Святая жатва

 » Святая жатва

Во времена тридцатилетней войны и антиреформации гонение на ведьм и колдунов в городе Бамберг достигло своего жестокого апогея. Более трехсот именитых людей и бесчисленное множество простых жителей были обвинены в колдовстве и связи с Люцифером. Подозреваемых держали в специальной закрытой тюрьме, жестоко пытали, а после приговаривали к мучительной смерти в “очищающем” огне.

***

Лотар Франц фон Шёнборн (Lothar Franz von Schönborn) стоял на возвышении в приемной зале загородной резиденции. Орлиным взглядом он окидывал всех присутствующих, желая прочесть все тайные мысли и скрытые желания каждого из своих чад.
Дождавшись полной тишины и внимания нескольких десятков последователей, откашлялся и уверенно начал:

- Все вы знаете, сколько сил я приложил, чтобы очистить нашу церковь от скверны. Но Дьявол не дремлет. Он проникает в наши дома. В наши сердца. Соблазняя. И отворачивая нас от истинного, светлого пути к Вратам Рая.
Накануне Дня Всех Святых он особо свирепствует. В этот святой для нас день вся его паства празднует Самайн. Это оскорбление и вызов для истинных христиан. С позволения Его Святейшества Папы, я получил неограниченные права для уничтожения колдовства и ереси на вверенных мне землях.
Сим приказом, я учреждаю Орден Креста, который будет повиноваться непосредственно мне. Орден, который поможет очистить наш город от ведьм и иной нечисти.

Неторопливым жестом фон Шёнборн свернул свиток и положил на стол перед собой.
Мгновение спустя указал перстом на дверь и торжественно произнес:

- Идите, дети мои. Идите и принесите мне на жертвенный костер еретиков, которые не признают нашу святую церковь и не выполняют ее предписания, предпочитая вместо этого предаваться колдовству и блуду с Князем Тьмы.

***

Они стояли во тьме над адской пропастью. Наблюдая. И радуясь увиденному.

Внизу бурлила огненная лава, немилосердно сжигая грешные души. Глухой вой и страдальческие вопли раздавались над бездной, многократно отражаясь и, тем самым, усиливая их звучание.

Музыка. Вечная музыка адских мучений ласкала слух собравшихся. Умиротворяя. И даря истинное наслаждение.

***

Он стоял в тени. Никем не замеченный. Забытый. Одинокий.

Наблюдая. Мечтая о возмездии.

Он вспоминал все нанесенные ему обиды и унижения. Желчь ядом разливалась в его крови, а глаза сверкали от с трудом сдерживаемой ярости.

Было время, они дружили. Три друга. Три сильнейших представителя Ада. Им не было равных ни на земле, ни в преисподней. А потом… потом он стал лишним. Гонимым. И презираемым.

Он тысячелетиями вынашивал свою месть. Терпеливо ждал и искал слабое звено в их жизни. С вечной целью – отомстить.

И нашел.

Время действия: с 29 октября по 3 ноября, в прошлом - 16** год, в настоящем - 2016 год
Место действия: г. Бамберг и близлежащие окрестности, Германия

Важно! Поскольку действие игры разворачивается в 16** году в Германии, перед началом игры прочтите краткую историческую справку по этому времени. Также для вашего удобства выложены конспекты некоторых исторических изданий:
Мейкок А. "История инквизиции"
Канторович Я. А. "Средневековые процессы о ведьмах" (часть 1 и часть 2)

Жанр: мистика, приключения, драма, эротика
Рейтинг: 18+
Растяжка времени: 1 игровые сутки = 3 реальных суток
Продолжительность игры: 7 игровых дней = 21 реальные сутки
Сроки проведения игры: с 3 по 24 октября 2016 года

Карта локаций:

(кликабельно)

Замок Инквизитора - Лисберг - 2 км
Лисберг - Оберхайд - 9 км
Лисберг - Бамберг - 12 км
Лисберг - Вальсдорф - 5 км

Оберхайд - Вальсдорф - 11 км (можно сократить по лесу до 9 км)
Оберхайд - Бамберг - 20 км (так уж вышло, что Оберхайд - самая далекая деревенька у нас на карте)
Вальсдорф - Бамберг - 14 км

Важно! Перед началом игры в анкете в строке "Откуда:" укажите, откуда ваш персонаж, и продумайте, где он находится и куда пойдет (если пойдет), выберите способ его передвижения. Мгновенно перемещаться на большие расстояния персонажи не могут (кроме персонажей с определенными необычными возможностями, выбранными еще до начала игры). Описываем действия персонажа и окружающую обстановку только исходя из данной карты. Будьте готовы поправить свой пост после замечания Ведущего через личное сообщение, иначе - бан на одни реальные сутки (8 часов игрового дня).

В игру требуются персонажи:

Заявки на участие в Игре присылать мне.

Поскольку заранее точно знать, попадет ли ваш персонаж в лапы инквизиции/рыцарей ордена/охотников или нет, мы не можем, в заявке прошу указать, какую категорию пыток (точнее моральных и физических воздействий на вашего персонажа или вашим персонажем) вы сможете отыграть.
Расшифровка категорий дана ниже в спойлерах под значком с соответствующим цветом.
Важно! Применять воздействия к персонажу можно только те, которые перечислены в выбранной данным игроком категории (значки категорий указаны в подписи всех персонажей без исключения), иначе (после предупреждения Ведущим через личное сообщение) - бан на три реальных дня (один игровой день).

Обсуждение ролевых игр клуба "Подари открытку другу!" проходит здесь.

Напоминаю, для игроков ролевых игр клуба "Подари открытку другу!" действуют определенные правила поведения.

  Добавить тему в подборки

После Вальпургиевой ночи.

Бездна.
Бесконечный мрак.
Вечный голод и холод.
Леденящая серая мгла стелилась мягким ковром.
Вселяя животный ужас.
Суля боль и страдания.
Бездну боли и бездну страданий.

Напряжение, сковывающее тело Абаддона на протяжении всей ночи и не долгого пути домой, наконец спало. Бездна, словно живой организм, легко откликнулась на присутствие своего Повелителя. Холод стал почти нестерпимым для той, что стояла рядом. Будь Шалимар слабее, обжигающий воздух выжег бы всю ведьминскую душу, не оставив и следа. Но ей хватило сил с высоко поднятой головой встретить смертоносные объятия Бездны… и выстоять.

Размеры замка Абаддона поражали, а обилие слуг, поначалу, безумно раздражало ведьму. Некоторым особо рьяным дамам Шалимар довелось доказывать свою состоятельность, как спутницы хозяина Бездны. Ей пришлось выпустить наружу все самое темное, все самое низменное, что было в ее грешной душе. Пусть не сразу, но ведьму восприняли всерьез, и вскоре никто не смел перечить властительнице сердца Абаддона.

Повелитель Бездны вернулся к привычному укладу жизни, но отчего-то жизнь его стала интереснее. Абаддон с искренним любопытством наблюдал, как ведьма осваивается, подчиняет себе его приближенных, слуг и становится истинной хозяйкой Бездны. И хотя Шалимар родилась ведьмой, по своей натуре она была холодна и расчетлива. Под стать ему. Постепенно к первоначальным чувствам страсти и яростного желания примешивались уважение и несвойственная Абаддону нежность.

Тем временем в Преисподней стало намного жарче. Привычная жизнь после смерти у грешников изменилась. Жестокая и беспощадная королева Ада с особым усердием и наслаждением помогала венценосному супругу наказывать грешные души. Крики, переходящие в надсадные стоны, ритмичный свист хлыста и оглушительный рев адского пламени были сладкой музыкой для ушей Лилитии. Предоставленная Люцифером безграничная власть и вседозволенность сводили ведьму с ума. Но не только в этом была причина.

С той памятной ночи Лилития носила в себе семя Сатаны. Оно росло и все больше меняло ведьминскую сущность, подстраивая под себя. Постоянные перепады настроения, беспочвенная ревность к демоницам, переросшая в навязчивое желание контролировать все передвижения супруга, сделали свое дело. Интерес Люцифера к Лилитии угас, и Повелитель Ада стал избегать вечно недовольную и озлобленную на всех ведьму, чтобы в сиюминутном порыве не совершить непоправимое.

Чтобы воскресить угасший интерес супруга, Лилития прибегала к запрещенным, опасным не только для жизни, но бессмертной души, ритуалам. Рискуя всем ради внимания любимого. И в один из таких сеансов она, её подруга Шалимар и ещё две демонессы бесследно исчезли.

Первым заметил пропажу Абаддон, когда собрался возвращаться в свои угодья.

И кто бы мог подумать, что Преисподняя действительно может замерзнуть? Земля, щедро пропитанная кровью, задрожала. По воздуху разнесся запах смерти, а вслед за ним разгорелось ледяное пламя. Пожирая всех, до кого могло дотянуться, и оставляя после себя редкие алые всполохи. Чем сильнее разгорался огонь, тем плотнее все вокруг покрывалось льдом. И вскоре в северном крыле адова замка не стало ни одного существа, наделенного душой. Лишь ледяные фигуры напоминали о том, что эта часть замка была когда-то жилой.

Люцифер частенько скрывался от твоей благоверной у источника Адского пламени. Никто, кроме самого Повелителя Ада, не мог находиться там более пяти минут, не сгорев заживо. Идеальное место, чтобы побыть одному.

Огонь завораживал, пленяя своей неземной красотой. Светло-голубая, будто зеркальная, струя вырывалась ввысь из-под обугленной каменистой земляной корки Преисподни. Редкие почти незаметные оранжевые блики появлялись то тут, то там. Подзывая к себе. Обещая свободу от бренного тела и вечную жизнь бессмертной душе. И так легко было поверить, что стена живого огня это проход в иной мир. Мир покоя и гармонии. Так легко поверить… и обмануться.

Разъяренный Абаддон с легкостью разрушил с трудом обретенное Люцифером самообладание.

Королева Ада похищена. Кто посмел? Кто набрался наглости похитить беременную королеву Ада? И когда? Накануне Самайна, перед самым рождением законного наследника адского трона?

Весь Ад стоял на ушах в поисках предателя, который осмелился на такую дерзость. Но никто не смог найти даже малейшей зацепки, малейшего намека, чтобы понять, где искать пропажу. Люцифер искал даже на Земле, но и там безрезультатно. Не помогла даже их с Лилитией связь.

Они пропали, словно канули в лету.

Резиденция Инквизитора

Луч солнца скользнул в окно и задержался на лице епископа. Тот вздрогнул и проснулся, широко раскрыв глаза. Все его сознание было еще во власти сна, и он не хотел просыпаться. Ведь там он общался с посланником Бога. Все было так реально, что Лотар был уверен: он действительно общался с огненнокрылым ангелом - сон был пророческим.

«Лотар, - сказал ему ангел, - Господь увидел твое усердие! Ты избран, чтоб избавить церковь от врагов. В Ватикане знают об этом, и ты еще сегодня получишь одобрение в глазах Папы. После смерти ты будешь причислен к лику Святых и после Воскрешения возглавишь правительство Господа нашего на земле. Ты знаешь, что делать!»

Посланник был так прекрасен, что глазам было больно смотреть на него. Огонь его крыльев жег и слепил глаза. Такое бывает, когда пытаешься смотреть на яркое солнце. Даже после того, как он проснулся, резь в глазах не прошла. Лотар осторожно передвинулся к краю кровати и, спустив ноги на пол, нащупал домашние тапки. Перед слезящимися глазами все еще плыли разноцветные пятна. Прижав ладони к глазам, он надавил на них несколько раз, надеясь, что это поможет. Затем, все еще сидя на краешке постели, потянулся до хруста костей и встал. Что-то служка не стремился помочь ему облачиться в сутану епископа. Опять проспал негодяй! Придется наказать его построже на этот раз.

Не торопясь, Лотар подошел к окну. Его взору открылась просека, которую он специально приказал прорубить, как только принял епископство Бамбергское. На другом ее конце были видны башенки Кафедрального собора, построенного еще во времена правления Генриха и Кунигунды. Вдоль просеки он приказал положить соляные камни, чтобы животные приходили полизать их. Их склоненные головы создавали впечатление, что даже животные преклоняются перед ним и его властью. И это очень льстило честолюбию епископа. Эту приятную его взору картину он наблюдал изо дня в день. Вот и теперь Лотар увидел, как к краю просеки осторожно вышла лань, насторожено навострила ушки, а затем повернула голову в его сторону. Ему показалось, что их взгляды встретились, а затем животное склонило перед ним голову и оставалось в таком положении. Конечно, оно лижет соль, но почему он не должен думать, что лань смиренно кланяется перед его могуществом.

Настроение у Лотара было отличное. После завтрака состоится собрание его единомышленников, его детища - Ордена Святого Креста. Он уже приготовил страстную речь. Вот бы еще письмо из Рима, обещанное огненнокрылым ангелом пришло до этого собрания.
_________________

Бамберг и окрестности.


Дорога утомляет. А дальняя дорога и подавно. Но дело важное и мне нужно кровь из носа доставить это письмо в Бамберг. Лошади бежали быстро и ровно, не сбавляя темпа, и в итоге я прибыл в Бамберг накануне праздника сбора урожая.

То, что нужно, - хорошо, что Папа не видит сейчас моей улыбки, иначе давным-давно разжаловал бы меня. Рука поднялась к карману и потрогала чехол со свитком. Всё на месте, и ждет своего часа чтобы быть приведенным в исполнение.

Я ненавидел ведьм. Алчные и жестокие стервы, любящие манипулировать сознанием и подстраивать окружающий мир под себя.

И сделал что, что было в моих силах, только бы Урбан подписал эту бумагу.

Когда под колесами экипажа загрохотали камни мостовой, я открыл шторку и выглянул в окно.

Бамберг почти не изменился с моего последнего приезда. Разве что народу прибавилось, но возможно всё дело в празднике.

Ещё через некоторое время мой экипаж остановился перед резиденцией местного епископа Лотара Франца фон Шёрборна.

Двери открыл один из послушников епископа, опустил подножку и поклонился.

Мне всегда нравилось, когда остальные люди поклоняются мне, но сейчас это вызывало ещё большее удовлетворение.

- Его Святейшество уже встал? – спросил я, отряхивая плащ от дорожной пыли.
- Да, Ваше Сиятельство, - он закрыл дверцу, и мой экипаж тронулся с места.

Я же стал подниматься по ступеням в замок.

Войдя в удивительно уютное помещение, я направился в сопровождении слуги в утреннюю столовую.

- Утро доброе, Ваше Преосвященство. Меня зовут Тартхак фон Рихтер. Я являюсь уполномоченным Его Святейшества Папы Римского Урбана. По его светлейшей воле прибыл к вам с распоряжением и указаниями Святой Католической церкви.

И достав из кармана письмо, протянул его Лотару Францу.
_________________

Окрестности Бамберга

Повозка, запряженная двумя конями и управляемая молодым мужчиной в темной одежде из камлота, медленно двигалась по дороге по направлению к Бамбергу. Дорога пришла в полное запустение уже добрых сто лет назад, одни ямы да колдобины, лошади копыта стачивают подчистую. Поборы за проезд брались немалые, да только приводить дорогу в порядок никто не спешил. А еще разбойники, которыми как постельными клопами кишели леса Германии! Отправляться в путь одному – верное самоубийство, о чем прекрасно знал Михаэль Вольф, хозяин грузовой повозки. Вместе с ним домой, в Бамберг, возвращались двое его верных товарищей - братья Мюллеры, Ханс и Петер. Сейчас они мирно спали на тюках с товаром. Михаэль был сыном почтенного торговца тканями, и после смерти отца дело перешло к нему. Ткани возили со всей Европы и Германии, особенно ценились шерсть и шелк из Франции и Италии, кружева из Голландии и Испании. Жены и дочери князей и бургомистров первыми наведывались за таким товаром в лавку. Практичные бюргеры и небогатые крестьяне предпочитали покупать однотонные шерстяные и суконные ткани темных цветов. Дешевую мягкую бумазею для женского платья Михаэль привозил из южных городов Германии, как и лен.
Обратный путь домой занял неделю, Михаэль ночевал с товарищами то в лесу, то на постоялом дворе. Он был крепким и выносливым, но разбитые дороги изматывали, и он уже не мог дождаться, когда окажется дома, и будет спать в своей постели, переодевшись в чистую одежду, заботливо выстиранную руками няни или сестры Гизелы. А еще он мечтал о пряничном домике, испеченном руками Гелы. У нее был талант к выпечке, унаследованный от покойной матери. Михель нечаянно коснулся рукой медальона, висевшего на шее: там хранился миниатюрный портрет сестры.
Когда усталость взяла свое, Михаэль поменялся с Питером местами и забрался внутрь возка, улегшись рядом с крепко спавшим Хансом. В углу покачивалась пустая клетка для голубей– мужчины всегда возили ее с собой, чтобы в нужный момент отправить весточку родным. Закрыв глаза, Михель представил себе лицо Гелы, оно явилось ему нечетким, расплывчатым, но вскоре он провалился в сон рядом с Хансом и ему снились совсем другие люди.
_________________

Вальсдорф

Человеку недаром дано два уха и только один рот – больше слушай и меньше говори.
Ансельм готов был повторять это каждому, кто согласился бы брать уроки житейской мудрости у наемника, заработавшего эту самую мудрость кровью, потом, поломанными идеалами и испорченными ожиданиями. Но кому это вообще нужно? Молодежь, как всегда, плевать на всех хотела и любит наступать на свои же грабли. Более зрелые люди считают, что общаться с таким, как Раух – все равно, что звать черта в гости.
Он привык к сопровождающему его страху и недоверию, как привыкают осенью к темным вечерам, дождям и слякотным тропам, врагам даже самой прочной обуви.
По одной такой тропе он вчера пришел в Вальсдорф, очередную мелкую деревеньку с хмурыми местными жителями и такими же неприветливыми домишками за крепко запертыми воротами. Нашел сговорчивую бабенку-вдову, жаждавшую мужской ласки, предложил ублажить ее ночью хорошенько в обмен на теплую постель и возможность высушить сапоги и плащ. Ужин, однако, оплатил сразу и щедро. Пышногрудая вдовушка облизнулась на монеты и убежала готовить так кстати попавшему в ее сети незнакомцу обильный ужин: рыбу, овощную похлебку и клецки с подливкой.
Раух спокойно вошел в дом, подсел к очагу, разложил снятые вещи и, протянув руки к огню, долго думал. Его размышления прервала вернувшаяся толстушка, назвавшаяся Марией.
Ужин, как и ночь, были ожидаемо горячими и вкусными. И подняли ему настроение. Так же, как и спокойный сон до позднего утра и последовавший отличный завтрак, поданный уже бесплатно. И с сетованиями: «Ой, как без мужика-то в доме худо, добрый господин… А вы, может, останетесь на денек-другой? А то здесь пустовато… И вообще погода плохая». Вдобавок взгляды из-под белесых ресниц, пожимания пухлыми плечиками и надувание пухлых губок с маленькой родинкой слева.
Ансельм понял, что пора бы и честь знать. Когда женщина заводит такие речи, это означает, что нормальному мужчине пора уносить ноги в любом подходящем направлении, и как можно быстрее. Что он и сделал, вежливо попрощавшись и для приличия чмокнув Марию в обе щечки, испачканные съеденным ею с утра творогом.

На еврейском кладбище было пусто и тихо. Ансельм с детства не боялся мертвых, как другие. А что их бояться, если живые куда опаснее и злее?
Он свернул сюда случайно, но решил пока побыть у старых надгробий, под дубом. И снова обдумать все те вопросы, что начали волновать с недавнего времени даже такого циника, как он.
Смерть, например. Его смерть.
Если Рауха заберет темный ангел и направит на предварительный божий суд, что отвечать?
«Любил ли ты, Ансельм, Меня превыше всего?»
«Нет, Господи. Грешен»
«Любил ли ты ближних, как самого себя?»
«Это вряд ли, Господи. Те еще твари мои ближние. Жду от них только плохого»
«И ты ни разу не навестил никого из них в тюрьме, не накормил, не утешил, не одел?»
«Хм, Господи. Как они ко мне, так и я к ним, видишь ли, когда я сидел в тюрьме и грыз решетку от голода и тоски, ни одна сволочь так ко мне и не подошла с куском хлеба, глотком шнапса и теплой рубашкой. Поэтому – нет, извини, никого не приветил по твоему завету»
«И чего же ты, раб божий, теперь от Меня ждешь? Милости? А направлю-ка я тебя, пожалуй, в теплое местечко. Посиди там до окончательного Суда»
Дойдя до этого места в размышлениях, Раух передернул плечами и поежился.
Да уж, грядущая участь была яснее ясного. Даже вот эти похороненные здесь иудеи и те имели больше шансов на светлые кущи с виноградными напитками. Что там – копавший неподалеку очередную могилку служитель, старый пьянчуга по кличке Шнырь, и тот весил на небесных весах побольше Ансельма.
Последние годы Раух провел совсем не по-божески, это верно. Работал охранником зажиточных бюргеров и мелких помещиков, иногда князей не самых высоких родов, сопровождал их в поездки по опасным дорогам. Иногда его вызывали решать пограничные споры, где хозяевам земель требовались крепкие кулаки и такие же крепкие, разумные головы. Порой Рауха привлекали к розыску подозреваемых в преступлениях против Церкви.
Недавно к нему обратился кое-кто, много слышавший о способностях ухватистого наемника по прозвищу Сын серафимов. Посланник Ордена Креста, побери его холера. И начал прощупывать почву, задавать каверзные вопросы о том, о сем. Верит ли Раух сильно в заветы божьи, способен ли жизнь ради них положить, способен ли пойти на все ради Матери Церкви… А после расспросов – или допросов? – предложил сделать одно дельце.
Рыцарей, как и князей, будь то сам князь-епископ Бамбергский, Раух особенно не любил. Потому что все они так и норовили свою силу и власть применить не по назначению и сделать его жизнь еще более сложной. А куда сложнее, и так каждый заказ дается тяжко.
Заныло правое плечо, напоминая, как и всегда в сырую погоду, о когда-то прошившей его стреле. Много на нем шрамов. Чересчур много. И каждый скрывал рану, которая могла стать смертельной.
Нет, о смерти рановато думать пока. А вот о теплом домике с участком земли стоило бы поразмышлять - время идет, он моложе не становится. Хоть в его роду все отличались железным здоровьем и доживали не менее чем до пятидесяти лет, однако образ жизни с воза не скинешь.
Деньги. В конечном счете – он лениво пригладил растрепавшиеся волосы – все сводится к деньгам. Власть золота с серебром. Гульдены, талеры, шиллинги, крейцеры. То, ради чего люди рвут себе жилы от рождения и до самой кончины.
Шнырь закончил копать и пошел с лопатой через плечо и мешком к выходу с кладбища. Проходя рядом, бросил ему:
- Эй, выпить не хочешь со мной? Расскажу тебе историйку про Людвигу, женку нашего мельника Мартина. Ух и жгучая бабенка, а слухи-то про нее ходят какие странные… Еще про оружейника Фридриха Майера и его рыжую доченьку Адалинду могу порассказать. Ей палец в рот не клади, мужика обскачет. И про Делайлу из аптеки, болтают, что совсем не священника она дитя, а подкидыш лесной.
Болтливый старый дурак. Слово «болтливый» имело решающее значение. Неплохо собрать как можно больше сведений о том, что происходит в окрестностях Бамберга, на всякий случай.
- А как же, - Ансельм Раух изобразил обаятельную улыбку. Его глаза оставались точно такими же холодными и внимательными. Рядом закружили желтые листья, он машинально отмахнулся и снова накинул капюшон на темные с проседью волосы – дождь накрапывал. – Идем, идем. Выпьем пива либо шнапса сколько захочешь, дружок, угощаю.
Приглашающий жест. Могильщик замотал нечесаной башкой, рыгнул, утер седые длинные усы грязной рукой и двинулся вперед.
Гость Вальсдорфа пристроился сзади. Не любил он чувствовать кого-то за собственной спиной.
Надо бы все раскинуть и понять, отчего Орден так интересуется прошлым Сына серафимов. Не ради сиюминутной цели. Ради чего-то другого. Но чего именно? Не может быть, чтобы церковники все знали о…
Самайн. И на душе тяжело и уныло. Много, очень много эпизодов, покрытых паутиной и плесенью, всплывало в его памяти. Двадцать семь лет прошло. Как один миг.
- Отец! Мама! Пустите их, пустите…
Ансельм Раух тряхнул головой и ускорил шаг.
Дождь усиливался.
_________________

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Спасибо, няня, всё было очень вкусно, - Гизела обняла нянюшку за плечи и чмокнула в щёку.
- Нет и нет, деточка, - Марта взмахнула полотенцем, не поддаваясь на попытку задобрить. – Садись и ешь.
- Няня, я же не рождественский гусь, чтобы меня откармливать, - улыбнулась Гизела.
- Какой гусь! Да воробей и то больше тебя ест, посмотри в зеркало – одни глаза остались! - искренне возмутилась Марта. – Что я Михелю скажу, когда он приедет? Что ты себя голодом моришь?
- Няня, мне пора, вдруг уже покупатели пришли, - Гизела подхватила булочку с блюда и только её и видели – лишь метнулась вслед за хозяйкой толстая каштановая коса да мелькнул в дверях подол коричневого платья.
- Замок в лесу глухом стоит,*
Сто лет принцесса в замке спит.
Сковано сном всё кругом:
Латник и конь,
Повар и огонь,
Муха застыла под потолком.

Рыцарь с коня у чащи слез,
Рубит мечом колючий лес,
Башен достиг вековых,
Мост миновал,
Вот входит в зал,
Спящую деву поцеловал…
Негромко мурлыча под нос песенку, Гизела повернула ключ в замке, пройдя через лавку, распахнула ставни на двух небольших окнах – пусть покупатели видят, что лавка Вольфа уже открыта и встала за прилавок. Опустив ладони на гладкую доску, отполированную множеством прикосновений, девушка вздохнула: всё-таки это место брата, не её. Но не нанимать же стороннего человека, если она сама может справиться. Скорей бы Миль вернулся!

*Немецкая народная песня «Спящая красавица».
_________________

недалеко от Бамберга

Очнулся Михаэль от резкого толчка повозки.
- Колдобина, - толстяк Ханс зевнул рядом. – Колесо застряло…Вылезай, Михель, нам с Петером потребуется твоя помощь.
Втроем им удалось вытащить колесо повозки из грязной ямы. Михель уже со счета сбился, сколько раз они проделывали это за время пути.
- Михель, - добродушно улыбнулся Ханс, - не пора ли поесть? На голодное брюхо плохо путешествовать…
- Твое брюхо слишком прожорливое, - проворчал Петер. – Сначала лошадей накормлю, а потом и сами поедим. Михель, у нас еще остался хлеб и вино?
Хлеб был черствым и пресным, а вино кислым, но выбирать не приходилось. За едой все трое заговорили о том, чем займутся дома, и как будут тратить честно заработанные гульдены и талеры.
- А что, Михель, - Петер бросил лукавый взгляд на товарища, - отдашь за меня свою сестру? Или в монастырь ее дорога?
-Скажешь тоже, - Ханс хлопнул брата по плечу, - такие девушки - и в монастырь!
Михаэль усмехнулся. Знали бы они, до чего этот разговор ему неприятен. Гизеле двадцать лет, другие девушки ее возраста уже замужем и детишек нарожали. А Гела в родительском доме живет и замуж не спешит, хотя в монастырь не собирается. Ведет хозяйство, в лавке помогает, о брате заботится.
- Говорят, ты всех женихов от нее отвадил? – Петер не унимался.
- Отвадил, - глядя в глаза, твердо ответил Михаэль. – Не пара они моей сестре, за приданым богатым гоняются. И ты, Петер, не пара ей, уж прости, друг…
Сказал и замолчал. Была у него тайна, которую он не смел открыть никому. Если бы только начал, его бы приняли за сумасшедшего или больного. Вот и носил он ее в себе, мучился.
- Кончайте болтать, - Михель вылил остатки вина из чащи и поднялся. – До Бамберга немного осталось…
И сел на облучок повозки, чтобы управлять ею.
_________________

В окрестностях Оберхайда

Лошадь неторопливо бежала по грунтовой дороге мимо полей, лугов и небольших рощиц деревьев. Андреас еще раз сверился с картой: выходило, что скоро он достигнет деревушки Оберхайд. Он не стал бы в ней задерживаться, направляясь в Бамберг, но запас звонких талеров иссяк и была надежда его пополнить, завернув в таверну и исполнив что-нибудь для местных жителей.
Андреас был невысоким, но ладно скроенным молодым человеком с растрепанными густыми волосами и веселыми карими глазами, он уверенно держал поводья лошади, сидя в седле не без изящества. На спине всадника разместилась лютня, дека выглядывала из-за плеча, и было несложно догадаться, что перед нами мастер пения.
Мейстерзингер – так в средневековой Германии называли певцов и поэтов ремесленно-бюргерского быта. Их творчество жестко и консервативно, патриархально и тяжеловесно с использованием строго регламентированных правил создания песен и канонизированных напевов.
Для того, чтобы вступить в городской союз мейстерзингеров в родном Фюрте Андреас прошел все ступени иерархии: ученик – подмастерье – певец – поэт – мастер. Изучал правила, овладевал ими на практике, исполнял чужие песни, сочинял тексты к чужим тонам и, наконец, создал всю песню. Но выступая на общегородских состязаниях молодой человек понял, что творческая инициатива сильно ограничивается. Табулатура была превыше всего, и всякий новый напев должен был соответствовать большому ряду правил-предписаний.
Андреаса не устроило такое положение вещей, и вскоре он стал студентом Лейденского университета, где изучал астрономию, медицину, посещал лекции известнейших поэтов, историков и литераторов. После окончания учебы молодой человек потратил еще год путешествуя по немецким землям, но теперь пришло время возвращаться домой.
Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, он принялся обдумывать одну, как ему казалось, неплохую мелодию.

_________________

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Ваш заказ, госпожа Фредерика, - Гизела обернулась к полке, сняла три свёртка и, не спеша, один за другим, выложила их на прилавок: белый атлас, лиловый шёлк, голландское кружево.
- Какая красота! - дочка бургомистра коснулась шёлка, любуясь едва заметными переливами, потом небрежно бросила на прилавок звякнувший мешочек и повелительно кивнула дородной румяной служанке. – Что стоишь, возьми, да смотри, неси аккуратней.
Потом чуть склонила причёсанную по последней французской моде головку и, вертя в пальцах отороченный кружевом батистовый платочек, вкрадчиво спросила:
- А что это герра Михаэля не видно? Неужели заболел?
- Нет, госпожа Фредерика, - Гизела улыбнулась, распустила завязки мешочка и пересчитала монеты, скрывая поднявшуюся в душе злость на эту холёную разодетую красавицу, - брат уехал за товаром, должен скоро вернуться.
- Какая жалость, - пропела Фредерика. – Он очень хорошо знает мой вкус, и надеюсь, привезёт не менее красивые ткани.
- Конечно, госпожа Фредерика, вы и ваша почтенная матушка первыми узнаете о новом товаре.
Разом потеряв интерес к дальнейшему разговору, госпожа Фредерика вышла из лавки. Когда за дочкой бургомистра закрылась дверь, Гизела почти упала на небольшую, обтянутую потёртой тканью, скамеечку и уронила голову на скрещенные на прилавке руки: «Герра Михаэля ей подавай, надо же, не поленилась, сама пришла. Миль, братик, ради всего святого, не наделай глупостей!»
Конечно, теперь в лавку заходило куда больше незамужних девиц, строивших брату глазки, но насколько Гизела знала, ни с одной дальше комплиментов у Михаэля не заходило. А в сторону бургомистровой дочки ему и глядеть не следовало - от греха.
- Доброго дня, Гизела.
Девушка вздрогнула и выпрямилась - надо же, чуть покупателя не прозевала:
- И тебе, Юрген. Что показать, может ленту выберешь для Хелены? Твоей сестре в прошлый раз вот эта очень понравилась, - Гизела ловко пропустила между пальцами тонкую нежно-голубую полоску.
- Нет, я по другому делу. Это… вот… - единственный сын и наследник почтенного пивовара Герберта Хольца, разодетый в пух и прах, покраснел и, вынув руки из-за спины, положил перед Гизелой большой, облитый глазурью, пряник в форме сердечка. – Тебе. На праздник пойдёшь?
- Спасибо, Юрген, - Гизела улыбнулась, блеснув зубками и бросив на парня лукавый взгляд из-под тени ресниц, но сразу стала серьёзной. – Ещё не знаю, как Марта будет себя чувствовать. Ей в последнее время по вечерам неможется. Одна не пойду.
- Вот, значит, как, - нахмурился Юрген. - Но я тебя всё равно ждать буду. И вот что: в вашу голубятню, вроде голубь прилетел, как раз когда я на крыльцо поднялся, - последние слова Юрген договаривал уже в спину вылетевшей из лавки девушке. Парень тяжело вздохнул и, выйдя следом за Гизелой, побрёл вниз по улице, понимая, что на праздник девушка, наверно, придёт с братом, который будет её стеречь, как цепной пёс.
Гизела, приставив лестницу, мигом взлетела по ступенькам в голубятню и на руку девушке тотчас вспорхнул жадно клевавший зерно сизый голубь - к лапке посланца был прикреплён кусочек берёсты. Девушка прочитала нацарапанные стилом слова и, засветившись от счастья, спустилась обратно во двор:
- Няня, Миль возвращается!
_________________

Ньюберг
Стоя у кареты, я в последний раз смотрела на то, что когда-то было моим домом. Столб черного дыма, упирающийся в темно синее небо, навеки отпечатался в моей памяти, как и та ночь…
Я отчетливо помню замерцавшие оранжевые и красные пятна, был поздний вечер, когда дом вспыхнул. Злобные языки пламени вырывались из окон первого и второго этажей, пробиваясь через клубы ядовитого черного дыма. Несколько человек пытались бороться с беснующимся пламенем, но безуспешно.
Жар стоял стеной, буквально являя собой физическую силу. Усадьба напоминала здоровенный, изрыгающий дым черный котел. Раздался страшной силы треск, и крыша здания рухнула вниз, выбросив в небо столб искр. В тот момент я почувствовала, как теплая шаль легла мне на плечи, как заботливые руки обняли меня и отвернули от пожара. Бросив последний взгляд на обреченное строение, я поддалась фрау Шульц и позволила себя увести.

После той страшной ночи, меня приютили наши ближайшие соседи. Герр и фрау Шульц очень радушно приняли меня в своем доме, обеспечили одеждой и всем необходимым. Я была в растерянности. Нет, у них мне было хорошо и комфортно, но не могла же я жить у них вечно. Как оказалось позже – не только я была озабочена своим будущим.
Герр Вагнер, местный вахтмайстер, появился на пороге моего временного прибежища, примерно через две недели после пожара, как раз к ужину. Он любезно принял предложение фрау Шульц присоединиться к трапезе и к цели своего визита подошел только к десерту.
- Тересия, все время после пожара я искал родственников твоих родителей. Род твоего отца издавна проживал на этих землях, к сожалению, он был последним живым Рихтером. Но мне удалось найти твою троюродную тетку по линии матери. Она проживает в Бамберге. Я знаю, что все твое имущество сгорело, поэтому мы с односельчанами собрали некую сумму, ее как раз хватит на оплату дороги. Естественно, мы не можем отправить тебя одну, ты отправишься, как только мы кого-то подыщем.
- Маман, Тересии обязательно уезжать от нас. Мы могли бы предложить ей остаться у нас, она прекрасно рисует, и могла бы заниматься воспитанием моей сестры, - вступил в беседу младший Шульц, молодой парень, с которым мы вместе росли.
В полумраке столовой, в мерцании трепещущих свечей, от меня не укрылось, как напряглась фрау Щульц, как бросила обеспокоенный взгляд на сына, поджала губы, как её пальцы с силой впились в столовые приборы. Но стоит отдать ей должное, она быстро взяла себя в руки и улыбнулась.
- Ганс, мы не в праве задерживать юную Тересию в нашем доме, когда у неё есть семья, родственники, хоть и дальние. Именно они должны позаботиться о её благополучии, - больше не удостоив сына взглядом, фрау продолжила. - Герр Вагнер, по счастливой случайности моя сестра, Клаудиа, завтра как раз собиралась поехать в Бамберг, закупаться тканями на ярмарке, она может сопроводить Тересию. Мы выделим им нашу карету, а те деньги, что вы собрали - отдадим Тересии, они ей пригодятся на новом месте.
Что же, тогда я и поняла, что больше не желанный гость в этом доме. А после того, как в моей комнате оказался Ганс, стоящий на одном колене и предлагающий тайно связать себя узами брака, что бы родители ни смогли нас разлучить, сомнений в мотивах такого поведения фрау у меня не осталось.
- Ганс, поднимись, пожалуйста, - я подошла ближе, и протянула ему руку, - это был бы самый легкий выход из сложившейся ситуации. Но разве можем мы поступить так с твоими родителями? С теми, кто протянул мне руку помощи в тяжелую минуту? Я больше не завидная невеста с богатым приданным. Я – нищая.
Парень попытался возразить, но я знала, это заранее, как и то, что он хочет поведать о своей любви и что ему все равно, есть ли у меня приданное…
Я обдумывала свои слова, но вместо объяснения, что не могу ответить черной неблагодарностью на искренность и добродетель, по глазам парня поняла, что не поймет, будет стоять на своем, я произнесла:
- Я тебя не люблю, - и высвободила свою руку из его хватки.
Взгляд, еще секунду назад полный щенячьей преданности, вмиг помрачнел. Ганс резко направился к двери, а коснувшись ручки, не оборачиваясь, спросил:
- А твой погибший жених, его ты, значит, любила?
- Нет. Не любила, - призналась я, - на тот брак была воля отца, я не смела ему перечить. Теперь, как бы горько это не звучало – я свободна и могу себе позволить искать счастье, а не выгоду.
_________________

Бамберг

Когда слева от дороги показался Бамберг, Михаэль воспрял духом и перекрестился. Покидая город, он каждый раз молился об удачной поездке, а возвращаясь, благодарил господа за то, что вернулся цел и невредим. Бамберг, стоящий на холмах у реки Регниц, не окружала крепостная стена с могучими бастионами и башнями, как другие немецкие города. Повозка проехала мимо госпиталя Святой Елизаветы и свернула к Островному городу, той части Бамберга, где жили бюргеры. Остров был образован двумя притоками реки. Здесь был порт и рыбацкая деревня, квартал мельников (Михель оглянулся на братьев, которые жили именно там). Дома богатых горожан и дворцы чиновников и знати тоже располагались тут.
Двадцать лет назад семья Дитриха и Марии Вольф с двумя малолетними детьми перебралась с северных земель в Бамберг и приобрела в этой части города крепкий фахтверковый дом. Дитрих устроил на первом этаже дома торговую лавку, а два других этажа заняли покои семьи. Тогда же в их доме появилась няня, и осталась с Вольфами даже тогда, когда Михаэль и Гизела выросли. Они считали ее родной.
Дитрих никогда не говорил детям, почему он уехал с севера, остались ли у него там родственники. Один раз только обмолвился, что самый первый его ребенок умер младенцем. Мария стала ему доброй женой: не перечила, умело вела дом, была доброй христианкой.
Михаэль с грустью вспомнил ушедших из жизни родителей. Дитриху было почти пятьдесят, последние годы он сильно болел, грудь раздирал надсадный кашель. Вслед за ним ушла и Мария. Дома его ждали только няня и сестра. Только Гела звала его Миль – детским прозвищем. Ближе сестры у Михеля никого не осталось, он всячески баловал ее, как до него это делали родители. Вот и сейчас в сундуке он вез подарок для нее – отрез ткани на свадебное платье.
Подумав об этом, Михель враз погрустнел. Он как одержимый то гнал от себя мысли о замужестве сестры, то начинал обдумывать, кто может составить ей партию.
- Эй, Михель, тормози, мы приехали, - Петер похлопал Михаэля по плечу.
Повозка остановилась в квартале мельников, и братья ( а их, кроме Петера и Ханса, в семье было четверо) оказались в объятиях родных.
Старясь не задавить никого на узкой улочке, Михаэль свернул к своему дому, сдерживая улыбку на лице. Он был уверен, что Гела выглядывает его в окошко третьего этажа из своей спальни.Так и есть!
Он снял шляпу и помахал ею сестре.
_________________

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Дето…, - хлопнула дверь и пожилая женщина растерянно опустилась на скамью, сжимая в руках шаль. – …чка, разве можно так, не лето ведь…
Но Гизела уже не слышала обеспокоенного голоса няни. Оказавшись на крыльце, девушка чутко прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы: не застучат ли копыта и колёса?
Нет, ничего, только с соседнего двора доносился виноватый бубнёж, прерываемый сердитым женским голосом: господин Мюллер с чего-то перебрал в трактире и пытался оправдаться перед женой. Но фрау Анна стояла насмерть и впускать блудного супруга в дом не спешила. «Да чтоб тебе это пиво поперёк глотки встало!» - на особо прочувствованный вопль, исходящий из глубин души почтенной фрау, заливистым лаем откликнулись сразу два пса.
- Бэр, угомонись! – пристрожила любимца Гизела, но почти сразу села на верхнюю ступеньку и ласково погладила лобастую голову, могучий пёс довольно вздохнул и прошёлся горячим шершавым языком по щеке хозяйки, слизнув непрошенную слезинку.
Девушка невольно вздрогнула и, прикусив губу, покосилась на голубятню: сизый гонец, безмятежно клюющий зерно внутри, даже не подозревал, какой переполох поднял в доме своим прилётом.
После того, как почти одновременно умерли родители и Михаэль взял в руки наследную торговлю тканями, каждая его поездка по делам оборачивалась для Гизелы беспокойным сном, ежедневной молитвой о плавающих и путешествующих, и глухой тоской. Но последние часы ожидания становились самой настоящей пыткой: «ведь всё уже готово – и ужин, и вода для мытья, и чистая одежда. Миль, где ты?»
Осторожно открылась дверь – плечи и спину девушки укрыло мягкое тепло шали, а волос коснулась шершавая рука с проступающими синими венами:
- Пойдём в дом, деточка, замёрзнешь, - не беспокоиться за свою крошку Марта не могла. Гизела ещё раз прислушалась и послушно вошла в дом. - Иди к себе, а я тебе молочка согрею с мёдом, чтоб ты не простыла, - легонько подтолкнув деточку к лестнице, Марта прошла на кухню. Но когда женщина поднялась наверх, девушка стояла у окна, на шаги не обернулась, пристально всматриваясь во что-то внизу, и тут же вылетела из комнаты.
Жалобно заскрипели ступеньки, звучно хлопнула дверь, ударившись о стену, и Гизела повисла на шее у брата, едва успевшего слезть с облучка:
- Миль!! Вернулся… наконец-то!!
_________________

Резиденция Инквизитора

Наконец пришел служка подал ему чашу для умывания и полотенце, а затем помог Лотару облачиться в сутану епископа. Все это время он избегал смотреть Лотару в глаза, низко склоняя голову всякий раз, когда оказывался с ним лицом к лицу.

- Ты, Ганс, совсем распустился. Забываешь о своих обязанностях! Это твоя леность виновата в том, что ты постоянно спишь и безответственно выполняешь свои обязанности. – Лотар приготовился прочесть нерадивому слуге пространную проповедь о том, что ожидает его, когда он предстанет перед очами Господа.

Но в животе у него заурчало. И он решил, что впереди еще целый день, и он успеет это сделать. Сначала – завтрак.

- Ты проведешь сегодняшнюю ночь в капелле. В молитве! На коленях! Перед изображением Господа нашего! Попросишь дать тебе больше смирения и усердия! В предутрение часы прочтешь и заучишь следующую главы Библии. Эээ...На каком месте ты остановился прошлый раз?

И тут же махнул рукой, предотвращая ответ служки:

- Прочтешь «Третью книгу Царств», потом я расспрошу тебя и узнаю, что ты усвоил из прочитанного. Твои родители просили сделать из тебя верного служителя Бога. Я им обещал. А теперь подай мне нагрудной крест и убирайся с глаз моих!

Лотар посмотрел на себя в зеркало: выглядит достойно.

В столовой уже собрались несколько служителей близ лежащих церквей, которых он пригласил, чтобы ближе познакомиться со своими сподвижниками. Это правило он ввел, как только получил епископство. Где, как не в непринужденной обстановке можно узнать человека?!

При его появлении все разговоры утихли; священники встали и смиренно сложив руки на груди, склонили головы.

- Доброе утро, братья мои, - обратился к ним Лотар. – У нас еще будет время для разговора с каждым из вас, и вы расскажете мне о своих владениях и пастве. Сейчас же поблагодарим Господа за то, что даровал нам еще один день, и приступим к трапезе.

Как только он сел, все тоже уселись и, прошептав молитву, принялись за еду.

Лотар придвинул к себе очередное блюдо, как дверь отворилась и вошел слуга в сопровождении какого-то человека.

- Посланник от Его Святейшества, Папы Урбана!

Сердце Лотара участилось: вот оно! Огненнокрылый ангел не обманул!

Тем временем посланник произнес:

- Рад видеть тебя, брат мой! – Лотар взял дрожащими руками свернутый в рулон пергамент и поцеловал печать Папы. - Я ждал тебя, так как был извещен о твоем приезде Господом нашим.

С удовлетворением услышав удивленный вздох сподвижников, он продолжил:

- Прошу садись рядом со мной и утоли свой голод. Затем тебе отведут покои для отдыха. Три часа после полудня я приглашаю тебя на собрание моего детища – Ордена Святого Креста, которое я основал с одобрения его Святейшества. Ты сможешь тогда после возвращения рассказать нашему владыке обо всем, что было предпринято мной, чтобы вверенное мне епископство процветало и избавилось от врагов церкви нашей.

Сделав знак слуге подать чашу для омовения гостю, Лотар принялся за свое блюдо.

День начинался очень удачно!
_________________

Уже несколько часов сэр Ульрих ехал в Бамберг по лесной дороге на своем черном жеребце по кличке Мрак.Рыцарь возвращался с задания епископа и полученный результат, его откровенно радовал.Охотник наконец-то добыл сведения о том, где найти ведьму.Теперь Лотару фон Шенборну придется раскошелится, чтобы получить то, что он так жаждал.
Сам Ульрих не верил ни в бога, ни в черта и был циником до кончиков ногтей,и поклонялся только одному божеству-туго набитому кошелю. Просто пока неплохо платят, то почему бы и не послужить епископу.И женщину, которую он передаст в руки инквизиции, ему не было жалко, ибо от этого никчемного чувства,Лихенштейна отучили еще в раннем детстве, когда в пять лет оторвали от родителей и передали на обучение другому рыцарю,где пинков и затрещин, а то и посильней ударов он получил сполна, пока не научился уворачиваться.
Рыцарь внимательно присматривался к лесу,который окружал узкую,наполовину заросшую старую дорогу.Хоть он и не боялся схваток, но понапрасну рисковать не хотел.
Уже подходило время обеденного привала, когда Ульрих скорее почувствовал, чем услышал приближение посторонних. Не желая ни с кем встречаться, он заехал под раскидистое дерево, которое стояло в стороне от дороги и своей кроной надежно укрыло всадника вместе с конем. Затаившись рыцарь принялся ждать.
Через 5 минут показался небольшой торговый караван, и поравнявшись с деревом, под которым прятался Лихенштейн, колесо телеги угодило в колдобину. Трое мужчин принялись освобождать его, а потом устроились на короткий привал. Купцы оказались из Бамберга, и Ульрих внимательно слушал их разговор, вдруг проскочит какая-нибудь интересная информация.Дождавшись когда телеги тронуться в путь, он свернул на боковую дорогу и поспешил к епископу.
_________________