Да здравствует развод в 40+ (СЛР, 18+)

ДаркКоулт:

 » Да здравствует развод в 40+ (СЛР, 18+)  [ Завершено ]

Автор: Dark Colt
Название: Да здравствует РАЗВОД в 40+
Жанр: Современный любовный роман, драма
Рейтинг: 18+

Авторский цикл: "РАЗВОД - это только начало!"

От автора: Дилогия
1 часть - Да здравствует развод в 40+

Аннотация:

Когда тебе за сорок, у тебя взрослая дочь, стабильный брак и полный шкаф брендовых шмоток, ты точно знаешь — жизнь удалась. Вот только одна смс в телефоне мужа — и весь флер счастливого брака летит к чёрту.
Я вижу впереди свободу и новую жизнь, а он не готов отпустить. Найду ли я силы разорвать нашу связь? Начать все с чистого листа и стать счастливой.

Муж предал. Подруга налила вина. Юрист оказался слишком привлекательным.
Сорок — это не приговор. Это — площадка для старта.
"Да здравствует РАЗВОД в 40+" — роман о том, как женщина выбирает себя.

...

ДаркКоулт:

 » Предисловие

Сорок лет. Казалось бы, ты уже всё знаешь о жизни. Особенно если ты — жена, мать, хозяйка, психолог, кулинар, экономист и спонсор в одном лице. Но вот однажды ты находишь в телефоне мужа фото. Нет, не с собакой. И не с рыбалки. А с девушкой. В белье. Без лишней скромности. И с подписью: «Это будет нашим секретом, тигрица 😉».

Тут бы, по классике, закатить истерику. Или броситься в бой за брак. Но что, если ты… просто встаёшь. Снимаешь кольцо. И уходишь. Без скандалов. Без пафоса. Просто потому, что больше не готова быть тенью в чьей-то жизни.

Эта книга — не про «как пережить развод». Она про то, как выбрать себя. Про то, что после "конец" может начаться самое интересное. Особенно если в твою жизнь внезапно входит юрист с голосом льда и глазами, в которых хочется утонуть, а бывший муж вдруг вспоминает, что ты — женщина, а не бытовой робот с функцией «прости всё».

Ты будешь злиться, плакать, ржать, кусать подушку и, возможно, увидишь в героине себя. Потому что каждая из нас хотя бы раз думала:
«А не пора ли мне выбрать себя?»

Если ты именно в таком моменте — устраивайся поудобнее.
Это история о свободе. И она началась.

...

ДаркКоулт:

 » Глава 1

День, когда я сняла кольцо

Я сняла кольцо в семь сорок три утра. Под ногами холодный ламинат. Кожа, как будто не моя. Я давно не чувствую себя в своём теле. Оно как чужой костюм, в который я втиснулась по привычке. Руки делают то, что должны. Ну а внутри — пустота. Точно знаю это время, потому что чайник вскипел. Я стояла у окна, босая, с зажатой в пальцах обручалкой, и смотрела, как пар поднимается вверх — как когда-то поднимались мои мечты.
На улице шёл снег. Весна, мать её.
Я не плакала. Не билась в истерике. Не кидала телефон об стену. Я просто… была пуста. На экране телефона мигала его последняя СМС: "Позвоню позже. Разберёмся. Не драматизируй."
Я больше не ждала звонка.
Где-то далеко, в другой стране, училась наша дочь. В этих стенах она давно не жила — и, может, именно поэтому я так долго позволяла себе оставаться в пустоте. Я не хотела, чтобы она видела, как я ломаюсь. А теперь... я просто хотела, чтобы она когда-нибудь увидела меня настоящую.
Я не звонила. Я больше никогда не звонила первой.
Мы были вместе двадцать лет. Сначала — как будто навсегда. Он знал, как смешить меня. Я умела готовить его любимые завтраки. Мы могли молчать вместе часами. Помню, как он целовал меня в лифте, забыв нажать на кнопку. Как держал за руку даже в машине. Как покупал сыр, который я терпеть не могла, только потому, что он пах моим детством.
Но потом всё начало рассыпаться. Сначала — молча. Потом — громче. Он стал задерживаться на работе. Отвечать не сразу. Раздражаться по мелочам. Один раз ушёл ночью «проветриться» и вернулся только под утро — с запахом чужих духов на воротнике. Я спросила, он усмехнулся: «Не начинай. Всё в порядке.»
А накануне этого утра он снова не ночевал дома. Написал: "Поздно, не жди." Ни объяснений. Ни звонка. Я уже знала. Внутри всё смолкло. Точка внутри меня была поставлена ещё тогда. Просто утром я её оформила в действие.
А внутри — пусто и страшно спокойно. Будто я больше не сопротивлялась.
Через два часа я подала на развод. Через три — сожгла его рубашку, ту самую, в которой он приходил домой от неё. А вечером…
…вечером я впервые поцеловала другого мужчину.
Я не знала даже его имени. Просто оказалась рядом с тем, кто посмотрел на меня не как на привычный силуэт, а как на женщину. Это было страшно — и в то же время так необходимо. Он увидел меня в тот момент, когда я сама себя не видела.
— Ты уверена, что хочешь этого? — прошептал таинственный незнакомец, прижимая меня к стене.
— Нет, — честно ответила я. — Но я хочу забыть, каково это — быть никем.
Он не торопился. Его ладонь легла мне на щеку, как будто я была хрупкой. Его дыхание касалось моих губ, медленно, будто спрашивало. И тогда я закрыла глаза.
Поцелуй не был нежным. Он был острым. Горьким. Как первый глоток сухого вина, после долгой жажды. Моё тело вздрогнуло, но не от страха — от узнавания. Как будто я вспомнила, что я — живая. Что я — женщина. Не тень. Не мебель. Не пустота.
Я чувствовала, как тело вспоминает себя — напряжение в бёдрах, затаённое дыхание, дрожь внизу живота. А душа, спеленатая годами молчания и терпения, вдруг застонала — тихо, как будто впервые позволила себе звучать.
Я не знала, что это начало конца.
Что Владимир не отпустит меня просто так. Что я сама не отпущу себя просто так.
И что однажды мне придётся выбирать между тем, кто лечит — и тем, кто ранит, но всё ещё живёт в моей коже.
Я вышла на улицу, не ощущая каблуков. Казалось, даже воздух трещал на коже. Губы горели, словно от ожога. Каждый прохожий казался свидетелем того, что произошло. Но никто не знал. Только я. И он. И — моё тело.
Когда я вернулась домой той ночью, в квартире стояла тишина. Он спал. Как всегда — на правом боку. На его щеке — залом от подушки. Я смотрела на него долго. Это было похоже на прощание. Только без слов. Без обещаний. Без будущего.
Кольца на пальце уже не было. Я сняла его утром — и теперь это было как печать. Не обручальное. Печать точки. Или выстрела без звука. И положила его в ящик, где когда-то хранились наши билеты в Прагу. Билеты, которые мы так и не использовали.
Теперь я знала: я не вернусь. Даже если он будет умолять. Даже если будет плакать.
Потому что я устала быть той, кого не выбирают.
А теперь — я выберу себя. Я не была его выбором уже давно. Пришло время выбрать себя — и больше не отдавать этого права никому.
Я шла к этому дню долго. Через годы молчания, ночи одиночества, сквозь ложные улыбки и затянутые платья. Но теперь всё. Я не жду больше никого. Потому что я вернулась к себе.

...

ДаркКоулт:

 » Визуализация героев

Дорогие читатели!

Предлагаю начать знакомство с героями


Ольга Сергеевна Кравцова


Возраст: 42 года
Рост: 168 см
Внешность: стройная, утончённая, карие глаза, русые волосы до плеч, изящные черты лица
Род занятий: дизайнер по призванию, домохозяйка в браке. До брака училась и работала в сфере моды. После развода — открывает собственное ателье
Черты характера: сдержанная, проницательная, сильная внутри, хотя долго жила в эмоциональной клетке. Переживает личную трансформацию — от покорной жены к самостоятельной, уверенной женщине







А это близкая подруга - Марта


Возраст: 43 года
Рост: 172 см
Внешность: яркая брюнетка, карие глаза, выразительная мимика, стильная, любит акцентные украшения и леопардовый принт
Род занятий: психолог, коуч, помогает женщинам после развода
Семейное положение: разведена, детей нет
Черты характера: прямая, ироничная, сильная. Умеет быть мягкой, когда нужно, и резкой, когда важно







Огромное спасибо за Ваше внимание!
Буду рада вашей обратной связи, любым вашим комментариям, поддержке и лайкам❤❤❤
С любовью, ваша Dark Colt ❤❤❤

...

ДаркКоулт:

 » Глава 2

Он спал. Рядом. Спокойно, уверенно, как будто знал — я никуда не уйду.
Когда-то он встречал меня на вокзале с цветами. Водил по ночному городу, шептал, что боится уснуть, потому что тогда я исчезну. Где это всё потерялось?
Я лежала с открытыми глазами, чувствуя, как моё тело постепенно холодеет. Простыня на моём животе была влажной от ночного пота, но дрожь шла не от температуры, а от пустоты. Мне казалось, я лежу рядом с чужаком. Словно кто-то подменил моего мужа — и оставил вместо него оболочку привычки.
Он повернулся на бок, положив руку на моё бедро. Привычный, небрежный жест собственника. Как будто всё в порядке. Как будто всё, как всегда.
Именно тогда я впервые подумала: «Я одна. Даже когда я с ним.»
Я осторожно поднялась, стараясь не разбудить его. На цыпочках прошла на кухню, включила свет и налила себе воды. Холодная жидкость текла по горлу, но не приносила облегчения. Сердце билось глухо, сдавленно — как будто кто-то внутри уже знал. И ждал удара.
Телефон лежал на краю кухонного стола. Его телефон. Без пароля. Всегда — без пароля. Он часто повторял: «Мне нечего скрывать.»
Я села напротив, положила руки на стол. Смотрела на него долго. Мысленно просила себя — не трогай. Не ищи. Не смотри. Но рука всё равно потянулась.
Я просто хотела убедиться, что я ошибаюсь. Что накручиваю, как всегда. Что кризис — только в моей голове. Что я всё ещё люблю. Что он — всё ещё со мной.
Но фотография открылась первой. Без поиска. Без пролистываний.
Грудь словно сдавило бетонной плитой. Пальцы похолодели. Но даже слёзы не пришли — только звенящая тишина в голове.
Её звали Алиса. У неё были длинные ноги от ушей, как он любил повторять, рот полуоткрыт, язык высунут, а руки — обвивали его шею. Он был на фотографии тоже. Без футболки. С этой своей дурацкой ухмылкой, которую раньше я считала обаятельной.
И подпись:
"Это будет нашим секретом, тигрица" — в конце даже стоял этот дурацкий смайлик с подмигиванием.
Я смотрела в экран. Долго. Молча. В горле встал ком, будто проглотила гвоздь. Живот скрутило, словно внутри включили ток. Воздуха стало мало, как после удара в солнечное сплетение. Моё сердце сжалось, словно кто-то сунул в грудь кулак и выжал до сухости. Но даже слёзы не пришли. Было слишком тихо. Внутри будто всё застыло — и эта тишина была страшнее любого крика.
Но я ведь знала. Знала ещё днём. Просто не хотела признавать. Не хотела верить, что смех в ванной — не для меня. Что исчезновение на ночь и короткое сообщение «Не жди. К встрече готовлюсь» — не про работу. А утром, будто в ответ на мой немой вопрос «где ты был?», он бросил СМС: «Позвоню позже. Разберёмся. Не драматизируй.»
Вот тогда я и сняла кольцо. Не со злости. Со знанием. С уверенностью. Это не был импульс. Это была точка. Молчаливая, как выстрел глушителем.
Теперь, глядя на экран с этим фото, я больше не сомневалась. Я не предатель. Я — выжившая. Поцелуй с тем незнакомцем не был изменой. Это был первый вдох после долгого удушья. Первое прикосновение к себе. Не к нему. К себе.
Я встала. Вернулась в спальню. Он спал, как ребёнок. Ничего не знал. Ни о том, что я всё видела. Ни о том, что уже сделала выбор. Он спал, уверенный, что я всегда буду рядом. Как пол под ногами. Как привычка.
На подушке, где раньше была моя рука, остался только залом на наволочке. Кольцо давно снято. Решение — принято.
Я шла в ванную, как на казнь. Не чтобы смыть грязь — чтобы стереть кожу, в которой жила последние двадцать лет.
Я стояла под душем. В одной ночной рубашке. Вода стекала по телу, как по чужой коже. Я смотрела в стену с закрытыми глазами и не чувствовала ни боли, ни злости. Только холод. Только слепую ясность. Моя жизнь только что превратилась в разбитое зеркало. И ни одно отражение больше не скажет мне, кто я.
Где-то далеко, в другой стране, моя дочь, наверное, уже проснулась. Я не скажу ей. Пока не скажу. Она далеко. И не должна страдать вместе со мной. Я надеялась, что она никогда не узнает, как легко может рухнуть мир взрослой женщины. Я хотела бы остаться для неё сильной. Невозмутимой. Но в эту ночь я была только настоящей.
Я ушла. Без крика. Без истерики. Без сцены. Просто собрала вещи и закрыла за собой дверь.
Утром он проснётся. Подумает — каприз. Сценка. Он всегда говорил: «Ты драматизируешь.»
Но когда откроет шкаф — и не найдёт там ничего. Когда зайдёт в ванную — и не увидит ни одного моего флакона. Когда не услышит шагов по утрам. Тогда, может быть, поймёт.
Поздно, как всегда. Но поймёт.
В ту ночь я поехала к Марте. Она открыла дверь в халате, с бокалом вина и сигаретой, хотя давно бросила. Мы не говорили. Я села на диван, закуталась в старый плед и просто сидела. Смотрела в пустоту. Пила вино из чашки. Не рыдала. Даже не шмыгала носом. Боль была где-то глубже, чем слёзы.
Утром — снова ЗАГС. Окончание формальностей. Подпись. Щелчок. Всё. Теперь официально. Я — свободна. Формально. Юридически. А внутри — пустырь.
А в обеденный перерыв я записалась в салон. Новые волосы. Новые ногти. Новая помада.
Я смотрела на своё отражение в зеркале и впервые за долгое время сказала:
— Привет. Я тебя почти не помню.
И это было началом.
Началом конца.
И, может быть, началом чего-то другого…

...

ДаркКоулт:

 » Глава 3

На следующий вечер Марта снова открыла вино. Мы сидели на кухне — я в её старом халате, она — как всегда прекрасна в хаосе. За окном моросил мелкий дождь, московский апрель пытался напомнить, что весна вообще существует. Но внутри было серо, сыро и гулко.
— И всё? Просто ушла? Без истерик, без тарелок?
Голос Марты звучал одновременно восхищённо и недоверчиво. Она сидела в пижаме с леопардовым принтом, с бокалом вина и сигаретой, хотя давно обещала бросить и даже не курила долгое время. Странно было вновь видеть её с сигаретой. Их разделял старый дубовый стол, покрытый царапинами и следами бокалов — точная метафора их дружбы: времени не боится.
Я сидела напротив, босая, закутавшись в плед. В руках — кружка с остывшим чаем, а в голове — тишина, будто я неделю пряталась в бомбоубежище. Я устала. Но внутри было странное спокойствие. Будто кто-то чужой наконец вышел из моего тела.
— Да, Марта. Просто ушла. Как из горящего дома. Без сожалений. Только запах дыма остался.
— И что теперь?
— А теперь, наверное, я попытаюсь вспомнить, кто я. Без него.
Марта затянулась, выдохнула к потолку.
— Хочешь, я скажу тебе непопулярную правду? Ты не из-за фото ушла. Ты ушла, потому что он давно перестал смотреть на тебя как на женщину. Фото — только последняя капля. Ты просто перестала ждать, что он снова выберет тебя.
Я кивнула. Глаза были сухими, но в уголках затаилась соль.
Марта посмотрела на меня внимательно:
— А ты скажешь ей?
— Дочери? — уточнила я. Марта кивнула.
— Когда я сама перестану плакать ночами. Пока нет. Она должна видеть меня сильной. Не сломанной. Не сейчас.
Я вздохнула:
— А ты бы простила?
Марта нахмурилась:
— Я — да. Потому что я злопамятная. Я бы простила, чтобы потом годами манипулировать. А ты — нет. Ты слишком гордая, чтобы мстить. Ты умеешь только уходить.
За окном во дворе что-то громыхнуло. Марта откинулась назад, посмотрела в окно, как будто ждала — может, это знак? Потом снова посмотрела на меня.
— Он ведь тебя не удержал?
— Он спал. Как будто всё в порядке. Как будто я никуда не собиралась.
Я вспомнила: два месяца назад Владимир проснулся раньше обычного. Стоял в ванной с телефоном, думая, что я ещё сплю. Он улыбался экрану. Той самой улыбкой, которой когда-то касался моей кожи. Я тогда даже не разозлилась. Просто сжалась внутри.
С тех пор я перестала краситься дома. Надевать кружевное бельё. Надеяться.
— У вас был секс? — Марта вернулась к настоящему, как всегда неожиданно.
— С Владимиром?
— А с кем ещё, чёрт побери?
Я пожала плечами. Всплыла сцена, такая серая, что даже запаха у неё не было. Он вошёл в спальню поздно. Не глядя. Не спросив. Как будто так надо. Поцеловал механически. Одной рукой стянул с меня халат. Всё длилось не больше пяти минут. Без слов. Без взгляда. Без души.
— Очень и очень давно… — сказала я. — Но это было как милость. Как будто я — не женщина, а тело. Просто тело.
Марта подошла, села рядом, обняла за плечи. Молча. Без утешений. Просто была рядом.
Я вздохнула. И сказала:
— Я целовалась с другим.
Марта приподняла бровь.
— Когда? Где ты вообще была? Как это произошло?
Я выдохнула, взглянув в бокал.
— Вышла из дома. Просто пошла куда глаза глядят. Тогда ещё не знала, что уйду навсегда. Просто не могла дышать в этих стенах. Я спустилась в метро, ехала без цели. Оказалась в баре, где когда-то бывала с коллегами. Он сидел напротив. Один. Мы встретились взглядами — и будто что-то внутри сорвалось. Он подошёл, что-то сказал. Я не помню слов. Только глаза. Я хотела почувствовать хоть что-то. Хоть каплю желания, волнения, страха…
Марта нахмурилась:
— Подожди… Ты правда вот так — пошла и поцеловалась с первым встречным?
— Я… я просто сидела в баре, одна. Не пила даже. Просто хотела тишины. Он сел рядом. Спросил, всё ли в порядке. Я не ответила. Он смотрел не как мужчина на добычу. А как человек, который вдруг увидел в другом боль. Не сказал банальностей. Просто молча сел рядом. И смотрел. Я сидела слишком близко, он посмотрел на меня слишком внимательно. И я позволила. Это был не поцелуй страсти. Это был поцелуй пробуждения. Мне нужно было почувствовать, что я ещё живая. Это было нужно… мне…
Она кивнула, молча. Налила вино в оба бокала. Мы чокнулись без звука.
— Ты не предала. Ты спаслась. Пусть неосознанно, пусть бессильно. Но ты выдохнула.
— Наверное… спать одна. Просыпаться — для себя. И, может быть, в какой-то момент… снова почувствовать.
— А если Володя придёт?
Я усмехнулась:
— Пусть сначала научится смотреть мне в глаза.
Может, в другой жизни — или хотя бы в другой версии себя. Сейчас я больше не хочу смотреть на него снизу-вверх. Мне достаточно знать, что я умею подниматься без его рук.


Позже, в тот же вечер.

Я вышла на лестничную клетку, чтобы выкинуть мусор. Лифт остановился, и я даже не сразу подняла глаза. Но когда увидела его – моё тело напряглось, как от удара током.
Владимир.
В дорогом пальто. С тем самым взглядом – чуть снисходительным, чуть обеспокоенным, но с налётом привычной власти.
– Что происходит? Мы можем поговорить?
Я молчала, и просто смотрела на него. Прошло чуть больше суток с тех пор, как я вышла из его квартиры, а он даже не позвонил.
Ни разу.
Ни слова.
Ни вопроса.
А теперь – стоит здесь.
– У меня нет к тебе претензий, – продолжил он, – Я просто хочу понять, что с тобой происходит. Я просыпаюсь — и пусто. Твои вещи исчезли. Ты исчезла! Я заслуживаю объяснений.
– Ты не заслуживаешь ничего, кроме тишины, – ответила я спокойно, – И ты её получил. Сутки. Молчания.
Он хмыкнул:
– Ты серьёзно думаешь, что всё закончится так просто? Это развод, Оля. Это... решение на всю жизнь. А ты ведёшь себя как подросток, обиженная на вечеринке.
– А ты ведёшь себя как мужчина, который вдруг понял, что женщина больше не обязана быть рядом, чтобы греть ему постель.
Его лицо дёрнулось. Я знала эту мимику: злость, за которой пряталась растерянность. Он не был готов к тому, что я уйду. Он был уверен – я останусь.
– Послушай. Давай не будем превращать всё в цирк. Я не хочу войны. Мы можем нормально поговорить. Без крика. Без обвинений. Я всё ещё считаю, что мы можем спасти этот брак.
Я замерла. Больно защемило внутри.
Когда-то он касался меня иначе. Один вечер, много лет назад: я простыла, температура, бессонница. Он укрывал меня пледом, приносил мятный чай, клал ладонь мне на лоб и просто сидел рядом. Тогда я верила, что это – навсегда. Что я – любимая. Что я – единственная.
Теперь я была чужая.
Где ты был со своей «спасательной речью», когда я ночами молча лежала рядом, притворяясь спящей, чтобы не заплакать?
– Слишком поздно, – тихо сказала я, – И я не верю в спасение там, где давно всё утонуло.
Я вернулась в квартиру. Захлопнула дверь. Спина горела, как будто он смотрел в упор, но я не обернулась.
В кухне меня ждала Марта. Она подняла бровь:
– Ты вся пылаешь. Что-то случилось?
– Он был здесь.
– Он?
Я кивнула и села. Взяла бокал, нервно начала глотать, чуть не захлёбываясь.
– Начинается.
Марта молча села рядом и сказала только одно:
– Тогда тебе придётся стать ещё сильнее.

Марта встала и принесла из спальни коробку с записками. Там были визитки, старые брошюры, открытки, на которых мы когда-то писали мечты.
– Помнишь, как ты мечтала о своём бутике? До всей этой истории с Владимиром.
Я села ближе. Взяла одну из открыток. На ней – мои каракули: «Открыть студию на Патриарших. Яркие платья. Только индивидуальный пошив. Только свобода.»
– Ты ведь могла бы снова открыть свой бутик, – сказала Марта мягко, – Или хотя бы начать консультировать. У тебя вкус, опыт, имя. Ты просто пряталась в его тени слишком долго.
Я грустно усмехнулась. А потом вдруг, впервые за долгое время, почувствовала, как где-то внутри что-то шевельнулось. Как будто мысль о том, что я могу быть не только бывшей женой, а собой – оживила меня.
– Да. Наверное, могла бы.
Марта подмигнула:
– Вот. Начинай. С этого. С себя.
Мы допили вино. Как в юности. Как будто ничего не изменилось — кроме всего. Марта включила музыку. Французский джаз, которого мы не слушали сто лет.
А я смотрела в окно на отражение в стекле. Женщина с собранными в лёгкий узел волосами, в уютной одежде и с лёгким блеском в глазах, вдруг показалась мне сильнее, чем я была за многие годы. Не тогда, когда мы только поженились, и не в моменты бурной влюблённости, а сейчас – в этом хрупком, но честном одиночестве.
Без мечтаний о новых мужчинах. Без фантазий о спасителе. Только я – и то, кем могу стать, если не остановлюсь.
Я не знала, когда именно начну. Но в тот вечер впервые подумала: если я правда хочу быть собой — пора вытаскивать мечту из ящика.
Не когда-нибудь. А сейчас!

...

ДаркКоулт:

 » Визуализация героев

Дорогие мои!

Продолжаем знакомство с героями))





Владимир Павлович Кравцов
Возраст: 45 лет
Рост: 182 см
Внешность: представительный, спортивного телосложения, волосы с проседью, стальной взгляд
Род занятий: владелец строительной компании
Черты характера: контролирующий, властный, манипулятор. В прошлом обаятельный и харизматичный, постепенно утратил эмоциональную связь с женой
Особенности: не терпит потерь, воспринимает развод как предательство, пытается вернуть контроль всеми доступными способами







Дочь Ольги и Владимира - Алина Владимировна Кравцова
Возраст: 19 лет
Рост: 170 см
Внешность: хрупкая, с длинными русыми волосами и большими глазами. Взгляд внимательный, чуть настороженный
Род занятий: студентка международного университета (обучение за границей)
Черты характера: умна, чувствительна, наивна. Любит обоих родителей, но переживает раскол внутри семьи тяжело


Как вам наши герои?
Поделитесь своими впечатлениями. Так ли представляете их?
И приятного чтения!

...

Tanaisa:

Привет любимому автору! Давно я не заходила на сайт. А тут новый роман и тема интересная, развод. Так и хочется спросить мужчину " ну почему так? " неужели нельзя по человечески? Обязательно нужно плюнуть в душу! Спасибо теперь буду заходить сюда и ждать продолжения.

...

ДаркКоулт:

Приветствую и искренне благодарю дорогая
Добро пожаловать история обещает быть горячей и захватывающей))

...

ДаркКоулт:

 » Глава 4

Я проснулась рано. Было ещё темно, за окном шептал дождь, и небо казалось тканью, натянутой на боль. Марта тихо посапывала в соседней комнате, а я лежала на раскладном диване, прислушиваясь к пустоте. Внутри уже не было паники. Только напряжение – как перед грозой.
Телефон дрогнул.
Я быстро проверила сообщения от дочери – всё спокойно. Она за границей, учёба, проекты. Пока не знает. И пусть так. Её пока не трогает эта буря. Я защищу её, хотя бы дистанцией.
Одно новое сообщение от Владимира.
«Ты серьёзно? Мы не договорили. Я не дам тебе всё так разрушить. Вернись домой. Или поговорим по-человечески.»
Я закрыла экран. Сердце застучало – быстро, неравномерно. Я не боялась. Я злилась. Он влезал даже в моё молчание. Даже в тишину, в которую я только начала дышать. Он не мог отпустить – не из любви, а из страха потерять власть. Он начинал манипулировать. И я почувствовала, как внутри снова поднимается буря.
На кухне запахло кофе. Я стояла у окна, завернувшись в Мартин кардиган. В голове вспыхивало одно и то же: «Ты вернулась к себе. Не дай его голосу сбить этот маршрут».
Я даже не услышала, как зашла Марта.
– Он пишет? – спросила она.
Я кивнула, не поворачиваясь.
– Будет пытаться. Он не из тех, кто отпускает. Не потому что любит. А потому что собственник.
– Я знаю, – сказала я, – Но в этот раз ему не хватит силы затянуть меня обратно. Я не прощаюсь. Я уже ушла.

К обеду мне позвонили с работы. Когда-то я оформляла витрины для одного шоу-рума, и дизайнер Лена предложила подработку: стилизовать съёмку новой коллекции.
– Ты ведь не умерла там совсем, Оль? – поддразнила она. – У тебя вкус, глаз, энергия. Нам не хватает именно тебя.
Я впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему.
– Я приеду, – ответила я. – С понедельника.
После звонка я долго сидела с телефоном в руках, разглядывая старую записку из коробки с мечтами, где дрожащим почерком было написано: «Собственный бутик. Только индивидуальный стиль. Только свобода».
И тогда я впервые зашла на сайт объявлений и стала искать помещение. Не всерьёз – пока из любопытства. Но каждая фотография, каждый чертёж, каждый голый бетон вызывал странное волнение в груди. Я не знала, откуда взять деньги, но знала: если не начну сейчас — не начну никогда.
А позже рассказала об этом Марте.
– Я даже написала в юридическую фирму, – сказала я, наливая нам чай, – Не знаю, кто будет защищать мои интересы, но хотя бы начну с чего-то. Хватит бояться.
***
Вечером я решила выйти на воздух. Сама. Без Марты. Без пледа. Без вина.
Я шла по Патриаршим, где мы с Владимиром когда-то держались за руки. Помнила всё – лавку, где он купил мне цветы, кафе, где мы впервые не заговорили друг с другом за весь ужин. Это место хранило не только нас, но и наше разложение.
Возле арки я увидела его машину.
Он стоял рядом. Как будто ждал. Или искал. В глазах – смесь усталости и раздражения.
– Ты ходишь кругами. Я это вижу. Ты не знаешь, чего хочешь.
– Ошибаешься, – сказала я, – Впервые я знаю точно.
Он шагнул ближе.
– Дай мне шанс. Один вечер. Один разговор. Без обвинений. Я не спал. Я думал. Я… Я вспоминал, какой ты была. И понял, как скучаю.
Эти слова звучали знакомо. Привычно. Как спектакль, который он разыгрывал для клиентов, когда хотел сделку.
– А я вспоминала, какой я была с тобой. И знаешь, что поняла? Я была удобной. Тихой. Красивой. Тенью.
Он напрягся.
– Не драматизируй, Оля.
– А ты перестань говорить, как будто ты всё ещё важен. Ты просто бывший. Один из. И скоро – юридически.
Он вздохнул, отступил.
– Я не понимаю, что не так? В чем причина?
Я молчала, не было сил сейчас вести с ним перепалку о его измене.
Глаза его потемнели, будто он прочитал мою внутреннюю боль.
– Ты не будешь счастлива. Без меня.
– Это уже не твоя забота.

Я вернулась домой на ватных ногах. Сердце стучало громко. Не от любви. От ярости. От освобождения. В груди пульсировало: «Я не сломалась. Не сломаюсь!»
Марта ждала меня на кухне. На столе – свеча и листок бумаги. Она улыбнулась:
– Запиши. Первую строчку новой жизни.
Я взяла ручку. Подумала. Написала:
«Я выбираю себя. И мне этого достаточно.»

Позже, уже ночью, я сидела на диване и понимала: пора.
Марта дала мне передышку. Но теперь нужно вернуться к себе. Даже если этот “свой угол” – старая квартира с облезлыми стенами и пустыми ящиками.
Я больше не хотела быть временной. Ни у подруги, ни в чужом городе, ни в чьей-то жизни.
Я хотела стены, в которых никто не повышал голос. Пол, по которому не ходили угрозы. Воздух, который не надо фильтровать от упрёков.
Я хотела дом. Без него. Без страха. Без «мы».
И даже если сначала это будет просто замызганный квадрат с трещинами на потолке –
пусть. Но это будет моя трещина.
А с неё, как с тонкой нитки — можно начать штопать себя обратно.

***

После двух недель у Марты я переехала в одну из наших старых квартир – ту самую, что мы когда-то купили «на будущее». Тогда обсуждали: сдавать, не сдавать? В итоге оставили пустовать – якобы для Алины, если та решит остаться учиться в Москве.
Владимир называл её «мёртвым активом» – а теперь она стала для меня крепостью. Без его запаха. Без его взгляда. Без его власти.
Я не сказала ему, куда ушла. Он не знал, где меня искать. И это было впервые за двадцать лет – я исчезла с его радара. Полностью.
В те дни, пока жила у Марты, я уже начала потихоньку возвращать себя в профессию. Лена предложила работу – стилизация новой съёмки. Я согласилась почти сразу. Без раздумий. Потому что, если не цепляться за жизнь – можно увязнуть в её руинах. Съёмки были неровные, суетливые, но в них я снова почувствовала ритм.
Себя!
Там, среди софитов и тканей, я оживала. Хоть на несколько часов в день, но становилась тем, кем была когда-то – женщиной с чувством, а не функцией.
Владимир пока не начал действовать. Но после последнего разговора я понимала – всё может измениться в любую минуту. Он угрожал вежливо, почти юридически:
«Ольга, не устраивай цирк. Ты зависишь от меня больше, чем тебе кажется. Если ты думаешь, что сможешь начать всё с нуля – ты ошибаешься.»
Я слушала и злилась. Не потому, что он не прав. А потому что был слишком уверен, что без него я – никто!
Я сидела на подоконнике, глядя, как капли дождя медленно стекали по стеклу, как будто у каждой капли был свой маршрут – неспешный, но неизбежный. Смотрела, как дождь стирает город за окном — будто всё, что было раньше, стирается вместе с каплями. Мысли метались в голове, как мухи под абажуром. Назойливо. Бестолково. Больно.
В телефоне – непрочитанное сообщение от Лены:
«Оль, завтра у нас репетиция съёмки. Сможешь? Без тебя всё как-то не складывается.»
Я улыбнулась. Эти слова были как свет в тумане. Я уже работала с ними, но знать, что тебя ждут – это другое. Это якорь.
Я написала ответ:
«Конечно. Я буду. Приду раньше – хочу посмотреть на ткани.»
Стилистика. Мода. Эстетика. Я скучала. Не по трендам – по себе в них. По этим съёмочным суткам, по подбору фактур, по взглядам моделей в зеркало, когда они вдруг начинали чувствовать себя не манекенами, а героинями.
Там, на площадке, я была кем-то. Не чьей-то женой. Не тенью. Я была голосом. Вкусом. Движением.
Но сейчас – это была другая война. За себя. За то, чтобы не тряслись руки, когда открываешь банкинг. Чтобы остаться в адеквате, когда бывший муж блокирует доступ к твоей же карте, потому что «это его деньги». И это может случиться в любой момент. Мне нужно быть к этому готовой!
Вспомнился один вечер. Тогда, когда я робко рассказала Владимиру о своей мечте. Ателье, своё пространство, платья…
– Тебе шить – как мне в балет, – сказал он с усмешкой, – Мечтать не вредно, Оля.
Я тогда даже рассмеялась в ответ. А внутри – сжалось. И с тех пор я складывала мечту в дальний ящик. Теперь – вытаскиваю обратно.
Телефон дрогнул снова. Новое сообщение. От него.
«Если не вернёшься до конца недели, забудь про мастерскую. Про дочь. Про нормальную жизнь. Я тебя вытру из этой Москвы, как пятно. И никто не поможет.»
Я смотрела на эти строчки, как на приказ об убийстве. Только не тела. Себя. Моего "я". Это уже не угроза. Это война…
Он не знал, где я, тем более планы с мастерской. Но у него всегда были свои люди. Может, Лена проболталась случайно. Или кто-то из бывших клиентов. В этом городе слухи бегут быстрее новостей.
Или… Наверное, я сама... Слишком рано. Слишком в сердцах. Тогда, в одном из последних разговоров. Я сказала, что хочу всё начать с нуля. Своё ателье. И он запомнил. Как угрозу его статусу?...
Я глубоко вдохнула. Боже, как же хотелось снова чувствовать под ногами сцену. Камеры. Пульс. Ткани. Себя.
В голове всплыла Марта: её голос, чуть раздражённый, но всегда чёткий.
– Делай. Хоть что-то. Не жди момента, когда будет "идеально". Он не наступит.
И она права. Если не зацепиться за дело – я раскисну. Сгнию в этой затяжной эмоциональной осени.
Я открыла ноутбук. Не для резюме, не для Инстаграма. Для поиска помещения. Для своего бутика.
Страшно? Безумно! Учитывая, что у меня на счету едва хватит на такси до завтра. Но в этот момент я поняла: если не начну искать – не начну никогда.
Открыла несколько объявлений. Голые бетонные стены. Пыль. Странный линолеум. А внутри – всплеск. Воображение рисует зеркала, примерочные, манекены…
Пусть это пока фантазия. Но это моя фантазия. Не его. Не их. Моя! И она важнее, чем страх.
В одном помещении я будто увидела своё будущее: белые стены с акцентами, бархатные кресла, цветочные ароматы и женщины, которые улыбаются себе в зеркало. Это был даже не бизнес. Это был остров. Мой.
Я призадумалась…

Телефон снова зазвонил. Это была Марта.
– Ну что, милая, жива?
– Жива. Даже немного горю.
– Вот! Так мне ты уже больше нравишься. Что происходит?
– Ленка позвала на съёмку. Уже всё пошло. И я справляюсь. Просто внутри пока шумно.
Марта замолчала словно задумалась, потом выдала на одном дыхании:
– А ты не бойся новой себя. Ты сейчас – как раз та, кто может сделать самое сильное. Без иллюзий. С оголёнными нервами. И вкусом к правде. Это и есть стиль.
Я почувствовала, как ком в горле стал меньше.
– Я уже в процессе. Работаю… думаю о мастерской, про ателье...
– И правильно. Завтра утром я тебя заберу – поедем смотреть одно помещение. Неважно, купишь ты его, арендуешь или просто помечтаешь. Но ты туда пойдёшь. Поняла?
– Как скажешь, командир.
– Вот и умница. А теперь – заварку в руки и спать. Завтра будет день.
Я отключилась. Посмотрела в окно. Дождь закончился. И в окне, в отражении, я увидела женщину. С растрёпанным пучком, в футболке, с огромными тенями под глазами… но в ней было что-то. Живое. По-настоящему.
Я шепнула своему отражению:
– Давай! Ещё один шаг. Ради себя. Ради той, которой ты могла бы быть.
Именно в этот момент раздался звонок в дверь. Громкий. Уверенный.
Тогда, на волне импульса я написала запрос в юридическую фирму. Не знала, кто ответит. Но знала, что сама с Владимиром в суд не пойду. И я не ждала ответа так скоро. А может, ждала. Потому что, когда раздался звонок в дверь – я уже знала, что это он – мой будущий адвокат.
Я открыла – и замерла.
Сердце дрогнуло, как будто узнало раньше глаз.
Незнакомец. Высокий. В светлом пальто. С глазами, в которых не было ни прошлого, ни претензий.
– Простите, вы Ольга Сергеевна Кравцова? – голос бархатный, но деловой.
– Да. А вы…?
Он протянул руку.
– Глеб Костров. Юрист. Ко мне поступил запрос на предварительное консультирование по бракоразводному процессу. Я не знал, что это вы. Но теперь – рад познакомиться лично.
Он был тем самым незнакомцем. Что-то в его голосе – остановило дыхание. Тот самый взгляд. Узнала. Не признала. Остановилась. И впервые за долгое время не испугалась.
И я поняла: всё только начинается.

...

ДаркКоулт:

 » Глава 5

Завтра наступило неожиданно быстро. Я не спала полночи. Сердце барабанило в груди, как будто знало: что-то случится. Что-то важное. Что-то, что не даст снова поверить в стабильность.
Марта прислала утреннее сообщение: «Надень что-то бодрое. Мы же идём вдохновляться». Я натянула серый свитер — потому что бодрое, конечно, это не цвет, а настрой. Волосы собрала в пучок, без макияжа. Готова к великим свершениям и возможным падениям. Всё по-честному.
— Ну, ты как из сериала про скандинавский минимализм, — хмыкнула Марта, едва я села в её машину.
— Это комплимент или диагноз?
— Смотря как сложится день.
Мы ехали по Москве, где весна уже начинала уставать от себя самой — пыльная, упрямая, с запоздалыми почками и вечной стройкой под окнами. За окном мелькали фасады, люди с кофе и спешкой, рекламные баннеры с неестественными улыбками.
Первое помещение нас встретило откровенным унынием. Серые стены, потолок в разводах, воздух — как в холодильнике после отключения. Хозяйка, дама с глазами налогового инспектора, назвала это «лофт в индустриальном стиле».
— Угу, — пробормотала Марта. — Индустрия депрессии.
Я пыталась представить здесь витрину. Зеркала. Жизнь. Не вышло.
Второй вариант был лучше. Меньше квадратов, но светлые стены, высокие окна. Рядом — кофейня и студия йоги. На карте города это выглядело как "уголок надежды для уставших женщин". Я сделала шаг внутрь и вдруг услышала свой внутренний голос:
"Вот. Здесь ты сможешь быть."
— Ну что, глаз загорелся? — спросила Марта, заметив мою паузу.
— Почти.
— Тогда хватит почти. В следующий раз не сможешь даже почти. Берём контакты.
Третий лофт оказался витриной чужой жизни. Белоснежные стены, глянец, кофе-машина в углу, и даже свечи на подоконнике. Здесь не пахло ни началом, ни борьбой — только чьими-то инвестициями. Я прошлась по залу и вдруг почувствовала себя фальшивкой.
— Ну как? — Марта догоняла меня взглядом.
— Как будто я — брошюра. Глянцевая. Без души. Не моё.
— Тогда пошли. Нам нужна живая история, а не каталог с IKEA.
— Это первый раз, когда я выбираю что-то только для себя, — тихо сказала я.
Марта посмотрела внимательно.
— Ну так и выбери — по любви. Не по цене, не по удобству. А как платье — по сердцу.

Марта помогла с выбором места и даже сказала: «Ты выходишь на свет. Это важно». Пока мы оформляли номер риелтора, мне пришло сообщение от Алины:
«Мам, ты как?»
Короткое, сухое, но в нём было всё. Она знала, что что-то происходит. Но пока молчала.
Я ответила:
«Нормально. Работаю. Думаю о тебе.»
И всё. Без лишнего. Она взрослела. И я — тоже.
После просмотра мы заехали в кафе. Кофе, пирог с яблоком и нашей старой привычкой — обсуждать вслух жизнь, как будто это сериал.
Марта развлекалась:
— Вот скажи, что мы скажем сценаристу, если в следующей серии твой бывший снова приползёт с букетом?
— Что он путает жанры. Это не мелодрама, а триллер с элементами судебного фарса.
Она прыснула в чай.
— А если появится новый герой? Молодой. Красивый. Без токсичного багажа.
— Тогда пусть сначала покажет выписку по кредитам. И анализ на адекватность.
— Всё. Считай, ты снова на плаву. Если уже можешь шутить — значит, выжила.
Я улыбнулась. И действительно: внутри что-то сдвинулось. Не в сторону «я снова счастлива». Но точно — в сторону «я не погибла».

На следующий день я получила ключи. Хозяйка жала руку холодно, но быстро — как будто передавала не помещение, а коробку с головоломкой: соберёшь — будет красиво, нет — твои проблемы. Я стояла в пустом зале, где каждый шаг отдавался гулом, и думала: «Ну вот. Добро пожаловать в собственную жизнь. Без гарантии и возврата».
Пол был в пятнах краски, стены ждали вдохновения, а в углу грустно пылилась старая розетка. Но я видела не это. Я уже видела примерочные с мягкими шторами, свет, падающий на ткань, вешалки с табличками «будьте смелее», чайник в углу и женщину, которая впервые за долгое время улыбается своему отражению.
Марта пришла через час с мешком швабр, губок, перчаток и лицом фронтового прораба.
— Сначала отмоем этот пыльный ад, потом поищем мебель. Я нашла пару диванов на «Авито», — она закатала рукава. — И да, ты мне ещё спасибо скажешь за запах лимонной химии.
Мы мыли, драили, снимали старые жалюзи, спорили о цвете стен. Я выбирала белый с перламутровым отливом — она голосовала за «дым розы» и категорично отвергала обои с надписями вроде «dream big».
— Не надо лозунгов. Пусть лучше пространство говорит за тебя, — сказала она и включила музыку. Французский джаз. Как дома.
Через три дня в помещении впервые запахло кофе. Еще через несколько — тканью. А через неделю — я впервые увидела на вешалке не чужие вещи, а собственные пробники. Это было как будто родить себя заново. В пыли, с мозолями на пальцах, с торчащими волосами, но — с внутренним светом.
Я начала приходить в мастерскую раньше, чем рассвет. Здесь был мой воздух, мой ритм, мой порядок. Иногда Марта приносила булочки и свежие сплетни, иногда я просто сидела в тишине и слушала, как гудит свет. Мир становился моим. Потихоньку. Шов за швом.
Тем утром было особенно спокойно. Я включила машинку, достала рулон ткани, закончила пару швов и вышла в коридор — за новой партией материала. Солнце пробивалось сквозь жалюзи, на полу лежал кусок выкройки, и в этом было что-то почти домашнее. Я улыбнулась — впервые за долгое время искренне.
А потом, вернувшись, услышала, как тихо звякнул дверной колокольчик.
— Закрыто… — начала я и замерла.
Он стоял у входа, облокотившись на дверной косяк, будто это не мастерская, а наша с ним кухня. Будто всё можно вернуть простым появлением.
— Ты решила начать с нуля, да? — голос спокойный, но я чувствовала в нём напряжение, как в натянутой струне.
— Ты не должен быть здесь.
— А ты не должна была исчезать. Без слова. Без объяснений. Ты ведь не сказала мне ни слова, Оля. Ни одного.
— Потому что ты бы сделал из него спектакль. А я хотела тишины.
Он подошёл ближе, осмотрел помещение. Задержал взгляд на рулоне ткани, на машинке, на моих чертежах, оставшихся на столе.
— Даже не спросишь, как я тебя нашёл? — усмехнулся он. — Ты правда думала, я не узнаю? Оль, я всегда знал, где ты. Просто раньше это было ненужно. А теперь — принцип.
Я промолчала, а он продолжил язвительно:
— Ну что, здесь ты теперь? На мои деньги?
— Не твои. Мои, – парировала я смело.
— Перевод с твоей карты прошёл через наш общий счёт. Ты всё ещё моя жена, между прочим.
Я засмеялась. Сухо. И впервые — без боли.
— Жена? После того, что ты называл любовью? После твоих переписок и измен?
У меня дрожали пальцы. Я сама не сразу поняла — от злости или оттого, что эти слова наконец прозвучали вслух. И всё же я стояла прямо. Говорила чужим голосом. Но этот голос наконец был — мой.
От услышанного он будто остолбенел. На миг в глазах мелькнуло что-то настоящее. Что-то похожее на растерянность. Но тут же — контроль, маска, голос.
— Ты… знала? Всё это время?
— А ты думал, я глупая? Или просто удобно было верить, что я не вижу? Я не слепая, Владимир. Я просто долго надеялась, что ты сам скажешь правду.
— Это... было ошибкой. — Его голос стал тише, он шагнул ближе. — Глупостью. Чёрт, Оля, ты думаешь, я планировал это? Я был в срыве, в аду. Да, я накосячил. Но ты же знаешь, я бы никогда... — он сжал кулаки. — Это не про чувства. Это был срыв. Усталость. Не ты виновата.
— О, как благородно. Я не виновата. Тогда кто? Моя покорность? Моя тишина? Моя преданность? — я говорила тихо, но слова резали, как лезвие.
— Не начинай. Я пришёл не для того, чтобы ссориться. Я хотел поговорить. Понять. Вернуть, может быть. — Он пытался держать голос ровным, но я чувствовала: его начинает шатать.
В груди всё сжалось от ярости — такая резкая, чужая злость, как вспышка в темноте. Я не готовилась к ней. Но она была со мной. И я позволила ей говорить.
— Вернуть что? Удобство? Тёплый ужин и молчаливую поддержку? Я не для фона. Я не аксессуар в твоей галерее достижений.
— Все так живут! – взорвался он наконец.
— А я не все! Я так не хочу! Уже не хочу…
Владимир стоял напротив, и на миг я увидела не мужчину, который предал, — а того, кто однажды обнял меня в коридоре роддома. Было тепло. Было больно. Было не туда.
И всё равно — я не дрогнула.
Он резко обернулся к стене, стукнул по косяку.
— Чёрт! Ты правда хочешь всё разрушить? Всё выбросить? Ради чего? Ради швейной машинки? Ради собственного эго? Думаешь, этот цирк будет длиться вечно? Ты годами жила на мои деньги, а теперь разыгрываешь свободу? Оля, свобода не приходит с авито-диванами и мечтой о выкройке. Это всё просто... иллюзия для наивных.
— Нет, Владимир. Этот цирк — это было то, в чём я жила с тобой. Теперь я просто вышла из него. Без аплодисментов. Без слёз. Без тебя.
Он замер. И всё. Больше я не дала ему ни шанса, ни тени сомнения.
— Уходи, Владимир. Это место — не для твоего контроля. Здесь я — не твоя.
Он молчал ещё мгновение. Долго смотрел, словно пытался найти хоть что-то знакомое в моём лице. А потом — как будто сдался.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что всё так просто, — бросил он на прощание. — Это ещё не конец.
Он развернулся и вышел, не хлопнув дверью. Только ветер сквозняка потревожил бумажные выкройки на столе.
А я осталась. В тишине. С ощущением, будто с тела сняли последний слой старой кожи. Больно. Но свободно.

Я долго стояла в тишине, не включая машинку. Его запах ещё висел в воздухе. Его тень — в глазах. Но я не дрогнула. Я не дала ему победы.
Он снова пытался действовать через вину. Через право собственности. Через тонкие зацепки, которые раньше срабатывали. Но теперь — нет.
И только когда хлопнула входная дверь, я смогла вдохнуть по-настоящему.
Вечером я вернулась к работе…
В мастерской было холодно, пусто, но и странно уютно. Я обняла себя за плечи и медленно, почти церемониально, достала рулон ткани.
Машинка включилась с характерным жужжанием. Как будто ожила. Я села за стол. Линия. Вторая. Контур платья рождался под моими руками. Это было что-то острое. Что-то о свободе. О боли, переработанной в форму.
Каждый стежок звучал как слово. Каждый отрез — как граница между «до» и «после». Я колола пальцы, шептала матерные слова, и всё равно — продолжала. Потому что в этой ткани было больше смысла, чем в годах «потерпи и всё будет нормально».
В телефоне — молчание. Владимир больше не писал. Но его молчание было хуже угроз. Потому что я знала: он не сдался. Он выжидает. Думает, что я надорвусь. Что деньги закончатся. Что сломаюсь. Что вернусь на коленях.
Но я кроила. И с каждой строчкой вспоминала: нет. Я не сломаюсь.
Я знала, он вернётся. Не как мужчина, а как угроза. Через суд. Через бумаги. Через ту систему, где он чувствует силу.
Но я уже построила свою территорию. Пусть даже на пыльном полу, под шум машинки, и с тёплым чаем в руках. Это — моя граница. И я не отдам её без боя.
Завтра — новый шов. И новый шаг. Своими руками.
А в нос всё ещё бил запах грунтовки и кофе. И если когда-нибудь здесь появится витрина, на ней будет написано: «Индивидуальный пошив. Только свобода».

...

ДаркКоулт:

 » Глава 6

Прошло несколько дней с той встречи, когда его имя всплыло неожиданно. Теперь — личная встреча. Настоящая. Без баров и сюрпризов. Просто я и Глеб. Мой адвокат.
Марта сказала, что важно держать инициативу в своих руках – и быть там, где чувствуешь опору. Поэтому я сама предложила кафе у будущей мастерской. Оно ещё не работало – внутри пахло коробками и мечтами, которые только начинали обретать форму.
Я пришла раньше. Села у окна. Нейтральная зона, но даже здесь, сидя с чашкой эспрессо, я чувствовала себя так, будто играю в чужую жизнь. По пути я несколько раз хотела отменить встречу. Написать: «извините, не смогу». Но в какой-то момент поняла – это будет не отказ. Это будет бегство. А я слишком устала убегать.
Каждая минута тянулась, как петля. И когда часы на экране показали 11:30 — ровно — я увидела его силуэт в стекле.
Чёрное пальто, тёмно-серый костюм, острые лацканы, словно выкроенные не из ткани, а из намерения. Он двигался, как человек, привыкший к контролю: не спеша, но с точностью. Папка в руке. Часы — деловые. Взгляд — прямой.
Воздух в кафе сразу стал плотнее.
Он заметил меня — и моргнул чуть дольше обычного. Будто пытался не просто увидеть, а запомнить. Не образ — момент. Состояние.
Меня, сейчас!
Я поймала себя на том, что выпрямилась. Автоматически. Как перед камерой. Или перед человеком, от которого зависит многое.
Он подошёл, кивнул — сдержанно, но не холодно.
— Ольга. Добрый день.
— Спасибо, что согласились встретиться лично, — я чуть улыбнулась, но пальцы выдали, как дрожали.
Чашка в руках казалась слишком лёгкой.
Он сел напротив. Разложил документы. Потом взглянул на меня — чуть дольше, чем позволено.
— Мне прислали ваше дело из офиса. Честно говоря… я не сразу понял, что вы — та… с которой мы когда-то просто говорили. Без ролей. Под другим светом. В другом настроении. В другом мире…
Он слегка откинулся на спинку кресла, и уголок его губ дрогнул — не в усмешке. В воспоминании.
— Словно в другой жизни, — продолжил он. — И другое… всё…
Я опустила глаза. Щёки загорелись. В груди — вспыхнуло. Тот вечер. Его рука на моей талии. Поцелуй — случайный, быстрый, но такой… живой.
— Это был… — я запнулась, нервно сглотнула прежде чем продолжить, — странный вечер…
— Да.
Он посмотрел на стол. На мои пальцы, сжимающие чашку. Потом — снова в глаза.
— Но с этого момента — только официально. Я — ваш юрист. Без отступлений.
И вдруг, пауза.
А затем, тихо, почти интимно, но не нарушая границ задумчиво произнес:
— Хотя вы тогда были настоящей. Может, даже слишком.
Я сжала губы. Хотелось что-то ответить — остроумное, лёгкое. Но в горле встал ком.
Мне хотелось исчезнуть и остаться. Одновременно. Словно он видел меня той, прежней — растрёпанной, потерянной. А теперь я хотела быть другой. Чёткой. Сильной. Структурной, как контракт.
Он продолжал, уже ровно, по делу:
— Я знаю, как это бывает. Иногда молчание в доме громче любых криков.
И его голос, такой ровный, почему-то ударил сильнее, чем крик. Он не лез ко мне. Но стоял рядом. Стеной. Защитой.
Он не напоминал никого из моей прежней жизни. Ни мужа с его громким контролем, ни знакомых, прячущих уязвимость за шутками. Он был — как будто из другой эпохи.
Из той взрослой жизни, в которую я только училась вступать. Где «извини» не бросают на ветер, а подтверждают действиями. Где слушают не чтобы ответить, а, чтобы понять.
Где пауза — не неловкость, а уважение.
Я не знала, был ли он женат. Или разведен. Кто оставил в нём эту выверенную вежливость. Но его слова не ранили — они лечили. Осторожно. Без вторжения. Как хирург — без крови, но с точностью.
Он разложил бумаги на столе, объяснял всё просто и чётко. Владимир, оказывается, уже подал встречное ходатайство. Он хотел признать часть имущества — включая помещение под ателье — совместным. Это было не просто о деньгах. Это было о контроле. О попытке протянуть щупальца туда, где его давно быть не должно. О том, чтобы затянуть меня обратно, даже если я уже ушла.
— Он и мастерскую включил… — тихо сказала я, опустив глаза. — Конечно. Он же уже там был. Оценил масштабы…
Я вспомнила, как он стоял у двери, смотрел, как будто всё ещё имеет право. Как будто мой новый старт — это просто его временное недоразумение.
— Интересно только… как он узнал, где меня искать?
Глеб чуть нахмурился.
— У него связи. Кто-то из ваших общих знакомых мог обмолвиться. Или… — он сделал паузу, — доступ к банковским движениям. Если аренда была через счёт — это мог быть его след.
Я кивнула. Словно подтверждала: да, он был везде. Даже там, где его не звали. Даже в начале моей новой жизни. Внутри что-то болезненно сжалось — не от страха, от отвращения. Как от яда, который когда-то считала лекарством.
— Он начнёт давление, — сказал Глеб, не поднимая глаз. — Скорее всего, заблокирует ваши счета. Это уже не будет просто местью. Он действует, как эрозия. Не в лицо. А изнутри. День за днём. Будет манипулировать дочерью. И попытается через нотариуса приостановить любые сделки с вашей стороны.
Я внутренне сжалась, и в груди уже начала проявляться паника. Невидимая, липкая. Она разрасталась по телу, как чернила по воде.
— Я не удивлена, — прошептала я. — Это его стиль.
— Вы готовы к этому?
Я посмотрела на него. И вдруг сказала:
— Не уверена. Я устала быть сильной. Но выбора нет, правда?
Он посмотрел в глаза. Медленно, уверенно. Не как мужчина к женщине. Как человек к человеку.
— Есть. Но сейчас — не время отступать.
В теле откликнулась старая дрожь — от тех лет, когда молчание было способом выжить. Но от слов Глеба, возникло ощущение… как будто кто-то прикоснулся ко мне изнутри — там, где давно никто не был.
В этот момент зазвонил мой телефон. Высветилось имя на экране: "Владимир". Я не ответила. Только нажала «отклонить» и положила аппарат экраном вниз.
Глеб ничего не сказал, только сжал губы. Взял ручку и заполнил последнюю строку.
— Это доверенность на представление ваших интересов. Подпишете?
Я взяла ручку. Подпись вышла неровной. Впервые подписывала юридическую бумагу, зная, что это — не формальность. Словно подписала приговор — не ему. Себе. Приговор быть наконец свободной.
Это — выбор. Это — мой голос. Не просьба, не согласие. Моя подпись. Против него. За себя.
— Готово, — сказала я и посмотрела на Глеба.
Он не улыбнулся. Но уголок его рта дрогнул.
— Мы справимся.
Я кивнула. И в груди защемило так сильно, будто я опять сняла кольцо — только теперь с другой стороны.
На прощание он протянул руку, чтобы пожать. Я вложила свою — и ток пробежал по коже. Он тут же отдёрнул пальцы. Мгновенно. Профессионально.
— До связи, Ольга.
Он ушёл, а я осталась. С бумагами, пульсирующей ладонью и странным ощущением, что этот человек знает обо мне больше, чем мой муж за двадцать лет.
Через час я попыталась оплатить кофе и поняла: карта не проходит. Сначала одна. Потом вторая. Ошибка. Ошибка. Заблокировано.
Официантка вежливо улыбалась, но мне казалось, что весь зал слышал эту надпись: «карта отклонена!!!»
Я хотела пошутить, сделать вид, что всё в порядке. Но горло сдавило так, что не вышло ни слова. Как будто я стала кем-то другим. Бесправной. Прозрачной.
Меня будто ударили под дых. В горле встал ком, в ушах зашумело. Всё тело сжалось — как в детстве, когда случайно потерялась в толпе. Боль была не физической — но она сдавила грудь, парализовала дыхание. В глазах потемнело.
Я сидела, не чувствуя пальцев. Это уже не было просто местью. Он разрушал молча, как ураган. Без крика. Без объяснений. Просто — сносил.
Марта пришла через полчаса. Я позвонила ей, и она сразу поняла, что что-то случилось. Мы сидели в её машине, я держала в руках бумажный стакан с чаем, он обжигал ладони, и только это напоминало, что я ещё здесь.
— Это просто начало, — сказала она. — Он будет дёргать за все нитки. Но ты больше не кукла.
Я смотрела в окно. Там шёл дождь. Или просто стекло было мутным.
— Знаешь, что странно? — прошептала я. — Я не боюсь. Я злюсь. Наконец-то. На него. На себя. На годы, когда молчала.
— Вот и хорошо. Гнев — это энергия. Используй её.
— Алина пока не знает. Я не хочу тревожить её. Пусть ещё немного живёт без боли, которая слишком взрослая.
Марта молча кивнула. Положила руку мне на плечо. Мы сидели так несколько минут. В тишине, где дыхание было громче слов.
Вечером я вновь вернулась в мастерскую. Внутри — коробки, рулоны ткани, голые стены. Я закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. Закрыла глаза. Сколько всего придётся кроить заново? Сколько себя я отдала чужим ожиданиям?
Потом шагнула к манекену. Раскатала ткань. Багрово-красную. Жёсткую. Яркую, почти вызывающую! Она была холодной, как новая жизнь. Как напоминание: ты начала, теперь не вздумай пятиться. И твердой, как решение. Я провела по ней пальцами, и это было почти как по коже — живой, но своей. Запах был резким, как вызов.
Вызов всему…
Это платье было не первым. Но — первым важным. Первым не для заказчика, не по инструкции, не в поисках одобрения. Оно рождалось из злости. Из боли. Из решения.
Не ею-женой, не ею-жертвой. А мной! Женщиной, у которой впереди — новая выкройка жизни.
Я выбрала жёсткий шёлк. Сухой, матовый, почти агрессивный на ощупь. В цвете крови и силы. В нём было то, чего мне не хватало последние годы — дерзость.
Села за стол. Взяла карандаш. Нарисовала эскиз — набросок силуэта. Острые плечи. Высокая талия. Глубокий вырез. Это было платье-щит. Платье-бунт.
В этот момент пришла смс от Владимира:
«Ты даже не представляешь, во что ввязалась. Но это неважно — я всё равно тебя не отпущу. Никогда!»
Возникло желание ответить: «Я всё понимаю, Володя. Именно поэтому — ухожу дальше.»
Но не ответила. Просто удалила.
Потому что в этот раз — отпущу я.

Поздно вечером пришла смс от Глеба:
«Все документы подготовлены. Завтра будет встреча с его юристом. Не переживайте. Я на связи.»
Коротко. Сухо. Но в этих словах было больше поддержки, чем в часовых исповедях бывшего.
Я набрала ответ: «Спасибо. До завтра.»
И дописала: «Надеюсь, ваш костюм выдержит бой.»
Ответ пришёл через минуту:
«Я сегодня в чёрном. Под стать случаю. И да, костюм — с подкладкой для давления.»
А затем уже через несколько минут, следом прилетело еще сообщение:
«Не забывайте: вы не одна. Завтра мы выступаем вместе.»
Я хмыкнула. И вдруг поняла: я не просто крою платье. Я крою жизнь. Рву старые швы. Зашиваю себя по-новой. И пусть нитки путаются, а ткани не хватает — выкройка уже есть.
А завтра начну кроить.
Себя.
Свою свободу.
Потому что завтра — встреча с юристами Владимира. И я не знаю, кого я там встречу: его… или себя, уже новую.

***

Подготовка заняла больше времени, чем я ожидала. Я стояла перед зеркалом не как женщина, собирающаяся на важную встречу, а как воин, который боится надеть не ту броню. В итоге надела то, что не кричит, но держит спину прямо: белую рубашку, тёмно-синие брюки, простые серьги. Волосы собраны, взгляд — тоже.
Глеб написал коротко: «Жду вас в половине двенадцатого. Переговорная на третьем этаже.» Ни смайлов, ни «удачи». И в этом — была поддержка. Без сюсюканья. По-взрослому.
— Ты выглядишь, как женщина, у которой есть план, — сказала Марта, провожая меня до такси. — Даже если на самом деле плана нет, делай вид, что он есть.
Я кивнула. И уехала.
Переговорная оказалась стеклянной, с видом на соседний бизнес-центр. В ней было прохладно и стерильно, как в коробке с айфоном. Глеб уже ждал. Встал, кивнул. Он сегодня был в графитовом костюме. Часы. Папка. Чёткий взгляд. В его осанке — спокойствие. В его лице — строгая сосредоточенность. Но когда я вошла, его взгляд задержался на мгновение дольше, чем положено. Почти незаметно. Но я почувствовала.
— Готовы?
— Вроде бы.
Юрист Владимира появился минутой позже. Молодой, нагловатый. Слишком уверенный в себе. Начал с улыбки:
— Надеюсь, обойдёмся без лишних эмоций?
Улыбка его была чуть шире, чем положено, как у человека, который уверен, что женщина всегда сторона слабая.
Глеб ответил ровно:
— Эмоции — не предмет нашего обсуждения.
Началась партия. Они говорили о договорах, пунктах, передаче долей. Я сидела тихо, сжала колени, будто стараясь стать меньше. Но каждый раз, когда юрист начинал намекать на «нерациональные траты» или «эмоциональную неустойчивость», Глеб чётко ставил его на место. Не грубо. Но весомо. Голосом, в котором не было сомнений. Я видела, как тот начал терять хватку.
— Мы также подали заявление на отмену блокировки счетов, — спокойно сказал Глеб. — Любые действия, нарушающие права моей клиентки, будут квалифицированы соответствующим образом.
Моё сердце билось громко. Я впервые увидела, что значит быть под защитой. Не скрываться. Не оправдываться. Просто быть. И знать: кто-то рядом. Кто не предаст. Кто стоит рядом не потому, что обязан, а потому что выбрал.
После встречи мы вышли на улицу. Было ветрено. Я натянула пальто потуже. Серое небо, шум улицы. А между нами редкая тишина, в которой не было напряжения.
— Вы — хорошо держались, — сказал он, глядя в сторону.
— Я не чувствую себя такой.
— И это нормально.
Мы прошли немного молча. Я чувствовала, как внутри поднимается что-то странное: тепло, но с остротой. Как искра.
— Скажите… — я запнулась. — Почему вы это делаете? Так вовлечённо…
Он посмотрел на меня. Взгляд — без ответа, но с участием.
— Потому что вы — не жертва. И не обвиняемая. Просто человек, который решил выйти из клетки.
Этот ответ не требовал аплодисментов. Но внутри что-то дрогнуло. Я почувствовала, что впервые за долгое время кто-то увидел не мою рану, а мою силу.
Мы расстались коротко. Без лишних слов. Но когда я обернулась, он всё ещё стоял, будто хотел убедиться, что я дойду до конца улицы. А может, просто стоял. Но это «просто» стало неожиданно важным.

Я вернулась в мастерскую молча. Всё гудело внутри — не от боли, а от переосмысления. И только машинка напоминала: жизнь продолжается. Даже когда хочется замирать.
Красное платье было почти готово. Остались последние стежки. Я провела ладонью по ткани, она уже казалась знакомой. Мягче. Смелее.
Неожиданно телефон завибрировал.
Звонок от Алины.
Я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки, чтобы ответить уверенным голосом.
— Мам. Ты дома? – в голосе дочери ощущалось волнение, скорее даже тревога.
— Нет. В мастерской.
— Я просто… хотела услышать тебя, – прошептала Алина и замолчала.
Пауза заполнила пространство и казалось длилась вечность.
Ни слёз. Ни упрёков. Только голос был чуть тише обычного:
— Ты… держишься?
Я усмехнулась — больше себе, чем ей. Взглянула на платье, на швейную машинку, на свои уставшие руки.
— Уже не держусь. Я иду сама.
Снова пауза. И тихий вздох на другом конце.
— Папа сказал, ты решила уйти «в свободное плавание». Его интонация больше напоминала «отправилась на плоту в шторм без вёсел».
Я покачала головой: «Ну конечно! Разногласия, вольная трактовка... Всё, как всегда!»
— Я просто устала тонуть в золотой клетке, — ответила я. — Теперь пробую плавать по-честному. Не очень изящно. Но своими руками.
— Мне не важно, кто из вас прав, — шепнула она. — Главное, чтобы ты была… настоящей. Какой ты была, когда шила мне платье на выпускной.
Что-то дрогнуло внутри.
Сильно.
Глубоко…
Но я сдержалась.
— Спасибо, что позвонила.
— Просто… береги себя. Ладно?
— Берегу. Нас обеих.

Потом я выключила свет и осталась в тишине. Только машинка, красная ткань и моя рука, не дрожащая. В этом была вся суть. Не назад. Не на месте. А вперёд! Через страх. Через боль. Через ткань. Своими руками.
И только позже, укладываясь спать, я поймала себя на том, что перебираю в голове не слова Владимира. А интонацию Глеба. Спокойную. Ровную. Человеческую. Как будто впервые за долгое время кто-то говорил со мной — не через «должна», а через «могу».
И в этой тишине… я захотела услышать его снова.

...

ДаркКоулт:

 » Глава 7

Владимир

Я стоял у окна. Обычное утро. Кофе. Почта. Привычный порядок. Но внутри всё ползло, как ржавчина по железу.
Ольга…
Ушла!
Просто взяла — и исчезла. Без скандала, без истерик. Даже не хлопнула дверью. И это — бесило сильнее всего. Так не должно быть. Это я должен решать, как заканчивается история.
Я снова открыл сообщение от юриста: «Первая встреча прошла. Ваша супруга подписала доверенность на представление интересов.»
Холодно. Сухо. Чётко.
Так, будто это просто пункт в деловой переписке. Без эмоций. Без двадцати лет. Без всего, что было.
Я налил себе виски. В десять утра. Просто чтобы заткнуть пустоту. Сделал глоток. Горло обожгло, но легче не стало.
Она правда решила уйти. Не угрожать. Не «дать пространство». А уйти. От меня. От всего, что мы построили.
ОТ МЕНЯ!!!
Я дал ей всё. Дом. Деньги. Имя. Она жила в безопасности. Ни разу не платила за электричество. Ни разу не знала, где лежит страховка. Её жизнь была выстлана мной, по периметру, как тёплый пол — невидимый, но необходимый. А теперь она просто вычеркнула меня, как ненужную строчку. Пошла — вон. И даже не объяснила…
В памяти всплыл неуместный флешбек…
Помню, как она сидела на полу посреди коробок после переезда — с чашкой кофе и грязными руками, потому что не успела переодеться. Я тогда сказал: «Сейчас не до красоты», а она рассмеялась: «Зато ты рядом».
Эти слова — чертовски прилипчивы. Они прилипли ко мне навсегда.
Я сел. Включил ноутбук. Проверил движения по счёту.
Новая аренда. Платёж. Сумма. Регион.
Мастерская!
Она видите-ли решила шить. Смешно. Она правда думает, что может стоять на своих ногах? Без меня?
Наверное, теперь это не хобби, а «самореализация». Слышал от Игоря: модно стало в кризис в ателье подаваться. Шить, лепить, варить свечи. Только я не понял, когда она решила, что больше не жена, а ремесленница.
Я откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. Из воспоминаний всплыло: как она в халате, рано утром, с кружкой в руках, молча разглядывала эскизы на кухонном столе. Тогда я сказал ей:
— Слушай, ты же не серьёзно? Шить? Это хобби, Оль. У тебя дочка, семья. Прекрати тратить время.
Она тогда даже не ответила. Только свернула листы и убрала в ящик. И я подумал — поняла, смирилась. А она, оказывается, запомнила. Затаила, и копила.
Она была моей. Двадцать лет!
Женщина, которой я мог гордиться: спокойная, надёжная, красивая, сдержанная. Всегда — в тени, но рядом. А потом вдруг — вспыхнула. Вырвалась. Как будто всю жизнь ждала этого. Как будто просто ждала подходящего момента… и партнёра… Этого Глеба!
Я сжал кулаки. Этот Глеб. Что он ей внушил? Какими словами? Что он за человек, что она ему поверила — с первого раза, без борьбы, без оглядки? Он не знает её. Не знает, как она молчит, когда злится. Как дрожат у неё пальцы, если она нервничает. Он не знает, как долго она греет ладони о чашку, когда хочет что-то сказать, но не решается.
И при этом — он рядом. А я — нет!
«Ты — не жертва. Ты — человек, который вышел из клетки…»
Это её слова. Или уже его? Или теперь у них общая риторика?
Я схватил телефон. Открыл мессенджер. Начал набирать. Стер. Потом снова написал:
«Ты не понимаешь, во что ввязалась. Я всё равно не отпущу.»
И отправил.
Секунды тянулись, как вечность, но ответа не было.
Я понял: она меня больше не боится.
И это было страшнее всего.

***
Через пару дней я вылетел в Женеву. Без предупреждений. Просто сел в самолёт. Билет в одну сторону. Купил на автомате.
Она — там.
Алина.
Единственная, кто остался.
У врат кампуса мне пришлось пройти проверку. Всё официально. Регламент. Я сказал, что отец. Приехал навестить дочь. Коротко. Жёстко.
Она вышла спустя пятнадцать минут. В длинном пальто, с наушниками, с книгой в руках. Такая взрослая. Такая не моя.
— Папа? Что ты тут делаешь?
— Я скучаю. Хотел увидеть тебя.
— Ты мог просто позвонить.
Я пожал плечами. Улыбка вышла криво:
— Не хотел по телефону. Хотел по-настоящему.
Мы пошли в кафе на углу. Тихое, со скрипучими деревянными стульями. Алина заказала чай с бергамотом, а я чёрный кофе. Она сидела напротив, не делая вид, что ей комфортно.
— Ты правда начал… официальные шаги? — её голос прозвучал тише, чем обычно, почти шёпотом. Но за этим шёпотом — целая буря.
Я поднял глаза.
— Откуда ты узнала?
— Мама не говорила. Но я не слепая. Слишком много звонков. Слишком много напряжения. Я вижу.
Она сделала паузу, вдохнула.
Я отвёл взгляд.
— Я защищаю то, что принадлежит семье.
— Или себе? — Она подняла голову, в глазах блеснуло нечто новое. Нечто взрослое. Нечто твёрдое, — Ты хочешь, чтобы мы выбрали сторону?
Её голос не обвинял — он дрожал.
— Потому что иногда так ощущается, как будто ты хочешь, чтобы я решила — ты или мама. А я не хочу выбирать. Я хочу семью, а не фронт.
Я сжал челюсть.
— Я просто хочу, чтобы вы поняли: я не враг.
— Тогда перестань вести себя как враг. Мы не твои трофеи, пап. Ни я. Ни мама. Мы — не часть твоей империи. Мы — живые. Мы дышим. Мы чувствуем.
Она замолчала. И добавила тише:
— И, если ты будешь всё контролировать… однажды тебе некого будет это делать... ты потеряешь нас. Не в один день. Не в суде. А постепенно. Бесшумно. Навсегда.
В этот момент я впервые понял: она уже не между нами. Она — вне. Со своим взглядом. С осознанием. И с выбором, который, возможно, уже сделан.

***
Позже ночью я сидел у себя в квартире. Смотрел на выключенный телефон. Никаких уведомлений. Ни от Ольги. Ни от Алины. Ни от мира.
Я чувствовал, как всё уходит. Как между мной и ними — стена. Не из кирпича. Из решений. Из слов. Из молчания.
Но я знал одно: я не проиграл. Пока не подписаны бумаги — это ещё не финал.
А значит, ещё можно вернуть. Сломать. Переиграть.
Я налил себе ещё виски, и понял: хватит надеяться. Пора бить.
И начал писать список. Пункт за пунктом. Что ей важно. Где слабое место. Кто может повлиять.
Потому что, если она не боится, значит, я недостаточно напомнил, кто я такой.
И завтра — напомню.

***

Всё пошло не так. Не по моему сценарию. Не по правилам.
Не по-моему!!!
Контракт с японцами на подходе. А они, чёрт возьми, любят «стабильность» и «семейные ценности». Развод — это не просто провал. Это бизнес-угроза.
Ольга держится. Спокойно. Холодно. Слишком достойно, как для человека, которого я оставил без опоры.
Я думал, она развалится, зарыдает, попросит вернуться. Но она пошла вперёд. Без меня.
Ну хотя бы припомнит мне ту ночь, когда я не пришёл домой. Хотя бы выругается. Хлопнет чем-нибудь. Скажет: «Ты предал!»
Но нет же! Ни истерики. Ни упрёков. Только молчание. Только шаги прочь.
Как же это бесит!
Жутко бесит.
Как будто измена — уже не измена. Как будто я для неё — давно пустое место.
И этот Глеб еще, который говорит, как будто всегда прав. Как будто знает, что ты сломаешься — не сейчас, так через три встречи. С таким не подерёшься. Его невозможно схватить за горло. Он тебя просто обходит. Молча. И ты проигрываешь.
Этот хрен с бархатным голосом, уже подал заявление на отмену блокировки.
Видимо, знал, куда бить. Их первая встреча прошла — и всё. Она отдала ему доверенность. Значит, доверяет.
А я? Я стал для неё чем? Историей? Эпизодом? Фоном?
Как будто моя ошибка — билет на свободу. Да, была другая, но это был всего лишь эпизод. Не больше, чем вспышка на фоне рутины. Я же вернулся. Я остался. А она — ушла. Как будто всё решила одна.
Я включил ноутбук и открыл переписку с юристом.
— Давим дальше, — коротко сказал я по телефону. — Подавай вторичное заявление. Упирай на совместные вложения. Мастерская? Значит, мои деньги тоже там.
— Но суд может расценить это как попытку давления…
— Да мне пох*й, как суд это расценит. Пусть расценит, как напоминание, кто платил за её сраные мечты все эти годы.
Он замолчал.
И правильно.
Я отправил ещё несколько писем. Одно — в банк, чтобы узнать о возможности приостановить любые переводы с её личного счёта. Другое — общему знакомому, Игорю, тому самому, кто когда-то вёл у нас семейные вечеринки. Попросил «по-дружески» спросить, всё ли в порядке у Оли, чтобы донёс: «Владимир волнуется. Говорит, ты выглядишь измотанной. Всё ли в порядке со здоровьем? Эмоциональным состоянием?»
Да! Это мелочно. Но это работает. Я знаю, как это работает.
Я не собирался играть по правилам. Потому что по правилам выигрывают слабые. А я не слабый. Я — Владимир Павлович Кравцов. И если уж кто и уйдёт из этой игры, то не я.

***
На следующий день пришло уведомление от Глеба: «Все действия по блокировке признаны неправомерными. Решение в пользу клиентки». Я сжал мышку так сильно, что она треснула в боку.
— Пид**ы, — выдохнул я. — Все, бля*ь, в сговоре.
Я вышел на балкон. Воздух резал горло, как лёд. Я не курю. Но в такие моменты, чёрт возьми, почти понимаю, зачем люди тянут этот дым в лёгкие — чтобы внутри хоть что-то жгло.
Я знал, что теряю контроль. Ольга больше не отзванивается. Дочь молчит. Юрист играет по своим правилам. А я стою на месте, как идиот у разбитого корыта, из которого ещё вчера кормился весь мой мир.
Значит, пора действовать жёстче.

Я поехал к мастерской.
Не врываясь. Не как псих, а как стратег.
Стоял у входа, смотрел через стекло.
Она там. Внутри. Смеётся с кем-то. Кто-то приносит кофе...
Она в светлом платье. Волосы собраны. Вид — уставший, но спокойный. Я бы даже сказал… красивый. Обворожительный!
Меня никто не ждал, но мне плевать. Я открыл дверь и вошёл.
В этот момент рядом прошла женщина с коробкой — одна из помощниц. Увидела меня. Улыбнулась вежливо, как будто я никто. Как будто я не тот, кто построил весь этот фасад. Меня проглотили и не подавились.
Она обернулась. И замерла.
— Тебе здесь не рады, — сказала она.
Ольга смотрела на меня не как на мужа, даже не как на предателя, а как на нечто ненужное. Как будто я уже стерся из её памяти. А ведь когда-то она знала каждую мою рубашку на ощупь.
— Ты забыла, что я всегда там, где меня не ждут, — ответил я, стараясь держать лицо.
Она молчала. Только убрала прядь за ухо. Не дрожала. Не бледнела. Только смотрела, как будто на чужого. Как будто я не двадцать лет в её жизни, а так, незнакомец с улицы.
— Ты выглядишь спокойно, — усмехнулся я. — Как будто тебе плевать.
— А тебе бы не мешало хоть раз задуматься, что я чувствую. Хоть раз, Владимир. Хоть раз! — она разочарованно вздохнула и продолжила, — Ты хотел, чтобы я устроила сцену? Кричала? Бросалась вещами? Я не дала тебе этого удовольствия. Я просто ушла. Потому что знала: ты уже не мой. Не тогда, когда предал. А когда решил, что я не замечу.
— А ты хотела, чтобы я раскаялся? Чтобы упал на колени? Поздно. Ты сама молчала. Ты позволила. Ты жила рядом со мной, зная — и ничего. И теперь хочешь выглядеть выше? Чище?
Я взорвался, меня разнесло, смотрел в упор:
— Ты ушла не потому, что я изменил. А потому, что ты изменилась. Стала другой. Холодной. Недосягаемой. Я предал, да. Но ты — исчезла задолго до этого.
Ярость клокотала в горле. Сделал паузу.
Ощущал, как ноздри раздуваются от злости.
Сел на край дивана. Пальцы сжались в кулак.
— Я не против, чтобы ты шила. Я не против, чтобы ты нашла себя. Я против одного — чтобы ты делала это без меня.
— А я против того, чтобы ты вечно был надо мной. Через счета. Через страх. Через вину. Ты хочешь не женщину. Ты хочешь тень.
— Я хочу порядок. Ты думаешь, ты сильная? Посмотрим, насколько.
— Угрозы? — Ольга склонила голову. — Это всё, что у тебя осталось?
Я встал. Близко. Совсем близко, чтобы удержать взгляд. Чтобы почувствовала, что я не шучу. Говорил тихо, но с нажимом:
— У меня остались связи. Деньги. Доступ. И память! Помнишь, Оля, ты мечтала, чтобы я просто был рядом? Так вот — я рядом. Только не таким, как ты хотела. А таким, каким ты меня сделала.
Она не отступила. Говорила прямо в лицо:
— Ты сам себя сделал. А я, наконец-то, от тебя ушла.
И я понял – эта битва не за брак. И даже не за власть. Это — за идентичность. За право быть.
Но война не окончена.
Я ушёл. Без взрыва. Без скандала. Только с чётким ощущением — это ещё не финал. Она думает, что выиграла.
Пусть думает!
Завтра я вернусь. Не один. Не с цветами.
С цифрами. С законами. С её тенями.
Посмотрим, кто будет последним, кто хлопнет дверью?! И чьё имя в итоге останется на табличке!!!

...

Ани:

Привет!
Наверное, большинство мужчин такие, как Владимир. Не хотят отпускать то, что считают своим пока они так считают...
Спасибо.

...

Tanaisa:

Привет, ДаркКоулт! Мужу героиня не нужна, лишь приложение к нему. Лишь бы бизнес партнеры не увидели крах семьи, а все остальное не важно. Дочь сама по себе, уже вне семьи. Ну приехал он к дочке, и что добился? Зачем ему фикция, а жена лишь для ущемленного самолюбия, задавить нужно. Спасибо за новые главы

...