Калейдоскоп историй

Сестра Кэтрин:

Начала заниматься заря, неторопливо раскрашивая небо. Кэтрин подняла усталый взгляд туда, где в скором времени должно будет появиться солнце. Несмотря на столь поздний, а вернее ранний час, спать не хотелось, ибо она выспалась днем, набираясь сил после дороги. Но и в свою каюту идти не было никакого желания. Галеон мирно дремал, а где-то в его недрах правило свой пир зло. Кто этот человек? Кэтрин хоть и была долгое время заперта в глуши, но слухи о бристольском вампире доходили и до нее. Неужели и в самом деле он находился здесь, верша свои черные дела? Все же прав тот мужчина, с которым ей довелось столкнуться на палубе. Того, кто способен на убийство, молитвой вряд ли остановишь. Так незатейливо мысли перетекли к тому, от кого Кэтрин позорно сбежала в часовню, давая слишком много пищи для размышлений своим нетипичным для монахини поведением. Все же лгать и правда чрезвычайно сложно, потому как спрятать саму себя, запирая эмоции на замок, не всегда получается.
Интересно, кто он, ее невольный собеседник? Все же он задел ее своими словами. Иначе с чего бы вдруг думалось о нем? Напыщенный и высокомерный. Да, именно таким он и показался Кэтрин. Так она хотела думать. Ведь так намного проще. И Кэтрин не понравилось то, что он все же каким-то непостижимым образом сумел в ее словах отыскать ту брешь, которую она так тщательно скрывала от посторонних. Противоречия. Она прекрасно знала, что забывшись, на эмоциях, могла невольно выдать себя. Человек внимательный без каких-либо затруднений при желании сможет вывести ее на чистую воду, сколь яро она бы не пыталась прикрыться Священным Писанием. И, похоже, этот незнакомец и был как раз из таких людей. Тех, которые много наблюдают. Но какое ей дело? Главное, уверенно идти вперед, делая хорошую мину даже при плохой игре. Это у нее всегда получалось. Но, видимо, не на этот раз. Ведь она едва не раскрыла себя, чувствуя, как в ней снова поднимается ядовитый страх всего лишь от одного прикосновения чужой мужской руки даже через толщину тканей монашеского наряда. Этот человек нарушил ее личные границы, оказавшись непозволительно близко, отчего Кэтрин было не по себе. Оставалось лишь надеяться, что подобное вряд ли повторится снова. Это недопустимо.
Кэтрин вздрогнула и перевела взгляд на иконы, встречаясь глазами с глазами Девы Марии, которые были полны всеобъемлющей любви ко всем и каждому.
Тяжело вздохнув, Кэтрин поднялась со скамьи и вышла из часовни, чтобы все же вернуться в каюту. Голова была полна тяжких мыслей, от которых и на сердце становилось нехорошо. Внезапно голову сковала боль, словно впиваясь в виски цепкими тисками, которые, казалось, проникали в самый мозг, отдаваясь там пульсирующими спазмами. Сжав их прохладными пальцами, Кэтрин пыталась вспомнить, где же находилась ее каюта и молилась, чтобы сознание не покинуло ее среди этих сумрачных коридоров, которые, чудилось, вели в никуда. Нужен холод, лед. Это поможет успокоить боль. Но где взять его именно сейчас? Кэтрин оперлась ладонью о стену, пытаясь удержать равновесие. Кожи коснулась прохладная деревянная обшивка, покрытая каким-то лаком. Блаженная прохлада! С тихим стоном облегчения Кэтрин коснулась лбом лакированной поверхности. Всего пару минут и она обязательно продолжит свой путь к каюте. Оставалось надеяться, что она не станет легкой добычей преступника, который орудовал на галеоне.

...

Доктор Контарини:

-Доктор, там Сэм опять поранился. Кажется, серьёзно. Мистер Питерс приказал звать вас...
Винченцо медленно брёл по пустому коридору. Внизу, где располагались матросы, было шумно и безнадёжно. Каждый, кто оказывался на корабле, понимал, что домой может не вернуться. Эта атмосфера ожидания смерти пропитала каждую доску, гвоздь и верёвку. Сэму в руку впилась острая деревянная щепа. Пришлось вытаскивать её прямо там, зашивать рану и уверять половину команды, что моряку нужен отдых. Самым сложным для Энцо было последнее. Он изнывал от желания спрятаться от этого скопления безжиненных теней, лишённых надежды на покой. Поднимаясь к себе, Винченцо пытался не думать о несчастных матросах и тёмной Смерти, поселившейся подле них. Вновь вспомнилась Пляска Смерти, изображённая на стене амбулатории. И как-то незаметно для себя самого он опять начал думать о монахине, прячущейся где-то на корабле. Её тонкий хрупкий силуэт так явственно стоял перед глазами, что Энцо не сразу осознал: это действительно она, сестра Кэтрин.

-Вам плохо? 
Он подбежал к девушке и, обхватив её плечо отстранил от стены. Она была слишком бледной. Проклятье! Внезапно дрожащими пальцами Энцо пытался снять с неё мешковатый балахон, почти срывая с головы плат, чтобы добраться до шеи. Сложно было что-то рассмотреть в темноте, но, кажется, проколов не было. Доктор быстро ощупал тонкую шею. Не обнаружив никаких ран, его ладони опустились на талию и живот, в попытке обнаружить ранения и травмы. Но, кажется, единственная кровь, которая здесь была - это кровь Сэма, оставшаяся на манжетах его рубашки. 
-Кто это был? Не молчите!
Он подхватил монахиню на руки и почти бегом бросился в амбулаторию. Его отстранённый мозг отметил, что она аномально лёгкая. Но это было всё, что он мог сейчас сказать. Такого шквала эмоций, он не испытывал уже давно. Дрожь, паническая и неконтролируемая, набросилась на его тело, как жадная лбовница. Ногой распахнув дверь амбулатории, Энцо преодолел крошечное расстояние до своей каюты. Дверь стукнулась о стену, когда он ворвался внутрь. Уложив, Кэтрин на кровать, Энцо начал срывать уродливую ткань, пытаясь добраться до повреждений. Но разум уже начинал осознавать, что помощь нужна вовсе не ей, а ему. 
-Куда он вас ранил? Не молчите же! 

...

Мисс Минерва Дорсей:

Спиритический сеанс прервался неожиданно. Что стало тому виной разобраться не представлялось возможным. То ли князь переборщил со своим сарказмом, то ли пришедший в кают-компанию лорд Дигрэ сбил настрой беседовать с духами, то ли сама леди Иствуд что-то узрела, продолжая держаться за блюдце, но она засобиралась и покинула компанию в весьма расстроенных чувствах. Потолкавшись немного среди откровенно зевающих растерянных людей, решила направиться к себе и лечь наконец спать.

Идти до каюты не было страшно, в переходах сновали стюарды, издалека я увидела леди Арранз и леди Фишер, с другой стороны из каюты князя в свою каюту спешила мать близнецов, с которой я до сих пор не была знакома, поэтому только вежливо улыбнулась ей. Но она не замечала ничего вокруг, видимо леди Чарити до сих пор не оправилась от нападения.

Дойдя до каюты мамы, я подергала ручку, но дверь оказалась запертой. Не решившись ее будить, я отправилась к себе. Стоило мне открыть свою дверь, как в тишине раздался крик отчаяния.

- Боже, что еще произошло?, - воскликнула я и развернулась в сторону, откуда слышались плач и причитания. Видимо сегодня уснуть не судьба. Вздохнув, я опять закрыла дверь и поспешила посмотреть, что случилось.

...

Капитан Джонатан Блейк:

Хотел напугать, а испугался сам. Эта леди оказалась смелее, чем я думал. Она не только поддалась натиску моего рта, но и попыталась ответить. Ни капли возмущения, только радушный прием со вкусом греха. От чего мое томление только усилилось, а не развеялось в прах. Внутри зашевелилась жажда обладания, с которой пришлось вступить в схватку. Хотя бы с этим леди смогла мне немного помочь, когда попыталась отвоевать для себя свободное пространство.



- Вы правы, моя дорогая, - ответил я, как ни в чем не бывало, пытаясь стереть пальцами вкус ее губ со своих, пока он не вьелся под кожу. - Нужно вернуть вас семье, наверняка все волнуются.

А про себя подумал, что нужно скорее передать леди в чьи-то другие надежные руки. Ее чары слишком сильно на меня действуют. Вместо того, чтобы заниматься своим капитанским делом, я кружусь вокруг нее, как мальчишка. На борту беспорядки, а мне и дела нет.
Как раз вовремя подоспел рулевой, заняв свою позицию. Но только мы спустились на палубу, как я увидел матроса, который несся к нам со всех ног.
- Капитан! Еще одна беда, капитан.
Меня аж передернуло:
- Что еще?
- Вам лучше пройти со мной. Обоим.

...

Маркиза София Арранз:

Как и следовало ожидать, дух, то ли напуганный, то ли рассерженный появлением лорда Дигрэ во время сеанса, не успел назвать имя убийцы. Время было уже более чем позднее, поэтому леди София вернулась в свою каюту. Мэри хватило одного взгляда на бледное лицо хозяйки, чтобы развить бурную деятельность: подать леди Софии бокал с настойкой из трав, снимающей головную боль; помочь снять платье, расшнуровать корсет, обтереть тело влажной тканью; и подать ночную рубашку.
- Спасибо, Мэри, - маркиза устало, но тёпло улыбнулась. – Что бы я без тебя делала? – и, открыв небольшую резную шкатулку, аккуратно уложила туда кольца, снятые с рук.
- Замуж вам надо, - негромко, но отчётливо проговорила служанка, уходя за ширму, отделявшую часть каюты.
- Надо, - уже полусонно согласилась леди София. – Только мужья – не яблоки, на деревьях не растут. Доброй ночи.
- И вам доброй ночи, миледи.

...

Сестра Кэтрин:

Внезапное движение совсем рядом воспаленный болью мозг Кэтрин отказывался воспринимать адекватно. Всё. Сейчас она станет очередной жертвой, добровольно ступившей на плаху – так и стучало в голове, и боль лишь усилилась. Готовая дать хоть мало-мальский отпор, на который сейчас просто не была способна, Кэтрин тут же распрощалась с этой мыслью, когда от резких движений то ли ее, то ли того, чьей жертвой ей предстояло стать, в голове словно что-то щелкнуло. Чтобы после разлиться жгучей болью вниз, по венам, устремляясь вместе с кровью к каждой клеточке, мучая и истязая. Такого сильного приступа у нее еще не случалось, а потому она была не готова к нему, плохо соображая, что происходило вокруг. У нее что-то спрашивали, чего-то от нее добивались. Но она не могла разобрать, что именно, словно очутившись под толстым слоем воды, где задыхалась. Ей не хватало воздуха, вынуждая жадно раскрывать губы в напрасной попытке не сделать хотя бы один вдох. А потом, когда с нее начали стаскивать одежды, случилось то, от чего всё в ней взбунтовалось. Будто в кошмарном забытьи Кэтрин казалось, что всё снова вернулось на круги своя, и она снова сходит с ума. Невидящим взглядом широко распахнутых глаз она с ужасом смотрела перед собой. Животный страх костлявой рукой перехватил горло так сильно, что Кэтрин не могла вымолвить ни единого звука, лишь беззвучно шевеля губами.
Джеймс! Он нашел ее здесь! Пробрался сюда, восстал из Ада, пересек океан! Он смотрел на нее своими дьявольскими глазами, хищно скалясь и грозя растоптать, уничтожить!
- Не трогай меня… - негромко шептала она по-русски дрожащим голосом, сжавшись вся в комок. А потом резко дернулась, отбиваясь от рук, которые пытались дотронуться до нее, и отодвинулась так далеко, насколько могла. – Оставь в покое!
Она словно была в каком-то наваждении, где леденящие страхи обрели четкие формы, превращая мифических демонов, что жили на самом дне ее души и напоминали о содеянном, во вполне четкие и осязаемые. Слишком реальные, слишком настоящие. Она видела их перед собой. Она видела Его! Деспота и тирана, который превратил ее жизнь в существование. Но просто так не дастся, она снова будет сражаться за себя!
- Не трогай меня, Джеймс, - слова слетели с ее губ уже по-английски, и чуть громче, чтобы понял ее, потому что терпеть не мог, когда она говорила на своем родном языке. Паника придавала голосу силы, чтобы потом прорваться бурным потоком негодования, что пришло вслед за волной страха, пока она делала попытку отбиться. – Не прикасайся ко мне, подонок! Я уже не принадлежу тебе! Я больше не твоя жена!
И от собственного окрика Кэтрин словно очнулась, уставившись в лицо недавнего незнакомца, который стоял около нее. Сама же она была в какой-то чужой комнате, на чужой кровати. Кэтрин не понимала, как очутилась здесь. Она ведь только что шла в свою каюту! Тонкие брови сошлись на переносице, а лицо исказило отчаянье, что граничило с истерикой. Она наедине с мужчиной! По коже пробежался озноб, от которого вскоре Кэтрин начало трясти. Пытаться переосмыслить происходящее было смерти подобно, к тому же сейчас она не могла мыслить адекватно, находясь под воздействием паники

Кэтрин вздрогнула, когда в ее сознание ворвался голос мужчины напротив, который пытался ее осмотреть. Она встрепенулась, отползая назад еще дальше, пока не уперлась во что-то спиной, и обхватила плечи руками, обнимая себя. Вперив взгляд в мужские глаза напротив, едва слышно всхлипнула, понимая, что Джеймс ей просто привиделся в каком-то ужасающем горячечном приступе, свидетелем которого стал незнакомец. Тайна, которую хранил монашеский балахон, теперь была ему известна?
- Ранил? - ее губы дрожали, а из глаз вниз по щекам поползли горячие влажные дорожки. – Ранил?! Он украл мою жизнь! Растоптал ее! Уничтожил! И даже теперь не дает мне покоя, после того, как…
Кэтрин не сдержалась и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони, так что волосы рассыпались по плечам, словно отгораживая ее от всего мира. Ей хотелось исчезнуть, раствориться во тьме, превращаясь в пепел. Кэтрин не хотела показывать слабость постороннему, но не могла ничего поделать с собой, терзаемая горькими слезами, которые хлынули из ее глаз.

...

Фредерик Н. Фишер:

Ночь никак не собиралась заканчиваться. Словно кто-то насмешливо играл с нами, пряча свет наступающего дня, чтобы творить во мраке свои жуткие дела. Я и забыла, сколько лет уже не бодрствовала ночами. Пожалуй, с самого детства, когда вместе с братом мы прятались от всевидящего ока родителей, торопящих нас в постель, чтобы подсмотреть, как укладываются подарки под рождественскую елку.
Теперь же никаких подарков нас на ожидало, но сна не было и в помине. А тишину ночного воздуха разрезал чей-то пронзительный вопль. Стоило ли говорить о том, что я немедленно отправилась туда?

Глядя на распростертое на полу тело, я подумала о том же, о чем мыслили все уже подоспевшие к этому времени пассажиры. Но... но... Так не должно было быть! Преступник не нападал на почтенных дам, и вряд ли стал бы менять свои планы. Я невольно нащупала ободок браслета, спрятанного под муфтой. Вернулась памятью к нелепому сеансу минувшим вечером, организованному леди Горацией. Кто-то решил отомстить ей за дерзкую затею?

- Успокойтесь, - я тронула рукой мисс Дорсей, в ужасе рассматривающую несчастную леди. - Уверена, что она всего лишь в обмороке. Сейчас подойдет доктор, а пока нужно поискать среди ее вещей нюхательную соль, это непременно поможет.

...

Герцог Хорнблауэр:

Она была великолепна. Гордая, величественная, страстная. Из неё получится настоящая герцогиня! Я слушал пространную, немного наивную отповедь и любовался Флоренс, улыбаясь своим мыслям. Руки сложил на груди, отражая её позу. Флоренс, наверно, и не догадывалась, что эта сорочка практически не скрывает её грудь, и я вижу маленькие круглые очертания сосков… И мысли мои путаются, уходя от разговоров к более приятным вещам. Гораздо более, если вспомнить, как Флоренс лежала подо мной, изгибалась, горячо откликаясь на ласки… Когда невинная девушка начинает бороться со своими же желаниями, это неправильно. Она боится этих желаний, они её пугают своей нескромностью и откровенностью, и нужен кто-то более опытный, чтобы помочь ей в них разобраться.
Но в дискуссиях такие вопросы не решаются. Можно было бы продолжить пререкаться, но в таком случае мы ходили бы по кругу, а мы и так много времени потратили на пререкания. Я решил пойти другим путём. Всю эту страсть нужно повернуть в другое русло, да и моё ораторское искусство лучше потратить на выступления в Парламенте. Решив для себя данный вопрос, я огляделся по сторонам, рассматривая живописные нагромождения всевозможных женских штучек: платьев, чулок, корсетов, сорочек. Всё ярких расцветок, с кучей лент, кружевных оборок, бантиков и нашитых драгоценных камней. Люблю, когда женщина красиво одевается. И свою женщину я облачал бы в самые великолепные наряды. В лучшие, какие только есть. А потом бы я их снимал… Долго, с нарочитой медлительностью, целуя каждый островок обнажающейся кожи… Или быстро, разрывая тряпки, мешающие мне добраться до вожделенного тела… Или бы просто задрал ворох юбок кверху, проникая в самое сокровенное… Кхм… Я увлёкся, а Флоренс смотрела на меня с подозрением, не понимая, почему молчу и не реагирую на её страстную речь. Я же нашёл то, что хотел – вычурный корсет кремового цвета с оборками, затягивающийся сзади с помощью длинных тонких атласных лент, подхватил его и подошёл к Флоренс.
- Хорошо, Флоренс. Учту твои желания. Могу даже дать денег в возмещение морального вреда. Пятиста фунтов хватит? Или тысячи? Хотя что это я? Стоит тебе в одиночестве оказаться в порту Бомбея, как ты сразу же найдёшь тех, кто тебе поможет. Только денег они не возьмут. Придётся расплачиваться тем, что дороже всех денег. Догадываешься, о чём я?
- Да как вы смеете!
Захлебнувшись гневом, Флоренс занесла руку, чтобы дать мне затрещину, но я поймал её руку за запястье, опуская вниз, а потом развернул девушку к себе спиной.
- Стой так! Я помогу тебе одеться. Это в твоих интересах. Быстрее оденешься – быстрее избавишься от моего общества.
Ей пришлось подчиниться, уперев руки в стену. Красивой формы выпуклости тут же предстали перед моим взором… Длинные густые волосы тёмной массой струились по спине и ласкали кончиками прядей приподнятую кверху попку. Какой соблазн…
- Вы гнусный… отвратительный…
Девушка продолжала ругаться, цедя слова сквозь зубы, но стояла смирно.
- Я знаю, моя прелесть, я всё это знаю. Но скоро всё закончится, нужно только немного потерпеть моё отвратительное общество.
Разобравшись в завязках, я развёл концы корсета в стороны и обхватил ими тонкий напряжённый стан Флоренс, таким образом обнимая её руками и с удовольствием проводя по телу руками.
- Убери волосы, - приказал я ей, и девушка завела руки назад, скручивая волосы в жгут и перекидывая их вперёд.
Корсет обхватил тонкую талию, сделав её ещё более стройной. Я поправлял его несколько раз, обхватывая спереди, как будто случайно задевая округлости грудей, провёл по бокам, наконец туго затягивая завязки. Флоренс охнула, и я чуть ослабил натяжение.
- Как ты любишь, чтобы был затянут корсет? Туго или слабо? Тебе нравится, когда твоя грудь высоко вздымается над корсетом, или ты прячешь свои прелестные холмики за слоями ткани?
- Да заканчивайте уже! Затягивайте, как вам угодно!
- Хорошо, - говорю сквозь смех, завязывая аккуратный бантик.
Любуюсь своей работой и изящным изгибом спины, обтянутым корсетом, переходящим в манящие округлости. Флоренс напряжена, как натянутая струна. Я даже слышу её шумное дыхание, так похожее на звуки страсти, и так хочу прижать девушку к себе, все эти женственные выпуклости, прямо к напряжённой плоти, рвущейся в бой…
- Что дальше? - спросил я, намереваясь и дальше продолжить эту обоюдную пытку.
- Дальше я сама! – воскликнула Флоренс, суетясь и в развороте натыкаясь на меня. Я с улыбкой пропустил её, пожирая взглядом мелькающее под прозрачной сорочкой тело. Сглотнул. Похвалил себя за выдержку. Убрал руки за спину, чтобы их не распускать.
- Тебе помочь?
- Нет. Я сама!
Флоренс ловко орудовала с юбками, нацепив их столько, что я даже не успел сосчитать. Всегда задавался вопросом, зачем их столько… Потом схватила платье и стала протискиваться в него, просовывая руки в рукава. Сначала ей это удавалось без труда, но что-то пошло не так, и она застряла, дёргая вытянутыми вверх руками.
- Помогите же мне! Не видите, что я…
- Застряла? – спросил я невинным тоном, прижимая кулак ко рту и пряча смех.
- Конечно, застряла. Ведь вы не позаботились, чтобы спасти несчастную Клод. И теперь я вынуждена… сама… - дальнейшее слышал глухо, так как девушка окончательно запуталась. Так и задохнуться недолго.
- Помогу, но не просто так. Я бы попросил… ночь любви.
В ответ Флоренс яростно задёргалась в плену платья и что-то возмущённо пробурчала.
- Хорошо. Нет так нет. Тогда поцелуй. Всего лишь один единственный поцелуй. Ты согласна, Флоренс?

...

Доктор Контарини:

Тихий шёпот, страх в глазах, судорожные движений. Она была напугана. Слишком сильно, чтобы осознавать, где находится. Непонятные слова, совравшиеся с её губ потонули в ворохе постели, когда она пыталась отползти назад, хоть как-то защититься. 
Винченцо практически не удивился, когда услышал иностранную речь. Он должен был давно догадаться. Его мозг уловил лёгкую, едва заметную неправильность в произношении - практически идеальный говор для того, кто долго и прилежно учился. Но всё же слишком мало для того, кто говорит с рождения. У него самого был точно такой же акцент, практически незаметный окружающим и, всё-таки, явственный. Он давно понял. Но почему-то не хотел это осознавать. Почему? Что в этом странного? Монахиня, проводящая всю жизнь в монастыре. Она может изучать языки...
Энцо старался не смотреть на Кэтрин, старался вернуть себе былое равнодушие и отстранённость. Но с кажой секундой сделать это становилось всё труднее. Она была так напугана. В ужасе. Просто животный инстинкт самосохранения. И до этого, её довёл он. 

Доктор. Он всего лишь доктор. И взгляд, который сейчас бессознательно бродит по её телу - это лишь попытка найти ранения. 
Испытывая омерзение к самому себе, Энцо очнулся от странного дурмана, в котором пребывал и быстро отодвинулся от постели. Он поднял руки в воздух, и тихо медленно сказал:
-Вот! Я вас не трогаю. Мы никогда не были женаты, слышите? 

Энцо встал с колен и вышел в амбулаторию. Налив полный стакан воды, он плеснул туда несколько капель успокоительного настоя и вернулся обратно, двигаясь осторожно, чтобы не напугать её ещё больше.

Всё же, ему удалось вспомнить, что прежде всего он врач, а уже потом мужчина. Запрятав все свои эмоции и чувства, от которых никогда не было проку, Энцо вновь вернулся к равнодушию и спокойствию. Спокойным, но твёрдым голосом, он приказал:
-Выпейте. 
И, не дожидаясь согласия Кэтрин, поднёс стакан к её губам. 
А она начала плакать. Рыдать. Отставив стакан, Энцо присел на край кровати и потянулся за одеялом. Он старался избежать всяческих прикосновений, которые ей были неприятны. Ни разу не дотронувшись до неё, он натянул одеяло ей на плечи и кое-как укутал.
-Здесь нет Джеймса. И я не Джеймся. Я - Винченцо. А как вас зовут? 
Он не удержался. Будучи всегда проклятым ублюдком, не смог подавить то, что всегда клокотало где-то внутри, что он старался подавить, уничтожить. Рука сама собой дёрнулась и поднялась вверх. Энцо даже не сразу понял, что это именно его пальцы убирают пряди с её лица. Жаль, что теперь не сжигают на кострах. Он был бы первым в очереди. 

...

Бристольский вампир:

Он любил молодых женщин. Юных, хрупких, счастливых. Любил забирать их в момент наивысшего восторга. Так же, как садовник срезает нежную розу в пик ее благоуханного цветения. Он верил, что тем самым избавляет их от разочарований и постыдного увядания. Красота всегда была его культом, но прежде он таил от мира свое служение. Однажды все изменилось.

Она шла вдоль набережной. Теплый бриз шевелил на затылке кокетливо выпущенные локоны. Темные, как траурный бархат, они игривыми змейками скользили по девственно белому платью незнакомки. Легкому, летнему. На болезненной тонкой руке поблескивал рубинами, казалось бы, неуместный для этого места и времени суток браслет, и было в этом хищном блеске что-то дерзкое, языческое. Словно свет и тьма сливались в изысканном сосуде бренного девичьего тела. Тела, исполненного непостижимого Эликсира жизни. Именно тогда его впервые посетила нужда, жажда испить из этого манящего источника. Тогда он заставил себя отвести взгляд, отгородиться от призывного подмигивания багряных камней, но в итоге с облегчением сдался. Девушка с рубиновым браслетом словно зачаровала его.

Вскоре он узнал ее имя. Стал ухаживать. А через месяц сделал предложение. Тогда ему казалось, что он обрел то, чего так истово желал. Оказалось, ошибся. Вовсе не сосуд, сколь бы прекрасным он ни был, был истинным сокровищем, а то, что содержалось в нем – юность, красота, красная, как рубины, кровь, сама жизнь.

Его невеста была избалована и беспечна. Да и как иначе, ведь он боготворил ее. Окружал роскошью и вниманием. Соблазнял жаркими поцелуями и обещаниями иных, более откровенных ласк.

Самым прекрасным в ней он считал рисунок голубых, едва видимых сквозь тонкий покров молочно-белой кожи вен. В их непознанном совершенстве ему являлись сакральные письмена, она взывали к нему, повелевая отворить путь живительной влаге.

А потом была свадьба и первая брачная ночь. Он ждал ее, изнемогая от страсти. Весь в пылу сладострастного предвкушения, он не мог и предположить, что его восхищение своей новобрачной превратит его в бессильного, ни на что не способного…

Она закричала, когда не совладав с собой, он прокусил ей запястье. Вкус крови на языке посвятил его во все тайны вселенной, очистил и просветил, как святое причастие очищает и возвышает душу грешника.

Он попросил ее лежать тихо и не дергаться. Но девушка вдруг пришла в ярость и, сорвав с руки обручальное кольцо, швырнула ему в лицо. Ей все еще казалось, что она несмотря на внезапные обстоятельства хозяйка положения. Поэтому, когда он оглушил ее и аккуратно уложил на пол, вкладывая в женский кулачок отвергнутое колечко, выражение крайнего удивления так и не сошло с ее красивого лица.

В то же мгновение, когда ужас мелькнул в глубине ее подернутых дымкой забвения глаз, его плоть затвердела. По сути, он еще никогда не ощущал себя столь всемогущим…

***

Он ненавидел женщин. Женщин, которые оказались достаточно глупы и преступно расточительны, позволявших их божественному дару – молодости и красоте, покинуть их. Особенно он ненавидел таких, как эта уже благоухающая запахом тлена, бывшая светская красавица Горация Иствуд. В довершение ко всему, стареющая ведьма посмела тревожить вечно–юные души его возлюбленных. Нет, он не боялся, что они выдадут его, он лишь негодовал, что старуха запятнает его бессмертных невест, украдет дарованное им совершенство.

Поэтому старуха умерла. Вампир удовлетворенно засмеялся. Эта великосветская растяпа вечно теряла свои соли. Было так просто незаметно для окружающих добавить во флакон щепотку сонного яда.

Ее смерть выглядела вполне себе естественной и вполне могла принести плоды в виде других, не в меру впечатлительных особ. Ведь если кто-нибудь еще вздумает привести себя в чувство при помощи этого пузырька… Вампир с нетерпением ждал, какой выбор сделает смерть.

...

Леди Флоренс Грин:

Сначала он предлагает мне денег, не понятно зачем. Хотел подкупить меня? Но тогда было бы выгоднее для меня выйти замуж за него, в этом случае я получила намного больше, чем та сумма что он обозначил. Потом не дал мне залепить пощечину. Надо мне быть проворнее! А далее начал одевать мне корсет, да еще и в приказном порядке. Конечно, я была возмущена, но надеть корсет без помощи я не могла. И его эти... Случайные касания ко мне, к моим грудям, к бокам, к спине... Кожа вновь покрылась мурашками, соски сжались возбужденные прикосновениями мужчины и напряжением моего тела. Я даже охнула от того, как резко и сильно твердая ткань корсета прижала их.
Даже с платьем мне не свезло... Хоть и небольшие, но пышные рукава нижней сорочки скомкались в рукавах платья, не дав мне просунуть руки дальше, как и опустить их вниз. Все мои попытки протолкнуть или наоборот вытащить руки не имели успеха. Идиотская ситуация...
- Хорошо. Нет, так нет. Тогда поцелуй. Всего лишь один единственный поцелуй. Ты согласна, Флоренс? - не унимался мужчина.
Я едва не начинала рычать вслух, мало того, что герцог ведет себя весьма нагло, так еще и издевается надо мной! Нет чтобы помочь... безвозмездно. Так он требует плату! Да еще какую?!
- А если я не соглашусь? То что? Я останусь тут и никуда не пойду? Пф! Меня это устраивает, - гордо заявила я, стоя с поднятыми руками и растеряно хлопая ресницами. - Или же вы разрешите мне идти в таком виде? - с ехидной улыбкой приподняла одну бровь, бросив хитрый взгляд на герцога.
- Нет, конечно. Тогда мы вернемся к первому варианту оплаты, ночи любви.
- Я сказала, если я не соглашусь! Ни на что! - возмущаюсь, смотря в глаза Декстера.
- Я понял. Но плату я все равно возьму, так что тебе решать какой она будет, - мужчина улыбается, явно доволен собой. И его довольство меня бесит! Шумно выдыхаю и отвожу от него взгляд, недовольно сжимаю губы. Руки уже начинают затекать в таком неудобном положении.
- Хорошо, поцелуй... - переступая через свою гордость произношу, обреченно вздыхая. - Но в щеку! И только после того, как я надену платье окончательно!
- Не много ли условий?..
- Нет, даже мало! - вновь смотрю пристально на герцога. Ожидаю когда он поправит платье. Я еще надеюсь, вдруг кто в гости к нам пожалует и поцелуй, как и свадьба передвинуться на более позднее время. Это подарит мне еще одну возможность как минимум отсрочить, а может даже избежать намерений герцога.
Наконец, мужчина помог мне с платьем. При этом постоянно смущая меня, прикасаясь ко мне, опять будто случайно, и нежно проводя пальцами то по рукам, то по плечу, будто поправляя оборку, то приобнимал меня под предлогом поправить платье сзади, убирал волосы со спины, поправляя верх платья и касаясь шеи...
- Благодарю... - ответила я окончательно покраснев, и с облегчением вздохнула. Хотела начать завязывать ленты платья на груди, как Декстер, стоящий сзади, коснулся моих пальцев и забрал ленты. Склонился к плечу. Я чувствую его дыхание возле уха. Я не шевелюсь, не поворачиваю голову, но я знаю, куда он смотрит. Герцог завязывает верхние ленты нарочито медленно, касаясь корсета и не только. Я же не могу сдерживаться и перестать учащенно дышать, вздымая грудь. Быстро начинаю завязывать ленты ниже, дабы ускорить процесс и перестать чувствовать его прикосновения, его дыхание, тепло и силу его тела. Вновь кожа покрылась мурашками.
- Спасибо, я сама! - проговорила я, дождавшись, когда мужчина наконец-то завяжет ленту, за время которой я завязала уже остальные три. Быстро отстранилась и вздохнула. Развернулась и взволновано улыбнулась. - Ну что ж... Идемте, нас уже давно заждались, - продолжая улыбаться, я развернулась и направилась на выход из гардеробной. Ой! Я забыла шарфик завязать... Нет, я не обернусь обратно за ним. Я же уже сделала вид, что забыла о поцелуе, и у меня есть шанс уйти, а если остановлюсь, то мне не выйти. К черту шарфик... Быстро выходим!

...

Сестра Кэтрин:

Растирая пальцами слезы по щекам, Кэтрин все же сделала попытку взять себя в руки. Она так давно не позволяла себе плакать. Для неё это была непозволительная роскошь, от которой деспот, что превратил ее жизнь в Британии в бесконечную череду серых дней, наполненных ожиданием и страхом, получал истинное удовольствие. Она думала, что смирилась, однажды придя к пониманию того, с кем ее свела судьба. И все же в один прекрасный момент просто не выдержала, желая навсегда покончить с этим. Как оказалось, не навсегда, потому что чудовище прочно поселилось в ее сознании, продолжая мучить.
Кэтрин плотнее укуталась в одеяло, которое мужчина так осторожно набросил ей на плечи, не делая ни малейшей попытки дотронуться до нее. Только сейчас она опомнилась, понимая, что сидит на кровати практически обнаженная. Краска стыда и смущения залила мокрые от слез щеки, а длинные ресницы опустились вниз, скрывая глаза. Все, что происходило сейчас, было противоестественным. Она не должна быть здесь.

Итальянец? Хотя, что тут удивительного. Она ведь и сама не англичанка.
- Я… Простите за беспокойство, - Кэтрин сделала секундную паузу, прочищая горло. Губы после рыданий пересохли, так что говорить было несколько затруднительно. - У меня такой приступ впервые. Наверное, сказывается напряжение, которое царит на галеоне, и усталость.
Зачем она оправдывается? Он всего лишь спросил ее имя, которое не имеет смысла скрывать. Она все равно выдала себя, невольно заговорив по-русски. Вряд ли мужчина был дураком, чтобы не сделать своих выводов.
- Я русская. Меня зовут Екатерина. А вы доктор? - все еще не поднимая глаз, наконец она ответила на вопрос мужчины, когда почувствовала прикосновение к своей щеке. Мгновенно распахнув ресницы, во все глаза смотрела, как Винченцо убирал непослушные пряди ее волос, которые закрывали ее лицо. В том месте, где кожи коснулись его пальцы, кожа запылала еще сильнее, словно горя огнем, посылая сигналы о том, что нужно бежать отсюда. И подальше.
Но, тяжело сглотнув, Катя замерла, словно дикий затравленный зверек. И не могла сдвинуться с места, завороженно глядя в лицо мужчины. Что он делает? Зачем? Видимо, это просто сиюминутная жалость к заплаканной невзрачной монахине, которая невольно оказалась в его скромной обители. Иначе как еще объяснить его внезапный порыв.
Спустя несколько слишком долгих секунд, Катя все же пришла в себя, очнувшись, и засуетилась, понимая, что находится наедине с мужчиной непозволительно долгое время. Сдвинувшись немного в сторону, чтобы избежать этого ненужного касания, Катя пригладила растрепавшиеся волосы. Должно быть, она выглядит совсем ужасно. Она и так не блещет красотой, являясь бледной серой мышкой, а сейчас, скорее всего, и вовсе похожа на пугало. До боли прикусив нижнюю губу, Катя огляделась в поисках монашеского балахона.
- Мне, наверное, нужно поблагодарить вас за то, что не дали свалиться в обморок посреди коридора. – Катя поджала губы, понимая, что говорит что-то не то. Но и молчать не могла, ибо молчание и так слишком затянулось. - Благодарю за… гостеприимство. Думаю, со мной все в порядке, и все же смогу добраться до своей каюты.
Наконец отыскала глазами черную ткань своей одежды, потянулась за ней, наклоняясь в сторону, отчего одеяло немного сползло с правого плеча. Но Катя не замечала этого, желая поскорее покинуть место, ставшее невольных уединением для них обоих.

...

Герцог Хорнблауэр:

- А ты ничего не забыла? – насмешливо спросил я, вытягивая из кипы сложенных одеяний пару тонких полупрозрачных чулок такого же оттенка, как и корсет, и с ухмылкой встретил настороженный взгляд Флоренс. Разъярённая моими поползновениями во время акта одевания, больше похожего на прелюдию к постельным утехам, она и думать забыла о чулках. Слишком торопилась.
- Обойдусь и так, - решила она и выскочила из гардеробной, собираясь выбраться из каюты на свободу, но я не собирался ей позволить нарушить наш уговор.
- Забыла надеть чулки, забыла об уговоре. О поцелуе. Флоренс, так не пойдёт. Вернись и выполни свои условия, а я выполню свои.
Не знаю, о чём думала девушка, но взгляд её был достаточно красноречив. Она была просто в ярости. Однако она уже поняла, что со мной бесполезно спорить и прошагала ко мне, пытаясь выхватить чулки из рук и отправиться с ними в гардеробную, но не тут то было. Я не позволил, держа их крепко.
- Я помогу тебе.
Во избежание возможных протестов я подхватил Флоренс на руки, донёс до кровати и бесцеремонно бросил на постель так, что девушка упала на спину, а я опустился на колени возле её юбок, запуская руки под них и задирая кверху всю это массу, похожую на свадебный торт.
- Что вы делаете? – завопила Флоренс.
- Всего лишь хочу помочь тебе надеть чулки. А ты что подумала?
С плутоватой улыбкой я посмотрел на Флоренс, которая хмурила свои изогнутые брови красивой формы, изучая меня как диковинную вещь. Она упёрлась руками в постель, позволяя мне помогать ей с гардеробом. Наверно, поверила, что я выполню обещание и больше ничего не сделаю. Зря...
Её невинность так искушала, строптивость сводила с ума, весь её растрёпанный вид лишал меня остатков самообладания. Я сам, собственными руками, нацепил на неё эту кучу одежды, и как же чесались руки снять всё это обратно! Понимание, что под слоями юбок обнажённое, горячее лоно, до которого так просто добраться, заставляло тело пульсировать бешеным желанием. При этом я пытался сохранять ясность мыслей и не пугать Флоренс. Не выходило. Движения были торопливыми. Я обхватил тонкую стройную щиколотку горячими пальцами, поглаживая нежную кожу, потянул ножку на себя, чтобы надеть чулок, но вид раскинувшейся на постели девушки, между ног которой я оказался, был слишком искушающим. Подняв ножку повыше, я прижался губами к внутренней стороне бедра, чуть повыше коленки, задыхаясь от желания подняться поцелуями выше, к лакомству, которое прячется между стройных бёдер. Флоренс дёрнулась и вцепилась мне пальцами в волосы, пытаясь оттянуть голову, но я был неумолим.
- Ты обещала мне поцелуй, Флоренс. Но я не говорил, куда тебя поцелую. Только раз. Ты позволишь мне только один поцелуй, и я тебя отпущу. Помнишь?
- Но вы не можете… Так нельзя! – пыталась что-то сказать Флоренс, но поняла, что просчиталась в договоре со мной, и застыла, не зная, как быть дальше. Её пальцы в моих волосах ослабли, снова сжались, как будто девушка решала собственную дилемму. Наконец, она прикрыла глаза, закусив губу, и прошептала:
- Сделайте же в конце концов, что вы там задумали, и убирайтесь к чёрту!
Рассмеявшись, я подвинулся ближе к сидящей на постели Флоренс, вторгаясь в пространство между её ног. Сереющий рассвет давал совсем мало света, и всё было в какой-то нереальной туманной дымке. Плеск волн и качка, какие-то посторонние звуки за дверью – всё потеряло значение и осталось где-то там, вне нас. Медленно обнажив стройные бёдра, что белели в тусклом освещение, я опустил голову и стал водить губами по гладкой коже, поочерёдно целуя то одно бедро, то другое, чуть прикусил ароматную кожу, вызвав судорожный вздох Флоренс. Её длинные изящные пальчики сжали края постели. Она не знала, как реагировать на всё это, пыталась свести бёдра, трепеща в моих руках, но я не позволил, раздвигая их в стороны и устремляясь к сосредоточию её женственности, прильнув к нему горячим поцелуем. От ощущения влажных лепестков на губах, от ароматной влаги на языке по мне прошлась горячая волна. Сердце забухало в груди, влажная от испарины блуза липла к горячей коже. Пальцы впились во внутреннюю поверхность бёдер Флоренс, не позволяя им сомкнуться, не разрешая ей уйти от моих губ и языка, терзавших сладостную плоть. Ощущения перехлёстывали через край, топили меня, я тонул в чёрной глубине, не надеясь на спасение. Флоренс стонала то ли от отчаяния, то ли от наслаждения, я же скользил языком внутрь лона, жадно слизывая нежную росу и не имея никакой возможности остановиться. Я просто не мог.

...

Леди Чарити Клиффорд:

Одновременно испытывая сразу очень много контрастных ощущений, я старательно делала вид, что прежде всего я леди, но так или иначе понимала, что проигрываю бой своему спесивому характеру. Выказав лорду Эксвуду свои намерения относительно того, куда бы мне хотелось переместиться далее, я отвлеклась на беседу с матушкой, но то и дело бросала на графа взгляды, когда считала, что он этого не замечает. И всё же волнение, которое я испытывала от предстоящего перемещения в свою каюту, было обусловлено моим состоянием, а следовательно, не влекло за собою нарушения приличий. Оно уже подожгло мою кровь, посылая по телу волны предвкушения. Иными словами, я не узнавала саму себя, и это пугало и влекло одновременно.

Я всего лишь обняла его ослабевшими руками за шею. И всего лишь позволила себе бросить на суровое лицо Эксвуда несколько незаметных, по моему мнению, взглядов. Отчаянное желание протянуть руку и коснуться его лица пальцами, стирая едва приметные морщинки, залегшие в уголках глаз графа, было испепелено в тот момент, когда милорд повернулся и встретился со мной глазами. Я скорее почувствовала, чем поняла, что щёки мои запунцовели, разливая по мертвенной бледности лица яркие краски. Пожалуй, именно милорд способен был стать тем лекарством, которое окончательно избавило бы меня от отравляющего действия яда.
Но путь к каюте оказался слишком коротким для того, чтобы я успела пожалеть о том, что он показался мне сродни восхождению на Голгофу. Положив меня на мою постель, которую, отчего-то он безошибочно определил, граф Эксвуд уже собрался было удалиться, когда случилось происшествие, впоследствии ставшее для меня одним из самых страшных в жизни. Матушка, отойдя в сторону каюты тёти, отчего-то издала пронзительный вопль.

Повелительный тон графа лишь на мгновение остановил меня от того, чтобы немедля не вскочить с места и не помчаться туда, где, вероятнее всего, была нужна моя помощь. Он выбежал из нашей с Имоджин каюты, и я, помедлив секунду, с трудом поднялась с постели и отправилась следом за ним. Мир закружился перед глазами, но я выстояла на ногах, ухватившись за что-то, оказавшееся привинченным к полу столиком. Едва цветные пятна перестали плясать перед глазами, как я сделала глубокий вдох, пересекая каюту и оказываясь в коридоре. На крик матушки уже сбегались люди. Кажется, леди Иствуд стало плохо, ей поднесли нюхательные соли...

Тётушка пришла в себя, но стоило только облегчению разлиться по моему телу, как леди Горация мертвенно побледнела, поднесла руку ко рту и упала без чувств.
- Она мертва...
Это были те два слова, что я услышала перед тем, как очутилась в благословенной темноте.

...

Леди Имоджин Клиффорд:

Как только между нами образовалось расстояние, мистер Блейк горделиво выпрямился, мгновенно напустив на себя небрежно удалой вид. Наверное, так выглядят бывалые Покорители морей и женских сердец.

Я не могла не заметить отстраненность в тоне и легкий жест, которым он провел по своим губам, будто ликвидируя вкус нашего поцелуя, и ощутила легкий укол в сердце. Вовсе не этого хотелось бы мне увидеть через миг после того, как в моих глазах вспыхивали звезды, а по венам бежала горячая карамель. Но Блейк взрослый мужчина, повидавший много всего, капитан корабля, смысл жизни которого составляют морские походы, и рассчитывать на то, что случайно сорванный с неумелых губ юной неопытной особы поцелуй придется ему по вкусу, было бы крайне глупо с моей стороны. Ему наверняка есть, с чем сравнить, и... сравнение оказалось не в мою пользу. Меня же он забудет, как забывал многих и до этого.
Но я, несмотря ни на что, не забуду никогда ни этот мой самый первый волшебный поцелуй, ни того, кто подарил мне его.
- Да, пойдемте поскорее, мистер Блейк, - отозвалась я, надевая капюшон и надвигая его пониже, в нелепой попытке спрятаться.

Обоим?! Неужели, Чарити?.. Или кто-то еще?!
Я со всех ног бросилась бежать вперед, путаясь в пышных юбках ненавистного вечернего платья. Если в то время, пока я предавалась запретным безрассудствам, с моей сестрой случилось непоправимое, то я никогда в жизни не смогу простить себе этого.
Я снова едва не упала, споткнувшись обо что-то в полумраке, но, устояв на ногах, продолжила бежать. Впереди, у дверей каюты матушки и тети Горации столпились люди.
- Мама! Тетушка! Что произошло?! - вырвалось у меня, пока я протискивалась вперед, еще толком ничего не видя за спинами присутствующих.
Увидев на полу сразу два бездыханных тела - тетушки и сестры - я застыла на месте, онемев от ужаса.
Нет, нет...нет... Не может быть...

...