Книга судеб 3 (приключения, ИЛР)

 » Потерявшие голову

Глава 2

«Потерявшие голову»

1 апреля 1773 года

Чарльз Говард-младший почувствовал во сне внезапный холод. Он пошевелился, но не проснулся. Затем был шум льющейся воды и сырость. Лорд Говард попытался открыть глаза, но не смог. У него свело левую стопу. Вся подошва изогнулась и пальцы напряглись. Боль в стопе была невыносимая, казалось, что сейчас лопнут жилы. Боль заставила его проснуться. Потолок вращался, в ушах стоял звон, словно били в колокола. Чарльз пытался сфокусировать зрение и через какое-то время ему это удалось.
- Черт возьми! Что происходит? – он хотел сесть, но судорога в ноге не позволила это сделать. – Почему сыро? Откуда вода? Канальи, прекратите сейчас же!
Чарльз Говард-младший дернулся, оперся левой ногой обо что-то твердое. Наверное, это была спинка кресла, стоящего в изножье кровати. Спазм мышц стопы уменьшился, он смог рассмотреть окружающее. Это его спальня в Норфолк-Хаусе. По комнате ходят слуги. Некоторые из них с полотенцами, некоторые с губками. Двое лакеев с кувшинами воды. Он понял, что они делают. Моют его прямо в кровати! Первые протирают его грудь, живот, плечи и ноги влажными полотенцами с мылом, вторые работают губками, третьи смывают водой из кувшинов. Вот почему холодно и сыро.
- Мерзавцы! Скоты! Кто вам дал право прикасаться ко мне? – Чарльз Говард-младший перевернулся на бок. Головокружение резко усилилось, начало тошнить. Голова теперь не только звенела, но и гудела, налилась свинцом. Сколько он выпил вчера? Кто его доставил домой?
- Я дал им это право и приказал, - голос отца прозвучал совсем рядом, у изголовья кровати. – Ты грязный, как свинья. От тебя разит, как от помойной ямы. Ты совсем безмозглый! Безголовый! Эти пьянки, разгул, шлюхи, дурная компания, твои эскапады, скандалы. Ты пристаешь к приличным женщинам. Три уважаемых джентльмена искали тебя, чтобы вызвать на дуэль. Три! Чтобы избавиться от них, я истратил за месяц целое состояние.
Чарльз Говард-младший хотел было вскочить, заорать, ударить этих проклятых лакеев, таскать их за волосы, пинками выгнать из комнаты. Он хотел высказать отцу все, что он думает о его ханжестве, придирках, нотациях. Но не мог. Стены комнаты вращались, а вместе с ними вращались, как в удивительном сне, слуги в ливреях, с полотенцами, губками и кувшинами. Его вырвало прямо на подушку. Потом еще раз.
- Господи Боже! Ты совсем опился, оскотинился! – отец стучал кулаком в стену. – Все, с меня довольно! Я сокращаю твое содержание вдвое! С сего дня! Равно наполовину! И не смей брать в долг, писать расписки, присылать ко мне лавочников и торговцев. Я не заплачу не пенни сверх того, что ты будешь получать! Ты меня слышал!
Лакеи зашушукались и отошли от кровати. Дверь хлопнула. Это ушел отец.

* * *

1 апреля 1773 года

Сьюзен Чарльтон нужна было передышка. Нет, она не уставала физически. С девочками постоянно были кормилицы, няня, служанки, к ним приходила мать, ее милость графиня. Просто вдруг возникало ощущение, что ее молодость закончилась, что теперь всегда будет Брэмптон Брайан Холл, разговоры о детских болезнях, чужих и своих детях, режущихся зубах, беседы с экономкой о меню на день, какие продукты исключить, чтобы лучше восстановить фигуру после родов.
Когда отец в очередной раз собрался в Лондон, она удивила родителей, заявив, что поедет с ним, чтобы повидать подруг и просто развеяться. Лицо матери вмиг окаменело, в глазах появилось подозрительное выражение. Отец пожал плечами и сказал, с недоумением. – Разве такие молодые матери выезжают в свет, дочь моя?
- Я не собираюсь танцевать на балах до мозолей на ногах, батюшка, - Сьюзен скорчила недовольную гримасу. – Через месяц я еду к Фрэнсис. Сама не знаю почему, мне нужна смена обстановки перед этим визитом. Луиза пишет, что у них все относительно спокойно, но могу я…
- Не можешь, учитывая то, что случилось в прошлом году, когда тебя понесло, как норовистую лошадь, - мать смотрела на дочь осуждающе, глаза метали молнии.
- Пусть едет, если хочет. Я проведу в городе всего четыре дня, - отец стоял у окна, заложив руки за спину. – За четыре дня, что может произойти?
- Со Сьюзен? – вскинула брови ее милость графиня. – Что угодно, любовь моя. Ты еще не уверился в этом? Как мне тебя уверить? Может быть, начать говорить неделикатно и называть вещи своими именами? По твоему мнению, супруг мой, у нее теперь есть голова на плечах только потому, что она родила?
- Мама! – Сьюзен вспыхнула и выбежала из комнаты.

* * *

2 апреля 1773 года

- Кто родился безголовым, безголовым и помрет, - Генри Свит насвистывал и пел, забрасывая удочку в реку. – А кто головы лишился, без башки не проживет.
Клев в апреле был неважный. Особенно сегодня. Река наполнилась водой, но вода еще не прогрелась, ветер дул по течению, что мешало рыбной ловле. Нужно было найти место с суводью, но время поджимало. Река Уай ему не нравилась, а других мест для рыбалки в Холм-Лейси он не знал.
Фрэнсис гуляла на лугу под руку с Луизой Тарле. Обе в смешных чепцах, как две старые клуши. Француженка что-то бойко щебетала, леди Говард кивала головой, как попугай. Они увидели Генри, Луиза показала на него рукой и женщины пошли прямо к Смиту. Он поморщился. Похвастаться ему нечем.
- Что тут у нас, достопочтенный Смит? – леди Говард с усмешкой смотрела в пустое ведро для рыбы.
- Да, Генри, где рыба? – Луиза закатила глаза. – Зачем тебе удочка, если ты ничего не можешь поймать?
- Я не достопочтенный, леди Говард, - буркнул Генри. – В тот день, когда я стану достопочтенным, возьмите пистоль и пристрелите меня. Окажете большую услугу королю и стране. А рыба… Я только что пришел. Вы сговорились, ей Богу, увидели меня и сразу стали преследовать, чтобы посмеяться.
- Я не люблю смеяться над собой, - Фрэнсис пожала плечами. – Но надо же над кем то посмеяться время от времени..
- Генри сделал несколько коротких кивков в сторону Луизы и подмигнул леди Говард.
- Еще что придумали? – Фрэнсис плотнее прижала к себе локоть Луизы. – Смеяться над своей компаньонкой? Над женщиной, которая расчесывает и укладывает мне волосы? Вы бы стали такое делать?
- Нет, конечно, - Генри вздохнул. – Но в тот день, когда мне уложат волосы, опять же, возьмите пистоль и…

* * *

У клавесина фирмы Киркмана был сочный, красивый тембр. Девушка, которая играла на нем, делала это с мастерством. В музыкальном салоне было душно от множества людей. Слуги то и дело меняли свечи, предлагали посетителям закуски. В начале вечера гости хозяйки сидели на стульях вокруг инструмента и внимательно слушали, но через час разбрелись по залу и занялись любимым делом – болтовней.
Лейтенант Джозеф Шенк смотрел на женщину, разговаривающую с его родственницей на другом конце зала. Прекрасная голубоглазая блондинка, одетая в изысканное лиловое платье, с драгоценными камнями в волосах и одежде и жемчужным ожерельем на грациозной шее. Неужели Патриция права, и это она? Неужели она его жена? Простого, скромного старшины с «Эдвенчур?»
Джозеф Шенк еще не до конца поправился после возвращения с мыса Доброй Надежды. Он быстро уставал, голова была неясной, как будто ее наполнили утренним туманом. Ему плохо спалось. То, что пришлось покинуть экспедицию капитана Джеймса Кука из-за болезни, угнетало его больше чем болезнь. Он наизусть помнил приказ, который завершил службу.
«От капитана Джеймса Кука лейтенанту Джеймсу Берни. Принимая во внимание то, что я назначил второго лейтенанта шлюпа Его Величества "Эдвенчур" первым лейтенантом вместо мистера Джозефа Шэнка, который получил мое разрешение вернуться домой для восстановления своего здоровья, настоящим назначаю вас вторым лейтенантом упомянутого шлюпа его Величества "Эдвенчур". Требую от вас, прежде всего, чтобы вы взяли на себя ответственность и командование...
Вручено моей рукой на борту шлюпа Его Величества "Резолюшн" в Столовой бухте, на мысе Доброй Надежды, 18 ноября 1772 года».
«Ну ладно, надо все выяснить». Джозеф Шенк встал с кушетки, пересек зал и приблизился к очаровательной блондинке. – «Добрый вечер. Не представите нас, кузина?»
- С удовольствием, кузен, - Патриция улыбнулась. – Кузен, это госпожа Сьюзен Чарльтон. Сударыня, это мой кузен, лейтенант флота Джозеф Шенк».
Новая знакомая смотрела ему в глаза и улыбалась. Услышав слово «флот» из уст кузины, она вмиг перестала улыбаться.
- Господин Шенк, - она сдержанно кивнула.
- Сьюзен Чарльтон? – Джозеф выдавил из себя улыбку. – Простите, сударыня, вы не состоите в родстве с Персифалем Чарльтоном?»
- Состою, сударь, - у нее был такой вид, что Шенк пожалел, что подошел. – Я его жена.
- Жена Перси? –она застыла с протянутой рукой, словно была женой Лота. Джозефу оставалось лишь поцеловать ее руку.
- Вы знаете моего мужа, сударь? – она убрала дрожащую руку.
- Да, хорошо знаю. Мы служили на одном корабле несколько месяцев назад. Это был «Эдвенчур» капитана сэра Тобиаса Фюрно, из эскадры капитана Джеймса Кука. Перси служит на нем старшиной, помощником мастера Уильяма Офорда. Простите, сударыня, Перси говорил, что женат, н я и подумать не мог, что он женат на дочери графа Оксфорда и Мортимера. Ваша семья, она такая… Я совершенно не могу представить вас вместе».
- Тем не менее, он мой муж, - голос Сюзен Чарльтон звучал еле слышно, она с трудом дышала. – Он говорил обо мне?
- Почти ничего, просто сказал, что женат. Перси не любит хвастаться или распространяться о себе. Перси - замечательный плотник. Один из лучших, которых я знал. Может быть, даже лучше мастера Офорда. Вся команда обожает Перси. Он, как это сказать, умеет молчать в нужную минуту, поддержать добрым словом. И собеседник отличный, говорить с ним о книгах – одно удовольствие. Но простой старшина, у которого жена - дочь графа… - Джозеф Шенк смотрел ей прямо в глаза. – Я и помыслить не мог, что в вашей семье, сударыня, может быть флотский старшина.
Сьюзен хотелось броситься через весь зал и спрятаться куда-нибудь, сгореть от стыда. Она смотрела в глаза лейтенанта Шенка и видела в них упрек. Что он подумал о ней? Ее муж в дальнем походе, в холодных опасных морях, простой старшина на корабле, трудится в поте лица, а она развлекается на музыкальном вечере, в дорогом платье, вся в драгоценностях!
- И где сейчас, по вашему мнению, его корабль, лейтенант? – Сьюзен спросила машинально, зная, что не нужно задавать этот вопрос.
- Когда я по болезни сошел на берег в крепости Доброй Надежды, они направлялись к малоизведанным местам, в самое сердце ледяных морей. Я молюсь каждый день, чтобы они вернулись живыми и невредимыми. Но будьте спокойны, сударыня, капитан Тобиас Фюрно один из лучших на флоте, а «Эдвенчур» очень надежен, - Джозеф Шенк поклонился. – Прошу меня простить, сударыня, я себя неважно чувствую.
Сьюзен тоже чувствовала себя неважно. Нужно срочно ехать домой и постараться забыть взгляд лейтенанта Джозефа Шенка. Мать была права. Ей не стоило показываться в Лондоне.

* * *

6 апреля 1773 года

«Эдвенчур» собирался бросить якорь в проливе королевы Шарлотты, условном месте встречи кораблей в случае разделения. Перси Чарльтон вышел из трюма на корму подышать свежим воздухом. Как сказал матрос Робин, бывший с капитаном Джеймсом Куком в этих краях в прошлое плавание, сейчас здесь осень, период сбора урожая. Представить это сложно. В Англии весна, а тут осень. Солнечных дней мало, часто идут дожди. Вот и сейчас дождик моросит. Довольно прохладно.
Перси задумался. Ровно год назад они с леди Сьюзен Харли обвенчались. Он теперь уже не молодожен, а семейный человек со стажем. Если беременность и роды у леди Фрэнсис и леди Сьюзен прошли успешно, детям исполнилось по полгода. Режутся зубки, у нянь бессонные ночи. Где они все? Как живут?
Перси вздохнул. Может быть, существует способ жить отдельно с леди Сьюзен без скандала, тихо и мирно. После этого можно уговорить ее поделить детей, забрать своего ребенка и уехать. Устроиться на верфь в Вулвиче, зарабатывать своим трудом. Граф и графиня Харли, разумеется, не в восторге, что им достался такой зять, как он. Леди Сьюзен связана с наследником герцога Норфолка, лордом Говардом. Наверное, их связь продолжается. Лорд Говард – человек вспыльчивый и гневливый. Как он поведет себя, если на горизонте покажется муж его любовницы, трудно сказать. Сколько продлится поход? Три года? Четыре? Если он, Перси, вернется из моря в Англию со своим флотским рундуком, они все уж точно не обрадуются. Им, пожалуй, больше бы понравилось, если бы Перси обзавелся другим рундуком, которым владеет Джон Дэвис. Перси усмехнулся, вспомнив, как они с мастером Уильямом подкалывают друг друга этим самым рундуком. Джон Дэвис у английских моряков – морской дух, дьявол. А рундук Джон Дэвиса – морское дно, безымянная водная могила. В нее помещается сколько угодно моряцких душ.

* * *

9 апреля 1773 года

Остров Мотуара находится прямо на входе в пролив королевы Шарлотты в Новой Зеландии. Он очень маленький, всего сто пятьдесят акров земли, но весьма важный для обитающих в этих краях племен туземцев. Расположение острова таково, что он является торговым и перевалочным пунктом туземцев, путешествующих по морю между островами на вака, длинных плоскодонных лодках. У них тут своя коммерция. Никаких денег. Обменивают каменные и деревянные орудия, вака, нефрит, рыбу, дичь. От нас им нужны пустые бутылки, ножи, посуда, гвозди, на которые они без раздумий обменяют родную мать.

«Резолюшн» и «Эдвенчур» в проливе королевы Шарлотты

На Мотуара есть несколько действующих и заброшенных туземных поселков с примитивными хижинами, называемыми каинге, а также возвышенность, с которой удобно наблюдать окрестности, и хорошие пляжи для высадки. В свой первый поход в эти моря капитан Джеймс Кук был на Мотуара и устроил на острове огороды для выращивания овощей. Когда «Эдвенчур» прибыл к Мотуара и встал на якорь рядом с островом, отряд разведки, посланный сэром Тобиасом Фюрно, нашел эти огороды. Туземцы не пытались за ними ухаживать, огороды были совершенно заброшены. Капитан приказал привести их в порядок.
Два дня шла расчистка места для лагеря на острове. Устанавливали палатки. Занимали и приводили в надлежащий вид каинге, давно покинутые туземцами. На «Эдвенчур» много больных. В основном болеют цингой. От нахождения в трюмах, где после дождей довольно сыро, больным становится совсем худо. Сэр Тобиас считает, что на свежем воздухе, пусть и осенью, им станет лучше. Корабельный врач, мастер Эндрюс, уверен, что это полная безнадега. Доходягам уже ничто не поможет, так он сказал.
Цингой болеют те члены команды, которые отказываются принимать от нее средства. Таких немало. Они скорее умрут, чем начнут жевать крут, сельдерей или другие овощи.
- Перси, ты хорошо припрятал ящик? – боцман Эдвард Джонс смотрел на юношу с тревогой. – Укутал тканью, как я и сказал?
- Да, мастер Джонс, как вы и сказали, - Перси сидел на корме лодки, за его спиной лежал небольшой ящик с гвоздями, спрятанный под тряпьем. – Буду незаметно заводить руку за спину, брать по одному гвоздю и передавать вам. Мастер Уильям их лично пересчитал перед тем, как отпустить меня на это дело. Гвозди нам самим нужны.
- Молодец, с этими дикарями нужно держать ухо востро, - боцман посмотрел на мичмана Рау. Тот был мрачен. Рядом с мичманом, слева от него, лежало заряженное ружье, за поясом торчал пистолет. Сидящий в лодке возле Рау лейтенант Джеймс Берни взял пистолет и шпагу. У Перси тоже были пистолет и шпага, а у боцмана абордажный тесак. Туземные вака приближались.
Дикари вели себя шумно и суетливо. Их вака были заполнены рыбой, деревянными копьями без наконечников, по сути, просто заточенными палками, свертками из больших листьев, в которых были фрукты. Сэр Тобиас настоял, чтобы они привезли для обмена именно фрукты. Необходимы были средства от цинги.
- Перси, дай один гвоздь. Кажется, договорились, - лейтенант Берни подмигнул Чарльтону.
Лейтенант Джеймс Берни, взятый на борт с «Резолюшн» на «Эдвенчур» на мысе Доброй Надежды после того, как команду покинул больной Джозеф Шенк, был ровесником Перси. Перси за этот год значительно возмужал и окреп. Оброс, как говорит Офорд, «мясцом и жирком». Джеймс Берни же был настоящим крепышом, бойким английским парнем. Ему исполнилось двадцать два года, отцом Берни приходился Чарльз Берни, писатель и музыкант. Опыт и умения Берни не подвергались сомнению никем на корабле. С четырнадцати лет он был моряком, мичманом, служил на флоте в колониях в Америке и на Средиземном море. На «Эдвенчур» он командовал морскими пехотинцами. Навыки стрельбы и обращения со шпагой у Берни были превосходные. С Перси он дружил и восхищался умением «джентльмена Чарльтона» точно стрелять из любого оружия без должной тренировки.
- Отдаю бутылку за десять свертков с фруктами, - боцман Джонс взглянул на командира обменной команды, мичмана Рау. Тот кивнул.
И тут Перси заметил на носу туземной вака странного старика. Он сидел неподвижно, скрестив ноги, между ног у него лежал круглый сверток из листьев. Когда Перси взглянул на этот сверток, у него, почему то, все похолодело внутри, а по коже побежали мурашки. Он встретился глазами с Берни и перевел взгляд на сверток в ногах старика.
- Что там у тебя? Покажи! – Берни привстал в лодке. Вака и корабельная лодка стояли борт-в-борт. Старик обнажил редкие гнилые зубы и засмеялся. Берни схватил сверток за край листа и потянул на себя. Лист остался в руке Берни и Перси, Рау, Джонсон увидели содержимое свертка. Это была отрезанная человеческая голова. Туземцы начали кричать и возносить руки к небу. Берни стоял в лодке с открытым ртом, потрясенный, до глубины души.
- Отчаливай, Джонс, - процедил сквозь зубы Рау. – Хватит, наторговались! Говорил я сэру Тобиасу, нельзя иметь дело с дикарями. Они нам еще мясо предлагали. Чье это мясо, хотел бы я узнать.
Джонс взял в руку тесак, помотал головой в ответ на крики туземцев и оттолкнул ногой корабельную лодку от их вака. Перси схватился за весло.

 » Болезнь

Глава 3

«Болезнь»

2 июля 1773 года

Оспа была всегда. В Лондоне от оспы умирали каждый день, и источники заразы существовали повсюду. И в трущобах, и в фешенебельных кварталах города. В 1773 году в городе проживало больше семисот двадцати тысяч жителей. За 1772 год от оспы в Лондоне умерло почти четыре тысячи человек.
В Брэмптон Брайан Холл оспа пришла в начале лета. Заболел поденщик, нанятый для полевых и садовых работ. Его заперли в сарае на окраинах деревни и сообщили четвертому графу Оксфорду и Мортимеру. Эдвард Харли не замедлил лично убедиться, что это оспа, а не «французская болезнь», корь или что то другое. Его карета остановилась в пятнадцати шагах от сарая, поденщику приказали выйти и предстать перед хозяином поместья. Щурясь на ярком солнце, несчастный показался в дверях.
- Стой там! – крикнул кучер. Граф вышел из кареты, посмотрел на больного и ужаснулся. Голова, шея, область ключиц, вплоть до ворота рубахи были покрыты сплошной коростой медного цвета, гнойной и омерзительной. На голове остались лишь очаги волосяного покрова. Как будто сквозь узкие щелочки, из-под этой страшной «маски», на Эдварда Харли глядели полные страдания глаза.
- Окажите ему всю необходимую помощь. Но с соблюдением мер предосторожности. Строгий карантин! – его милость отдал указания управляющему Джонсону, сидевшему верхом рядом с каретой, запрыгнул в карету и поспешил в Брэмптон Брайан Холл.
Через четверть часа в гостиной собрался семейный совет.
- Сьюзен делали вариоляцию в 1557 году, - ее милость закрыла глаза и откинулась в кресле. – Ее можно допустить к детям. Кормилица, няня и служанки вариоляцию не проходили, им нельзя в детскую.
- Верно, - граф Оксфорд и Мортимер посмотрел на дочь. – У тебя будут трудные дни, дорогая дочь. Ты справишься с кормлением, всеми остальными заботами, дочь моя? Мы внизу обеспечим полную чистоту, все будут кипятить и тщательно мыть, но в детской ты останешься одна.
Сьюзен Чарльтон не выглядела расстроенной. – Это будет сложно, я понимаю, но если необходимо, я должна.
- Я знаком с Джоном Хантером, членом Королевского общества, хирургом, - граф ходил по комнате в волнении, то и дело, поправляя парик. – Это замечательный хирург. Он заверил меня, что будет в моем полном распоряжении при необходимости. Может быть не поздно, а даже и необходимо начать вариоляцию слуг. Тех, кому ее не делали.
- Они могут отказаться, Нед, - графиня махнула рукой. – Ты же пытался три года назад. Слуги чуть не устроили бунт, а повариха уволилась. Помнишь, что они говорили тогда? Что от вариоляции умирает больше людей, чем от оспы.

Вариоляция оспы

- Помню, но тогда здесь не было моих внучек, - его милость вздернул подбородок. – Кто не пожелает пройти вариоляцию, может убираться к чертям собачьим. На их место всегда есть желающие.
- Прежде чем рубить с плеча, папа, - Сьюзен подошла к отцу и обняла его за плечи. – Побеседуй со своим ученым хирургом. Возможно, вариоляцию делать поздно и нужно ждать пока заболеют те, кто заразился.
- Только бы не дети. Господи Боже, только не дети! – по щекам графини катились слезы. – Нед, собирайся в Лондон.

* * *

6 июля 1773 года

Больница Святого Георгия в Лейнсборо-Хаус на Гайд-Парк-Корнер была переполнена. Величественное здание в классическом стиле, с массивными колоннами, широкими пилястрами и треугольным фронтоном посередине выступающего портика, находилась на удалении от центра Лондона.
Четвертый граф Оксфорд и Мортимер стоял у окна в кабинете шотландского хирурга Джона Хантера и смотрел в окно за тем, как очередь больных в сопровождении родственников и друзей тянулась к главному входу на консультацию. Джон Хантер сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и в задумчивости крутил в пальцах правой руки небольшой инструмент. Это было фигурное стальное лезвие с острым кончиком, по бокам его крепились две узкие деревянные пластинки, между которыми можно было спрятать нож.
- Знаете, ваша милость, мы в Англии не изобретали вариоляцию. Этот способ прививки оспы здоровому человеку от больного придумали в Османской империи. Брат леди Монтегю умер от оспы, сама она заболела через два года после брата, и ее лицо сильно пострадало от оспенных шрамов. Леди была в нашем посольстве в Турции. Это она предложила делать вариоляцию в Англии. – Джон Хантер потрогал кончиком пальца острие лезвия. – И вот что важно. Глубокие разрезы и проколы, когда много гноя больного заносится в рану прививаемого, опасны. Нужно лишь слегка надсечь кожу, использовать самый кончик и гноя для вариоляции взять совсем чуть-чуть. Тогда тяжелых осложнений не будет.
У Джона Хантера был высокий умный лоб, немного кривой нос, волевой подбородок и живые, проницательные глаза.
- Я слышал, вы даете уроки в своей собственной анатомической школе, как ваш брат, - Эдвард Харли посмотрел на шотландца, как он трогает пальцем лезвие. – Не боитесь подхватить оспу?

Доктор Джон Хантер

- Нет, не боюсь, сейчас инструмент безопасен, - хирург улыбнулся. – А в своей анатомической школе я веду занятия почти девять лет. Что касается вашего поместья, граф, сейчас нет смысла делать вариоляцию. На улице очень жарко. Людей после вариоляции придется запереть на две недели в помещении без права выхода. Вы к этому готовы? Многие из них заболеют оспой, и вы не поймете, кто из них заболел от прививки, а кто заразился от приезжего из Лондона. Если будет вспышка болезни сразу по двум причинам, вас обвинят в этом. Лучше подождать три-четыре месяца, убрать урожай, завершить все работы и тогда, со спокойной душой, обратиться к моим помощникам. Они все сделают в лучшем виде. Никаких грязных инструментов, прикладывания к ранке монет, намазанных гноем, повязок с мазью шарлатанов и прочей чепухи.

* * *

Приступ тоски у Фрэнсис начался с начала июля, когда посыльный привез письмо, что визит Сьюзен в Холм-Лейси-Хаус откладывается. Генри Смит прочел записку и сказал за завтраком, смеясь, что это сущий пустяк, кто-то из горничных простудился и начал кашлять, графиня решила из-за этого отложить поездку, чтобы Сара и маленькая Сью не заболели в дороге. Луиза согласилась с ним, что ничего страшного, можно подождать, но когда они переглянулись, как заговорщики, Фрэнсис поняла, что причина задержки другая. Она попросила Генри дать ей прочесть письмо, но он показал на камин и развел руками. Дескать, он уже сгорело.
Тогда Фрэнсис стала хандрить. Ей казалось, что у нее раньше времени начались женские дни. Все внизу живота тянуло. Мышцы спины болели от постоянного напряжения, сидеть больше десяти минут она не могла, нужно было менять позу, вставать или ложиться в постель. Появилось несварение желудка. Колики в животе, вздутие живота, какие то неприятные ощущения вокруг пупка. Вслед за этим были головные боли. День за днем, едва ощутимые при пробуждении, к обеду они становились сильнее, а вечером она лежала с холодным мокрым полотенцем на лбу. Немели кисти и стопы. Кололо в груди. В горле постоянно стоял ком. Заходил отец, Чарльз Фицрой-Скудамор, приводил местного доктора, но тот только качал головой и бормотал, что сие не болезнь, а меланхолия, а точнее ипохондрия. Фрэнсис ему не верила. Было совершенно ясно, что он ничего не смыслил в медицине и осматривал ее лишь для вида, даже не пытался подумать, что могло быть с ней не так. Доктору нравилось слово «ипохондрия», он за него ухватился, а она была тяжело больна, между прочим.
Генри усилил за ней слежку, он опять не спал по ночам и отсыпался днем, когда его меняла Луиза. Фрэнсис хотелось с кем-то поговорить, рассказать, что с ней происходит, поделиться своими ощущениями, но Луиза для этого не годилась, потому что в ответ молчала и кивала головой, иногда лишь бормоча «да уж», «действительно», «понимаю» и прочие, ничего не значащие слова. Смит для медицинских бесед подходил лучше. Он спорил с ней, но не убеждал, что она страдает ипохондрией, а высказывал разные предположения о природе ее болезни, главным из которых было то, что все ее, Фрэнсис, ощущения были настоящими, но болезнью не являлись. Как он рассуждал, человек в течение дня много раз что-то испытывает или чувствует, но когда он не беспокоится о своем здоровье, чем-то увлечен или занят, ему не приходит в голову, что это заболевание. – Ну, кольнуло, мурашки пробежали по спине, в животе что-то заурчало, - смеялся Генри. – Думаете, миледи, такое со мной не бывает? Да если бы я рассказал вам, что я чувствую иногда, когда выпью лишнего, или съем что-то несвежее, на руке своей усну или спину потяну, у меня рот бы весь день не закрывался, я бы жаловался и жаловался.
- Я не жалуюсь, - обижалась Фрэнсис. – Ты не понимаешь, вот и все.
- Понимаю, еще как понимаю, - с серьезным видом говорил Смит, и их беседа начиналась сначала. Но это был живой разговор. Он не излечивал Фрэнсис, но ей становилось лучше.
7 июля, после обеда, когда Луиза ушла в деревню к одной старой деве, Элизабет Хэнкок, с которой они часто пили чай, читали книги и занимались шитьем, Фрэнсис опять завела разговор с Генри о своей болезни. Он какое то время слушал, а потом вдруг внимательно посмотрел на нее и неожиданно произнес. – Я знаю, что могло бы вам помочь, леди Говард, но боюсь советовать такое. Вы, все-таки, моя хозяйка.
- И что же мне может помочь? – фыркнула Фрэнсис.
- Вы не разозлитесь, не бросите в меня вазой, не прогоните? – Смит с сомнением засмеялся. – Скажу, если пообещаете держать себя в руках.
- Говори, я уже столько слышала твоих грубостей и глупостей, что хуже не будет, - Фрэнсис пожала плечами. – Обещаю держать себя в руках.
- Вам нужно побыть с мужчиной, - начал Смит и усмехнулся, когда Фрэнсис покраснела, как вареный рак.
- Ты намекаешь на супружеские обязанности? – Фрэнсис готова была вспылить. – Ты забыл, что я не переношу этого мерзавца Чарльза Говарда? После всего того, что он сделал? Я не могу его видеть, не то, что лечь с ним в одну постель.
- Супружеские обязанности может выполнять не только супруг, - Генри с интересом наблюдал реакцию леди Говард на свои слова. – Если ваш муж сослал вас в Холм-Лейси-Хаус, вы ему не нужны, а ваш отец считает, что вы впали в ипохондрию, меланхолию и нужно вас от всего и всех ограждать, разумная женщина поискала бы соучастника постельных забав среди тех, кто рядом.
- А рядом, разумеется, ты? – леди Фрэнсис кипела от бешенства, но сдерживалась. – Я права, Смит?
- Вы сами сказали, - он самодовольно ухмылялся. – И я не отрицал, что вы мне нравитесь. Я высокий парень, вы мне под стать. Оба красивые. Мы знакомы не первый день, все друг о друге знаем, никаких тайн. Только скажите, и я помогу.
- Нет, я сейчас умру на месте от этой наглости, - леди Говард вскочила с кресла и поискала глазами что-нибудь тяжелое. Залепить Смиту пощечину она опасалась, он был силен, как бык и легко выкрутил бы ей руку.
- Вы обещали, миледи, - Генри покачал головой. – Это просто предложение. Можно сказать, лекарство из моего жизненного опыта. Когда я напряжен, грущу, плохо сплю или хандрю, мне одной жаркой ночки на пару недель хватает. И это такая микстура, миледи, ее не нужно покупать у аптекаря, она не портится, всегда со мной.
- Неужели я это слушаю? – Фрэнсис молитвенно сложила ладони. – Господи Боже, этот мужлан предлагает мне себя, как будто я горничная или молочница.
- Вы гораздо прекраснее и интереснее любой горничной, - Генри улыбался белозубой улыбкой. – Иными словами, миледи, если надумаете, только позовите старину Генри и намекните, что вам холодно одной в постели.
- Нет, это чудовищно! – Фрэнсис всплеснула руками и выскочила из столовой.
В ту же ночь в Холм-Лейси-Хаус они стали любовниками. И случилось это именно так, как предложил Генри Смит. В два часа ночи, ворочаясь с боку на бок, не в силах уснуть, Фрэнсис прошлепала босыми ногами к его комнате, постучала, приоткрыла дверь и шепотом сказала. – Мне холодно, Генри.
Он не спал и мигом вскочил на ноги. Фрэнсис не успела опомниться, как он схватил ее на руки, осторожно положил на свою кровать и начал целовать так, как ее никогда в жизни не целовали. Затем были ласки, от которых сгорела бы со стыда любая настоящая леди. Далее было соитие, горячее и безумное. Через два часа она ушла к себе в спальню и уснула, как убитая.

* * *

17 мая эскадра капитана Джеймса Кука воссоединилась в проливе королевы Шарлотты, возле острова Мотуара, в условном месте. Это была не слишком долгая разлука, почти сто дней, но люди на обоих кораблях радовали так, словно не виделись три года, а не три месяца. 7 июня «Резолюшн» и «Эдвенчур» снялись с якоря в проливе королевы Шарлотты и отправились к Отахейту, как его тогда называл капитан Кук. Французы называют этот остров Таити.
Как так вышло, что цинга чуть не убила треть команды «Эдвенчур» и почти не затронула «Резолюшн?» На то были причины. Джеймс Кук, как известно, очень серьезно относился к цинге и постоянно требовал от своих подчиненных строго выполнять меры по ее предотвращению. Настолько строго, что лично следил за приемом пищи и противоцинготных средств.

Капитан Джеймс Кук

Капитан Тобиас Фюрно тоже требовал это от своих подчиненных, но гораздо более мягко, и никогда не проверял, как его требования исполняются. Кроме того, самым важным человеком на корабле в борьбе с цингой является кок. Кок на «Резолюшн» был человеком дисциплинированным и сознательным, полностью согласным с капитаном Куком в этом вопросе. Кок на «Эдвенчур» не верил в цингу, потому что до этого похода выходил в море только в прибрежных водах Англии, он часто жил на берегу и питался в тавернах. Это и сыграло роковую роль. Потому что цинга, как сказал корабельный врач с «Эдвенчур», мастер Эндрюс, поднимает голову на третьем месяце плавания. В то время как в рационе «Резолюшн» постоянно были крут, соленая капуста, свежее мясо и овощи, рацион на «Эдвенчур» состоял в основном из сушеного мяса, соленой рыбы, выпечки, сухарей, круп. Стоит ли удивляться, что первым умершим от цинги на «Эдвенчур» стал именно кок.
Перси знал, что кок серьезно болен. Он видел его бледность, слабость, язвы на губах и деснах, кровоизлияния на коже, припухлость суставов рук. Перси посоветовал ему есть крут в каждый прием пищи, но тот только отмахнулся и сказал, что из-за крута у него болит живот. Умершего кока нашли утром, 14 июля 1773 года ка камбузе. Когда о случившемся доложили сэру Тобиасу, он понял, что нужно срочно что-то делать и составил донесение капитану Куку. Через два часа Джеймс Кук прибыл на «Эдвенчур» и приказал собрать всю команду, кроме вахтенных. Вахтенным о мерах по борьбе с цингой Фюрно обещал рассказать отдельно.
Проверка команды заняла больше часа. Корабельный врач с «Резолюшн», Джеймс Паттен, осмотрел всех без исключения и вынес вердикт, что из команды «Эдвенчур» семь человек болели цингой очень тяжело, двадцать шесть человек умеренно и тринадцать человек в легкой форме. Не болела цингой малая часть команды, в которую вошли плотники мастер Уильям Офорд и старшина Персифаль Чарльтон. Джеймс Кук после этого лично подошел к Офорду и пожал ему руку. Когда осмотр был завершен, капитан Кук устроил настоящую выволочку офицерам с «Эдвенчур», боцману, корабельному врачу, мастеру Эндрюсу. Сэра Тобиаса Фюрно он, конечно, не упомянул, но команда поняла, что это был просто жест уважения.
- Как написал в своем «Трактате о цинге» мастер Джеймс Линд, один из лучших докторов флота Его Величества, - начал Джеймс Кук громогласно. – Частым проявлением цинги является слабость, боль в коленях, язвы на деснах, шатающиеся и выпадающие зубы, сыпь на коже. Как вы все сами сейчас убедились, больше половины вашей команды страдают этим. Какие еще доказательства и слова вам нужны, олухи? Я всегда требовал полного подчинения и каждому из вас, перед выходом в море, было наилучшим образом рассказано о цинге. Что и кому тут не ясно? Или вам требуется наказание?
Команда «Эдвенчур» стояла безмолвно, опустив глаза в палубу.
- Я не потерплю ни от кого разгильдяйства, упрямства, самомнения. Ваши запасы крута и соленой капусты в трюме уменьшились, но они в три раза больше наших на «Резолюшн». О чем это говорит? Это говорит о том, что мои приказы и приказы капитана Фюрно исполяются не всеми на этом корабле. А это корабль Его Величества, я должен вернуть его в Англию, и желательно, с командой. Есть ли вопросы?
На палубе стояла такая тишина, что будь на корабле муха, все бы услышали ее жужжание.

- Мастер Паттен доставит вам на корабль сироп из лимонов и апельсинов, - продолжил Кук. – Каждый больной будет получать сироп в течение двух недель под надзором мастера Эндрюса. Кто против этой меры?
Противников, конечно, не нашлось. Через три недели, отправив на дно морское в общей сложности трех умерших от цинги, команда «Эдвенчур» снова была в строю и не болела.

* * *

23 июля 1773 года

Чарльз Говард-младший понял, что заболел. Две недели беспробудного пьянства и его сильное, привычное к выпивке, здоровое тело впервые за много лет стало подводить своего хозяина. Началось все с ног. Они и раньше, бывало, немели в стопах, но сейчас это онемение стало постоянным, подошвы и пальцы пощипывало и покалывало, как будто он долго сидел на корточках, появились боли в лодыжках. Какое то время он старался не обращать на это внимание, но потом кто-то из друзей заметил, что Чарльз шаркает ногами, как старик и ходит, пошатываясь, как матрос по палубе. Это вызвало шутки в его веселой компании, ему стали задавать вопросы о возрасте, упоминали «французскую болезнь», при которой такое бывает. В конце концов, наступил момент, когда Чарльз Говард-младший понял, что с ним творится что-то плохое и решил обратиться к семейному доктору. Чтобы сделать это, ему не нужно было посылать записку и лакея, доктор Перкинс был частым посетителем Норфолк-Хауса, он в нем практически жил. Ее светлость герцогиня болела тысячью болезней, девятый герцог Норфолк, Эдвард Говард, он нее не отставал.
- Снимите туфли и чулки, обнажите грудь, - Мэтью Перкинс был не в восторге от того, что его визит в Норфлок-Хаус затягивается, голос врача звучал нетерпеливо. – Как давно вы испытываете то, что описали?
- Месяц, может два, - лорд Говард пожал плечами. - Я бы и не обратил внимания, если бы мне не сказали, что при ходьбе меня покачивает даже трезвого.
- Даже трезвого, вот в чем суть, - повторил за ним Перкинс и стал щупать жирную грудь Чарльза. – Вы не простудили ноги? Может быть, холодные ванны, купание в реке, ставили ноги на лед?
- Упаси Бог, доктор, для чего бы мне это делать? – Чарльз Говард-Младший вздохнул. – Видите, ноги стали бледные и отекли у лодыжек.
- Вижу, и похудели, - доктор нажимал пальцами на его голени и, приложив к глазу монокль, наблюдал, как оставленные надавливанием на кожу ямки не желали расправляться. – И часто вы бываете трезвым в последнее время, лорд Говард?
- Не то чтобы очень, - Чарльз пошевелил пальцами. – Вот я шевелю пальцами, но они плохо меня слушаются. Доктор, скажите честно, это «французская болезнь?» У меня провалится нос? Я стану дурачком?
- Нет, нос не провалится, это не «французская болезнь», - авторитетно заявил доктор и убрал монокль. – Но дурачком вы вполне можете стать, милорд.
- Так что это? Это у нас в роду? – лорд Говард смотрел на доктора с удивлением. – Мне иногда кажется, что девятый герцог так же шаркает ногами, как и я.
- У девятого герцога эта слабость в ногах обусловлена vetus senectus, а у вас она вследствие perpotatio и vinolentia, - врач смотрел на наследника герцогского титула с издевкой.
- Как вы сказали? – Чарльз задумался. – Я не был силен в латыни, Перкинс.
- У герцога глубокая старость, а у вас результат пьянства и запоя, - доктор выпрямился. – Прекратите столько пить, если хотите ходить своими ногами. Держите ноги в тепле. Делайте упражнения для стоп и пальцев, каждое утро по полчаса, ходите на цыпочках и на пятках по спальне. С вас одна гинея, милорд.
* * *
29 июля 1773 года
Детство Сьюзен Чарльтон по-настоящему закончилось только тогда, когда она начала ухаживать за детьми. И она поняла, что нельзя узнать истинный характер ребенка, не находясь с ним неотлучно, по меньшей мере, две недели. Двадцать шесть дней постоянной усталости и бессонных ночей. Через двадцать шесть дней Сьюзен просто валилась с ног, засыпала едва ли не стоя. У нее болела поясница, волосы так спутались, что она не могла их расчесать, руки загрубели и стали сухими от воды. Иногда она плакала, уткнувшись в подушку, пока девочки спали. Приходила мама, разговаривала с ней через дверь. Она сообщила, что заболевший оспой поденщик умер через два дня после того, как его видел отец. Больше в поместье и деревне никто не заболел, но местный доктор сказал, что нужно выждать двадцать, а то и двадцать три дня после выявления последнего заболевшего, чтобы быть уверенным, что болезнь не вернется. Так и решили, двадцать три дня. Когда отец вернулся из Лондона, он стал приходить к двери и беседовать со Сьюзен как и графиня. Рассказал о том, что поведал ему доктор Джон Хантер и когда они решили провести вариоляцию в Брэмптон Брайан Холле. Поделился последними столичными новостями. Граф даже просовывал ей газеты под дверь, но читать их, не было ни времени, ни желания.
Грохот каблуков служанок на лестнице раздавался и днем, и ночью. Вверх несли воду, чистое белье, пеленки и одежду, подносы с едой, кувшины с компотом и лимонадом. Вниз спускали отходы, белье и одежду в стирку, ночные горшки. Грязную воду Сьюзен выливала прямо в окно. Отдохнуть она могла лишь во время короткого сна или игр с малышками, когда усевшись на ковер, вытягивала ноги и давала Саре и Сьюзен поиграть на полу.
В первый день своего заточения с детьми Сьюзен Чарльтон была в своем утреннем платье, чепчике и мягких перчатках. К обеду первого дня избавилась от корсета и перчаток. На второй день осталась только в сорочке, чулках и нижней юбке. С третьего дня ходила в сорочке и чулках. На пятый день Сьюзен сменила сорочки из щелка и муслина на домотканую ночную рубашку и избавилась от чулок. Потом, после долгих препирательств с матерью, папа принес Сьюзен свои нательные рубашки, кюлоты и мужское исподнее белье, которое надевали под штаны для тепла и чистоты верхней одежды. Жара стояла ужасная, в ночной рубашке было очень неудобно. Так Сьюзен Чарльтон попробовала носить мужское нижнее белье и поняла, что у мужчин в этом мире больше прав хотя бы потому, что они могут одеваться удобнее.
Ее дочерей, Сару и Сьюзен, в деревне Ай и Брэмптон Брайан Холле считали «братскими» близнецами, то есть двойняшками. Они и в самом деле были очень похожи внешне. У обеих девочек каштановые волосы, одинаковая форма лица, глаз, носа и бровей. Цвет глаз у Сары голубой, а у Сьюзен серый. Лбы и скулы немного отличаются, у Сары чуть больше рот и полнее губы. Их, конечно, не перепутаешь, как идентичных близнецов, но принять за «братских» близнецов было вполне возможно. Но характер…
Сара была непоседливой, крикливой, вечно недовольной и настырной. Она рано просыпалась утром и легко засыпала вечером. Сьюзен почти не плакала, была созерцательницей, могла часами возиться с игрушкой и не требовать внимания. Если ее что-то беспокоило, она хныкала, а не ревела медведем, как Сара. Просыпалась Сьюзен по утрам поздно, но и засыпала с трудом, лепеча в своей кроватке до поздней ночи. Сара была в движении постоянно. Она хорошо сидела, переворачивалась на бок и живот с большой ловкостью, ползала на животе и пыталась встать на четвереньки. За ней нужен был глаз да глаз, она все тащила в рот и норовила свалиться с кресла или дивана. Сьюзен, чтобы она сидела, нужно было посадить к подушке, она хотела ползти, но ей это пока не удавалось. Сара была легче, Сьюзен тяжелее. Сара встречалась глазами с матерью, улыбалась, смеялась и быстро отводила взгляд. Сьюзен улыбалась, но робкой улыбкой, редко смеялась, однако могла долго смотрела ей прямо в глаза.
Так они и жили двадцать шесть дней. Две комнаты, две детские кровати, одна узкая, неудобная кровать няни для Сьюзен. Два стола, два кресла, три стула. Два комода и два шкафа. Полностью испорченный за четыре недели дорогой ковер. Зеленые занавески на окнах, духота днем и теплые ночи. Мир, в котором за двадцать шесть дней закончилось детство Сьюзен Чарльтон.

 » Людоеды

Глава 4

«Людоеды»

В октябре 1773 года «Эдвенчур» и «Резолюшн», следуя с Таити обратно в Новую Зеландию, совершили двухнедельный переход и подошли к мысу Терна, у которого эскадра Джеймса Кука попала в сильный шторм на 40 градусах южной широты и 176 градусах восточной долготы. Паруса «Эдвенчур» получили значительные повреждения, капитан Фюрно приказал отойти подальше от берега, чтобы корабль не бросило на скалы, и убрать все паруса. Три дня судно носило по морю, налетал шквалистый ветер, постоянно шел дождь. В конце концов «Резолюшн» пропал из видимости «Эдвенчур». Сэр Тобиас приказал стрелять из пушки каждый час. Когда море успокоилось, «Эдвенчур» направился по координатам последнего места совместного плавания. Ожидание длилось три дня. «Резолюшн» к месту сбора не пришел. Совещание офицеров длилось недолго. Было принято решение возвращаться к проливу королевы Шарлотты, где корабли воссоединились в прошлый раз.
Еще в июле 1773 года Фюрно, по согласованию с Джеймсом Куком, принял на борт «Эдвенчур» в качестве пассажира туземца по имени О-Маи. Этот туземец, прежде зажиточный по местным меркам, родился на Улитеа и стал жертвой своих врагов, других туземцев с Балаболы. Лишившись всего, он решил попытать счастья с чужеземцами, в итоге попал на «Эдвенчур» и довольно быстро научился понимать простые английские слова. Этот О-Маи был на «Эдвенчур» проводником и переводчиком, хотя перевести был способен только самые простые предложения.
4 ноября 1773 года «Эдвенчур» встал на якорь у мыса Паллисер, на южной оконечности Северного острова Новой Зеландии. До 5 ноября к кораблю допускали вака с туземцами, они привозили рыбу, овощи и фрукты для обмена. Впрочем, команда нуждалась не в продуктах, а в воде, ее запасы почти закончились. Также было очень мало дров.
5 ноября начался мокрый снег, все на корабле промокло. Боцман Джонс осмотрел запас дров, их было так мало, что едва хватало для камбуза и приготовления пищи. О просушке судна и вещей и речи быть не могло. Несколько членов команды стали кашлять. Матросы открыто высказывали недовольство, нужно было срочно пополнить запасы, так как на человека оставалось всего четверть галлона воды в день. 9 ноября «Эдвенчур» бросил якорь в бухте Толага, на 38 градусах и 21 минутах южной широты, и 178 градусах и 31 минуте восточной долготы. Две лодки курсировали с борта на берег и обратно, удалось заготовить 440 галлонов воды и совсем немного дров. Положение улучшилось, но не сильно. До 16 ноября, из-за ветра и штормов, «Эдвенчур» то выходил в море, то бросал якорь в бухтах. Лишь 16 ноября 1773 года корабль вышел в море, но погода была настолько неустойчивой, что до 30 ноября судно едва тащилось к проливу королевы Шарлотты.
По прибытии в пролив королевы Шарлотты 30 ноября 1773 года, сэр Тобиас приказал спустить шлюпку и осмотреть бывший прибрежный лагерь капитана Кука, так как «Резолюшн» на месте встречи не оказалось. Когда шлюпка вернулась, капитану Фюрно была передана бутылка с письмом, найденная в лагере. В записке Джеймс Кук извещал его, что «Резолюшн» простоял в бухте с 3 по 24 ноября и, не дождавшись, вышел в море, чтобы курсировать вдоль берега в поисках «Эдвенчур». Это известие было встречено с большой радостью всей командой. Офицеры решили пополнить запасы здесь, в проливе королевы Шарлотты, а затем постараться найти «Резолюшн» и продолжить поход. До 16 декабря на судне и берегу кипела работа. Из трюма были подняты запасы муки и зерна и отправлены на берег для просушки. Часть муки пришлось выбросить из-за полной ее порчи. Мастер Уильям Офорд и старшина Персифаль Чарльтон руководили ремонтом бочек в лагере. Боцман Джонс вел торговлю с местными туземцами, обменивая гвозди на сушеную рыбу и сладкий картофель. 17 декабря все дела были закончены. Напоследок, большая лодка с девятью членами команды и мичманом Рау в последний раз отчалила к удаленной бухте Грас-Коув на берегу, для сбора запасов сельдерея и ложечницы. Обратно лодка не возвратилась. Наступила ночь, на побережье вдали громко что-то праздновали туземцы, их костры горели в нескольких милях, на берегу и в зарослях. Наступило 18 декабря, мичман Рау и его люди так и не вернулись на корабль.

* * *

Первые слухи возникли в конце ноября 1773 года в Лондоне. Кто их пустил, пытались выяснить как женская, так и мужская половина семейства Харли. Так как слухов было несколько, и они заметно отличались друг от друга, достопочтенный Томас Харли предположил, что изначальный слух, распространяемый в обществе, изменился настолько, что невольно казалось, что это разные слухи из разных источников.
Согласно первому слуху, в 1772 году леди Сьюзен Харли тайно была помолвлена с особой королевской крови. Когда договориться с королевским двором о свадьбе не получилось, четвертый граф Оксфорд и Мортимер нашел в Плимуте первого попавшегося морского офицера, уходящего в море, и за пятьсот фунтов обвенчал его со своей дочерью, чтобы избежать скандала. Деньги, якобы, были поровну внесены семейством Харли и особой королевской крови.
Второй слух гласил, что леди Сьюзен Харли состояла в связи с каким-то родственником из своей семьи, обвенчаться с которым ей не представлялось возможным. И была вынуждена вступить в брак, но не с морским офицером, а с офицером армии Его Величества, который убыл в американские колонии для службы. Авторы этого слуха утверждали, что офицера уговорили жениться на девушке за триста фунтов.
Третий слух, самый близкий к истине и опасный, утверждал, что один из представителей знатного рода с герцогским титулом, соблазнил леди Сьюзен Харли. Но так как сам он был женат, и жениться на ней не мог, был найден человек благородного происхождения, близкий семейству Харли, но при этом достаточно бедный, который согласился жениться на девушке почти безвозмездно, за помощь в получении места на флоте. После свадьбы он, как и было ему обещано, поступил служить на флот.
Во всех трех слухах фамилия жениха леди Сьюзен была Чарльтон, так как было общеизвестно, что после замужества именно эту фамилию она стала носить. Сэр Томас Харли считал, что источником двух первых слухов был, без сомнения, третий слух. К сожалению, чтобы выявить автора третьего слуха, усилий находящихся в Лондоне членов семейства Харли оказалось недостаточно, поэтому было решено обратиться к влиятельной родственнице, внучке второго графа Оксфорда и Мортимера, камеристке королевы, виконтессе Веймут.
6 декабря 1773 года Элизабет Тинн, виконтесса Веймут, принимала ее милость графиню Оксфорд и Мортимер и ее дочь, Сьюзен Чарльтон в гостиной своего столичного дома. Леди Элизабет, внучка второго графа Осфорда и Мортимера, была очаровательной женщиной, с темными волосами, высокими скулами и умными карими глазами. Она имела мягкий характер, обширные связи при дворе и в свете и хорошо умела слушать собеседника. Леди Элизабет поддерживала дружескую переписку со Сьюзен уже несколько лет, довольно часто встречалась с ней и болезненно восприняла нападки на подругу. Уже через пару дней она все выяснила.
- Слух пустил Биши Шелли, - виконтесса откинулась на спинку кресла и с сочувствием посмотрела на бледную, расстроенную Сьюзен Чарльтон. – А ему, можно не сомневаться, все разболтал этот несносный лорд Говард. Биши Шелли напился, во время игры в карты решил похвастаться своими успехами и проговорился нескольким друзьям, что это он устроил на флот твоего мужа, Сьюзен, по протекции лорда Сэндвича в Королевском обществе. Когда его спросили, зачем он это сделал, Биши Шелли сообщил, что прикрывал знакомого из герцогского дома, который состоял в связи с девушкой из дома Харли. Мол, они устроили фиктивный брак, чтобы скрыть скандал.
- Из какого герцогского дома был его знакомый, Биши Шелли не упомянул? – спросила графиня.
- Нет, конечно, так далеко он не зашел, - виконтесса Веймут вздохнула. Она два года назад была против увлечения Сьюзен Чарльзом Говардом, этим пьяницей и фатом, но та ее не слушала. Теперь ей очень хотелось сказать Сьюзен, что она предупреждала, но леди Элизабет щадила чувства кузины. – Иначе это был бы не слух, а факт, который легко было бы подтвердить, просто опросив тех, кто видел Говарда и Сьюзен вместе во второй половине 1771 года.
- Но нашу фамилию этот мерзавец назвал, - негодовала Сьюзен.
- Вашу фамилию назвал, - Элизабет Тинн поднялась, взяла со столика у окна лист бумаги и передала его графине. – Это список людей, которым Биши Шелли рассказал две недели назад эту сплетню. Они могут засвидетельствовать сказанное им, или откажутся. Идти к ним и Биши Шелли или нет, решать вашему мужу, ваша милость. Я не думаю, что вам следует подать на Биши Шелли в суд, это сильно подогреет скандал. И вам известно мое отношение к дуэлям. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то из Харли пострадал. Тем более что защищать честь Сьюзен должен ее муж, Персифаль Чарльтон.
- Разумеется, а это невозможно и не будет возможно весьма долго, - графиня Оксфорд и Мортимер покачала головой. – Но как нам остановить эти слухи, Элизабет?
- Я уже предприняла шаги к этому, - виконтесса Веймут снова села. – Биши Шелли предупредили, что он переступил черту и должен немедленно свои слова опровергнуть, заявить, что его не так поняли. Вам сейчас важно все отрицать и оскорбляться, если будет хоть намек, от кого бы то ни было. И не пытаться публично оправдываться. Сплетники и злые языки, как известно, наслаждаются мучениями своих жертв. Вы должны выглядеть так, как будто вас это не касается. Ходить с гордо поднятой головой. Харли – это Харли, их нельзя изгнать из общества или игнорировать.
- Элизабет, - Сьюзен покраснела. – А ты не знаешь, где сейчас может быть корабль, на котором служит мой муж?
- Трудно сказать. Томас говорит, что он должен был пройти на юг от мыса Доброй Надежды еще в конце прошлого года, но прошел или нет, неизвестно. О нем нет вестей с тех пор.
- Да, это так, – Сьюзен выглядела уставшей. – Я как то встретилась с человеком, который сошел с этого корабля как раз на мысе Доброй Надежды. Его звали Джозеф Шенк. Где этот мыс находится? Я искала его на папиных картах, но не нашла.
- Не спрашивай меня, Сью, где находится мыс Доброй Надежды, мне это неизвестно, – Элизабет Тинн с интересом взглянула на Сьюзен, недоумевая, почему ее так волнует фиктивный муж. - Знаю только, что это на другом конце света. А зачем тебе это знать?
- Я хочу понимать, когда Перси вернется в Англию, - Сьюзен опустила глаза.
- Милая моя, он может и не вернуться в Англию, - Элизабет Тинн махнула рукой. – Корабли иногда тонут, моряки гибнут от болезней. Томас говорит, что в прошлый свой поход в те края капитан Кук столкнулся с людоедами, были жертвы, там происходили страшные вещи.
- С людоедами? – Сьюзен закрыла рот рукой. – Это правда?
- Нет, разумеется, все это выдумки, - графиня с упреком посмотрела на виконтессу Веймут. – Никаких людоедов не существует, дорогая. Сейчас 1773 год, мы живем в цивилизованное время. Людоедов придумали газетчики, чтобы их писанину покупали доверчивые простаки. Везде, куда приходит флот Его Величества, варварство и дикость сами по себе прекращаются. Можешь спросить у отца и дяди Томаса, они подтвердят.

* * *

С конца ноября 1773 года у Чарльза Говарда-младшего было отвратительное настроение. Началось все со слухов о его связи с сумасбродкой Сьюзен, хотя в этом, конечно, были виноваты он сам и увалень Биши Шелли. Как то в октябре, напившись, Чарльз рассказал Биши под большим секретом, что тому пришлось устраивать недотепу Чарльтона на флот, потому что он, Чарли, спутался с Сьюзен Харли и дело было серьезное. При этом Чарльз-Говард младший прикладывал палец к губам и просил держать язык за зубами. Но когда Биши Шелли держал язык за зубами?
Потом выяснилось, что запасы бренди в Норфолк-Хаусе истощились. Чарльз Говард-младший, понятное дело, приложил руку к уменьшению этих запасов, но с осени 1773 года он серьезно сократил ежедневную дозу спиртного. Ему не хотелось стать инвалидом, у которого отказали ноги. Угрозы доктора Перкинса подействовали на Чарли должным образом. Он делал упражнения для пальцев ног, ходил на пятках и носках, грел стопы у камина. Стало лучше, но еще оставалось онемение подошв. Так куда же делось все бренди? Чарльз подозревал слуг и герцогиню Мэри, у нее был довольно красный нос и какие то мутные глаза, как будто она все время «под мухой». Просить герцога купить бренди Чарльз не хотел, ему было стыдно, старик мог подумать Бог весть что, но и заделаться трезвенником вряд ли было разумно. Это раздражало.
Затем к нему нагрянул отец и объявил, что герцог Норфолк, Эдвард Говард, очень плох, почти не встает с постели и не ходит. Как будто Чарльз этого не знал! Он ведь жил в Норфолк-Хаусе и был почти также плох, как старый герцог. Тоже почти не вставал с постели, а посему каждый день наведывался к дяде Эдварду в спальню в одном халате, поболтать с ним о болезнях, недомоганиях, глупости докторов, упадке Англии и как раньше все было хорошо, гораздо лучше, чем сейчас. Из-за этих бесед старичок подобрел к Чарльзу и подарил ему пару отличных вещиц, в том числе золотую булавку с дорогим камешком.
Отец спросил, как себя чувствует его жена и потребовал, чтобы она вернулась в Лондон, исполнила супружеский долг и наполнила детскую Норфолк-Хауса младенцами. При упоминании о младенцах Чарльз Говард-младший скривился и повторил отцу в который раз, что Фрэнсис совершено безумна. Он показал родителю письма, в которых Генри Смит и один из лакеев Холм-Лейси доложили ему, что леди Говард пыталась утопиться. Генри Смит в письме сообщил, что теперь ей лучше, но отговаривал Чарльза от визитов к жене, опасаясь, что у нее опять будет срыв. В этом, якобы, он был солидарен с его тестем. Фицроем-Скудамором. Чарльз заявил отцу, что было бы опрометчиво тащить Фрэнсис в Норфолк-Хаус для зачатия наследников, да и стоило бы задуматься, нужны ли им в детской младенцы, рожденные от сумасшедшей? Хорошо ли это в смысле породы?
Но отец был непреклонен. Скоро герцогский титул перейдет в их ветвь семьи и нужно, наконец, воссоединиться с женой или хотя бы попытаться это сделать. Мол, другой супруги у него нет, лучше провернуть дело сейчас, пока они еще помнят друг друга и совместную жизнь. Чарльз вспоминал эту жизнь с содроганием, но спорить с отцом не стал. В качестве награды за попытку Чарльз Говард-старший обещал вернуть содержание сына в полном объеме. Это был серьезный аргумент и в начале декабря 1773 года лорд Говард направился в Холм-Лейси-Хаус, без особой надежды, просто пообещав отцу. Никаких иллюзий в отношении жены он не питал.

* * *

На рассвете 18 декабря 1773 года на верхней палубе «Эдвенчур» проходил сбор команды. Присутствовали все офицеры и капитан Фюрно. Лодка с десятью моряками под командованием мичмана Рау отсутствовала уже сутки. Это было чрезвычайное проишествие. С утра, по приказу сэра Тобиаса, сделали три залпа из пушки, но никаких ответных сигналов с суши не последовало.
- Ждать больше нельзя. Я решил выслать еще одну лодку на поиски пропавших. Кто-нибудь слышал вчера или этой ночью ружейные выстрелы на берегу? - Фюрно заметно нервничал, обводя взглядом экипаж судна.
- Никто ничего не слышал, сэр – крикнул старший канонир. – Всех опросили.
- Ясно, - сэр Тобиас хмурился. – Причин того, что они не вернулись, может быть много. Самая главная – гвозди и железные детали лодки. Рау и его люди могли увлечься сбором сельдерея, удалиться от лодки, а туземцы пробраться к ней и вытащить гвозди, повредить. Или просто увести, украсть. Мастер Фаннин, доложите поименно, кто оправился с Рау.
Мастер по оружию Питер Фаннин встал. У него уже был готов ответ. - На берег убыли мичман Рау, мастер Вудхаус, Джон Кавано, Джеймс Севилл, Фрэнсис Мерфи, Уильям Фейси, Томас Хилл, Майкл Белл, Томас Милтон и боцман Эдвард Джонс.
Услышав имя боцмана, команда загудела. Все уважали Джонса, без боцмана трудно было поддерживать порядок на судне. Все это понимали.
- Успокойтесь! Тишина! Я буду говорить! - капитан возвысил голос и поднял руку. – Что-то с ними случилось. Нападение дикарей, захват заложников или повреждение лодки. Возможно, они слишком далеко, чтобы подать сигнал. Вероятно, также, что ушли в заросли и заблудились, не могут найти лодку. Мне нужно еще шесть добровольцев из числа морских пехотинцев, хорошо умеющих стрелять, готовых отправиться за двойное жалованье в этом месяце на поиски. Четыре человека я уже определил для этого. Командовать на лодке будет лейтенант Джеймс Берни, его помощником станет мастер Питер Фаннин. Корабельный врач выделяет одного из подручных хирурга. На случай ранения кого-либо из пропавших. Мастер Эндрюс сейчас сам решит, кто это будет. Для возможного ремонта лодки Берни берет плотника Персифаля Чарльтона.
- Что значит, берет плотника? - вскочил и с негодованием закричал мастер Уильям Офорд. - С каких это пор лейтенант Берни командует плотниками? Я ими командую!
- И что вы предлагаете, мастер Офорд? - сэр Тобиас смотрел главному плотнику прямо в глаза. - Лейтенант Берни говорит, что Перси стреляет лучше всех на корабле и хорошо управляется со шпагой. Как вы сами говорили, плотник он тоже отличный. Перси – то, что нужно. Что не так?
- А то не так... - растерялся Офорд, на мгновение умолк, но потом нашелся, что сказать и заявил. - Эти дикари, сэр Тобиас, наверное, захватили Рау из мести, потому что он палил по ним из ружья с борта, и держат в заложниках для выкупа. Я пару раз ловил туземцев, когда они забирались в палатки для кражи. Давал оплеухи и они сразу становились, как шелковые. Дикари уважают хорошие йоркширские тумаки. Думаю, будет не ружейный бой, а драка. В драке же мне нет равных сэр. А Перси в кулачном бою ничем не поможет. Вот что я вам скажу, мне, а не Перси, нужно отправляться с Берни, так будет лучше.
- Это невозможно, мастер — сэр Тобиас выглядел недовольным. - Плотник не участвует в стычках, вы это знаете прекрасно. Это правило действует на флоте Его величества неукоснительно.
- Так Перси — плотник! - не унимался Офорд. - Если с ним что-то случится, я останусь один. Вдруг я потом заболею или помру? Нужно найти рукастого парня из палубных матросов, из тех, кто нам с Перси помогал, который хорошо стреляет. Возьмете его и все будет замечательно.
- Сэр, - лейтенант Джеймс Берни вскочил с места и показал пальцем на йоркширца. - Мы теряем время! Мне не нужен матрос, который не знает толком, как чинить лодку. Мастер Офорд просто опекает Перси. Все это знают на корабле. Перси, ты идешь с нами на берег, или нет?
- Иду, сэр, - Перси встал и кивнул, несмотря на то, что мастер Уильям сделал зверское лицо и подавал ему знаки. - Я готов идти прямо сейчас, только возьму инструменты.
- Значит, решено, никаких больше возражений, - капитан Фюрно жестом приказал Офорду сесть. – Наверняка, никакой опасности нет. Через полчаса лодка уходит на берег. Пехотинцы, поднимите руки, кто будет добровольцем. Двойное жалование в этом месяце! Мастер Фаннин, у каждого из десяти человек, отправляющихся на берег, должно быть с собой ружье, пистолет, шпага или тесак, запас пороха и пуль на тридцать выстрелов, фляга, сухари на два дня, нож и хорошие сапоги. Плотник и помощник хирурга берут свои инструменты, какие им выделит их мастер. Берни, положите в лодку две трутницы, лопату, лом, три фонаря, немного гвоздей и безделушек для переговоров с дикарями. «Эдвенчур» будет ждать вас до завтрашнего утра. Если вы не вернетесь до этого срока, мы снимемся с якоря, и будем курсировать вдоль берега взад-вперед. На третий день опять бросим якорь здесь. Мастер Фаннин и лейтенант Берни, пройдемте в мою каюту для особых инструкций.
Через полчаса лодка с десятью членами команды отправилась в спасательную миссию на берег.

* * *

18 декабря 1773 года

За десять миль до Холм-Лейси повалил снег. Крупными частыми хлопьями. Ветра не было, но видимость из-за снега упала, старая скрипучая карета герцога Норфолка еле тащилась по дороге. Чарльз Говард-младший пытался припомнить, есть ли рядом место для ночевки, если он не доберется до поместья тестя до темноты.
В Холм-Лейси они прибыли за полчаса то того, как начало смеркаться. Чарльз дал распоряжение о лошадях кучеру и грумам, постоял пару минут на крыльце, ожидая хоть какой-то реакции на его визит и обдумывая в сотый раз, что сказать все тем, с кем следовало поговорить. Похоже, ему здесь не рады.
Наконец вышел дворецкий, натянуто улыбнулся и пригласил лорда Говарда в дом. Как оказалось, Фицрой-Скудамор вчера укатил в Лондон. «Ну, и слава Богу, так даже легче!» Чарльз полюбопытствовал, где его жена и получил ответ, что миледи, как обычно, в южном крыле со своими слугами. Дворецкий предложил узнать, примет ли она его. Какая наглость! Примет ли его законная супруга? Какие тут могли быть сомнения! Но для начала лорд Говард решил пообщаться с Генри Смитом.
Когда старина Генри показался в дверях гостиной, он широко улыбнулся. Чарльз улыбнулся в ответ. – Давно не виделись, шалопай! Как ты тут? Не рехнулся еще вслед за моей женушкой?
- Пока нет, справляюсь, - Генри остановился в трех футах от дивана, на котором расположился Чарльз Говард-младший. – Жизнь в деревне течет так медленно, что иногда невольно думаешь, идет ли время вообще, милорд.
- Это ты хорошо сказал, - Чарльз встал и дружески похлопал Смита по плечу. – Я привез твое жалованье, мошенник. Без тебя в Норфолк-Хаусе тоска смертная. Не с кем ни выпить, ни поболтать по душам. Может, вернешься со мной?
- Не знаю, милорд, - на лице Генри Смита вдруг появилось странное, настороженное выражение. – Разве вам больше не нужно, чтобы за вашей супругой приглядывал надежный малый вроде меня?
- Нужно, конечно, поэтому и спрашиваю, - лорд Говард вздохнул. – Как я докатился до того, что отдал лучшего своего слугу и приятеля «плаксе Фрэнсис?» Ну куда это годится? Ладно, расскажи, как она тут поживает.
- Больна, как и раньше. Но не буйная, не бредит, не опасна для себя и других, - Генри Смит усмехнулся. – Не жена, а мечта любого лорда. Сидит себе в деревне, не отвлекает мужа от развлечений в городе, не просит денег, не жалуется, не «пилит», не требует внимания. Я бы за такую жену руку правую отдал. Ее месяц назад осматривал доктор, которого привозил отец. Вердикт врача прежний – ипохондрия. Сказал,что это место, родной дом, ей отлично подходит. Советовал вашу жену не беспокоить и не раздражать, вина не давать, в меру следить. Что мы с Луизой и делаем.
- Понятно, - Чарльз Говард-младший хмыкнул. – Ну а как у тебя с французской штучкой? Покувыркался уже в постели с этой Луизой?
- А вы сомневаетесь, милорд? – ответил уклончиво Генри. – Разве я похож на монаха?
- Нет, какой из тебя монах, рыжий черт, - засмеялся лорд Говард. – Просто может тут есть девчонки интереснее этой старой французской кокотки?
- Прямо в яблочко попали, милорд, - довольная улыбка обнажила белые зубы Смита. – Есть она девчонка, но вам она не понравится.
- Это почему? – Чарльз хихикнул. – У нее усы?
- Что-то в этом роде, - Генри засмеялся. – Крупная женщина. Не ваш тип.
- Хорошо, - лорд Говард стоял у камина и грел замерзшие руки. – Я ведь зачем приехал, Генри. Мой отец хочет вернуть «плаксу Фрэнсис» в Лондон, чтобы она жила со мной как жена. Герцог едва таскает ноги, мой родитель готовится стать герцогом Норфолком и затянул старую песню, про внуков. Обещал восстановить полностью мое содержание, если я попробую.
- Так вы хотите попробовать или просто заберете ее? – голос Генри звучал спокойно. Чарльз стоял к нему спиной и не видел, как в глазах слуги появился стальной блеск. – Леди Говард трижды на дню поминает вас недобрым словом, милорд. Вам нужна такая жена под боком?
- Упаси Бог, - лорд Говард негромко хохотнул. – Я себе не враг, Генри. Но попытаться надо. Обещание джентльмена, понимаешь ли. Ну и деньги.
- Тогда я пойду, подготовлю ее к встрече с вами, - Генри подошел к Чарльзу Говарду-младшему и дождался, пока тот согласно кивнет.

* * *

Они сидели в небольшой гостиной первого этажа южного крыла Холм-Лейси-Хауса и ужинали, как самые обычные муж и жена. Чарльз Говард-младший время от времени поглядывал на «плаксу Фрэнсис» и пытался понять ее настроение. Она сидела прямо, как египетский идол, копалась вилкой в тарелке, но почти не ела.
Ужин был отменный. В центре стола стояло большое блюдо с рагу. На первую перемену Генри принес в супнице похлебку из голубей и раков с телячьей грудинкой. Из холодных блюд подали бычьи языки в сметане и котлеты из барашка с репою. Во вторую перемену был гусь в соусе с каперсами и нашпигованная четверть теленка. В третью перемену слуги выставили на стол блюдо с тремя куропатками, савойский круглый пирог, ветчину на шампанском, испанские артишоки с соком и оладьи на вине. К четвертой перемене Чарльз уже совершенно наелся, десерт из вареных плодов в сахаре и конфет он не стал и пробовать. Перед Фрэнсис меняли тарелки, но она почти все блюда оставила нетронутыми. Чарльз даже задумался, не потому ли эта безумная обезьяна не ест, что решила его отравить? Может быть, в каком-то супе или мясе был яд? С нее станется.
- Вы хорошо выглядите, дорогая моя, - Чарльз скупо улыбнулся, когда Фрэнсис посмотрела на него. – Немного бледны, но лучше, чем в прошлый раз.
- Прошлый раз, - повторила она за ним и не стала продолжать.
- Я приехал по нашим семейным делам, сударыня, - лорд Говард откинулся на спинку стула и погладил живот ладонью. – Хочу сообщить, что герцог Норфолк очень плох и скоро мой отец станет десятым герцогом, а я и вы, соответственно, графом и графиней Суррей.
- Старый герцог плох? – леди Фрэнсис удивленно подняла брови. – Я бы на вашем месте не надеялась на его скорую кончину. Мы с ним проводили много времени вместе в Норфолк-Хаусе. Он из тех стариков, которые могут годами слабеть, но при этом не умирают.
- Это был укол? - лорд Говард сжал губы и процитировал по памяти Иоанна Златоуста. – «Ибо мед источают уста жены, и мягче елея речь ее, но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый».
- Горьки как полынь? – леди Фрэнсис удивилась. – Вы хорошо поели, милорд?
- Превосходно, - продолжил Чарльз. – Так вот мой отец призвал меня воссоединиться с вами, вернуться в Лондон и продолжить семейную жизнь. Как вы на это смотрите, жена моя?
- Крайне отрицательно, - леди Говард опустила глаза. – Я только научилась успешно сдерживать свои желания и порывы. Мне не нужны новые переживания.
- Какие желания и порывы? О чем речь? – Чарльз Говард-младший водил пальцем по краю бокала.
- Разные, - Фрэнсис вздохнула. – Вы принесли мне много горя. Иногда я просыпаюсь ночью, и мне кажется, что вы спите рядом. Я встаю, беру ночной горшок, чтобы проломить им вам голову, и тут вижу, что соседняя подушка пуста. Это обидно до слез. Или иду в кухню, беру крысиный яд и думаю, что когда вы навестите меня…
- Довольно, - Чарльз побледнел и вскочил со стула. – Генри уверял меня, что вам лучше, но сейчас я вижу, что ваше безумие лишь усиливается. Я хотел быть вежливым. Хотел наладить отношения. Разве в том, что случилось с вами в прошлом году, есть моя вина? Вы сами себя наказали, я же поступил, как должно было поступить человеку моего положения. Будь я строже и мстительнее, вы бы содержались не здесь, а совсем в другом месте. И ваш отец не остановил бы меня, для помещения на лечение по воле мужа есть судебные исполнители. Не испытывайте мое терпение, душа моя. Оно и так уже на исходе. Если вам померещилось, что мне приятно ваше общество, что я хочу близости с вами, то вы еще безумнее, чем есть на самом деле.
- Я не желаю ни вашей близости, ни вашего общества. Избавьте меня от них и ваших визитов, - леди Говард поднялась со стула вслед за своим мужем. – Идите спать в западное крыло, где вам приготовили постель, и запритесь, как следует. Мало ли, что случится ночью. А утром уезжайте из моего дома. И скажите спасибо, что не встретились с отцом. Он бы не был так гостеприимен, как я.
- С удовольствием последую всем этим советам, - Чарльз бросил на стол салфетку и вышел из гостиной.

* * *

Поднявшись на второй этаж, леди Фрэнсис остановилась у двери в спаренные угловые спальни и тихо постучала.
- Входи, Фрэн, - раздался тихий голос Сьюзен.
Леди Говард приоткрыла дверь, проскользнула в спальню, тут же закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Сьюзен Чарльтон сидела на краю кровати, глядя на детскую кроватку, в которой спала маленькая Сьюзен.
- Он ушел? – Сьюзен обхватила себя руками. – Вот же приехал, как снег на голову.
- Именно так, - Фрэнсис заперла дверь на ключ, подошла к окну и посмотрела на парк, засыпанный свежим снегом. – Если бы он пожаловал завтра утром, то вполне мог столкнуться с тобой в холле, когда бы ты и малышка Сьюзен садились в карету. То, что вы остались еще на один день, просто промысел Божий. Представляешь, что бы устроил этот боров, если бы увидел тебя и дочь?
- Представляю, - Сьюзен подошла к Фрэнсис, обняла ее сзади за талию и уткнулась своим лбом в ее худую спину. – Как ты выдержала ужин, Фрэн?
- Не знаю. Думала, завизжу прямо на второй перемене, затопаю ногам и начну пускать слюни, как безумная, - Фрэнсис усмехнулась – Только мое сумасшествие спасло меня от этого безумия. Он ел, как свинья из корыта. Мне казалось, что меня вырвет прямо на стол. Генри бросал на меня такие взгляды, когда Говард наклонялся к тарелке.
- Сходи к нему, он зашел перед тобой, вид у него был ужасный. Даже глаз дергался, - засмеялась Сьюзен Чарльтон.
Иду, - Фрэнсис повернулась, обхватила руками голову Сью и поцеловала ее в лоб. – Иду, моя хорошая.

* * *

Когда Генри Смит вернулся из западного крыла, где почти час развлекал Чарли перед отходом ко сну, Фрэнсис сидела в его комнате в кресле. На кровати Генри лежали собранный им вещевой мешок и охотничий нож.
- Уложил этого вонючего кабана? – лицо Фрэнсис было сердитым, глаза прикрыты.
- Уложил, - Генри сел на кровать и составил с нее мешок. – Зачем ты положила это сюда со стола, Фрэнни?
- Чтобы ты сказал мне, куда собрался. Я посмотрела, что в мешке. Ты хочешь уйти от меня, Генри? Собрался вернуться в Лондон с этим пропойцей? Что он тебе посулил?
Смит вздохнул, взял нож с кровати и положил его на стол. – Ну а для чего, по твоему мнению, мне нужен был нож, Фрэнни?
- Не знаю, - она пожала плечами. – Скажешь?
- Скажу, - Генри встал, обошел кресло, наклонился и прикоснулся губами к ее макушке. – Если бы он применил силу, попробовал увезти тебя в Лондон или поместить в эти места для умалишенных, о которых говорят, я бы взял этот нож и перерезал бы ему горло от уха до уха. Ты бы стала вдовой, Фрэнни, избавилась бы от него, а я бы взял этот мешок и рванул в порт. Сбежал бы в Россию, нанялся бы солдатом в армию русской императрицы. Может с ней мне бы было лучше, чем с такой подозрительной выдумщицей, как ты?
- Может быть, - улыбнулась Фрэнсис загадочной улыбкой. – Но пустила бы она тебя в свою спальню и стала бы ублажать так, как я? Вот в чем вопрос, Генри.
- Мы этого никогда не узнаем, - Смит потянул Фрэнсис за руки. – Вставай, хватит продавливать мое любимое кресло. Ты остаешься здесь или пойдешь болтать со Сьюзен?
- Пойду болтать со Сьюзен, она же завтра уезжает,- Фрэнсис поправила волосы Генри. – Но я вернусь, мой милый. Через час или два. Ты не засыпай.

* * *

18 декабря 1773 года

Перси испытывал страх, но не подавал виду. Когда сели в лодку, мастер Уильям так смотрел на него, как будто они расставались навсегда. Капитан Фюрно повторял про поврежденную лодку, заблудившихся на суше моряков, но люди на корабле понимали, что раз не было ружейных выстрелов с берега, нужно думать о чем то плохом.
Лейтенант Джеймс Берни сидел на носу лодки, мастер по оружию Питер Фаннин на корме. Четыре дюжих морских пехотинца поставили парус, сняли мундиры и взялись за весла. Остальные четверо, включая Персифаля Чарльтона, проверяли амуницию и оружие. У девятерых человек в лодке был один пистолет, одно ружье и какое-либо холодное оружие на каждого. У Перси было ружье, отцовская шпага и целых два пистолета, один из которых дал ему Офорд.
Дул легкий бриз. Едва лодка обогнула Длинный остров, открылась череда небольших бухточек и пляжей на другой стороне от острова, которые были за ним. Здесь и следовало искать людей Рау.
- Нужно осмотреть то крупное поселение на берегу, - Джеймс Берни указал рукой в сторону прибрежных каинге. – Они могли видеть Рау, он иногда к ним наведывался.
Через четверть часа лодка причалила к берегу. Лейтенант Берни и пять морских пехотинцев высадились на пляж и пошли в сторону хижин, чтобы поговорить с туземцами и все осмотреть. Мужчин среди туземцев не было. По берегу бегали дети, ходили полуобнаженные женщины. Питер Фаннин, Перси, помощник корабельного хирурга Лукас и один из морских пехотинцев, прыщавый Фред, не выходили из лодки. Джеймс Берни приказал быть настороже, готовыми стрелять и отчалить в любой момент. Лейтенант провел на берегу полчаса, потом он и еще двое моряков ушли по тропинке в заросли. Там, видимо, были еще каинге. Возвращались пехотинцы с пустыми руками, они ничего не нашли и не выведали у туземцев. Те, якобы, не видели Рау и его людей ни вчера, ни сегодня.
Лодка двинулась дальше, вдоль берега. В пределах видимости, на небольшом пляже, было еще одно крупное поселение, недалеко от Ист-Бей. Причалив возле него, Джеймс Берни поступил, как и раньше. Взял с собой пятерых морских пехотинцев, а остальные были в лодке. Это поселение было немного больше предыдущего и в нем, как и в предыдущем, были только женщины, старики и дети. Два старика предложили лейтенанту рыбу на обмен. Он согласился из вежливости, выменял пять крупных рыб на два гвоздя и провел, как мог, опрос местных с использованием жестов. Они либо ничего не поняли, либо действительно не видели лодку Рау.
Было около трех часов после полудни. Ветер не поднимался, море оставалось спокойным. Лодка прошла дальше вдоль берега, переход к следующему пляжу занял сорок минут. Показалась бухта Грас-Коув, за которой росло много сельдерея, но до нее был еще один пляж. Первое, что увидел Перси, когда взглянул на пляж, было двухместное каноэ. Рядом с ним стояли два дикаря и собака. Увидев лодку англичан, люди и собака быстро скрылись в прибрежных зарослях.
- Убегают, - крикнул Перси, показывая рукой на каноэ. – Что-то тут нечисто. Зачем бы им убегать? Они знают, кто мы и откуда.
- Верно, налегайте на весла, гребите к их каноэ, – кивнул Джеймс Берни.
Когда лодка села на песок, лейтенант сразу из нее выпрыгнул. Перси решил последовать за ним. Заглянув в каноэ, лейтенант стал мрачнее тучи. На дне лежали несколько башмаков, при этом ни одной полной пары.
- Наших людей? – спросил Перси Чарльтон.
- А чьи еще? В таком ходил мастер Вудхаус, это его, – лейтенант нагнулся и вытащил из каноэ куски дерева. – Перси, это что?
- Рулевой рычаг лодки с «Эдвенчур», - пробормотал Перси. – Весьма нехорошая находка, сэр.
- Точно, - Берни осмотрелся и увидел дальше, на берегу пляжа, несколько корзин. Он крикнул команде лодки, показывая на корзины. – Эй, парни! Тут башмаки наших ребят и рулевой рычаг шлюпки. Вон там стоят какие-то корзины. Трое в полном вооружении ко мне, остальные охранять лодку, на берег не выходить!
Приказ был исполнен. Перси и трое морских пехотинцев встали между зарослями и корзинами спиной к спине. Джеймс Берни открыл одну из корзин и побледнел. – Жареное мясо. Еще горячее. Печеные овощи и коренья. Отрубленная человеческая кисть.
Сердце у Перси сильно заколотилось в груди при словах «отрубленная кисть». Он попятился, подошел к корзине, на которую показывал лейтенант, и посмотрел на человеческую руку. – На запястье татуировка, сэр. «Т» и «Х», якорь. Томас Хилл. Он этот рисунок на Таити набил, сэр.
- Вижу, помню, - взгляд Джеймса Берни ощупывал заросли. – Не нравятся мне эти кусты. Близко к воде. Давайте вернемся в лодку, парни. Нужно осмотреть бухту за теми камнями, Грас-Коув. Перси, возьми руку Хилла и положи в мешок на лодке.
Перси выдохнул, зажмурился, дрожащими пальцами достал из корзины кисть Томаса Хилла и побежал к лодке. Остальные, в том числе лейтенант, не спуская глаз с кустов, двинулись за Чарльтоном.
Когда лодка с «Эдвенчур» покинула пляж и двинулась дальше, по направлению к Грас-Коув, стало понятно, что там много людей. Оттуда доносились крики большой толпы. Густые заросли, отделявшие пляж с корзинами от Грас-Коув, мешали обзору. Обогнув их, люди Джеймса Берни увидели, что около двадцати туземцев, вооруженных копьями и дубинками, бродят по пляжу. Раздавался лай собак, дюжина крупных и средних псов бегала у трех хижин, окруженных забором, возле холма. За пляжем был большой холм, покрытый в основании кустарником. На вершине холма горело сразу несколько костров, вокруг них собралось не менее пятидесяти туземцев. Еще несколько дикарей сидели в кустах и стояли на тропинках от холма к пляжу. На берегу в песок кто-то воткнул обломок весла, очень похожего на весло с «Эдвенчур». К нему были привязаны четыре каноэ.
- Подходим к берегу, готовимся стрелять из ружей, - мрачно проговорил лейтенант и посмотрел на парней на носу лодки. – По моей команде, никаких промахов и стрельбы по ногам, каждый залп должен убивать. Стреляют пятеро, еще пятеро ждут с заряженными ружьями на случай быстрого нападения толпы. Пистолеты и холодное оружие не пускать в ход до рукопашной. Всем все ясно?
- Ясно, понятно, - раздались голоса вокруг Берни.
Туземцы на берегу не пытались убежать. Они махали руками, как бы приказывая чужакам убираться.
- Ну, черти, - Джеймс Берни поднял ружье. – Команда, огонь!
Залп пяти ружей грянул как один выстрел. Лодку заволокло пороховым дымом. Ветер быстро рассеял его и Перси увидел, что четыре человека лежат на песке, а один пытается ползти на четвереньках. Остальные бежали, как зайцы, через пляж к холму. Через две минуты пляж опустел. Дикари на холме повскакивали с мест, подняли копья и собрались вокруг костров. Около двух дюжин туземцев спешили через кусты навстречу своим соплеменникам с пляжа, к хижинам.
- Лодку держать на плаву! – лейтенант быстро перезаряжал ружье и следил, насколько ловко это делают остальные. – Фред и Лукас остаются в лодке. Заряженные ружья держать под рукой, Лукас, но стрелять, только если кому-то из нас нужна срочная помощь. Быть готовыми помочь нам сесть в лодку и сразу отчалить.
- Будет исполнено, лейтенант! – руки помощника хирурга дрожали мелкой дрожью.
- Остальные со мной, выходим на пляж, не разбегаемся, - продолжал Берни. – Мастер Фаннин и вы трое, составите второй ряд. Я, Перси, Джон и Хью первый ряд. Первый ряд стреляет залпом, по моему приказу. Второй ряд, после залпа, передает свои ружья первому, берет их ружья и перезаряжает. Всем вместе не стрелять! Второй ряд делает залп только в том случае, если на нас бегут толпой, а первый ряд отстрелялся. Пистолеты и сабли наготове, использовать их, в крайнем случае!
- Так точно, сэр! – выкрикнул Питер Фаннин и с нетерпением спрыгнул в воду. За ним лодку покинули еще семь бойцов. Пляж опустел на расстоянии пятидесяти шагов. Примерно тридцать дикарей собрались за изгородью в поселении, еще полсотни выжидали на холме.
- Идем вперед строем на дистанцию верного выстрела, - командовал Берни. – Когда остановлюсь и подниму ружье, а затем свистну, делаем залп.
Моряки с «Эдвенчур» продвигались по пляжу медленно, как когорта римских легионеров. Через минуту туземцы загалдели и стали перелезать через изгородь, угрожающе трясти копьями. Когда несколько бросились в атаку, Джеймс Берни вскинул ружье, выждал пару секунд и свистнул.
Перси задержал дыхание и нажал на курок. Раздался оглушающий грохот. Двое дикарей, бежавших первыми, замертво упали. Еще двое, визжа от боли, катались по песку. Другие семеро вмиг остановились и попятились назад, размахивая своими примитивными заостренными палками. К ним на помощь уже спешили еще около десятка косматых варваров.
«Я своего врага убил», - подумал Перси, поставил штуцер на предохранительный взвод, открыл крышку полки, обернулся и сунул оружие в руки Питера Фаннина. Тот кивнул и передал Перси заряженное ружье.
- Первый ряд наизготовку, держать этих ублюдков на прицеле! – ревел лейтенант. – Стрелять по команде!
Задний ряд поспешно заряжал. Перси нервничал. Его отличный штуцер с восьмигранным стволом, на прикладке которого он еще на корабле вырезал свое имя, чтобы другие его не брали, был очень точным, прицельно бил на сто шагов, но заряжался долго. Во время тренировок и охоты это было не важно, но сейчас имело значение. Дикари переговаривались, все время быстро двигались из стороны в сторону, но не приближались. Те из них, что шли к ним на помощь, испуганные смертью соплеменников, не очень то торопились.
- Второй ряд готов! – раздался голос мастера Фаннина.
- Первый ряд, готовимся! – Джеймс Берни взглянул на бойцов справа от себя. – Огонь!
Раздался новый залп. Сквозь дым Перси слышал вопли туземцев. Еще двое были убиты наповал, двое ранены.
- Они атакуют! – истошно заорал лейтенант. – Второй ряд, огонь!
Раздался новый залп. Перси весь дрожал. Несколько туземцев стремительно приближались. Он собирался бросить ружье к ногам Питера Фаннина и достать пистолет, но тут увидел движение несущегося прямо на него рослого дикаря, тот замахнулся. Перси инстинктивно поднял вверх ружье, чтобы прикрыть голову и грудь. Удар и страшная боль в левой руке. Перси сжал зубы, кинул ружье себе под ноги и выхватил из-за пояса пистолет. Враг был в десяти шагах. Выстрел, истошный вопль, пуля угодила дикарю в место, где шея соединяется с подбородком. Вся левая рука Перси горела, он едва не потерял сознание от боли, машинально сунул пистолет за пояс и достал второй. Джеймс Берни в этот момент выставил кремневое ружье со штыком вперед, на него бежали сразу два противника, один с дубинкой, другой с копьем. Перси прицелился и нажал на курок.
Однажды он видел в Брэмптон Брайан Холле, как мастер Джонсон подстрелил дикого пса. Тот несся по полю, его сразила пуля управляющего, и он покатился по земле кувырком. Сейчас случилось то же самое. Туземец, в которого стрелял Перси, издал горловой звук и покатился кувырком прямо через свое копье. Лейтенант же встретил второго варвара и пронзил ему брюхо штыком. Тот начал оседать на песок, но успел взмахнуть дубинкой и зацепил Перси по левой половине грудной клетки и живота. У Перси хрустнули два нижних левых ребра, он закричал. Последний туземец из тех, что бросились в атаку, бился врукопашную с Хью, морским пехотинцем. Схватка их была короткой, длинное копье туземца, задев плечо Хью, было отражено саблей моряка, через мгновение враг лишился головы.
- Джек, из второго рядя, в лодку! Лукас сюда с сумкой и ружьем! Перси и Хью ранены! – лейтенант обводил поле боя яростным взглядом. Вокруг отряда лежали тела врагов. Трое из них пытались встать. Два морских пехотинца добивали их саблями. Оставшиеся в поселении туземцы, оценив потери, с причитаниями пятились к холму, на котором враждебно гудела толпа из полсотни дикарей.
Помощник корабельного хирурга Лукас стремительно бежал по песку от лодки. Остановившись около Перси, сидящего на корточках и заливавшего пляж кровью из раны на левом предплечье, Лукас умело перетянул плечо раненого жгутом, промыл рану какой-то жидкостью из маленького пузырька, наложил корпию, а поверх нее бинт. Перси тяжело дышал. Когда Хью закончил перевязывать рану, Чарльтон показал ему ушиб на животе и ребрах. Лукас осторожно ощупал ушиб, но затем улыбнулся.
– Жить будешь, пройдоха!
- Второй ряд, ружья заряжены! – отрапортовал Питер Фаннин.
- Питер, - лейтенант указал на четыре туземных каноэ у кромки воды. – Дай один выстрел в борт, может они спрятались на дне лодок!
Раздался выстрел. В борту каноэ образовалась дыра, но никто из него не поднялся.
- Зарядить все ружья, не расходиться! – Джеймс Берни приблизился к Лукасу, который перевязывал раненое плечо Хью. – Серьезная рана?
- Не особо, у Перси хуже будет, но тоже легко отделался, - покачал головой помощник хирурга.
- Все ружья заряжены, - Питер Фаннин отдал штуцер Перси его хозяину. Перси показал на раненую руку, печально улыбнулся, кивнул на свои пистолеты. Мастер по оружию похлопал Перси по здоровой руке и вытащил у него из-за пояса оба пистолета, чтобы зарядить.
- Перси, стрелять можешь? – Джеймс Берни подошел к юноше.
- Конечно, сэр, - Перси проследил взглядом за лейтенантом. В поселении, у изгороди, стояли два туземца. Оба неимоверно толстые, уже в возрасте, с гордо поднятыми головами.
- Твой штуцер хорошо бьет, задай как им перцу. Нужно осмотреть тот конец пляжа и поселок, - Берни был доволен. – Ты держался молодцом, парень, настоящий охотник на варваров. Пятерых уложил.
Перси не ответил. Он повернулся в сторону поселка и демонстративно махнул ружьем. Толстые туземцы стояли, не двигаясь. Персифаль Чарльтон вздохнул, поднял штуцер, прицелился и выстрелил. Один из дикарей вздрогнул и опустился на колено, он был ранен в правое бедро. Второй толстяк тут же подошел к нему, помог подняться и они оба стали отступать к холму.
- Рука затряслась, болит, - извинился Перси.
- Ничего, главное, что прогнал, - Джеймс Берни оценивающе осматривал холм. – Через три минуты строимся рядами, выдвигается к той ограде, за нее не заходим. Лукас, остаешься с нами. Питер Фаннин и Хью, идите в лодку, смените Джека и Фреда, пусть бегут сюда.
- Хорошо, Берни, - мастер по оружию взглянул на раненого Хью и они быстро побежали к лодке.
- Прости, Перси, ты и твой штуцер мне нужны для огня на дальней дистанции, - лейтенант чистил штык от крови набедренной повязкой, снятой с мертвого врага.
- Ничего, сэр, все хорошо, - Перси поправил за поясом пистолеты, отданные мастером Питером.
Через три минуты восемь человек были в сборе и, построившись двумя рядами, медленно пошли в сторону поселка. Когда они достигли конца пляжа, прятавшиеся в кустах псы туземцев выбежали и облаяли их, но не стали нападать.
- Что они делают? – Лукас присмотрелся к собаке, которая терзала какую-то плоть на песке.
- Едят что то, - ответил Перси.
Когда команда подошла к изгороди и собаки разбежались, стало ясно, что они ели. Куча кишок, печень и почки были разбросаны вдоль изгороди. В воздухе стоял запах крови.
«Человеческие?» - Перси почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
Затем открылась страшная картина. На глинистой почве у хижин лежали человеческие головы, руки, хребты, распотрошенные грудные клетки, куски одежды, обувь. Везде следы разделки тел, кровь, у потухших костров обглоданные кости и куски жира, кожи. Несколько стоп и кистей свалены горкой у входа в одну из каинге. Часть голов была наколота на пики. Ружей и сабель людей Рау не было видно.
- Иисусе Христе! – Джеймс Берни был бледен, как мел. – Это наши парни! Это они! Вон валяется голова Вудхауса!
Морские пехотинцы остановились в ужасе. Перси и Лукаса рвало. Фред уронил ружье и застонал.
- Джек, перелезь через изгородь, принеси голову Вудхауса и ту руку. Кажется, я вижу на ней кольцо Рау. Пересчитай и осмотри головы, постарайся всех наших опознать -лейтенант зажимал рот ладонью. – Черт подери! Перси, Лукас, встать немедленно! Держать на прицеле этих скотов в кустах и на холме. Живо, Джек! Иди за ограду! Фред с ним. Если найдете головы Рау и боцмана Джонса, берите и их. Если найдете оружие, бросайте сюда. Остальным стоять строем! Все как я говорил, первый ряд стреляет, второй заряжает, пистолеты только для ближнего боя. Нужно убедиться в том, что никого из наших парней в живых не осталось. И убираться отсюда! Что там за хижиной?
- Связки сельдерея, - один из морских пехотинцев прищурился. - Наши, наверное, собирали.
Группа туземцев на холме шумела и двигалась, но спуститься и напасть не решалась. Они уже потеряли убитыми много соплеменников. Перси, потрясенный жутким зрелищем, думал лишь о том, как бы побыстрее покинуть берег и вернуться на корабль. Зачем подбирать головы и части тел, он не понимал. По его мнению, это был большой риск, но он молчал, так как лейтенант был возбужден, спорить с ним опасно. Морские пехотинцы, Джек и Фред, бегали по туземному поселению и, ругаясь на чем свет стоит, изучали останки бывших товарищей. Раненая рука Перси начала пульсировать, в ушах стоял звон, он тяжело дышал. Тошнило, но желудок уже был пустой, поэтому не рвало.
- Ладно, заканчивайте, - Джеймс Берни видел, что ситуация угрожающая. - Не думаю, что кого то эти людоеды оставили в живых. Что опознали, то и берите.
Джек и Фреди услышали распоряжение лейтенанта, бросили через ограду голову мастера Вудхауса, руку мичмана Рау и через минуту уже стояли в строю. Прихватив страшные находки, команда стала быстро отступать к лодке, не опуская ружей. У кромки воды Джеймс Берни отвел Питера Фаннина в сторону и обменялся с ним несколькими фразами шепотом. Перси ждал приказа сесть в лодку.
- Перси, твой штуцер заряжен? - лейтенант посмотрел на Чарльтона.
- Заряжен, сэр, - ответил Перси.
- Стрелять можешь? - Берни оценивающим взглядом смотрел на раненую руку старшины.
- Могу, но зарядить вряд ли сумею, - Перси не понимал, что хочет от него офицер.
- Прицеливайся и стреляй по тем, что на холме и в зарослях. Фаннин будет твой штуцер заряжать. Стреляй по этим проклятым людоедам, пока не кончатся пули для штуцера, - на лице лейтенанта застыла маска ярости.
- Прямо как мичман Рау? - осторожно спросил Перси.
- Как Рау? Ты имеешь в виду просто так? - Берни вспылил. - Нет, не просто так, Перси. Это месть.
- Сказал Господь «Мне отмщение и аз воздам», - Перси опустил глаза.
- Стреляй! - закричал лейтенант. - Господь потом воздаст, а я сейчас! Стреляй по ним! Фаннин, готовься заряжать!
Перси вздохнул, поднял штуцер, прицелился и выстрелил. Один из дикарей, стоявший на тропинке между холмом и пляжем, упал.
- Еще! - ревел Берни. - Давай еще!
Перси передал штуцер и подсумок с пулями мастеру Фаннину. Тот молча взял и принялся быстро заряжать. Когда он подал Перси штуцер, Чарльтон и Фаннин встретились взглядами. Мастер Питер все понимал. Перси снова вскинул штуцер и выстрелил. Еще один туземец рухнул как подкошенный. Отдав ружье Фаннину, Перси повернулся к лейтенанту. - Сэр, у меня левая рука слабеет. Пальцы сгибаются, но разогнуть я их не могу. Может подождать с местью, вернемся на корабль и предложим капитану решать, что делать.
- Хорошо, - Берни уже начал успокаиваться. - Уходим! Все на борт!

 » Кошмар

Глава 5

«Кошмар»

Когда команда спасательной экспедиции поднялась на борт «Эдвенчур» и сообщила о случившемся, на корабле началось что-то очень похожее на панику. Пролив королевы Шарлотты огласили крики, ругательства, проклятия, требования немедленно выходить в море. Многие не верили, что их товарищей съели дикари, но когда из шлюпки был поднят мешок, в котором лежали голова мастера Вудхауса, кисть Томаса Хилла и рука мичмана Рау, наступило гробовое молчание. Матросы, старшины и офицеры стояли толпой вокруг этих ужасных доказательств, пока не появился Фюрно. Сэр Тобиас на ходу застегивал синий капитанский китель. Он увидел руку мичмана Рау с золотым кольцом и едва не лишился чувств. Рау был родственником капитана. Главный канонир вопил, что нужно пройти на «Эдвенчур» вдоль берега пролива и разнести из пушек все поселения туземцев, убить их как можно больше, не щадя никого, без всякой жалости. Лейтенант Берни рыдал, как ребенок. То напряжение, которое он испытал, командуя людьми в таком деле, наверное, не могло закончиться иначе. Некоторые были парализованы страхом, другие охвачены гневом, кто то подавлен. Спокойствие сохранял лишь корабельный врач, мастер Эндрюс. Он сразу занялся ранеными, Перси и Хью. Особенно ему не понравилась рана Перси. Она была достаточно глубокой, находилась на предплечье ниже локтя и, хотя уже не кровоточила, привела к неприятным последствиям. Персифаль Чарльтон мог сгибать кисть и пальцы, но не мог их разогнуть. Попытка разогнуть пальцы вызывала боль в руке. Кисть немного обвисла.
- Повреждена жила, которая разгибает кисть и пальцы, - авторитетно заявил мастер Эндрюс. - Когда рана затянется и отек спадет, должно все пройти. Главное, чтобы не началась лихорадка и нагноение раны. Нужно заняться тобой, парень, прямо сейчас.
- Я тебе говорил, Перси! - Офорд негодовал. - Я тебя предупреждал! Ты мог умереть там. Для чего нам на корабле морские пехотинцы, если они идут в бой как добровольцы, а плотников заставляют сражаться? И где лодка, о которой тут так много болтали, которую, якобы, нужно было ремонтировать? От нее остался один рычаг. Ты хоть что-то ремонтировал в этой вылазке, Перси?
- Ничего, мастер Офорд. Ничего ведь не сломалось, - Перси грустно улыбнулся.
Перси, Хью, Уильям Офорд и мастер Эндрюс ушли в каюту корабельного врача. Пока мастер Эндрюс занимался ранами Перси и Хью, на верхней палубе бушевали страсти. Капитан Фюрно отказался обстреливать поселения туземцев из пушек. Во-первых, он не знал, какое племя причастно к нападению на Рау и его людей, и не мог это выяснить. Во вторых, он не мог допустить, чтобы решения на корабле принимал старший канонир и несколько особо крикливых матросов. В третьих, война с дикарями могла выйти боком команде «Резолюшн», если корабль Джеймса Кука вернется в пролив королевы Шарлотты, когда там не будет «Эдвенчур» и люди попытаются сойти на берег в полном неведении о том, что здесь случилось. Было решено послать к лагерю на берегу шлюпку с О-Маи, чтобы он оставил в тайнике для капитана Кука послание в бутылке с подробным рапортом. После этого сэр Томас намеревался поднять якорь, перейти подальше, встать на стоянку около Каннибал-Коув и ждать там три дня. Если через три дня «Резолюшн» не появится, а со стороны туземцев не приплывут старейшины, чтобы отдать останки членов команды «Эдвенчур» и их личные вещи, капитан Фюрно был готов выйти в море. От его команды из восьмидесяти одного человека за полтора года осталось шестьдесят два. Он потерял разом десять лучших моряков, не знал и не понимал, что ему делать дальше в этих краях и был готов возвратиться в Англию, если не поступит других указаний от капитана Кука.

Памятная табличка о первом кругосветном путешествии капитана Кука на Мотуара

19 декабря 1773 года на палубе «Эдвенчур» состоялась церемония прощания с мичманом Рау, Томасом Хиллом и мастером Вудхаусом. Части их тел положили в мешок из парусины вместе с пушечным ядром и похоронили в море на достаточной глубине. 22 декабря 1772 года, так и не дождавшись «Резолюшн», «Эдвенчур» взял курс на мыс Доброй Надежды.

* * *

26 декабря 1773 года

Воскресная служба завершилась также тихо и спокойно, как и началась. Священник шепотом поговорил с несколькими прихожанами и шмыгнул в ризницу. Генри Смит ждал. Ждал, когда Чарльз Фицрой-Скудамор перестанет пялиться на надгробие совершенное чужого ему человека и пойдет к выходу. Гигантский мраморный монумент Джеймсу Скудамору 1668 года был вмонтирован в церковную стену. В центре монумента находилась скульптура Джеймса Скудамора, который возлежал в расслабленной позе, одетый в античные доспехи, с венком на голове. Над памятником возвышался герб семьи, траурные вазы на широком карнизе. По бокам статуи к карнизу примыкали пилястры, внизу был узорный барельеф. "Боже мой, как же богачи любят покрасоваться, даже после смерти. Хотя, конечно, все это делает родня. Такие деньги выбрасывают на ветер".
Церковь святого Кутберта в Холм-Лейси была расположена недалеко от Холм-Лейси-Хауса. Такая же маленькая, аккуратная, с квадратной башней, как храм апостолов Петра и Павла в Ай, где венчались Сьюзен Харли и Персифаль Чарльтон. Генри вспомнил ту незабываемую весну и усмехнулся. Где теперь этот Перси Чарльтон? Бороздит моря.
Перед службой Смит осмотрел церковь. В ней он обнаружил надгробие, с лежащими на крышке статуями рыцаря и его жены, Джона и Сибил Скудаморов, 1570 года. Похожее надгробие того же века было и в церкви в деревне Ай. Удивительно, как будто одни и те же строители и скульпторы ездили по округе и предлагали свои услуги, а высокородные господа следовали некой моде на то, как должна выглядеть церковь, и на посмертные памятники определенного вида.
Чарльз Фицрой-Скудамор обернулся и увидел Генри. Его губы тронула едва заметная улыбка. - Вы ждете меня, Смит?
- Да, милорд, - Генри приблизился. - Хотел поговорить с вами об одном деле. Я прислуживаю вашей дочери, поэтому вы должны знать.
- Хорошо, рассказывай, - лорд Фицрой-Скудамор сел на церковную лавку и пригласил Генри сесть рядом.
- Видите ли, милорд, - Генри пристроился рядом с хозяином Холм-Лейси-Хауса. - Я хотел бы завести семью и уже нашел себе будущую супругу.
- Правда? - Чарльз Фицрой-Скудамор с изумлением взирал на слугу. - И кто же эта счастливица?
- Луиза Тарле, камеристка вашей дочери, милорд, - Генри опустил глаза. - Она уже согласилась.
- Вот это да, все любопытнее и любопытнее, - лорд Фицрой-Скудамор потер переносицу пальцем. - Я не могу вам запретить обвенчаться. Но ты знаешь, Смит, что вы с Луизой единственные слуги, которым безоговорочно доверяет моя дочь. Может ли это отразиться на вашей службе у меня и дочери?
- Если и отразится, то на небольшой срок и не сильно, - пробормотал Генри и когда хозяин посмотрел на него с недоумением, пояснил. - Дело в том, что Луиза ждет ребенка от меня. Возможно, через несколько месяцев ей будет трудно делать тяжелую работу по дому. Но я уже поговорил с Мартой Ричардс, она готова помочь. Леди Говард хорошо знает Марту и доверяет ей как мне и Луизе.
- Я знаю, что у вас в южном крыле моего дома дружная компания, почти что банда, - улыбнулся Чарльз Фицрой-Скудамор. - И Марта в эту банду входит давно.
- Банда? Ну, вы скажете, милорд, - засмущался Генри. - Я бы сказал, семья. А в семье, если что-то случается ненароком, принято венчаться без скандала.
- Тут ты прав, Смит. Я даю вам свое благословение, если вы его хотите, - хозяин Холм-Лейси-Хауса встал. - И еще. Моя дочь стала реже гулять и посылать за мной. Ее здоровье не ухудшилось?
- Все как обычно, милорд, - Генри поднялся вслед за собеседником. - Вы слышали, что во время вашей отлучки в Лондон приезжал лорд Говард и расстроил леди неосторожными словами о воссоединении.

Церковь святого Кутберта в Холм-Лейси

Памятный монумент Джеймса Скудамора 1668 года

- Пусть воссоединяется с дьяволом в аду, - зло прошептал лорд Фицрой-Скудамор и вздохнул. - Прости, Господи, не в церкви будет сказано. Так что она, снова тоскует?
- Тоскует, милорд, - Смит пошел по проходу за отцом Фрэнсис. - Но ничего серьезного. Совсем не выходит на улицу. Но сейчас зима, прогулки опасны, можно инфлюэнцу подхватить.
- Верно, - Чарльз Фицрой-Скудамор кивнул. - Если не хочет гулять, пусть дышит свежим воздухом у окна. Позаботься об этом, Смит.
- Будет сделано, милорд, - Генри ухмылялся за спиной хозяина. Все прошло как надо.

Саркофаг Джона и Сибил Скудаморов, 1570 год

* * *

28 декабря 1773 года

В Брэмптон Брайан Холле заканчивалось Рождество Христово. Некоторые гости уже уехали, другие собирались уехать. Четвертый граф Оксфорд и Мортимер сидел за столом в библиотеке и листал газету, пытаясь найти что-нибудь интересное из событий последнего месяца. Скрипнула дверь. Он поднял глаза. Это была жена.
- Нед, я к тебе, - ее милость выглядела озадаченной. – Нужно поговорить о нашей дочери.
- А что не так? – Эдвард Харли встал и подошел к супруге.
- Может ты не заметил, но в Лондоне она была сама не своя, в какой-то тревоге, как на иголках. Мы посетили несколько приемов вместе с виконтессой Веймут, чтобы погасить скандал, и мне показалось, что Сьюзен очень неуютно на людях, она как будто стыдится смотреть им в глаза, тяготится беседами? - графиня подняла с пола упавшую книгу и положила на стол.
- Ну а что тебя удивляет после всех этих слухов? – граф пожал плечами.
- Не в слухах дело, - ее милость заправила выпавший из прически локон за ухо. – Я спросила ее, в чем дело, она отвечала уклончиво, но одну ее мысль я поняла.
- И что это за мысль, жена моя? – граф Оскфорд и Мортимер смотрел на супругу.
- А мысль такая, что она не должна развлекаться, пока муж ее в море и ему там нелегко, - старшая леди Сьюзен увидела скепсис во взгляде мужа и шлепнула его веером по руке. – Не смейся, пойдем со мной, я тебе одну комнату покажу. Вчера жена Томаса мне про нее рассказала. Дескать, Сьюзен привела ее туда вместе с девочками и показывала им. Комната по соседству с детской и ее спальней, в самом конце коридора.
- Гостевая? Ладно, идем, – его милость взял жену под руку, и они пошли к лестнице.
Поднявшись на второй этаж, супруги направились к покоям дочери. Графиня приложила палец к губам и постучала в дверь спальни Сьюзен. Ответа не последовало.
- Она внизу, с Джоном и девочками, - произнес Эдвард Харли.
- Тогда пошли, скорее, - миледи быстро прошла через коридор, достала из кармана платья ключ и открыла последнюю дверь. Граф остановился на входе в комнату и осмотрелся. Это была одна из лучших гостевых спален, но теперь у нее был жилой вид. На спинке стула висит старый камзол, на кровати лежит мужская сорочка, на столе монета на цепочке, серебряный грош короля Эдварда, чернильница, листы бумаги, исписанные мелким почерком, и перо.
- Это вещи Персифаля Чарльтона? – брови графа удивленно поползли вверх.
- Да, и есть еще сундук, - графиня вздохнула. – Она, видимо, привезла все это из поместья Ай, разложила в комнате, закрыла на ключ и даже горничных сюда не пускает. Вчера утром она привела сюда Энн и заявила ей, что это комната ее мужа. Что он потомок баронета Чарльтона и отсутствует только потому, что его очень попросили принять участие в морском походе Джеймса Кука. Что он морской офицер. Как будто Энн не знает всю эту историю от Томаса. И она взяла с собой девочек, Нед. Сказала им, что это комната их отца.
- Понятно, - граф Оксфорд и Мортимер был мрачнее тучи. – Нужно поговорить с ней о ее браке, дорогая. Прошло полтора года. Она молодая женщина, замужем, с двумя детьми. Мы ее семья, но где ее муж? Возможно, погиб, или нашел другую женщину, осел в чужих краях. Она и не жена, и не вдова. Это подвешенное состояние, сколько оно будет продолжаться?
- Я не знаю, - графиня закрыла дверь. – Но нам действительно надо с ней поговорить.

* * *

Когда Чарльз Говард-младший приехал из Холм-Лейси-Хауса в Лондон, он сорвался. Все его попытки меньше пить полетели к чертям. Странное и вызывающее поведение «плаксы Фрэнсис» выбило лорда Говарда из колеи. Если бы эта безумная, как обычно, рыдала, тосковала, заламывала руки, он бы это пережил. Но когда она стала говорить, что мечтает отравить его или проломить ему голову, он немного струхнул, потому что нужно было ночевать в особняке Скудаморов, доме тестя. Действительно, подложили бы яд в пищу, разбирайся потом, кто это сделал, желающих свести с ним счеты немало.
И Чарльз запил. Так запил, что потерял счет дням и не мог сообразить, где он находится. Просыпался утром там и сям, у друзей, в Норфолк-Хаусе, в каких то гостиницах. Один раз даже проснулся в конюшне Биши Шелли. Слава Богу, ничего не отморозил, конюхи нашли его в три часа ночи и водрузили на диван в гостиной друга. А друг в это время, оказывается, уехал в Бат. Как это все случилось, Чарльз Говард-младший даже не сообразил.
Ноги опять стали гореть, неметь, слабеть. Голова была как чугунная, кишки болели, все время тошнило. Он не мог остановиться, только и делал, что опустошал бутылку за бутылкой. В компании или один. Кризис наступил 31 декабря, после бурного празднования Рождества.
Он отрыл глаза и увидел перед собой чье то лицо и остекленевшие, безжизненные глаза. «Кто это?» Чарльз пошевелился. Он лежал в одежде на кровати, на боку, повернувшись лицом к другому человеку. И этот человек был мертв. «Вот кошмар».
Чарльз Говард-младший пошевелил ногами. Еще не отказали. Он попытался сесть. Матрац был мягкий, он стал барахтаться, проваливаться, даже махал руками, и наконец, сел на край кровати. Пока он это делал, покойник завалился на спину. Лорд Говард вытянул дрожащую руку и потрогал человека. Окоченел. Сколько сейчас времени? Где он? Кто это с ним?
На мертвеце был дорогой золотисто-белый камзол, бежевые панталоны, белоснежные чулки. Около его подушки лежал хороший парик. Темные волосы. Худое, с орлиным носом лицо. Мертвец выглядел дворянином. Чистым, ухоженным, средних лет. Но Чарльз его не помнил, не знал раньше и не представлял, почему они оказались в одной кровати.
«Это полный кошмар». Лорд Говард закрыл глаза. Допился. «Может это сон?» Он встал, нашел свои сапоги, с трудом их натянул. Вышел в коридор, спустился по лестнице. Это какой-то бордель или притон. Сент-Джайлс, Лондон. Как он сюда попал? Что теперь делать? Где карета? Чарльз Говард-младший решил, что с него достаточно. Да, будет тяжело, но он не будет больше столько пить. Только бы его не повесили за убийство. Хотя, вряд ли он убил этого незнакомца. Это все пьянство, разгул. Поежившись на декабрьском ветру, Чарльз, шатаясь, побрел к Норфолк-Хаусу.

* * *

31 декабря 1773 года

Опять был январь и мороз. Настолько холодно, что Перси дрожал, как в лихорадке. Он шел по темному парку, мимо Брэмптон Брайан Холла. На улице ни души. Из дома четвертого графа Оксфорда и Мортимера доносились чарующие звуки музыки. Клавесин звучал из музыкальной комнаты, арфа из гостиной. Хозяева опять пригласили соседей и гостей из Лондона? Был ужин?
Перси остановился перед домиком садовника и задумался. Здесь нельзя оставаться. Не больше двух-трех дней. Он толкнул дверь и вошел. У горящего камина, на том самом стуле, где обычно сидела у огня Фрэнсис, была другая женщина. Его ненастоящая жена, леди Сьюзен Харли.
Леди Сьюзен повернулась и пристально посмотрела на него. На ней было то самое платье, в котором она венчалась в 1772 году в церкви апостолов Петра и Павла в Ай. «Почему она надела его? Неужели сейчас такая мода?» - подумал Перси.
Он осторожно вошел, закрыл дверь. Сьюзен Харли молчала. Перси тоже не пытался с ней заговорить. Он быстро поднимался по ступеням на второй этаж. На втором этаже темно, лишь камин немного освещает эту часть домика под крышей. Стропила, его кровать на низких ножках, шкафчик, табурет. И корзины. Пять больших корзин вдоль стены. Перси подошел к первой, задержал дыхание и поднял крышку. Жареное мясо, печеные коренья и овощи. Блеснул золотой ободок. Это рука мичмана Рау. А рядом кисть Томаса Хилла, татуировка на запястье «Т» и «Х». Голова мастера Вудхауса смотрит на него мертвым, мутным взглядом. Перси вздрогнул и проснулся.
Он сел и спустил ноги с койки. Фонарь в каюте покачивается из стороны в сторону, бросая тени на отсыревшие доски переборок. Его повесил мастер Уильям. Влажные доски палубы холодят босые подошвы. Скрипит деревянный скелет корабля, обшивка. Где то слышны тихие голоса. Вахтенные. Это каюта мичмана Рау. Перси поселился в ней два дня назад, после того как капитан Фюрно, осмотрев его рану вместе с корабельным врачом Эндрюсом, решил, что ему не помешает собственная каюта, чтобы поскорее выздоравливать. Офорд заходит пару раз за ночь. Встает у койки. Смотрит, молчит, думая, что Перси спит, потом покидает каюту.
«Я убил семь человек». Перси сжал руками голову, зажмурил глаза. Эти сны, как долго он будет их видеть? Мастер Уильям был во всем прав. Ему не нужно было соглашаться отправляться на тот пляж с Джеймсом Берни. Он мог отказаться, объяснить, что ему там не место, что есть солдаты, морские пехотинцы, которые стреляют в людей, как в животных, и потом спокойно спят. Как его угораздило попасть в такую передрягу? Как так случилось, что из огромного множества людей на земле именно ему было суждено увидеть этот кошмар, разделанных как свиные туши, съеденных товарищей, стрелять в живого человека, убивать?
Перси встал, прошел к столу, вытащил из рундука бинты. Разбинтовал раненую руку и оторвал корпию, с силой нажал пальцем на корку над раной в том месте, где была припухлость. Выдавил немного гноя, поморщился. Отек заметно меньше, жара нет. Рана постепенно заживает, но пальцы и кисть до конца все равно не разгибаются, а при попытке их разогнуть, боль появляется в среднем пальце. Корпия, похоже, больше не нужна, простого бинта будет достаточно. Перси взялся за дело, сменил повязку, потом сел на койку, подложил под спину тюфяк и откинулся на переборку.
Возвращаться в Англию было страшно. Что если граф Оксфорд и Мортимер узнает, что он вернулся, найдет его и бросит в тюрьму за то, что Перси женился на его дочери тайно, без родительского благословения? Можно ли за такое посадить человека в тюрьму? Лучше всю жизнь провести на корабле, чем сидеть в тюремной камере. Если его, Перси, захотят судить, он скажет, что никогда не был с леди Сьюзен как муж с женой, что не знает, что на него нашло, когда он решил венчаться. Что ни фартинга из приданого он не получил. А если попросить сэра Тобиаса оставить его на судне или взять с собой на другой корабль? Если не вернуться? Нет, вернуться было необходимо. В Англии мать, сестра, он давно их не видел. У него, наверное, есть ребенок. Кто знает, где этот ребенок и как ему живется.
Ударил корабельный колокол. Утро. Перси попытался разогнуть пальцы левой руки. Едва шевелятся. Какой из него плотник с такой рукой? Скоро спустится мастер Уильям, начнется новый день. Когда «Эдвенчур» придет на мыс Доброй Надежды, им предстоит конопатить обшивку корабля снаружи, чинить рангоут, такелаж, работать как пчела, перед переходом в Англию. Тогда думать о будущем будет некогда и, возможно, ему перестанут сниться эти кошмары.

 » Человек с сухой рукой

Глава 6

«Человек с сухой рукой»

16 июля 1774 года

Рейд Спитхеда составляет 14 миль в длину и 4 мили в ширину. Никакой ветер, кроме юго-восточного, не страшен кораблям на рейде Спитхеда. Это морские ворота в Англию, за которыми возвышаются грозные укрепления Портсмута. В Портси уже полвека кипит работа, идет бесконечное строительство линий обороны. Форты, рвы, валы, батареи орудий. Английская мощь, такая же крепкая, как цепной бон Портсмута стоимостью двести фунтов стерлингов.
«Эдвенчур» вернулся в Англию 15 июля 1774 года и встал на рейд Спитхеда. Что чувствовала команда? Это были смешанные чувства. Радость от возвращения домой и грусть, что поход не был успешно завершен, погибли товарищи. Экипаж судна страдал от цинги, Двенадцать человек переносили болезнь тяжело, десять менее тяжело и около двадцати в легкой форме.
Сегодня должны были сойти на берег серьезно больные. Те, кому надлежало отправиться в Лондон на лечение. Завтра корабль покидала половина команды, оставалась только вахта и один офицер. Капитана Тобиаса Фюрно ожидал предварительный доклад представителям Адмиралтейства и Королевского общества в Портсмуте.
Перси Чарльтон собирал свои вещи в бывшей каюте мичмана Рау. Укладывал в открытый рундук все, что хотел сохранить на память и имел право взять. Свое жалование, чуть меньше одного фунта в месяц, почти двадцать два фунта. Синяя куртка, соломенная шляпа, шейный платок, подаренное мастером Уильямом небольшое одеяло из тонкой шерсти. Безделушки, которые Перси мастерил из нефрита и дерева каури во время стоянок в проливе королевы Шарлотты. Фигурки альбатроса, тюленя, кита, пингвина, акулы, кабанчика. Резная деревянная шкатулка с инкрустацией нефритом. Вышитый матерью платок. Оловянная табакерка, подарок лейтенанта Джеймса Берни. Фанерная ладонь, выпиленная Офордом, к которой он должен был привязывать свою левую кисть на ночь, чтобы пальцы были разогнуты, выпрямлены. Библия, руководство по плотницкому делу Уильяма Пейна, книга с проповедями, которую он так и не прочитал до конца.
Перси открыл Евангелие от Матфея и нашел место, которое перечитывал уже много раз. «И перейдя оттуда в другое место, Он пришел в синагогу их. И вот человек с сухою рукой…» Перси посмотрел на свою левую руку. На предплечье и тыльной стороне кисти она похудела, как будто высохла.
Он уже попрощался с большинством моряков с «Эдвенчур». Первым был капитан Фюрно. Сэр Тобиас сожалел, что Перси получил увечье под его командованием и заверил, что Адмиралтейство обеспечит ему десятидневное лечение в больнице святого Георгия в Лондоне. Капитан сообщил, что собирается командовать кораблем в американских колониях. Если Перси пожелает, Фюрно был готов взять его в новую команду плотником. Потом были Джеймс Берни, мастер Фаннин и мастер Эндрюс, многие другие. Последним пришел старший плотник, мастер Уильям. Йоркширский недотепа пустил слезу, обнимая Перси. Он сунул Перси в рундук полфунта. Персифаль Чарльтон расчувствовался и сделал мастеру Уильяму ответный подарок. Отдал ему свой превосходный молоток, который очень нравился Офорду.
Перси закрыл рундук, повесил его за спину, оглядел каюту. Шпага отца на поясе. Вроде бы ничего не забыл. Он вышел из каюты, поставил ногу на ступеньку трапа и улыбнулся. Англия. Человек с сухой рукой вернулся на родину.

Вид на Портсмут

* * *

22 июля 1774 года

День в лондонском городском доме четвертого графа Оксфорда и Мортимера начался весело.
- Сью! Сара! Вылезайте немедленно! Мне нужно идти! – Сьюзен Чарльтон стояла около длинного стола в гостиной. Белая скатерть, почти до пола, колыхалась, из-под стола слышалось хихиканье. – Отдайте маме шаль. Кто-то будет наказан сегодня.
Хихиканье стихло. Пухлая ручка вытолкнула голубую шаль.
- Джослин, вытащи их оттуда и отведи в детскую, - Сьюзен подняла шаль, встряхнула и набросила на плечи. Стоявшая в дверях няня направилась к столу.
– Я поговорю с кузиной Элизабет и устрою над вами расправу, какой вы еще не видели, - Сьюзен Чарльтон постучала костяшками пальцев по столешнице и улыбнулась.
Никакого ответа.
- Это безобразие от сладких булочек и компотов. Кто-то должен навести в доме порядок. Нехорошо прятаться от няни, - она прошла через комнату и оглянулась. Няня Джослин встала на корточки и полезла под стол. Сьюзен вышла в коридор и направилась в гостиную.
Виконтесса Веймут, леди Элизабет Тинн ждала подругу у окна. Ее милость графиня Оксфорд и Мортимер сидела на бардовой кушетке и с помощью лупы читала что-то написанное мелким шрифтом в утренней газете. Когда Сьюзен показалась в гостиной, кузина Элизабет улыбнулась, шагнула ей навстречу и сердечно обняла.
- День добрый. Хорошо выглядишь, Сью.
- День добрый. В этой запылившейся шали? Девочки утащили ее и несколько подушек под стол, учинили там Бог весть что. Стоило выпустить их из детской, они сразу устроили прятки. Изводят бедную Джослин, как два бесенка.
- Сочувствую вашей беде, но все это мне хорошо знакомо, - виконтесса Веймут села в кресло и улыбнулась. – Я по делу, Сью. По твоему делу.
- Что за дело? – Сьюзен насторожилась.
- Твой муж, - вздохнула леди Элизабет Тинн. – Ты просила сообщить, если Томас что то узнает.
- И что он узнал? – графиня подняла голову и вступила в разговор.
- Корабль «Эдвенчур», на котором ушел в поход твой муж, Сью, пятнадцатого июля встал на рейд в Спитхед. Их плавание закончено, часть команды сошла на берег шестнадцатого числа. Среди них был Персифаль Чарльтон. Он, вместе с больными цингой матросами, прибыл в Лондон и попал на лечение в больницу святого Георгия на Гайд-Парк-Корнер.
- У него цинга? – Сьюзен опустилась на кушетку рядом с матерью.
- Вряд ли, Сью. Есть некоторые сведения, которые я с трудом вытянула из Томаса. Они не для женских ушей, - виконтесса Веймут поморщилась.
- Если речь не идет о разврате и связанных с ним болезнях, можешь смело нам все рассказать, - ее милость положила газету и лупу. – О чем-бы не узнал виконт, мы тоже должны это знать. Это нас касается.
- Сьюзен, это точно не для женских ушей, - леди Элизабет с сомнением смотрела на подругу и графиню. – Я расскажу, если вы этого хотите.
- Говори, - Сьюзен Чарльтон кивнула.
- Ладно, но я предупреждала, - виконтесса Веймут выразительно взглянула на графиню. – Остановите меня, если передумаете слушать. У твоего мужа нет цинги, Сью. Томас утверждает, что почти вся команда болела цингой, но не он. Персифаль Чарльтон был ранен. На одном из островов случилось нападение туземцев на младшего офицера и его подчиненных, когда они высадились на берег с лодки. Десять человек погибли, их убили, расчленили и съели.
- Боже мой. Господи помилуй, - Сьюзен в ужасе замерла. Ее милость графиня испуганно смотрела на леди Тинн, она не верила своим ушам. Так как никто ее не остановил, кузина Элизабет продолжила.
- Капитан корабля послал спасательную миссию. Кажется, на другой день после пропажи людей и лодки. В эту миссию входил твой муж, Сью. Они столкнулись с яростным натиском туземцев, когда попытались отбить у них останки своих товарищей. Томас не уточнил, сколько моряков погибло в этой миссии, и были ли вообще погибшие, но Персифаль Чарльтон был ранен. Муж говорит, у него повреждена рука. Поэтому он прибыл в госпиталь в Лондон вместе с цинготными больными.
- Так он в больнице святого Георгия? Прямо здесь, в Лондоне? - Сьюзен была бледна и взволнованна. – Мама, что нам делать?
- Сью, послушай, - виконтесса Веймут смотрела на подругу с сочувствием. – Прошло два года, как вы расстались. Люди с этого корабля видели такую жестокость и через такое прошли, что тебе не следует, как я думаю, пока беспокоить твоего мужа. Он же не пытался связаться с вами? Не приносили никаких записок из больницы?
- Нет, не приносили, - графиня Оксфорд и Мортимер была растеряна, впервые в жизни она не знала, что сказать. – Я не знаю, что делать, дочь моя. Может быть, пусть он лечится? Оставим все как есть. Это действительно кошмарное, немыслимое происшествие. Людоеды, сражение с ними. Никогда бы не подумала, что в наш век это возможно.
- Я должна его навестить, Лиз. Мы обязаны это сделать, мама, - Сьюзен вскочила на ноги, и стала мерить шагами комнату.
- Дочь, почему ты думаешь, что он захочет тебя видеть? – графиня долго откладывала этот разговор, ей неприятно было сообщать дочери некоторые факты, но сделать это было необходимо.
- Потому что он мой муж! И другого мужа у меня нет! А у него нет другой жены! Как мне жить? Похоронить себя в поместье? Страдать от чувства вины, от того, что поступила дурно, до конца дней? Я хочу все исправить. Ты забыла о детях? Детям нужен отец, мама. Они потом не скажут мне спасибо, если я лишу их отца. Когда в обществе узнают, что мой муж лежит в больнице, что он пострадал, а я развлекаюсь в Лондоне и ни разу не навестила его, что обо мне скажут? Меня назовут бессердечной дрянью, нашу семью подвергнут осуждению. Все будут думать, что мы просто использовали Персифаля Чарльтона для своих целей! – Сьюзен остановилась перед матерью и кричала ей прямо в лицо, не обращая внимания на растерянную виконтессу Веймут.
- А это разве не так? Мы не использовали его? Когда он работал на твоего отца в Брэмптон Брайан Холле, мы платили ему десять шиллингов в месяц, слуги получают больше, – ее милость схватила Сьюзен за руку. - Отец говорил, что предоставляет ему стол и возможность учиться у Джонсона. Этот юноша ходил в обносках Джонсона, питался кое-как. Над ним смеялись. Я много раз говорила графу, что нельзя так обращаться с родственником, пусть и дальним.
- Это было дурно, но причем тут я? – спорила Сьюзен.
- Ты? А ты не причем? – ее милость пыталась вразумить Сьюзен и отговорить ее от поспешных действий, которые могли лишь ухудшить ситуацию. – Это неравный брак. Замужество во спасение. Во спасение не его, а тебя. Два года назад Персифаль Чарльтон женился на тебе при таких обстоятельствах... Ты сама то эти обстоятельства до конца понимаешь? Мы не хотели тебя огорчать и говорить прямо, но его заставили жениться с помощью угроз и побоев только для того, чтобы дать имя твоим детям и позволить выкрутиться Чарльзу Говарду. И ты в этом участвовала. В день свадьбы твоего жениха выгнали из поместья. Это неслыханно! Он тебе помог сохранить репутацию, а твой любовник и ты избавились от него. Думаешь, он настолько глуп, что ничего не соображает? Ему обещали хорошее место на флоте, а что он получил? Твоего мужа отправили на другой конец света, гнить на корабле за нищенское жалование, на много лет, где он попал в такую страшную беду. Наверняка он уверен, что и ты к этому приложила руку.
- Мама, я не хочу это слышать! – Сьюзен пыталась вырвать свою руку из руки матери.
- Нет, послушай, - настаивала графиня. - Когда мать Перси узнала обо всем в том злополучном мае, с ней случился припадок. Она стала писать твоему отцу и своим подругам, что их семью унизили, а ее сына, человека хоть и бедного, но благородного происхождения, жестоко обманули богатые родственники. Кузина с трудом остановила ее, убедила не жаловаться. Скажи ей, Элизабет! Тебе этого не сообщили, чтобы не ранить тебя. И еще одно. В 1772 году твой отец и дяди взыскали с Чарльза Говарда пять тысяч фунтов в качестве компенсации за оскорбление семьи, в твою пользу, как приданое. Его мать или сестра получили из этих денег хоть пенни, Сьюзен? Нет, не получили. Мы никак не помогли его матери и сестре. Я советовала твоему отцу забрать родню Перси от Элизабет и поселить в поместье, как положено, но он все откладывал, думал, что твой муж не вернется. Ему не хотелось испытывать неудобство из-за их присутствия в доме. И ты забыла договор, дочь? Как муж должен относиться к тебе, подписав те бумаги? Послушай лучше меня и кузину. Это все так сложно, так запуталось, что и не распутать. Что нам теперь, просто прийти к нему в больницу и сказать «здравствуй милый муж и зять?»
Сьюзен остановилась, она смотрела на мать в полном потрясении, с минуту обдумывала услышанное, затем закрыла лицо руками, опустилась на ковер и начала рыдать. Виконтесса Веймут и графиня тут же бросились к ней и начали успокаивать. Они причитали, шептали слова утешения и вдруг услышали другой плач. В дверях гостиной стояли две маленькие девочки. Увидев, что их мать сидит на полу и плачет, они немедленно разревелись.

* * *

23 июля 1774 года

Чарльз Говард-младший не видел поверенного Джона Адамса больше полугода. Когда тот появился перед ним в кабинете герцога в Норфолк-Хаусе, Чарльз как раз заканчивал завтрак. Завтрак лорда Говарда по обилию блюд мог соперничать с ужином, но он не усматривал в этом причины для того, чтобы пойти в столовую. В конце концов, завтракать тоже положено в столовой, но разве не для того нужны слуги, что приносить тебе завтрак куда угодно, будь то кабинет, спальня, подвал или крыша?
- Присаживайтесь, Адамс, - Чарльз указал на кресло. - Хотите бекон? Булочку? Вот этот замечательный паштет? Яичко? Утренний чай? Что-то покрепче чая? Вся кухня герцога Норфолка в вашем распоряжении. Каково, а?
- Это вызывает восторг, милорд, - Джон Адамс жестом отказался разделить трапезу с Чарльзом и плюхнулся в кресло, свесив короткие ножки. - У меня к вам дело, которое можно назвать давним. И я даже не знаю, захотите ли вы этим заниматься.
- Захочу, я люблю дела, - лорд Говард уплетал бекон, помахивая вилкой. - Видишь ли, Адамс, я пытаюсь меньше пить. Говорят, это продлевает жизнь и укрепляет здоровье. У меня серьезные успехи в трезвости, но из-за этого я стал немного дерганный. Плохо сплю, все время хочется есть или бежать куда-нибудь. Дело тоже сойдет, если оно не нудное.
- Совсем не нудное, - Джон Адамс улыбнулся. - Это ваша старая договоренность с Персифалем Чарльтоном относительно Сьюзен Чарльтон, урожденной Харли. Помните такую?
- Как не помнить эту злобную сучку? - Чарльз вытер рот салфеткой. - Так что там у нас? Дай угадаю. На горизонте появился муж?
- Появился, милорд, - поверенный вздохнул. – И хочу вам признаться в своем, можно так сказать, небольшом нерадении об этом деле.
- Нерадение? - брови лорда Говарда удивленно поднялись. - Ты меня пугаешь, Адамс. О чем речь?
- Я не произвел выплаты родне Персифаля Чарльтона ни в 1772 году, ни в 1773, ни в этом. Ни его долю матери, ни долю матери, ни долю сестры. Забегался, милорд.
- Его родня обращалась к тебе в прошлые годы за выплатой? - лорд Говард встал, и прошел к окну.
- Нет, милорд, - Джон Адамс покачал головой. - Наверное, поэтому дело и забылось.
- И что же? Персифаль Чарльтон требует деньги? - Чарльз Говард-младший хмыкнул. — Он разыскал тебя и хочет получить то, что ему причиталось?
- Напротив, - поверенный потер лоб пальцами. - Он приходил вчера и пытался отказаться от этих выплат. Говорит, что передумал их получать, так как не хочет ссоры с графом Оксфордом и Мортимером, Эдвардом Харли.
- Что за чушь? - Чарльз зевнул и потянулся. - Платить должен я, а ссора будет с Харли? Это парень, видимо, спятил. Или запуган Харли.
- Или запуган Харли, - кивнул поверенный. - Кто в здравом уме откажется от денег, если его силком женили на женщине в интересном положении?
- И как там наш мальчик? - лорд Говард засмеялся.
- Возмужал, милорд, - Джон Адамс равнодушно смотрел на портрет девятого герцога Норфолка над столом. - У него увечье левой руки. Плохо работают пальцы. Так он сказал. Якобы, схватка с дикарями в какой то глухомани, проливе королевы Шарлотты.
- Такое могло случиться. Хорошее место именем нашей королевы не назовут, - Чарльз почесал грудь пятерней.
- Так что мне делать, милорд? - поверенный встал. - Выплатить причитающееся за все время, выплатить за год или ничего не платить?
- Выплатить все причитающееся за все время, раз он отказывается. А вот если бы требовал заплатить, мы бы платить не стали, - удивленный собственной мудростью Чарльз Говард-младший прошел к столу. - Все до последнего пенни выдать ему или его матери, Адамс. Под расписку. А расписку привези мне. Его мать, как я помню, в поместье виконта Веймута.
- Будет сделано, милорд, - кивнул Джон Адамс.
- Превосходно, - Чарльз Говард-младший решил дело и сразу потерял к нему интерес.

 » Встреча

Глава 7

«Встреча»

23 июля 1773 года

Чарльз Фицрой-Скудамор стоял у конюшни Холм-Лейси-Хауса и наблюдал, как по парку прогуливаются Генри Смит, его жена Луиза Тарле и старая дева из Холм-Лейси, Элизабет Хэнкок. Сэр Чарльз немного тревожился, так как не видел свою дочь уже больше полугода. Конечно, она была в поместье, жила в южном крыле и горничные, которые убирают ее комнату, докладывали хозяину, что леди Говард спит утром в своей кровати, когда они убираются. Иногда он слышал голос Фрэнсис, подойдя к дверям в южное крыло, но ни разу не постучался и не пытался сам встретиться с дочерью. Его пугало ее состояние, возможная реакция на беседу с отцом, не станет ли ей хуже.
Признаки беременности у Луизы Тарле были более чем очевидные. Огромный живот выпирал из-под плаща. Месяцев восемь, наверное. Скоро рожать. Генри Смит уговорил Чарльза Фицроя-Скудамора разрешить оставить младенца с матерью в южном крыле, когда он родится. Он утверждал, что Фрэнсис не против присутствия ребенка по соседству. Однако, Чарльз не был в этом так уверен. История двухлетней давности, передача собственной дочери подруге, может вызвать у нее неприятные воспоминания, привести к срыву.
Старая дева Элизабет Хэнкок из Холм-Лейси начинала раздражать Чарльза Фицроя-Скудамора. Она приходила в поместье почти каждый день, как завсегдатай направлялась в южное крыло и была в гостях у Луизы Тарле чуть ли не до вечера. Нужно будет узнать, что ей нужно. Если она помогает Фрэнсис, читает с ней или занимается рукоделием, это хорошо. Если просто мешает, болтает или отвлекает слуг, это надо прекратить. Пора было выяснить все. Чарльз прошел через двор и поднялся по парадной лестнице.
В южном крыле было очень тихо. Хозяин Холм-Лейси вошел в дверь и осмотрелся. Все чисто, убрано. У окна гостиной стоит мольберт, на табурете лежат кисти, палитра с красками, грифельные карандаши. На полках вдоль стены стоят несколько книг. У камина три корзинки с рукоделием и вязанием. На кушетке кто-то оставил капор.
- Фрэнсис! - позвал Чарльз и направился к лестнице. Наверху послышался какой-то шум. Как будто кто-то запер дверь на ключ. - Ты тут, Фрэнсис?
- Я здесь, папа, - приглушенный голос дочери прозвучал из-за двери ее спальни. Лорд Фицрой-Скудамор толкнул дверь. Закрыто.
- Я не одета, и у меня волосы в беспорядке, - Фрэнсис, видимо, стояла рядом с дверью, потому что он хорошо ее слышал.
- Когда мне зайти, дочка? - Чарльз приложил руку к двери.
- Пока не заходи, папа, - голос звучал немного взволнованно. - У меня все хорошо, сплю и кушаю прекрасно. Просто такая тоска, она меня снедает. Я боюсь, что увижу тебя и расстроюсь.
- Я не постарел и не заболел, Фрэнсис, - лорд Скудамор засмеялся. - И ты, надеюсь, тоже.
- Это трудно, отец. Давай отложим встречу до осени. Может быть, в сентябре или октябре? Через пару месяцев. В октябре я чувствую себя лучше, плачу меньше.
- Ладно, как скажешь, - Чарльз поморщился. - Просто мы давно не виделись. Мне хотелось поговорить.
- Мы говорим, папа, - голос Фрэнсис звучал менее напряженно. - О чем ты хочешь поговорить? О маме? О делах? О Холм-Лейси? Ты что-то задумал перестроить? Давай беседовать через дверь. Я плохо выгляжу, чтобы ты меня видел.
- Хорошо, давай поговорим через дверь, - лорд Скудамор вздохнул, опустился на пол рядом с дверью, вытянул ноги и закрыл глаза. - Генри Смит, твоя камеристка и Элизабет Хэнкок гуляют в парке. Я их видел. Луизе Тарле скоро рожать. По поводу Элизабет Хэнкок. Ты с ней дружишь, Фрэнсис?

* * *

Больница святого Георгия в Лондоне

Перси Чарльтон еще накануне узнал, что о его возвращении в Англию каким-то образом стало известно семье Харли. И не ждал от этого ничего хорошего. Все началось с того, что в его палату в больнице святого Георгия после завтрака пожаловал незнакомый ему доктор, Джон Хантер, и строгим голосом заявил, что хочет изучить увечье Персифаля Чарльтона, полученное на службе Его Величеству, и составить медицинское мнение по поручению членов парламента от Лондона. Когда Перси вежливо спросил, кто эти члены парламента, доктор неохотно ответил, что это Фредерик Булл и Томас Харли. Как только прозвучала фамилия Харли, Перси все понял. Вряд ли до него есть дело королю, а вот Харли точно что-то задумали. Соседи Персифаля Чарльтона по палате, тринадцать моряков с «Эдвенчур», играли в карты на трех сдвинутых койках. Они раскрыли рты от изумления и долго молчали, пока Джон Хантер опрашивал Перси об обстоятельствах получения ранения и лечении на корабле, щупал его руку, просил согнуть, разогнуть, свести и развести пальцы, поднять и опустить кисть. Потом доктор загадочно покачал головой и ушел, не сказав ни слова. Парни из команды замолчали, перестали играть в карты и разбрелись по своим койкам, странно переглядываясь. Затем начали перешептываться и гадать, кого придут осматривать следующим и в чем они провинились.
Перси лежал и напряженно думал. 22 июля он уходил из больницы в Сент-Джайлс к поверенному Джону Адамсу. В конторе поверенного у них состоялся короткий разговор, касающийся выплат семье Чарльтон приданого и свадебного подарка от Сьюзен Харли, о котором Джон Адамс говорил ему в апреле 1772 года в Брэмптон Брайан Холле. Перси хотел знать, были ли выплачены эти деньги его матери и сестре и намерен был отказаться от них, чтобы ему потом не вменили получение вознаграждения за фиктивную женитьбу. Он даже взял все свое жалование из рундука, чтобы вернуть хоть часть денег, но делать это не пришлось, так как Джон Адамс сообщил Перси, что выплаты не были проведены. Перси не знал, на кого работает поверенный Адамс, но подозревал, что это были и Харли, и Говарды. Теперь он сожалел о своем визите и был уверен, что именно так обнаружил себя.
Когда наступил полдень, и Перси немного успокоился, явился вдруг посыльный и передал в палату корзину с фруктами для него, не уточнив, от кого она. Тут уж Перси просто испугался. В его домике в Брэмптон Брайан Холле была книга о злодеяниях семейства Борджиа, в том числе об отравлениях врагов папы Александра VI и Чезаре Борджиа. Перси понюхал фрукты в корзине, вышел в коридор и попросил экономку выбросить подарок. Когда он вернулся к своей койке, все моряки с «Эдвенчур» смотрели на него так, будто он был Гай Фокс собственной персоной и замышлял взорвать Парламент.
24 июля 1773 года, в десять часов, когда Перси уже был на грани паники и думал, что пора хватать свой рундук и срочно разыскивать капитана Фюрно, чтобы отплыть с ним в Америку, наступила развязка. В палату вошел вчерашний посетитель, доктор Джон Хантер, и попросил Персифаля Чарльтона пройти с ним в его кабинет. Перси встал, вздохнул и пошел за хирургом. Бежать было поздно. Они спустились на один этаж ниже. Доктор открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Перси. В кабинете, в кресле у окна сидела Сьюзен Чарльтон и смотрела ему прямо в глаза.
- Здравствуй, Перси. Проходи, пожалуйста, садись, - Сьюзен указала ему рукой на стул напротив. – Нам нужно поговорить. Не беспокойся, я пришла одна. Мои родители знают, что я тут и они не против нашего разговора.
За спиной Перси тихо закрылась дверь. Доктор Хантер оставил их одних и ушел.
- День добрый, леди Сьюзен. Рад вас видеть, - Персифаль Чарльтон опустился на стул и осторожно взглянул на посетительницу.
- Перси, мы давно друг друга знаем и женаты больше двух лет, - вздохнула женщина. – Если ты будешь называть меня «леди» и обращаться на «вы», мне придется звать тебя «господином Персифалем». Это будет нелепо. Мне бы хотелось, чтобы ты называл меня по имени.
- Ладно, - Перси хотел добавить «миледи», но вовремя остановился.
- Ты изменился, Перси, - Сьюзен рассматривала его. – Неужели вырос?
- Нет, - он покачал головой. – Просто стал меньше сутулиться и немного прибавил в весе. Как говорит мой друг, мастер Уильям, «наросло немного мясца и жирка».
- Да, наверное, - она разгладила юбку на коленях. – Моя мать прислала тебе угощение вчера. Доктор Хантер сказал, что ты его отдал экономке. Ты боишься, что мы тебя отравим, Перси?
- Я не знал, от кого оно, - Перси покраснел. – Никакой записки не было.
- Ничего, я понимаю, - Сьюзен грустно улыбнулась. – Мне бы хотелось услышать, как ты живешь. А тебе интересно узнать про девочек?
- Про девочек? – Перси оживился. – Так родились девочки?
- Да, девочки, - она посмотрела в окно. – У меня родилась Сара. Такая озорница. А у тебя и Фрэнсис маленькая Сьюзен. Она спокойная и умная. Я удочерила Сьюзен, как ты и хотел, как мы договорились. Все, кроме самых близких членов моей семьи, думают, что они двойняшки. Сара родилась 23 октября, а Сьюзен 29 октября. Они обе живут со мной. У них есть няня Джослин, но мне нравится и самой заниматься воспитанием. Ты можешь увидеть их Перси, если захочешь. Ты даже можешь жить с нами и быть им отцом.
- В Брэмптон Брайан Холле? – голос Персифаля Чарльтона звучал тихо. Он не мог поверить, что она предложила ему это.
- В Брэмптон Брайан Холле, в Лондоне, в Эйвуд-Хаус, в поместье Ай. Где угодно. Мы могли бы обсудить это, – она встретилась с ним взглядом. – Моя родня не будет возражать. Вчера я имела долгую беседу с отцом и матерью. Они поняли и приняли то, что я хочу. Осталось лишь узнать, что хочешь ты.
- А как же лорд Говард? – Перси опустил глаза. – Я давал ему клятву не искать встречи и не жить с вами.
- Ты ее не нарушишь, - Сьюзен протянула руку в кружевной перчатке и дотронулась до левой ладони своего мужа. – Это я ищу с тобой встречи и хочу жить с тобой. И я ничего не обещала лорду Говарду. Кроме того, со дня нашего с тобой венчания я не была близка с лордом Говардом. Наши отношения прекратились в день моей свадьбы. Он живет в Норфолк-Хаусе один. Леди Фрэнсис Говард переехала к отцу, Чарльзу Фицрою-Скудамору в его поместье Холм-Лейси-Хаус.
- Леди Фрэнсис в порядке? – Перси с удивлением слушал то, что говорила ему жена.
- Да, у нее все замечательно. Если ты помнишь Генри Смита, Луизу Тарле и Марту Ричардс, они живут с ней в Холм-Лейси-Хаусе. Я часто навещаю Фрэнсис, она моя подруга. Когда я приезжаю к ней, то всегда беру с собой маленькую Сьюзен, а иногда и Сару. Твоя дочь не знает, что Фрэнсис ее мать. Так решила сама Фрэнсис, – Сьюзен убрала руку, вытащила платок и вытерла им набежавшую слезу. – Мне рассказали, что ты был ранен, Перси. Что тебе пришлось пережить ужасные события, невероятные в Англии, которые невозможно даже представить.
- Не такие уж и ужасные, - смутился Перси. – Наша команда вступила в бой с туземцами, на одном из островов в проливе королевы Шарлотты. Это очень далеко от Англии. Люди там живут по своим правилам, Сьюзен. По жестоким правилам. Мне пришлось убить человека. И не одного. Мне повредили руку копьем. Теперь она плохо слушается меня, трудно разогнуть кисть и пальцы.
- Моя кузина Элизабет Тинн узнала об этом от своего мужа, виконта Веймута и рассказала нам. Это мы послали к тебе доктора Хантера, - Сьюзен смотрела на искалеченную руку Перси. – Мне очень жаль. Джон Хантер сказал, что это нельзя вылечить.
- Это я уже и сам понял, - Персифаль Чарльтон впервые за много дней был спокоен. – У меня в рундуке есть фигурки разных животных и птиц из нефрита. Мы с Уильямом Офордом мастерили их в свободное время. В Новой Зеландии очень красивый нефрит. Я бы хотел передать эти фигурки для девочек.
- Ты со мной не пойдешь, чтобы сделать это сам? – она смотрела на него прямо. И ее вопрос был не только о встрече с детьми.
- Я мог бы уйти из больницы, если в доме твоего отца найдется для меня комната, - Персифаль Чарльтон был уверен, что поступает правильно.
- В Брэмптон Брайан Холле уже есть твоя комната, - Сьюзен встала, подняла руку и коснулась пальцами щеки Перси. – И в Лондоне комната тоже найдется. Мы попробуем сделать это, Перси. Попробуем жить, как семья. Фрэнсис не возражает. Ты любил ее? Может быть, все еще любишь?
- Любил когда то, - Персифаль Чарльтон улыбнулся. – Но два года назад я дал клятву в церкви любить другую женщину.
- Нужно держать свои клятвы, - она поцеловала его в лоб. – Пойдем, Перси.

* * *

2 августа 1774 года

Графиня Оксфорд и Мортимер стояла у окна и смотрела, как Перси Чарльтон качает на деревянной лошади-качалке Сару и маленькую Сьюзен. Девочки поочередно залезали в седло, держались руками за шею лошади и хихикали, когда Перси начинал раскачивать игрушку. Если одна из сестер засиживалась и не хотела уступать место, другая начинала ныть, дергать отца за рукав или подбегала к матери и жаловалась. Сьюзен читала книгу на скамейке и, не желая вмешиваться, отмахивалась книгой то от Сары, то от Сью.
- Это безопасно? Не перевернется? – Эдвард Харли подошел к жене и посмотрел в окно через ее плечо.
- Не знаю. Игрушку вчера принес Томас. Ему ее подарил какой-то политик из американских колоний. Там сейчас в моде такая лошадь-качалка. Перси проверял ее на прочность, перед тем, как посадить Сару. Сильно раскачивал вперед-назад, - ее милость обняла мужа за талию. – Он хороший человек, Нед. Тихий, спокойный, уравновешенный, скромный, никому не навязывается. Нам мог достаться гораздо худший зять, поверь мне. Мои подруги на приемах такое рассказывают о своих зятьях!
– Я знаю, - его милость вздохнул. – Просто у меня были другие планы. Я хотел для нее блестящую партию, выгодный брак, союз влиятельных семей, перспективу.
- Мы все этого хотели. Но он ее не соблазнял. Она сама так решила, - графиня кусала губы. – Ты должен заплатить приданое, милый. И пригласить его мать и сестру жить в Брэмптон Брайан Холл.
- По второму пункту я уже распорядился утром. Секретарь напишет письмо и даст тебе прочесть, - граф Оксфорд и Мортимер пожал плечами. – Что касается первого пункта, дело за Сьюзен. Я на днях вручил ей договор, который Говард заставил их подписать. Он почти не имеет юридической силы, но, тем не менее, существует. Если Сьюзен доверяет своему мужу, она уничтожит договор, скажет мне об этом и они получат приданое сполна. От нас и то, что заплатил Говард. Сьюзан постелила себе эту постель, ей в ней и спать.
- Хорошо, пусть так, - ее милость кивнула. – Но сделай что-нибудь с его одеждой, Нед. Эта его синяя куртка. Она вылиняла и даже не офицерская. Если гордость не позволяет ему просить у тебя денег, пусть Сьюзен намекнет Перси, что он мог бы потратить свое жалование на небольшую обновку. Когда Томас и Энн вчера вышли к столу, у них чуть глаза на лоб не полезли от его вида. Было такое чувство, что мы в гардеробной на корабле и сейчас нам подадут кашу в деревянных мисках.
- Ты хочешь одеть его с шиком, в habit à la française, расшитый золотом justaucorps? - Эдвард Харли усмехнулся. – Он не щеголь, жена моя.
- Хватит смеяться, - графиня ущипнула мужа ниже талии. – Пусть Сьюзен купит мужу пару простых добротных бриджей, весткоутов и камзолов, чулки и туфли. Если бы я не следила за тобой, дорогой, ты бы ходил по улице и дому голый.
- Разумеется, любовь моя, - его милость шутливо пощекотал жену за ушком. – Я беспомощен как младенец и полагаюсь на тебя во всем.
- Нед, - лицо графини стало серьезным. – Ты говорил с ним вчера два часа в кабинете. Он рассказал тебе, что с ним случилось, и как он это вынес?
- Рассказал, - граф Оксфорд и Мортимер поморщился. Он не хотел сообщать жене то, что услышал от зятя.
- Я слушаю, у нас нет тайн друг от друга, - ее милость была настойчива в своем любопытстве.
- Это не тайна, жена моя, - Эдвард Харли покачал головой. – Это жестокость мира сего. Зачем тебе знать о подобных вещах?
- Я слушаю, - жена не отступала.
- Ладно, - граф обнял жену. – Он не жаловался, но из его слов я понял, что это был очень трудный поход. Холод, болезни, скудное питание, долгие вахты. У него были хорошие друзья, и не было врагов. Поэтому, наверное, он и выжил, и не сошел с ума. В декабре прошлого года корабли Джеймса Кука разминулись, и капитан Фюрно коротал дни в проливе, который служил им раньше местом встречи. Они уже решили выйти в море и перед этим отправили десять человек на берег за сельдереем. Командовал ими, как я понял из объяснений Перси, родственник капитана Фюрно, человек самонадеянный и глупый. Что произошло, точно неизвестно, но эти десять человек не вернулись. Их убили и съели дикари. Была отправлена спасательная команда еще из десяти человек. Персифаль был среди них. Его взяли за хороший навык стрельбы и как плотника, на случай необходимого ремонта лодки. Они нашли место убийства товарищей и первыми напали на туземцев. Была стычка, дикари оказали сопротивление, их было много. Перси убил несколько человек. Его это огорчает, хотя и не знаю, почему.
- Он такой, совестливый, - кивнула графиня – Так говорит Сьюзен.
- Пожалуй, что так, совестливый, – согласился граф. – В бою Перси получил ранение в руку и потом видел следы пиршества людоедов, останки товарищей по команде. Ему порой снятся кошмары о том дне. Его рука зажила, но пальцы работают плохо.
- Он показывал, - ее милость посмотрела в окно. Персифаль Чарльтон взял на руки Сару. Маленькая Сьюзен карабкалась по его ноге и требовала, чтобы ее тоже посадили на руки.
- Как, по твоему мнению, он это перенес, Нед?
- Мужчины способны многое перенести, дорогая, - Эдвард Харли улыбался, наблюдая за попытками маленькой Сью влезть по ноге отца к нему на руки. – Они отправляются в море, сами не знают, зачем. Они пересекают океан, ищут новые земли, встречаются с новыми людьми. Они сражаются, иногда без всякой причины, убивают и бывают убиты. Мужчины нашего века в этом не первые, и не последние. Персифаль Чарльтон не сломался, если ты это хочешь узнать. Не ожесточился, не спятил от увиденного. У тебя самый обыкновенный зять, женушка. Настолько скучный, что о нем нечего и рассказать подругам.
- Нечего рассказать? – графиня пихнула мужа локтем в бок. – А людоеды?

* * *

3 августа 1774 года.

Чарльз Говард-младший увидел их случайно. Он дожидался Биши Шелли напротив Погреба Старой Белой Лошади и лениво наблюдал за людьми из окна кареты, когда они прошли мимо по улице Пикадилли. Два взрослых, два ребенка и какая-то пожилая сутулая женщина, похожая на няню или служанку. Элизабет Харли, теперь уже Элизабет Чарльтон, одетая в небесно-голубое платье и изящную, того же цвета, шляпку, держала на руках темноволосую девочку. Девочка смеялась и трогала маленькой ручкой шляпку матери. Рядом с ней шел Персифаль Чарльтон, в застиранной синей флотской куртке, в белом жилете и бриджах. У него на руках была вторая темноволосая девочка, которая обхватила отца за шею и смотрела назад. Чарльз Говард-младший встретился взглядом с этой девочкой. Она ему улыбнулась.
«Это они. С детьми. Какая из них моя дочь?» - мелькнула мысль в голове у Чарльза. Он постучал тростью в крышу кареты, подал сигнал, что покидает экипаж и вышел с другой стороны, прямо на проезжую часть. «Куда они идут?» Лорд Говард отыскал глазами семью Чарльтон и двинулся за ней медленным шагом на достаточном расстоянии. Он сам не знал, зачем преследует их.
Они зашли в лавку мужской одежды. Самую обычную лавку, каких в Лондоне пруд пруди. Чарльз Говард-младший выждал несколько минут, потом осторожно подошел к окну и заглянул в помещение. Служанка сидела на кушетке, по бокам от нее расположились две девочки. Они играли в тряпичную куклу и нечто бесформенное, напоминающее сшитого из старого меха кролика. Сьюзен Чарльтон стояла у стойки. Персифаль Чарльтон снял синюю флотскую куртку и развязал темный шейный платок.

Мужской костюм 1740-1780 гг

Он остался в одной убогой сорочке из грубой ткани, которую постеснялись бы надеть даже лакеи в Норфолк-Хаусе. Лавочник, оценив платье женщины, то и дело улыбался, выкладывая на стойку модные суконные фраки, рединготы, жилеты. Персифаль Чарльтон просматривал их, сразу откладывая в сторону слишком яркие или дорогие вещи, раздумывал.
«Все такой же скучный и бережливый». Чарльз вспомнил жалкое жилище Чарльтона в Брэмптон Брайан Холле. «Как они встретились? Почему вместе?» Лорд Говард повернул голову, взглянул на кушетку. Тихая темноволосая девочка опять смотрела на него через окно и улыбалась. «Она как будто чувствует меня. Может быть это моя дочь? Или наоборот, другая? Та, которую он лишил родной матери и обрек жить с неродной?» Чарльз быстро отошел от окна. Родители могли обратить внимание, что одна из дочерей смотрит в окно, обернуться и увидеть его. Ему бы этого совершенно не хотелось.
Какая-то тоска, недовольство, злость вдруг завладели им. У них семья, два законных ребенка. Он отправил этого болвана за сто морей, а Чарльтон вернулся живой и наслаждается семейной жизнью. А что у него, Чарльза? А у него равнодушная прислуга, недовольный отец, приятели-собутыльники и сумасшедшая жена, которая сбежала в поместье тестя. Лорд Говард пошел обратно к своей карете. День был испорчен.

 » Безумие во всех его видах

Глава 8

«Безумие во всех его видах»

1 сентября 1774 года

До 1 сентября он был ее мужем, но они не познали друг друга, как муж и жена. Вернувшись из Лондона в Брэмптон Брайан Холл, Перси уговорил Эдварда Харли разрешить ему помогать управляющему Джонсону. Так, чтобы это не затрагивало честь семьи Харли, частью которой он теперь стал. Персифаль Чарльтон больше не занимался тяжелым физическим трудом, не работал без одежды в поместье, не садился за стол со слугами и рабочими. Если раньше он уходил из своего домика утром и возвращался, когда уже стемнело, сейчас к полудню муж и отец был уже с семьей.
Это было хорошее лето, не слишком жаркое, не слишком дождливое. Такое, какое надо. Сьюзен брала Перси за руку, и они шли по парку позади Сары и малышки Сью. Иногда Перси обнимал ее за плечи или талию, целовал легким поцелуем в губы, или в шею. Она могла ответить на поцелуй или сама его поцеловать. Они катались на лодке по реке Уай с детьми, устраивали пикники, играли в подвижные игры на воздухе. Когда удавалось привлечь старшее поколение, к ним присоединялись граф и графиня. Но не часто. Те понимали, что порой Сьюзен и Перси с детьми лучше побыть вчетвером, только своей семьей.
Утром первого сентября Сьюзен решила, что нужно сделать первый шаг. После завтрака она подошла к Перси и, покраснев, тихо сказала ему.
- Кузина Элизабет прислала мне письмо. Если хочешь, приходи ко мне вечером, когда дети уснут. Вместе его прочтем.
- Конечно, - Перси улыбнулся и кивнул.
Весь день Сьюзен была как на иголках. Она ждала ночи и боялась ее одновременно. Что если все будет так, как с Чарльзом Говардом? Что если она опять почти ничего не почувствует? Вечером она отослала камеристку, оставила дверь открытой, ушла в гардеробную, распустила волосы надела лучшую свою сорочку и села в кресло в ожидании. Не прошло и четверти часа, как скрипнули дверные петли и вошел Перси. Сьюзен закрыла глаза и постаралась не думать о том, что именно в этой комнате, в этой кровати она больше двух лет назад отдалась лорду Говарду. Это все в прошлом. Перси не окликнул ее, но и не ушел. Через минуту он появился в дверях гардеробной и, привалившись к дверному косяку, сложил руки на груди. – Прячешься, Сьюзен? Если да, тебе нужно поучиться играть в прятки у Сары и Сью. Взять у них пару уроков.
- Еще что придумал, Перси Чарльтон, - она поднялась из кресла, вздернула подбородок, подошла к нему и встала руки-в-боки. – Женщина должна приготовиться к чтению письма своей кузины. Это непростое дело, между прочим.
- Разумеется, - засмеялся Перси. – Особенно, если не умеешь читать.
Сьюзен стукнула его кулаком в грудь. – Тебя для чего сюда позвали, насмехаться над матерью двух детей, сбившейся с ног от забот?
- Такую молодую резвую мать, пожалуй, собьешь с ног, - Перси вдруг обнял ее за талию, вмиг вытащил из гардеробной, поднял на руки и бросил на кровать. – Сейчас мы почитаем это письмо. Прочтем его до последней строчки. А может и несколько раз.
- Я не могу, это хвастовство молодых парней… - начала говорить Сьюзен, но он закрыл ей рот поцелуем.
Поцелуй был долгим и страстным. Как будто все накопившиеся за два с лишним года эмоции выплеснулись, нашли выход, хлынули потоком. Сьюзен даже не заметила, как лишилась сорочки, подвязок и чулок. Она помогла Перси снять его одежду, гладила кончиками пальцев его молодое, стройное тело, вдыхала запах этого мужчины, который будоражил ей кровь, заставлял желать. Их ласки были взаимными и долгими. Когда он вошел в нее, Сьюзен была абсолютно готова. Ей даже казалось, что еще немного, и ей не нужно будет соития, чтобы испытать тот восторг, о котором она читала в романах.
Они занимались любовью и засыпали. Посреди ночи кто-то один из них просыпался, будил другого, и все повторялось. Лишь под утро, после четырех соитий, они уснули, как убитые, на смятой постели. На рассвете в открытое окно проникали звуки нового дня, крики петухов и людей, лай собак, скрип телег. Эти звуки не могли их разбудить. Они слишком устали ночью.

* * *

22 сентября 1774 года

В сентябре 1774 года Чарльз Фицрой-Скудамор впервые за многие месяцы увидел свою дочь.
Он рано проснулся, быстро перекусил и собрался пойти на конюшню, чтобы взять лошадь и совершить утреннюю верховую прогулку. Энергичную, бодрящую, как он любил. Был канун праздника сбора урожая. В этот день предстояло много дел, поэтому и начать дела следовало пораньше. Подойдя к окну и посмотрев в парк, Чарльз вдруг увидел одинокую высокую женщину, идущую по траве в халате и босиком. Фрэнсис. Как всякий родитель, чей ребенок долго нездоров, лорд Фицрой-Скудамор очень опасался ухудшений в состоянии своего ребенка и при малейших подозрениях, что ухудшение происходит, впадал в панику. Забыв, что на нем только нижнее белье, сорочка и подштаники, взволнованный отец выбежал из спальни и бросился к лестнице, даже не надев обувь. Он опрометью промчался мимо испуганного дворецкого, решившего, наверное, что безумие среди Скудаморов становится семейным. Обогнув фасад Холм-Лейси-Хауса, Чарльз Фицрой-Скудамор выскочил из-за угла, увидел на лужайке спокойно стоявшую дочь и облегченно вздохнул. Они оба были босиком. Он осторожно подходил к ней со спины. Фрэнсис обернулась.
- Папа? Что ты тут делаешь в таком виде?
- Что делаю? – лорд Фицрой-Скудамор усмехнулся. – А ты как думаешь? Хожу по росе.
Дочь опустила взгляд на его подштаники и босые ступни. - Вот так, с первой попытки и не угадаешь, кто из нас безумен. Я, по крайней мере, в халате, папа.
- Что это ты так рано встала и куда идешь? – он проигнорировал ее «шпильку». – Земля уже холодная, а ты босиком.
- Мне нравится чувствовать траву, землю кожей, - Фрэнсис вздохнула. – Я тут каждый день гуляю рано утром. Если бы ты вчера меня заметил, мы бы раньше с тобой встретились. Но не позавчера. Позавчера с утра лил дождь. Как ты, папа?
- Хорошо, отлично даже, - он поежился от холода. – Как там новорожденный Генри Смита и Луизы Тарле? Не слишком донимает тебя своими криками и плачем? Если хочешь, я распоряжусь, чтобы они переселились в другое крыло.
- Совсем не плачет, такой спокойный малыш, - Фрэнсис немного испуганно посмотрела на отца. – Не надо их никуда переселять, папа. Прошу тебя, меня совершенно все устраивает. Я привязалась к этому крохе, он мне будто родной. Можно сказать, живу как в раю.
- Правда? – Чарльз Фицрой-Скудамор удивился. – Когда ты была молодой, до замужества, тебя не интересовали младенцы. Помнишь, кузина привозила своего, так ты его и на руки то взять отказалась. Как Генри назвал сына?
- Чарльз, - дочь лукаво усмехнулась. – Он назвал его Чарльз. В честь тебя, папа. Генри Смит очень уважает Чарльза Фицроя-Скудамора. Он сам так мне и сказал.
- Его хозяина тоже зовут Чарльз, - шутливо произнес лорд Фицрой-Скудамор. – Посему неизвестно, в честь кого назвал сына Генри.
- О лорде Говарде тут давно никто не вспоминает и не думает, папа, - Фрэнсис присела и коснулась травы ладонью. - Генри Смит уже давно ему не служит. И жалованье моему слуге платишь ты, отец. Как и Луизе, и Марте Ричардс.
- Неужели? – Чарльз Фицрой-Скудамор почесал пальцем переносицу. – Когда это я распорядился?
- Полгода назад, когда поверенный лорда Говарда прислал письмо, что Генри Смит и Марта Ричардс должны либо вернуться в Норфолк-Хаус, либо расчитаться. Я же передала тебе письмо и записку. Ты забыл, что взял их на службу?
- Забыл, ей Богу, - отец подошел к дочери, обнял ее за плечи и улыбнулся. – Пусть так. Ради того, чтобы в честь тебя назвали младенца, стоило принять на работу такого пройдоху, как Генри Смит.
- Тут ты прав, папа. Совершенно прав, -Фрэнсис взяла отца под руку. Они направились к дому молча.

* * *

24 сентября 1774 года

Праздник Дом Урожая был в самом разгаре. Сегодня в Холм-Лейси лордом был не Чарльз Фицрой-Скудамор, а совсем другой человек, простой крестьянин. И леди Холм-Лейси была не леди Фрэнсис Говард, а обычная работящая женщина, ловко вяжущая снопы. Утренние соревнования жнецов закончились. Господина и Госпожу избрали и под всеобщий смех усадили на стог сена, как на трон. Господин, коренастый двадцатипятилетний фермерский сын, дал первые распоряжения о косьбе и жатве на оставшиеся до окончания работы дни. Он громогласно запретил всякую брань и непотребство на празднике, определил штрафы за нарушения запрета и принял от самого молодого жнеца кружку эля. Выпив половину кружки, Господин передал ее Госпоже. Госпожой этого Дома Урожая стала тридцатилетняя дочь мельника, по совместительству деревенская повитуха. Она прикончила торжественную кружку с элем и дала разрешение остальным работникам приложиться к праздничным чаркам.
Рядом уже стоял последний сноп Дома Урожая. На большую телегу сложили целую гору срезанных колосьев, украсили этут гору разноцветными лентами, воткнули сверху зонтик из соломы, под которым должны были ехать к Холм-Лейси-Хаусу Господин и Госпожа. Люди вокруг телеги пели, играли скрипка и свирель.
На краю поля была приготовлена Кобыла. Кобылой называли оставленные несрезанными колосья, которые связывали веревками и лентами в причудливую фигуру. В десяти шагах лежали две дюжины серпов. Жнецы поочереди брали серпы и бросали их в кобылу, стараясь ее подрезать и завалить. При промахе люди кричали «Кобыла устояла!»
Срезал кобылу нескладный парень, садовник лорда Фицроя-Скудамора. Как только последние колосья упали, он радостно закричал. – Она у меня!
- Кто у тебя? – раздалось со всех сторон.
- Кобыла! Кобыла! – размахивал руками садовник.
- И зачем тебе она? – толпа гудела.
- Я подарю ее Дику Симмонзу, он самый ленивый из нас! – победитель состязания подхватил Кобылу, подбежал к телеге с последним снопом и бросил ее на самый верх.
Господин и Госпожа, тем временем, уже покинули свой «трон» и забирались на последний сноп. В телегу впрягли лошадь. Когда инструменты были собраны, процессия двинулась к Холм-Лейси-Хаусу, где в амбаре и на старой конюшне уже накрыли столы под крышей, на случай дождя. Невероятные явства и угощения, бочки эля и даже вино, щедро пожалованные работникам лордом Фицроем-Скудамором дожидались жнецов, чтобы отпраздновать Дом Урожая. Скрипач шел впереди лошади и играл. Люди пели хором.
- Дом Урожая! Мы вспахали, мы и засеяли! Мы взрастили, мы и скосили! Везем молотить каждый сноп. Ничего не потеряли, ни зернышка! Дом Урожая, полный Дом!

Дом Урожая

Когда начало смеркаться, обитатели и гости южного крыла Холм-Лейси-Холла перешли с лужайки перед домом на первый этаж. Сара и малышка Сью начали дружно капризничать. Они набегались, наиграли, наелись и настолько устали, что им явно пора было спать.
- Тетя Фрэнни, не буду спать, - малышка Сью переводила взгляд с Фрэнсис на Сьюзен Чарльтон и спорила скорее из чувства солидарности с Сарой, которую няня Джослин не могла оторвать от Перси, так она в него вцепилась и вопила.
- Я пойду с няней на второй этаж, - вздохнул Персифаль Чарльтон и закрыл глаза. – Ко мне прилепилась огромная пиявка. Она высосала из меня все силы, я сейчас умру.
- Нет, папа, - Сара своими маленькими пальчиками стала поднимать веки Перси. Генри Смит встал из-за стола, подхватил подмышку Сью, скорчил ужасную физиономию и стал приближаться к Саре. Девочка завизжала, вмиг соскочила с ног отца и бросилась к лестнице. Няня Джослин, причитая, поковыляла за ней. Через минуту мужчины, няня и девочки ушли наверх. В комнате остались Луиза Тарле, которая тихо переговаривалась с Элизабет Хэнкок у клавесина, и Франсис и Сьюзен, устроившиеся на диване в углу.
- Как твой отец? – Сьюзен устало вытянула ноги.
- Не очень хорошо. У него болит бок и поясница. Я говорила ему, что он уже немолодой для купания в пруду в сентябре, но разве этот старичок прислушивается к словам дочери? – леди Говард внимательно посмотрела на подругу. – Ты вся сияешь, Сью. Он тебе нравится?
- Больше чем нравится, Фрэн, - Сьюзен покраснела. – Я не знаю, когда полюбила его. Это чувство, оказывается, не вспыхивает факелом, как в романах. Оно растет в тебе постепенно, но становится крепким и осознанным. Как у моей матери и отца.
- Ты уничтожила договор Говарда, которым он отравлял вам жизнь? – Фрэнсис протянула руку и поправила подруге прическу.
- Утром второго сентября им растопили кухонную плиту в Брэмптон Брайан Холле, - Сьюзен посмотрела Фрэн в глаза. – Перси прекрасный отец и очень хороший человек. Представь себе, я отдала ему бумаги и сказала, что нам они не нужны. Предложила ему их сжечь. А он отказался, хотел оставить их, на память. Чтобы наши внуки могли прочесть документ у камина, и посмеяться или удивиться. Тогда я привела этого глупца в кухню и сама сожгла договор. И это все ты. Без тебя, что бы с нами было? Я благодарна тебе, Фрэн.
- Мне? – леди Фрэнсис улыбнулась. – За что?
- Если бы ты не соблазнила Перси, Чарльз Говард не заставил бы его жениться на мне. Это была хорошая сделка, как говорит мой дядя Томас, - Сьюзен Чарльтон погладила себя по животу. – Кажется, у меня будет прибавление в семье. Или я просто объеласть на празднике? Не знаешь, Фрэн, женские дни могут не наступить от обжорства?
- Кого ты об этом спрашиваешь? «Тощую жердь», как называет меня Генри? – подруга придвинулась к Сьюзен и положила ей голову на плечо. – Вторые роды были гораздо быстрее первых, Сью. Все случилось так быстро. Генри побежал на кухню за горячей водой. Я натужилась, и опомниться не успела, как этот злодей выскочил из моего живота.
- Генри пошел к ребенку? – Сьюзен скрестила свои пальцы с пальцами Фрэнсис.
- К Чарльзу Смиту, известному бандиту, - прошептала леди Говард. – Они с ним закадычные друзья. Если бы у Генри было молоко, он бы грудью кормил своего сына, поверь мне. Сядет у колыбели и смотрит на него. Я иногда ревную, Сью.
- А к Луизе не ревнуешь? Она ведь его жена, - усмехнулась Сьюзен Чарльтон.
- Пусть Лиз Хэнкок ревнует эту парочку, - леди Фрэнсис посмотрела на двух женщин у клавесина. – Это такой брак, Сью, в котором довольны абсолютно все стороны. Жена, муж, любовница мужа и любовница жены.
- Какая ты противная, - засмеялась Сьюзен. – Ты ужасная язва, Фрэн. В кого ты такая?
- Не знаю, - леди Говард закатила глаза. – Выбирай. Два незаконнорожденных, странная бабушка, разведенная мать-скандалистка. Если у людей три стремени на гербе, можно их воспринимать серьезно?

* * *

7 октября 1774 года

Чарльз Говард-младший был изрядно навеселе. Он уговаривал себя не пить в будни, но когда посещаешь театр с друзьями, не выпить, как известно, сложно. Тем более, если сегодня пятница и с воскресенья ты был трезвый, как стеклышко.
В Ковент-Гарден люди ходят не только и не столько ради представления. Ковент-Гарден не просто театр, это целый мир. Целый мир и квартал. Дешевые забегаловки для втросортных актеров в районе Клэр-Маркет. Приличные таверны для состоятельных людей, желающих перекусить до или после спектакля. Дома терпимости и квартиры проституток, которых можно выбрать по печатному каталогу «Дам Ковент-Гардена Харриса» и посетить на досуге по сходной цене.
- Рамзи, как тебе представление? - Чарльз Говард-младший сидел на диване в зале гостиницы «Голова Спиллера» и обводил хмельным взглядом довольно шумную компанию, собравшуюся после постановки «Она опускается, чтобы победить». Они пришли в это заведение толпой, обсудить игру актеров, выпить и закусить. Зал второго этажа был веселым и шумным, на первом этаже, в отдельных кабинетах, ужинала более респектабельная публика.
Старина Рамзи, расположившись в кресле возле карточного стола, махнул рукой.

Афиша «Она опускается, чтобы победить» театра Ковент-Гарден за 1774 г

- Голдсмит порой утомляет. Я помню эту постановку еще в те дни, когда она называлась «Ошибки одной ночи».
- «Ошибки одной ночи?» - лорд Говард хмыкнул. – Да это практически в точности описывает всю мою жизнь. Честно говоря, я мало что понял из того, что происходило на сцене.
- А что там понимать? – Рамзи пожал плечами. - Две пары возлюбленных. Состоятельная семья Хардкасл хочет выдать дочь за родственника, Марлоу. Есть еще племянница Констанс, которую мать семейства приготовила в мужья Тони Лампкину. Тони решил подшутить над Марлоу и отправляет его с другом Гастингсом в поместье Хардкаслов, сказав им, что это гостиница. Марлоу и Гастингс ведут себя с хозяевами, как со слугами. Дочка Хардкаслов Кейт прельщается Марлоу и притворяется служанкой, чтобы его охмурить. Так сказать, опускается, чтобы победить. Гастингс достается племяннице. А Тони Лампкин, озорник, соскочил с крючка.
- Слишком сложно для меня, но я попадал в подобные истории пару раз в своей жизни, - Чарльз ухмыльнулся. – Если вы понимаете, о чем речь, господа. Я говорю не о женитьбе, а о развлечениях в постели.
- Правда? – сидевший напротив Чарльза молодой апатичный малый, какой то флотский офицер по имени Джозеф Шенк, с сомнением посмотрел на него. – Я с трудом могу в это поверить. Неужели приличная женщина из хорошей семьи могла прельститься вами, лорд Говард?
- Приличные женщины из хорошей семьи не всегда бывают приличными на самом деле. Наследственность, знаете ли, порой проявляется в женщине помимо ее воли. Какая мать, такая и дочь, - Чарльз Говард-младший развязно засмеялся.
- У вас есть пример такой наследственной распущенности? – морской офицер пригубил вино из своего бокала.
- Да сколько угодно. Возьмите, к примеру, семейку Харли, - лорд Говард наклонился вперед и с загадочным видом произнес. – Вам известно, что графиня Оксфорд и Мортимер принесла своему мужу пятьдесят тысяч фунтов приданого, потому что слегка нагрешила до свадьбы и досталась жениху, этому простофиле Эдварду Харли, уже с ребенком, дочерью?
- Вы говорите о Сьюзен Харли? Она что же, по-вашему, незаконнорожденная? – Шенк уставился на лорда Говарда в изумлении.
- Я не произнес слово «незаконнорожденная», но сами делайте выводы. Пятьдесят тысяч фунтов стоят того, чтобы закрыть глаза на грехи юности, - Чарльз довольно улыбнулся и обвел присутствующих взглядом. Все молчали. Рамзи отвернулся, его лицо выражало недумение. Джозеф Шенк встал, поклонился и вышел из зала.
После этой сцены компания начала таять на глазах и через двадцать минут Чарльз Говард-младший остался один. Он немного сердился на себя, что его пьяный язык, как иногда случалось, оттолкнул от него приятелей. Впрочем, ему уже хотелось спать. Лорд Говард спустился вниз, вызвал карету и поехал в Норфолк-Хаус. Дома, упав на кровать прямо в одежде, он мгновенно уснул.

* * *

Когда в субботу вечером следующего дня Чарльз Говард-младший, облачившийся в синий камзол и желтый жилет с пуговицами, укращенными гравировкой «Говядина и свобода» вернулся в Ковент-Гарден на собрание Бифштекс-клуба, он понял, что над ним сгущаются тучи. Видимо, накануне в театре или после спектакля произошло нечто неприятное. Когда он вошел в холл, завсегдатаи смотрели на него как на зачумленного. Некоторые даже отошли в сторону, чтобы избежать его приветствий. Чарльз остановился и поморщился, пытаясь вспомнить, что же вчера произошло. И тут он услышал голос, который был ему знаком, но когда то давно.
- Лорд Говард?
Чарльз обернулся. Перед ним, заложив руки за спину, стоял Персифаль Чарльтон. Рядом с Персифалем Чарльтоном находился вчерашний собутыльник Чарльза, морской офицер Джозеф Шенк. Оба посетителя Бифштекс-клуба были без клубных синих камзолов и желтых жилетов, но со шпагами.
- Чарльтон? – Чарльз Говард-младший начинал понимать, что случилось. Он вспомнил.
- Да, Персифаль Чарльтон, – по лицу Перси было видно, что он очень зол. – Вчера вечером в гостинице «Голова Спиллера» вы изволили оскорбить мою жену, Сьюзен Чарльтон. Вы также оскорбили моего тестя, графа Оксфорда и Мортимера, Эдварда Харли, и мою тещу, графиню Оксфорд и Мортимер. Этот джентльмен, Джозеф Шенк, присутствовал при ваших словах. Было еще шесть свидетелей, в том числе художник Аллан Рамзи, который подтвердил, что моей семье были нанесены тяжкие оскорбления. Я требую удовлетворения не позднее завтрашнего утра, чтобы вы могли привести свои дела в порядок. Шпаги, пистолеты, оружие на ваш выбор. Место сатисфакции также выбирать вам. Я бы предпочел Гайд-Парк. Моим секундантом будет Джозеф Шенк.

Бифштекс-клуб в Лондоне

Персифаль Чарльтон бросил перчатку на пол и смотрел на лорда Говарда. Около дюжины пар глаз в холле Бифштекс-клуба были прикованы к Чарльзу. Лорд Говард засопел, сжал губы, с трудом наклонился и поднял перчатку. Перси развернулся на каблуках и через мгновение покинул Бифштекс-клуб. Джозеф Шенк подошел к Чарльзу и отдал ему карточку с адресом.

 » Дуэлянты

Глава 9

«Дуэлянты»

8 октября 1774 года

Дуэли в Англии были таким же частым явлением, как насморк. Защищать свою честь и честь семьи считали необходимым придворные, знать, члены парламента, деревенские жители и столичные щеголи, гражданские, военные и флотские. Добрый клинок все еще был в чести, и в том состояло его преимущество, что обидчик, как и требующий удовлетворения, носили шпагу при себе. Обнажить клинок можно было сразу после нанесения оскорбления. Упустив момент, человек на «холодную» голову задумывался, так ли уж его оскорбили, начинал сомневаться, откладывал вызов, а потом и вовсе прощал обиду.
Некоторое время назад, лет уже около десяти, в моду стали входить дуэли на пистолетах. Боевой пистолет был оружием крайне неточным, опытные дуэлянты не хотели на него полагаться, так как промахнуться из пистолета мог как новичок, так и хороший стрелок. Даже заряжая, можно было так затолкнуть пулю, что она летела потом куда угодно, только не в цель. Был случай, к примеру, когда один из дуэлянтов, выстрелив из пистолета, попал не в противника, а в его секунданта, который стоял далеко от линии огня. Однако, с появлением оружейных мастеров, производящих пистолеты специально для дуэлей, чаша весов в выборе оружия стала склоняться на сторону пистолета. Этому также способствовало то, что мужчины постепенно отказывались от ношения шпаги и владели ею не слишком ловко. По мере того, как дуэльный клинок уступал место дуэльному пистолету, в Англии появились мастера изготовления стрелкового оружия для дуэлей. Гриффин и Toy с Бонд-Стрит делали сбалансированные пистолеты, с восьмигранным стволом, реже допускавшие люфт пули. Другие мастера совершенствовали зарядный механизм для уменьшения числа осечек, курок для плавного нажатия, снижали вес оружия.
8 октября 1774 года, после обеда, в дом виконтессы Веймут в Лондоне пожаловали четвертый граф Оксфорд и Мортимер с ее милостью, графиней. Леди Элизабет Тинн, крайне взволнованная с самого утра, сразу пригласила их в библиотеку мужа и как только дверь закрылась, выпалила без всяких прелюдий. - Он его точно вызвал, ваша милость. Три человека, с которыми я говорила, это подтвердили.
- Я ищу Перси с самого утра, но его нигде нет, - Эдвард Харли был крайне сердит. – Что произошло, объяснит мне кто-нибудь, наконец?
- Этот подлец Говард вчера в компании прошелся по вам, ее милости и Сьюзен. Там присутствовал знакомый Перси офицер, некий господин, лейтенант флота Шенк, - виконтесса Веймут теребила в руках платок. – Услышав слова Говарда, Шенк сразу направился к Перси. Он должно был, навещал ваш дом около десяти часов вечера.
- Дворецкий сказал, что кто-то вызвал зятя на улицу в это время, - ее милость села в кресло и стала обмахиваться веером.
- Шенк, несомненно, - леди Элизабет кивнула. – Утром в Бифштекс-клубе, где собираются все эти бездельники и фаты, они встретились. Перси не ходит в это место, но ему сказали, что там можно застать Говарда в субботу на людях. Как мне сообщили, Перси бросил ему перчатку и заявил, не вдаваясь в детали, что этот мерзавец, Говард оскорбил Сьюзен, его тестя и тещу. Говард поднял перчатку, Перси ушел, а Шенк остался улаживать детали.
- Где и когда состоится дуэль? – Эдвард Харли едва сдерживал гнев.
- Откуда мне знать? Это знают доверенные лица, - виконтесса Веймут покачала головой.
- Надеюсь, ты не сообщила Сьюзен? – графиня с подозрением посмотрела на леди Элизабет.
- Разумеется, сообщила, - Элизабет Тинн поморщилась. – Она моя кузина и подруга, а Перси ее муж. Хороша бы я была, если бы утаила от нее такое.
- Лиз, ради Бога, зачем? – ее милость всплеснула руками. – Она в положении, и дрожит над Перси, как будто она ему мать, а не жена. Ты же ее знаешь, она с ума сойдет!
- Я не могла не сказать ей, она бы мне это не простила, - виконтесса Веймут упрямо сжала губы. – Мне удалось еще кое-что узнать от слуги в Норфолк-Хаусе, которого ваш брат Томас подкупил в 1772 году, милорд.
- И что же? – Эдвард Харли был мрачен.
- Два часа назад в Норфолк-Хаус приходил посыльный от Джона Твигга, торговца оружием. Он принес лорду Говарду пару дуэльных пистолетов. Тот их купил.
- Значит, пистолеты, - граф понимающе кивнул. – Этот неповоротливый боров решил не испытывать судьбу со шпагой. Стало быть, он не совсем еще пропил мозги. Только если этот болван думает, что с пистолетом ему будет проще, он не знает Перси. Мой зять в настоящем бою застрелил за десять минут семь человек. С нескольких шагов он уж точно не промахнется в эту ходячую бочку.
- Нед, ты говоришь как конюх, - графиня с упреком посмотрела на супруга.
- Что тут такого? Я часто разговариваю с конюхами, - хмыкнул Эдвард Харли.

* * *

Вечером 8 октября 1774 года в Норфолк-Хаусе, в спальне девятого герцога Норфолка Эдварда Говарда, проходил семейный совет.
- Дуэль! – Чарльз Говард-старший в бешенстве ходил по спальне. – Я не могу поверить. Что ты сказал или сделал, что тебя вызвал на дуэль зять графа Оксфорда и Мортимера?
- Почти ничего, повторил старые слухи, - бормотал Чарльз, сидя в кресле и опустив голову на руки.
- Какие слухи? – отец остановился. – Надеюсь не те, что Эдвард Харли женился за пятьдесят тысяч фунтов на невесте с ребенком? Я знаю несколько людей, которые пытались в свое время распространять эти слухи и дорого поплатились.
- Да, те слухи. Но это правда, и я говорил не со злобы, - Чарльз Говард-младший вздохнул. – Это была обычная моя компания, все понимающие люди, умеющие оценить анекдот или шутку и не воспринимающие всерьез каждое слово. Как в нее затесался знакомый Персифаля Чарльтона, я не могу понять.
- Боже, какой же ты дурень, - Чарльз Говард-старший приложил ладонь ко лбу. – Ты извинился? Взял свои слова назад?
- Нет, он такое не предложил, - Чарльз застонал. – Он меня убьет. Он имеет на меня зуб. Этот нищий Чарльтон хочет мне отомстить за то, что я отправил его на два года за океан с этим неугомонным Джеймсом Куком.
- Нищий Чарльтон? – герцог Норфолк поднял голову с подушки и с презрением взглянул на наследника своего титула. – Если он зять графа Оксфорда и Мортимера, он уж точно не нищий. О чем ты думал, оскорбляя семью графа и морского офицера? Как давно ты брал в руки шпагу или пистолет?
- Он не офицер! Он плотник! – заревел Чарльз Говард-младший. – Я опасаюсь только того, что из-за моего телосложения он легко в меня попадет!
- Твое телосложение? Да как в тебя можно промахнуться, это надо быть слепым на оба глаза! – отец неистовствовал. – Любой флотский офицер, старшина или матрос хорошо умеет стрелять с тех пор, как на море появились пираты. Это обязательный навык моряка. Если бы он не был в себе уверен, стал бы он тебя вызывать?
Герцог Норфолк закрыл глаза и откинулся обратно на подушку. Он был настолько стар, что не хотел больше слышать все это. Жена герцога, его возлюбленная герцогиня Мэри, умерла в прошлом году, после чего он окончательно потерял интерес к делам семьи.
- Его убьют, Чарльз. И это было бы справедливо, учитывая, что он говорит, не думая, и язык у него без костей. Попробуй уладить дело без дуэли. Пошли к Харли кузена или сходи сам. Если тебе дорог единственный сын, сделай это. Откупись, в конце концов. Да, это позор, но я так устал от жизни, что как-нибудь переживу позор.
- Он будет улаживать это сам, - Чарльз Говард-старший подошел к окну и ударил кулаком в стену. – Мне опостылели его глупые выходки. Двор настроен против дуэлей. Перед дуэлью секунданты обязательно постараются договориться. Его секундант Биши Шелли. Пусть попросит своего друга добиться от Харли возможности принести извинения. Если нужно будет раскошелиться, я пойду на это. В последний раз.

* * *

- Он может говорить обо мне что угодно. Ты не пойдешь в Гайд-Парк утром, Персифаль Чарльтон! – Сьюзен закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, как бы преграждая собой выход из комнаты.
- Я не могу не пойти, Сью, - Перси сидел на кровати. Он был спокоен и смотрел на жену с грустью. – Это дело чести. Он оскорбил тебя.
- Как? Что он сказал? Про девочек, их рождение? – Сьюзен начала плакать. – Ты все равно не пойдешь, я тебя не пущу.
- Если бы Чарльз Говард упомянул девочек, я бы проткнул его шпагой еще утром, прямо в этом клубе обжор, - Перси Чарльтон встал и подошел к окну. – Послушай, Сью. Слишком многие слышали, как он дурно говорил о твоей матери и твоем рождении. Ты знаешь, я стараюсь прощать людям многое. Но не такое же, честное слово.
- Перси, - жена подошла, обняла мужа и прижалась к его спине. – Мне все равно, что он сказал. Я не могу тебя потерять. Сара и Сью не должны остаться без отца. Ты плохо поступил, не посоветовавшись со мной и папой вчера вечером. Мы привлекли бы к суду этого негодяя.
- Он выбрал пистолеты, граф мне сказал, - в лице Перси была решимость. – Я встану как надо. У меня хорошо развито плечо, чтобы загородиться, не крупная голова, узкий живот и грудная клетка. Один выстрел и мы покончим с его вмешательством в нашу жизнь. И освободим Фрэнсис от ее брака. Твой отец уже принес пистолеты, точную копию тех, что выбрал Говард. Я их осмотрел, очень надежное оружие, небольшой риск осечки, высокая точность.
- Тебе придется уехать из страны на пару лет, если он будет убит или серьезно ранен. Ты же мне говорил, что жалеешь, что убивал людей, - Сьюзен подняла руку и слегка ударила мужа кулаком в лопатку. – Ты лгал, мой дорогой?
- Нет, не лгал, - он покачал головой. – Но какой у меня выбор?
- У тебя есть выбор и сейчас ты поклянешься мне, что воспользуешься им, – Сьюзен потерлась лбом о редингот мужа. – Я не желаю, чтобы ты надрывал себе сердце, брал грех на душу. Ты поклянешься, любимый?
- Я не могу отказать тебе в этом, любовь моя, - Перси опустил голову. – Что ты хочешь?
- Ты через Джозефа Шенка потребуешь от Говарда извинений и опровержений. Он скажет ему, что дуэли не будет, если Чарльз Говард принесет извинения и сделает опровержение своих слов при свидетелях. Поклянись мне в этом. Только тогда ты утром пойдешь в Гайд-Парк один. Если не поклянешься, я пойду с тобой и сама поговорю с Говардом. Мне наплевать на приличия, - Сьюзен прикоснулась губами к плечу мужа.
- Хорошо, я клянусь, - Перси повернулся и заключил ее в объятия. – Я не могу тебе в этом отказать, ты же знаешь.

* * *

Персифаль Чарльтон беспокойно спал. Он не боялся быть убитым, но предчувствие плохого, что бы это ни было, растревожило его сон. Перси долго ворочался и лишь в час ночи заснул. Часа в четыре утра, перед тем как проснуться, он опять видел кошмар. Но не тот, в котором были корзины с жареной человеческой плотью, отрубленные головы и руки. Это был совершенно новый сон, не кровавый и не жестокий. Но он напугал и озадачил его не меньше, чем прежние видения.
Перси был в Лондоне. Он шел по улице по направлению к дому графа Харли, чувствовал опасность, торопился. Завернув за угол уже перед самым домом, он вдруг оказался на палубе «Эдвенчур», а вместо лондонских кварталов, знакомого дома и крыльца перед ним открылась бесконечная водная гладь. Океан, до самого горизонта. Перси отвернулся от моря и побежал. Но побежал не по палубе, а по парку Брэмптон Брайан Холла. Он был уверен, что водная преграда где-то заканчивается, что нужно просто обойти ее, чтобы попасть домой. И снова был дом, тропинка от конюшни к фасаду здания, Перси повернул за угол, и опять оказался на палубе «Эдвенчур», увидел бесконечное море и вдали ледяные глыбы и торосы в воде. Где же путь? Он смотрел по сторонам, ища хоть клочок суши взглядом. И в этот миг проснулся.

* * *

9 октября 1774 года.

Рассвет в Лондоне девятого октября наступил в шесть часов утра. День обещал быть прохладным и дождливым. Гайд-Парк в это время обычно пуст, можно встретить очень редких прохожих.
Свидетели дуэли между Чарльзом Говардом-младшим, наследником герцога Норфолка, и Персифалем Чарльтоном, правнуком первого баронета Чарльтона и зятем графа Оксфорда и Мортимера, стали прибывать на условное место после пяти часов тридцати минут. Несколько карет остановились, высадили пассажиров и тут же уехали, чтобы не привлекать внимание. Первым прибыл граф Оксфорд и Мортимер, Эдвард Харли. За ним приехал Томас Харли. Затем Аллан Рамзи, которого попросили присутствовать как свидетеля слов лорда Говарда, на случай объяснений. После Аллана Рамзи к месту дуэли пришел пешком шестидесятилетний Бернард Говард, следующий возможный наследник девятого герцога Говарда, если бы Чарльз Говард-младший был бы убит. Через пять минут показалась карета, в которой приехали Персифаль Чарльтон, Джозеф Шенк и бывший старший канонир с «Эдвенчур», мастер Эндрю Глог. Они отпустили карету и стали в стороне от представителей старшего поколения, братьев Харли, Бернарда Говарда и Аллана Рамзи. Те же вполне по-дружески общались. Карета с Чарльзом Говардом-младшим, Биши Шелли и Джоном Монтегю, четвертым графом Сэндвичем, прибыла самой последней.
Чарльз Говард-младший был одет в дорогой, расшитый золотом, красный весткоут, коричневые бриджи и черные туфли. Он, как обычно, был без парика и, несмотря на холодную погоду, уже изрядно вспотел. Скорее всего, от страха. Чарльз не смотрел в сторону Персифаля Чарльтона, суетился, нелепо улыбался, пробовал шутить.
На Перси Чарльтоне был светло-коричневый жилет и зеленый камзол. Ноги Перси были обуты в высокие коричневые сапоги.
- Ну что, начнем? – Джозеф Шенк огляделся.
- Пора заканчивать, а не начинать, - граф Оксфорд и Мортимер был полон праведного гнева и говорил громко, чтобы все его слышали, – Думаю, мой зять не оплошает. Рука у него твердая. Но на всякий случай я здесь, чтобы клеветник и сплетник знал, что в семье Харли достаточно разгневанных мужчин.
Биши Шелли, всегда добродушный и спокойный, обменялся с Чарльзом Говардом-младшим парой фраз и подошел к Джозефу Шенку.
- Утро доброе, сударь. Мы хотим предложить мировую. К чему кровопролитие? Мой друг лорд Говард был не трезв, когда обидел семью Харли. Он готов принести извинения, если они будут приняты.
Джозеф Шенк посмотрел на графа Оксфорда и Мортимера. Тот бросил быстрый взгляд на своего брата, достопочтенного Томаса Харли и строго произнес.
- Одних извинений недостаточно, сударь. Мы требуем опровержений сказанного при свидетелях. Нам нужно признание Чарльза Говарда, что он оклеветал семью Харли. Что все его слова о нас позавчера были ложью. Также от него потребуется обязательство больше не порочить нашу семью и не вредить ей ни словом, ни делом. И компенсация в связи с понесенным нами ущербом, о которой мой брат, достопочтенный Томас Харли сообщит вам приватно при личном визите в Норфолк-Хаус. Чисто символическая, но необходимая.
Биши Шелли повернулся к Чарльзу Говарду-младшему и увидел насмерть испуганного человека, бледного, с трясущимися губами. Чарльз Говард согласно кивнул.
Дуэль отменялась.

 » Ее светлость герцогиня Норфолк

Глава 10

«Ее светлость герцогиня Норфолк»

29 сентября 1786 года

Чарльз Говард, одиннадцатый герцог Норфолк, девятый граф Суррей, двадцать девятый граф Арундел, девятый граф Норфолк, девятнадцатый барон Мальтраверс, сам не знал, для чего он едет в Холм-Лейси-Хаус.
Возможно, это было любопытство. Увидеть женщину, законную жену, с которой последний раз встречался лет тринадцать назад. Он уже и не помнил, когда это было точно. И тем более забыл, как она выглядела. «Плакса Фрэнсис», так он называл ее в молодости. Интересно, ее безумие усиливается? Она бегает голой по парку? Ест траву? Бьется в припадках? Не то, чтобы он хотел это выяснить, просто иногда задавал себе вопрос, какова была бы его жизнь, не сойди она с ума?
Нет, это не любопытство. Тщеславие? Пожалуй, что тщеславие. Месяц назад умер его отец, десятый герцог Норфолк. Умер тихо, в Дипдине, своем любимом поместье, из которого не выбирался годами, занимаясь садами и экзотическими постройками. Чарльз никогда не был близок с отцом, в последние же годы, когда наследник герцога Норфолка увлекся политикой, они окончательно отдалились и почти не переписывались. Теперь герцогом Норфолком и единоличным владельцем всех фамильных поместий, состояния стал он, Чарльз Говард-младший. И он уже не младший, потому что старшего больше нет. Так пусть эта «плакса Фрэнсис» посмотрит, чего она лишилась.
У Фрэнсис была возможность. Он предлагал ей восстановить отношения в ту последнюю встречу. Съехаться, завести детей. Она устроила сцену, грозила ему, вела себя омерзительно. Пусть теперь поглядит, какой могла быть ее жизнь. У Чарльза есть ребенок. Незаконнорожденный, конечно. Крепкий такой мальчик, годовалый Уильям. Любовница Чарльза, Мэри, родственница Джорджа Вудса, портного, не была ни знатной, ни богатой, но о мальчике заботилась хорошо. А что есть у Фрэнсис? Ничего! Старый дом отца, Чарльза Фицроя-Скудамора, умершего четыре года назад и оставившего ей имение. Этот пройдоха так провернул дело с наследством Скудаморов, что к поместью было не подобраться, распоряжаться им могла только «плакса Фрэнсис», а в случае ее смерти, Холм-Лейси-Хаус получала дальняя родня.
Для женщины что главное? Семья, дети. Конечно, если у женщины мозги набекрень, ее вряд ли интересуют семья и ребятишки, а уж тем более дела мужа. Но он, Чарльз, ведь не развелся с ней, несмотря на болезнь и неспособность исполнить супружеский долг. Так что он почти что стоик. Может быть, последний стоик наших дней. Чарльз, разумеется, иногда ловил себя на мысли, что неплохо было бы, используя свои политические связи, прекратить весь этот балаган с сумасшедшей женой, развестись и жениться снова. Но тут же вспоминал, что изначально «плакса Фрэнсис» была дружна с Харли, а эти чертовы Харли… Те обещания, что он давал им. Он уже не помнил, что обещал много лет назад. Лучше было не «дразнить гусей».
Год назад Чарльз видел в столице достопочтенного Джона Харли. Тот выглядел довольно паршиво. Чем-то болел, несомненно. Томас Харли, этот коротышка и живчик, довольно скользкий тип, встречался ему в Лондоне регулярно. О четвертом графе Оксфорде и Мортимере, Эдварде Харли, Чарльз Говард ничего не слышал пару лет. Джону Адамсу удалось узнать, что семья Персифаля Чарльтона большую часть года живет в Харефордшире, в поместье Ай, недалеко от Брэмптон Брайан Холла, имения тестя. И недалеко от Холм-Лейси-Хаус, кстати. Об этом стоит подумать. У Перси Чарльтона и этой мерзавки Сьюзен четверо детей, и одна из дочерей – его, Чарльза, ребенок. Кажется, девочку зовут Сара. Он видел ее в колыбели в том самом поместье Ай. И потом еще раз, на улицах Лондона, двенадцать лет назад, вместе с дочерью Фрэнсис, удочеренной Чарльтонами. Но не знал, какая из девочек его дочь. Ей уже четырнадцать лет, совсем взрослая.
Чарльз положил ноги на противоположное сиденье кареты. Многодневная поездка его утомила. Ни поспать, ни поесть, как следует. То, что подают в придорожных гостиницах, никуда не годится. Однако, приходится есть. Не голодать же. Слава Богу, нашлись добрые друзья, которые приютят его на три дня в Харефордшире. Он немного отдохнет от столицы, подышит свежим деревенским воздухом, навестит «плаксу Фрэнсис», поглядит на эту глупую гусыню.
Чарльз Джеймс Фокс. Вот это голова! Боевой таран вигов. Личный враг короля. Вот настоящий друг ему, Чарльзу. Умнейший, обаятельный, смелый человек. Они с ним как названные братья. У Чарльза Говарда не было братьев, нет и близких кузенов, на которых можно было положиться. Поэтому чертовы Харли тогда, в 1772 и 1774 годах, легко одержали над ним верх. Их целая прорва, этих Харли, и они как стая волков, набрасываются все сразу. Ну что ж, стало быть, Чарльз Джеймс Фокс будет его названным братом. Человеком, на которого можно положиться, которому ты тоже близок, нужен и приятен. Лорд Говард улыбнулся. Когда началась вся эта заваруха с отпадением американских колоний, они с Фоксом злили премьера Питта, демонстративно нося одежду цветов армии Вашингтона. И будут злить дальше, чтобы Питт лопнул от злости. Кому нужен этот патриотизм, если страной управляют такие гнусные крысы, как Питт и король Георг? Кому нужна эта католическая чушь, если она мешает тебе стать влиятельным и богатым? Все разваливается, потому что держится на лицемерии. Работорговля, «гнилые» районы. У него, Чарльза, конечно, тоже есть свой интерес в «гнилых» районах, он неплохо на них нажился. Но будь все проклято, ему будет легко от этого отказаться, ведь он – герцог Норфолк. Король, этот безумный ханжа Георг, не может и не должен иметь столько власти. Несколько его, Чарльза, предков, сложили свои головы на плахе по воле таких вот королей и королев. За что? За то, что были католиками и имели свой собственный взгляд на то, как надо жить и управлять. Правильно сказал Фокс: «Пусть лучше нами управляет толпа, чем армия».

Дружеский шарж на Чарльза Говарда, герцога Норфолка. Герцог на колеснице давит своих политических оппонентов, в том числе короля, премьера Питта-младшего, епископа под аплодисменты Чарльза Джеймса Фокса и других вигов, 1798 года

Кажется, карета свернула к Холм-Лейси-Хаусу. Нужно закончить тут это маленькое дельце и двигаться дальше, к веселой компании и хорошему столу.
Дом был все таким же. Не обветшал. Парк не запущен. Кто-то тут за всем ухаживает. Неужели у сумасшедшей Фрэнсис хватает мозгов заниматься делами поместья? Карета остановилась напротив главного входа. Герцог Норфолк тяжело выбрался наружу, распрямился и, покачиваясь, стал подниматься по лестнице к парадному. Открылись двери, появился все тот же дворецкий, что встречал его много лет назад.
- Здравствуй, милейший. Прости, забыл, как тебя зовут, - Чарльз прошел в холл. – Мы давно не виделись. Твоя госпожа дома?
- Хиггинс, милорд. Она всегда дома, - дворецкий сдержанно улыбнулся. – Я доложу о вас. Пройдите, будьте любезны, в гостиную.
Чарльзу пришлось ждать около четверти часа, прежде чем пришел дворецкий и пригласил его следовать за ним, в южное крыло. Пока они шли, Чарльз осмотрелся. Богатая изящная мебель, замечательный дорогой фарфор, приятные глазу картины. Везде чисто, не пыльно. Интересно, Генри Смит все еще служит «плаксе Фрэнсис?» В 1774 году Чарльз уволил Генри, потому что Смит отказался вернуться в Норфолк-Хаус. Стало быть, остался тут, приглядывать за его безумной женой.
Она сидела в кресле, у самого окна, рядом с клавесином. Слегка повернула голову и посмотрела ему, Чарльзу, прямо в глаза. Спокойным, уверенным взглядом, по которому и не скажешь, что она не в себе.
- День добрый, милорд, - не улыбнулась, ни один мускул на холодном, отрешенном лице не дрогнул.
- Ваша светлость, - Чарльз остановился в пяти шагах. – Я – ваша светлость. И вы, сударыня, ее светлость, герцогиня Норфолк.
- Вот как? – она жестом предложила Чарльзу сесть в кресло, напротив, у соседнего окна. – А я и не заметила, как возвысилась в этом суетном мире. Когда это случилось, ваша светлость?
- Мой отец, да упокой Господь его душу, скончался тридцать первого августа, - Чарльз покивал головой. – Это был тяжелый день для семьи.
- Так вы в трауре, ваша светлость? - «плакса Фрэнсис» оглядела его одежду, явно не траурных расцветок.
- Траур у меня в душе, - Чарльз развалился в кресле. – Большая потеря. Единственный сын у отца. И отец, у сына, разумеется, тоже единственный.
- А как же иначе? – Фрэнсис согласилась. Ее спина была идеально прямой, она не касалась спинки кресла, сидела ровно и неподвижно, как мраморная статуя. Что удивительно, она, в отличие от него, Чарльза, немного обрюзгшего, почти не изменилась. На ней было домашнее серое платье. В волосах то ли крошечные веточки, то ли кусочки листьев. – Вы у нас проездом, ваша светлость? Не буду лукавить, мы не ждали вашу светлость и не получали ваших писем, что состоится визит.
- Проездом, сегодня же уеду дальше. Друзья, знаете ли, приятная компания, - Чарльз закинул ногу на ногу, пытаясь ее позлить.
- Как обычно, - Фрэнсис кивнула с невозмутимым видом. – Вежливость не позволяет мне не спросить, ваша светлость. Как дела у вашей светлости?
- Превосходно. Я увлечен политикой. Нашел себя в ней, так сказать, - герцог Норфолк погладил подбородок. – Мой друг, Чарльз Джеймс Фокс, гостит по соседству с вами, моя дорогая супруга. Меня тоже пригласили. Мы с Фоксом на острие политической жизни. Но порой нужно сбежать на пару-тройку дней в деревню. Вдохнуть полной грудью.
- Как это умно и предусмотрительно, - герцогиня Норфолк покачала головой. – С годами вы все умнее и предусмотрительнее, ваша светлость.
Чарльз хотел язвительно ответить, но вдруг послышались шаги и в гостиную кто-то вошел. Герцог Норфолк повернул голову в сторону шагов. У столика в центре гостиной стоял ребенок. Мальчик лет одиннадцати-двенадцати, высокий, худой, с медного цвета волосам и узким лицом. Он внимательно смотрел на Чарльза, а Чарльз смотрел ему в глаза. В серые глаза «плаксы Фрэнсис», точную их копию.
- Что тебе нужно, милый мой? – Фрэнсис улыбнулась ребенку. Герцог Норфолк был поражен, увидев ее улыбку, впервые Бог знает за сколько лет.
- Я иду в оранжерею, - начал говорить мальчик, запнулся и продолжил. – Миледи. Вы позволите? Вы придете туда?
- Скоро приду, - улыбка на лице Фрэнсис угасла. Она повернулась к Чарльзу и произнесла. – Это Чарльз Смит, сын Генри Смита и Луизы Тарле, моей камеристки. Чарльз, это его светлость герцог Норфолк, Чарльз Говард.
Мальчик с достоинством поклонился. Герцог был потрясен. Он встал с кресла, одернул камзол и с трудом выдавил из себя. – Сын Генри Смита?
На мальчике была дорогая одежда и обувь. Его вид абсолютно не соответствовал виду сына слуги.
- Именно так. Вы были очень привязаны к Генри Смиту до определенного времени, ваша светлость, - Фрэнсис снова посмотрела на мальчика. – Помнишь. Чарльз, отец рассказывал тебе о лорде Говарде?
- Помню, миледи, - спокойно ответил мальчик, – очень приятно познакомиться, ваша светлость. Вы и в самом деле герцог?
- В самом деле, - Чарльз натянуто улыбнулся. – А миледи, на самом деле, тоже герцогиня. Ее светлость герцогиня Норфолк. Ты же знаешь, что она моя жена?
- Ваша жена, я знаю, - мальчик поморщился, будто вспоминая что-то, и обратился к Фрэнсис. – Я пойду в оранжерею… ваша светлость?
- Иди. Конечно, иди, - Фрэнсис поднялась на ноги. – Генри Смит в отъезде на несколько дней. Вы с ним не сможете встретиться. Но Луиза здесь. Могу предложить вам выпить, ваша светлость. Надеюсь, вы не отказываете себе в этом?
- Иногда отказываю, - пробормотал Чарльз. – Но не сегодня.
Он выпил бокал кларета, посмотрел рисунки Фрэнсис, в основном пейзажи, у мольберта. Они говорили сдержанно и сухо. Чарльз подумал, что быть тщеславным победителем у него не получилось. Ему даже не удалось вставить замечание о том, что она потеряла, чего лишилась по собственной воле.
- Я хотел бы подышать свежим воздухом, - Чарльз хотел уже уехать, но внезапно попросил ее. – Тут душно. Можно проведать Чарльза Смита в оранжерее? Вы не против этого, ваша светлость?
Она ответила не сразу, как будто задумалась, решала что-то про себя. Потом повернулась к нему и сказала. – Не спрашивайте меня, как я это узнала, ваша светлость. У вас ведь есть дети вне нашего брака, не так ли? Кажется, годовалый сын от одной хорошей женщины? И еще взрослая девочка от нашей общей знакомой. Мне также говорили, что вы несколько раз пытались увидеть эту девочку в парке в Лондоне в прошлые годы.
- Мой сын вас не касается, ваша светлость, - Чарльз с раздражением поставил бокал на стол. – И дочь тоже. Вы сами отказались от совместной жизни.
- Это не упрек, - Фрэнсис вздохнула. – Я не хотела вас задеть. И даже благодарна вам, насколько это возможно, за то, что вы много лет назад отступили и перестали наносить мне визиты. Сейчас я приняла решение. Оно непростое для меня. Я хочу оказать вам любезность, проводить в оранжерею к Чарльзу Смиту и познакомить кое с кем. Вы были бы довольны этим знакомством. Так я думаю. Если вы окажете мне встречную любезность.
- И что же это за любезность, которую я должен оказать? – Чарльз недоверчиво хмыкнул.
- Вы пообещаете, что больше не будете наносить мне визиты, - она опять смотрела ему прямо в глаза. – Это, на самом деле, будет хорошо и для меня, и для вас. Для всех. И дадите слово, что если встретите ту девочку, которую хотели увидеть, то не скажите, кем приходитесь ей.
- Ладно, даю слово. Я и не собирался этого делать. Ни наносить вам новые визиты, ни раскрывать себя дочери Сьюзен Чарльтон, - Чарльз Говард пожал плечами. – Пойдемте к Чарльзу Смиту. Посмотрим, что там за сюрприз и новое знакомство.
Они вышли из дома, обогнули фасад и двинулись во двор. Следом за ними, на расстоянии нескольких шагов, шел рослый лакей. Чарльз заметил это, но ничего не сказал. Когда герцог и герцогиня Норфолк подошли к оранжерее, он увидел через стекло, что внутри нее, помимо уже знакомого ему мальчика, стоят две девушки в фартуках и садовых перчатках.
Фрэнсис открыла дверь и пропустила его внутрь. На Чарльза опять смотрели внимательные серые глаза сына Генри Смита, точная копия глаз Фрэнсис. Но были и еще две пары глаз.
Девушки оказались очень похожи. Наверное, за много лет жизни вместе они стали копировать движения, жесты и мимику друг друга. Обе темноволосые, красивые, улыбчивые. Но у одной улыбка живая, задорная, а у другой немного грустная.

11 герцог Норфолк Чарльз Говард, 1800-е годы

- Вот я и вернулась, - Фрэнсис взяла с бочки для полива перчатки. – И кое-кого с собой привела. Это его светлость герцог Норфолк, Чарльз Говард. Он тут проездом, ненадолго. Ваша светлость, познакомьтесь.
- Да, - Чарльз понял, кто это и замер.
- Эта юная особа – мисс Сара Чарльтон, - Фрэнсис указала на девушку с задорной улыбкой и обратилась затем к ее сестре. – А это мисс Сьюзен Чарльтон-младшая. Они приехали ко мне на пару дней, помочь Чарли Смиту в оранжерее.
Чарльз Говард смотрел в лицо Сары Чарльтон и не мог отвести взгляд.
- Ваша светлость, здравствуйте, - девушка засмеялась. – Можно пожать вашу руку? Герцогам ведь можно жать руку, тетя Фрэнсис?

* * *

4 октября 1786 года.

Сьюзен Чарльтон вышла из дома и направилась на поиски мужа. Поместье Ай совсем небольшое, долго искать не придется. Только если Перси не ушел на дальние пастбища или к амбару за рощей.
Сьюзен обошла дом и прислушалась. Пила? Значит он в мастерской за домом. А может они там вдвоем с Уильямом Офордом. Громогласный плотник поселился с ними по соседству восемь лет назад, после того как служба на флоте стала для него обременительной по состоянию здоровья. Он, с помощью Перси, открыл мастерскую по изготовлению мебели, сделал мужа своим компаньоном. Так они и работают над заказами. То Перси пропадает в мастерской Офорда, то Офорд в мастерской Перси.
Сьюзен держит в доме всего две служанки, одна из них, кроме уборки в доме, помогает с садом и в церкви апостолов Петра и Павла в Ай. Сначала служанок было четыре, но со временем, будто заразившись от Перси потребностью что то делать самой, Сьюзен уволила двух, начала хозяйничать на кухне, работать в огороде и на цветниках, участвовать в разных делах деревни. Сара и Сьюзен-младшая немного отдалились от матери, завели подруг. Но одиннадцатилетнему Эдварду и пятилетней Элизабет она нужна буквально на каждом шагу.
Двери в мастерскую были открыты. Персифаль Чарльтон стоял к ней спиной и распиливал длинную доску на верстаке. Офорда с ним не было. Из-за шума пилы муж не слышал, как она подходит. В свои тридцать семь лет Перси был довольно привлекательным мужчиной. Среднего роста, но не полный. В меру мускулистый, с длинными темными волосами, которые он завязывал на затылке в хвост, тонкими чертами лица, спокойным уверенным взглядом.
Сьюзен приблизилась и остановился в трех футах от верстака.
- Проснулась? Где две эти пигалицы? - Перси отложил пилу. - Спят?
- Спят, мы вернулись из Брэмптон Брайан Холла очень поздно. Поужинали и сразу легли спать. Два визита за такой короткий срок, к Фрэнсис и родителям, кого угодно вымотают. Где он? - Сьюзен вопросительно взглянула на мужа.
- Кто? Несносный дуралей? - ухмыльнулся Перси.
- О ком ты говоришь? - Сьюзен смеялась одними глазами. - У нас тут два несносных дуралея. Ты и Офорд. Один прямо сейчас стоит передо мной.
- Я вижу, кто-то напрашивается на щекотку до криков «пощадите!», - Перси отложил пилу.
- Щекотка в нашей стране запрещена, это решение церкви и короля, - Сьюзен шутливо ткнула Перси пальцем в грудь. – Ты не устал пилить?
- Пила не может утомить настоящего плотника, - Перси схватил ее за локоть и собрался щекотать, но Сьюзен увернулась, отскочила в сторону и спряталась по другую сторону стола. - Мы позже сегодня обсудим, какому наказанию подвергнуть вас, моя дорогая жена. Назвать капитана этого корабля несносным дуралеем — явный бунт. На флоте за такое даже жену капитана по головке не погладят.
- А где погладят? - Сьюзен нравилось его дразнить.
- Это мы решим потом, - Перси расстегнул старый камзол и сел на стул. - Как там Фрэн, Генри, Луиза, Чарли? Прости, что не поехал с тобой. Офорд меня умолял помочь.
- Ничего, - Сьюзен смахнула опилки с табурета и тоже села. - Сын Фрэн и Генри становится высоким, молчаливым, загадочным мальчиком. Сью и Сара так сказали. Все остальное как прежде. Но у них был гость. Ты ни за что не догадаешься, кто это. Ни за что.
- Блистательный одиннадцатый герцог Норфолк? - Перси усмехнулся.
- Фу! Как ты узнал? У тебя дар пророчества? - Сьюзен изобразила на лице недовольную гримасу.
- Нет, конечно, - Перси пожал плечами. - Просто старый герцог месяц как умер, об этом не писали разве что на долговых расписках. Не мог же Чарльз Говард не приехать в Холм-Лейси-Хаус и не явить себя во всем новом величии.
- Явил, - кивнула Сьюзен Чарльтон, - Приехал за день до меня и сразу уехал. Как ни странно, скандала не случилось, супруги расстались без ссоры, мирно. Фрэн, правда, сделала кое-что, не посоветовавшись с нами.
- Что именно? - Перси прикрыл глаза и вздохнул. Он все же немного устал.
- Она взяла с него обещание, никогда больше не приезжать в Холм-Лейси. А взамен представила ему Сару. О том, что Сара его дочь, разумеется, сказано не было. Он также пообещал не сообщать Саре о своем отцовстве. Фрэн написала тебе письмо об этом.
- Наверное, она права, — Перси был недоволен, но решил не говорить об этом. - Два года назад он наблюдал за девочками на улице, как ты помнишь. Удовлетворив любопытство, он потеряет интерес, это же Говард. И как прошло знакомство?
- На удивление хорошо, - Сьюзен задумчиво смотрела на деревянный пол. - Он пробыл с детьми в оранжерее полчаса, потом напросился на чай. За чаем, как говорит Фрэнсис, пытался всех покорить, каламбурил, шутил. У Сары оторвалось кружево на платье, он это заметил, достал золотую булавку с бриллиантом из своего шейного платка и подарил ей, чтобы она приколола кружево. Сказал, что булавка принадлежала девятому герцогу Норфолку. Сара долго его благодарила. Через час он уехал и сказал Фрэн, что выполнит обещания. Сара теперь носится с этой булавкой, раздулась от гордости.
- Ясно, - Перси засмеялся. - Как поживает Генри?
- Неплохо, - Сьюзен встала, подошла к полке и начала рассматривать вырезанные из дерева мебельные карнизы и пилястры. - Они с Фрэн часто ругаются по пустякам. Ну, ты знаешь. Она начинает хандрить, он начинает ее тормошить или ворчать, она на него набрасывается, потом эти двое мирятся. Все как всегда. Генри совсем перестал пить, даже на стол вино не ставит. Фрэнсис умеет добиться своего. Чарли большую часть времени проводит с отцом. У Генри какие-то дела с людьми из бывших американских колоний. Он думает вложить средства в торговлю, для будущего Чарли. Предложил тебе и Офорду рассмотреть участие. Фрэн добавила подробности в письме под его диктовку.
- Слава Богу, - Перси поднялся и стал собирать инструменты. - Разбирать почерк Генри мне бы не хотелось. Как поживают твои родители, моя мать и сестра?
- У них ничего не меняется. Мама, твоя мать и сестра улучшают парк. Отец много времени проводит с доктором. Ты получишь сегодня целую пачку писем. Что там у тебя с Офордом? - Сьюзен подождала, когда Перси сложит инструменты, взяла его под руку и повела к дому.
- Этот старый осел опять взялся за большую, громоздкую, тяжелую мебель. Собрал ее на втором этаже, и не мог спустить на первый, не разобрав лестницу, - Персифаль Чарльтон хмыкнул. - Сколько раз мне придется разбирать и собирать эту лестницу?
- Ты знаешь ответ, мой милый, - Сьюзен засмеялась. - Много раз. Пока Уильям Офорд не покинет этот мир. А он человек крепкий.

 » Эпилог, последняя глава

Эпилог

1820 год

Письмо привез посыльный, почти загнавший свою лошадь. Так он торопился.
Свет в окне Холм-Лейси-Хауса горел только в южном крыле на первом и втором этаже. Две одинокие свечи в двух комнатах. На ночном небе не было туч и облаков, полная луна хорошо освещала парк. Когда карета подъехала к парадному крыльцу, было уже за полночь. Путешествовать по дорогам в это время суток опасно, но ничего другого не оставалось. Их никто не встречал.
Персифаль Чарльтон спустился по ступенькам кареты, огляделся и стал помогать выйти жене. Сьюзен Чарльтон устала в пути, но покинула экипаж вслед за мужем довольно быстро. Она, как и муж, страдала от множества болезней, но сегодня чувствовала себя как будто лучше. Перси поддержал супругу за руку и подал ей трость. Последней карету покинула миссис Сьюзен Лоуренс, в девичестве Сьюзен Чарльтон. Она носила траур по супругу, провинциальному художнику, умершему в прошлом году. Перси ударил в дверной молоток. Толкнул дверь, она была открыта. Мать и дочь поднялись на крыльцо и направились вслед за Перси по проходам и комнатам в южное крыло. Они столько раз проделывали этот путь, что могли бы пройти по нему с завязанными глазами.
На первом этаже южного крыла их ждала служанка. Внучка Марты Ричардс. Она взяла со стола свечу и подошла к Персифалю Чарльтону.
- Успели? – он смотрел на девушку без особой надежды.
- Нет, - она опустила глаза. – Он умер шесть часов назад. Ее светлость не отходит от тела.
- Наверху? – спросила Сьюзен, тяжело дыша.
- В ее спальне, - служанка кивнула. – У него был удар три дня назад. Герцогиня приказала положить его в свою спальню и с тех пор не покидала ее больше чем на пять минут. Вы поднимитесь?
- Да, конечно, - Сьюзен оперлась на руку мужа, и они пошли на второй этаж.
В покоях герцогини Норфолк горела свеча. Та, вторая свеча, которую они видели у кареты. На широкой кровати под балдахином лежал Генри Смит. Он был, как и прежде, очень рослым мужчиной, но в последние годы сильно похудел. Глаза Генри были закрыты, руки сложены на груди и связаны. Кто-то подвязал мертвецу челюсть. На кровати рядом с Генри Смитом сидела Фрэнсис, вдовствующая герцогиня Норфолк. Ее волосы были не убраны. Она была одета в ночную рубашку и халат.
- Здравствуй, Фрэн, это мы, - Сьюзен прошла в комнату, села около подруги и обхватила ее руками за плечи. – Я, Перси и Сью. Мне очень жаль. Мы написали Саре. Думаю, она приедет с мужем дня через три, чтобы поддержать тебя.
- Здравствуй, Сью, - по щекам старой герцогини бежали слезы. Она безучастно смотрела на стену перед собой. – Через три дня? Я умру сегодня ночью, Сью. Сара приедет на мои похороны.
- Не смей так говорить, - Сьюзен потрясла Фрэнсис за плечо. – Не смей даже думать об этом.
- Я могу думать, или не думать. Это ничего не изменит, Сью. Зачем мне жить, если Генри больше нет? Сегодня ночью я умру. Вот сейчас лягу, и умру, - герцогиня Норфолк подняла глаза и встретилась взглядом с Перси. – Перси Чарльтон, ты все такой же красавчик, как и пятьдесят лет назад. Как тебе это удается?
- Не знаю, Фрэн. Жена что-то кладет мне в пищу, и я не старею, - он печально улыбнулся. – Он страдал?
- Нет, - Фрэнсис протянула руку и коснулась пальцев Генри Смита. – Совсем не страдал. Почти все три дня был без сознания. Иногда звал меня и Чарли, но очень тихо. Вы, наверное, устали с дороги. Ложитесь в комнатах Генри и Чарли. Джудит принесет белье, воду, кувшины и свечи. Вы голодны?
- Нет, Фрэн, - Сьюзен вздохнула. – Перси приляжет, Сью тоже. А я останусь с тобой, подруга. Посидим, вспомним прошлое.
- Ты садись в кресло, Сью, а я лягу рядом с Генри. Ты говори, я буду слушать, - герцогиня Норфолк повалилась на бок, закинула ноги на кровать, перевернулась на спину, сложила руки точно так же, как они были сложены у Генри Смита, и прикрыла глаза.
Перси Чарльтон подошел, наклонился, сжал ее ладонь, поцеловал старую женщину в щеку и уступил место дочери, Сьюзен Лоуренс. Та повторила за отцом рукопожатие и поцелуй.
- Малышка Сью, - пробормотала Фрэнсис. – Как я давно тебя не видела. Мне хотелось бы очень многое тебе сказать, но времени уже нет. Ты будешь упомянута в моей последней воле. Твоя мать была моей лучшей подругой столько лет, что ты мне как дочь.
- Я знаю все, мама мне давно рассказала, - Сьюзен Лоуренс заплакала. – Не думай, что я не знаю, тетя Фрэнни… Мама.
Старая женщина не ответила. Слезы все еще бежали по ее щекам. Перси и дочь постояли у кровати еще пять минут и вышли.
Перед рассветом ее светлость, вдовствующая герцогиня Норфолк, Фрэнсис Говард, в девичестве Фрэнсис Скудамор, умерла на руках своей подруги, Сьюзен Чарльтон, урожденной Сьюзен Харли.

* * *

Настенные памятные медальоны в церкви святого Кумберта в Холм-Лейси никак не хотели висеть на одной линии.
- Ровно висят? На одном уровне? – каменщик отошел к лавкам и прищурился. На улице начало темнеть и в церкви царил полумрак.
- Хорошо, ровно, - подмастерье взял керн, сверло и молоток. – Кладка же ровная, крюки вбили в один промежуток. Значит, должны быть на одном уровне.
- А мне кажется, один висит ниже другого, – мастер прошелся от стены к стене, критически оценивая работу, но остался доволен. – Ладно, годится. А что написано на этих мемориальных досках? Кому они посвящены? Ты знаешь?
- Знаю, - подмастерье показал на ромбовидные доски на стене. – Первая доска в память о герцоге Норфолке, Чарльзе, который скончался в 1815 году. А вторая в память о его жене, Фрэнсис, умершей в 1820 году.
- Это латынь? – мастер вытер руки платком. – Девиз рода?
- Девиз, - подмастерье кивнул. – Преподобный перед уходом мне его прочитал и перевел.
- Да? – мастер почесал затылок. – И что написано?
- Sola virtus invicta, - подмастерье торжественно произнес. – «Только добродетель непобедима».
- И чей это девиз? Его? Или ее? – мастер засмеялся.
- Откуда мне знать, - подмастерье пожал плечами. – Кто жил добродетельно, того и девиз.

Мемориальные доски одиннадцатого герцога Норфолка Чарльза Говарда (15 марта 1746 — 16 декабря 1815) и герцогини Норфолк Фрэнсис Говард (1750–1820) в церкви святого Кумберта в Холм-Лейси.

Герб герцогов Норфолков на стене замка Арундел, родового поместья Норфолков

КОНЕЦ