Роберт Рождественский

СТИХИ О СЛОЖНОСТИ

Подъезды встречают мерцаньем нечётким,
и бухает дверь за стеной деловито…

В подъездах
целуются парни
с девчонками.
А я им завидую.
Очень завидую…
Я всё это помню до малых подробностей:
дорога ещё непонятна,
не начата.
И сразу же –
нагромождение сложностей,
в которых земля
для любви
предназначена!
Впервые приходится
сложно молчать,
всё понимать с полуслова.
И на записки
не отвечать
загадочно,
долго,
сложно.
Впервые пугают
случайные взгляды.
И время
как вкопанное остановилось!
И веришь в великие
сложные клятвы…

Неужто
из сложности этой
я вырос?!
Я старше.
Я здорово знаю сам:
пустяшней
всех пустяков
к девичьим сердцам,
дрожащим сердцам
подбирать
отмычки стихов.
Как всё это просто!
До смеха.
До жути.
Далёкие клятвы
однажды затихли.

Влюблённые мальчики,
не обессудьте!
Наверно,
и вас
пустота настигнет…
Целуются
восемнадцатилетние
самозабвенно
и неутомимо.
В восторженном лепете,
собственном лепете
для них
открываются сложности
мира!..
А я
опускаю голову вниз.
Влюблённых
я обхожу осторожно.
И очень тихо прошу:
- Вернись,
та,
первозданная сложность.

1985
___________________________________

***

За окном тихо плачет дождь
Над ее непонятной судьбой.
Он ушел, и его не вернешь.
Да и надо ли? Бог с тобой.
В сонный город спускается ночь,
Занимается теплый свет.
За окном тихо плачет дождь,
И его рядом с нею нет.
Она выйдет на темный балкон,
Она молча посмотрит вниз,
И, стряхнув черно-белый сон,
Она встанет на скользкий карниз.
Она сделает шаг вперед,
Сердце сладко замрет в груди...
Вы решили - она упадет?
Что вы. Нет. Она полетит...
___________________________________

***

Я спокоен.
Я иду своей дорогой.
Не пою, что завтра будет веселей.
Я суровый.
Я суровый.
Я суровый...
Улыбаешься в ответ:
"А я - сирень..."

Застываю рядом с мраморной колонной,
Удивляюсь: почему не убежал.
Я холодный.
Я холодный.
Я холодный...
Улыбаешься в ответ:
"А я - пожар..."

Я считаю перебранку бесполезной.
Всё в порядке!
Пусть любовь повременит.
Я железный.
Я железный.
Я железный!..
Улыбаешься в ответ:
"А я - магнит..."
___________________________________

Монолог Царя зверей

В катакомбах музея
пылится пастушья свирель,
бивень мамонта,
зуб кашалота
и прочие цацки...

Человек!
Ты послушай Царя
терпеливых зверей.
И прости, что слова мои
будут звучать не по-царски.
Я —
последний из львов.
Но пускай за меня говорят —
лань
в объятьях капкана,

ползучего смога
громадность.
И дельфинья семья,
за которой неделю подряд
с вертолёта охотился ты.
Чтоб развеяться малость.

Пусть тебе повстречается голубь,
хлебнувший отрав,
муравейник сожжённый,
разрытые норы барсучьи,
оглушённая сёмга,
дрожащий от страха жираф,
и подстреленный лебедь,
и чайки —
по горло в мазуте.
Пусть они голосят,
вопрошая карающий век.
Пусть они стороною обходят
любую машину...
Ты —
бесспорно — вершина природы,
мой брат, человек.
Только
где и когда ты встречал
без подножья
вершину?

Ты командуешь миром.
Пророчишь.
Стоишь у руля.
Ты — хозяин.
Мы спорить с тобой
не хотим и не можем.
Но без нас, —
ты представь! —
разве будет землёю
земля?
Но без нас, —
ты пойми! —
разве море
останется морем?
Будут жить на бетонном безмолвьи
одни слизняки.
Океан разольётся
огромной протухшею лужей!
Я тебя не пугаю.
Но очень уж сети
крепки.
И растёт скорострельность
твоих замечательных
ружей.
Всё твоё на планете!
А нашего —
нет ничего.
Так устроена жизнь.
Мы уже лишь на чучела
сгожи.
Зоопарки твои превосходны. —
Да жаль одного:
мы в твоих зоопарках
давно на себя
не похожи...

Так устроена жизнь.
Мы поладить с тобой не смогли.
Нашу поступь неслышную
тихие сумраки спрячут.
Мы уходим в историю
этой печальной земли.
Человечьи детёныши
вспомнят о нас.
И заплачут...
Мы —
пушистые глыбы тепла.
Мы —
живое зверьё.
Может, правда, что день ото дня
мир становится злее!..
Вот глядит на тебя
поредевшее царство моё.
Не мигая, глядит.
И почти ни о чём не жалея.
И совсем ничего не прося.
Ни за что не коря.
Видно, в хоботы, ласты и когти
судьба не даётся...

Я
с седеющей гривы
срываю корону Царя!
И реву от бессилья...
А что мне ещё остаётся?
___________________________________

Нелетная погода

Нет погоды над Диксоном.
Есть метель.
Ветер есть.
И снег.
А погоды нет.
Нет погоды над Диксоном третий день.
Третий день подряд мы встречаем рассвет
не в полете,
который нам по душе,
не у солнца, слепящего яростно,
а в гостинице.
На втором этаже.
Надоевшей.
Осточертевшей уже.
Там, где койки стоят в два яруса.
Там, где тихий бортштурман Леша
снисходительно,
полулежа,
на гитаре играет, глядя в окно,
вальс задумчивый
«Домино».
Там, где бродят летчики по этажу,
там, где я тебе это письмо пишу,
там, где без рассуждений почти с утра,-
за три дня,
наверно, в десятый раз,-
начинается «северная» игра —
преферанс.
Там, где дни друг на друга похожи,
там, где нам ни о чем не спорится…
Ждем погоды мы.
Ждем в прихожей
Северного полюса.
Третий день погоды над Диксоном нет.
Третий день…

А кажется: двадцать лет!
Будто нам эта жизнь двадцать лет под стать,
двадцать лет, как забыли мы слово: летать!

И обидно.
И некого вроде винить.
Телефон в коридоре опять звонит.
Вновь синоптики,
самым святым клянясь,
обещают на завтра
вылет
для нас…
И опять, как в насмешку,
приходит с утра
завтра, слишком похожее
на вчера.
Улететь — дело очень не легкое,
потому что погода —
нелетная.

…Самолеты охране поручены.
Самолеты к земле прикручены,
будто очень опасные звери они,
будто вышли уже из доверья они.
Будто могут
плюнуть они на людей!
Вздрогнуть!
Воздух наполнить свистом.
И — туда! Сквозь тучи…

Над Диксоном
третий день погоды нет.
Третий день.
Рисковать
приказами запрещено…

Тихий штурман Леша
глядит в окно.
Тихий штурман наигрывает «Домино».
Улететь нельзя все равно
ни намеренно,
ни случайно,
ни начальникам,
ни отчаянным —
никому.
___________________________________

Спелый ветер дохнул напористо
и ушел за моря...
Будто жесткая полка поезда -
память моя.
А вагон
на стыках качается
в мареве зорь.
Я к дороге привык.
И отчаиваться
мне
не резон.
Эту ношу транзитного жителя
выдержу я...
Жаль, все чаще и все неожиданней
сходят друзья!
Я кричу им:
"Куда ж вы?!
Опомнитесь!.."
Ни слова в ответ.
Исчезают за окнами поезда.
Были -
и нет...
Вместо них,
с правотою бесстрашною
говоря о другом,
незнакомые, юные граждане
обживают вагон.
Мчится поезд лугами белесыми
и сквозь дым городов.
Все гремят и гремят под колесами
стыки годов...
И однажды негаданно
затемно
сдавит в груди.
Вдруг пойму я,
что мне обязательно
надо сойти!
Здесь.
На первой попавшейся станции.
Время пришло...
Но в летящих вагонах
останется
и наше тепло.
___________________________________

КОРОЛЕВА ПЛЯЖА

И была там королева пляжа…
Пляж,
лениво вглядываясь в волны,
по утрам дымился,
будто плаха
после исполненья приговора.
В этот час-
как будто отвлеченно
от погоды,
моря
и вселенной-
шла по пляжу
рыжая девчонка.
Мы ее прозвали
королевой.
Проходила,
как землетрясенье!
Проходила вызовом веселым.
По уютным письмам
и по семьям
шла она
нежданным ревизором!
Очень жглась
и слишком понималась,
от прически до ногтей
крамольна…
На локтях
мужья
приподнимались.
Говорили:
“ Чудо -
это море!...”

Только жены
не желали чуда!
Вздрагивали жены,
будто чуя
недруга!
Едины и усердны,
расставляли крылья,
как наседки.
Их глаза решимостью сверкали.
( королева проходила мимо.)
А они ее
вовсю
свергали!
И топтали.
И до дна громили.
Косточки в муку перетирали,
заходясь
в высоком наслажденье,
потому что были мастерами
в этом самом
очень женском деле.
С ними было спорить бесполезно…
Королева шла легко,
спокойно.
И плескалось море
в королевстве,
И синели в королевстве
горы.
Королевство
( это было видно )
разделялось на две
половины.
На одной-
святое раболепье.
На другой-
проклятья королеве.
___________________________________

***

Где-то оторопь зноя с ног человека валит.
Где-то метель по насту щупальцами тарахтит…
А твоего солнца хватит на десять Африк.
А твоего холода – на несколько Антарктид…

Снова, крича от ярости, вулканы стучатся в землю!
Гулким, дымящимся клекотом планета потрясена…
А ты – беспощадней пожаровю,сильнее землетрясений.
И в тысячу раз беспомощней двухмесячного пацана…

Оглядываться не стоит, оправдываться не надо.
Я только всё чаще спрашиваю с улыбкою и тоской:
За что мне такая мука? За что мне такая награда?
Ежеминутная сутолока. Ежесекундный покой.
___________________________________

***

Волга-река. И совсем по-домашнему; Истра-река.
Только что было поле с ромашками…
Быстро-то как!..
Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках…
Быстро-то как!
Да за что ж это, Господи?!
Быстро-то как…
Только что вроде с судьбой расплатился, -
Снова в долгах!
Вечер в озябшую ночь превратился.
Быстро-то как…
Я озираюсь. Кого-то упрашиваю, как на торгах..
Молча подходит Это.
Нестрашное…
Быстро-то как…
Может быть, может быть, что-то успею я в самых последних строках!..
Быстро-то как!
Быстро-то как…
Быстро…
___________________________________

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О ШКОЛЬНЫХ ОЦЕНКАХ

Память
за прошлое держится цепко,
то прибывает,
то убывает…
В школе
когда-то
были оценки
две:
«успевает»
и «не успевает»…

Мир из бетона.
Мир из железа.
Аэродромный
разбойничий рокот…
Не успеваю
довериться лесу.
Птицу послушать.
Ветку потрогать…
Разочаровываюсь.
Увлекаюсь.
Липкий мотив
про себя напеваю.
Снова куда-то
бегу,
задыхаясь!
Не успеваю,
Не успеваю…
Время жалею.
Недели мусолю.
С кем-то
о чем-то
бессмысленно спорю.
Вижу
все больше вечерние
зори.
Утренних зорь
я почти что не помню…
В душном вагоне –
будто в горниле.
В дом возвращаюсь.
Дверь открываю.
Книги
квартиру
заполонили.
Я прочитать их
не успеваю!..
Снова ползу
в бесконечную гору,
злюсь
и от встречного ветра
немею.
Надо б, наверно,
жить
по-другому!
Но по-другому
я не умею…
Сильным бываю.
Слабым бываю.

Школьного друга
нежданно встречаю.
«Здравствуй!
Ну как ты?..»
И –
не успеваю
вслушаться
в то, что он мне
отвечает…
Керчь и Калькутта,
Волга и Висла.
То улетаю,
то отплываю.
Надо бы,
надо бы остановиться!
Не успеваю.
Не успеваю…
Знаю,
что скоро метели
подуют.
От непонятной хандры
изнываю…
Надо бы
попросту сесть и подумать!
Надо бы…
Надо бы…
Не успеваю!

Снова меняюверсты
на мили.
По телефону
Москву вызываю…
Женщину,
самую лучшую
в мире,
сделать счастливой
не успеваю!..

Отодвигаю
и планы, и сроки.
Слушаю притчи
о долготерпеньи.
А написать
свои главные строки
не успеваю!
И вряд ли успею…
Как протодьякон
в праздничной церкви,
голос
единственный
надрываю…

Я бы, конечно,
исправил оценки!..
Не успеваю.
Не успеваю.
___________________________________

БЕГ

Бежала,
как по воздуху.
С лицом,
как май, заплаканным.
И пляшущие волосы
казались рыжим пламенем.
И только дыма не было,
но шла волна горячая...
Она бежала —
нежная,
открытая,
парящая!
Звенела,
будто денежка,
сама себя нашедшая...
Не сознавая,
девочка
бежала в званье женщины.
Так убегают узники.
Летят в метро болельщики.

И был бюстгальтер узенький,
как финишная ленточка.
___________________________________

* * *
Я строил из себя
пожившего.
Пожившего.
Поднаторевшего.
Усталого и отспешившего.
Уверенного.
В меру грешного.
И понял вдруг,
что вот
по улице,
как существо необычайное,
пронёс себя
известный умница,
весь выстроенный
из молчания!
А этот застарелый путаник –
в берете,
с палкой не по росту, -
он выстроил себя
из пуговиц,
из брюк и пиджака
в полоску…
А этот –
в анекдотах пустеньких.
А тот –
в загадочном загаре.
А этот –
приложенье
к усикам
и скромный постамент
к сигаре…
А вот,
цедя слова задавленно,
руками бледными колыша,
шагают
юные фундаменты.
Без стен
(не говоря о крышах!).
Считают:
надо торопиться.
Прислушиваются к разговорам…

Так
по крупице,
по крупице
мы строим из себя
кого-то.
Как будто время
опустело.
И не окликнет.
И не спросит…

Тут
думать надо.
Делать дело.
Оно тебя само
построит.
___________________________________

***

Что ж, пока туристы и учёные
не нашли Земли Обетованной, -
надо жить на этой самой, чёртовой,
ласковой, распаханной, кровавой.

Надо верить в судьбы и традиции.
Только пусть во сне и наяву
жжёт меня, казнит меня единственно
правильный вопрос: «Зачем живу?»

Пусть он возвышается, как стража
на порогах будущей строки.
Пусть глядит безжалостно. Бесстрашно.
Пусть кричит! Хватает за грудки!

Пусть он никогда во тьму не канет.
Пусть он не отходит ни на шаг.
Пусть он, как проклятье, возникает
в стыдно пламенеющих ушах!

Пусть он разбухает, воспаляясь,
в путанице неотложных дел.
Пусть я от него нигде не спрячусь,
даже если б очень захотел!

Пусть я камнем стану. Онемею.
Зашатаюсь. Боль превозмогу.
Захочу предать — и не сумею.
Захочу солгать — и не смогу.

Буду слышать в бормотанье ветра,
в скрипе половиц, в молчанье звёзд,
в шелесте газет, в дыханье века
правильный вопрос: «Зачем живёшь?»
___________________________________

Общежитие

Ау, общежитье, "общага"!
Казнило ты нас и прощало.
Спокойно, невелеречиво
Ты нас ежедневно учило.
Друг друга ты нам открывало.
И верило, и согревало.
(Хоть больше гудели, чем грели,
слезящиеся батареи…)

Ау, общежитье, "общага"!
Ты многого не обещало.
А малого мы не хотели.
И звезды над нами летели.
Нам было уверенно вместе.
Мы жить собирались лет двести…

Ау, общежитье, "общага"!
Нас жизнь развела беспощадно,
До возраста повыбивала,
Как будто война бушевала.
Один — корифей баскетбола -
Уехал учителем в школу.
И, в глушь забредя по малину,
Нарвался на старую мину.
Другого холодной весною
На Ладоге смыло волною
А третий любви не добился
Взаимной.
И попросту спился.
Растаял почти незаметно…

А тогда все мы были бессмертны.
___________________________________

Программистам, обучающим ЭВМ

Проводов натруженные жилы.
Алгоритмов сомкнутая мощь.
Учится
писать стихи
машина.
Я не против.
Я хочу помочь.
Я её программы
не нарушу,
одобряя стихотворный зуд...

Только
мало - в рифму.
Надо - в душу.
Рифмы рифмами.
Не в этом суть...
Пусть же, как положено,
вначале
втиснутся
в машинные зрачки
уравненья
счастья и печали,
формулы
удачи и тоски.
Но однажды пусть
она, машина,
осадив
свой электронный бег,
зная все конструкции снежинок,
тихо спросит:
«Что ж такое снег?...»
«Как это возможно -
запах детства?...»
«Почему вам снится скрип саней?...»
И пускай
непостижимо тесно
в ящике железном
станет ей!
Пусть она,
как мы,
почует ветер.
Испытает пусть,
к земле склонясь,
зависть к тем,
кто жил до нас на свете.
Ревность к тем,
кто будет после нас.
(Это сделать непременно стоит,
если уж всерьёз
учить её...)
Пусть она -
хотя бы раз -
застонет,
ощутив бессилие своё.
Пусть почует жар нетерпеливый
и запомнит
как приказ: «Живи!»
Если б вся любовь
была счастливой,
не было бы
песен о любви...
Поднимаясь на дыбы ершисто,
собственный
обозначая путь,
пусть она
единожды
решится
(не подумав!)
сделать что-нибудь.
Пусть потом опомнится.
Остудит
мозг несметный.
Но - ему назло -
проклянув себя,
опять поступит
глупо,
нелогично
и светло!
Спутает, что важно,
что не важно.
Вымолвит:
«Какие пустяки!...»

...Может быть, тогда
машина ваша
и напишет
настоящие
стихи.
___________________________________