Книга судеб 3 (приключения, ИЛР)

 » Книга судеб 3 (приключения, ИЛР)  [ Приостановлено ]

Третья книга из трилогии "Книга судеб" повествует о событиях в Англии в 1772-1820 годах. Жанр произведения: историческая повесть, приключения, любовный роман. Действие происходит в Англии, Южной Африке, у Южного полярного круга, в Новой Зеландии. Большинство персонажей существовали на самом деле. Информация о них получена из открытых источников и родословных.
Разумная критика и замечания приветствуются.
Месье Бернард.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Bernard)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Bernard; Дата последней модерации: 07.05.2024

 » Карета Герцога Норфолка

КНИГА СУДЕБ»

АНГЛИЙСКАЯ ПОВЕСТЬ

Часть I. 1772 ГОД

Глава 1

«Карета Герцога Норфолка»

Лета 1772 года, января, двадцать третьего дня по дороге к Брэмптон Брайан Холлу в Харефордшире ехала карета. Эту большую, разменявшую второй десяток лет, скрипучую колымагу из каретного сарая герцога Норфолка в Норфолк-Хаусе использовали редко. Эдвард Говард, девятый герцог Норфолк, предусмотрительно держал ее на случай нужд родственников. Таковым родственником был внучатый племянник герцога, сын его наследника, Чарльз Говард-младший, который совершал свое путешествие из Лондона.
Лорд Чарльз был человек плотного телосложения, энергичный, среднего роста, кареглазый, с приятным округлым лицом и темными вьющимися волосами. Ему было двадцать пять лет, он слыл своего рода бунтарем и бонвиваном, среди хороших друзей имел прозвище «жокей», а среди завистников - «мясник». Бунтарский характер Чарльза Говарда-младшего проявлялся в том, что он почти никогда не носил парик, не пользовался пудрой, очень редко мылся и позволял себе нелестно высказываться о многом и многих, в том числе о родственниках, анекдоты о которых он собирал, записывал и рассказывал при каждом удобном случае. Молодого человека считали наследником девятого герцога Норфолка, так как его отец, племянник герцога, сам уже был в летах.
- Помню эту деревню по прошлой моей поездке в Харефордшир. Эти три вяза и пруд - лорд Говард посмотрел в окно кареты.
- У тебя отличная память, - почти безучастно ответила супруга.
- Так оно и есть – Чарльз хмыкнул. - Ты выглядишь больной… Скоро будем на месте, дорогая.
Жена Чарльза Говарда-младшего, леди Фрэнсис Говард, урожденная Скудамор, была печальна и измучена. Два месяца назад у нее случился выкидыш, от которого она никак не могла оправиться. Женщина сидела напротив мужа, сутулясь и опустив голову. Она была высокой, одного с мужем роста, и худой, можно сказать тощей, с плоской грудью. У нее были мягкие черты лица, большие серые глаза и маленький рот.
Леди Фрэнсис с трудом переносила тряску, скрип колес и январский холод. Но сложнее всего ей было терпеть отвратительный запах пота и одеколона ее супруга, который доводил ее до отчаяния дома, а в тесной карете был просто невыносим.
- Надеюсь на это. У меня от боли раскалывается голова. Воздух в январе холодный. Кажется, я простудилась и заболеваю. Не следовало мне тебя сопровождать, я совсем не знаю Харли. Ехал бы один, – леди Фрэнсис была измотана и сердита. - Мне не по сердцу эти сельские сборища. Летом они утомительны, а зимой и вовсе опасны. В эту пору люди много кашляют и хватают лихорадку. Я никого из хозяев и гостей не знаю. Что я буду там делать? Заводить знакомства, которых не хочу иметь? Вдруг я уже заболела? Тогда ты будешь веселиться, а я проведу все дни в своей комнате с Мартой, согреваясь у камина или под одеялом. Разве это справедливо?
Услышав свое имя, сидевшая рядом с леди Фрэнсис женщина перестала дремать и посмотрела на лорда Говарда. Служанка Марта Ричардс была женщиной средних лет, с мышиного цвета волосами. Полная, розовощекая, довольно ленивая. Хозяйка и хозяин редко к ней обращались, когда были вместе, но едва леди Фрэнсис оставалась с Мартой наедине, на служанку обрушивался поток упреков, жалоб и сетований госпожи на мужа и судьбу.
- Ты тоже устала, Марта? – леди Фрэнсис вздохнула.
- Не так, как вы, бедняжка. Не так, как вы, - пробормотала Марта и снова задремала.
Чарльз Говард-младший бросил взгляд на жену. Унылая, вечно хнычет. Почему жизнь все время сводит его с такими женщинами? Первая жена лорда Говарда, Мэриан Коппингер, дочь Джона Коппингера, на которой он женился пять лет назад, была точно такой же. Худой и унылой. Она умерла спустя год после свадьбы, в 1768 году, рожая мертвого ребенка. Он уже забыл ее лицо, но помнил, какой невзрачной она была. У новой супруги, с которой они не прожили еще и года в браке, два месяца назад случился выкидыш. «Даже выносить не может, насколько слаба...» Вот она сидит напротив него, уставшая и поникшая, исполняет его волю, едет туда, куда не хочет. Но не злится, а просто обреченно ворчит и глядит на него своими тусклыми глазами, как приговоренная к каторге.
Та женщина, к которой Чарльз Говард-младший ехал в Брэмптон Брайан Холл, чтобы сделать своей любовницей, была совсем другой. Единственная дочь четвертого графа Оксфорда и Мортимера, прекрасная леди Сьюзен Харли, голубоглазая блондинка, живая, изящная, очаровательная и улыбчивая. Ее не раздражали его манера говорить, жестикуляция, смех и легкое фатовство.
- Старина Нед, наверное, держит эту рухлядь, чтобы не позволять нам пользоваться своим новым экипажем, - лорд Говард схватился за сиденье.
Раскачиваясь на ухабах, карета жалобно скрипела, как будто была готова развалиться. Он снова бросил взгляд на жену. По ее бледным щекам катились слезы, но она молчала. Лорд Говард вспомнил похожее событие пять лет назад. Тогда он был приглашен вместе с молодой женой Мэриан и отцом, Чарльзом Говардом-старшим, на ужин к девятому герцогу Норфолку. Эдвард Говард, девятый герцог Норфолк, седьмой граф Норфолк, двадцать седьмой граф Арундел, седьмой граф Суррей, четвертый граф Норидж, семнадцатый барон Мальтраверс, двадцатый барон Моубрей, двадцать первый барон Сегрейв, девятнадцатый барон Толбот, восемнадцатый барон Фёрниволл, четвертый барон Говард из Касл-Райзинга и четвертый граф-маршал Англии, был монументальным стариком, состоявшим из превосходных манер и достоинства. Жена герцога, ее светлость герцогиня Мэри, присутствовала на ужине, несмотря на свои многие болезни. Она отлично знала его отца, почти такого же основательного, как ее супруг, но с Чарльзом Говардом-младшим встретилась впервые. Старушка была неприятно поражена поведением молодого человека, его частым хохотом, грубым юмором, отменным аппетитом и тем, как он выглядел. Она сидела за столом, потрясенная новоявленным наследником, а потом, посреди ужина, вдруг закрыла лицо руками, разрыдалась, вскочила со стула и выбежала из столовой. Девятый герцог Норфолк и отец тут же перестали есть, а его жена, Мэриан, тоже залилась слезами, но хотя бы не унеслась вслед за герцогиней.

Чарльз Говард в 1784 г

В крышу кареты постучали. Это Генри Смит подал знак, что они подъезжают к месту назначения. Генри был для лорда Говарда слугой, камердинером, телохранителем, собутыльником, соучастником разных проделок, а иногда и кучером. Карета еще сильнее заскрипела на повороте, но трясти перестало, они свернули на подъездную дорогу.
- Приехали, - Чарльз Говард-младший покачал головой. - Будь любезна, вытри слезы, Фрэнсис, у тебя все лицо заплаканное. Что подумают граф и графиня? Что я изволил тебя силой к ним тащить? Дать тебе платок?
- Не надо, - жена вытащила из муфты платок и аккуратно дотронулась им до лица.
Карета стала замедляться и через несколько минут остановилась. Дверь открылась, внутрь заглянул Генри Смит. Слуга ухмыльнулся:
- Мой лорд, миледи, опускаю лесенку. Пожалуйте, сударыня, ручку, я вас поддержу. Вас встречают сами хозяева.
Первым вышел Чарльз Говард-младший. Он расправил плечи и глубоко вдохнул. Вслед за ним карету покинули Марта и леди Фрэнсис. Жена взяла лорда Говарда под руку. Поднявшись по ступеням парадной, гости оказались перед хозяевами Брэмптон Брайан Холла и дворецким.
Эдвард Харли, четвёртый граф Оксфорд и граф Мортимер, был мужчиной сорока шести лет, довольно полным, с двойным подбородком. Он рано облысел и поэтому почти всегда носил парик. У него были тяжелые, нависшие веки, но приятное лицо. Окунувшись в политику в возрасте двадцати лет, Эдвард Харли рано повзрослел. Он был обременен семейным и общественным долгом, но не тяготился этим. Граф был верховным стюардом Херефорда с 1755 года, лордом опочивальни с 1760 года и лордом-лейтенантом Рэдноршира с 1766 года. Два брата графа, достопочтенные Томас и Джон, обожали главу семьи. Жена практически целовала землю, по которой он ходил, многочисленная родня признавала его авторитетом во всем.
- Сударь, сударыня, - граф сдержанно поклонился. - Большая честь видеть вас. Пожалуйте, проходите, скажите нам, как добрались.
Рядом с Эдвардом Харли стояла его жена, леди Сьюзен Харли, урожденная Арчер. Графине исполнилось сорок три года, в прошлом она была признанной красавицей света, да и сейчас ее красота не увяла.
Ее милость приходилась дочерью Уильяму Арчеру, урожденному Эйру, и его второй жене Сьюзан Арчер, урожденной Ньютон, дочери сэра Джона Ньютона, третьего баронета Баррс-Корт. Отец графини, Уильям Арчер из Куперсейла бывший выдающимся юристом, членом палаты Общин и очень богатым человеком, унаследовал за свою жизнь несколько крупных состояний. Он умер более тридцати лет назад. Его дочь Сюзанну родня выдала за четвертого графа Оксфорда и Мортимера, обеспечив ее большим приданым в пятьдесят тысяч фунтов. Перед бракосочетанием ходили слухи, что Эдварду Харли, в силу скандальных обстоятельств, известных лишь семьям брачующихся, нельзя было принять за невесту меньшую сумму, не уронив достоинство. Скоро, однако, муж полюбил свою жену и нашел в ней доброго друга всей своей жизни. После свадьбы они сразу уехали во Францию. Такой брак, казалось бы, должен был принести большое потомство. Но единственным ребенком четвертого графа Оксфорда и Мортимера стала его дочь, названная в честь матери и бабки Сюзанной. После ее рождения тайные скандальные обстоятельства вспомнились и прояснились. Дело в том, что молодожены, покинув Англию на девять месяцев, вернулись домой с девочкой. Но не новорожденной, а способной говорить «мама» и делать первые шаги. Графу по этому поводу сочувствовали, над ним даже немного смеялись, но пятьдесят тысяч фунтов на дороге не валяются, дело было сделано, сплетни скоро прекратились. Родня графа также не выражала беспокойства обстоятельствами рождения ребенка. Наследником титула и поместья его милости многие годы был брат, достопочтенный Джон Харли, архидиакон Херефорда, и это с появлением у графа дочери не изменилось.
Младшая леди Сьюзен Харли, голубоглазая златокудрая красавица, стояла рядом с родителями и улыбалась супругам Говард теплой улыбкой. В свой двадцать один год девушка выглядела очень соблазнительно. Стройная, среднего роста, с красивой грудью и правильной осанкой. Лицо в виде сердечка, верхняя губка чуть оттопырена, нижняя полная. Глаза большие, широко расставленные, живые. Нос маленький, правильной формы.
Увидев ее впервые год назад на приеме, Чарльз Говард-младший был сражен красотой и обаянием девушки. Кроме того, его покорила ее жизнерадостность. Если бы он к тому моменту не был помолвлен с Фрэнсис Скудамор, лорд Говард, весьма вероятно, захотел бы жениться на дочери четвертого графа Оксфорда и Мортимера. Увы, из-за помолвки это было невозможно, а юный возраст девушки закрывал Чарльзу дорогу к любовной связи с ней. Каково же было удивление наследника герцога Норфолка, когда после его свадьбы девушка сама стала искать его общества на разных мероприятиях. Ее не отвращали манера Чарльза громко говорить и смеяться, спорить и шутить на грани приличий, а также его нелюбовь к гигиене и странный круг друзей. Леди Сюзен Харли ценила в людях оригинальность, скромность и доброту. Первого у Чарльза Говарда-младшего было в избытке. Вторым он, правда, вовсе не обладал, но что касается третьего, был по-своему добр, особенно к людям, ниже его по положению. Очень скоро лорд Говард и леди Сьюзен стали достаточно близки, чтобы завести тайную интрижку, хотя Чарльз и понимал, что в случае огласки или осложнений, его обвинят в совращении невинных девиц. Понимал, но принял приглашение погостить вместе с женой в Брэмптон Брайан Холле, которое младшая леди Сьюзен сумела выпросить для них у отца. Что-то должно было произойти между ними, и оно приближалось.
- Ах, сударыня, вы так бледны. Скажите мне, вам нездоровится? - графиня взяла леди Фрэнсис под руку. - Дорога вас утомила?
- Немного, - леди Говард улыбнулась улыбкой мученицы. - На прошлой неделе я захворала, но лишь вчера поняла, что серьезно. Мне следовало остаться дома и не утруждать вас, ваша милость, своей болезнью.
- Сударыня, упаси Бог, вы нас нисколько не затрудните. Сию же минуту я велю уложить вас в кровать и пошлю за доктором, - графиня выглядела встревоженной.
- Благодарю за сердечную доброту, графиня, - леди Фрэнсис смутилась. - Лучше бы мне все же не беспокоить вашу милость.
- У нас с графом одно беспокойство, чтобы вы поправились в Брэмптон Брайан Холле, - графиня поправила шаль на плечах леди Фрэнсис. - Скорее проходите, моя дорогая. И вы, лорд Говард, пожалуйте.

Эдвард Харли, четвертый граф Эксфорд и Мортимер в 1790 г


Младшая леди Сьюзен переглядывалась с Чарльзом Говардом-младшим за спинами графа, графини и леди Фрэнсис. Дворецкий, шедший за ними, с интересом наблюдал этот обмен взглядами. Возле кареты остались Генри Смит и Марта. Они снимали багаж хозяев с кареты и передавали его слугам имения.

 » Потомок короля Эдварда

Глава 2

«Потомок короля Эдварда»

Брэмптон Брайан Холл, загородный дом графов Оксфордов и Мортимеров, находился в поместье Брэмптон Брайан, недалеко от одноименной деревни и развалин замка Брэмптон Брайан Касл, на севере графства Херефордшир, на границе с Шропширом. Поместье принадлежало семье Харли с 1309 года, когда благородный сэр Роберт Харли женился на Маргарет де Брэмптон. Во время Гражданской войны в 1644 году сторонники Кромвеля и парламента осадили и разрушили замок Брэмптон Брайан Касл, принадлежавший тогда другому Роберту Харли, потомку основателя рода. Спустя годы, после реставрации монархии, семья Харли получила значительную денежную компенсацию за уничтожение семейного замка, и в 1660 году на эти деньги был построен Брэмптон Брайан Холл. Трехэтажный особняк сложили из красного кирпича и песчаника, крышу покрыли валлийским шифером и в последующие за строительством сто лет улучшали и доделывали. Относительно новый, удобный, хорошо спланированный дом служил для семейства Харли точкой сбора, хотя четвертый граф, в силу своих многочисленных обязанностей и занятий, в нем и не жил круглый год. Содержание, налоги, ремонт, отопление Брэмптон Брайан Холла обходились четвертому графу Оксфорду и Мортимеру недешево, но он крепко стоял на ногах, в том числе благодаря пятидесяти тысячам фунтов приданного жены.
Гости, по большей части родственники, начали собираться в Брэмптон Брайан Холл еще на Рождество. Просиживая холодными январскими вечерами в гостиных, развлекаясь игрой в карты, музицированием, анекдотами, сплетнями, шарадами, охотой, прогуливаясь по парку, они коротали зимние дни в шумной компании.
Персифаль Чарльтон не был гостем Брэмптон Брайан Холла, он служил четвертому графу Оксфорду и Мортимеру в качестве помощника управляющего. 24 января 1772 года его день не задался с самого утра. Накануне ударил мороз, ночь была холодной и в домике садовника, где он жил, вода в кружке на столе быстро замерзла. Он топил камин до двух часов ночи, но от холода смог уснуть только к четырем часам, основательно утеплившись одеждой и завернувшись в одеяло.
К девяти утра окончательно рассвело, Перси проснулся, перекусил пирогом, взял ящик с инструментами и отправился чинить загон для скота. Вечером прошлого дня свиньи проделали брешь в заборе и шесть их них сбежали Бог весть куда. Управляющий Джонсон попенял юноше на это, ласково назвал его ленивой задницей, приказал разыскать беглецов с помощью мальчишки Джека, сына конюха, и отремонтировать загон. Джек, как обычно, отлынивал от работы, Перси не нашел его в конюшне. Чтобы не разбудить людей в доме, Перси не мог крикнуть и позвать Джека. «Может, мальчик на кухне?» - Перси осмотрел дыру в ограде и пошел по следам свиней к ручью. Было ветрено, холодно, шел то дождь, то снег. В кармане молодого человека нашлось несколько старых сухарей, он посмотрел, нет ли на них плесени, и принялся грызть.
Персифалю Чарльтону не так давно исполнился двадцать один год. Его семья состояла из матери, сестры Кэтрин и его. Отец Перси умер от желчной горячки, когда ему было пять лет. Юноша его почти не помнил.
Они никогда не жили хорошо, бедность преследовала их род несколько поколений, особенно трудно стало последние годы. Бедность можно принять и терпеть, если ты с рождения беден и положение твое не ухудшается. Но в детстве Перси все было не настолько плохо. Перси знал, что был правнуком баронета. Мать не давала ему об этом забыть, десять раз на дню сетуя, как несправедлива жизнь к потомкам баронета и короля. Когда Перси был маленький, слова о том, что их семья происходит от баронетов и короля Эдуарда Первого, воспринимались им с недоверием, как сказка. Позже сестра и мать объяснили ему, что его прадед, первый баронет Чарльтон, был правнуком сэра Томаса Парра, знатного человека, жившего триста лет назад. Этот Томас Парр приходился прямым потомком королю Эдварду Длинноногому, портрет на гравюре и монету с изображением которого мать хранила в старой шкатулке. Трижды в год, на праздники, она доставала шкатулку, показывала Перси гравюру и давала ему подержать серебряный грош короля Эдварда. Она многозначительно говорила, что дочь сэра Томаса Парра была последней женой жестокого короля Генриха Восьмого, который был толстым как бочка и губил своих жен одну за другой, потому что «дружил с сатаной». «Но не Кэтрин Парр, ее он не убил», - шептала мать, прятала свои сокровища в шкатулку и гладила Перси по голове. Когда Перси исполнилось шестнадцать лет, мать купила ему медную цепочку, повесила на нее серебряный грош и вручила сыну, как семейную реликвию. Перси принял подарок, но носить монету на цепочке не стал. Ему было стыдно, что мать, при их бедности, всем рассказывает о родстве своих детей с королем Англии. Теперь монета лежала в домике садовника в сундуке и Перси никому ее не показывал.

В свои двадцать с небольшим лет Персифаль Чарльтон совершенно не был похож не только на короля, но и на баронета. Он был среднего роста, худой, с рахитичной грудной клеткой, выступающими лопатками, длинными тощими ногами. Впрочем, лицо его было не просто миловидным, но даже красивым. С тонкими, как у девушки, чертами, немного вздернутым носом, крупными серыми глазами. Черные волосы Перси собирал на затылке в хвост и завязывал старой ленточкой сестры. Девушки-служанки в поместье были поголовно влюблены в Перси. Многих из них, однако, привлекало в Перси не смазливое лицо, а добрый характер и скромность, которых не хватало местным деревенским парням. Легенда о том, что юноша является потомком древнего короля Эдварда, разлетевшаяся по округе благодаря насмешникам-кузенам младшей леди Сьюзен, воспринималась местными девицами как шутка. Обсуждая ухажеров и сравнивая их с Перси, они хихикали и говорили, смеясь: «вот выйду за Перси, буду королевой Англии».
В детстве Персифалю Чарльтону приходилось гостить в Брэмптон Брайан Холле на правах бедного родственника. Когда финансовое положение семьи Перси ухудшилось и их одежда, доходы перестали соответствовать положению родни четвертого графа Оксфорда и Мортимера, Чарльтонов перестали приглашать в Брэмптон Брайан Холл. Но он еще помнил, как семилетним играл у пруда и в детской Брэмптон Брайан Холла с дочерью графа и ее кузенами, но это было так давно, как будто происходило не с ним, а с другим человеком. Жалел ли Перси о тех годах и знакомствах? Он редко о чем-либо жалел в жизни, смотрел на свои обстоятельства без эмоций и старался заниматься тем, что нравилось. А нравилось ему мастерить из дерева. Управляющий Джонсон, через неделю после того, как взял его себе в помощники, обнаружил это увлечение Перси и всячески старался его способности развивать.
Перси прошел вдоль берега ручья и, приглядевшись, заметил на другом берегу потерявшихся свиней. Свиньи копались в огороде одного из арендаторов. Юноша оглядел свои сапоги и поморщился. Оба сапога «просили каши», и при попытке перейти ручей, он не только испачкается, но и промочит ноги. Заметив две старые доски в пяти футах от себя, Перси поднял их и, пройдя к воде, бросил одну за другой, как мост. Пробежал по первой доске, встал на вторую, ухватил первую доску, переместил ее вперед и так пересек ручей.
- Перси! Доброе утро, мой дорогой, – слева раздался голос управляющего. Юноша обернулся. Джонсон ехал на лошади прямо через огороды, к свиньям. На плече у него висел моток веревки.
- Доброе утро, мастер Джонсон, - Перси обрадовался, увидев знакомое лицо. - Приехали помочь? Спасибо, если так.
- Так и есть, Перси, - Джонсон улыбался. - Вижу, что беглецы наши нашлись и в огороде носатого Дика роются.
- Дик нас за то не поблагодарит, - юноша засмеялся.
- Это верно, – Джонсон качал головой, ухмыляясь:
- И кто в том виноват? Не я ли говорил тебе третьего дня заделать дыру в заборе? Ты забыл, а у носатого Дика теперь репа и свекла в грядах съедена.
- Репа и свекла если и была в грядах, мастер Джонсон, то в морозы пропала. Постойте там, я свиней обойду стороной по берегу и на вас погоню. Веревку вы взяли, чтобы свиней связать?
- Конечно, - управляющий спешился. - Без веревки ты их до Пасхи ловить будешь.
- Где Джек? Втроем то загонять сподручнее, чем вдвоем, – Перси поднял с земли жердь.
- А вдвоем сподручнее, чем одному. Как ты собирался их один ловить? - Джонсон показал рукой в направлении Брэмптон Брайан Холла. - Граф услал Джека с приглашениями к соседям. Хозяева устраивают ужин. Мне утром сказали, что Джека перехватил дворецкий, и я взялся тебя искать. Ладно, справимся и без Джека, ты обходи свиней снизу и гони на меня. Как думаешь, кто из этих тварей зачинщик побега?
- Вон та хитрая свинья с наглой мордой, сударь, - Перси дурачился. - Видите, косится на вас, чует, что нагрешила.
- Вижу, - управляющий провел пальцем по горлу и с шутливой торжественностью произнес. - Вечером эта смутьянка отправится на стол графа в жареном виде по воле мастера Джонсона, мой друг. Может и нам с тобой по куску перепадет, парень. Иди, начинаем.
Перси пригнулся, пробежал по берегу правее, зашел свиньям в тыл и с криком погнал животных на Джонсона.

* * *

Брэмптон Брайан Холл

Званые ужины в Брэмптон Брайан Холле славились на весь Харефордшир. Кухня четвертого графа Оксфорда и Мортимера была лучшей в округе, француз-повар считался настоящим мастером своего дела. Мясо он не просто жарил, а бланшировал, делал дезоле, то есть начисто ощипывал птицу и очищал от костей, опаливал от пуха, маскировал блюда соусом, готовил андульетты - мало прожаренные сосиски, и ассиет - крошечные закуски, умещаемые на блюде.
Чарльз Говард-младший испытывал огромное уважение к людям, понимающим толк в еде и любящим хорошо покушать. Из кухни доходили аппетитные запахи, и он уже ожидал знатный пир, хотя и не видел еще всего великолепия блюд.
- Смею вас уверить, лорд Говард, что до лета дом мой стал местом собрания превосходных литераторов, и ежели вам угодно, вы можете у меня погостить, как покинете Брэмптон Брайан Холл, - сидевший на диване рядом с Чарльзом достопочтенный Джон Харли приветливо улыбался. Он был почти точной копией своего брата Эдварда, четвертого графа Оксфорда и Мортимера, но родился на два года позже. Сделав карьеру священника в Харефордшире, достопочтенный Джон при поддержке влиятельных родственников мог со временем стать епископом.
- Почел бы за великую честь, - лорд Говард с сожалением покачал головой. - Но вынужден отказаться. Моя супруга захворала по дороге в Брэмптон Брайан Холл. Ее милость окружила ее заботой, как родная мать, вызвала доктора, но нельзя знать, когда болезнь отступит. А коль скоро она отступит, мы вернемся в Норфолк-Хаус.
- Молитесь за ее здравие, и к вящей славе Господней все образуется. Я тоже за нее помолюсь, - Джон Харли с сочувствием похлопал руку Чарльза.
- Скажу вам по дружбе, - сидевший напротив лорда Чарльза достопочтенный Томас Харли, младший брат четвертого графа Оксфорда и Мортимера, обратился к нему. - Молиться за страждущих и болезных нужно трижды в день. Я сам так делаю и всегда успешно. И нужно с чувством молиться, а не бубнить на сон грядущий одну и ту же молитву. Когда же молитесь, смотрите прилежно на небо.
Сэр Томас Харли был невысок, но имел крепкое телосложение. Парик он сдвигал назад, так что были видны его залысины. Зеленые глаза сэра Томаса были проницательными, движения скупыми, он постоянно улыбался, даже когда говорил очень серьезно или о чем-то дурном. В свои сорок два года достопочтенный Томас Харли побывал на должности олдермена, шерифа, лорда-мэра Лондона и был членом парламента, что указывало на его выдающиеся способности в политике и финансах, обширные связи и деловую хватку.
- Ты хорошо сказал о молитвах, дорогой брат, - Джон Харли согласился с сэром Томасом. - Трижды молиться. Однако, главное вера. И единожды помолившись, от сердца и души, с верою, можно Господа умилостивить.
- Мой возлюбленный брат, - Томас продолжал улыбаться. - Помнишь, кто эту мысль тебе внушил и научил так высказываться? Наш покойный брат, преподобный Уильям. Умер молодым, в расцвете лет. Он все святым апостолом Павлом увлекался. Кто знает, как бы повернулась его болезнь, молись мы все о нем трижды, как положено. Важно соблюсти традиции в точности, вера от этого только укрепляется. Упокой Господь душу преподобного Уильяма и сестры нашей Сары.
- Да, брат. Несчастная наша Сара, бедный Уильям, - достопочтенный Джон Харли покачал головой, как бы соглашаясь с братом, и снова похлопал Чарльза Говарда-младшего по руке:
- Молитесь трижды, как сказывает Томас.
- Благодарю за совет, - лорд Чарльз поднялся с дивана, низко поклонился братьям, извинился и отправился к лестнице, чтобы подняться на второй этаж.
- Пошел к жене, - Джон Харли кивнул в сторону уходящего лорда.
- Может статься, и к жене, - сэр Томас хитро усмехнулся.
Чарльз Говард-младший действительно пошел к жене. Когда он постучал и открыл дверь в ее комнату, первое, что он услышал, - храп Марты. В комнате было темно, горела лишь одна свеча в углу на полке. Было очень жарко. Леди Фрэнсис лежала на кровати поверх одеял в ночной рубашке и смотрела прямо перед собой, в стену.
- Как ты, дорогая? – лорд Говард не зашел в комнату, а остался стоять в дверях.
- Поужинала четверть часа назад вместе с Мартой, - леди Фрэнсис не повернула головы. – Марту тотчас сморило.
- Не спи без одеял, - Чарльз Говард-младший смотрел в полумраке на лодыжки супруги и находил их малопривлекательными. – Ночью дом остынет. Доктор велел тебе открываться, но не всегда, а только утром, когда воздух чистый и ясный. Или в жар, но у тебя нет жара. Так он сказал.
- Мне душно под одеялом, - леди Фрэнсис закрыла глаза. – Иди уже, посудой на лестнице звенят. Ужин сейчас подадут.
Чарльз Говард-младший подошел к кровати, поцеловал жену в щеку, затем покинул комнату и затворил дверь. Он улыбался, вспоминая свой успехи в послеобеденный час. Тогда почти все гости ушли гулять в парк, и он смог уединиться с Сьюзен в небольшой комнате, в которой раньше обитала ее наставница. Закрывшись на ключ, он целовал ей лицо, шею и грудь влажными страстными поцелуями, шептал любовную чепуху и отважился даже, приподняв юбки, погладить ее божественные ножки. Он уже решил идти до конца и страдающим голосом попросил девушку утолить снедающее его любовное пламя. Она поохала, расцеловала его в ответ легкими девичьими поцелуями и повела показывать дверь в свою комнату и то место, где будет припрятан второй ключ, чтобы ночью, наконец, свершилось торжество любви.
«Только бы не излишествовать с вином», - думал лорд Говард, подходя к мраморному столику в конце коридора. За античным бюстом на этом столике, в складках одежды императора Каракаллы, лежал заветный ключ. Убедившись, что он на месте, Чарльз Говард-младший вернулся к лестнице. Пора было поужинать.
В столовой стояли рядом два стола, каждый на двадцать кувертов. Четвертый граф Оксфорд и Мортимер беседовал у дверей с тринадцатилетней племянницей Энн, дочерью Томаса Харли. Некоторые гости сидели за столами, остальные расположились на банкетках вдоль стен.
– Весна, Энн, доставляет нам в пищу из больших мяс говядину, молочных телят и ягнят, баранов, из домашних птиц цыплят да голубей, а из дичины перепелок, - дядя вводил девочку в хитрости ведения хозяйства. – Касательно ж до рыбного кушанья, то в оном хотя недостатка и нет, однако ж не так и изобильно весной, как осенью и зимой. Плодов, свежих овощей, трав и кореньев весной в нашем климате, кроме оранжерей и парников, имеем мы мало.
Чарльз Говард-младший прошел мимо графа и, поинтересовавшись у графини, где ему сесть, завязал беседу с соседями по столу.
Ужин удался на славу. В первую перемену был подан суп из гороха и бобов со свиной грудинкой и жульен из филе поросенка с разными приправами. К супу подали два холодных блюда: бычачье небо, закатанное в репе и масле, телячий мозг, языки и хрящи в сметане. Во второй перемене подали до семи блюд, из которых Чарльз попробовал фрикасе из цыплят, голубей в разваре и заднюю четверть барана с телячьими чревами. Говяжьи андульетты были по достоинству оценены мужчинами, женщины же их не очень хвалили. Был еще кролик, но его мясом лорд Говард с детства брезговал. На третью перемену доставили сливки в натуральном приготовлении, раки в жидком бульоне, круглый пирог с вишневым вареньем. Остальные блюда третьей перемены он не осилил и дал знать слуге, чтобы до четвертой перемены его не беспокоили. На четвертую перемену был вишневый компот, маленькие пирожки, смородиновое желе, поджаренный сахар для тех, кому он требовался к блюдам или в компот. Завершал ужин цитронный торт.
Соседями Чарльза по столу были местный преподобный и жена Томаса Харли, Энн Харли, урожденная Бэнгхэм, дочь Эдварда Бэнгхэма, заместителя аудитора Импреста. Преподобный весь ужин вводил лорда Чарльза в дела прихода, а жена мэра интересовалась герцогом Норфолком, которого, как оказалось, она неплохо знала. Лорд Говард пропускал их болтовню мимо ушей, изредка бросая взгляды на тот конец стола, где сидела леди Сьюзен. Он пытался угадать ее настроение, и как ему казалось, она не испытывала ни волнения, ни страха перед предстоящей ночью. Чарльз усмехнулся, представив, как бы повел сейчас себя ее отец, узнай он, что замыслила его дочь и один из гостей под крышей его дома. В конце ужина некий Джеймс Таунсенд, приглашенный в Брэмптон Брайан Холл Томасом Харли, обратил внимание хозяев и гостей на странную женщину в плаще, которая, как он увидел в окно, прошла на улице по дорожке вдоль стены за угол дома. Молодежь, юноши и девушки, тут же поднялись с мест и начали смотреть в окна, спрашивая хозяев, не призрак ли это древней графини, о котором рассказывала на днях ее милость. В конце концов, решили проверить, что это за женщина в плаще. Семеро молодых людей вызвались исследовать парк, сопровождать их пошли граф и графиня.
Чарльз Говард-младший, проведя еще час за карточным столом с братьями хозяина, в двенадцатом часу, когда большая часть гостей разъехалась и пошла спать, поднялся на второй этаж и достал из тайника ключ от покоев леди Сьюзен. Развалившись на кровати в своей комнате, он принялся ждать, когда девушка удалится к себе, а слуги погасят свечи.

 » Духота

Глава 3

«Духота»

В тот же день, около десяти часов вечера, Перси сидел у камина в домике садовника и готовил ручки серпов для сборки. Уставший, но довольный. Глядя на огонь, молодой человек улыбался, вспоминая утреннее приключение со свиньями. На столе, под глиняной миской, стояла тарелка со свиными ребрышками, бутыль с сидром, вареная репа в горшке, лежали куски хлеба. Есть больше не хотелось. В домике стало заметно теплее. К обеду повалил снег, мороз ослаб, началась оттепель. Перси положил сапожный нож на полку, взял шило и заклепку. В тот же миг с улицы донесся смех, громкие голоса и мимо его двери прошло сразу несколько гостей графа. Перси узнал голоса хозяина, Эдварда Харли, и его жены. Граф сказал супруге, что заглянет к нему для разговора. Сразу после этого дверь открылась, и на пороге возник четвертый граф Оксфорд и Мортимер. За его спиной стояла графиня.
- Вечер добрый, сударь, - граф окинул комнату взглядом и прошел прямо к камину. Перси поклонился, схватил со спинки стула свой поношенный камзол и принялся торопливо его надевать:
- Простите, ваша милость, я серпы делаю, снял камзол. Так удобнее.
- Джонсон доложил мне, что свиньи проделали дыру в заборе и улизнули на огороды. И рассказал, как вы их ловили утром. Ты весьма потрудился, - Эдвард Харли улыбнулся. - Прохладно у тебя. Зимой тут ночуешь?
- Благодарю, рад служить. Да, милорд, - Перси поднял глаза к площадке второго этажа. - Наверху тепло, если как следует протопить камин.
- Смотри, Персифаль, не простудись, чтобы не отвечать мне перед матушкой твоей, - графиня рассматривала корешки у полки с книгами. - Муж мой, тут у Перси твои труды и проповеди нашего достопочтенного Джона.
- Я сам их Перси подарил летом, - граф благосклонно кивнул. - Нужно чередовать труд с чтением. Грамотный и знающий мысли других человек будет служить к прославлению его величества, и уразумеет многое. Ты уже прочел мои книги, Перси?
- Прочел, ваша милость, - Перси покраснел. - Две трижды прочел и одну дважды. И проповеди достопочтимого брата вашей милости. Хотите, экзаменуйте меня, господин граф.
- Не нужно, верю, - Эдвард Харли махнул рукой. - Я тебя знаю, Персифаль, ты малый честный. Если сказал, значит так и сделал. К тебе сейчас никто не заглядывал?
- Ко мне? Из дома? Никто, милорд, – Перси удивился.
- Один наш гость будто бы видел в окно, как по парку шла женщина в плаще и свернула в сторону твоего домика, - графиня смотрела на Перси. Она обожала разные мистические истории. - Молодежь сразу начала воображать, что это привидение, дух леди Бриллианы Харли, графини, умершей от лихорадки во время осады Брэмптон Брайан Касл при Кромвеле. Я им рассказывал о ней накануне. Ты никого не видел, Перси?
- Привидение? – юноша засмеялся. - Упаси Бог, ваша милость. Никого тут не было и никто не проходил до вас.
- Я тебе, радость моя, говорил же, что молодежь налегает на вино, - граф рассмеялся. - А ты всполошилась, устроила целую экспедицию. Пойдем в дом, мальчику нужно доделать работу и отдохнуть. А разумнее лечь спать, и поработать, во славу Божию, завтра.
- Так и сделай Перси, уже поздно работать, - графиня кивнула Перси на прощание и вышла на улицу. За ней, похлопав Перси по плечу, проследовал граф.
Молодой человек откинул волосы со лба, закрыл дверь на засов и вытащил к камину лоток с рукоятками серпов. Он работал шилом, сапожным ножом, подгонял рукоятки под медные кольца, которыми крепил лезвия, ставил заклепки. Одна из свечей на лавке потухла, вторая прогорела на две трети. «Еще четверть часа, и спать», - подумал Перси и в этот момент кто-то тихо постучал в дверь. Юноша встал со стула, отодвинул засов и распахнул дверь. Прямо перед ним стояла высокая женщина, лет двадцати с небольшим, в простом шерстяном плаще. Она смотрела на Перси с удивлением.
- Миледи? – Персифаль Чарльтон отошел в сторону и жестом пропустил женщину в дом.
- Я не миледи, - незнакомка виновато улыбнулась. - В моей комнате несносно душно. Окна не открываются, все камины в доме топят. Я вышла погулять по парку и увидела свет в окне. Ты тут живешь? Можно мне побыть с тобой? Я не могу уснуть. Марта зверски храпит.
- Пожалуй, проходи. Ты служанка леди? – Перси улыбнулся. - В доме собралось много гостей. И все со слугами приехали. Как тебя зовут?
- Меня зовут Фрэнсис, - женщина закрыла за собой дверь. Потом вдруг шагнула прямо к молодому человеку и понюхала его плечо. - Ты хорошо пахнешь.
- Утром ты бы так не сказала, - Перси засмеялся. - Мы с мастером Джонсоном, управляющим графа, гонялись за свиньями, потом перед обедом целый час в горячей воде отмокали. Всю одежду нашу экономка его милости отправила в стирку. Садись, Фрэнсис. Я подгоняю рукоятки серпов.
- А как твое имя? - женщина оглядывала комнату.
- Не знаешь? Тебя на кухне служанки разве не просветили? Я Перси Чарльтон, помощник управляющего Джонсона. Слышала обо мне шутки? – юноша уселся на стул, взял рукоятку серпа, медное кольцо, сопоставил их и начал стругать дерево сапожным ножом.
- Какие шутки? – Фрэнсис села на лавку рядом с юношей и протянула руки к огню.
- Про то, что я потомок короля Эдварда, – молодой человек покраснел. - Как они потешаются надо мной и говорят «выйду замуж за Перси, буду королевой Англии».
- Король Эдвард? Так ты его потомок, Перси? – женщина улыбнулась.
- Трепещи, несчастная. Я потомок короля Эдварда Первого, - громогласно, в шутливой манере объявил Перси и грозно взглянул на нее. - Эдвард Длинноногий. Сэр Томас Парр, королева Кэтрин Парр, первый баронет Чарльтон, в котором текла королевская кровь. Они все глядят на меня из могил и гордятся, что их род не пресекся. Кузены леди Сьюзен в насмешку разболтали эти байки по округе, теперь надо мной все хохочут.
- Глупцы они, эти кузены леди Сьюзен. Очень дурно смеяться над людьми и дразнить, - Фрэнсис встала и улыбнулась Перси улыбкой, от которой у него сразу стало теплее на сердце.
- Да, глупцы, - Перси улыбнулся в ответ. - Хочешь свиные ребрышки и репу, хлеб? Есть еще сидр.
- Я не голодна, - женщина прошлась по комнате, поднялась по лестнице на один пролет, заглянула на второй этаж. Она рассматривала вещи, мебель, а когда Перси отвлекался, наблюдала за ним. Потом вернулась к камину и они стали беседовать. У нее был тихий приятный голос. Перси сам не понял, как меньше чем за час рассказал ей о матери и сестре, историю своего детства, мечты о службе на флоте и поделился местными сплетнями. Было в Фрэнсис что-то такое, располагающее к откровенности. Спустя некоторое время она и сама расслабилась, стала больше улыбаться и говорить. Затем наступил момент, когда они умолкли, и женщина пристально смотрела на него странным задумчивым взглядом. Встретив этот ее взгляд, Перси невольно опустил глаза. Когда последняя рукоятка была закончена, он устало вздохнул и стал убирать инструменты в сумку. Тогда Фрэнсис поднялась с лавки, обошла стул Перси, встала у него за спиной и начала стряхивать стружку с его камзола. Вдруг она наклонилась и как будто случайно задела грудью его руку. Молодой человек вздрогнул, на несколько мгновений замер, затем поднялся, повернулся к Фрэнсис, обхватил ее за талию и, притянув к себе, легко поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй таким же быстрым поцелуем и произнесла. – Какое неприличие, сударь!
- И в самом деле, - Перси засмеялся.
- Смотри, я выше тебя ростом на два дюйма, Перси Чарльтон. Тебе неудобно меня целовать. Нам нужна табуретка, - Фрэнсис провела рукой по его волосам.
- Правда, на два дюйма? Не может быть, это я выше на дюйм, – юноша привстал на мыски. - Вижу, сударыня, вы смеетесь надо мной. Я точно выше.
- Еще что выдумал, - Фрэнсис покачала головой.
- А ты знаешь, что до того, как тебе прийти, граф и графиня тебя искали? - Перси ухмыльнулся. - Кто-то из гостей видел, как женщина в плаще ходила по парку в темноте. Это ведь ты была? А они решили, что ты привидение, дух умершей графини Харли.
- Господа дурачатся, чем другим им заняться? - Фрэнсис посмотрела на дверь. - Закрой засов, Перси. Я останусь у тебя на ночь. Ты не против?
- Оставайся, - Перси смутился. - Но, Бог свидетель, я не смогу жениться на тебе, Фрэнсис. У меня нет дохода, не на что содержать семью.
- А зачем тебе на мне жениться? Обойдемся без этого. Идем лучше в постель, - женщина сняла плащ и осталась в одной шелковой ночной рубашке.
«У нее шелковая рубашка. Она не служанка», - подумал Перси, но все равно снял камзол.

* * *

В коридоре второго этажа было так темно, что идти можно было только наощупь. Чарльз Говард-младший в халате и босой медленно продвигался вперед. Еще днем он посчитал двери на своем пути и даже отметил для себя одну картину, раму которой было легко опознать не глядя, исследовав угол пальцами. Никаких препятствий, как он помнил, в коридоре не было. «Предпоследняя дверь», - Чарльз на мгновение задержал дыхание и прислушался. Храп из комнаты жены дальше по коридору. За ближайшей дверью кто-то не храпит, а едва слышно сопит. Никаких голосов. Сьюзен сказала, что позаботилась о том, чтобы в комнате за ее покоями никого не поселили. Между той комнатой и ее покоями была тонкая стенка.
Лорд Говард дотронулся до рамы. «Тот самый угол», - он шарил рукой по двери, ища замочную скважину. На первом этаже послышались глухие шаги, потом стихли. Ключ попал в замочную скважину и он дважды его повернул. Дверные петли не скрипнули, Чарльз быстро проник в покои возлюбленной и прикрыл за собой дверь. В комнате было жарко и душно, как и везде на втором этаже.
- Чарли, - шепот Сьюзен был едва слышен. – Иди на мой голос.
- Иду, любовь моя, - лорд Говард на ходу снимал халат. К его груди прикоснулись теплые руки девушки. – Вот ты где, любимый.
- Я весь вечер томился, все смотрел на тебя украдкой. Теперь, наконец, мы вместе, - Чарльз сжал ее грудь.
- Да, - Сьюзен робко гладила пальцами его плечи.
- Кровать открыта? Я постелю поверх свой халат, - Чарльз замешкался с халатом и оступился. Девушка прыснула смехом и, когда он закончил, села на кровать, обняла его нежной рукой за талию, потянула на себя. Когда лорд Говард лег на матрац, придавив бедро девушки одной своей ногой, он мгновенно почувствовал вожделение и возбуждение, начал жадно шарить руками по ее тонкой сорочке, задрал подол, потом стянул ткань с плеч и груди девушки. Она напряглась, и он стал успокаивать ее медленными ласками, поцелуями, шепотом, прикосновениями к чувствительным местам. Она тяжело задышала, и Чарльз понял, что момент настал.
- Иду, любимая. Сейчас будет небольшая боль, которая у всякой женщины первый раз случается, - он навалился на нее и с силой вошел. Боль была не малая и, чтобы девушка не закричала, Чарльз зажал ей рот рукой. Она тут же вцепилась ему в ладонь зубами и застонала. Чарльз старался ускориться, чтобы завершить дело быстрее. Не прошло и минуты, как его семя излилось в нее.

* * *

Ее милости, графине Харли не спалось. Это продолжалось уже почти год. Она ложилась после полуночи, мгновенно засыпала, но под утром, около пяти часов или в начале шестого часа, пробуждалась, как будто кто-то легко толкал ее. «Судорога в ноге? Едва ощутимый сквозняк от двери или окна? Шум?» И так каждую ночь. Помогало только вино. Захмелев, графиня могла проспать и до полудня, но пить каждый вечер она опасалась, помня, как пристрастилась к горячительным напиткам ее мать.
Она открыла глаза, зажмурилась, попыталась уснуть снова, пока еще была в полудреме. Не помогло, сон ушел. Графиня села в кровати. «Чем заняться? Зажечь свечи, взять рукоделие? Почитать?» Не позволяя себе злиться на людей и ругаться даже в мыслях, ее милость в эти ранние часы охотно злилась на себя и вспоминала слова, которые не должна знать женщина ее положения.
Прошлепав босыми ногами по полу до стола, миледи нащупала трутницу, открыла коробочку, зажгла свечу. В комнате стало светлее. Женщина надела пеньюар, домашние туфли на низком каблуке, без задника, с шерстяной прокладкой внутри, убрала волосы под чепец и подошла к окну. Абсолютная тишина харефордширской сельской ночи. Не ухают, не свистят и не плачут совы, не воют волки, не фыркают и не стонут олени. Обширный парк вокруг поместья стал необитаем для диких птиц и животных много лет назад.
Несколько минут графиня просто стояла у окна, размышляя. Вдруг она увидела какое-то движение возле дома садовника. Это открылась дверь, потом зажегся свет свечи в окне. Ее милость быстро отошла вглубь комнаты, задула свою свечу и вернулась к окну. В дверном проеме показался Перси Чарльтон. Он был почти полностью раздет, в одних панталонах. Вслед за ним показалась высокая женщина в плаще, цвет которого трудно было определить ночью. Женщина быстро пошла вдоль стены дома к крыльцу для слуг. Персифаль Чарльтон тихо окликнул ее, догнал и что-то сунул ей в руку. Женщина продолжила свой путь и когда оказалась у двери, довольно быстро открыла ее ключом.

Графия Оксфорд и Мортимер, урожденная Сюзанна Арчер в 1790 г.

Графиня охнула. Вот так Перси Чарльтон, распутник! Кто это к нему ходит из служанок по ночам? Мэри? Джейн? Ее милость дождалась, пока юноша вернулся в дом и закрыл дверь, отошла от окна и села на кровать. Потянулась. Хотела уже звать служанку одеваться, но тут какой-то шум привлек ее внимание. «Шаги? Точно, шаги». Кто-то шел легкой поступью по коридору второго этажа, затем совсем рядом скрипнула дверь, и графиня осознала, что это была дверь соседней комнаты. Комнаты леди Фрэнсис Говард, которую она поселила рядом с собой по причине ее болезни. Которой приносила бульон, поправляла подушки. «Господи Боже! Слава Богу, что не дочь!» Так она сидела на кровати полчаса, обдумывая случившееся. «Надо же! В ее доме! Разврат в ее доме!»
Не зная, как поступить, миледи встала, начала ходить по спальне. «Нужно посмотреть, как там гостья. Нужно увериться, что это была она!» Ее милость тихо вышла в коридор, остановилась перед дверью в комнату леди Говард и осторожно ее открыла. Леди Фрэнсис спала на кровати, подложив руку под щеку, улыбаясь во сне. Рядом в кресле храпела служанка. Свеча графини осветила дамский столик возле изголовья. Что-то сверкнуло на столешнице. Миледи неслышно подошла к столику и пригляделась. Она сразу узнала подарок Перси Чарльтона любовнице. Серебряный грош короля Эдварда на дешевой медной цепочке, который она однажды видела в домике юноши, когда он разбирал вещи и отдавал их в стирку. Графиня зажмурилась, протянула руку, взяла украшение и тихо вернулась к себе. «Ну, я тебе устрою головомойку, Перси!» - графиня села в кресло, внутренне негодуя. Вчера, во время посещения леди Фрэнсис, она стала подозревать, что та не больна, а подавлена душевно. Ее супруг, лорд Чарльз Говард, был в спальне жены во время визита графини, но при этом в беседу не вступал и безучастно смотрел в окно. Они как чужие. Он не обмолвился с молодой женой и парой слов, а ее сиделку и вовсе игнорировал. Графиня вздохнула. «Если муж узнает, чем по ночам занята его жена, будет скандал, ссора в ее доме! Поскорее бы они уехали…»

* * *

«Быть свободной. Делать то, к чему лежит душа. Не притворяться. Не тосковать. Да, главное не тосковать». Восемь месяцев семейной жизни не породили эту тоску, она была и до того, но усилили ее многократно. Фрэнсис тосковала много лет, с девичества, но никогда тоска не была такой неизбывной, отчаянной. Едва пришли женские недомогания, она стала ощущать ее сразу после пробуждения и не могла подавить в себе, пока не засыпала ночью. Еще было безволие, нежелание даже встать с кровати, одеться, умыться, потерпеть расчесывание и укладку волос. Ее ничто не радовало. Она перестала улыбаться и смеяться. Когда происходило нечто, раньше вызывавшее у нее искренний смех или улыбку, она грустно улыбалась, будто была обязана улыбнуться, а окружающие это знали и ждали. И она выдавливала из себя улыбку. «Смотрите, у меня все хорошо, я рада».
На гербе виконтов Скудаморов были изображены седельные стремена. Целых три. Когда Фрэнсис была маленькой девочкой, она водила пальчиком по рисунку на гербе и, смеясь, спрашивала отца: «Папа, куда мы скачем?» Отец смеялся в ответ, трепал ее рукой по голове и отвечал, что он никуда не скачет, что его фамилия Фицрой, а ее фамилия Скудамор. Значит, это она скачет, сама не знает куда. Отец был незаконным сыном Чарльза Фицроя, второго герцога Графтона. Тот, в свою очередь, был внуком короля Карла Второго Стюарта и его любовницы Барбары Вильерс, сыном незаконнорожденного первого герцога Графтона. «Два незаконных ребенка в трех поколениях, Чарльз, это что-то да значит», - подтрунивала над мужем мать Фрэнсис, когда думала, что их никто не слышит. «На себя посмотри, курица», - отшучивался отец. Он был членом палаты Общин до рождения Фрэнсис, оставался им все ее младенчество, детство, юность, замужество и до сего дня заседал в Парламенте. В Холм-Лейси, родовое поместье Скудаморов, папа приезжал редко, но когда приезжал, проводил с единственной дочерью все свободное время, а иногда брал ее в Лондон. Они играли в прятки, он давал ей примерить свой парик, всячески баловал. Этот добрый, немногословный человек жил с клеймом незаконнорожденного, но как будто не помнил этой скандальной истории своего рождения. Настоящий скандал в семью принесла мать. Фрэнсис Скудамор, единственная дочь и наследница третьего виконта Джеймса Скудамора, лишилась отца в возрасте четырех лет. Тот погиб, упав с лошади, и на похоронах, как говорила мать, все многозначительно смотрели на герб Скудаморов с седельными стременами. В восемнадцать лет мать вышла замуж за Генри Сомерсета, герцога Бофорта, который после свадьбы принял фамилию жены - Скудамор, так как прямых наследников титула у третьего виконта, Джеймса Скудамора не было. Семейная жизнь матери и герцога Бофорта была чередой измен и ссор. В 1742 году мать Фрэнсис, на тот момент герцогиня Бофорт, «наставила рога» мужу с Уильямом Тэлботом, вторым бароном Тэлботом. Измена стала достоянием гласности, и герцог Бофорт подал иск о разводе с женой. Мать в ответ подала встречный иск о том, что герцог Бофорт всегда был импотентом, не дал ей детей и не мог исполнять супружески долг. В 1743 году, на суде, герцог Бофорт смог воочию доказать докторам и судьям свою мужскую силу, после чего супругов со скандалом развели, а через год герцог-рогоносец умер. Нужно ли говорить, что значительная часть общества подвергла мать позору и презрению? Тем не менее, она довольно быстро, уже в 1744 году, нашла себе нового мужа, но стал им не ее любовник, барон Тэлбот, а отец, полковник Чарльз Фицрой. И опять фамилия виконтов Скудамор перешла мужчине из другого рода. Только теперь ее носил папа. Как будто эта фамилия была чьей-то старой шляпой, ее все подобирали и он, в свою очередь, тоже нахлобучил ее себе на голову.
А еще была бабушка по материнской линии. Печальная бабушка Фрэнсис. В молодости жена третьего виконта Скудамора, урожденная Фрэнсис Дигби, была большой оригиналкой, склонной к благородной меланхолии. Это о ней поэт Александр Поуп когда то написал Роберту Дигби, что «леди Скудамор ведет себя возмутительно, потому что слишком долго была в вашей компании. Она притворяется, что открывает глаза, потому что восходит солнце, и притворяется спящей, потому что наступает ночь, пьет чай в девять утра, делает вид, что уже помолилась, и бесстыдно рассказывает о хороших книгах».
Три леди Фрэнсис в трех поколениях, два незаконнорожденных в трех поколениях и скандальный развод по причине измены и мнимой импотенции. «Как это все сошлось в моей жизни?» - думала леди Фрэнсис, лежа на кровати в комнате в Брэмптон Брайан Холле на пятый день пребывания в поместье. Эту ночь, как и две предыдущие, она провела с Перси Чарльтоном. Почти всегда в полночь, когда Марта засыпала, она надевала плащ служанки, тихо выходила в коридор, спускалась по лестнице, открывала дверь для слуг и шла в домик садовника. Перси встречал ее, и тоска тут же исчезала, как будто тоски никогда и не было, как будто скрип петель его двери пробуждал ее от кошмарного сна.

Фрэнсис Говард, урожденная Скудамор

«Перси. Где его медальон?» Фрэнсис слышала голоса слуг на первом этаже. «Может быть служанка, убираясь тем утром, после их первой ночи, забрала монету на цепочке со столика? Но почему она забрала подарок Перси? Как теперь спросить…» - Фрэнсис вспомнила, как подшучивали над Перси в Брэмптон Брайан, то что он рассказал ей о происхождении своей семьи, и улыбнулась. Рядом никого не было. Она улыбалась сама себе, своим мыслям, как не делала уже очень давно.
«Нужно жить как Перси. Делать то, к чему лежит душа. Ни о ком не думать плохо. Не изводить себя мыслями. Не тосковать. Но как не тосковать? Сейчас придет этот ужасный дурно пахнущий человек. Он будет сидеть тут, громко болтать, размахивать руками. Зачем он пытается понравиться мне? Он же знает, что не нравится. Не хочет ни моей любви, ни дружбы. Просто не может остановиться, хочет всем понравиться, всех очаровать. Сколько же он ест! Какой-то бегемот, а не человек. Если мы сегодня уезжаем, я больше не увижу Перси», - Фрэнсис заплакала. Открылась дверь. Вошел Чарльз Говард-младший:
- Как ты, любовь моя? В обед мы возвращаемся в Норфолк-Хаус.

* * *

Сьюзен Харли не знала, что и думать. Она хотела Чарли и получила Чарли. Она желала стать женщиной и стала ей. Но теперь не была уверена, стоило ли оно того. Приятного-то было мало, вспоминать особо нечего.
Когда Чарли в их первую ночь причинил ей боль, все произошло настолько быстро, что у нее невольно промелькнула мысль, что она стала жертвой какого-то заблуждения, обмана, жульничества. Как, например, на это намекают в романах? Предвкушение, томление, восторг. Она предвкушала, томилась, но не испытала восторга, просто была рада ему угодить. Чарли взял ее на своем халате, потом спокойно надел этот халат, испачканный девственной кровью, и удалился из темной комнаты, шепча слова и обещания любви. Утром, казалось, он был доволен, смог украсть у нее пару поцелуев наедине и заверил, что следующей ночью будет на высоте, что о боли можно забыть, что ее ожидает буря чувств. И что же? Боли действительно не было, но и бури чувств не было. Что-то отдаленное, как прелюдию, она уловила в себе, он пыхтел и старался, но потом все кончилось, а она осталась лежать на кровати в недоумении и с немым вопросом, где же обещанная буря чувств. На третью ночь, наконец, Сьюзен немного расслабилась, легкая волна удовольствия окутала ее всего на пару мгновений. Но буря чувств, восторг? «Поток страсти, все сметающей и дарящей наслаждение», как говорил Чарльз. Она ничего такого не узнала и не испытала, а сегодня они с женой уезжают. И стоило ли ради этого так рисковать быть пойманной с мужчиной в постели, жертвовать девственностью?

Утром к жене ее любовника приходил доктор, потом мать навестила леди Фрэнсис и о чем-то с ней беседовала. Затем отец поговорил с Чарли, и было решено, что супруге лорда Говарда нужен столичный врач. Доктор графа упомянул французское слово «la grippe», сказал, что болезнь схожа с нашей инфлюэнцей, но пришла из России сорок лет назад и иногда протекает легче, без тяжелой горячки. Как бы то ни было, леди Фрэнсис стало заметно лучше, она спустилась на первый этаж впервые за четыре дня, на ее щеках появился румянец. По мнению доктора, которого поддержала ее мать, супруга лорда Говарда вполне может перенести дорогу, тем более что на улице потеплело, сам Бог велел отправляться сейчас.
- Драгоценная жена моя, - четвертый граф Оксфорд и Мортимер стоял в столовой спиной к дочери и не слышал, как она подошла. – Я согласен, что она печальна, но меланхолия ли это? Надобно нашему доктору тебе это слово растолковать, как оно докторами употребляется. А по тому делу, касательно Перси Чарльтона, не уверен я совершенно, что ты, сердце мое, не поняла его превратно, раз уж сама сказала про меланхолию. Может статься, были просто невинные встречи, слезы, родственные души, беседы двух страдальцев?
- Какие страдальцы, отец? – Сьюзен появилась перед графом Эдвардом Харли и весело засмеялась. - Ужели вы, батюшка, стали читать романы? А я гляжу, из покоев моих пропали «Несчастные любовники», Les Amants malheureux, господина Бакюлара д’Арно, и думаю, кто же мою книгу взял? А это вы, папа.
- Книгу я у тебя забрала, глупая, чтобы ты голову себе не забивала срамом и пустыми мечтаниями, - ее милость выразительно подняла брови, дернула мужа за рукав камзола и строго посмотрела на дочь. – Мы говорили о делах одного пресловутого семейства из анекдотов дяди твоего, сэра Томаса, чего на самом деле не было. Что тебе надо? Завтракать пришла? Все уже поели давно.
- Что за пресловутое семейство из анекдота? И при чем Персифаль Чарльтон? Что натворил Перси? – девушка поцеловала отца в щеку, подошла к столу и подняла серебряную крышку с блюда для завтрака.
- Я скажу тебе, дочь моя, сколько тебе знать надобно в твоих летах, - строгий тон отца подействовал гораздо лучше слов матери. Сьюзен обернулась. - Анекдоты дяди твоего не для ушей твоих, а родственника нашего, Персифаля, упоминали мы только в наилучших выражениях. Он, не то что ты, целыми днями не прохлаждается, романов не читает, а посему на полке в доме у него учебники, наставления ремеслу, книги отца твоего и дяди Джона. Проповеди, введение в законы, деятельные основания науки. Умные книги. И находит он время читать в часы, когда мог бы развлечься или отдохнуть от работы.
- Хватит поучать меня, папа, - дочь заискивающе улыбнулась и, обхватив отца руками, с силой сжала в объятиях. – Перси не девушка, зачем ему романы д’Арно читать? Он уснет за их чтением, и Джонсон ему шею намылит, чтобы не дремал.
- Дурочка ты, - граф засмеялся, пытаясь избавиться от объятий дочери. – Дурочка пустоголовая. Вот сию минуту войдет кто, а ты на отце повисла, как мочалка. Нынче лорд Говард с женой, твой дядя Томас с семьей и сэр Таунсенд уезжают. Не убегай никуда, выйдешь попрощаться с ними на парадное.
- И вот еще что, Сьюзен, - графиня взяла дочь под руку. - Дворецкий сказал экономке, а она мне, что второй ключ от покоев твоих тобой взят без надобности и что было бы хорошо тебе его вернуть дворецкому, дабы могла экономка держать отчет о вещах и драгоценностях твоих перед отцом.
Сьюзен насторожилась, услышав про ключ, кивнула, отпустила отца и села завтракать. Родители вышли из столовой и продолжили говорить друг с другом в холле, но уже шепотом.
- Не буду я Перси донимать расспросами, мой свет. Не знаю, почему бы это все так было. И мне кажется, я готов тебе не во всем верить, и сама ты себе не веришь, а в тревоге многое вообразила, - четвертый граф Оксфорд и Мортимер пожал плечами. – Если ты в Перси сомневаешься, изволь сама ему высказать, дознаться, и послушаешь, что он ответит.
- Как тебе угодно, дорогой, прямо сейчас и дознаюсь. - ее милость улыбнулась мужу и пошла к главному входу. У дверей лакей подал ей накидку и чепец. Графиня надела накидку, вернула лакею чепец и, когда он распахнул перед ней двери, вышла на крыльцо. Спустившись по ступеням, она нащупала в кармашке свою улику и двинулась по дорожке вдоль стены, к домику садовника. Постучала в окно. Нет ответа. Попыталась войти, но дверь была закрыта. Ее милость огляделась, не увидела помощника управляющего рядом с домиком и направилась к конюшням, откуда доносились мужские голоса. Персифаль Чарльтон был тут и помогал с погрузкой больших тюков с тряпьем на повозку. Юноша увидел графиню и поклонился. Конюхи и рабочие стянули с голов шляпы и также поклонились.
- Ваша милость, доброе утро, - Перси немного испугался, увидев, что графиня смотрит прямо на него строгим взглядом.
- И тебе того же, - миледи повернула голову к повозке. – Вы закончили? Мне нужно говорить с тобой наедине, Перси, по делам поместья.
- Где угодно вам, ваша милость? – спросил Перси.
- Отойдем в сторону, - графиня пошла к домику садовника. Перси стал догонять ее быстрыми шагами. Когда они достаточно удалились от конюшни, миледи повернулась к юноше и посмотрела ему прямо в глаза:
- Персифаль Чарльтон, сударь мой, растолкуй мне, каким образом к гостье нашей, леди Говард, попал твой медальон, серебряная монета на цепочке, которую в другие времена видела я у матери твоей и у тебя самого в Брэмптон Брайан Холле?
- Мой медальон? – в глазах молодого человека промелькнул страх. – Мой медальон, старый грош, отдал я одной девушке, служанке гостей вашей милости. Одарил ее, мне он был без надобности.
- Служанке? - графиня плотно сжала губы. – Не лги мне, Персифаль Чарльтон. Я знаю тебя с малолетства. Три ночи я не сплю, стою у окна, и что вижу? Она приходит в твой дом, ты впускаешь ее, вы в доме много часов одни, а далее она ключом для слуг, который был дан тебе по милости графа, отпирает дверь и идет в покои свои. Она леди, Перси. Из очень знатной и богатой семьи. У нее есть муж. Ты беды ищешь? Я медальон твой взяла со стола ее первым же утром. И скажи мне теперь, на что же все это похоже, Персифаль? Не на любодеяние ли это похоже?
- Простите, миледи, - Перси был растерян. – Я не знал, что она леди и у нее муж. Я во всем том повинен и в воле вашей нахожусь. А ее вины тут нет, я сам позволил ей остаться у меня.
- Да как же ты повинен один? – графиня всплеснула руками. – Глупый ты, как дитя малое. Разве ты держал ее силой? Разве не она к тебе пришла ночью? Мы после ужина искали ее по парку, когда гость наш видел ее в окно и не узнал, а она и не думала идти к мужу своему и утешиться с ним. Вот твой медальон. Забери его немедля, и спрячь, или матери верни. Поклянись мне Богом, что до отъезда ее в Лондон не станешь искать встречи с ней. Поклянись сей же миг, Персифаль.
- Клянусь, ваша милость, - Перси весь дрожал, беря серебряный грош из руки графини. – Умоляю, Христом Богом молю, не разглашайте никому. Если неугоден я вам, опозорил дом ваш, я уеду нынче же, миледи.
- Не думай даже об этом. Ты глупый мальчишка и не понимаешь, что замужняя женщина от тебя хотела. Если граф тебя и выгонит, то за неуважение или нерадение к семье нашей. Но разврата я в доме моем не потерплю, так и знай. Беги на конюшню, - графиня вздохнула, развернулась и пошла в дом. У парадного крыльца ее ждал муж, Эдвард Харли. Когда миледи приблизилась, граф заложил руки за спину и произнес.
- Ну, дозналась, душа моя?
- Да как же, муж мой, мне и не дознаться? - графиня взяла мужа под руку и потянула к дверям. - Перси врать никогда не умел. Представь себе, эта прелюбодейка служанкой ему назвалась. Служанкой, Боже святый! А он медальон свой ей отдал. Так я взяла медальон у нее, пока она спала, и ему сейчас вернула. Выговаривать я ей на стану. Пусть они, как решили утром, закладывают карету и отбывают к себе. Нам какое дело до их разладов и измен? У нас дочь невинная на выданье и гостей почтенных полный дом.
- Карету их уже закладывают, - его милость кивнул. – Иди к себе, приляг. Ты три ночи не спала толком. Не однажды о том уже я думал, что ты, любовь моя, всякий пустяк к сердцу берешь. Я сам их провожу, не тревожь себя. И о Персифале не думай дурно. Знаешь же, каков он, из него любой может веревки вить. Джонсон его любит, как сына, да и я к нему привязался, он юноша не пустой и усердный. Простим ему согрешение, как велел Господь, во спасение душ наших.
- Простим, ей Богу простим, - согласилась графиня.
Двери распахнулись, четвертый граф Оксфорд и Мортимер с ее милостью графиней вошли в дом.

 » Норфолк-Хаус

Глава 4

«Норфолк-Хаус»

Норфолк-Хаус в 1932 году

Норфолк-Хаус – городской дом девятого герцога Норфолка, находился на Сент-Джеймс-сквер в Лондоне. Построенный по проекту Мэтью Бреттингема-старшего с 1748 по 1752 годы, этот величественный особняк в стиле палладио имел более ста футов в длину и семьдесят футов в ширину. Материалом для постройки служил белый кирпич, дом был облицован камнем и возвышался на три этажа – первый, главный и камерный. Девять больших окон в ряд на каждом из этажей фасада выходили на запад. Помещения первого этажа состояли из двух секций. Главный вход вел в холл, слева от холла находился рабочий кабинет герцога, справа утренняя комната. Это была первая секция. Из холла через арку открывался проход к лестнице на главный этаж. Прихожую с лестницей окружали по часовой стрелке библиотека, гардеробная, спальня, служебная лестница и столовая. Это была вторая секция. Из столовой можно было пройти в утреннюю комнату первой секции, а из библиотеки - в кабинет герцога. Главный этаж включал в себя музыкальную комнату и две гостиные на стороне фасада, бальный зал над столовой первого этажа, главную спальню и гардеробную на стороне, противоположной фасаду. Снаружи, вдоль фасада, проходила балюстрада из балясин с талией, окна были украшены лепным архитравами, фризами и фронтонами.
Вестибюль первого этажа был спроектирован в том же палладианском стиле, пол уложен мраморными черными и белыми плитами, в шахматном порядке. Стены покрыты мрамором, с эмблемами Норфолка: белым львом, белой лошадью и собакой Тэлбота. Камин в вестибюле был отделан черным мрамором, его простой архитрав пролегал между узкими пилястрами с ракушками и гирляндами, масками сатиров.
Столовая первого этажа имела два окна на торцевой стене. Белый мраморный камин столовой украшали женские маски, гирлянды и картуш на карнизе.
В феврале 1756 года дом был открыт для проживания хозяев и посещений, по случаю этого состоялся торжественный бал. Гости на балу были потрясены роскошью интерьеров, богатством и великолепием бальной залы, новым стилем музыкальной комнаты и гостиных. Спустя пятнадцать лет Норфолк-Хаус уже не производил такого ошеломляющего впечатления, но, как и прежде, был одним из главных особняков столицы.
Чарльз Говард-младший, наследник девятого герцога Норфолка, жил в Норфолк-Хаусе вместе с женой, леди Фрэнсис Говард пять-шесть месяцев в году. Они занимали спальню и гардеробную первого этажа, расположенные за главной лестницей. Когда герцог Норфолк находился в Лондоне или останавливался в Норфолк-Хаусе проездом, лорд Говард старался не попадаться ему на глаза. Отношения между герцогом и внучатым племянником нельзя было назвать сердечными.
1 апреля 1772 года старый герцог еще не приехал в Лондон из имения, но Чарльз чувствовал себя как на иголках из-за дурных новостей. Плотно позавтракав, он уединился в кабинете и еще раз прочел полученное вчера из Брэмптон Брайан Холла письмо, попытался составить план действий, осмыслить произошедшее, понять, сколько у него есть времени, а затем пошел в столовую, где встретил свою жену.
Супруга лорда Говарда, которую он про себя вот уже два месяца называл «плаксой Фрэнсис», сидела в кресле у окна и задумчиво смотрела на улицу. Когда он остановился в дверях, ведущих в столовую, жена бросила на него взгляд и с фальшивой улыбкой произнесла:
- Чарльз, вы меня вчера спросили о здоровье отца моего, а о подруге моей, написавшей мне накануне, я вам рассказать забыла.
- О подруге? – Чарльз Говард-младший плюхнулся в кресло напротив леди Фрэнсис и пробормотал. – Я, сударыня, не знаком с подругами вашими и не знаю, хочу ли слышать о них.
- Это Джорджиана, она мне и подруга, и дальняя родня. Пишет из Шотландии, приглашает нас быть у нее на Пасху. Я намерена ехать к ней сей же день или завтра, - леди Фрэнсис посмотрела мужу прямо в глаза. - Вы изволите сопровождать меня, муж мой? Я намереваюсь пожить в доме подруги моей, по меньшей мере полгода, а то и до зимы.
- На Пасху? – Чарльз Говард был поражен до глубины души. – Пасха совсем скоро, а подруга в Шотландии, Фрэнсис.
- Так изволите ехать со мной, или мне одной отправляться? – Фрэнсис отвела глаза.
- Не изволю, и вам воспрещаю, - герцог поднялся из кресла и уставился на супругу, как на какое-то диковинное насекомое. – Я, сударыня, сам буду решать, где нам праздновать Пасху. В Лондоне будет герцог и мой отец. И думать забудьте о Шотландии.
Леди Франсис встала. Она была очень бледна. Посмотрев по сторонам, женщина сначала прошла к камину, постояла в задумчивости, потом вернулась к окну, остановилась рядом с мужем и едва слышно произнесла:
- Сообщаю вам, супруг, что я жду ребенка и на третьем месяце уже.
- Ребенка? - Чарльз Говард-младший был ошарашен, он чувствовал себя раздавленным, как будто его переехала карета или Генри Смит ударил ему своим огромным кулаком промеж глаз. Он дотронулся до кармана камзола, в котором лежало письмо леди Сьюзен Харли, и закричал. – Что вы такое говорите, сударыня? Слуг развлекаете, заявляя такое? В кабинете, живо!
Он потащил ее через холл, к двери библиотеки, открыл дверь, втолкнул жену внутрь. Она вбежала, сдавленно плача, и стала качать головой, словно в припадке. Лорд Говард закрыл обе двери, подвинул на середину кабинета стул и одним движением усадил ее на него. - Ребенка, сударыня? Дозвольте мне, матушка, спросить, какого ребенка вы ждете три месяца, если я не был в вашей спальне полгода? Вы спятили? Это ваша меланхолия так пагубно на вас влияет?
- Прекратите, сударь! – она сжала ладонями голову. – Прекратите тиранить меня! Вы убиваете меня жестокостью своею! Убиваете! Я была у доктора, я не безумна! Он говорит, я во всем здорова. Я ношу ребенка, он уверил меня в положении моем!
- Ребенок не мой! Это ясно и дураку. Вы изменили мне? Я не богохульник, сударыня, чтобы признать вас за непорочно зачавшую! – лорд Говард схватил жену за плечи и встряхнул. – В глаза мне смотреть! В Глаза смотреть, женщина! Чей ребенок, от кого он?
- Не буду сказывать, ничего от меня не узнаете! – Фрэнсис даже не рыдала, а ревела, как раненый зверь.
- Не будете сказывать? – лорд Говард с силой оттолкнул ее. Так, что она откинулась на спинку стула. Он метался между камином и столом, размахивая руками. – А в суде за разврат и прелюбодеяние тоже не будете сказывать? Зная дела матушки вашей, кто же удивится, что у нее такая дочь! Меня и без суда с вами разведут, сударыня, как глупца, связавшегося со шлюхой!
- Господи Боже, помилуй! – Фрэнсис упала со стула на колени и на четвереньках поползла к мужу, обхватила его ноги руками, подняла лицо и сдавленно вымолвила. – Прощения вашего прошу, Чарльз! Я признаюсь вам, во всем признаюсь! Только прощение дайте.
Чарльз Говард-младший схватил ее за руку, рывком поднял на ноги и зашипел прямо в лицо:
- Не плакать! Убрать слезы! Дышать! И открыть мне все, если хотите остаться моей женой хотя бы еще день. Чей ребенок? От кого вы понесли, сударыня?
- От Перси, - она продолжала рыдать. – Мой ребенок от Перси. Это юноша в Брэмптон Брайан Холле. Помощник управляющего графа.
- Как вы сделали мне измену? Вы лежали там все дни в меланхолии и при вас была Марта, сударыня, - Чарльз Говард-младший был потрясен. – Помощник управляющего! Даже не сам управляющий, а мальчик на побегушках! Вы умом повредились, сударыня? Как вы смогли сделать измену в чужом доме, полном людей?
- Не знаю, - взгляд леди Фрэнсис застыл, она не могла даже пошевелиться. – В комнате была духота. Я не имела сил там больше быть. Я пошла на улицу и встретила его. У него свое жилье, не в доме.
- Духота, - повторил за ней Чарльз в полном изумлении. – Воля ваша, сударыня, пусть будет духота. Послушайте меня теперь и не думайте, что я вас простил и смирился. Вы скажете Генри, где живет ваш доктор, и Генри приведет его сюда для свидетельства вашего положения и убеждения сохранить его в тайне. Соберите свои вещи для поездки. Возьмите все свои деньги. На рассвете вы, сударыня, а также я, Генри Смит, Марта и мой поверенный убываем в Брэмптон Брайан Холл для выяснения всего этого дела и принятия мер, чтобы никто ничего не узнал. Я не жестокий тиран и не буду вас бить, хоть и следовало бы начать воспитание ваше с битья. Но не мне, а вашему отцу. Вы исповедаетесь мне в грехе вашем, и тогда я решу, как наказать вас. Вам понятно, сударыня?
Она обхватила себя руками и кивнула. Чарльз увидел, что губы ее искусаны до крови, глаза красные от слез и бессонницы, кожа бледная, как у покойницы.
- Будьте тут. Я найду Генри, - лорд Говард открыл дверь и вышел из кабинета.

* * *

Опять тошнота, а за ней рвота. Сьюзен Харли боялась, что ее вырвет прямо за столом во время завтрака. В обед, обычно, ее уже не тошнило, но ей стало трудно переносить некоторые запахи пищи, изменился вкус. Предугадать, что сегодня вызовет тошноту, было трудно. Когда при подъеме по лестнице у нее впервые закружилась голова, она испугалась и подумала, что заболела инфлюэнцей или горячкой. Легла на кровать, зажмурилась, попыталась дышать глубже и вспомнить, не кашляла ли ночью. Она уже хотела пойти к матери и рассказать ей о своей болезни, но вдруг появилась какая-то мысль, предчувствие, и внутренний голос сказал одно слово – «нельзя». Она закрыла глаза и как бы перенеслась на много лет назад, оказалась в гостиной Брэмптон Брайан Холла и услышала голос тети Энн, жены дяди Томаса, которая сидела на диване с огромным животом и рассказывала о тошноте, рвоте по утрам, недомогании, головокружении. Через два месяца родилась ее кузина. Мысль стала сильной, превратилась в уверенность, а потом исчезла, и остался ужас. «Сколько у нее уже не было женских недомоганий? Что теперь делать?»
Когда отец и мать заявили ей, что едут в Лондон на две недели по делам отца в Парламенте и вернутся перед Пасхой, она отказалась отправиться с ними, сославшись на скуку в Лондоне ранней весной и плохую для конца марта погоду. Проводив родителей, Сьюзен тем же вечером открылась своей камеристке и наперснице, Луизе Тарле. Тридцатилетняя француженка поцокала языком, расспросила девушку о ее недомогании и на другой день предложила съездить за двадцать миль к одному доктору, который хранил тайны своих пациенток от отцов и мужей, оказывал им помощь в деликатных вопросах.
От доктора Сьюзен Харли вернулась в отчаянии. Сомнения развеялись, она носила ребенка Чарли. Луиза Тарле понимала, что огласка положения хозяйки может стоить ей места, и стала строить планы. В первую очередь, следовало написать Чарли и потребовать его помощи. Богатые мужчины улаживают такие дела лучше молодых, зависимых от родителей женщин. Нужно было незаметно расшить платья, раздобыть денег, подготовить какое то уединенное место, куда можно было бы скрыться. Высыпав шкатулку с драгоценностями на кровать, леди Сьюзен и Луиза отобрали то, что можно было бы тайно продать. Далее обшарили кабинет отца и получили из ящиков его стола тридцать фунтов. Взяли не все, только четвертую часть карманных денег графа, лежащих тут и там. К тому моменту письмо к Чарли уже было пять дней в пути. Его писала Сьюзен, но подписывала и отправляла Луиза. В нем было всего несколько строчек: «Я ношу вашего ребенка. Приезжайте немедленно. Родители в Лондоне. Времени очень мало. Ваша С.»

* * *

Чарльз Говард-младший сидел в кабинете герцога Норфолка и смотрел на письмо Сьюзен. Весь его привычный, спокойный мир рухнул, жизнь превратилась в штормовое море. Нужно было действовать, но он даже не понимал, с чего начать. Сьюзен носит его ребенка. Если станет известно, что он обрюхатил невинную девушку, дочь графа, будучи женатым, его пригвоздят к позорному столбу. Нет, все еще хуже. Четвертый граф Оксфорд и Мортимер вызовет его на дуэль, а за ним в очередь встанет вся семейка Харли. А может быть они признают его недостойным дуэли и наймут головорезов, чтобы укокошить обидчика в темном переулке. Отец будет в бешенстве. Тесть, полковник Фицрой-Скудамор, член палаты Общин, потребует объяснений. Герцог Норфолк сделает все, чтобы он был наказан, сократит содержание, уменьшит наследство. И скажет, с удовлетворением, что всегда чувствовал подвох, видя внучатого племянника и говоря с ним.
И как будто этого мало… Беременность «плаксы Фрэнсис», не выглядела более простым делом, чем беременность Сьюзен. Две беременные женщины одновременно. Любовница носит его ребенка. Жена носит чужого. Две угрозы, как две пули, летящие к нему на встречных курсах. Чарльз Говард-младший не знал, с кем можно посоветоваться о таком. Друзья ненадежны. Родственники исключены. Случайные собутыльники не годятся для серьезного разговора, даже если спрашивать от третьего лица. Нужно что-то сказать Генри, раз уж он поедет с ними в Брэмптон Брайан Холл. Но только то, что нельзя не сказать. Придется вводить в курс дела поверенного. Адамс тот еще мошенник, но на него хоть можно положиться в юридических делах и документах, он умеет отрабатывать плату. И эта чертовка, соня Марта. Сестра его кормилицы, которой он доверил надзор за Фрэнсис. Хорошо же она надзирала, дрянь! Может быть, ему застрелиться? Нет, это не выход. Нужно много денег под рукой, советы Адамса, преданность Генри и немного удачи. Скандал со Сьюзен можно будет как-то замять только в том случае, если она выйдет замуж. А выйти замуж быстро можно по разрешению архиепископа… Биши Шелли! У него много денег, влияния, связи в церкви. Немедленно идти к нему! Ничего не объяснять, просто попросить вернуть долг. Уговорить Сьюзен скрыться от родителей. Но за кого выдать замуж Сьюзен? Робин? Старина Дик? Тот вечно пьяный кузен с ветром в карманах? Его и не найдешь. Стать мужем чужой любовницы на сносях… Кто согласится на такое и сколько это будет стоить?
Лорд Говард задумался. Любовник Фрэнсис. Кто он? Перси Чарльтон. Не родня ли четвертого баронета Чарльтона? Если его запугать? Угрожать? Напустить на него Генри? Он живет в Брэмптон Брайан Холл, знает Сьюзен, зависит от ее семьи. Может быть «немного удачи», это и есть любовник супруги? Можно давить на него через жену и с помощью Генри одновременно. И не нужно терять время, сводя людей из разных мест, не знающих друг друга. Брэмптон Брайан Холл. Сьюзен там. Чарльтон там. Нельзя быть уверенным, что Сьюзен не закатит сцену и не сорвет его планы, а Чарльтон окажется на месте и будет сговорчивым. Но попробовать необходимо, другого пути нет. Чтобы успеть встретиться со Сьюзен, пока ее родители в Лондоне, нужно ехать завтра утром. Сто шестьдесят пять миль. Время поджимает. Беременность не скроешь долго. Ни у любовницы, ни у жены. Что делать с женой, можно решить потом. Заточить на полгода в глуши, а когда родит, отдать ребенка на усыновление. С замужеством Сьюзен так не получится, ее отец перевернет вверх дном всю Англию, чтобы найти дочь.
Он сумеет выкрутиться, надо в себя верить. Если выскочить из этой двойной петли и не наделать ошибок, ему можно будет ставить памятник на Сент-Джеймс-сквер.
Лорд Говард позвал Генри. Слуга ждал в библиотеке. Вещи, в том числе жены, были собраны под надзором Генри час назад. Марта ушла за Адамсом по поручению Чарльза. Смит вошел в кабинет и привалился плечом к дверному косяку:
- Я здесь, лорд Говард.
- Помнишь, Генри, как в поместье Фицроя-Скудамора ты сказал мне «сохрани меня от того, Боже, чтобы я когда-нибудь и сам на такой женщине жениться надумал, разве что людей других уже на свете не будет?» - Чарльз вертел в руках письмо Сьюзен.
- Помню, и нынче сказал бы также, - Генри Смит скрестил руки на груди. – Что за дела у нас в Брэмптон Брайан Холл, милорд?
- Срочные дела и неприятные, - лорд Говард вздохнул. – Ты случайно не встречал среди дворовых графа некоего Перси Чарльтона?
- Встречал, - слуга смотрел равнодушно, стараясь скрыть любопытство. – Щуплый такой малый, лет двадцати. Обретается в домике на заднем дворе имения. Ходит с управляющим, работает в плотницкой мастерской и каретном сарае. Ставил нашу карету. Молчаливый, одет плохо. Дворецкий говорил, что он дальняя родня графу.
- Дальняя родня… Стало быть, и в самом деле внук баронета Чарльтона, - лорд Говард встал из-за стола, поднес письмо Сьюзен к пламени свечи, сжег его и вытер о платок сажу с пальцев. – Нам всем молиться надо, чтобы Перси Чарльтон был в имении графа. Как прибудем, первым делом выведай у слуг, где этот парщивец, отыщи его, и глаз с него не спускай, пока я буду жену в доме устраивать и с леди Сьюзен одно дело улаживать. И готов будь поколотить этого пройдоху.
- Всего то? – Смит засмеялся. – Сдается мне, хозяин, и с жены вашей глаз не нужно спускать, она с обеда слезы льет и прямо таки воет, не наложила бы руки на себя.
- Пригляди за ней, - герцог надел камзол. – Я иду к Биши Шелли. Ты тут за главного остаешься, Генри. Приду, промочим горло и покушаем.

 » Жертва обстоятельств

Глава 5

«Жертва обстоятельств»

Перси Чарльтон не мог забыть леди Фрэнсис Говард. И как забудешь, если входя в дом, он видел свои вещи на тех местах, которые им определила Фрэнсис в те три ночи, что они провели вместе. Точнее, это было второе свидание. Она тогда сначала покинула постель и села внизу у камина, потом сложила его одежду, осмотрелась и сказала, что хочет сделать ему приятное, расставить вещи в таком порядке, который бы легко было поддерживать. Он почти дремал и, улыбнувшись, разрешил ей делать со своим скарбом что угодно. Как оказалось, Фрэнсис могла привести его дом в надлежащее состояние лучше, чем он и сделала это меньше чем за одну ночь. В память о ней он оставил вещи на новых местах.
Завтра нужно будет проверить состояние мостов и мостиков поместья после зимы. Осмотреть опоры, настилы, сваи, лесенки. Пересадить деревья со старым садовником. Граф уехал, на конюшне есть свободные рабочие руки. Если считать его, Перси, будет четыре человека. Можно управиться за день или два.
Вернувшись мыслями к леди Фрэнсис, Перси испытал привычную беспомощность. Она отчаянно боролась с тоской, и пока не уехала из Брэмптон Брайан Холла, он не понимал причин этой тоски, которую ощущал в каждом ее слове, взгляде, ласке. После разговора с ее милостью графиней, Перси стал догадываться, в чем причина. Он наблюдал из-за угла дома, как супруги Говард и их слуги садились в карету. Двадцать шагов, которые она прошла с лордом Говардом под руку к карете, с полными безысходной тоски глазами и застывшим лицом, были яснее, чем правда на исповеди у священника. Этот человек отравлял ей жизнь как медленный яд. Она была как хрупкий цветок, как годовалая яблоня на ветру в открытом поле, как ребенок, идущий по тонкому льду. Существует ли на свете человек, способный не ранить ее каждый день и хоть как то облегчать эту черную тоску Фрэнсис? Если такой человек и существовал, это был не лорд Говард. Лорд Говард был для нее слишком груб, бесцеремонен, навязчиво активен. Понаблюдав за ним пять минут, пока он прощался с хозяевами, послушав его речь и смех, Перси сразу это понял.
Если бы два года назад он пошел во флот, сейчас бы, наверное, уже побывал на Востоке или в Вест-Индии. Встречал бы апрель при другой погоде. Узнал бы новых людей.
Перси прислушался. К парадному крыльцу дома подъезжал экипаж. Мимо его окон прошел конюх. Кто то приехал. Граф вернулся?
Перси посмотрел на сундук, в котором лежал медальон, подаренный Фрэнсис, и испытал неловкость. Зачем графиня забрала у нее его подарок? Может быть, Фрэнсис сразу забыла, что лишилась его, а может быть огорчилась, хотела вернуть. Перси помнил ее длинные, худые руки с тонкими пальцами. Он прикладывал ее ладонь к своей ладони и сравнивал. Ладонь Фрэнсис была более узкая, бледная-бледная. Она смеялась всего несколько раз. Когда дразнила его или щекотала. Однажды она сказала, что у седла пара стремян. И спросила, что бы он подумал о людях, у которых на гербе три стремени? Кому нужно третье, не парное стремя? Безумцам? Перси ответил, что на гербе три угла и, наверное, нужно было нарисовать по одному стремени в каждом углу, чтобы было красиво. Она потрепала его по волосам и строго произнесла: «Не оправдывай их. Ты всех оправдываешь. Они безумны, признай это».
Перси услышал шаги нескольких людей. Шаги приближались, становились все громче. Пройдут мимо? Дверь толкнули, затем постучали. Перси встал и пошел открывать. Едва он отодвинул засов, дверь с грохотом распахнулась и ударила его в лицо, грудь, ноги. Из глаз посыпались «искры». Он отлетел назад, опрокинул стул. Через мгновение большая сильная рука схватила его за шиворот и подняла на ноги, другая рука с огромным кулаком дважды ударила в живот и по лицу. Перси пытался освободиться, махал руками, пока не встретился со знакомой парой глаз. На него, ухмыляясь, смотрел кучер лорда Говарда.
- Попался, голубчик, - здоровенный детина с рыжими волосами и мощной, как у быка шеей, удерживал его как цыпленка, без всяких усилий. – Куда его, милорд?
Перси почувствовал вкус крови. Губы были разбиты, нос кровоточил. Он провел языком по зубам. Зубы, вроде бы, целы, язык тоже. Внутренняя поверхность левой щеки ушиблена.
- Усади на стул и свяжи, - за спиной кучера стоял лорд Говард. В дорожном плаще, шляпе и перчатках. – Руки и ноги. Николас, Майкл, помогите Генри.
Два крепких слуги в одежде грумов, которых Перси никогда не видел, стояли у двери. У одного из них на плече висела сумка, из сумки торчали рукоятки пистолетов.
«Фрэнсис. Они здесь из-за Фрэнсис. У них пистолеты,» - подумал Перси. «Он знает. Кто-то сказал ему».
- Не дергайся, щенок, - кучер Генри с силой толкнул его на стул, подставленный грумом. – Руки убери за спину и возьмись за ножки стула. Не смей отводить взгляд. Делай, как говорю.
Когда его связали, Перси с осторожностью взглянул на лорда Говарда. Тот же смотрел на него, как на червяка, с отвращением. Подмышкой у мужа Фрэнсис была черная трость с позолоченным круглым набалдашником.
- Ты Персифаль Чарльтон, правнук баронета Чарльтона, сын Мэри Чарльтон из Бишопс Касл в Шропшире? Помощник управляющего Эдварда Харли? – Чарльз Говард-младший приблизился. Перси молчал.
- Отвечай! – лорд Говард ударил Перси тростью по голени.
- Это я, - Перси сжался от боли.
- Он надежно связан, Генри? – лорд Говард взял стул и уселся напротив пленника.
- Еще как надежно, милорд, - Смит еще раз проверил узлы на веревке, обошел Перси со всех сторон. – Нам подождать на улице?
- Да, останься поблизости, Майкл пусть проверит, что с каретой и лошадьми. И брата пусть возьмет с собой, - Чарльз крутил трость в руках.
Генри Смит и оба грума вышли за дверь. Шаги братьев Леннокс стали удаляться в сторону конюшни. Откуда-то справа раздался голос Генри: - Если что-то нужно, я тут, милорд.
Чарльз Говард-младший еще раз оглядел Чарльтона и его убогое жилище. Боже мой, сюда его жена приходила январскими морозными ночами, чтобы предаваться греху с этим тощим ребенком. Он же хуже слуги, судя по его одежде, слуги лучше одеты. Насколько должна была обезуметь Фрэнсис, чтобы соблазнить это нищее ничтожество.
- Я служу графу Оксфорду и Мортимеру, милорд, - пленник вдруг заговорил. – Его милость будет недоволен вторжением в свое поместье и насилием над его слугой.
- А насилием своего слуги над женой благородного господина, лорда, наследника герцога его милость будет доволен? – зло спросил Чарльз. – Плодом этого греха, преступления, незаконным ребенком, зачатым в его поместье, его милость будет доволен?
Перси побледнел и умолк. Чарльз Говард-младший встал и, наклонившись над Чарльтоном, угрожающим голосом произнес. – Ты, жалкий болван, знаешь хотя бы, чью жену ты обесчестил? Я наследник девятого герцога Норфолка, двадцать седьмого графа Арундела, седьмого граф Суррея, четвертого графа Нориджа, и так далее. Моя семья самая могущественная в стране, после королевской. Мне по силам превратить твою жизнь в ад, в сплошной кошмар, я могу добиться для тебя виселицы и каторги по приговору суда, пустить всех твоих родных по миру. Могу приказать своим слугам переломать тебе ноги, просто пристрелить и выбросить в реку. Скажи, что понял меня.
- Я понял вас, милорд, - Перси била мелкая дрожь.
- Говори, как ты совратил мою жену, леди Фрэнсис Говард. И не смей мне врать, недоносок, - Чарльз Говард-младший снова сел, покрутил трость в руках.
- Это было в январе, когда вы гостили тут, - Перси запинался. – Я… Она заблудилась, я позвал ее сюда. Мы были одни, это ночью случилось. Она смотрела, как я работаю, у меня камзол испачкался в стружке. Она стряхивала ее с меня, нескромно прикоснулась ко мне, я не удержался и обнял ее, поцеловал.
- Поцеловал, - Чарльз стиснул зубы. – И от твоих поцелуев она понесла ребенка. Через шесть месяцев ей рожать. Я никогда не смогу принять этого ребенка и не могу огласить ее положение. Не могу развестись с ней, не покрыв позором свой и ее род. Чем ты думал, негодяй, когда возлежал в этой грязной норе с благородной женщиной?
- Я во всем виноват, милорд. Это все моя вина, - Перси опустил голову.
- Вот в этом я с тобой согласен, - лорд Говард встал, взял пленника за подбородок и заставил смотрел ему в глаза. – Сейчас я пойду в дом, говорить с моей женой. Мы примем решение. А ты примешь наше решение и свое наказание без обсуждений. Это ясно?
- Ясно, милорд, - Перси не пытался отвести взгляд.
- С тобой останутся мои слуги. Не вздумай кричать, звать на помощь, пытаться освободиться и убежать. Они убьют тебя без жалости сразу же, как только попытаешься, - Чарльз открыл дверь и жестом позвал Генри.
Смит вошел в комнату и. ухмыляясь, стал рядом с Чарльтоном.
- Генри, тебе не трудно переломать ноги этому подонку, чтобы он никогда уже не смог ходить? – спросил лорд Говард слугу, не сводя глаз с Перси.
- Мне прямо сейчас это сделать? – слуга взял от камина толстое полено.
- Подожди пока, - Чарльз подмигнул Смиту. – Если я буду зол, когда вернусь, сделаешь это.

 » Договор

Глава 6

«Договор»

Покинув дом садовника, Чарльз Говард-младший остановился у дверей. Ему как будто послышались голоса. Чарльтон что-то спросил у Генри? Нет, ветер. В апреле бывают такие дни, когда ветер вдруг усиливается во время полного штиля, а потом также внезапно ослабевает. Кроны деревьев шумели.
С Чарльзом иногда случалось такое, что выйдя на улицу в незнакомом месте, он вдруг терялся и не знал, куда идти. Вот и сейчас лорд Говард огляделся, потом сообразил, где парадный вход Брэмптон Брайан Холла, и поспешил к Сьюзен. Дворецкий все еще был в прихожей. Он молча стоял справа от лестницы, жестом приглашая его в гостиную.
«Вот ведь проныра. Нужно проследить, чтобы не подслушивал» - подумал Чарльз.
Когда он вошел гостиную, леди Сьюзен Харли стоял у окна. Лорд Говард отпустил лакея, дождался, когда тот закроет дверь, прошел к камину и остановился возле него. Леди Сьюзен приблизилась, села на диван рядом с ним и жестом пригласила его сесть:
- Где ты был целый час после приезда, Чарли? Я вся извелась.
-Улаживал наше дело, любовь моя, - лорд Говард опустился на диван. - Не мог же я обсуждать такое при дворецком, в холле. Говоришь, ты извелась? А как думаешь, каково мне было после твоего письма? Хорошо, теперь я тут, мы вместе. Ты бледна, любовь моя. Тебе нездоровится?
- Наверное, нездоровится. Я в впервые в таком положении. Слабость очень сильная по утрам. Тошнит, как проснусь, а порой и за обедом. Преужасно кружится голова, - Сьюзен старалась не встречаться с ним взглядом. Направление беседы ее не радовало.
- Я слышал, так бывает. В письме своем ты написала, что была у доктора. Кто он? Бывал раньше при родах? – лорд Говард выглядел встревоженным.
- Некий Бернс. На вид не авантажный. Лицо как у хорька, какой то прощелыга. Его предложила моя камеристка. Он практикует в двадцати милях отсюда. Луиза говорит, что у него сильный соперник по соседству, поэтому Бернс никому не отказывает и проявляет всяческое понимание в деликатных вопросах. Я посещала его дважды инкогнито. Целый день провела в карете, сильно устала. Встречались в доме его матери, он меня выслушал, осмотрел и подтвердил, что я в положении. Стала вопросы ему задавать, так он заявил мне, что я сама должна понять, что не больна, что ношу ребенка. Перечислил, какие могут быть опасности, когда крови много выделяется, боли сильные и все такое. Пригласить его сюда я, как ты знаешь, не могу. Посему, видеться с ним мы будем не часто, - леди Сьюзен поморщилась. - Какое у тебя дело в поместье отца? И ты решил, как мне помочь, Чарльз?
- Решил, моя милая, - лорд Говард протянул руку и погладил девушку по подбородку. - Сейчас расскажу, как нам все устроить. Но для начала открой мне, что за человек Персифаль Чарльтон, правнук баронета Чарльтона.
- Ты о Перси говоришь? – Сьюзен удивленно подняла брови. - Что тебе до Перси? Какая от него польза в нашем деле?
- Потом узнаешь, сначала ответь, - лорд Говард опустил руку и коснулся холодных пальцев своей любовницы.
- Я его весьма плохо знаю, Чарльз, - Сьюзен пожала плечами. - Они, Чарльтоны, нам очень дальняя родня. Его отец разорился много лет назад. Моя семья когда то давно вела с ним дела. Очень невеликие дела, гораздо меньше, чем выгодные. Больше, чтобы им от нас помочь. Отец Перси был правнуком сына первого баронета Чарльтона от второго брака. Гилберта Чарльтона, кажется. Мать Перси, когда ей дядя мой однажды сказал при всех о нерадении покойного супруга ее, взяла и закичилась их происхождением. Дескать, он ведет род от короля Эдварда Первого. Заявила, что у мужа ее отняли наследство бесчестным образом. Я и кузены мои там были и все слышали. После мы с сестрой Перси рассорились на пруду, она меня обозвала, и я ответила ей, что она деревенщина, а не правнучка короля. Кузены стали ее с Перси дразнить и разнесли по всей округе эту историю. Чарльтоны вскоре уехали. Потомки короля! Взрослой женщине сказать такую чепуху моему дяде Томасу! Вообрази!
- А что ту воображать? Короли тоже люди, у них есть младшие сыновья и дочери, которые женятся и выходят замуж, плодятся. Такое может статься, в моей семье забавные анекдоты рассказывают все, кому не лень, – Чарльз Говард-младший пожал плечами. - В каких он отношениях с баронетом Чарльтоном?
- Ни в каких. Мы о Чарльтонах долго не слышали после их отъезда. Они на другой год не приехали по приглашению отца, а потом уж и отец их не приглашал. Дядя Томас сказывал, что они как покинули Брэмптон Брайан Холл тем летом, так явились к четвертому баронету Чарльтону, оставшись без крыши над головой, а этот гнусный старик их выгнал. Дальше они где-то бедствовали, с года два назад совсем обнищали и отец с кузиной приютили их. Отец взял Перси помощником управляющего, а кузина вдову и Кэтрин, сестру Перси. Теперь мать Перси живет у моей кузины Элизабет, виконтессы Веймут, на правах бедной родственницы, помогает по хозяйству. А сестра Перси все дни возится с детьми Элизабет. Кузина платит ей, немного больше, чем прислуге, но обращается деликатно, как с родней. Перси было устроить сложнее. Джонсону, нашему управляющему не нужен был помощник, он сперва подумал, что его подсиживают ради родственника. Отец его разубедил. Мол, как мальчишке тягаться с Джонсоном, и разве было бы разумно графу имение свое доверить ребенку и через такое легкомыслие разорить. Джонсон затем сдружился с Перси, они везде вместе ходят, тот обучает его делам, чтобы он набрался опыта и смог потом устроиться управляющим в какое-нибудь поместье. Для отца это не обременительно, он ему совсем мало платит. Сама я почти не вижу Перси. Он все время в полях, садах, занимается скотом, торчит на конюшне. За два года я говорила с ним не больше трех раз. Он тихий и застенчивый, никогда не смотрит в глаза.
- Правда? – лорд Говард усмехнулся. - Тогда ты изумишься, милая моя. Этот твой родственник, будь он неладен, наставил мне рога в то время, пока мы гостили у тебя в январе. Теперь Фрэнсис носит его ребенка.
- Что? – Сьюзен была потрясена. - Как это возможно? Перси живет в домике садовника, он не бывает в Холле, а твоя жена не показывалась на улицу всю неделю. Как они проделали это?
- Хотелось бы мне это знать точно, - лорд Говард вздохнул. - Жена говорит, что ей стало тошно от растопленного камина той ночью, когда я пришел к тебе в январе. Марта заснула, так она встала, наделась плащ Марты и решила прогуляться. Вышла из дома, побродила по парку, увидела свет в доме садовника, постучала. Он принял ее за служанку. Говорит, она смотрела, как этот Перси мастерил какие-то инструменты, и кто там кого соблазнил, я до конца не выяснил. У него в доме кровать на втором этаже, там они и согрешили. Представляешь, она сбегала к нему три ночи подряд до тех пор, пока мы не уехали.
- Господи, - Сьюзен прикрыла рот ладонью. – Ты не шутишь, Чарльз? Когда она тебе открылась?
- Шесть дней назад. После того, как у нее был выкидыш в том году, я к ней в спальню не приходил, - лорд Говард продолжать сжимать пальцы возлюбленной, время от времени лаская ее ладонь. - Эта безумная намеревалась сбежать в Шотландию к своей подруге, чтобы там тайно родить. Якобы та в письме пригласила ее пожить. Фрэнсис уговаривала меня поехать с ней. Детская хитрость, ей Богу. Мол, поехали вместе, а если не хочешь, оставайся в Лондоне, я могу пожить в Шотландии одна. Я сразу почуял подвох и вытащил из нее правду за минуту. Как же она рыдала, бросившись передо мной на колени, я едва не пообещал ей признать плод ее греха своим. Но это, конечно, невозможно. Вдруг родится сын, я не могу узаконить наследником бастарда, хотя бы из уважения к отцу.
- Разумеется, - Сьюзен вздохнула. - Как все немыслимо. Что же нам теперь делать? Ты меня просто убил этими новостями. И как она держится? Что с Перси? Он знает?
- Она, как всегда, в тоске, - Чарльз встал, подошел к камину, взял лопатку, наполнил ее углем из ведра и подбросил в камин. - Сейчас спит наверху, твоя экономка уложила ее отдохнуть с дороги. Мы с Генри Смитом нагрянули к твоему родственнику Чарльтону сразу после приезда. Генри ударил его дверью, когда он стал ее открывать, пару раз врезал кулаком. Хотел припугнуть. Привязал к стулу и дал нам побеседовать с глазу на глаз. Он мне признался в блуде, подтвердил слова Фрэнсис, раскаялся, согласился понести наказание. Генри теперь остался с Чарльтоном, пока мы не решим наше с тобой дело.
- Вот странно как все случилось в январе, - Сьюзен покачала головой. - Но зачем вы избили Перси, Чарльз? Ваша служанка не уследила за твоей женой, и ты решил выместить гнев на нем? Он разозлится, что его избили, и разболтает все. Обо мне, ты, надеюсь, ему ничего не рассказал?
- Нет, - лорд Говард махнул рукой, как бы отметая страхи возлюбленной. - Я могу быть вежливым и сдержанным с человеком, равным мне по рождению и положению. Но кто он такой, чтобы доставлять мне подобные неприятности?
- Потомок Эдварда Первого, - глупо хихикнула леди Сьюзен.
- Прекрати уже это ребячество, - лорд Говард нахмурился. - Его необходимо было проучить. Но не волнуйся так. Он не проболтается, милая. Генри обещал сломать ему ноги, если он совершит какую-нибудь глупость. Я же намекнул, что мать и сестра могут пострадать за него, если он не будет делать так, как я скажу.
- И что он должен сделать? – Сьюзен недоумевала. - Увезти твою жену во Францию и жить там с ней во грехе?
-Нет, конечно. - лорд Говард покачал головой. - Зачем раздувать скандал? Этот твой родственник может помочь решить наше дело. Он мне весьма вовремя подвернулся. Не иначе как сами небеса нам его послали.
- Я не понимаю, - Сьюзен пожала плечами. - Как он может помочь?
- Да почему же ему и не помочь? - лорд Говард вернулся к дивану, сел рядом с Сьюзен, снова взял ее руку в свою ладонь и тихо произнес. - Очень скоро твое положение будет не скрыть, любовь моя. Самое позднее через неделю ты должна выйти замуж, чтобы соблюсти приличия. Это необходимо сделать. Без этого нельзя.
- Замуж? За неделю? Без родительского благословения? –Сьюзен побледнела. - Как это возможно, во имя Бога? Ты сможешь развестись с женой за неделю?
- Развестись с ней я не смогу ни за неделю, ни за год, - Чарльз покачал головой. - Подумай сама. Я мог бы закрыть глаза на ее проделки, оставить все как есть, если бы она раньше родила мне сыновей. Признал бы ее ребенка и делу конец. Но если я обвиню жену в прелюбодеянии и потребую развода, тяжба продлится очень долго. Может быть, годы. Ей придет на помощь ее отец Фицрой-Скудамор и остальные фицрои. Они пойдут в суд, их семья уже судилась из-за супружеской измены. Скажут, что она больна, что я пренебрегал ею, что этот твой родственник Чарльтон ее изнасиловал, пока она гостила у тебя. Выставят меня злодеем, который выгоняет больную, обесчещенную, беременную жену, чтобы получить развод. Тебе же придется родить ребенка вне брака. Когда я смогу жениться на тебе и признать ребенка своим, для тебя и ребенка настанут трудные времена. Вас, да и меня вслед за вами, изгонят из общества, заклеймят позором, откажутся принимать. А родственники жены скажут, что мы подстроили насилие и вероломство в твоем поместье, чтобы пожениться.
- Боже мой, - Сьюзен высвободила свою руку из ладони лорда Говарда. Ее нижняя губа дрожала - Что же делать, Чарльз? Если я не могу выйти за тебя замуж, кто возьмет меня в жены в положении? Мать не переживет такой скандал. Может быть лучше мне бежать, выносить и родить ребенка тайно, а потом отдать его какой-нибудь бесплодной женщине, которой нужно дитя, или в чужую семью?
- Ты готова на это, дорогая? – лорд Говард вздохнул. - Ты и я больше никогда не увидим этого ребенка. И как ты собираешься уклоняться от встреч с отцом и родней шесть месяцев кряду? Они будут искать тебя, допрашивать прислугу. Ты сможешь солгать и перечить отцу, если он тебя найдет? А если все откроется? Такой позор не скроешь, не забудешь. Какой урон ты нанесешь положению отца, дяде-архидиакону? Ты представляешь, что тебя ждет?
- Нет, не представляю, - Сьюзен была бледна как мел. - Я даже думать об этом боюсь. Это какой то рок. Что нам делать?
- Тут нам и нужен этот Персифаль Чарльтон, - лорд Говард наклонился, обнял Сьюзен и притянул к себе. - Я уже все продумал в дороге. Он сильно виноват передо мной. Я заставлю его жениться на тебе. Потомок баронета, пусть и нищий, это не так уж плохо для дочери графа. Знаешь, я наводил о нем справки в Лондоне. Он хотел пойти на флот, но денег на обучение у его семьи не было. Мы через поверенного заключим с ним договор. Поверенного я с собой прихватил из Лондона. Чарльтон напишет письмо, признает твоего ребенка своим. Откажется от твоего состояния. Он, его сестра и мать получат только небольшое приданное и свадебные подарки. Это будет во всем фиктивный брак. Он не будет жить с тобой ни одного дня. Обвенчаетесь, и я сразу увезу его в Лондон или Плимут, пристрою на какой-нибудь корабль. Мои друг, Биши Шелли сделает так, что он уйдет в море или переберется в Америку. У твоей родни не будет возможности у него все выпытать. В море он будет в руках Божьих. Я же буду с тобой. Пока смерть не разлучит нас.
- Это так низко, так тяжело, у меня не укладывается в голове, - Сьюзен тихо плакала на плече своего возлюбленного. - Невероятно, что он согласится на такое.
- Вполне вероятно, – Говард погладил Сьюзен по голове. - Я не стану его убивать или калечить. Ему не предъявят обвинений в прелюбодеянии, он женится на богатой женщине, улучшит положение матери и сестры, получит место на флоте. Какой у него выбор? Стать участником скандала и вовлечь в него мать, сестру? Лишиться должности в поместье твоего отца и не получить ничего взамен? Когда я уходил, он трясся, как осиновый лист и был готов на все.
- Ты в самом деле хочешь решить все так скоро? – Сьюзен освободилась из объятий лорда Говарда, встала, разгладила юбки. - Чтобы обвенчаться, требуются недели, оглашение и брачный обыск. Для быстрого венчания нужно специальное разрешение. Если отпустить Перси за ним, он может не вернуться. Он до сих пор не сбежал, потому что вы его удерживаете.
- Разрешение у меня в комнате. Шелли вчера помог. Не бойся, милая, я ему ничего не говорил. В бумагу можно вписать любые имена, - Чарльз Говард-младший довольно улыбнулся.
- Не знаю, - Сьюзен вернулась к окну, у которого стояла в начале разговора, и посмотрела на улицу. - Скандала, пусть и меньшего, нам не избежать. Если я выйду замуж тайком за Перси, без благословения, батюшка будет рвать и метать. Родители возвращаются сюда на днях, мы с Перси не сможем тут остаться. Перси уж точно. Будет жуткая сцена. Если я скажу, что в положении от Перси Чарльтона, отец ему голову оторвет. Где нам тогда венчаться и укрыться? Местный священник хорошо знает отца и полностью от него зависит. Он обязан венчать людей, но без согласия моих родителей трудно сказать, как поступит преподобный. Запрет церковь и уедет искать отца. Может быть, спрятаться в поместье Ай? Это собственность семьи, мы купили небольшой дом совсем недавно. В нем никто не живет, даже слуг нет, он заперт. Рядом с домом стоит старая церковь Петра и Павла. Не знаю, есть там священник или нет, проводится ли служба. Церковь видна прямо из дома.
- Может и так, любовь моя, - Чарльз говард-младший оживился. - Я и сам хотел искать какой-нибудь дом, в котором ты могла бы переждать, пока шум не утихнет, а Чарльтон не оставит тебя. Думал о поместье отца в Дипдине. Но оно довольно далеко, и что бы я сказал отцу? Твой запертый дом лучше уже тем, что принадлежит твоей семье, а стало быть, ты прихожанка той церкви, о которой упомянула. А если в этой церкви по соседству можно обвенчать тебя с Чарльтоном, мы сделаем два дела разом.
- Значит поместье Ай, - Сьюзен вздохнула. - Скажи, мне нужно будет присутствовать сейчас при разговоре с Перси?
- Пока нет, - лорд Говард ходил по комнате в волнении. - Я могу потянуть время до завтра. Обговорить условия, получить согласие, взять с него клятвы. Уладить все с его ребенком от Фрэнсис. Когда дело дойдет до подписей под договором, тебе придется присутствовать. Это ваше поместье Ай, оно в Харефордшире? Твой отец не решит в него нагрянуть, когда станет искать тебя?
- Я оставлю отцу письмо. Напишу, что еду в Лондон с мужем подыскать нам дом. Мы с отцом как бы разминемся. В поместье Ай можно обвенчаться и мне остаться там, а Перси ты устроишь, куда хотел, - Сьюзен снова заплакала. - Господи, как мне стыдно. Не дави на Перси сильно Чарльз, иначе он меня возненавидит. Все время говори ему, как он тебя оскорбил, какое горе тебе принес. Но уступи в чем-нибудь. Не угрожай, прошу тебя. Неизвестно, как все потом сложится. Я не хотела бы, чтобы он был зол на меня и пытался отомстить.
- Постараюсь, - лорд Говард подошел к девушке, обнял за талию, поцеловал ее волосы.
- Ладно, я согласна, - Сьюзен не пыталась высвободиться из объятий, но ее тело было напряжено. - Иди же, договаривайся. Я пойду в кабинет отца, возьму ключ от дома в поместье Ай и повешу на его место другой, похожий. Луизу спрошу о церкви. Она посещала ее в прошлом году. Когда вернешься, будем ужинать. Хотя не знаю, как смогу теперь есть. Твоя жена спустится?
- Не имею понятия, - Чарльз вздохнул. - Но будь готова приказать подать ей ужин наверх.
Он разомкнул объятия, поцеловал Сьюзен в шею, проследовал к двери и вышел из гостиной.

* * *

Когда лорд Говард вернулся в домик садовника, тени заметно удлинились. В комнате кто-то зажег свечу. Генри Смит расположился на бочке за спиной Персифаля Чарльтона, чтобы видеть его связанные руки. Юноша сидел, опустив голову. Лицо его немного отекло после ушибов, он безучастно смотрел в пол на пятно собственной крови. Грумы играли в карты за столом у окна. На столе стоял кувшин с элем. Лорд приказал грумам выйти на улицу, а когда они удалились, обратился к Генри. - Как наш юный друг? Не жаловался на судьбу?
- Нет, - Смит усмехнулся. - Пребывает в отчаянии. Даже по нужде не просился. Терпеливый, шельмец.
- Значит знает, что виноват, - Чарльз Говард-младший подошел к столу, сделал пару глотков эля прямо из кувшина, сел на стул перед пленником, положил трость себе на колени. - Прогуляйся, Генри.
Смит встал и вышел на улицу. С минуту лорд Говард изучал лицо Чарльтона, потом тихо спросил. - Ты испортил мне жизнь, Чарльтон. Знаешь ли ты, что у нас с женой еще нет детей? Мы женаты всего год. Понимаешь, в какое положение вы меня поставили? Вчера я хотел убить тебя, но пока добирался сюда, поразмыслил и понял, чем ты можешь быть мне полезен. Искупить свою вину не желаешь?
- А это возможно? – юноша поднял голову. - Скажите, что хотите.
- Моя жена не вполне здорова, - начал лорд Говард издалека. - Ты и сам, наверное, это понял из разговоров с ней. Или вы с ней не разговаривали, а только грешили? Она все время плачет, тоскует, затворница. Фрэнсис и до свадьбы такой была, но ее отец скрыл это от меня, старый хитрец. Мы пытались жить вместе, принять супружество, но все больше отдалялись. В январе сего года я впервые позволил себе увлечься другой женщиной. И представь себе, угодил в такую же переделку, что и ты. Она понесла от меня, и я теперь должен ей помочь. У нее нет мужа. А я не могу отвергнуть жену. Если ты меня выручишь, мы забудем все плохое между нами, клянусь.
- Как угодно, чтобы я вас выручил? – Перси насторожился. - Вы хотите, чтобы я увез вашу жену и остался с ней?
- Нет. Это не годится. Я не могу стать двоеженцем. Моей возлюбленной нужен муж, который закроет глаза на ее положение и, когда она родит, признает ребенка своим. Ты мог бы пойти на это? – лорд Говард внимательно следил за лицом Чарльтона. - Мог бы жениться на женщине в положении и подписать договор, который ограничит твои права на ее имущество и состояние? Взамен я помирюсь с тобой. Чтобы ты не бедствовал, я куплю тебе место на флоте и помогу попасть на корабль к достойному капитану. Поддержу деньгами твою мать и сестру. Только не думай, что я предлагаю это с легким сердцем. Ты совершил великую глупость, наставив рога наследнику герцога Норфолка. Если мы не договоримся, Генри позаботится, чтобы ты уже никому не разболтал о своей связи с моей женой.
- Я понимаю, - Перси облизал сухие губы. - Я могу согласиться на это. На ком мне придется жениться?
- Ее имя ты узнаешь завтра, когда мой поверенный напишет договор. Могу лишь сказать, что она благородная, молодая женщина, без каких либо физических недостатков, болезней и пороков. Женщина, на которую ты не достоин даже взглянуть.
- Ясно, - Персифаль Чарльтон постарался улыбнуться разбитыми губами, но у него получилась лишь болезненная гримаса. – У меня к вам есть смиренное встречное условие.
- Смиренное условие? – лорд Говард усмехнулся. - Разве бывают смиренные условия? Ты удивляешь меня, Чарльтон. Ладно, говори.
- Я хочу позаботиться о вашей супруге и ее ребенке, - пробормотал Перси.
- О своей жене я сам позабочусь, Чарльтон, - в голосе лорда Говарда звучало раздражение. - Но твое желание позаботиться о своем ребенке похвально. Что ты хочешь?
- Если ваша супруга благополучно разрешится от бремени, я бы хотел, чтобы она передала нашего ребенка моей будущей жене, а та его признала, - начал Перси. - Женившись, я ведь не смогу иметь других законных детей в этом браке. Я желал бы видеть своего ребенка время от времени, делать подарки, завещать моему ребенку то, что смогу нажить. Это можно было бы отразить в договоре.
- Ты слишком многого хочешь, Чарльтон, - Чарльз Говард-младший хмурился. - Я подумаю, но последнее слово за мной. Если я соглашусь, это будет устное соглашение, тебе придется мне верить. Я не допущу, чтобы мое имя и имя моей жены были упомянуты в договоре. Это исключено. И я не уверен, что ты сможешь получить согласие будущей жены на то, что она примет твоего ребенка как своего. Она может возбранить такое дело, женщины непредсказуемы.
- Я знаю. Но все равно хочу усыновить своего ребенка. Хотя бы после женитьбы. Это лучше, чем отдать его в чужую семью, - Перси выглядел уставшим. - Я не настаиваю. Это не требование, а прошение к вам и моей будущей супруге. Я был бы ей очень обязан, согласись она принять моего ребенка.
- Хорошо, я спрошу свою жену и твою невесту об этом, - лорд Говард нетерпеливо прошелся по комнате. - Так мы договорились?
- Да, - Персифаль Чарльтон вздохнул. - Я могу дать сейчас те клятвы, которых вы требуете. У меня затекли руки, я их не чувствую.
- Пусть так, - Говард кивнул. - Когда ты дашь эти клятвы, Генри тебя развяжет. Спать будете здесь. Ты, Генри и мои слуги. Утром подпишешь бумаги с поверенным, и нам всем нужно уезжать. На днях в Брэмптон Брайан Холл возвращается граф. Я бы не хотел с ним встречаться и объясняться. И не вздумай пытаться убежать и обмануть меня, Чарльтон, это будет стоить тебе жизни и принесет горе твоим родным.

* * *

На улице быстро смеркалось. Со стороны конюшен было слышно, как перекликаются конюхи. В особняке зажгли свечи на первом этаже, лестнице и в нескольких помещениях второго этажа. На обратном пути в дом Чарльз Говард-младший размышлял. Условие Чарльтона ему понравилось тем, что ничего ему не стоило, при этом решало проблему с беременностью Фрэнсис и связывало юношу в браке с Сьюзен с помощью его собственного, а не чужого ребенка. Клятвы клятвами, а взаимный долгосрочный интерес, как считал лорд Говард, надежнее любых клятв. В таком браке Чарльтон не сможет раскрыть его обстоятельства или навредить ему и Сьюзен, не навредив своему ребенку. Оставалось уговорить жену и Сьюзен. В первом случае лорд Говард не предвидел возражений, жена должна подчиниться, а вот Сьюзен могла отказаться. Однако, через два часа лорд Говард еще не добился согласия женщин, но не по вине Сьюзен. Она, к его удивлению, повела себя спокойно, услышав условие Чарльтона, сразу с ним согласилась и предложила спрятать Фрэнсис в поместье Ай до родов вместе с ней, чтобы не вовлекать в их тайну новых людей и уменьшить риск огласки. С женой же у лорда Говарда возникли настолько серьезные разногласия, что ему потребовалось дважды прибегать к угрозе развода, чтобы уговорить ее отдать своего ребенка Сьюзен. Для этого пришлось лгать и представить ту не своей любовницей, а весьма обязанной его семье доброй самаритянкой, согласившейся пойти на огромную жертву и принять чужое дитя во имя долга чести. Мысли Фрэнсис, как всегда, блуждали. Сначала она решила, что сможет оставить ребенка при себе и со слезами умоляла мужа пойти на это. Когда он категорически отказал ей в этом, она стала высказывать претензии к образу жизни и характеру Сьюзен, имея о них очень смутное представление. Сетовала, что ее дитя попадет в плохие руки. Лорд Говард осторожно заявил на это, что она еще не выносила и не родила, и что Персифаль Чарльтон, как будущий отец ее ребенка, согласился принять на себя ответственность и обвенчаться со Сьюзен. Фрэнсис некоторое время обдумывала услышанное. Она не знала, что произошло в последние два часа, такой поворот событий ее обескуражил. Леди Фрэнсис долго стояла у окна, опустив плечи, потом ходила по спальне, бормотала какую то чушь. Заламывала руки, стонала, чем чуть не довела Говарда до бешенства. Но в конце концов сдалась и согласилась отдать ребенка. Впрочем, этим дело не кончилось. Фрэнсис тут же начала ставить новые условия. Сначала она потребовала, чтобы ей позволили стать крестной матерью младенца и после этого навещать его в любое время, на правах крестной. Лорд Говард в ответ на это заявил, что Сьюзен и ее родня никогда на такое не согласятся. Отступив в этом требовании, Фрэнсис сказала, что отдаст ребенка, если ей позволят видеть его ежемесячно, а когда опять получила отказ, умоляла обещать два свидания в год. Сошлись на том, что она сможет увидеть ребенка два раза в год, но право приблизиться к нему и говорить у нее не будет, пока это не разрешит Сьюзен. Когда соглашение между супругами было достигнуто, лорд Говард решил для себя, что не повезет жену домой, в Норфолк-Хаус за вещами, а сразу запрет ее в поместье Ай, которое предложила леди Сьюзен, под надзором Генри Смита, вплоть до родов. Только бы в поместье Ай не нагрянул Эдвард Харли и не обнаружил там его жену в положении. Говарда пугало душевное состояние Фрэнсис, ее импульсивность и желание поступать так, как ей кажется правильно, насколько бы безумно это не было. То, что она трижды убегала от сиделки на всю ночь и изменила ему с совершенно незнакомым человеком, не на шутку его встревожило. Если раньше он воспринимал ее поведение как результат плохого воспитания, меланхолию и легкую неуравновешенность, теперь ему стало ясно, насколько она действительно безумна. Предстоящее материнство уже сказывалось на ней не лучшим образом. Лорд Говард страшился огласки. Он был наследником герцога Норфолка, человека очень строгих моральных устоев. А вдруг супруга снова убежит с явными признаками беременности и будет ходить по Лондону, посещать знакомых? Ей нужен был строгий надзор, уединение, ограничение любых случайных встреч. Поместье Ай в Харефордшире идеально для этого подходило. Если все сделать как надо, граф Оксфорд и Мортимер может ничего не заподозрить и не узнать. Сьюзен окажет содействие, а Генри Смит обо все позаботится. Вещи жены можно было доставить спустя какое то время. Чтобы не привлекать посторонних, Говард решил сделать это сам.

* * *

Ужинать сели поздно, когда давно стемнело. Ужин успел остыть, его несколько раз подогревали в кухне. Едва гости появились в столовой, Сьюзен поднялась с банкетки у камина и жестом пригласила их за стол. Чарльз Говард-младший извинился за опоздание, выдвинул стул жене, потом помог сесть хозяйке и приказал подавать блюда. Леди Фрэнсис попросила наполнить ее бокал вином, лакей бросился к столу, но Говард жестом остановил его и кивнул в сторону графина с компотом. Сьюзен Харли ожидала, что леди Франсис возмутится, но та лишь улыбнулась и сделала вид, что ее все устраивает. Ели молча. Хозяйка страдала от головной боли, которая сковала ей обручем лоб и давила на глаза, есть ей не хотелось. Она с ужасом представляла потрясение матери и гнев отца, когда они не обнаружат ее в поместье и узнают, что она вышла замуж за Перси, которого все считали почти слугой. Чарльз напряженно обдумывал планы на завтра, но ел с присущим ему аппетитом, опрокидывая при этом один бокал вина за другим. Когда трапеза почти закончилась, гостья вдруг обратилась к хозяйке и едва ли не шепотом произнесла. - Ах, любезная сестра моя, благодарю вас за вашу благородную помощь. Я места себе не находила все эти дни, так терзалась душа, а Чарльз не хотел мне помочь, он не знает мою сердечную муку. Я у вас в вечном, неоплатном долгу.
- Всегда рада услужить… - леди Сьюзен опустила глаза в крайнем смущении.
- Господь вас вознаградит сторицей за это. Я буду молиться за ваше здоровье и благополучие, - леди Фрэнсис продолжала. - Мы еще обсудим все потом. Я хотела бы с вами сдружиться, чтобы иметь в вас наперсницу и навещать без церемоний в Брэмптон Брайан Холл. Чарльз просил, чтобы я вам не навязывалась. Разрешил всего два визита в год. Но для сердечных подруг, как мы, это очень редко, не правда ли? Вы будете жить здесь в этом году?
- Не прямо здесь. По соседству, - леди Сьюзен насторожилась, но кивнула в ответ.
Чарльз Говард-младший искоса посмотрел на жену. - Ты не утомилась, дорогая? Смотри, расхвораешься. Дорога была мучительной. Я встретил на лестнице Марту, она просто валится с ног. Одна из горничных леди Сьюзен поможет тебе лечь и будет охранять твой покой, как обычно это делает Марта.
- Мы ведь с вами теперь подруги, сударыня. Я попрошу свою камеристку, - Сьюзен поняла, что лорд Говард утратил доверие к Марте и хочет ее заменить. - Моя Луиза очень умелая и тихая. Она о вас позаботится.
- Пусть так, - леди Фрэнсис пригубила компот. - Благодарю вас, мой ангел. Обо мне всегда кто то заботится. Раньше заботился отец, зимой ваша мать, а теперь вы. Кстати сказать, у вас такой ухоженный сад. Наверное, ваш помощник управляющего, этот приятный юноша, очень старается. Надеюсь, вы будете с ним счастливы.
Сьюзен чуть не подавилась вином и закашлялась. Она посмотрел по сторонам, не слышали ли гостью слуги, потом бросила испуганный взгляд на Чарльза Говарда-младшего, и промолчала.

 » Бегство в поместье Ай

Глава 7

«Бегство в поместье Ай»

Когда Персифаль Чарльтон и Генри Смит вошли в библиотеку Брэмптон Брайан Холла, было уже позднее утро. На улице выглянуло солнце, высохла роса. Обходя дом, Генри Смит старался держаться позади жениха. На всякий случай. После пробуждения, во время завтрака, состоявшего из яиц, сыра и хлеба, Перси Чарльтон не проронил ни слова. Генри было любопытно, попытается ли юноша узнать, что ему известно. Сам он немного догадывался о происходящем, но оставить пленника, чтобы переговорить с лордом Говардом и узнать больше, не мог.
В кабинете секретаря Брэмптон Брайан Холла поверенный Джон Адамс завершал работу над договором за секретарским столом. Это был дородный человек невысокого роста, с короткими кривыми ногами, мясистым носом, в забавном маленьком парике. Рядом с ним стоял открытый потертый саквояж, из которого торчали рулоны льняной бумаги, пучки писчих перьев, пара книг с законами. Перечитывая шепотом подготовленный им по приказу лорда Говарда документ, он бурчал себе под нос. На появление в кабинете новых людей поверенный отреагировал мгновенно, привстал из кресла, сдержанно поклонился и, пожамкав губами, снова сел. Сьюзен Харли расположилась в кресле за небольшим столиком для корреспонденции, у окна. На ней было скромное белое платье и бежевая шаль, волосы аккуратно уложены в пучок, лицо бледное. Все утро она не находила себе места, с ужасом ожидая, как сегодня изменится ее жизнь. Увидев Сьюзен, Перси растерялся и замер от удивления. Генри Смит коснулся его локтя и тихо проговорил. - Проходи, не стой, Чарльтон. Я закрою дверь.
Юноша был потрясен. Ему казалось до этого момента, что любовницей Чарльза Говарда-младшего была таинственная незнакомка. Что Лорд Говард искал в Брэмптон Брайан Холле исключительно его, чтобы наказать и уладить деликатное дело. Что семья Харли не была вовлечена в скандал. Но никакой незнакомки в библиотеке не было, а присутствие дочери хозяина, графа Оксфорда и Мортимера, при подписании бумаг, повергло его в смятение.
- Леди Сьюзен? - голос Перси был едва слышен. - Это вы? А ваши батюшка и матушка…
- Их здесь нет, Перси. Граф и графиня в Лондоне, - Сьюзен отвечала холодно, не поднимая глаз от стола. - Они не знают, что мы венчаемся. И лучше нам с ними не встречаться, ты уж мне поверь.
- Пожалуй, что так, - Перси побледнел. Он медленно подошел к столу и остановился напротив девушки. - Я не думал, не предполагал… Леди Сьюзен, если тут все свершается против вашей воли, или причиняет вам страдание, только скажите. Ведь ваш отец, его милось, будет очень сердит, когда все узнает.
- У отца нет над нами власти, Перси. Я знаю, что вовлекаю твою семью в ссору с моими родными. Я напишу кузине, виконтессе Веймут, чтобы она не отступила в обещаниях дружбы, что мы с ней друг другу давали, и оградила твою мать и сестру от любых волнений. Этого будет достаточно?
- Конечно, леди Сьюзен. Я буду рад вам помочь, если таково ваше решение и иначе нельзя. Если бы лорд… - Персифаль Чарльтон внезапно замолчал и огляделся, не зная, может ли он назвать имя лорда Говарда. - Если бы мне сказали сразу, что вам нужно мое участие, помощь в таком деле, я согласился бы, не раздумывая. Ваш отец и ваша кузина столько сделали для меня и моей семьи, леди Сьюзен.
Девушка не ответила. Она, как и прежде, не смотрела на своего жениха. - Смит, позовите Луизу, нам понадобится два человека для свидетельства.
Поверенный встал, сгреб со стола секретаря документы, положил их перед Перси и произнес. -Вы способны прочесть договор, юноша? Здесь окончательные условия, пункт за пунктом. Осталось только подписать.
- Я подпишу сейчас, - Перси лишь прикоснулся пальцами к документам и тут же убрал руку. – Скажите про условия.
- Условий несколько, - поверенный покачал головой, сетуя на наивность жениха и его равнодушие к делам, которые он почитал важными:
- Завтра или через день вы женитесь на леди Сьюзен Харли. Перед этим вам придется написать письма своей будущей супруге, матери и сестре, в которых вы признаете не рожденного ребенка будущей жены своим ребенком. Что так и есть, разумеется, леди Сьюзен тоже это признает. Вы откажетесь управлять состоянием и имуществом своей жены в обмен на приданное и свадебный подарок – двадцать фунтов для вас, и по двадцать фунтов для вашей матери и сестры в течение трех лет. Когда ваша жена умрет, ее ребенок унаследует все ее состояние и имущество. Вы не сможете ей наследовать. Также по договору вы не сможете просить жену и ребенка содержать вас и ваших родственников и иждивенцев, разлучить ее с ребенком, принуждать их следовать за вами. Вы обязуетесь прослужить на флоте три года с момента поступления на службу, об условиях которой есть отдельный пункт. Еще вы подпишете обязательство не отвечать на любые заявления, петиции, обращения в суд и происки, касающиеся вашей жены и ребенка, не участвовать в суде и не признавать петиций других истцов, направленных против супруги и ребенка. Устно вы поклянетесь хранить все тайны этого брака, не докучать своей жене и ребенку визитами, не требовать жену исполнять супружеский долг. В случае, если у вас возникнут обоснованные расходы, способные повредить вашему браку, вы будете обращаться за помощью только ко мне, как к вашему поверенному. Однако, не уповайте на помощь без серьезных оснований. Если родственники супруги будут искать с вами встречи и спрашивать, как вы женились, вы будете их избегать и молчать. Это будет в договоре и ваших клятвах. Есть еще несколько пунктов, которые я доведу для вас позже, они не так значительны. Что скажете? Вы на это согласны?
- Да, - Персифаль Чарльтон кивнул. - Где мне подписать?
- Сначала прочти, Перси, - Сьюзен взглянула на жениха. - Потом я прочту. Нельзя подписывать договор, не читая.
- Прочтите вы, этого достаточно, - юноша покачал головой.
- Я могу прочесть вслух, - сказала девушка.
- Хорошо, - молодой человек смутился. - Если вам угодно, прочтите вслух.
- Ладно, - леди Сьюзен подняла листы со стола и кивнула.
Джон Адамс вернулся к столу секретаря и плюхнулся в кресло. - Давайте уж начнем. Мне было приказано завершить все до полудня.

* * *

Чарльз Говард-младший стоял у открытого окна гостевой комнаты Брэмптон Брайан Холла и наблюдал за приготовлениями к отъезду. Вчерашний дождь оставил во дворе россыпь больших и маленьких луж, заполненные дождевой водой колеи колес карет и свежесть в воздухе. Зацветало что-то пахучее, по небу бежали облака. Дверь в дом садовника отворилась, на пороге появился Персифаль Чарльтон. Он не видел лорда Говарда. Молодой человек вынес из дома и поставил рядом с дверью два средних сундука, шпагу в ржавых ножнах, ящик с плотницкими инструментами. Затем он вернулся в дом, а когда вышел снова, на нем был потертый плащ, старая треуголка и изношенные сапоги. Неужели этот бедолага намерен взять с собой инструменты, которые он видел в домике? Кому они принадлежат? Ему?
На дороге, в десяти футах от юноши стояла старая подменная карета графа Оксфорда и Мортимера. Двери кареты были открыты. Генри Смит, которому досталась роль кучера графской кареты, чтобы скрыть от обитателей Брэмптон Брайан Холла маршрут предстоящего путешествия жениха и невесты, пыхтя, возился со сбруей, укладывал и привязывал багаж. Рядом, на полусгнившем верстаке сидел Джон Адамс. Его саквояж был при нем, поверх саквояжа лежал парик поверенного. Генри Смит оглянулся, увидел Чарльтона и угрюмо спросил. - Что там у вас в сундуках, сударь? И зачем этот ящик?
Из-за кареты вышла Сьюзен. За ней показалась Луиза Тарле.
- В одном сундуке мои книги и камзол. Совсем немного книг, - Перси смутился. - В другом сундуке мое белье, бритва, кое-какие мелочи, которые мне присылала мать. А эти инструменты я покупал на свои деньги. Они для резьбы по дереву. Могут пригодиться на корабле. Молоток очень хороший. Управляющий Джонсон знает, что он мой. И шпага моего отца. Если я пойду служить на флот, мне нужна будет шпага.
- Шпага? И бритва? Ты уже бреешься, сосунок? Забудь про книги и инструменты, для них мало места, – Генри Смит ухмыльнулся. Джон Адамс негромко захихикал.
Леди Сьюзен укоризненно покачала головой. - Прекратите насмехаться, сударь, места достаточно.
- Воля ваша, миледи - Генри Смит вздохнул, подошел к Перси, кивнул на сундук. - Бери за ручку со своей стороны, девочка флота Его Величества.
Перси покраснел, наклонился, поднял сундук и оба мужчины понесли его к карете. Высокий, широкий в плечах, угрожающе большой Генри Смит выглядел сущим великаном рядом с худым, тонкокостным Персифалем Чарльтоном. «Давид и Голиаф», - подумал лорд Говард.
- С таким смазливым личиком ты будешь в большой моде на корабле, - Генри Смит откровенно смеялся над Перси, пока они ставили его сундук поверх изящного короба для одежды Сьюзен.
- Смит! – Сьюзен Харли садилась в карету, но услышав слова Генри, остановилась. - Я предупредила тебя, пройдоха! Укороти свой язык!
- Все, леди, молчу как рыба, - гигант примирительно похлопал Перси по плечу и показал на второй сундук. - Сам вижу, что перегнул палку. Не хотелось бы, чтобы меня проткнули этой шпагой. Идем, принесем еще сундук и ящик. Лорд Говард, наверное, уже уехал. Нам нужно обогнать его на дороге. А то они заблудятся.
Чарльз отошел от окна, взял с кровати пальто. Надо идти за Фрэнсис и Мартой. Они уже ждали у парадного входа. Лорд Говард не хотел, чтобы Фрэнсис встречалась с Перси Чарльтоном. Он не ревновал, просто опасался, что жена устроит сцену в присутствии слуг графа Оксфорда и Мортимера. Разумеется, дворецкий и слуги графа все равно скажут хозяину, что он был в его поместье и уехал в один день с его дочерью и ее женихом, бывшим помощником управляющего, при очень странных обстоятельствах. И Чарльз не хотел бы объяснять графу, какова его роль в случившемся.

* * *

Поместье Ай находилось рядом с небольшой одноименной деревней на северо-западе Харефордшира, в двух с половиной милях к северо-западу от Леоминстера, на границе трех графств, в пяти милях от Шропшира на северо-западе и Вустершира на востоке. В деревне было несколько домов, приходская церковь апостолов Петра и Павла, сельское кладбище. Территория поместья начиналась на границе церковной земли, настолько близко, что в окна дома можно было смотреть с церковного двора. Такое тесное расположение объяснялось тем, что земли эти многие века были заболочены. Имение находилось в центре болота, на небольшом островке твердой почвы, словно остров. Название поместья, таким образом, происходило от старого английского слова «Ай» - остров.

Поместье Ай и церковь апостолов Петра и Павла в Ай

В 1673 году землю поместья выкупила семья Горджес. Основателем этой семьи был Фердинандо Горджес, колониальный первопроходец, ловкий делец, преуспевший в торговле рабами из Африки настолько, что его называли «королем невольничьего рынка». Потомки этого самого Горджеса и начали строительство особняка в поместье Ай в 1674 году. Один из Горджесов, носящий имя Фердинандо, как и его знаменитый предок, в конце прошлого и начале этого века был политиком, много избирался, но его карьеру нельзя было назвать успешной. Несколько раз он пересекался в политической борьбе с семьей Харли и в конце концов поместье было продано семьей Горджес семье Харли совсем недавно.
Дом был спланирован очень оригинально и состоял из двух, соединенных общей стеной, секций, каждая из которых имела свою отдельную крышу и фронтоны. Здание в два этажа с чердаком и подвалом, крыльцо и четыре окна на первом этаже, пять окон на втором этаже фасада. Столько же окон было на противоположной стороне, в другой секции. На торцах здания в каждой секции, поднимались к вершинам фронтона печные трубы и вентиляционные шахты. Сложенный из красного кирпича дом снаружи был скромно отделан, но выглядел довольно приятно и не требовал ремонта.
Расстояние от Брэмптон Брайан Холла до поместья Ай было небольшим, всего шестнадцать миль. Чарльз Говард-младший опасался, что граф Оксфорд и Мортимер начнет их поиски именно в поместье Ай, но Сьюзен убеждала его, что ее письмо собьет отца со следа и он потратит на дорогу в Лондон и обратно не менее восьми дней, прежде чем поймет, что в Лондоне их нет, и вернется. У Чарльза были сомнения на этот счет. Сам он, преследуя кого то, руководствовался бы не письмами беглецов, а информацией, которую удалось бы получить от людей на дороге предполагаемого бегства. Он согласился со Сьюзен, но для себя решил, что действовать нужно более хитро и осторожно. На венчание он отводил день, самое большее два, после чего собирался выехать в Лондон, и ночью на дороге разделиться. Женщин и Генри Смита он планировал отправить в поместье Ай на старой карете герцога Норфолка, чтобы они могли попасть туда незамеченными и затаиться в доме, не привлекая внимания даже местных жителей. Сам же, в компании Перси Чарльтона, Джона Адамса и своих грумов, братьев Леннокс, хотел вернуться в Лондон в карете графа Оксфорда и Мортимера. Ехать нужно было так, чтобы в придорожных заведениях показывались только грумы, а по приезду в Лондон можно было отослать карету в городской дом Эдварда Харли или его братьев. В Лондоне ему предстояло найти Персифалю Чарльтону место на каком-нибудь корабле, при этом время выхода корабля в море должно было быть ближайшим, а время нахождения в море как можно более продолжительным. Это мог уладить Биши Шелли. Затем следовало навести визит отцу Фрэнсис, Чарльзу Фицрою-Скудамору в его доме в Лондоне, передать ему письмо от Фрэнсис, в котором бы сообщалось, что она уехала в Шотландию к подруге до зимы. Важно было наладить с тестем корреспонденцию, развеять любые его подозрения и предотвратить попытки увидеться с дочерью. На случай, если все пойдет наперекосяк, нужно было «подстелить соломку» и осторожно настроить отца и герцога Норфолка против семьи Харли. Далее оставалось раздобыть еще денег, собрать вещи Фрэнсис, Генри Смита и Марты, нанять экипаж и вернуться в поместье Ай. Задерживаться там он не собирался, ему было необходимо отводить от себя подозрения в Лондоне. Охранять, успокаивать, обслуживать беременную любовницу и жену вполне могли Генри Смит, Марта и эта французская «штучка», Луиза Тарле. «Недурная такая штучка, кстати, надо к ней присмотреться».

* * *

6 апреля 1772 года

- Пошли, жених, пора венчаться, - Генри Смит стоял в дверях и ухмылялся той самой своей ухмылкой, которая восхищала и раздражала Перси одновременно.
- Преподобный согласился? – Перси дрожащими руками надевал свой старый камзол. – По закону лорда-канцера Хардвика, за незаконный брак положено четырнадцать лет каторги, а за подделку записи в церковной книге – виселица.
- Это в твоих книгах написано, которые мы грузили в карету и чуть от этого не надорвали пупы? – Генри Смит, не церемонясь, поправил Перси воротник камзола, обнял его за плечи и легко ткнул ему пальцем в ребра. – Не бойся, доходяга, книгу подделывать не будем и на каторгу тоже не попадем. Твое разрешение на брак не десять шиллингов стоит, оно от самого архиепископа Кантерберийского. Знаешь, сколько милорд за него заплатил? Тебе несколько лет нужно, чтобы заработать столько денег. С таким разрешением не нужны ни оглашения, ни венчание в своем приходе. Дал клятвенное заверенение, что невеста твоя тебе ни сестра, ни дочь, ни тетка и не мать, выслушал преподобного, подержался за правую руку с девушкой, дал обеты, и готово, ты уже семейный человек.
Хорошо, я понял, - Перси нервничал, но ему передалась уверенность Генри Смита и он постарался успокоиться. – Пойдем.

План 1 этажа поместья Ай, Харефордшир

Дом в поместье Ай был небольшим. Входная дверь вела с крыльца в холл с тремя окнами и арочными проходами на лестницу и в коридор. Лестница на второй этаж находилась посреди задней секции дома, справа от подножия лестницы была дверь в маленькую библиотеку. Две двери слева от лестницы вели в спальню второй секции и столовую первой секции. На втором этаже с лестничной площадки четыре двери вели в спальни и хозяйственную комнату.
Перси вышел из спальни второго этажа и спустился вниз по лестнице. Дверь в библиотеку была открыта. В библиотеке горели две свечи. Было десять часов утра, однако все ставни первого этажа в доме закрыли по приказу лорда Говарда. Леди Фрэнсис Говард и Чарльз Говард-младший сидели в библиотеке, она в кресле у окна, он за столом.
- Поторопитесь, Генри, леди Сьюзен сказала, что преподобный Мильтон согласился провести венчание строго до полудня, - лорд Говард постучал пальцами по столу и сердито посмотрел на Перси. Леди Фрэнсис встретилась с юношей взглядом, побледнела и ту же опустила глаза.
- День добрый милорд, миледи, - Перси старался быть вежливым.
- Преподобный Мильтон нынче получил свои гинеи и кроны как за дюжину венчаний, - Генри Смит, видя смущение жены Чарльза, легко подтолкнул Перси к проходу в холл, чтобы тот исчез из ее поля зрения. – Он не каких-то голодранцев венчает. Невеста – дочь владельца поместья в его приходе. Этот старикашка настоящую леди и не венчал никогда, поди. Я, как дружка жениха, с преподобным уже все уладил и даже попросил его разрешить невесте первой поставить ногу на высокую ступень.
- Какую еще высокую ступень, Смит? – лорд Говард выглядел раздраженным и уставшим.
- Высокая ступень при входе в церковь. Кто из брачующихся первым на нее ногу поставит, тот и будет властвовать в доме. Такая примета, мой господин, так преподобный сказал, – Генри остановился, снял ремень, на котором висел кинжал в ножнах и положил ремень на стул при входе в библиотеку.
- Иди уже, - Чарльз покачал головой, - «Высокая ступень в церкви». Господи Боже. Фрэнсис, когда мы венчались, кто из нас первый поставил ногу на высокую степень, дорогая?
Леди Говард промолчала. Перси Чарльтон и Генри Смит откланялись, проследовали через холл и вышли из дома.

* * *

Леди Сьюзен Харли стояла у южного крыльца церкви. Церковь Петра и Павла в деревне Ай была очень древней, времен правления Генриха I или Генриха II. Она находилась на землях семьи Корнуолл, в прошлом очень могущественной, ныне же пребывающей в упадке и обедневшей. Дядя Сьюзен, Томас Харли, начал скупать земли Корнуоллов относительно недавно и хорошо в этом преуспел. В первую очередь его интересовало поместье Беррингтон, приход Ай был его частью.

Церковь Петра и Павла в Ай

Саркофаг Роуленда Корнуолла

Саркофаг Ричарда Корнуолла с женой

Капитель в церкви в Ай

Церковь была сложена из темного добротного камня. К главному нефу, двуярусному, с двойной двухскатной крышей, лепились небольшие пределы. Окна главного нефа и пределов были готическими, одинарными, двойными и тройными, в зависимости от размера. Окна второго яруса нефа по форме напоминали цветки с четырьмя круглыми лепестками, были украшены мозаиками, цветным стеклом. Главный неф примыкал к квадратной башне, построенной в три яруса, с плоской крышей, обнесенной зубчатым парапетом. Вся земля вокруг церкви была отдана под сельское кладбище, захваченное сорняками. Покрытые мхом и покосившиеся надгробия выглядели тоскливо. В этом окружении старая церковь казалась вросшей в землю.
Южное крыльцо, которое Сьюзен Харли назначила местом встречи с Перси и Генри Смитом, было деревянным, очень старым, с ажурной резьбой. Утром она вела переговоры о венчании с приходским священником, они заняли около часа. Священник Мильтон изучив разрешение архиепископа Кантерберийского, с подозрением смотрел на девушку все время разговора. Видимо, сам факт наличия такого разрешения, позволявшего провести венчание без оглашений и нескольких важных правил, казался ему подозрительным, а знатная невеста, которую он видел впервые в жизни, и странного вида жених, не добавляли преподобному уверенности в том, что за всем эти не скрывался какой то подвох. Мильтон не знал четвертого графа Оксфорда и Мортимера, но слышал о нем, и отсутствие родственников невесты, могущественного семейства Харли, говорило ему об обстоятельствах предстоящего венчания очень много, если не все. Он испытывал сильнейшее искушение отказать леди Харли и спрятаться куда-нибудь от странного дружки жениха, здоровенного рыжего головореза. Но когда в ход пошли завуалированные угрозы и огромные деньги, преподобный решил, что если брачующиеся совершеннолетние и им не нужно согласие родителей, а разрешение выдано не кем попало, а архиепископом Кантерберийским, то кто он такой, чтобы уклоняться от своего долга? Десять гиней и восемь крон от невесты были очень нужны приходу. Приняв клятвенные заверения, и сделав на всякий случай оглашение, священник стал готовить обряд. При этом он, высказывая недовольство, ходил туда-сюда и бубнил что венчание в Великий пост не сулит легкой семейной жизни, отсутствие родителей жениха и невесты ему не по душе, и что клятвенное заверение проверить трудно, если брачующиеся не жили в приходе с малолетства. Завершилось его ворчание выводом о том, что эти разрешения допустили в 1753 году в законе люди, у которых была нечистая совесть, и старались они понятно для кого, таких же, как они сами.
Луиза Тарле и Марта занимались украшением церемонии. Марта купила у какой то старой прихожанки две половины серебряной монеты, чтобы новобрачные могли ими обменяться. Луиза принесла лепестки цветов, купленные в деревне, и посыпала ими проход к алтарю.
Сьюзен Харли ходила по церкви, ожидая жениха и Генри Смита. Постояла у резной, цвета ореха, кафедры, подошла к старинной капители в виде головы, с приплюснутым носом, бывшей тут, наверное с самой постройки церкви. Над алтарем висел резной герб Корнуоллов и фигурка ангела с щитом, по виду очень древние. Сбоку от алтаря был вход в часовню, и Сьюзен прошла в нее, чтобы не слышать ворчание преподобного. В часовне было довольно светло и сухо. Два больших белых каменных гроба, стоящие тут, нагоняли тоску. На крышке первого гроба лежало изваяние Роуленда Корнуолла, почившего, согласно надписи, в 1520 году. Покойный был в фамильных доспехах, руки скрещены на груди. Сьюзен присмотрелась к рукам статуи и вздрогнула. Обе кисти ее были как бы отрублены и помещены скульптором на крышку гроба в ногах изваяния. Второй гроб был местом последнего приюта супругов и датировался 1540 годом. На крышке возлежали сэр Ричард Корнуолл, в доспехах, подпоясанный мечом, и его жена, чье имя не было указано, красивая женщина в изящном головном уборе. Голова дамы покоилась на забавных подушечках с кисточками. Руки статуй покойных, как и у Роуленда Корнуолла, были сложены на груди. Но кисти рук супругов были не отрублены, а находились на своих местах.
«Что же произошло с руками Роуленда?» - подумала Сьюзен, и тут от входа раздались голоса. Девушка вышла из часовни, в дверях церкви стоял Генри Смит, рядом Луиза, Марта, преподобный и еще какой то престарелый служка. Перси рядом с ними не было. Сьюзен быстро прошла через неф, гадая, где Перси, и стоит ли ей волноваться.
- Все готово? – Генри Смит вопросительно посмотрел на Сьюзен и тут же перевел взгляд на преподобного.
- Готово, можно начинать. Скоро уже полдень, - священник покосился на Генри. Рыжий верзила, совершенно точно, пугал его гораздо больше, чем возможные неприятности с семейством Харли.
- Где мой жених? – нетерпеливо спросила у Генри Сьюзен.
- Там где ему было назначено вами ждать, миледи, у южного крыльца, - Смит усмехнулся, видя волнение Сьюзен.
- Выходите все из церкви, невеста и жених пусть берутся за руки, и идут от южного крыльца вокруг храма слева направо. Трижды, три полных круга. Остальные за ними, и по завершению третьего круга заходите в церковь, - беззубый служка покачивал головой, - Скрипача у вас нет? Пшено бросать будете?
- Нет, не будем. Давайте пойдем, - Сьюзен взяла Луизу под руку, вышла в двери и направилась к южному крыльцу.
У крыльца стоял Перси. Он, наклонившись, рассматривал деревянные резные украшения крыльца. Заметив Сьюзен, Перси робко улыбнулся. – Какая тонкая и изящная работа. Настоящий мастер это делал.
- Да, пожалуй, мне тоже понравилось, - Сьюзен, остановившись рядом с Перси, испытала неловкость. – Нужно взяться за руки и идти по кругу три раза вон в ту сторону. Зайдем в церковь, и преподобный Мильтон начнет. Он сказал, церемония короткая. Обеты будем повторять за ним.
Перси предложил Сьюзен руку, но не ладонь в ладонь, а чтобы она взяла его под руку. Она не стала поправлять его, продела свою руку в его и они пошли вдоль стены. Когда все три круга были завершены и брачующиеся остановились напротив дверей, Генри Смит вспомнил примету, которую узнал утром, и указал на ступень, которая была лишь немногим выше других: - Кто ступит первым? Кому верховодить в семье?
- Смит! – Сьюзен укоризненно посмотрела на Генри. – Ты наших законов не знаешь? В Англии у жены в браке положение лишь немногим выше детей и слабоумных, все имущество жены отходит супругу, она как вещь или собака, можно взять ее с собой куда захочешь и услать, если надоела.
- Но у вас с этим прохвостом брак не такой, миледи, – Генри указал девушке на ступень. – Идите первой. Раз преподобный сказал, значит, это правда. И если я вам ступить первой не дам, сама знаете, кто мне оплеух надает.
Девушка покачала головой и решительно поставила ногу на указанную Генри ступень: - Заходим, Перси, нужно поспешить, у нас много дел на сегодня.
Через полчаса все завершилось. Мильтон вел обряд уверенно. Перси взял Сьюзен за правую руку и сказал: - Беру тебя, Сьюзен Харли, в законные жены, пока смерть не разлучит нас, и буду хранить тебе верность. Сьюзен, в свою очередь, взяла Перси за правую руку и повторила клятву. Они стали мужем и женой, что было засвидетельствовано в приходской книге, в разделе о венчаниях 6 апреля 1772 года, при свидетелях Генри Смите и Луизе Тарле. На выходе из церкви Луиза купила у деревенской девушки фруктовый свадебный пирог.

 » Вулвич

Глава 8

«Вулвич»

«Ваша милость!
Когда Вы получите это письмо, меня уже не будет в Англии. По договоренности с моей женой и вашей дочерью, госпожой Сьюзен Чарльтон, я дал обещание сообщить вам некоторые события апреля и мая 1772 года, имеющие отношения ко мне и вашей дочери. Спешу заверить Вас, что мы с ней не состояли в греховной связи или иных недостойных отношениях все те месяцы, что я служил у вашей милости в поместье Брэмптон Брайан. Я и ваша дочь покинули Брэмптон Брайан Холл 5 апреля 1772 года и по доброй воле обвенчались 6 числа того же месяца. Венчание наше было совершено законно, по разрешению и благословению церкви, по подобающим такому разрешению правилам, со свидетелями. Брак наш записан надлежащим образом, супружеский долг был исполнен мной и супругой сполна. От брака нашего супруга моя, Сьюзен Чарльтон, в надлежащее время произведет на свет дитя, зачатое законно, в браке, о чем она сообщит вам, как отцу своему, лично или в письме. Обстоятельства моей жизни, о которых вы знаете, потому что я служил вам, вынудили меня искать возможность содержать мою семью на флоте Его Величества. Корабль, на который я был приписан помощником плотника, носит название «Эдвенчур», капитан сего корабля сэр Тобиас Фюрно. По приказу Его Величества и Адмиралтейства, мой корабль покинул Вулвич 24 апреля 1772 года на срок, мне неизвестный. Посему, доверяю вашей милости здоровье, благополучие и дела жены моей, Сьюзен Чарльтон в мое отсутствие, как родителю ее. По возвращении в Англию обязуюсь нанести визит вашей милости в Лондоне или Брэмптон Брайан Холл, при вашем на то согласии, незамедлительно.
Ваш покорный слуга, Персифаль Чарльтон. Отправлено из Вулвича, Англия, 23 апреля 1772 года».

Чарльз Говард-младший перечитал копию письма, продиктованного поверенным Джоном Адамсом Чарльтону, и задумался. Скорее всего, граф Оскфорд и Мортимер прочитал письмо вчера или сегодня. Чарльз знал, из сообщений Джона Адамса, которому поручил следить за домом и слугами Эдварда Харли в Лондоне, что люди графа и сам он вели поиски его дочери в Бате, Бристоле и Лондоне. Наживку с обменом каретами те заглотили сразу и почитали за истину, что в середине апреля 1772 года Сьюзен Харли, Персифаль Чарльтон и камеристка леди Луиза Тарле прибыли в Лондон в экипаже графа Оксфорда и Мортимера. Долгие недели они, разумеется, не могли ничего выяснить, так как шли по ложному следу, и вот теперь получили свидетельство, что Персифаль Чарльтон находился в Вулвиче несколько недель назад, чтобы завербоваться плотником на корабль «Эдвенчур» капитана Тобиаса Фюрно. Этот капитан и его корабль поступили в распоряжение экспедиции капитана Джеймса Кука, которому надлежало отплыть на Мадейру по приказу Его Величества, для нужд Королевского общества. То, что на самом деле его дочь находилась все это время в нескольких милях от Брэмптон Брайан Холл, в поместье Ай, граф так и не догадался и даже не стал проверять это место. Видимо, решил, что беглецы уж точно не будут прятаться всего в пятнадцати милях от его поместья. Джон Адамс утверждал, что пару раз слуг Эдварда Харли заметили возле Норфолк-Хауса в Лондоне. Они пытались выведать о нем, Чарльзе хоть что то. Значит, граф Оксфорд и Мортимер предполагал, что у лорда Говарда и его жены была какая-то роль во всем этом деле, раз уж они побывали в Брэмптон Брайан Холле в тот день, когда дочь графа сбежала из поместья с его помощником управляющего. Но визит Чарльзу граф так и не нанес, не написал письмо, не попытался что-либо узнать через общих знакомых. Стало быть, не был уверен, предполагал его роль незначительной и боялся огласки. Эдвард Харли упустил время самым безбожным образом. Если он жаждет крови Чарльтона, то может, конечно, пытаться получить зятя из моря, с Мадейры или с мыса Доброй Надежды. Только какой в этом толк, если дело сделано, ничего уже не изменишь и необходимо, на холодную голову принять случившееся? Если бы такое произошло с ним, Чарльзом, он бы так и сделал, принял случившееся, как оно есть.

* * *

- Говорю тебе, Нед, ее здесь нет, и не было, – ее милость, графиня Оксфорд и Мортимер смотрела, как кучер на дороге разворачивает их карету по направлению к Лондону. – Зачем бы ему привозить ее сюда, коль скоро он ушел отсюда в море на корабле?
- А затем, жена моя, что мы не знаем, сколь долго они пробыли в Вулвиче. Быть может, они снимали в округе дом, пока он договаривался, собирался, завершал дела. Ты веришь, дорогая, что в их браке Сьюзен не имеет решающего слова? Уж если кто и главенствует в их семье, так это она, - четвертый граф Оксфорд и Мортимере пожал плечами и направился к входу в контору вербовщика.
Верфи, канатные мастерские и Арсенал Его Величества в Вулвиче были утробой английского флота, которая рождала великое множество кораблей на протяжении столетий. Вулвич не был городом, его правильнее было бы назвать лагерем мастеровых людей, которые обитали в нем исключительно для работы. Тут было мало женщин, еще меньше детей и стариков. В годы войн Англии Вулвич собирал до полутора тысяч работников, но сейчас здесь трудилось немногом более шестисот человек. В Вулвич привозили строевой лес, брус, доски, пеньку, поташ, селитру, смолу, парусину и многое другое со всей страны, а уходили отсюда красавцы-корабли, которые бороздили моря и поддерживали могущество короны в мире. В районе Вулвича, Уоррене, опытные наставники обучали джентльмен-кадетов, кадровых офицеров, артиллеристов и инженеров флота Его Величества. Огромные склады Вулвича хранили пушки, ядра, картечь, порох, якоря и цепи, которые здесь загружали на корабли перед уходом в море.

Вулвич

Контора вербовщика была одноэтажным каменным зданием с черепичной крышей и небольшим окном. Опершись на стойку, Эдвард Харли с нетерпением смотрел на своего собеседника, невысокого приземистого человека в старом, видавшим виды парике.
- Послушайте меня, любезный. Персифаль Чарльтон, как я уже говорил вам, приходится мне зятем, мужем моей дочери. Если вам и можно открывать сведения о завербованных кому-либо, кроме Его Величества, Первого Лорда Адмиралтейства и лордов-заседателей, так это пэры Англии. А я пэр Англии, граф Оксфорд и Мортимер, Эдвард Харли.
- Вы уже назвали себя, ваша милость, и я не подвергаю сомнению ваше право, и не отказываю, - служащий копался в ворохе бумаг за столом. – Затерялся документ, ваша милость, не по злому умыслу. Четыре корабля было тогда, здесь двести пятьдесят предписаний. Да вот и его предписание…
Граф Оксфорд и Мортимер протянул руку, посмотрел на собеседника с нетерпением и процедил, сквозь зубы. – Дайте сюда, мне нужно взглянуть.
Служащий подчинился. Эдвард Харли изучил документ, из которого следовало, что распоряжение о назначении поступило из Адмиралтейства, в нем предписывалось принять Персифаля Чарльтона помощником плотника на корабль Его Величества «Эдвенчур» под командованием сэра Тобиаса Фюрно, и что документ был составлен 17 апреля 1772 года.
- Вы не помните моего зятя? Он был один, когда подавал вам предписание? – граф вернул бумагу.
- Отчего же не помнить, помню этого молодого человека, ваша милость, - кивнул клерк с достоинством. – С ним был поверенный или солиситор, неприметный такой, полный человек лет пятидесяти. Имени своего он не назвал. Когда лодка забрала вашего зятя, поверенный удалился в карете.
- Может они говорили о чем то? – в разговор вмешалась графиня, до этого предпочитавшая лишь следить за беседой.
- Я не слышал их разговоров, ваша милость. У зятя вашего были вещи. Кажется, мешок и сундук. Или ящик. Их погрузили в лодку, - служащий переводил взгляд с графа на стопку предписаний на столе, прикидывая, будет ли вежливо немного отвернуться и сложить документы. – Больше ничего не скажу, это все, что я знаю. Надеюсь, я был полезен вашей милости.
- Я хочу знать, что это был за корабль, когда и куда он вышел и есть ли возможность догнать его в каком-либо порту Англии, - граф проигнорировал слова служащего о том, что он больше ничего не знает.
- Из того что здесь написано, ваша милость, вы должно быть уже поняли, что судно называется «Эдвенчур» и капитан его сэр Тобиас Фюрно, - клерк сверился с текстом предписания. – Если это поможет, на самом деле сэр Тобиас второй капитан небольшой эскадры. Был и главный корабль, «Резолюшн», на нем капитан Джеймс Кук. Они отправлялись в плавание вместе. Кажется, лорд Сэндвич покровительствует Джеймсу Куку. У Королевского общества нужно выяснять, куда они держат курс. В начале апреля «Резолюшн» пришел сюда, но зарядили встречные ветра, и он ждал. «Эдвенчур» пришел позднее, числа двадцать первого, насколько я помню. Мой кузен служит в Арсенале. Он говорил, на оба корабля грузили ядра, порох, ружья, пистоли, тесаки, все как положено. Несколько дней грузили и не торопились. Ветры восточные дули, как я уже сказал. Еще грузили бочки и жбаны с припасами от цинги, больше чем полсотни бочек и жбанов. Стало быть, путешествие будет долгое, иначе для чего им столько припасов, на двух посудинах команды около ста пятидесяти человек. Зять ваш отправился на лодке на борт за день или два до того, как они ушли в море.
- Так куда они ушли? – граф задумался. – Можно еще перехватить корабль Фюрно?
- Вряд ли, ваша милость. Они, пожалуй, уже отчалили из Плимута. Вы не успеете их настигнуть, хотя я не поручусь в этом, - служащий развел руками.
- Благодарю, - Эдвард Харли взял трость, кивнул, открыл дверь перед женой и они вышли на улицу.
- Где же она может быть? Как думаешь, виконтесса Веймут знает о ее замужестве? Может она ей писала? – миледи поискала глазами карету.
- Ты мне скажи, где она может быть, душа моя, - ответил супруг с раздражением. – Она твоя дочь. Я ей не родной отец. Этот ее характер, упрямство, бездумное поведение и опрометчивость от вашей родни, а не от моей. Я принял ее младенцем, никогда не отрекусь от нее, она мне дочь. Я люблю ее больше жизни моей, но в ней нет моей крови, поступки ее для меня непостижимы.
- Нед, ты обещал мне много лет назад не вспоминать об этом и не попрекать меня, - лицо графини стало бледным, она отпустила руку мужа, взгляд ее был укоризненным. – Разве это важно, чья в ней кровь? Мы воспитали ее вместе. Да, я согрешила, поступила дурно. Но призналась тебе, что у меня новорожденный ребенок. Моя родня предложила тебе большие деньги. Ты мог отказаться, Нед. Но не отказался. И я буду любить, и уважать тебя за это до конца моих дней. Да, я стала девушкой, когда мой отец уже умер и не в силах был наставить меня на путь истинный, приглядывать за мной. Мне казалось, что я полюбила. Разве я могла знать в годы юности моей, что человек, которого почитаешь частью души своей, пользуется тобой, лжет, берет и ничего не дает взамен, оставляет в беде. Но ты-то не такой, муж мой.
- Прости, дорогая. Ради Бога, прости, - Эдвард Харли виновато опустил глаза, взял руку жены и нежно поцеловал ее пальцы. – Не знаю, что на меня нашло. Злость какая-то. Я благодарю Бога каждый день, что женился на тебе и что у нас есть Сьюзен. Мне было не дано иметь детей, а тебе дано, мы это теперь верно знаем. И то, что у тебя была Сьюзен, стало для меня не тяжкой ношей, а великой радостью. Не будем укорять друг друга. Лучше займемся делом. Если поразмыслить, этот Чарльтон мне нужен лишь для того, чтобы узнать, где сейчас Сьюзен. Она ведь не отправилась с ним, значит осталась в Англии. Попытаемся нагнать его в Плимуте?
- Клерк сказал, что не успеем, - графиня погладила мужа по щеке. – Ты прав, нельзя нам ссориться, Нед. Нужно найти нашу Сьюзен. Перси написал, что она, видимо, в положении. Если он не согрешил с ней, как это получилось столь быстро?
Эдвард Харли размышлял над вопросом жены. Он вспомнил, как обыскивал домик садовника в Брэмптон Брайан Холле и дворецкий обратил его внимание на обрезки веревок и кровь на полу. Потом он сказал, что накануне бегства Сьюзен и Персифаля Чарльтона в поместье приехали лорд Говард с женой и его слуги. И уехали они в тот же день, когда пропала Сьюзен. Якобы, потому что не застали графа и графиню дома. Тут крылась какая-то тайна. Граф силился понять, какая связь между исчезновением Сьюзен, кровью в доме садовника и внезапным визитом Говардов.
- Вот что мне не дает покоя, жена моя, - граф задумчиво смотрел на далекое здание Арсенала. – Мог ли лорд Говард заставить Перси жениться на Сьюзен, если она понесла не от Чарльтона? И для чего бы ему это делать? Кровь в домике садовника на полу. Откуда она? Была драка? Применяли оружие? Дворецкий говорит, Говарды прибыли днем и на другой день Чарльтон, Сьюзен, два слуги лорда Говарда и наша камеристка совещались в кабинете моего секретаря и после того уехали, одна карета за другой. И Чарльтон поехал в одном экипаже со Сьюзен и ее служанкой добровольно.
- Перси могли заставить, - ее милость кивнула. – Ты же знаешь Перси. Он безотказный. Все его заставляют что-то делать для них без всякого труда. И эта история с прелюбодеянием жены лорда Говарда и Перси. Чарльз Говард мог узнать, мой дорогой, и угрожать Перси. Нет страшнее преступления, чем завладеть женой лорда, сам знаешь. Это даже хуже, чем кража и разбой. Зачем только лорду Говарду помогать Сьюзен, заставляя Перси жениться на ней?
- Я уже сказал, - лицо графа стало мрачнее тучи. – Она понесла. И вряд ли от Чарльтона. Сама подумай от кого, раз этот хлыщ к нам явился без приглашения.
- Ты мог бы поговорить с ним, припереть его к стенке, муж мой, - миледи жестом приказала кучеру, стоящему в ожидании, подавать карету. – Я третьего дня говорила тебе, что лорд Говард что то знает.
- И что я ему скажу? – Эдвард Харли отрицательно покачал головой. – Открою ему наши дела? А вдруг он там случайно оказался? Как тогда приказать ему молчать? Нет, сперва надо найти Сьюзен.
Ее милость вздохнула. Они потеряли еще один день и не продвинулись в поисках дочери.
- Возвращаемся в Лондон. Может быть, Томас или Джон что-то выяснили за сегодня?
Подкатила карета, кучер открыл дверь и опустил лесенку. День близился к закату.

* * *

- Ты, парень, помощник плотника, - корабельный плотник Уильям Офорд смотрел на салагу и забавлялся в душе его неопытности и растерянности. – Плотник так же важен, как капитан или хирург. Если течь, шторм потрепал, рангоут или корпус повредились, никто плотника не заменит, его ремесло нужно знать не кое-как, от этого зависит, вернется команда в порт, или нет. Посему лишь два человека на корабле не участвуют в бою – корабельный врач и плотник. Смекнул?
Перси улыбался. Ему очень нравился Офорд. Крупный йоркширец с нескладной фигурой, кудрявой бородой, кустистыми бровями и длинными, ловкими руками, отличался добродушием и разговорчивостью. У него была привычка высовывать язык изо рта и облизывать губы. Он закладывал графитовый карандаш для отмеривания досок за ухо, стриг бороду раз в неделю, беседовал сам с собой за работой.
- Тогда зачем же, мастер Уильям, лейтенант Шенк приказывает мне завтра быть на палубе и обучаться у Джеймса Скотта обращению с ружьем, пистолетом и саблей? Дик сегодня с ним по чайкам стрелял. Мне, наверное, тоже завтра придется так учиться, - Перси Чарльтон не осмеливался ставить под сомнения слова плотника, но немного подразнить его было забавно.
- Обращаться с оружием ты должен уметь. Мужчина ты, или баба в штанах? – Офорд усмехнулся. – А вот в бой тебе нельзя. В бою твое место в трюме, чинить и конопатить. Победы в схватке не будет, если корабль на дно уйдет. Это даже корабельные крысы знают. И ты теперь знаешь. Я свой синий мундир не просто так получил. Ты младший старшина, вахта твоя простая – не допускать течь, крепить обшивку при шторме, держать в порядке инструмент, детали и дерево. Понятно?
- Еще как понятно, мастер Офорд, - Перси с самым серьезным видом закивал. Плотник хлопнул его по плечу и пошел в сторону кормы, обходя бочки, ящики, мешки.
Сегодня тринадцатое июля. Два месяца, как Перси покинул поместье Ай. «Как там леди Сьюзен и леди Фрэнсис, Луиза Тарле, Генри Смит и Марта? Удалось ли им сохранить втайне от графа свое убежище?»
«Адвенчур» был новым барком, спущенным на воду всего два года назад. До того, как корабль присоединился к походу капитана Кука, он носил название «Маркиз Рокингем» и был угольщиком, то есть перевозил уголь, добытый в шахтах, в различные порты Англии. «Адвенчур» капитана Фюрно, как и «Резолюшн» капитана Кука были куплены на средства казны у Уильяма Хаммонда из Халла, с которым капитан Кук уже имел дело, когда ходил на "Индевор" несколько лет назад. Как сказал Перси Уильям Офорд, в дальних походах к мысу Доброй Надежды и другим неизведанным местам южного полушария, трудно найти капитана, более опытного, чем Джеймс Кук. Для Тобиаса Фюрно он был непререкаемым авторитетом и наставником.

«Резолюшн» и «Эдвенчур»

Несколько дней назад офицеры, по поручению Кука, рассказывали командам об опасности цинги. Офорд показал Перси бочки с продуктами от цинги в трюме и запретил ему их двигать, открывать, заваливать материалами. В долгом плавании, как сообщил ему плотник, нет ничего страшнее цинги. Для тех моряков, кто ходит вдоль побережья Англии и часто бывает в порту, цинга мало знакома. Для капитана Кука цинга – старый коварный враг, на борьбу с которым он не жалеет ни средств, ни место в трюме. Перси с детства боялся болезней, потому что даже самые безобидные из них выводили его из строя на долгое время. Он попросил Офорда рассказать, что лежит в бочках и тот охотно поделился сведениями. В первую очередь, это была кислая капуста и квашеный крут. Крут – это та же нашинкованная и уложенная листами капуста, но с добавлением можжевеловых ягод и семян бедренца. На вкус не очень приятно, но если хочешь сохранить зубы, придется есть. Был еще солод, чтобы делать сусло и давать больным цингой по две или три пинты в день. Но солод предназначался только для тех, кто уже страдал цингой, его берегли, и как средство предотвращения болезни не использовали. Сильно сладкий сироп из лимонов и апельсинов тоже давали от цинги, но на корабле его было мало. Были и другие продукты, защищающие от цинги, названия которых Перси не запомнил. Офорд сказал, что больше половины команды не будет употреблять все эти средства от цинги даже под угрозой наказания, или начнет их тайком выбрасывать, потому что они невкусны, пучат живот, вызывают колики и жажду. Перси сразу для себя решил, что колики в животе можно потерпеть, а вот остаться без зубов или вовсе помереть, было бы нежелательно.
Он поднялся на палубу. Было очень жарко. Каким образом матросы тут спасались от солнца, он не понимал. Едва Перси подошел к борту, за его спиной раздался голос капитана.
- Старшина, Чарльтон, вы мне нужны, - Тобиас Фюрно стоял в трех шагах и смотрел на него оценивающим взглядом. Фюрно был голубоглазым французом приятной наружности, с вьющимися каштановыми волосами. Немного полный, нос с горбинкой, твердая линия губ и подбородка.
- Готов служить, капитан! – Перси вытянулся по струнке.
- Я знакомился с командой и нашел ваши бумаги. За вас хлопотал лорд Сэндвич и Биши Шелли? Вы джентльмен? – Фюрно немного наклонил голову набок. – Помощник плотника… Вы хотели эту должность?
- Мне нужно было уйти в море, чтобы избежать неприятностей на суше, капитан, - Перси опустил взгляд и поморщился. – Один мой друг просил за меня. Биши Шелли и лорд Сэндвич знакомы с моим другом. Я с ними не знаком.
- Вы семейный человек, Чарльтон? У вас есть жена, дети? – сэр Тобиас продолжал любопытствовать.
- Жена есть, детей нет, капитан, - Перси старался говорить как можно меньше.
- Кто она? Из какой семьи? – Фюрно не отступал.
- Леди Сьюзен Чарльтон, в девичестве леди Сьюзен Харли, дочь графа Оксфорда и Мортимера, Эдварда Чарли, - неохотно произнес Перси.

Капитан Тобиас Фюрно

- Значит, все-таки джентльмен, - капитан кивнул. – Если у вас будут трудности с вашим офицером, командой, вахтой, сразу же обратитесь ко мне. В шторм на палубу не выходить, старшина. И пришлите ко мне Офорда, я хочу с ним переговорить.
- Будет исполнено, капитан, – Перси сожалел, что беседа так завершилась, но обманывать Фюрно с самого начала службы он не хотел. Нужно спуститься в трюм, позвать мастера Уильяма и аккуратно намекнуть ему, по какому поводу его вызывает капитан. Завтра Офорд обещал показать ему, как правильно и быстро изготовить некоторые корабельные деревянные детали, часто ломающиеся и употребляемые. Только бы Офорд не обиделся на то, что его просили делать ему поблажки. Перси не хотел поблажек. Да, его жена дочь графа, но сам-то он не граф. Юноша вздохнул. Зачем он пошел взглянуть на небо, сидел бы в трюме.

 » Свободное плавание

Глава 9

«Свободное плавание»

Чарльз Говард-младший не мог долго обходиться без женского внимания. Он не был повесой, не волочился за смазливыми мордашками, как одержимый, но заделаться монахом только потому, что его жена и любовница обе были на сносях и укрылись в харефордширской глуши, ему вовсе не хотелось. Сдерживая потребности своего тела, можно было, чего доброго, впасть в меланхолию, как «плакса Фрэнсис». Если молодой мужчина хорошо утром позавтракал, в обед как следует подкрепился, в ужин выпил отменный портвейн или бренди, ему было бы странно засесть в библиотеке с книгой или улечься спать, никак себя не развлекая и не давая выход жизненным силам. На помощь приходили друзья. В них никогда не было недостатка, Чарльз Говард-младший притягивал их как магнит. Шумная компания, легкая на проделки, дурачества и веселье, была ему необходима, как воздух. А где компания, там и вино. А где вино, там и женщины. Вчера развлекались чуть ли не до рассвета с Биши Шелли, визгливым Хью, стариной Берни и какими-то актрисами, или девушками, которые метили в актрисы и искали себе путь на сцену лондонских театров.
Сегодня было восьмое августа 1772 года. Голова болела нестерпимо.
«Сколько сейчас времени? Полдень? Три часа после полудни?» - Чарльз посмотрел в окно из кровати. Судя по солнцу, около трех часов. Решение приходило долго, он обдумывал его больше недели, но теперь созрело. Нужно было съездить в Ай. Для этого придется взять у Били Шелли быстрый экипаж и лошадей, колымага герцога Норфолка осталась в поместье Ай, в сарае за домом. Чарльз не переписывался с беглецами из Ай. Письма могли увидеть слуги, слуг можно было подкупить, а уж то, что Харли попытаются это сделать, сомневаться не приходилось. Посему лорд Говард не знал, что происходит в Ай, а ему следовало знать и держать ситуацию под контролем. У него все схвачено. Он молодчина, ловкач, мастер обводить вокруг пальца разных ротозеев-папаш.
Чарльз сел в кровати и потянулся. Без Генри было паршиво в этом мавзолее на Сент-Джеймс-сквер. Без Генри день как бы распадался на две части. В одной из этих частей он не скучал, веселился, был душой компании. В другой же части он бродил по Норфолк-Хаусу, читал газеты, статьи из которых тут же забывал, смотрел в окна, как любит делать Фрэнсис, вел разговоры с отцом и герцогом Норфолком на дурацкие темы. Вот если бы тут был Генри, в доме было бы гораздо лучше.
Ему следует завести любовницу. Или двух. Со Сьюзен все равно все кончено, да и не вышло бы ничего толком. Она хоть и забавная хохотушка, прекрасная слушательница и охотница за развлечениями, но есть в ней что то, что ему не по душе. Он замечал иногда, что вдруг она становилась слишком серьезной, смотрела на него так, как будто не понимала, как оказалась рядом с ним. Теперь она замужем за этим, как там его зовут, Персфалем Чарльтоном. Он, конечно, Бог знает где, Биши услал его на другой конец света. Этот худосочный малый не соперник ему, но отец Сьюзен никуда не делся и договор, который Чарльз хранил в своем ящике стола под замком, не читал. Для графа Персифаль Чарльтон - зять, член семьи. Заблудшая дочь, рано или поздно, вернется в семью с ребенком. Эти болваны Харли, единожды упустив молодую женщину своей семьи и богатую наследницу, возьмут ее в ежовые рукавицы или запрут совсем, и он не сможет с ней встречаться, а уж тем более спать.
Нужно убить двух птиц одним камнем. Навестить «плаксу Фрэнсис», узнать как у нее дела. Забрать Генри в Лондон. Сказать Сьюзен, что его терзают муки совести и тяготит случившееся, что пора им порвать отношения. Прежде чем завести новую любовницу, нужно расчистить путь. Женщины бывают мстительными. Если им ничего не объяснить, не найти правильных слов, не убедить, что женщина сама хочет разрыва, что он ей на руку, они могут пустить слух или учинить скандал. Вот так.

* * *

14 августа 1772 года.

Чарльз Говард-младший стоял у камина в столовой поместья Ай, заложив руки за спину.
- Из того, что я сейчас сказал, любовь моя, ты должно быть уже поняла, что мы не можем быть вместе. Это рок, он разлучает нас, но все к лучшему. Не будучи связана со мной, ты воссоединишься с семьей. Если они будут знать или подозревать, что у нас связь, ты никогда не получишь прощение отца и матери. Разве не твои слова были, что граф и графиня очень набожные и серьезно относятся к греху?
Сьюзен Чарльтон вся кипела внутри, но старалась сдерживаться. Она не смотрела на этого негодяя, чтобы не наброситься на него с кулаками. - Так ты бросаешь меня, Чарли? Бросаешь беременную, прячущуюся от родных, опозоренную? Здесь, в этом доме, без денег, даже без запасов угля на осень и зиму? А как же наш ребенок?
- Я не бросаю тебя, нас разлучают, - Чарльз Говард-младший чувствовал, что к ней лучше не приближаться и уж точно, не пытаться обнять. – Я привез деньги и сразу отдал их твоей камеристке. Вы сможете покупать уголь, продукты, нанимать прачку и горничную. И ты не опозорена. У тебя есть законный муж, который уже признал ребенка. Письма получили его мать, сестра, твой отец. Джон Адамс дал мне полный отчет по письмам. Ты уважаемая замужняя женщина в глазах общества. Твой муж – морской старшина, служит королю на корабле Его Величества под командованием отличного капитана, выполняет важный поход.
- Ты упрятал его на этот корабль, - Сьюзен теребила пальцами платок. – Я в жизни себе не прощу, как мы обошлись с ним. Он невинный и наивный, не знающий жизни дурачок. Ты заставил его жениться на мне, избил, угрожал ему виселицей. Что он теперь думает обо мне, после такого? Он считает меня дрянью, твоей сообщницей и потаскухой. Я уступила тебе и он уступил. И что в итоге? Ты бросаешь меня. Моя кузина, виконтесса Веймут, написала мне, как ты развлекаешься в Лондоне.
- Ты написала кузине? Ты посылаешь письма родне? – Чарльз предпочел не отвечать на ее жалобы по поводу Чарльтона. – Это так неосторожно, дорогая.
- Будь ты проклят! – она сорвалась на крик. – Чтоб ты горел в аду, мерзавец! Я теперь понимаю Фрэнсис. Для тебя страдания и беды людей – пустяк. Ты живешь только для себя. Наедаешься, напиваешься, утоляешь свою похоть и сбегаешь, когда насытился. От тебя разит грязью и потом, как от козла. И не зря, наверное, ты черт, а не человек!
- Что ты такое говоришь? Ты оскорбляешь меня, - лорд Говард побледнел.
- Убирайся отсюда! Это дом моего отца и дяди! Вон, чтобы ноги твоей тут не было через час! – Сьюзен Чарльтон выбежала из комнаты, злая и неистовая.
- Я поговорю с женой, заберу Генри и уеду, - бросил ей вслед лорд Говард.
Генри Смит слышал все от первого до последнего слова. Он стоял у лестницы, за стенкой, рядом с открытой дверью, когда мимо него пронеслась разъяренная леди Сьюзен. Он не отреагировал на ее удивленный взгляд. Генри быстро думал, стараясь найти решение.
Генри Смит, сын помощника кузнеца и служанки постоялого двора, много повидал в своей жизни и никому бы не пожелал повторить его жизненный опыт. Он стал подручным Чарльза Говарда пять лет назад, когда скоротал с ним вечер за бутылкой на родном постоялом дворе, где его мать продолжала убирать объедки и выливать ночные горшки за постояльцами. Та ночная пьянка изменила жизнь Генри, он не просто заглянул в мир богатства и респектабельности, но и поселился в нем, рядом с молодым, веселым, бесшабашным, любящим хорошо поесть и выпить хозяином. Он служил Чарльзу Говарду-младшему, оберегал его, как родного младшего брата, от любых неприятностей, дрался за него, вытаскивал из переделок, следил за одеждой Чарли. Они напивались вдвоем как сапожники, колесили во всей стране, крушили мебель в гостиницах, устраивали такое, от чего у его родной, повидавшей все на свете матери, встали бы волосы дыбом. Именно Генри выносил из спальни, где происходили роды, окоченевшее тело первой жены Чарли, Мэриан, в девичестве Коппингер, и ее мертворожденного ребенка. Но где то на краю своего разума и в далеком уголке сердца Генри Смит сохранял остатки здравого смысла и человеческой доброты. Он старался не избивать людей до полусмерти, не насиловал женщин, не крал у хозяина, не распускал слухов о тех, кого знал, не обижал человека, если он этого не заслужил. Это была закалка отца-кузнеца, стальной стержень внутри него, который позволял не гнуться и не ломаться. Каждый месяц он отсылал часть жалованья своей матери, а она отдавала половину этих денег двум сестрам Генри, у которых были маленькие дети. Иногда, когда Чарли пропадал где-то, забыв прихватить его, Генри, с собой, Смит вдруг забредал в какой-нибудь удаленный квартал Лондона или иного города, отыскивал глазами церковь, заходил, снимал шляпу, садился на лавку и сидел, уставившись на распятие. Он не знал, зачем делает это, но после чувствовал облегчение.
Когда Чарли бросил его в Харефордшире с четырьмя бабами, он сначала злился, жестоко над ними подшучивал, хотел бросить все к чертям и сбежать. Чарли ему, на самом деле, не брат и не отец, и он уже несколько месяцев не платил Генри жалованье. Но потом, сам не понял как, Генри успокоился и нашел в себе немного доброты для этих несчастных беглянок, которых выбросила на обочину жизнь.
Леди Фрэнсис его презирала, как слугу и исполнителя воли ее мужа, но терпела. Он находил ее интересной женщиной. Она бормотала себе что-то под нос, работая в саду, не ухаживала за волосами, пока Луиза не начинала ей выговаривать, запирала дверь на щеколду в своей комнате, увидев Генри на лестничной площадке. Эта высокая, как церковная колокольня, женщина иногда начинала плакать без всякой причины, просто глядя в окно. «Она подходит мне по росту» - думал Генри и тут же одергивал себя. «Какая же она размазня, как этот Чарльтон. Не может дать отпор, хоть бы наорала на него иногда».
Леди Сьюзен была с виду хрупкой, но внутри твердой, как гранитная скала. Эта леди никогда не унывает. Может погрустить часок, а потом начинает смеяться, шутить, суетиться, затевать то и это. Леди Сьюзен переносила беременность лучше леди Фрэнсис, хотя леди Фрэнсис была выше ее и вроде как крепче физически. Генри с первой же недели осознал, что главарем их маленькой банды в поместье Ай без всяких споров и возражений стала леди Сьюзен. Она вела учет деньгам, руководила Луизой и Мартой, помыкала им как хотела, шлялась в церковь и деревню, доводила преподобного Мильтона до бешенства разными затеями. Благодаря ей пропололи сорняки вокруг церкви Петра и Павла, убрали грязь с надгробий, вычистили от пыли храм, навели в нем порядок. Мильтон сначала упирался и пытался сбегать от леди Сьюзен, но она быстро взяла его в оборот. В конце концов, однажды беседуя с Генри, преподобный признался, что любит ее как родную дочь и никогда не выдаст «эту девочку» отцу, графу Оксфорду и Мортимеру. Как он понял, что они прячутся от отца, Генри не стал выяснять, но вся деревня слушала преподобного, как солдаты своего лейтенанта, и ни один слух не разнесся по округе за пределы Ай.
Луиза Тарле была та еще заноза. Хитрая, но преданная хозяйке, француженка сосредоточилась на хозяйстве в доме. Она отговаривала леди от ненужных покупок, планировала работы по дому и в саду, приглядывала за леди Фрэнсис и не давала ей тосковать. Как только та начинала вздыхать, ныть или шмыгать носом, Луиза выводила ее в сад, оборачивала фартуком, как ребенка, надевала ей перчатки и давала в руки лопатку. Фрэнсис ворчала, но потом начинала работать и забывалась, хотя и продолжала думать. Леди Фрэнсис никогда не прекращала думать. Наверное, поэтому она и была немного безумной. Как то вечером Генри попробовал приударить за Луизой Тарле и обнаружил, что она равнодушна к мужскому полу. Это его позабавило, но он никому ничего не сказал, только посмеялся над Луизой. Сделал ясный намек. Та стала красной, как томат, и взяла с него клятву никогда и никому не говорить о том, что он якобы подозревает, и что, разумеется, по ее мнению, чистая выдумка.
Ленивая Марта, оказалось, была ленива везде, кроме кухни. В кухне она оживала, потому что любила поесть и хорошо готовила. Это было им всем на руку, за ней закрепили звание главной поварихи, и Марта была счастлива этой новой должности. Она была незлоблива, отходчива, била по пальцам ложкой, если схватить что-то из кастрюли или сковороды, никогда не допускала порчи продуктов. Генри быстро ее зауважал и старался не сердить.
Генри Смит не заметил сам, как между леди Фрэнсис и леди Сьюзен зародилась женская дружба. За те месяцы, что они провели вмести, эти две леди стали как родные сестры и отлично дополняли друг друга. Они много разговаривали, ходили вокруг дома и в деревню под руку, вместе чинили одежду и играли в карты. Наверное, их породнила беременность. Видимо, они переживали одинаковое состояние своих тел и сблизились на этом основании, но Генри не был уверен до конца. Иногда ему казалось, что леди Сьюзен беспокоится за леди Фрэнсис и не дает той сорваться. Иногда он ловил себя на том, что сам беспокоится о леди Фрэнсис и не дает ей сорваться, и Луиза с Мартой поступают также.


* * *

Чарльз Говард-младший стоял у экипажа, когда Генри Смит вышел из дома и подошел к нему в полном молчании.
- Ты вернешься со мной в Лондон, Генри? – лорд Говард вопросительно посмотрел на слугу.
_ Вы хотите этого, милорд? – Генри старался сохранять спокойствие и видел, что Чарли сам не уверен, брать его с собой, или нет.
- Не знаю. Фрэнсис меня прогнала. Сказала, чтобы я уезжал и возвращался только зимой, после того, как родится ребенок. А лучше чтобы и не возвращался. Она безумна, Генри, совершенно спятила. Ты бы слышал, как она на меня накинулась за эту неблагодарную мегеру Сьюзен. Я эту безмозглую курицу Сьюзен, можно сказать, спас. Нашел ей мужа. Все уладил, она тут живет спокойно, а я кручусь в Лондоне, залез в долги, люди Харли рыскали вокруг Норфолк-Хауса пару месяцев, я аппетит потерял от досады, - лорд Говард выглядел раздраженным и уставшим. – Они забеременели, а я у них виноват. Умные женщины, если хотят развлечься, покупают средства от зачатья, мешочки из овечьих кишок из Франции. Это беднякам они недоступны, для леди найти такую вещь не трудно. Глупы обе, как пробки, если не додумались до этого.
- Глупы, точно подмечено, - Генри кивнул, а про себя подумал, что будь леди Фрэнсис и леди Сьюзен умными, они никогда бы не связались с Чарли. – Оставлять их тут одних нельзя. Наделают бед, а то и сбегут. Мне нужно с ними остаться, милорд, хотя и утомили они меня ужасно. Тут пойло только местное, хорошего эля или вина нет. Я здесь погибаю, милорд.
- Крепись, - Чарльз похлопал слугу по плечу. – Я хотел тебя забрать, но им нужен цепной пес, чтобы не сбежали. Я тебя вознагражу, Генри, как только разберусь с долгами. Биши Шелли подождет, но есть другие долги. Лавочникам и портным, ты знаешь, я всегда плачу быстро и сполна. Честь джентльмена, понимаешь ли.
- Как не понять, - Генри Смит усмехнулся. – За вашей женой надо хорошо приглядывать. Ваше вознаграждение мне бы не помешало.
- Идет, - лорд Говард кивнул, и Генри Смит открыл дверцу экипажа. – Я вернусь в октябре, когда они родят. Или в ноябре. Как я тебе тогда говорил, ребенка моей жены заберет леди Сьюзен. Если она еще не передумала. А я заберу жену и мы вернемся в Лондон, Генри.
- Аминь, - Генри закрыл дверцу. – Доброй дороги, милорд.
Экипаж, поднимая пыль, покатил по дороге. «Чарли теперь в свободном плаванье», подумал о хозяине Генри Смит и тут же ему вспомнились Перси Чарльтон и леди Сьюзен. «Да я и сам, кажется, теперь в свободном плаванье» - хмыкнул Генри.

* * *

19 августа 1772 года.

Достопочтенный Томас Харви стоял на галерее часовни святого Стефана в Лондоне и внимательно слушал своего осведомителя. В этой части галереи было достаточно светло, свет проникал через окна, смягчал темные деревянные панели стен, играл на блестящей поверхности балясин ограждения галереи.
- Он уехал десять дней назад, сэр. Возвратился только вчера, наши люди прошли с ним весь путь, от начала и до конца - шептал Лестер.
- Ты говорил мне, что он уехал, я помню, - Томас Харли кивнул. – И где он был? Вы нашли ту женщину с портрета?
- Он был на самом севере Харефордшира, сэр – Лестер выглядел довольным. – Деревня Ай, земля Корнуоллов, рядом с ней дом, купленный вашей семьей. Небольшое поместье, здание из красного кирпича с двумя крышами. Через дорогу старая церковь. Она там, сэр, мои парни ее видели.
- Там? В Ай? – сэр Томас выглядел ошеломленным. – Ты уверен, что именно ее видели? Что в доме живут люди?
- Разумеется, сэр, иначе я не пришел бы к вам, - Лестер снова перешел на шепот. – Я оставил там Руперта. На случай, если она куда-то уедет, чтобы он проследил за ней.
- Сколько Говард там пробыл? – в лице Томаса Харли появилось что то жестокое, непреклонное, как у охотника или человека, задумавшего месть. – Кто еще живет в доме?
- Я получил от парней полный отчет, сэр, - Лестер знал, что хорошо сделал свою работу. – Лорд Говард приехал в полдень, а уже через час убыл в Лондон. Убыл один. К дому трудно подойти незамеченным. Подслушать о чем говорили, не получилось. Вроде как был крик, ссора или разговор на повышенных тонах, сэр. В доме живет несколько человек. Кроме женщины с вашего портрета, есть еще три женщины и один мужчина. Здоровенный такой детина, с рыжими волосами, довольно неприятный и подозрительный субъект. Та женщина с портрета, сэр, в положении. И не она одна. Другая женщина, по виду леди, высокого роста, тоже в положении. Еще две, как мне доложили, служанки, они работают в доме, стирают, сушат белье, выбрасывают отходы, приносят еду из деревни. Рыжий у них для охраны. Иногда он уезжает верхом на короткое время. Мои парни очень боялись, что он их заметит, очень уж цепкие у него глаза, все время настороже. Если будут еще вопросы, я могу доложить сегодня вечером, когда приду за второй частью оплаты.
- Да, разумеется, - Томас Харли похлопал Лестера по плечу. – Ты отлично справился, друг мой, как и всегда. Что бы я без тебя делал. Приходи вечером, я заплачу, как положено, и сверх того, за усердие.
Лестер поклонился и пошел к выходу с галереи. На скулах достопочтенного Томаса Харли заходили желваки, его пальцы сжали перила. «Нужно срочно ехать к Неду. Бросить все и ехать к Неду».

Достопочтенный Томас Харли

* * *

С этого дня Перси стал единственным помощником плотника на «Эдвенчур». Раньше их было двое. Длинный Питер, бедняга. Все произошло 19 августа 1772 года.
Спустя день, 20 августа 1772 года, Перси сидел на ящике в трюме и вспоминал случившееся. Он сделал обход, проверил ремонтные наборы, отвлекался, как мог, но не в силах был не вспоминать лицо утопленника.
Утром 19 августа они с Питером проверяли обшивку. Продольные швы между краями соседних досок обшивки - пазы, а поперечные - стыки. Обшивка расширяется и сжимается, на нее действует температура воды, соль и солнце. Если бы швы просто стыковали, не промазывая и не законопачивая, корабль был бы заполнен водой мгновенно. Швы конопатят пенькой с тиром и смолой. Затем промазывают смесью сала и серы. Это полностью закупоривает шов, он становится непроницаем для воды. Более того, когда корабль кренится, поворачивает, в него ударяет сильная волна, швы «играют», но вода все равно не проходит. Однако, время, соль и вода что угодно разрушат и швы нужно проверять, доконопачивать, домазывать. Эти они и занимались с напарником, длинным Питером.
А потом Питер полез через порт пушки, заделать обшивку снаружи. Перси предложил ему обвязаться канатом, но Питер был ловкий, как кошка и только посмеялся. Через пять минут он сорвался и упал в воду. Пока Перси и старший плотник Офорд подняли тревогу и выбежали на палубу, Питера затянуло под корпус. Матросы выловили его труп, подняли на борт, пришел капитан и разразился такой бранью, которую Перси никогда не слышал даже в устах старых «морских волков». Утопленника обернули парусиной и приготовили к погребению в море. Офорд был мрачнее тучи. Они с Перси отлично ладили, но остаться без помощника на корабле, когда ты плотник, для Офорда было сродни тому, как если бы ему отпилили ногу. Потом явился боцман и сказал, что Перси стал наследником вахты Питера и его вещей, а значит, ему предстоит, по обычаю, съесть грехи покойника, чтобы облегчить тому дорогу в рай. Перси не понял, что это такое и тогда ему дали тарелку и кусок хлеба. Тарелку с хлебом установили на грудь длинному Питеру, так она простояла всю ночь. Обряд совершили утром следующего дня. Команда собралась на палубе, пожаловал капитан. Офорд взял тарелку с груди покойного и подал Перси. Перси должен был съесть хлеб с тарелки и запить его элем, стуча себя рукой по лбу и крича, что грехи усопшего передались ему. Тело длинного Питера предали пучине.
Перси встал с ящика и вздохнул. Не много ли у него теперь грехов для одного человека?
- Перси, где ты, сынок? – Офорд появился из-за переборки и с сочувствием посмотрел на юношу. – Что ты ходишь, как в воду опущенный, парень? Это моя вина, а не твоя, ты ему говорил, а я не проверил.
- Капитану Куку доложили? – Перси предпочел не спорить, чьей вины в смерти Питера было больше.
- Доложили, - Офорд покачал головой. – Этот мерзавец Рау не поленился смотаться на «Резолюшн» и выставить меня старым, ни к чему негодным болваном.
- Вы тут ничего не могли сделать, мастер Уильям, - Перси похлопал старшего товарища по плечу. – Питер никого не слушал, он был упрямый, как осел. Сколько раз вы ему говорили привязываться? Сколько раз давали приказ есть крут или убирать руку в сторону, когда распиливает доски? Он хоть когда то вас слушался? Неделю назад Питер чуть пальцы себе не отрезал, я вам просто не сказал, чтобы не расстраивать.
- Мне нужно было выпороть его, Перси, - В глазах Офорда появились слезы. Выпороть и повторить порку, пока не научится. У него двое детей остались в Плимуте и жена Мэгги в положении. Родила уже, поди.
Перси не ответил. Он съел грехи Питера и если мог бы, оказал бы помощь семье Питера. Но они в море, на другом конце света, идут на всех парусах к южной оконечности Африки, мысу Доброй Надежды. Какая уж тут добрая надежда? Одни грехи…

 » Внезапный исход

Глава 10

« Внезапный исход»

24 августа 1772 года

- Персифаль Чарльтон, возьми ружье и выстрели в птицу, – мичман Рау указал Перси на стойку с ружьем.
- Простите меня, сэр, - Перси стоял на палубе, опустив глаза. – Вы говорили, что у меня острый глаз и твердая рука. Что я лучший стрелок из всех в команде, за исключением вас и капитана, конечно. Зачем переводить пули и порох на этих несчастных олуш?
Это была утренняя тренировка, стрельба из ружей. Вокруг корабля кружили олуши, большие птицы, похожие на чаек. Значит, земля рядом. Матросы стреляли в них, иногда убивали. Олуши отлетали от корабля, но потом возвращались и тренировка возобновлялась.
- Потому что без тренировки рука теряет привычку, глаз в бою подводит. Ты же видел этих дикарей, старшина, когда мы приставали к берегу, - Рау поставил свое ружье в стойку. – Только ружье отделяет нас, благословенных Богом добрых моряков от этих варваров с их копьями и стрелами. Только ружье и пуля. И не надо жалеть олуш, Чарльтон. Я заметил, ты вечно всех жалеешь. Бог дал нам этих птиц во всю нашу власть. Так написано в Святом Писании, разве нет?
- Если мы голодны, пожалуй, можно и убить птицу. – Перси с неуверенностью посмотрел на офицера. – Зачем убивать для забавы? Стрелять ради развлечения? Если нужно обучение, можно поставить мишень на корме.
- Еще что удумал, - Рау нахмурился. – Продырявить пулями обшивку, палубу, рангоут? Не все так хорошо стреляют как ты, Чарльтон. На этом корабле половина команды, дай им ружье, попадет себе в ногу первым же выстрелом. И я не развлекаюсь, когда стреляю на стоянке в сторону дикарей. Я их отпугиваю. Они могут подплыть на своих лодках, залезть на борт и устроить переполох, если решат, что мы слабые и не может за себя постоять.
-Думаете, их удержат выстрелы? – Перси сомневался. – Они, наверное, и не поймут, что это за гром. А если и поймут, и кто-то из них схлопочет пулю… Ружье нужно перезарядить, сэр, а дикарей обычно много. Вы видели, как они управляются с холодным оружием? Пискнуть не успеем, как они нас разделают на куски.
- Для этого нужен пистолет за поясом, Чарльтон, а лучше два, снисходительно улыбнулся Рау. – И шпага дворянина или тесак. Мы тоже не вчера родились и фехтуем отменно.
Рау был мичманом, помощником капитана Фюрно и его родственником. Обязанности Рау на борту были неопределенными и Перси думал, что кроме как хорохориться, как французский петух, он ничего не умел. Да и стрелял он не отлично, Перси просто решил ему польстить, поставив наравне с капитаном в стрельбе. Рау невысок, с широкой грудью, ноги кривоваты, шея мускулистая, плечи всегда развернуты, осанка горделивая. Лицо у Рау с тяжелым подбородком, губы тонкие, глаза как щелочки. Он обожает придираться к матросам и морским пехотинцам, наушничает на других офицеров Фюрно, а на Фюрно жалуется капитану Куку. Перси вздохнул. «Как бы уйти?»
- Перси, больной отдает Богу душу! – из люка выглянул корабельный хирург, сэр Эндрюс и, взглянув на Рау, проговорил. – Он мне нужен. Сейчас все будет кончено, надо выносить покойника, собирать белье из его каюты, кипятить.
- Возьмите матроса. Персифаль Чарльтон – джентльмен, - Рау был недоволен. – Вы не должны требовать от джентльмена делать такое, Эндрюс.
- Он еще старшина плотников и по наряду помогает хирургу. Держит больного при ампутации, выносит умерших, помогает предать тело морю, - Эндрюс не любил Рау и всегда с ним спорил. Рау никто на корабле не любил, кроме его родственника, капитана Фюрно.
- Как угодно, если он согласен, - Рау кивнул.
- Я согласен, сэр – Перси поклонился Рау и пошел к люку.
Младший офицер умирал в своей каюте. Перси не знал его имени. Они виделись несколько раз, но никогда не разговаривали. Перси хотел спросить, как его зовут, у своего мастера, но решил, что после гибели длинного Питера лучше ничего не знать и не брать в голову то, что связано со смертью.
Несколько дней лили ужасные дожди. Матросы выкатили пустые бочки, выставили ведра и жбаны, и наполнили их за короткое время доверху водой, пополнив запасы. Все на корабле промокло. Дерево, парусина, одежда, люди. Даже металл, казалось, пропитался водой. Капитан Фюрно тогда заметил, что сырость порождает болезни, и как будто накликал беду этими словами. Младший офицер сначала прочищал нос и горло, потом кашлял без передышки, потом его лихорадило, он бредил. Перси сидел возле него, давал пить, удерживал, когда он пытался встать. Сейчас он спускался по трапу с плохим предчувствием. Ни голосов, ни хрипов, ни кашля, тишина.
- Умер, - Офорд стоял в дверях каюты. – Внезапный исход. Открыл глаза, сказал «Мэри», попросил воды. Я потянулся за кружкой, а он упал и испустил дух. Если не можешь смотреть, Перси, не заходи, я один управлюсь.
- Да ладно, первый раз что ли видеть покойника, - Перси поцеловал свой крестик, который подарила ему перед отъездом из поместья Ай леди Сьюзен. Она купила его в церкви святых Петра и Павла перед венчанием и надела ему на шею в момент неловкого прощания у дверей. – Упокой Господь душу грешную раба своего.

* * *

26 августа 1772 года.

Сьюзен Чарльтон услышала шум подъезжающей к дому кареты и сразу бросилась к окну. Отец, мать и оба дяди. Она внутри похолодела, вся оцепенела. Сейчас разразится буря. Сзади подошла Фрэнсис и положила ей руку на плечо. - Это должно было случиться рано или поздно, Сью. Твои родители, наверняка, приставили людей к дому моего мужа и выследили его, когда он сюда приехал.
- Я не знаю, что им сказать, - окно было открыто и, боясь быть услышанной, Сьюзен шептала. – Вдруг они увезут меня, разлучат нас всех. Я не вынесу этого, Фрэн.
Леди Фрэнсис, при всех своих страхах, была на удивление спокойна. - Все в руках Господних, Сью. Только бы Смит им не попался и не стал мешать войти.
- Генри в деревне, - Сьюзен вся дрожала. – Я не сказала тебе. Он к бондарю пошел, тот бочку сделал плохо, она текла.
Но граф Оксфорд и Мортимер, ее милость графиня, достопочтенные Томас Харли и Джон Харли не вошли в дом. Необходимую передышку, чтобы Сьюзен могла совладать с собой и успокоиться, предоставил преподобный Мильтон. Старик с вечно слезящимися глазами, сгорбленный как больное дерево, вышел из церкви, очень быстро для своих лет подошел к карете и завел разговор с гостями.
- День добрый, ваши милости, господа, - священник уже понял, кто посетил их деревню.
- И вам добрый день, - Эдвард Харли не улыбался, его лицо было напряженным. – Вы служите в этом приходе?
- Я, ваша милость, граф. Вы же граф? – преподобный смотрел милорду прямо в глаза.
- Его милость четвертый граф Оксфорд и Мортимер, Эдвард Харли, - сэр Томас проявил вежливость и представил присутствующих. – Ее милость, графиня Оксфорд и Мортимер, леди Сьюзен. Старшая леди Сьюзен. Достопочтенный Джон Харли, архидиакон Харефордшира. Я, ваше преподобие, Томас Харли, их брат.
- Мы знакомы с архидиаконом, - Мильтон посмотрел на Джона Харли и поклонился всем присутствующим. – Я священник прихода, церкви святых апостолов Петра и Павла в Ай. Мильтон, к вашим услугам.
- Моя дочь здесь, в этом доме? – граф не выглядел враждебным, но жена смотрела на него, опасаясь гнева мужа или его несдержанности.
- Тут, со всеми своими домочадцами, ваша милость, достопочтенные, - Мильтон держался с достоинством. – Хочу сообщить, что ваша дочь венчалась в моей церкви с Персифалем Чарльтоном в апреле сего года, ваша милость, по разрешению архиепископа Кантерберийского, по церковных и мирским законам, и всем правилам. Я хотел написать вам потом, но она уговорила меня не беспокоить вашу милость. Ей нужно было собраться с духом, много молиться за мужа, ушедшего в море, набраться смелости предстать перед вами. Она знает, что огорчила вас. Родители для нее все в этом мире, так она сказала. Я не подвел ее, не стал писать вам. Ради ее спокойствия. Она хорошая христианка.
- Как вам было угодно, - кивнула графиня. – Вы Божий человек, не нам вас судить.
- Кто еще живет в доме? Добрые люди? – сэр Томас вмешался в разговор.
- Все очень добрые и богобоязненные люди, - преподобный охотно кивнул. – С вашей дочерью неотлучно живет леди Фрэнсис Говард, а также их служанки, Луиза и Марта, слуга Смит спит в пристройке. Все прилично и безупречно. Они все очень помогают мне в церкви и на погосте, эти клумбы и сад, их заботами и трудом процветают. Слуга хороший человек и оберегает их. Я не могу сказать ничего дурного о каждом из них.
- Это похвально, но таковы все священники, - заговорил Джон Харли. – Добрый священник не видит в человеке дурного. Мы познакомимся с ними, чтобы убедиться в ваших словах, преподобный Мильтон.
- Конечно, - священник посмотрел на графа, но постарался не встречаться с ним глазами. – Ваша дочь, милорд, ждет ребенка. И леди Фрэнсис тоже…
Графиня издала вздох и побледнела. Супруг тут же подхватил ее по руку и стал успокаивать. Священник, выждав паузу, продолжил. - Прошу вас всех, Богом заклинаю, уберечься от гнева, осуждения или слов, которые могут потребовать потом христианского прощения.
- Разумеется, - сэр Томас охотно кивнул и посмотрел на брата Эдварда, - Мы так и решили между собой еще в дороге, не беспокойтесь.
- Благодарю, - Мильтон поклонился. – Я стар и хочу откланяться, ваши милости, достопочтенные. Может, у вас есть вопросы? Церковная книга с записью о венчании будет показана вам, если желаете.
- Спасибо, мы посмотрим, - графиня улыбнулась Мильтону. – Вы оказали нам огромную услугу, присматривая за нашей дочерью, преподобный. Мы хотели бы позже возблагодарить вашу церковь, приход, скромным пожертвованием.
- Вы весьма добры, миледи. Я и мои прихожане будем обязаны, - старик еще раз поклонился и медленно пошел в церковь.

* * *

26 августа 1772 года, день.

Сьюзен Харли сидела в кресле, гордо выпрямившись, несмотря на свое положение. Рядом с ней стояла леди Фрэнсис Говард и сжимала своей рукой ее ладонь на подлокотнике кресла. Сэр Томас Харли и достопочтенный Джон Харли остались в столовой. Они приняли приглашение перекусить и выпить с дороги, им прислуживала Марта, а Генри Смит, вернувшийся из деревни, стоял в дверях на случай поручений. Луиза Тарле пряталась наверху от гнева графа и графини.
- Вы не оставите нас ненадолго, леди Говард, - графиня вежливо улыбнулась, с ужасом глядя на выступающий живот Фрэнсис. – Нам нужно поговорить наедине с дочерью.
- Мне уйти, леди Сьюзен? – Фрэнсис посмотрела на подругу.
- Да, пожалуйста, Леди Говард, - Сьюзен кивнула, не глядя на Фрэнсис. Она смотрела прямо в глаза отца, бесстрашно и непреклонно.
Когда Фрэнсис вышла и закрыла за собой дверь, четвертый граф Оксфорд и Мортимер сделал шаг к дочери, улыбнулся как можно мягче и раскрыл объятия. – Дочь моя, разве ты не рада видеть родного отца? Разве не хочешь обнять меня, Сьюзен?
Она встала, покачнулась, потом упала в руки родителя и разрыдалась.
Мать подошла сзади, прижалась к спине дочери щекой и стала гладить ее по плечам.
- Ты хорошо себя чувствуешь, милая? – голос отца звучал успокаивающе, как в детстве.
- Да, папа, - Сьюзен все еще плакала, но уже тише.
- Мы не скажем и не сделаем ничего, чтобы тебя огорчить. Ты поступишь так, как захочешь. Если прикажешь нам уехать, мы уедем, распорядимся только, чтобы ты ни в чем не нуждалась в Ай. Дядя Томас тут, и дядя Джон, они придут, если ты согласишься, чтобы прижать тебя к своему сердцу. Мы все так волновались, места себе не находили, - граф гладил дочь по голове. – Сьюзен, милая. Скажи, как нам поступить.
- Вы можете быть со мной или уехать, отец, мама, - Сьюзен сама не верила, что родители не держат на нее обиды и зла, – Леди Говард моя добрая подруга, у нее трудное время в жизни. Она не может покинуть Ай и я хотела бы быть с ней до того дня, когда нам придет час родить. Не ругайте, Христа ради, Луизу. Она подчинилась мне и не знала ничего, не сделала никакого вреда. Служанка леди Говард, Марта и слуга Генри Смит тоже останутся, если ты не возражаешь, папа. Если тебе нужны здесь работники или слуги, или ты думаешь, что нам они нужны, пусть так. Но мы хотим остаться здесь. Нам здесь хорошо и спокойно.
- Прекрасно, - граф Оксфорд и Мортимер смотрел в глаза жене через голову дочери. Взгляд миледи говорил сам за себя. Он призывал мужа держать себя в руках. – Все как ты решила, милая, так и будет. Тут есть место для ночлега нам с твоей матерью и дядям, и пара тюфяков для кучера и нашего слуги на конюшне?
- Есть, отец, - Сьюзен вздохнула. – За домом есть пристройка, маленький домик. Слуги и Луиза пойдут туда, уступят вам верхние комнаты в доме. Позови дядю Томаса и дядю Джона, я хочу их обнять.

* * *

26 августа 1772 года, вечер.

Граф Оксфорд и Мортимер в задумчивости сидел на лавке у церковной стены. Он ждал жену. Они договорились встретиться здесь и все обсудить, после ее приватных бесед с дочерью и леди Говард. Смеркалось, по небу бежали тучи. Быстро и высоко. Если погода не испортится, дождя ночью не будет и завтра дорога будет сухой. Эдвард Харли с трудом сдерживал эмоции, он порывался взорваться и наорать на дочь, жену, всех этих слуг и служанок в доме, но сдержался, как просила супруга и теперь не жалел. Как это ни странно, речь преподобного Мильтона повлияла на него больше, чем увещевания жены и братьев в карете, пока они добирались из Брэмптон Брайан Холла. Он был как грозная волна, катящаяся к берегу, и сам себя боялся, а священник оказался волнорезом, погасившим злость, стыд, желание подчинить дочь себе. Завтра он посмотрит в церковную книгу, помолится, сядет в кругу семьи и решит, как быть дальше.
Раздались шаги от дома. Жена шла осторожно по заросшей тропинке. Она была в плаще. С ней никого не было. Как и в тот день, когда она выпытала правду из Перси Чарльтона в Брэмптон Брайан Холле о его связи с леди Говард, граф спросил приближающуюся супругу. - Дозналась, любовь моя?
- Да, - миледи устало вздохнула, - Два часа проговорили, Нед. Я уж думала, ты замучался ждать и лег спать. Но слуга сказал, что ты вышел и не возвращался.
- Я тут ходил среди могил, изучал надписи. Представь себе, здесь есть три могилы наших очень дальних родственников, умерших весьма давно.
- Все мы от Адама и Евы произошли, что удивительного, - графиня села на каменную лавку рядом с мужем и посмотрела на него. – Поверь, мой дорогой, я никогда не слышала о чем то похожем на то, что произошло с нашей Сьюзен и леди Говард. И ежели мне сказали бы, что такое было или возможно, назвала бы рассказчика плутом и выдумщиком. Они живут под одной крышей. Обе замужем. Первая носит ребенка от мужа второй, а вторая от мужа первой. И при этом дружат и заботятся друг о друге как родные, близкие люди.
- Это то, что ты узнала? – граф почувствовал, как гнев захлестывает его, и зажмурился.
- Сьюзен во всем призналась, а за ней и леди Говард. Они хотят, чтобы мы сохранили их тайну. Особенно тайну леди Говард, потому что свою дочь мы сами, разумеется, не опозорим. В январе, когда Говарды приехали к нам в гости, Сьюзен уже сошлась с Чарльзом Говардом, они много раз встречались, были накоротке. Наша дочь решила отдаться ему еще до их приезда. Этот негодяй Говард забросил свою жену и обхаживал нашу невинную бедняжку, как будто она развратная вдова или куртизанка. Его супруга от этого, как ты понимаешь, хандрила и тосковала, но при этом, как мне кажется, бунтовала в душе. И тут ей подвернулся Перси. Сьюзен понесла от Говарда во время их приезда к нам, а жена Говарда от Перси. Когда они обе узнали о своем положении, Сьюзен вызвала Говарда в Брэмптон Брайан Холл письмом, а жена Говарда тогда же во всем призналась мужу. Они вернулись в Брэмптон Брайан Холл, когда мы уехали в Лондон в апреле и Говард уговорил Сьюзен и свою жену скрыться.
- Перси Чарльтона он запугал и заставил жениться? – граф возмущенно сопел.
- Да, - жена несколько раз кивнула. – Лорд Говард угрожал ему судом и казнью, его слуги поколотили Перси и вынудили жениться на нашей дочери. Чтобы защитить Сьюзен так, как Говард это понимал и хотел. Он притащил с собой поверенного и составил договор, который Перси и Сьюзен подписали. Договор составлен в пользу Сьюзен, у Перси по договору нет никаких прав.
- Это ерунда. По нашим законам у мужа есть все права и никакие договора не спасут женщину и ее состояние от законного супруга. Договор касается тонкостей, если право мужа в нем незаконно нарушено, суд мог бы отменить многие пункты такого документа, обратись Чарльтон к судье. Перси, конечно, робкий малый, такие бегут от сутяжничества, как от чумы, но это уже касается Перси, а не сути дела, - граф устало провел ладонью по лицу. – Где договор, дорогая?
- Договор у лорда Говарда, он его забрал, - графиня убрала ладонь Эдварда Харли с его лица, с нежностью погладила его лоб, волосы.
- Письма с признанием ребенка своим для нас и родных Чарльтон сам писал? – его милость закрыл глаза и представил Чарльза Говарда-младшего, плетку, пистолет, раскаленную кочергу.
- Нет, конечно, ему диктовал поверенный, - миледи не хотела огорчать мужа еще больше, но нужно было сказать все. – Говард через лорда Сэндвича определил Перси в эскадру капитана Кука. Ты сам знаешь, куда они отправились и что Томас думает об этом походе.
- Томас говорил, что будет чудо, если мой зять вернется живым, - граф яростно кусал губы. – Я и сам бы убил этого глупца Персифаля, вернись он живым, но это уже было бы моим решением, а не происками Говарда. Кто дал ему право отправить моего, пусть и нежеланного, родственника, мужа моей дочери, на другой конец света, на верную смерть?
- У него нет такого права, ты сам знаешь, - графиня вытерла слезу. – Он интриган и развратник, совратитель невинных девушек и тиран, затравивший свою жену почти до безумия.
- Он за это заплатит. Я жизнь положу, чтобы он заплатил, - Эдвард Харли решительно встал с лавки и протянул руку жене, – Мы заберем договор у Говарда, и дочь сама решит, что делать с документом и своим замужеством, навязанным ей по чужой воле. Эту бедняжку, несчастную жену Говарда, оставим тут.
- Это ты хорошо сказал, мой милый, - ее милость обняла супруга за плечи. – Мы не можем разгласить ее тайну и толкнуть к разоблачению, выгнав из поместья. Сьюзен хочет быть с ней. На мой взгляд, как матери, пусть так и будет. Она может нанести визит вежливости семье Томаса и Джону, показаться на людях, чтобы развеять все слухи, и возвратиться сюда.
- Ее положение, срок… - граф покачал головой. – Удобно ли на таком сроке совершать визиты?
- Еще можно, - миледи сжала руку своего надежного, как скала, Неда. – А ты нанеси визит Говарду. Только возьми братьев. И не вспыли, не устрой дуэль и не учиняй скандала. Забери договор, огласи ему наши условия, припугни, как следует.
- Хорошо, жена моя, обойдемся без дуэли. Я возьму с собой к Говарду тебя, ты разишь как шпага, а слова твои, как пистолетные пути, - пошутил Эдвард Харли.
- Нед! – она толкнула его локтем в бок. – Что за сравнения? Зря я тебе все рассказала. Дознавался бы сам, только я бы в могилу сошла, пока ты дознался бы.

 » Сияющее море

Глава 11

«Сияющее море»

Лондонское утро первого октября 1772 года было туманным и дождливым.
- К вам гости, лорд Говард, - дворецкий открыл дверь и остановился на пороге.
Чарльз Говард-младший сидел в кресле за столом, в кабинете герцога Норфолка, немного развалившись, без камзола и туфель. Уже с утра чуть пьяный и потрепанный. Ночные возлияния и постельные утехи давали о себе знать.
- Гости? Какие еще гости? Гости только ушли под утро, - Чарльз схватился рукой за лицо и застонал. – Кого там дьявол принес?
- К вам с визитом граф Оксфорд и Мортимер, его милость Эдвард Харли, - дворецкий держал пальцами карточки и перечислял. - Достопочтенный Джон Харли, архидиакон Харефордшира. Достопочтенный Томас Харли. Сэр Чарльз Фицрой-Скудамор, ваш тесть.
Лорд Говард мгновенно протрезвел. Он вскочил на ноги, опрокинув кресло, и уставился на дворецкого, как будто тот был ангелом, протрубившим о конце света. - Где они? Куда ты… Мне нужно привести себя в порядок. Горячую воду, полотенце, мой камзол и туфли! Живо, неси сюда! – Чарльз отбросил упавшее кресло в сторону и начал обходить стол. Когда он поднял голову, дворецкий уже исчез, а в дверях, как всадники Апокалипсиса, стояли чертовы братья Харли и его тесть, собственной персоной.
- Не трудитесь, оставьте нас, - на правах родственника сказал Фицрой-Скудамор дворецкому, парик которого мелькал за их спинами. Они вошли, дверь закрылась. Не дожидаясь приглашения, Эдвард Харли, Джон Харли уселись на кресла вдоль стены. Чарльз Фицрой-Скудамор и Томас Харли остались стоять.
- Мы здесь по общему делу, лорд Говард. Я буду говорить от имени остальных, а ваш тесть потом добавит от себя лично, - Томас Харли внезапно превратился из невысокого, полноватого мужчины в довольно неприятного, можно сказать опасного субъекта. Его взгляд был твердым, подбородок застыл. – Мне начать?
- А я могу вас остановить? – Чарльз Говард-младший опустил глаза на свои ступни в чулках. Довольно грязных чулках, надо заметить.
- Нет, это вежливость джентльмена, - пробормотал Томас и поглядел на братьев. Те кивнули.
- Вы нанесли жестокое, несмываемое оскорбление нашей семье, лорд Говард, - продолжил сэр Томас. – Мы вправе потребовать сатисфакции. Все мы, каждый мужчина в нашем роду. Невинная девушка, дочь моего старшего брата, присутствующего тут, его милости Эдварда Харли, была обесчещена вами, вовлечена в позорный побег из дома и брошена на произвол судьбы. Ничто не может вас оправдать в этом, таково решение нашего рода, оно принято единогласно и непреклонно. Далее. Вы заставили служащего его милости графа, Персифаля Чарльтона, заключить брак с его дочерью, леди Сьюзен Харли, без согласия родителей, принуждали их к этому, использовали угрозы и недозволенные методы. И как будто всего этого мало, вы бросили свою жену, дочь сэра Чарльза Фицроя-Скудамора, присутствующего здесь, в не принадлежащем вам поместье, забыли о своих супружеских обязанностях, оставили ее без поддержки в течение многих месяцев, на попечение одних лишь слуг на милость нашей дочери и племянницы, теперь уже Сьюзен Чарльтон. Вам известно положение обеих этих женщин.
- Известно, - Чарльз встретился взглядом с тестем. Тот едва сдерживался, чтобы не броситься на него. В глазах Фицроя-Скудамора была адская, бушующая ярость. – Я признаюсь, что поступил с вашей дочерью и племянницей бесчестно, господа. Но не с женой. Моя жена осталась в поместье Ай по своей воле. Она боялась навлечь на себя скандал и позор, которому я не мог бы воспрепятствовать, случись они. Моя жена носит не моего ребенка. Я ограждал ее от последствий этого как мог, всеми своими силами.
- Вы должны были удалить ее в поместье отца, сопровождать, находиться рядом и искать выход из ее положения в своей семье, не перекладывая это на чужие плечи, - голос сэра Томаса как будто хлестал его кнутом.
- На это не было времени. Мой тесть, - Чарльз Говард-младший без страха взглянул в глаза тестю. – Не удосужился сообщить мне до свадьбы, что его дочь не совсем здорова, что она душевно больна, что ее поступки таковы, что мы имеем то, что имеем. Она изменила мне и понесла ребенка от любовника. Все присутствующие тут знают, какой это грех для прелюбодеев, особенно мужчины, Персифаля Чарльтона. Похитив целомудрие моей жены, покрыв имя моей семьи позором, он хотел загладить вину и сделал предложение вашей племяннице…
- Хватит этой лжи, лорд Говард, - Эдвард Харли поднялся. – Если бы не обстоятельства леди Говард, мы говорили бы с вами не здесь, и не так мягко. Нас рассудил бы Бог или суд.
- А это мягко? – Чарльз скривился. – Вы говорите со мной мягко? Я пострадал не меньше…
- Хватит, я сказал, - граф Оксфорд и Мортимер был на грани, он едва сдерживался. - Вы прямо сейчас клеветали на свою жену в нашем присутствии. Мы познакомились с ней в поместье Ай. Я и мои братья. И не нашли в ней никакой болезни.
- Вы не доктора, господа, - Чарльз поднял руки. – Я не буду спорить. Я виноват и не отрицаю своей вины. Очень сильно виноват. Но я был в таком положении, что принятое мной решения было единственно верным. Сейчас октябрь месяц. Если бы в апреле я не увез и не спрятал вашу дочь и племянницу, не устроил ее брак, что бы было? Если бы не уладил бы разногласия с моей женой, которая мне изменила и которая меня ненавидит, найдя ей место, где она смогла избежать огласки и позора, что бы было? Как бы поступили вы, Харли? Граф? Вы могли наброситься на дочь, отречься от нее, наделать в гневе ошибок, вызвать скандал, которого я не допустил. А вы, мой дорогой тесть? Вы оставались бы спокойным, если бы я потребовал развода и выплеснул всю эту грязь в общество?
- То, что вы говорите, просто увертки, ложные доводы. Честь нашей семьи пострадала, - Джон Харли стучал пальцем по подлокотнику кресла.
- Честь? Я ее сохранил, как мог, при всех моих ошибках… - начал Чарльз Говард-младший.
- Преступлениях, - процедил сквозь зубы Фицрой-Скудамор.
- Преступления, ошибки, называйте, как хотите. Пострадали все и заплатили за свои проступки все. Ваша дочь, моя жена, Персифаль Чарльтон… - лорд Говард отбивался как мог, силы были не равны.
- Кроме вас, - мрачно ухмыльнулся Томас Харли.
- Почему же кроме меня? – Чарльз возмутился. – Честь моей жены...
- Честь вашей жены принадлежит вашей жене, моей дочери – заговорил Фицрой-Скудамор. – Вы лично никак не пострадали. Кутежи, пьянки, любовницы, развлечения. Что вы намерены делать с ее ребенком? С ней?
- Она отдаст ребенка Сьюзан Харли, - лорд Говард запнулся. – Сьюзен Чарльтон, простите. Леди Сьюзен согласилась взять ее ребенка, принять его.
- А нас вы спросили, Говард? – Эдвард Харли выступил вперед. – Вы меня спросили?
- Нет. Как бы я мог? Это было решено между нами. Между мной, моей женой, леди Сьюзен и Персифалем Чарльтоном. Никто никого не принуждал. Общее решение.
- Язык у тебя подвешен, поганец, - Фицрой Скудамор махнул рукой. – Может мне прикончить его, и дело с концом?
- Держите себя в руках, сэр, - Томас Харли укоризненно посмотрел на Фицроя-Скудамора. – Мы тут не для этого, ей Богу. Если бы мы хотели его убить, он уже был бы мертв без этих разговоров.
- В самом деле, - Чарльз запустил пятерню в волосы. – Я как раз хотел узнать, к чему идет наша беседа. Что вы все хотите?
- Договор – протянул руку граф Оксфорд и Мортимер. – Брачный договор моей дочери и Персифаля Чарльтона. Это первое. Дайте его сюда, он вас не касается.
Чарльз Говард-младший наклонился, открыл ключом нижний ящик стола, где хранил свои личные документы, вытащил договор и, обойдя стол, сунул его в руку Эдварда Харли. Тот пролистал документ:
- Это все? Никаких других бумаг не было?
- Не было, - лорд Говард упал в кресло. – Что то еще?
- Сейчас вы дадите клятву, что никогда не разгласите все, что случилось. Никому и никогда. Иначе, мы потребуем сатисфакции, или будем судиться, сколько бы лет не прошло, - Томас Харли обвел взглядом остальных «всадников Апокалипсиса». Те закивали.
- Клянусь своим отцом и матерью, - Чарльз вздохнул.
- Вы клянетесь родителями! – взбесился Джон Харли.
- Ладно, просто клянусь, - Говард пожал плечами. – Что то еще?
- Вы выплатите пять тысяч фунтов в качестве приданого Персифалю Чарльтону или Сьюзен Чарльтон, если первый не сможет его получить, - Томас Харли оперся руками о стол и буравил Чарльза своими проницательными глазами. – Выплату можете растянуть на три года в равных долях. Где вы возьмете деньги, нам все равно. Сумма не обсуждается.
- А я бы обсудил, - простонал лорд Говард. – Ну да пусть, пять тысяч фунтов. Я напишу расписку. Что еще?
- Моя дочь останется в поместье Ай до родов. Мы уладим дело с ребенком как пожелаем, не привлекая тебя, паршивец, - Фицрой-Скудамор вступил в беседу. – В ноябре, декабре или январе 1773 года она вернется к тебе, или в мое поместье, ты не потребуешь развод и напишешь обязательство об этом. Бессрочное. Обязуешься не разводиться с ней до самой ее смерти, несмотря ни на что.
- Ну знаете, - лорд Говард покачал головой. – Такое обязательство я не дам. Это незаконно.
Фицрой-Скудамор посмотрел на Томаса Харли и Джона Харли. Те кивнули.
- Я решу, вернуться ей ко мне или к вам, мой тесть, когда она будет готова. До января 1773 года, - Чарльз Говард чувствовал себя обессилевшим, выбитым из колеи этим жестким, угрожающим разговором. – И не потребую развода за то, что случилось в январе. Но только за это. Ее ребенка я не признаю, это мое право.
Собеседники стояли вокруг стола, переглядывались. Они приняли решение безмолвно.
- Расписка. Пишите, - Томас Харди подвинул к Чарльзу перо и чернильницу.

* * *

28 октября 1772 года.

- Ладно, Перси, экзамен начался. Пора держать ответ, - Офорд сел на бочку, сложил руки на груди, оглядел присутствующих: лейтенанта Джозефа Шенка, мастера по оружию Питера Фаннина, старшего канонира Эндрю Глога. – Вопросы будут такие. Толщина досок на палубах. Это первый. Бимсы, как их крепить. Это второй вопрос. Как ставить мачту на палубе. Этот последний.
Перси встал, и немного волнуясь, прикоснулся деревянной указкой к плану «Эдвенчура»:
- Сейчас начну. На нижней палубе толщина доски - пять дюймов, на палубе выше - четыре дюйма, на верхней - три дюйма.
- Можно и четыре на верхней, смотря какой корабль, - закивал Офорд.
- Да, мастер Офорд, - Перси посмотрел на Джозефа Шенка. Бледный, с темными кругами под глазами, со слипшимися волосами, он кутался в одеяло и глядел на чертеж безучастно. «Болен, совсем разболелся», подумал Перси и продолжил. – Бимсы, мастер Офорд, суть поперечные брусья, которые связывают корабль, шпангоут внутри корпуса. Между бимсами можно дополнительные балки положить, чтобы доски палубы не провисали. Бимсы на концах врезаются в продольные балки корпуса, клямсы, и крепятся замками. Как вам мой ответ?
- Неплохо, но ты мог бы разгуляться, уточнить важные детали, - Офорд хмыкнул. – Давай третий вопрос.
- Мачты проходят сквозь палубу через пяртнерсы, особые отверстия в палубе, а пяртнерс выпиливается в палубной доске между двумя мачтовыми бимсами, как я уже говорил, лежащими поперек корпуса, и двумя продольными карлингсами, чтобы привязать к ним. Пяртнерс усиливается мачтовой подушкой, сама мачта крепится клиньями. Щели в пяртнерсе забиваем плотно пропитанной парусиной, чтобы вода не затекала, - Перси закончил выступление и умолк. – Ну как, мастер Офорд?
- Скажем так, я тебя экзаменовал и ты справился, - борода Офорда затряслась, он смеялся. – Есть у кого что сказать, господа?
- Сдал, несомненно, - лейтенант Шенк с трудом поднялся на ноги.
- Сдано, - мастер по оружию и канонир закивали.
- Ты заслужил кружечку эля, приятель, - Офорд потянулся. – Убери чертеж, и поднимаемся на палубу. Мы уже близко к мысу Доброй Надежды. До ночи вряд ли зайдем в порт, но чем черт не шутит.
Шумная компания загрохотала каблуками по трапу. Когда вышли на верхнюю палубу, оказалось, что большая часть команды уже была здесь и с удивлением смотрела на море. Перси тоже посмотрел, и обомлел.
Вода, на всем видимом пространстве, сияла, как будто в ней оказались тысячи светлячков. Это был не чистый, похожий на солнечный свет, а зеленоватое, голубоватое свечение, волшебно красивое, переливчатое.
- Что это? – Перси, открыв рот от удивления, уставился на старшего плотника. Офорд улыбнулся: - Давай ведро с веревкой, сейчас покажу.
Перси подбежал к борту, схватил ведро и обернулся. Матросы вокруг тоже брали ведра, черпали воду из моря и разглядывали. Перси бросил свое, набрал воды, вытянул веревку и поставил ведро на палубу рядом с Офордом. На дне ведра, в воде было множество как будто живых, крошечных существ. Они и светились.
- Немыслимо, - плотник широко улыбнулся, показав неровные желтые зубы. – Сияющее море, Перси! Сияющее море!

Морское сияние

 » Мыс Доброй Надежды

Глава 12

«Мыс Доброй Надежды»

23 октября 1773 года

Сьюзен рожала первой. Она поняла, что родит первой за неделю до родов. Это было не предчувствие, просто какое то спокойствие, снизошедшее на нее после стольких тягот, дурных мыслей, болей в пояснице и тревожного ожидания, когда прислушиваешься к себе и ребенку.
Фрэнсис сохраняла внешнее спокойствие, но паника в ее глазах выдавала ее душевное состояние.
- Не бойся, Фрэн, мы справимся, - Сьюзен отыскала ее в доме, в спальне, на кровати, села рядом, погладила по голове. – Я бы выгнала тебя в сад, убрать листья, чтобы развеяться, но ты уже неповоротливая и тяжелая, как свинка, милая моя.
- Что мне эти листья, я погибаю, Сью, - стонала леди Фрэнсис, схватив подругу за руки и сжав их так, что косточки хрустели. – Я не свинка, не смеши меня, а то я лопну. Где твоя мама? Она опять пошла в деревню? Вдруг сейчас все начнется.
- Кормилице в деревне уже заплатили, она придет, как только позовем. Повивальная бабка здесь, аптекарь тоже, две надежные мамины служанки трудятся, как угорелые, Марта им уже сто раз рассказала их роли, вода готова к кипячению, все простыни сложены, белье заготовлено, - успокаивала ее Сьюзен. – Генри Смит ждет, если потребуется, быстро доставит сюда доктора. Луиза говорит, аптекарь очень знающий. Поместье Ай переполнено людьми, которые нам помогут.
- Может, доктору нужно быть с нами? – Фрэнсис закрыла лицо руками.
- Мама говорит, что это не нужно. Она слушает повивальную бабку. Это лучшая повивальная бабка в Харефордшире и за свою работу она получает столько гиней, сколько не получает никакой доктор, - Сьюзен легла на широкую кровать рядом с леди Фрэнсис. – И не волнуйся, мой отец лично переговорил с каждым, кто приехал сюда из Брэмптон Брайан Холла, и с кормилицей из деревни. Они скорее откусят себе язык, чем разболтают о тебе и твоих родах хоть слово. Каждый из них подписал бумагу и знает, каковы Харли в суде. Дядя Томас сказал, что будет проверять этих людей так долго, как надо.
Фрэнсис перестала всхлипывать и расслабилась, затихла, а через пять минут уже спала.

* * *

Воды у Сьюзен отошли ночью. Она встала, чтобы воспользоваться ночным горшком и спросонья не поняла, что с ней случилось. Она стояла в луже. Закусив губы, девушка позвала мать. Ее милость поднялась из кресла мгновенно, как солдат с боевого поста. Открылась дверь, раздался шепот, через несколько мгновений открылись другие двери и по лестнице забегали служанки. Потом пришла волна боли. Как будто в женские дни, но только сильнее, обширнее, приступами.
Когда забрезжил рассвет, Сьюзен изрядно устала. На ее лбу выступила испарина, шея немного отекла. Она страшилась того, что вскоре случится. Рядом была установлена рамка, которую можно было сразу перенести на кровать. Повивальная бабка проверяла Сьюзен, требуя от нее согнуть ноги в коленях, упереться ими в матрац, заглядывала под рубашку.
- Головкой пойдет, - радостно бормотала женщина.
Потом в комнате появилась Фрэн. Спокойная, с уверенностью в глазах, она села на стул рядом и улыбнулась. - У тебя чепец съехал набок. Сью, давай поправлю.
- Правда? Поправь, - Сьюзен с трудом засмеялась. – Ты не боишься на меня смотреть, Фрэн? Тебя это не расстроит?
- Нет, ты же хорошо держишься, милая, - леди Франсис поправила ей чепчик и похлопала по руке. – Я посижу чуть-чуть рядом. Наберусь от тебя сил. Мне потом легче будет самой родить.
- Хорошо, посиди, Фрэн, - Сьюзен посмотрела на мать, стоявшую в дверях, и улыбнулась со всей уверенностью, которую нашла в себе. – Мама, Фрэн побудет со мной.
- Конечно, родная. Она же твоя подруга и женщина. Так заведено. Все женщины в доме в родах помогают друг другу, - ее милость кивнула. – Это неписанный закон Англии, дорогая.
Через пять часов, относительно легко и без каких либо осложнений, на свет появилась Сара Чарльтон. Прекрасная малышка с недовольным лицом, крикливая и нетерпеливая.

Роды в 18 веке

* * *

29 октября 1772 года

Утром «Резолюшн» и «Эдвенчур» подошли к мысу Доброй Надежды и бросили якорь на глубине пяти саженей в бухте Столовая, на юго-западном побережье Африки, возле Тэйбл-Маунтин, в миле от пристани. Бухта эта спокойная, широкая, с умеренным течением, приливами и отливами. Есть в ней и крошечный Тюлений Остров, который прячется на фоне береговой линии. Над южной оконечностью бухты возвышается одноименная Столовая гора. Перси впервые в жизни видел такую гору, огромную, с протяженным плато вместо вершины. Она его заворожила. Рядом находилась еще одна гора, совсем другой формы, ниже Столовой, напоминающая по форме сидящего на корточках льва. Голландцы называли ее Львиной Головой, а англичане – Сахарной Головой.
В бухте находилось большое поселение, состоящее из людей разных национальностей и вероисповеданий, большая часть которых была голландцами. Прикрывала колонию крепость Доброй Надежды – бастионное укрепление береговой линии. Поселение и бастион принадлежали голландской Ост-Индской компании, а та, в свою очередь, была собственностью нидерландских купцов и состояла из многочисленных факторий, таких как эта, и торговых складов, палат, контор по всему миру, в самых дальних его уголках. Собственность в Ост-Индской компании обеспечивалась особыми, ценными бумагами, держателям коих выплачивались доли от прибыли в каждой удачной сделке или торговой операции. Сейчас компания переживала не лучшие времена, ее расходы порой превышали доходы, потому что выплаты держателям бумаг часто превышали доход. Из-за конкуренции в торговле и на море, Голландская Ост-Индская компания была в непростых отношениях с Англией и флотом Его Величества, но открытых столкновений в настоящее время не было, наши корабли здесь принимали и обслуживали. Впрочем, вести себя развязно или враждебно англичане не могли, крепость Доброй Надежды была довольно грозной для любого корабля.
Крепость Доброй Надежды – пятиугольная, основательная, с высокими мощными стенами, имеет два входа. Главные ворота и ворота для вылазок. Крепость дополнительно защищена валом и рвом. На батареях крепости, как сказал Офорд, стоят тридцать или сорок пушек, обращенных, в основном, к береговой линии. Внутри крепости расположены Казначейство, дом губернатора, комендатура и штаб, казармы на полтысячи бойцов, магазины и оружейные склады. Кроме самой крепости Доброй Надежды есть еще несколько малых укреплений и пушечных батарей по береговой линии, несколько редутов и брустверов. К этой военной мощи лепятся с трех сторон многочисленные дома колонистов, конторы, склады, торговые пункты.

Крепость Доброй Надежды

Скоро возле кораблей появился представитель порта и помощник губернатора фактории с охраной. Они проверили корабли на наличие оспы и других болезней, уклониться от построения и осмотра было невозможно никому. Был изучен состав команд, заявлен груз. После представления, начался выход на берег части команд «Резолюшн» и «Эдвенчур». Капитан Кук приказал салютовать жителям колонии одиннадцатью выстрелами из пушек. Крепость ответила таким же салютом. Офицеры, по большей части, отправились на встречу с губернатором. Перси с Офордом и плотниками с «Резолюшн» покинули корабли одними из последних, так как им надлежало пополнить запасы древесины, досок, инструментов, скобяных изделий, а сделать они это могли только после того, как состоится знакомство, и стороны обсудят условия сотрудничества.
Настроение Перси стало приподнятым. После долгого нахождения в море он немного тосковал и порой, улыбаясь сам себе, думал, не заразился ли он этой тоской от леди Фрэнсис. Хотелось почувствовать твердую землю под ногами. Он так и сказал Офорду, а тот тут же отвесил ему подзатыльник. Мол, «морские волки» о таком не говорят, даже если так думают. Пришлось признать свою вину и согласиться, что «морским волком» он не стал и неизвестно, когда еще станет.
- Когда отпустишь такую бороду и поживешь с мое на море, салага, - хохотнул мастер Уильям, и они потащились к воротам. Капитан Кук, капитан Фюрно и другие офицеры уже были в крепости.
Барон Иоахим Аммена ван Плеттенберг, губернатор фактории, был голландским аристократом. Этому полному, круглолицему, обаятельному человеку было тридцать с небольшим лет. Он возглавлял факторию чуть больше года, а до этого находился в должности независимого фискала. Плеттенберг носил темно-зеленый камзол с галунами, для солидности брал с собой трость, вид имел вальяжный. Как Перси потом узнал из разговора наших офицеров, он был родом из Вестфалии и женился на какой то богатой вдове.
Когда Перси с Офордом добрались до крепости, капитаны Кук и Фюрно беседовали с губернатором возле его резиденции. Плотники встали в стороне, Перси начал прислушиваться. Плеттенберг рассказывал Куку, что французы с Маврикия за восемь месяцев до прибытия эскадрыКука наткнулись на землю на сорока восьми градусах южной широты, шли вдоль берега сорок миль, хотели войти в какую-то бухту, но налетел шквалистый ветер, они потеряли пару лодок и людей, и с трудом выбрались из этой переделки. Капитан Кук слушал губернатора с большим интересом, Фюрно осматривался в крепости.
Потом капитаны зашли в дом губернатора, а английские офицеры отправились размешаться в дом некоего Брандта, который обычно оказывал содействие англичанам в жилье, пополнении запасов и торговле в фактории.
- Сейчас боцман придет, пойдем закупаться по списку, - Офорд подмигнул Перси. Они сидели за столом снаружи небольшой таверны и потягивали местное пиво в окружении множества людей, отмечавших заход в порт.
- Мастер Уильям, конопатить обшивку снаружи начнем завтра? – Перси потянулся.
- Завтра или на другой день, - йоркширец выглядел расслабленным и удовлетворенным. – Как думаешь, Перси, в этой дыре бабенки охочие до жалования моряков имеются?
- Само собой, это же голландцы, - Перси расхохотался. – Вам по душе французская болезнь? Одной цинги вам мало, мастер Уильям?
- Эй, - Офорд толкнул Перси в плечо, отчего тот расплескал немного эля на свой суконный плащ. – Следи за языком, молодой человек!
- И вы следите за языком, мастер, - Перси продолжал смеяться. – Я слышал, французская болезнь и на языке выскакивает, если лизать непотребную женщину в нескромных местах.
- Это тебе Шенк наболтал, у которого ты книжки берешь? – Офорд заложил руки за голову. – Шенк на берег сойдет и другим кораблем в Англию возвращается.
- Я знаю, он мне сказал, - Перси покачал головой. – Совсем наш лейтенант разболелся.
- Это горячка, - со знанием дела пробормотал плотник. – Бледные горячки такие, изводят человека медленно, высасывают силы, как немощь.
- Но книжки он мне оставит, за треть их цены, - ухмыльнулся Перси. – Так что жалко лейтенанта, но я только выиграю от этого.
- Выиграешь? Что выиграешь? – Офорд оскалился. – Свои дурацкие книжки? Каюту то его тебе не отдадут, в нее какой-то хлыщ с «Резолюшн» вселяется на место Шенка.
- А зачем мне его каюта? Книжек достаточно, - Перси хлопнул себя по бедру. – Пойду. Возьму вина. Нужно сегодня напиться, Офорд. У меня в Англии в эти дни жена рожает или уже родила. И еще одна женщина рожает, которая мне небезразлична. Можно сказать, я тут на мысе Доброй Надежды, и в Англии сейчас добрая надежда нарождается.
- Ах ты, развратник, - старший плотник засмеялся. – И мне принеси. Расскажешь про ту, другую женщину.
- Еще чего, - улыбнулся Перси. – Это не про твою честь, мастер.


* * *

29 октября 1772 года.

Роды леди Фрэнсис Говард затянулись. Она была без сил и держалась с трудом. В комнате, соседней с ее комнатой, проходил «военный совет».
- Солнце не должно дважды взойти над головой роженицы, - авторитетно говорил аптекарь, подняв скрюченный артритом палец вверх. – И это сказал не кто то, а Парацельс, ваша милость.
- Час назад вы утверждали, что так говорил Цельс, - покачала головой графиня Оксфорд и Мортимер.
- Цельс, Парацельс…Может быть, они оба так сказали, или Парацельс за Цельсом повторил, - аптекарь махнул рукой. – Схватки уже очень много часов длятся. Когда послали за доктором?
- Через шесть часов от начала, когда она стала стонать, - Сьюзен сидела в кресле у окна. Ей два дня назад разрешили подниматься с постели после родов. Проведя в комнате леди Фрэнсис полчаса, она пришла на это совещание, чтобы не пропустить что то важное. С Сарой была кормилица и одна из служанок.
- Вы можете унять ее боли? Она все губы разодрала в кровь, - Луиза Тарле заметно нервничала.
- Не могу, - аптекарь отрицательно замотал головой. – Это не тот случай. Пока терпимо. Если я дам ей средство от боли, у нее собьется дыхание, затуманится разум, ослабнут схватки, и без того слабые. Ей нужно усиление схваток, а не средство от боли.
- А такое средство, для схваток, у вас есть? – задала следующий вопрос Луиза. - Вы говорили, что у вас есть все средства, почтенный Стивенс.
- Такое средство есть, - он уверенно улыбнулся. – Я применю его через час, если ситуация не улучшится.
Сьюзен встала и проскользнула мимо матери на лестничную площадку. Остановилась в дверях комнаты Фрэн. Из-за рамки с простынями подругу было не видно. Повивальная бабка наклонилась к чреву леди Фрэнсис и что-то тихо говорила. Фрэн отвечала еще более тихим голосом. Сьюзен вошла, приблизилась, улыбнулась сначала повивальной бабке, потом подруге. - Вода еще нужна?
- Нет, - повитуха выпрямилась. – Вашей свояченице нужны слова поддержки.
- Они у меня в избытке, - Сьюзен уселась на стул слева от головы Фрэнсис и погладила ту по щеке. – Ну что ты, Фрэн, давай, соберись. Мы сейчас с тобой начнем дышать, как учила меня и тебя эта добрая женщина, начнем тужиться, будем думать только о хорошем. Представь, Генри притащит доктора за шкирку, тот будет кричать, что его с постели подняли. Смит ответит, что здесь одна дылда родить не может, а ты уже родила. Как тебе такое? Вот доктор на Генри напустится.
- На него напустишься, - слабо улыбнулась леди Фрэнсис. – Ладно, давай будем тужиться, Сью. Ты еще не забыла как?
- Это разве забудешь? – Сьюзен улыбалась одними глазами.
Солнце не взошло дважды над головой роженицы. Через час родилась задумчивая, спокойная маленькая Сьюзен. Так, в честь подруги, назвала ее леди Фрэнсис. А потом Генри Смит притащил доктора, и тот, конечно, на него напустился, что зря ехал. Его заверили, что осмотр молодой матери не нужен, заплатили и отпустили.
Над поместьем Ай взошла Новая Надежда.

* * *

- Пять тысяч фунтов? Кому ты задолжал пять тысяч фунтов? Почему это долг чести? – Чарльз Говард-старший был взбешен. Он мерил шагами утреннюю комнату Норфолк-Хауса и с презрением смотрел на сына. Старый герцог Норфолк сидел в большом кресле у окна и смотрел на своих наследников безучастным взглядом. Его пригласили обсудить семейные дела, но все что беспокоило его сегодня, относилось к его болям в ногах, коликам в животе и головокружениям у ее светлости герцогини.
Девятому герцогу Норфолку, Эдварду Говарду, в июне сего года исполнилось восемьдесят шесть лет. Он был стар, как библейский патриарх. Одно то, что его светлость родился через год после смерти короля Карла Второго Стюарта, стоило уже того, чтобы задуматься, может ли девятого герцога Норфолка что либо волновать, кроме насущных забот. Когда то круглолицый и румяный, теперь он был бледен, худ. Седые брови разрослись, он перестал за ними ухаживать. Парик выглядел на герцоге нелепо, но камердинер счел необходимым водрузить парик на его светлость, раз уж речь шла о семейном совете.

Эдвард Говард, 9 герцог Норфолк в молодости

Эдвард Говард повидал на своем веку немало. Его трудно было удивить глупостями молодости. В 1715 году он принял участие в восстании якобитов и чуть не лишился за это головы, государственная измена могла так закончиться, если бы не заступничество его брата перед двором. Католик, но не ревностный, как и его жена, герцогиня Мэри, старый герцог видел в своем жалком молодом наследнике только грех и ничего кроме греха. Он был жестоко разочарован в жизни в тот день, когда умер его обожаемый племянник, сын младшего брата Филиппа, прекрасно воспитанный и любящий дядю Эдвард Говард. Умер нелепо, от кори, в 1767 году.
Герцогиня на семейный совет не явилась. Она презирала Чарльза Говарда-младшего и знала, что дело касается его проделок. Чарльза Говарда-старшего она уважала и втайне надеялась, что его беспутный сын умрет раньше отца, упившись насмерть или став жертвой какого-нибудь ревнивца, которому наставил рога этот бонвиван и потаскун.
- Я не могу разгласить, кому я должен, - Чарльз Говард-младший отвернулся к окну, чтобы не видеть приступа ярости отца. – Я дал слово, что буду молчать об обстоятельствах этого.
- Он должен этим Харли, а может и тестю, - старый герцог обратился к своему наследнику скрипучим, уставшим голосом. – Дворецкий сказал, что они приходили сюда толпой и ругались с твоим сыном в моем кабинете, Чарльз. Бьюсь об заклад, что твой сын оскорбил их или как то унизил, а может и надул. Женщина, наверное, Чарльз. Женщина, или сболтнул что-то в пьяном угаре.
- Это не так, я не должен тестю ни фартинга, - Чарльз Говард-младший ответил, не оборачиваясь.
- Тестю может и не должен, а о Харли он не сказал, – засмеялся и затрясся в кресле девятый герцог Норфолк.
- Я заплачу твой долг. Последний раз. И заплачу из твоего наследства, разумеется, - отец остановился, упал на стул и тяжело вздохнул. – Ты мое наказание. Мое проклятие. Когда ты родился, я был самым счастливым человеком на свете. Я почувствовал новую надежду, радость жизни. Теперь ты позоришь меня. О тебе говорят только в эпитетах «пресловутый» и «печально известный». Я слышал, что ты наводил справки при дворе о возможности развода с женой, и из-за твоего образа жизни тебе сходу отказали даже рассмотреть такую возможность.

Чарльз Говард-старший в молодости

- Она безумна! Она душевнобольная! – завопил Чарльз Говард-младший и повернулся к отцу. – Ты забыл? В день свадьбы она разревелась на ступенях церкви при всем честном народе, как будто это похороны, а не свадьба. Она отбросила мою руку и кричала, что я ужасен, что она передумала. Передумала! После венчания! А что я ей сделал? Она тогда меня не знала совершенно, ни одного дня не знала. А если бы я так себя повел на свадьбе? Закричал бы, что мне досталась в жены тощая плоскогрудая жердь с невыносимым характером, дурная и взбалмошная? Что я передумал? Думаешь, мне с ней легко? Если бы ты знал, отец, что она творит, ты бы мне десять тысяч фунтов дал и в Темзе ее утопил!
Чарльз Говард-старший сдавил виски большими пальцами рук. У него было худое, вытянутое лицо, узкие плечи. С физической точки зрения и по характеру он был полной противоположностью сына. Сдержанный, серьезный помещик, литератор и автор нескольких книг, в том числе "Соображения об уголовных законах против римских католиков в Англии и новоприобретенных колониях в Америке" и "Мысли, эссе и максимы, главным образом религиозные и политические". Будучи человеком спокойным, он не мог сохранять это спокойствие в присутствии сына вот уже много лет. Его единственным утешением была старшая дочь, Мэри, которая скончалась два года назад, и рожденные ею от мужа, Эразма Дарвина, три внука.
- Успокойся, Чарльз – старый герцог вздохнул. – Мы заплатим.

 » Айсберг

Глава 13

«Айсберг»

10 декабря 1772 года

Он возник перед нами, как чудовищный белый исполин. Земля! Необитаемая земля в ледяном море! «Резолюшн» был впереди, они поставили марселя, паруса на марса-реях, под брамселем, и дали команду сближаться.
- Остров! Земля по курсу! – раздались голоса на палубе.
- Пятьдесят шесть градусов и сорок минут южной широты и два градуса ровно восточной долготы, - координаты измерили и доложили сэру Тобису Фюрно.
- Сигнал с «Резолюшн!» - показал рукой Фюрно - Доложить!
- Туман! Мокрый снег! Плохая видимость! Остров в миле от них! – докладывали без задержки.
- Убрать шпринцель, верхние паруса, поднять галант, - командовал сэр Тобиас. – Готовить лодки. Все «бездельники»-матросы на палубе, на паруса!
Перси и Офорд бегали по палубе, проверяя доски обшивки, нет ли наледи и сосулек, не примерзли ли лебедки и лодки.
- Сигнал с «Резолюшн!» -доносилось на палубе. – Сближаться осторожно! Отставить лодки!
«Эдвенчур» медленно поравнялся с «Резолюшн» и выдвинулся вперед.
- Это остров, мастер Уильям? – Перси с восторгом смотрел на возвышающиеся из воды отвесные, белые стены.
- Не знаю, не похоже, - Офорд щурился. Его суконная шапка и пальто с длинным рукавами покрылись зернами льда и снегом. Иней был на бороде, бровях. Лицо с едва заметным румянцем, кончик носа бледный.
- Медленнее! Медленнее! – сэр Тобиас крутил головой, осматривая мачты и палубу. – Какие сигналы с «Резолюшн?»
Минуту сигнальный молчал, потом громко завопил:
- Не приближаться! Это ледяная глыба!
Перси все слышал. Он стоял, потрясенный, с открытым ртом и холодный воздух щипал его язык и десны. Ледяной гигант! Огромная ледяная глыба около шестидесяти футов высотой и с милю длинной. А сколько там этой ледяной глыбы под водой, раз она не тонет? Каково столкнуться с такой ночью? Корабль разобьется в щепки!
- Перси! Это Ледяной обманщик! Не земля! – Офорд тряс напарника за плечо. – Смотри, на нем, кажется, птицы! Я не вижу, на нем птицы?
- Темная линия, точки, - Персифаль Чарльтон вцепился руками за поручень. – Может и птицы, мастер Уильям. Вот это да! Откуда он? Как появилось такое чудо?
- Есть земли, острова, покрытые льдом на много футов. Лед растет вширь, год за годом. А потом солнце его разрушает, лед откалывается. Вот такая глыба отваливается и плывет по морю, пока не растает в теплых широтах, - старший плотник показал Перси жестом, чтобы тот закрыл рот. – Это хуже, чем библейский Левиафан, Перси!
- Конечно, Левиафана нет, его сразил Господь, а эта глыба плавает по морю и, может быть, губит корабли в ночи! – прокричал Перси. – Мертвый и холодный, убивает людей, крушит борта.

* * *

12 декабря 1772 года.

Ему стали задавать вопросы.
«Где твоя жена?» «Что ты сделал с женой?» «Куда ты упрятал свою жену, дружище?»
Чарльз Говард-младший поднял воротник пальто и спрятался от ветра за колонной, ожидая, пока подадут карету. Когда этот пройдоха, Томас Харли, принял у поверенного его деньги, пять тысяч фунтов, он пытался разговорить Джона Адамса и даже подкупить его. Никогда не останавливается, как крот, роет и роет. Слава Богу, Джон Адамс знает, что Чарльз не терпит предателей и когда-нибудь станет герцогом, он вежливо отклонил все предложения, после чего сразу же доложил ему.
Нужно что-то решать с «плаксой Фрэнсис». Жить с ней в одном доме, разумеется, та еще пытка. Даже просто завтракать за одним столом, наблюдая ее постную физиономию, уже подвиг Геракла, не меньше. Ладно, жена есть жена. Если она хочет наладить отношения, пусть живет с ним в Норфолк-Хаус. Она просила дать ей прощение? Он простит, почему нет? Если она не хочет жить с ним, отец готов принять ее в родные пенаты, Холм-Лейси-Хаус, на неопределенно долгий срок. Он предложит выбор. Она не может не подчиниться мужу. Нельзя оставлять ее с этой полоумной Сьюзен, чтобы треклятые Харви подговаривали жену делать ему гадости.
– Карета подана, милорд, - кучер окликнул лорда Говарда. Чарльз быстро подошел, сам открыл дверцу, прыгнул на сиденье и постучал тростью в крышу. – Домой!
Если эта стерва Фрэнсис захочет жить у отца, нужно придумать, как держать ее в узде. То, как она спорила, как часто ей будет разрешено видеть ее ребенка, отлично показывает, что подчиняться она не хочет, что желает делать по своему усмотрению. Она сдружилась с дурой Сьюзен. Напросится к ней в гости, останется там, Фрэнсис потом от младенца клещами не оттащить будет. Не пройдет и пары месяцев, как слуги поймут, кто мать девочки и тогда его поднимут на смех в Лондоне, он станет притчей во языцех, о нем потом можно будет целый том анекдотов издать.
Чарльз Говард-младший вздохнул. Куда он смотрел, когда делал ей предложение? Они что, так упились с Генри, что не соображали, к кому он сватается? Почему отец и герцог Норфолк не отговорили его? У нее отец незаконнорожденный, прадед незаконнорожденный, мать в разводе из-за измены мужу. Они, все эти Фицрои и Скудаморы, безумны и резвятся в своем безумии, как молодые бычки на лугу. «Генри же мне говорил, что никогда бы на ней не женился, разве что она будет последним человеком на земле. Генри…»
Чарльз задумался. Получить назад Генри очень хочется, но если нужно будет следить за этой безумной и не давать ей дурить в Холм-Лейси-Хаус, лучше Генри никого не найти. Он простолюдин, но имеет такой склад ума и силу, что никакой папаша Фицрой-Скудамор его не собьет с толку. Нужно выплатить Генри жалованье за все месяцы. Сразу по приезду. В случае возвращения Фрэнсис к отцу, придется уговорить Генри стать ее личным драконом, стерегущим башню.

* * *

17 декабря 1772 года.

« И четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого. Первый – как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли, и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему. И вот, еще зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: «встань, ешь мяса много!» Затем видел я: вот – еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему…»
Библия, Ветхий Завет, книга пророка Даниила, глава 7.
Персифаль Чарльтон видел наяву невероятных зверей, и удивлялся, как пророк Даниил. Маленькая эскадра продвигалась на юг. Ледяные глыбы в воде и опасные смерзшиеся торосы не давали им идти нужным курсом. Они обходили их, находили проход во льдах, а потом опять впереди были эти холодные великаны и льдины, и они опять меняли курс.
Киты. Морские великаны, цари морей. Они показывались и исчезали в воде. Люди стояли на палубе, затаив дыхание, и наблюдали за ними. Так было несколько раз. В ледяных полях, опасных и завораживающих, как кошмарные сны, встречались пингвины. Они смешно передвигались, кивали, размахивали маленькими крыльями. В одном месте Перси насчитал до пяти дюжин, потом замерз, сбился со счета и пошел в трюм. А еще был тюлень. «Эдвенчур» прошел всего в двадцати футах от льдины, на которой тюлень устроился. Животное и Перси обменялись взглядами. Перси показалось, что тюлень ему сочувствует. Как тут не сочувствовать, если суконная утепленная одежда спасает в таком климате на считанные минуты, а потом нужно срочно искать место, где бы согреться. Кричали в небе чудные, горластые птицы, воздух звенел и казалось, где то совсем рядом край земли и моря, и сейчас их корабль провалится в пасть Сцилле и Харибде, исчезнет навеки.
"Как там мать, сестра, леди Сьюзен, леди Фрэнсис, мастер Джонсон, граф Эдвард Харли? Если бы они видели то, что видел он, если бы могли смотреть его глазами!" Они сказали бы, что он, Персифаль Чарльтон, не зря жил на свете. Что он видел такое, что видят очень немногие, и был с людьми, храбрыми духом, в таких местах, куда не добраться никому. Что он, Перси, мог сидеть в своем домике управляющего, в Брэмптон Брайан Холле, до старости и не увидеть всех этих странных, замечательных животных и птиц. Не узнал бы, что значит настоящий холод, а не простая английская зима. Не ловил бы в звенящем воздухе новые звуки. Не искал бы глазами необитаемые земли, хранящие свои тайны.

* * *

18 декабря 1772 года

Лорд Чарльз Говард стоял спиной к камину в столовой поместья Ай и обводил взглядом присутствующих. Его жена сидела в кресле прямо напротив него. Плечи опущены, голова поникла, лицо полное печали. Справа и слева от нее, в креслах, расположились Сьюзен Чарльтон и графиня Оксфорд и Мортимер. За ними стоял, положив руки на спинку кресла графини, граф Эдвард Харли. Рядом с ним, подбоченившись, глядя на Чарльза с негодованием, пристроился достопочтенный Джон Хартли, архидиакон Харефорда.
- Так что вы решили? – Чарльз Говард-младший встретился взглядом с архидиаконом. – Скажите им, сэр Джон, что детей положено крестить и пора уже решить это дело к всеобщему удовлетворению.
- Вы хотите решить его к своему удовлетворению, - Сьюзен Чарльтон смотрела на него с ненавистью. – Почему бы не оставить леди Говард здесь, в поместье Ай?
- Я не признаю ее ребенка, что бы вы мне все не говорили. Это мое право, я от него не отступлю, - Чарльз Говард-младший упрямо вздернул подбородок. – Мне все равно, в какую семью отправится девочка. В вашу или другую. Это было обсуждено и принято в апреле сего года всеми, включая вашего мужа, миссис Чарльтон. Кстати, как там ваш муж, бороздит моря?
- Проклятье! Не сметь! – Эдвард Харли оборвал его. Он смотрел на дочь. Та закрыла глаза от обиды. – Вы приехали сюда оскорблять нас в нашем доме?
- Я приехал сюда определиться со своей жизнью, ваша милость, - лорд Говард обратил взор на жену. – Пора решать, дорогая моя. Либо вы выполняете наши договоренности, отдаете вашу дочь в семью Чарльтон, либо я считаю себя свободным от всех обязательств по этой договоренности. Тогда мы идем к разводу. И я не собираюсь сообщать в суде лишь те факты, которые удобны всем вам. Может открыться абсолютно все, и о всех.
- Вы обещали, - ее милость грозно сверкнула глазами. – Когда мой муж, его братья и ваш тесть были у вас в доме, вы обещали молчать!
- А вы, миледи, откуда знаете? Вас там не было. Или молчать в этой истории должен только я, а мужчины Харли не должны? – Чарльз Говард-младший устал и всерьез подумывал выйти из столовой, сесть в экипаж, вернуться в Лондон и начать развод.
- Вы чудовище! – вскричала вдруг его жена, леди Фрэнсис, не поднимая головы. - Холодный! Бесчувственный! Вы лишаете меня жизни одним своим присутствием! Убиваете меня!
- Я предлагаю вам выход. Не можете со мной жить? Ладно, но мы не разведемся, оставим все как есть. Отдайте ребенка своей подруге, переезжайте к отцу с моего разрешения и сидите в Холм-Лейси-Хаус хоть до второго пришествия. Навещайте этот дом или Брэмптон Брайан Холл, где будет ваш ребенок, дважды… пусть даже четырежды в год. Но я требую неразглашения вашего родства с этим ребенком для сохранения чести моей семьи. Моя семья - это не только я. Это герцог Норфолк, его жена, мой отец, мои племенники, кузины и кузены. Любая знатная семья Англии не согласилась бы на бесчестье ради женщины, пришедшей из другой семьи, которая не дала мужу наследников, зато произвела на свет незаконного ребенка.
- Я теряю дочь! – Фрэнсис рыдала.
- А я ничего не теряю? – лорд Говард сорвался на крик. – Если я не разведусь, и не буду жить с вами, у меня тоже не будет детей, по крайней мере, законных! Решайте сейчас, сударыня! Мне нужно решение!
Леди Фрэнсис всхлипывала. Потом медленно повернулась к Сьюзан Чарльтон и сдавленным голосом произнесла. – Сью?
- Я приму маленькую Сьюзен, - едва сдерживая слезы, прошептала подруга. – Если ты решила, Фрэн, я скажу, что у меня родились близнецы, а отец, мать, дяди и слуги подтвердят. Когда она вырастет, если обстоятельства позволят, ты сама…
- Тогда решено, - леди Фрэнсис закрыла лицо руками. – Я отдам дочь Сьюзен. И поеду в Холм-Лейси. Не сегодня, но скоро.
Граф Оксфорд и Мортимер подошел к леди Фрэнсис и предложил ей руку. Она встала и посмотрела на мужа. Лорд Говард холодно кивнул ей. - Не позднее февраля я ожидаю вашего возвращения к отцу, в Холм-Лейси или в Норфолк-хаус в Лондоне. По вашему выбору. И я настаиваю, чтобы ваша дочь была передана на воспитание и крещена не под фамилией Говард.
- Об этом мы позаботимся сами, без участия посторонних, - Джон Харли качал головой, ему было трудно совладать с собой.
- Сударыня, я могу вас попросить позволить мне взглянуть, - Чарльз Говард-младший запнулся, глядя на Сьюзен. – На вашу дочь?
Сьюзен Чарльтон побледнела. Мать схватила ее за руку. Граф встрепенулся и угрожающе повернулся к лору Говарду.
- Не надо, отец, - Сьюзен Чарльтон мягко прикоснулся к локтю Эдварда Харли и посмотрела на Чарльза Говарда-младшего с презрением. – Я не стану платить вам такой же жестокостью, которую вы нам явили. Вы увидите Сару Чарльтон. Один раз. Единственный раз в жизни. Вас это устраивает?
- Вполне, - кивнул Чарльз Говард- младший.

 » Шторм

Часть вторая 1773-1786 ГОДЫ

Глава 1

«Шторм»

7 февраля 1773 года.

Три дня. Такова была договоренность. Если «Резолюшн» и «Эдвенчур» теряли друг друга из виду, каждый корабль должен был идти к тем координатам, где они были вместе в последний раз и ждать там три дня. Если ожидание не принесло результатов, нужно было направляться к условному месту встречи и ждать там до трех месяцев. В проливе королевы Шарлотты в Новой Зеландии. Это было последнее условное место встречи после мыса Доброй Надежды.
До того, как маленькая эскадра невольно разделилась, случился шторм. Поднялись волны, западный ветер усилился настолько, что находиться на палубе было опасно. Сначала пошел снег, потом ледяной дождь и весь такелаж, обшивка, мачты, реи покрылись наледью и сосульками. Оба корабля маневрировали, чтобы не получить повреждений, но рядом были огромные дрейфующие льдины. Несколько таких льдин были брошены волнами на корпус, обшивку сотрясали удары. Перси и Офорд с ужасом ожидали серьезных повреждений и ремонта в условиях холода, ледяной воды. Слава Богу, до этого не дошло. За бортом температура была близка к точке замерзания, как бороться в таких условиях за живучесть корабля, страшно было представить. «Резолюшн» и «Адвенчур» ставили и убирали паруса по обстановке.
С «Резолюшн» пришел сигнал держаться на расстоянии четырех миль по траверзу правого борта и сохранять прежний курс. Капитан Джеймс Кук вел свой корабль со скоростью двух миль в час. Затем шторм утих, эскадра находилась на сорока пяти градусах южной широты, и шестидесяти одном градусе восточной долготы. Перси и мастер Уильям узнали это, выйдя на палубу и переговорив с офицерами. Они проверили на предмет повреждений все, что только можно было проверить, составили перечень того, что нуждалось в ремонте и, изрядно замерзнув, с окоченевшими ногами и руками, спустились в трюм. Надлежало приготовиться к починке.
Но погода снова испортилась. Возобновились сильный западный ветер и шторм, а к ним добавился туман. Вахтенный услышал одиночный далекий пушечный выстрел по левому борту. Восьмого февраля «Эдвенчур» потерял «Резолюшн» из вида. По приказу Фюрно стреляли из пушек, меняли курс, искали, подавали сигналы. Все было тщетно. Корабли разлучились в этой ледяной пустыне.
- Сэр Тобиас приказал стрелять из пушки каждые полчаса, - боцман Эдвард Джонс сидел на бочке, перебирал свои карты и поглядывал на мастера Уильяма.
- Я слышу, не глухой, - Офорд бросил карту и почесал бороду. – Мы сменили курс?
- Был зюйд-ост, - боцман побил карту плотника и посмотрел в сторону Перси. – Ну, джентльмен Чарльтон что то скажет на это?
- Джентльмен Чарльтон пасует, - Перси откинулся на ящик и кинул свои карты в отбой.
- То-то же! – улыбался Офорду Джонс. – С вас причитается, мои дороги короли столярного царства. Говорил я вам, не садитесь играть с папашей Джонсом, даже когда он «под мухой».
- Это верно, Джонсы все такие, - Перси захихикал. – Знавал я в Англии одного Джонса прежде чем уйти в море. Тот еще был хитрюга и плут.
- У меня все честно, как на исповеди! – боцман толкнул Перси в бок и показал рукава. – Смотри, джентльмен Чарльтон. Это тебе не твои друзья-дворяне, играю без мухлежа!
- Да он смеется над тобой, Нед, - Офорд достал монету и бросил боцману. – Это за нас обоих, я с Перси потом взыщу.
- К вечеру пойдем на запад, к тем координатам, у которых разминулись с «Резолюшн», - Джонс похлопал себя по животу. – Если сможем держаться курса из-за ветра. Ветер такой, что туда и не подойдешь. Три к одному, что двигать нашему сэру Тобиасу теперь без капитана Кука к проливу королевы Шарлотты. Там и воссоединимся, как блудные сыновья.
- Блудный сын был один, Джонс, - Перси ухмыльнулся. – Он воссоединился с отцом и братом.
- Значит, все верно я сказал, - боцман поставил ногу на трап. – Капитан Кук нам как отец. А мы его заблудшие сыновья.

* * *

Поместье Холм-Лейси, принадлежавшее роду Скудамор на протяжении веков, находится в Харефордшире. В тридцати шести милях от Брэмптон Брайан Холла и двадцати двух милях от поместья Ай. Казалось бы, не так далеко, но когда леди Фрэнсис Говард отдала свою дочь лучшей подруге, для нее стало не важно, сколько миль их разделяет. Они были разлучены.

Холм-Лейси Хаус

Дом виконтов Скудаморов, Холм-Лейси Хаус, представлял собой большой Н-образный, двухэтажный кирпичный особняк, с наружной отделкой из песчаника и крышей из уэльского шифера. Он был построен по проекту архитектора Энтони Дина для второго виконта Скудамора, строительство началось в 1674 году. От центральной части здания, имеющей двускатную крышу и фронтон с картушем, отходили четыре крыла. Крыша крыльев и центральной части была шатровой, высокой, под ней находился чердак. По периметру крыши тянулась мощная балюстрада из камня. Окна первого и второго этажа украшали строгие белые наличники и замковые камни. Парадный вход располагался на фасаде центральной части особняка.
Крещение Сары Чарльтон и Сьюзен Чарльтон состоялось двадцатого декабря 1772 года в церкви апостолов Петра и Павла в Ай. Торжественный обряд совершил преподобный Мильтон. Он был очень доволен церемонией, разговорчив, суетлив, умилялся тому, как похожи друг на друга маленькие Сара и Сьюзен. Крестной матерью Сары Чарльтон стала ее бабка, графиня Оксфорд и Мортимер, крестным отцом достопочтенный Джон Харли. Крестной матерью малышки Сьюзен стала Луиза Тарле, крестным отцом Эдвард Харли, четвертый граф Оксфорд и Мортимер. Леди Фрэнсис сидела на скамье, в трех шагах от купели. Ее лицо застыло, как маска. Когда священник произносил слова из Евангелия, она ни о чем не могла думать, не могла даже вдохнуть.
Крещение девочек никак не нарушило и не изменило течение жизни в поместье Ай. Все изменения произошли до крещения. Кормилица из деревни Ай, Мэри Гамильтон поселилась в комнате Генри Смита на втором этаже еще в конце октября 1772 года, в ней была устроена детская. Генри Смит переехал жить в пристройку и несколько дней выражал полный восторг, потому что теперь его не будили по ночам вопли младенцев. Затем в поместье приехал отец леди Фрэнсис Говард, сэр Чарльз Фицрой-Скудамор. Он и его кучер обосновались в пристройке в компании Генри Смита и пробыли в Ай около недели. Сэр Чарльз почти все время проводил с дочерью Фрэнсис и маленькой Сьюзен. С семьей Харли он достиг полного взаимопонимания по их дальнейшим планам и действиям, обещал своевременно подготовить Холм-Лейси-Хаус к возможному возвращению дочери и ее слуг. В конце ноября 1772 года Чарльз Фицрой-Скудамор покинул поместье Ай. 18 декабря случился визит Чарльза Говарда-младшего, который прояснил его позицию и требования. Он и его поверенный уехали в тот же день и через два дня девочек крестили. В двадцатых числах декабря 1772 года неожиданно вернулся поверенный Чарльза Говарда-младшего, Джон Адамс. Он привез от своего господина некоторые документы, которые были изучены графом Оксфордом и Мортимером, ее милостью графиней, леди Фрэнсис Говард и подписаны женой лорда Говарда без возражений. После отъезда поверенного у одной из служанок и Луизы Тарле начался кашель, их удалили из дома в пристройку к Генри Смиту, который проявил себя наилучшим образом, ухаживая за больными женщинами в течение пяти дней, пока они болели.
Перед Рождеством из поместье Ай уехали граф и графиня Оксфорд и Мортимер. Было решено, что после предстоящего возвращения леди Фрэнсис Говард в январе или феврале 1773 года в поместье своего отца, Холм-Лейси-Хаус, их дочь, Сьюзен Чарльтон, последует с детьми за родителями в Брэмптон Брайан Холл и останется с семьей на неопределенное время. Если позволит погода и здоровье девочек. Если не случится что-то непредвиденное. 15 января 1773 года, после тяжелых сцен прощания, обильных слез, обещаний увидеться снова как можно скорее, леди Фрэнсис Говард уехала на старой карете герцога Норфолка в Холм-Лейси-Хаус. С ней поместье Ай покинули служанка Марта Ричардс, Генри Смит и, как ни странно, Луиза Тарле, которая согласилась стать компаньонкой леди Фрэнсис и быть ее доверенным лицом в сообщениях с Брэмптон Брайан Холлом и поместьем Ай.
Когда леди Фрэнсис вернулась к отцу в Холм-Лейси-Хаус, она поселилась в своих комнатах на втором этаже южного крыла особняка. Генри Смит занял небольшую комнату на первом этаже южного крыла на правах личного слуги леди Фрэнсис. Эта комната была так расположена, что войти в южное крыло можно было только мимо его «наблюдательного поста». Луиза Тарле расположилась на втором этаже, возле спальни леди Говард. Марта Ричардс ночевала по соседству, но днем уходила на кухню, чтобы готовить для Фрэнсис и ее свиты.
Около десяти дней леди Говард кое-как справлялась с тоской. Она грустно улыбалась, первой начинала беседу, занималась хозяйством, ходила по дому и саду. Затем она стала более тихой, молчаливой, все время сидела в своей комнате и смотрела в окно. Заходил Генри Смит, пытался ее разговорить, болтал о всякой чепухе, описывал смешные случаи в поместье. Это не помогало. Луиза Тарле брала леди Фрэнсис под руку, выходила с ней гулять, они принимали посетителей, соседей и знакомых ее детства. Но становилось только хуже.

10 февраля 1773 года

А потом начался шторм.

Леди Говард стала просыпаться по ночам через час, два или три после того, как легла. Она садилась в кровати и стонала. К ней спешила Луиза с нюхательными солями. Леди Фрэнсис отталкивала ее руку, кричала, что нечем дышать, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, умоляла мужа, которого и в помине рядом не было, вернуть ей девочку. Наутро после таких ночных припадков она не могла ни на чем сосредоточиться, отвечала на вопросы невпопад, утверждала, что ее голова раскалывается на части. Ее не интересовали ни сад, ни рукоделие, ни хозяйство. Как будто из нее высосали все силы.
«Он мне ее не вернет. Никогда не вернет. Он будет жить сто лет и мучать меня даже из Лондона. А я ему не дам. Я умру сама», – думала леди Говард и всегда возвращалась к этим мыслям. Она никому о них не рассказывала, но иногда замечала, что Генри Смит напряженно смотрит на нее, как будто он способен читать чужие мысли.
«Только бы не оплошать. Покалечиться, но при этом не умереть. Как сделать наверняка? Можно выбраться на крышу, перелезть через балюстраду и скинуться оттуда вниз, на камни». - Фрэнсис надевала садовые перчатки, брала ведро, выходила из дома, как будто она проверяет клумбы, чтобы никто ничего не заподозрил, удалялась на приличное расстояние и искала место на крыше, до которого легко добраться от люка и откуда удобно сброситься. «Вот тут? Нет, пока я пройду туда по крыше, слуги поймут, что кто-то по ней ходит и поднимут тревогу…»
Леди Говард спускалась на первый этаж ужинать, садилась за стол напротив Луизы, улыбалась Генри Смиту и безучастно ковырялась вилкой в тарелке. Ела и не понимала, что ест. Жевала и не знала, что жует.
«Как еще можно умереть? Удавиться?» - она вздрогнула, вспомнив, как совсем юной видела на конюшне повесившегося парня, который свел счеты с жизнью из-за несчастной любви к горничной. Его кривую шею, синее лицо, остекленевшие глаза. «Нет, только не так».
Леди Говард каждую ночь ворочалась в кровати, пока не засыпала перед рассветом. Она все реже и реже вспоминала о дочери. Все ее мысли были «об этом».
«Выпить яд. У отца или на кухне может быть яд. Яд от крыс. Сколько нужно проглотить яду, чтобы точно умереть? Будет ли ее рвать, когда она выпьет яд? Вдруг ее вырвет, и она не умрет, а только заболеет?»
Так продолжалось несколько дней и, в конце концов, она решила утопиться. Незаметно уйти из дома ночью, пройти из по дороге и лугу, через прибрежные заросли до реки Уай. Река Уай совсем близко. Нужно просто зайти в воду, окунуться, вдохнуть под водой, и дело сделано.

* * *

Генри Смит не спал. Он знал, что она что-то задумала. Видел это в ее лице, глазах.
«Хочет наложить на себя руки». Генри сидел каждую ночь в своей комнате у двери и прислушивался. Отсыпался по утрам и днем, на «посту» его подменяла Луиза. Они с Луизой понимали друг друга без слов. Обсудили все один раз на улице и с тех пор говорили на языке взглядов и жестов.
«Если бы хотела удрать, вела бы себя иначе». Генри Смит встал и надел камзол, а поверх него теплую шерстяную безрукавку. Три часа ночи. Прохладно стало, камин потух. И тут он услышал шаги. Легкие, как шелест листьев в саду, как ветерок в траве.
«Это она. У Луизы шаги звучат иначе».
Шаги послышались громче, прозвучали у его двери и стали удаляться, стихать. Пора было действовать. Генри осторожно открыл дверь, шмыгнул в коридор. Скрипнули дверные петли. Кто-то вышел в боковую дверь, ведущую в сад. Ясно, кто этот «кто-то!» Генри ускорился, сбежал по лестнице, выскочил на улицу. Шум шагов по гравию слева. Генри выглянул из-за угла дома и увидел Фрэнсис. На ней была ночная рубашка, а поверх нее плащ. Она брела по дорожке к деревянной ограде, отделявшей территорию вокруг дома от луга. Дошла до ограды, пролезла под перилами и двинулась через луг к реке. Внезапно остановилась и прислушалась. Генри мгновенно упал на землю в сторону от дороги. Фрэнсис не обернулась. Смит стянул с себя сапоги, поднялся на ноги и пошел босиком за ней, пригибаясь как можно ниже. Когда показалась река, леди Говард стала пробираться через кусты к берегу.
«Все ясно, решила утопиться,» - подумал Генри и ускорился. Когда он вышел на берег реки, она уже стояла в воде, без плаща, в одной ночной рубашке, обхватив себя руками. Смит зашел ей со спины, шум воды заглушил его шаги. Он боялся ее напугать и ждал. Фрэнсис плакала, он это слышал. Потом стала погружаться в воду, смогла погрузиться ниже подбородка, глотнула воды и тут же выпрямилась, закашлялась и начала реветь, рыдать, бить себя по лицу. Пора! Генри в два прыжка добрался до воды, вошел в нее и стремительно сблизился с Фрэнсис. Она оглянулась и закричала. Смит схватил ее за талию и потащил к берегу. Леди Говард вырывалась, лягала его ногами, осыпала проклятиями. На берегу Генри повалился на холодную землю, прижал Фрэнсис к себе и стал шептать. -Тише, не кричи. Не кричи, Фрэнсис. Кто-нибудь услышит и поднимет тревогу. Я все равно это не допущу. Я это не позволю. Ты не умрешь, этого не будет.
- Ты с ним! Он тебе приказал следить за мной! Ты мучаешь меня, как он! Я все равно сделаю это. Все равно сделаю, вот увидишь! – Фрэнсис рыдала, как ребенок. Смит согнулся, усадил ее к себе на ноги и стал качать, как будто убаюкивал младенца.
- Я не с ним. Я свободный человек. Намного свободнее тебя. Могу уйти куда угодно хоть сейчас. Он меня просил следить, но я приглядывал за тобой не по его приказу, а потому что тебе нужно помочь, ты страдаешь. Мне это на руку, что он меня к тебе приставил. Чарли платит мне, но я делаю что хочу, как сам решил. Не вырывайся, расслабься. Я поеду к леди Сьюзен, поговорю с ней. Мы найдем выход. Ты не должна умирать из-за Чарли или девочки. Это дурно, глупо, это ничего не изменит, ты только ранишь тех, кто тебя любит.
- Меня никто не любит, - Фрэнсис дрожала всем телом, стучала зубами от холода.
- Лжешь, тебя любит отец, леди Сьюзен, ее родители, Луиза. Ты и мне нравишься, Фрэнсис. И тебя любит твоя дочь, я сам видел, я могу на Библии поклясться. Эта кроха тебя любит, да ты и сама знаешь. Эту связь никогда не разорвать. Это не под силу Чарли.
- Что ты за человек, - всхлипывала леди Говард. - Ты как дверь, что мешает мне уйти, стать свободной, поступать по своему.
- Да, я как дверь, - бормотал Генри Смит. - Но дверь не только мешает уйти. Дверь защищает от того, что за ней.
- Отнеси меня в дом, Генри, - она внезапно перестала плакать и уронила голову ему на грудь. – Я все равно не смогла. Я трусиха.
Он кивнул и погладил ее по голове. Шторм заканчивался. Когда он нес леди Говард на руках в дому, он видел свет фонарей. К дверям выбежали слуги, впереди них стоял отец Фрэнсис, Чарльз Фицрой-Скудамор. Когда Смит прошел мимо них с мокрой, заплаканной женщиной на руках, никто не сказал ни слова. Даже ее отец. Все молчали.

* * *

22 февраля 1773 года.

Генри Смит стоял посреди гостиной Брэмптон Брайан Холла. Зимнее февральское солнце едва проглядывало из-за туч, его свет проникал в окно, но не мог рассеять полумрак.
- Она попробовала утопиться ночью пятнадцатого февраля. Я ждал чего-то такого и незаметно шел за ней по пятам до реки Уай. Она сделала попытку, нахлебалась воды, я вытащил ее на берег и немного успокоил. Потом отнес в дом. Слуги и Фицрой-Скудамор видели, как я ее нес. Теперь отец развернул бурную деятельность. На окна в южном крыле, где мы обитаем, поставили решетки, у дверей день и ночь дежурят лакеи. Убрали под ключ все ножи в кухне. Кто-то донес Чарльзу Говарду-младшему в Лондон и это не я. Он прислал мне письмо, потребовал усилить бдительность, грозится привезти врача, знающего толк в душевных болезнях и помогающего самоубийцам.
Сьюзен Чарльтон зажала рот рукой и плакала. Сидящая рядом с дочерью ее милость графиня Оксфорд и Мортимер онемела от ужаса.
- Мама, мне нужно поехать к ней и взять маленькую Сьюзен с собой, - Сьюзен Чарльтон глядела на мать с мольбой. Та кивнула.
- Вы хотите оставить ребенка с леди Говард? – Генри пристально смотрел на обеих женщин, переводил взгляд с одной на другую.

- Не знаю, как она решит, - Сьюзан Чарльтон встала и подошла к окну. – Я люблю девочку, она мне как дочь. Да что там, она стала мне дочерью. Но если жизнь и здоровье Фрэн зависят от этого, я отдам ее обратно, родной матери.
- Лорд Говард взбесится, это как пить дать, - Генри Смит пожал плечами.
- Пусть бесится, - Сьюзен Чарльтон вздохнула. – Если выбирать между жизнью леди Говард и переживаниями лорда Говарда, ты знаешь, Смит, что я выберу.
- Разумеется, миледи, - Генри почесал затылок. – Когда едем?

* * *

28 февраля 1773 года

- Благодарю тебя, Сью – Фрэнсис сидела у окна своей спальни в Холм-Лейси-Хаус с маленькой дочерью на руках. Был полдень. Погода с утра улучшилась, наконец-то выглянуло солнце. Его свет сначала позолотил верх окна, потом вполз в комнату через стекло, по подоконнику, заиграл на полированной мебели, стал едва ощутимо согревать колени леди Говард.
- Мы скажем всем, что девочка живет с крестной, Луизой Тарле. Ничего не будем объяснять. Пусть думают и говорят, что хотят, - Сьюзен Чарльтон выглядела спокойной и решительной. Она прислонилась спиной к двери, скрестила руки на груди. - Моя мама согласна, мой отец тоже. Мы не спрашивали дядю Томаса и дядю Джона, но они нас поддержат, будь уверена. Если сюда явится этот слизняк, твой отец выставит его и все. Если Говард приведет приставов, мы тебя спрячем или отправим во Францию. Пусть делает, что хочет. Разводится, судится, пляшет голышом перед королевским дворцом.
Фрэнсис взглянула на Сьюзен и улыбнулась. – Ну, ты и скажешь, Сью. Ты такая смелая и отчаянная. Как бы я хотела, чтобы ты была моей подругой до свадьбы. Тогда свадьбы бы не было, я знаю это.
- Все получится, - Сьюзен подошла к Фрэнсис, положила ей руку на плечо.
- Получилось бы, конечно, - Фрэнсис смотрела на дочь. – Но так нельзя, Сью. Не потому, что я не хочу. Я не могу. Ты знаешь, что случилось. Ты слышала от Луизы, как я изводила себя. Когда я отдала дочь тебе, это поднялось во мне, и я не справилась, сорвалась. Но это ведь не теперь возникло. Это было и раньше. Да, до этого я не пыталась что-нибудь сделать с собой и это пугает. Знаешь, что сказал Генри Смит? Он сказал, что вы все меня любите, и я не могу вас так ранить, наложив на себя руки. Он сказал даже, что я ему нравлюсь, и он мне поможет, не будет слушать моего мужа, сделает как для меня лучше. И ведь это правда, Сью. Он спас меня. Генри Смит - хороший человек, хотя и грубый, я это давно поняла. Но не только вы меня любите. Не только моя дочка меня любит. Я вас тоже люблю, Сью. И должна тоже сделать, как лучше. Поэтому ты поживешь здесь еще несколько дней, а потом возьмешь мою дочь и вернешься домой. У нее есть ты, у нее есть сестра, их крестили как сестер. Сейчас она имеет законную мать и отца. Что с ней будет, если оставить ее здесь и разрушить все это? И не забудь, я обещала Перси, что отдам ребенка тебе. Я могу нарушить обещание, данное мужу. Но не обещание, данное Перси. Ты ведь не забыла о Перси, Сью?
- Я не забыла Перси, Фрэн, - Сьюзен Чарльтон была бледна. – Я сделаю, как ты хочешь.