Лиза Клейпас "Люби меня в полдень"

Ларк, Мока, Эрика, огромное спасибо.
_________________

Спасибо за новую главу!!!

Спасибо за прекрасный перевод!!!

Жаль, что скоро роман закончится.
___________________________________

Такое впечатление, что для них это, как для женщин рожать - жизненное предназначение.
_________________

И все равно мне не нравится, как Крис ведет себя с Беа. Словно она виновата в его трудностях.
Клялся ведь ее беречь от себя. А сам только и отыгрывается, то дурным настроением, то игрой в молчанку.
_________________

Огромное за главу спасибо!!!!!!!!!!!! СПАСИБО!!!!!!!!!!!!

А Я хочу поблагодарить девочек за ИНТЕРЕСНЫЕ переводы.Можно было бы наверно и проще....,но какие же умнички. Слово и значение ОПАЛЕСЦЕНЦИЯ заставило меня вновь и вновь возвращаться к описанию природы.Чувства между ГГ много канечно значат.Но мне нравится роман ВЕСЬ!!!
_________________

девочки, спасибо! очень интересная и информативная глава.
не приходилось до этого слышать о Котсволдсе. восполню пробел.
_________________

Увы, поведение Криса, типично для мужчин. Они всегда считают, что все проблемы они должны решить сами, а женщины должны отойти в сторону и ждать. Но Беа сильная личность и сможет преодолеть преграду, возникшую между ними.
_________________

 » Глава 26

Глава 26 (перевод - Elfni, бета-ридинг - Москвичка, вычитка - Фройляйн)

– Я сердита на Кристофера, – объявила Беатрис Амелии после обеда, когда они прогуливались рука об руку по посыпанным гравием дорожкам позади Рэмси-Хауса. – И до того, как объяснить, что произошло, хочу особо отметить, что в споре была только одна здравомыслящая сторона. Я.
– Ох, ты ж, – сочувственно поддакнула Амелия. – Мужья кого хочешь выведут из себя. Выложишь свою версию событий – и я тебя полностью поддержу.
И Беатрис принялась рассказывать о визитной карточке, оставленной полковником Фенвиком, и о последующем поведении Кристофера.
Амелия послала Беатрис кривую усмешку.
– Уверена, проблема состоит только в том, что Кристофер прилагает все силы, чтобы уберечь тебя.
– Это правда, – признала Беатрис. – Но от этого отстаивать своё мнение не становится легче. Я безумно его люблю. Но я вижу, как он борется с какими-то мыслями, терзающими его ум, или со своими рефлексами, которые он пытается подавить. И он не делится со мной ничем, что его так заботит. Я завоевала его сердце, но, похоже, вступила во владение домом, в котором большинство дверей постоянно заперто. Он хочет оградить меня от любых неприятностей. И настоящего брака – такого брака, как у тебя с Кэмом – не получится, пока он не будет готов делить со мной как лучшую, так и худшую часть себя.
– Мужчины не любят так рисковать, – заметила Амелия. – Нужно терпение. – Её тон стал несколько суховат, а улыбка погрустнела. – Но могу заверить тебя, дорогая… никто и никогда не может являть только лишь положительные стороны своего характера.
Беатрис насупилась.
– Не сомневайся, скоро я спровоцирую его на какой-нибудь отчаянный поступок. Я давлю и выпытываю, он – сопротивляется. И, боюсь, это станет образцом для нашего брака до конца моей жизни.
Амелия ласково улыбнулась сестре:
– Ни один брак не остаётся вечно неизменным. Самое лучшее в браке, как, кстати, и самое худшее, это то, что всё неизбежно изменится. Дождись своего часа, милая. Обещаю, он придёт.


После того, как Беатрис ушла в гости к сестре, Кристофер с неохотой обдумал перспективу встречи с подполковником Уильямом Фенвиком. Он не сталкивался с ублюдком с тех самых пор, как того отправили в Англию выздоравливать после ранений, полученных при Инкермане. Расстались они, мягко выражаясь, не по-доброму.
Фенвик не делал секрета из своей ненависти к Кристоферу, отнявшему всё внимание и почёт, которые он, по своему мнению, заслужил. Но какое бы отвращение окружающие не питали к Фенвику, один единственный факт признавался всеми: воинской доблести подполковнику было не занимать. Непревзойденный наездник, несомненный храбрец, смельчак в бою. Его честолюбивые замыслы состояли в том, чтобы выделиться в сражении и занять место в британском пантеоне легендарных героев войны.
Тот факт, что Кристофер стал тем, кто спас его жизнь, особенно раздражал Фенвика. Трудно было ошибиться, предположив, что подполковник предпочёл бы скорее остаться на поле боя, нежели увидеть, как Кристофер получает награду.
Кристофер не мог даже предположить, чего Фенвик хочет от него сейчас. Вероятнее всего, подполковник узнал о награждении крестом королевы Виктории* и прибыл выразить своё негодование. Очень хорошо. Кристофер позволит ему высказать свои жалобы, после чего удостоверится, что Фенвик покинул Гэмпшир. На оставленной Фенвиком карточке был нацарапан адрес. Кажется, он остановился на местном постоялом дворе. У Кристофера не было иного выбора, кроме как встретится с ним там. И пусть он будет проклят, если позволит Фенвику войти в свой дом или шнырять возле Беатрис где-нибудь ещё.
Послеполуденное небо посерело, хлещущие порывы ветра засыпали лесные тропинки сухими жухлыми листьями и сломанными ветками. Тучи закрыли солнце, придавая свету тускло-голубоватый оттенок. На Гэмпшир опустились сырость и холод – зима оттеснила осень в сторону. Кристофер двигался по главной дороге, идущей вдоль леса. Казалось, его английский скакун – гнедая чистокровка** – вдохновился погодой и так и жаждет размять ноги. Ветер, прорывавшийся сквозь сплетение ветвей, извлекал из них шепчущиеся звуки, и казалось, будто среди деревьев порхают неугомонные духи.
На Кристофера накатило ощущение, словно его преследуют. Он бросил взгляд через плечо, почти ожидая увидеть там дьявола или саму смерть. Именно такие нездоровые мысли безжалостно преследовали его после войны. Но в последнее время они возникали намного реже.
И всё благодаря Беатрис.
Он почувствовал внезапный спазм в груди, сильнейшее желание отправиться в любое место, где бы она ни находилась, найти её и крепко прижать к себе. Прошлой ночью разговор с ней представлялся невозможным. Сегодня же он думал, всё могло оказаться не таким уж и трудным. Он сделает что угодно, стараясь стать таким мужем, который ей нужен. Конечно, в одно мгновение этого не произойдёт. Но Беатрис была терпеливой и великодушной, и Господь всемогущий, как он любил её за это! К тому времени, как он прибыл на постоялый двор, мысли о жене помогли успокоить нервы. В деревне царили мир и покой, закрытые двери магазинов уберегали внутренние помещения от ноябрьского ветра и сырости.
Из Стоуни-Кросс Инн доносился запах еды и эля, да и сами оштукатуренные стены обветшалого, но уютного дома со временем приобрели цвет тёмного мёда. Владелец, мистер Пэлфрейман, был знаком Кристоферу с детства. Он тепло поприветствовал капитана, задав пару шутливых вопросов о медовом месяце, и охотно указал расположение комнаты, в которой остановился Фенвик. Спустя пару минут Кристофер постучал в дверь и застыл в напряжённом ожидании.
Дверь открылась, царапнув углом неровный пол коридора.
Узреть подполковника Уильяма Фенвика в гражданской одежде оказалось потрясением, поскольку до сих пор Кристофер видел его исключительно в ало-золотой форме кавалериста. Лицо открывшего дверь человека было тем же самым, что помнил капитан Фелан, за исключением цвета кожи, потускневшей до бледности завзятого домоседа, казавшейся совсем не к месту у мужчины, помешанного на верховой езде.
Кристофер испытал безотчётное нежелание приближаться к нему.
– Подполковник Фенвик, – произнёс он, удерживаясь от того, чтобы отдать честь. Вместо этого он протянул ладонь для рукопожатия. Ощущение руки другого мужчины, влажной и холодной, заставило покрыться мурашками.
– Фелан, – Фенвик неуклюже отодвинулся в сторону. – Войдёте?
Кристофер медлил:
– Внизу есть два кабинета и пивная.
Фенвик слабо улыбнулся:
– К сожалению, меня беспокоят старые раны. Лестницы причиняют мне некоторые неудобства. Прошу проявить снисхождение: давайте останемся здесь.
Он выглядел удручённым, даже извиняющимся.
Чуть-чуть расслабившись, Кристофер вошёл в комнату.
Как и остальные спальни на постоялом дворе, эта комната была просторной, чистой и скудно меблированной. Когда Фенвик занял одно из кресел, Кристофер заметил, что двигается тот с трудом, а одна нога у него плохо сгибается.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – предложил Фенвик. – Благодарю вас, что приехали в гостиницу. Я бы вновь посетил вашу резиденцию, но рад, что избавлен от трудов, – он указал на свою ногу, – со временем боль всё усиливается. Мне сказали, что ногу сохранили чудом, но я уж подумываю, а не стала бы ампутация наилучшим вариантом.
Кристофер всё ждал, когда же Фенвик объяснит причины своего появления в Гэмпшире. Но коль скоро стало ясно, что подполковник не торопится переходить к делу, Крис резко оборвал его словоизлияния:
– Вы здесь, потому что чего-то хотите.
– А вы совсем не так терпеливы, как раньше, – заметил подполковник, выглядя при этом позабавленным. – Что случилось со снайпером, знаменитым своей выдержкой?
– Война закончилась. И сейчас у меня есть более приятные занятия.
– Без сомнений, связанные с новобрачной. Кажется, тут будет уместно принести поздравления. Расскажите же мне, что за женщина сумела подцепить самого орденоносного солдата Англии?
– Такая, которую ни капли не заботят ни медали, ни лавры.
Бросив открыто недоверчивый взгляд, Фенвик возразил:
– Как такое возможно? Конечно же, её волнуют подобные вещи. Ведь сейчас она жена бессмертного.
Кристофер безучастно посмотрел на подполковника:
– Прошу прощения?
– Вас будут помнить десятилетиями, – объяснил Фенвик. – Возможно, веками. Не говорите мне, что это ничего не значит для вас.
Кристофер слегка качнул головой, не отрывая взгляда от лица собеседника.
– В моей семье почтение к военным – древняя традиция, – принялся рассказывать Фенвик. – Я знал, что добьюсь больше всех и оставлю о себе память на долгие-долгие годы. Никто и никогда не думает о предках, ведших скромную жизнь, тех, кто известен по большей части как мужья и отцы, великодушные хозяева и верные друзья. Эти безымянные ничтожества никого не волнуют. Но вот перед военными преклоняются. Их никогда не забывают. – Горечь измяла его лицо, оставив морщины и шероховатости, как на шкурке перезрелого апельсина. – Такая награда, как крест королевы Виктории – все, что я когда-либо желал.
– Пол-унции штампованной пушечной бронзы***? – скептически поинтересовался Кристофер.
– Не смейте разговаривать таким надменным тоном со мной вы, высокомерный осел. – Странно, но, несмотря на ядовитые слова, Фенвик был спокоен и собран. – С самого начала я был уверен, что вы никто иной как пустоголовый хлыщ. Красивое наполнение формы. Но обнаружилось, что у вас есть один полезный талант – вы умеете стрелять. А потом вы попали к стрелкам, где каким-то образом стали солдатом. Когда я впервые прочитал донесения, то решил, что это ещё какой-то Фелан. Потому что Фелан из рапортов был воином, а я был уверен, что у вас нет никаких задатков.
– При Инкермане я доказал, что вы ошибаетесь, – тихо произнёс Кристофер.
Выпад вызвал на лице Фенвика ухмылку, улыбку человека, стоящего на некотором расстоянии от жизни и заметившего её невообразимую иронию.
– Да. Вы спасли меня, и получили наивысшую государственную награду.
– Я не хотел.
– И это-то делает всё ещё хуже. Меня отправили домой, в то время как вы стали восхваляемым героем и завладели всем, что должно было стать моим. Ваше имя сохранят в памяти, а вас это даже не волнует. Умри я на поле боя – получил хотя бы что-то. Но вы отняли у меня даже это. Мимоходом предав своего самого близкого друга. Друга, который верил вам. Вы оставили лейтенанта Беннетта умирать в одиночестве, – он пристально следил за Кристофером, выискивая любой признак возникшего душевного волнения.
– Если бы я должен был сделать это снова, я выбрал бы то же самое, – решительно отрезал Кристофер.
Лицо Фенвика приняло недоверчивое выражение.
– Думаете, я вытащил вас с поля боя ради кого-то из нас двоих? – холодно вопросил Кристофер. – Думаете, мне не наплевать на вас и на эту несчастную медаль?
– Но почему же тогда вы сделали это?
– Потому что Марк Беннетт умирал, – яростно бросил Кристофер, – а в вас оставалось достаточно жизни, чтобы попытаться спасти. Среди всей этой бойни кто-то же должен выжить. И если судьба выбрала вас – значит, так тому и быть.
Наступило долгое молчание, пока Фенвик переваривал услышанное. Он бросил на Кристофера испытующий взгляд, заставивший у того приподняться волоски на шее.
– Рана Беннетта была не так ужасна, как выглядела, – сообщил подполковник. – Она оказалась не смертельной.
Кристофер, не понимая, смотрел на собеседника, потом резко встряхнулся и снова сосредоточил внимание на Фенвике, который продолжал говорить:
– … пара русских гусар обнаружила Беннетта и взяла его в плен, – рассказывал Фенвик. – О нём позаботился один из их хирургов, после чего его отправили в лагерь для военнопленных далеко вглубь страны. На него обрушились различные тяготы, он был лишён приличной еды и крова, а позднее и вовсе приговорён к работам. После пары неудачных попыток побега лейтенант Беннетт, в конце концов, сумел вырваться на свободу. Он пробирался по дружественным территориям, пока его не доставили в Лондон приблизительно две недели назад. (M)
Кристофер боялся верить своим ушам. Могло ли это быть правдой? Спокойнее… спокойнее… его разум пришёл в крайнее возбуждение. Мускулы напряглись, стараясь предотвратить угрозу глубоких судорог. Он не мог позволить себе начать трястись – не сумел бы остановиться.
– Почему в конце войны Беннетта не освободили при обмене военнопленными? – услышал Кристофер свой собственный вопрос.
– Кажется, пленившие его русские пытались договориться о его обмене на некую сумму денег наряду с партией продовольствия и оружия. Подозреваю, при допросе Беннетт сознался, что является наследником морских перевозок Беннеттов. В любом случае, переговоры были трудными и хранились в секрете ото всех, кроме самых высоких чинов в военном министерстве.
– Чёрт бы побрал этих ублюдков, – в болезненной ярости рявкнул Кристофер. – Знай об этом, я бы спас его…
– Несомненно, спасли бы, – сухо согласился Фенвик. – Тем не менее, как бы трудно ни было в это поверить, но вопрос решился и без ваших героических усилий.
– Где Беннетт сейчас? В каком он состоянии?
– Вот почему я и приехал на встречу с вами. Предупредить. И после этого я уже ничем не буду вам обязан, понимаете?
Стиснув кулаки, Кристофер встал:
– Предупредить меня о чём?
– Лейтенант Беннетт не в своём уме. Доктор, сопровождавший его на обратном пути в Англию, рекомендовал поместить его в приют для умалишённых. Вот почему о возвращении Беннетта не сообщили ни журналы, ни газеты. Его семья пожелала сохранить абсолютную секретность. Его отослали в семейное поместье в Бакингемшире, но позже он исчез, не сказав никому ни слова. Его местонахождение неизвестно. Причина, по которой я предупреждаю вас, состоит в том, что согласно отчётам в своих суровых испытаниях Беннетт винит вас. Считается, что он хочет вас убить. – Холодная тонкая улыбка расколола лицо Фенвика, как трещина глыбу льда. – Какая ирония в том, что вам дали медаль за спасение человека, который презирает вас, а тот, кого вы должны были спасти, вероятно, вас и убьёт. Лучше найдите его первым, Фелан, прежде чем он доберётся до вас.
Кристофер, спотыкаясь, выбрался из комнаты и быстрыми шагами двинулся по коридору. Это правда? Это какие-то грязные манипуляции Фенвика или Марк Беннетт действительно сошёл с ума? И если так, то что же ему пришлось вынести? Кристофер попытался связать свои воспоминания о лихом и жизнерадостном Беннетте с тем, что только что услышал от Фенвика. Это было невозможно.
Чёрт побери… Если Беннетт ищет его, то для него не составит особого труда найти Фелан-Хаус.
Кристофера охватил новый страх, ещё более пронизывающий, чем все те, что он когда-либо испытывал прежде. Он должен убедиться, что Беатрис в безопасности. Кроме её защиты ничто в мире не имело значения. Он сбежал вниз по лестнице, сердце его оглушительно грохотало, а в стуке сапог будто слышалось эхо звуков её имени.
Возле входной двери остановился мистер Пэлфрейман.
– Кружечку эля на дорожку? – предложил он. – Абсолютно бесплатно для самого величайшего героя Англии.
– Нет. Я спешу домой.
Пэлфрейман, забеспокоившись, попытался было его остановить.
– Капитан Фелан, вот и столик в пивной – присядьте-ка на минутку, будьте славным мальчиком. Что-то вы чуток сбледнули. Принесу-ка я вам бренди или рома. Стаканчик на дорожку, а?
Кристофер мотнул головой.
– Нет времени.
Времени совсем не осталось. Он выбежал на улицу. Стало ещё темнее и холоднее. В конце дня небо окрасилось в цвета всепоглощающего кошмара, накрывавшего белый свет.
Он помчался в Фелан Хаус, а в ушах у него звучали призрачные вопли людей на поле боя, звуки горя, мольбы и боли. Беннетт жив… Как такое возможно? Кристофер видел рану в его груди, а он достаточно насмотрелся на подобные ранения, чтобы знать, что смерть неминуема. Но если благодаря какому-то чуду…
Приблизившись к дому, он заметил выскочившего из-за деревьев Альберта в сопровождении стройной фигурки Беатрис. Она возвращалась из Рэмси-Хауса. Сильный порыв ветра подхватил её тёмно-красный плащ, бешено взметнув подол, и сорвал с головы шляпку. Девушка засмеялась, когда пёс бросился преследовать головной убор. Увидев скачущего по дороге Кристофера, она помахала ему рукой.
Облегчение почти переполнило его. Приступ паники ослаб. Тьма начала отступать. Благодарю тебя, Господи. Беатрис тут и в безопасности. Она принадлежит ему, она красивая и живая, и он потратит всю свою жизнь, чтобы заботиться о ней. Он отдаст ей всё, чтобы она ни пожелала: слова ли, воспоминания. Сейчас выполнить это казалось почти легко – сила его любви делала простым всё, что угодно.
Кристофер попридержал коня, заставив его перейти на шаг.
– Беатрис.
Ветер унёс его голос прочь.
Её волосы вырвались на свободу, и она, всё ещё смеясь, ждала, пока он подъедет к ней.
Вдруг его поразила вспышка слепящей боли в голове. Спустя долю секунды он услышал щелчок выстрела. Хорошо знакомый звук… нестираемые меты памяти. Выстрелы и свист артиллерийских снарядов, взрывы, крики людей, визг испуганных лошадей…
Его выбили из седла. Он медленно проваливался в мир путаницы образов и звуков. Небо и земля поменялись местами. Он падал вверх или вниз? От удара о твёрдую поверхность выбило дух, к тому же Кристофер ощутил горячую струйку крови, скользящую по его лицу к уху.
Ещё один страшный сон. Он должен проснуться и привести себя в порядок. Странно только, что вместе с ним в кошмаре оказалась и Беатрис, которая вдруг закричала и метнулась к нему. Альберт зашёлся в яростном лае.
Его лёгкие напряглись в попытке сделать вдох, сердце билось подобно рыбе, только что вытащенной из воды. Беатрис рухнула возле мужа, взметнув голубую волну юбок, и приподняв, положила его голову себе на колени.
– Кристофер… позволь мне… о, Господи…
Альберт, рыча, лаял на приближавшегося человека. Секунду спустя яростный собачий лай сменило пронзительное скуление.
Кристофер приподнялся и сумел сесть, пользуясь рукавом пальто, чтобы стереть ручеёк крови, спускавшийся с виска. Неистово моргая, он пытался разглядеть костлявую растрёпанную мужскую фигуру, остановившуюся в паре ярдов от них. Мужчина держал револьвер.
Мозг Кристофера тут же оценил оружие – капсюльный револьвер, барабан на пять патронов. Английская армейская модель****.
Ещё до того, как внимательно рассмотреть измождённое мужское лицо, Кристофер понял, кто это.
– Беннетт.

__________________

* Крест королевы Виктории - высшая военная награда Великобритании, вручается за героизм, проявленный в боевой обстановке. Крестом Виктории могут быть награждены военнослужащие всех званий и родов войск, а также гражданские лица, подчиняющиеся военному командованию. Учреждена 29 января 1856г., указ позволял ретроактивные награждения за события вплоть до 1854 года, это было сделано для того, чтобы наградить отличившихся во время Крымской Войны.
Обида Фенвика понятна, поскольку было произведено всего 1 356 награждений.

** Чистокровная верховая (Thoroughbred) - одна из самых резвых пород верховых лошадей; масть гнедая или рыжая. Выведена в Англии в 18 веке. Порода ведет свою родословную от английских кобыл и жеребцов восточных пород. Чаще всего используется как спортивная (беговая или скаковая) лошадь.

*** Принято считать, что все кресты Виктории изготовлены из бронзы российских орудий, захваченных после взятия Севастополя, однако современные исследования ставят под сомнение то, что кресты, изготовленные до 1914 и в промежутке между 1942 и 1945 годом, действительно отлиты из этого металла (по материалам ru.wikipedia.org).

**** В середине 19 века понятия «принят на вооружение» в отношении личного оружия не существовало. Военное министерство могло только лишь рекомендовать, поскольку офицеры приобретали всю свою амуницию сами, полагаясь на свое мнение и возможности. Поэтому спектр используемого личного оружия был весьма широк: английские, австрийские, американские модели и т.д.
Принимая во внимание время и описанные технические характеристики, можно предположить, что это револьвер Deane & Adams Revolver Pistol, модель «Improved Frame», принятая на вооружение в 1855 году. Ударно-спусковой механизм был двойного действия - при нажиме на спуск взводился курок и проворачивался барабан, что повышало скорострельность, рамка была цельной, а не сборной, как у “кольта”, барабан съемным.





(M) Ссылка от Москвички:
(или «исторический момент» в ЛР)))

До сего момента, исключая разве что географические вольности и некоторые неточности военной организации английской армии, не имеющие особого значения для романа, Клейпас писала вполне логичные и исторически верные вещи. Но что касается плена… Это ж вам не сталинские лагеря. В 19 в. отношение к пленным было более чем гуманным. И уж чем-чем, а попрекать русских плохой кормёжкой пленных – просто грех. Пленных селили по домам, многие потом отказывались возвращаться, а те, что вернулись, с благодарностью вспоминали русских: «30 апреля 1854 года у берегов Одессы сел на мель английский фрегат «Тигр», команда, вместе с тяжело раненым капитаном Джиффардом, сдалась в плен. Отношение к пленным англичанам со стороны высоких военных чинов и просто горожан, сначала, когда читаешь это у Ленца, вызывает некоторое недоумение, постепенно переходящее в восхищение и гордость за одесситов. Но подтверждение такому отношению можно найти у других авторов, например у К. Скальковского, который писал, что «их (пленных) нарасхват приглашали в гости, а тогда по изобилию кавалеристов балы в Одессе были каждый день. На английских офицеров приходилось записываться. И у нас в доме был дан для англичан вечер. Приехали трое: моряк, артиллерист и огромного роста в красном мундире морской пехотинец. Они держали себя просто и непринуждённо…
Англичанам, особенно нижним чинам, так понравилось угощение одесситов, что они неохотно уезжали из плена». В плену от ран скончался английский капитан Джиффард. Во время похорон, ему были отданы все воинские почести, в соответствии с его положением». В этом отрывке использованы материалы из мемуаров:
Воспоминания очевидца Н. И. Ленца // Щеголевский альбом. Сборник исторических фактов, воспоминаний, записок, иллюстраций и т.п. за время бомбардирования Одессы в 1854 г. Под редакцией и изданием С. И. Плаксина. Одесса, 1905.
Воспоминания К. Скальковского. Бомбардировка Одессы // Щеголевский альбом.
Ну, а что касается раненых…
Интересно отметить, что в севастопольских и симферопольских госпиталях существовали отделения раненых пленных. В них также работали врачи, фельдшера и сёстры. Сёстры в этих отделениях работали преимущественно из тех, кто владел иностранными языками. Одна из них – Елизавета Лоде, дочь коллежского советника.
Из воспоминаний Пирогова от 30 января 1855:
«Когда мы подъехали к шестому бастиону, то подняли у нас белый парламентёрный флаг. Выстрелы с батарей умолкли... Опустили щиты, заслоняющие наших от выстрелов, чтобы лучше можно было видеть всё... Вдали сажён за 400 виднелась на возвышении неприятельская батарея, в саженях в двухстах от нас видны были и траншеи; из них выстроилось также множество голов французских, любопытствующих подобно нам. Наш парламентёр, с белым знаменем в руках, верхом сопровождаемый тремя или четырьмя всадниками, спускался медленно вниз с нашей горы в долину, впереди ехал трубач и трубил. На углу кладбища, в расстоянии от нас сажён 150, он остановился; из неприятельских траншей выступило человек 6 пеших, из которых один также нёс белое знамя; между ними был парламентёр -полковник. Всё дело состояло в том, чтобы передать от находящихся у нас пленных письма и ответить на вопрос Канробера, который справлялся, нет ли у нас в плену таких-то. Вся конференция продолжалась с четверть часа. Парламентёры возвратились потом восвояси, щиты спустили... опять начали пускать бомбы ещё сильнее прежнего, чтобы вознаградить себя за напрасно потраченное время в переговорах».
Так что, в принципе, при таких порядках нахождение в плену английского солдата должно было быть известно его соотечественникам.
Тарле, военный историк:
«В ночь с 22 на 23 марта русские напали на английские и французские траншеи. Был бой, в котором погибло около 400 русских и 600 союзной армии. После этого было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в бою. «Во время перемирия русские и французы очень дружески, почти ласково, беседовали друг с другом. Те и другие обменивались взаимными благодарностями за гуманное, заботливое отношение к пленным. Французы и англичане, замечу к слову, в течение всей войны и после войны не переставали с тёплым чувством (иногда просто с восторгом) вспоминать, как русские относились к пленным, как священна для русских была личность раненого, беспомощного врага, попавшего в их руки». Трогательным и благородным, характерным для русских, как выражается Базанкур, был не только тот эпизод (забота о капитане Креспе), о котором этот французский летописец осады повествует. Такие эпизоды и в самом деле были типичными и характерными».
Из сборника известий о Крымской войне, 5 июня 1855:
«Один английский офицер удерживал своих отбегавших солдат почти у самой нашей батареи, силясь водворить порядок в расстроенных рядах... Но усилия его были напрасны. Все бежали, и он остался сзади всех». Этим воспользовался рядовой 7-й егерской роты Гладиков, который «мгновенно добежал до англичанина, ударил его прикладом по шее, так что тот повалился, обезоружил и потащил на бастион. Бывшие неподалеку англичане открыли сильный огонь. Гладиков так передавал о своём затруднении: «Что делать? Либо от пули пропадёшь, либо этот детина опомнится, да драку затеет! Хоть бы помочи где дождаться!» Недалеко был небольшой ров ложемента. «Гладиков дотащил до него англичанина, столкнул его, и сам прыгнул в ровик, но в этот момент был ранен двумя пулями в ногу, а английский офицер – пулею же в голову. Не теряя времени, Гладиков показал англичанину, что надо сделать ему перевязку, снял у него с шеи платок, и перевязал ему голову, своих же ран нечем и некогда было перевязывать. Не поднимаясь из рва, держа одною рукою англичанина, Гладиков другою давай разбирать ложемент, чтобы перелезть на свою сторону; но едва они перелезли через полуразобранный бруствер, как ядро полевого неприятельского орудия, нарочно, по-видимому, направленное на их убежище, ударило в стену ложемента и навалило на них груду камней, сильно контузив Гладикова в плечо и руку. Наши поспешили ответить врагу несколькими ядрами, и Гладиков, между тем, притащил полуживого, измученного англичанина прямо к командиру полка: вот он, подхватил!» Англичанин был спасен, а израненный Гладиков «со слезами умолял не отсылать его в госпиталь, а позволить лечиться при полку».
И ещё об отношении к раненым. Об «их» отношении. Из воспоминаний Пирогова от 14 мая 1855:
«Французы не позволили убирать наших убитых в траншеях и своих не убирали, по-видимому, целых два дня, несмотря на то, что с нашей стороны выкидывали три раза парламентёрский флаг; они свой не поднимали, и потому с убитыми лежали целые два дня некоторые из наших раненых без воды и не перевязанные. Это делали, вероятно, для того, чтобы убрать втихомолку своих убитых и тем показать, что у них меньше убили, чем у нас. Раненые, лежавшие целые два дня, рассказывают, что неприятель возился целую ночь, собирая своих.
Один солдат, наш раненый, рассказывал, что он просил у одного француза напиться, показывая ему рукой на небо, но он в ответ ему плюнул. Какой-то другой раненый, англичанин, лежавший около него, сжалился над ним, дав ему воды из манерки и галету».
И, кстати, о работах пленных. В наших источниках ничего не упоминается о том, что пленные в России трудились на каких-то тяжёлых работах, но вполне допускаю, что просто мне не известны подобные факты. Зато достоверно известно, что русские пленные во Франции, например, трудились, на весьма и весьма нелёгких работах.
«В ноябре 1854 г. 746 пленных русских солдат были отправлены на работы в различные регионы Франции, в том числе 10 человек в имение мосье Ришмона, депутата Ассамблеи от Ло-и-Гаронн, 15 солдатиков в имение маркиза Рошжаклена и 50 бедолаг на виноградники Бургундии.
На их место непрерывно поступали пленные из Крыма, правда, не в столь массовых количествах. В июне 1855 г. имела место новая массовая рассылка пленных на работы в различные регионы Франции. В том числе 100 человек на строительство дороги из Нанси в Эпиналь, 25 на строительство дорог в Дордони и 20-25 человек в шахты Оверни»
Да и размещали наших пленных не в домах горожан, а: «русские пленные получили честь поселиться в казематах, построенных для арабских бунтовщиков в 1847 г., и которые позволяли разместить только 600 человек, оставшиеся 300 были размещены в 40 палатках на острове (имеется в виду о. Акс)». Хотя надо отметить, что с конца сентября 1854 г. «к заключённым стали прибывать жёны и дети, что вызывает любопытные вопросы об условиях содержания в плену...».
Вообще-то вопрос содержания пленных, похоже, не очень-то занимал наших историков, материалов до обидного мало, но и того, что есть, хватает, чтобы указать на несоответствие представления исторической картины в романе историческим фактам.
_________________

СПАСИБО!!!!!!!!!!!!
Danke!!!!!!Danke!!!!!!Danke!!!!!!Danke!!!Danke!!!!!!

Огромное-преогромное спасибо!!! Отдельное спасибо Москвичке за такие обширные комментарии!!!
_________________

Да всё понятно, что мы лучшие это я про сноску Москвички.

СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО!

_________________

Большое спасибо за перевод. Ждем последней главы. А Что-нибудь написано еще про Хатауэев? Очень жаль расставаться с этой семейкой.
_________________