Два дня спустя.
Сегодня я явно свалилась не стой стороны кровати. Для начала, долго не могла окончательно проснуться. Сознание запуталось в ночных фантазиях и никак не хотело из этих фантазий выбираться. Четверть часа я лежала, тупо глядя в потолок, и пыталась понять, где же нахожусь. Не получалось. Пришлось встать и поискать подсказку. Только увидев на кухне фотку, прижатую магнитом к дверце холодильника, я наконец-то обрела себя в пространстве. Стояла, разглядывала себя под руку с братом, вспоминала, где это было снято... и вдруг расстроилась чуть не до слез. Думала, позавтракаю - все пройдет. Но разбила кружку. К счастью? Ага. Если б в ней кипятка не было. А я еще и босиком...
Есть расхотелось. Душ, полбутылки йогурта - только для того, чтоб курить не натощак, - экспресс-сушка феном, недолгие сборы... Уже сбегая вниз по лестнице, встретила соседа - дедушку глубоко за восемьдесят. Грудь в орденах, осанка настоящего военного. Он одарил меня комплиментом и посетовал на то, что его молодость уже прошла, а то пригласил бы на свидание. На улицу я вышла уже с улыбкой.
Конечно же я опоздала к назначенному времени. Решила прокатиться на троллейбусе, который останавливался чуть ли не у самого моего дома и шуровал через весь Невский проспект. Короче, как раз туда, куда я и направлялась. Вот только полз этот рогатый сарай со скоростью улитки, сожрав в итоге лишних полчаса. Так что даже с тем, что я специально заложила себе немного времени на форс-мажор, все равно на 15 минут опаздала.
Дэвид уже восседал на скамейке в центре сквера и сквозь темные очки рассматривал памятник Пушкину. В этот раз ему повезло. Ученику, не поэту. Судя по расслабленной позе, он сам это понимал и раскладом был доволен. Я не собиралась тащить его в поля и огороды, не просила взять с собой сапоги-болотники или сменные шмотки, которые не жалко будет выбросить. Для разнообразия обозначила форму одежды как “приличная, чтоб с девушкой погулять не стыдно” и местом встречи назначила площадь Искусств. Солнце светит, небо голубое, вокруг красоты исторического центра и веселая суета выходного дня - что еще для счастья надо?
Подкравшись к Дэвиду со спины, я закрыла ему глаза ладошками. Он даже не шелохнулся.
- Очердная катастрофа?
- А? - не поняла я, выдав себя с потрохами.
- Пальцы заклеены.
- А-а-а... Чашку разбила. - Я обошла скамейку и протянула руку подшефному. - Привет. Пойдем?
Дэвид встал, неторопливо снял очки. Окинул взглядом - от туфлей до макушки и обратно. Многозначительно присвистнул.
- Так, сейчас поругаемся, - строго предупредила я, самодовольно подумав, что выгляжу действительно совсем неплохо.
- А под пальтишком у тебя что-то есть? - с задумчивым интересом спросил он. Увидел мои сведенные к переносице брови и выдал: - Вполне закономерный вопрос.
- Ага, прям висящий в воздухе. Смотри, лоб об него не расшиби.
Дэвид хмыкнул и обнял меня за талию.
- Куда идем?
- Прямо. В музей. - Я вывернулась из объятия и взяла его под руку. - Преобщаться к прекрасному и все такое прочее.
Шли целенаправленно. За вход в Русский музей выложили 530 российских рублей - 180 с гражданки РФ (кстати, подданные братской Украины, Белоруссии и еще ряда стран приравниваются к льготной категории и проходят за те же бабки) и 350 с интуриста и направились к постоянной экспозиции “Искусство первой половины XIX века.
- Точно помню, когда начала рисовать, - тихо рассказывала я на ходу. - Было это в третьем классе. Я пришла сюда с мамой. Мы и до этого ходили по музеям, но как-то не отложилось в памяти... Зима была. Мы ходили по залам и мне было не очень-то интересно глазеть на картины... Я не понимала взрослых, которые толпились у какого-нибудь портрета и восхищались мазками и оттенками. Скукотища смертная. Но на улице было холодно, руки замерзли, потому что я снежки лепила по дороге и промочила варежки. А в музее тепло и светло. После мы должны были пойти в “Лягушатник”, было такое кафе-мороженица на Невском напротив Гостинки... - В памяти всплыло яркое воспоминание об огромном аквариуме со скаляриями и гуппи и ванильном мороженом в металлической креманке, посыпанном настоящим тертым шоколадом... - Мама обещала, и я очень ждала. А потом я увидела вот это.
- Может, это глупо прозвучит, но я его услышла. Море, - пояснила под вопросительным взглядом Дэвида. - Чем дольше смотрела, тем яснее слышала. Затихающий рев шторма... И слабые голоса вот этих моряков. И соль на губах почувствовала. И надежду. Солнце, видишь... Ночь закончилась. Днем не так страшно и вода, наверное, не такая черная и злая... И я стояла и слушала. Даже пол под ногами вроде качался... Ну, мне так казалось. И дело было не в том, как художник махал кистью, пока выводил картину, а в тех эмоциях, которые вложил. И эти эмоции меня зацепили.
Мы прошли дальше, пристроившись за многочисленной группой корейских туристов.
- А вот эта меня напугала... - Мне и сейчас было жутко и жалко тех людей, которые властью автора оказались в центре катастрофы. - Я даже расплакалась. Не знала тогда, что в такой ситуации все обречены, что пепел и все такое, но интуитивно поняла. Мне было очень жалко ребенка, который испуган, дергает маму, а мама уже... - Я сглотнула судорожно, отвела взгляд и вспомнила, как тогда стояла маленькая и думала: а если бы это была я? Если бы моя мама... - И я с ревом побежала к маме. Все переполошились...
Да уж, переполох был знатный. Больше я от матушки дальше чем на метр не отходила...
- А потом я заболела. Обычная зимняя простуда. Вот тогда я начала рисовать. Не людей - это уже потом, когда стала старше, - а корабли. Дома была книжка, уже не помню, как называлась... что-то вроде “Справочник юного морехода”, в которой была история флота от античности до наших дней. И я с иллюстраций перерисовывала кораблики... помню каравеллу и галеру в своем исполнении. Пачку бумаги извела, а потом эти рисунки отнесла в школу на какой-то конкурс. Рисовать море так и не научилась, зато заболела им на всю жизнь. Ну и карандаш взять все еще тянет. И не смотри - не покажу! - хмыкнула, опередив вопрос. - Потому что в пейзажах не преуспела, а на принцесс тебе смотреть будет неинтересно. Но потом навык рисования пригодился, когда я увлеклась рукоделием. Ни в вышивке, ни в бисероплетении в эскизах не нуждалась - сама себе придумывала узоры. Так что вот...
Мы еще немного побродили по залам. Молчали. Спрашивать о выводах было глупо - не в школе. Вышли на улицу, под разгулявшееся весеннее солнце.
- Хочешь мороженого? - спросил Дэвид.
- Хочу. Только сначала купим тебе матрешку. Я же обещала...