Фёкла Гогенцоллерн: 06.12.17 15:22
эля-заинька: 07.12.17 05:43
irusha: 10.12.17 10:53
Ир: 10.12.17 21:19
LuSt: 13.12.17 08:43
Мы с Фортюной вошли в бальный зал, когда часы как раз отбивали девять ударов.
— Графиня де Монрев! — объявил глашатай.
Его голос потонул в гуле музыки и разговоров, но по толпе прошел шепоток.
Потребовалось некоторое время, чтобы весть о моем появлении разнеслась по залу. Фавриэль не солгала: костюмы на Средизимнем балу этого года изобиловали роскошной отделкой. Женщины, облаченные в многослойные одеяния, двигались неповоротливо, словно торговые суда; мужчины по части перегруженности от них ничуть не отставали. Лица под масками одно за другим поворачивались в мою сторону.
В меня впились сотни взоров, но вот публика передо мной расступилась, и открылся проход по мраморному полу. В Доме Кактуса нас учили двигаться подобно гибким ивам, грациозно колыша руками и гордо держа голову. Я вспоминала эти уроки, пока шла по огромному переполненному залу, разглядывая толпу из-под вуали. В своем облегающем алом платье с привязанными к запястьям лентами я чувствовала себя полуголой. Шествующий рядом со мной черно-бархатный Фортюна являл собой образец красоты без украшательства.
А за спиной шептались люди, увидевшие мой выставленный напоказ туар.
О да, бальный зал Дворца той ночью утопал в великолепии. То было просторное помещение с двумя рядами изящных колонн. Три стены украшала чудная фреска работы Ле Кавайона, изображавшая Благословенного Элуа и его Спутников за трапезой, а темно-синий потолок цвета полуночи усеивали золотые звезды. В центре зала стояло искусно выкованное из бронзы дерево, с простертых ветвей которого на шелковых нитях свисали всевозможные лакомые плоды: яблоки, груши, фиги, финики, хурма, сливы, персики и многие другие, мне неведомые.
В дальнем конце, у стены, где на фреске резвились Элуа, Кассиэль и Наамах, был возведен небольшой горный утес с глубоким гротом, в котором музыканты, изображавшие эллинских муз, наигрывали нежные мелодии. Лампы внутри полых матовых столбиков, расставленных по залу, источали приглушенный свет. С потолка гигантскими соцветиями свисали люстры с подвесками из разноцветного стекла… Казалось, здесь творится праздник лестных фей. В жаровнях курились благовония, а композиции из хвойных веток добавляли в воздух резкий чистый аромат.
— Федра! — Исандра де ла Курсель, королева Земли Ангелов, прошла мне навстречу сквозь толпу, преследуемая бдительными кассилианцами. Как и следовало ожидать, она оделась Снежной королевой: в многослойный наряд из белой газовой ткани, расшитой бриллиантами. Лицо ее закрывала лебединая маска Дома Курселей, волосы прятались под элегантным капюшоном, а из-под белых перьев маски сверкали фиалковые глаза. — Я бы, наверное, не узнала тебя под вуалью, дорогая, но открытый туар... Впрочем, ты ведь предупреждала. Позволь поинтересоваться, кого ты сегодня изображаешь?
— Мару, — ответила я, поднимая руку, чтобы взмахнуть алыми лентами. — Дочь Наамах, зачатую от убийцы и ставшую служанкой Кушиэля.
— Прекрасное попадание в редчайший образ, — похвалила Исандра. — Что ж, кузиночка, как и подобает в подобном случае, я тебя приветствую и дозволяю следовать твоей цели; так что никто не посмеет упрекнуть меня в недостаточном почтении к служению Наамах. — С непринужденностью человека, рожденного, чтобы повелевать, она, почти не глядя, взяла рюмку с отрадом с подноса, услужливо подставленного слугой. — Отрады! — пожелала Исандра, тостуя. — Пусть Самая долгая ночь пройдет быстро и вернет нам свет.
— Отрады, ваше величество. — Я тоже взяла рюмку и с поклоном выпила.
Слуга задержался, когда Исандра пошла дальше, и протянул поднос Фортюне. Тот одним махом заглотнул пряный напиток, но тут же поперхнулся.
— За Самую долгую ночь, шевалье! — рассмеялась я, чувствуя, как кровь в жилах побежала быстрее. — Танцуешь, Фортюна? Никогда тебя не спрашивала.
— Испытайте меня и узнаете, — подмигнул он, поставил обе наши опустошенные рюмки на поднос подвернувшегося слуги и поклонился, приглашая меня на танец.
Фортюна оказался неплохим танцором; я тоже не утратила умения следовать за партнером. Уверена, мы хорошо смотрелись вместе: алый шелк моего платья льнул к его статной фигуре в черном бархате, словно пламя к горящему стволу. Я видела, как в наши стороны поворачивались головы, и слышала, как при виде туара люди шептали мое имя. Выбитый на моей спине затейливый узор стал чувствоваться неожиданно остро, будто инструмент туарье только что впрыснул чернила мне под кожу.
Когда танец закончился, я краем глаза заметила пробирающегося в нашу сторону мужчину в костюме Морского Отшельника. В лоскутном зеленовато-голубом одеянии и полумаске с густой седой бородой узнать его не представлялось возможности.
— Федра но Делоне, — поприветствовал он меня вежливым, но теплым тоном. — Твой костюм тебя сразу выдает.
— Как и ваш голос вас, милорд де Фурсэ, — улыбнулась я.
Каспар Тревальон, граф де Фурсэ, хохотнул и обнял меня.
— Элуа, дитя мое, как же я рад видеть тебя в добром здравии! По вкусу ли тебе пришлась жизнь титулованной особы?
— Делоне она подошла бы больше, милорд, но я стараюсь свыкнуться, — честно призналась я.
После того как отец отрекся от него, Анафиэль Делоне де Монрев не смог получить титул, для которого был рожден; по иронии судьбы он перешел ко мне.
Хотя пока не нашлось оснований исключить Каспара из списка подозреваемых, я никогда не сомневалась, что его дружба с моим наставником была искренней, как и приязнь ко мне. И я без задней мысли поинтересовалась:
— Расскажите, как дела у вас?
Пока мы с графом беседовали, высокая женщина в костюме пастушки — правда, по-моему, обилие топорщащихся рюшей распугало бы любую отару овец — пригласила Фортюну на танец, слегка поманив рукой. Он вопросительно глянул на меня, и я кивнула.
— Ты сегодня без своего кассилианца, — заметил Каспар.
— Он предпочел Средизимнему маскараду бдение в Храме Элуа.
— Жаль, что сегодня не повидаемся. Гислен тоже огорчится. Он питает глубокое уважение к юному Жослену, — улыбнулся Каспар. — Как и я. Хотя, признаюсь, когда Делоне решил приставить монаха-кассилианца к служительнице Наамах, первой мыслью было, что он спятил.
— Я тогда тоже так подумала, — рассеянно отозвалась я, разглядывая толпу. — Милорд де Сомервилль здесь? Нет, погодите, не подсказывайте. — Я углядела высокого широкоплечего мужчину в маске цапли и девушку в парной маске рядом с ним. Они беседовали с кем-то определенно мне незнакомым. — Вон он, под фреской с Аззой, и с ним, наверное, Бернадетта.
— Она самая, — удивленно кивнул Каспар Тревальон. — Не знал, что вы с ней встречались.
— Нет, мы не знакомы. Я видела ее на суде. — Скользкая тема: на пару с отцом Бернадетту де Тревальон отправили в изгнание за государственную измену, хотя она и не участвовала в заговоре своей матери. Исандра вернула ее из ссылки, чтобы выдать замуж за Гислена де Сомервилля, многообещающего сына королевского главнокомандующего. Вуаль позволила мне исподтишка разглядеть их спутника, но узнать его не получилось. Даже его костюм — элегантный пурпуэн в полоску с пышными рукавами, пестрые шоссы и маска с длинным носом — не поддавался узнаванию. — Каспар, а кто это с ними?
— О, — улыбнулся он. — Это, дорогая моя, Северио Стрегацца, старший сын Марии-Селесты де ла Курсель Стрегацца, внук дожа Серениссимы и нашего принца Бенедикта. Хочешь познакомиться?
— Да. — Я взяла его под руку. — Очень хочу, милорд.
Каспар Тревальон тут же подвел меня и представил. Обменявшись теплыми приветствиями с Гисленом и раскланявшись с его женой — конечно, я не сказала Бернадетте, что наблюдала, как ее приговаривают к изгнанию, — я наконец оказалась лицом к лицу с юным, всего на пару лет старше меня, лордом из Серениссимы.
— Очарован, графиня, — пробормотал он на ангелийском с выраженным акцентом, но угрюмый тон обесценил любезные слова до пустой дани вежливости. Северио потеребил накрахмаленный кружевной воротник. Вблизи были заметны бисеринки пота на его лице, свидетельствовавшие, что в этом костюме ему жутко неудобно. Родившийся и выросший в Серениссиме, бедняга явно чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку, окруженный чистокровными ангелийцами, не мог не осознавать ущербности своей смешанной крови. Он смерил меня пристальным раздраженным взглядом и резко добавил: — Вы очень красивы. Полагаю, мы связаны какими-то родственными узами?
— Вовсе нет, принц Северио, — покачала я головой. — Милорд Анафиэль Делоне де Монрев из Сьоваля удочерил меня, и в результате я унаследовала его родовой титул. Мы с вами ни в коей мере не родственники.
— Какое облегчение. — Он, нахмурившись, снова потеребил воротник. — Чуть ни каждый знатный ангелиец из тех, кого мне представляли, утверждал, будто так или иначе связан родством с королевским Домом. В голове не укладывается.
— Да, это нелегко усвоить, кузен, — добродушно поддержала его Бернадетта. — Я сама росла, до конца не понимая, кто кому кем приходится, и годами пыталась разобраться в хитросплетениях генеалогических древ потомков Благословенного Элуа.
Северио Стрегацца одарил ее сердитым взглядом. Трудно было его винить за досаду и неловкость: на этом балу, среди высокородных ангелийцев, жесткие кудри и грубоватые черты лица уроженца Серениссимы без слов говорили о низкопробной примеси к драгоценной крови потомков Элуа, доставшейся ему от деда, Бенедикта де ла Курселя — двоюродного деда Исандры.
— Твое происхождение видится мне безупречным, кузина.
— Видимость может быть обманчивой. — Гислен покровительственно приобнял жену за плечи. Хотя он выглядел спокойным, запах яблок, отличительная черта Дома Сомервиллей, прямых потомков Анаэля, выдавал его напряженность. — Из-за своего происхождения моя жена познала предательство и изгнание, принц Северио. А наше герцогство утратило суверенность, которую вернет, только перейдя к нашим детям. Смею сказать, вам ничего подобного переживать не доводилось.
— Тем не менее, кровь себя показывает, — пожал плечами Северио и насмешливо фыркнул: — Потомки Элуа и его Спутников! В Серениссиме это пустой звук. Вы не знаете, каково это.
— Может быть, вы нам расскажете, милорд? — предложила я.
— И за какую цену вы станете изображать живой интерес? — рявкнул Северио, хватая меня за запястье. — Слыхал я, графиня, кому и как вы поклялись служить! В Серениссиме куртизанки знают свое место.
От цепкой хватки рука заныла, в грубом нажиме его пальцев я почувствовала снедающую его ярость, желание ударить по всему ангелийскому, по нашей манере смотреть свысока на бескультурье чужаков. Кровь зашумела в ушах, отзываясь на гнев Северио, и я взглянула ему прямо в глаза сквозь дымчатую вуаль.
— Да, милорд, я служу Наамах. И за определенную цену готова не изображать ничего.
Повисло неловкое молчание; думаю, Каспар, Гислен и Бернадетта не поняли, что происходит на их глазах. Но я-то отлично все понимала, как и молодой Стрегацца. Если выбрать единственное, чем я могла бы гордиться при моем призвании, то только способностью выносить безошибочное суждение о возможном любовнике и легко угадывать тех, кто с радостью примет мои дары. Северио Стрегацца определенно до них дозрел. Помедлив, он фыркнул и разжал пальцы.
— Мне бы не помешал бокал наливки, — бросил он и, не прощаясь, отошел.
— Какой странный персонаж, — пробормотал Каспар Тревальон, провожая его взглядом. — Федра, что тебя в нем привлекло?
Я не могла объяснить ему пристрастия ангуиссетты, равно как и не смела предать гласности свои подозрения в отношении Мелисанды Шахризай и семейства Стрегацца — настоящего змеиного гнезда. Вместо этого я улыбнулась:
— Мне хотелось бы узнать побольше о Серениссиме. Уверена, в этом вопросе он дока.
— Как скажешь, — медленно произнес Каспар, с сомнением глядя на меня.
Следовало что-то придумать, дабы ослабить его подозрительность; Каспар Тревальон, приходясь Делоне одним из ближайших друзей, легковерным глупцом точно не был. Но тут, по счастью, моего обнаженного плеча коснулась женская рука, и я повернулась к паре подвыпивших гостей в костюмах Дианы и Аполлона, эллинских божеств луны и солнца.
— Скажи мне, служительница Наамах, — хихикая, обратилась ко мне дама из-под перекосившейся маски на миловидном лице, — чей образ воплощает твой костюм? Мы с братом тут поспорили…
Я склонила голову и подняла руки, позволив алым лентам пламенно заструиться от запястий к плечам.
— Перед вами Мара, миледи, дочь Наамах и служанка Кушиэля.
— Я же тебе говорил! — с пьяной радостью воскликнул ее спутник.
Женщина снова засмеялась и коснулась кончиками пальцев моей вуали. Она стояла так близко, что я ощущала тепло ее тела и сладковатый запах отрада в ее дыхании.
— Значит, мне придется заплатить за проигрыш, — прошептала она. — Мы уже договорились о ставке. Когда получишь мое предложение, помни, что на кону долг чести.
— Миледи, — кивнула я, борясь с головокружением. — Я запомню.
Они, хохоча, проследовали дальше. Каспар Тревальон покачал головой. Костюм Морского Отшельника прибавлял ему возраста и мудрости.
— Делоне бы тобой гордился, как мне кажется.
— Надеюсь… — Как жаль, что в обличье Мары нельзя было пользоваться веером; мне бы не помешало немного охладиться. — Милорд, сейчас время радоваться, так давайте пить отрад. Вы же навестите меня, прежде чем уедете из Города Элуа? Мне бы доставило удовольствие предложить вам свое гостеприимство, пока вы здесь.
— Непременно, — кланяясь, пообещал Каспар.
Фёкла Гогенцоллерн: 13.12.17 14:24
Magdalena: 13.12.17 15:40
Margot Valois: 13.12.17 15:53
эля-заинька: 14.12.17 05:31
Ир: 16.12.17 20:41
LuSt: 18.12.17 08:54
Кьяра: 18.12.17 23:26
Кьяра: 20.12.17 10:14
эля-заинька: 20.12.17 10:51