Irish:
04.11.14 01:35
Крис, Катя, Лиля, спасибо за продолжение!
gloomy glory писал(а):Ну вот, накинулись на Оуэна, а парень всего-то деньги забыл
Может быть и забыл, конечно. Но тогда почему друзья так странно отреагировали? Никто не обратил внимания, что ему рассчитаться нечем, а Адди так и вовсе обозвала нехорошим словом. Как будто он раньше неоднократно уже "забывал" деньги.
gloomy glory писал(а):Не забывайте, что Анна чувствует эмоции людей. Вряд ли Оуэн способен обмануть такой "радар", значит, она ему правда очень нравится.
Девочка она красивая, конечно, и вполне вероятно, что действительно нравится Оуэну. Но вот ее родство с Гудини нравится ему гораздо больше. Да еще эти планы разбогатеть и доказать. Наверняка с помощью Анны и Гудини собирается это сделать.
gloomy glory писал(а):Мало ли что про него всякие девицы говорят. Может, просто завидуют
А вот тут у меня стойкая уверенность, что с Лоррейн Оуэн расстался не пару недель назад, а буквально накануне этого вечера. Или даже не расставался совсем, просто запретил ей приходить сегодня. Как-то так. Не зря девицы переглядывались.
И, кстати, радость Оуэна, которую так хорошо чувствовала Анна, была именно потому, что Лоррейн ушла, Анна ее вроде как не заметила, танцевать позвала. Вечер удается как и было задумано, почему же не радоваться?
Talita писал(а): (да, я всегда найду, к чему придраться )
Правильно, потому что очень даже есть к чему.
Talita писал(а):Дабожежмой, хоть в щечку-то. Или контрольный, в лоб Прям хроническая сознательность какая-то
Я бы сказала, что это не сознательность, а продуманность. Ему ведь надо завоевывать расположение и Анны, и ее мамы, и Гудини, как он думает. Вот и старается, перестраховывается на всякий случай, чтобы уж наверняка Анну не отпугнуть. В противном случае действительно поцеловал бы хоть в щечку, девушка ведь ждала, между прочим.
В общем вычеркиваю Оуэна из списка беззаботных прожигателей жизни и записываю в...
альфонсы, наверное. Пока не в злодеи, от которых должна пострадать мама героини.
...
gloomy glory:
08.11.14 15:20
» Глава 19
Перевод: gloomy glory
Редактирование: KattyK, Королева
Глава 19
Я дрожу все сильнее, и Оуэн сжимает мои плечи:
– Анна, что с тобой?
Вдруг из-за угла с визгом вылетает молочный фургон и мчится прямо к нам. Прежде, чем мы успеваем среагировать, он тормозит рядом, наружу выпрыгивает человек, ударом в лицо сбивает Оуэна с ног, а когда тот падает на обочину, еще и пинает под ребра. Вскрикнув, я пячусь к кирпичной стене. Дверцы кузова фургона распахиваются, выскакивает еще один мужчина и, стиснув мне руки, тянет к машине. Поняв его намерения, я бросаюсь на землю. Застигнутый врасплох, незнакомец ослабляет хватку, и я отползаю назад, ища оружие. Хоть какое-нибудь. Ничего. Я встаю, готовая, если получится, бежать за помощью, но мужчина, ударивший Оуэна, оказывается быстрее – он хватает меня сзади, тащит к фургону и закидывает в кузов, словно мешок картошки. Я бьюсь головой о дверцу. Перед глазами вспыхивают звезды, а на лицо стекает кровь – теплая и соленая. Я отчаянно пытаюсь ее стереть, и тут же новый удар – на сей раз об пол.
– Гони, гони, гони! – кричит кто-то.
– Анна! – слышу я голос Оуэна, но он стихает, когда фургон уносится прочь.
Мне на голову натягивают нечто темное, удушливое, и я начинаю бороться изо всех сил. Наугад тычу назад локтем и попадаю во что-то мягкое – раздается приглушенное «Ох». Меня хватают за волосы и вдавливают головой в деревянный пол.
– Свяжите ее! – приказывает женский голос.
Я пытаюсь понять, где уже его слышала, но мне заводят руки за спину и стягивают запястья веревкой. Я прекращаю борьбу. Справиться с веревкой – не проблема. Мужчина, удовлетворившись тем, что я крепко связана, отползает в сторону. Я притворяюсь, будто лишилась сознания, что не так уж далеко от правды – влажный вонючий мешок на моей голове едва ли пропускает достаточно воздуха. Гудини однажды сказал, что, выполняя свои трюки с освобождением, он концентрируется на замедлении дыхания и пульса. Легче сказать, чем сделать, особенно когда сердце от ужаса стучит как безумное.
– Мы ее убили? – спрашивает кто-то.
– Не. Просто оглушили.
Женщина что-то шепчет, и я напрягаюсь, чтобы снова расслышать ее голос, но он слишком тих. Неужели она боится, что я ее узнаю?
Без понятия, как долго мы уже едем. Время ускользает, а я впадаю то в панику, то в абсолютное спокойствие. Хотя похитители не могут видеть мое лицо под мешком, я все равно не рискую открыть глаза. Наконец, целую вечность спустя, фургон останавливается.
– Что нам с ней делать?
– Сейчас ее нельзя перетаскивать. На улицах еще ходят люди. Кто-нибудь наверняка заметит.
– Я бы хотела просто сбросить ее в реку, – ворчит женщина, и кровь стынет в моих жилах. Я точно знаю этот голос, но не могу вспомнить, откуда. Дочь миссис Линдсей? Не уверена, я ведь говорила с ней лишь однажды.
– Не забывай, на кого ты работаешь. Она просто приманка.
– Ага, мерзкая приманка.
– Ни один волосок не должен упасть с ее головы! – предупреждает мужчина.
Волосок? Я уже пострадала гораздо сильнее, но молчу.
В передней части фургона кто-то двигается, затем открывается и закрывается дверь. Я заставляю себя досчитать до ста и только потом начинаю медленно распутывать узлы. От шока и холода пальцы онемели, и, чтобы развязать веревку, уходит гораздо больше времени, чем должно бы. Освободив руки, я стягиваю с головы мешок.
Глаза привыкают к темноте, но я все равно могу разглядеть лишь неясные очертания.
Опасаясь, что похитители вернутся, я быстро избавляюсь от пут на ногах. Продвигаюсь к окну и выглядываю – вдруг кто-нибудь меня заметит и снова оглушит.
Фургон припаркован в переулке. По обе стороны только кирпичные стены. Мое первое желание – распахнуть дверь и бежать отсюда, но я сдерживаюсь, взвешивая ситуацию. Если меня сейчас поймают – другого шанса уже не будет. На секунду задумываюсь, вызвал ли Оуэн полицию, но они в любом случае никак не смогут меня найти.
За окном темно и тихо, никакого движения. Медленно, чувствуя боль в каждой клеточке тела, обшариваю фургон в поисках своей сумки. Тогда у меня хотя бы будет оружие. Все впустую. Или ее забрали похитители, или я сама выронила, когда меня схватили.
Ползу к передней двери. Они ведь наверняка следят за кузовом… Медленно приоткрываю дверцу, с ужасом слыша, как она скрипит. Ничего не происходит. Я распахиваю створку пошире – достаточно, чтобы выбраться наружу. Каждый удар сердца отдается болью в голове. Борясь с тошнотой, я на мгновение прислоняюсь к фургону. Затем приседаю и двигаюсь вдоль борта, до самой кабины. Выравниваю дыхание и жду – самую долгую секунду в истории. Если они меня увидят, то как раз сейчас…
Я вскакиваю и мчусь по улице.
Горло сжимается от страха, пока я прислушиваюсь, нет ли за спиной погони. Тихо. Сворачиваю за угол и бегу дальше, стараясь добраться до достаточно людного места, чтобы затеряться в толпе.
Подворачиваю лодыжку на неровной дороге, но не останавливаюсь. Один квартал. Два. По обе стороны нависают металлические здания, но все магазины закрыты. Я бегу быстрее. На меня отовсюду нападают тени – темные и ужасающие. Воздуха не хватает. Сколько я еще выдержу? Добравшись до угла под стук собственного сердца в ушах, я наконец замираю.
Согнувшись, пытаюсь восстановить дыхание. С каждым глотком воздуха, грудь пронзает острая боль. Я выпрямляюсь и щурюсь на дорожный указатель, но не могу прочесть размытые слова. Вытираю глаза и вижу на ладони смешанную со слезами кровь.
И что в итоге? Я ранена, заблудилась, и, возможно, в этот самый момент за мной охотятся, будто за животным. Да уж, хуже уже не будет. Глубоко вздохнув и вытерев лицо шарфом, я рассматриваю указатель и направляюсь на запад, по пути выискивая магазин, откуда можно позвонить маме. И всякий раз, когда мимо проезжает автомобиль, я съеживаюсь, ожидая оклика, означающего, что меня поймали.
Наконец я вижу круглосуточную бакалею и перебегаю через улицу к ярко освещенной витрине. Увидев меня, женщина в магазине вскрикивает. Наверное, все еще хуже, чем я думала. Ко мне спешит продавец.
– Что с вами? Что случилось? – спрашивает он с сильным немецким акцентом.
– У вас есть телефон?
Секунду он хмурится, затем кивает:
– Да, да.
– Можно позвонить?
Оправившись от испуга, женщина начинает надо мной квохтать:
–
Liebchen,
* бедняжка. Для начала присядь.
Я несказанно рада отойти подальше от окон вглубь магазина. Незнакомка усаживает меня на стул рядом со старомодной пузатой печью и накидывает мне на плечи колючий шерстяной плед. Я дрожу. Свою накидку я, наверное, оставила в фургоне или потеряла, пока бежала.
В руку мне суют кружку горячего кофе, и я с благодарностью отпиваю. Слышу, как продавец что-то кричит в трубку, но не могу разобрать слов.
Женщина поглаживает меня по голове и что-то бормочет по-немецки. Вокруг нас полки, полные банок, названия на которых я не могу прочитать, и лотки с овощами, источающими сильный едкий запах.
Вернувшись, продавец смотрит на меня так сочувственно, что в горле встает ком.
– Я позвонил в полицию. Они скоро будут.
Я начинаю трястись, и мужчина подкидывает в печь угля. Полисмены. Конечно, он их вызвал. Большинству людей полиция нравится.
Женщина приносит миску с горячей водой и чистую ткань. Затем вытирает мое лицо, приговаривая что-то утешительное. Я вздрагиваю, но молчу. Что я могу им сказать? Что меня похитили неизвестные по столь же неизвестным причинам?
Сердце бьется быстрее, когда я вспоминаю свое видение: я в ловушке под водой, а мама в опасности. Что, если теперь они отправились за ней? Кто эти люди, и чего они хотят? И почему женский голос показался таким знакомым?
Перед глазами всплывает искаженное лицо миссис Линдсей. Она безумная, но настолько ли, чтобы решиться на похищение? И зачем ей это?
Над дверью звенит колокольчик, и я едва не вскакиваю со стула. Женщина успокаивающе прикасается к моему плечу:
– Теперь все будет хорошо. Приехала полиция.
Вот только от этого не легче.
* * *
Вопросы, вопросы, вопросы… Полиция, врачи и, наконец, моя мать, Жак и Оуэн, которые ждали в больнице, куда меня привезли на рассвете.
Теперь, после нескольких часов ожидания, я наконец-то дома. Оставив всех в гостиной, иду в ванную.
Помыться кажется сейчас самым важным. Вокруг витает пар, ограждая меня от внешнего мира, словно защитный саван. Горячая вода успокаивает боль в ногах и спине. Я выжимаю губку над головой, позволяя струям стекать по лицу и шее. Даже жжение ссадин кажется приятным, будто оно выжигает весь ужас сегодняшней ночи.
Я погружаюсь в воду по шею.
Вдыхаю глубоко, так что легкие едва не начинают трещать по швам, затем добираю еще чуть-чуть воздуха. И ухожу под воду с головой, начиная отсчет. Гудини может задерживать дыхание больше четырех минут. Я – чуть меньше трех. Обычно я стараюсь ни о чем не думать, пока считаю, но сегодня это невозможно. Внезапно в мыслях вновь всплывает мой жуткий кошмар. Я под водой, и от того, сумею ли освободиться, зависит мамина жизнь.
Я выныриваю, вода льется через края ванны.
«Все не по-настоящему», – напоминаю себе, но купание уже испорчено. Выдернув пробку, я наблюдаю за убывающей водой.
Затем вытираюсь махровым полотенцем и, натянув длинную ночную рубашку, иду по коридору в свою спальню, где тут же забираюсь в кровать, наслаждаясь прикосновениями свежего постельного белья к коже.
Через мгновение в дверях, держа в руке дымящуюся кружку, появляется мама. Под глазами ее темные круги, и я осознаю, что она, должно быть, так же измотана, как я.
Мама протягивает мне чашку:
– Думаю, тебе это не помешает. Оуэн и Жак только что ушли. – Затем берет со столика посеребренную щетку. – Давай я расчешу тебе волосы, пока ты пьешь.
Голос ее нежен, и я расслабляюсь, откинув голову назад. Подношу кружку к губам, вдыхаю сливочный аромат теплого молока и мускатного ореха, а на языке чувствуется привкус рома.
– Уверена, что не знаешь, кто это сделал? – спрашивает мама, и тон ее – будто сталь, обернутая бархатом.
Я изо всех сил пытаюсь вспомнить женский голос, но все так размыто. По спине пробегает дрожь.
– Уверена. Я не хочу об этом говорить.
– Конечно.
Я делаю еще один глоток. Истощение и алкоголь превращают окружающий мир в нечто расплывчатое и приглушенное.
– А о чем ты хочешь поговорить?
Ритмичные движения щетки по волосам убаюкивают. В груди становится тепло. Устала. Как же я устала. Тут я кое-что вспоминаю.
– Мама, а кто такой «хлюст»?
Я поворачиваюсь, чтобы видеть мамино лицо, когда она будет отвечать. Уголки ее губ неодобрительно опускаются.
– Тот, кто ведет себя так, будто у него уйма денег, а сам выманивает их у других. А что?
Я задумчиво хмурюсь.
И в голову приходит еще одна мысль.
– Почему бы тебе не рассказать, как вы познакомились с отцом?
Щетка на мгновение замирает, потом движется дальше.
– Я уже рассказывала.
– Хочу еще раз! – требую я как капризный ребенок.
Мама продолжает расчесывать:
– Я работала ассистенткой фокусника, и после одного из представлений за кулисы пришел Гудини. Тогда я на него и внимания-то не обратила.
Она откладывает щетку и вынимает кружку из моих отяжелевших рук. Я откидываюсь на подушки, слишком уставшая, чтобы и дальше сидеть.
– И что потом? – подталкиваю я.
Мама приглаживает мне волосы, убирая пряди от лица. Заботливая. Сейчас она такая заботливая.
– А потом я заглянула в его прекрасные карие глаза и влюбилась, – просто говорит она. – Теперь спи, моя девочка. Спи,
édesem.
**
Я хмурюсь, какое-то время борясь с дремотой, навалившейся на меня словно теплый черный мех. Что-то не так. И за секунду до того, как мир погружается во тьму, до меня доходит.
У Гудини голубые глаза.
...продолжение следует...
______________________________________
*милая, дорогая
(нем.)
** любимая
(венг.) ...