Святая жатва

- Я, - прошептала Гизела, не сводя глаз с побледневшего и осунувшегося лица брата. - Я сама пришла, оставила няню дома и пришла, - Гизела подошла к двери вплотную и положила ладонь на край окошка: может получится прикоснуться, хотя бы на минуту:
- Миль, как ты? - девушка задала вопрос почти одними губами - тюремщик, наверняка, слушает их разговор.
_________________

-Как ты узнала, где я? -спросил Михаэль. - Я потерял тебя из виду, когда мы выходили из собора, тебя и Марту, потом няня нашлась, но тебя нигде не было...


Михаэль попытался дотронуться пальцами до ее ладони, чтобы ощутить ее тепло. У него дрожали руки.
- Ничего, - ответил он, усмехнувшись, - провел ночь в этом гостеприимном помещении вместе с хвостатыми друзьями.
И добавил очень тихо:
- Меня пытали на дыбе...Кто-то написал на меня донос, будь он проклят...Та были сказаны ужасные вещи...
_________________

3-й день. Замок Гайервёрт. Подземелье.



- Няню проводила до «Льва и агнца» девушка, и она же сказала мне, что тебя арестовали, - коротко объяснила Гизела, отчаянно кусая губы, чтобы не удариться в слёзы второй раз. Лицо брата дрожало и расплывалось перед глазами,



но слова Михаэля обожгли Гизелу, словно кладбищенская крапива:
- Да, епископ сказал... что мы..., - лихорадочно зашептала девушка, едва не давясь словами, чтобы успеть рассказать всё – вдруг сейчас подойдёт тюремщик и выставит её прочь. – Но это ложь, тебя обязательно отпустят, - про неопровержимое доказательство Гизела говорить не стала. Милю это знать не надо.
_________________

3-й день. Замок Гайервёрт. Подземелье.

Вид камеры навевала на Авианну печаль. Когда-то, очень давно, ей доводилось ночевать и в более ужасных условиях. Но сама она еще никогда не чувствовала себя так удручающе. Гейлел отказался проводить её к реке, как она его не уговаривала. Этот день вымотал её до предела. Она чувствовала себя грязной не только снаружи, но и внутри.

Разве есть её вина в том, как мужчины на неё реагируют? Или ей стоило запереться дома и не высовываться на улицу никогда? Или уйти в женский монастырь?

Девушка горько усмехнулась. Помолиться что ли о достаточном количестве воды, что бы смыть с себя этот день?

Дверь в камеру отворилась.
_________________

Ристалищное поле - Тюрьма Бамберга



Из размышлений Андреаса выдернул грубый оклик: «Чего расселся! А ну, встань!» Он вздрогнул и поднял взгляд – над ним стояли два человека, люди епископа, в плащах с изображением католического креста. Недоумевая он поднялся с земли, ему тут же заломили руки за спину: "Вы арестованы."

-Но, - попытался возразить Андреас.
-Палачу будешь оправдываться, - увесистый тычок в спину заставил сделать несколько шагов. - Иди. Некогда тут с тобой время тратить.
-Я не понимаю, за что? - не сдавался лютнист, понукаемый своими конвоирами.
-Посмотрите на него: как епископа хулить, так он первый, а как ответ за свои богомерзкие стишки давать, так он не причем. Иди быстрей, так с тобой и на ярмарку не попадешь.

Так, сопровождаемый тычками в спину, Андреас брел по улицам Бамберга, ловя на себе любопытные, испуганные или презрительные взгляды прохожих. Он не чувствовал за собой вины и вглядывался в лица, надеясь на спасительную помощь. Но все в итоге отворачивались от него, как он сам отвернулся от такого же схваченного молодого человека днем раньше.

Впереди перед ним вырастала мрачная громада епископской тюрьмы и он с каждым шагом к ней приближался, падая духом, не видя спасения.

Андреаса втолкнули в камеру, следом бросили лютню, и дверь с лязгом захлопнулась.
_________________

Таверна, 3 день

После беседы с фрау Кертль Ансельм был как выжатая досуха тряпка. Он редко встречал настолько нудных, самоуверенных, болтливых дам. Он жалел ее мужа, ее сыновей, ее слуг и служанок, но гораздо больше - самого себя.
Однако жизнь диктует свои законы, а деньги нужно отрабатывать.

Поиски начались.

Одиннадцать утра, кухня.
"Не понял, герр Раух, как я мог подняться в комнату дамы? Я тут работаю не покладая рук, как вьючная кляча! Я у хозяина уже дважды требовал прибавки к жалованью, а он, скотина, все приговаривает: не нравится, увольняйся!" Повар.

Полдень, конюшня.
"Господин хороший, да откуда ж мне знать, куда эта жирдяйка сунула свои вещички? Нет, в стойлах ничего не находил, ни порванной цепочки, ни подвески золотой... Да если бы нашел, сразу отнес хозяину, а он ей вернул. Вы что, сомневаетесь в моей честности?" Старший конюх.

Час дня. Голубятня.
"Гы-ы, хорошенький господин, меня Ханна звать, я вам горшок с утреца приносила. Вы куда?.." Служанка-ходячий кошмар.

Два часа, после обеда и пары кружек пива. Хлев.
"Кто-то тут наколдовал мне на двух коров порчу! Поймаю - сразу подвешу кверху ногами, и палача не позову! Ах, проклятые бесовки, такие коровки гладкие были да дойные, а тут прямо одни кожа да кости остались. Что? Подвеска? Да вы с ума посходили все, что ли, мне золото только в мечтах и во сне виделось!" Скотник.

Три часа, усталый и злой, где-то в районе внутреннего дворика, у поленницы.
Дал пинка коту, тащившему с кухни голову леща. Выслушал мат и от кота, и от повара, обнаружившего пропажу. Перекрестился и отматерил в ответ. Погрозил кулаком. Проследил за котом, кляня себя за глупость. Потом за вороной, у которой в клюве что-то блестело, даже на крышу залез по приставной лестнице. Снова обругал себя за глупость, поскользнувшись на помете вороны и ее семейства и едва не загремев вниз на камни, слез и отдышался.
Попросил у повара по-дружески пива, выпил на брудершафт, расцеловался, прослезился. Сказал, что Ханс - прекрасный человек и отличный повар, в ответ был приглашен на воскресный обед в его доме.
Поднялся к себе, сполоснул голову в тазу холодной воды. Подумал, на кой ему вообще сдалась эта фрау Кертль.
Да, даже Сын серафимов порой делает ошибки...

Сползая по лестнице, Раух мрачно думал, что быть сыщиком - это хуже, чем быть охотником на ведьм. Гораздо хуже.
Он сел у входа и начал ерошить волосы и потирать висок в надежде придумать еще что-то полезное.


И тут появилась напарница.
- Только не говори, что все чисто, - устало выдохнул Раух. - Я готов побиться головой об стенку, Элль. Либо тут одни святые работают и живут, либо фрау Кертль все примерещилось и подвеска лежит на своем месте.
_________________

Михаэль кивнул, чтобы успокоить ее, но сам он вовсе не был так уверен. В лучшем случае затребуют денежный залог, а после отпустят, если не найдут других причин держать его здесь. В худшем - сгниет здесь...
- Не говори ничего Марте, хорошо? - попросил он сестру. -Она будет волноваться, если узнает, где я нахожусь. Не самое лучшее место на земле. Помолись за меня, Гизела, когда вернешься домой. А я буду молиться за тебя.
Он снова дотянулся до ее руки и осторожно погладил.
-Видит бог, Гела, если я выйду отсюда живым, то разыщу мерзавца, который сочинил эту подлую бумагу! Кто бы он не был, теперь он мой враг.
-Эй, заканчивайте болтовню, - тюремщик подошел ближе. -Герр Райхард будет зол, если увидит, как вы тут милуетесь...
Михаэль сжал руку сестры и прошептал:
- Береги себя, Гела. Если тебя будут допрашивать, стой на своем - ты невиновна!
Тюремщик оттолкнул Гизелу и запер окошко. В камере сразу стало темно. Михаэль бросился на соломенный тюфяк и в отчаянии стал бить кулаком.
_________________

Лисберг. Утро третьего дня. Ближе к обеду

Сэр Гейлел смотрел в окно в ожидании приезда Его Святейшества.

Из-за туч выглянуло солнце, даря радость всему живому на земле. Дул легкий ветерок - редкость в эту холодную пору года. Дети вывалили во двор и резвились, наслаждаясь последними теплыми деньками перед зимними месяцами.

А рыцаря Гейлела все неимоверно раздражало. И не только бессонная ночь была тому виной.

Он не мог понять, как могло произойти так, что ведьминские чары полностью лишили его воли. Как пульсирующее желание чресел смогло затуманить разум так, что он готов был наплевать на все, что было ему дорого, и взять девку да хоть бы силой, если вздумала бы отказать.

Как не смешно было признать, но ведро помоев, вылившееся им на голову, было его спасением.

А эта мерзавка еще молила его отвести ее искупаться в реку! Наивная. Второй раз Гейлела в эту ловушку не заманить.

Но он не успел. Из-за клятой ведьмы он упустил ее. Снова.

Делайла. Милая Лайли. Девушка, которая так трогательно и с доверием смотрела на него. Не помня разумом, но вспоминая сердцем.

А он оставил ее одну.

И ради чего?

Чтоб чуть не лишиться из-за своей самоуверенности будущего? А может хотелось через всю ярмарку идти с запахом, недостойным рыцаря Ордена, чтоб все люди оборачивались и отходили, как от прокаженного? Или ему очень хотелось смывать с себя смрад в ледяной воде реки, в мокрой одежде идти целую ночь пешком в Вальсдорф, искать дом фройляйн Делайлы, потом, в страхе не найти ее там, придумывать предлог, чтобы постучать, а найдя его, будить служанку еще до рассвета, расспрашивать с целью убедиться, что она цела и добралась благополучно? Ради всего этого?

Но вот вдалеке показался конный отряд. Впереди ехал рыцарь Ульрик. Но кто это рядом? Неужто Его Сиятельство решил приехать верхом?

Сэр Гейлел не мешкая вышел навстречу приезжим. Предаваться самобичеванию больше не было времени.


Она здесь.

"Теперь я тебя ни на шаг от себя не отпущу!"

Только он хотел поздороваться и поцеловать нежную ручку девушки, как она, не обращая на него никакого внимания, подбежала к Его Сиятельству и окружила его своей заботой.

Такого приема он не ожидал.
_________________

3-й день. Обед. Лисберг.


Сразу после завтрака уехать не получилось, и каждую минуту я волновалась, что стражники явятся сюда и увезут меня и отца в темные казематы. Но у соседки начались роды, и больше просто не нашлось никого, кто мог бы помочь.

Когда мне передали новорожденного, мне вдруг стало нехорошо, поэтому и удалось сбежать раньше времени в Лисберг. И как оказалось, я мога ещё задержаться.

- Добрый день, я по личному приглашению Лотара Франца фон Шёнборна.

Меня проводили в светлую комнату и оставили одну. А через час, или около того, двери распахнулись и вошел сам епископ.

Однако тело моё опередило узнавание лучше всяких слов сказав, кто ещё находится в комнате.

Потом заметила рану на голове Его Святейшиства, которая покраснела и распухла. И бросилась хлопотать над ним, чувствуя между лопаток зуд от жгучего взгляда. Но я продолжала игнорировать его, стараясь всю себя сосредоточить на его Преосвященстве. Закончила бинтовать обработанную рану, но с места не сдвинулась, и на вопросительный взгляд епископа пояснила, что не могу уйти так рано. Что нужно понаблюдать за воспалением и организмом в целом.


Я боялась посмотреть в сторону двери, там, где каменным изваянием застыл Гейлел. Я всё ещё видела его разговаривающим с Раухом. А теперь к нему прибавился какой-то едва уловимый аромат. Я не могла его определить, но по какой-то причине он меня раздражал. Но сейчас мне хотелось держаться от него как можно дальше.

Поэтому не глядя на рыцаря я стала отступать в сторону окна, так чтобы меня закрывал епископ и хозяин замка.

Но даже так я ощущала его взгляд так, словно Гейлел держал меня за руку.

Однако больше я не собиралась поддаваться на его лживые слова. Вчерашний вечер показал, что обещаниями мужчин, даже рыцарей, даже таких красавчиков, от которых дыхание перехватывает, верить нельзя. Все они красиво поют, а когда выходит не так, как хотят сразу меняются.
_________________

Лисберг, епископство Бамберг. Вторая половина дня.


Рыцарь фон Лихенштейн взял с собой несколько человек и пошел выполнять приказ.

- Делайла, дитя мое, спасибо тебе за помощь. Мне на самом деле стало лучше! – Лотар старался не смотреть на нее, уж слишком многое она в нем растревожила.




- Хорошо, Лайла, ты можешь остаться, - мягко ответил ей епископ. – Я думаю, что не могу отвергнуть твоих услуг, так как нуждаюсь еще в них.

Барон все это время находился недалеко и тихо разговаривал с каким-то мужчиной. Лотар решительно направился к нему:

- Сэр Лисберг, проводите меня в свою часовню, мы побеседуем там.

Переступив порог церквушки, Лотар сразу понял, что обвинение, выдвинутое против барона правдиво.
Внутреннее убранство здесь сильно отличалось от католической церкви. Во всем виднелась простота. Алтарь был вообще не украшен и представлял собой обычный стол. Правда, здесь были распятие, лампады и свечи, но почти не было картинных изображений.

- Сэр Лисберг, вы отказались от канонного оформление своей церкви? – задал Лотар свой вопрос.

- Господь хочет видеть чистоту нашего сердца, а не богатство церкви, - ответил барон, и процитировал: - “Ищите же прежде Царства Божия и правды Его” (Матф.6:33).

- Но у вас почти нет святых изображений!

Лисберг высокомерно ответил:

- Это все идолопоклонство. Мы должны обращаться к Богу не через идолов. Сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:10)

Лотар поморщился. Уже не впервые он говорит с еретиками и знает, как трудно вести с ними беседу:

- Барон, вы знаете, что на вас поступил донос? Вы ведете нечестивые речи и сворачиваете с праведного пути своих подданных. Подданных, которых доверил вам Бог.

- Я не учу своих людей ничему противозаконному. Они хорошие христиане, - ответил Лисберг, - чтут Бога и живут по заповедям.

- Но вы хоть понимаете, что искажаете канонные принципы христианства? – епископ пока еще сохранял спокойствие.

- С чего вы взяли, Ваше Преосвященство? Иисус оставил нам заповедь, по ней мы и живем. "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею. Это первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки". ( Матфея, гл. 23, 35-40)

Лотар увидел, как в церковь вошли Магистр с рыцарями – по-видимому, народ уже собрался. Он решил дать еще один шанс сэру Лисбергу:

- Основой нашей церкви являются семь Таинств, вы же отрицаете почти все Таинства, кроме крещения (во имя Отца и Сына, и Святого Духа), причастия и исповеди.

- Да, это так! - вызывающе ответил тот. - Крещение, причастие и исповедь важны, без остального можно обойтись. Так как в этих трех Таинствах заключено и то, что вы выделяете в отдельные.

«Нет, этого уже не исправишь, - подумал Лотар. – Как у них, еретиков, получается, пользуясь словом Божьим, искажать истину? – задал он себе вопрос и тут же ответил: - Да потому что их учитель – дьявол. Язык его лжив, не будешь осторожным, попадешь в его сети».

- Барон! - громко произнес епископ. - Ты обвиняешься в сговоре с Сатаной, с целью отвратить людей от истины. Ты будешь лишен своих земель и титула и сожжен на костре. Магистр, - обратился он к Ульрику, - уведите его!

«Боже, как я устал!» - подумал Лотар, идя вслед за ними во двор.

Люди, собравшиеся там, увидев, что их хозяина ведут со скрученными руками и запихивают в крытую решеткой телегу, начали роптать. Наиболее смелые выкрикивали угрозы и даже попытались освободить барона. Рыцарям пришлось потрудиться, чтобы скрутить наиболее дерзких. Их подвели к епископу и заставили встать на колени.

Лотар обратился ко всем жителям крепости:

- Ваш хозяин погряз в ереси и вас отвратил от пути Божьего! Пока не поздно, возвращайтесь в лоно истинной церкви! Мы подумаем, кому отдать этот замок и титул. Вы же, - Лотар посмотрел на каждого из схваченных бунтарей, - будете наказаны. Отхлестать их плетьми, тридцать ударов каждому, а кто ввязывался в драку - сорок, - отдал он приказ Магистру.

Процедура наказания продлилась до позднего вечера. Бунтарей одного за другим привязывали за запястье, вытянутых над головой рук, к столбу и били плетью, сделанную из короткой, немногим больше фута длины, толстой деревянной рукоятки, к которой был прикреплен плетеный кожаный столбец, также чуть больше фута, с медным колечком на конце; к этому колечку был привязан ремешком хвост, около двух футов длины, сделанный из широкого ремня толстой сыромятной кожи, выделанного желобком и загнутого на конце когтем. Этим-то хвостом, твердым как кость, наносились удары. Каждый удар пробивал кожу, кровь лилась ручьями, кожа отставала кусками, вместе с мясом.
Наказание совершалось весьма медленно и требовало большого напряжения сил, поэтому исполнители время от времени менялись.

Жители поначалу тихо роптали. Но потом наступила тишина, нарушаемая лишь стонами наказуемых. После наказания их оттаскивали в сторону и оставляли там. Никто не смел подойти к ним, потому что боялись вызвать на себя гнев инквизитора.

Когда, наконец, все закончилось, Лотар встал со стула, на котором сидел, пока шел суд, и тихо сказал:

- Это будет вам уроком. Вернитесь к истиной вере. Иначе в следующий раз не отделаетесь только плетьми.

Затем обратился к Магистру и Гейлелу:

- Сегодня мы переночуем в монастырском уделе в Оберхайде, готовьтесь к отъезду.

Лотар пошел со двора. Никто из жителей не шелохнулся, женщины прижимали детей к своей груди и закрывали им лица ладонями, старики смотрели невидящими глазами перед собой. Лотар не чувствовал никакой вины: ведь он выполнял поручение Папы. Но его мутило от запаха крови. Место у пыточного столба стало красным. «Господи, огради меня от кошмаров этого дня», - подумал он, взбираясь на лошадь и отправляясь в путь.
_________________

Таверна в Бамберге
3 день



Не успела девушка ответить, как к ней подошел мальчик-посыльный:

- Эллеонор Брётхен? Вам письмо от фройляйн Тересии.

Взяв протянутый к ней лист она прочитала:



- "Вот упрямая девица!" - немного раздраженно подумала Элли и, попросив лист и перо у мальчика, быстро написала.



Отправив мальчика обратно, она сказала:

- Ни то, ни другое, мой дорогой наставник. Подвеска была действительно утеряна, но слуги просто ее не нашли. Возможно я думаю о людях плохо, но если бы они нашли, то их бы уже здесь не было.

Закончив она протянула ему ладонь, на которой тускло блистела пол слоем пыли драгоценная находка:

- Ну и кто здесь сыщик, а? - лукаво ухмыльнулась блондинка. - Ты даже себе не представляешь, где я ее нашла.
_________________

3-й день. Замок Гайервёрт. Подземелье.



- Не скажу, - пообещала девушка. – Я постараюсь придумать что-нибудь убедительное для няни. И открою лавку, иначе пойдут разговоры.



- Обязательно выйдешь, - Гизела сжала пальцы, удерживая руку брата. – А доносчика пусть ищут люди Его Преосвященства. Так будет лучше.
Окрик тюремщика застал девушку врасплох: Гизела осталась бы здесь до тех пор, пока Михаэля не выпустят, но она должна была вернуться.



- Я буду тебя ждать, - прошептала Гизела и, бросив последний взгляд на брата, перед тем как тюремщик захлопнул окно, пошла к выходу.
_________________

Таверна - город, ближе к вечеру, 3 день

Пока Эллеонор писала ответ на полученное от Тересии письмецо, Ансельм рассматривал носы своих сапог и размышлял. Нельзя падать духом. Слишком рано он сдается, так или иначе, но подвеску найдет, даже если придется перетряхнуть таверну с крыши до подвалов.


Не веря глазам, Раух смотрел на ладошку девушки, где лежала...
- Подвеска!
Он протянул руку и взял вещицу, повернул так, чтобы узенький лучик солнца упал на камни. Они заискрились теплым блеском, будоража его сердце.
Восхитительно.


- Рассказывай, - приказал Ансельм, все еще любуясь на подвеску. - Ты просто молодец.

Выслушав перипетии ее поисков, Раух сунул подвеску за пазуху, встал и от души обнял напарницу.
- Девочка, тебе полагается ровно половина награды плюс еще доля лично от меня. Я тобой горжусь, ученье пошло впрок. Идем к фрау Кертль.

Фрау Кертль при виде вещи вскрикнула от счастья и стала обливаться слезами. Как выяснилось, в порыве радости ее голос звучал ничуть не более приятно, чем в порыве горя. Подавив желание заткнуть уши, Раух выслушал благодарности, забрал деньги и кивнул Элль на выход.

Он разыскал тавернщика и молча протянул кошелек, а получив условленную сумму, улыбнулся и крепко пожал тому руку.
- Спасли, просто спасли, мой дорогой, - герр Фляйш тряс ладонь Рауха. - Буду вас рекомендовать всем знакомым и друзьям.
- Рекомендуйте, - согласился Раух. - Это очень полезно - хвалить специалиста везде, где только можно.
- Отныне для вас в любое время комната по половинной цене, - продолжал Фляйш. - Помните - в Бамберге у вас есть надежное пристанище.
- Рад, - поклонился Раух. - А теперь, Эллеонор, давай-ка подышим воздухом.

Они пошли любоваться Бамбергом вместе. Эллеонор, как человек более юный, постоянно задавала вопросы, любопытничая. Раух отвечал.
Турнир, конечно, уже кончился. К ним приближалась группка музыкантов, отчего-то вид у них был озабоченный.
- Эй, - остановил их наемник. - В чем дело, ребята? Кто-то умер?
- Я бы сказал, кто-то может умереть вскорости, - ответил самый пожилой мужчина-лютнист. - Тут один паренек, Сакс, распевал неприличные песенки, ну, люди епископа его и загребли в кутузку.
Остальные зашумели: "Да, плохи дела... парню не повезло, факт".
Раух проводил их задумчивым взглядом. Внутри стало как-то тяжело и муторно.
- Эх, парень, что ж ты так... не поберегся, - сказал он больше себе. - Сидишь теперь в темной дыре небось, ждешь милости. А епископ человек суровый.

Он подумал и спросил у Элль:
- Слушай, а эта твоя Тересия, что живет у епископа, может завтра утром помочь встретиться с заключенным хоть на четверть часика? Он, конечно, дурень, не стоило так распускать язык, но все же помню, как он и его приятели меня подвозили. Добро нельзя забывать.

Сказал, и сам усомнился. Ты ли это, Раух-бродяга, тертый мужик? Или это твоя совесть заговорила некстати?
Вечно она просыпается невпопад.
_________________

Бамберг
Вечер 3 дня




- Хм, я думаю Тес сможет это устроить. Как пишет она в своем письме, епископ к ней очень хорошо относится. Возможно, даже сможем его вытащить, - задумчиво протянула Эллеонор, - Завтра с утра пойдем в замок.

Окинув окружающих людей долгим взглядом, она обратила внимание на стражу и рыцарей. Их стало больше, чем было до начала ярмарки.

- Бедняга! Сейчас каждого могут схватить, даже за такую мелочь, как текст песен. Раньше бы на это даже внимания никто не обратил бы.
_________________

Бамберг. Резиденция епископа - замок Гайервёрт
Сегодня все было как то иначе. Я измарала несколько листов, делая позорные ошибки, ставя чернильные кляксы и затирая готовые, еще не высохшие листы.
Бессмысленный труд мне вконец надоел, и я решила прогуляться по замку.
Я начала от библиотеки и заглядывала во все не запертые комнаты. Что же, увиденное я могла описать довольно емко – чудо роскоши и вкуса. Интересно, кто занимался интерьером, не сам же епископ. Многие комнаты являлись своеобразным хранилищем художественных коллекций.
Блуждая по пустынному замку я наткнулась на анфиладу парадных галерей. Все, что было здесь – потрясло меня до глубины души: арабески, Рафаэль, Лаокоорон… Медленно, очень медленно я продвигалась вперед, рассматривая все в мельчайших деталях. Анфилада вывел меня прямиком к парадной лестнице, её перила отливали золотом. Поднявшись на верх, я начала изучать эти комнаты, но на долго застряла в одной из них. Стены были украшены красным бархатом и золотом, массивная деревянная мебель. На первый взгляд эта комната была ничем не примечательна, но на второй…
_________________