vetter:
24.04.13 13:01
» Глава 3 (часть 2)
***
«Этот старый напыщенный зануда-капитан прав», – тем же вечером размышлял Саймон. Любой мужчина – особенно такой проницательный, с ястребиным оком отец – всеми силами оберегал бы столь чудесного ангелочка, как мисс Люсинда Крэддок-Хейз, от всех дьяволов этого мира.
Таких, как он сам, известный повеса лорд Иддесли.
Виконт прислонился к оконному косяку на время позаимствованной спальни и уставился в ночную тьму. Там, в саду, гуляла хозяйка дома, очевидно, бродя по холоду после восхитительного, в смысле подаваемых блюд, но провального, в смысле застольной беседы, ужина. Бледно светившийся овал лица – все остальное скрывала мгла, – выдавал ее передвижения, Саймон внимательно следил за ними. Трудно сказать, почему эта сельская девушка так его очаровала. Возможно, просто мрак тянется к свету, дьявол стремится похитить ангела, но Саймон так не думал. Было в ней что-то такое: что-то впечатляющее, разумное и мучительно затрагивающее душу. Она искушала его запахом рая, надеждой на искупление – невозможное, как и сама эта надежда. Он должен оставить ее в покое, своего ангела, укрывшегося в деревне. Пусть и дальше пребывает в невинной безмятежности, творя добрые дела и управляя твердой рукой домом отца. Наверняка у нее имеется подходящий джентльмен. Мужчина, с которым на днях она куда-то выезжала: Саймон видел удалявшуюся от дома двуколку. Мужчина, который будет уважать взгляды мисс Крэддок-Хейз и не станет испытывать железный стержень, что, как почувствовал Саймон, скрывается под хрупким внешним обликом. Джентльмен, совершенно непохожий на него самого.
Иддесли вздохнул и оттолкнулся от окна. Сроду ему не удавалось как следует управляться со всякими там «должен-не-должен» в своей жизни. Он покинул спальню и стал спускаться вниз по лестнице, движимый каким-то смехотворным поводом и стараясь при этом не потревожить бдительного папашу. И все же, в потемках, задел плечом угол на лестничной площадке и, не удержавшись, выругался. Саймон пользовался правой рукой при любой возможности, стараясь ее разрабатывать, но проклятая конечность до сих пор давала о себе знать дьявольской болью. Проходя через кухню, виконт заметил возившихся там экономку и горничную.
Он улыбнулся, прибавил шаг и уже на пороге черного хода услышал голос миссис Броуди:
– Сэр...
И тихо притворил дверь.
Мисс Крэддок-Хейз, должно быть, тоже услышала. Она обернулась, и под ногами хрустнул гравий.
– Здесь холодно. – Не девушка, а бледный силуэт во мгле, и лишь слова ее донес до Саймона ночной ветерок.
Садик занимал, наверное, с четверть акра. Та его часть, которую виконт наблюдал из окна в светлое время суток, выглядела ухоженной. Окруженный невысокой изгородью огород, небольшая лужайка с фруктовыми деревцами, а в отдалении цветник. Дорожки, посыпанные гравием и соединявшие разные части сада, надлежащим образом подготовлены к зимовке, без сомнения, прилежными ручками хозяйки.
Однако сейчас, в тусклом свете месяца, разглядеть что-либо было затруднительно. В сумраке ночи Саймон снова потерял своего ангела, и это чрезвычайно его беспокоило.
– Считаете, холодно? Вообще-то, я не заметил. Просто свежо.
Он сунул руки в карманы. В саду стоял зверский холод.
– Вам еще не стоит выходить, вы только оправились после болезни.
Иддесли сделал вид, что не услышал.
– А что вы здесь делаете, ночью, на холоде?
– Смотрю на звезды. – По донесшемуся до него голосу Саймон понял, что мисс Крэддок-Хейз, похоже, удаляется. – Никогда они не светят столь ярко, как зимой.
– В самом деле? – А вот ему они казались одинаковыми, вне зависимости от времени года.
– Угу. Видите, вон там созвездие Ориона? Сегодня оно просто сверкает. – И добавила уже с меньшим воодушевлением: – Но вам нужно в дом, здесь чересчур зябко.
– Могу заняться упражнениями. Как наверняка отметил бы ваш отец, зимний воздух полезен для такого хилого парня, как я.
Она промолчала.
Саймон думал, что идет по направлению к ней, но теперь засомневался... Не следовало упоминать о ее папаше.
– Я прошу прощение за поведение
Papa за ужином.
Ага, чуть правее.
– За что? Думаю, история его весьма поучительна. Малость подзатянута, разумеется, но, по правде говоря... – Саймон не закончил.
– Обычно он не такой строгий.
Она оказалась так близко, что можно было уловить ее запах: смесь крахмала с розами, на удивление домашний и в то же время возбуждающий.
«Ну я и мерзавец! Не удар ли по голове отшиб мне все мозги?» – подумал Саймон.
– Ах, это. Да, было заметно, что старик чуточку вспылил, но я приписал это тому, что живу в его доме, ношу одежду его сына и ем за одним с ним столом без надлежащего приглашения.
Он увидел, что его ангел повернула к нему лицо, смутно белевшее в лунном свете.
– Нет, все дело в вас.
Виконт почти почувствовал, как ее дыхание коснулось его щеки.
– Хотя вы, со своей стороны, тоже могли бы вести себя повежливей.
Он не знал, то ли смеяться, то ли плакать. И выбрал смех.
– Я так не думаю. – Саймон покачал головой, хотя вряд ли она могла увидеть. – Нет, точно знаю. Я определенно не могу быть вежливее. Это просто не мое. Я, как тот змей из басни вашего батюшки, кусаю не к месту. Хотя, в моем случае, точнее сказать, не к месту сыплю насмешками.
Макушки деревьев качались на ветру, размахивая своими артритическими суставами на фоне ночного неба.
– Именно так вы и очутились в канаве на окраине Мейден-Хилла? – Его ангелочек подкралась поближе. Привлеченная его умышленной откровенностью? – Вы кого-то оскорбили?
У Саймона перехватило дух.
– А с чего вы решили, что на меня напали по моей вине?
– Не знаю. Так это правда?
Он прислонил зад к изгороди, где тот немедленно стал мерзнуть, и скрестил на груди руки.
– Будьте мне судьей, прекрасная леди. Выложу перед вами все начистоту, и можете сами вынести приговор.
– Я не вправе судить кого-то.
Она нахмурилась?
– О, нет, вы вправе, мой ангел.
– Нет, я...
– Ш-ш. Послушайте. Тем утром я встал в жутко неприличный ранний час, оделся после недолгой перепалки со своим камердинером по поводу целесообразности туфлей с красными каблуками, в которой победил он: Генри совершенно меня запугал...
– Что-то я в этом сомневаюсь.
Саймон приложил руку к сердцу – жест, пропавший в темноте впустую.
– Уверяю вас. Потом я спустился по парадной лестнице, весь такой разряженный: в щегольском синем бархатном камзоле, завитом напудренном парике и вышеупомянутых туфлях с красными каблуками...
Леди прыснула.
– Вышел на улицу, но не осилил и четверти мили, как на меня напали трое негодяев.
– Трое? – задохнулась мисс Люсинда.
Вот она, награда!
– Трое. – Саймон придал голосу легкомысленный тон. – Двоих я бы еще одолел. Одного-то точно. Но трое оказались мне не по зубам. Они ободрали меня как липку, включая туфли с красными каблуками, чем и поставили меня в глупое положение, ибо при нашей первой встрече я предстал перед вами голый и – что куда отвратительнее – без чувств. Уж и не знаю, смогут ли оправиться наши отношения от такой изначально нанесенной им травмы.
Люси на удочку не попалась:
– И вы не узнали напавших на вас?
Саймон было развел руками, но поморщился от боли и опустил их.
– Клянусь честью. Так что, если только вы не сочтете туфли с красными каблуками непреодолимым соблазном для лондонских грабителей, – в таком случае я, конечно, просто-таки напрашивался на неприятности, разгуливая в них среди бела дня, – наверное, вам придется меня простить.
– А если нет? – прозвучало настолько тихо, что ветер тут же унес слова прочь.
Такой робкий флирт. Однако даже при столь легком намеке на улыбку чресла Саймона отвердели.
– Тогда, леди, лучше вам забыть мое имя. Пусть от Саймона Иддесли не останется ничего, кроме легкого следа, облачка пара от последнего выдоха. Если вы осудите меня, я испущу последний вздох и исчезну навеки.
Тишина. Возможно, он переборщил с этим «последним выдохом»?
И тут она расхохоталась. Во весь голос. От всей души. И в груди у Саймона в ответ на это что-то перевернулось.
– Вы и в Лондоне морочите дамам голову подобным вздором? – Люси буквально задыхалась от смеха. – Ежели да, то представляю, с какими гримасами на напудренных лицах они расхаживают, пытаясь не умереть со смеху.
Саймон почувствовал необъяснимое смущение.
– Чтобы вы знали, в лондонском обществе меня считают непревзойденным острословом. – Боже милосердный, да он заговорил как напыщенный осел. – Все хозяйки наперебой стараются заполучить меня в число своих гостей.
– Неужели?
Вот чертенок!
– Так и есть. – Он не смог сдержаться, и в голосе прозвучало раздражение. О, а вот это ее впечатлит: – Любой званый ужин, на котором присутствую я, провозглашают имевшим успех. В прошлом году какая-то герцогиня упала замертво, услышав, что я не смогу принять ее приглашение.
– Бедные, бедные лондонские дамы. Как они, должно быть, горюют вот прямо сейчас!
Саймон поморщился. Туше.
– Нет, в самом деле...
– И как же они без вас выживают? – В голосе леди все еще звучал смех. – А вдруг не выживают? Вдруг ваше отсутствие породило среди хозяек салонов эпидемию смертельных обмороков.
– О, жестокосердный ангел!
– Зачем вы все твердите это слово? В Лондоне вы так зовете всех ваших дам?
– Как? Ангелом?
– Да.
И вдруг Саймон осознал, что она ближе, чем он думал. Вообще-то, в пределах досягаемости.
– Нет, только вас. – Он коснулся кончиком пальца ее щеки. Кожа была теплой, даже в ночной прохладе, и очень, очень нежной.
Тут Люси отступила на шаг.
– Я вам не верю.
Неужели она задыхается? Он усмехнулся, аки демон во мраке, но не ответил. Боже, ему нестерпимо захотелось притянуть ее в объятия, прижать к своей груди, распечатать эти сладкие губы и ощутить вкус нежного дыхания.
– Но почему ангел? – спросила мисс Люсинда. – Во мне нет ничего особенно ангельского.
– Ах, вот тут вы не правы. В ваших бровях таится строгость, а губы изогнуты как на изображениях святых эпохи Ренессанса. А эти дивнейшие на свете очи. А ваш ум... – Саймон остановился и отважился сделать к ней шаг; теперь они стояли почти вплотную, и Люси пришлось поднять к нему бледное лицо.
– Мой ум?
Он поймал себя на том, что чувствует теплое дуновение ее дыхания.
– Ваш ум как церковный гимн, чей напев прекрасен, внушает ужас и несет истину. – Голос прозвучал хрипло, даже для его собственных ушей, и Саймон понял, что чересчур открылся.
Поднятая ветерком прядь ее волос протянулась мостиком через разделявшее их скудное расстояние и коснулась горла виконта; член болезненно напрягся и запульсировал в такт биению сердца.
– Понятия не имею, что все это значит, – прошептала она.
– Возможно, и к лучшему.
Люси протянула руку, поколебалась и легонько коснулась кончиком пальца его щеки. Саймон ощутил, как волна жара прокатилась сквозь все тело до самых пяток.
– Порой мне кажется, что я вас знаю, – промолвила Люси так тихо, что он едва уловил смысл слов. – Порой мне кажется, что я знала вас всегда, с самого первого мгновения, когда вы открыли глаза, и что в глубине вашей души вы тоже меня знаете. Но потом шутите – строите из себя дурачка или играете повесу – и увиливаете. Зачем вы так делаете?
С его губ чуть было не сорвался панический возглас, он даже открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут отворилась дверь кухни, осветив садик аркой света.
– Крошка?
Папенька-охранник.
Мисс Люсинда повернулась так, что на фоне струившегося из кухни света обозначился ее профиль.
– Я должна идти. Спокойных снов. – Она отдернула руку и, отступая, невольно коснулась ею губ Саймона.
Ему пришлось приложить усилия, чтобы голос прозвучал ровно, и удалось выдавить:
– Спокойной ночи.
Люси прошла к двери и очутилась на свету. Отец взял ее за локоть и, перед тем как закрыть дверь, поверх головы дочери пошарил взглядом по темному саду. Саймон стоял и смотрел вслед своему ангелу, предпочтя остаться невидимым, чем столкнуться с капитаном Крэддок-Хейзом. Плечо виконта болело, в голове словно стучали по наковальне, а пальцы ног почти отмерзли.
И он затеял игру, из которой не мог выйти победителем.
Продолжение следует...
...