Калейдоскоп историй

Томас Кейси граф Эксвуд:

Как и следовало ожидать, пронзительный крик миледи Клиффорд привлек людей. Первыми стали сбегаться пассажиры.
- Леди Клиффорд, вы не пострадали? - обратился граф к пребывавшей в предобморочном состоянии виконтессе. Та только качнула головой, но слова графа словно выдернули ее из оцепенения, и она бросилась к леди Иствуд.
Тем временем кто-то приподнял пострадавшую и поднес к ее лицу флакон с нюхательными солями. Леди Горация сделала вдох, с ее мертвенно бледных губ слетели какие-то едва слышные слова.
Слова Создателю, она жива.
Но эта мысль тут же испарилась в черном тумане реальности, когда, миледи Иствуд судорожно вздохнула и снова тяжело осела на пол.

Одновременно раздались страшные слова и стук тела, упавшего на пол где-то за спинами присутствующих.
Эксвуд обернулся, увидел лежащую без чувств леди Чарити и, не раздумывая, рванулся к ней. Граф Томас ощущал неимоверную злость. Вспышку чистой ярости, от которой руки непроизвольно сжимались в кулаки, а единственным желанием было немедленно действовать. Он готов самолично обыскать весь галеон сверху донизу и найти виновного в творящихся кошмарах, но не мог оставить без защиты леди Чарити. Осторожно подняв безвольное тело, прижал к груди драгоценную ношу.
- Необходимо немедленно найти и позвать доктора Контарини, - произнес граф, обращаясь ко всем присутствующим. - И я бы не советовал ни к чему здесь прикасаться, - и, бросив мрачный взгляд на флакон с нюхательными солями, вышел за дверь.
В соседней каюте он уложил бесчувственную леди Чарити на кровать. Правильней было бы привести сюда ее сестру и мать, но те были поглощены очередным несчастьем, свалившимся на их головы. Им предстояло оплакивать потерю, а леди Чарити, к счастью, была жива.
Лорд Томас быстро огляделся. На тщательно закрепленном туалетном столике - чаша для умывания, кувшин с водой, несколько полотенец. Обнаружив также среди изобилия предметов дамского дорожного набора коробочку с инкрустацией, полную флакончиков с ароматическими маслами, граф выбрал один с надписью «Коричный масляный экстракт».
В специях, к коим корица принадлежала, граф Томас разбирался неплохо. Знал, что запах корицы является не только приятным ароматизатором, но и весьма эффективно снимает приступы мигрени, тошноты, а также является одним из лучших противообморочных средств.
Смочив небольшое полотняное полотенце в воде, граф капнул на него из флакончика с экстрактом. Теплый, пряный аромат тут же разнесся в воздухе.
На мгновение лорд Эксвуд заколебался, глядя на неподвижно лежащую Чарити. Потом решительно шагнул вперед и опустился на колени перед кроватью.
Приложил влажную ткань к вискам, ко лбу девушки, провел нежно, едва касаясь. Затем свернул полотенце и аккуратно положил его на подушку рядом с Чарити, так, чтобы аромат без труда достигал дыхательных путей.
Рука графа потянулась к руке миледи Клиффорд. Маленькая гладкая, словно шелк ладошка, тонкие холодные пальцы. Эксвуд не удержался, поднес руку девушки к губам, прижался поцелуем, согревая своим дыханием.
Забыл начисто, что в каюту в любой момент может кто-то войти и увидеть его в столько неоднозначном положении, но для графа это не имело никакого значения. Самым важным вдруг стала та, что нуждалась сейчас в защите и заботе.
Борясь с искушением снова и снова касаться губами кончиков холодных пальцев леди Чарити, Эксвуд принялся растирать безвольные кисти ее бледных рук. Сначала одну, затем вторую, пока они не потеплели, а девушка не пошевелилась и не открыла глаза.

...

Леди Флоренс Грин:

Этот мужчина выводит меня из себя. Я забываю элементарные вещи. Как я могла забыть чулки?! Не о том думала? А о чем я думала?.. Из-за него я растеряна и не в состоянии точно оценить всю ситуацию, в которую попала. Я потеряла покой. Этот мужчина ворвался в мою размеренную жизнь и сделал ее схожей со штормом, что бьется за бортом корабля. Так трудно противостоять шторму. Так трудно не утонуть, когда волна захлестывает тебя, вертит внутри и тащит по дну, затягивая в свои пучины. Так трудно находить в себе силы, чтобы не боятся, спорить, сопротивляться, вести открытую борьбу и не терять честь и достоинство. Так трудно не сорваться и не забиться в панике и истерике...
Сдаюсь. Понимаю, что нет у меня выбора. Хотя это не совсем так, выбор у меня есть — продолжить сражаться и противостоять сильному властному мужчине и дать ему повод взять меня силой, как он и привык делать, лишив меня всего и сразу. Но этот вариант меня не устраивает. Может, если уступлю ему в малом, то он отступит, оставит меня. Может на какое-то время. И я сдаюсь ему в поцелуе, откровенном, интимном, надеясь сохранить в себе хотя бы крупицы достоинства настоящей леди.
Вижу, как мужчина задирает выше юбки и сорочку, оголяя мои бедра, придвигается все ближе, еще ближе, я чаще и чаще дышу. Не могу смотреть на это и поднимаю взгляд, устремляя его в неопределенную точку перед собой. Герцог явно решил подойти к разрешенному поцелую издалека, чем вызвал во мне возмущение смешанное с дрожащим вздохом. Он словно намерено накалял обстановку, доводя меня до предела. Быстрее же! Целуй и уходи! Зачем ты так делаешь? Зачем медлишь? Зачет... Я сжимаю постель в ладонях, неистово дыша от предстоящего поцелуя. Не могу успокоиться и расслабиться, мне страшно от того, что он намерен сделать, боюсь его прикосновения. Сжимаю бедра, но встречаю жесткое сопротивление его рук, что вцепились в них и даже напротив, стали сильнее раздвигать бедра в стороны. А его поцелуи по бедрам становятся все ближе и ближе к намеченной цели. Это сводит меня с ума. Это заставляет меня дрожать. Это заставляет меня гореть. Снаружи. Изнутри. Странное чувство разгорается там, куда мужчина устремил свои губы. Я чувствую дрожь, жар, чувствую, как начинаю покрываться влагой. Господи! Что он делает со мной?
И вот он получает то, что хотел, касается губами в жадном затяжном поцелуе, а я вскидываю голову, шумно выдыхая. Задыхаясь от ощущений, таких новых и непривычных мне, таких жарких и непривычно влажных, и не могу сдержать накатившиеся на меня ощущения, потому с неприличным стоном выдыхаю. Поцелуй переходит во что-то иное, более откровенное, интимное. Это пугает меня. Пугает то, что герцог не останавливается, а только усиливает поцелуй, который и на поцелуй-то уже практически не похож. Неистово дышу, нервно сжимаю и мну в ладонях край кровати. Его ласки сводят с ума, у меня кружиться голова, в ушах начинает звенеть, а тело, как молнии, пронзает острое странное чувство, из-за него я слегка дергаюсь, чувствую, как сжимаются соски под корсетом. Чувствую, как я невольно начинаю отвечать герцогу на его откровенный поцелуй, лоно дрожит под его губами, напрягается под его языком, и я стала до неприличия влажной. Нет... Нет... Но Декстер нещадно ласкает мое лоно, до безумия. Мужчина с силой сжимает мои бедра, раздвигает их максимально широко и не дает ни шанса на сопротивления. Я и не могу уже сопротивляться. Новое чувство захватывает меня целиком, я не могу перестать его чувствовать или не обращать внимания.
Вскрикиваю от ощущения проникновения. Нет! Нееет! Декстер полностью завладел моим лоном. Чувствую натяжение внутри от его языка, странное ощущение, приятное, но немного острое. Его язык жестко входит, снова и снова, а я вскрикиваю, пытаясь собрать мысли воедино. Выгибаюсь и постанываю. Приятное удовольствие разливается по всему телу, отталкивает здравый смысл куда-то на задворки сознания. Нет... А Декстер продолжает вжимать пальцы в бедра и сильнее проникать в меня своим влажным языком, неистово забирая у меня способность к сопротивлению. Жадно и до неприличия откровенно завладел мной своим поцелуем. По телу расходятся волны мурашек, снова и снова, я начинаю неподобающе леди постанывать. Нега покрывает все мое тело. Чувствую, как дрожу от удовольствия, что разливается по моему телу от ласк мужчины. Чувствую, как ласкаю в ответ его язык, словно желая еще и еще. Нет...
- Ваша Светлость... - со стоном срывается с губ. - Прошу вас... Прекратите!
Начинаю громче дышать, чувствуя, как с силой тянет низ живота. - Герцог, прошу вас, прекра... Аа... - слова срываются на стон. Я неистово дышу, подрагивая. - Нет.... - оттягиваю за волосы голову мужчины от себя. Он дергает головой, стараясь высвободиться, и только сильнее впивается своим откровенным поцелуем в меня. Теперь уже каждый мой выдох сопровождает стон удовольствия. Голова идет кругом. Кровь уже давно прилила к щекам. Кажется, что все вокруг замирает, и только я дрожу всем телом, подергивая бедрами и напрягая ноги.
- Нет... - дышу постанывая. - Нет... - Я не могу остановить то чувство, что наполняет меня все сильнее. Я снова вцепляюсь в постель и с силой сжимаю ее в ладонях. С губ срывается стон, сильный, глубокий. Наслаждение накрывает меня с головой. - О... Боже... - Я содрогаюсь всем телом и выгибаюсь, отклоняюсь назад и, с протяжным стоном, падаю на спину не в силах сидеть. Двигаю бедрами, извиваюсь, мну в руках постель, собирая ее в кулак. Содрогаюсь от удовольствия накрывшего меня и постанываю, прикрыв глаза. Это безумное удовольствие стерло на нет всю мою непреклонность. Я отдалась этому приятному ощущению с головой. Как я могла так сильно раскрыться? Как позволила ему познать мой вкус? Как позволила ему показать мне наслаждение? Как я могла позволить ему первым дать мне это наслаждение?..
Тело все еще подрагивает, а я еще часто дышу, ощущая сухость на губах и жар во всем теле. Я отпустила измученную постель из рук, повернула голову в сторону. Лежу с закрытыми глазами не в силах посмотреть в глаза герцогу. Не могу видеть мужчину, который завладел моим сознанием и наградил животным удовольствием. Не могу видеть мужчину, что завладел мной своим поцелуем с откровенными ласками. Заставил меня получить удовольствие от него, от постороннего мужчины, не от мужа! Я со злостью зажмурилась и сжала пересохшие губы. Но между ног продолжает гореть от полученного удовольствия, там все еще изредка подрагивает, словно отголоски оргазма, от воспоминания которого мне теперь никогда не избавиться. И я не понимаю, почему низ живота по прежнему безумно тянет, почему груди налились и так жестко уперлись в корсет соски. Это не дает мне покоя, не дает покоя моему телу, моему лону, что продолжает пылать и увлажняться. Я хочу сдвинуть бедра, но сил не хватает даже для этого простого движения. Или нет? Нет. Просто я сжала бедрами герцога, все также занимающего место у меня между ног. И осознание этого вновь заставило мою кровь быстрее течь по венам.
- Это по Вашему поцелуй?.. - сквозь тяжелое глубокое дыхание тихо произношу не открывая глаз. Чувствую себя обманутой. - Я не давала Вам свое разрешение на... - снова чаще задышала и поджала губы. - Больше Вы никогда не окажетесь там, где находитесь сейчас, - произношу чуть громче, намекая на то, что он больше никогда не окажется у меня между ног. - И никогда не прикоснетесь ко мне! - со злостью произношу, но не открываю глаз. - Вам больше не удастся сделать это снова! Никогда! - сжимаю постель в руках. - Никогда! - приподнимаю ногу, упираюсь ею в герцога, хочу оттолкнуть его от себя. Сама же переворачиваюсь на бок, но сделать это оказалось сложнее, чем я думала. Тело мое все еще блаженно расслаблено, да и многочисленные юбки мешаются. Чувствую себя беспомощной гусеницей, застрявшей в листве.
Я хочу отодвинуться от мужчины, отползти назад от края кровати, забиться в угол, а лучше закрыться в гардеробной и провести там весь остаток пути. Я боюсь Декстера. Боюсь его взгляда, что заставляет подкашиваться мои ноги. Боюсь его прикосновений. Боюсь, что его прикосновения снова заставят меня дрожать. Боюсь, что Декстер снова погрузит меня в удовольствие, заставит раскрыться. Боюсь, что могу отдаться ему... Не бывать этому!

...

Леди Чарити Клиффорд:

На небе алел закат, предвещая скорое наступление ночи. Восточный рынок благоухал ароматами специй, среди которых совершенно явственно ощущался один - корица. Терпкий и сладковатый, он был везде, и я улыбалась, вдыхая его полной грудью. Тётушка Горация в ярком странном одеянии, которое вызывало у нас с Имоджин желание постоянно переглядываться и улыбаться друг другу, прогуливалась неподалёку от нас с сестрой и матерью, то оборачиваясь к нам, словно желала удостовериться в том, что мы рядом, то отвлекаясь на покупки.
Среди них уже был пузырёк с сандаловым маслом, пригоршня каких-то плодов, по виду похожих на орехи, отрез ткани, на которую сестрёнка поглядывала со всё возрастающим интересом и несколько пакетиков с разноцветным порошком.
- Тётушка, нам никак вас не догнать, - весело воскликнула я, скрывая за тоном истинное чувство - обеспокоенность. - Остановитесь!
Но чем быстрее мы с Имоджин и матушкой шагали следом за леди Иствуд, тем больше она ускоряла шаги, отдаляясь от нас.
Наконец, мы с сестрой не выдержали и, придерживая юбки, побежали следом за тётей.
- Тётушка, ну стойте же! - растерянность в моём голосе было невозможно скрыть, даже если бы я этого желала.
С каждым сделанным шагом силуэт леди Иствуд всё удалялся от нас, пока не стал совсем призрачным. Испуганно вскрикнув, мы с Имоджин одновременно остановились, запыхавшись от быстрого бега. Сестра повернулась ко мне, убирая привычным жестом выбившиеся из причёски локоны. Вечер был все таким же красочным, ярким и настоящим. В воздухе всё ещё разливался аромат корицы, и он успокаивал меня, не давая впасть в нервическое состояние.
- Смотри, тётя уронила все свои покупки, - указала на землю сестра и мы с ней, развернувшись, побрели обратно, подбирая то, что раньше тётя держала в руках.

Я открыла глаза, в который раз возвращаясь из тревожного полубреда-полусна в ещё более тревожную реальность. Единственное, что удерживало мой разум на поверхности от желания снова очутиться в своих болезненных фантазиях, больше похожих на бред, - это лорд Эксвуд, который находился рядом.
Слабо улыбнувшись ему, уже зная ту правду, от которой не было смысла открещиваться, я не стала убирать свои ладони, которые граф согревал дыханием. Лишь крепче сжала его пальцы своими ледяными, после чего резко села на постели и обхватила лицо Эксвуда ладонями.
- Милорд, я прошу вас, помогите мне отыскать убийцу, пожалуйста! - мой шёпот был больше похож на горячечный бред, но я же, напротив, размышляла здраво, как мне самой, по крайней мере, казалось. - Заклинаю вас помочь мне. Потому что если вы этого не сделаете, я буду вынуждена действовать сама!

...

Мадам де Фронсак:

Беатрис невольно вздрогнула от того как князь произнес свое «прикованы друг к другу». У нее никогда не было сильных привязанностей. Мужчины приходили в ее жизнь и уходили из нее. Не потому, что она не желала подарить свою свободу, тому, кто станет ее миром. Просто рядом не оказалось мужчины, готового заглянуть в хрупкую душу и понять ее.
Вместо ответа она коротко кивнула, предвкушая продолжение их с князем разговора, и осторожно проскользнула вслед за Раду в открытую им дверь.

Она и не боялась за себя. Устала бояться. Дарем просто не в состоянии причинить ей боль сильнее , чем уже причинил и отнять больше, чем уже отнял. Беатрис боялась за князя. От графа можно было ожидать чего угодно. И то, что каюта в его отсутствие оказалась незапертой, как будто он сделал это специально, предвидя визит нежданных гостей, только усиливало ее тревогу.
Пока князь осматривал каюту, Мадам де Фронсак сноровисто шарила по ящичкам и сундучкам, не побрезговала даже порыться в личных вещах Дарема. Не найдя ни шкатулку с драгоценностями , ни дневника, Беатрис сердито пнула ногой картонку на полу. Прошуршав по толстому ворсу ковра, картонка отлетела в сторону. В том месте, где она находилась, из под низкой кровати, привинченной к палубе, выглядывал уголок плоского ящичка, похожего на футляр для оружия. Приподняв юбки, Беатрис с трудом опустилась на колени и достала ящичек, запертый на китайский замок. Проверив несколько комбинаций. Почувствовала, что крышка подалась и злорадно усмехнулась, не заботясь тем, с каким лицом мог застать ее сейчас Раду.
Он там, внутри. Иначе все зря и ей просто незачем возвращаться назад. И плыть дальше более не имеет смысла. Осторожно приподняв резную крышку ящика, Беатрис извлекла из него пухлую книжицу в потертом переплете, перетянутую тонким ремешком. Если бы бумага умела говорить, она бы возопила от омерзения, учитывая, содержание потрепанных страниц с загнутыми уголками.

Беатрис вскинула голову от неожиданности, вопросительно глядя на раду, но ответить не успела. Все произошло так быстро. За дверью раздались приглушенные шаги и Беатрис, поспешно сунув дневник в сумку, швырнула открытый ящик подальше под кровать. Возможности поискать еще и камни у них больше не было. В мгновение ока она оказалась в замкнутом пространстве шкафа, зажатая между остро пахнущей дубовой стенкой и большим телом мужчины, задыхаясь от нахлынувшей паники, которую отчаянно пыталась преодолеть. Если бы не князь рядом, она бы наверняка опрометью выскочила наружу, будь там хоть тысяча Даремов со шпагой наголо. Судорожный вдох. Еще один. Мелкая дрожь прокатилась по телу от основания шеи до пяток. Беатрис вцепилась в камзол князя, невольно прижимаясь к нему еще сильнее. Приятный запах мыла и терпкого, как свежий морской воздух после шторма, одеколона, возбуждающе щекотал ноздри. Дверца шкафа захлопнулась, погружая его нутро в кромешную темноту и одновременно снаружи раздался характерный щелчок отворяемой двери каюты. Беатрис вытянула шею, прислушиваясь , и крепче зажала рукой украденный дневник.

Теплое дыхание князя опалило чувствительную раковину уха, наполовину прикрытого искусно уложенной прядью, посылая по телу чувственные токи. Низкий шепот просил достать оружие и Беатрис подчинилась, ухватившись за пуговицу сюртука, которую удалось нащупать первой, и пытаясь ее протолкнуть в отверстие петли дрожащими пальцами. Расстегнув одежду князя настолько, чтобы можно было просунуть под нее тонкую ладонь, мадам, затаив дыхание обвила рукой пояс князя. Пришлось призвать всю силу воли, чтобы сосредоточиться именно на тонком трехгранном клинке, а не на самом князе, поддерживающим ее за талию, и находящимся сейчас на расстоянии одного вдоха, непозволительно близко даже для нее.
Наконец мадам осторожно извлекла стилет и переложила его в другую руку, чтобы можно было в любой момент перекинуть его мужчине или орудовать им самой, разя всякого, кто откроет сейчас дверцу шкафа. Тело превратилось в туго натянутую струну, звенящую от напряжения, и сердце пропустило один глухой удар. Второй. Третий. Шаги прошуршали по мягкому ворсу ковра и затихли где-то на пути между кроватью и шкафом.
- Милорд, пожалуйста, будьте осторожны, - едва слышно выдохнула куда-то в шею князя, приподнявшись на цыпочки, насколько позволяло ограниченное пространство. В голове мелькнула шальная мысль выйти первой. Так у Раду появится время для маневра, но едва ли он позволит. Холодная рукоять стилета перекочевала в ладонь князя и Беатрис порывисто сжала пальцы поверх его, когда дверца шкафа резко распахнулась.

*если что-то не так - подправлю.

...

Мисс Минерва Дорсей:

Эти слова повергли меня в сильнейшее волнение. Я не могла поверить, что леди Иствуд умерла. Еще полчаса назад она шутила, пыталась подбодрить нас, а теперь лежит на полу каюты. Бледное лицо, смятая прическа, неестественно раскинутые руки. Невольно замечаю замысловатый рисунок на дорогой ткани платья, задравшийся подол, открывший взору аккуратные туфли из хорошей кожи, пузырек с нюхательной солью, лежащий рядом. У двери рыдает одна из племянниц. Делая шаг в сторону умершей родственницы, она задевает ногой флакон с солью, и тот отлетает куда-то вглубь каюты.
Рыдания, толчея, неразбериха.
В какой-то момент я понимаю, что больше не могу находиться среди людей. Нужно уйти, закрыться в каюте, спрятаться под одеялом и ... проснуться. Мозг отказался понимать, что происходящее вокруг не сон.
Самое страшное, нельзя убежать, мы обречены находиться на этом пятачке среди огромного моря.
В себя прихожу в своей каюте, оборачиваюсь на дверь - она приоткрыта. Боясь услышать шаги, не успеть закрыть, впустить беду, бросаюсь к двери и пытаюсь ее запереть, навалившись на нее плечом.
Трясущиеся руки не слушаются, пальцы срываются с щеколды, глаза ничего не видят, застилаемые безудержными слезами.
Кто-то тихо воет.
Спустя мгновение понимаю, что это я.
Наконец, справившись с дверью, бегом кидаюсь к кровати, запрыгиваю на нее, лихорадочно развязывая шнурки на ботинках. Скинув их, распускаю ленты корсета. Запутавшись, не справившись, просто ныряю под одеяло, где долго плачу, вспоминая бескровное лицо леди Иствуд.
Сон, забытье.

...

Томас Кейси граф Эксвуд:

Прикосновение прохладных рук леди Чарити к его лицу показалось Эксвуду обжигающим.

Большими, темными руками, отвыкшими от прикосновения к женщине, граф накрыл маленькие руки миледи Клиффорд и неспешно мягко отстранился, не в силах выдерживать этого невинного касания к своему закаменевшему лицу. Сложил вместе чуть подрагивающие ладошки девушки, накрыв их своими и, слегка пожимая тонкие пальцы Чарити, сказал:
- Миледи, я готов помочь вам во всем, о чем только попросите. Но тоже прошу вас - не спешите отправляться на поиски убийцы. Прямо сейчас мы ничего не можем сделать. Убийца нанес два удара подряд. Один из них не достиг цели - вы остались живы, хвала Господу. Но ваша тетушка... Я искренне сожалею о случившемся и еще раз прошу вас не спешить.
Эксвуд уже не гнал прочь потребности смотреть на Чарити долгим пристальным взглядом, запоминая каждую черточку тонкого прекрасного лица. Она так не похожа на Маргарет... Моложе. Много моложе него самого. Он в самом деле годится ей в отцы, между ними не менее двадцати лет разницы. И все же... Как Эксвуд не старался, он не смог заставить себя воспринимать Чарити с отеческой снисходительной симпатией и заботой.
То, что пробуждала в нем эта девушка было далеко от подобных чувств. Да, симпатия присутствовала, она возникла сразу, как только увидел юную леди, бегущей за шариком. Невозможно не проникнуться живым искрящимся обаянием этой малышки. Да, он считал, что должен позаботиться о ее безопасности. Но вовсе не так, как заботятся отцы. Без снисходительности родителя к своему чаду, а с яростью мужчины, обнаружившего, что кто-то или что-то угрожает его женщине.
Игнорируя эту мысль, окончательно лишившую его покоя, лорд Томас выпустил руки Чарити из своих и поднялся на ноги. Поправив подушки в изголовье кровати, он мягко надавил на плечи девушки, принуждая ее откинуться на спину.
- Я помогу вам, - заговорил он негромко. - Мне самому стало жизненно важно знать, что злодей будет пойман и наказан как можно скорее. Но пока мы мало что можем сделать. Только соблюдать осторожность и при возможности держаться всем вместе. Ошибкой было расходиться из кают-компании. Следовало всем оставаться там как можно дольше, пока капитан и команда не предпримут какие-то действия по розыску убийцы. Но теперь мы должны исходить из того, что вышло и дождаться вердикта доктора о том, что случилось с миледи Иствуд.
Эксвуд налил в стакан воды из графина и подал его девушке.
- Вот, выпейте, миледи, - сказал он. - Сейчас вам нужно немного отдохнуть. И помните, что вы выжили и должны ценить это, не рисковать более собой. Помните, что хоть вашей тетушке уже нельзя помочь, но ваша мать и сестра живы и здоровы, и следует позаботиться о том, чтобы они оставались в безопасности.
Граф огляделся в поисках стула или кресла, но вдруг передумал и присел на край кровати, на которой лежала Чарити. Взяв из ее рук стакан, отставил его на ночной столик.
- Если хотите участвовать в сыскных мероприятиях, то вам следует набраться сил. Выпить горячего чая, а лучше бульона. И не забывайте, леди Чарити, что вы сказали мне немногим ранее, что рады остаться в живых в эту ночь. Не только вас и ваших родных это радует. Это крайне важно и для меня.

...

Князь Николай Раду:

Это была самая сладостно-болезненная пытка, которую когда-либо Николай добровольно применял по отношению к собственной персоне. Ощущать настолько близко тело женщины, которая так быстро родила в нём желание, пульсом бьющееся под кожей, было настоящим безумием. От которого Раду и не собирался отказываться. Он чувствовал, что тело предало его разум, а он сам - предал память о жене. Хотя бы тем, что упивался изысканным наслаждением, что рождали в нём тонкие пальцы герцогини, расстёгивающие пуговицы его одежды. Утончённая пытка, иссушающее чувством, что он предатель. Единственное, что князь никогда и никому не смог бы простить - предательство. И себе он не станет прощать его в первую очередь.
С силой сжав челюсти, Николай прикрыл глаза, хотя, в темноте шкафа в этом не было нужды, когда ладонь мадам в ещё более утончённой пытке-ласке скользнула под его одежду. Он многое бы сейчас отдал, чтобы его предательство стало окончательно непростительным, но ограничился фантазиями, мысленно готовясь взойти на эшафот собственных терзаний. Каковы на вкус губы герцогини, дыхание с которых он пил в эту самую секунду? Насколько неуместны эти мысли сейчас, когда они в таком недвусмысленном положении? Насколько неуместно здесь и сейчас желать гораздо большего, чем он уже успел возжелать?

Скрежетнув зубами и мысленно пообещав себе привлечь на голову миледи все мыслимые и немыслимые кары, которые варьировались от приятных до болезненно-сладких, Раду почувствовал, как в его ладонь скользнула рукоять стилета, а сверху пальцы Николая накрыла рука герцогини. Распахнувшаяся дверь явила взорам князя и мадам озадаченного донельзя лакея, который взирал на них с таким неподдельным изумлением, что у Раду помимо воли с губ сорвался тихий смех.
- Идёмте, миледи. По-видимому, мы ошиблись каютой, - бросив на лакея взгляд, полный снисхождения и с достоинством подав руку герцогине, Николай повёл даму из комнаты, надеясь на то, что его подрагивающие от сдерживаемого смеха плечи не выдадут его с головой.
Только оказавшись за дверью, князь ускорил шаги, поспешно пряча стилет туда, где ему надлежало быть. Нервическая весёлость исчезла, заместившись пониманием, что они выдали себя перед Даремом с головой. А это означало, что рано или поздно граф придёт спросить с миледи. Осмелится ли он сделать это по отношению к князю - для Раду было неясно. Завернув за угол, Николай приостановился, сжал локоть мадам и кивнул на шкатулку в её руке.
- Вижу, ваши поиски не прошли даром. Не хотелось бы портить момент, но... мои письма? - он внимательно посмотрел в её глаза, надеясь, что она не сочтёт его просьбу за желание избавиться от её общества. Но не успела она ответить, как галеон наполнился таким леденящим душу воплем, что даже у Раду озноб прошёл по телу. Кричали откуда-то с верхней палубы, что обозначало, скорее всего, что свершилось новое нападение.

Приличиям больше не было место. Николай почти что бежал наверх, сжимая хрупкую ладонь герцогини и ведя женщину за собой. Вопль до сих пор звучал у него в ушах, рождая желание немедля оказаться на месте преступления - если это всё же было оно - и выяснить, что произошло.
- Простите, милейший. Мы с миледи слышали крик. - Раду остановил одного из стюардов, спешащего куда-то, чтобы расспросить его: - Что-то произошло?
- Не имею ни малейшего представления, Ваша Светлость. Возможно, это снова пришла в неистовство сумасшедшая, которую перевозят на нижней палубе. Прошу прощения за неудобства.
Переглянувшись с мадам де Фронсак, Николай продолжил свой путь, вскоре оказавшись возле каюты леди Иствуд.
- Надеюсь, что она не упала в обморок от горя из-за того, что мы разоблачили устроенный ею фарс, - вполголоса проговорил князь, так, чтобы его услышала только герцогиня. И прежде, чем поискать глазами Контарини, добавил: - Не сочтите мою просьбу за ограничение вашей свободы, миледи, но я настоятельно прошу вас быть постоянно в поле моего зрения.
После чего он обратился к присутствующим в каюте леди Иствуд:
- Дамы и господа, нижайше прошу прощения, но может мне кто-нибудь объяснить, что здесь произошло?

...

Капитан Джонатан Блейк:

После слов матроса, Имоджин так разволновалась, что побежала вперед. Я шагал за ней, закипая от гнева. Что еще могло случиться за столь короткое время? Вильям непременно припомнит мне этот рейс после моей смерти.
Матрос привел нас непосредственно в каюту четы Клиффорд. А вот это уже больше походило на проклятье. Почему именно они? Почему на моем корабле, черт побери!



Я плохо переносил женские слезы, это всегда раздражало. Но от слез Имоджин скрутило все нутро. Ее боль была невыносима, до того запала мне в душу эта девочка, с чем сложно было свыкаться, и невозможно не считаться. Еще несколько минут назад хотел спихнуть ее в чьи-то руки, сейчас понял - не отдам. А еще посчитал нужным увести ее из этой каюты, где собралась толпа. Распорядившись на счет того, чтоб позаботились об умершей, а также о матушке и служанке четы, когда о Чарити уже проявляли заботу, я подошел к Имоджин, которая убивалась подле тетушки. Попытался поднять ее, но она оттолкнула мои руки, зарыдав еще громче прежнего.
- Имоджин, - позвал я девушку, применяя чуть больше силы.
Заставил встать на ноги, которые то и дело подгибались. Заставил выпрямиться, держа за предплечье, обхватил лицо ладонью, заставляя его подняться.
- Посмотри на меня.
Она вскинула взор, громко всхлипнула и замерла под моим взглядом, будто не понимая, что мне от нее нужно, сейчас. Я же хотел ей сказать какие-нибудь слова утешения, но глядя в страдающую бездну ее глаз, все слова растворились, как бесполезный дым. Тогда я просто притянул ее к себе и крепко обнял. Слезы полились с новой силой. А я просто держал ее в этом, гладил по волосам, и плевать было на любые нормы морали. Даже тогда, когда подхватил ее на руки и вынес из каюты. Прямиком к себе, где усадил на кровать. Не сразу, но нашел в своем шкафу травы, которые хорошо успокаивали. Достал настойку опиума. Горячая вода уже была в каюте, как я попросил ранее. И вот напиток уже готов.
- Возьми, - предложил я девушке, присаживаясь перед ней на корточки. - Выпей это. Обещаю, станет лучше, - добавил, убирая мокрые волосы с ее лица.

...

Доктор Контарини:

Винченцо встал с кровати и отошёл. Она боялась его. Этот страх был и её душой, и телом, и одеждой. Во взгляде, в позе, в каждом движении скрывался ужас столь явный, что незаметить его было невозможно. Даже на небольшой кровати его скромной каюты она казалась крошечной, затерянной в ледниках голубого полога, свешивающегося с одной стороны. Такая молодая и такая напуганная. Кому она принадлежит? От кого бежит? Но его это волновать не должно. Она не должна его волновать. Русская. Екатерина. 
Тогда что она делает в его каюте? И почему он, раньше равнодушный ко всем людям, так жадно смотрит на неё? 
Энцо отвернулся. Но он не перестал видеть её. Тьма в каюте мешала воспоминаниям заполучить эти мгновения, и смутный карандашный набросок женского портрета в его мозгу не прерывался красками. 
Винченцо взял стакан с водой и вновь повернулся к Екатерине. Сложное русское имя. Но он уже знал, что привык к нему. За минуту. Пальцы крепче сжали прозрачное стекло. Она заправила волнистую прядь за ухо. Прикусила губу. Огляделась. Потянулась за чёрным сгустком ткани, который сосредоточился непроглядной тьмой у края кровати. Её движения так просты. А его реакция на них ужасна. Резче, чем должен был, Энцо протянул Екатерина стакан.
-Вам нужно выпить.
Открылась и закрылась дверь. Торопливые шаги смолкли у распахнутой двери. На пороге мялся перепуганный матрос.
-Простите, доктор... Там... Там леди... Говорят, она умерла... 
Винченцо сжал зубы. Она не должна была умереть! Он был уверен, что мисс Клиффорд шла на поправку.
-Будьте здесь. - Он сурово посмотрел на монахиню. - Никуда без меня не уходите. И выпейте это. 
Доктор отдал Кэтрин стакан и вышел.

-Предполагаю, что убийство. 
Энцо вошёл в богатую каюту и кивнул князю. Он ощутил облегчение, когда увидел, что жертвой была не мисс Клиффорд. 
Опустившись на колени, он без промедления начал осматривать тело. Никаких проколов на шее. Ранений не было вообще. 
Но вот зрачки снова расширены. Белки налились кровью. Энцо нахмурился. Покраснение было и вокруг губ. Шея тоже была неествесственно красной. А вот губы посиневшие. Контарини уже видел такое. Несколько раз. Энцо поднялся на ноги и подошёл к князю.
-Её отравили. Цианидом. Точнее, его испарениями. Умерла за минуту, может, быстрее, - его шёпот был едва слышным, чтобы никто из присутствующих не мог понять, о чём он говорит. - Духи, нюхательная соль - всё, что угодно. 

...

Князь Николай Раду:

По первым внешним признакам характерный почерк вампира на холсте смерти леди Иствуд не угадывался. Что навело князя на несколько мыслей. Во-первых, это мог быть как сам вампир, так и кто-то, кто воспользовался его вероятным нахождением на борту "Герцогини" и свёл счёты с Горацией. Хотя, эту версию Раду и отбросил, ибо подражать вампиру и не оставить на теле миледи тех знаков, по которым преступление можно было бы приписать Бристольскому чудовищу, было крайне неразумно. Во-вторых, они могли упускать немаловажную деталь - проколы могли быть не только на шее жертвы, но и в местах, где проходили крупные вены. В-третьих, всё же князь был склонен думать, что убийца именно вампир, и преступление он совершил потому, что леди Иствуд неразумно затеяла тот самый сеанс, на котором могла открыть имя Бристольского чудовища. Впрочем, моральные терзания Раду на этот счёт (если всё же предположить, что таковые были) очень скоро решил доктор.

- Скорее всего именно соль. Насколько я успел заметить, миледи иногда пользовалась ею. Тогда мы исключаем необходимость обследовать всю леди Иствуд на предмет ранений. - Также тихо ответил Николай, задумчиво глядя на мёртвую женщину. Всего на мгновение в сердце кольнуло раскаяние, когда он вспомнил, как она мягко журила его и как просила быть серьёзным. Но самым лучшим способом привлечь преступника к ответу будет поимка вампира. - Друг мой, у меня есть одно небольшое дело, и врач в нём может очень даже пригодиться. Мне удалось узнать, что на одной из нижних палуб перевозят умалишённую. Не спрашивайте, откуда я могу это знать, но я уверен, что она связана с наличием на борту "Герцогини" вампира. Как вы смотрите на то, чтобы совершить небольшую прогулку вниз, Контарини?

...

Леди Имоджин Клиффорд:

В детстве мы с Чарити постоянно пытались переупрямить друг друга и самих себя. Кто разревется из-за разбитой коленки, или выпавшего зуба. Кто первый не выдержит, испугается и выбежит из темной кладовой, куда мы залезали и в полной темноте рассказывали страшные истории о призраках.
Кто лучше умел справляться со страхом, болью, обидой.
В итоге получилось, что мы обе научились с этим неплохо справляться.
Но сейчас моя выдержка мне изменила. Я не понимала, за что и почему в этот Сочельник Провидение разгневалось на наше семью. В чем мы провинились, что я потеряла тетушку и едва не потеряла сестру?
Как в тумане я заметила, как кто-то поднял потерявшую сознание Чарити и вынес ее из каюты, а я схватилась за руку матери и опустилась вместе с ней перед неподвижной тетей Горацией. Это бездыханное тело на полу с мертвенно бледным застывшим лицом просто не могло быть нашей с Чарити жизнерадостной тетушкой.
Что-то надломилось внутри меня, и я уже не могла сдерживать потока слез. Сейчас я словно плакала за все те разы, когда сдерживалась. И слез, горьких, обжигающих и ослепляющих, накопилось немало.
Принять неизбежность случившегося невозможно. Чувствуя себя запертой в страшном кругу, из которого нет выхода, все рыдала и рыдала, не обращая внимание на присутствующих, на ту суматоху, что поднялась вокруг.
Кто-то тронул за плечо, позвал.
«Оставьте. Уйдите все», - хотелось сказать мне, но я только помотала головой.

Я всхлипнула, внезапно ощутив не просто горе, а еще и бессильную ярость. Ничего не могу исправить, ничего не могу изменить. Проклятая поездка стоила жизни дорого мне человека и едва не угробила сестру.
Как с этим жить дальше?
Я снова заревела, только теперь наплевав на все правила приличия, на то, как деликатно и изящно дозволяется плакать юным леди. И слезы, сменившиеся с горестных на яростные, словно прояснили мое зрение и сознание. Я увидела, что передо мной стоит Блейк и держит меня за подбородок. Что-то говорит, зовет, просит посмотреть на него.
Я подняла глаза и посмотрела. Из-за пелены слез вижу его лицо будто размытым. Нахмуренные брови, потемневшие глаза. Рот его приоткрылся, словно он что-то хотел сказать, но передумал. Вдруг обнял, привлек к себе и прижал к груди.
Уткнувшись в пахнущий морским ветром сюртук, услышала биение сердца капитана. Этот звук, как путеводная нить, успокоил немного, не позволив горю и отчаянию завладеть мной целиком.
Я покорно стояла, отрешившись от всего, а потом мне показалось, что я куда-то полетела. Ноги оторвались от пола, кто-то подхватил меня и понес.
Блейк. Снова он. Действует, как считает нужным. Никаких церемоний или сомнений. Наверное, он во всем такой. Я опустила голову ему на плечо и затихла.
Очнулась в незнакомой каюте, просторной, полной всяких вещей и старой, добротной мебели.
Пока озиралась, силясь понять, где очутилась, капитан Блейк уже подносил к моим губам кружку с чем-то дымящимся и очень специфично пахнущим.

- Что это? - прохрипела я севшим от рыданий голосом. Принюхалась. - Там опийная настойка? Я не стану это пить! - воскликнула я, решительно отстраняя руку Блейка. - Мне не нужно ни успокоительное, ни снотворное.
Я вытащила из рукава носовой платок, вытерла им глаза, нос и, немного овладев собой, сказала:
- Дай мне лучше глоток... ну, этого крепкого напитка. Что там обычно пьют отважные морские волки? Ром?
Если бы я не была оглушена свалившимися напастями, то, увидев меняющееся выражение лица капитана, точно бы рассмеялась.

...

Доктор Контарини:

-Положительно. Однако, не могу гарантировать свою компетентность в данном вопросе. 
Винченцо собрал свой саквояж и огляделся.
-Нужно распорядиться о теле и...
Что-то блеснуло на полу, под кроватью. Как будто чьи-то хитрые глаза наблюдали за всеми собравшимися. 
Отойдя от князя, доктор вновь опустился на колени и заглянул под кровать. Бронзовый цилиндр мирно лежал на полу. 
Энцо потянулся за ним и, обхватив двумя пальцами, поднял с пола. Он изучит содержимое позднее. Если Раду уверен, что это соли, то, скорее всего так и было. Опустив флакон в карман, доктор вернулся к князю.
-Идёмте. Я изучу содержимое, но вряд ли это что-то нам даст. Могу предположить, что необходимые ингридиенты мог достать, кто угодно. Нужны лишь пронырливость и деньги. 
Он немного помолчал, пока оба выходили из каюты, где их мог услышать каждый. Пустой коридор, впрочем, тоже ненадёжная гарантия уединённости, всё же был предпочтительнее. 
-Я, так и быть, не спрашиваю, как вам стало известно о девушке. Но всё же поинтерисуюсь: как она с ним связана? Насколько мне известно, выживших жертв, кроме мисс Клиффорд, больше не было. Или..?

...

Фредерик Н. Фишер:

Произошедшие события повергли меня в шок. Несмотря на порой нелепые выходки леди Горации, она произвела впечатление очень достойной и жизнерадостной дамы. Думать о том, что нам больше не придется наблюдать ее присутствие на борту судна, да еще и понимать весь ужас случившегося, было невыносимо.
И что-то не укладывалось в понятную на первый взгляд схему. Вампир это или нет, но бесчеловечен он точно. И я все больше убеждалась в необходимости осуществить свою вчерашнюю задумку.
Находиться вблизи родственников погибшей, погруженных в свое горе, я больше не видела смысла. Не стоило сейчас тревожить их посторонним вниманием. Я вернулась в свою каюту, чтобы в тишине еще раз обдумать, как и чем можно привлечь преступника.
Рубиновый браслет в моих руках заискрился каким-то недобрым светом, словно в темных камнях отражалась зло, сопровождающее нас на галионе. А ведь мне так и не удалось поговорить с Имоджин насчет такого же украшения у ее сестры. А теперь вряд ли она в состоянии об этом рассуждать.
Я склонилась к саквояжу, собираясь припрятать браслет до времени, и неожиданно наткнулась на спрятанную в вещах фарфоровую статуэтку. На губах заиграла улыбка. Это был мой своего рода талисман, крохотная куколка, которую матушка подарила мне еще в детстве. Не слишком дорогая, эта вещица стала при этом крайне ценна для меня. Как память, как знак любви, оставленный мне самым слизким человеком. Я утешалась ей в одинокие вечера, когда скорбела по пропавшему без вести брату, когда мечтала о будущем, в котором мои дети разделят любовь к этой красивой игрушке. И в это путешествие не могла не взять с собой, но в закружившей нас суете совершенно забыла о ней.
Прохладный фарфор, казалось, ласкает кожу. Кукла улыбалась, словно внушая мне уверенности в том, что все непременно закончится хорошо. Где-то есть люди, которые любят меня и ждут, поэтому ничего дурного случиться не может.
Я улыбнулась, легонько тронув губами статуэтку, и в этот момент перед глазами внезапно промелькнуло лицо девочки. Грустное, задумчивое личико уже не малышки, но еще не девушки. Самая маленькая пассажирка нашего судна, о которой я совершенно забыла.
Кажется, она путешествовала со своим дядей, но за все это время ни разу не появилась на людям. Оно и понятно: лорд Дигрэ рассказывал о каких-то трагических событиях, случившихся в ее жизни. Вряд ли девочка сумела быстро от них оправиться. Мне почему-то захотелось увидеть ее. Как-то утешить. Предложить эту нехитрую игрушку, которая непременно должна порадовать ее.
Пришедшая в голову мысль показалась такой важной, что я немедленно отправилась на поиски Лидии.
Палуба была пустынна, и только у края борта я заметила самого лорда Дигрэ, увлеченно рисующего что-то на широком холсте. Он был настолько поглощен своим занятием, что даже не отреагировал на мое приветствие. Что ж, моя цель была иной и не стоило беспокоить человека, столь занятого в этот момент.
Уточнить номер каюты девочки не составило труда: оказавшийся неподалеку стюард с радостью помог мне. Я покрепче сжала игрушку и негромко постучала. Было еще слишком рано, но почему-то мне казалось, что девочка не спит. Не может спать именно сейчас.
Но мне ответом была тишина, и чем дольше она тянулась, тем тревожнее становилось на душе.

...

Князь Николай Раду:

- Это неважно, - махнул рукой князь. - Всё равно врач поймёт гораздо больше, чем обычный человек, не интересующийся медициной. Любые ваши замечания будут ценны.

Николай поморщился и машинально бросил взгляд на мадам де Фронсак, надеясь, что она не настолько впечатлительна, чтобы падать в обморок при слове "тело" и при виде оного же.
- Думаю, это дело капитана. Он же и должен решить, куда мы направляемся вместо Индии, - мрачно констатировал Раду. У него оставалось не так уж и много времени для того, чтобы выяснить все дела с Даремом, а тем временем граф, скорее всего, уже был оповещён об их с миледи визите. Однако, решать проблемы нужно было по мере их поступления, а сейчас насущным было убийство леди Иствуд.

- Идёмте, - согласно кивнул Николай, надеясь, что в найденном Контарини пузырьке содержится действительно цианид, а не какое-нибудь другое вещество, которое вновь наведёт его на мысли о Ковене. - И вы правы, к сожалению, это сейчас не проблема.
Кивнув герцогине и подав ей руку, князь направился следом за доктором, оставив убитую там, где ей и надлежало было дожидаться решения Блейка. Со стороны они выглядели как прогуливающиеся по палубе пассажиры, разве что покидали место, где совсем недавно была лишена жизни достопочтенная леди. Интересно, как быстро новость распространится по галеону и удастся ли избежать паники?

- О том, что она направляется в Индию на том же галеоне? О, это совсем не тайна. О ней нам с миледи де Фронсак сообщил один из стюардов. Что касается второго вашего вопроса: дело в том, что я некоторое время изучал историю убийств, которые мы смело можем приписать Бристольскому вампиру. А сегодня, во время спиритического сеанса мне пришла в голову мысль о том, что могла выжить ещё одна девушка. Можете посчитать это Фатумом, если вы, конечно, в него верите. Можете решить, что я просто глупец, понадеявшийся на удачу и сопоставивший совсем не то, что должно было сопоставить, но при упоминании стюардом умалишённой, мне в голову пришла мысль, что это и может быть та самая несостоявшаяся жертва вампира.
Князь положил ладонь поверх пальцев миледи, лежащих на его руке, и легонько сжал их. Они достигли нижней палубы, где им удалось расспросить о том, где именно находится каюта сумасшедшей. Сославшись на имя Блейка - чего ни сделаешь ради раскрытия преступления - им, наконец, удалось добиться вразумительного ответа. Подойдя к каюте, князь задвинул герцогиню себе за спину, переглянулся с Контарини и отрывисто постучал. Дверь поддалась практически сразу же, стоило только толкнуть её посильнее. Раздался скрип, и Николай шагнул в тёмное помещение, не сразу понимая, есть ли кто-то внутри.

**
Миледи, если вы против, что я вас вожу следом, поправлю

...

Клара:

Скрип дерева, шепот моря. Весь мир качается, он наполнен чем-то тягуче-пряным, острым и при этом холодящим душу. Она не понимает, где находится. Не знает, почему не может отсюда выйти. Она хочет лишь бежать прочь, бежать с такой силой, чтобы дыхание стало болезненным, обжигающим легкие, бежать так, чтобы потом упасть без сил и никогда больше не видеть эти глаза. Но вместо этого она слышит его голос, она чувствует, как его клыки пронизывают нежную кожу, с противным хрустом впиваются в кожу, и ее кровь, горячая, тягучая, льется в его рот, а он шумно заглатывает. И эти глаза, горящие алыми угольками, и это холодное дыхание. Его не существует, она не верит в него или верит? Что было правдой, что тогда случилось? Где она сейчас? Вопросы, вопросы… кружатся в голове. И его голос… она слышит его голос…
Девушка сидит на койке, обхватив колени руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Она сама себе что-то шепчет, и если встать совсем близко, можно услышать, как она говорит:
- Его нет, его нет…
Но он есть, и она ощущает его совсем близко, пугающе близко. Еще немного и белоснежные клыки вновь разорвут гладь кожи, и алые капли крови упадут на пол. А она ничего не сможет сделать, не сможет убежать от него. Когда-то близость мужчины приносила томительное волнение, а сейчас она не может даже смотреть на них. Ведь они могут оказаться монстрами, страшными, дикими, сильными и их нельзя остановить, от них нельзя скрыться. Она рассказывала, она предупреждала, но никто ей не верит. Только мама. Мама ей верит и увозит далеко-далеко, где его нет. Но она-то знает, что нет спасения, нет возможности скрыться от этого исчадия ада. Нигде. Он найдет ее, обязательно найдет. Он не отпустит свою добычу. Жуткие глаза монстра нашли ее еще в порту, вонзились, словно острые стрелы. Она прижалась к матери, вцепилась руками в нее, как в детстве, когда боялась грозы, стала рассказывать, что он здесь. Они спрятались в самой скромной каюте, где никто не смог бы найти, но страх не отпускает. Никак не хочет отпускать…
Скрип двери кажется зловещим, он пробирает ее до самой глубины души. Девушка со страхом вскидывает лицо, чтобы посмотреть, кто вошел... Она думает, что это мать снова принесла горькие лекарства, которые настойчиво вливает ей в горло, чтобы она спала хотя бы немного. Крик вырывается из горла. Это не мать, это какой-то незнакомец, мужчина. Она кричит во весь голос. Отчаянно, пронзительно, отползая к самой стене, не отводя взгляда от того, кто вошел в каюту. Он тоже хочет крови, он опасен, он мужчина, и она не может убежать. От собственного визга становится еще страшнее, и он прерывается всхлипами и мольбой не подходить. Но разве остановят его мольбы? Девушка вжимается в стену, с ужасом смотря на мужчину...

...