Джулия Куин "Мистер Кэвендиш, я полагаю.."

 » Глава 6

Глава шестая (перевод Anastar, редактор vetter)


Вечером того же деня Томас сидел в своем кабинете, размышляя над довольно соблазнительными формами своей fiancée сзади, хотя и делал вид, что просматривает некоторые контракты, составленные его секретарем. Это было настолько приятное времяпрепровождение, что он, возможно, продолжил бы его и после ужина, если бы не ужасная суматоха, поднявшаяся в холле.
- Разве вы не хотите узнать мое имя? - спросил незнакомый мужской голос.
Томас замер, держа ручку и не делая попыток подняться. На самом деле его не сильно занимало происходящее, и когда в течение некоторого времени он больше ничего не услышал, то вернулся к своим бумагам. Но стоило ему опустить ручку в чернила, как воздух cотряс голос его бабушки, так только она умела делать:
- Оставьте в покое мою компаньонку!
Вот на этот возглас Томас отреагировал. Если нанесение возможного вреда его бабушке он легко мог проигнорировать, то Грейс - нет. Он встал, вышел в коридор и быстрым взглядом окинул происходящее. Бог ты мой! Что это случилось с его бабушкой? Она опиралась на дверь гостиной в нескольких шагах от Грейс, которая выглядела такой несчастной и подавленной, какой Томас никогда ее раньше не видел. Рядом с Грейс стоял мужчина, которого Томас также никогда не видел прежде.
Складывалось впечатление, что его бабушка, связала ему за спиной руки.
Томас застонал. Старая летучая мышь представляла немалую опасность.
Он двинулся вперед, намереваясь освободить мужчину, извиниться и откупиться, но когда приблизился к тройке, то услышал, как чертов наглец шепчет Грейс: «Я могу поцеловать вас в губы».
- Что за черт? - возмутился Томас и подошел еще ближе. - Грейс, этот человек вам надоедает?
Она быстро покачала головой, но на ее лице отразилось еще что-то. Что-то очень близкое к панике.
- Нет, нет, - сказала она. - Он не надоедает. Но...
Томас повернулся к незнакомцу. Ему не понравилось выражение глаз Грейс.
- Вы кто?
- Кто вы? - в ответ спросил тот с довольно непочтительной ухмылкой.
- Я - Уиндхем, - бросил Томас, приготовившись положить конец этому театру абсурда. - И вы находитесь в моем доме.
Выражение лица мужчины изменилось, или, скорее, дрогнуло, но лишь на мгновение, а затем снова стало дерзким. Он был высок, почти также высок как и Томас, и приблизительно того же возраста. Томас немедленно невзлюбил его.
- Ах, - воскликнул незнакомец, внезапно само очарование. - Что ж, в таком случае, я Джек Одли. Бывший солдат армии Его Величества, а в последнее время солдат удачи с большой дороги.
Томас открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает об этом ответе, но бабушка обогнала его на повороте.
- Кто эти Одли? - потребовала она, сердито вышагивая в его сторону. - Вы не Одли. Это написано на вашем лице, на вашем носу и подбородке, проклятье, да в каждой черточке ваших глаз, у которых неправильный цвет.
Томас повернулся к ней в полном замешательстве. Сколько можно нести всякую чушь?
- Неправильный цвет? - переспросил мужчина. - В самом деле? - Он повернулся к Грейс одновременно с невинным и дерзким выражением лица. - Леди всегда говорили мне, что они зеленые. Меня обманывали?
- Вы - Кэвендиш - ревела вдова. - Вы - Кэвендиш, и я желаю знать, почему мне не сообщили о вашем существовании.
Кэвендиш? Томас уставился на незнакомца, затем на бабушку, потом снова на незнакомца.
- Какого дьявола здесь происходит?
Ни у кого не было ответа, и он повернулся к единственному человеку, который, как он считал, заслуживал доверия.
- Грейс?
Она не подняла на него глаз.
- Ваша милость, - сказала она с тихим отчаянием, - можно переговорить с вами наедине?
- И испортить нам всем такой спектакль? - возразил мистер Одли, изобразив лицемерную вспышку гнева. - После всего, через что я…
Томас посмотрел на свою бабушку.
- Он ваш кузен, - внезапно заявила та.
Возникла пауза. Возможно он ее неправильно расслышал. Он обернулся к Грейс, но она добавила:
- Он разбойник.
Пока Томас пытался все это переварить, этот дерзкий нахал повернулся так, чтобы все они могли видеть его связанные руки, и сказал:
- Я здесь не по своей воле, уверяю вас.
- Ваша бабушка думает, что узнала его вчера вечером, - сказала Грейс.
- Я уверена, что я его узнала, - возразила вдова. Она махнула рукой в сторону разбойника. - Только посмотрите на него.
Разбойник взглянул на Томаса и сказал, словно был сбит с толку также, как и все остальные:
- На мне была маска.
Томас поднес левую руку ко лбу и стал тереть большим и средним пальцем виски, пытаясь избавиться от начавшейся головной боли. Боже милостивый. И тут он вспомнил - портрет.
Проклятье. Так вот для чего он был нужен. В половине третьего утра Грейс пыталась снять портрет его мертвого дяди со стены и...
- Сесил! - завопил он.
Лакей появился с завидной скоростью.
- Портрет, - приказал Томас. - Моего дяди.
Кадык лакея дернулся в смятении.
- Тот, который мы только что подняли к...
- Да. В гостиную. - И когда Сесил не бросился выполнять приказ с достаточной быстротой, Томас практически рявкнул: - Живо!
Он почувствовал, как кто-то тронул его за руку.
- Томас, - спокойно сказала Грейс, очевидно пытаясь успокоить его нервы, - пожалуйста, позвольте мне объяснить.
- Вы знали об этом? - потребовал он, стряхивая ее руку.
- Да, - сказала она, - но...
Он не мог в это поверить. Грейс. Единственный человек, честности которого он доверял.
- Прошлой ночью, - уточнил он и ясно понял то, что чертовски хорошо оценил прошлой ночью. В его жизни очень недоставало мгновений чистой, настоящей дружбы. Минуты на лестнице, довольно странные, были одними из них. И это, подумал он, должно объяснить то пронзительное чувство, которое он испытал, взглянув в ее виноватое лицо: - Вы знали об этом вчера вечером?
- Знала, но Томас...
- Достаточно, - прервал он. - В гостиную. Вы все.
Грейс снова попыталась завладеть его вниманием, но он ее проигнорировал. Мистер Одли, чертов кузен, сложил губы так, словно в любой момент мог начать насвистывать веселую мелодию. А его бабушка … один дьявол знал, о чем она думала. Она выглядела как человек, страдающий плохим пищеварением, но с другой стороны, она всегда так выглядела. Но при этом она наблюдала за Одли с такой жадностью, что положительно пугало. Одли, который со своей стороны, казалось, не замечал ее маниакального разглядывания, был слишком занят, глазея на Грейс, выглядевшую совершенно несчастной, вполне заслуженно.
Томас зло выругался и захлопнул дверь гостиной, как только все покинули холл. Одли кивнул на свои руки и повернул голову в его сторону.
- Как вы думаете, не могли бы вы?..
- Только ради любви к Христу, - пробормотал Томас, беря с соседнего письменного стола ножик для вскрытия корреспонденции. Схватив Одли за руку, он одним сердитым сильным ударом разрубил веревки.
- Томас, - позвала Грейс, становясь перед ним. Ее взгляд был настойчив. - Я действительно считаю, что вы должны позволить мне переговорить с вами до того…
- До того, как что? - сорвался он. - До того, как мне сообщат о некоем давно утерянном кузене, которого возможно разыскивает Корона?
- Думаю, не Корона, - тихо возразил Одли, - но несколько судей, наверняка. А также священник, а может и пара. - Он повернулся к вдове. - Грабеж на дорогах не считается самым безопасным из всех возможных занятий.
- Томас. - Грейс нервно оглянулась на вдову, которая смотрела на нее с негодованием. - Ваша милость, - исправилась она, - есть кое-что, о чем вы должны знать.
- Действительно, - огрызнулся он. - Например, личности моих истинных друзей и наперсниц.
Грейс вздрогнула, будто сраженная его словами, но Томас отмел в сторону мгновенную острую боль вины, ударившую его в грудь. Она могла бы предупредить его обо всем этом предыдущей ночью, времени было достаточно. Не было никаких причин, чтобы он оказался полностью неподготовленным к данной ситуации.
- Я вам советую, - произнес Одли, его голос был тих, но тверд, - говорить с мисс Эверсли с большим уважением.
Томас замер. Какого черта, что этот человек возомнил о себе?
- Прошу прощения.
Одли чуть наклонил голову в сторону, и, казалось, облизывал внутреннюю часть зубов, словно смакуя готовые сорваться слова:
- Не привыкли к тому, чтобы уважать человека, с которым разговариваете, не так ли?
Что-то инородное, казалось, вторглось в тело Томаса, бешенное и зловещее, с грубыми краями и горячими зубами, и прежде чем он осознал то, что он делает, он прыгнул вперед к горлу Одли. Они упали, покатились по ковру и уперлись в стол. С большим удовлетворением Томас подмял под себя своего любимого нового кузена, одной рукой держа его за горло, а другую сжав в кулак, представляющий из себя смертельное оружие.
- Остановитесь! - пронзительно закричала Грейс, но Томас даже не почувствовал, когда она схватила его за руку. Кажется, она упала, когда он поднял свой кулак и опустил его на челюсть Одли. Но тот был грозным соперником. Он провел годы, узучая, как драться и драться грязно, как позже понял Томас. Виртуозно вывернув свое тело из-под Томаса, Одли врезал ему головой в подбородок, оглушив тем самым на некоторое время, что позволило ему полностью изменить соотношение сил.
- Не смейте... вы... когда-либо... бить... меня... снова! - с большим трудом выдавил из себя Одли, опустив свой собственный кулак на скулу соперника, как заключительный знак препинания.
Томас, освободив локоть, ткнул его в живот Одли, за что был вознагражден низким стоном.
- Остановитесь! Вы оба! - Грейс удалось втиснуться между ними, вероятно, только это могло бы прекратить борьбу. Если бы не мгновенная реакция Томаса, то его кулак непременно врезался бы в ее лицо.
- Вам должно быть стыдно, - сказала она, и Томас с ней согласился, хотя дышал он все еще с большим трудом, что не позволяло ему говорить. И тут он понял, что разговаривала-то она с ним, что раздражало. Ему захотелось ответить ей тем же - смутить ее также, как она смутила его.
- Вы могли бы слезть с моего, э-э... - Он посмотрел вниз на середину своего тела, на котором она сидела в данный момент.
- О! - с визгом подпрыгнула Грейс. Одновременно она не отпускала руку Одли, дергая за нее, пытаясь тем самым разделить двух мужчин. И Одли со своей стороны, казалось, не прочь был последовать за нею.
- Поухаживаете за моими ранами? - спросил он, глядя на нее с жалобным выражением щенка, с которым плохо обращаются.
- У вас нет никаких ран, - отрезала она, затем посмотрела на Томаса, который тоже поднялся на ноги, - и у вас тоже.
Томас потрогал челюсть, считая, что их лица еще докажут ее несправедливость с наступлением ночи.
И тут его бабушка - о, теперь она вдруг стала поборником доброты и вежливости, - любезно решила, что пришло время присоединиться к беседе и преподать некоторые уроки. Неудивительно, что первым из них стал ощутимый толчок в плечо Томаса.
- Сейчас же принесите извинения! - потребовала она. - Он гость в нашем доме.
- В моем доме.
Ее лицо напряглось. Это было одно из средств, держать ее в рамках. Она находилась здесь, и все это знали, только благодаря его соизволению и на его усмотрение.
- Он ваш двоюродный брат, - сказала она. - Можно было бы ожидать, учитывая нехватку близких родственников в нашей семье, что вы будете рады его появлению.
Возможно, он и был бы рад, подумал Томас, осторожно изучая Одли. Но ему не нравился его вид, его дерзкая улыбка. Он знал этот тип мужчин. Этот Одли не имеет представления ни об обязанностях, ни об ответственности, и при этом у него хватает наглости паясничать здесь и критиковать его?
И, кроме того, кто, дьявол его забери, сказал, что Одли действительно является его кузеном? Томас сжал пальцы в кулак, затем резко распрямил, пытаясь себя успокоить.
- Было бы кому радоваться, - сказал он срывающимся от ярости голосом. - Сделайте одолжение, объясните, как этот человек появился в моей гостиной?
Первой реакцией была тишина, все ждали, кто же начнет первым. Тогда Одли пожал плечами и, кивнув головой на вдову, сказал:
- Она меня похитила.
Томас медленно повернулся к бабушке.
- Вы его похитили, - повторил он эхом, не потому что в это было трудно поверить, а скорее наоборот.
- Конечно, - сказала она резко. - И я сделала бы это снова.
Томас обратился к Грейс.
- Это правда, - подтвердила она и затем, черт знает что, она повернулась к Одли и произнесла: - Я сожалею.
- Принято, конечно, - ответил он с таким очарованием и изяществом, что хоть сейчас в бальный зал.
Отвращение Томаса, должно быть, отразилось на его лице, поскольку, посмотрев на него, Грейс добавила:
- Она похитила его!
В ответ Томас всего лишь закатил глаза. Он не желал это обсуждать.
- И заставила меня принять участие, - прошептала Грейс.
- Я узнала его вчера вечером, - объявила вдова.
- В темноте? - с сомнением спросил Томас.
- Несмотря на его маску, - ответила она с гордостью. - Он - точная копия своего отца. Его голос, его смех, каждая его черточка.
Наконец, все обретало смысл. Портрет, ее поведение прошлой ночью. Томас вздохнул и закрыл глаза, пытаясь отнестись к ней снисходительно.
- Бабушка, - начал он, что должно было означать протянутую оливковую ветвь примирения, поскольку обычно он называл ее "вы", - я понимаю, что вы все еще оплакиваете своего сына…
- Вашего дядю, - прервала она его.
- Моего дядю, - исправился он, хотя ему было трудно о нем так думать, ведь они никогда не встречались. - Но прошло тридцать лет со дня его смерти.
- Двадцать девять, - резко поправила она.
Томас посмотрел на Грейс, хотя и не знал зачем. За поддержкой? Симпатией? Ее губы сложились в сочувствующую линию, но она промолчала.
Он вернулся к своей бабушке.
- Прошло так много времени, - сказал он. - Воспоминания стираются.
- Не мои, - сказала она надменно, - и конечно же не те, которые касаются Джона. Вашего отца я была бы более чем рада выбросить из головы полностью...
- В этом мы сходимся, - резко прервал ее Томас, потому что еще большим фарсом, чем то, что происходило сейчас, могло бы стать присутствие при этом его отца, если такое возможно себе представить.
- Сесил! - проревел он снова, изгибая свои пальцы в борьбе с желанием задушить кого-нибудь. Где, черт возьми, портрет? Лакей был послан давным-давно. Что может быть проще. Ясно, что у его бабушки не было времени повесить проклятую картину на стену ее спальни.
- Ваша милость! - прозвучало из холла. И вот второй раз за день в дверях гостиной появилась картина, при этом она качнулась вперед, пока два лакея пытались удержать ее в вертикальном положении, огибая угол дверного проема.
- Поставьте ее где-нибудь, - приказал Томас.
Слуги нашли свободное место и поставили картину на пол, осторожно прислонив к стене. Второй раз за день Томас смотрел на длинное мертвое лицо своего дяди Джона.
Но в этот раз совсем по-другому. Сколько раз он проходил мимо портрета и никогда не задерживался, чтобы рассмотреть его? И зачем бы это ему понадоболось? Он никогда не знал этого человека, и у него не было причин искать в нем знакомые черты.
Но сейчас…
Грейс первой нашла слова, чтобы выразить то, что увидели все:
- О, Боже!
Томас в шоке посмотрел на мистера Одли. Было похоже на то, как будто он сошел с картины.
- Вижу, что теперь нет никого, кто бы со мной не согласился, - самодовольно заявила его бабушка.
- Кто вы? - прошептал Томас, уставившись на мужчину, который мог быть только его двоюродным братом.
- Меня зовут, - он запнулся, неспособный оторвать глаз от портрета. - Данное мне имя... Мое полное имя Джон Августус Кэвендиш-Одли.
- Кем были ваши родители? - прошептал Томас. Не дождавшись ответа, Томас потребовал снова: - Кем был ваш отец? - при этом голос его стал на удивление пронзительным.
Одли оторвал глаза от портрета и осмотрелся.
- Проклятье, кем, по-вашему, он был?
Томас почувствовал, как рушится его мир. Все, что только что произошло, каждое мгновение, каждый его вздох заставляли его думать, что фактически он знает, кем тот был, но мысли его разбегались, ускользали, в голове образовалась пустота.
- Ваши родители, - наконец произнес он, и его голос вибрировал как на ветру. - Они были женаты?
- Какая вам разница? - прорычал Одли.
- Пожалуйста, - умоляла Грейс, снова и снова кидаясь то к одному, то к другому. - Он не знает. - Она посмотрела на Томаса, и он понял то, что она пыталась ему сказать. Одли не знал. Он понятия не имел, что за собой влечет тот факт, был ли он рожден законным ребенком.
Грейс умоляюще смотрела на Томаса, уговаривая сообщить Одли правду. Им не следует держать это в секрете, какими бы ни были последствия. Потому она сказала:
- Кто-то должен объяснить мистеру Одли…
- Кэвендишу! - поправила вдова.
- Мистеру Кэвендишу-Одли, - дипломатически выкрутилась Грейс. - Кто-то должен сказать ему, что... что... - Она в отчаянии смотрела то на одного, то на другого, наконец остановив пристальный взгляд на ошеломленном лице Одли. - Ваш отец - человек на портрете, который предположительно является вашим отцом - он был... старшим братом отца его милости.
Никто ничего не сказал.
Грейс откашлялась.
- Поэтому, если... если ваши родители действительно поженились, как и положено по закону…
- Так и есть, - отрезал Одли.
- Да, конечно. Я имею в виду не это, конечно, но…
- Она хочет сказать, - резко вмешался Томас, потому что, ей-Богу, больше он не мог выдержать ни минуты, - что если вы действительно законный наследник Джона Кэвендиша, тогда вы - герцог Уиндхем.
И он стал ждать. Он не знал точно чего. Он высказал свое мнение. Кто-то еще мог вмешаться и высказать свое проклятое мнение.
- Нет, - наконец произнес Одли, садясь на ближайший стул. - Нет.
- Вы останетесь здесь, - объявила вдова, - пока, к моему удовлетворению, этот вопрос не будет улажен.
- Нет, - повторил Одли значительно увереннее. - Я не останусь.
- О, да, вы останетесь, - ответила она. - Если вы этого не сделаете, то я передам вас властям как вора, каковым вы и являетесь.
- Вы этого не сделаете, - заявила Грейс. Она повернулась к мужчине, о котором шла речь. - Она никогда этого не сделает. Никогда, пока она полагает, что вы - ее внук.
- Замолчите! - рявкнула вдова. - Я не знаю, о чем вы думаете, говоря это, мисс Эверсли, но вы не член семьи, и вам нет места в этой комнате.
Томас вышел вперед, чтобы заступиться за Грейс, но прежде, чем он смог произнести хотя бы слово, встал Одли, выпрямив спину как на плацу, взгляд его стал тяжелым.
И впервые Томас подумал, что он не лгал о своей военной службе. Он был офицером до кончиков ногтей, когда произнес в приказном порядке:
- Никогда больше не говорите ей ничего подобного.
Вдова отскочила, опешив от его тона, а еще больше от того, что говорилось о ком-то, кого она считала намного ниже себя.
- Я - ваша бабушка, - отрезала она.
Одли не спускал глаз с ее лица.
- Это еще требует доказательств.
- Что? - вспыхнул Томас прежде, чем смог сдержать свою реакцию.
Одли бросил на него холодный оценивающий взгляд.
- Теперь вы пытаетесь мне сказать, - в голосе Томаса звучало недоверие, - что вы не считаете, что вы - сын Джона Кэвендиша?
Второй мужчина пожал плечами, внезапно вновь становясь больше похож на того жулика, которого он играл ранее.
- Откровенно говоря, я не уверен, что желаю получить вход в этот ваш очаровательный небольшой клуб.
- У вас нет выбора, - сказала вдова.
Одли взглянул на нее искоса.
- Такая любящая. Такая заботливая. Просто бабушка на все времена.
У Грейс вырвался еле сдерживаемый смешок, к которому и Томас не прочь был бы присоединиться, но при любых других обстоятельствах. Нет, он просто громко рассмеялся бы, серьезно. Но только не теперь. Не тогда, когда рядом с ним в его унылой гостиной стоял потенциальный узурпатор.
- Ваша милость, - нерешительно начала Грейс, но прямо сейчас он никого не хотел слышать. Он ничего не хотел выслушивать - ничьих мнений, ничьих предложений, ничего.
Господи, они все смотрели на него, ожидая, чтобы он принял решение, словно он был за все в ответе. О, теперь это становилось забавным. Он даже не знал, черт возьми, кем он теперь был. Возможно, никем. Вообще. И уж точно не главой семьи.
- Уиндхем… - начала его бабушка.
- Замолчите, - рыкнул он, сжав зубы и пытаясь не показать свою слабость. Что, черт возьми, ему теперь делать? Он повернулся к Одли - Джеку, он решил, что должен начать думать о нем по имени, пока не начал думать о нем, как о Кэвендише, или, Боже помоги ему, как об Уиндхеме.
- Вы должны остаться, - сказал он, ненавидя звук своего голоса, выдававшего усталость. - Нам нужно... - О господи, он едва мог поверить, что говорит это. - Мы должны во всем разобраться.
Одли ответил не сразу, а когда ответил, казался измученным в той же степени, что и Томас.
- Кто-нибудь может объяснить, пожалуйста... - он сделал паузу, сжав пальцами виски. Томас отлично понял этот жест. Его собственная голова раскалывалась на мелкие кусочки.
- Кто-нибудь может объяснить генеалогическое древо? - наконец спросил Одли.
- У меня было три сына, - решительно начала вдова. - Чарльз был самым старшим, Джон - средним, а Реджинальд - последним. Ваш отец уехал в Ирландию только после того, как Реджинальд женился - на ее лице отразилось отвращение, и Томас почти закатил глаза, когда она кивнула в его направлении - на его матери.
- Она была простой горожанкой, - продолжил Томас, потому что, черт возьми, это не было тайной. - Ее отец владел фабриками. Просто кучей фабрик. - Ха, какая ирония. - Теперь они принадлежат нам.
Вдова не прерывала его, вместо этого она наблюдала за Одли.
- Нам сообщили о смерти вашего отца в июле 1790 года. Спустя год мой муж и старший сын умерли от лихорадки. Я не болела. Мой младший сын больше не жил в Белгрейве, таким образом, он тоже избежал болезни. Чарльз не был женат, и мы полагали, что Джон умер, не оставив потомства. Поэтому Реджинальд стал герцогом. - После небольшой паузы вдова пробормотала: - Этого никто не ожидал.
И тут все повернулись и посмотрели на Томаса. Изумительно. Он промолчал, отказываясь даже намекнуть на то, что она заслуживает ответа.
- Я останусь, - наконец высказал свое решение Одли. И хотя казалось, что он смирился с неизбежностью, поскольку ему не оставили выбора, Томас не такой уж глупец. Бог ты мой, этот человек был вором. Вор, которому предоставили шанс юридически захватить один из самых высоких титулов на земле. Не говоря уже о состоянии, которое к нему прилагалось.
И состояние это было невероятных размеров. Иногда даже для него.
- Вы приняли самое разумное решение, - сказала вдова, хлопнув в ладоши. - Что ж, теперь мы…
- Но сначала, - вмешался Одли, - я должен вернуться в гостиницу и собрать свои вещи, - Он окинул взглядом гостиную, словно насмехаясь над всем этим богатством, - хотя их не так уж много.
- Вздор, - оживилась вдова. - Ваши вещи будут заменены. - Она свысока осмотрела его дорожный костюм. - К тому же, на изделия гораздо лучшего качества.
- Я не спрашивал вашего разрешения, - холодно ответил Одли.
- Но...
- Кроме того, - прервал он ее, - я должен дать объяснение своим партнерам.
Томас задумался. Он не мог позволить, чтобы слухи об Одли начали распространяться по графству. В противном случае в течение недели об этом узнает вся Великобритания. И не имеет значения, обоснованны ли они. Никто об этом и думать не будет. Главное, появится новая тема для сплетен.
В любом случае он не сможет оставаться герцогом.
Разве ты не слышал, что есть другой претендент, которого поддерживает его собственная бабушка?
Проклятье, будет чудовищный скандал.
- Ничего похожего на правду, - сухо добавил Одли, глядя в его направлении. Томасу стало неудобно. Ему не понравилось, что его мысли были так легко прочитаны. Тем более этим человеком.
- Не исчезайте, - вставила вдова. - Уверяю вас, вы об этом пожалеете.
- Не беспокойтесь, - заметил Томас, высказывая то, что все они и так должны были знать. - Кто же исчезнет, когда ему обещано герцогство?
Похоже, Одли это высказывание забавным не показалось. Томаса это не сильно волновало.
- Я поеду с вами, - сказал ему Томас. Он должен принять меры по отношению к этому человеку. Ему необходимо увидеть, как он поведет себя, как он будет держаться в отсутствии женской аудитории, которую можно обольстить.
Одли одарил его насмешливой улыбкой, и его бровь взлетела точно так же, Бог ты мой, это было пугающе, как у вдовы.
- Мне стоит побеспокоиться о своей безопасности? - спросил он вкрадчиво.
Томас заставил себя не отвечать. Едва ли этот день нуждался еще в одной драке. Но оскорбление было нанесено нешуточное.
Всю свою жизнь он посвятил Уиндхэму. Титулу, наследству, землям. Никогда не имело значения то, что он - Томас Кэвендиш, джентльмен, рожденный в английском графстве Линкольншир, который любит музыку, но ненавидит оперу, который предпочитает ездить верхом, а не в экипаже, даже если погода дождлива, который любит землянику, особенно с топлеными сливками, который был первым в Кембридже и может наизусть прочесть большинство сонетов Шекспира, но никогда этого не делает, поскольку предпочитает рождать каждое слово своим собственным умом. Никогда ни для кого не имело значения, что ему нравится физический труд, или что он терпеть не может неумех. И никого никогда не волновало, что он не любит портвейн, или что его теперешняя привычка к нюхательному табаку в лучшем случае глупа.
Нет, каждый раз, когда требовалось принимать решение, любое решение, ничто из этого значения не имело. Он был Уиндхем. Все очень просто.
И в то же время это все усложняло. Поскольку его преданность своему имени и своему наследству была совершенно неумеренной. Он сделает то, что считает правильным, надлежащим. Он делал так всегда. Но это же смешно, в самом деле, в этом есть некая чудовищная ирония, если приглядеться. Он все сделает правильно только потому, что он герцог Уиндхем. И это правильное решение вполне может означать, что ему придется передать свое собственное имя незнакомцу.
А что если бы он не был герцогом... это сделало бы его свободным? Мог бы он тогда делать все, что пожелает, например, грабить экипажи, лишать девственности и тому подобное, что делают мужчины, не видящие никаких препятствий, не задумывающиеся о последствиях?
И после всего, что он сделал, кто-то посмел предположить, что он опустится до того, что поставит свою личную выгоду выше обязанностей, связанных с его фамильным именем...
Это пробрало его до мозга костей. Это жгло его изнутри.
И тут Одли повернулся к Грейс с раздражающе вкрадчивой улыбкой и сказал:
- Я - угроза его личности. Конечно, любой разумный человек подверг бы сомнению свою безопасность.
И в ответ на это все, что мог сделать Томас, это держать свои руки, хотя бы и сжатые в кулаки, подальше от этого наглеца.
- Нет, вы неправы, - возразила Грейс. Тот пыл, с которым она это произнесла, странным образом подействовал на Томаса успокаивающе. - Вы его недооцениваете. Герцог... - На мгновение она остановилась, запнувшись на слове, но, распрямив плечи, продолжила: - Он самый благородный человек из тех, кого я когда-либо встречала. Вам никогда не придет на ум, что вы можете получить какой-либо ущерб в его компании.
- Я вам гарантирую, - вежливо произнес Томас, одарив своего нового кузена прохладным взглядом, - какие бы побуждения мною не овладевали, я не стану действовать в соответствии с ними.
Услышав его слова, Грейс развернулась к нему.
- То, что вы сказали - ужасно, - и затем, совсем тихо, так, чтобы только он мог услышать: - И это после того, как я вас защищала.
- Зато честно, - слегка поклонившись, признал Одли.
Двое мужчин посмотрели друг другу в глаза, и между ними было заключено негласное перемирие. Они отправятся в гостиницу вместе. Они не будут задавать вопросы, они не будут высказывать свои мнения... Черт, они даже не будут разговаривать без крайней необходимости.
Томаса это вполне устраивало.

_________________

Огромная благодарность за неоценимую помощь vetter!!! Спасибо тебе за все!
___________________________________

Anastar, vetter, спасибо огромное за новую главу! МОЛОДЦЫ!
Поистине, сегодня всем праздникам, праздник!

Девочки!Спасибо за проду!!!!!!!!!И правда у нас , типа Новый Год!Подарки так и сыпятся!!!!!!!!!!!!

Anastar, vetter, СПАСИБО!!!!

Новый год, день рождения и восьмое марта. Все в одном флаконе.
Подарочек!
_________________

Как же я люблю такие праздники!!!!

Anastar, vetter, СПАСИБО!!!!

Anastar, vetter, СПАСИБО БОЛЬШОЕ за продолжение. Как приятно получать такие подарки.

Anastar, Vetter, просто ОГРОМНОЕ человеческое за ваш труд!!!
_________________

Ой, чуть не пропустила! Девочки, спасибо вам!
_________________

 » Глава 7

Глава седьмая (перевод Anastar, редактор vetter)

- У вас почернело под глазом.
Это были первые слова, которые сказал ему Одли спустя почти час после того, как они выехали из поместья.
Томас повернулся и посмотрел на него.
- У вас щека фиолетовая.
Они были недалеко от гостиницы, где Одли оставил свои вещи, и потому замедлили свой ход и двигались прогулочным шагом. Одли ехал на одной из лошадей, взятых в конюшне Белгрейва; он был, Томас не мог этого не отметить, чрезвычайно опытным наездником.
Одли без всякой деликатности потрогал свою щеку, проворно ощупав ее тремя пальцами правой руки.
- Ничего страшного, - констатировал он, очевидно оценив ушиб. - Ясно, что не так плохо, как у вас с глазом.
Томас окинул его надменным взглядом. Впрочем, откуда ему знать? Щека была фиолетовой, точнее совершенно багрово-синей.
Одли взглянул на него поразительно вяло и сказал:
- Я перенес огнестрельное ранение в руку, а также колотую рану ноги. А вы?
Томас ничего не сказал. Но почувствовал, как сжались его зубы, и ему было мучительно слышать звук собственного дыхания.
- Щека - это ничего, - снова заговорил Одли, и, не дождавшись ответа, сосредоточил свой взгляд на изгибе дороги, смотря строго вперед.
Они находились недалеко от постоялого двора. Томас хорошо знал это место. Черт, половина всего этого принадлежала ему.
А может он только думал, что ему что-то принадлежало. Кто его знает? Возможно, теперь он не герцог Уиндхем. А это значит, что он просто один из кузенов Кэвендиша? А таких было достаточно много. Страна была наводнена если не двоюродными, то троюродными и прочими кузенами.
Вот интересный вопрос. Интересный - это, конечно, единственное слово, которое он мог использовать, и которое не заставило его захотеть взорваться безумным смехом. Если он больше не герцог Уиндхем, то кто же он, черт возьми? Принадлежит ли ему хоть что-нибудь? Палка или камень, или небольшой участок земли, который можно назвать его собственным?
И помолвлен ли он все еще с Амелией?
О Господи. Он посмотрел через плечо на Одли, который, черт его задери, уставился на горизонт и выглядел спокойным и невозмутимым.
Он получит и ее тоже? Земли, титул, каждый последний пенни с его счетов - ату, дружище! Так что же с fiancée, раз уж о ней вспомнили.
Судя по реакции Грейс на эту назойливую сволочь, Амелия, похоже, будет от него без ума.
Он раздраженно фыркнул. Если продолжать в том же духе, то он достигнет седьмого уровня ада еще до сумерек.
- Я за пинтой, - объявил он.
- Пива? - удивился Одли, будто не мог себе представить герцога Уиндхема, пьющего как плебей.
- Пока вы будете заниматься своими делами, - пояснил Томас. Он глянул на него краем глаза. - Не думаю, что вы нуждаетесь в моей помощи для того, чтобы сложить ваши штаны.
Одли повернулся, выгнув брови.
- Нет, если у вас нет привычки копаться в чужом мужском белье. Побудьте-ка пока подальше от меня к вашей радости.
Томас встретил его взгляд с холодной решимостью.
- Не заставляйте меня снова наброситься на вас.
- Вы бы проиграли.
- Вы были бы мертвы.
- Не от вашей руки, - прошептал Одли.
- Что вы сказали?
- Вы все еще герцог, - сказал Одли, пожав плечами.
Томас натянул уздечку несколько энергичнее, чем было необходимо. И хотя он точно знал, о чем говорил Одли, его охватила упрямая потребность заставить его все обстоятельно объяснить. Потому он сказал резким, но истинно герцогским тоном:
- Под этим вы имеете в виду...
Одли повернулся. Он выглядел ленивым и хладнокровным, полностью держащим себя в руках, что Томаса, как раз, вывело из себя, поскольку Одли был или выглядел таким, каким обычно был Томас.
Но только не сейчас. Его сердце бешено колотилось, а в руках чувствовался зуд, и что самое неприятное, мир, казалось, слегка закачался. Это был не он. Он никогда не был неуравновешенным. Все что угодно, но только не это... Он почти боялся закрыть глаза, поскольку, когда он их откроет, небо будет зеленое, а лошади заговорят по-французски, и каждый раз, когда он попытается сделать хотя бы шаг, почва станет ускользать из-под ног.
И тут вновь заговорил Одли:
- Вы - герцог Уиндхем. Закон всегда на вашей стороне.
Томас в самом деле хотел его снова ударить. Тем более, что это доказало бы правоту Одли. Никто не посмел бы остановить его здесь, в деревне. Он мог бы избить Одли до полусмерти, и все, что от него осталось бы, аккуратно лежало бы в сторонке.
Да здравствует герцог Уиндхем! Подумать только, сколько возможностей и льгот дает титул, которыми он никогда не находил время воспользоваться в своих интересах.
Наконец они достигли постоялого двора, и он бросил поводья мальчику с конюшни, подбежавшему, чтобы приветствовать их. Его звали Бобби. Томас знал его многие годы. Его родители были арендаторами - честными, работящими людьми, настоявшими на том, чтобы каждый год на Рождество в Белгрейве появлялась корзинка с песочными коржиками, хотя они прекрасно знали, что Кэвендиши ни в чем не нуждаются, тем более в еде.
- Ваша милость, - Бобби радосто ему улыбался, тяжело дыша поле пробежки.
- Ты позаботишься о них, Бобби? - Томас кивнул на поводья Одли, которые мальчик тоже успел взять.
- Наилучшим образом, сэр.
- Вот почему я не доверю их никому другому, - Томас бросил ему монету. - Мы будем... через час? - Он посмотрел на Одли.
- Думаю, да, - подтвердил Одли и переключил внимание на Бобби, смотря парню прямо в глаза, с удивлением отметил Томас.
- Тебя вчера здесь не было, - сказал он.
- Нет, сэр, - ответил Бобби. - Я работаю только пять дней в неделю.
Томас проследил, чтобы владелец гостиницы каждый месяц получал небольшую премию, позволившую ему предоставлять младшим мальчикам дополнительный свободный день. Но так, чтобы кроме владельца гостиницы никто об этом не знал.
- Ты видел Люси?
Люси? Томас с интересом прислушался.
- Черного мерина? - глаза Бобби заблестели.
- Вы назвали мерина Люси? - спросил Томас.
- Да, его, - подтвердил Одли Бобби. Затем бросил Томасу: - Это длинная история.
- Он - красавец, - сказал Бобби, и его глаза округлились от благоговения. Томаса это позабавило. Бобби сходил с ума по лошадям еще до того, как научился ходить. Томас всегда думал, что рано или поздно он наймет его управляющим конюшнями Белгрейва.
- Он мне очень дорог, - сказал Одли. - Несколько раз спасал мне жизнь.
Глаза Бобби стали размером с блюдца.
- Правда?
- Правда. У Наполеона не было шансов против этой прекрасной британской лошади. - Одли кивнул в сторону конюшен. - С ним все в порядке?
- Помыт и почищен. Я сделал это лично.
В то время как Одли занялся подготовкой своего мерина со смехотворным именем к поездке домой, Томас отправился в пивную. Он подумал, что Одли стал ему менее несимпатичен, чем прежде, поскольку мужчина, с такой любовью относящийся к своей лошади, вызывает уважение. Но, в любом случае, пинта пива в такой день, как этот, не помешает.
Он хорошо знал владельца гостиницы. Гарри Глэддиш вырос в Белгрейве, он был сыном помощника управляющего конюшнями. Отец Томаса посчитал его подходящим компаньоном для сына - он был настолько ниже Томаса по своему общественному положению, что не могло возникнуть вопросов о том, кто из них должен быть главным. "Лучше рука конюха, чем коммерсанта", - часто говаривал отец Томаса.
Обычно перед матерью Томаса, которая была дочерью коммерсанта.
Однако Гарри и Томас весьма часто спорили о том, кто же из них должен руководить. В результате они стали верными друзьями. Годы разделили их. Отец позволил Гарри присутствовать на уроках Томаса в Белгрейве, но не собирался дальше спонсировать его образование. Томас уехал в Итон и Кембридж, а затем в полный блестящих излишеств Лондон. Гарри остался в Линкольншире, занявшись, в конечном счете, гостиницей, которую купил его отец, когда жена получила неожиданное наследство. И не смотря на то, что Гарри и Томас теперь гораздо больше знали о различиях в их социальном статусе, чем когда были детьми, их юношеская дружба оказалась на удивление крепкой.
- Гарри, - произнес Томас, усаживаясь на табурет возле бара.
- Ваша милость, - поприветствовал Гарри с той свирепой улыбкой, которую он всегда использовал, чтобы изобразить почтение.
Томас начал было хмурить брови за его дерзость, но вдруг почти рассмеялся. Если бы он только знал.
- Симпатичный глаз, надо же, - произнес Гарри, как бы между прочим. - Всегда нравились пурпурные цвета королевской семьи.
Томас продумал десяток различных возражениях, но, в конце концов, недостаток энергии не позволил ему озвучить ни одно из них.
- Пинту? - спросил Гарри.
- Самую лучшую.
Гарри протянул пинту и поставил ее на барную стойку.
- Вы похожи на черта, - открыто высказался он.
- Такой же горячий?
- Не совсем так, - сказал Гарри, качая головой. - Ваша бабушка?
Гарри хорошо знал его бабушку.
- И она тоже, - неопределенно ответил Томас.
- Ваша fiancée?
Томас моргнул. Он не очень-то много думал об Амелии сегодня днем, хотя начался день замечательно, если считать, что он почти овладел ею на лугу всего лишь шестью часами ранее.
- У вас есть одна, - напомнил ему Гарри. - Где-то такого роста, - он показал рукой.
Она гораздо выше, рассеянно подумал Томас.
- Блондинка, - продолжал Гарри, - не слишком упитанная, но...
- Достаточно, - оборвал Томас.
Гарри усмехнулся.
- Тогда это ваша fiancée.
Томас сделал большой глоток пива и решил позволить ему поверить в это.
- Все довольно сложно, - наконец произнес он.
Гарри немедленно нагнулся над баром с сочувствующим видом. Похоже, и правда он был рожден для этой работы.
- Так всегда.
Поскольку Гарри женился на своей возлюбленной в возрасте девятнадцати лет и теперь имел шесть маленьких пострелят, носящихся по небольшому дому, который находился сразу за гостиницей, Томас не был уверен, что тому хватит опыта судить о сердечных делах.
- Только на днях был здесь один тип...- начал Гарри.
С другой стороны, он, конечно, слышал все грустные рассказы и слезливые истории, произошедшие на территории отсюда и до Йорка.
Томас пил свое пиво, пока Гарри продолжал трепаться обо всем и ни о чем в частности. Томас его почти не слушал, но вдруг понял, что еще никогда в жизни не был настолько благодарен за всю эту бессмысленную болтовню, продолжавшуюся до тех пор, пока он не выпил все, включая осадок.
Тут подошел мистер Одли.
Томас уставился на свою кружку, размышляя, не заказать ли другую. Выпить ее залпом за минуту показалось ему в этот момент очень привлекательным.
- Добрый вечер, сэр! - приветствовал его Гарри. - Как ваша голова?
Томас обернулся. Гарри знал его?
- Намного лучше, - ответил Одли.
- Я дал ему мою утреннюю смесь, - объяснил Гарри Томасу и вновь повернулся к Одли.
- Она всегда срабатывает. Вот, спросите у герцога.
- Герцогу часто требуется бальзам от чрезмерных возлияний? - любезно осведомился Одли.
Томас резко на него посмотрел.
Гарри не ответил. Он заметил взгляд, которым они обменялись.
- Вы знаете друг друга?
- Более или менее, - уклонился Томас.
- Скорее менее, - вставил Одли.
Гарри посмотрел на Томаса. Их глаза встретились лишь на секунду, но в них заключалось сто вопросов и всего одно удивительно утешительное заверение.
Если он нуждается в нем, Гарри всегда готов помочь.
- Нам пора, - сказал Томас, задвигая свой табурет назад к стойке. Он повернулся к Гарри и кивнул ему.
- Вы вместе? - удивленно спросил Гарри.
- Мы старые друзья, - сказал Томас, вернее проворчал.
Гарри не стал уточнять, с каких пор. Он всегда знал, о чем спрашивать не следует.
Он повернулся к Одли.
- Вы не упоминали, что знакомы с герцогом.
Одли пожал плечами.
- Вы не спрашивали.
Гарри, казалось, удовлетворил этот ответ, и он повернулся к Томасу.
- Безопасной поездки, друг.
Томас в ответ слегка кивнул головой, затем первым направился к двери, предоставляя Одли следовать за ним.
- Вы дружите с владельцем гостиницы, - констатировал Одли, как только они оказались на улице.
Томас повернулся к нему с широкой обманчивой улыбкой.
- Я весьма дружелюбный товарищ.
Это были последние слова, произнесенные между ними, дальше они ехали молча, пока не оказались в нескольких минутах от Белгрейва, где Одли нарушил молчание:
- Нам необходимо выдумать какую-нибудь историю.
Томас посмотрел на него с подозрением.
- Полагаю, что вы не желаете объявлять, что я ваш кузен - сын старшего брата вашего отца, если быть точнее, - пока у вас нет доказательств.
- Несомненно, - подтвердил Томас. Его голос дрогнул, главным образом потому, что он рассердился на себя за то, что сам не поднял этот вопрос.
Взгляд, который Одли адресовал ему, был невероятно раздражающим. Все началось с улыбки, которая быстро превратилась в ухмылку.
- Мы будем старыми друзьями, так?
- Из университета?
- Э, нет. Вы боксируете?
- Нет.
- Фехтуете?
Мастерски.
- Возможно, - сказал он, пожав плечами.
- Тогда вот наша история. Мы учились вместе фехтованию. Несколько лет назад.
Томас смотрел прямо перед собой. Белгрейв виднелся совсем близко.
- Сообщите мне, если пожелаете попрактиковаться, - сказал он.
- У вас есть снаряжение?
- Все, что вам потребуется...
Одли поглядел на Белгрейв, который теперь нависал над ними как каменный людоед, заглатывающий последние темноватые лучи солнца.
- А также все, что не потребуется никому, как мне кажется.
Томас не стал комментировать его слова, просто спешился и вручил поводья ожидавшему их лакею. Он зашагал внутрь, спеша оставить этого человека позади. Он не то чтобы хотел игнорировать его, он хотел гораздо большего - забыть о нем.
Подумать только, насколько прекрасной была его жизнь всего каких-то двенадцать часов назад.
Нет, пожалуй, восемь. Восемь часов назад он слегка развлекся с Амелией.
Да, это был оптимальный водораздел между его старой жизнью и новой. После-Амелии, до-Одли.
Безукоризненный.
Но как бы широко не простирались герцогские возможности, они не могли повернуть время вспять, а потому, принимая свой обычный вид человека опытного и крайне сдержанного, он быстро отдал дворецкому распоряжения относительно мистера Одли и вошел в гостиную, где его ждали бабушка и Грейс.
- Уиндхем - оживилась его бабушка.
Он коротко ей поклонился.
- Я послал вещи мистера Одли в синюю шелковую спальню.
- Превосходный выбор, - одобрила его бабушка. - Но я должна повториться. Не называй его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю этих Одли, и не желаю их знать.
- Не уверен, что и они хотели бы вас узнать. - Это мистер Одли вошел в комнату, шагая быстро, но бесшумно.
Томас посмотрел на бабушку. Она всего лишь изогнула бровь, словно указывая на собственное величие.
- Мэри Одли - сестра моей покойной матери, - заявил Одли. - Она и ее муж, Уильям Одли, приняли меня при моем рождении. Они воспитали меня как родного сына и по моей просьбе дали мне свое имя. И я не собираюсь от него отказываться.
Томас ничего не мог с собой поделать - он наслаждался ситуацией.
Затем Одли повернулся к Грейс и поклонился ей.
- Вы можете называть меня мистером Одли, если хотите, мисс Эверсли.
Грейс слегка присела в идиотском реверансе, затем взглянула на Томаса. Зачем? Спросить разрешения?
- Она не может уволить вас за то, что вы воспользуетесь его официальным именем, - нетерпеливо сказал Томас. Боже, это становится утомительным. - Если же она сделает это, то я уволю вас с пожизненным содержанием и отошлю в одно из наших многочисленных имений.
- Это заманчиво, - пробормотал Одли. - Как далеко она может быть отправлена?
Томас почти улыбнулся. Как бы ни раздражал его мистер Одли, временами он был забавен.
- Я думаю, куда-нибудь в наши дальние владения, - прошептал Томас. - В это время года Внешние Гебридские острова прекрасны.
- Вы - ничтожество, - прошипела его бабушка.
- И почему я терплю ее? - громко спросил Томас. После чего, поскольку этот день был чертовски долгим, а благотворное действие пива уже закончилось, он пошел в кабинет и налил себе выпить.
И тут заговорила Грейс, как она делала всегда, когда считала, что обязана защитить вдову:
- Она ваша бабушка.
- Ах да, родная кровь, - вздохнул Томас. Он чувствовал, что начинает язвить. Хотя ни на йоту не был пьян. - Мне говорили, что она гуще, чем вода. Жаль. - Он посмотрел на Одли. - Вы скоро поймете.
Одли только пожал плечами. Или, может быть, он этого не делал. Возможно, Томасу просто показалось. Он должен был отсюда уйти, подальше от этих трех человек, подальше от всего, что звалось Уиндхем, Кэвендиш, Белгрейв или любым другим из пятнадцати титулов, прилагаемых к его имени.
Он повернулся, в упор посмотрев на свою бабушку.
- Моя работа здесь выполнена. Я вернул блудного сына к вашей любящей груди, и в мире все стало хорошо. Не в моем мире, - он не смог не добавить, - но в чьем-то мире обязательно.
- Не в моем, - сказал Одли, медленно и лениво улыбнувшись. - На тот случай, если вам это интересно.
Томас быстро на него взглянул.
- Мне не интересно.
Одли любезно улыбнулся, а Грейс, благослови ее Бог, казалось, была готова снова встать между ними, если они опять нападут друг на друга.
Он наклонил к ней, выражая что-то вроде одобрения, затем одним ужасающе большим глотком осушил свой напиток.
- Я уезжаю.
- Куда? - потребовала вдова.
Томас задержался в дверях.
- Я еще не решил.
Действительно, какое это имеет значение. Подойдет любое место. Только бы не оставаться здесь.

------------------------------------------

Огромное спасибо моему редактору - vetter!

Девочки, с моими главами пока все, осталась только 13-я. Дальше должна быть Виса, но она куда-то пропала . Уже давно. У нее 8-я и 9-я главы. Если не обявится - будем переводить заново.
___________________________________

Anastar, vetter, спасибо вам, девочки, за перевод!




Настя, мне кажется, что тебе уже давно надо было поискать новых переводчиков для этих глав. Ведь последнее сообщение Висы на форуме было аж 25 января. И с тех пор она здесь не появлялась ( ты же сама писала, что твое ЛС ей так и видит в "Исходящих"). Сколько же ты еще собираешься ждать?
_________________

Девочки большое спасибо.
_________________

Спасибо, девочки! Очень понравилвсь глава.
Но вот бяка я, бяка!
В одном месте Томас говорит, что "развлекался" со своей невестой. Может как-то заменить это слово на синоним, а то у меня сразу ассоциации не очень лестные после этой фразы возникают. Он понимаешь ли со всем пылом и почти себя не контролируя... А создаётся такой образ будто он служанку к стенке прижал и побаловался малость...

Хотя может это моё личное мнение и никем более не разделяемое
_________________

Нет, ну так не честно, надо же сразу предлагать синоним-замену

В тексте это - he’d have had a bit of fun with Amelia as well.

Хотя там же Томас признается, что не вспоминал об Амелии после этого весь день. Не сильно-то он пока ее от служанки отличает, мне кажется, может чуть-чуть :-)

Но все же, если предложишь что-то подходящее, то можно и заменить

Амелия просто душка!!! Гораздо лучше, чем в первой книге, хотя и там было ясно, что она очаровашка… Скорей бы прочитать следующие главы!!!!