Да здравствует развод в 40+ (СЛР, 18+) Стр.2 :: Глава 8 :: Собственное творчество

ДаркКоулт:

Ани писал(а):

Привет!

Наверное, большинство мужчин такие, как Владимир. Не хотят отпускать то, что считают своим пока они так считают... Wink

Спасибо.

эхх, есть такие, как это не печально(((
Привет и добро пожаловать Flowers

...

ДаркКоулт:

Tanaisa писал(а):

Привет, ДаркКоулт! Мужу героиня не нужна, лишь приложение к нему. Лишь бы бизнес партнеры не увидели крах семьи, а все остальное не важно. Дочь сама по себе, уже вне семьи. Ну приехал он к дочке, и что добился? Зачем ему фикция, а жена лишь для ущемленного самолюбия, задавить нужно. Спасибо за новые главы Very Happy

Привет, дорогая tender

И вы правы)) как всегда)) жена, как приложение к комфорту и удобствам)) спасибо за коммент tender

...

ДаркКоулт:

» Глава 8

Ольга

Я проснулась раньше будильника. Сон не держал, как будто тело знало: сегодня будет иначе. День, который тянет за собой перемены — не громкие, не взрывные, а те, что трескаются где-то внутри, как лёд весной.
Тонко. Необратимо.
Сообщение пришло в шесть утра.
Номер — незнакомый. Текст — предельно сухой:
«Сообщаем о поступлении обеспечительных мер по иску. Обратитесь в ваш нотариальный орган для разъяснений.»
Сердце неприятно ёкнуло.
«Опять двадцать пять!» — подумала я с раздражением, перечитывая сухие строки уже раз десятый. "Владимир решил взять реванш за прошлую неудачу с блокировкой счетов. Похоже, его сильно задело, что Глеб так легко и элегантно опротестовал его жалкие попытки превратить мою жизнь в финансовый ад. Или он просто решил, что повторение — мать его учения? Что ж, поздравляю, бывший муж, твой упрямый подход вызывает уважение. Жаль только, что он проявляется исключительно в желании разрушить меня, а не в попытках сохранить семью.
На кухне стояла тишина. Я заварила кофе и села у окна. За стеклом шёл дождь — мелкий, капризный, почти незаметный. Тот, который оставляет следы на стёклах и в настроении. Я держала чашку двумя руками и думала, что теперь назад дороги нет.
После вчерашнего — точно!
Визит Владимира не прошёл бесследно. Он ушёл, но его тень ещё стояла в воздухе. Запах его парфюма. Его голос, сжатый до полушёпота. Его привычка входить без стука, не только в комнаты, но и в мою жизнь. Я не дрогнула. Не сдалась. Но внутри всё равно откололось что-то старое, что я не сразу решилась выбросить.
Телефон завибрировал снова, и я увидела имя Глеба.
«Утро начинается не с кофе, а с бывшего мужа, — прочитала я его сообщение, невольно улыбнувшись. — Владимир подал повторное заявление на обеспечительные меры. Видимо, прошлое решение суда в вашу пользу задело его самолюбие сильнее, чем я думал. Не переживайте, я уже отправил возражения. Всё решаемо».
Я почувствовала, как злость и раздражение внутри немного отступают. Всё-таки хорошо, когда твой адвокат ещё и неплохо шутит, особенно если это единственное, что спасает тебя от истерики.
Глеб всегда умел вовремя сказать нужное. Впрочем, в его профессии без чувства юмора никак. Представила себе лицо Владимира, когда ему снова придётся столкнуться с очередным отказом суда. Почти захотелось ему посочувствовать. Почти. Владимир привык, что я прогибаюсь, сдаюсь, опускаю глаза, а теперь приходится привыкать, что рядом со мной появился кто-то, кто не только не боится, но и способен дать ему достойный отпор.
«Ну что ж, Владимир Павлович, добро пожаловать в новую реальность, где ты — не властелин судеб, а просто надоедливый бывший муж, пытающийся напомнить о себе через бюрократические препоны. Забавно, как быстро ты превратился из угрозы номер один в мелкое раздражение, вроде комара, который никак не угомонится и всё зудит где-то над ухом».
Я смотрела на дождь, который не смывал грязь, а только размазывал её по стеклу, как воспоминания по моему сознанию. Владимир привык, что я ломаюсь первой, сдаюсь, иду на уступки. Но сегодня я была готова удивить его. Я чувствовала, как внутри зарождается новая сила — ещё хрупкая, но уже достаточно сильная, чтобы сделать первый шаг к свободе.
И всё-таки внутри шла битва. Короткий диалог с Мартой накануне застрял в голове:
— Ты уверена, что хочешь идти на суд? — спросила она. — Он умеет говорить. Манипулировать. Он знает, на что нажимать.
— Знаю. Но я тоже. И мне нужно это закончить — не как жертва, а как человек, у которого есть голос.
Пока я пила кофе, пришло сообщение от Глеба:
«Подтверждаю: суд удовлетворил заявление. Блокировка отменена окончательно. Действуем по плану. Я рядом.»
Без точек, без украшений. Только суть. Но я почему-то перечитывала это трижды. «Я рядом» — казалось, что это не только про дело.
Я ответила коротко:
«Спасибо. Встретимся вечером? Есть, что обсудить.»
Через полчаса я уже была в мастерской. Свет включался с паузами, как будто и он учился жить заново. Я вытерла стол, открыла окна и включила музыку. Мой постоянный и любимый французский джаз. Мягкий, как ткань. Без слов — как надежда.
На рабочем столе лежала выкройка нового платья. Совсем другого.
Не щит.
Не броня.
А что-то утонченное, с мягкой линией плеч и лёгкой асимметрией подола. Это платье не защищало. Оно несло, как ветер, который не давит, а подталкивает вперёд. И я впервые за долгое время почувствовала, как внутри нет боли. Только пустота, но не страшная, а такая, в которую хочется дышать.
В обед заглянула Марта. С пакетами, с кофе, с новой партией иронии:
— Ну что, мадам независимость, живы? Или уже строим бункер от бывших?
— Пока держусь. Без каски, но с утюгом, — улыбнулась я.
— Видишь? Это уже прогресс. Ты снова шутишь. А значит, можно жить дальше.
Мы перебрали ткани, выбрали фурнитуру, и под конец Марта вдруг сказала:
— Кстати, сегодня был странный звонок.
— Какой ещё?
— Мужик какой-то, вежливый, но навязчивый. Говорил, что интересуется арендой соседнего помещения. Но расспрашивал слишком подробно про тебя, про состав команды.
— Ты думаешь, это...
— Я ничего не думаю. Но будь настороже. Владимир не умеет проигрывать. У него стиль такой: не драться, а просачиваться.
Я кивнула. Внутри снова заскребло — то самое чувство, когда за спиной кто-то уже стоит, но ты ещё не обернулся.
Позже, проверяя почту, я увидела письмо из банка:
«Ваш платёж не прошёл. Возможна временная заморозка счета».
Сердце пропустило удар.
Через минуту — следом ещё одно:
«Сбой в системе. Всё восстановлено. Приносим извинения».
Сбой? Или проверка на прочность?
Я выдохнула, но тревога осталась, а Марта тем временем перебирала ткани.
— Ладно, хватит мрачничать, — сказала она. — Давай про хорошее. Кстати, ты ему нравишься.
Я чуть не уронила ножницы.
— Кому? – недоуменно взглянула на Марту, а она язвительно приподняла бровь дугой.
Я сразу поняла. Было итак понятно, о ком это она. Иной раз она хитро поглядывала, прищурив глаза, но не встревала. Просто была рядом, как опора. Словно, наоборот, подталкивала: «Давай! Дерзай, подруга!»
Решила отмахнуться, чуть покосив взгляд:
— Ты с чего это взяла?
— Взгляд у него... не клиентский. Он не услугу тебе оказывает. Он рядом быть хочет. И ещё... Он нервничает, когда ты молчишь.
Я промолчала. Потому что знала – Марта права. Не понятно, на каком уровне, но чувствовала это.
И это пугало. Пугало, потому что я привыкла, что за теплом идёт холод, за интересом — равнодушие, за вниманием — исчезновение. А тут — ничего не требовали. Просто были рядом.
Перед встречей с Глебом я долго стояла у зеркала. Пыталась выбрать не одежду — состояние. В итоге надела серую водолазку, пальто цвета топлёного молока и чуть ярче губы. Хотела быть собой. Но той, которая уже не просит разрешения быть.
Мы встретились в том же кафе, где мы впервые говорили по делу. Он ждал у окна. Читал что-то на планшете. Увидел меня и встал, как всегда сдержанно, вежливо. Но глаза… всё сказали за него.
— Привет, — сказала я.
— Добрый вечер. Как мастерская?
— Живёт, — улыбнулась я, — Растёт. А я вместе с ней.
Мы говорили о деле, о предстоящем заседании. О том, что Владимир сменил тактику. Глеб говорил спокойно, но я видела, как он напрягается. Он всё держал под контролем, но только на словах. Внутри он был включён в это дело не только по контракту.
— Я хотел спросить, — сказал он вдруг. — Если это будет не по делу, вы остановите меня?
Я посмотрела на него. Нервно сглотнула и тихо выдохнула:
— Смотря что именно.
Он вздохнул, как будто готовился. Как будто привык, что его перебивают.
— Вы меняете пространство вокруг себя, Ольга. Тихо. Сильно! Не по-женски, не по-мужски. По-человечески. И если однажды вы будете не против... Я бы хотел стать частью этого.
Я смотрела в его лицо и чувствовала, как что-то внутри меня снова хочет спрятаться в старую раковину страха, боли, разочарования. Но другой голос — тихий, но упрямый — шептал: «Смотри! Дыши! Не бойся!»
— Не сегодня, Глеб. Возможно, однажды… когда я окончательно выйду из своей клетки. А пока — просто спасибо, что рядом.
Он кивнул, без обиды, без нажима. Но в его взгляде что-то дрогнуло, как свет, попавший в воду. И в этой паузе между нами было что-то важнее, чем поцелуи и признания. Было понимание. Было уважение. Было начало — медленное, но настоящее.
Когда я вернулась домой, я не чувствовала одиночества. Я чувствовала себя в пути. А это лучше, чем любая стабильность, построенная на страхе.
Я включила лампу, села за блокнот и записала одну фразу: «Я не вернусь туда, где себя теряла». А потом долго смотрела в окно, где дождь оставлял узоры на стекле.
Как память.
Но не боль.

***

Судебный зал был светлым и гулким. Всё в нём будто бы говорило: здесь прав тот, кто говорит громче. Но внутри меня звенела тишина. Та самая, после которой уже не слышно даже собственных шагов. Не страх. Не паника. А что-то другое — как будто я стою у границы. Старого мира. Себя.
Глеб стоял рядом, спокоен, подтянут, как всегда. Его голос звучал ровно, уверенно. Он держал папку, говорил формально, чётко, но не чёрство. Там, где другие юристы давили бы тональностью, он вёл линию как хирург — точно, с уважением. Я слушала его и пыталась дышать. Каждое его слово будто цементировало мою решимость.
Владимир вошёл, как всегда — с уверенностью человека, который считает, что весь зал ему должен. Чёрный костюм, походка размеренная, взгляд сдержанно-снисходительный. Но когда он посмотрел на меня — я увидела: он нервничает. Глубоко, внутри, как зверь, загнанный в ловушку. Он злился, но сдерживал себя. Пока.
Судья говорила быстро, монотонно. Глеб отвечал. Владимир — смотрел на меня. Я пыталась не замечать. Но взгляд прожигал.
А потом он попросил слова. Судья разрешила. И он встал.
— Уважаемый суд, я не хочу превращать это заседание в фарс. Мы прожили с Ольгой двадцать лет. У нас есть дочь. Семья. Прошлое, которое нельзя вычеркнуть одним росчерком пера.
Владимир говорил ровно, без лишних эмоций, и в этом была самая большая его ложь. Я знала этот тон — за ним всегда стояла тщательно скрываемая ярость, прикрытая показной интеллигентностью. Он был мастером иллюзий, и сейчас старательно рисовал перед судом картину заботливого мужа, жертвы женского каприза. Я почувствовала, как внутри меня всё закипает от бессилия и злости. И в этот момент четко осознала, что именно этого он и добивается — моей реакции, моей ошибки.
«Не сегодня», — сказала я себе мысленно, стараясь удержать дыхание ровным.
Он замолчал, оставив в воздухе тонкий шлейф манипуляции, и посмотрел прямо на меня, словно ожидая моего ответа или срыва. Я чуть заметно усмехнулась — Владимир всегда умел произвести впечатление. Только вот слова его давно потеряли власть надо мной.
«Ты забыл упомянуть, Володя, как именно мы прожили эти двадцать лет. Семья? Прошлое? Конечно. Только всё это было построено на твоём контроле и моём молчании. И сегодня ты хочешь вернуть не жену, а свою власть. Жаль, что суд не выдаёт решения на восстановление твоего эго», — мелькнуло в моей голове с оттенком горькой иронии.
Пауза длилась не долго. Он смотрел только на меня. И говорил уже не суду, а мне.
— Я не отрицаю, были ошибки. Было непонимание. Я работал много, да. Иногда молчал. Иногда был жёстким. Но я любил... Люблю! И, наверное, всегда буду. Мы ведь были больше, чем брак. Мы были командой.
Я закрыла глаза, потому что каждая фраза звучала, как капкан.
Точно рассчитано.
На память.
На сердце.
На боль.
— Я хочу один шанс. Не для возврата, а для разговора. Без адвокатов. Без бумаги. Просто поговорить, только ты и я. Ради памяти. Ради семьи. Ради того, что было.
Судья откашлялась, кивнула. Заседание отложено. Перерыв до следующей недели.
Я вышла из зала в ступоре. Мир был будто выжат. Я не понимала, что чувствую. Только сердце стучало глухо, как в комнате с закрытыми окнами. Глеб догнал меня.
— Всё нормально?
Я кивнула, но голос дрогнул:
— Я поговорю с ним. Один раз. Мне нужно… закрыть эту страницу.
Я стояла на ступенях суда, сердце билось, как сумасшедшее. Я знала, что поступаю глупо, знала, что это шаг назад, а не вперёд. Но мне казалось, что, если я не поговорю с Владимиром сейчас, он будет преследовать меня бесконечно. Я хотела поставить точку, чётко и окончательно. Закрыть дверь, даже если придётся на секунду вернуться в прошлое, от которого так старательно бежала.
— Мне нужно сделать это, Глеб. Один последний разговор, и всё. Я должна убедиться, что внутри меня ничего не осталось.
Он молчал, глядя на меня напряжённо и сдержанно.
— Я понимаю, — произнёс он спокойно, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на тревогу, будто он уже видел исход. И это пугало меня больше, чем признаться самой себе.
Он не спорил. Только смотрел.
Долго.
Сдержанно.
В его взгляде было всё — поддержка, тревога, понимание.
Он знал, что сейчас я иду по грани, но дал мне шагнуть самой.
Это и было — уважение.

...

ДаркКоулт: