Клуб "Синий чулочек"

Рыцарь вспрыгнул в седло, наклонился и протянул молодой женщине руку.

– Обопритесь мне на ногу и держитесь за руку, – велел он.

– Я знаю что делать, – отрывисто бросила Кэтрин, подоткнув полу юбки за пояс. – Мой отец и муж были солдатами. Я научилась ездить верхом раньше, чем ходить.

Оливер покрепче сжал губы, чтобы подавить улыбку и удержаться от искушения ответить. Ясно, что эта женщина не любит быть кому-либо обязанной.

Рука, которую она вложила в его, была холодной, огрубевшей от работы, с короткими ногтями. На безымянном пальце блестели два кольца: одно у самого основания, второе чуть выше сустава. Оба золотые, с гравировкой. Судя по всему ее муж был редкой птицей, то есть богатым солдатом. Большинство солдат служат за пищу и оружие. Денег на роскошь им остается немного.

Оливер втащил женщину на спину коня, и она уселась не боком, как сделала бы это леди благородного происхождения, а прямо, как мужчина.

Рыцарь не смог сдержать улыбки, от которой ярко засияли его темно-серые глаза и появились две ямочки на щеках.

Кэтрин сердито уставилась на него.

– Что вас так позабавило?

– Нет, ничего. Я не забавляюсь, а восхищаюсь, – ответил Оливер, по-прежнему широко улыбаясь.

Ее чулки были чудесного фривольного красного цвета и изящно обтягивали щиколотку и икру.

Проследив за взглядом рыцаря, женщина попыталась одернуть подол, но тут же откинулась назад и выпрямилась, недовольно пробормотав:

– Пяльтесь, если уж вам так нравится, только постарайтесь, чтобы глаза не выскочили раньше, чем мы очутимся в Бристоле.

– Да благослови их Бог! – повторил он и закрыл глаза. Некоторое время он спал и видел яркие сны. Вот он в саду, ищет Эмму, но не может найти ее. Эмис тоже здесь. Она указывает на яблоневую рощу. Он входит в рощу в поисках жены, но видит только зеленый холм, похожий на огромную могилу. Он поворачивается к нему спиной, оглядывается, но на вершине холма уже сидит совершенно нагая Кэтрин. Ее прикрывают лишь длинные черные волосы, а на ногах – красные чулки.

Из-под забрала сверкнула его белозубая улыбка. За десять дней в походе подбородок снова скрылся под огненно-рыжей, как у викинга, бородкой. Рыцарь подскакал, нагнулся в седле и протянул руку. Кэтрин схватила ее, поставила свою ногу на его и, сверкнув красными шелковыми чулками, одним движением очутилась на крупе. Одной рукой она схватилась за кожаный пояс, а другой прижимала к себе корзинку с угрями.

– Кажется, мы уже где-то встречались? – шутливо осведомился Оливер. Его глаза перебегали с ее лица на корзинку, затем на красные чулки и обратно, словно не зная, где остановиться.

– Если бы мы встречались, я бы этого не забыла, – подхватила Кэтрин. В ее зрачках танцевали искорки.

– А вы помните?

– Меня можно заставить вспомнить.

– Ну, так, – отрывисто проговорила Этельреда. – Ты все еще хочешь учиться?

Кэтрин посмотрела на старую повитуху в простом домотканом платье и подумала о страхе, уважении и враждебности, которые неразрывно связаны с ее ремеслом. От ее умения зависит жизнь. На одной стороне монеты – глубокое удовлетворение, на другой – опасность и отчаяние.

– Наше дело не для слабых желудком и духом, – проговорила старуха, словно прочитав ее мысли.

Кэтрин сглотнула и откликнулась на зов судьбы. Ее голос прозвучал в ушах, как чужой:

– Да, я хочу учиться. Мне нужно знать, ради чего жить.

Она оглядела женские покои. Здесь цели в жизни ей не найти. Утреннее шитье в компании с Эдон оставило чувство раздражения и ощущение, что она попала в курятник. Хватит!

– Но у меня есть обязательства перед графиней, – невольно пробормотала молодая женщина.

Этельреда покачала указательным пальцем.

– Если на пути лежат камни, их можно либо убрать, либо обойти, либо просто остановиться. Я знаю графиню Мейбл. Она благосклонно отнесется к твоему обучению. Графиню устроит, что ей не придется посылать в лагерь всякий раз, когда понадобится успокаивающее питье или немного розового крема, чтобы втереть его в руки.

Кэтрин с сомнением кивнула, все еще не вполне убежденная. Повитуха вернула ей чашу и легко встала на ноги.

– Что же, я, пожалуй, пойду. Завтра вернусь, поговорим и, если ты не передумаешь, начнем обучение.

Снова порывшись в сумке, она достала небольшой сложный узелок, свитый из красной, черной и белой шерсти, который висел на красной веревке.

– Вот. Возьми и носи на шее. Все знахарки имеют при себе целебную веревочку, которая напоминает им о милосердии Троицы.

Кэтрин взяла талисман.

– Отец, Сын и Святой Дух.

Старуха внимательно посмотрела на нее и поправила: – Дева, Мать и Старуха. Магия женщин. Молодая женщина не менее внимательно посмотрела ей в глаза, и по ее спине пробежал холодок.

– Это не опасно?

– Опасно ровно настолько, насколько опасным занятием это делают мужчины. Разве благая Дева Мария – не Дева и Мать? И разве мать Иоанна Крестителя не оставила далеко позади себя возраст рождения, когда родила его?

Кэтрин начала потихоньку понимать, почему Оливер порвет свою кольчугу, если узнает, что предлагает Этельреда. Это не просто искусство повитухи, но и одновременное вхождение в древнюю религию женщин, пусть и замаскированную под учение о святых женского пола.

– Разумеется, тебе вовсе необязательно носить его, – слегка пожала плечами Этельреда. – Узелок значит ровно то, что вкладывает в него каждый человек, а что касается меня, то я приготовила его в подарок.

Кэтрин посмотрела на веревочку в своей ладони. Какой сложный, тщательно сплетенный, красивый узел! Она внезапно решилась, продела веревку через голову и спрятала узелок под платье.

– Я принимаю его как подарок.

Этельреда, явно довольная, кивнула. Взгляд ее стал менее пронзительным.

– Этель немного задержится. Она пошла проведать молодую мать и останется поболтать с ее родственниками.

– А тебя оставила беречь огонь?

– Это нетрудно, – пожала плечами Кэтрин.

– Особенно при наличии лепешек, – заметил рыцарь, запуская зубы в ту, что взял.

– Есть мед, если хочешь.

Она протянула ему соты. Смущение исчезло. По крайней мере, он посмотрел ей в глаза и заговорил с ней. Может быть, созерцание жены на фреске действительно идет ему на пользу.

На самом деле Кэтрин была гораздо ближе к истине, чем предполагала. Когда Оливер столкнулся с ней во дворе, он был занят донесением, которое предстояло сделать. Кроме того, его застигли врасплох, он не был уверен в том, какой ему окажут прием – если учесть обстоятельства того, как они расстались, – и предпочел поскорее удалиться. Стоя в покоях графа и чувствуя опять, как его охватывает мрачная притягательность фрески, он клял себя, как последнего идиота. Прошлое умерло, даже если и не похоронено. Глупо тосковать по потускневшему портрету, начертанному чужой рукой, когда кругом бурлят все краски жизни.

– Зачем тебе Этель?

– Вши, – ответил Оливер. – Прошлой ночью они закусали меня едва не до смерти, да еще некоторые укусы натер гамбезон, и они сильно воспалились. Нужно как следует пропариться в большой бочке.

– Вши? – брови Кэтрин поднялись едва ли не до платка. Она надула губы и сказала: – Поделом. Могу поспорить, что ты подхватил их от той девки.

Оливер смущенно прокашлялся. Извинения тут были неуместны.

– Весьма возможно. Должна же она была дать мне что-нибудь за мои деньги.

Кэтрин недовольно фыркнула и принялась перебирать глиняные горшки и кувшины Этель.

– Что же, если дело ограничится только вшами, можешь считать, что тебе повезло. Среди портовых шлюх ходит болезнь, от которой сгнивают интимные части любого мужчины. Этель говорит, что она неизлечима.

– Я лежал рядом, но не спал с ней, – выступил в свою защиту Оливер. Его лицо омрачилось, потому что при одной мысли об этом инциденте по коже бежали мурашки отвращения. – Богом клянусь, я слишком глубоко заглянул в кубок, чтобы иметь желание или силы для чего-нибудь иного.

– Благодари Бога за оказанную милость, – саркастически буркнула молодая женщина – Первый раз слышу, чтобы пьянство было во спасение.

– Лучше пить, чем следить за собой, – решительно сказал рыцарь, глядя на ее спину.

Кэтрин как раз в этот момент торжественно склонилась над двумя голубыми кувшинчиками. Она не повернулась к нему, но на мгновение застыла, потом возразила:

– Проще, а не лучше.

– Иисусе милосердный, ты жестока. Я пришел извиниться, а ты только и делаешь, что оттачиваешь на мне язычок.

Кэтрин резко обернулась. Ее зеленые глаза вспыхнули.

– Извиниться? Я думала, ты пришел, чтобы избавиться от вшей. Или предполагается, что я должна заодно исцелить твою больную совесть?

– Для начала ты могла бы попытаться не сыпать на нее соль.

Молодая женщина гневно уставилась на него, резко выдохнула сквозь зубы и сунула ему в руку один из голубых кувшинчиков.

– Наполни бочку водой, такой горячей, какую сможешь вынести, и всыпь в нее вот это. Затем сиди в ней, пока вода не остынет. Придется делать так каждый день до тех пор, пока не останется ни одной вши.

Оливер крутил в руках кувшинчик. Неужели это отставка? Ему очень не хотелось, чтобы так оно и было.

Кэтрин сняла крышку с другого кувшина и, надув губы, заглянула в него.

– Покажи укусы, которые воспалились.

– Они под рубашкой.

– Так сними ее, – терпеливо проговорила молодая женщина. – Как я могу обработать их, если не посмотрю?

Оливер поставил кувшинчик на пол, встал, отстегнул пояс, снял подкольчужник, затем тунику и рубашку. Ему было неприятно, что снующие по двору люди останавливаются и смотрят, чем они занимаются. Вход обычно закрывала занавеска, но сейчас она была отодвинута в сторону и подвязана.

– Не криви лицо, это плохая привычка, – ворчливо сказала Кэтрин, знаком велела рыцарю сесть и добавила, словно прочитав его мысли. – Мне нужен свет, чтобы видеть, что я делаю.

Свежий воздух холодил кожу Оливера и немного смягчал жжение в спине. Он услышал, как Кэтрин прищелкнула языком, когда увидела потертости, оставленные гамбезоном.

– Если тебе придется ехать снова, нужно будет сделать перевязку, а так – держи воспаленное место побольше на открытом воздухе.

– То есть, я должен ходить без рубашки?

– Да.

В голосе Кэтрин проскользнули веселые нотки. Руки, касавшиеся шеи, были холодными. От их прикосновения по его телу пробежала небольшая дрожь, вызванная отнюдь не холодом.

– Будет больно, но всего на одну минутку, – пробормотала она.

– Я так и знал, что ты это скажешь.

Оливер собрался, но все же зашипел от боли, когда молодая женщина промыла воспаленный участок тряпочкой, смоченной в обеззараживающем растворе.

– Соленая вода со скабиозой, – пояснила она. – А затем я слегка смажу камфорным маслом, чтобы уменьшить жжение. После того как посидишь в бочке, смажь маслом сам или, если не сможешь дотянуться, попроси кого-нибудь.

Едкая боль, причиненная раствором, сменилась приятной прохладой от бальзама. Оливер чувствовал мягкое прикосновение кончиков пальцев молодой женщины, ощущал ее близость.

– За короткое время ты выучилась многому, – проговорил он, осторожно коснувшись темы, которая вызвала ссору. Хотелось найти какой-нибудь выход.

– Я легко учусь, а Этель – хорошая учительница, – осторожно ответила Кэтрин.

– Я знаю, что это выбранный тобой путь и не сомневаюсь, что со временем ты станешь достойной преемницей Этель, – спокойно и веско продолжил Оливер, – но не отрекаюсь от того, что сказал прежде.

– От чего именно? – В голосе молодой женщины прозвучала нотка враждебности.

Рыцарь повернулся на стуле так, чтобы она могла видеть его лицо. Его выражение было открытым и честным.

– От того, что ремесло повитухи и знахарство – опасные занятия. Нет, послушай, – он поднял руку, не давая Кэтрин заговорить. – Согласен, я зашел далеко, ожидая, что ты останешься в женских покоях или начнешь прясть или варить эль, чтобы найти средства к существованию. Только из-за этого не стоит ссориться. Пытаться изменить тебя – все равно, что прясть без челнока, и сомневаюсь, что мне понравился бы конечный результат.

Оливер перевел взгляд на ноги молодой женщины, готовясь пошутить насчет красных чулок, однако чулок не было вообще.

– Но тебе не нравится и то, что есть, – сказала Кэтрин, прищурившись.

– Только частично, и я скорее готов примириться с этим, чем обойтись без всего.

Лицо молодой женщины залила краска. Она снова зашла за спину рыцаря и продолжила наносить бальзам.

– А если я скажу, что люби все или ничего?

– Тогда ты тоже попытаешься прясть без челнока. Повисло долгое молчание. Кэтрин упорно занималась своим делом. Оливер чувствовал прикосновение ее пальцев, но не присутствие.

– Если этого недостаточно, извини. Больше я ничего не могу сказать, чтобы загладить трещину, пробежавшую между нами.

Он собрался встать, но пальцы нажали сильнее, прося остаться.

– Тогда ничего не говори. Если это и не все, то этого достаточно.

Рыцарь снова повернулся к Кэтрин. Краска так и не сошла с ее лица, настороженность тоже исчезла не до конца, но в зеленых глазах был блеск, а на губах – намек на улыбку.

– Разве не говорят, что для умирающего от голода человека достаточно – тот же пир?

Она весело фыркнула и слегка толкнула в спину.

– Иди, мойся. Даже если мы снова друзья, я вовсе не хочу, чтобы ты поделился со мной вшами.

– Язва, – широко улыбнулся Оливер.

– Слово за слово, – парировала Кэтрин. В ее глазах плясали озорные искорки.

Рыцарь был очарован. Ему хотелось схватить ее за талию и закружить по комнатке, но он сдержался. Отношения между ними снова вошли в нормальное русло, и он вовсе не стремился раскачивать лодку.

– Ладно, я желаю, чтобы все, что достанется на твою долю, было ко благу. – Он специально допустил некоторую двусмысленность, чтобы полюбоваться, как она покраснеет. – Только еще один вопрос. Что случилось с твоими красными чулками? Неужели ты внезапно решила стать солидной и респектабельной матроной?

– Я всегда была солидной и респектабельной матроной, – дерзко заявила Кэтрин, затем покачала головой и вздохнула с оттенком сожаления. – Я оставила чулки на постели, и комнатная собачка графини решила пожевать их. Чулки погибли безвозвратно. Графиня отдала мне свою собственную пару, только они из коричневой шерсти и постоянно морщатся и спадают, если их как следует не заматывать. Я никогда не считала себя тщеславной, – да и чем гордиться, если носишь такое платье? Но пока не наступят холода, я лучше похожу вообще без чулок. И нечего смеяться, – добавила она, прижав ладони ко рту.

– Я не смеюсь. – Оливер сглотнул так сильно, что чуть не подавился. – На мой взгляд, это ужасная трагедия.

– В бочку! – строго заявила молодая женщина, выпроваживая его.

Оливер откинулся назад, схватил еще одну лепешку Этель и выскочил из комнатки

– Оливер!

Дыхание сразу стало коротким, щеки залил яркий румянец. Мальчишки со смехом удрали обратно в зал.

Оливер тоже рассмеялся и подхватил ее на руки, прижав лицом к мягкой шерсти плаща и твердым кольцам кольчуги.

– Ты, наверное, уже отчаялась меня увидеть?

– Я вообще о тебе не вспоминала, – выпалила Кэтрин, когда ее снова поставили на ноги. – Знаешь ли, у меня не было недостатка в предложениях постоять под омелой!

Лицо Оливера слегка вытянулось. Короткая бородка прикрывала его подбородок, подчеркивала линию челюсти. В свете торчавших в стене факелов она казалась красной, как медь.

– Ты приняла хотя бы одно? – поинтересовался он.

– Что ты такое говоришь?!

Рыцарь еще некоторое время смотрел на нее. Между ними падали серебряные и золотые от отблесков огня снежинки.

– Я говорю, – мягко сказал он, – что мне сильно не хватало тебя. Так сильно, что в зале не найдется ветви омелы – достаточно крупной, чтобы показать под ней поцелуем, насколько.

Кэтрин сглотнула. Боже, она хотела его; ей мало было встать с ним под венком из омелы и остролиста.

– Кажется, в комнате у Этель есть подходящая, – осторожно сказала молодая женщина, глядя на рыцаря из-под темных ресниц, и с радостью услышала, как он резко втянул в себя воздух. Она провела кончиком башмака по грязной земле. – Разумеется, если ты не предпочитаешь присоединиться к пиршеству в зале, чтобы посмотреть, какие ветки там.

Чулки были сотканы из тончайшего красного шелка и крепились такими же шелковыми лентами. Кэтрин смотрела на них с искренним восхищением. Прежняя пара ей очень нравилась, но эти были лучше в сто раз.

– Вот и еще один повод порадоваться, – улыбнулся Оливер. – Выходит, не напрасно я перевернул ради них весь Глостершир. К счастью, удалось найти чулочника, который изготовляет нижнее белье для самой королевы.

Кэтрин обхватила шею рыцаря руками и крепко поцеловала его.

– Теперь я буду носить чулки, годящиеся для королевы!

– Держу пари, что на тебе они будут смотреться лучше, чем на Матильде.

– Показать?

Глаза Оливера вспыхнули; он коротко хохотнул и жестом попросил продолжать.

Кэтрин уже была в рубашке, готовясь начать новое утро. Во дворе серел рассвет дня Святого Стефана. Огонь почти погас, только редкие красные искры пробегали среди пепла; в комнате было холодно, но в данный момент молодую женщину это не заботило. Ее мир заиграл такими красками прошлой ночью, что никакие неприятности не могли замутить их. Немного беспокоило только, что они заняли ложе Этель, но Кэтрин сильно подозревала, что старушка была бы весьма-весьма довольна таким поворотом событий.

Сидя на краю ложа, она высоко задрала подол рубахи, взяла чулок, сунула в него пальчики ноги и принялась медленно натягивать его на икры, не сводя глаз с Оливера. Дойдя до колена, остановилась, кинула в рыцаря красной подвязкой и спросила:

– Интересно, получится ли из тебя хорошая прислужница?

– У меня мало опыта, зато большие амбиции и огромное желание учиться, – весело ответил он и кинулся помогать натягивать чулок до конца и закреплять его подвязкой. Разумеется, как и предполагала Кэтрин, на этом Оливер не остановился. Его пальцы скользнули выше, что было очень приятно, но она слегка подпрыгнула, когда почувствовала укол отросшей за ночь щетины на подбородке.

– Пресвятая Дева! – раздался снаружи голос Этель. – Я надеялась, что если оставлю вас вдвоем на ночь, то смогу получить обратно свой дом хотя бы к утру!

Оливер подскочил, как ужаленный, и запутался в пучках сухих трав, привязанных к балке. Его окатило ароматным дождем сухих листьев. Кэтрин на мгновение застыла в позе опрокинутого краба, но тут же выпрямилась и быстро натянула рубашку на колени.

Этель сняла занавес с крючков, тяжелой поступью вошла в комнату, метнула на парочку ядовитый взгляд и саркастически заметила:

– Святые мощи! Если уж вы тут зажигали друг друга, могли бы позаботиться и о моем очаге!

Когда в 1520г. Тициан написал «Портрет юноши с перчаткой», где юноша был изображён в снежно-белой рубахе из батиста, эта рубаха явно показывала достаток молодого человека. Батистовые рубашки в Европе были в обиходе у очень узкого круга людей.

Ирэна. всё хочу спросить, что за мужчинка у тебя в подписи стоит,а где целуется с барышней, может с какого-то фильма?

Прекрасные Леди!
Клуб «Синий чулочек» поздравляет вас с наступающим праздником и приглашает принять вас участие в дефиле, посвященном началу весны!
Для участия в дефиле вам необходимо:
- Выбрать аватарку на которой изображена деталь женского туалета.
- Подготовить презентацию изображенной детали одежды в виде - рассказа, стихотворения, отрывка из романа или интересной исторической справки, имеющей непосредственное отношение к представленной детали гардероба.
- 5 марта в течение дня оставить сообщение с вашей презентацией в Клубе «Синий чулочек».

6-8 марта в клубе, мы выберем три лучшие презентации, которые попадут в следующую рассылку.

Ой, спасибо за историю трусов! У меня с этим связан смешной случай. Когда-то проводила урок Мировой худ. культуры в 10 классе (я не педагог, а библиотекарь, просто так мы сотрудничали со школой). Тема была - история костюма. Директор сидела на уроке в 10 классе, но все равно один парень весь урок ко мне приставал с вопросом:КТО ИЗОБРЕЛ ТРУСЫ?

Temarka писал(а):
Ирэна. всё хочу спросить, что за мужчинка у тебя в подписи стоит,а где целуется с барышней, может с какого-то фильма?

Девочки, посмотрите пожалуйста анонс дефиле. Все правильно?

Может его как-то назвать? Я имею ввиду дефиле.