Talita:
24.12.12 12:05
» Глава 2
Ну как же в канун Рождества (ну и пусть, что католического) - и без подарков? Всем, кто ждал и дожидался посвящается
Перевод - Talita
Терпеливый редактор - Sig ra Elena
Глава 2
Мане-Холл, Луизиана
Январь 2002 года
Мать оказалась права – впрочем, как и всегда. Деклан Фитцджеральд смотрел сквозь заляпанное грязью лобовое стекло на разразившийся зимний дождь и радовался, что мамуля была далеко и не могла позлорадствовать над сыном.
Не то чтобы Колин Салливан Фитцджеральд когда-либо опустилась до подобного. Она просто изогнула бы свою идеальную бровь идеальной дугой и позволила выразительному молчанию сказать все за себя.
Когда, прежде чем отправиться из Бостона в Нью-Орлеан, Деклан заехал домой, мать без лишних слов заявила, что он выжил из ума. И что еще пожалеет о принятом решении. Да, так и сказала – пожалеет.
Ну, до сожалений Деклан еще не дошел – по крайней мере, пока – но сейчас, рассматривая заросли сорняков, полусгнившие от времени галереи, облупившуюся краску и разбитые водостоки старого плантаторского особняка, был уже не так уверен в своем психическом здоровье.
Что заставило его решить, будто он может вернуть этой заросшей заброшенной развалине прежнее великолепие? Или – гораздо важнее – что он вообще должен этим заниматься? Ради всего святого, он же адвокат, Фитцджеральд из клана бостонских Фитцджеральдов, и гораздо больше привык размахивать железной клюшкой для гольфа, чем молотком.
Переехать в Новый Орлеан и изображать из себя подрядчика – это вам не отремонтировать за пару лет на досуге городской дом.
Выглядел ли особняк так ужасно в последний раз, когда Деклан приезжал сюда? Возможно ли такое? Правда, это было пять – нет, шесть - лет назад. Конечно же нет. Тогда дом определенно выглядел приличнее. Фитцджеральду было двадцать, он учился в колледже и вместе с соседом по комнате праздновал эту сумасшедшую неделю перед Марди Гра. «Одиннадцать лет назад», - поправил себя Деклан, запустив пальцы в темно-русые пряди.
На протяжении одиннадцати лет старый Мане-Холл был его наваждением, навязчивой идеей. Эта одержимость оказалась прочнее многих его отношений с людьми. И уж точно прочнее связи Деклана с любой из его пассий.
Теперь дом принадлежал ему – к худу это или к добру. И адвокатская натура подсказывала, что, скорее всего, не к добру.
Серые, ныне холодные, точно дождь за окном, глаза Дека осмотрели здание сверху донизу. Еще тем давним февральским днем он был очарован изысканными парными арками лестницы, которая, раздваиваясь, вела на галерею третьего этажа. И все эти высокие сводчатые окна, причудливый бельведер на крыше, изящество белых колонн и необычные, искусно выкованные железные перила. Прихотливая смесь итальянского и греческого Возрождения выглядела невероятно роскошно, в лучших традициях Старого Света и юга Америки.
Даже тогда, в первый раз, Деклан почувствовал себя так, будто совершенно необъяснимым образом очутился в Новой Англии.
Дом манил его внутрь, в какую-то темную комнату, так, что невольно подумалось: «Словно навязчивое полузабытое воспоминание». Еще до того как они с Реми пробрались в особняк и принялись разгуливать по нему, Дек мог представить себе интерьер усадьбы.
Ну, или это пара галлонов пива, что они высосали, заставила зеленого студента так думать.
Пьяному парню, которому едва перевалило за двадцать, нельзя доверять самому себе. «Да и убежденному трезвеннику, которому уже тридцать один, тоже», - печально признал адвокат Фитцджеральд.
Стоило Реми упомянуть, что Мане-Холл снова выставлен на продажу, как Деклан тут же подал заявку на участие в торгах. И это в глаза не видев недвижимость – вернее, видев более одиннадцати лет назад! Но он должен был заполучить особняк. Словно всю жизнь только и ждал, чтобы назвать его своим.
Фитцджеральд счел цену разумной – вот только не подумал, сколько же придется вложить, чтобы привести дом в пригодный для проживания вид. Ну что ж, зато теперь адвокат об этом задумался.
Мане-Холл его, сошел Деклан с ума или же нет. Неважно. Он готов был променять адвокатский портфель на пояс с инструментами. Одна эта мысль подняла новому владельцу настроение.
Он достал свой мобильный - можно вытащить адвоката из Бостона, но не Бостон из адвоката - и, по-прежнему не сводя взгляда с дома, набрал номер Реми Пейна. Попал на секретаря и представил себе, как приятель сейчас сидит за столом, заваленным бумагами и справками. Картинка вызвала у Фитцджеральда быструю, кривую усмешку, преобразившую его лицо: на щеках появились ямочки, жесткая линия губ смягчилась.
«Да, - подумал Деклан, - в жизни и не такое случается». Он еще может оказаться «на коне».
- Ну привет, Дек. – Ленивый, тягучий голос Реми расползался по забитому внедорожнику «мерседес», словно туман по поверхности неспешной речки. – Ты где, парень?
- Да вот, сижу в машине, любуюсь на это белое чудище, которое мне взбрело в голову купить. Какого черта ты меня не отговорил? Или хотя бы не высказал, что сам думаешь?
- Ты уже здесь? Ах ты сукин сын! Я тебя и не ждал до завтра.
- Не мог утерпеть. – Деклан потер ладонью заросший щетиной подбородок. – Ехал почти всю ночь и сегодня утром рано встал. Реми? И о чем я только думал?
- Чтоб я знал. Слушай, дай мне пару часов - я улажу пару дел. И подъеду. Притащу нам выпивки. Поднимем по стаканчику за твою лачугу, поболтаем.
- Хорошо. Было бы здорово.
- Ты уже заходил внутрь?
- Нет. Собираюсь с духом.
- Иисусе, Дек, убирайся прочь с дождя!
- Ага, ладно. – Деклан прикрыл глаза ладонью. – Увидимся через пару часов.
- Я привезу чего-нибудь поесть. Ради всего святого, не пытайся ничего приготовить. Нельзя сжигать дом, не проведя в нем и ночи.
- Пошел ты.
И услышал смех друга, прежде чем повесить трубку, снова завел мотор и проехал к тому, что осталось от монументальной лестницы, обрамлявшей главный вход. Открыв бардачок, Деклан выудил оттуда ключи, которые ему прислали, как только сделка была улажена.
Он выбрался из машины и тут же промок до нитки. Решив отложить выгрузку коробок с вещами до лучших времен, Деклан трусцой пробежал под укрытие входной галереи, чувствуя, как отдельные плитки пола угрожающе шатаются под его весом. Очутившись внутри, хозяин дома отряхнулся, как мокрый пес, и ему вдруг пришло в голову:
«Наверное, угловые колонны обвивает вьюнок. Усыпанный чашечками бледно-голубых цветов, которые то раскрывают лепестки, то закрывают их. И с листьями-сердечками». Возможно, он даже смог бы себе это представить, если бы хорошенько постарался.
Может, видел такое где?.. Задумавшись, Деклан повернул к двери – двойной, украшенной резьбой, с длинными стеклянными панелями на каждой створке и со стеклянными же полукруглыми вставками наверху. Проведя пальцами по двери, он почувствовал, как его охватил какой-то непонятный трепет.
- Добро пожаловать домой, Деклан, - сказал себе и открыл дверь.
Передняя была такой же, какой он ее запомнил: пол, выстланный широкими сосновыми досками, парящий где-то в вышине потолок, гипсовый медальон, обрамленный двойным кольцом каких-то цветов. Наверное, в лучшие времена дом мог похвастать потрясающей хрустальной люстрой. Самое большее, что он мог предложить новому владельцу сейчас, – одинокую голую лампочку, болтавшуюся на длинном проводе. Но когда Деклан щелкнул выключателем на стене, свет все же зажегся. Ну, хоть что-то.
Так или иначе, ключевым элементом особняка являлась лестница. Широкие ступени вели на второй этаж, где расходились направо и налево, позволяя попасть в оба крыла здания.
На кой черт холостяку, не собирающемуся в ближайшем будущем менять свой статус, такой огромный дом – вопрос, над которым Деклан сейчас предпочитал не думать.
Серая пыль покрывала перила, но когда он провел по ним пальцем, то почувствовал под грязью гладкое дерево. Сколько же рук касалось его? Сколько пальцев скользило по его поверхности? Деклана всегда зачаровывали, захватывали такого рода вопросы. Вопросы, из-за которых он принялся карабкаться наверх, бросив распахнутую настежь дождю дверь и вещи, по-прежнему ждавшие в машине.
Наверное, когда-то ступени укрывал ковер. По центру длинного коридора тянулись дорожки. Что-то насыщенного темно-красного цвета. Паркет, дерево, столы добросовестно натирали воском до тех пор, пока они не начинали сверкать, как хрусталь в люстре.
Во время приемов женщины – элегантные, излучающие уверенность в себе - в умопомрачительных нарядах плавно скользили вверх и вниз по ступеням. Мужчины собирались в бильярдной, используя игру как предлог подымить сигарами и важно порассуждать о политике и финансах.
А вокруг сновали слуги – почти невидимые, – поддерживая огонь в каминах, заменяя грязные бокалы на чистые и выполняя всевозможные поручения.
Добравшись до лестничной площадки, Деклан открыл потайную панель – искусно сработанную и спрятанную в стене дверь, прикрытую выцветшими обоями и потускневшей обшивкой. Он понятия не имел, откуда знал про потайной ход. Наверное, кто-то рассказал…
Хозяин дома всмотрелся вглубь полутемного, сырого коридора. Видимо, это часть того кроличьего садка, где обитала и передвигалась прислуга. Недопустимо путаться под ногами у господ и их гостей. Работа хорошего слуги незаметна, и он должен выполнять свои обязанности аккуратно, бесшумно и со всем тщанием.
Нахмурившись, Деклан напряг зрение, пытаясь рассмотреть больше.
«И откуда только взялась подобная мысль? От матери?»
Какой бы чопорной она ни была время от времени, миссис Фитцджеральд никогда не изрекала ничего столь помпезного.
Пожав плечами, Дек закрыл дверь. Эту часть дома он исследует позже, с фонариком и упаковкой хлебных крошек, чтобы по ним можно было потом найти путь назад.
Новый владелец прошел вдоль по коридору, заглядывая в пустые, запыленные, пропахшие плесенью комнаты, полутемные из-за дождя, заливавшего окна. На некоторых стенах еще сохранились обои, на других же даже штукатурка осыпалась, обнажив каркас, подобный скелету.
Гостиная, рабочий кабинет, ванная и, конечно же, та самая бильярдная с уцелевшим баром из красного дерева, которую и представлял себе Деклан.
Он обошел комнату, касаясь деревянных поверхностей, затем наклонился и принялся рассматривать резьбу.
Его любовь к дереву зародилась в старших классах школы и по сей день оставалась самым его продолжительным чувством к кому и чему бы то ни было. Невзирая на возражения родных, летом Деклан отправлялся на подработки. Ему претило просиживать долгие дни клерком в юридической конторе, хотелось трудиться на свежем воздухе. Совершенствовать свой загар и физическую форму.
В кои-то веки раз отец воспротивился жене и встал на сторону сына.
Деклан сполна насладился солнечными ожогами, занозами, волдырями, мозолями и болями в пояснице. И влюбился в строительное дело.
Вообще-то, даже не в строительство. В реставрацию. Когда берешь что-то уже готовое и улучшаешь, ремонтируешь, восстанавливаешь.
Ничто не приносило ему такой кайф или хотя бы половину такого удовлетворения.
«У тебя есть сноровка, парень, – сказал однажды Фитцджеральду один мастер-ирландец, настоящий тертый калач в своем деле. – Хорошие руки, хорошие глаза, хорошие мозги». Деклан никогда не забывал того ощущения подъема, испытанного от похвалы. И ни разу с тех пор не переживал подобного.
«Может, теперь», - подумал Деклан. Может, теперь он сможет заново прочувствовать это наивысшее наслаждение. Ему хотелось большего, чем просто изо дня в день послушно выполнять то, что принято, или то, чего от него ожидают.
С растущей радостью и предвкушением, он вернулся к осмотру дома и:
- Ух ты! Круто! – ухмыльнулся, остановившись на пороге бального зала.
Голос эхом прокатился по помещению, отскакивая от стен, и едва не срикошетил ему же в лицо. Восхищенный, Деклан вошел в зал. Пол под ногами сплошь покрывали царапины и пятна. Отдельные участки были повреждены: видимо, кто-то пытался построить перегородку и разделить помещение на две части, а потом снес все подчистую.
Что ж, это можно поправить. Какой-то придурок приляпал гипсокартон и желтую краску поверх изначально покрывающей стены штукатурки. «Это я тоже исправлю».
По крайней мере, потолок не тронули. Изумительная лепнина, замысловатые венки из цветов и фруктов. Нужно ее отреставрировать. Хорошему мастеру это под силу. И Фитцджеральд найдет такого мастера.
Деклан распахнул двери галереи навстречу дождю. Запущенные, переплетенные садовые заросли простирались во все стороны, пробивались сквозь остатки разбитых, некогда вымощенных кирпичом дорожек. Похоже, тут настоящий гербарий! Понадобится специалист по ландшафтному дизайну, но кое-что Деклан надеялся сделать самостоятельно.
От большинства пристроек ныне остались лишь руины.
Из окна можно было различить часть дымовой трубы, остатки оплетенной лозой стены заброшенного рабочего домика, испещренные выбоинами кирпичи и проржавевшую крышу старой голубятни – плантаторы-креолы часто держали голубей.
Вместе с домом Деклану досталось только три акра земли, так что, похоже, все остальные строения, некогда находившиеся во владении плантаторов, теперь оказались на чужой территории.
«Зато мне остались деревья», - подумал он. Потрясающие деревья. Древние дубы образовывали пропитанную влагой, заросшую мхом аллею, а толстые, торчащие в разные стороны, кривые ветви сикомора напоминали силуэт странного доисторического животного.
Какое-то цветное пятно привлекло внимание Деклана, да так, что он даже шагнул под дождь, надеясь рассмотреть диковинку поближе. Какое-то высокое, мощное дерево усыпали темно-красные цветы.
«Да что может цвести в январе месяце?» - удивился он и сделал мысленную пометку спросить у Реми.
Деклан на минуту закрыл глаза и прислушался. Но кроме шума дождя, барабанившего по крыше, по земле, по деревьям, ничего не услышал.
И сказал себе: «Я поступил правильно. Все-таки я не псих. Я нашел свое место в мире». По крайней мере, так Фитцджеральд себя чувствовал. Если он ошибся – что с того? Найдет что-то другое. Ну, силы в себе, чтобы осмотреть новые владения, он наконец-то нашел.
Деклан шагнул назад и, мурлыча что-то под нос, прошел обратно через бальный зал в жилое крыло, чтобы заглянуть в каждую из пяти спален. И, изучая первые из них, вдруг осознал, что тихонько напевает какой-то мотив.
«Вот уже бал закончен, вот и настал рассвет;
Вот и ушли танцоры, звезд в небе больше нет…»
Деклан перестал разглядывать плинтус и оглянулся через плечо, словно ожидая увидеть кого-то за спиной, подумал, удивляясь: «Откуда это взялось? Мелодия, слова…» Встряхнув головой, выпрямился и пробормотал сам себе:
- Это из-за бального зала, идиот. Думаешь о бальном зале, вот и стал петь про бал. Странно, но еще не признак сумасшествия. И говорить с собой – тоже не признак. Куча людей так делает.
Дверь в комнату напротив была закрыта. И хотя Деклан морально приготовился услышать скрип петель, от ожидаемого звука у него все равно мурашки по спине побежали.
На смену этому чувству мгновенно пришло смущение. Он мог поклясться, что уловил в воздухе какой-то аромат. Лилии. Цветы свадеб и похорон. И на миг Фитцджеральд даже смог представить себе картинку: чистые, белые лилии, выглядящие немного грубовато в высокой хрустальной вазе.
Затем он почувствовал раздражение. Деклан выслал заранее лишь несколько вещей, включая спальный гарнитур. Грузчики свалили все не в той комнате – а ведь им были даны четкие указания! Хозяйская – главная, угловая, откуда открывался вид на сад и пруд позади здания и на дубовую аллею, раскинувшуюся сбоку.
А теперь владельцу дома придется либо устраиваться в этой комнате, либо самому перетаскивать чертов скарб.
Когда Деклан пихнул дверь, и та открылась окончательно, запах лилий стал настолько сильным, что от него почти кружилась голова. Озадаченный, Дек понял, что мебель в спальне вообще не его. Кровать, полностью скрытая темно-синим балдахином. Резной до блеска отполированный полушкаф-полукомод с рядом ящиков. Сквозь цветочный аромат можно было уловить запах пчелиного воска. Лилии красовались в той самой высокой хрустальной вазе на женском туалетном столике, чьи ножки изгибались, точно лебединые шеи. Изящный стул с сиденьем, замысловато расшитым голубым и розовым узором.
Оправленные в серебро щетки для волос, украшенная эмалью брошка-часы с золотыми крылышками. Длинные синие портьеры, витое газовое бра, отбрасывающее приглушенный, мерцающий свет. Белый женский пеньюар, переброшенный через спинку голубого кресла.
Подсвечники на каминной полке и фотография в серебряной рамке.
Деклан видел все это ясно как на картинке. Но прежде чем он успел понять, как такое возможно – раз! и вот уже перед ним пустая комната, а дождь снаружи струится по окнам без штор.
- Иисусе! – Фитцджеральд ухватился за косяк, пытаясь сохранить равновесие. – Какого черта?
Он глубоко вдохнул… но никакого аромата лилий не ощутил. Ничего. Только затхлый, пыльный воздух.
«Это все воображение, - сказал себе Деклан. – Я просто представил, как бы могла выглядеть эта комната. Ничего я не видел, ничего не чувствовал. Просто оказался во власти очарования дома, проникся его духом».
Но так и не смог заставить себя переступить порог спальни.
Деклан снова закрыл дверь и направился прямиком к угловой комнате. Обнаружив там свою мебель, – все, как и было им оговорено, – он испустил вздох облегчения и вновь обрел спокойствие.
Хорошая, крепкая чиппендейловская кровать с простыми, гладкими изголовьем и изножьем. Единственное, что объединяло Деклана с матерью – так это любовь к старинным вещам, почтительное отношение к искусству, истории.
Он приобрел эту кровать после того, как они с Джессикой разорвали помолвку.
«Ладно, после того, как я разорвал помолвку», - признал, испытав привычный укол вины, Деклан. Ему хотелось начать жизнь с чистого листа, поэтому он принялся разыскивать и покупать новые предметы обстановки спальни.
Выбрал холостяцкий комод не только потому, что, видимо, так и останется один, но и потому, что понравился стиль: двойная инкрустация узором «в елочку», потайные отсеки, короткие витые ножки. Выбрал шкаф, чтобы замаскировать телевизор и стереосистему, и блестящие лампы в духе арт-деко, потому что понравилось это смешение стилей.
Вид его мебели здесь, в просторной комнате с прекрасным камином, отделанным темно-зеленым гранитом, с арочными дверями на галерею, с чуть поблекшими обоями, с варварски поцарапанным полом, вновь вернул Деклана к действительности.
Примыкающая гардеробная вызвала у него улыбку. Не хватало только слуги, белоснежного галстука и роскошного вечернего фрака. Бледно-зеленый цвет отделки смежной ванной, переоборудованной, судя по всему, в печальные семидесятые, заставил так отчаянно захотеть принять горячий душ, что Деклан аж поморщился.
«Надо и по третьему этажу пробежаться», - решил он, отвернулся от уродливой зеленой ванны и пошел наверх. Мелодия звучала у него в голове, снова и снова, точно вальс. Ну и пусть. Хоть какое-то развлечение, пока не приедет Реми.
«Сколько надежд испарилось – кончился бал…»
Здесь лестница сужалась. Этаж предназначался для детей и прислуги – и ни тем ни другим не полагалось предметов роскоши.
Оставив крыло прислуги напоследок и направившись к тому, что, по его предположению, некогда являлось детской, кладовкой и верхним чердачным этажом, Деклан потянулся к латунной, потускневшей от времени дверной ручке. Порыв ветра, такого ледяного, что пробирал до костей, пронесся по коридору. Хозяин дома с удивлением заметил, как выдыхаемый им воздух превращается в облачка морозного пара.
Когда рука Деклана сомкнулась на ручке двери, его внезапно охватил приступ тошноты столь острый, что заставил задохнуться. Холодный пот выступил на лбу. Голова закружилась.
Затем Фитцджеральда объял такой невозможный, панический страх, что захотелось с криком убежать прочь. Вместо этого Деклан отшатнулся и привалился спиной к стене, пока ужас душил его, точно руки убийцы.
«Не входи туда. Не входи».
Откуда бы ни взялся этот голос в голове, надо бы прислушаться к совету. Болтали, будто дом населен привидениями. Фитцджеральд не возражал против такого соседства.
Ну, или думал, что не возражает.
Но открыть эту дверь и увидеть то, что за ней находится, то, что ждет его по ту сторону, – это слишком. Не в одиночку. Не на пустой желудок. И не после десятичасовой езды.
- Все равно это пустая трата времени, - сказал Деклан вслух. Звук собственного голоса успокаивал. – Лучше бы мне заняться разгрузкой машины. Вот и пойду ее разгружать.
- Ты с кем говоришь-то, cher (приятель – фр.)?
Деклан подскочил, как баскетбольный центровой при розыгрыше мяча, и едва сумел превратить рвущийся наружу крик в более подходящее мужчине восклицание:
- Проклятье, Реми! Ты меня напугал до чертиков!
- Это ты здесь с дверью разговариваешь. Я тебя несколько раз позвал, пока поднимался. Видимо, ты не слышал.
- Видимо, нет.
Деклан привалился к стене, вздохнул и посмотрел на друга.
Реми Пейн обладал дерзким очарованием мошенника.
«Ну просто прирожденный юрист», - подумал Фитцджеральд. Ловкий, проницательный, с веселыми голубыми глазами и широким ртом, который мог – вот как сейчас – растягиваться, точно резина, в обезоруживающую улыбку, что заставляла вас поверить каждому его слову, даже если вы задним умом понимали, что все это - чушь собачья.
Реми отличался худощавым телосложением и никогда не набирал вес – невзирая на аппетит, достойный слона. В колледже темно-каштановые волосы друга гладкой гривой ниспадали на воротник. Теперь же Реми обрезал их почти в стиле Цезаря[1].
- Ты вроде сказал «через пару часов»?
- Ну да. Почти два с половиной. Ты, вообще, в порядке, Дек? Выглядишь неважнецки.
- Наверное, из-за долгой поездки. Боже, как же здорово с тобой повидаться!
- Наконец-то ты это понял. – Рассмеявшись, Реми сжал друга в медвежьих объятиях. – Ого, парень! Да ты похудел. Ну-ка повернись, взгляну на твою задницу!
- Придурок. – Мужчины похлопали друг друга по плечам. – Скажи мне вот что, - начал Деклан, отступив на шаг назад, - я псих, да?
- Конечно. Всегда им был. Пойдем вниз, пропустим по стаканчику.
Они устроились на полу в комнате, некогда бывшей мужской гостиной, с пиццей пепперони и бутылкой виски «Джим Бим».
Первая порция бурбона провалилась в глотку точно жидкий шелк, развязывая все узлы, в которые скрутило желудок Деклана. Пицца оказалась хорошей, жирной, и он пришел к выводу, что все эти его странные приключения - не более чем результат усталости и голода.
- Так и будешь здесь жить или все же купишь пару стульев?
- Да не нужны мне стулья. – Деклан забрал бутылку у Реми и сделал большой глоток бурбона. – По крайней мере, не сейчас. Хочу пока сократить количество вещей до минимума. Я уже купил всякую всячину для спальни, может, расщедрюсь на кухонный стол. Если начну покупать мебель, то она будет мешаться под ногами во время реставрационных работ.
Реми оглядел комнату:
- Судя по виду дома, тебе раньше понадобится чертова инвалидная коляска, прежде чем ты успеешь привести его в порядок.
- Да тут в основном нужен косметический ремонт. Как мне говорили, последние владельцы заложили неплохую основу для хорошей работы. Кажется, собирались превратить это место в модный отель – ну или что-то в этом роде. Почти полгода убили, прежде чем слиняли куда-то. Наверное, деньги закончились.
Подняв брови, Реми провел по полу пальцем и принялся рассматривать оставшийся на нем слой пыли.
- Какая жалость, что нельзя продать эту грязь. Ты бы стал обалденно богатым. Ха. Ну да, я забыл – ты уже обалденно богат. Как поживает твоя семья?
- Да все так же.
- И они думают: «Ах, наш милый Деклан, il est fou (он сошел с ума – фр.), - покрутил пальцем у виска Реми, - у него просто крыша поехала».
- О да. Может, они и правы, но, в конце концов, это мое чертово дело! Если б я еще хоть раз выступил с показаниями от имени свидетеля, отправился бы на еще одно заседание, выдержал бы еще одно досудебное разбирательство, то просто утопился бы в Чарльз[2].
- Корпоративное право – вот что тебя душит, cher. – Реми облизал соус с пальцев. – Надо тебе попробовать поработать с уголовщиной, как мне. Вот что кровь-то разгоняет! Одно твое слово – и мы завтра же сможем на пару открыть частную контору.
- Спасибо за идею. А тебе по-прежнему это все нравится.
- Точно. Люблю коварные «подводные камни» нашего дела, пышность, церемонии, борьбу до седьмого пота, красивые слова – каждую чертову мелочь. – Реми покачал головой и опрокинул в себя содержимое стакана. – А ты никогда это не любил.
- Нет, никогда.
- И все годы, что ты отсиживал задницу в Гарварде, пропали впустую. Так они тебе сказали?
- И это тоже.
- Они неправы. Ты это знаешь, Дек. Ничего ты не профукал. Просто занялся другим делом. Расслабься и получай удовольствие. Ты сейчас в Новом Орлеане – ну или почти в нем. Мы здесь смотрим на все проще. Скоро мы пообтрясем с тебя этот лоск янки. Будешь танцевать каджунский тустеп и в день стирки готовить красную фасоль с рисом[3].
- Ага, может быть.
- Как устроишься – приезжай в город, мы с Эффи приглашаем тебя на обед. Хочу, чтобы ты с ней познакомился.
Реми снял галстук, сбросил пиджак, закатал рукава голубой – как у всех юристов – рубашки. Не считая прически, это был, в сущности, все тот же парень, с которым Деклан вот так же объедался пиццей и потягивал бурбон в Гарварде.
- Ты серьезно? Женишься?
- Двенадцатого мая, несмотря ни на что, - вздохнул Реми. – Я решил остепениться, Дек. Она то, что мне надо.
- Библиотекарша, - у Деклана просто в голове не укладывалось. – Ты – и библиотекарша.
- Специалист по исследованиям, - поправил друг и расхохотался. – Самый прелестный книжный червь в моей жизни. А еще она остроумная. Я до чертиков в нее влюбился, Дек. Просто крышу снесло.
- Рад за тебя.
- А ты все еще мучаешься угрызениями совести из-за… как ее там звали? Дженнифер?
- Джессика. – Вздрогнув, Деклан глотнул еще бурбона, чтобы смыть привкус ее имени с языка. – Когда разрываешь помолвку за три недели до похода к алтарю, то, по идее, должен чувствовать себя виноватым.
Реми небрежно пожал плечами в знак согласия:
- Наверное. Хуже было бы, если б ты сбежал после.
- Да уж. – Однако серые глаза Деклана оставались задумчивыми, пока он продолжал разглядывать бутылку. – Но, пожалуй, Джессика отнеслась бы к разрыву проще, если бы мы все же сыграли свадьбу, а потом развелись. На следующий день. – И сознание этого все еще причиняло ему боль. – В любом случае, хуже уже не получилось бы. Теперь она встречается с моим кузеном Джеймсом.
- Джеймс… Джеймс… Это тот, который визжит, как девчонка, или тот, с прической Дракулы?
- Ни тот ни другой, - губы Деклана дернулись в непроизвольной улыбке. Иисусе, как же ему не хватало такой дружеской болтовни! – Джеймс – который идеальный. Пластический хирург, игрок в поло, коллекционирует марки.
- Коротышка со «срезанным» подбородком и жутким американским акцентом.
- Ага, он самый, только подбородок теперь в порядке. Имплантат. Если верить сестре, у них, похоже, все становится серьезно, и поделом мне, и она же мне говорила…
- Черт, так пусть твоя сестра сама женится на Дженнифер!
- На Джессике. Так я сестрице и сказал, - ответил Деклан, размахивая бутылкой для пущей выразительности. – Она со мной две недели не разговаривала. И это здорово. Я сейчас не очень-то популярен у Фитцджеральдов.
- Ну, знаешь, должен сказать: с учетом всех обстоятельств и прочего… да пошли они!
Рассмеявшись, Дек протянул другу бутылку:
- Так выпьем за это! - и взял еще кусок пиццы из коробки. - Можно еще кое-что у тебя спросить об этом месте? Я узнавал историю дома, много о нем накопал еще давным-давно, сразу же, как мы впервые сюда заявились.
- Ага, шатались по округе, как два пьяных придурка.
- И можем повторить этот подвиг, если продолжим так же лакать бурбон. Ладно, я знаю, что особняк построили в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, после того как прежнее здание сгорело при необъяснимых обстоятельствах – чем, скорее всего, прежние владельцы были обязаны политикам, сторонникам Реконструкции[4] и прочей неразберихе времен после Гражданской войны.
- Войны Северной Агрессии, сынок, - предупреждающе поднял палец Реми. – Помни, по какую сторону линии Мейсона-Диксона[5] ты сейчас примостил свой американский зад.
- Точно, прости. Ладно. Чета Мане урвала этот кус земли практически задаром, если верить старым записям, и построила нынешний особняк. В основном Мане жили за счет плантаций сахарного тростника и хлопка и арендовали наделы кропперам[6]. Чинно-благородно прожили двадцать лет. У них родилось двое сыновей, оба умерли молодыми. Затем старик отошел в мир иной, и осталась одна его жена, которая, видимо, скончалась во сне. Наследников не осталось. Еще упоминалась внучка, но ее вычеркнули из завещания. Дом пошел с молотка и переходил из рук в руки до нынешнего дня. Пустовал большую часть времени.
- И?
Деклан наклонился к другу:
- Ты веришь, что здесь живут привидения?
Реми скривил губы, выуживая последний кусок пиццы из коробки.
- И ты развел весь сыр-бор ради одного этого вопроса? Парень, у тебя все задатки, чтобы стать отличным южным адвокатом. Конечно, живут. – Его глаза сверкали, когда он впился зубами в пиццу. – Этот дом столько здесь стоит – если в нем нет привидений, то грош ему цена! Та внучка, о которой ты упомянул, она Рауз по матери. Точно говорю, ведь я четвероюродный или пятиюродный кузен Симонов, а Симоны как раз из той линии. Как я понимаю, девочку вырастили бабушка и дедушка Раузы, когда ее мама, по слухам, сбежала с каким-то парнем. Не уверен, смогу ли вспомнить, что сталось с ее отцом, но вот про других расскажу, если хочешь. Я знаю, что Генри Мане, его жена Жозефина и один из сыновей – черт, не помню его имени – умерли в этом доме. Если хоть у кого-нибудь из них не хватило ума стать привидением, то это просто стыд и позор.
- А они умерли своей смертью?
Заинтересовавшись, Реми нахмурился:
- Насколько мне известно, да. А что?
- Не знаю. – Деклану пришлось сдержаться, чтобы не поежиться. – Какое-то смутное ощущение.
- Хочешь, приведем сюда кого-нибудь? Немножко гри-гри[7], немножко вуду, выгоним твоих призраков или, может, вызовем духа поболтать? У нас тут колдуны и ясновидящие на каждом углу.
- Нет, спасибо.
- Если передумаешь – дай знать, - подмигнул Реми. – Сведу тебя с одним человеком, который устроит тебе настоящее шоу.
«Не надо мне шоу, - решил Деклан позднее. – Мне нужен душ и кровать». Пока «Джим Бим» приятно согревал кровь Фитцджеральда, тот затащил внутрь дома коробки и принялся рыскать в них в поисках простыней и полотенец. Затем отнес наверх все, что счел необходимым для сна.
И уж скорее старое доброе католическое чувство вины, чем какое-то там стремление к порядку, заставило Дека как следует застелить постель. Он побаловал себя десятиминутным душем, затем устроился среди свежих простыней под шум непрекращающегося дождя.
И через тридцать секунд провалился в сон.
Ребенок плакал. Это совершенно не удивило Деклана. Детям свойственно плакать посреди ночи. Или когда им там приспичит. Звук был, скорее, нетерпеливым и недовольным, чем встревоженным.
Кому-то нужно туда сходить… сделать… что там делают, чтобы успокоить плачущего ребенка? Покормить. Поменять пеленки. Укачать.
Когда в детстве Деклан просыпался от кошмаров, мама или няня – иногда отец – приходили, чтобы погладить мальчика по голове, посидеть с ним, пока тот снова не успокоится.
Но этот ребенок не напуган. Он голоден.
И Деклану не показалось странным, что он так подумал. Что он откуда-то знал это.
Но ему показалось очень, очень странным, когда он очнулся, весь в поту, и обнаружил, что стоит у двери с тусклой латунной ручкой на третьем этаже.
__________________________________
[1] Стрижка Цезарь - пардон, но создатели фильма сделали нашего Реми лысым
, засим для примера полюбуемся на товарища Батлера, который, собственно, такую стрижку и носит
[2] Чарльз (англ. Charles River) — река в штате Массачусетс. Длина реки — 129 км, однако по её течению находятся 22 населённых пункта. Чарльз берёт начало из озера Эхо в Хопкинтоне и протекает в северо-восточном направлении, впадая в Бостонскую бухту. Русло — довольно извилистое, в низовьях разделяет города Бостон и Кембридж. Одни из престижнейших университетов страны — Гарвардский, Бостонский, Брэндиса, а также Массачусетский технологический институт расположены на берегах Чарльза.
[3] Красная фасоль с рисом – одно из любимых блюд у каджунов, подается в выходной день (а часто именно в выходной устраивают день стирки, когда меняют все белье в доме и стирают накопившееся за неделю) вместе с жареными на гриле колбасками.
[4] Реконструкция - реорганизация федеральным правительством государственно-правового устройства мятежных штатов в ходе и после гражданской войны 1861-1865 гг..
[5] Линия Мэйсона-Диксона - Южная граница Пенсильвании, проведенная в 1763-67 английскими геодезистами и астрономами Ч. Мэйсоном [Mason, Charles] и И. Диксоном [Dixon, Jeremiah]. Разрешила более чем вековой пограничный спор между семьями крупных землевладельцев Пенсильвании и Мэриленда. В 1779 граница была продлена и разделила Вирджинию и Пенсильванию. До начала Гражданской войны [Civil War] эта линия символизировала границу между свободными [free state] и рабовладельческими штатами [slave states], хотя фактически была лишь ее частью.
[6] Кроппер - фермер-арендатор, который вместо арендной платы отдает землевладельцу часть урожая, собранного на выделенном ему участке.
[7] Гри-гри (gris-gris) – предшественники кукол Вуду, по сей день используемые в новоорлеанских традициях для защиты от зла, привлечения любви, удачи, денег или ускорения карьерного роста. Традиционно они представляют собой обычные мешочки размерами 2х3 дюйма из фланели, замши или тонкой кожи. Наполнение гри-гри – высушенные травы, измельченные минералы, кости, монеты, амулеты и талисманы. Каждый наполняющий элемент несет определенную символику.
...