ВАРВАРА-АЗАР:
10.12.21 20:08
» Глава 14(4) финал
Госпожа Фирдевс, как и многие, совсем не любила менять свои планы. Это касалось абсолютно всего – будь то запланированное посещение салона красоты или бутика с последней коллекцией брендовых марок, приём у личного доктора, назначенная встреча с друзьями или просто нужными людьми. Всё это, как режим дня, женщина планировала заранее и обдумывала свой внешний вид до мелочей. А также старалась в мыслях представить, что и о чём она будет говорить при какой-либо встрече. Немного неудобно было просчитать ответы на вопросы, которые ей могут задать. Но в своём «заготовленном арсенале» у неё для таких случаев всегда были, так называемые, «дежурные шаблоны». Это могли быть, к примеру, уместное восклицание – «Не может быть!», выражающее удивление, радость, восторг, одобрение; и само собой – не менее уместное утверждение – «Разве я не права?» выражающее все остальные эмоции.
Но в этот раз поменялись её планы не в том – куда идти и что делать. В этот раз поменялись мысли в её голове. А мысли — это такой же план.
После просьбы дочери помочь Нихал наладить отношения с отцом, госпожа Фирдевс со всей своей буйной фантазией составила монолог, которым намеревалась огорошить бывшего зятя. Нет, она не собиралась прямо с порога заявить Аднану, что его любимая дочь ждёт ребёнка. Эту фразу она планировала сделать финальной. Что-то вроде «вишенки на торте» или «грома среди ясного неба» — ну это кому как такой финал зайдёт.
Но потом, когда Нихал рассказала о себе столько нового, в которое даже трудно было поверить, Фирдевс задумалась. Окончательно её планируемый «монолог» разрушил этот смелый и честный парень Томас. И, конечно, не на последнем месте была просьба Бихтер. А дочь просила помочь. Фирдевс понимала, что помочь нужно было не только Нихал... Бехлюль... Вот о ком думала Бихтер, рассказывая матери о том, что произошло, как они к этому отнеслись и что собирались делать дальше. Бихтер думала о Бехлюле, о его, мучавшем до сих пор, чувстве вины и о его боли от потери семьи.
Незаметно совсем другие мысли ворвались в голову Фирдевс.
«Как же права Нихал, говоря о том, что Аднан приучил всех, кто его окружает, жить со страхом потери. С этим страхом жили не только Нихал и Бюлент. Возможно, Бехлюль ещё острее их ощущал этот страх потери. Кто терял больше него? Кто как он знает, насколько это страшно остаться потерянным, брошенным, без единой родной души? Бихтер... Она знает, как больно терять, она чувствовала боль Бехлюля. Потому что слышала его сердце. И кто знает - быть может нельзя совсем отказаться чувствовать этот страх? Ведь тогда мы перестанем чувствовать боль... То, без чего мы перестанем быть просто людьми. Иногда человеку просто необходимо ощутить эту боль, чтобы уберечь от такой боли любимых людей, чтобы не потерять способность любить...»
Автомобиль заметно снизил скорость. Это не осталось незамеченным. Раздумывая о предстоящем разговоре, Фирдевс изредка бросала взгляд в окно. Мимо лениво проплывали высокие дома, напичканные снизу доверху магазинами, парикмахерскими, фотостудиями, туристическими агентствами, адвокатскими и строительными офисами. Одним словом, полной сферой услуг для удобства жителей мегаполиса. Эти бетонные строения разбавляли парковки автомобилей, небольшие скверики с голыми ветками лиственных деревьев и пушистыми тёмно-зелёными лапами хвойных. Осень закончила свои последние дни, без сожаления уступив место первому месяцу зимы. Хотя в Стамбуле эта смена времён года была мало заметна. Обычная сырость и прохладный ветер с Босфора в какой-то миг сменялись ярким солнцем и южным ветерком, несущим тепло. И только эти деревья в таких вот маленьких скверах и парках уныло ждали свою весну.
Фирдевс отвернулась от окна, откинула зеркальце на спинке переднего пассажирского сидения и внимательно вгляделась в своё отражение. Лёгкими движениями пальцев, едва касаясь лица их подушечками, она провела под глазами, спустилась по скулам к подбородку и завершила «исследование» в районе шеи. Убедившись, что макияж на месте и в полном порядке, женщина снова поудобнее примостилась, расслабив откинутую назад спину, и медленно, не поворачивая головы, перевела взгляд в окно. На те же, проплывающие строения, деревья, автомобили, дорожные знаки и указатели.
Но Фирдевс мало интересовал этот однотипный пейзаж за окном. Сосредоточившись на своих мыслях, она не заметила, как скучные высотки исчезли, а на их месте уже красовался Босфор во всём своём холодном великолепии. Солнце давно покинуло свой зенит и нависало над темно-синей водой огромным красноватым шаром, раскинув в стороны, как руки, оранжевые лучи, которые в последней попытке удержаться на небосклоне, цеплялись за высокие мачты одиноких парусников, за широкие борта барж и сухогрузов, за лебёдки для выемки сетей маленьких рыбацких баркасов.
Ощутив на правой щеке тепло от солнца, Фирдевс сдвинула брови и потёрла щёку рукой. Этот маршрут был ей знаком. Но так уж случилось, что ехала она здесь впервые спустя более трёх лет. Эта дорога вдоль Босфора вела к особняку Аднана Зиягиля, к дому, в котором Фирдевс прожила почти два года. Она ехала в дом, из которого её младшая дочь с разбитым сердцем ушла в никуда. В дом, где по-прежнему жила семья Зиягиль, не замечая, что ещё немного – и от семьи останется только одна фамилия и этот старый особняк. Сколько осталось этого «немного», Фирдевс не знала. Но чётко понимала, что если глава семейства ничего не поменяет, если не научится видеть окружающую жизнь глазами своих детей, то семьи не станет...
Автомобиль притормозил. Водитель, включив левый поворот, пропускал машины, которые неслись в обеих направлениях и не давали возможности подъехать к высоким глухим воротам. Но вот движение стало заметно слабее, опытный водитель уверенно пересёк дорогу и остановился перед домом. Не зная, как поступить, он повернулся к Фирдевс. Женщина поняла его немой вопрос и спокойно сказала.
– Просто посигналь. Мы въедем во двор. Надеюсь, хозяин дома.
Но посигналить пришлось раза три. То ли слуги стали ещё более нерасторопны, то ли были удивлены, что к хозяину кто-то приехал, а может со временем просто обнаглели и ждали, что ворота своим гостям будет открывать сам хозяин дома. Тем не менее через минуту ворота распахнулись, и чёрный «Мерседес», в котором на заднем пассажирском сидении с комфортом и добрыми намерениями расположилась нежданная гостья, въехал во двор. Фирдевс окинула всё пространство быстрым, но внимательным взглядом. Возле ступенек главной лестницы стоял незнакомый мужчина, который, по-видимому, открыл ворота. Из дверей служебного хода, переваливаясь, медленно вышел старик Сулейман, а следом за ним его жена Шеисте. В проёме мелькнула и тут же исчезла Джемиле.
«Да, всё как в старые добрые времена. Всё те же знакомые лица, всё те же манеры и привычки» – подумала про себя Фирдевс и, опираясь на руку своего водителя, вышла из машины.
Повернув голову на приветствие слуг, она буквально сразила всех любопытных своей самой доброжелательной улыбкой и искренним ответом. Наверху жалобно скрипнула входная дверь, а на пороге в изумлении застыла служанка Сема. Но её удивление не помешало ей радушно поздороваться с гостьей. Фирдевс мило улыбнулась и запросто попросила.
– Сема, пожалуйста, проводи меня в гостиную.
Просьба госпожи была настолько простой и обыкновенной, будто она была приглашена и точно знала, что её ждут. Но Сема, не получив никаких указаний от Аднана о том, что вечером будут гости, была сбита с толку этой простотой. Ей ничего не оставалось, как пролепетать «добро пожаловать» и пропустить вперёд свою бывшую госпожу Фирдевс, прислуживать которой пришлось несколько недель.
Не показывая вдруг набежавшего волнения, Фирдевс переступила порог. Она совершенно не думала, каким стал или каким остался дом после последнего дня проживания здесь. Но увиденное поразило даже её. Нет, не новизной и обновлением интерьера. А тем, что в доме ничего не изменилось от слова «совсем». То есть – абсолютно ничего... Ну если не считать нового служащего, который открыл ворота. Стены того же потускневшего цвета, старые двери в комнату, в музыкальный зал и в служебное помещение не красились ни тогда, пока она здесь жила, ни после. Тёмно-коричневая лестница и немного вытертый ковёр в прихожей. На какой-то короткий миг Фирдевс вдруг подумалось, что гостиную она также найдёт прежней. И интуиция не обманула. Всё до малейших деталей осталось прежним... Хотя нет. Взглянув на каминную полку, женщина отметила, что там стоят лишь две фотографии, на одной из которых Аднан с Нихал и Бюлентом, а на другой дети вдвоём. Вот, пожалуй, и все изменения.
Фирдевс приподняла брови и снисходительно усмехнулась самой себе. Сема, не сводившая глаз с гостьи и ожидая её приказа, заметила эту лёгкую усмешку. И чтобы быть окончательно гостеприимной и внимательной предложила Фирдевс чашечку кофе. Но Фирдевс не собиралась пить кофе в одиночестве. Прохаживаясь мелкими шажками по гостиной, осматривая незабытое убранство, она вежливо отказалась и поинтересовалась.
– Спасибо. Я подожду господина Аднана. По-видимому, ваш хозяин не в доме? Ему сообщили о моём визите?
Сема едва успела открыть рот, потому что, когда она приветствовала Фирдевс на пороге дома, Джемиле уже спешила в мастерскую с докладом. И на вопрос ответила она же, неожиданно появившись в дверях гостиной.
– Добро пожаловать, госпожа Фирдевс. Господин Аднан сейчас придёт. Он был в мастерской.
– Спасибо, Джемиле, я так и подумала, – и улыбнувшись, сделала комплимент смутившейся девушке, – я давно у вас не была. Ты похорошела. Стала совсем взрослой. Но это тебе очень идёт. Как твои дела? Ты по-прежнему служишь у господина Аднана?
Джемиле совершенно не ожидала, что Фирдевс вдруг будет интересоваться её жизнью, тем более с таким искренним участием, будто между ними добрые и доверительные отношения. Но комплимент ей понравился, да и захотелось похвастаться своими успехами.
– Спасибо вам, госпожа Фирдевс. У меня всё нормально. Да, пока служу здесь. Помогаю родителям. Я недавно закончила колледж. Получила профессию и уже нашла работу. Скоро начну работать там.
– Правда? – удивилась Фирдевс, – ты молодец. Это очень хорошо, что решила учиться. Пока молодая, нужно определяться в жизни. Иначе можно всю жизнь просидеть в этих четырёх стенах чужого дома. Поздравляю тебя.
Джемиле покраснела от этой похвалы, не зная, можно ли верить в искренность этой женщины, снова поблагодарила её и быстро удалилась. Следом за ней тихо, практически без шума, вышла и Сема. Фирдевс осталась одна. Она оставила сумку на диване и подошла к большому витражному окну. Выпрямив спину и приподняв подбородок, Фирдевс скрестила на груди руки. Всё это было проделано автоматически, на уровне подсознания, когда организм сделал все незабытые движения и принял привычную позу, попав в знакомое место. Чуть отодвинув в сторону занавеску, женщина разглядывала знакомый пейзаж. За двойными рамами окна розовато-седые сумерки окутывали Босфор, накрывая своей полупрозрачной кисеёй стоящие на приколе яхты, баркасы и маленькие лодки. Так и не удержавшись на небе больше положенного времени, большой красный шар «утонул» в холодных водах этого вечно живого, работающего, неспящего пролива. Приближающийся вечер нагонял тоску.
«Кажется от всех этих лиц и событий я становлюсь излишне сентиментальной. Кто дёрнул меня за язык рассыпаться в комплиментах к этой выскочке Джемиле? Голову даю, что, спустившись вниз, она успела перетереть мне все косточки... Хотя я не лукавила в том, что она очень изменилась. По крайней мере внешне. Может хоть у неё хватит ума не увязнуть со стариками в этих памятных руинах».
В гостиной было настолько тихо, что Фирдевс казалось, что она слышит своё дыхание. Поэтому тонкий, протяжный скрип входной двери она услышала, даже будучи погруженной в свои мысли. Вслед за этим робким звуком послышались твёрдые, тяжелые шаги, отпечатывающие каждую ступеньку лестницы. Женщина знала наверняка, кто вот-вот переступит порог комнаты. Но при этом не поменяла ни позы, ни выражения лица. И сделала это нарочно. С самого начала Фирдевс хотела придать непринужденность и своему визиту, и их разговору.
От наблюдения за тёмной водой вечернего Босфора её оторвало сдержанное приветствие хозяина дома.
– Добрый вечер, госпожа Фирдевс... – и только когда гостья повернулась лицом, демонстрируя самую красивую свою улыбку, Аднан продолжил, – когда мне сообщили, что у нас гости, я меньше всего ожидал увидеть здесь вас.
Но Фирдевс не обратила внимания на холодный неприветливый тон, или сделала вид, что не заметила его. Она не собиралась поддаваться тону, который был, легко читаем в словах бывшего зятя. А поэтому поспешила навстречу, как будто ей очень рады. Так, увы, было нужно.
– Добрый вечер, господин Аднан. Мне почему-то показалось, что вы гостей вообще сегодня не ждали. Но я здесь. И если скажу, что случайно мимо проезжала, то вы мне вряд ли поверите. Я права?
Аднан, продолжая пристальным, но мрачным взглядом рассматривать свою гостью, согласился.
– Зная вас – да, поверил бы с трудом. Поэтому и удивился.
– Получается я вас удивила? Как прекрасно! Оказывается, я ещё могу удивлять, – она рассмеялась, прикрывая рот ладонью, – надеюсь я хотя бы не отвлекаю вас от важных дел?
– Да-да, – пробубнил и самом деле удивлённый Аднан, явно намекая на многие прошлые поступки своей бывшей тёщи, – удивлять вы всегда могли. А дела? Нет ничего важного.
Я отдыхал в мастерской. Вы же помните, что я люблю там уединиться.
Фирдевс чуть не воскликнула от радости, когда услышала последнее слово. Это был прекрасный повод перейти к сути разговора, и сделать это незаметно и ненавязчиво. Но не успела. Буквально на вдохе её перебил Аднан пустым, но полагающимся в таких случаях, вопросом, который задают не столько из интереса, сколько для банального поддержания беседы.
– А вы... Как ваши дела? Как господин Четин? Я удивился, увидев вас здесь, потому что слышал, что вы в Вене. Кажется, большую часть времени вы проводите в этом чудесном городе. Вы надолго в Стамбул?
Фирдевс показалось, что «список вопросов» немного длинноват, и она не собиралась давать полный отчёт по каждому из них.
– Да, мы были в Вене. А прилетели только вчера. У Четина есть какие-то дела по бизнесу. А ещё мне хотелось увидеть дочь... Я ведь видела её ещё в Берлине, да и то недолго. Поэтому, сколько мы пробудем в Стамбуле ещё не знаю. Я очень скучаю по ней, – Фирдевс сделала небольшую паузу и заглянула прямо в глаза мужчине, – я ведь знаю, что и вам знакомо это чувство – скучать. Наши дети всегда остаются детьми, и неважно – большими или маленькими. Вы согласны со мной?
Аднан грустно кивнул головой, а сам продолжил.
– Вы правы. В разлуке с ними нам только это и остаётся. Жаль, что они не всегда и не настолько скучают по нас.
– Я думаю, что здесь вы не совсем правы. Они тоже скучают. Просто у молодых гораздо больше времени для жизни, чем у нас.
Фирдевс замолчала, увидев на пороге Джемиле, которая принесла кофе. Девушка подала чашки с напитком, а стаканы с водой оставила на низком столике. Рядом поставила плетёную корзинку с домашней выпечкой, пожелала приятного аппетита и быстро удалилась. Фирдевс, которая ревностно оберегала свою фигуру от лишних калорий и килограммов, взяла в руки воздушное печенье, приятно пахнущее корицей и ванилью.
– Позвольте догадаюсь, – улыбнулась она Аднану, — это дело рук вашего господина Сулеймана! Я не ошиблась? – и увидев одобрительный кивок хозяина дома, весело продолжила, – не могу удержаться! Всегда знала, что в меню от этого замечательного кулинара одни «ловушки». Трудно держать себя в форме, когда его шедевры так просятся в рот. Пожалуй, я хоть одно, но съем... м-м-м! Какой забытый вкус! Да, права была Нихал, когда сказала, что ничего в доме не поменялось.
После последних слов гостьи Аднан насторожился. Он подождал, пока Фирдевс прожуёт печенье, и сделав пару глотков кофе, внимательно посмотрел на женщину.
– Вы сказали – Нихал? Не понимаю, когда она вам такое говорила? Вы виделись с ней? Но где?
Фирдевс пожала плечами, как будто это не так важно.
– Случайно... Мы встретились случайно в одном хорошем месте. Разговорились. Мы ведь с ней тоже довольно долго не виделись. Нам было о чём поболтать, вспомнить... Она немного рассказала о себе, о вас... вообще о доме. А я вот оказалась здесь и вижу – как же девочка права. Ничего не изменилось.
– Подождите, госпожа Фирдевс... я о Нихал. Вы давно её видели?
Фирдевс отрицательно покачала головой и с удовольствием отхлебнула свой кофе, всем видом показывая, что тема кофе и дома Аднана ей куда интереснее.
– Нет, недавно... Господин Аднан, а помните, как иногда шумно было в вашей гостиной? Сколько было людей! Бывали гости, родственники, подружки Нихал и Бехлюля. Да... Много было людей. И знаете, только в этом я не соглашусь с Нихал. Это изменилось. Дом стал безлюдным, каким-то тоскливым и одиноким. Таким одиноким, с тоской в душе, может однажды проснуться и человек.
Она замолчала, выдержав довольно длительную паузу, будто ожидая возражений от Аднана. Но тот даже рта не раскрыл. Он ещё больше помрачнел, между бровей образовалась заметная складка строгости, и тяжёлый взгляд холодных тёмных глаз остановился чуть ниже груди Фирдевс. Женщина так и не поняла, почему он не захотел слушать её, глядя в глаза. Но, возможно, так говорить было даже удобнее. Потому что «удивления» Аднана ещё не закончились. Поговорить планировалось о многом. Ну и «высказать» кое-что, тоже хотелось. Главное соблюсти баланс и не переусердствовать. Поэтому свой разговор Фирдевс продолжила с вопроса.
– Господин Аднан, уже вечер. А где же Бюлент?
Аднан расправил складку на переносице, не ожидая, что Фирдевс будет интересно, где сейчас его сын. Он неуклюже потёр ладонью пальцы правой руки, и, наконец-то приподняв лицо, спокойно ответил.
– Бюлент на тренировке. Похоже он серьёзно увлечён баскетболом. Теперь его тренировки до позднего вечера. Старшая группа команды. Наш мальчик вырос.
Фирдевс кивнула с мечтательной улыбкой на лице.
– Да, мы же с ним виделись на свадьбе. Высокий и красивый юноша. Поздравляю вас, господин Аднан... Мы даже немного беседовали. Умный парнишка, вежливый, воспитанный... и очень хороший брат. Как же он любит Бехлюля! Вот ещё один пример, где ничего не изменилось – их братская любовь и верность. Всё, как в недавнем прошлом.
Аднан выслушал отзыв о Бюленте, принимая все слова с двояким чувством. Конечно, всегда приятно слышать о любимых детях хорошее... Но слова о «братской любви и верности» слегка царапнули отцовское сердце. Не очень-то хотелось, чтобы сын брал пример с такого брата. Не все поступки были забыты, хоть и задвинуты в один из дальних уголков сердца. Не соглашаясь и не отрицая, Аднан только пожал плечами и развёл руки чуть в стороны.
– Если такая любовь во благо – почему бы и нет. Надеюсь, что и к Бюленту такие же чувства. Жаль будет, если он разочаруется.
– Не думаю, что Бюлента ждёт разочарование. Насколько я знаю, у него с Бихтер и Бехлюлем прекрасные доверительные отношения. Они оба очень любят мальчика, волнуются о нём и всегда поддерживают. А вы знали, что Бихтер почти никогда не пропускала баскетбольные матчи Бюлента? Перерыв был небольшим... Просто в то время самой Бихтер нужно было как-то прийти в себя после всего случившегося.
Аднан внимательно посмотрел на женщину, удивившись её осведомлённости.
– Конечно я знал об этом. Откровенно говоря, сначала я не одобрял эти встречи. По-моему, Бюлент был ещё совсем ребёнок и плохо понимал, что произошло. А взваливать на него тяжесть тех событий не хотелось. Я просто дал ему время повзрослеть, чтобы он был объективным в оценке.
– И вы поступили совершенно правильно, господин Аднан. Теперь вы меня удивили...
– Удивил? Чем же, если не секрет?
– Ну какой же секрет? В отношении с Бюлентом вы позволили ему самому сделать выбор. А это не похоже на вас. Но думаю, что вы неправы, считая, что мальчик плохо понимал всю сложившуюся ситуацию. Возможно, он оценил её не как взрослый человек, не как непосредственный участник тех событий... Он видел всё, как бы с обратной стороны. И, как ребёнок, он не хотел терять любимых людей. Знаете, иногда очень полезно взглянуть на себя, на всё, что происходит вокруг нас, с обратной стороны. Бывает, что правильные решения и ответы можно найти только там.
– И это я слышу от женщины, которая так умело могла манипулировать умами, а впоследствии и поступками окружающих её людей, – не выдержал Аднан, и с некоторыми нервными нотками недовольства, перебил Фирдевс, – простите, я понимаю, что это совсем не комплимент.
– И здесь вы правы, господин Аднан. Потому что вы ведь не знаете, сколько раз за эти пару месяцев мне пришлось находить эту «обратную сторону», чтобы увидеть всё в другом свете... и взглянуть с обратной стороны, прежде всего, на саму себя. Можете мне не верить. Я не собираюсь вам что-то доказывать и учить вас жизни. Я ещё о себе не всё поняла. Но знаете, кое чем мне очень хочется поделиться... Назовём это личным опытом.
В ответ Аднан пожал плечами и скептически покивал головой.
– Ну конечно — «личный опыт», – он насмешливо хмыкнул, — вот вы говорили об изменениях. Но как раз в этом вы, госпожа Фирдевс, нисколько не изменились. Но я вас внимательно выслушаю, продолжайте, пожалуйста, до ужина ещё есть время.
– Спасибо, – таким же тоном парировала Фирдевс, – поверьте, я вас не разочарую. А насколько долгим может показаться наш разговор, вы сами решите и можете прервать его в любое время и на любом месте. Я не обижусь... Потому что, нужен он вам или нет – решите сами.
Она глубоко вздохнула, взяла стакан и сделала несколько глотков воды. Спешить было не в правилах этой женщины. Тем более, когда её собеседник настолько уверен в себе, что заранее сомневается во всём, что приготовился услышать. Фирдевс поставила стакан на столик и с лицом, не выражающим никаких эмоций, выдала свой вердикт.
– Господин Аднан, а ведь вы одинокий человек.
– Что заставило вас так думать? – опешил хозяин дома.
– Я не думаю... Я это точно знаю. Думают тогда, когда сомневаются. А я уверена в этом. Вы очень одиноки. Когда вы вошли в гостиную и сказали, что были в мастерской, я ещё раз убедилась в этом. Вы говорите, что любите там бывать не только, когда занимаетесь резьбой по дереву. Вы любите там уединиться. Хочется спросить – уединиться от кого? Ваш дом пустой. Ни души, если не считать прислуги. Бюлент допоздна на тренировках или с друзьями, Нихал учится в другом городе. Госпожа Дениз всё ещё приходит, но живёт в своём доме. От кого вы уединяетесь? Ну не от прислуги же? Вы пытались честно ответить себе на этот вопрос? Как получилось так, что вы остались один?
– Подождите, вы говорите нелепицу, – перебил её Аднан, – я не один. Моя семья осталась со мной. Просто дети выросли. Бюлент живёт здесь, в доме. Он учится, занимается спортом, а на это нужно время. Он же не может сутками сидеть возле меня? Нихал тоже сейчас учится, но она приезжает домой. После защиты диплома вернётся и будет работать в холдинге, набираться опыта. И это вы называете – «один»? Смешно и нелепо.
Фирдевс слегка прищурила глаза, как бы всматриваясь в немного покрасневшее лицо мужчины.
– Я знала, что вы будете возражать. Конечно, с этим сложно согласиться. Удобнее считать себя правым, потому что есть аргументы и доводы. Как жаль, что чаще всего эти доводы взяты с поверхности. А как же на самом деле? Может стоит посмотреть вглубь себя? Поискать внутри себя, в своём сердце попробовать найти аргументы? А вдруг там только пустота. Пустота, которая гнетёт, но которую не признаёшь, а потому не знаешь, что с ней делать дальше. Эта пустота и есть одиночество. Я сама всё это испытала. Вот только видеть ничего не хотела. Мне тоже казалось, что я всё делаю правильно... А на самом деле я медленно теряла свою семью. Муж умер, а дочерей я заставляла жить по своим правилам. Я не терпела их непослушания, потому что считала, что одна знаю, как правильно жить, чтобы выжить. Ни Пейкер, ни Бихтер, даже выйдя замуж, не были свободны от моего давления на них. Этим я разрушала каждую из них, как самостоятельную личность. Конечно, я тоже могу попробовать всё объяснить и оправдать возникшими обстоятельствами. Но это не будет честным. Я эгоистично проживала свою жизнь, не замечая, что ещё немного, и останусь совершенно одна. И если Пейкер уже и не надеялась ни на моё понимание, ни на мою поддержку, то Бихтер во всём этом отчаянно нуждалась. А я не поддержала её... Ни одного раза. Даже тогда, когда ей было очень больно, когда ей было страшно, когда ей было просто невыносимо и ужасно одиноко. Настолько одиноко, что даже жизнь отказалась от неё...
Фирдевс замолчала и опустила вниз глаза. Она не видела, что сидящий напротив Аднан, округлив глаза, не мигая смотрит в одну точку, будто нашёл там свои воспоминания. И только шумный вздох женщины вернул его из невесёлых грёз.
– Я всю жизнь буду благодарить Аллаха за то, что он послал моей бедной девочке таких добрых людей, которые смогли вернуть её к жизни. Которые всегда были рядом, крепко держали её за руку, ничего не требуя взамен. А я раскаиваюсь перед Аллахом за то, что этим человеком стала для дочери не я. Поверьте, даже получив прощение, очень трудно мириться с этим неопровержимым аргументом. А у вас? Ваши аргументы такие же неопровержимые? Не думаю. Возможно, я не услышу вашей правды от вас лично. Но мне было достаточно услышать правду о вас от вашей дочери. И поверьте, не важно, какими путями мы шагаем в своё одиночество и при этом теряем своих самых любимых и родных людей. Итог всё равно один. Вот поэтому я сегодня здесь, поэтому решила поделиться с вами тем, в чём я даже себе не решалась признаться. Вы спросите – «откуда такая забота»? Не знаю, уместно это или нет, но я хочу поблагодарить вас. Вы не оставили меня на улице, когда меня придавили обстоятельства, вы всегда благосклонно относились к моим запросам, вы были финансово-щедрым, оплачивая мои прихоти и развлечения. Вы позволяли мне жить, ни в чём себя не ущемляя, а ваше имя не позволяло никому меня унижать. Вряд ли в то время я смогла бы справиться без вашего участия. Мой эгоизм и амбиции сыграли бы со мной злую шутку. Лишившись привычной жизни, я винила бы во всём не себя, а своих детей... А потом, наверное, возненавидела бы их. А это куда страшнее одиночества. К счастью, до этого не дошло. Вот за это я благодарна вам... И если я смогла хоть немного достучаться к вашему сознанию, если вы решитесь взглянуть правде в глаза и измените ваш привычный жизненный «свод правил», вы поймёте, что до одиночества оставался всего один шаг..., прошу вас, не сделайте его. Верните свою семью в этот дом... Но только абсолютно всю семью...
Фирдевс закончила говорить и снова глубоко вздохнула. Она внимательно наблюдала, как меняется выражение лица Аднана Зиягиля, как «играли» эмоциями его черные глаза, то зажигаясь интересом, то затухая от скептического недоверия. Но то, что в этот момент в его голове готовился «мозговой штурм», женщина была уверена. Конечно, обо всём этот умный и уравновешенный человек основательно подумает, и скорее всего, не один раз. Но цель, как ей казалось не без основания, была достигнута. Его затянувшееся молчание и было тем правильным выводом...
Хотя показать своё истинное настроение Аднан не спешил. Он откашлялся, снова одел маску снисхождения», показывая, что он выслушал длинный монолог и не более.
— Всё это очень интересно. И даже несколько странно слышать такое от вас, госпожа Фирдевс. По-видимому, в вашей жизни случилось что-то, о чём знаете только вы. Жаль, конечно. Но мне всё равно непонятно, почему вы решили, что и у нас дела так плохи? Я не отказывался от детей ни на один миг в жизни, я всегда рядом, всегда готов их поддержать, я всё сделал для того, чтобы они ни в чём не нуждались. Дети — это самое ценное в моей жизни. Это и есть моя правда, и уж никак не одиночество. Хотя я не очень понял, что вы опять говорили о Нихал? Вы так и не сказали мне, где вы с ней встретились?
Фирдевс медленно поднялась, подошла к окну и положила ладонь на стекло. Из глубины наступившего позднего вечера на неё смотрела луна, размытая облачностью, как будто её растушевали, скрыв яркость.
Чтобы не выглядеть «засидевшимся гостем, которому не очень рады», Фирдевс со вздохом сообщила, что ей уже давно пора домой. Она сделала вид, что согласилась с ответом Аднана, понимая, что это даже не отрицание правды, а его слабые «аргументы оправдания» для самого себя.
Хозяин дома проводил свою гостью вниз. До расставания этих людей, снова на неопределённый срок, если не навсегда, оставалось всего несколько ступенек парадной лестницы. Возле машины не было тёплого прощания и приглашения в гости, но Аднану не давал покоя вопрос, на который Фирдевс так и не ответила. Женщина, опираясь на руку своего водителя уже заняла своё место в автомобиле, когда Аднан не выдержал.
– Госпожа Фирдевс, я так и не услышал, где вы встретились с Нихал. О какой правде она говорила с вами? Я ничего не понял.
Фирдевс улыбнулась очень красивой, но немного уставшей улыбкой. Теперь скрывать не было смысла. Тем более очень хотелось узнать – любит ли великий Аднан Зиягиль «вишенки на торте»?
Женщина пожала плечами, как будто то, что она сейчас скажет, вполне обычное житейское дело.
– Я же вам говорила, что встретились мы в одном очень хорошем месте. В гостях у молодой семьи Хазнедар, в их новом доме. Я сегодня сразу после завтрака приехала к ним в гости с подарками. Нихал уже была у них. А пришла она накануне вечером... Не просто пришла. Она пришла за помощью... Может в это вам трудно поверить, но, если ваши дети ищут помощь и поддержку у тех, кого ещё недавно считали своими врагами — это ли не одиночество?
– Простите... Нихал пришла за помощью? Я правильно понял? У неё проблемы? Что-то случилось?.. И как пришла? Она же в Лондоне! – лепетал ошарашенный и взволнованный отец.
– Нет, господин Аднан. Нихал уже целый месяц в Стамбуле. И когда девочка поняла, что одной ей не справиться, когда хотела, чтобы рядом были люди, которым она доверяет, которые не будут заставлять поменять выбранное решение, а просто выслушают и поддержат – она пришла к Бихтер и Бехлюлю. Но не волнуйтесь. Сейчас у неё всё отлично.
Даже более того. И, как мне кажется, завтра она приедет домой, чтобы обо всём поговорить с вами. Уверяю вас — это будет одна из самых счастливых встреч. Ну я так думаю...
Заметив, что Аднан достал из кармана свой мобильный телефон, Фирдевс настойчиво попросила.
– Господин Аднан, прошу вас, не сейчас... Не нужно звонить. Просто поверьте мне. А Нихал... Она сейчас так счастлива! Не нужно ей сегодня мешать наслаждаться волнительными моментами, которые она так хотела и ждала. Не звоните, не беспокойте её. Просто порадуйтесь её счастью.
– Вы совсем меня запутали. Да я с ума сойду от неизвестности до завтра! Чему я должен радоваться? Чему? Тому, что моя дочь мне солгала? Тому, что она не дома?
Фирдевс с насмешкой покачала головой.
– Чему? Ну хотя бы тому, что скоро в вашу семью войдёт один очень достойный молодой человек, с которым, надеюсь, вас завтра и познакомят. Это ваш зять. Они очень любят друг друга с Нихал. Это рядом с ним Нихал нашла своё женское счастье... Ну а если этого вам недостаточно для радости, тогда... Поздравляю вас, господин Аднан! Скоро вы станете дедом! Нихал беременна... А мне и правда пора. Спокойной ночи!
Водитель по едва заметному сигналу захлопнул пассажирскую дверь, быстро занял своё место за рулём, и машина медленно выкатилась за ворота. Фирдевс не стала оборачиваться, чтобы хоть издали посмотреть на реакцию своего бывшего зятя... Она и так знала, что или от неожиданной новости, или от счастья и радости, Аднан буквально прилип ногами к бетонному покрытию своего двора. Сколько так простоит? Наверное, пока не замёрзнет... А значит – «вишенка на торте» получилась очень вкусной.
Госпожа Фирдевс возвращалась домой. Повернув голову к окну, она следила, как меняются разноцветные неоновые огни вечернего Стамбула, подчеркивая молчаливую сдержанность и величие минаретов мечетей, заливающие своими яркими красками уснувшие высокие дома и кафе, приглашающие продолжить свой день, освещая пустые скверы и бесконечно длинные аллеи. Обычная картинка обычного ночного города.
Сегодня она решила не звонить дочери. Конечно, она предполагала, что Бихтер будет интересно узнать, как прошла встреча с Аднаном. Но посчитав, что на сегодня и так достаточно событий в семье Хазнедар, все новости отложила до следующего дня. И была совершенно права...
Когда вечер стал уже настолько поздним, что логичнее было назвать это время суток ночью, Бихтер с Бехлюлем проводили друзей в гостевую комнату, пожелали им спокойной ночи и устало побрели в свою спальню. Едва они переступили порог, оба, не сговариваясь упали ничком на широкую кровать и уставились в потолок. Ну если быть точным - упал Бехлюль. Бихтер всю эту процедуру проделала медленно и осторожно. Но когда её тело заняло горизонтальное положение, она с наслаждением выдохнула.
– Я думала, что сегодняшний день никогда не закончится, Бехлюль. Уже не помню, когда так было. Столько событий в один день! И Нихал, и мама, и Томас! А сколько информации? Теперь бы её в голове переварить и ничего не перепутать.
Бехлюль повернул голову к Бихтер и ласково улыбнулся.
– Ты права, день был бесконечным, хоть и приятным. Дружище Томас прилетел в гости... Я понимаю, что не совсем к нам, но всё равно. Я уже успел за ним соскучиться. Вот же тихоня! Столько молчал... Ну ничего, пусть теперь «хлебнёт счастья». А переваривать нам с тобой это всё необязательно. Это пусть они с Нихал переваривают. Им есть о чём поговорить.
Бихтер уловила в словах мужа иронию. Она чуть повернулась набок и заглянула в любимые голубые глаза.
– А почему ты думаешь, что он «хлебнёт счастья»? Мне кажется, что они оба вполне готовы к этому общему счастью.
– Нет, я тоже думаю, что готовы... наверное. Я о Нихал. У неё же характер. Ну как бы мягче сказать - не очень покладистый. А Томас слишком воспитанный и правильный для неё. Что из этого получится – не представляю.
Бихтер хихикнула и, улыбнувшись губами на один бок, с небольшой хитринкой, медленно спросила.
– Милый... А может ты ревнуешь?
Бехлюль оторопел от этого вопроса, не сразу сообразив, что это всего лишь шутка.
– Ты с ума сошла? С чего бы мне ревновать? Ай, Бихтер! Перестань сочинять. Тоже выдумала - "ревную"! Да я может больше всех рад этому союзу. Я может готов Томаса на руках носить за то, что такая гора с плеч свалилась.
Бихтер кивнула, слегка улыбнувшись.
– Ладно, любимый, конечно же я тебе верю. Какая у тебя может быть ревность! Вы даже обнялись, как брат и сестра, можно сказать примирились, - потом совершенно серьёзно спросила, - почему ты весь вечер был такой напряжённый, Бехлюль? Ты вёл себя вроде бы непринуждённо и свободно, шутил и смеялся... Но это для них. А я чувствовала, что внутри тебя ещё осталось что-то такое тяжёлое, как одна натянутая струна. Я знаю, что это не ревность, не страх... это что-то другое. Но я его чувствовала в тебе. Что тебя до сих пор не отпускает, милый?
Бехлюль нежным движением убрал со лба Бихтер упавшую волнистую прядь волос, приблизился губами к её лицу и оставил лёгкие поцелуи на щеках и носике девушки, на её лбу, где только что лежал непослушный локон и опустился к губам, ощутив тепло её дыхания и сладковато-цитрусовый вкус мягкой податливой плоти.
– Ты меня удивляешь. Как я могу любить тебя до такой степени? Как ты любишь меня настолько, что видишь то, что никто не видит, милая моя? Это просто какое-то чудо! Но ты совершенно права. Да, я шутил и вёл себя, как обычно бывает у нас с Томасом. Мы с ним, как большие дети, часто дурачимся, подкалываем друг друга, и знаем, что никто на это не обижается. И сегодня было также, как всегда... Но вот с Нихал... Ты правильно заметила. Конечно же это никакая не ревность. Это мой стыд, Бихтер. Я знаю, что эта страница давно перевёрнута. И её слова «всё оставить в прошлом» были искренним желанием... А я не могу до конца всё забыть. Не получается. Потому что случилось то, чего никогда не должно было случиться... И виноват в этом только я. А сейчас всё отпустить, как будто ничего не было - не выходит. Где-то в подсознании сидит этот мой грех. Он тяжёлый, он не даёт расслабиться полностью. Если бы ты знала, как я хочу, чтобы всё вернулось туда, где эта девчонка была моей сестрой - избалованной, вредной злюкой, которую я любил в детстве, за которую переживал, когда стал старше, взрослее. Если бы всё осталось так. Не знаю, может должно пройти какое-то время, чтобы всё забылось. А может это счастье Нихал для меня сейчас важнее и нужнее, чем для неё самой. Даже не знаю, как поступить. Не знаю, как легче - быть рядом, наблюдать, как она живёт своей новой жизнью, в которой есть такой любящий человек, вытеснивший из её памяти все мои фальшивые обещания счастливой жизни. Или быть вдалеке, и дать расстоянию и времени расставить всё по своим местам. Иногда одного «прости» мало... Видимо нужно ещё время. Для меня его прошло слишком мало. Поэтому внутри эта «натянутая струна». Я знаю, что когда-нибудь всё изменится... Но ещё не сейчас.
Бехлюль закончил говорить и сделал медленный глубокий вздох, наполнив грудь воздухом, а потом также медленно выдохнул. Бихтер знала, что словами не убрать ту внезапно нахлынувшую печаль в любимых и родных глазах. Потому что её ещё было много в душе. Она чувствовала это и хорошо понимала. После всех неожиданных признаний ей почему-то стало по-особенному жалко своего любимого. Но то, что он раскрылся, рассказал, поделился этим грузом, давало надежду, что всё когда-нибудь изменится.
– И я знаю, любимый. Пусть не сейчас. Пусть пройдёт время... А я всегда буду рядом. Знаешь, только рядом с тобой я ощущаю себя на своём месте.
Бихтер пригладила ему чёлку, нежно провела рукой по щеке и поцеловала. Бехлюль быстро откликнулся на прикосновение губ своей любимой женщины, но она ловко увернулась, засмеялась и села на кровати.
– Я в душ первая. Ты же не против?
– А вместе?
– Нет, дорогой, сегодня обойдёмся без «вместе». Я и правда очень устала и ужасно хочу спать. Завтра ещё один сумасшедший день. Ты ведь помнишь, что обещал поехать в больницу?
Бихтер говорила, а сама осторожно пятилась к двери ванной комнаты. Бехлюль это заметил и усмехнулся.
– В больницу? Не-е-т, это теперь Томас поедет в больницу. Ему нужнее. Хотя и нам бы с тобой не мешало бы к доктору Октаю, да? Тогда поедем вместе. Помнишь, как Салих с нами ездил? Теперь мы с тобой будем у Томаса «группой поддержки». Ладно, иди сама в душ. Только иди лицом вперёд, а то не дай Аллах, упадёшь. Я после тебя.
Он вытянулся во весь рост на кровати и прикрыл глаза, когда услышал щелчок дверной ручки. Мысли в голове путались и не давали полностью расслабиться. Он встал, включил телевизор. Выбрал режим и поставил альбом инструментальной музыки. Песни сегодня слушать совсем не хотелось. А спокойные мелодии без слов, которые лились тихим фоном, если и не успокаивали окончательно, то во всяком случае не надоедали.
Бехлюль снова растянулся на кровати, но успел только настроиться на ночной релакс, как Бихтер бодрым голоском вернула его в реальность.
– Эй, соня, ванная свободна. Иди мыться, а то ты, кажется, уже засыпаешь.
Бехлюль нехотя встал, потянулся, и подмигнув своей раскрасневшейся красавице жене, нежно промурлыкал.
– Без меня не засыпай, хорошо? Я хочу пожелать тебе "добрых снов".
— Вот сумасшедший! Иди уже мыться, - засмеялась в ответ девушка.
Когда дверь ванной закрылась, Бихтер приготовила свою пижаму и, расслабившись после душа, присела на небольшой мягкий диванчик, откинувшись на его спинку. Лёгкая музыка буквально убаюкивала, так и манила скорее закрыть глаза и, наконец-то, погрузиться в глубокий сон. Бихтер зевнула, распахнула банный халат и потянулась за пижамой. В какой-то момент она почувствовала в животе отчётливое движение. Такое с ней и раньше было. Она слышала шевеления своих малюток. Но чтобы вот так сильно - нет. Девушка положила ладони на выпирающий животик... и вдруг правой ладонью почувствовала лёгкий толчок... Ещё один... Потом тишина. Но спустя полминуты снова лёгкое движение под ладонью. Бихтер с улыбкой и выступившими слезами умиления боялась пошевелиться. Там, внутри неё, ещё нерождённая, но такая желанная жизнь робкими касаниями знакомится с миром, в котором её очень ждут. Не меняя положения тела, Бихтер громко крикнула.
– Бехлюль, Бехлюль! Иди скорее сюда!
Когда Бехлюль слышал такой зов, он всегда летел сломя голову. К счастью, он всегда находил свою Бихтер в порядке... Но это не давало даже повода думать, что это просто ничего незначащие капризы. И в этот раз он даже сквозь шум воды услышал, как его зовёт Бихтер. Едва успев накинуть халат на мокрое тело, Бехлюль, как стрела, выскочил из ванной комнаты.
– Что случилось, милая? Ты в порядке?
Бихтер сидела на небольшом диванчике. Она загадочно улыбалась, а на её красивых глазах блестели слёзы, как россыпь маленьких звёзд, немые свидетели счастья.
– Бихтер, родная моя, ты плачешь? Что с тобой?
Бихтер отрицательно покачала головой, давая понять, что всё хорошо, и тихо позвала мужа.
– Иди ко мне. Присядь здесь и дай мне свою руку. Да, вот так.
Она взяла большую ладонь Бехлюля и положила на свой животик в то место, где только что сама знакомилась с их малышом. Кто из них это был – сын или дочка, она не знала. Но разве это было важным в такой трепетный момент близости?
Бехлюль, положив руку на животик жены, затих. Сначала он ещё слышал своё неспокойное дыхание... Но, когда под ладонью почувствовал мягкое, но настойчивое движение, остановился на полу вздохе и замер. Толчок повторился, возвращая будущего отца к жизни. По-другому описать свои нахлынувшие чувства Бехлюль не смог бы. Ведь только что он был в другом мире, как в другом измерении. Там, где твоя жизнь и жизнь твоего ребёнка слились в одну. Он был там, где есть общий мир, имя которому - семья.
Теперь ему были понятны слёзы в глазах Бихтер. Потому что он не стеснялся своих, таких же счастливых. Хотелось что-то сказать... Но, как всегда, горло перетянуто крепким жгутом, комок ещё тугой, потому что эмоции сильные, их много, они везде, во всём теле. С трудом выдохнув, Бехлюль хрипловатым голосом сказал.
— Это они так с нами знакомятся, да?
– Наверное, - улыбнулась в ответ Бихтер, - Бехлюль, ты не обидишься, если я им буду говорить, что люблю их больше всего на свете?
Бехлюль хлопал счастливыми глазами и готов был на любые желания женщины, которая подарила ему такое счастье.
– Нет конечно. Нисколько не обижусь. Знаешь почему? Потому что ты – Бихтер! Ты любовь! Твоей любви нам всем хватит. Но хочу, чтобы ты всегда помнила - я тебя очень люблю... Больше жизни...
Бихтер повернулась лицом к Бехлюлю, взяла в ладони его лицо и прикоснулась губами к прикрытым глазам, почувствовав солоноватый привкус внезапного восхитительного счастья. Его ресницы слегка вздрогнули, и взгляд медленно остановился на губах Бихтер. Внутри нарастало и рвалось наружу желание поцеловать их. Даже не так, не просто поцеловать, а овладеть ими, такими зовущими, манящими и необыкновенно красивыми. Хотелось в один момент смять их, впиться, как вампиры впиваются в свою жертву, выдавить, как волшебный нектар, их вкус...и напиться до опьянения, до одурения и потери сознания. Но вот уголки её губ чуть дрогнули, и они приоткрылись, а кончик языка, вдруг показавшийся на секунду, исчез. Бехлюль, не отрывая открытых глаз от губ Бихтер, медленно, почти осторожно приближался к её рту. Но не сделал так, как думал, не набросился, не впился... Он прикоснулся обеими губами сначала к верхней, потом нижней губе Бихтер, задержался на пару секунд, обводя своим языком это соблазнительное очарование. Почувствовав покорную отрешенность, вдруг осознал, что такие поцелуи вселяют в него необыкновенную решительность, силу, власть... Он чувствовал себя победителем и радовался обладанием «трофея» ... Но только до тех пор, пока Бихтер, вкусив «сладкий плод», не начинала отвечать на все его призывы. Пока нежные и податливые губы не становились требовательными, упругими и обжигающими своей бесконечной страстью...
«Вот тебе и победитель, - думал Бехлюль, опьяненный таким жарким ответом, - да я всю жизнь готов быть её пленником... Как же я люблю её целовать! Как бесконечно я люблю её, мою Бихтер... Это не изменится никогда!»
Это была самая обычная ночь...
Но любая ночь обязательно заканчивается рассветом...
И жизнь продолжается...
КОНЕЦ
...