Никогда ещё зима не казалась Клелии столь затяжной и безрадостной, как эта первая, которую она проводила в родном доме. Снега почти не было, и без конца моросил из низко нависших над землей тёмных туч надоедливый дождь. Ещё более тягостным оказалось подавленное настроение окружающих её людей, смутно ожидающих прихода новой беды. Как глубоко раненый человек Рим затаился в зимней мгле, надеясь либо скоро прийти в себя от кровавой вакханалии, устроенной сулланцами, либо найти в смерти верный конец всем своим мучениям. Даже Сатурналии(1) не повеселили римлян; праздник прошёл второпях, словно по обязанности. Звуки громкой музыки и оживлённый гомон людских голосов слышались только в домах Суллы и его близких друзей. Только у них, победителей первой гражданской войны, были все основания радоваться жизни.
Клелия без конца жаловалась матери на мрачные зимние дни, отбивающие всякое желание жить. Её приводило в отчаяние полное отсутствие известий о Гае Аврелии Котте, от которого она ждала верного избавления от заточения в доме родного отца. Клелия плохо помнила внешность своего наречённого жениха: она один раз видела его в раннем детстве и могла вспомнить не его лицо, а разве что детское чувство восхищения и благоговения перед этим красивым умным патрицием, близким другом Публия Сульпиция. С Коттой были связаны все мечты Клелии, и её расстраивала нескончаемая разлука с ним. Девушке представлялось, что больше в её жизни не случится ничего хорошего, и она заранее оплакивала свою участь – увянуть подобно цветку, который не успел расцвести.
Марция ласково утешала её, советовала запастись терпением и дождаться, когда богиня Фортуна снова соблаговолит улыбнуться им. Супруга Терция Домна перед дочерью притворялась спокойной и умиротворённой, но её душу терзали страх и опасение за жизнь своего ребёнка. Она не могла забыть, что такой страшный человек, как Сулла, заинтересовался её девочкой, и пусть диктатор больше не спрашивал о Клелии, вещее материнское сердце Марции подсказывало ей, что им просто дана временная отсрочка. От постоянных переживаний её начали мучить частые боли в груди, но она держалась, не желая своим нездоровьем омрачать и без того тревожную обстановку в доме.
Весна ворвалась на городские улицы внезапно, ярким светом вдруг появившегося солнца, свежестью воздуха и весёлым щебетом кружащихся по небу птиц. На хмурые лица людей вернулись улыбки. Всем уже так надоело бояться и ходить в вечном трауре по погибшим жертвам диктатуры Суллы, что весна затронула не только поля и римские сады, но и охотно открывающиеся ей человеческие сердца. Обновление чувствовалось во всём, и Терций Домн даже не подумал возражать, когда жена предложила ему разбить возле их дома сад, чтобы порадовать Клелию.
Он безоговорочно выделил немалую сумму на эту затею, и скоро самые опытные садовники Римской республики посадили в указанном Марцией месте ряды молодых деревьев, провели удобные дорожки, а также установили несколько каменных скамеек для отдыха. Клелия заодно выпросила у матери беседку, обвитую виноградом, точно такую, какая была в саду Сульпициев.
В конце окончания работ Терций Домн вышел в сад вместе с женой, желая посмотреть, на что ушли его сбережения. Узнав стоимость возведения беседки, он начал недовольно ворчать, что без этого излишества можно было прекрасно обойтись.
– Терций, не сердись, – ласково сказала мужу Марция. – Посмотри, как радуется саду наша девочка. Я впервые вижу Клелию счастливой в нашем доме, и у меня такое чувство, что мы отчасти загладили свою вину перед ней за то, что не захотели оставить её в своей семье после рождения.
Терций Домн взглянул, как девушка оживлённо бегает по садовым дорожкам, рассматривая цветники, и его морщины на прежде насупленном лице разгладились.
– Марция, это благодаря тебе мы не остались на старости лет бездетными, – снова с признательностью сказал он ей. – Увы, слишком поздно я понял, что по-настоящему нужно ценить. Деньги – это мёртвый металл, а дети – наша подлинная жизнь!
– Главное, что ты осознал свою ошибку, дорогой! Теперь я верю, что твои отношения с нашей девочкой непременно наладятся, и она станет тебе настоящей преданной дочерью, – участливо ответила Марция. И тут она почувствовала, как у неё резко прервалось дыхание. Нестерпимая боль в сердце заставила её покачнуться, и Терций Домн еле успел подхватить жену, не давая ей упасть на землю.
– Марция, что с тобой?! – в страхе закричал он.
– Терций, похоже, я умираю. Береги нашу дочь, милый… – с усилием прошептала Марция. Ей не хотелось покидать дорогого ее сердцу мужа и любимую дочь, но непреодолимая тьма, окутавшая ее, становилась все гуще. Марция потянулась было к Терцию Домну и замерла на полпути от охватившего её вечного сна.
Прибежавшая на горестные возгласы отца, Клелия с ужасом посмотрела на остывающее тело матери, и с нею случилась истерика с криками и плачем. Повторился тот самый кошмар, который она пережила сразу после гибели Туллии на Форуме, и Терций Домн долго не мог успокоить дочь. Элисса кое-как заставила молодую хозяйку выпить макового отвара, и Клелия погрузилась в длительный тяжёлый сон без сновидений. На её счастье, она не стала свидетельницей тягостного зрелища сожжения трупа Марции на погребальном костре, но всё равно потеря родной матери тяжело отразилась на ней, и она сама стала похожа на тень, бродящую по полям асфоделей(2).
Прошло пять дней после похорон Марции. Клелия, всё ещё ощущая безграничное горе, заперлась после ужина в своей комнате, не желая никого видеть и с кем-либо беседовать. Она в пароксизме скорби всё перебирала одежду и украшения умершей матери, не в силах поверить, что её больше нет в живых, но Элисса решилась нарушить её уединение.
– Госпожа Клелия, вас желает тайно видеть один мужчина, – с поклоном доложила она ей.
Клелия непонимающим взглядом уставилась на старую рабыню и недоуменно спросила:
– Кто этот мужчина, Элисса?!
– Он говорит, что его имя – Гай Аврелий Котта, – прошептала та.
Клелии в первый момент показалось, что она ослышалась и неправильно поняла верную служанку. Но безумная надежда на то, что долгожданный жених наконец-то появился в её жизни, заставила её переспросить:
– Котта?! Элисса, ты сказала, что Котта желает меня видеть?!
– Да, да. И он сказал, что будет ждать вас в садовой беседке, – утвердительно закивала головой рабыня.
Тогда Клелия поверила в своё счастье и заметалась по спальне, стараясь принарядиться и предстать перед суженым в как можно более привлекательном виде. Она взбила кудри на голове, надела аметистовые бусы на шею, пощипала щёки для румянца. Зеркало сказало Клелии, что она прекрасна как вечно юная богиня, проживающая на величественном Олимпе, и девушка быстро побежала в сад, объятая страхом при внезапной мысли, что Гай Аврелий Котта может не дождаться её и уйти.
Но нет, крепко сколоченный мужчина ждал её в беседке, рассеяно следя за тем, как молодая луна медленно выплывает из ночных облаков. Он был не первой молодости, но находился в прекрасной физической форме. Сквозь шерстяную пенулу – дешёвого плаща с капюшоном, которым обычно пользовались пастухи, легко угадывались атлетически развитые мышцы сильного мужского тела неожиданного гостя Клелии. Его трудно было назвать красавцем из-за некоторой резкости черт лица, но мягкий свет молодой луны, беспрестанно струившийся на землю подобно дождю, скрадывал этот недостаток и даже несколько омолаживал мужчину.
От всей его фигуры веяло такой мощью и внутренней силой, что даже такая неискушённая юная девственница как Клелия, явственно ощущала сильное притяжение этой совершенной мужской плоти, заставляющее волноваться всё её женское естество. И, желая поскорее начать разговор со своим наречённым женихом, девушка подбежала к нему и радостно сказала:
– Гай, наконец-то я увидела тебя! Долгие месяцы, даже годы прошли для меня в ожидании нашей встречи. Я уже устала тебя ждать, но, к счастью, ты всё же вспомнил обо мне!
Мужчина быстро обернулся на её голос, и Клелия ощутила, что её обдало жаром от его пронизывающего пристального взгляда, каким он окинул её с головы до ног. Казалось, от него не скрылась ни одна её мысль и ни одно движение её души. Затем Гай Аврелий Котта мягко улыбнулся и ласково проговорил:
– Я никогда не забывал тебя, Клелия, и не было дня, чтобы я не думал о тебе с тех пор, как была заключена наша помолвка. Но изгнанник не может открыто вернуться в Рим и публично вступить с тобой в брак. К тому же мерзавец Сулла, узнав о моей дружбе с твоим благородным приёмным отцом Публием Сульпицием, снова продлил срок моего изгнания, которое вот-вот должно было подойти к концу. Но тут я не выдержал разлуки с тобой и примчался в Рим, несмотря на угрозу смертной казни. Ты должна знать, что нет моей вины в проволочке с заключением нашего брака!
– Да покарают диктатора боги! – сердито воскликнула Клелия. – Что это за человек такой?! Портит людям жизнь даже в том деле, которое его никак не касается! И как нам теперь соединить наши судьбы, Гай?!!
– Дорогая, я должен всё тщательно обдумать и подготовить наше бракосочетание. Тебя не должна коснуться даже тень опасности, – успокаивающе произнёс её жених и пристально посмотрел ей в глаза. – Ты доверяешь мне, дорогая?!
– Да, да, – утвердительно закивала головой девушка и тут же жалобно попросила: – Гай, только ты не пропадай надолго.
– При каждом удобном случае я буду вызывать тебя в сад через Элиссу, – заверил Котта и нежно поцеловал её в лоб, как это обычно делал Публий Сульпиций, когда прощался с нею. – Жди меня!
Он скрылся в ночной мгле, а Клелия долго стояла на месте, очарованная его пленительным голосом, околдованная его мужественностью, захваченная множеством радостных мыслей и переживаний. Гай Аврелий Котта оказался ещё лучше, чем она себе его представляла. Девушка поняла, что теперь может испытывать к своему будущему мужу не только почтительное уважение, но и страстную преданную любовь. Она влюбилась в своего жениха с первого взгляда и теперь мечтала о том, чтобы их свадьба состоялась как можно скорее. Его смелость произвела на неё сильное впечатление и вызвала в душе сильнейший эмоциональный отклик.
На Гая Аврелия Котту Клелия произвела сходное впечатление. Он старался увидеться с нею при каждом удобном случае, как обещал, и при встречах рассказывал ей о своей жизни в Иберии, в которой он нашёл свой второй дом. Девушка от счастья, что её любовь взаимна, не замечала ничего вокруг. Она словно ослепла и думала только о своём женихе.
Однако постепенно Клелия осознала, что ей мало тайных разговоров наедине. Во время пятой встречи она напомнила Котте о его обещании устроить их брак.
– Гай, я хочу стать твоей женой как можно скорее, – сказала девушка, застенчиво посмотрев на него сквозь свои густые ресницы, и сказала, слукавив: – Неприлично мне, незамужней девице, тайком встречаться с тобой.
Котта нахмурился, не зная, что ей сказать, но, в конце концов, признался:
– Тогда нам нужно расстаться, Клелия! Я выяснил, что мое имя попало в проскрипционные списки и на меня объявлена охота. Отношения со мною, а тем более брак принесёт тебе только несчастья и беду!
Девушка побелела от ужаса, представив себе, какие опасности угрожают её любимому жениху, но справилась со своим страхом и мужественно сказала ему:
– Моё сердце с тобою, Гай! Если ты решишься сделать меня своей женой, я всю свою жизнь тебе отдам без страха и сожалений, и охотно разделю с тобой все твои печали, лишения и страдания!
Гай Аврелий Котта в изумлении посмотрел на неё и тихо сказал:
– Это слишком большая жертва, моя дорогая. Хорошо подумай, прежде чем настаивать на своём.
– А сколько я должна думать? – в недоумении спросила Клелия, удивляясь сдержанности своего жениха.
– Хотя бы десять дней, – решил Котта.
– Когда ты придёшь ко мне через десять дней, я также отвечу тебе, что хочу быть твоей женой, несмотря ни на что, – твёрдо сказала девушка. Она хотела ещё добавить, что его сдержанность кажется ей обидной, но тут появилась Элисса и тревожно проговорила: – Госпожа Клелия, сюда идёт ваш отец!
Клелия, забыв об обиде, пылко поцеловала Котту, и шепнула ему:
– Нам нужно скрыться от моего отца, но через десять дней я жду тебя, чтобы ты увёз меня из этого дома.
– Я приду раньше, – пообещал ей Гай Аврелий Котта, и Клелия радостно улыбнулась, решив, что его обуял стыд за свою нерешительность.
Она послала ему воздушный поцелуй и поспешила к дому, стараясь избежать встречи со своим отцом. Но Котта, вопреки её предположению, не последовал её примеру, не скрылся в кустах и остался стоять на месте, смотря ей вслед.
Терций Домн подошёл к нему и хмуро спросил:
– Император, вам ещё не надоели разговоры с этой глупой девчонкой?!
– Как может надоесть такая прелесть?!! Твоя дочь, Терций Домн, более соблазнительна, чем все куртизанки Александрии вместе взятые, а там собрались самые очаровательные дочери Венеры, – с искренним восхищением в голосе ответил ему Сулла.
Доносчик скоро поведал ему, какие на самом деле испытывает к нему чувства приёмная дочь убитого трибуна Публия Сульпиция, но при этом отзывался с таким восторгом о её чудесной красоте, что диктатор решил повременить с карательными мерами и лично убедиться, насколько хороша Клелия. Весной он управился с неотложными делами и отправился взглянуть на строптивицу. Действительность превзошла все его ожидания – девушка показалась ему не просто красивой, а самой прекрасной из всех живущих на земле женщин. А её пылкие признания в любви и восхищение в чудесных зелёных глазах, устремлённых на него, вовсе вскружили Сулле голову, и он полушутя-полусерьёзно предложил Терцию Домну:
– Может, породнимся, Терций? Дашь согласие на мой брак с Клелией? Я своего тестя не обижу, ты получишь изрядный кусок от моего пирога!
Терций Домн не пришёл в восторг от соблазнительного предложения Суллы. Теперь главным в его овдовевшей жизни оказалась дочь, он ревниво оберегал свою родительскую власть над нею и не желал чужого посягательства на неё. В случае если всемогущий диктатор станет супругом Клелии, его отцовское влияние на её жизнь станет совершенно ничтожным. Но прямо отказать Сулле было невозможно, и Терций Домн осторожно заметил, стараясь отговорить диктатора от брака:
– Клелия не достойна стать вашей супругой, великий император! У неё отвратительный характер, она не поддаётся никаким разумным уговорам и увещеваниям, постоянно дерзит и грубит старшим по возрасту и по положению. Недоброй памяти Публий Сульпиций совершенно избаловал и испортил мою дочь. Боюсь, что супружество с нею принесёт вам одни огорчения.
Сулла некоторое время поразмышлял над словами своего собеседника, затем с усмешкой сказал:
– Да, есть в этой красотке изрядное своеволие. Смелая, люблю таких! Что до её длинного языка, то я никогда всерьёз не воспринимаю женские речи и их эмоциональные крики. В общем, я ещё раз встречусь с нею и тогда приму окончательное решение.
Через два дня Элисса снова вызвала Клелию в ночной сад к жениху. Девушка, испытывая счастье оттого, что Гай Аврелий Котта сильно сократил срок её размышлений по вопросу заключения их супружества, подбежала к нему и спросила, с надеждой глядя на него:
– Гай, ты заберёшь меня из отцовского дома?! Сделаешь меня своей женой?
Сулла, не отвечая, заново посмотрел на неё оценивающим взглядом и снова не разочаровался в юной красавице, которая заочно ненавидела его. Она смотрела на него особенным взглядом, полным любви и обожания, что делало её ещё красивее. Такой взгляд бывает у женщины, полностью удовлетворённой после ночи любви, но никогда у девственницы, не знающей мужчины. Всемогущий диктатор почувствовал, что его тянет к Клелии как магнитом, и внезапно решил отбросить всякую сдержанность по отношению к ней. Хороший кот марта ждать не будет, он хочет заняться любовью с Клелией и будет ею обладать тут же, в беседке, а все формальности уладит потом.
– Да, я сделаю тебя своей женой, Клелия, – просто сказал Сулла и припал к её губам долгим жгучим поцелуем, увлекающим в бездну страсти.
Клелия замерла, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Котта вёл себя так, как она прежде желала, но почему-то ей теперь совершенно не нравилось его поведение. В нём было что-то не то, чего она ожидала от него. Её жених оставил всякую сдержанность в обращении с нею и страстно ласкал её, словно бесстыдную куртизанку. Всё в приёмной дочери Сульпициев возмутилось против такого неприличного поведения её жениха. Она вырвалась из его объятий и с возмущением сказала:
– Ты не должен так вести себя, пока мы не поженились, Гай! С порядочной девушкой так не поступают!
– Клелия, я не сделаю тебе ничего плохого, – начал уверять её Сулла. – Всё, что между нами происходит, это совершенно естественно. Моя Афродита, так любят друг друга мужчины и женщины! И мы всё равно что женаты, я от своих слов не отступлюсь!
Он протянул к ней свою руку, желая ласково коснуться её волос, и тут на его указательном пальце при свете луны сверкнул драгоценный перстень с сапфиром чистой воды, который Сулла забыл снять перед тем, как идти к Клелии. Девушка уставилась на него, озадаченная тем, откуда у бедного изгнанника такая дорогая вещь. Более того, она уже видела этот перстень! Он принадлежал племяннику Гая Мария Марку Гратидиану, который иногда навещал её приёмного отца и этот перстень был предметом зависти всех щёголей Рима. Потом в ходе гражданской войны молодого человека убили, а его знаменитый перстень по слухам достался Сулле!!!
Клелия с ужасом посмотрела на стоявшего перед ней мужчину и прошептала:
– Ты – не Гай Аврелий Котта, негодяй, а тиран Сулла!
На лице Суллы появилась досада оттого, что Клелия так несвоевременно его разоблачила, когда он ещё не успел сделать её своей, но от своего намерения он не отказался.
– Пусть ты считаешь меня негодяем, моя Афродита, но это не спасёт тебя от моей любви! – со смехом сказал Сулла, снова хватая девушку в свои объятия.
Но он недооценил Клелию, не желавшую сдаваться перед его грубым напором. Девушка ужом беспрестанно крутилась в руках насильника, стараясь вырваться из его цепких рук. Изловчившись, она вытащила из своей причёски острую шпильку и изо всех сил воткнула её в его правое плечо. Диктатор взвыл от боли, и на мгновение ослабил свою хватку. Клелия успешно вырвалась от него, оставив ему в качестве трофея кусок разорванного края своей оранжевой туники. У Суллы от изумления отвисла челюсть, когда он увидел её небольшие обнажённые груди. У юной девушки они были на удивление хорошо развитыми и совершенными, напоминая по форме спелые яблочки. Диктатор так часто имел возможность видеть обнажённое женское тело, что почти перестал обращать внимание на женскую наготу. Но прекрасное тело Клелии, залитое серебристым лунным светом снова пробудило в нём чувственное волнение, свойственное зелёному юнцу.
Он пожирал его глазами; и Клелия, осознав, что оказалась до пояса обнажённой, испуганно вскрикнула и, стыдливо закрыв руками свою грудь, помчалась к дому в поисках спасения от его преследования. Сулла бросился вдогонку за Клелией, но она, похожая на бегущую нимфу Дафну, спасающуюся от Аполлона, уже успела миновать большую часть расстояния от беседки до дома, улепётывая от него со скоростью перепуганного зайца.
Сулла был вынужден остановиться, понимая, что если он силой будет домогаться юной строптивицы в её же доме, то возникнет большой шум, и об этом случае ещё долго будут судачить в Риме. А это вовсе не к лицу великому правителю. Его должны уважать, а не смеяться над ним. Оставалось только дождаться утра и заключить помолвку с Клелией по всем правилам. На этот раз его предложение о браке будет не просьбой, а приказом, и Терцию Домну не останется ничего другого как согласиться, если он желает сохранить голову на своих плечах.
Клелия, стремительно вбежав в свою спальню, тут же подпёрла дверь в неё тяжёлым сундуком, желая создать ещё одну верную преграду между собой и преследующим её бесстыдным тираном. Производимый ею шум разбудил Элиссу, и она встревоженно спросила:
– Хозяйка, что случилось?
Клелия, не отвечая, тоже задала ей вопрос:
– Элисса, откуда ты знаешь Суллу, который явился ко мне под именем моего жениха Гая Аврелия Котты?!
Старая рабыня упала перед нею на колени и взмолилась:
– Простите меня, госпожа Клелия! Это хозяин велел мне сказать вам, что пришёл Гай Аврелий Котта, а на самом деле я не знала, что он за человек!
Новое предательство родного отца болью отозвалось в сердце Клелии. Конечно, старая рабыня ни в чём не виновата, она вынуждена исполнять приказы, которые ей даёт Терций Домн. Отец вступил в сговор с тираном, покушающимся на её девичью честь, и Клелия почувствовала, как возродилась её прежняя враждебность к нему.
Девушка попыталась заснуть во второй половине ночи, но ужас, который только что пришлось ей пережить, не давал спокойно сомкнуть веки. Чары развеялись, любовные мечты рассыпались в прах, долгожданный жених превратился в ненавистного погубителя её обожаемого приёмного отца! Краска стыда заливала щёки Клелии при воспоминании, как ловко Сулла морочил ей голову. Диктатор игрался ею как сытый самодовольный кот глупой мышкой, а она слишком поздно поняла, что он из себя представляет. На глаза девушки навернулись невольные слёзы, но Клелия тут же поспешно вытерла их и запретила самой себе раскисать. Пусть у неё пока нет надёжного защитника от посягательств бессовестного диктатора, но она сама постоит за свою честь и женское достоинство!
Только перед рассветом Клелии удалось забыться тревожным сном, полным страшных видений, которыми ей угрожало будущее. И всюду в них фигурировал насмехающийся над ней Сулла! Он хватал её и тащил куда-то за собою в пропасть. Но молодость взяла своё. Даже такой кратковременный отдых ознаменовался для неё после пробуждения приливом свежих сил.
Не желая встречаться утром с отцом, Клелия взяла свиток с текстом трагедии Эсхила «Персы» и отправилась в самый дальний и безлюдный уголок сада, намереваясь с помощью чтения великой трагедии забыть о собственных невзгодах.
Когда она, усевшись на скамью, погрузилась в чтение первого акта, её уединение тут же прервали. Как по-настоящему влюблённый мужчина Сулла не хотел терпеть никакого промедления в деле сватовства к своей избраннице, и Терций Домн, подчиняясь его давлению, отправился в его обществе искать дочь, рано вышедшую из дома. Привратник, сидящий на цепи у входной двери дома, подсказал хозяину, где искать девушку, и Терций Домн с Суллой довольно быстро нашли Клелию. Она подняла голову при их приближении, и тень глубокого неудовольствия легла на её прелестное лицо.
– Клелия, император желает сказать тебе нечто важное, касающееся твоей судьбы, так что выслушай его со всем почтением, – велел Терций Домн, стараясь не замечать укоризненного выражения, с каким дочь смотрела на него.
– Отец, у вас вошло в странную привычку оставлять меня наедине с посторонними мужчинами. Это не служит к вашей чести, – резко заметила Клелия, высокомерно не замечая Суллу и не приветствуя его.
– Насколько мне известно, ты охотно принимала в саду гражданина Суллу ночами без лишних свидетелей. Моё же разрешение делает твоё поведение несколько пристойным, – с сарказмом заметил Терций Домн, и добавил: – Ну, я пошёл! Да вселят в тебя всемогущие боги разум, Клелия! Его тебе явно не хватает.
Дождавшись окончания словесной перепалки отца и дочери, а также ухода Терция Домна Сулла приблизился к скамье с двусмысленной улыбкой, полной нежности и насмешки одновременно, которую Клелия сочла отвратительной до тошноты. На девушку не произвела впечатления дорогая далматика синего цвета, в которую диктатор вырядился специально для неё, вот только забинтованное правое плечо Суллы вызвало у Клелии чувство удовлетворения – видно она основательно проткнула мерзавцу начало конечности своей шпилькой.
Острый взгляд Клелии породил у Суллы мимолетную растерянность. Он шёл к невесте, приготовив небольшую речь, которой готовился успокоить её стыдливость и девичьи страхи. Но от её ночного замешательства и испуга не осталось и следа; смотрела она на него взглядом злой собачонки, готовой впиться зубами в ногу своего противника.
«Что же, тем будет интереснее добиться благосклонности моей Афродиты», – решил Сулла, которого никогда не пугали трудности.
– Твой отец груб и явно несправедлив к тебе, дорогая, – начал он, решив для начала польстить своей избраннице – излишний сахар и мёд никогда не бывает помехой в разговоре с женщинами. – У тебя на удивление ясный ум для женщины, и тонкие суждения.
– Отчего же, мой отец прав, – пожала плечами Клелия. – Мне не хватает ума творить гнусности в том мире беззакония, который ты создал, диктатор, и чувствовать себя при этом как рыба в воде. Нет у меня также твоей хитрости и изворотливости притворяться не тем, кто ты есть на самом деле!
Сулла в досаде сжал губы – Клелия решительно не хотела идти на мировую с ним – но он всё ещё не терял надежды договориться с нею, хотя при этом у него появилось желание проучить её в ответ на колкость.
– Моя Афродита, можно мне сесть рядом с тобой? – спросил он, овладев собою.
– Нет, нельзя, – строго ответила ему Клелия.
Но Сулла всё-таки сел на скамью и широко улыбнулся ей, забавляясь её беспомощностью.
У Клелии захватило дух от столь неприкрытой наглости, но, вспомнив, с кем она имеет дело, девушка успокоилась. Какого ещё поведения можно ожидать от тирана?!!
– Предоставляю всю скамью в ваше распоряжение, император, – едко проговорила она и быстро встала, собираясь уйти.
Но Сулла успел перехватить её, схватив за руку, хотя при этом поморщился от боли в плече.
– Я ещё не кончил разговаривать с тобой, моя дорогая, – жёстко произнес он. – Ответь, по какой причине ты так уцепилась за Гая Аврелия Котту?! Сей достойный муж скоро вступит в возраст, в котором станет ни на что негодным.
– Величие души Гая Аврелия Котты не подвержено влиянию времени, только тебе, кровопийца с низменной натурой, этого не понять! – гордо ответила Клелия, пытаясь освободить свою руку от мёртвой хватки Суллы.
– Да уж, куда мне, – паясничая, проговорил Сулла. – Но знай, Афродита, что с Коттой ты будешь жить в хибаре, похожей на свинарник, а со мной – во дворце! Смотри… – лихорадочно зашептал он, срывая с пальца перстень с голубым сапфиром и протягивая ей. – Вот это будет твоим, когда ты станешь моей женой. Я осыплю тебя драгоценностями с ног до головы!
Но Клелия отпрянула от украшения как от ядовитой змеи.
– Ты осыплешь меня драгоценностями, сорванными с окровавленных трупов твоих жертв?!! – в негодовании закричала она.
– Ну, если тебе не нравятся чужие украшения, закажем для тебя новые у ювелиров, такие же великолепные, – подумав, предложил Сулла.
Но Клелия посмотрела на диктатора с такой неприязнью, что ему сразу стало ясно – никакая соблазнительная приманка для нее не сработает. Если бы он разговаривал с нормальной женщиной, она немедленно дала бы согласие стать его супругой, сразу оценив преимущества его положения. Но эта высокомерная девица с высокоморальными принципами, не знала компромиссов с людьми, ищущих, прежде всего, свою выгоду. Истинная дочка добродетельного Публия Сульпиция! И Сулла решил перейти к жесткому ультиматуму, поставить упрямицу в такое положение, не оставляющее ей другого выхода как кроме как сказать: «да», в ответ на его предложение.
– Так ты не хочешь по-хорошему стать моей женой? – зло спросил он.
– Нет. Ты – не мой жених! – высоко вскинула голову Клелия.
– Значит, станешь по-плохому, – со зловещим спокойствием пообещал ей Сулла. – Я хотел вступить с тобой в брак как полагается – в храме, перед лицом богов, с совершением всех брачных обрядов. Но поскольку ты отказываешься дать согласие на супружество, то поселишься как конкубина(3) в моём доме. Иди, собирай свои вещи, наряды, любимые побрякушки. Завтра я пришлю за тобою носилки.
– Я свободная гражданка Рима, а не рабыня. Со мною нельзя так поступать! – с возмущением закричала Клелия. – Я буду жаловаться Сенату на твой произвол!
Сулла расхохотался в ответ на её угрозу.
– Жалуйся, я охотно послушаю твой разговор с отцами-сенаторами о моём возмутительном поведении, – всё ещё веселясь, сказал он ей. – Только имей в виду – Сенат находится под моей пятой, и весь остальной Рим – тоже!
Потеряв надежду на заступничество закона, Клелия всё же не утратила присутствия духа. Она вспомнила, как в сходных тяжелых обстоятельствах вела себя её любимая литературная героиня Антигона, и твёрдо сказала:
– Ты легко можешь заставить меня подчиниться тебе силой, жестокосердный тиран, но знай: я буду проклинать каждую минуту, проведённую мной в твоём доме, и тебя самого!
И девушка торжественно продекламировала:
Если почтишь ты законы страны,
Если в суде твои будут решенья
Правыми, как клятва богам, –
Неколебим твой дом; но если
Путь твой гнусен – ни в сердце моё,
Ни к очагу ты допущен не будешь...
Смех Суллы прервался – он хорошо знал смысл этих поэтических строк «Антигоны», которые ему продекламировала Клелия. Кроме грубой физической силы, в мире есть ещё та непонятная сила, которая неумолимо карает преступников, невзирая на их лица, и звания. Она лишает их в наказание благополучия, а то и жизни; Сулла же при всём своём могуществе был крайне суеверен. Да и не желал он по-настоящему доводить Клелию до крайности.
Не говоря больше ни слова, даже не попрощавшись, Сулла круто повернулся и поспешил к выходу из сада. Девушка с облегчением опустилась на скамью, последнее слово осталось за нею, но, вспомнив, что ей предстоит завтра поселиться в доме ненавистного насильника, разразилась горькими рыданиями.
Из кустов орешника осторожно высунулась рыжая голова садовника Галла, и он участливо спросил:
– Госпожа Клелия, вас сильно обидел этот мерзавец-император?!
– Галл, он хочет сделать меня своей наложницей. Я не переживу такого позора, – всхлипнула Клелия и прижалась к груди рыжего великана, который с детства одновременно был ей заботливой нянькой, верным другом и преданным слугой.
– Ну, полно, полно, – забормотал Галл, ласково гладя девушку по голове. – Бежать вам нужно, госпожа Клелия! Жить в доме этого душегуба – нет, это не для вас!
– Да, да, мне нужно бежать в Иберию, к моему настоящему жениху – Гаю Аврелию Котте, – оживилась Клелия.
– Верно, – одобрил её план Галл, и девушка оживлённо принялась обсуждать с ним свой побег из родительского дома.
Скрытый тенью листвы, к скамье незаметно приблизился Терций Домн и молча начал слушать разговор дочери с её слугой. Скоро он знал все подробности их отчаянного плана бегства от Суллы, и его хмурое лицо ещё больше омрачилось оттого, что план их был откровенно безрассудным и опасным. Но когда надёжный корабль тонет в бурю, утопающим ничего другого не остаётся, как попытаться спастись на утлой лодчонке.
Примечания:
1. Сатурналии – у древних римлян декабрьский праздник в честь Сатурна, с именем которого жители Лация связывали введение земледелия и первые успехи культуры. Отмечался первоначально 17 декабря, а позднее торжества были продлены до 23 декабря.
2. Поля асфоделей – в античном мире существовало мифическое представление о полях (или лугах) асфоделей в Аиде (подземном мире), по которым блуждали тени умерших, не совершивших преступлений, за которые отправляли на «поля наказаний», и не настолько героических и праведных, чтобы попасть в Элизиум. На полях асфоделей тени были подвержены только забвению прежней жизни, и асфодель был символом забвения.
«Мчались они мимо струй океанских, скалы левкадийской,
Мимо ворот Гелиоса и мимо страны сновидений.
Вскоре рой их достиг асфодельного луга, который
Душам – призракам смертных уставших – обителью служит.
Гомер, «Одиссея», песнь 24 (перевод В. В. Вересаева)
3. Конкубина – в древнем Риме незамужняя женщина низшего сословия, находившаяся в сожительстве с мужчиной. Такое отношение, называемое в Римском праве конкубинатом, не было зазорным, но было лишено всех прав, какие имел законный брак. Дети считались незаконнорождёнными.
11.03.21 20:39 
Сулла - это злая, недобрая энергия, которая все сметает на своем пути и при этом выполняет свое судьбоносное предназначение устранения старых отживших свое порядков и нежизнеспособных законов.
