Рейчел Гибсон "Настоящая любовь и другие напасти"

ПРОЛОГ
Известный в Штатах хоккеист Пелузо
Упоминается в романах там и тут.
Но нам, увы, пока что не известно,
Откуда ноги у него растут.
Да не про булки ниже поясницы,
Хоть те - что надо, выяснить хотим.
Где рос, его характер, увлеченья.
Кого он любит или кем любим?
Вот мы везде Пелузо да Пелузо,
Но согласитесь, это - очень мало!
Ведь даже Джейн, она-то журналистка,
По имени его не называла.
Пока что информации по пальцам.
Играет за «Чинуков» много лет,
В России был, ухаживал за Светой,
По женской части он - большой эстет.
Про то, как с Даней ссорился - не будем! ????
«Проехали!..» - так Холстрем сам сказал.
К тому ж, свидетелем он был на свадьбе,
Недавно крестным папой Инге стал.
Чтоб все понять про нашего героя,
Вернемся этак лет на тридцать пять.
В канадском городке родился мальчик,
Склонилась над кувезом его мать.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
КАНАДСКАЯ



В роддоме развернула из пеленок:
Все пальчики, там - правильный размер.
Какой красивый мальчик получился!
Пусть будет Питер, по-французски Пьер.
Отец его, Антонио Пелузо,
Любил жену и сына очень ждал.
«Как самочувствие, малыш пошевелился?» -
Во все детали радостно вникал.
С ним познакомилась она на танцах.
Он полицейский и в наряде был.
Но лишь увидел, пригласил на танго,
Про службу и про смену позабыл.
Тот танец стал началом и судьбою,
Пошла с ним через месяц под венец.
Но счастье и любовь ее большую
Разнес маньяком пущенный свинец.
Пришли его товарищи с работы.
Жюли по лицам все у них прочла.
Весь городок прощался с ее Тони,
С тех пор она жила и не жила.
Спустя три месяца малыш родился
И жизнь ее наполнил смыслом вновь.
Вернулись в нее запахи и краски,



Вернулся смех, и радость, и любовь.
Мальчишка рос, жизнь птицею летела.
И радость, и тревоги были в ней,
Сын на коньках гонял с трех лет наверно.
Неудивительно, что главным был хоккей.
У них в канадском городке мальчишки
В руках держали клюшку лучше ложки.
Родители коньки им одевали,
Как только крепче становились ножки.
Для Пьера его тренер стал кумиром,
Морель еще с Харламовым сражался.
Но после травмы в городок вернулся,
Тренировал, с хоккеем не расстался.
Когда Жюли у бортика стояла,
Наставник часто мимо лед чертил.
Мальчишка удивлялся - это ж надо!
Сам тренер перед мамой тормозил.
Потом все поняли: Морель в нее влюбился,
А Пьер не ревновал их, между прочим,
Тот стал хорошим его маме мужем.
Ему - наставник, друг, любимый отчим.



С тех пор семья жила одним хоккеем,
Морель считал, что Пьер не подведет.
Все есть - характер, скорость, сила.
И впереди международный лед.
Играл за штат, потом и за Канаду,
А дальше его ждали в НХЛ.
На драфте шел под номером десятым,
Там очень быстро парень повзрослел.
Теперь у мамы только в межсезонье
Ее высокий и красивый сын.
Одна беда, холостякует долго,
Предпочитает жить пока один.
Когда-то раньше говорили люди,
Что если в тридцать не женат мужик,
То и не будет, видно, намекая,
Что ненадежный и гулять привык.



В нем кровь бурлит французов, итальянцев,
По женщинам известный всем ходок.
Но мать надеется,что мальчик ее встретит
Ту, что возьмет его на поводок.
Морель с Жюли по-прежнему в Квебеке,
В Сиэтле пару раз за год гостят.
Увидеться почаще очень трудно -
По всей стране команды колесят.
Морель к тому же тренерство не бросил,
Хоть и болят травмированные ноги.
По-прежнему мальчишкам помогает
В хоккей и в жизнь найти свои дороги.



Пелузо знает, что бы не случилось,
Его семья поможет и поймет.
А друг один, надежный - Даня Холстром,
Ведь близкие всегда наперечет.
Ему сейчас на льду все удается,
Есть силы и играть есть интерес.
Не капитан, но для команды ценен,
И мнение его имеет вес.
Женится он не будет - это точно!
Девиц полно, которые не прочь…
Когда-то Джейн в статье давал советы -
Предпочитают мэны одну ночь.
Тогда он ей представился как Питер,
Вдруг брякнет про него неосторожно.
А Пьер - секретен, как в Святом писании,
Лишь только близким это знать положено.
Такой вот, девы, парень нам попался,
Он за хоккей и мужиков горой.
А женщин, кроме матери, не ценит.
Непостоянный, ветреный плэйбой.
Игра - вот высшее его мерило!
Всю обнажает суть ледовый бой.
Когда две силы меряются силой,
Становится понятно кто с тобой.
И стадиона рев несет к воротам,
Чтоб выплеснуть энергию и страсть.
И ничего важнее нет на свете,
Чем в центр вселенной кинуть и попасть.
Потом дышать учиться понемногу,
Следить, чтоб сердце не пробило грудь,
И воду жадно пить, не напиваясь,
Гасить крови взбесившуюся ртуть
И в этом малом временном пространстве
На пятачке его усилий всех
Принять, переосмыслив пораженье,
И пережить победу и успех.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ВОЛНИТЕЛЬНАЯ


Он доиграл - на ярости, на злости!
Все мысли, как там Даня, Боже мой!
Когда тафгай свалил в атаке друга,
Был на скамейке, не прикрыл собой.
Сам не слабак, приемы очень любит,
Противника впечатывая в борт.
Но этот клюшкой сунул в подбородок,
На скорости, чуть не убил, урод!
Рванули все на лед в одном порыве,
Над Даней замерли, и вот бегут врачи.
Лицо белее снега, без сознанья.
Вцепился Пьер в носилки и кричит.



Тянулся этот матч, как будто вечность!
Примчался в клинику как был, в щитках.
И замер, с Таней в муках ожиданья,
Не замечая слезы на щеках.
Сверлили дверь глазами и молились:
«Давай, борись, держись, мы здесь, с тобой!»
И наконец-то весть - пришел в сознанье,
Через неделю выпишут домой.
Да, челюсть сломана и сотрясенье мозга,
Но главное без трещин позвонки.
Заметив слезы, Пьер их быстро вытер.
Здоровый дядя - плакать не с руки.



Потом повез домой Танюшу ночью,
У той дрожали руки, не унять:
«А где Ингуша?» - «У соседки Кати
Хруловой, должен ее знать».
Открыла сразу дверь, в объятьях Таня:
«Не плачь, малышка спит, воды попей. -
Взглянула на него: - Да вы ведь в робе,
Одежду принесу и в душ, о’кей?»
Он вытаращился - вот так командирша!
Потом решил, не помешает душ.
Когда пришел на кухню, смыв усталость,
Спросил ее: «Не будет против муж,
Что я в его одежду нарядился?»
Глядит, молчит, как будто не поймет:



«Вы издеваетесь? Не верю, что не знали?
Хрулов здесь больше года не живет».
Вот вляпался - так вляпался, нечаянно,
Забыл в переживаньях про разрыв.
Но резкий тон на взвинченные нервы,
В мозгах раздался у Пелузо взрыв.
Сжал челюсти, шипит: « Какое дело
Мне до разводов и чужих скандалов?»
«Вы правы,- отвечает отвернувшись, -
У вас своих проблем не так уж мало!»
« Каких проблем? - опять раскипятился. -
Ни с кем не связан, я один давно!»
Она взглянула, словно пожалела.
И говорит: «Вот то-то и оно!
Но раз никто не поджидает дома,
Поужинайте и ложитесь спать.
Вам в гостевой постелено, не спорьте.
Нельзя за руль сегодня вас пускать».
Хотел ответить, но услышав запах,



Желудок заработал во всю мощь.
Безропотно за стол большой уселся,
Уплел за обе щеки красный борщ,
Потом пюре и сочные котлеты,
И напоследок яблочный компот.
А в сонной голове мелькнули мысли:
«Вот повезло тому, кто так живет».
И вздрогнул, чуть не ляпнул эту глупость!
Сказал: «Спасибо, было вкусно очень!»
Ответила: «Пожалуйста, пойдемте.
Вот ваша комната. Пока, спокойной ночи».
Пьер подошел к окну, уже светает.
Цветы, кусты и детская площадка,
Разбит в конце участка огородик:
Укроп, петрушка, с огурцами грядка.
Прям как у мамы, та бы похвалила,
Что здесь растят не ровненький газон.
Жюли ему с Морелем расписала
Сто тысяч дел, когда пройдет сезон.
Ну, а Морель хотел, чтоб он увидел
Какого-то способного мальчишку.
Им завтра позвонит, сегодня выжат.
Так много навалилось, даже слишком.
Бывают дни, когда бездонно время,
Затягивая все подряд в воронку,
И понимание потом приходит,
Как все непостоянно, хрупко, тонко.
Вот как сегодня - жизнь, игра, атака,
В больнице бесконечности часы…
И от судьбы ответа ожиданье,
В какую сторону наклонятся весы.
Потом у этой русской незнакомки,
В ее уютном доме поздний ужин.
И мысль парадоксальная, смешная:
«А жаль, что этой леди я не нужен».
Он лег, закрыл глаза и видит Катю.
Пришла она, проверив всех детей.
И шепчет тихо Пьер: «Тебя заждался.
Иди ко мне, любимая, скорей!»
И подскочил - да что это такое?
Такие мысли, ну твою-то мать!
Потом опять улегся и подумал:
«Посплю немного и скорей бежать!»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
РАЗВОДНАЯ

Она подумала: «Вставать придется рано:
Мальчишкам в школу, ей потом на курсы».
Весь этот год себя в узде держала,
Мобилизуя стойкости ресурсы.
Все для детей, они - американцы.
Сама давно б уехала домой.
Но им, конечно, лучше здесь остаться -
В России мир и быт совсем другой.
Когда приехали, то было все не сразу.
Она работала, кормила мужика.
Устроилась стилистом; говорили,
Есть вкус и очень легкая рука.



Они тогда чьи деньги не считали,
Но он старался и пришел успех.
Смеялись много, жили - не тужили.
Ей часто говорил: «Ты лучше всех!»
Родились мальчики: Антоша, потом Митя.
Подвинули Хрулова с пьедестала.
Пеленки, зубки, плач, температуры -
Его все очень сильно раздражало.
Все чаще муж был недоволен ею,
Неэкономною, мотовкой называл.
Домой являлся только на ночевку,
По барам с кем придется зажигал .
И как-то повелось, что все проблемы
С детьми и бытом на нее легли.



Он стал чужим каким-то, отстраненным.
Присутствовал, а мыслями вдали.
Ей очень не хватало его ласки,
Хотелось опереться на плечо.
"Давай поговорим?!" - его просила.
А он в ответ: «Ну что тебе еще?
Я жилы рву на льду, весь измотался».
«Тебя все время жду, как Пенелопа».
«Ты не работаешь, оставь меня в покое!» -
И развернувшись, громко дверью хлопал.
Ну, а на людях он отца и мужа
Хорошего всегда изображал.
Но если все идет, не как он хочет,
То обеспечен дома ей скандал.
Она задумывалась часто - что же делать?
Предчувствуя в душе семейный крах.
Куда и почему тот милый мальчик
От жизни их умчался на коньках.
Обиднее всего - пришлось судиться,
Как будто деньги отдавал врагам.
Как будто ему дети не родные.
Так вел себя, что просто стыд и срам!
Она к воде спустилась по тропинке
С разводом кончено - какой ужасный год!
Здесь Штаты, не у нас, царят законы.
Звезда, кумир - не утаишь доход.
Достался детям дом и алименты.
Хрулов кричал от злости, угрожал.
Ей Холстром по-соседски адвоката
Подбросил, ну, а тот его прижал.
Стянула с пальца мужнин бриллиантик



С размаху бросила его в ручей.
Была женою верной и подругой.
Теперь свободной будет и ничьей!
Понятно стало, что же с ним случилось,
Ему «зеленые» затмили разум.
Когда измены начались с другими,
Она почувствовала это сразу.
Терпела, но обиды накопились,
Тяжелым камнем на душе лежали.
Решила Катя - хватит, сколько можно!
Её в разводе дети поддержали.
Антоше восемь лет, но видел прессу,
Не должен мальчик этой грязи знать.
Обнял ее: "Вот вырасту и буду
Тебя всегда, мамулик, защищать!»


"И я, и я!"- на руки прыгнул Митька.
И повалились, куча мал-мала.
Вот лучшие мгновенья ее жизни,
Смеясь и плача Катя поняла.
Газетчики стирали, не жалея,
Семейное белье, и ей попало.
Все сравнивали внешность с той другою,
Мол, победить такую шансов мало.
На разворотах поместили фото -
Копалову целует он взасос.
Тусуется в Сиэтле та два года,
Карьеру строит якобы всерьез.
Кому нужна мяукалка здесь эта,
Вон, гелем грудь и губы накачала.
Продюсеры ей прямо говорили:
«Не будет здесь успешного начала».
Забыв про дочь в России и про мужа,
Хотела, чтоб в Америке срослось.
В одном из баров встретилась с Хруловым.
Понравились друг другу – понеслось…
Их заприметили, они все отрицали,
Потом сказали, мол, любовный рок.
На самом деле, любит миллионы
И дамочка слаба на передок.
Но менеджер был очень недоволен
Игрой Хрулова, не продлил контракт.
Двенадцать шайб в сезоне - очень мало!
В Сибирь пришлось уехать, в «Авангард».
Бывает, дети папу вспоминают.
Звонит им коротко и очень редко.
И псевдо-декабристкой обозвали
Качалову в России очень метко.
«Все, хватит, перевернута страница!
Сегодня просто было все ужасно!»
Примчалась Таня на руках с Ингушей,
Тафгай ударил Холстрома опасно.
Сейчас за ней приедет его тренер,
"Не беспокойся, с Ингой посижу".
Вот Даня с Таней так друг друга любят,
Что видно это даже и ежу!



Весь вечер в новостях крутили кадры,
Как Холстрома на льду чуть не убили,
И истины простые засияли,
Чтоб дети, близкие, друзья здоровы были.
Она теперь все снова начинает.
Подучится и свой салон откроет.
Переболело все, уже не любит.
Так почему ее сердечко ноет?
Да тут еще Пелузо, мачо этот,
Задел ее. Вот дура, не сдержалась!
За ужином, конечно, помирились.
Пора поспать, совсем чуть-чуть осталось.
Давно уже мужчину не кормила,
Не наблюдала мощь скупых движений,
И от горячего мужского взгляда
Не приходило тело в возбужденье.



А он красивый, сильный и высокий,
И важничает много, это зная.
Да ну его! Так, просто оценила.
Она ведь, между прочим, не слепая!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЛЕЧЕБНАЯ

Через неделю выписали Даню,
А предписание - покой и крепкий сон.
К нему пускала Таня только Пьера
И забрала у мужа телефон.
Еще через неделю стало лучше,
Но Холстром запилил себя без меры.
Тафгаю глупо было подставляться,
Наверно, это все - конец карьеры.
Конечно, были травмы, переломы,
Но чтоб кружилась кругом голова,
Чтоб слабость накрывала пеленою -
Такая ситуация нова.
За мужа Танечка переживает очень
И говорит: «Данюша, потерпи.
Вернутся к тебе силы и здоровье,
Поменьше думай и побольше спи».
Петровы часто из Москвы звонили,
К ним Таня обратилась за советом:
«Что делать, как помочь, страдает Даня:
Он плохо ест и спит еще при этом?!»
«Да не волнуйся, было, проходили,
Сам был такой, - сказал ей бодро Коля. -
Терпеть капризы мужиков болящих -
Такая, видно, ваша бабья доля».
Задумался: «А знаешь, я придумал!
Мой дед Иван, он - то еще кино.
Была б на то его и божья воля,
Он прискакал бы к вам уже давно.
Так, между ними и Сиэтлом будет
Часов двенадцать разницы. Так вот,
Скажу ему, пусть завтра в десять ровно
Он вечером у скайпа связи ждет.
Не сомневайся, дед мой дело знает!»
«Да помню я. - Танюша говорит. -
А ты ведь прав! - И улыбнулась в трубку:
Такой, кого угодно подбодрит».
На следующий день пришел Пелузо
С утра пораньше, чтоб до тренировки
Увидеть Холстрома и поболтать немного,
Принес Ингуше куклу и обновки.
И, как француз, не смог без комплимента:
«Ах, Танечка, ты с каждым днем все краше!»



«Да ну тебя, - в ответ она смеется, -
Садись, сейчас по скайпу будут наши».
А Даня говорит: «Ты, Пьер, напрасно
Своим горбатым носом клинья бьешь».
«О, браво! Наконец-то ты проснулся!»
«А как ты думал! Что мое - не трожь!»
«Ну ладно, тише парни, разыгрались,
Запрятали в карманы кулаки,
А то позор пойдет на всю Россию,
Совсем сдурели, скажут, мужики!»
Экран на ноутбуке засветился
И показал просторный древний сруб,
А там народу, мама дорогая!
Как будто это деревенский клуб.
Шумят, волнуются и вмиг затихли,
Увидев Таню с Даней на экране.
Вон тетя Зина машет и бабуля.
А дед Иван - тот, на переднем плане.
И понеслось: приветы, пожеланья,
Ему - здоровья, Танечке - терпенья,
А баба говорит: «Как только встанешь,
Лети сюда, Данюша, на леченье.



У нас спокойно; травок насушила.
Завклубом, вон, передает привет.
Еще Ингушу в баньку не носили?
Пора. Вас жду». Вновь на экране дед.
Отдал команду громко: «Ну-ка, бабы,
Пойдите-ка на пять минут во двор.
И ты, Танюша, отойди в сторонку,
Пойдет у нас мужской тут разговор».
И полетел в космическом эфире
Забористый и трехэтажный мат!
Куда и чем, и сколько раз по кругу
Тафгаю полагается наград.
"У нас таких,- кричал Иван по скайпу, -
Поймают и тудыть-то растудыть,
А после отправляют с голым задом
На хутор ночью бабочек ловить!"



Ржут Даня с Пьером, утирают слезы,
Дед Ваня долго речь свою держал.
Сидит теперь довольный у экрана -
Он оторваться много дней мечтал.
Впервые после травмы Дане легче,
Ведь ругань эта, странно, но лечила.
От древней энергетики славянской
Дух поднимался, прибывала сила.
Да вот, к примеру, в современной жизни,
Нам алигархов, кризис и ворье
Перетерпеть и выжить помогает
Любимая, родная буква «Ё».
А вот и тетя Зина у экрана:
«Танюша, приезжайте, буду ждать.
Все сделаем, чтоб встал на ноги Даня,
И так хочу Ингушу подержать».
«Приедем непременно, - обещают. -
Как разрешат врачи, так сразу в путь.
И мур из Швеции приедет с нами,
Душой ей тоже нужно отдохнуть».
А Пьер потом все долго восхищался:
«Послушай, Даня, люди золотые!
Всего-то полчаса общенья с ними
Похлеще года психотерапии».

ГЛАВА ПЯТАЯ
ОГОРОДНАЯ

Но Холстром говорит: «Тут есть проблема,
Хотел тебя об этом попросить.
Ты помнишь, собирался в межсезонье
На стадионе лагерь я открыть?



Нашлись уже и спонсоры, и деньги,
Составлен длинный список из детей.
А я подвел, свалился так некстати,
Тренировать их нужно двадцать дней.
У всех мальчишек мамы - одиночки.
Для них мужское воспитанье важно.
А лед, ты знаешь, многому научит,
Силенок даст и сделает отважным.
Я знаю, ты лететь к своим собрался,
Но все же, может быть, меня подменишь?
Со спонсорами завтра оргвопросы,
На месте все их выверты оценишь.
Не сомневайся, те еще сквалыги,
Желают освещать всю помощь в прессе.
А наши все работают бесплатно,
По зову сердца и на интересе».
«Да не волнуйся, подменю, не трудно.
Жюли соскучилась, но с нею там Морель.
А ты к сезону выздороветь должен,
Вот главная твоя и Тани цель!»
«Да, Пьер, там в списке пацаны Хруловы.
Я Кате обещал, что все надежно.
Им удели особое вниманье,
Чтоб не задели их неосторожно».
Замялся Пьер: «Хруловы, да, конечно. -
И тут смущенно как-то усмехнулся.



Они как прыгнут на меня тем утром.
Решили, что отец домой вернулся.
Потом сконфузились и извинились,
Тут Кэтрин позвала - готов брэкфэст!
Жуя, устроили допрос с пристрастьем
Похлеще, чем у журналистов тест».
И покраснел, а Даня пригляделся,
«А что спросили-то?» - «Да так, о разном:
Про хват у клюшки, и что если стану
Встречаться с мамой, это будет классно.
Вот представляешь, так и заявили.
Я чуть со стула не упал под стол.
Мол, заходил сюда один бухгалтер,
Но кастинг однозначно не прошел.
Вошла тут Кэтрин, и они затихли,
Велела строго доедать скорей,
Буквально выперла меня за двери,
Как будто я навязывался ей».
«Да, Катя может, мне тут раз досталось.
С ума сходил, когда рожала Таня.
Велела выкосить газон у дома,
Чтобы полезным делом я был занят».
«Дань, хватит, мне она не интересна,
Нужна такая, чтоб смотрела в рот.
Конечно, хороша, глаза большие,
Но делать будет все наоборот».
«А кто сказал, что сватаю тебя я?»
Друг усмехнулся: «Странный разговор».
«Да мать моя опять пошла в атаку,
Мол,бабник я и холост до сих пор».
«Знакома песня, мур мне тоже пела,
Пока Танюшу я не повстречал,
А что, кого-нибудь приметил?»
Но Пьер сердито другу пробурчал:
«Да не хочу я ни на ком жениться.
Запомни, Питер - камень в переводе.
Я переопыленью не поддамся,
Как огурец в каком-то огороде».
«Эй, Пьер, чего раздухарился,
Тебя прям на ботанику прорвало?»
«Да видел, как вчера соседка ваша
Над грядкой с огурцами колдовала.
Я подошел к ограде, поклонился,
Она платочком утирала пот.
«Что делаете?» - «Переопыляю,
Чтобы улучшить неудачный сорт».



Ей говорю: «Да, ловко вы с природой,
С другими не получится вот так».
«Ну, - отвечает, - значит вырву с корнем,
Зачем на огороде мне сорняк?»
А Даня улыбнулся: «Ты, Пелузо,
Не врач и не лечи меня, не надо!
Наверно любовался пятой точкой
И раздевал ее нескромным взглядом?»
«Да, было дело, ну и что такого?



Хоть злючка, но фигурка загляденье.
Так посмотрела на меня сурово,
Другой давно бы потерял терпенье.
Я там, конечно, брякнул не подумав,
Мол, опылять прийти могу к ней ночью.



Вот почему-то чушь несу все время,
Потом, дурак, переживаю очень».
«А что она ?» - «Отбрила - так отбрила,
Сравнила с недоразвитым юнцом,
Который озабочен днем и ночью
Своим… тут покраснела, огурцом».
Но Пьер не рассказал, что он заметил,
Как увлажнились Катины ресницы.
Мгновенно оказался с нею рядом,
Перелетел ограду словно птица.
Слезинку пальцем стер - накрыла нежность.
Взял за руку: «Простите меня, мэм!»
К ней заструится его ток желанья,
Неся обоим тысячу проблем.
Глаза в глаза, застыли в удивлении,
Потом отпрыгнули, как дети друг от друга.
Смутились. «До свиданья». - «Да, до встречи».
Тут Пьер очнулся, посмотрев на друга.
«Ты говоришь, мальчишки уже в списке?
Учту, поехал, дел невпроворот».
И Даня, помахав рукою другу,
Подумал: « Даааа!.. Влюбился обормот!»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОТКРОВЕННАЯ

Доехали, сидят в машине молча,
Волненьем в легких воздух пережат.
Он первым вышел, взял детей на руки,
Они на нем как перышки лежат.
Умаялись и даже не проснулись,
Нельзя их было пушкой разбудить.
Пьер не ушел, решимости набрался,
О том, что между ними обсудить.



Когда в машине ехали, все понял
Он про себя, но где найти слова,
Все выссказать, и чтоб не помешала
Дурацкая газетная молва.
Он жил легко и женщин не чурался,
Но к сердцу ни одну не подпустил.
Себя частенько сами предлагали,
Он был хорош в постели, щедр и мил.
Одни карьеру строили модели,
Им нравились на разворотах фото,
Которые в журналах появлялись,
Мол, дама у Пелузо это что-то.
Но были и охотницы за счетом,
Нужны им только банковские чеки.
Одна такой акулой оказалась,
Чуть с Даней не рассорила навеки.
Да, дело прошлое, но в мыслях утвердилось,
Что женщина нужна ему на ночь.
Желательно, подальше от Сиэтла,
На выездах, потом - из мыслей прочь.
Но Катя все перевернула цели,
Как Герда растопила лед в душе.
Сбылись Maman ему предупрежденья:
Повержен взглядом серых глаз - туше!
Ему все нравится - лицо ее, фигурка,
Как с ним строга, как с ребятней хохочет.
Его цветочком переопылила,
И огурец все время ее хочет.
«Да! - усмехнулся.- Как сказать все это?»
Быть может, ей такой совсем не нужен?
Надеется, что к ней Хрулов вернется,
Начнет все заново с неверным мужем?
Но нет! Он помнит, как она в машине
Смотрела на него горящим взглядом
И руку не отдернула в порыве,
Не прошептала тихо, мол, не надо.
Она вошла: «Что от меня хотите?»



«Вас! - заявляет Кате откровенно. -
Увижу или просто вас представлю
И становлюсь железным я мгновенно.
Ночами часто снитесь, просыпаюсь
И долго не могу потом заснуть,
Все думаю, где точка отправленья
С которой мог налево повернуть?
В вас что-то от Maman и от Татьяны.
Не внешность, а забота и вниманье.
Мне почему-то хочется все время
Быть членом вашей маленькой компании.
Чтобы иногда и мне предназначались
Улыбки и сиянье ваших глаз.



Поверьте, раньше никого на свете
Я не хотел так сильно, только вас.
Признайтесь, между нами существует
Неведомой мне силы притяженье.
Хочу зацеловать я ваши губы
И залюбить вас до изнеможенья».
Он замолчал, она молчала тоже.
Их связывали напряженья нити.
Осип у Кати голос от волненья,
Она откашлялась: «Сейчас... простите.
Вот правда вам на вашу откровенность.
Мне очень нравитесь, но вот какое дело,
Не будет в моей жизни отношений,
Где не душа нужна, а только тело.
Я не могу позволить увлечений,
На первом месте в жизни сыновья!
Все сделаю, чтоб больше не страдала
От ветра перемен моя семья.
Во всем нужна стабильность моим детям,
Они и так потрясены разводом.
Не допущу, чтоб детство омрачалось
Моих бойфрендов в доме хороводом.
Я не хочу воспоминаний горьких
И боль измены снова пережить.
Но если вы хотите, то давайте
Общаться будем с вами и дружить».
«Нет! - отвечает Пьер. - Мне это мало!
Я не ношу короткие штанишки.
Нужны вы мне душой своей и телом,
Вся ваша жизнь и ваши два мальчишки.
Все развивается стремительно, я знаю,
Подумайте, я подожду ответ.
Мы вместе будем или врозь, решайте,
Других здесь вариантов просто нет.
Пока машины нет на тренировку
Возить вас буду, а на память - вот!»
Он наклонился к ней и как захватчик
Пленил, целуя ее нежный рот.
Он требовал, ласкал, шептал ей что-то.
Она ответила и отключился разум.



Вдруг все закончилось, он вышел не прощаясь.
Что это было - поняла не сразу.
«Влюбилась, глупая, совсем пропала! -
Себе призналась честно и без фальши. -
Чтоб снова не страдать, не обмануться -
Держаться нужно от него подальше!»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ЛЮБОВНАЯ

Он был готов, она его хотела,
Прижал к себе хозяйским властным жестом,
Все в ней отозвалось, но прошептала:
«Постой, сейчас не время и не место».
«Когда, скажи мне, сколько еще буду
Варится ожиданьем в преисподней?»
Сказала: «Завтра». На часы взглянула
И улыбнулась: «Нет, уже сегодня.
С утра мальчишек соберу, и с бывшим
Они в Лос-Анджелес на уик-енд уедут».
«Во сколько за тобою мне заехать?»
Сказала: «Буду ждать тебя к обеду».
Вот проводила всех, одна осталась.
Мальчишки прыгали по дому спозаранку.
В сомненьях извелась - как ей не стыдно?
Из дома дети – мама на свиданку.
Но тут звонок раздался неурочный,
Она открыла дверь, Пьер на пороге.



«Решил заехать за тобой пораньше,
Чтоб не свернула ты на полдороге».
И жадным взглядом оглядел фигурку:
«Сначала в ресторане покормлю,
Потребуется сил тебе не мало
И побыстрей, пожалуйста, молю».
Она не помнила, как одевалась, вышла,
А он стоит с букетом белых роз.
Увидела и нежно улыбнулась,



Не удержав в себе счастливых слез.
Смеясь, трясет над ней букетом этим
И льется нежный дождь из лепестков.
«Теперь тебя я переопыляю,
Моею будешь до конца веков».
Потом упал букет на пол, забытый,
Поднял на руки Катю и понес.
В машину посадил, не удержался,
Лаская жарко, целовал взасос.
Обед роскошный, ресторан - в тумане.
Машина, лифт, и вот под ней кровать.
Словами грешными довел почти до точки,
Руками смелыми одежду стал срывать.
Добрался откровенной лаской пальцев
К укрытой между бедер нежной розе.
В дугу скрутила единенья жажда,
Соединив тела в библейской позе.



Раскрылись бедра под его напором,
У входа бьется сила в нетерпении.
Она приподнялась ему навстречу,
Приветствуя его проникновенье.
Разъединив, любовные качели
Соединяли в эпицентре встречи,
Чтоб не разбиться с них, когда взмывали,
Держалась крепко за атланта плечи.
Еще толчок, и взрывом отозвался
Вулкан горячей лавы в животе,
И, невесомые, парили долго-долго
В космической блаженной высоте.
А он, дождавшись Кати возвращенья,
Не отводя своих горящий глаз,
Поцеловал и вновь пришел в движенье,
И прошептал: «Мне мало… Еще раз…»
По наковальне страсти бился молот,
Летели искры, кожа полыхала.
И шепот хриплый сквозь туман сознанья:
«Моя! Люблю!» И все опять сначала.
«Скажи, что одного меня ты любишь?»
«Люблю, ты для меня - один на свете!»
И бурный отклик на руки движенье,
И шепот: «Пьер… - и крик высокий, - Петя!»



Под утро вдруг Катюша подскочила:
«Не защищались мы» - она в отчаянье.
Он показал билеты ей в Лас-Вегас:
«На вечер там назначено венчанье».
«Когда успел?» - спросила удивленно,
«Когда сказала «да» в машине ночью.
Ты хочешь от меня иметь ребенка?»
Она, краснея, прошептала: «Очень!»
«Ты не волнуйся, Катя, за мальчишек.
Мы сблизились, они родными стали,
Все сделаю для них». - «Не сомневаюсь».
А дальше все глаза ее сказали -
Они светились счастьем и любовью.
«Катюша, если будешь так смотреть,
То я…» И снова тел и душ слиянье,
И после взрыва маленькая смерть.
Потом тихонько возвращались к жизни,
На смену поцелуям разговоры,
Но руки неустанно рисовали
На их телах любовные узоры.



Все про себя поведать откровенно
Друг другу в эту ночь они посмели,
Закрыв их прошлого страницы, вместе
Уснули в развороченной постели.

ЭПИЛОГ
Чтоб сильно не грустить при расставании,
Заглянем в будущее этак лет на пять.
В канадском городке родился мальчик,
Склонилась над кувезом его мать.
Она глядит с любовью на сыночка.
На месте пальчики и до чего ж хорош!
Лохматые волосики Пелузо,
Что б знали все - на папочку похож.
А он стоит, взволнованный, здесь рядом,
С дочуркой сероглазой на руках.
С ним познакомиться пришли два старших брата,
Ну, и, конечно, бабушка в слезах.
Ей дед платочком щеки вытирает.
Откашлялся: «Скажу, хоть неречист.
Малец у вас отличный получился,
По всем приметам будет хоккеист».
И все заулыбались - как иначе?
Ведь Кубок Стэнли здесь святая цель.
Внимательно Жюли глядит на брата,
Как чмокает губёшками Морель.
С любовью Пьер ласкает Катю взглядом,
Им счастье голову который раз кружило.
Слова для них уже давно не важны -
Любовь обоих ПЕРЕОПЫЛИЛА.