Нюрочек:
» Глава 17

Хотя почти все ночи я провожу в постели Челси, до утра у нее не остаюсь. Возвращаюсь домой раньше, чем проснутся дети. Мы обсудили – она не хочет путать племянников или подавать дурной пример. И вот однажды утром, после пробежки и душа, завязываю галстук, и тут на телефоне высвечивается имя Челси. Беру трубку.
– Дай-ка угадаю. Ты нашла такую няню, что Мэри Поппинс нервно курит в сторонке, и она согласилась забрать детей на всю неделю. Поэтому хочешь, чтобы я и мой твердый член немедленно летели к тебе домой?
Из динамика доносится гортанный смех.
– Чудесная, но всего лишь мечта. Звоню по другому поводу, намного более удивительному. Ты сидишь?
Любопытно. Сажусь на крышку унитаза.
– Сел. Что случилось?
– Послушай.
Слышится шорох – Челси вытягивает в сторону руку с телефоном. Издалека доносится ее голос:
– Риган, ты выучила новое слово?
Затем громко и звонко голосок Риган:
– Нет.
– Ты уверена?
– Нет.
– Риган, скажи «нет».
– Нет, нет, нет!
Когда у телефона вновь оказывается Челси, не могу удержаться от смеха. И меня охватывает нелепая гордость, от которой дрожат колени.
– Что ты на это скажешь? – счастливым голосом интересуется Челси.
– Думаю, среди нас завелся гений.

В начале апреля у Челси назначена встреча с Джанет в офисе социальной службы. Двоих младшеньких она взяла с собой, а я пораньше ушел с работы, чтобы быть дома, когда остальные вернутся из школы. Сижу на переднем дворе, когда на подъездной дорожке показываются близнецы. Даже издалека вижу у Рэймонда на скуле ярко-красный след от удара, свежий, но уже переходящий в синяк.
– Что с твоим лицом?
Стрельнув глазами в брата, переводит взгляд на меня:
– Упал с лестницы в школе. Ударился щекой о металлические перила.
Указываю на соседнее садовое кресло:
– Присядь.
Поднимаю с земли приличного размера камень и начинаю постукивать по коленям Рэймонда, наблюдая за реакцией.
Парнишка поправляет очки.
– Что ты делаешь?
– Проверяю твои рефлексы.
– Зачем?
– Затем, что тебе всего девять лет. А если человек не стар и не болен, он автоматически старается защитить при падении лицо и жизненно важные органы, выставляя руки вперед. Поэтому прежде чем обвинять во лжи, хочу убедиться, что у тебя нет опухоли мозга. – Еще раз пройдясь по коленям, кладу камень на кованый стол и смотрю ему в глаза. – Кажется, все в норме. Итак, кто тебя ударил?
Рори устраняется из разговора, отойдя на лужайку, и Рэймонд вздыхает.
– Не говори тете Челси.
– Почему?
– Потому что она позвонит директору, придется идти с ним на встречу, и всё станет только…
– Хуже, – киваю, ибо прекрасно всё понимаю.
– Да.
Наклоняюсь вперед, положив локти на колени.
– Тете я ничего говорить не буду, но мне ты все расскажешь. Прямо сейчас.
– Его зовут Джереми Шеридан. Он меня ненавидит.
– Спортсмен? – высказываю догадку. – Задирает тебя, чтобы покрасоваться перед друзьями?
– Нет, он тоже посещает уроки с углубленным изучением предметов. И вместе со мной состоит в Национальном обществе почета
(1). Спортом не занимается.
Ботан-задира? Что-то новенькое. Многое изменилось с тех пор, как я учился в школе.
– Но мой средний балл
(2) выше. И на тестах у меня всегда лучше результаты, поэтому он меня ненавидит, – уныло объясняет Рэймонд.
– Когда это началось?
Задумывается.
– В январе. Сначала были мелочи: то со шкафчиком что-нибудь сделает, то книги из рук выбьет, то подножку поставит. Но в последнее время стало хуже.
Медленно киваю, а внутри вскипает гнев, как бомба замедленного действия.
– И что ты делаешь, когда Джереми тебя достает?
Смущенно пожимает плечами.
– Стараюсь не попадаться ему на пути. Подумываю завалить экзамены. Не хотелось бы, но, может, он отвяжется от меня, если станет лучшим в классе.
В этот момент замечаю, что Рори все еще на лужайке и время от времени наклоняется к земле, держа в руке пластиковый пакет.
Прикладываю ладони ко рту:
– Что ты делаешь?
– Собираю какашки Итта, – кричит в ответ.
– Зачем?
– Чтобы положить в шкафчик Джереми Шеридана и поджечь.
Что ж… один из способов решения проблемы.
– Понятно, что ты хочешь как лучше, но сомневаюсь, что это хорошая идея. – Машу рукой. – Иди сюда.
У меня в голове другой план.
Оценивающе рассматриваю Рэймонда.
– Худоват… и слабоват.
– Ага, – вздыхает. – Знаю.
– Но если двигаться быстро, знать уязвимые места, остальное не так важно.
– Хочешь, чтобы я ударил Джереми?
– В следующий раз, когда он подойдет к тебе? Хочу, чтобы ты сломал его сраный нос. Гарантирую – после этого он будет держаться от тебя подальше.
Рэймонд опускает голову, обдумывая предложение.
– Папа всегда говорил, что насилие – не ответ.
– Верно. Но то самозащита, не насилие. Есть разница. Твой отец хотел бы, чтобы ты постоял за себя.
Кажется, с этим соображением Рэймонд согласен.
– Но… я не знаю, как правильно бить.
Опускаю руку ему на плечо:
– Зато я знаю.
Когда Челси возвращается домой, отвожу мальчишек в свой спортзал. Следующие два часа проводим, молотя грушу. Рори использует только одну руку, без гипса. Показываю Рэймонду, как целиться, как вкладывать вес тела в движение, как ударить, не сломав при этом большой палец. Когда выходим и садимся в машину, пацан выглядит явно бодрее, чем когда вернулся из школы.
Тут звонит мой телефон. Мониторинговая компания.
– Гребаный Милтон, – ругаюсь шепотом. – Где он? – рявкаю в трубку.
Мне называют адрес, и я разворачиваю машину.
– Держитесь, парни, нам придется немного отклониться от маршрута.
Через пятнадцать минут торможу перед особняком. Это не просто огромный дом, претендующий на звание особняка, а самый настоящий долбанный особняк. На лужайке то тут, то там тусят молодые люди чуть за двадцать, есть даже моложе, с сигаретами и красными пластиковыми стаканчиками в руках. На длинной подъездной дорожке беспорядочно припаркованы машины. Из ярко освещенных окон грохочет музыка. Вхожу в дом, Рори и Рэймонд следом.
– От меня ни на шаг, ребята.
У них глаза вылезают из орбит от удивления, когда мы проходим через комнаты с полуголыми женщинами, даже скорее девчонками. Кругом хохот и крики. Близнецы выворачивают шеи при виде парней в бейсбольных кепках и дорогущих джинсах, вдыхающих белый порошок со стеклянных столов. В коридоре на Рори обращает внимание хорошенькая блондинка в микроскопических джинсовых шортах и бюстгальтере.
Протягивает руку:
– Ты такой миленький.
Но я хватаю ее за запястье, не дав коснуться ребенка и пальцем.
– Где Милтон Брэдли? – спрашиваю тихо.
– Он в комнате для игры в карты. Там, дальше.
Выпускаю ее руку и направляюсь вглубь дома, убедившись, что мальчишки идут следом. Входим в игровой зал, и сквозь клубы сигаретного дыма вижу сидящего за круглым столом ушлепка собственной персоной. На лоб свисают светлые волосы. Перед молокососом высокий пивной стакан и стопка черных фишек.
Встречается со мной глазами.
– Вот дерьмо!
Вскакивает, готовый сделать ноги через застекленную дверь за спиной.
– Даже не думай, – предупреждаю. – Побежишь – еще больше выведешь меня из себя, и когда поймаю, будет намного хуже. А я поймаю.
Рори пытается быть полезным:
– Чувак, хоть он и старикашка, но чертовски быстрый.
Милтон сникает.
– Вечеринка закончилась, – маню его пальцем. – Пошли.
Близнецы устраиваются на заднем сиденье, а недоумок плюхается на пассажирское. Как только отъезжаем, начинает канючить:
– Я могу все объяснить.
– Что имело бы значение, если бы я хотел тебя выслушать. Мне плевать на твои оправдания.
Но Милтон все равно продолжает:
– Я праздновал! Я имею право быть счастливым – с меня сняли обвинения в хранении и распространении героина.
– Ни черта подобного, тупица! – ору на него. – Именно я подал петицию о снятии этих обвинений! Поправь меня, если ошибаюсь: это тебе пришла в голову гениальная идея отпраздновать снятие обвинений, отправившись на нарко-вечеринку? Ты реально не видишь в этом проблемы?
Равнодушно пожимает плечами.
Через двадцать минут блаженной тишины останавливаюсь перед особняком Милтонов.
– Где твои родители?
– Не знаю, – отвечает раздраженно. – Вроде во Франции. Мама сказала, что ей нужно отдохнуть.
Вероятно, от тупого сыночка.
Хотя все равно его родители не получили бы премию «Родители года».
– Что ж… не хотите ли, парни, зайти, потусоваться? – приглашает этот идиот.
Тру глаза.
– Нет, Милтон, не имею никакого желания, черт побери. – Указываю пальцем на дом: – Отправляйся внутрь, запри дверь и ложись спать. Может, до утра ума прибавится.
Обиженно кривится:
– Ладно.
Убедившись, что он вошел в дом, уезжаю.
Через несколько минут Рэймонд тихо замечает:
– Он выглядит одиноким.
– Он дебил. – Ни капли жалости с моей стороны.
– Он выглядит одиноким дебилом.
– Следи за языком, – рявкаю через плечо.
– Ты же сам так сказал!
– Вот когда тебе исполнится тридцать, тогда и сможешь произносить это слово хоть миллион раз. А до тех пор – только культурная речь.
– Это лицемерие, Джейк, – спорит со мной Рэймонд.
– Что ты хочешь этим сказать?
Рори необычайно молчалив. Интересно, что он думает обо всем увиденном. У его семьи нет таких денег, как у швыряющих их на ветер Брэдли, но и они далеко не бедняки. Внезапно копирую судью, даже не отдавая себе в том отчета:
– А знаете, парни, почему он дебил?
– Потому что пьянствует и принимает наркотики? – предполагает Рэймонд. – Только неудачники принимают наркотики.
Есть что-то чудесное, согревающее сердце в ответе Рэймонда. Либо черное, либо белое – другого не дано. Святая невинность.
– Верно. Но причина не только в этом. – Сворачиваю на улицу к дому Челси и развиваю мысль: – Милтон пообещал, что будет сидеть дома. А потом обещание нарушил. Если отбросить в сторону всё – деньги, шмотки, крутые тачки, красивые дома, – у мужчины остается только одно – его слово. Настоящий мужчина – тот, кто подразумевает, говорит и делает одно и то же. Если мужчина не держит свое слово, он – не мужчина.
Мгновение пацаны переваривают услышанное. Затем Рори спрашивает:
– Тебе это твой папа объяснил? Он научил тебя, что значит… быть мужчиной?
Голос звучит обеспокоенно. Задаюсь вопросом – не переживает ли малец из-за того, что он сам и его братья с сестрами растут без отца? Без образца для подражания. Так что с чистой совестью говорю ему истинную правду.
– Нет, мой отец был таким человеком, что я не хотел бы на него походить. – И добавляю: – Но был другой мужчина, друг, самый лучший на свете, который не мирился с моими выходками и не давал спуску. Он научил меня всему, что необходимо знать.

Той же ночью, через несколько часов после того, как дети легли спать, мы с Челси извиваемся под простынями. Неторопливо и сладко. Ее тонкие, идеальные руки закинуты за голову и сияют нежной безупречностью. Целую шею, поклоняясь ее коже. Мои бедра скользят между ее. Вхожу неторопливыми, ровными толчками. Мышцы спины напряжены от нарастающего удовольствия.
Челси посасывает мочку моего уха, нашептывая, как ей хорошо, и мои движения ускоряются сами по себе. Тело берет верх рад разумом, воцаряется бездумная плотская идиллия. Не хочу, чтобы она прекращалась.
Но какая же потрясающая развязка!
Челси хватает меня за задницу, подталкивая глубже и приподнимая бедра навстречу. Мы вместе переступаем грань: Челси замирает подо мной, а я напрягаюсь, пульсируя внутри нее. Оба тяжело дышим.
Позже, лежа на боку, крепко обнимаю Челси. Она счастливо смеется и целует мои руки, а затем кладет их себе под щеку, словно персональную подушку. Засыпая, глубоко вдыхаю ее запах, уткнувшись носом в затылок.
Тишину нарушает тихий испуганный голосок.
– Нееееет. Неееет…
Звук раздается из радионяни Риган. Челси вздрагивает, открывает глаза и пытается встать. Не думая, целую ее в висок.
– Спи. Я сам схожу.
Натягиваю штаны и футболку и босиком поднимаюсь по лестнице.
Риган сидит в своей кроватке, глазки заспанные, волосы спутаны. Комнату освещает ночник «Золушка»
(3). Едва завидев меня, кроха тянет ручки.
С языка слетают слова, которые говорила моя мама три десятилетия назад:
– Что случилось, пузыречек?
Беру девочку на руки, и маленькое теплое тельце сразу же льнет ко мне. Глажу ее по спинке и волосам. Нижняя губка Риган дрожит, когда она показывает пальчиком на длинные портьеры в затемненном углу.
– Нееет.
– Тебе приснился плохой сон?
Приподнимаю шторы, показывая, что там пусто и бояться нечего. Малышка обнимает меня крошечными ручками и опускает головку мне на плечо. Сажусь в кресло-качалку рядом с кроваткой, похлопываю по спинке и тихо шепчу:
– Там нет чудовищ, Риган.
В реальной жизни они есть, но не в этом доме. И не будет, пока я дышу.
– Я рядом, козявка. Ты в безопасности. Шшш… спи.
Целую в макушку и глажу, укачивая, пока она не расслабляется у меня на руках и не погружается в сладкий сон.
(1) Национальное общество почета (анг. The National Honor Society) – общенациональная школьная организация в США, созданная для объединения хорошо успевающих учеников. Подробнее (на англ.)
https://en.wikipedia.org/wiki/National_Honor_Society
(2) Речь о т.н. GPA (аббревиатура от Grade Point Average, произносится джипиэй) – средний балл, полученный за определенный период учебы. GPA учитывается как при поступлении в высшее учебное заведение после школы, так и при поиске работы после окончания вуза.
(3)

...