Стивен Блэкмур "Город заблудших"

Что-то мне подсказывает, что вряд ли мы этого гада снова увидим)). Слава ежикам и Джо)).

Он же боли не чувствует, ему хоть все сломанные кости - до лампочки)). А вот что попал - это да, везение, наверное. А еще, может, Нейман так заигрался, что швырнул Джо не слишком прицельно, тот и пролетел близко, вот ему только и оставалось, что вовремя от книги избавиться. 10 кг таки не шутка, даже если просто сверху на тыковку упадет без тщательного прицела).
_________________

Шикарно!!! Просто бесподобно!!! Особенно вторая глава, читала затаив дыхание Такой накал! Драки! Ну и финал с Нейманом просто блеск!!!!
Спасибо огромное за такое удовольствие!
_________________

О да, да-да-да, я их тоже ну очень люблю)).
_________________

 » Глава 23

Мне нужно переодеться. А все из-за долбаного карлика, который пытался откусить мне голову. Надо было убить его еще при первой встрече. Впрочем, от крови Неймана все стало еще хуже.
Странно, но мне абсолютно насрать, что я съел дока. Конечно, это не лучший способ избавиться от того, кто тебя бесит, зато оставляет чертовски приятное чувство удовлетворения.
Когда я вырвал Нейману сердце, у меня опять случилось помутнение. Я слетел с катушек. Сожрал не только сердце, как собирался. К тому моменту, как я пришел в себя, крови и костей было больше, чем мяса.

Звонит мой телефон. Он скользкий от крови, открыть его – целый геморрой.
- Да.
- Не знаю, как ты его уговорил, - говорит Габриэла, - но заклинание испарилось. Хотя глаз у Карла остался. Похоже, избавиться от него мне не по плечу. Так что ты сделал, чтобы убедить Неймана?
- Съел его.
Тишина.
- Ну ладно. – Она вешает трубку.

Здесь точно никто случайно не нарисуется, так что я не спеша разбираюсь с беспорядком, который сам устроил. Нейман и не пытался ожить, как другие. Может быть, потому, что в процессе жратвы я оторвал ему башку.

Если есть уйма времени и никто тебе не помешает, можно толково избавиться от трупов. Я разрезаю их электрическим разделочным ножом, который нашел в кухне, на заднем дворе хороню куски.
В ванной нахожу кое-какие шмотки Арчи. Сидят они не так чтобы идеально, зато не покрыты кишками, а это всегда плюс. Залезаю под душ и переодеваюсь.

Дом по-настоящему огромный, поэтому пара часов уходит на то, чтобы обшарить все углы. Дерьмо, которое попадается на глаза, или на фиг мне не нужно, или я не знаю, что с ним делать. В конце концов нахожу несколько документов на фирменных бланках «Империал Энтерпрайзес».

В них подтверждена ставка Неймана на аукционе, дальше указано, что предложение он отозвал. Несколько минут продираюсь через дебри юридических терминов, и наконец до меня доходит, что речь идет о книге, которую он написал, и которую хотел себе вернуть. О той самой подделке, в итоге оказавшейся в руках Джаветти.

Получается, что организатором аукциона была «Империал Энтерпрайзес». Значит, книга все-таки была у Джаветти. Тогда на кой устраивать аукцион? Может, он не знал, чем именно владел, пока книга не стала лотом?
Меня уже охренеть как задолбали вопросы без ответов.

__________

В течение дня я несколько раз созваниваюсь с Габриэлой узнать, не начал ли Карл говорить. Пока нет. Обещаю ей заехать позже и прошу мне позвонить, если что-нибудь изменится. Мне нет необходимости сидеть при Карле нянькой. Дариуса с Габриэлой на эту роль хватит с головой.

У меня появляется несколько свободных часов. Брожу по дому, прибираюсь, навожу порядок после того, как здесь постарался Джаветти. Правда, порядка получается ровно столько, сколько может обеспечить мужская рука.

Забавно, что люди не замечают, сколько уходит времени на привычные дела, до тех пор пока не отпадает необходимость ими заниматься. Например, есть, спать. Ходить в туалет.
Серьезно, я не сидел на толчке с тех самых пор, как со мной случилась вся эта байда. Куда все девается? Вес я не набираю, а видит бог, ем предостаточно. Одного Неймана было куда как больше чизбургера с порцией картошки-фри.

Все время поглядываю в зеркало, проверяю, не начал ли разлагаться. Постоянно кажется, что да, но потом прихожу к выводу, что нет. Еще чуть-чуть, и это станет навязчивой идеей. Заставляю себя прекратить.
Не знаю, будет ли сегодня ночью после Неймана очередной кризис. Надеюсь, что продержусь до завтра.

Пытаюсь поспать. Не потому что устал, а потому что, если бы получилось, я бы закрыл глаза, а когда снова открыл, прошло бы восемь часов.
Вместо этого я листаю триста каналов кабельного. Все то же тупое дерьмо, что и всегда. Неужели это и есть вечность?
Когда до меня доходит, что я смотрю какое-то американское бабское ток-шоу на испанском, мне уже пора выдвигаться.

Еду в клуб. Он еще час не откроется, но я хочу добраться туда раньше Джаветти. Я чуток на измене от мысли сегодня с ним встретиться, особенно после новостей о его чудовищной псине. До сих пор мне конечностей не отрывали. Подозреваю, что они отрастут заново, но наверняка не знаю.
Надеюсь, что присутствие Фрэнка даст Джаветти другие поводы для беспокойства, кроме как натравливать на меня свою собаку.

В клубе готовятся к открытию. Я захожу через черный ход. Похоже, вышибалы в курсе, что я сегодня нарисуюсь. Замечая меня, они машут, но не подходят. По взглядам ясно, что вчерашнюю драку они видели.
В ярком освещении местечко смахивает на готический притон. Черные стены, закрашенные окна. Диджей настраивается на сцене, где в прошлый раз хлестали распятых на крестах барышень в латексе.

Один из знакомых вышибал, большой парень, которого все называют Стероидный Гарри, заканчивает ободряющую речь перед собранием остальных сотрудников. Их трясет. Еще бы, черт возьми. Если они и не видели, как Джаветти из ни хрена сотворил свою псину, то уж точно об этом наслышаны. И о Бруно тоже.
Заметив меня, Гарри завязывает со своей психологической хренотой и идет ко мне.

- Дэнни тебе говорил, что вчера было? – спрашивает он.
- Здоровая псина. Бруно в больнице. Кто-то хочет со мной встретиться.
- Ага, в яблочко.
- Дэнни тут?
- Не видел. Но лучшему бы этому мудаку быть здесь. Ребята напуганы до смерти. Половина сегодня даже не явилась.

Могу их понять. Мне и самому здесь быть не хочется.
- Зачем тогда вообще открываться?
- Из-за Дэнни. Развел гундеж, как это важно. Что никто не заставит его прикрыть лавочку. Думаю, чувак, он вот-вот все просрет. Ей-богу, лучше ему сегодня нарисоваться.
- Нарисуется, - говорю я, зная, что этого не будет.

Вряд ли последние дни были для Дэнни малиной. Каждый хрен в городе дышал ублюдку в затылок, намереваясь подхватить то, что оставил Саймон. Ко мне пока никто не приходил, но это неудивительно. Сто пудов все знают, что Хулио помер, так что в их же интересах оставить меня в покое. Если я влезу в бизнес, самые резвые, само собой, захотят меня убрать. Но они в курсе, что в процессе потеряют своих людей. То есть где-то через неделю мне начнут названивать.

Учитывая все это и Джаветти, ставлю на то, что Дэнни уже нет в городе.
Пускаю корни на баре, вливаю в себя несколько бокалов. Жду, когда приглушат свет и набежит толпа.
К полуночи в клубе уже плюнуть некуда. Сегодня толпа другая. Стробоскоп, светящиеся палочки. Народ вокруг залпом глушит минералку прямо из бутылок.
Черт возьми, чувствую себя охрененно старым.

Проходит еще час, Дэнни нет. В кабинете не горит свет, так что я его не вижу. И по запаху не чую. Но даже в смеси пота и наркоты, которая витает в клубе, улавливаю что-то знакомое.

- Добрый вечер, Джо, - говорит голос у моего локтя.
Я не поворачиваюсь. Кручу в руках бокал и пытаюсь подавить порыв свернуть Джаветти шею у всех на глазах. К тому же сейчас на нас пялятся все до единого клубные вышибалы.
- Джаветти.

- Я тебя искал, сынок, - говорит он и садится на соседний табурет.
- Мне говорили. Ходят слухи, ты фокусы показывал с домашними питомцами.

Он машет барменше, которая тут же бледнеет. Видимо, в деталях помнит прошлую ночь. Не обращая внимания на ее вид, Джаветти заказывает джин с тоником. Она медленно отступает и трясущимися руками наливает пойло в бокал.

- Приходится пользоваться тем, что есть. Но иногда и этого недостаточно.
- Видел вчера твою работу из первых рядов. Мой адрес есть в телефонном справочнике. Ты мог бы заскочить в любое время.

Он качает головой:
- Тогда бы ты успел подготовиться. А так я привлек твое внимание, верно? К тому же твой приятель из отеля был бы в порядке, если бы заговорил.
- А может, он ничего не знает? – говорю я.
- Ага, в конце концов я тоже так подумал. Правда, чтобы это выяснить, ушло немного времени. Так или иначе, дело сделано.

Встаю с табурета, берусь за пушку и останавливаюсь, когда понимаю, что он делает.

Джаветти ржет:
- А знаешь, ты все-таки дурак. Мне только и надо сказать «Прыгай», и ты подпрыгнешь. Ну же. Не станешь ты меня убивать на глазах у всех этих людей. Да и на кой? Я опять в два счета выберусь из морга.
- Я подумывал на этот раз сунуть твою задницу в бетономешалку.
- Не ты первый. Сядь, твою мать. Нам есть, что обсудить.

Сажусь обратно на табурет, заставляю себя остыть.
- Как по мне, камень может быть только у двух людей, - говорит Джаветти, потягивая джин. – У тебя или у твоего приятеля-копа. Но он слишком тупой, чтобы знать, какая вещь этот камень.

Секунду раздумываю. Может ли камень быть у Фрэнка? Давлю эту мысль, как только она возникает. Нет, не куплюсь я на это дерьмо. Джаветти прав. Сейчас Фрэнк – всего лишь сгусток бездумной ярости и недоумения. Никак он не может знать, насколько важен камень. К тому же, будь он у Фрэнка, Фрэнк давно бы уже что-нибудь с ним сделал.

- Без книги Неймана камень тебе не поможет, - говорю я. – Книга все еще у тебя?
Джаветти молча пялится на меня. Достаточно долго, чтобы понять: я задел его за живое.
- Ясно, ты все-таки разнюхивал, что к чему. Значит, в курсе, что фрицу тоже нужен камень.
- Уже нет. Сегодня я его убил.

Повисшую между нами тишину заполняет музыка. Я почти чую в воздухе запах перегревшихся шестеренок в башке у Джаветти. Сколько мне вообще известно? Неужели камень все еще у меня? А если так, могу ли я что-то с ним сделать?

- Что ж, молодец. Мое предложение все еще в силе. Принеси мне камень, и я верну тебе жизнь.
Прикидываюсь, будто размышляю. Делаю глоток скотча. Немного пялюсь на шоу.
Куда, черт побери, запропастился Фрэнк? Уже не знаю, смогу ли еще тянуть время.

- Ну что ж, - говорю я, - все верно, камень у меня. – Показываю ему руку. На ней ни пятнышка. – Не с собой, конечно. Но ты же знаешь, что происходит, когда я долго нахожусь не рядом с камнем? – Смотрю ему в глаза и вижу там удивление. – Ага, так я и думал. А потому придется тебе предложить мне кое-что получше.
- Я не торгуюсь.

- И хрен с тобой. У меня есть еще один покупатель. Не хочешь камень, я пойду к нему. – Вливаю в себя остатки скотча и встаю.
- Погоди. – Джаветти машет на мой табурет, заказывает мне еще скотча. – А знаешь, сынок, ты, наверное, единственный мужик в этом сраном городе, с которым приходится считаться. Хочешь торговаться – будем торговаться. Что тебе предложил твой «покупатель»?

- Мы оба знаем, что сделать меня снова живым тебе не по зубам. Так что кончай пудрить мне мозги. Но, если ты сможешь сделать так, чтобы я больше не гнил, камень твой.
- Ладно, - говорит Джаветти, - это я могу.
- И я знаю, что ты попытаешься меня наколоть. Поэтому камень ты получишь только после того, как исправишь свой косяк.
- Ох уж эти детки! Никакого уважения к старшим. Если бы я хотел тебя наколоть, сынок, то за секунду придумал бы с десяток способов. Видишь ли, у меня было время поднатореть в таких делать. Мне…
- Почти семьсот лет. Я в курсе.

Джаветти смотрит на меня точно так же, как в санатории, где приковал меня наручниками к трубе. Явно не знает, что со мной делать.
- Значит, - говорит он, и от чикагского акцента не остается ни следа, - ты знаешь обо мне больше, чем я думал. Мои поздравления. – Теперь его голос становится глубоким, итальянский акцент – слишком заметным. Понты гангстера из Чикаго испаряются, на их место приходит гладкая культурная речь. Он даже хрипеть перестает. – Не многим людям удавалось это выяснить.

- А я особенный. Как рок-звезда. Знаешь, я ведь видел записи с видеокамер в морге. Ты в курсе, что один из интернов имел тебя, пока ты был в отключке? Серьезно, нанимают на работу всяких дятлов.
- Закончил? Или еще что родишь? – В голосе снова отчетливо слышится чикагский выговор.

Интересно, сможет ли Джаветти когда-нибудь по-настоящему от него избавиться. Сколько личин ему пришлось примерить? Помнит ли он, кто он вообще такой?
Опять прикидываюсь, будто задумался, и говорю:
- Ага, закончил.
- Вот и славненько. Значит, я тебя подремонтирую и получу камень.

- М-мм, нет.
- В смысле «нет», твою мать?
- Я передумал. – Где, черт возьми, Фрэнк?
- Бред собачий. Какого хрена тебе надо, а? Мне что, упасть на колени и отсосать тебе прямо здесь?
- А это мысль.
- Достал ты меня, - говорит Джаветти. – В последний раз спрашиваю: какого хрена тебе надо?

- Наличные. Огромный, мать его, мешок налички. Хочу тонну бабла и начать все с нуля в другом городе. Ты, Нейман, гребаный коп, творящееся вокруг дерьмо – ей-богу, это была худшая неделя в моей жизни. Так что я поднимаю ставки и валю отсюда к чертовой матери.
- О какой сумме речь?
- Четверть лимона. Плюс ты избавляешь меня от необходимости разлагаться, и камень твой.
- Да ты, мать твою, из ума выжил.
- Такие у меня условия.

Джаветти стучит пальцами по стойке – крепко, видать, задумался.
- Мне нужно время, чтобы достать такое количество налички. Сегодня не выйдет. Смогу к завтрашнему вечеру. Я приношу деньги, ты – камень. По рукам? Завтра тебе подходит?
Чую в воздухе запах лосьона после бритья и успокаиваюсь. Пора заканчивать.
- Завтра подходит, - говорю я.
- Подходит для чего? – встревает Фрэнк, стоя позади нас. Не очень эффектно, но сойдет.

- Надо же, - говорит Джаветти, - к нам пожаловал шериф. Добрый вечер, офицер.
- Вы вдвоем, здесь – забавно, - говорит Фрэнк.

Одет он по-простому – гавайская рубаха и слаксы. Но все в нем так и орет о том, что он из полиции. Попросил бы, что ли, совета у нечистых на руку копов, которые тут постоянно трутся.

- Потому что я трупом в морге не валяюсь? – интересуется Джаветти.
- Присаживайся, детектив, - говорю я. – Потрещи с нами.

Джаветти бросает на меня взгляд, в котором ясно читается «Какого хрена ты творишь?», но я не обращаю на него внимания. Меня интересует другое: где долбаные дружки Фрэнка, и почему они не ворвались сюда и не загребли Джаветти. Наверняка Фрэнк мог придумать какую-нибудь чушь, чтобы арестовать старпера. Видит бог, со мной он такое сто раз проделывал.

У Фрэнка в руках желтый конверт. Тот самый, который он показывал мне в закусочной.
- Не думал, что ты меня помнишь, - говорит он.
- Я помню всех мудаков, - отзывается Джаветти. – Особенно тех, которые меня убивают. А ты, похоже, не удивлен.

Фрэнк открывает конверт и вытряхивает документы, фотографии – все, что показывал мне. Подсовывает бумажки Джаветти. Тот копается в них, над чем-то ржет, над чем-то хмурится.

- Ого! Симпатичным я все-таки был ублюдком. Хорошо поработал, сынок. Я впечатлен. Не хочешь рассказать, к чему это все?
Фрэнк достает из конверта последний снимок, кладет перед Джаветти. Тот несколько секунд пялится на фотку, потом смотрит на Фрэнка.
- Ага, помню его. Значит, все дело в мести? Что ж, ты меня уже убил. Поздравляю. – Он отпивает из бокала.

Все идет не так, как я ожидал. Надо было раньше догадаться. Само собой, Фрэнк не собирался действовать как коп. Слишком долго он охотился на этого ублюдка. Наверняка успел придумать какой-нибудь план, который меня в расчет не принимает. Господи, да я просто идиот.

- Я не убивать тебя пришел, - говорит Фрэнк и вручает Джаветти сложенный листок бумаги.
С подозрительным видом Джаветти разворачивает бумажку и читает. Ноль реакции. Я смотрю на все это, как на сцену из фильма.

- Ты что задумал, Фрэнк?
- Заткнись, Джо. Свое ты уже получил.

И что, блин, это значит?
Джаветти смотрит на Фрэнка:
- Я подумаю.
- Подумай, но долго не рассиживайся. Время на исходе. – Фрэнк встает, на меня даже не смотрит. Отворачивается, чтобы уйти. Я хватаю его за руку, но он стряхивает мою ладонь, кипя от злости: – Отвали, – и смешивается с толпой.

Я уже иду за ним, но меня останавливает Джаветти:
- Удивительное совпадение! Вовремя он нарисовался, как будто знал, что я буду здесь.
- На меня не смотри, - неубедительно говорю я. Теперь, когда все пошло псу под хвост, отбрехиваться поздно.

- Ну конечно, - говорит он. – О чем еще я мог подумать? Короче говоря, завтра ты приносишь сюда камень, а я – четверть лимона наличными. Я решаю твою проблему – ты решаешь мою. Все счастливы. Идет?

Ни хрена не идет. Мне крышка. Я смотрю, как Фрэнк растворяется в толпе. Не знаю, что сейчас произошло, но точно ничего хорошего.
- Идет, - отвечаю я, потому что сказать больше нечего.

_________________

 » Глава 24

Джаветти встает. Я за ним. Он поднимает вверх палец:
- Нет. Увидимся завтра. Не иди за мной. Моему песику это не понравится.

Я даю ему уйти, хотя знаю, что надо увязаться следом. Засадить пулю ему в башку, как только он выйдет из клуба. Выгадать немного времени. Но гигантская псина, из-за которой Бруно торчит в больнице, может стать проблемой.

Сомневаюсь, что смогу убить Джаветти раньше, чем он ее на меня натравит. Или раньше, чем нарисуются копы и упекут меня в обезьянник. Вряд ли на этот раз Фрэнк станет меня выручать. А провести ночь за решеткой не самая лучшая идея.

Набираю номер Фрэнка. Ублюдок не отвечает. А мне, черт побери, нужны ответы. Наверное, я могу его выследить, но для начала надо отсюда свалить.
Снаружи никаких следов ни Фрэнка, ни Джаветти. Очередь в клуб тянется на полквартала. Давал ли Фрэнк мне свой адрес? Гадство. Если и давал, то не помню.
Звонит мой телефон. Открываю его, надеясь, что это Фрэнк. Телефон заедает – там все еще кровь.

- Ты где? – спрашиваю я.
- В «Эджвуде», где же еще? – говорит Габриэла.

Твою мать.
- Что случилось?

Все еще верчу башкой туда-сюда, вдруг замечу, как Фрэнк переходит улицу или сидит за рулем. Ничего.
- Подумала, тебе будет интересно узнать, что твоему другу лучше. Он уже не кричит. Я бы сказала, что улучшение налицо, но Дариус думает иначе. Ты как?
- Не очень. Так он в сознании? Сказал что-нибудь полезное?
- Пока нет. И «в сознании» – понятие весьма относительное. Он периодически приходит в себя, но по большей части просто отдыхает. Долгая выдалась ночка.
- Ясно, - говорю я. Может быть, хоть что-то не даст сегодняшней ночи превратиться в капитальные помои. – Скоро буду. Минут через двадцать, плюс-минус.

- Буду ждать. Кстати…
- Что?
- Когда ты сказал, что съел Неймана, ты не шутил?
- Нет.
- Ладно. Просто хотела уточнить. Подонок это заслужил. В общем, скоро увидимся.

__________

Габриэла у себя в кабинете. Втыкает разноцветные кнопки в огромную карту на стене. Длинные темные волосы стянуты на затылке в хвост. На ней опять камуфляжная футболка с надписью «ТЫ МЕНЯ НЕ ВИДИШЬ» спереди. Вид у Габриэлы измученный.

- Как наш пациент? – спрашиваю я.
- Учитывая обстоятельства, лучше, - отвечает она. – Я забрала его от Дариуса и поселила в комнате на этом же этаже.
- С ним можно поговорить?
- Только когда он приходит в себя. У него есть кнопка вызова, он даст мне знать, когда очнется.
- Но…
- Ему нужен отдых, - перебивает Габриэла. – Так что это было по телефону? Что случилось?

- Сегодня я виделся с Джаветти. Ему нужен камень, и он думает, что камень у меня.
Она хмурится и настороженно говорит:
- Мы же с тобой договорились.

- Не температурь. Сама знаешь, камня у меня нет. И вряд ли ты сможешь мне помочь, верно?
Она смотрит в пол:
- Я пробовала. Ничего не получилось.

- Так я и думал. Спасибо, что не врешь мне. Хоть кто-то в этой кутерьме остается честным. А я и не собирался отдавать камень Джаветти, даже если бы он у меня был. Мне всего лишь надо было стряхнуть его с хвоста. Все пошло не так, как я планировал.

Я рассказываю Габриэле о том, что Джаветти должны были где-нибудь на время закрыть и что Фрэнк все испаскудил.
- Как думаешь, что нужно Фрэнку? – спрашивает она.
- Пока не знаю.

Я ломаю над этим голову, как только ушел из клуба. Представить не могу, что нужно Фрэнку от Джаветти. Или Джаветти от Фрэнка. Единственное, что нужно старому пердуну, - это камень.
И тут я чувствую себя конченным идиотом.

Габриэла замечает перемену:
- Что?
- Как там Дариус сказал? Камень там, где я меньше всего ожидаю его найти?
- Вроде того, - отзывается она. – А мне сказал, что он там, где я ищу.
- Ты же и за Фрэнком следила, верно?

До нее наконец доходит:
- Сукин сын.

Теперь все складывается. После того, как мы с Фрэнком разошлись, и перед тем, как я вернулся от Неймана, у Фрэнка было достаточно времени обыскать мой дом, взломать сейф и свалить с камнем.

- Что ж, идем за камнем, - говорит Габриэла и уже направляется к двери, как вдруг раздаются громкие резкие гудки.
- Карл? – догадываюсь я.
Она кивает:
- Подожди тут. – Стучит в третью от своего кабинета дверь, заходит в комнату и минуту спустя выходит. – Он очнулся. Более или менее. Скорее всего у тебя не так уж много времени, перед тем как он опять отключится.

У меня в голове шумит. Руки чешутся отправиться за камнем. Но это тоже важно. Принимаю решение и захожу в комнату следом за Габриэлой.
Вид у Карла получше, но все равно он весь израненный. На лице глубокие царапины. Обрубок руки перевязан огромным количеством бинтов. Выглядит Карл так, будто простоял три раунда с Тайсоном, питбулем и одной моей бывшей. Он едва-едва в сознании. Глаза полуприкрыты, взгляд рассеянный. Даже у того, что во лбу.

- Привет, - говорит Карл и, узнав меня, светлеет лицом. – Привет, старик. Ты меня все-таки вытащил из отеля. – Голос скрипучий, не все слова внятные. Наверное, его по самые помидоры накачали морфием.
- Да уж. Ты как?

- Немного… - голос обрывается, но Карл снова сосредотачивается на мне. – Порядок, старик.
- Помнишь хоть что-нибудь из того, о чем не помнил раньше?
Он кивает:
- Кое-что.
- Ладно. – Я говорю медленно, тихо, чтобы его не беспокоить. – Что с тобой произошло?

- Ничего такого я не делал. Только поискал информацию по тому месту, где умер твой босс. Им владеет компания «Империал Энтерпрайзес». Занимается импортом-экспортом. У нее куча недвижимости и всякой другой собственности.
- Вроде автосвалки по тому адресу, что ты мне дал?

- Ага. И это странно. Все остальное я могу понять. Ну, знаешь, офисные здания, отель на Гавайях. Но автосвалка? Никак в голове не укладывалось. Засело в мозгу, и все тут.
- Хозяин «Империала» – один мужик, итальянец, - говорю я. – Джаветти.

Карл хмурится:
- С чего ты взял? Фамилия та же, да, но владеет компанией не мужик, а женщина. Я ей звякнул, и мы встретились в отеле. Задал ей парочку вопросов. Случайно упомянул о тебе. Не знаю зачем. Подумал тогда, что ты мне чего-то недоговариваешь. Сказал ей, что ты мой друг. Она тебя знает.

Мой желудок делает сальто. Только когда Габриэла кладет мне руку на плечо, понимаю, что сжал кулаки.
В документах, которые я нашел на свалке, было указано имя «С. Джаветти». Тогда я решил, то «С» – это Сандро. Мне даже в голову не пришло, что это может быть Саманта.

- Я устал, - говорит Карл.
- Поспи еще немного, - предлагает Габриэла, крутит колесико на капельнице, и Карл потихоньку засыпает.
- Точно, - соглашаюсь я, - отдохни. Я к тебе позже загляну.

Мы с Габриэлой выходим из комнаты. Мне хватает терпения только до ее кабинета, где я разражаюсь проклятиями:
- Долбаная стерва. А я, черт меня дери, попался на удочку, как последний, мать его, дурак.
- О чем ты говоришь? – спрашивает Габриэла. – Какая еще стерва?

Единственное, что я утаил от Габриэлы, – это Саманта. Тогда мне казалось, что это правильно. Но теперь я представить не могу почему. Я просто образцовый, черт бы меня побрал, баран.
Выкладываю все Габриэле. От начала до конца. О том, как познакомился с Самантой, как она навешала мне лапши на уши по поводу Джаветти.

Пока я говорю, все словно само по себе встает на свои места. Кто знает, как давно она в курсе, что камень существует. И как давно книга Неймана была у нее. Скорее всего, уже много лет. Иначе ей бы не удалось все так гладко провернуть.

Теперь понятно, почему в документах была информация о ставке Неймана на аукционе и приписка о том, что он ее отозвал. У Джаветти не было ни камня, ни книги, потому что ими владел «Империал», а «Империал» никакого отношения к Джаветти не имеет.

Саманта использовала компанию, чтобы устроить чувака, владевшего камнем, в симпатичном домике с охрененной системой безопасности. А когда приперся Джаветти с тремя мордоворотами, систему вовремя отключили.

Но зачем? Зачем ей все это? Она практически за ручку привела Джаветти к камню. Обеспечила ему место, где он мог залечь на дно и экспериментировать, сколько его душе угодно. Дала ему наличку и средства для получения того, чего он хотел, и использовала «Империал» для прикрытия.

Но, если Саманта хотела помочь Джаветти, почему бы просто не отдать ему камень? Зачем устраивать тщательно организованный аукцион, чтобы в конце концов у Джаветти в руках оказалась не настоящая книга, а подделка?
Потому что он не дурак и так запросто не купился бы.

- Она его подставила, - говорю я.
Габриэла смотрит на меня:
- В смысле?

- Она все устроила так, чтобы Джаветти получил и камень, и книгу и даже не заподозрил, что идет прямиком в ловушку. И, чтобы этого добиться, она заставила его попотеть.
- Все равно не понимаю. Я думала, книга – подделка. Зачем ей все это?

- Затем, что она до сих пор на него злится. Это ненависть длиной в четыре сотни лет. Она хочет, чтобы он воспользовался камнем и книгой. Он будет думать, что вот-вот обретет бессмертие.
- А вместо этого ритуал его прикончит, - догоняет Габриэла. – В смысле по-настоящему.

- Ей плевать, где Джаветти, - добавляю я. – Ей только надо знать, где камень. Она хочет, чтобы Джаветти до него добрался. Если он узнает, что камень у Фрэнка, мне кранты.
- Он уже знает, - говорит Габриэла.

Открываю рот, чтобы спросить, о чем она, но молчу. Сегодня просто ночь открытий на тему, какой же я кретин.

Ясен пень, он знает. Фрэнк ему сказал.

_________________

 » Глава 25

Габриэла садится в мою машину на пассажирское сиденье, пока я пытаюсь попасть ключом в замок зажигания. У нее кислая мина.
- Что, черт возьми, так воняет? – спрашивает она. – Как будто тут кто-то умер.
- Я, - отвечаю я. У меня еще не было времени хорошенько отмыть тачку.

- Тьфу ты. Надо будет купить тебе освежитель воздуха. – Она пристегивается ремнем.
- Ты со мной не поедешь.
- Да брось! У меня в этом и свой интерес есть.
- Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.

На ее лице мелькает что-то странное, но через мгновение там та же решимость, к которой я уже начинаю привыкать.
- Не переживай, - говорит Габриэла. – Мы с Дариусом заключили сделку. Если меня не будет рядом, чтобы тебе помочь, придет он.
- Я не это имел в виду.
- Езжай давай.

Наверное, проще оставить ее в машине, чем пытаться вытащить. Выезжаю на дорогу и еду к шоссе.
Квартира Фрэнка в здании с видом на Эхо-парк. Уже за полночь, а движение, как в час пик. Всю дорогу до шоссе еле ползу.

Уже на месте мы понимаем, откуда ноги растут. Припарковаться приходится аж в квартале от дома Фрэнка, но даже отсюда видно медиков из «скорой» и целый парад патрульных машин. Синие и красные огни выхватывают из темноты каталку, накрытую простыней в темных пятнах.

Я твержу себе, что дело может быть в чем угодно, но уже знаю, что тут побывал Джаветти.
- Мы опоздали, - говорю я.
- Ничего подобного, - отзывается Габриэла. – Идем. У нас мало времени.

Она выскакивает из машины. Я иду за ней в толпу зевак, которых тут до хрена со всех сторон.
Габриэла делает несколько быстрых глубоких вдохов. Как пловец, перед тем как нырнуть.

- Терпеть этого не могу, - говорит она и хватает меня за руку. Крепко. – Не отпускай.
Мир окрашивается трепещущим серым цветом. Такое можно увидеть в немом кино. Словно пропускаются целые кадры, мигают с короткими перерывами огни. От толпы остается всего горстка людей. Все они двигаются отрывисто, как в плохо нарисованном мультфильме.

- Что это было?
Звуки дорожного движения, бормотание толпы – все исчезло. Слышны только завывания ветра, которого я не чувствую.

- Ни к кому не прикасайся, - предупреждает Габриэла, кивая на оставшихся людей, – и держись за меня. Все будет хорошо. – Она крепче сжимает мою руку. Не знаю, кого она пытается убедить. Меня или себя.

Присматриваюсь к парню в толстовке и низко сидящих джинсах, который проходит мимо меня. Капюшон скрывает его лицо, но глаза горят, будто в них пылает огонь. В руке у него пушка, в груди – дыра. Он осматривается, будто кого-то ищет.

- Все они мертвы, - объясняет Габриэла. – Обычно надолго они здесь не задерживаются. На несколько часов, максимум на пару дней. Если протянут больше недели, тогда застревают здесь.

Мы идем к каталке. Через каждые несколько шагов Габриэла вздрагивает.
- Проблемы?
- Нет, - отвечает она. – Все те копы по-прежнему здесь. Ты их не видишь, но проходишь прямо сквозь них. Неужели не чувствуешь?

Протягиваю руку, пытаюсь хоть что-то нащупать.
- Не-а.

Мы ныряем под подпорки, окружающее место преступления. Без толпы копов каталка кажется брошенной и одинокой. Простыня на ней пропитана кровью, пятна расплываются прямо на глазах.

Габриэла отбрасывает простыню. Под ней Фрэнк, явно порванный чьими-то когтями. Трудно сказать, сильно ли его покалечили, потому что картинка перед глазами то расплывается, то скачет. Зато сразу ясно, что на нем не хватает до фига мяса.

Габриэла легко прикасается к его лбу, и его образ тут же становится четким. Фрэнк дергается на каталке, как будто напоролся на оголенные провода. Открывает глаза. Они буквально сверкают.

Пару секунд он в упор смотрит на меня и спрашивает:
- Я в аду?
- Я тоже рад тебя видеть.

Он пытается сесть, помогая себе одной рукой. Вторую откусили по плечо. Прямо из сустава свисают ошметки мяса. Фрэнк смотрит на свою развороченную грудь, явно не знает, что сказать по поводу ран.
- Здоровая дырень, - наконец говорит он.
- Ты мертв, - вмешивается Габриэла.

Он поворачивается ко мне:
- Да она гений. Где ты ее откопал?
- На Скид-роу.
- Поздравляю.

Я тянусь к нему, чтобы помочь сесть, но Габриэла хватает меня за руку:
- Не прикасайся к нему, я серьезно.

Тогда я спрашиваю у Фрэнка:
- Кто это сделал?
- А то ты не знаешь.
- У нас нет времени, - говорит Габриэла. – Отвечай на вопрос.
- Послушай, chica (1), не знаю, кто ты так… - начинает Фрэнк, но Габриэла машет рукой, и он замолкает, как будто она нажала на паузу.
- Я сказала, отвечай на вопрос.

Классный фокус.
- Кто это сделал? – повторяю я.
- Джаветти, - монотонно отвечает Фрэнк.
- Что произошло?
- Я собирался отдать ему камень. Он пришел ко мне. С собакой. Вроде мастиффа. Собака на меня напала. Я пустил в нее пулю, а ей хоть бы хны.
- Не понимаю. Зачем? Что он обещал тебе за камень?
- Оживить брата.

Офонареваю. Я ожидал какого-нибудь изощренного плана, который поможет застать Джаветти врасплох и как-нибудь от него избавиться. Но уж точно не этого.
- Джо, нам пора, - настойчивым тоном говорит Габриэла.

Все это время я смотрел на Фрэнка и не обращал ни малейшего внимания на то, что творится вокруг. Оказывается, за последние несколько минут мертвые окружили нас неплотным кольцом и продолжают приближаться. Они не спешат, но и не медлят. Двигаются как-то рассеянно, будто знают, что мы здесь, но не могут нас найти.

- Чего они хотят?
- Меня, - отвечает Габриэла. – Все, время вышло.

Я ее игнорирую:
- Где сейчас Джаветти?
- Не знаю, - говорит Фрэнк. – Я сдох до того, как он ушел.

Чувак в толстовке уже на расстоянии вытянутой руки от меня. Не знаю, что произойдет, если он ко мне прикоснется, но Габриэла не дает мне шанса это выяснить.
Мир возвращается со слепящей ясностью, городской гул кажется оглушительным. Машины, сирены, потрясенные врачи «скорой».

С пепельным лицом Габриэла падает на меня. К нам тут же мчится коп, на ходу доставая пушку. И вдруг останавливается, озирается по сторонам. Слова на футболке Габриэлы сияют ярко-голубым. Она держит меня крепко, как в тисках.

- Не отпускай меня, - говорит она и теряет сознание.

__________

- Она знает, что этого делать нельзя, - говорит Дариус.

Мы у него в баре. Я принес Габриэлу сюда, но Дариус сразу сказал мне отнести ее наверх и уложить в постель. Хорошенько укрыть, чтобы согрелась. Дать поспать. Вручил мне свечу, которую я зажег у ее кровати и которая воняла, как трехдневный труп.
Дариус ни разу не сострил. Значит, все плохо.

- В последний раз я ей говорил, чтобы больше так не делала, - добавляет он.
- С ней все будет в порядке?
- К ней никто не прикасался?
- Нет. Но она сама прикасалась к одному из них. – Я рассказываю, как она оживила Фрэнка.
- Если она все сделала правильно, то поправится. Правда, какое-то время побудет в отключке. Свеча поможет.

- То, что она сделала, могло ее убить?
- Могло? – переспрашивает Дариус. – Оно ее и убило, покойничек. Так это работает. Задержись немного, и тебе конец. А если кто-то из них к тебе прикоснется, то вырвет из тебя все остатки жизни. – Он в упор смотрит на меня тяжелым взглядом. – Она умерла, чтобы тебе помочь. Еще чуть-чуть, и ей бы не удалось вернуться. Надеюсь, ты сумеешь это оценить.

- Она умерла, чтобы помочь своим людям, - говорю я. – Всем этим своим вампирам-наркоманам, бездомным и убогим не-мертвецам. Ей нужен камень, чтобы спрятать его от Джаветти. Так что она сделала это не для того, чтобы мне помочь.

- Проклятье. А мне еще казалось, что я циник. Почему ты думаешь, что ты не один из ее «убогих не-мертвецов»? Кем, черт тебя дери, ты себя возомнил?
- Я не из ее людей, Дариус. Я всего лишь проблема, которая ей на хрен не нужна.
- Уф-ф! Ни черта ты не понимаешь, покойничек.

(1) Сhica – (исп.) девочка, девушка; барышня.
_________________

Ну, чики наши прелестные, это ж офигеть что такое творится! настолько насыщенные событиями часы, что сложно поддаются пониманию и осознанию...
Итак, камень у Джаветти? Фрэнк (вот придурок, а?) мертв, Габриела временно (надеюсь, она меня радует) тоже мертва, Саманта чтото замышляет, Карл потихоньку приходит в себя, Джо недавно ел, время еще есть?
и там осталось 4 главы?

СПАСИБО, ждем с нетерпением концовки этой сумасшедшей истории!
_________________

 » Глава 26

Интересно, если я вырву из груди Саманты сердце и съем, это ее убьет или просто-напросто взбесит?
Знаю, я тяну время. Сижу в машине в квартале от ее дома. Уверен, она в курсе, что я приду. Только на этот раз вряд ли хочет со мной увидеться.
В третий раз проверяю «Глок». Не знаю зачем. Сомневаюсь, что выстрелю в Саманту. Да и толку от этого все равно никакого.

Сижу я здесь уже давненько. Она знает, где Джаветти, и все мне расскажет, даже если придется выбивать из нее сведения. Вылезаю из машины и иду к дому.
Сейчас внутри другой охранник. Он пытается перегородить мне дорогу, но я не обращаю на него внимания.

- Чем могу помочь, сэр? – спрашивает он, вытянув руку, другую кладет на электрошокер, пристегнутый к ремню.
- Сам справлюсь, спасибо. – Я жму на кнопку вызова лифта.
- Сэр, я вынужден попросить вас покинуть помещение.
- Или что? Угостишь меня током? – Я явно заставляю его нервничать. Максимум, с чем ему приходилось иметь дело, – это бомжи, ссущие в саду. Резко подаюсь к нему, шевелю пальцами: – Бу!

Он сует мне тазер под кадык.
По мне проходит ток, но зацепиться ему не за что. У меня дергаются веки – вот и весь эффект. Судя по роже охранника, он и без тазера в шоке.

Бью его по морде слева, одновременно выворачиваю ему руку. С громким щелчком плечо вылетает из сустава. Он начинает выть, но это ненадолго – тазер быстро его вырубает. Еще пара ударов по голове, и в ближайшее время он точно гулять на своих двоих не будет.

Охранник без сознания, но дергается в судорогах. Поднимаю его. Вместе с этим бедным ублюдком, который понятия не имеет, во что ввязался, едем в пентхаус.
Когда открываются двери лифта, я швыряю его под ноги Саманте, которая, само собой, уже меня ждет.

Она бросает на него взгляд, отпивает из бокала мартини:
- Полегчало?
- Немного.
- Я слышала о Неймане, - говорит она, - и знаю, что ваш друг пришел в себя.
- А о том, что он нам рассказал, тоже знаете?

Несколько секунд Саманта смотрит на меня оценивающим взглядом.
- Любопытно. Пару дней назад ни за что бы не подумала, что вы скажете о себе и той леди «мы». Не припомню, как зовут счастливицу?

Плевать я хотел на ее вопрос.
- Я знаю об «Империал Энтерпрайзес», об аукционе, о доме. Не знаю только, как вам вообще удалось завладеть камнем. Но ведь это и неважно, верно?
- Тогда зачем вы пришли? Рассказать мне обо всем, что я сделала?

Зачем я пришел? Я твержу самому себе, что хотел заставить ее рассказать мне, где скрывается Джаветти. Но так ли это? Или я хочу, чтобы она все отрицала?
- Я знаю, что это вы мешали Карлу говорить, - заявляю я. – Но зачем? Почему вы просто не убили его?
- Господи Иисусе, зачем мне его убивать? Я вовсе не жестока.

Нет, она не жестокая, зато сумасшедшая. Раздумываю, не рассказать ли ей о том, сколько людей положил Джаветти в погоне за камнем. И когда использовал его в своих экспериментах. Но сомневаюсь, что это будет иметь хоть какое-то значение. Саманта уже слишком далеко зашла.

- Это как в старом анекдоте, где два приятеля идут по лесу и натыкаются на медведя, - говорит она. – Один из них надевает кеды и говорит второму: «Мне убегать от медведя не надо, надо только тебя перегнать». Рано или поздно, Джо, правда вышла бы наружу. Мне лишь нужно было удостовериться, что Сандро ничего не поймет, пока не станет слишком поздно.
- И что произойдет, когда Джаветти воспользуется камнем и книгой с липовыми инструкциями?

На ее губах медленно расцветает улыбка, достойная психопата со стажем.
- Это его убьет. Медленно. С костей оплывет плоть. Из глазниц вытекут глаза. И он каждую секунду будет чувствовать невообразимую, мучительную боль.

А я-то думал, что втрескался по уши.
- Но зачем это вам? – спрашиваю я. – Бога ради, прошло четыре сотни лет.

Саманта смеется. Горький смех режет воздух и уши. В нем звучат столетия обид, злости и бог знает чего еще. К тому же в этом смехе отчетливо слышится ее возраст. Она умолкает и разбивает о стену бокал, как будто ставит точку.

- Неужели можно быть настолько глупым? – Гнев исходит от нее почти ощутимыми волнами. – А вы как думаете, Джо? Он меня убил. Всадил нож в сердце и закопал. На две, мать его, недели. – Она пытается взять себя в руки, царапает пальцами, будто когтями, лицо, сжимает кулаки. Но ее уже понесло. – И продолжал убивать снова и снова. Он и каждый мерзкий подонок, который встречался мне на пути. Поживите достаточно долго, и вам придется пережить все ужасы, которые один человек способен сотворить с другим.
- Мне…

- Нет, заткнитесь. Вы ничего не понимаете. Вы хоть представляете, сколько раз меня избивали? Закалывали? Насиловали? Сжигали заживо? Вы не знаете, каково это. Меня топили в кислоте. Прежде чем умереть, я пролежала в ней целый месяц. С меня живьем сдирали кожу. Вы, черт возьми, понятия не имеете, через что я прошла. По его милости. На две недели он бросил меня в треклятом ящике, но то были еще цветочки. Все, что я с ним делала, не было и вполовину так ужасно, как то, что он делал со мной. Я его убивала. Много раз. Снова и снова, но он постоянно возвращался. Как чертов таракан. Он. Постоянно. Возвращается!

Саманта тяжело дышит, по щекам текут слезы. Наверное, надо что-то сделать, что-то сказать. Но я не знаю, что именно. Обнять ее? Пристрелить? Однако принять решение я не успеваю.
- Хотите знать, почему я опять хочу его убить? – спрашивает Саманта. – Потому что на сей раз это будет окончательно.

Ее лицо искажается под натиском накопившейся скорби, страхов и кошмаров, через которые ей пришлось пройти и которые давно превратились в чистую ненависть к Джаветти.
Но все исчезает так же быстро, как и появилось. Передо мной снова обворожительная, прекрасная Саманта. Она всхлипывает в последний раз, дарит мне улыбку. Стирает со щек мокрые дорожки. Подходит к бару, наливает в новый бокал джин и опрокидывает в себя.

- Срать я хотел на Джаветти, - говорю я. Зато на нее мне не насрать. А зря. Она обвела меня вокруг пальца. Мало того, она определенно спятила к чертовой матери. Но, боже помоги мне, она мне по-прежнему нравится. Однако, как и у нее, у меня есть другие приоритеты. – Вы знаете, что со мной случится, верно?

Саманта кивает, смотрит мне в глаза:
- Джо, вы такой милый и такой молодой! Вы мне и правда небезразличны. – Каждое ее слово наполнено искренностью. – Но я уже ничем не могу помочь. Все кончено. Теперь камень у Сандро. Он справился не так быстро, как я рассчитывала, и причинил больше вреда, чем я планировала, но камень у него, а все остальное уже неважно. Знаю, вы мне не поверите, но это правда: мне действительно очень жаль, что вы умрете.

- Нет, - говорю я. Черта с два я позволю этому случиться. – Вы скажете мне, где он.

Достаю «Глок», передергиваю затвор. Саманта смеется мне в лицо:
- Если вы меня убьете, то никогда не узнаете. Я не исцеляюсь, как вы. Для меня все происходит медленно. Я буду мертва как минимум день. К тому времени, как я вернусь, Сандро уже не будет, вас тоже, а я поеду на свою симпатичную маленькую виллу в Кабо.

- Я все еще могу причинить вам боль.
- Вы меня не слушаете. Мне много раз причиняли боль. Профессионалы. Мужчины и женщины, которые знали, что делают. Теперь все они мертвы. Мне даже делать ничего не нужно – только ждать.
- Я могу быть весьма убедительным.

Однако она права. Если я ее пристрелю, она умрет. А к тому времени, как она вернется, все будет кончено. К тому же вряд ли я могу сделать с ней хоть что-то такое, через что она еще не проходила.

- Еще как можете, - соглашается Саманта. – В прошлый раз я едва не… Скажем так, у меня на уме были вещи похуже, чем провести пару сотен лет у вас под боком. Останься вы тогда, этого разговора могло бы и не быть.

Надо было сразу догадаться, зачем она подошла к бару, но, когда она достает из-за бутылки короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, я удивлен.
Мой черед поржать:
- Да ладно вам. Что эта хреновина со мной сделает? – Поднимаю руки. – Валяйте. Продырявьте меня.

Где-то вдалеке слышен вой сирен. Он приближается, становится громче.
- Я попросила охранника вызвать полицию, пока вы еще были внизу, - говорит Саманта. – Я плачу ему достаточно, чтобы он помнил, что нужно сказать. Даже после того, что вы с ним сделали.

Твою мать. Ну совсем не вовремя.
- Хотите, чтобы меня закрыли? Не самый честный ход.

Она пренебрежительно отмахивается:
- Вы этого легко избежите. Я в вас верю. Кроме того, полиция убеждена, что вы невысокий толстый азиат с ирокезом. Нет. Мне лишь нужна была крошечная гарантия, что вы не попытаетесь взять меня с собой, когда уйдете. Мне нельзя рисковать. Как знать, быть может, вы все-таки сумеете убедить меня рассказать вам, где Сандро. – Выражение ее лица смягчается. Я бы сказал, это похоже на грусть. – Пытки вам не помогут, - говорит Саманта, - но ваш взгляд… Посмотрите так на меня еще несколько раз, и я все вам выложу. Мне очень, очень не хочется так с вами поступать. Прошу вас, попытайтесь поверить.

Она приставляет дуло к подбородку и спускает курок.

_________________

 » Глава 27

Оглушительный выстрел. Тело Саманты вздрагивает, когда пуля вылетает из темечка. Все выше носа разлетается вдребезги, как праздничная пиньята (1). Фонтаны крови забрызгивают потолок.

Я мчусь к ней. Подхватываю, когда она падает. Сердце продолжает толчками качать кровь, еще не понимая, что его работа закончена.
Где-то на задворках сознания мечется мысль, что все это временно. Я знаю, с ней все будет в порядке, а это не более чем способ избежать дополнительных трудностей. Но все равно держу ее, трясу, кричу, как будто смогу заставить ее очнуться. Понимаю: она была права. Я бы не смог причинить ей боль. Не понимал я только одного – что она может причинить боль мне.

Позади раздается стон, возвращая меня к реальности. Охранник начинает шевелиться, пытается открыть глаза, но я не оставляю ему шансов прийти в себя окончательно. Бью его с ноги по башке, чтобы опять вырубить. Мне остается только надеяться, что он на самом деле такой профессионал, как считает Саманта. Ни к чему мне, чтобы вся полиция Санта-Моники бросилась на мои поиски.

Я слышу шаги копов на лестнице, вижу, как поднимается лифт.
Бегу к заднему окну, которое выходит на переулок внизу. Это ведь не такая плохая идея, верно? Может, все будет не так хреново, как мне кажется. Мне и раньше приходилось выскакивать из окон. Разве что не с восьмого этажа.

Копы выламывают дверь. Я перепрыгиваю через подоконник и целую секунду сожалею о том, что сделал, перед тем как рухнуть на крышу «вольво». Ноги крошатся. Рикошетом меня сбрасывает на асфальт, о который я обдираю лицо. Хрустят кости, рвется кожа. Заползаю за мусорный бак и жду несколько секунд, пока ноги не восстановятся настолько, чтобы я мог уковылять отсюда.

Бросаю последний взгляд на окна Саманты. Интересно, увижу ли я ее снова? И если да, то как это будет?

__________

- Ты как? – Габриэла заглядывает в комнату, прислонившись к дверному косяку. У нее глаза, как с похмелья. Она сутулится, будто измучена неизлечимой болячкой.
- Я как? Дариус сказал, ты всю ночь будешь в отключке.

Она машет рукой, будто я чушь спорол:
- Да что он знает? Он всего лишь демон. А ты так и не ответил на вопрос.

Я успел принять душ, переоделся в какое-то шмотье, оставшееся от одного из ее вампиров.
Видимо, Габриэле меня жалко. Я курю вторую сигарету, а она даже не пыталась помешать мне прикурить.
- Да как-то… не знаю, чувствую себя идиотом.

Рассказываю ей о том, что случилось у Саманты. В нужных местах она издает сочувственные звуки. А что? Молодец. Если забыть о власти, которой она обладает, могу понять, почему люди к ней тянутся.

- Ты доверял ей, да? – спрашивает она.
- Нечасто такое случается. И вряд ли скоро повторится.
- Доверять не так уж страшно. Я тебе доверилась. И ты не подкачал.
- Да брось. В этой игре ты моя самая высокая карта. К тому же ты сама справилась на ура.

Габриэла переступает порог, садится радом со мной на кровать.
- Нет, без тебя бы не справилась. Ты дал мне якорь. Что-то такое, к чему надо вернуться. Остаться в мире мертвых – не самая веселая перспективка.

И это она говорит мужику без пульса.
- Не я тебя вернул.

Она застывает, хочет что-то сказать, но передумывает:
- Ага, наверное, ты прав. – Хлопает меня по ноге и встает. – Завязываем с этим эмовским дерьмом. Нам пора искать камень.

- У меня кончились идеи. Единственная моя зацепка сейчас пачкает кровью и мозгами служебный фургон морга. Честное слово, я благодарен за все, что ты делаешь, но камня нам не видать. Очень скоро Джаветти сделает то, что задумал, и все будет кончено. Я больше не буду доставлять тебе неприятности. Наверное, мне лучше найти какую-нибудь нору и дождаться финала там.

Я думал об этом с тех пор, как вернулся сюда. Серьезно, на кой париться? Джаветти использует камень, и я расслоюсь, как казенный сыр.

- Господи, ты как девчонка! – говорит Габриэла. – Подобрался так близко и теперь просто сложишь ручки?
- Ты знаешь, где Джаветти? Я лично уже задолбался его искать. Пусть делает, что хочет, мать его. Это одним махом решит все мои проблемы. В данный момент я всего лишь хочу, чтобы все это закончилось.

- Где он, я не знаю, но знаю того, кто может дать подсказку.

__________

Понятия не имею, почему мы не подумали об этом раньше. Наверное, никто из нас просто не хотел платить.
- Начинаю думать, что пора нам пересмотреть условия сделки, - говорит Дариус, протирая тряпкой стойку.

До сих пор не знаю, есть ли здесь хоть что-то настоящее, но пойло идет отлично, а потому решаю, что в конце концов это неважно.
- Да ладно тебе, - отзывается Габриэла, - у нас договор.
- Который мы оба можем разорвать в любой момент, - пожимает огромными плечищами Дариус. – К тому же мне уже давненько кажется, что моя долька в нем маловата.

- Зачем мы только ввязываемся? – спрашиваю я. – Мы уже это проходили. Камень он найти не может. А если бы и мог, то не сказал бы нам, где он.
- Не стоит меня недооценивать, покойничек, - говорит демон. – Мне известно такое, что тебе и не снилось.
- Ага, я прям сразу все, черт тебя дери, понял. Ты знаешь, где камень, или нет?

Если верить Габриэле, после смерти Саманты заклинание, которое скрывало камень, должно испариться. Даже когда она вернется, все, что она сделала до смерти, исчезнет. Значит, сейчас Дариус, наверное, может определить, где находится камень.

- Конечно, знаю. Но это эксклюзивная информация. И мы тут не на пони спорим. Хочешь знать, где камень, – придется заплатить особую цену.
- Какую? – спрашивает Габриэла.
- Я хочу провести с тобой ночь, сладенькая моя, - отвечает он, ласково треплет ее по щеке и лыбится во все тридцать два.

И без того посеревшая Габриэла бледнеет еще больше.
- А что с остальным? – спрашивает она. – Если ты хочешь пересмотреть условия сделки, то новая цена, которую ты просишь, будет касаться и всего остального?

Пару секунд Дариус размышляет.
- Нет. Для остального условия те же.

- Не хочу вмешиваться в намечающийся роман, - говорю я, - но у нас все та же проблема. Сможешь ты точно ответить или нет?
- А то ты в прошлый раз не понял. Но теперь все будет легче легкого. – Он поднимает вверх три пальца в скаутском салюте. – Честное скаутское.

Похоже, Габриэла всерьез раздумывает над предложением.
- Идет, - наконец говорит она и протягивает руку. – Когда я спрошу, где камень, а ты мне ответишь, получишь меня на одну ночь. Никаких грубостей. Ничего болезненного. На остальные вопросы цена остается прежней.

- Минуточку! – вписываюсь я. – Я не согласен.
Габриэла поднимает другую руку, чтобы меня заткнуть.

- Не тебе решать, - говорит Дариус. Клянусь, он уже пускает слюни.
- Так как? Заключаем сделку?

Ладонь Габриэлы исчезает в пятерне Дариуса. Он так пожимает ей руку, будто выкачивает воду из колодца. Раздается какой-то звук, которого на самом деле я не слышу. Похоже на щелчок, но это только для сравнения. Таких звуков не существует в природе.

- Не переживай, - подмигивает мне демон, - я буду нежным. А теперь спрашивайте.
- Где Джаветти будет проводить свой ритуал? – спрашивает Габриэла.

- Ах ты сучка! – недоуменно моргая, говорит Дариус. Его голос пропитан восхищением.
- Так-так, что сейчас произошло? – интересуюсь я.

- Я не говорила, что хочу знать, где камень, - объясняет Габриэла, – и не собиралась об этом спрашивать. А он должен выполнять правила. Теперь вываливай. Где Джаветти?
Дариус разражается хохотом, от которого трясется вся комната.

- Видишь? – говорит он мне. – Вот почему она мне нравится. Напоминает о девушке из Персии, с которой я когда-то был знаком. – Он откашливается, хрустит шеей, закатывает глаза. Целое, мать его, шоу. – Он на автосвалке, - говорит наконец Дариус вкрадчивым, как у ярмарочной гадалки, голосом.

- На автосвалке? – переспрашивает Габриэла. – На какой еще автосвалке?
- «База металлолома Маккея», - отвечаю я. Господи Иисусе. А Саманта справилась на ура. Практически вручила Джаветти камень с книгой, да еще и местечко обеспечила, где он сможет подвести себя под монастырь. – Это недалеко. У реки. – По-быстрому рассказываю Габриэле, как узнал о свалке.

- Ясно, - говорит она. – Тогда двинем туда и…

Комната содрогается, как будто в нее въехал автобус.
У меня кишки в узел завязываются, по рукам течет жидкий огонь. Я уже привык не испытывать боли, поэтому, вконец офонарев, падаю на колени. Так же внезапно, как и появилась, боль проходит.

- Какого хрена?
- Временное отключение, - говорит Габриэла. – Он приступил.
- Отключение?
- Камень подключается к местным источникам, - объясняет Дариус. Его явно все это не радует. – Тянет из них силу. Много силы. Вам пора идти. Сейчас же.

Чувствую себя так же паршиво, как когда начинаю разлагаться. Только голода нет. Смотрю на руки. Они на глазах ссыхаются. Становятся серыми. Сквозь кожу проступают темные пятна.

Бар опять сотрясается, и во мне взрывается ослепительная вспышка боли. Габриэла изо всех сил тащит меня к двери.
Дариус покрыт потом.
- Еще одна такая встряска, и я не знаю, смогу ли удержать дверь открытой, - говорит он. Внешне он абсолютно спокоен, но что-то в его голосе заставляет меня нервничать.

- Это место ненастоящее, - говорит Габриэла в ответ на мой вопросительный взгляд. Она подталкивает меня вперед, а я с трудом стою на ногах. – Оно существует независимо от местного источника, чего не скажешь о двери. Дариус пользуется силой из источника, чтобы дверь вела в «Эджвуд». Еще один мощный перепад энергии, и дверь закроется. А мы застрянем здесь.

- А если она совсем исчезнет? – Голос у меня скрипит и сипит, как будто в нем повсюду дыры.
- Бару конец, - отвечает Дариус. – То есть он по-прежнему будет здесь, но выглядеть будет иначе. Обстановочка станет… не такой приятной.

- А ты? – спрашиваю его я.
- Со мной все будет путем. Это место создано ради ваших интересов, а не ради моих. Советую поторопиться.

Один за другим начинают исчезать посетители – плоды гиперактивного воображения Дариуса. Испаряется танцовщица. За ней другая. Потом целые группы людей. Стихает музыка – инструмент за инструментом, когда фантомные джазисты растворяются в воздухе прямо на сцене. Все равно что наблюдать за попкорном, только наоборот. Стены мерцают, становятся размытыми.

Мы бежим к выходу. На полпути у меня немеет левая нога. До самой двери волочу ее по полу. Габриэла распахивает дверь. По ту сторону – вестибюль «Эджвуда», но он мигает, как хреновые титры в фильмах с Чаплином.

- Твою мать, - бормочет Габриэла.
- Все так плохо?
- Очень.

Я почти чую запах перегретых шестеренок у нее в голове, пока она думает, оценивает шансы, просчитывает варианты. Внезапно ею овладевает стремное спокойствие.
- Если я переступлю порог, когда погаснет свет, - говорит она, - то в живых мне уже не бывать.

Мигание усиливается, темные интервалы теперь заметно длиннее.
- То есть мы застряли?

У меня со лба медленно сползает на пол полоска кожи.
- «Мы» – это перебор, - говорит Габриэла. – Ты и так труп.
- Нет. Ты здесь не останешься. Тебе нельзя. Должен быть другой способ отсюда выбраться. Дариус говорил, что…

- Дариус чересчур все упрощает. Приятного, конечно, будет мало, но я не умру, если буду здесь, когда погаснет свет.
- Ты уверена? Точно знаешь, что произойдет, когда тут все вырубится?

Она оглядывается на Дариуса. Тот моет рюмки. Насвистывает себе под нос. Из кожи вон лезет, чтобы выглядеть спокойным. Но никого из нас ему не обдурить. Рюмки испаряются, как только он ставит их на стойку.

- Нет, - отвечает Габриэла. – Зато я точно знаю, что умру, если сейчас пройду через дверь. – Она старается держаться, но я по глазам вижу, что ей страшно.
- Если я доберусь до Джаветти до того, как иссякнет вся сила…

- То бар и дверь – все вернется. Надеюсь, я тоже.
- Я его остановлю. И вытащу тебя отсюда.

- Я знаю. Я бы поцеловала тебя на удачу, но ты какой-то зеленоватый.
- Бывает.
- Ладно, не буду тебя за это винить. Иди давай. А то я сама тебя за порог вытолкаю.

Тянуть резину некогда, поэтому я просто делаю шаг. В ушах ревет. Мне холодно и жарко одновременно. В глазах темнеет.
Когда зрение возвращается, дверь остается позади. Шмотье на мне чуток дымится. Вестибюль притона ни капельки не изменился. Оглядываюсь на дверь.

Но ее уже нет.

(1) Пиньята (исп. Piñata) — мексиканская по происхождению полая игрушка крупных размеров, изготовленная из папье-маше или лёгкой обёрточной бумаги с орнаментом и украшениями. Наполняется различными угощениями или сюрпризами для детей (конфеты, хлопушки, игрушки, конфетти, орехи и т. п.).
_________________

Столько событий. Хочется порадоваться, что угадала о желаниях Фрэнка по оживлению брата, а не могу. Полицейский поплатился жестоко своей жизнью потому, что сильно любил своего родственника и решил обмануть смерть, и страшно поплатился за свою самонадеянность.
Габриэла - золотой человек, сколько рискует и взвалила на себя почти, что непосильную ношу.
Саманта Джаветти, как оказывается легко любовь переходит в ненависть. Когда она сошла с ума, после своей физической смерти и предательства любимого? Вряд-ли. Мне кажется, она знала с кем живет и была давно социопатом, но ее это устраивало до тех пор, пока ее не предали и тогда она слетела с катушек.
Дело приближается к развязке. Много всего держится на этом камне, поскорее Джо добрался бы до Сандро и разобрался с ним, не погибнув при этом.

Девочки, дорогие, спасибо Вам за удивительные перевод и редактуру, ошеломительную скорость выкладки.
_________________

Че ж ее-то? Она ж говорила, что не выбирала такую судьбу. Да и как могла, когда ей 8 лет изначально было)).

Точно. Она ваще удивительная.
____________

Щас я поднапрягусь и до финала доберусь)).
_________________

 » Глава 28

Дорога на автосвалку – настоящее испытание. Я быстро разлагаюсь. Быстрее, чем раньше. С рук сползает кожа, заливая руль густой кровью. Сухожилия в левой ноге порвались к чертовой матери, и мне приходится выжимать сцепление болтающейся ступней. С тем же успехом это могла бы быть культя.

Если бы не ввалился нос, меня бы, наверное, напрягала вонь. Но носа уже нет, и я с трудом давлю желание хоть одним глазком глянуть на себя в зеркало заднего вида.
Надо было в первый же день себя забальзамировать.

По пути через центр города к реке я вижу, что не одному мне хреново. Там какой-то небольшой бунт, копов пруд пруди. На ум приходит мысль, что бездомные вампиры Габриэлы слетели с нарезки. А может, и шизофреники из нормальных. Черт их разберет.

Все, наверное, думают, что толпу наркош со Скид-роу снабдили дерьмовым героином. Однако среди остальных я, кажется, узнаю женщину, которую Габриэла отдала Дариусу в качестве оплаты. Она визжит, будто ей волосы на лобке подожгли. Короче говоря, вносит свою лепту в царящий шум и хаос. Сразу три копа прыгают на нее, но она швыряет их в уличный фонарь так легко, словно простыню сбросила.

Я проезжаю мимо как раз в тот момент, когда копы набрасываются на нее с тазерами. Сейчас помочь ей я ничем не могу.
Включаю радиостанцию с новостями. Дерьмо творится не только здесь. Ведущий говорит о разных районах. Город сошел с ума, и никто к такому не был готов.
Если Габриэла с Дариусом правы, скоро все закончится. Так или иначе.

Проезжаю еще квартал, и начинается дождь. У нас самый разгар засухи. Полгода ни капельки, и вот пожалуйста. Поначалу это всего лишь морось, которую дождем можно назвать только потому, что она мокрая и капает с неба. Но очень скоро все становится намного хуже.

Приходится сбросить скорость, потому что накопившаяся за много месяцев на дорогах маслянистая муть поднимается от воды и превращается в скользкую пленку. Если больше ничего не попадет в новости, то уж этот феномен – однозначно. Дожди у нас идут так же часто, как у некоторых появляются кровавые реки. Ливень в Лос-Анджелесе – самый настоящий признак приближающегося апокалипсиса.

Когда я подъезжаю к «Базе металлолома Маккея», льет как из ведра. Таких дождей в Лос-Анджелесе не бывает. Такие дожди бывают только зимой в Сиэтле.
Разбрызгивая колесами свежие лужи, въезжаю на покрытый щебнем участок. Здесь всего три машины: F-150, «королла» и «мерседес», который выглядит так, будто его пригнали сюда прямиком из автосалона.
Тачка Дэнни. Интересно, не в багажнике ли он.

Кишки опять скручивает в узел. Сейчас приступы чаще. Кожи на правом мизинце уже нет, только кость торчит. Если я в ближайшее время ничего не сделаю, от меня ни хрена не останется.

Ковыляю через ворота, подволакивая левую ногу. Крепко держу «Глок». Задачка все сложнее и сложнее, учитывая, что я постоянно теряю кожу и мышцы.
Бреду мимо рядов мертвых машин и раскуроченных движков, прислушиваюсь, пытаюсь уловить хоть какие-то признаки присутствия Джаветти. Что для меня, мягко говоря, дело нелегкое. На правое ухо я напрочь оглох, поле зрения сузилось, сквозь плотные потоки дождя вообще мало что видно. Как будто смотрю на мир через объектив «рыбий глаз».

За спиной раздается рычание. Я резко разворачиваюсь, едва не потеряв равновесие. Одной рукой держусь за крыло ближайшей тачки, во второй крепко сжимаю пистолет. На меня во все глаза пялится мастифф Джаветти.

Здоровенная махина. Дождь стекает по спине псины, капает с челюстей. Собака размером с долбаную лошадь. А такими зубами можно легко машину пополам перекусить.
Но внимание мое привлекает вовсе не собака.

- Это ты, Джо? – спрашивает Дэнни.
Шляпа съехала с лысой башки на затылок, куртка промокла насквозь. Напуганным он мне не кажется. Скорее немного нервничает, но не так сильно, как стоило бы рядом с нависающей над ним псиной. Он светит на меня фонариком, и его мозг наконец-то осознает то, что говорят ему глаза. На роже Дэнни отражается заметный, как клоунский грим, ужас.

- Ага, я. – Мой голос звучит так, будто проходит сквозь терку для сыра. Интересно, сколько еще я смогу говорить. – Что ты здесь делаешь, Дэнни?

Его не должно здесь быть. Он уже должен быть мертв или сидеть в какой-нибудь норе в другом городе. Но точно не торчать здесь нянькой при мастиффе Джаветти.
- Он предложил мне сделку, - неуверенно отвечает Дэнни. – Он…
- Подарит тебе вечную жизнь? – заканчиваю за него я. – Знаю я его сделки. На меня посмотри. Вот что ты получишь. Никогда не считал тебя идиотом, Дэнни. Думал, тебе хватит ума слинять в Мексику, пока Джаветти и толпа хрен знает кого сидит у тебя на хвосте. Выходит, история, которую ты мне по телефону рассказал, первостатейная брехня?

- Нет, - дрожащим голосом говорит он. – Он и правда содрал с Бруно лицо. А потом выловил меня рядом с больницей. Рассказал о камне и о том, что с ним можно сделать. Что он сделал с тобой. – На этом Дэнни замолкает.

Я раскидываю руки, медленно поворачиваюсь, хромая, вокруг своей оси, чтобы он успел хорошенько меня рассмотреть.
- Круто, скажи? Гарантирую, с таким видком на тебя барышни гроздьями будут вешаться. Ну же, Дэнни, не ведись на это дерьмо. Посмотри на меня. Вот что он предлагает. Вот как он понимает бессмертие.

Дэнни трясет башкой:
- Он мне все о тебе рассказал. И о том, что с тобой произошло. Сказал, что облажался, но на этот раз ошибок не будет. Он рассказывал мне, как ты его подставил и упек в морг. А я помог ему добыть камень. Я буду жить вечно.

Меня разбирает смех, который тут же превращается во влажный сиплый кашель. Звук такой, будто едешь по крутому спуску на фиговых тормозах.
- Да ладно тебе. Можно подумать, ты не знаешь, когда тебе мозги пудрят. Ты для чего-то ему нужен. Иначе он бы выбросил тебя, как мусор, едва заполучил камень.

- Не слушай его, сынок, - говорит Джаветти, выходя из-за горы спрессованных машин. – Посмотри на него. Его можно только пожалеть.
Однако Дэнни уже сомневается. По глазам вижу. Его не так-то просто наколоть. Он самовлюбленный ублюдок, немного тормознутый, но точно не дурак. Я почти слышу, как скрипят шарики и ролики у него в черепе.

Джаветти это тоже замечает. Подходит к Дэнни со спины и по-братски хлопает по плечу.
- Я всегда держу слово. Ты будешь жить вечно, - говорит он и всаживает Дэнни в спину здоровенный нож.

Лезвие проходит насквозь. Острие торчит из груди. Дэнни наклоняется вперед, стараясь не упасть, хватается за лезвие.
- Ох уж эти детки, - говорит Джаветти и выдергивает нож. Вытирает кровь с лезвия о промокшую куртку Дэнни.
Дэнни падает на землю. Он все еще жив, но, видимо, ненадолго.

- Даже не знаю, кто из вас бесит меня больше, - говорю я. – Ты, потому что ты редкостная мразь, или он, потому что он конченый идиот.
- Минуточку, я дал ему слово. Он будет жить вечно. Более или менее. Так сказать, во мне. – Джаветти приседает рядом с Дэнни. – Прости, сынок. Надо был тебе сказать. Видишь ли, я стар. Только посмотри на меня. А ты симпатичный и молодой. Мне бы не помешала чуточка молодости. Так что я заберу твою. Без обид?

Дэнни пытается стукнуть Джаветти и начинает с бульканьем орать. Джаветти пинает его по башке, чтобы заткнуть.
- Не выйдет, - говорю я.
- С чего вдруг? Потому что книжка Сэм – дерьмо собачье? – Не знаю, осталось ли от моего лица достаточно, чтобы на нем отразилось все мое удивление, но Джаветти, похоже, все равно замечает. – Что? Думал, я не в курсе? Да ладно! Сучка пыталась меня убить полтысячелетия. По-твоему, я стал бы ей теперь доверять? Ну уж нет. На этот раз все будет, как надо.

Он отворачивается и уходит, не обращая на меня ни малейшего внимания. Будто я всего лишь незначительное неудобство. Ага, удачи. У этого неудобства с собой большая, мать ее, пушка.
Я стреляю, но с прицелом охренеть какая беда: пуля проделывают дырку в радиаторе на добрых три метра выше башки Джаветти.

Псина припадает к земле, готовая в любой момент броситься на меня, но Джаветти останавливает ее взмахом руки.
- Господи, а ты все никак не уймешься. Нет у меня времени на это дерьмо.

Он вытаскивает из кармана камень. Камень сияет, будто полыхает огнем. Сквозь его блеск я едва вижу Джаветти. С трудом отрываю от камня взгляд, прицеливаюсь заново.
Но нажать на спусковой крючок не могу. Руку как будто парализовало. От любого усилия она трясется, словно у меня болезнь Паркинсона в запущенном виде.
Джаветти выдергивает у меня из пальцев пушку, мигом разбирает ее и бросает на землю прямо мне под ноги.

- Хреново, согласись? – говорит он. – Решение так близко, но совершенно недосягаемо. – Снова отворачивается и уходит. – Бруно, - говорит он собаке, - взять его.
Мастифф тут же исполняет приказ. Я не могу пошевелиться. Псина клацает челюстями, хватает меня и швыряет на кучу «вольво». Части разобранной пушки елозят подо мной по земле. Слышу, как хрустят кости. Левая рука ломается в плече.
И на этот раз мне больно.

Джаветти смотрит, как собака пару раз бросает меня туда-сюда, и наконец решает оставить питомца поиграть с едой наедине. Если он что и говорит, то из-за дождя и звона в ушах я ничего не слышу. К тому же, кажется, уши мне уже откусили.

Псина швыряет меня, как летающую тарелку. Я врезаюсь то в груду прогнивших тачек, то в разобранные грузовики. Боль настолько сильная, что я почти онемел с ног до головы.
Хорошо бы потерять сознание, но лучшее, на что я могу надеяться, - это что собака в конце концов откусит мне полчерепа и все закончится.

Я падаю в открытую камеру пресса-компактора, того самого, в котором перемолол охранников со свалки. Моя и так бесполезная левая нога скручивается в бублик. Не думая, хватаюсь оставшейся рукой за край, чтобы не упасть на дно камеры. Едва держусь.

Но все-таки держусь. Что бы там ни учудил со мной Джаветти, похоже, оно проходит. Мне удается перевернуться, покрепче ухватиться за край онемевшими пальцами. Сантиметр за сантиметром я подтягиваюсь все выше и выше. Чувствую себя так, будто меня по самые помидоры накачали новокаином. В конце концов, дико дернувшись вверх, я вываливаюсь наружу.

Впрочем, непонятно, на кой черт. Я лежу на узком выступе пресса. С одной стороны в пяти метрах подо мной земля, с другой – зияющая пасть камеры. Я бы выбрал землю, но из-за рычания мастиффа внизу этот вариант мне особенно привлекательным не кажется.

Перед глазами проносится черное пятно – собака прыгает на выступ повыше и смотрит на меня сверху вниз. Она стоит на шатающейся башне подъемника. Один прыжок, быстрый щелчок зубами, и всему конец. Если повезет.

Вот только я еще потрепыхаюсь. Псина прыгает со своего места. Из последних сил я подвигаюсь влево и падаю на щебенку рядом с прессом.
С грохотом, с которым не сравнится даже столкновение поездов, мастифф падает на дно камеры. Оглушительно воет, пытается выбраться, но ухватиться там практически не за что. Может быть, если будет достаточно времени, он все-таки сумеет выбраться.

Что ж, я ему такую возможность дарить не собираюсь. Ползу к контрольной панели. Медленно, но уверенно к разбитым конечностям возвращается сила. Сильно напоминает о том, что со мной было прошлой ночью. Только в этот раз мяса побольше.

Всем весом наваливаюсь на кнопку «ВКЛ.», и машина, вздрогнув, оживает. Из-за воя чудовищной собаки еле слышен скрежет металлических створок. Завывание превращается в скулеж, а потом и вовсе в тонкий писк, который никак не ожидаешь услышать от существа таких размеров.
Через несколько секунд остается только механический гул, под который из псины делается фарш.

Отползаю от пресса, оставляя за собой след из мяса и раздробленных костей. С каждым сантиметром все больше забываю, кто я. В упор не помню, куда делись ноги.
Время ползет. Секунды тянутся часами. Может, днями. Точно не знаю. Каждое мгновение превращается в бессмысленную вечность. Мгновения накапливаются. Неизбежность медленно размывает реальность, как волны – прибрежный песок. В какой-то момент секунды нагоняют друг друга, и время возвращается как обухом по башке.

До сих пор ночь. Светит луна – тонкий белый полумесяц на синем фоне потемневшего неба.
Я все еще существую. По большому счету от меня остались только соединенные хрящами кости. У меня нет руки, обеих ног, больше половины лица. Но я все еще здесь. Сквозь прогнившие дыры вижу сухожилия в оставшейся руке.

Чувствую, что камень где-то поблизости. Как та единственная девушка, которой ты без разговоров отдашь все. И ты знаешь это с той самой секунды, как она заходит в комнату. К ней ты будешь ползти даже по битому стеклу, обдирая руки и ноги.

Я ползу.

На это уходит тысяча вечностей. Каждый метр как два километра.
Коридоры сожженных кузовов и смятого барахла заканчиваются полем покореженного металла. Тачки сложены высокими кучами, прямо как деревья. С крыла «студебекера» вниз головой свисает Дэнни. Он подвешен за одну ногу, другая обернута вокруг первой. Смахивает на перевернутую «4». Думаю, он все еще жив. Правда, вряд ли это надолго.

Как зачарованный, смотрю на происходящее. Дэнни на глазах стареет. У него отрастают ногти на руках, шкура ссыхается, покрывается морщинами. Он съеживается, когда искривляется позвоночник. С каждой секундой из него вытекает молодость.

Под ним на крыше ржавого «вольво», раскинув руки и ноги, валяется Джаветти. На него капают остатки крови Дэнни. То есть на камень, который лежит у него на лбу. И с каждой каплей Джаветти становится моложе.

Блеск камня привлекает мое внимание. Я могу его забрать. Надо только подтянуться, и он мой. Он меня исцелит, вытащит из фильма ужасов, в который я превратился. Я ползу вперед, но останавливаюсь, когда наступает момент просветления. С течением времени таких моментов все меньше и меньше.

Если я возьму камень, Джаветти легко его отберет, а я вернусь туда, откуда начал. От меня практически ничего не осталось. Голые кости, едва склеенные друг с другом остатками хрящей. На щебенке позади меня – след из кишок и крови, как от какого-то здоровенного слизняка. Шкура давно превратилась в гнилую слизь. Сознание постепенно тает, будто кто-то распускает дешевый свитер.

И все же я помню, что говорил Дариус о том, как убить Джаветти. Скорее всего мало просто забрать камень.
Беру с земли кусок ржавого металла. Он длинный и острый, сойдет за заточку. Забираюсь на «вольво», смотрю на подвешенного Дэнни. У него на горле разрез, как второй окровавленный рот. Лицо залито дождем и вытекающей кровью. Мы смотрим друг на друга. Одним взглядом он умоляет меня убить его. Всему свое время, чувак. У меня есть дела поважнее.

Залезаю на Джаветти, прижимаю к его горлу заточку. Я бы сказал что-нибудь остроумное, но язык недавно отвалился.
Закрываю глаза, умоляю больного на всю голову ублюдка-извращенца, который, может быть, сидит на небесах, чтобы это сработало. Загоняю заточку в глотку Джаветти и забираю у него со лба камень.

Результат мгновенный. Камень вспыхивает ярко-фиолетовым светом, и я тут же чувствую, как появляется новая кожа, отрастают заново кости, соединяются друг с другом мышцы. Гнилую плоть смывает дождем.

Подо мной орет и мечется Джаветти. Вытаскиваю из него заточку и бью, бью, бью. Делаю в нем уйму рваных дыр. Он пытается до меня дотянуться, но я становлюсь сильнее, а он – слабее.

В конце концов загоняю заточку ему в грудь и делаю глубокий длинный разрез. Сую туда руки, разворачиваю грудину. Выбрасываю ошметки мяса и обломки костей. Наклоняюсь к огромной дыре у него в груди и, забыв обо всем на свете, устраиваю себе пир.

_________________

Суицид, что ли?)) Так ее убивали тыщщу раз)). А до появления Джо - особенного такого, "как рок-звезда")) - вариантов вроде как и не было. Она же все перепробовала.

Она и помогла, только по-своему)).
_________________

Особенно если постоянно убивают и измываются. История Саманты, по-моему, самая жуткая во всей книге.

Так она и пыталась)). Говорила же о мужьях, любовниках. Поначалу, возможно, это и было по какой-то необходимости, скажем, из разряда "надо вписаться", но со временем наверняка стало попытками как раз радоваться жизни.
_________________

 » Глава 29

Я переворачиваюсь в луже крови, смотрю на солнце, сияющее в кристально-чистом голубом небе. В жизни не видел рассвета красивее. В руке чувствую пульсирующую тяжесть камня.

Не знаю, сколько пробыл в отключке. Но времени хватило, чтобы все отросло. Ноги, рука. Проверяю рот. Ага, даже язык. Пробую сделать вдох, наполняю легкие воздухом и жду, когда придет привычное удовольствие, которое скажет мне, что все в порядке, а всякий бред мне просто-напросто приснился.

Но дышать – все равно что надувать воздушный шарик. Я по-прежнему труп.

Поднимаюсь на ноги. Шмотье изодрано. В том числе штаны. Смахивают на фигово обрезанные шорты из семидесятых. Я частично покрыт густой слизью, похожей на ту, что была на мне после стычки с охранниками и доберманом. Мало того, воняю, как гребаная скотобойня в разгар лета.

Там, где должен быть Джаветти, – на крыше «вольво» подо мной, – только кости и ошметки мяса. А я-то думал, что перегнул палку с Нейманом. От Джаветти вообще мало что осталось.

Впрочем, может, ему и этого будет достаточно. Собираю кости в металлическую бочку, поливаю бензином, поджигаю. Даю им хорошенько прожариться.
В офисе нахожу старый рабочий комбинезон и напяливаю вместо рваного шмотья. Сидит не очень, но даже так лучше, чем разгуливать по городу в коротеньких шортиках в облипку, насквозь пропитанных кровью.

Снимаю Дэнни со «студебекера». Его высохшее тело легкое, как у ребенка. Даже жалко ублюдка. Кладу его на землю и выхожу за ворота, чтобы пригнать его тачку. Паркуюсь в дальнем конце свалки и снимаю номерные знаки. Здесь машину никто не найдет, даже если станут искать. Никому не придет в голову явиться за ней сюда.

Легкая как перышко тушка Дэнни падает в камеру пресса. Туда же бросаю сотню-другую килограммов подвернувшегося под руку барахла. Все перемалывается в паштет.
Обугленные кости Джаветти ждет та же судьба. Но для начала я их ломаю на куски, как только могу. На это уходит какое-то время. Пропускаю его через пресс раз пять-шесть, каждый раз добавляю новую порцию железяк. Что бы ни осталось от Джаветти, оно превратилось в прослойки между остатками сломанных фар и радиаторных решеток. Если бы мог, я б еще и поссал сверху.

Если это не заставит его навсегда подохнуть, тогда уж и не знаю, что еще можно сделать.

__________

До центра города я добираюсь быстро. На дорогах пусто. Сейчас девять утра, и машин должно быть – не протолкнуться. Вчера случилось нечто колоссальное, и, похоже, городу об этом известно. Промчалась настоящая буря, оставив после себя какое-то хрупкое ощущение. Как будто, если тщательно присмотреться, мнимое спокойствие лопнет, как мыльный пузырь. Интересно, сколько людей почувствовало, что произошло. И сколько из них знает, что это было на самом деле.

Я съезжаю с шоссе и несколько раз сворачиваю на боковые улочки, чтобы добраться до «Эджвуда». Из полицейской желтой ленты натворили целую паутину. Повсюду ее поддерживают официального вида подпорки.

Радиорепортажи рисуют картину кратковременного, но мощного всплеска безумия. Окончательное количество жертв пока неизвестно. Похоже, волна бунтов распространилась от Пасадены до Сан-Педро. Грабежи, поджоги, убийства. В целом, ничего нового.

Рассказывают историю о каких-то парнях, одетых, как наемники, которые вихрем промчались по Гриффит-парку и поубивали лошадей в центре верховой езды. В Санта-Монике толпа бомжей убила полдюжины людей на Променаде и пыталась их съесть.

А потом все внезапно прекратилось.

Даже не знаю, что чувствую по этому поводу. Это ведь я положил всему конец. Выходит, я теперь герой? Спас положение? Прихожу к выводу, что герой из меня откровенно хреновый, и выключаю радио.

В притоне-отеле Габриэлы вижу, что бар снова здесь. Обитая красной кожей дверь так же не лепится к месту, как и раньше.

- С возвращением, покойничек, - говорит Дариус, как только я вхожу в бар. Перед ним на стойке высокий бокал с «Кровавой Мэри», посередине торчит одинокий стебель сельдерея. – Дракона убил, прекрасную деву спас. Есть, что обмыть.

Группа на сцене играет что-то из Гленна Миллера (1). Фантомные танцоры медленно кружат между столиками.

- Что это? – По запаху на «Кровавую Мэри» не очень-то похоже.
- В основном сок, - отвечает Дариус. – Немножко табаско. Чуточка перца. Капелька другой фигни.

Другой фигни, значит.
- Это меня и беспокоит.

Он смеется:
- Это подарок. Габриэле удалось договориться с парнишкой из медцентра Южно-калифорнийского университета по поводу поставки сердец. Она надеялась обрадовать тебя раньше, но парнишка никак не мог прислать первую партию до сегодняшнего дня. Так что пей, и все заботы улетучатся.

Я смотрю на бокал. Думаю.
- Где она, кстати? – Полагаю, с ней все в порядке, иначе чувак за вахтерским столом что-нибудь бы сказал.

- Хлопочет над своими подопечными. Этим утром многим нужна помощь. У них, так сказать, похмелье тысячелетия. А Габриэла пытается все уладить. Ну так как? Примешь на грудь подарочек от нашей любезной Брухи?
- Нет, - говорю я. – Я свою часть сделки не выполнил. Она ничего мне не должна, потому что камень я не принес.

- Ах, - вздыхает Дариус. – А знаешь, сделки – очень забавные штуковины. Нужно обращать внимание на формулировки. Например, она предлагала тебе найти способ не разлагаться без необходимости поедать сердца. – Он тычет пальцем в коктейль. – А это, друг мой, сделано из человеческих сердец. Она свою часть сделки тоже не выполнила. Хотя, похоже, тебе это вовсе и не нужно. – Он наклоняется через стойку, подмигивает и хлопает меня по груди.

По опыту знаю, что сейф – это всего лишь сейф. Перед тем как уехать с автосвалки, я каким-то обломком продрал дыру у себя в груди и засунул камень прямо под ребра. Там ему тепло и уютно, а я чувствую себя намного лучше, чем за все то время, что хожу трупом.

- Может быть, нам с тобой стоит это обсудить, - говорю я.
- Может быть. Чтоб ты знал, эта штука внутри тебя не очень-то надежно скрыта от чужих глаз. С другой стороны, мало кто из нас может ее увидеть. В общем, у меня есть для тебя предложение. Изволишь выслушать?

- Я весь внимание.
- Я никому не говорю о твоем, м-мм, внутреннем украшеньице. Но, видишь ли, так может статься, что мне все-таки захочется. А когда этот день наступит, единственное, что может заставить меня держать мой дурацкий язык за зубами, - это некий стимул. Ну, скажем, какая-то услуга. Сечешь, о чем я, покойничек?

- Стараюсь. Ты никому ничего не говоришь. Ни малейшего, мать его, намека. Никогда. А я тебе за это оказываю услугу. Ничего не пропустил?
- Нет-нет, все верно. Коротко и по сути. Так как? Договорились? – Он протягивает мне мясистую лапу.

И что тут, блин, такого? Ну серьезно? Ни к чему мне, чтобы кто-то знал, что камень торчит во мне. Даже Габриэла. От этого только проблем прибавится, которые мне на хрен не нужны.

Ну, сделаю я какую-то работу для Дариуса. Я всю жизнь на кого-то работаю.
- Договорились.

Мы пожимаем друг другу руки, и опять я слышу тот самый несуществующий звук, который скрепляет сделку.

- Наверное, тебе все же стоит выпить коктейль. Подозрений меньше будет. Не хотелось бы говорить нашей юной мисс, что ты отказался от подарка. Вдруг еще что-нибудь заподозрит.
Дельная мысль. Я пью до дна. Неплохо.

Дариус подсовывает мне салфетку:
- У тебя кровавые усы.

Я вытираю физиономию.
- Спасибо. Наверное.

Несколько фантомных клиентов подходят к стойке, заказывают такси.
- Дружеский совет, - говорит Дариус, смешивая несуществующие коктейли для несуществующих посетителей. – Познакомься с публикой.
- С какой еще публикой?

- Ты знаешь, о ком я. Здесь целое сообщество таких, как ты, нравится тебе это или нет. Крови, конечно, побольше, но ничего такого, с чем ты не смог бы справиться. Теперь все по-другому. Передохни маленько. А потом вливайся в новый мир. Заодно посмотришь, как в него вписаться поудобнее.
- Чего мне будет стоить этот дружеский совет?
- Дружеский – значит, бесплатный. Бери, пока дают. Такое сплошь и рядом не случается. К тому же привязался я к тебе, покойничек. Буду рад время от времени с тобой пересекаться. Да и Габриэле помощь не помешает. Вампиры под кайфом и сомнительные уличные хулиганы не самое крепкое плечо для юной барышни.

Может быть, он прав. Я сиганул в кроличью нору, и, наверное, впервые Страна чудес не пытается меня убить. Лучше уж освоиться, чем потом разгребать все вслепую.
- Ну а ты? – спрашиваю я. – Ты же на нее работаешь. На кой ей я?

Дариус ржет:
- Ну надо же! Ты так и не понял, что к чему? Нет, нет и еще раз нет. Я работаю только на самого себя. А здесь я потому, что мне здесь нравится. Уютно и симпатично. К тому же Бруха не единственный игрок в городе. Я кую свое железо сразу в нескольких огнях. Как знать, куда занесет жизнь. – Он лезет под стойку, достает маленький конверт. Спереди витиеватым и до боли знакомым почерком написано мое имя. – Кстати о птичках, - говорит Дариус, – это от нашей общей знакомой, - и подсовывает мне конверт.

Открываю, вытаскиваю записку. Там написано: «Без вас у меня ничего бы не вышло. С любовью, Сэм».
Смотрю на бумажку. От нее едва уловимо пахнет духами. Так же пахла вчера Саманта, перед тем как застрелилась.

- Когда ты это получил?
- «Когда» – очень субъективное понятие. Да и к чему быть таким прямолинейным?
- Ладно, как это оказалось у тебя?

Я-то думал, что со всем разобрался. Саманта мертва, Джаветти наконец-то сгинул. А теперь я и не знаю, кто за кого играет.

Дариус ставит передо мной бокал чистого скотча и загадочно лыбится:
- Выпей еще, покойничек. Ты заслужил.

(1) Олтон Гленн Миллер (1904-1944) – американский тромбонист, аранжировщик, руководитель одного из лучших свинговых оркестров (конец 1930-х — начало 1940-х годов) — оркестра Гленна Миллера.
_________________