Nafisa:
СПАСИБО, с небольшим опозданием присоединяюсь к благодарным читателям. Татьяна, Света, Анна Би, как всегда, шикарный перевод, редактура и оформление.
Кьяра:
Дорогие читатели, спасибо за комментарии
А Ирине-Irenie за подарок отдельная благодарность
Получилось здорово, хотя девушки и слишком современная 
И вовсе незачем флуд ставить, мы подаркам рады.
Я тут на недельку съездила в отпуск, поэтому следующая глава немного задержится. Но совсем немного. Скоро будет
nushi:
Малина Вареньевна писал(а):
Ирина, красиво невероятно! Таинственный Лондон в тумане на заднем плане - просто конфетка! 
Присоединяюсь! Красиво и таинственно!!!
Irenie:
Девчата, всем привет и спасибо!
Кьяра писал(а):
хотя девушки и слишком современная
Может))) Но мне подумалось, это могла бы быть, например, Геро
Вот, например:
Цитата:
"Геро была высокой женщиной. Слишком высокой и чересчур худой на вкус Джарвиса, с узкими бедрами и почти без груди. Свои тусклые коричневые волосы она, вопреки моде, не завивала, а недавно вообще стала стягивать их узлом в суровом стиле, более присущем служительнице евангелической миссии, чем молодой леди из высшего света. Но сегодня она их распустила, и в золотистом свете свечи он внезапно увидел, что его дочь могла бы стать вполне привлекательной, если бы только захотела"
А что наряд такой - ну, например, это может быть такая ночная сорочка)))) Это если пофантазировать.
Ну я в любом случае рада, что понравилось. Флуд сняла
Пусть тогда останется для истории 
Кьяра:
» Глава 3
Голова была пристроена в конце выщербленного кирпичного парапета старого моста; бесстрастное лицо повернуто так, словно высматривало кого-то достаточно неосторожного, чтобы приблизиться. Голова мужская, с густыми темными волосами, щедро тронутыми сединой, нависшими бровями и длинным выдающимся носом.
– Скверное это дело, – вздохнул дородный констебль, сосновый факел в его руке шипел и плевался под порывами ветра.
Сэр Генри Лавджой, самый новый из трех постоянных магистратов на Боу-стрит, смотрел, как золотые блики танцуют по бледному лицу с застывшим взглядом, и побарывал подступавшую тошноту.
Ночь была необычайно холодной и беззвездной, факелы констеблей полыхали вдоль узенькой речки, наполняя воздух запахом горящей смолы. Разумеется, с утра нужно будет более тщательно все здесь обыскать. Но расследование только началось.
Даже при дневном свете этой ухабистой грязной дорогой редко кто пользовался. За извилистым потоком, над которым был перекинут узкий одноарочный мост, широко раскинулись рынок и садовые питомники, известные как «Пять полей». Сейчас равнину на том берегу окутывала жуткая чернота, настолько беспросветная, что казалась непроницаемой.
Сутуля плечи от холода, Лавджой перешел к остальной части несчастного джентльмена: массивное тело лежало на травянистом склоне, некогда аккуратно повязанный льняной шейный платок был сбит и покрыт темными пятнами, сырой обрубок шеи выглядел слишком отвратительно, чтобы немедленно приняться за тщательный осмотр. Мужчина в годах Лавджоя, где-то за пятьдесят. Это не должно было беспокоить магистрата, но почему-то беспокоило. Он неглубоко вдохнул, втянув в ноздри резкую медистую вонь, и нащупал свой носовой платок.
– Вы уверены, что это... это был… мистер Стэнли Престон?
– Боюсь, что так, сэр, – сказал констебль. Крепкий молодой человек с выпуклыми глазами, он горой возвышался над Лавджоем, который был низеньким и щуплым. – Молли… подавальщица из «Розы и Короны» признала, э-э, голову, сэр. И я нашел визитные карточки у него в кармане.
Лавджой прижал к губам сложенный платок. При любых обстоятельствах столь ужасное преступление вызвало бы немалую озабоченность. Но поскольку убитый приходился двоюродным братом лорду Сидмуту[1], бывшему премьер-министру, который ныне занимал пост министра внутренних дел, последствий следовало ожидать самых серьезных. Неслучайно местный судья немедля известил Боу-стрит, а затем полностью устранился от расследования.
Звук приближавшегося – очень быстро приближавшегося – экипажа отвлек внимание Лавджоя от залитого кровью трупа. Он пронаблюдал, как элегантный коррикль, влекомый парой прекрасных гнедых, свернул со Слоан-стрит, промчался по северной стороне площади и двинулся по неосвещенной дороге, ведущей к мосту.
Корриклем правил высокий и стройный джентльмен в пальто с пелеринами и модной касторовой[2] шляпе. При виде Лавджоя он натянул поводья. Шустрый грум, иначе говоря, тигр, который цеплялся за скобу, стоя на запятках, спрыгнул на землю и подбежал к лошадям.
– Лучше прогуляй их, Том, – сказал Девлин, соскочив с высокого сидения. – А то ветром прохватит.
– Будет сделано, хозяин, – кивнул мальчишка.
– Милорд, – шагнул навстречу Лавджой. – Прошу извинить, что вызвал вас на исходе ночи. Но боюсь, этот случай чреват неприятностями. Крупными неприятностями.
– Сэр Генри, – приветственно улыбнулся Девлин. Затем его взгляд переместился за спину магистрата, к отрубленной голове, возвышавшейся на парапете моста, и он хрипло выдохнул: – Боже милостивый.
Разменявший четвертый десяток виконт годами отставал от Лавджоя, но перерос его по крайней мере на фут[3]. Его волосы были темными, почти цыганскими, а странные янтарные глаза в свете факелов блеснули звериной желтизной, когда оба мужчины повернулись, чтобы направиться к ручью.
– Уже что-нибудь выяснили?
– Практически ничего, кроме личности жертвы.
Они впервые встретились, когда Девлина разыскивали по обвинению в убийстве и Лавджой был полон решимости привлечь его к суду. За два года, прошедшие с того времени, первоначальное взаимное уважение, как ни удивительно, переросло в дружбу. В Девлине Лавджой обрел неожиданного союзника с яростным стремлением к справедливости, блестящим умом и редким талантом раскрывать убийства. Но молодой виконт также обладал преимуществами, о которых магистраты да констебли с Боу-стрит могли только мечтать: по праву рождения он был вхож в хорошо ему знакомый закрытый мирок джентльменских клубов и светских балов. Куда часто наведывались мужчины вроде того, чья голова теперь украшала этот пустынный мост на стыке Ханс-Тауна[4] и Челси.
– Вы были знакомы с мистером Престоном, милорд? – спросил Лавджой, когда Девлин остановился, чтобы изучить бескровные черты мертвеца.
Ветер взъерошил седеющие волосы, и на один кошмарный момент мужчина вдруг словно ожил.
– Лишь поверхностно.
Прекрасная касторовая шляпа Престона валялась перевернутой у опоры моста. Легко наклонившись, Девлин ее поднял и с задумчивым видом ощупал тулью и поля.
– Боюсь, на Боу-стрит будет оказываться огромное давление со стороны и Дворца, и Вестминстера с требованием побыстрей решить эту проблему, – сказал Лавджой.
Девлин взглянул на него. Оба понимали, что подобное давление может привести к поспешному аресту и осуждению ни в чем не повинного человека.
– Вы просите меня о помощи?
– Да, милорд, прошу.
Лавджой с тревогой ждал, каков будет ответ.
Но виконт с непроницаемым лицом смотрел в сторону темных полей.
Следовало полагать, что почти фатальное столкновение самого Девлина с топорной работой британской правовой системы и подвигло его одержимо искать справедливости для жертв убийства. Но магистрат всегда подозревал, что эта причина не единственная. В прошлом виконта угадывалось какое-то событие – мрачное, но не получившее огласки, – которое заставило его уйти из армии в отставку и встать на путь самоуничтожения. И лишь недавно Девлин, казалось бы, начал приходить в себя.
Сильный порыв ветра растрепал ветви вязов вдоль реки и погнал по мосту рваную вымокшую афишу.
Девлин сказал:
– Сверху шляпа Престона мокрая: и тулья, и поля. Но не снизу. А так как волосы на голове тоже выглядят сухими, я бы заключил, что он шел под дождем и был убит уже после того, как дождь перестал. В котором часу это было?
– Примерно в половине одиннадцатого, – ответил Лавджой и облегченно вздохнул.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] виконт Генри Аддингтон, лорд Сидмут, 1757—1844) — английский государственный деятель. Сын врача, будучи студентом в Оксфорде, он завязал дружбу с Питтом младшим, благодаря которому в 1783 г. был избран в Палату общин (с 1789 г. являлся ее спикером). В марте 1801 г., когда Питт сложил с себя власть, Аддингтон встал во главе кабинета; но Питт, находя, что новый премьер-министр недостаточно энергично заботится о защите берегов Англии против воинственной Франции, скоро перешел в оппозицию, и в мае 1804 г. правительство вынуждено было подать в отставку. Георг III пожаловал Аддингтону в 1805 г. титул виконта Сидмута. Когда умер Питт (1806), Сидмут вместе с Фоксом и Гренвиллем образовали новое правительство, распавшееся после смерти Фокса (февр. 1807). В кабинете лорда Ливерпуля Сидмут в 1812 г. принял на себя сначала председательство в тайном совете, а затем портфель министра внутренних дел, который удержал до 1821 г., усердно проводя репрессивные меры тогдашнего правительства; потом еще два года оставался министром без портфеля, а в 1824 г. совершенно удалился с политической арены.
[2] Касторовая шляпа – из фетра, свалянного из бобрового пуха (бобр по латыни castor).
Со средневековья в Европе лучшие сорта фетра для головных уборов изготавливались из густейшего бобрового подшерстка (фетр подешевле валяли из кроличьего, заячьего или козьего пуха). В XVIII веке шкурки и мех бобра стоили почти в 50 раз дороже кролика и зайца, а на изготовление одной шляпы высшего качества уходило десять бобровых шкур. Касторовые шляпы передавали по наследству. Французские торговцы перепродавали ношеные шляпы в Испанию, потом в еще более бедную Португалию, а оттуда, совсем уже ветхие, везли в Африку, где меняли на слоновую кость.
На Руси шляпы как таковые появились в 1630-е годы. Их закупали для царского двора и офицеров регулярных полков. Разумеется, самыми дорогими были головные уборы из бобрового фетра. В начале XVIII века Петр I повелел своим подданным сменить традиционные шапки на европейские шляпы, еще в 1701 году издав указ «О делании шляп из бобрового пуху и из заячьей шерсти, и о не отпуске за море бобрового пуху».
Когда бобры стали исчезать, бобровый подшёрсток начали смешивать с заячьим или кроличьим, для чего использовали препараты с содержанием ртути. Многие шляпы из фетра, хранящиеся в Музее Виктории и Альберта, до сих пор содержат достаточно ртути, чтобы нанести вред здоровью тех, кто отважится их носить.
Даже сегодня стоимость фетровой ковбойской шляпы определяется тем, каков в ней процент шерсти бобра.
[3] 1 фут = 30,48 см
[4] Ханс-Таун – в конце XVIII-начале XIX века большой пригород Лондона. Назван в честь сэра Ханса Слоуна (1660 –1753 гг.), первого британского медика, получившего наследственный дворянский титул, и лечащего врача троих правителей подряд: королевы Анны, Георга I и Георга II. В 1727 г. Слоун сменил сэра Исаака Ньютона на посту президента Королевского научного общества. За свою жизнь Хансу Слоуну удалось собрать внушительную коллекцию разнообразных диковинок и антикварных ценностей, на основании которой после его смерти был создан Британский музей. Среди приданого за дочерью, вышедшей замуж за лорда Кадогана, Слоун дал принадлежащий ему обширный земельный участок между Вестминстерским аббатством и деревней Челси. В 1774 г., в связи с расширением Лондона, архитектор Генри Холланд приобрел права на строительство у лорда Кадогана. До 1790 г. были распланированы и застроены улицы Слоун-стрит, Кадоган-плейс, Эллис-стрит, площади Ханс-плейс и Слоун-сквер.
ALPINA HAMANN:
Света, огромное спасибо за новую главу!!!
Кьяра писал(а):
Мужчина в годах Лавджоя, где-то за пятьдесят.
Кьяра писал(а):
Разменявший четвертый десяток виконт лет на пять отставал от Лавджоя
Что-то я немного не поняла...
Нашему Девлину 45 лет что ли???? 
Мне казалось, ему примерно лет 35..... 
Nimeria:
Девочки, большое спасибо за продолжение!
Ну что?! Начинаем расследовать вместе с Себом
Убитый оказался родственником большой шишки в правительстве, так что следует ожидать вмешательства батьки Джарвиса в расследование, чему я оченно рада
Почему Престон убит именно таким способом?
Можно все свалить на мистику и оккультизм, но сдается мне, что его так... казнили 
ALPINA HAMANN писал(а):
Кьяра писал(а):
Разменявший четвертый десяток виконт лет на пять отставал от Лавджоя
Что-то я немного не поняла... Нашему Девлину 45 лет что ли???? Мне казалось, ему примерно лет 35.....
Разменявший четвертый десяток виконт лет на пять отставал от Лавджоя
Что-то я немного не поняла... Нашему Девлину 45 лет что ли???? Мне казалось, ему примерно лет 35.....
Четвертый десяток - это значит немного за 30 лет, а вот дальнейшее сравнение с Лавджоем мне тоже непонятно. Что за пять лет?
mada:
Убийство высокопоставленного лица, ничего удивительного, что Лавджой послал за Себом. Опять все сильные мира сего будут вставлять палки в колеса расследования, и наверняка Джарвис в числе первых!
Таня, Света, спасибо за продолжение!
Кьяра:
ALPINA HAMANN писал(а):
Нашему Девлину 45 лет что ли???? Мне казалось, ему примерно лет 35
Nimeria писал(а):
Четвертый десяток - это значит немного за 30 лет, а вот дальнейшее сравнение с Лавджоем мне тоже непонятно. Что за пять лет?
Ну, автор так написала
Посмотрела в первой книге – там в 1811 году Гендон говорит, что Себу 28, значит, сейчас ему 30. Как раз разменял четвертый десяток.
Мы немножко подправили текст, убрав конкретные цифры, чтобы не слишком отрываться от действительности
Nimeria:
Кьяра писал(а):
Мы немножко подправили текст, убрав конкретные цифры, чтобы не слишком отрываться от действительности
Ну вот! Это же совсем другое дело
Автор переполошил читателей, накинув Себу десяток с лишком лет 
