Natala:
08.07.14 23:23
Euphony писал(а):Обычно он справляется с таким гораздо быстрее. Особенно если попадает в морг.
Какой дедуля шустрый. А чего так медленно восстановился, может трупы не те пошли или стареет?
Euphony писал(а):- Такое впечатление, что у вас с ним вышла размолвка.
- Это было давным-давно.
На сколько давно? Но такой вопрос женщине не задают.
Джо с Самантой очень игриво разговаривали, флиртовали друг с другом вовсю.
Euphony писал(а):А это значит, что никто в здравом уме разговаривать со мной не станет.
А не в здравом? Может и у Джо появятся какие-нибудь скрытые возможности. Вон, Джаветти, какой способный, прямо Кашпировский.
Euphony писал(а):пока не нахожу несколько липовых значков полицейского управления Лос-Анджелеса.
иногда именно значок дает мне доступ туда, куда в других случаях путь мне заказан.
Это если задавать вопросы в вежливой форме, тогда значок Сандею пригодится.
Euphony писал(а):- Я слыхал, у мужика тут повсюду камеры понатыканы были и собак полный двор. Охраны выше крыше, короче говоря. Мне пришлось кодов десять ввести в систему, только чтобы попасть на один из задних дворов.
Иллюзия безопасности.
Euphony писал(а):Я еще не дошел до конца, а из какой-то двери уже выкатывается толстяк в рубахе марки «Томми Багама» и шелковых штанах. Загар у него цвета старой древесины. Он улыбается. Зубы такие белые, что на меня тут же накатывает радость по поводу надетых солнцезащитных очков.
Риэлтор должен хорошо выглядеть, а загар какой. Фраза про зубы - прелесть. Вспомнила: еще иногда зубы смазывают вазелином, чтобы лучше блестели, например со сцены.
Euphony писал(а):Подробностей договора я не знаю, но домом владеет «Империал Энтерпрайзес». Опять же, я не в курсе, чем они занимаются. Может, каким-то импортом. Или высокими технологиями.
Так-так, что за фирма, кто хозяин?
Euphony писал(а):Я беседую еще с тремя людьми. Впрочем, назвать эти беседы продуктивными язык не повернется. Если они что и вспоминают, то противоречат сами себе и друг другу. И каждый раз, когда они пытаются вспомнить, выглядят одинаково – им явно больно.
Жуткое дело, так обработать людей.
Euphony писал(а):Здесь кто-то был, но никто не помнит кто. Мужик, который здесь жил, не владел домом, но и не снимал его.
Вопросов больше, чем ответов. Кто-то нехило надорвался, чтобы все это устроить.
Отрицательный результат - тоже результат.
Ирина и Диана, спасибо за перевод и редактуру.
...
Euphony:
10.07.14 17:50
» Глава 14
Как правило, оказавшись в тупике, я обсуждаю все с Хулио, и мы с ним придумываем, что делать дальше. Теперь, правда, это не вариант.
Я знал, что когда-нибудь одного из нас прикончат. Только всегда думал, что первым буду я. И каким-то более традиционным способом.
Выбрасываю эту мысль из головы. Сопливой ностальгией мои проблемы не решить.
Что мне нужно – так это мнение со стороны. Но единственный человек, который приходит на ум, не желает со мной разговаривать.
Да пошло оно все к черту. Выбора все равно негусто. Я набираю Карла, надеясь, что он не вырубил телефон. Обычно он отключает звонок, когда едет в редакцию.
Мне придется за многое извиниться и, будь оно неладно, рассказать ему, что происходит. Даже не знаю, как он отреагирует. А вдруг я ему все выложу, а он свихнется?
Через четыре гудка включается голосовая почта. Я уже собираюсь оставить сообщение, но кладу трубку. Что, черт возьми, мне ему сказать? Правду или нагородить брехни с три короба и надеяться, что он ничего не заметит?
Если рассказать ему правду, он наверняка решит, что я спятил или морочу ему голову. И если правду, то сколько? Само собой, он в курсе, что я наемник. Знает, в каких кругах я вращаюсь. В конце концов, я ему уже сто лет скармливаю объедки с нашего стола.
Он сказал, что знает, чем я на самом деле занимаюсь. Правда ли это? Или всего лишь грамотная догадка? Так или иначе, это одна из тех вещей, о которых мне меньше всего хочется ему рассказывать.
Однако я знаю Карла почти всю свою жизнь. Он мой друг. И скорее всего единственный, кто у меня остался. Господи, впервые в жизни я рад, что вся моя семья на том свете. Представить не могу, как с такой историей подступиться к маме.
Видимо, придется выложить всю правду. Мне нужно не просто мнение со стороны. Мне нужен кто-то, на кого можно положиться. А это вопрос доверия.
Снова звоню Карлу, жду того же механического голоса, который попросит оставить сообщение, но вместо него слышу крик.
- Карл? – ору я, пытаясь перекричать шум в трубке.
- Помоги, - говорит он таким голосом, будто у него в глотке кусок наждачки. – Джо, пожалуйста, умоляю тебя, мне нужна помощь.
- Что случилось? Где ты?
Его голос превращается в еле слышный шепот:
- Я облажался. Старик, мне так жаль. Господи, как мне жаль! Надо было послушать. Надо было тебя послушать. Я облажался. Облажалсяоблажалсяоблажался.
- Карл, мне надо, чтобы ты успокоился и сказал мне, что ты сделал. Что стряслось?
- Ты мне говорил. Говорил не лезть. Не соваться.
Вот гадство. Он сделал то, что сделал бы любой репортер. Начал копать. Могу только представить, что он нашел, когда яма стала достаточно глубокой.
- Карл, слушай меня внимательно. Мне нужно это знать. Ты еще дышишь?
Мои слова заставляют его перестать бормотать одно и то же.
- Чего? – спрашивает он.
- Ты еще жив?
- Что за бред? Конечно, я еще жив. Мне нужна помощь, черт возьми. Мне нужно… черт, я не знаю, что… что мне нужно… - Карл замолкает. – А кто это?
- Это Джо, - отвечаю я, и облегчение, которое накатило от того, что он не такой, как я, тут же тонет в волне новой тревоги. – Ты сказал, что ты в беде.
- Джо? Я облажался, старик, - говорит он. – Надо было послушать.
- Да-да, это мы уже выяснили. – Такой разговор ни к чему не приведет. По телефону я ничего толком не выясню. – Где ты?
- Э-ээ… кажется, в номере отеля. Да. – Я слышу какой-то шум, будто Карл споткнулся, а потом открыл какой-то ящик. – Я в «Марриотте». Кажется, это тот, который возле аэропорта. – Карл выдает мне адрес, будто на автомате, и номер комнаты на пятом этаже. – Почему я здесь, Джо? Что со мной случилось? Я не помню, не помню.
- Крепись, - отзываюсь я. – Приеду, как только смогу.
Днем дорога на аэропорт забита. К тому моменту, как я заезжаю в парковочный гараж отеля, проходит почти час.
В фойе отеля весьма просторно, все в мягких желтых и темно-красных тонах. Создается общее впечатление, будто попадаешь в большой торговый центр. А на выходе можешь оказаться и не в Лос-Анджелесе вовсе, а в Нэшвиле или Ньюарке.
Я спешу на пятый этаж, но стараюсь не привлекать внимания. В коридоре никого, по обе стороны – закрытые двери.
Номер Карла в самом углу, на дверной ручке висит табличка «Не беспокоить». Я стучусь.
- Карл, - тихо говорю я, прижавшись башкой к двери. Хрен знает, кто может оказаться в соседнем номере. – Это Джо. Открывай.
Карл приоткрывает дверь, насколько позволяет цепочка. В комнате темно, поэтому рассмотреть его лицо трудно. Занавески там явно задвинуты.
- Джо? – шепотом спрашивает он. – Это ты?
- Да, Карл, я. Впусти меня.
- Нет. Она снова пытается меня одурачить. Это не ты.
- Кто тебя пытается одурачить, Карл?
- Какой-то мужик, - рассеянно говорит он. – Нет, баба. Джо, это ты? – Он прижимается лицом к щели между косяком и дверью, и я, офонарев, делаю шаг назад.
Это Карл, но не тот Карл, которого я знаю. У него такое лицо, будто он прожил на улице последние лет десять. Изможденное и потрепанное. Он явно исхудал, и вокруг башки у него наволочка, как у больного раком, облысевшего после химии.
- Я, Карл, я, - отвечаю я.
У него в глазах страх, замешательство и ужас. Он сует в щель пальцы, и я сжимаю их. По его щекам текут слезы.
- Дай мне зайти, Карл, - говорю я, - и я о тебе позабочусь.
__________
Полчаса в темной комнате я слушаю бормотание Карла. Я включал свет, но он заорал как резаный. Говорит он бессвязно. События, которые он мне описывает, ничего общего с хронологией не имеют, а прыгают в рассказе, как припадочные кузнечики. Как будто кто-то разбил Карла на тысячи осколков, а потом склеил их в неправильном порядке.
В конце концов мне кое-как удается слепить пазл. После нашей ссоры в спортзале Карл полез выяснять, что случилось с Саймоном и со всеми, кого нашли в каньоне. Заработался допоздна и в рекордные сроки сумел раскопать кое-какие следы. Он собирался с кем-то встретиться и… Это все, что он помнит до того, как очнулся в этом номере. Он понятия не имеет, с кем собирался поговорить. Мужчина это был или женщина. Когда он пытается вспомнить, я по глазам вижу, что ему больно. Как будто он борется с мигренью. Этот взгляд я уже видел. Точно такой же, как у уборщиков в доме в Бель-Эйр, когда они пытались вспомнить, кого еще видели в особняке.
- А потом я оказался здесь, - говорит Карл. У него очередной момент просветления. Но за последние полчаса я уже четыре раза такие моменты видел, так что знаю: этот долго не продлится. – Я пытался уйти, но не могу.
Я смотрю на дверь. Там ничего такого нет, что бы держало его внутри. Я же как-то вошел.
- Как это?
- Больно, - просто отвечает Карл.
- В смысле голова болит?
Он качает головой:
- Если бы. Это ерунда. Каждый раз, когда я пытаюсь выйти, я как будто горю. Словно душа выгорает. Так больно – словами не передать.
- А если я тебя вынесу?
У Карла распахиваются глаза, он трясет головой:
- Нет-нет, господи, нет. Они уже пытались, когда пришли за мной. Я кричал, а они меня били. Снова и снова. Когда они меня били, было не так больно.
- Минуточку, притормози, - говорю я. – Кто-то приходил до меня? Кто? – Проверяю цепочку – на месте. Смотрю в глазок.
Карл смеется:
- Их там нет. Им и не надо. – Он прикасается к наволочке на голове. – Два мужика и ребенок. Утром приходили. Пацаненка будто волки воспитывали. Его на поводке держали.
- Один из них размером с меня? А второй старик?
- Ага, точно.
- Старика зовут Нейман. Двух остальных Арчи и Болван, – говорю я.
Видимо, Карл вплотную подобрался к тому, что происходит, раз привлек внимание Неймана и они его выследили. Я поднимаю руку Карла. Она в пигментных пятнах. За один день он потерял килограммов пятнадцать и постарел лет на тридцать.
- Это они с тобой сделали? – спрашиваю я.
Он качает головой:
- Я уже таким был, когда очнулся здесь. Они только вопросы задавали. Кто я такой, чем занимаюсь. Видимо, мои ответы их не устроили, и тогда старик сказал, что глаз с меня не спустит. – Карл смеется, хотя это больше похоже на собачий лай. От одного только звука у меня кровь стынет в жилах.
Зловещая пауза затягивается.
- Обо мне они спрашивали? – интересуюсь я.
У Карла ошарашенный вид:
- Нет, а с чего им о тебе спрашивать?
- Да так, просто спросил. Что ты им сказал?
- То же, что и тебе. Что расследовал убийство в горах Санта-Моники, а потом очнулся здесь. Зачем они приходили, Джо? Почему задавали вопросы? – Карл начинает раскачиваться взад-вперед.
Такой вопрос можно услышать от ребенка. Я знаю, что момент просветления ушел, но мне нужно больше информации.
- Мне нужно, чтобы ты сосредоточился, - говорю я. – Они что-то делали? Спрашивали о чем-то еще?
Карл смотрит на меня, и я вижу, что он не помнит, кто я такой. Он показывает на наволочку на голове, я развязываю узел у него на затылке и снимаю ее. Прямо посреди лба у него огромный голубой глаз. Он смотрит на меня, я на него. Я моргаю первым. Нейман сказал, что глаз с него не спустит.
Я снова оборачиваю голову Карла наволочкой, плотно затягиваю на лбу. Карл опять бормочет, говорит, что хочет к мамочке, просит мороженого.
Я не знаю, что делать. Попробовать вынести его из номера? Напоить, вырубить и утащить вниз? А что будет, когда он придет в себя? Вдруг не сработает?
Бормотание Карла становится совсем невразумительным. Он снова и снова повторяет какие-то числа и слова. И тут до меня доходит, что это адрес. Я хватаю с тумбочки ручку и блокнот, записываю. Не знаю, где это, но кажется, где-то в центре.
- Так что там, Карл? – спрашиваю я, но получаю только очередную сцену из
«Человека дождя».
Я слушаю его еще, но это полная бессмыслица. Приходит время, когда сидеть с ним я уже больше не могу.
- Мне пора, - говорю я. – Ты крепись. Я постараюсь что-нибудь разузнать.
Открываю дверь, но меня останавливает голос Карла.
- Если ты не сможешь мне помочь, - говорит он в очередной момент просветления, который хрен знает сколько продлится, - пообещай, что убьешь меня. Потому что я так не могу.
Я застываю у двери. Не могу на него смотреть. Он единственный друг, который у меня остался.
- Обещаю, - я закрываю дверь и оставляю его в темноте.
...
Natala:
10.07.14 21:52
Euphony писал(а):Однако я знаю Карла почти всю свою жизнь. Он мой друг. И скорее всего единственный, кто у меня остался. Господи, впервые в жизни я рад, что вся моя семья на том свете. Представить не могу, как с такой историей подступиться к маме.
Получается, что они друзья детства? Хороший штрих к характеру Джо: он способен переживать за родных и близких (поехал искать товарища), понравилось, как говорил о маме.
Euphony писал(а):Это Карл, но не тот Карл, которого я знаю. У него такое лицо, будто он прожил на улице последние лет десять. Изможденное и потрепанное. Он явно исхудал, и вокруг башки у него наволочка, как у больного раком, облысевшего после химии.
Карл, как репортер, пошел до конца и очень страшно поплатился. Собственно, а чего ждать от таких старцев-отморозков чего-нибудь хорошего? Совести у них отродясь не было, а в мерзостях, колдовстве и пытках поднаторели за века.
Euphony писал(а):Он сует в щель пальцы, и я сжимаю их. По его щекам текут слезы.
Трогательно (без иронии).
Euphony писал(а):Каждый раз, когда я пытаюсь выйти, я как будто горю. Словно душа выгорает. Так больно – словами не передать.
Я поняла, что Джаветти промыл мозги и запретил выходить из номера, а другой гад - Нейман еще и третий глаз на лбу поместил, как видеокамеру. В результате всех манипуляций у Карла и жизнь высосал (Сандро, скорее всего, хотя и глаз, наверно, энергию отнимает), превратив его в старого и, по-видимому, больного человека.
Вот тебе и третий глаз, как у Будды, кто-то старается пробудить эту чакру, а тут к человеку применили, как пытку и буквально разметили оную.
Euphony писал(а):Кстати, есть в этой главе одна подсказочка, как выглядит Джо)). Пока помолчу, вдруг кто еще заметит)). И еще меня прикололо, как он Неймана стариком называет)). На вид Нейман, если верить самому Джо, старше всего на чуточку. Ему, на первый взгляд, за пятьдесят. А Джо, по всем моим скромным подсчетам, от полтоса в паре шагов)).
- Один из них размером с меня? А второй старик?
Один - амбал, а возраст второго - чуть за пятьдесят, но почему-то старик (его так называет сначала Джо, а потом и Карл), хотя по правде, он таковым и является.
Ирина, так Джо идет всего пятый десяток, а доктору Зло (на вид) за пятьдесят, уже шестой пошел.
Хочется этих стариканов назвать нехорошими словами (крик души).
Ирина и Диана, спасибо за перевод и редактуру.
...