять настроение тем, у кого оно не очень, и еще больше повысить тем, у кого оно уже с утра отличное. Мы – это Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев.

***
Рука Элины, когда они вышли на поклон к рампе, была сухой, твердой, крепкой. Удивительно. Она же больше часа летала из одного края сцены в другой, но рука – сухая. У самого Ильи влажные спина и рубашка под пиджаком, а лицо, шею и руки он успел вытереть носовым платком.
Овация нарастает. Второй выход. Они поворачивают друг другу лица, улыбаются и снова, взявшись за руки, идут к рампе.
Как репетировали. Здесь все другое, и даже выход на поклон публике – другой. Ему объяснили несложные правила, как вести себя на сцене рядом с балериной, и Илья им следует, и ведет Элину так, как если бы он был ее настоящим партнером по танцу.
Хотя накануне премьеры, когда они по обоюдному решению решили после генерального прогона выпить по чашке кофе, Элина сказала, что она именно так и чувствует. Что он ее партнер по танцу.
- Понимаешь, - говорила она. Они как-то незаметно перешли на «ты», так было удобнее. – Твоя музыка – она несет меня, она меня подхватывает, поддерживает. Так что ты теперь тоже балетный, Илья! – смеется. – Ты и твоя музыка.
- Это музыка не моя, а Фредерика Шопена, - Илью слегка забавляет ее восторженность. И умиляет. Будто это не она старше его на восемь лет, а он.
- Шопен писал для всех, а Илья Королёв играет для меня! – безапелляционно парирует Элина.
Смелое заявление. Но справедливое.
На самом деле, Илье очень импонировало, насколько одинаково они понимали выбранную музыку. Возможно, «одинаково» - не совсем верное слово. Они понимали друг друга – это точнее. А еще Элина красивая, на самом деле красивая, он рассмотрел. И с ней увлекательно разговаривать, она умеет и рассказывать, и слушать. Этуаль без ума от Парижа – ожидаемо. Илья же предпочитает выступать в Новом свете или Японии. Они спорят, смеются, соглашаются и снова спорят. Наверное, в нее можно было влюбиться. Возможно, это стоило сделать. Если бы он умел.
А он не умеет влюбляться. Вот вздернуть себя на синем в белый горох банте – это запросто.
Третий выход. Элина встает на колено, он сверху смотрит на ее длинную шею. У балерин какая-то особенно красивая шея. А он вспоминает, как качается из стороны в сторону от шеи хвост длинных темных волос.
Ладно, не на сцене же об этом думать. Илья улыбается, слегка щурит глаза на вспышки камер из зала. Где-то там отец и мать. И Виктор Рудольфович. Перед этими тремя Илье не стыдно. Сегодня он выступил хорошо, он знает это.
Наконец спасительный занавес. Несколько глотков воды. Шумные поздравления, за кулисами уже толпы людей. Элина виснет у него на шее и, кажется, глаза ее влажны. Это немного неожиданно, но в целом приятно. Вокруг суматоха, поздравления, еще один выход на «бис», возвращение за кулисы. У задника сцены довольный Антон с оттопыренным пальцем одной руки. Другой он виртуозно уже что-то постит в инстаграм.
Даже в шуме и гвалте слышен голос профессора Самойленко, окликающего Илью.
- Браво, Илюша, браво! - рокочет он. – До этого дня стоило дожить.
Илья лишь качает головой на это дежурное заявление про возраст. Привык. Его удостаивают дружеского похлопывания по плечу, Илья не слишком жалует бурные объятья по поводу и без. А вот Элина с удовольствием тонет в медвежьих объятьях и комплиментах профессора Самойленко.
Подходит Антон и уже словами выражает свое одобрение. Он был в зале, он видел реакцию публики. Но Голованов слишком давно в этом деле, и он прекрасно знает, как создаются успех и сенсации. Поэтому кует железо, не сходя со сцены Большого. Сейчас – интервью для трех отобранных медиа-порталов. Послезавтра – тематическая фотосессия для промо балета. А через неделю их ждет северная столица и премьера в Санкт-Петербурге, в рамках благотворительного фестиваля «Северные сердца».
Спустя еще полчаса этот утомительный и волнительный день заканчивается, и, наконец-то, наступает благословенная тишина салона спортивного «мерседеса». Илья берет телефон. Там два сообщения. Многословное от мамы – но в нем каждое слово не только восторг матери, но и признание профессионала. Второе – от отца: «Я не заснул». Это – на вес золота.
Привычно заглядывает в инстаграм. Там у Татьяны Тобольцевой кипит жизнь – отчеты об эфирах, новости радиостанции. Ничего личного. Но оно там где-то тоже есть.
Гасит экран и трогает коробку передач.
Домой.

***
Питер встретил их дождем. Банально, но правда. За окнами машины темные улицы жирно блестели переливами огней в лужах. На плече Илье мирно сопела Элина. У него впервые на плече спала женщина, и это волновало. Как и город. Последний раз Илья был здесь лет в тринадцать, на олимпиаде по математике. Кажется, это было с другим человеком. Впрочем, нельзя сравнивать ребенка и взрослого. Но тогда и Санкт-Петербург, и Мариинский театр произвели на Илью колоссальное впечатление. Сейчас он словно возвращался на свидание с детством.
Элина на его плече сонно вздохнула. Илья покосился на нее. За несколько выступлений в Москве они сильно сблизились. «Я в тебя немножко влюбилась, - безапелляционно заявила Элина. – Но ты не пугайся, так надо. Даже Тони это понимает». Тони – бойфренд Элины, итальянский тенор. Наверное, она права, так надо. Выступления, может быть, именно поэтому имеют такой шумный успех. «Зал накрывает тончайшая аура любви, сотканная из музыки и танца», - так пишут газеты. Фраза, между прочим, принадлежит Антону, но он не афиширует свое авторство.
Хорошо, наверное, уметь влюбиться вот так. Чуть-чуть. Чтобы появилась магия, но не ломалась душа. Наверное, это талант. Илье он не дан. Он умеет только как самоубийца - с обрыва.
Элина снова ворочается, но не просыпается. Руки ее, сложенные на коленях, разжимаются, и Илья вынимает из расслабленных пальцев красочные буклеты. На первой же странице – фото крышки рояля, на которую небрежно брошены пуанты балерины и бабочка пианиста. Это фото Илье нравится. Другие работы из той же тематической фотосессии – не слишком. Могли бы ограничиться работой с роялем, пуантами и бабочкой. Стильно и элегантно. Но нет же, их с Элиной тоже заставили позировать. Этуаль не привыкать, она позировала спокойно, принимала указанные позы, улыбалась, когда говорили. Илья все эти чертовы полтора часа читал себе наставления о том, что без промоушена в современном мире не сдвинуться с места. И делал дыхательные упражнения. Не очень-то помогло, результатом фотосессии Илья остался недоволен. Но в этом вопросе он был в категорическом меньшинстве. Даже придирчивому Голованову понравилось. А когда Илья почитал комментарии в инстаграме, то тут же потребовал у Антона некоторые удалить. Илья допускал, что его исполнительские трактовки могут прийтись кому-то не по нутру. Но когда про него пишут «парень за роялем такой секси!!!» - это, простите, за гранью добра и зла. Как таким людям играть Рахманинова, если ты для них «секси»?!
Антон в ответ на просьбу разразился лекцией о работе с подписчиками, Илья ее не дослушал и махнул рукой. Он понимал – объективно Антон прав. Сцепи зубы и дыши. Мало ли, может кто-то к Рахманинову через «секси» приходит. И вообще, мог бы гордиться, что кто-то – и не один человек, между прочим – считает тебя привлекательным. Да только тебе все эти люди не нужны. Нужен один-единственный, но для него ты - «фото отвратительное».
Элина поднимает голову с его плеча, трет глаза – вне сцены девушка никогда не использует грим.
- Подъезжаем?
- Подъезжаем.
Элина забирает из рук Ильи буклет, разглядывает, наклонив голову.
- Мне нравится.
- Мне тоже, - отзывается Илья. А сам думает о том, что если бы на крышке рояля присутствовал отпечаток женских округлостей, то это придало бы фото новаторский характер.
Так, он же обещал Ване каких-нибудь снимков атмосферных из Питера отправить. Однако, трудно будет удивить сына профессионального фотографа.

***
Есть какая-то магия в возвращении в места, которые ты посещал ребенком. Зачастую – недобрая, разрушительная. То, что казалось в детстве значительным и удивительным, при повторной встрече тебе взрослому кажется незначительным или даже мелким, жалким. Так бывает с зоопарком или цирком. В детстве это вызывает в тебе неуемный восторг. Взрослым – в лучшем случае недоумение.
Но с Мариинским театром все обстояло не так. Тот детский восторг только преумножился. Илье нравилось все – и старое зеленое здание и новой футуристический комплекс, и переход над каналом между ними. И два памятника – тот, который сидит, и тот, который стоит, Римский-Корсаков и Глинка. А в Москве отдувается один Петр Ильич. В этом городе все другое, все иначе, и эту инаковость, эту тайну хочется разгадать. Илья дает себе слово вернуться сюда. И обязательно сходить в легендарный концертный зал консерватории – с мамой они тогда не успели туда попасть.
Город услышал эту клятву и принял тепло, радушно, словно наперекор суровым темным домам, моросящему дождику и упругому прохладному ветру с Невы. Кажется, здесь успех был даже сильнее, чем в Москве.
- Здесь более требовательная публика, - согласилась с его мнением Элина, мелким глотком пригубливая шампанское. Их трехдневные гастроли в северной столице, как и весь благотворительный фестиваль, завершаются балом. Такие мероприятия принято называть балами. Хотя от настоящих балов прошедших веков в них нет совсем ничего, кроме скопления публики, которая сама себя посчитала высшим светом, да желания этого света пустить всем пыль в глаза. Но тут есть и те, для кого это работа. В их числе Илья с Элиной. Медиа постарались: лица пианиста и балерины украшают собой огромный экран прямо напротив Мариинки – из всех участников фестиваля выбрали именно их промо. Потому что они, по мнению организаторов фестиваля, самые фотогеничные. Антон счастлив. Илья же отрабатывает положенное. В конце концов, провести время в красивом помещении с красивой женщиной, постоять пару-тройку минут под вспышками фотокамер и ответить на пару-тройку вопросов – не самый тяжелый труд.
Завтра пути их расходятся. Илья возвращается в Москву, Элина – в Милан, к жениху. Элину ждет аэропорт, а Илья решает возвращаться «Сапсаном». Он предпочитал при возможности наземный транспорт воздушному, не любил взлеты и посадки.
Когда на следующее утро «Сапсан» набрал крейсерскую скорость, пришло сообщение от отца.
«Ты неплохо смотришься на плакате на фоне Глинки».
«Папа, Глинка – тот, который стоит».
«Я помню только то, что сидит Чайковский. Мы тебя ждем. Встретит водитель. Не забудь купить маме подарок».
Илья улыбается. Он вспоминает, и эти воспоминания из детства накрывают вдруг таким домашним теплом, которое он сам - по неразумности, теперь понимает – считал инфантильностью.
«Ты не надумал покосплеить под Эйнштейна?»
«Сынок, твой папа слишком стар для этих новых слов. Но если ты про усы – то мама по-прежнему категорически против. Может быть, тебе она это простит».
Илья прячет телефон в карман с широкой улыбкой. А что, может, и в самом деле, отпустить усы? И бороду заодно. Как у Петра Ильича, который сидит.

***
Илья Юльевич стоял у окна в своем кабинете и смотрел на город. Он простирался внизу – огромный, меняющийся, бурлящий. Город, который несколько недель назад покорил его сын, подняв зал Большого театра.
Теперь это повторилось в легендарной Мариинке.
Что чувствовал он, следя за успехами сына? Много всего и разного. Как отец, был горд. Родителям вообще положено гордиться своими детьми, в случае же с Юней – невозможно было не восхищаться такими успехами. Как у него, у Ильи – дельца и прагматика, мог родиться настолько уникальный ребенок?
Все эти дни были наполнены новостями и их отслеживанием. Больше чем он сам – читала, слушала, смотрела Майя. Что чувствовала она, глядя на то, как самозабвенно сын претворял в жизнь то, что не удалось ей самой? Была ли Майя гениальной скрипачкой? Нет. Но мастером она была и при удачной раскрутке, грамотном подходе вполне могла бы выступать с сольными программами и иметь успех. Май отказалась.
Они говорили об этом давным-давно, всего один раз и больше к данному разговору не возвращались. Но Илья помнил. И знал ответ на вопрос «почему». Ему потребовалось несколько лет, чтобы понять это. Он мог бы все устроить лучшим образом, но Майя выбрала семью и его – Илью. А потом и вовсе ушла на преподавательскую деятельность. Так что, кроме материнской любви, чувствует Май, наблюдая за успехами своего ребенка?
Когда по телевизору показывали репортаж о фестивале в Петербурге и триумфальном выступлении Юни, Илья смотрел не на экран, он смотрел на жену, видел, что она почти перестала дышать, слушая новости, а потом на секунду прикрыла веки, под которыми прятались слезы.
А когда новости сменил прогноз погоды, Илья подошел, поцеловал Май в макушку и туда же сказал:
- Это была лучшая твоя премьера.
Машины внизу встали в привычную столичную пробку. Сколько времени люди тратят вот так, находясь обездвижено на дорогах?
И все же… Юня поступил на математический в экономическом ВУЗе. Хотя музыку выбрал окончательно и бесповоротно. Почему? Чувствует свою ответственность перед семьей?
Илья с каждым годом все отчетливее ощущал груз лет и неполадки со здоровьем. Вопрос «кому все передавать, когда настанет время» - не давал покоя.
Он не мог подрезать крылья сыну и тянуть мальчика в семейную корпорацию.
Но и раздать в чужие руки то, что так долго и кропотливо строилось – тоже не мог.
Наверное, однажды им придется очень серьезно поговорить. Но это позже, не сейчас.
Сейчас Юня должен насладится своим полетом в полной мере.
Сколько раз ему хотелось спросить: «Ты счастлив, сын?»
Не спрашивал. Не хотел лезть в душу. Илья всегда каким-то внутренним чутьем понимал, что даже у него – отца, есть четкие границы вхождения во внутреннее пространство Юни.
Он почти не ездил к нему, отдавая эту прерогативу Майе. Ей нужнее, ей было просто физически необходимо привезти что-нибудь вкусное, подбросить пару новых идей для концертов, купить модный джемпер.
Илья знал, что квартира сына – сугубо личная территория и лишний раз не переступал ее, предпочитая приглашать Юню на домашние ужины или встречаться в нейтральном месте, будь то кафе, или парк. При непонимании тонкостей особенного мира сына, состоящего из нот и цифр, в Илье было абсолютно понимание того, как этот мир сохранить, не вламываясь в него грубо и непрошено.
Илья Юльевич отвернулся от окна.
Разговор с Юней на тему того, кому и как передавать компанию, отложить можно, а вот работу и грядущее совещание – нет.

***
«Зал накрывает тончайшая аура любви, сотканная из музыки и танца…»
Дальше читать невозможно.
Аура любви, чтоб ее…
Аура…
Видела, все видела. Читала, смотрела, впитывала.
Овации в Большом. До дыр затерла ролик в сети, потому что там целых тридцать секунд показывали его за роялем.
Фестиваль в Питере – чистейший мазохизм. Больно, так больно, словно тебя заживо разрезают на кусочки, а выключить не получается – все равно смотришь до конца, слушаешь, читаешь. Жадно ищешь новости, знаешь, что после них станет плохо, а все равно ищешь.
Экран напротив Мариинки – музыкант и его муза-балерина. Как чудесно! Нет, правда, чудесно!
Фотосессия, кадры из которой стали прекрасными иллюстрациями к репортажам. У нее заголенные ноги, она лежит на крышке рояля. Он смотрит на нее.
У них роман. Точно роман. Как она на него смотрит! А сама-то – кожа и кости. Ни груди, ни попы.
Обнимать нечего – скелет. Но с симпатичным лицом, чего не отнять – того не отнять.
Тончайшая аура любви…
Все как сговорились, честное слово.
Женечка сегодня с утра до эфира:
- Помнишь, к нам приходили на интервью? Ты только посмотри, что пишут про балет!
- Потом прочитаю, сейчас некогда, что у нас на сегодня по розыгрышам?
- Какая ты сердитая.
А какой прикажете быть?
Где-то там под питерским небом гуляет человек, который умеет разговаривать музыкой. Он внимательный и вежливый со всеми. Столько интервью дал за последний месяц, столько всего наговорил. И совсем не так, как ей, без колючих взглядов и холодной иронии.
У него там все отлично – успех, этуаль, ночное питерское небо.
Это небо в сумерках и почти черный силуэт Петропавловской крепости он выложил в инстаграм.
Вся страница – сплошное небо.
Чем оно тебя прельщает, Илья? Тебя влечет туда – ввысь? К облакам? К солнцу?
А я земная. Так вот случилось. Нет полупрозрачной хрупкости в руках и плечах.
Не муза, не эльф, сижу в студии, разговариваю с радиослушателями. О простом, обыденном.
Что нравится делать в выходные? Какое кино посмотрели последним? Есть ли необычное хобби? А обычное?
А у тебя хобби есть, Илья? Есть, знаю, фотографировать небо.
Я теперь так много про тебя знаю. Спасибо Википедии и музыкальным сайтам.
Да ты настоящий принц – сын Ильи Юльевича Королёва и бывшей первой скрипки Большого театра.
У меня все проще, много проще.
Эфиры, правда, даются все тяжелее и тяжелее. Забиваются новостями о музыкальном фестивале. Но он уже почти закончился. Потом забудется. И станет полегче.
Сентябрь в Москве выдался дождливый. Синоптики обещали бабье лето, но неожиданно прохудилось небо.
Таня после эфира вернулась вся промокшая. Надо менять мотоцикл на машину.
- Я решила брать автокредит, - сказала она брату, который со скорбным выражением лица сидел на диване в компании тетрадей и планшета.
Начался учебный год, и – хочешь не хочешь – приходилось учиться.
- Слушай, кто придумал семинары в сентябре? Еще учеба толком не началась, а на завтра уже контрольную придумали. По двум лекциям!
- А ты на лекциях не был.
- Нет, конечно, мы репетировали. Но зато я их сфотографировал у тех, кто писал!
Таня улыбнулась. Невозможно было смотреть на брата и не улыбаться.
- И вообще, знаешь, у меня вдохновение. А тут нормативы. Экономика предприятия – черт ногу сломит.
Хорошо, что хоть у кого-то есть вдохновение.
- Новая песня? – Таня села рядом.
- Нет. Пока стихи. Это… в общем, про одну женщину. Есть такие женщины, которых видишь и все – мозг отшибает полностью. Вот послушай.
Она была видением из сказки,
Царица, по-французски этуаль…
Я б сочинил тебе сонату сновидений.
Конечно, если б дома был рояль.
Он так и не понял, почему Таня вдруг резко вскочила и вылетела из комнаты.
- Эй, ты куда?! Я тебе еще не показал фото, которое мне умник прислал из Питера! Ну тот, у которого ты интервью брала и который со смычком. Это один и тот же человек, между прочим. Ты представляешь, там у него такая шумиха, а он мне фото уличной рок-группы скинул. И даже маленькое видео прислал. Играют хуже, чем мы, и умник с этим согласился!
Но Таня не ответила. Она кинулась на кровать в своей комнате и заплакала.
А Иня продолжал вещать, через стенку было слышно:
- Как ты думаешь, если женщина старше, роман возможен? Я не про пиар, а про реальный роман.
Возможен, еще как. Эта Этуаль тоже намного старше Ильи и ничего! Все у них прекрасно.
Ужинать Таня не стала.
Сказала, что неудачно пообедала на работе и теперь болит живот. Ушла к себе.
Хотелось просто закрыть глаза и полежать в тишине. И чтобы все оставили в покое.
Но нет.
Сначала вломился брат и вопросом:
- Тебе точно котлету не оставлять? А то я голодный, у меня завтра контрольная, нужно мозг питать.
Потом папа:
- Давай, мама заварит тебе свой фирменный травяной чай?
Потом снова Иня:
- Слушай, я тут наткнулся на комментарий к умнику, какая-то дура написала: «Этот парень такой секси!!!» Умереть-не встать.
Таня кинула в него подушкой.
Что он вообще понимает в секси? Когда так играют тебе, пойдешь, не оглядываясь.
Потом пришла мама с чаем.
Она поставила чай на столик, присела рядом, коснулась головы и тихо сказала:
- Это часто бывает больно.
Почему-то показалось, что мама говорила вовсе не о мнимом отравлении.

***
Мама расстаралась. Ужин был приготовлен ею собственноручно, и весь состоял из любимых блюд Ильи. Она засыпала его вопросами, и шампанское согревалось в бокалах, пока сын рассказывал, а мать – слушала. Лишь наговорившись всласть, Илья вспомнил про подарок. Он зашел в Питере в фирменный бутик императорского парцелинового завода на Невском и купил маме в подарок… балерину.
- Решил пополнить коллекцию маэстро Всеволода? - хмыкнул отец. Шампанское в его бокале тоже было едва тронуто. Выглядел Илья Королёв-старший довольным, но для того, чтобы понять это, надо самому быть Королёвым.
- А может быть, это пагубное влияние Андерсена? – парировал Илья Королёв-младший. Про ежегодные фарфоровые подарки маме от ее сокурсника, а ныне преуспевающего музыканта Всеволода Шпельского он, конечно, помнил. – И тебе я подарю стойкого фарфорового солдатика?
- Это грустная сказка, не будем ее вспоминать, - решительно прервала их разговор мама, вдоволь налюбовавшись подарком. - Сейчас я уберу прелестную девушку на полку, и мы будем пить чай.
Это был теплый семейный вечер, который неожиданно сгладил и немного разбавил ту горечь, что скопилась в жизни Ильи – в жизни не блестящей профессиональной, а тайной, личной, где все у него было далеко не так блестяще, как на сцене.
Домой Илья вернулся в благостном расположении духа.
А через два дня умер Сатурн.
_________________