Джульет Марильер "Сын теней"

 » Глава 24

Перевод katusha, правка vetter

И все же утром я проснулась чуть свет и вышла в сад, зная, каким тяжелым станет этот первый день без мамы, чувствуя, что если я хочу научиться жить дальше без ее любящего взгляда и нежных руководящих рук, мне необходимо спуститься сюда и побыть среди всего, что было для нее особенным, побродить в сердце ее маленького королевства. Я оставила Джонни с няней, для него на улице было слишком холодно. Я шла по дорожке, иногда нагибаясь, чтобы выдернуть то небольшой сорнячок, то совсем крохотную травинку, и прекрасно понимала, что жду. Солнце еще не взошло.
Я почувствовала его еще до того, как увидела. По спине пробежал холодок, и я обернулась к арке. Он неподвижно стоял в полутьме – высокая фигура, по-прежнему закутанная в темный плащ с капюшоном. Птица на его плече казалась вырезанной из черного камня.
– Ты войдешь? – спросила я, все еще не доверяя собственной памяти. А потом он шагнул вперед и откинул капюшон, открывая бледное, выразительное лицо, черные глаза и копну ярких, как зимний закат, волос.
– Киаран, – выдохнула я. – Это ты. Почему ты скрываешься? Конор как раз здесь, он наверняка захотел бы повидаться с тобой... может, войдешь, поговоришь с ним?
– Нет. – Ледяная уверенность его тона заставила меня замолчать. Птица опустила острый как бритва клюв и оправила перья. Глаза ее глядели беспощадно.
– Я пришел не для этого. Мне не до демонстрации родственных чувств. Я не настолько глуп, чтобы поверить, что эту пропасть можно преодолеть. Я всего лишь принес весточку.
– Какую весточку? – тихо спросила я.
– Ее матери, – ответил он. – Ниав хотела сказать «я люблю тебя, прости меня». Но я опоздал.
Я не могла говорить.
– Ее очень огорчит, что мне не удалось прибыть вовремя, – прошептал Киаран.
– Мама узнает. И неважно, что теперь уже... что она уже... она все равно узнает. А Ниав... с ней все в порядке? Ей лучше, она в безопасности... откуда ты...
– С ней все в относительном порядке. Она очень изменилась. – Тон его оставался спокойным, но в нем чувствовалась беспредельная печаль, человек в таком юном возрасте просто не должен нести столь тяжкий груз. Я не могла понять выражения его глаз.
– Смеющаяся девушка, ослеплявшая всех вокруг в ночь на Имболк исчезла. Она все еще чувствует себя потерянной. Но она в безопасности.
– Где? Где в безопасности? Как ты...
– В безопасности. Неважно где.
Он отвечал на вопросы, как положено друидам.
– С тобой? – спросила я.
Киаран неопределенно кивнул.
– Ей нужна защита. Однажды я уже подвел ее, но защитить ее я смогу.
Мы помолчали. Потихоньку просыпались мелкие пташки, вестники новой зари и новой весны.
– Ниав – моя сестра, – наконец произнесла я. – Мне хотелось бы знать, по крайней мере, где она и сможет ли вернуться, когда правда откроется. Я уже сказала отцу. Теперь он понимает, какую ошибку они совершили, выдав ее замуж. Может быть, возможно... ты не мог бы привезти ее сюда и...
Его смех ошеломил меня. Он был полон горечи.
– Привезти ее сюда? Как ты это себе представляешь?
Я промолчала, обдумывая его ответ. А как же та моя крохотная надежда, что, в конце концов, все может закончиться хорошо? Мне не хотелось верить, что мои усилия и работа Брана оказались бессмысленными.
– Они что, ничего тебе не сказали? – холодно спросил Киаран.
– Чего не сказали? – Я снова почувствовала тот самый страх, ледяной холод сковал мое тело, словно прикосновение давней тьмы, или грядущего зла.
– Правду. Почему они запретили мне жениться на Ниав, почему услали нас в разные стороны? Почему мы не можем и никогда не захотим вернуться? Что мы прокляты, дважды прокляты и все из-за их секретов? Ну конечно, они не сказали! Думаю, именно поэтому ты и помогла нам, никто другой не стал бы этого делать. Знай ты правду, ты и сама с презрением отвернулась бы от нас.
Я съежилась. Как же эти циничные нотки в его тоне отличались от того горячего, страстного, полного надежды голоса, которым он рассказывал когда-то свою историю о любви!
– Расскажи-ка мне все, – сказала я. – Мои друзья отчаянно рисковали, чтобы ей помочь. Скажи мне правду, Киаран. Все говорят о пробуждении древнего зла, которое грозит нам бедой. О чем речь? Скажи мне.
Я села на старую каменную скамью между пушистых зарослей полыни и ромашки. Он подошел ближе. Черная птица каркнула, пролетела мимо нас к кусту сирени и опасно закачалась на тонкой ветке.
– Это было жестоко, – тихо начал Киаран. Лицо его в утреннем свете казалось совершенно белым. – Жестоко было скрывать от нее правду. Неудивительно, что она чувствовала себя покинутой, не понимая, почему я исчез, и что погнало меня прочь. Она не понимала, что наш союз... проклят.
– Проклят? – тупо повторила я, не понимая, что бы это могло значить.
– Запрещен. По законам крови. И ведь только в ту самую ночь, когда я с бьющимся как молот сердцем примчался в Семиводье, готовый, если нужно, драться за свою любовь, Конор снизошел до того, чтобы рассказать мне наконец, кто я такой. Всю мою жизнь от меня это скрывали, эту тайну вообще не планировали раскрывать. Я считал себя найденышем, которому несказанно повезло, что его подобрали и вырастили друиды. Больше всего на свете я мечтал быть во всем похожим на Конора, полностью посвятить себя служению братству. А потом я встретил Ниав. И тогда им пришлось рассказать мне правду.
Где-то в глубине моего сознания все начало складываться в более-менее стройную картинку. Жуткую, невероятную, неизбежную картинку.
– Конор сказал тебе, откуда ты родом?
– Именно. И что я никак не могу жениться на Ниав. Что все, что между нами было – стыдно, неправильно, противоестественно и мерзко, хоть мы и действовали по незнанию. Что наш союз совершенно невозможен. Потому что я, оказывается, сын Колума, лорда Семиводья и его второй жены, леди Оонаг! Я единокровный брат Конора и Лайама. Единокровный брат вашей с Ниав матери. Меня родила ведьма, которая чуть было не разрушила вашу семью и все, чем вы дорожили. Видишь, одним ударом Конор лишил меня любви, будущего, надежд на счастье и смысла жизни. Мне не только запретили жениться на Ниав, меня изгнали из братства, выкинули прочь без единой путеводной звезды. Все мои звезды погасли, все до единой!!!
– Конор рассказывал совсем другое...
– Ха! Сын ведьмы не может стать друидом. Во мне течет кровь проклятого племени. Такой как я и мечтать не смеет о высоком искусстве мудрых мира сего, о царстве света... его не осенит чистый дух. Я слишком высоко замахнулся. Теперь я и сам это знаю. Раз я ее сын – значит я сын теней, я обречен на путь тьмы. Никогда не пойму, как он мог все эти годы растить меня и держать это в секрете. Никогда не прощу ему этой лжи!
– Сын леди Оонаг, – выдохнула я. – В истории о нем ничего не говорится. Он просто исчез из Семиводья вместе со своей матерью. Когда заклятье было разбито.
– Удобно, – в тоне Киарана слышалась горечь. – Отец нашел меня и принес обратно. Я девятнадцать лет жил в лесах, Лиадан. Я считал себя друидом до мозга костей. Представь себе, каким ударом стали для меня откровения той ночи. Я изнывал от стыда. Я убежал. Оставил Ниав в отчаянии... предал... бросил на поругание. Я ежедневно несу этот груз. Неважно, как тщательно я охраняю ее теперь, неважно, какой прочный щит я соорудил вокруг нее сейчас, я не в силах отменить того, что свершилось в ту ночь, слишком глубоко это ранило нас обоих.
Щит. Защита. Я осторожно спросила:
– А куда ты отправился, когда покинул той ночью Семиводье? Конор говорил, ты поехал на поиски своего прошлого. Значит... значит ли это, что ты искал свою мать? Она еще?.. – Я прикусила язык. О некоторых вещах слишком опасно говорить вслух.
– Я сказал ему, – тон Киарана был мрачен. – Я сказал Конору. Так и сказал, что человеку не дано убежать от собственной крови. Неважно, узнает он о своем происхождении в детстве или много позже, когда уже вырос, считая себя совершенно другим существом, возможно, способным на благородство духа, на великие, добрые дела... Все это неважно, ведь рано или поздно зернышко, заложенное в нас прорастает, наше наследие начинает говорить в полный голос. Возможно, не скажи они мне, я бы успел состариться, пока дурная кровь во мне не проявила бы себя и не заставила бы повернуться спиной к свету. А теперь я знаю, сказал я, и обязательно выясню, какие способности я унаследовал и как с ними обращаться. И тогда, возможно, ты не так охотно станешь называть меня братом. А потом я уехал, и дух мой путешествовал гораздо дальше тела. Опасное странствие. Моя мать отлично умеет прятаться. Она в тот момент не желала, чтобы ее обнаружили. Но я все же нашел ее. Я научился пересекать границы того мира, где она сейчас скрывается. Где она ждет.
– Как? Как у тебя это получается?
– Умение проходить туда и обратно входит в обучение друидов. Испытание огнем и водой, землей и воздухом. Я и раньше проходил его, но тогда все было иначе. – У него задрожал голос. И я вспомнила, что он все же не сгорбленный под тяжестью бед старик, а юноша, немногим старше меня самой.
– Ты говоришь, она ждет. Чего ждет?
Киаран скрестил на груди руки и уставился куда-то мимо меня, в холодное утреннее небо.
– Ты задаешь слишком много вопросов, – ответил он.
– У меня слишком долго не было вестей, – прошептала я. – У меня тоже есть для сестры послание. То есть, скорее, мне надо ей кое-что вернуть. Оно у меня здесь, с собой. Думаю, она обрадуется. – Я сунула руку в напоясный мешочек и вынула ожерелье, которое когда-то сделала для Ниав: шнурок, в который вплела всю любовь ее семьи, талисман необоримой силы. Киаран взял его и провел длинными костлявыми пальцами по маленькому белому камушку, все еще свисавшему с ремешка. На мгновение на его лице расцвела улыбка, и я снова увидела того юношу с Имболка, который сиял гордостью и счастьем, зажигая для нас весенние огни.
– Она считала, что никогда его не увидит, – сказал он. – Ты сохранила его. Спасибо.
– Мы любим ее. – Я чуть не плакала. – Похоже, ты этого не понимаешь. Тебе так уж необходимо забрать ее, охранять, как какую-нибудь сказочную принцессу в высокой башне, которую простым смертным даже видеть не позволено? Мы никогда с ней не встретимся? Мы никогда не увидим ее ребенка, только в видениях?
Мне показалось, что вокруг остановилось время. Дыхание на краткий миг прервалось, а после возобновилось.
– Ребенка?
Почему-то от этого мое сердце сжалось, как никогда раньше.
– Меня иногда посещает дар предвиденья, – ответила я, считая, что сейчас у меня нет другого выбора, только все объяснить. – Я вижу то, что будет, или то, что может случиться. Я видела, как Ниав играет с ребенком. С похожим на тебя, рыжекудрым, черноглазым, кудрявым малышом. На песке, в пещере. Мне кажется, у вас есть общее будущее. Не такое, какое выбрали бы для вас мой отец или дядя. Не такое, о каком мечтал бы Конор – он ведь очень хочет, чтобы ты вернулся в лес, что бы ты там ни думал. Я просто не хочу верить, что никогда больше не увижу сестру, или...
– Существуют опасности, которые тебе и во сне не снились, – теперь Киаран говорил сдавленно, напряженно. – Путь, на который... меня направили. Путь, который она... моя мать... считает для меня подходящим. Она ждет моего ответа. Она многое мне предложила. Силу, о которой обычный человек может только мечтать. Возможности, далеко превосходящие искусство главного друида, способности, лежащие далеко за пределами последней страницы самой толстой из старинных магических книг. Я могу у нее учиться, и я буду это делать. Я еще покажу своему брату, на что способен и в кого могу превратиться.
– Это... угроза? Совершить то, чего не могла добиться Леди Оонаг? – Меня била неостановимая дрожь. Крохотное изображение сестры в моей голове меркло и сжималось.
–Все произойдет так, как должно. Мы с Ниав... ты должна понимать, что прошлого не переделать, что бы ни шептали нам мечты. Некоторые вещи просто нельзя исправить. И все же, когда я рассказал ей правду, она открыла мне свои объятья так, будто ей вовсе нечего мне прощать. И мне плевать на людские законы и их попытки диктовать, что мы должны, а что не должны чувствовать по отношению друг к другу. Во всей этой паутине горя и тьмы наша любовь – единственная светлая нить, слишком прочная, чтобы ее отрицать. Я буду защищать ее. Я все отдам ради ее безопасности. Это – самое главное. Больше я ничего не могу сказать, поскольку путь мой пока неизвестен, даже еще не проложен. Что же до нашей семьи, мне нет до них дела, они обошлись с нами бесчестно. Они потеряли право на Ниав, когда вышвырнули ее из Семиводья. А вот перед тобой мы в долгу. Перед тобой и тем парнем, который вывел ее из болота и сделал так, что мы встретились. Поэтому я принес тебе подарок.
– Какой подарок? – начала я, но тут Киаран бросил беглый взгляд на ворона, сидевшего на дереве над нашими головами, и тот слегка шевельнул крыльями, создав вокруг себя небольшой вихрь и аккуратно уселся мне на плечо: нелегкая, однако, ноша. Клюв покачивался в опасной близости от моего глаза, а когти царапали, несмотря на плащ, шаль и платье.
– Ох, – выдохнула я и надолго лишилась дара речи.
– Это посыльный, – объяснил Киаран. – Скорее временная услуга, нежели дар. Он может тебе понадобиться. Но помни: к его помощи можно прибегать только в самом крайнем случае. Если нет выхода, нет помощи, нет сил – вспомни о нем. Подобных посланников не гоняют по пустячным поручениям.
– Понятно, – сказала я, хотя не поняла ничего. Это существо, что дружит с колдунами? У меня было множество вопросов, даже чересчур.
– Мне пора. – Киаран, внезапно засуетился, будто разум его уже отправился в дальний путь. – Я не могу уходить надолго.
– До Керри все равно очень долгий путь, – неуверенно произнесла я. – От полной луны до полной луны, а то и дольше, разве нет?
– Именно так и предпочел бы добираться Дэн, верхом или пешком, – ответил Киаран. – Но есть и иные пути.
– Понятно, – снова повторила я, размышляя о старых сказаниях про друидов и волшебников. Я задумалась, как много он успел выучить за эти восемнадцать лет, и сколько вдобавок к этому, с той поры, как мы виделись в последний раз.
– Что ж, прощай, – серьезно произнес он.
– Знаешь, я бы все равно это сделала, – выпалила я. Мне необходимо было, чтобы он понял, чтобы моя сестра знала, что я не такая бессердечная, как они думают. – Даже если бы мне рассказали, кто ты на самом деле и почему вам нельзя быть вместе. Я все равно помогла бы ей. Я люблю ее. Раз она теперь с тобой, несмотря ни на что, возможно, это в какой-то мере правильно. Возможно, такая у вас судьба, закон там, или не закон.
Киаран кивнул.
– Все происходит, как должно, рано или поздно, так или иначе, – сказал он, снова становясь похожим на друида. А потом у входа в сад появился Дэн Странник, будто его позвали, хотя я никакого зова не слышала. Он тихонько насвистывал, и мешок из козьей шкуры уже висел на его плече.
– Так мы идем? – спросил он.
И не успела я сказать ни слова, как Киаран метнулся, словно тень, и оба они исчезли. Я пошла следом, чувствуя на плече вес нежданного подарка и ощущая, как его когти впиваются в кожу. Я вышла на тропинку и посмотрела вниз, туда, где за полосками живых изгородей синел лес. Но никого не увидела.
***
Постепенно люди привыкли к ворону.
– Ты следи за ним в оба, когда малыш рядом, – предостерегла меня Жанис, возможно, чувствуя некоторую вину, поскольку благодарить за это приобретение отчасти следовало ее собственного племянника. – Обладателю такого клюва нельзя доверять. Ты же знаешь, что люди говорят о воронах!
Она, кстати, оказалась совершенно неправа. Во всем, что касалось малыша, ворон оказался настоящим паинькой. Когда Джонни спал, птица сидела где-то рядом и молча следила за ним. Когда мальчик просыпался и плакал от голода, ворон обычно кричал вместе с ним, и сочетание детского плача с мощным карканьем гарантировало мгновенную реакцию взрослых. Когда я шла к озеру, полюбоваться на лебедят, или гуляла по лесу под буками с ребенком на руках, ворон сопровождал меня, подобно темной тени перелетая с ветки на ветку, никогда не удаляясь от нас. Я постепенно привыкла к его постоянному присутствию. Он вел себя, как отлично обученная собака, резкими звуками предупреждая о приближении дикой свиньи или лесорубов. Я назвала его Фиакка, то есть «вороненок».
Пока мне было совершенно неясно, каким образом мне могут понадобиться его услуги. Раз или два я пыталась мысленно поговорить с птицей, но только зря потеряла силы. Возможно, когда придет время, я пойму, что делать – если такое время вообще настанет. Вокруг гуляло столько слухов, предзнаменований и недосказанных теорий, что было совершенно непонятно, что на самом деле готовит нам будущее. Люди, которые несколько месяцев назад трогали мой круглый живот «на счастье» и считали Джонни отпрыском неведомого существа из иного мира, теперь искоса поглядывали на Фиакку, бросали на меня смущенные взгляды и шептались о пророчестве. «Это знак», – говорили они. И мои родные никак не пытались опровергнуть эти фантазии. Пусть люди считают меня бывшей спутницей одного из Туатта Де, очень удобное объяснение.
Я за свою жизнь слышала множество сказок, немало их и сама придумала. Если это меня чему-то и научило, так это тому, что некоторые случайные события способны менять ход вещей и имеют гораздо большее значение, чем кажется на первый взгляд. Так брошенный в пруд маленький камешек рождает огромные круги, расходящиеся по всей поверхности воды. У нас роль камешка сыграла ложь, даже не ложь, а скрытая правда. Дело Конора и Лайама. Даже мои родители знали об этом потерянном брате. Эдакая внутрисемейная ложь, для своих. И ведь никто ничего не сказал, поскольку правда была такой страшной и некоторым, малопонятным мне образом, такой опасной, что ее не открыли даже Ниав, которой эта правда разбила всю жизнь. Мне казалось, что после этого я уже не смогу доверять никому из них. Все случилось из-за этой лжи: вспыхнула любовь, рухнули надежды... жестокость, унижения, бегство... А Киарану эта ложь открыла путь во тьму, которая, похоже, угрожает теперь самой ткани нашего существования. Моей семье эта ложь принесла потерю доверия и открытости. Поздние сожаления, невозвратные потери. Ложь пробудила древнее зло, и теперь, похоже, всё вокруг постепенно сворачивает с истинного пути.
После того, как мы послали Сорчу в плавание вниз по реке, Финбар недолго оставался в замке. Он исчез на следующее же утро, тихо ушел в лес, не попрощавшись ни с кем, кроме меня.
– Ты знаешь, где меня найти, – сказал он. – Возможно, через некоторое время тебе понадобится моя помощь. Тогда приходи.
– Спасибо. – Фиакка на моем плече наклонился вперед и слегка склонил голову, наблюдая, как дядя спускается по тропе меж деревьев.
– Дядя?
– Что, Лиадан?
– Мне надо кое-что тебе сказать. Я теперь знаю, кто такой Киаран и почему он уехал. Я хочу кое о чем тебя спросить. Если бы я захотела узнать побольше про древнее зло... ты рассказал бы мне? Мне хоть кто-нибудь рассказал бы о нем? Меня столько раз предостерегали, голоса зовут меня то в одну, то в другую сторону, а никто ничего не объясняет! Если нам и правда угрожает какая-то опасность, как с ней бороться, если мы ничего о ней не знаем?
Финбар долго смотрел на меня.
– Ты должна была родиться моей дочерью. Ты сейчас произносишь мои собственные слова. Я сам давно бы рассказал тебе все, но Конор велел нам молчать. Лучше спроси его. Думаю, теперь, когда твоей сестры больше нет, он не откажется говорить с тобой. Мы надеялись молчанием защитить ее от лишней боли, не хотели, чтобы она знала, что возродилась древняя тьма, мечтающая поразить жизни наших детей также, как когда-то поразила наши собственные. Разрушив планы колдуньи, Сорча решила, что зло ушло навсегда, но мы не победили его, просто завоевали себе несколько лет передышки. Поговори с Конором. Расскажи ему о своих опасениях и потребуй рассказать тебе правду.
– Я так и сделаю. Спасибо, дядя. Ты всегда говоришь со мной честно, я очень это ценю.
– До встречи, Лиадан. Не гаси свечу.
И он ушел. Позже, утром, собак выпустили на волю.
Отец, к огромному нашему удивлению, уехал из замка в тот же день. Я знала, что он сдержит свое обещание, он всегда был человеком слова. Но никто не ожидал столь поспешного отъезда, да еще и в одиночестве, ведь такие путешествия очень опасны. Он, может, и бритт, но прожил в Ирландии более девятнадцати лет, нет никакой гарантии, что собственный народ примет его с распростертыми объятиями. А до этого ему еще предстоит путешествие вдоль побережья, где царствуют викинги, а после по морю, с его пиратами и вечными капризами ветра и волн. Большой Человек уехал один, и дело тут было не просто в горе и боли утраты. Шон считал, что в этом есть скрытый смысл.
– Ему скорее удастся остаться незамеченным и больше узнать в дороге, – говорил брат. – Давным-давно подобные путешествия были для него в порядке вещей. Теперь он отправился в путь лишь потому, что дал слово. Но способности-то у него остались прежние, – в голосе брата звучала гордость. Сама я тоже не сомневалась, что отец способен выполнить свою миссию. И еще я знала, что Жанис права. Я видела у него в глазах пустоту и понимала, что без этого путешествия, тоска прикончила бы его.
Отец попрощался со мной и с Шоном в маленьком садике с целебными травами, где сейчас цвел и дарил тень нежным росткам дубок, посаженный в год, когда родилась Ниав. Ибудан был одет очень просто, а небольшая заплечная сумка могла вместить только самое необходимое.
– Я пойду пешком, – сказал он. – У меня по дороге есть небольшое дельце, его нужно сделать тихо. Лучше всего большую часть пути мне оставаться незамеченным. Что же до Херроуфилда... у нас почти не было оттуда вестей. Даже представить не могу, что меня там ожидает.
– Отец? – как мне хотелось говорить спокойно и казаться сильной! Но боль утраты была слишком свежа и голос у меня дрожал.
– Да, солнышко?
– Ты... ты ведь вернешься, правда?
– Что за дурацкий вопрос! – рявкнул Шон. Я чувствовала, что он тоже вот-вот расплачется.
– Шон прав, Лиадан, – сказал отец, обнимая меня за плечи и пытаясь улыбнуться. – Тебе не стоит задавать мне таких вопросов. Ну конечно же, я вернусь! Здесь меня ждет работа, семья, люди. Так утверждает Лайам. Я ухожу, потому что обещал. Потому что она меня попросила.
– Ты не волнуйся, отец. Я за всем прослежу. – Шону почти удался уверенный тон.
– Спасибо, сынок. А теперь, прощайте, детки. Вы у меня сильные и смелые. Достойные дети своей матери.
Он обнял меня и заплакал. Потом хлопнул Шона по плечу и ушел.
Вскоре после этого Падриак собрал своих людей и направился на запад, засвидетельствовать свое почтение Шеймусу Рыжебородому. А потом – кто знает?
– ...В жизни всегда есть место новым горизонтам и приключениям. Можно провести в них целую жизнь и все равно оставить полно этого добра, чтобы детям и внукам было, чем побаловаться.
– И дочерям, – сухо уточнила я.
Дядя усмехнулся, вновь показав ямочки на щеках.
– И дочерям, – кивнул он. – Я слыхал, ты неплохо стреляешь из лука, быстро метаешь нож и даже управляешься с дубинкой. В следующий раз, когда приеду, я, возможно, научу тебя ходить под парусом. Никогда не знаешь, что понадобится в жизни.
Я немного подождала, осторожно выбирая момент. Все в доме чувствовали себя подавленно, мамино отсутствие очень ощущалось, отъезд отца тоже. Без его постоянного успокаивающего присутствия, люди чувствовали себя несколько потерянно, будто работы на фермах, в лесу и в замке не могли выполняться с должными чувством и энергией, если где-то поблизости не маячила его высокая фигура – то на крыше, то в поле, то в овчарне. Конор и его братия, похоже, не собирались уезжать. Лайам казался мне необычно замкнутым, я решила, что смерть Сорчи поразила ее серьезного старшего брата сильнее, чем кто-либо мог ожидать. Похоже, Конор оставался в Семиводье ради брата. Но я подозревала у него и иные мотивы. Очень часто главный друид появлялся, когда я работала в садике с целебными травами или играла с Джонни на травке. Он ходил со мной в деревню, раздавал людям советы и благословения, пока я лечила их раны и хвори. Я думала, что он наблюдает не за мной, а за сыном. Я всегда доверяла этому своему дяде, такому мудрому, уравновешенному, такому безмятежно уверенному. Теперь я смотрела на него и видела синяки сестры и горе в глазах Киарана. Я думала о доверии, о том, какие опасности оно таит, если довериться не тому человеку. Я думала, как рискованно делать выбор, основываясь на доверии, на уверенности, что тебе не солгали. Мне было совершенно ясно, чего Конор хочет для меня и моего сына. Того же, что и Дивный Народ. По правде говоря, это выглядело более, чем разумно. Возможно, лес – единственное место, где мой сын будет в безопасности. Но откуда мне знать наверняка? Единственный выбор, в котором я могу не сомневаться, – это мой собственный выбор.
Мы сидели рядом в саду, а Джонни лежал под деревьями на своем одеяльце. Мы были одни. Я шила – Джонни быстро рос и постоянно нуждался в новых одежках. Конор сидел рядом, глядя на озеро.
– Дядя, – неуверенно начала я. – Не знаю, как об этом и спросить. Но я слышала множество упоминаний о древнем зле, о том, что вы считали его давно исчезнувшим, а оно возродилось вновь. Я очень много об этом думала, особенно с маминой смерти. Я не забыла ту твою историю о Фергусе и Эйтне. В ней Хозяйка Леса сказала, что в Семиводье все будет идти наперекосяк, пока мы не отвоюем острова и не вернем равновесие. Мне кажется, что уже сейчас все идет не так, как надо. Все, что случилось с Ниав было жутко неправильно. Не скрою, я теперь знаю, почему вы запретили им пожениться. Я знаю, кто такой Киаран. Но я не могу понять, почему ты не сказал им правду. Ты скрыл ее дважды, сперва от самого Киарана, который вырос не подозревая, кто он такой, а потом от Ниав, и она поверила, что он просто бросил ее. Ты посчитал, что достаточно объявить, что им нельзя быть вместе, ничего не объясняя, – это слишком жестоко. И я никак не могу понять, зачем тебе понадобилось скрывать правду. Обычно здесь, в Семиводье, мы так не поступали.
– Тебе Финбар рассказал? – Голос Конора звучал как обычно спокойно, но его выдавали пальцы, нервно теребящие ореховый прутик.
– Я говорила с ним и об этом тоже. – Я не могла рассказать Конору, что недавно здесь появлялся Киаран. Он не должен знать, что Ниав жива, хоть держать такое знание при себе было очень неприятно. Вызвавшись быть защитником сестры, Киаран и впрямь отделил Ниав от нас, ее родных. – Но Финбар не нарушал данного слова, дядя. Он объяснил, что ты обязал их всех молчать. Я собрала истинную картину по кусочкам из видений... и остального.
– Понятно.
– Теперь я прошу у тебя объяснений, если ты к ним готов. Ты ведь сам предостерегал меня, что мой сын должен оставаться в лесу, будто он и впрямь – дитя из предсказания, который сможет, наконец, все исправить. И, похоже, зло подобралось к нам очень близко. Мы пережили много потерь, мы утратили доверие друг к другу. Я понимаю, Дивный народ считает, что Джонни может оказаться ключевой фигурой в этой игре. Но он такой маленький! – Я поглядела на сына, который как раз кряхтел от напряжения, пытаясь дотянуться ладошками до пальчиков на ногах. – Если они правы, значит, мой сын действительно может играть... очень важную роль. Я же его мать. Как я могу принимать решения, не зная всей правды?
Конор внимательно посмотрел на меня.
– А ты сама рассказала мне всю правду? – веско заметил он.
Я почувствовала, что краснею.
– Нет, дядя. Но я не пыталась скрыть никаких злодеяний, я просто защищала тех, кого люблю. И я рассказала все маме.
Он кивнул, похоже, удовлетворенный моими словами.
– Я тоже всего лишь хотел защитить своих близких, Лиадан. Но я совершил ужасную ошибку. Я думал, мне хватит сил самому уничтожить все зло, что она натворила, противостоять ему собственными методами. Но я всего лишь человек, мелкая фигурка в этой игре. Она же стоит на совершенно ином уровне, у нее оказалось больше возможностей, чем мы думали, она хитра и изобретательна. Мы считали, что она исчезла навеки. Но мы заблуждались.
– Она? Ты говоришь о Леди Оонаг, да? О той самой колдунье, которая превратила вас в лебедей и завладела бы Семиводьем, если бы мама не разрушила ее чары?
Конор вздохнул.
– Ты говоришь, «она завладела бы Семиводьем». Но все гораздо сложнее. Она хотела заполучить Семиводье для своего сына, именно благодаря ему она надеялась обрести могущество и влияние. В крови ее сына текла бы ее собственная черная кровь, кровь колдунов, но он одновременно был бы законным сыном Колума из Семиводья, и замок принадлежал бы ему. Убирая нас с дороги, она тем самым делала наследником его. Он был бы фишкой в ее руках, а она, с ее колдовскими способностями, могла бы вершить судьбы королей.
– Я знаю, ты вырастил его в священных лесах, – сказала я. – Твой отец нашел его и забрал у матери, а ты сделал из него друида. Это я могу понять. Но зачем ты скрыл от него правду? Почему ты дождался момента, когда эта правда едва не сломала его?
– Отец сделал все, что мог, чтобы найти Киарана и вернуть домой, – тихо произнес Конор. – Такие, как леди Оонаг, мало заботятся о младенцах. Думаю, она соиралась подождать, пока он подрастет, а потом обучить его колдовскому ремеслу. Она поселила мальчика с людьми, которых сочла совершенно безвредными для себя: с бездетной парой далеко на юге. Они были счастливы заботиться о мальчике в обмен на мешочек серебра. Жили они уединенно, в глухой, поросшей лесом долине. Колдунья считала, что будет безопасно оставить там сына на некоторое время. Но она недооценила упорства моего отца. Киаран был найден и привезен домой. Мальчик вырос в лесу, где царит суровая дисциплина и не остается ни минуты без каких-либо занятий. Рядом с ним был его отец, лорд Колум. Он провел в лесу долгие годы, учась и созерцая, и умер доброй смертью. Киаран был мне как сын, Лиадан. Прекрасный молодой человек, глубокий, мудрый, внимательный, он схватывал все на лету и обладал отменной способностью к самодисциплине. Он обладал всеми качествами, о каких можно только мечтать друиду. Я был твердо, абсолютно уверен, что смогу разрушить ее влияние и сделать из этого мальчика мужчину, готового идти путем света, преданного нашей цели, твердого в вере, непоколебимо стремящегося к знаниям. Мы никому не рассказывали о том, кто он. Кроме нас с отцом только мои братья и сестра знали о его существовании. Я решил ничего ему не открывать. Ни один мальчишка не заслуживает, чтобы его детство омрачала подобная жуткая правда. Он был просто одним из нас. Друидом во всех смыслах этого слова.
– И все же это было не так, – возразила я. Я видела тоску в глазах Конора, но голос его по-прежнему оставался спокоен и глубок. – Ведь сын ведьмы ни в коем случае не может стать друидом.
Конор побледнел.
– Я совершил ужасную ошибку. В мальчике текла кровь матери и однажды она дала о себе знать. Я думал, что смогу искоренить ее влияние. Я привел его в Семиводье. Он мечтал хоть одним глазком взглянуть на жизнь вне леса и доказал, что сможет принести огромную пользу на празднике в Имболк. Я считал, что это совершенно безопасно. Мне и в голову не приходило, что его может соблазнить... Я и не думал... Но именно я снова навлек на нас зло. Стоило ему увидеть Ниав, как рука Леди Оонаг снова начала дергать за ниточки наших жизней. Она снова, через сына, начала подчинять своей разрушительной воле нашу семью и всех, кто находится под нашей защитой. У меня не было выбора, Лиадан. В ту ночь мы с Лайамом и твоим отцом долго обсуждали случившееся. И я принял решение. Я заставил их молчать. Мы видели, как Сорчу в самое сердце ранило, что ее дети в свою очередь могут столкнуться с черным влиянием Колдуньи. Мы скрыли это от тебя. Мы думали, будет лучше, если и Ниав не узнает, какой ужасный грех она совершила. Мы рассудили, что без этого груза вины ей будет легче забыть обо всем и начать жизнь заново. Она удачно вышла замуж. Она уехала далеко и находилась в безопасности. И подумай о Шоне: никому не хотелось, чтобы он с мечом в руке помчался требовать удовлетворения от Киарана. Шон станет лордом Семиводья, уравновешенным и мудрым, как его дядя, как его отец. Для него же лучше ничего не знать. А раз он не должен знать, мы не могли сказать и тебе.
– А Киаран? – мрачно спросила я. – Мне кажется, ему пришлось хуже всех. У него вся жизнь оказалась построенной на лжи.
– Той ночью мы сказали ему правду. – Конор говорил, как усталый, печальный старик. – Я не мог больше молчать. То, что совершили они с Ниав, омерзительно, это идет против самой природы!
– Они же не знали! – у меня дрожал голос.
– Конечно, – кивнул он. – Но все же это запрещено и ни в коем случае не должно было повториться. Самым лучшим для Ниав было выйти замуж и начать все с чистого листа. А Киаран... он сам выбрал свой путь. В его выборе я снова увидел руку его матери.
Я подняла глаза на Фиакку, он сидел на ветке боярышника и чистил перышки. Дядя, наконец, рассказал мне правду. Но мне было совершенно очевидно, что я не смогу ответить тем же. Не сейчас... а возможно, и никогда.
– Ты знаешь, куда отправился Киаран, когда умчался из Семиводья? – неуверенно спросила я. – Думаешь, Леди Оонаг все еще жива, и он поехал ее искать?
– Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы говорить о них вслух. Но такой вариант возможен. Что до того, как он смог бы до нее добраться... есть разные способы. Киаран способный мальчик. Он вполне мог отправиться в подобное путешествие в одиночку, хоть это и опасно. Я со дня его отъезда ничего о нем не слышал, Лиадан.
– Ты услал его прочь, зная, что он может попробовать ее найти.
– Я не прогонял его. Он мог остаться с нами. Он был... блестящим учеником, ему удавалось многое, очень способный юноша – во всем, что касалось разума и магии. Его никто не гнал. Наоборот, угроза, которую он представляет благодаря своей матери, находилась под гораздо лучшим контролем среди друидов. Он сам решил уехать. Решил забыть о братстве. Я проиграл, Лиадан. Я подвел и его, и свою семью.
– Однажды ты сказал мне, что не стоит чувствовать себя виноватым, поскольку все происходит так, как предначертано, – напомнила я. – Это было очень давно, когда все только начиналось. Теперь же ты заявляешь, что сам во всем виноват. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, все это – лишь часть какого-то узора, а он так велик, что мы можем обозреть лишь малую его часть, ту, к которой относимся сами. Мне еще Дивный Народ говорил, что мы не можем понять, что происходит, поэтому наш выбор всегда неверен. Иногда мне кажется, что мы – лишь безвольные фигурки, которые они передвигают, как им заблагорассудится. Но знаешь, мы сильнее, чем они думают. А иначе, с чего бы им беспокоиться, например, какой путь выберу я? Зачем бы им так заботиться о безопасности Джонни? Возможно, что бы они там ни говорили, пророчество действительно может исполниться лишь благодаря мелким сошкам, таким как мы.
– По крайней мере, – тихо подхватил Конор, – заклятие Леди Оонаг смогло рассеяться только благодаря человеческой выносливости и силе, а вовсе не после вмешательства могущественных Туатта Де... Так ты говоришь, я могу ошибаться относительно Киарана?
– Из того, что ты о нем рассказал видно – его нельзя назвать слабым или невежественным. Несмотря на гнев он, скорее всего, станет осторожно и мудро взвешивать свои возможные решения. Я не верю, что он обязательно должен творить зло только потому, что он ее сын. Сказать такое – значит утверждать, что у нас совсем нет выбора, что наши дела и вся наша жизнь предопределены. Я в это не верю, дядя. Пусть мы появляемся в этом мире ненадолго, как любит повторять Хозяйка Леса. Пусть наши возможности ограничены. Но внутри этих ограничений мы можем многое сделать и изменить ход вещей. Мы можем принимать собственные решения и выбирать собственные пути. Если я что и узнала о самой себе, так это что я не собираюсь быть просто инструментом в руках кого бы то ни было и плясать под чью-то дудку, когда сердце зовет меня по иному пути. Ты вырастил Киарана мудрым и уравновешенным. Это живет в нем, точно также, как кровь ведьмы. Все, что ты любовно внушал ему за долгие годы учебы, сделало его сильным. Возможно, он сильнее, чем ты думаешь.
Больше мы об этом не заговаривали. Прошло еще много времени, лето уступило место осени, Джонни научился сидеть и уже самостоятельно ползал, то на животе, то на коленках. Конор ушел в лес, уведя за собой свою молчаливую свиту в белых одеяниях. На прощание он сказал мне лишь одно:
– Береги его, Лиадан. Ради всех нас, береги.

Ох... очень много надрыва, очень. Мне прям нехорошо. Про эту книгу нельзя говорить ЛР, это намного больше. Катя, Жанна, традиционное спасибо.

Леди, и снова спасибо) Да, запутывает все автор и запутывает, но узор общей картины от этого только проясняется.
Но все равно читаешь каждую новую главу и в конце не можешь ясно себе представить, что же будет дальше.
_________________

спасибо
ох, как же все сложно
_________________

katusha, vetter спасибо за прекрасный перевод и редактуру!!!!!!
___________________________________

Очень интересно, необычно. В общем огромное спасибо.

Какая неторопливая, спокойная, но грустная книга. И как она затягивает. Автор пружину все сжимает и сжимает, я скоро повизгивать от нетерпения начну)))

Katusha, Веттер, спасибо!

пс: а по поводу Киарана и Ниав я угадала(((
_________________

katusha, vetter, большое спасибо за новую главу!
_________________

Напряженная глава и грустная...
Спасибо за перевод!!!
___________________________________

Девочки, благодарю за новую главу!!!
_________________

Спасибо за продолжение...

 » Глава 25

Перевод, katusha правка vetter

Эамон не давал о себе знать, только прислал эскорт для сестры. И я была этому неимоверно рада, наш последний разговор глубоко отпечатался в моей памяти, не говоря уже о поцелуе. К осени, я даже была способна более-менее уверенно убеждать себя, что он, вероятно, наконец-то смирился с моим отказом и решил, что жизнь продолжается. Очень жаль, если мое решение осложнило жизнь Шону или Лайаму, для которых добрые отношения с Эамоном очень многое значили: не только возможность совместной обороны, но и успех предполагаемого похода против Нортвуда. И тот и другой заметили молчание Эамона. Но что бы то ни было утверждать было слишком рано. Со временем союз станет крепок, как никогда, ведь Эйслинг ближайшей весной должна выйти замуж за Шона. Это прольет бальзам на многие раны.
Как-то теплым вечером незадолго до Меан Фомар, когда почти весь урожай был уже собран, а спелые яблоки огнем горели на яблонях, я отправилась с Джонни на отдаленный пляж на озере. Здесь стена плакучих ив подходила практически к самой кромке воды, а изгиб берега обещал одновременно убежище и уединение. Стоял великолепный день. Озеро сверкало, лес только-только начал одеваться в осенний убор, то тут, то там пестрея оранжевыми, пунцовыми и желтыми пятнами на фоне темных сосен, венчавших холмы. В детстве мы провели здесь много счастливых часов, плавая, ныряя, карабкаясь по деревьям и без конца изобретая новые игры. Я положила малыша голышом на песок, и он пополз по нему на четвереньках, оставляя за собой причудливые узоры. Потом я разделась сама и вошла с ним в воду. Все работали в полях, нас никто не мог потревожить. Джонни, чувствуя прохладное прикосновение воды, восторженно хохотал, сверкая парой новеньких зубиков. Я то приподнимала его, то вновь опускала в воду, стараясь не брызгаться.
– На следующий год летом я научу тебя плавать по-настоящему, – сказала я. – Ты у меня будешь, словно ловкий лосось или даже тюлень. И тогда все начнут говорить, что твой отец принадлежал к морскому народу.
Мы играли и забавлялись, пока сын не устал. Тогда я уложила его спать на одеяле в тени ив. Заснул он не сразу, ему явно нравилось тихо лежать, разглядывая пятна света и тени на длинных листьях и тихо воркуя на своем непонятном языке. Фиакка устроился на ветке неподалеку и сторожил. Он очень переживал, когда мы купались: беспокойно каркал, хлопал крыльями, ходил туда-сюда у кромки воды, оставляя на песке аккуратные отпечатки маленьких лапок. Теперь он успокоился. Я снова вошла в воду и поплыла, время от времени оборачиваясь на Джонни, а потом нырнула, чтобы почувствовать влагу на лице, и снова вынырнула, откинув назад волосы и подняв целый шлейф брызг. Это было восхитительное ощущение, словно в сильных объятиях воды я могла на некоторое время забыть обо всех сложностях своей жизни, обо всех предстоящих мне решениях. Не думать о секретах, двуличии и риске, снова окунуться в восхитительную, невинную детскую свободу.
Через некоторое время я замерзла и поплыла к берегу. Джонни скоро проголодается, но пока он сладко спал на своем одеяльце. Я стояла по колено в воде и выжимала из волос воду. Вокруг ни звука, ни движения, но что-то заставило меня поднять глаза. Волоски на затылке встали дыбом, я была уверена, что за мной наблюдают.
Под ивами, неподвижный как ствол дерева, стоял мужчина. Тот, кто сейчас увидел бы его впервые, мог бы подумать, что сложные узоры на его лице – просто прихотливая игра солнечного света, пятнами пробивающегося сквозь листву. Одет он бы очень просто: в неброские серые и коричневые тона – разумный выбор для человека, собирающегося слиться с лесом. Я не заметила у него никакого оружия. Похоже, Крашеный считал, что лес Семиводья преодолеть не сложнее, чем болота Шии Ду. А возможно, его пригласили.
Он не двигался. Мне явно придется выйти из воды, в одной лишь мокрой рубахе, и при этом найти подходящие слова. Я выбралась на берег, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство, но очень сложно контролировать ситуацию, когда приходится наклоняться, чтобы отжать подол, а у тебя при этом голые руки и плечи, половина груди выставлена на обозрение, все ноги в песке, и с собой нет ни расчески, ни зеркала. Я потянулась к сложенной на травке одежде, но Бран опередил меня. Малыш под ивами у нас за спиной не издавал ни звука.
Бран расправил мою шаль и собирался накинуть мне на плечи. Какие уж там «подходящие слова»! Я не могла дышать, не то что выдавить из себя нечто осмысленное. Шаль упала на землю, его руки обвились вокруг меня, а мои – вокруг него, его губы оказались на моих губах, и поцелуй был нежным до слез. Он взял мое лицо в ладони, медленно поглаживая большими мальцами мои виски и щеки, будто сам не мог поверить, что я здесь, в его объятиях. Голод в его глазах противоречил скупости прикосновений.
– Ох, Лиадан! – шептал он. – Лиадан...
– Ты жив, – пробормотала я, легко прикасаясь пальцами к его шее и чувствуя, как бешенно бьется мое сердце. – Я и не надеялась... но тебе нельзя здесь находиться, Бран. Часовые Лайма постоянно начеку. А он все еще верит... я не рассказала ему правды о сестре и о том, как ты помог ей. Я бесконечно обязана тебе за то, что ты сделал.
– Вовсе нет, – тихо ответил он. – Ты заплатила, помнишь? А теперь давай вспомним хоть немного о Правилах, пока мы еще можем владеть собой. Сядь рядом.
Он наклонился, поднял шаль и накинул мне на плечи.
– Ну вот, – он глубоко вздохнул. – Мы должны сесть в трех шагах друг от друга, только тогда я смогу выложиь тебе все свои новости.
– Я уже знаю, что сестра в безопасности, – сказала я, сев, как велено. Он устроился неподалеку на траве. – В день, когда умерла мама, прибыл... вестник.
– Понятно. Твоя мать... ты, наверное, очень горевала.
Я кивнула, мне все еще было сложно говорить, сложно дышать, невозможно собраться с мыслями.
– У меня есть для тебя и еще кое-что интересное, – продолжил Бран. – То, что я узнал по дороге сюда. Новость, возможно, еще не достигла ушей твоего брата или дяди. Уи-Нейлл мертв. Задушен во сне, в собственном лагере на пути к северу. Это произошло довольно давно, говорят, еще в первой половине лета. Пока его смерть держат в тайне, из стратегических соображений. Убийца неизвестен. Все произошло ночью, а тело нашли лишь на рассвете. Но, наверняка, действовал мужчина с сильными руками, умеющий незаметно передвигаться по лесу.
Мысли мои понеслись вскачь, возможные выводы пугали.
– Понятно, – прошептала я.
– Может, кто-то из твоих родственников все же знал правду? И этот кто-то не побоялся предать Уи-Нейлла достойному наказанию за зло, причиненное твоей сестре?
– Думаю, Шон мог обо всем догадаться, – медленно проговорила я. – Но со дня маминой смерти он оставался здесь, в Семиводье.
– Ты так никому ничего не сказала?
– Похоже, ты удивлен. Но ведь ты сам мне это советовал. Тебя смущает, что женщина тоже может обладать сильной волей?
– Вообще-то нет. Я уже понял, что тебя нельзя считать просто обычной женщиной. Ты остаешься сама собой, во всем.
– И все же я, в конце концов, рассказала правду. Отцу и Сорче. Я не могла допустить, чтобы мама умерла, считая, что Ниав погибла. Я рассказала им, что ты для меня сделал.
Мы посидели молча, я обдумывала безумную мысль, что Большой Человек, покровитель всего, что растет, беспристрастный судья в любом споре, мог сжать своими большими руками шею Фионна Уи-Нейлла и выдавить из него жизнь.
– Я бы на твоем месте не беспокоился, – безразлично произнес Бран. – Это, как и многие другие нераскрытые убийства, скорее всего припишут банде Крашеного. У нас на счету и так масса злодеяний, одним больше, одним меньше – неважно. Твой отец по крайней мере, сделал первый шаг, чтобы искупить предыдущие ошибки.
Я нахмурилась.
– Так человек должен непременно убить кого-то, чтобы заслужить твое уважение?
Бран равнодушно посмотрел мне в глаза.
– Он должен показать, что способен принимать решения и следовать им. Если на него возложены какие-либо обязанности, он не может пренебречь ими, когда ему вздумается. Если от него зависит судьба земли, семьи и людей, ему полагается нести этот груз всю свою жизнь, и он не имеет права просто так все бросить и помчаться за первой понравившейся ему встречной женщиной.
Я вздохнула.
– Как бы я хотела, чтобы ты познакомился с мамой. Всего один раз поговорив с ней, ты бы полностью изменил свое мнение. А отец... решение прийти сюда, чтобы быть с ней, далось ему непросто. И он не отказывался от ответственности, просто сменил один груз, как ты это называешь, на другой. Он был очень ей нужен, Бран. Нужен не меньше, чем... – у меня сорвался голос, и я не произнесла «чем ты мне». Я не могла этого сказать.
Некоторое время он сидел молча, а потом сказал:
– Я не могу остаться здесь надолго. Мне необходимо встретиться с твоим братом, моя задача выполнена лишь наполовину. Есть ли поблизости другие женщины, или ты здесь одна?
– Сюда вряд ли кто-то придет. А почему ты спрашиваешь?
– Я... я убеждал себя, что когда вновь встречу тебя, буду практиковаться в искусстве самообладания, но я...
Он не договорил, поскольку неожиданно оказалось, что мы обнимаем друг друга, что его тело крепко прижимается к моему, и нас накрывает волна желания, мы просто больше не в силах его сдерживать. Как же сладко было ощущать вес его сильного тела и лихорадочные прикосновения его рук к мокрой ткани сорочки! Все вокруг исчезло, кроме этих ощущений. Исчезли мужчина и женщина, обнимающиеся на берегу под ивами. Не было больше ни Брана, ни Лиадан, только две половинки единого целого, наконец-то сумевшие воссоединиться. Я вдохнула и еще крепче прижала его к себе. Он что-то прошептал, слегка передвинулся, и у меня перехватило дыхание. И тут с другого конца пляжа раздалось хныканье, а с ветки над нами послышалось карканье, и мы оба замерли. Хныканье стало громче, мы разомкнули объятия и встали. Я отошла и взяла сына на руки, а Бран неподвижно стоял на месте, и лицо у него неимоверно побледнело.
– Прости, – глупо пробормотала я. – В этом возрасте они совершенно не умеют ждать, когда голодны. – Сын хотел есть, он сердился, и у меня не было иного выбора, только сесть прямо здесь, на виду, спустить сорочку с плеча и приложить его к груди. Хныканье моментально прекратилось и он начал сосать. Ворон над нашими головами тоже замолчал... А ведь Фиакка не предупредил меня о приближении Брана! Странное упущение для столь внимательного стража.
Бран все не двигался. Он продолжал пораженно смотреть на меня, лицо его стало отчужденным и застывшим, как маска.
– А ты явно не теряла времени, – заметил он. – Почему ты не упоминала об этом раньше? В какую игру ты играла?
На меня нахлынули болезненные воспоминания о другом точно таком же разговоре, и я едва не заплакала от возмущения и обиды.
– Что значит «не теряла времени»? – возмущенно прошептала я.
– Мои осведомители обычно работают лучше. Никто не рассказал мне, что ты вышла замуж и родила. Какой же я идиот, что пришел сюда!
Я не знала плакать мне или смеяться. Ну как мужчина, которого все считают способным выполнить задачу любой сложности может быть настолько туп?!
– Мне казалось, ты пришел повидаться с моим братом, – запинаясь, произнесла я.
– И это тоже. Я тебе не соврал. Но я также думал... я надеялся... но явно ошибся. Что ты все еще будешь... поверить не могу, что я снова попался на ту же удочку.
– И правда, – сказала я. – Ты здорово ошибся, если мог подумать обо мне нечто подобное. Получается, я для тебя не лучше придорожной девки, которая отдается любому, кто поманит.
Он нехотя приблизился и присел на корточки недалеко от меня. Он явно не мог оторвать глаз от сосущего малыша.
– Думаю, они просто нашли тебе подходящего мужа, как в свое время твоей сестре, – без выражения произнес он. – По крайней мере, это не Эамон Черный. Я пристально за ним наблюдаю и уж об этом точно узнал бы. Сына какого лорда для тебя выбрали, а, Лиадан? Ты что, переспав со мной, поняла, что тебе это так нравится, что ты жить не можешь без супружеской постели?
– Если бы не ребенок, я бы тебя ударила за такие слова, – я переложила малыша к другой груди. – Ты явно так и не научился доверять.
– Как я могу доверять тебе после такого?! – процедил он.
– Предрассудки так ослепили тебя, что ты не видишь очевидного, – произнесла я, как могла спокойнее. – Ты не задавался вопросом, почему я все еще здесь, в Семиводье, а не где-то там, с мужем?
– Даже и представить себе не могу, – промямлил он. – Твоя семья живет по собственным законам.
– Забавно, что это говоришь именно ты. – Чума на него, да он просто недостоин знать правду! Как он мог так все перевернуть?!
– Лучше расскажи мне все, Лиадан. Кто он? За кого ты вышла замуж?
Я сделала глубокий вдох.
– Я осталась дома, потому что никакого мужа у меня нет. И не потому, что никто не делал мне предложения. У меня были все возможности выйти замуж, но я отказалась. Я не хочу, чтобы твой сын носил имя другого мужчины.
Воцарилась гробовая тишина, только слышно было, как причмокивает ребенок. Он сосал очень активно, скоро наелся, и начал рваться у меня из рук, желая снова исследовать мир. Он зигзагами подполз к Брану, плюхнул маленькую, растопыренную ладошку на его изрисованные пальцы и завороженно уставился на них.
– Что ты сказала? – Бран сидел как каменный, словно боялся, что если только он двинется, мир вокруг него рухнет.
– Думаю, ты все прекрасно слышал. Это твой сын, Бран. Я как-то сказала, что у меня не будет никого кроме тебя, а я никогда тебе не лгала и не солгу.
– Почему ты так уверена?
– Ну, поскольку я занималась любовью только с одним мужчиной и только одну ночь, мне кажется, что места для сомнений нет. Или ты забыл, что произошло между нами?
– Нет, Лиадан. – Он слегка двинул лежавшими на траве пальцами, и Джонни внезапно сел, тихо вскрикнув от удивления. Малыш поднял голову и его серые глаза отразили мрачное выражение глаз Брана. – Я не забыл. Такую ночь и такое утро забыть невозможно, неважно, что было потом. Но это... я просто не могу поверить. Я, наверное, вижу сон. Наверняка, это плод моего воображения.
– Когда я его рожала, он вовсе не казался мне плодом воображения, – сухо заметила я.
Он поднял на меня глаза и сжал губы.
– Почему ты мне не сказала? Как ты могла?!
– Я почти сказала тебе, тогда, в Шии Ду. Но у нас не было времени, и кроме того, мне казалось, ты и так несешь на себе слишком тяжкий груз. Не хотелось добавлять тебе еще. Но мне так хотелось, чтобы ты присутствовал при его появлении на свет! Просто ужасно хотелось, чтобы ты разделил со мной радость от его рождения.
Снова наступила тишина. Джонни потерял интерес к руке Брана и пополз по направлению к воде. Бран смотрел ему вслед и от выражения его глаз у меня внутри все переворачивалось. Но когда он наконец заговорил, голос его был абсолютно спокоен.
– Ты же знаешь, что я из себя представляю. Знаешь, какую жизнь я веду. Я не могу нести этот груз, не подхожу на роль мужа и отца. Ты сама говорила, у меня одно ремесло – убивать. Мне бы не хотелось, чтобы сын пошел по моим стопам. Ему будет лучше без меня, да и тебе тоже. Я не могу понять твоих родных, но я точно знаю, несмотря на все грехи твоего отца, твой брат – славный парень, он способен защитить тебя и предоставить все необходимое. Мы должны попрощаться, Лиадан. Я не могу стать таким мужчиной, какой тебе нужен. Я... меченый, неполноценный. Будет лучше, если мальчик никогда не узнает, кто его отец.
Я еле могла говорить.
– Значит, ты хочешь повторить историю Кухулинна и Конлая, так?
– Историю, полную горечи и печали, – тихо проговорил он. – Думаю, именно так оно и есть.
Мы некоторое время тихо сидели, наблюдая, как малыш продвигается по песку с энергией, далеко превосходящей его ловкость. Он постоянно падал то на локти, то на колени, то плюхался на бок, но неизменно снова поднимался.
– Я уже вижу, что ошибался, когда называл это «грузом», – заметил Бран. – Это не груз, а бесценный дар. Подарок, который нельзя разбазаривать на такого, как я.
– А-а-а! – проговорила я. – Подарки, знаешь ли, приходят к нам непрошенными. Мы с тобой оба согласились принять его в ту ночь, когда любили друг друга. Твой сын не судит тебя, и я не сужу. Для него ты – чистый лист, начиная с этого дня, на нем можно писать что угодно. А я... я никогда не просила тебя измениться. Ты такой, какой есть. У меня сильные руки, Бран. Я не спала ради тебя в самые темные ночи. В новолуние моя свеча постоянно горела, чтобы осветить тебе путь. Ты, конечно, можешь отказаться от этого дара, но это будет непросто. Ты живешь в моем сердце, хочется тебе этого или нет.
Он кивнул.
– Я знал это, хоть и не понимал, откуда. Иногда мне казалось, что я вижу в темноте твое лицо. Но я считал, что во мне говорит слабость. Лиадан, ты не должна со мной связываться. Ты достойна большего, гораздо большего: уважения, успеха... мужчины, за которого тебе не будет стыдно. Моя жизнь – это бегство и опасность, мрак тени и маскировка. И изменить это нельзя. Я не хочу, чтобы и ты так жила... и... или мой сын.
– Если ты не видишь для нас с тобой будущего, зачем ты здесь? – прямо спросила я. – Ты же мог тихо повидаться с Шоном и исчезнуть незаметно, как и пришел. Как-то ты просил меня остаться с тобой. Может, забыл? Ты тогда изменил решение, лишь узнав, кто я. И все же, ты принимаешь от моего брата деньги. Сколько он заплатил тебе за задание? Почему ты работаешь на сына Семиводья, а дочь Семиводья отвергаешь? Это же бред какой-то!
– Полагаю, – устало произнес он, – это чем-то похоже на сеть, которой твоя мать оплела Хью из Херроуфилда, когда он настолько ослабел от желания, что бросил все свои обязанности, чтобы следовать за ней. Я уже понял, что даже мысли о тебе заставляют меня делать и говорить такое, что я сам себе удивляюсь. Ты так нужна мне, что я не могу нормально думать. Как-то я сказал тебе, что рассказывать истории опасно, что они заставляют людей мечтать о недостижимом. С самого дня нашей встречи меня мучают видения другой жизни... жизни, где я не одинок. Но такой человек, как я, должен оставаться один. Дружить со мной... связаться со мной – это смертный приговор, что будет подписан рано или поздно. Тебе надо жить дальше без меня, Лиадан.
Мне было неимоверно больно, но я постаралась выдержать легкий тон.
– То есть, ты думаешь, мне стоило выйти замуж на Эамона, когда он это предлагал? – проговорила я, приподняв одну бровь. – Ведь он не раз делал мне предложение. Даже после того, как я родила, он хотел, чтобы я стала его женой, и не был готов к отказу.
– Что?! – он возмущенно вскочил. – Этот человек хотел присвоить мою женщину и моего сына? Тот самый, чей отец оказался таким предателем, что подумать страшно? Клянусь адом, мне нужно было воспользоваться возможностью и перерезать ему глотку. – Вдруг его тон резко изменился. – Ничего, что он это ест? – спросил Бран, глядя на малыша.
Тот обнаружил на песке толстое, извивающееся насекомое, каким-то образом умудрился зажать его в кулачке и теперь тащил это живое угощение в рот.
– Джонни, нельзя! – закричала я и помчалась освобождать несчастное создание из цепкой хватки сына и срочно отвлекать малыша игрой в куличики, пока насекомое спасалось бегством.
Бран за нашими спинами внезапно затих. А потом произнес:
– Что ты сказала? – И мне сразу стало ослепительно ясно, что мамина интуиция в который раз не подвела.
– Я позвала своего сына по имени.
– Почему ты выбрала именно это имя? – голос Брана звучал неуверенно.
– Он назван в честь своего отца, и в честь отца своего отца, человека чистого и честного, – тихо ответила я, машинально строя очередной песчаный замок. Как только я закончила, Джонни протянул ручку и разрушил мое творение.
– Но... как ты узнала? Это имя... это имя не произносили столько лет, что я сам его почти забыл. – В его голосе было столько боли, что мне стало страшно.
– У нас в Семиводье имя Джона упоминалось довольно часто, – серьезно ответила я. – Твой отец был лучшим другом моего отца. Они вместе росли. Мой отец сказал, что счастлив, что его внук – одновременно и внук Джона.
– Но откуда он узнал? Я не ношу имени своего отца. Уже давно. Он умер. Он умер, когда я был еще слишком мал, чтобы хоть что-то запомнить. Он был убит, защищая твою мать, когда она вмешалась в жизнь Херроуфилдов и соблазняла лорда Хью, чтобы он забыл о своих обязанностях. Возможно, мой отец и впрямь был достойным человеком. Мне не посчастливилось в этом убедиться.
Я вздохнула.
– Определенно, тот, кто рассказал тебе эту историю, имел очень специфическую точку зрения на те события. Быть может, ты тогда был слишком мал, чтобы понять, что в этих рассказах – не вся правда. Кто поведал тебе эту историю?
Его лицо внезапно застыло.
– Я не стану об этом говорить.
– Возможно, было бы лучше, если бы ты все же поговорил об этом, – осторожно начала я. – Ты мог бы рассказать мне.
– О некоторых вещах лучше не вспоминать. Это такой тяжкий груз, что я не могу его с кем-то разделить.
– Но очень вероятно, что он перестанет быть грузом только после того, как ты его с кем-то разделишь.
– Я не могу, Лиадан.
– Я не ответила на твой вопрос, – сказала я чуть погодя. – Я расскажу тебе небольшой кусочек твоей собственной истории. То, что знаю. Видишь одеяльце под деревьями, на котором спал Джонни? Принеси его сюда.
Пальцы Брана гладили мое рукоделие, перескакивали с лоскутка на лоскут.
– Это...
Я кивнула.
– Я взяла на себя смелость слегка перекроить твой плащ, а то я не могла его носить. В этом одеяльце заключены частицы сердец всех родных Джонни, они своей любовью охраняют его сон. Розовое платье моей сестры Ниав, мое платье для верховой езды, старая рубаха отца, вся в пятнах от работы на ферме. Твой плащ, согревавший меня ночью под звездами. И...
Его пальцы остановились на выцветшем синем лоскутке с остатками изящной вышивки: виноград, лист, маленькое крылатое насекомое. Он перевернул руку, и там, на внутренней стороне запястья, оказалось точно такое же насекомое, созданное иголкой и красками – самый первый рисунок, который он потребовал выколоть себе в возрасте девяти лет, решительно настаивая, что он уже мужчина.
– Это лоскут с любимого платья моей матери, – сказала я. – У нее в Херроуфилде был один верный друг, жена Джона, Марджери. Марджери сама сшила это платье, она очень хорошо управлялась с иголкой. Это платье мама получила в подарок, в знак любви и благодарности. За то, что когда Марджери рожала сына, только знания моей матери и ее талант повитухи спасли ему жизнь. Когда родился мой собственный Джонни, мама сказала, что роды проходили точно также, и что мальчик так похож на того, другого, что это не может быть простым совпадением. Она сказала: «Думаю, я могу назвать имя отца этого ребенка». Ибудан – лорд Хью – согласился с ней. Я хотела назвать мальчика в честь его отца. Я хотела вернуть тебе твое имя. Твои родители не хотели бы, чтобы ты жил в ненависти, Бран. Они были бесконечно благодарны маме, а она им. Они любили и оберегали ее.
– Ты не можешь знать наверняка, – его голос звучал безо всякого выражения.
– Скажи мне одну вещь. Ты называл моего брата славным парнем. Мне кажется, несмотря на все твои слова о сетях и очаровывании, обо мне ты скорее хорошего мнения. И о моей сестре, которую ты спасал, рискуя собственной жизнью, тоже. Но, Бран, мы все – дети наших отца с матерью! Наверное, тебе все же стоит рассмотреть возможность, что Хью из Херроуфилда пришел в Семиводье, руководимый любовью и чувством долга. Что он не просто скрылся, не позаботившись о своих людях.
– Ты не понимаешь. Наверное, это и к лучшему, чтобы ты так ничего и не узнала.
– Что случилось с твоей матерью? Что стало с Марджери?
Тишина. Эта боль, похоже, слишком глубока, чтобы о ней говорить. Она надежно спрятана в его душе.
– Я задам тебе всего один вопрос, и давай покончим с этим. Что, если бы я с малышом находилась в каком-нибудь опасном месте, и ты приставил бы к нам охрану: Альбатроса или, может, Змея? Что, если бы на нас напали, и мой телохранитель погиб? Ты бы счел, что просить его охранять меня было безответственно с твоей стороны?
– Он бы не погиб. Мои люди – лучшие в своем деле. И все было бы совершенно не так. Если бы ты и... и Джонни оказались в опасности, я сам бы охранял вас. Я никогда и никому не доверил бы эту задачу. Это неудачный вопрос. Я бы в первую очередь убедился, что подобной ситуации никогда не возникнет. Если бы я... нес за тебя ответственность... ты бы никогда не оказалась в опасности.
– Но если бы это все же случилось?
– Мои люди ежедневно рискуют, – нехотя ответил он. – Люди умирают, а работа продолжается. Именно поэтому у нас нет ни жен, ни сыновей.
– М-м-м-м-м, – ответила я. – Ну что ж, ты сам уже как минимум дважды нарушил собственные правила. Ты расскажешь им об этом, когда вернешься?
Возникла пауза.
– Я не вернусь, пока не выполню свое задание, – сказал он. – И я действительно пришел сюда, чтобы повидаться с твоим братом. Уже поздно, я должен сделать, что нужно, и уходить.
Он встал, все еще держа в руках одеяльце. Джонни азартно трудился, набрав полные кулачки песка. Я встала.
– Полагаю, совершенно бессмысленно просить тебя вернуться целым и невредимым, – сказала я, изо всех сил пытаясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Наверное, бессмысленно даже просто просить тебя вернуться. Но пока тебя нет, я буду жечь свечу. Береги себя.
– Мне надо идти, Лиадан. Не бойся за меня. Мы с твоим братом прекрасно понимаем, на какой риск идем. Я... мне пора уходить. Во имя всего святого! – вдруг воскликнул он, снова обнимая меня. – Я отдал бы что угодно, лишь бы провести эту ночь с тобой. Видишь, каким дураком я становлюсь, когда... – И он снова поцеловал меня, глубже, яростнее. Мне показалось, что это его последний поцелуй, поцелуй воина, уверенного, что он отправляется на свою последнюю битву. Казалось бы, чего проще, отступить на шаг и отпустить его? Но мои руки словно бы жили собственной жизнью, держали и не отпускали, а его руки обвились вокруг меня крепким, горячим кольцом.
– Ты все еще веришь, что я тебя заворожила, наложила какие-то женские чары? – выдохнула я.
– А что мне еще думать? Стоит мне коснуться тебя, и я забываю, кто я такой, чем я являюсь, а чем нет.
– Это широко известное явление, – ответила я, пытаясь улыбнуться. – Когда мужчина и женщина находят друг друга, когда их тела говорят друг сдругом... может быть, дело только в этом.
– Нет. Здесь все иначе.
Я не стала возражать, я и сама верила, что он прав. Одно дело, притяжение плоти, пусть и очень сильное, как я уже убедилась. Но наша связь была неизмеримо сильнее и глубже: вечная, нерушимая, тайная. Я не забыла, как те голоса в пещере убеждали меня: «Прыгай!»
– Лиадан, – прошептал он, зарывшись губами мне в волосы.
– Что?
– Скажи, чего ты от меня хочешь?
Я прерывисто вздохнула и слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо. Оно, несмотря на маску ворона, выглядело очень серьезным и впервые за все это время очень юным. Двадцать один, не больше, хоть мне и сложно было в это поверить.
– Чтобы твой дух излечился от ран, – тихо проговорила я. – Чтобы ты смог увидеть свой путь. Больше я ничего не хочу.
Секунду мне казалось, что он не знает, что ответить, он озадаченно хмурил брови.
– Я ожидал совсем другого ответа. Ты всегда умудряешься сказать что-нибудь такое, что я просто не нахожу слов.
Я подняла руку и погладила узор, обводивший его серый глаз и спускавшийся по щеке к подбородку.
– Мне уже говорил об этом мой дядя Конор. Он приглашал меня с сыном уйти к ним в лес и примкнуть к друидам.
– Не уходи! – Он отреагировал немедленно, словно голос того самого, плачущего во тьме мальчика эхом прозвучал в мозгу. Он сжал меня так, что я начала задыхаться. – Не забирай его!
У меня заколотилось сердце. Он напугал меня.
– Все хорошо, – тихо успокоила я его. – Я все так же буду жечь для тебя свечу. Ведь я пообещала, а я никогда тебе не вру.
Я уткнулась лбом в его грудь, думая, что просто не вынесу минуты, когда он выпустит меня из объятий и исчезнет в лесу.
– Ты сказала, чего хочешь для меня, – очень тихо произнес Бран. – А чего тебе хочется для себя самой?
Я посмотрела ему в глаза, мне казалось, что ответ ясно читается у меня на лице. Но произнести это вслух я не могла, не теперь.
– Я расскажу тебе об этом, когда ты вернешься, – мой голос опасно дрожал. – Пока ты не готов услышать мой ответ. А теперь иди, пока у тебя не появился еще один повод считать, что женщина может заплакать, когда пожелает, просто так, для пущего эффекта.
Как же нам было сложно оторваться друг от друга. Но мы сделали это, и Бран опустился перед сыном на колени на мокрый песок небольшого пляжа. Джонни поднял головку и что-то пробормотал на своем непонятном языке.
– Я тоже так думаю, – серьезно ответил Бран. – Ты проснулся как раз вовремя. Иначе мы вполне могли бы сделать так, что в этом мире теней и печали родился бы еще один маленький мальчик, а, возможно, и девочка. – Бран нежно погладил малыша по темным кудряшкам и встал.
– Я не могу ничего тебе обещать, – мрачно заявил он. Теперь Бран снова отступил от меня на три шага, будто считал, что подходить ближе слишком опасно.
Мне становилось все труднее сдерживать слезы.
– Я ничего и не жду, – ответила я. – Со мной остаются мечты и надежды касательно нас троих, вот и все.
– До свидания, Лиадан. – Он подхватил свой сверток и зашагал прочь по траве в тень ив. На краю леса Бран остановился и обернулся. Сперва поглядел на Джонни, затем на меня, и я ощутила, будто в его глазах и повсюду вокруг него сгущаются мрачные тени.
– Прощай, мое сердце, – прошептала я и наклонилась, чтобы поднять мокрого, перепачканного в песке малыша. Нам уже давно пора было возвращаться домой. Бран все смотрел на нас – от смеси любви и боли в его глазах у меня перехватило дыхание. Потом он развернулся и исчез.

Katusha, Vetter!

СПАСИБО

_________________

katusha, vetter, большое спасибо!
_________________