Джулия Куин "Мистер Кэвендиш, я полагаю.."

Перевод - супер!!!!!!!!!! Томас открывается с другой стороны.

Janina, LiskaAliska , Anastar спасибо за отличный перевод
_________________

Продолжение выложу после выходных.
___________________________________

Anastar, будем с нетерпением ждать!
_________________

 » Глава 11

Глава одиннадцатая (перевод Milli, бета-редактор Anastar)


Час спустя, после вытаскивания с полок четырнадцати атласов и объяснения Амелии различий между Меркатором, синусоидальными и коническими картографическими проекциями, Томас провел ее в одну из передних гостиных и уведомил дворецкого, что там она должна встретиться с мисс Эверсли.

Нужно было предупредить Грейс об утренних событиях, в этом не могло быть никаких сомнений. И если нельзя было ложь подогнать под правду, то, по мнению Томаса, в таком случае следует правду как можно более эффективно подогнать под ложь. Только тогда можно будет сбить с толку всех. Итак, Амелия хотела навестить Грейс, а Грейс, в свою очередь, этим утром прошлась по магазинам в Стамфорде и пригласила Амелию в Белгрейв.

Однако ему нужно переговорить с Грейс до того, как она столкнется с Амелией, поэтому он расположился в дверном проеме другой гостиной, ближе к лестнице, где он мог перехватить ее до того, как она достигнет своего пункта назначения.

Через пять минут он услышал тихие шаги, спускающиеся по лестнице. Безусловно, женская поступь. Он ближе придвинулся к косяку двери и убедился, что это действительно была Грейс, а когда наступил подходящий момент, выступил вперед и потянул ее за собой в комнату.

- Томас! – вскрикнула она, немного отойдя от шока. Ее глаза расширились от удивления – он появился слишком внезапно. – Что с вами случилось?

Он приложил палец к губам и закрыл за ними дверь.
- Вы ожидали кого-то еще? – спросил он, так как ее удивление, казалось, вызвано тем, кто появился, а не самим его появлением.
- Нет, конечно, нет, - быстро ответила она. Но она все равно залилась румянцем. Она оглядела комнату, наверное, чтобы убедиться, что они действительно одни. – Что случилось?
- Я должен был поговорить с вами, прежде чем вы увидитесь с леди Амелией.
- О, тогда вы знаете, что она здесь?
- Я привез ее, - подтвердил он.
Сказанное заставило Грейс замолчать, ее лицо выражало удивление. Она взглянула на часы, стоящие на каминной полке, которые показывали, что еще не было даже полудня.
- Это - длинная история, - сказал он опережающим ее вопросы тоном. – Но, должен сказать, что Амелия сообщит вам, что вы сегодня утром были в Стамфорде пригласили ее в Белгрейв.
- Томас, очень много людей знает, что я не была этим утром в Стамфорде.
- Да, но ее мать в ихьчисло не входит.
- Э-э… Томас… - начала Грейс так, будто не зная, как продолжить дальше. - Чувствую, я должна Вам сказать, что, учитывая, как долго Вы тянули с этим, смею предположить, что леди Кроуленд будет рада узнать...
- О, ради Бога – это совсем не то! – пробормотал он, практически уверенный, что в следующее мгновение услышит негодующее "Совратитель невинных!"
Он скрипнул зубами, ничуть не радуясь необходимости кому-то объяснять свои действия.
– Она помогала мне добраться до дома, когда я был… немного не в форме.
- Это так великодушно с ее стороны, - чопорно произнесла Грейс.
Он впился в нее взглядом. Она же выглядела так, будто собиралась рассмеяться.
Грейс откашлялась.
– А вам…эээ… не приходило в голову немного привести себя в порядок?..
- Нет, - отрезал он, и, полный сарказма продолжил: – Мне нравиться быть похожим на грязного болвана.
Она вздрогнула от этих слов.
- А теперь слушайте, - продолжал он, нетерпеливо игнорируя ее смятение. - Амелия повторит то, что уже сказал вам я, но, что важно, – вы не должны говорить ей о мистере Одли, – он почти прорычал последнее – трудно было произнести его имя и не почувствовать при этом волны отвращения.
- Я бы никогда не сделала этого, - ответила Грейс. – Это не мое дело.
- Хорошо.
Он знал, что может доверять ей.
- Но она захочет узнать, почему вы были э-э…
- Вы не знаете почему, - ответил он твердо. – Скажите ей только это. Почему она должна думать, что вы знаете больше?
- Она знает, что я считаю вас другом, и, кроме того, я живу здесь. Слуги всегда знают все. Она тоже знает это.
- Вы не прислуга.
- И Вы и я знаем это, - ответила она и ее губы насмешливо искривились. – Единственное отличие состоит в том, что мне разрешают носить более красивую одежду и иногда разговаривать с гостями. Но я уверяю Вас, я посвящена во все домашние сплетни.

О Боже, что происходило в этом доме? Было ли хоть одно его действие, никому не известное? Когда-либо? Томас повернул голову и чертыхнулся, затем через какое-то время, успокоив дыхание, снова оглянулся на нее и сказал:

- Ради меня, Грейс, пожалуйста, Вы скажете ей, что не знаете?

Скоро Амелия все равно все узнает, но ему бы не хотелось, чтобы это произошло сегодня. Он слишком устал, чтобы придумывать объяснения, был слишком измучен своим собственным шоком, чтобы еще иметь дело с ее. И кроме того… Впервые в своей жизни он был рад, что она была его невестой. Конечно, никто не выразит свое неудовольствие о его желании продлить такое положение вещей еще на несколько дней.

- Конечно, - ответила Грейс, не глядя на него. А затем, приученная смотреть людям в глаза, она встретила его взгляд и добавила: – Даю вам слово.

Он кивнул.
– Амелия будет ждать вас, - сказал он грубо.
- Да, конечно, - она поспешила к двери, затем остановилась и обернулась. – С вами все в порядке?
Что за вопрос.
- Нет, не отвечайте, - пробормотала она и выскочила из комнаты.


Амелия терпеливо ждала в светло-серой гостиной, стараясь не сломать себе пальцы ног из-за постоянного постукивания ступней в нетерпеливом ожидании. Когда она заметила, что стучит ногой, что было ужаснейшей привычкой (если верить ее матери), то заставила себя прекратить.
Ее пальцы немедленно зашевелились снова.
Она протяжно выдохнула и решила не беспокоиться об этом. Все равно здесь никого не было, и никто не мог ее увидеть, и, несмотря на наставления ее матери, вряд ли это можно считать плохой привычкой, если делать все тайком. Это ведь не то, что кусать ногти (на что она никогда бы не пошла), что чревато корявыми обрубками на пальцах не на один день.

Она пыталась объяснить разницу Милли, которая могла просидеть неподвижно прямо, как палка, в течение шести часов, но при этом не замечала белые пятнышки на своих ногтях годами. Милли, казалось, совершенно не способна заметить разницу. Конечно же, по своим эгоистичным причинам.

Амелия осмотрела свои собственные ногти и заметила, что они не такие аккуратные, как обычно. Наверное, из-за перетаскивания Уиндхема по Стамфорду.
Одним только небесам известно, в какой грязи ему довелось побывать. Она предположила, что он поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок. Она никогда не видела, чтобы он был столь неопрятен. Она вообще не думала, что он может быть неопрятен. И в итоге… -
Это не он только что был? Прошел мимо двери? Она подскочила.

- Томас? Это –

Мужчина остановился, обернулся, и Амелия поняла, что это был кто-то другой. У него был такой же рост и цвет волос, но она никогда не видела его раньше. В этом она была совершенно уверена. Он был высок, но не неуклюж, и его волосы были, возможно, на несколько тонов темнее, чем у Томаса. И на щеке был синяк.
Это уже интересно.
- О, простите… - сказала она торопливо. Но любопытство ее раздирало, и потому она шагнула к двери. Если она двинется в его направлении, то он не смог бы продолжить путь, не показав себя грубияном.
- Жаль, что разочаровал Вас, - ответил ей джентльмен, улыбаясь самым кокетливым образом. Амелия чувствовала себя ужасно довольной, несмотря ни на что. Интересно, знает ли он, кто она такая? Вероятно, нет. Кто осмелился бы флиртовать с невестой самого герцога Уиндхема в его собственном доме?
- Нет, - быстро сказала она, - конечно же, нет. Это была моя ошибка. Я просто находилась в гостиной, - она жестом указала на место позади себя. – Я приняла Вас за герцога, когда вы проходили мимо.

И правда, у них обоих был одинаковый большой размашистый шаг. Как странно. Амелия не могла представить себе, как она могла узнать походку Томаса, но в тот момент, когда она увидела этого мужчину, она поняла, что двигаются они совершенно одинаково.
Он вежливо поклонился.
– Капитан Джек Одли к вашим услугам, мадам.
Она слегка присела в изящном реверансе.
- Леди Амелия Уиллоуби.
- Невеста Уиндхема.
- Так вы его знаете? О, ну, конечно же, знаете. Вы же здесь гость, - она вспомнила их беседу в «Счастливом зайце». – О, вы, должно быть, его партнер по фехтованию.
Капитан Одли вышел вперед.
– Он говорил Вам обо мне?
- Совсем немного, - призналась она, стараясь не смотреть на синяк на его щеке. Это не может быть просто совпадением, что и он и Томас показали такие признаки размолвки.
- Ах, это, – пробормотал капитан Одли. Он коснулся пальцами своего синяка, и от того показался немного смущенным. – Это выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.
Она пыталась подобрать наиболее подходящие слова, чтобы расспросить его об этом, когда он продолжил самым обыденным тоном. – Скажите мне, леди Амелия, какого цвета она сегодня?
- Ваша щека? – спросила она, удивленная его прямым вопросом.
- Именно. Ушибы имеют свойство выглядеть тем хуже, чем они старее, вы не заметили? Вчера он был совершенно фиолетовым, почти по-королевски, с намеком на синий. Я не смотрелся в зеркало уже довольно давно.
Он повернул голову, предоставляя ей лучший вид для обозрения.
- Он все еще так же привлекателен?
Амелия в смятении уставилась на него, не уверенная в том, что должна сказать. Ей никогда еще не встречался никто такой бойкий.
- Ээ…нет, - наконец ответила она. Не было никакого смысла лгать, когда он находился всего в десяти футах от зеркала. – Я бы не назвала его привлекательным.
Он засмеялся:
- Никаких жеманных слов, да?
- Боюсь, те синие оттенки, которыми Вы так гордились, на данный момент слегка позеленели - улыбнулась она, весьма довольная своим заключением.
Он склонился, озорно ей улыбаясь:
- Подходит к моим глазам?
- Нет, - сказала она, чувствуя себя совершенно неуязвимой к его очарованию, хотя и признавала при этом, что обаяния ему не занимать. К его ногам наверняка падает не одна женщина на каждом шагу, – только не с примесью фиолетового, - пояснила она. – Это выглядит совершенно ужасно.
- Фиолетовый, смешанный с зеленым дает..?
- Настоящую грязь.
Он снова засмеялся:
– Вы очаровательны, леди Амелия. Но уверен, что ваш жених говорит вам это при каждом удобном случае.
Она не знала, что ответить на это. Конечно, не всегда. Но сегодня все было по-другому. Лучше.
- Вы ждете его здесь? – спросил капитан.
- Нет, я только… - она остановила себя, прежде чем проболталась о том, что видела Томаса буквально только что. Она никогда не умела вешать лапшу. - Я здесь, чтобы увидеться с мисс Эверсли.
Что-то заинтригованное блеснуло в его глазах, и потому она спросила:
- Вы встречались с мисс Эверсли?
- Полагаю, что да. Она восхитительна.
- Да, - сказала Амелия, - все так думают, не так ли? – она прикусила язык на некоторое время, достаточно долгое, чтобы скрыть свое негодование, и добавила: - Ею повсюду восхищаются.
- Вы знакомы с мисс Эверсли? – спросил капитан.
- Да. То есть, нет. Я хочу сказать, что больше, чем знакома. Я знаю Грейс с самого детства. Она очень дружна с моей старшей сестрой.
- И с вами, конечно, тоже.
- Конечно. – Амелия утвердительно опустила подбородок. Сделать что-нибудь еще означало бы, что Грейс не так уж любезна, а это неправда. Нет никакой вины Грейс в том, что Томас относится к ней с таким уважением. И этот джентльмен тоже, если его интерес можно рассматривать с этой стороны.
- Но все же больше с моей сестрой. Они одного возраста, видите ли.
- Ах, тяжкая участь младшей сестры, - пробормотал он сочувственно.
Амелия взглянула на него с интересом.
- Вам знакомо такое ощущение?
- Нисколько, - сказал он с усмешкой. – Я был одним из тех, кто игнорировал младшего брата. Я был самым старшим ребенком в семье. Думаю, это произошло случайно. Я должен быть самым недовольным, поскольку отвечал за все.
Амелия хорошо это понимала. Она часто думала о том, что была менее схожа с Элизабет, чем с Милли. – Я вторая из пяти, сказала она. – Таким образом, я могу понять ваши чувства.
- Пяти! – он выглядел впечатленным. – Все девочки?
Губы Амелии растянулись в удивленной улыбке.
– Как вы догадались?
- Понятия не имею,- ответил он, - за исключением того, что это изумительная картина. Было бы досадно запятнать ее мужчиной.
Боже, что за негодяй.
- Ваш язык всегда такой серебряный? (прим. редактора - = «хорошо подвешен»)
И действительно, улыбка, которой он одарил ее, была, безусловно, сногсшибательной.
– Кроме тех случаев, - сказал он, - когда он является золотым.
- Амелия!
Они оба обернулись. Грейс вошла в комнату. – И мистер Одли, - сказала она с некоторым удивлением.
- О, прошу прощения, - сказала Амелия несколько испуганно. – Я думала, что Вы Капитан Одли.
- Так и есть, - сказал он, слегка пожав плечами. – Все зависит от моего настроения. – Он повернулся к Грейс и поклонился. – Я рад видеть Вас снова так скоро, мисс Эверсли.

Грейс сделала реверанс в ответ.
– Я не знала, что вы здесь.
- Вы и не должны были, - вежливо сказал мистер Одли. – Я шел на прогулку, когда леди Амелия перехватила меня.
- Я думала, что это был Уиндхем, - сказала Амелия Грейс. – Ну не странно ли?
- Действительно, - ответила Грейс.

Амелия подумала, что голос Грейс прозвучал несколько неровно, но это, наверное, из-за того, что что-то попало ей в горло. Заострять на этом внимание было невежливым, и потому она продолжила:

– Конечно, я не очень вглядывалась, это и объясняет, почему я ошиблась. Я только заметила его краем глаза, когда он проходил мимо открытой двери.

Капитан, ээ.., мистер Одли повернулся к Грейс.
– Это имеет такое большое, значение, как я здесь оказался?
- Такое большое значение, - эхом отозвалась Грейс. Она обернулась через свое плечо.
- Вы кого-то ждете, мисс Эверсли?
- Нет, я только подумала, что его милость захотел бы присоединиться к нам. Э-э, так как его невеста здесь, конечно.

Амелия неловко сглотнула, счастливая оттого, что никто не смотрел на нее в это мгновение. Грейс не знала, что она провела все утро вместе с Томасом. Или то, что, как предполагалось, в этом время она должна была гулять по магазинам в Стамфорде. И она так бы и не узнала обо всем этом, подумала Амелия, начиная испытывать раздражение, если бы мистер Одли держался своего пути. Он ведь сказал, что собирался прогуляться?
- Он вернулся? – спросил мистер Одли. – Я не знал.
- Мне так сказали, - сказала Грейс. – Сама я его не видела.
- Увы, - произнес мистер Одли, - он некоторое время отсутствовал.
Амелия попыталась привлечь внимание Грейс, но оказалась не в состоянии сделать это. Томас не хотел бы, чтобы стало известно о его слабости прошлой ночью – и этим утром также, если на то пошло.
- Думаю, я должна позвать его, - сказала Грейс.
- Но вы только что вошли сюда, - сказал мистер Одли.
- Тем не менее…
- Мы позвоним ему, - сказал мистер Одли твердо, и пересек комнату, подойдя к шнурку колокольчика. - Вот, - сказал он, сделав довольно сильный рывок, - все сделано.

Амелия взглянула на Грейс, лицо которой выражало неопределенную тревогу, и затем обернулась к мистеру Одли, который был само воплощение спокойствия. Никто из них не проронил ни слова, и при этом, казалось, вовсе позабыли, что она находится в комнате вместе с ними.

И тем удивительнее было, что все это продолжалось и дальше.

Амелия снова оглянулась на Грейс, поскольку знала ее лучше, но та уже спешила через всю комнату по направлению к дивану.
- Пожалуй, я присяду, - пробормотала она.
- Я присоединюсь к тебе, - сказала Амелия, ловя возможность переброситься парой слов. Она села рядом с Грейс, несмотря на то, что на диване было еще полно свободного места. Все, что ей требовалось, так это как-нибудь извиниться перед мистером Одли, и придумать что-нибудь, чтобы они вдвоем с Грейс могли пройтись по комнате без постоянной слежки за ними его зеленых глаз.
- Какую живописную картину представляете вы обе! – сказал он. – И я здесь без своих масел.
- Вы рисуете, мистер Одли? – спросила Амелия. Ей доводилось поддерживать вежливую беседу всегда, когда того требовали обстоятельства и даже тогда, когда такового и не случалось. От некоторых привычек довольно сложно избавиться.
- Увы, нет, - сказал он. – Но я подумывал взять несколько уроков. Это – благородное занятие для джентльмена, вы не находите?
- О, действительно, - сказала она, хотя на самом деле думала, что он бы усвоил намного больше, если бы начал обучения в более юном возрасте. Амелия взглянула на Грейс, так как казалось вполне естественным, если она присоединится к беседе. Когда же она этого не сделала, Амелия аккуратно толкнула ее в бок.
- Мистер Одли – большой ценитель искусства, - наконец промолвила она. Мистер Одли загадочно улыбнулся. Амелии же снова пришлось заполнять паузу в разговоре.
- Тогда Вы должны наслаждаться пребыванием в Белгрейве, - сказала она ему.
- Я с нетерпением ожидаю осмотра коллекций, - ответил он. - Мисс Эверсли согласилась показать их мне.
- Это было очень любезно с твоей стороны, Грейс. – сказала Амелия, прилагая уйму усилий, чтобы не показать, насколько она удивлена. Не то, чтобы было что-то не так с мистером Одли, кроме, пожалуй, его неспособности покинуть комнату, когда она так желала, чтобы он это сделал. Но так как Грейс была компаньонкой вдовы, то казалось весьма странным, что ее попросили сопровождать друга Томаса во время осмотра коллекций.
Грейс проворчала что-то нечленораздельное, что, по-видимому, следовало воспринимать как ответ.
- Мы планируем избегать купидонов, - сказал мистер Одли.
- Купидонов? – эхом повторила Амелия. Боже, он перескакивал с одной темы на другую.
Он пожал плечами.
– Я обнаружил, что они мне не нравятся.
Как кому-то могли не нравиться купидоны?
- Я вижу, что вы не согласны, леди Амелия, - сказал мистер Одли. Но Амелия заметила, что он взглянул на Грейс, прежде чем произнес это.
- Что может не нравиться в купидонах? – спросила его Амелия. Она не собиралась вовлекать его в такую смехотворную беседу, но ведь он первый затронул эту тему.
Он уселся на подлокотник стоящего напротив дивана.
- Вы не считаете, что они довольно опасны?– спросил он, явно разжигая спор.
- Пухленькие маленькие младенцы?
- Со смертельным оружием в руках – напомнил он ей.
- Они не настоящие стрелки.
Мистер Одли повернулся к Грейс. Снова.
– А Вы что думаете, мисс Эверсли?
- Я не часто думаю о купидонах, - ответила она.
- И все же мы уже обсуждали их дважды, Вы и я.
- Только потому, что вы поднимали эту тему.
Амелия отодвинулась в немом удивлении. Она никогда не замечала за Грейс таких проявлений нрава.
- Моя гардеробная полностью заполнена ими, - сказал мистер Одли.
Амелия повернулась к Грейс:
- Ты была в его гардеробной?
- Не с ним! - Грейс практически взвизгнула. – Но, конечно, я видела это раньше.
Все молчали, и Грейс наконец пробормотала:
– Прошу прощения.
- Мистер Одли, - сказала Амелия, решив, что это самое подходящее время, чтобы взять, наконец, ситуацию в свои руки. Это вообще началось с сегодняшнего дня. Она управляла Томасом, значит, сможет управлять и этими двумя, если возникнет такая необходимость.
- Леди Амелия, - сказал он с легким наклоном головы.
- Это будет очень невежливо, если мисс Эверсли и я пройдемся по комнате??
- Конечно, нет, - быстро ответил он, притом, что это действительно было невежливо, так как они были втроем, а сейчас дамы оставляют его совершенно одного.
- Спасибо за понимание, - сказала Амелия, беря Грейс под руку и поднимая их обеих на ноги. - Я действительно чувствую потребность размять свои ноги и боюсь, что Ваш широкий шаг был бы слишком велик для леди.

Боже правый, она не могла поверить, то несет такую чушь, но все же, казалось, достигла цели. Мистер Одли больше не проронил ни слова, и она потащила Грейс прямиком к окну.
- Я должна поговорить с вами, - сказала она, пытаясь идти медленно и даже изящно.
Грейс кивнула.
- Этим утром, - продолжала она, тайком подсматривая за мистером Одли, чтобы видеть, не следил ли он за ними (а он следил), - Уиндхем нуждался в помощи, и я приехала, чтобы помочь ему. Но мне пришлось сказать матери, что я встретила вас, и что вы пригласили меня в Белгрейв.
Грейс снова кивнула, смотря то прямо перед собой, то на дверь, но ни разу не взглянув на нее саму.
- Сомневаюсь, что в этом возникнет потребность, но, если вдруг встретите мою мать, прошу вас не опровергать это.
- Конечно, нет, - сказала Грейс быстро. – У вас есть мое слово.

Амелия кивнула, немного удивленная тем, как легко все получилось. Она не думала, что Грейс нужно будет умалять, но все же ей казалось, что той понадобятся еще какие-нибудь дополнительные подробности. Грейс даже не спросила, почему Уиндхему нужна была помощь. Что само по себе было любопытным. Ведь никто не мог вспомнить, чтобы герцог когда-либо в чем-либо нуждался.

Они замолчали, проходя мимо мистера Одли, который выглядел скорее удивленным тем зрелищем, которое они представляли.
- Мисс Эверсли, - пробормотал он. – Леди Амелия.
- Мистер Одли. – произнесла в ответ Амелия. Грейс сказала то же самое. Они продолжили шествие по комнате, и Амелия возобновила беседу, только когда они оказались за пределами его слышимости.
- Надеюсь, я не перехожу границы? – прошептала она. Грейс была молчалива, и Амелия понимала, что на многое рассчитывает, прося ее о лжи.

Они услышали шаги в зале, и Грейс всем телом подалась к двери. Но это оказался всего лишь лакей, несущий на плече большой сундук, вероятно, пустой, учитывая, как легко он взгромоздил его себе на плечо.
- Извини, - сказала Грейс. - Ты еще что-то сказала?
Амелия хотела было повторить свои слова, но вместо этого сказала:
- Нет.
Она никогда не видела Грейс настолько рассеянной.
Они продолжали прогуливаться по комнате, выбрав, как и в прошлый раз, самый большой периметр. Поскольку они подошли ближе к двери, то услышали уже гораздо больше шагов.
- Прошу меня извинить, - сказала Грейс, высвобождаясь. Она поспешила к открытой двери, посмотрела, а затем вернулась обратно.
- Это был не герцог, - сказала она.
Амелия посмотрела в открытый дверной проем. Еще два лакея прошли по залу, один с сундуком, другой со шляпной коробкой.
- Кто-то куда-то уезжает? – спросила Амелия.
- Нет, - ответила Грейс. - Точнее, я полагаю, что может быть кто-то и собирается, но я об этом не знаю.
Ее голос казался таким резким и вымотанным, что Амелия спросила:
- Грейс, с тобой все в порядке?
Она повернула голову, но недостаточно, чтобы Амелия смогла увидеть ее глаза.
- О, нет… то есть, да… все в порядке.

Амелия оглянулась на мистера Одли. Он отвернулся. Она снова повернулась к Грейс, чье лицо залилось густым румянцем. Этого было достаточно, чтобы снова взглянуть на мистера Одли. Он смотрел на Грейс. Что ж, они обе шли рука об руку, но не было никаких сомнений, кому предназначался этот его пристальный взгляд.

И Грейс тоже знала это. Ее дыхание сбилось, и, ей Богу, ее тело напряглось. Амелия почувствовала напряжение через свою руку.
А затем ее поразила изумительная мысль.
- Грейс! – прошептала она, стараясь говорить как можно тише, - Ты влюблена в мистера Одли?
- Нет!
Щеки Грейс, которые уже начали приобретать свой нормальный цвет, вновь стали пунцовыми. Ее отказ прозвучал весьма громко, и мистер Одли посмотрел на них с веселым любопытством. Грейс слабо улыбнулась, кивнула и сказала:
- Мистер Одли, - даже притом, что он не мог услышать ее с того места, где сидел.
- Я только что встретила его, - шептала Грейс неистово, - вчера. Нет, днем раньше. Я не могу вспомнить.
- Что ж, ты встретила много интригующих господ за последнее время?
- Что ты имеешь в виду?
- Мистер Одли… - дразнила Амелия, - итальянский разбойник.
- Амелия!
- Ах, да, ты сказала, что он был шотландец. Или ирландец. Ты не была уверена.

Тут Амелии пришло в голову, что произношение мистера Одли нездешнее.
- Откуда мистер Одли? У него такой же акцент.
- Я не знаю, - сказала Грейс довольно нетерпеливо, по мнению Амелии.
- Мистер Одли! – позвала Амелия.
Он немедленно повернул голову на оклик.
- Грейс и я задаемся вопросом, откуда Вы? Ваш акцент мне незнаком.
- Ирландия, леди Амелия. Немного севернее Дублина.
- Ирландия! Боже мой, так далеко!
Он просто улыбнулся. Обе девушки добрались до своих прежних мест, Амелия высвободила руку и села.
- Как Вам понравился Линкольншир, мистер Одли?
- Я нахожу его полным сюрпризов!
- Сюрпризов? – Амелия мельком взглянула на Грейс, чтобы убедиться, показался ли ей ответ таким же любопытным, но она стояла около двери, нервно поглядывая в холл.
- Мой визит сюда не принес того, чего я ожидал.
- В самом деле? И чего же вы ожидали? Уверяю вас, мы весьма цивилизованы в этой части Англии.
- Несомненно, - согласился он. – Даже более того, чем я бы предпочел.
- Вот как, мистер Одли, что же это означает?

Он загадочно улыбнулся, но больше ничего не сказал, что Амелия сочла его характерной чертой. И тогда ей в голову пришла мысль, что она знала его всего-то пятнадцать минут; как странно, что она нашла что-то свойственное ему.
- О, - она услышала, как произнесла Грейс, а затем, - Извините меня. – Грейс поспешила выскользнуть из комнаты.

Амелия и мистер Одли посмотрели друг на друга, а потом одновременно повернулись к дверному проему.
___________________________________

 » Глава 12

Глава 12 (перевод katusha, бета - LiskaAliska)

Не считая Гарри Гледиша, лучше всех Томаса знал его камердинер, Гримсби, который находился при герцоге еще с тех времен, как тот окончил университет. В отличие от большинства камердинеров, Гримсби был чрезвычайно крепким человеком. (Глядя на него, этого нельзя было даже предположить, он был весьма щуплый, с бледной кожей, что весьма беспокоило экономку, вечно пытавшуюся заставить его есть побольше мяса.)
Когда Томас вернулся после безумной скачки под дождем, грязный и мокрый до нитки, Гримсби только поинтересовался состоянием лошади.
Когда Томас провел весь день в поле, работая наравне с арендаторами, и вернулся с толстым слоем грязи на коже, на волосах и под ногтями, Гримсби только спросил, какую приготовить ему ванну: теплую, горячую или обжигающую?
Но когда Томас ввалился в свою спальню, видимо все еще воняя винными парами (сам он уже давно прекратил ощущать их запах), с полным отсутствием галстука и с глазом великолепнейшего багрового оттенка, Гримсби уронил обувную щетку.
Пожалуй, это было единственное за всю службу внешнее выражение смятения, которое он себе позволил.
- Ваш глаз, - произнес Гримсби.
О, конечно. Он еще не видел Гримсби после потасовки со своим очаровательным новым кузеном. Томас легкомысленно улыбнулся.
– Мы можем подобрать жилет ему в тон.
- Не думаю, что у нас такой найдется, ваша светлость.
- Неужели? – Томас подошел к ванне. Как обычно, Гримсби проследил, чтобы ванна была наполнена водой. Теперь уже еле теплой, но Томас был сам виноват. Он слегка смочил лицо, вытер его полотенцем, потом глянул в зеркало и повторил процедуру, поскольку зеркало показало, что он почти ничего не исправил.
- С этим надо что-то делать, Гримсби, - заявил Томас, старательно оттирая лоб. Он с ироничной улыбкой повернулся к камердинеру. – Как ты думаешь, тебе удастся запомнить точный оттенок до нашей следующей поездки в Лондон?
- Могу я посоветовать вашей светлости обдумать возможность впредь не подвергать свое лицо подобному обращению? – Гримсби протянул ему новое полотенце, хотя Томас об этом и не просил. – Это бы избавило нас от необходимости придерживаться определенной цветовой гаммы, выбирая ваш гардероб на будущий год. – Он протянул кусок мыла. – Но если пожелаете, жилет подобного цвета можно приобрести. Мне представляется, что на ткани этот оттенок будет смотреться гораздо красивее, нежели на коже.
- Красиво сказано, - пробормотал Томас. – И почти не прозвучало как нагоняй.
Гримсби скромно улыбнулся.
– Стараюсь, ваша светлость. Он протянул еще одно полотенце. Боже милосердный, подумал Томас, он, видимо, выглядит хуже, чем ему казалось.
- Могу я позвонить относительно ванны, ваша светлость?
Вопрос был чисто риторический, поскольку Гримсби это уже сделал, еще до того, как произнес «ваша» в «вашей светлости». Томас снял одежду (которую Гримсби поднял с пола щипцами) и застегнул халат. Он плюхнулся на кровать и начал уже серьезно подумывать о том, чтобы отложить ванну ради доброго сна, когда в дверь постучали.
- Быстро они, - заметил Гримсби, пересекая комнату.
- Посетитель к его светлости, - неожиданно раздался голос Пенрита, старого дворецкого в Белгрейве.
Томас даже не открыл глаз. Никто не стоил того, чтобы подняться прямо сейчас.
- Герцог сейчас не принимает, - объявил Гримсби. Томас решил как можно скорее прибавить ему жалование.
- Это его невеста, – ответил дворецкий.
Томас рывком сел. Какого черта? Предполагалось, что Амелия пришла к Грейс. Они все спланировали. Женщины должны были часок поболтать о том о сем, а потом он, как обычно, появился бы, и никто бы не заподозрил, что на самом деле Амелия провела в Белгрейве все утро.
Что у них там пошло наперекосяк?
- Ваша светлость, - сказал Гримсби, когда Томас спустил с кровати ноги, приготовившись встать. – Вы ведь не собираетесь принять леди Амелию в таком виде.
- Я планирую одеться, - несколько сухо ответил Томас.
- Да, конечно, но ...
Гримсби, казалось, был не в состоянии договорить свою реплику вслух, но его ноздри слегка расширились, а потом он наморщил нос, что Томас для себя перевел как «Сэр, вы воняете».
Но с этим ничего нельзя было поделать. Он не мог оставить Амелию на произвол судьбы, если что-то пошло не по плану. И, по правде говоря, за коротке десять минут Гримсби удалось сотворить чудо. К тому моменту, как Томас вышел из комнаты, он был похож на себя прежнего (на небритого себя прежнего, но это можно было исправить). Его волосы уже не слипались, как хохол у экзотической птицы, и хоть под глазом у него все еще был ад кромешный, но сам глаз был уже не таким налитым кровью и заплывшим.
Немного зубного порошка, и он был готов идти. Гримсби со своей стороны, как мог, намекал, что ему необходим хороший отдых.
Томас спустился вниз, намереваясь пройти прямо в гостинную, но, войдя в холл, он увидел Грейс, которая стояла футах в шести от входа, бешенно жестикулируя и одновременно прикладывая палец к губам.
- Грейс, - сказал он приблизившись. – Что это значит? Пенрит сказал мне, что Амелия здесь и желает меня видеть?
Он не остановился, решив, что она последует за ним. Но Грейс схватила его за руку и дернула, пытаясь остановить.
– Томас, подожди!
Он обернулся и вопросительно приподнял одну бровь.
- Мистер Одли, - сказала она, оттаскивая его назад подальше от двери. - Он в гостиной.
Томас бросил взгляд в направлении гостиной, потом снова посмотрел на Грейс, недоумевая, почему ему сказали, что там Амелия.
- С Амелией, - практически зашипела Грейс.
Несмотря на присутствие леди, он не смог сдержаться и чертыхнулся.
- Почему?
- Не знаю, - ответила Грейс, и в голосе ее явно слышалось раздражение. – Он уже был там, когда я пришла. Амелия сказала, что увидела, как он идет мимо двери, и подумала, что это вы.
О, вот это забавно. Благословенное семейное сходство! Как необычно и прекрасно!
- Что он сказал? – наконец спросил Томас.
- Не знаю. Меня там не было. А потом я не могла ее хорошенько расспросить в его присутствии
- Ну, конечно нет. - Он сдавил пальцами переносицу и задумался. Это просто катастрофа.
- Я почти уверена, что он не открыл ей... свою подлинную личность.
Томас наградил ее холодным взглядом.
- Я тут ни при чем, Томас, – гневно сказала Грейс.
- Я этого не говорил. – Он сердито фыркнул и направился к гостиной. Мистер Одли был для них настоящим бедствием. До сих пор, за все время, что Грейс работала в замке, они ни разу с ней не поссорились. И одному только Богу известно, что этот человек сказал Амелии.
С того момента, как Грейс выскочила из комнаты, ни Джек, ни леди Амелия не произнесли ни слова. Казалось, что они заключили соглашение соблюдать тишину, чтобы попытаться разобрать, о чем говорят в холле.
Но Амелия решила, что они оба потерпели неудачу, разве что слух мистера Одли сильно превосходил ее собственный. Она ничегошеньки не поняла. Грейс, наверное, увела Томаса в противоположный конец коридора.
Сегодня Грейс казалась какой-то чересчур взволнованной, что Амелии посчитала странным. Она понимала, что просит у Грейс слишком многого, особенно принимая во внимание, что Грейс скорее подруга ее сестры, чем ее собственная, но это, конечно, не могло объяснить ее странного поведения.
Амелия подалась вперед, как будто это могло помочь ей лучше услышать. В Белгрейве что-то творилось, и ей становилось все неуютнее оттого, что она, похоже, единственная, кто не в курсе дела.
- Вы все равно не услышите их, - сказал Джек.
Она попыталась бросить на него возмущенный взгляд.
- О, не притворяйтесь, что Вы не пробовали. Я тоже пытался это сделать.
- Очень хорошо, - леди Амелия решила, что протестовать нет смысла. - Как Вы думаете, о чем они говорят?
Мистер Одли пожал плечами.
- Трудно сказать. Я бы никогда не осмелился претендовать на то, что способен постичь женский разум или образ мыслей нашего уважаемого хозяина.
- Вам не нравится герцог? – на это определенно указывал его тон.
- Я этого не говорил, - мягко пожурил он ее.
Она сжала губы, желая заметить, что ему не было необходимости это говорить. Но пикировка не привела бы ни к чему, не сейчас, по крайней мере, поэтому она просто спросила:
- Как долго Вы намереваетесь оставаться в Белгрейве?
- Вам не терпится избавиться от меня, леди Амелия?
- Конечно, нет, - это было более-менее правдиво. - Я видела, как слуги выносили дорожные сундуки. И подумала, что, возможно, они Ваши.
- Полагаю, что они принадлежат вдовствующей герцогине, - ответил он.
- Она куда-то уезжает? – Амелия понимала, что голос ее не должен звучать так радостно, но равнодушие, которое способна изобразить юная леди, не безгранично.
- В Ирландию, - ответил он.
Больше она не успела ничего спросить, поскольку в дверях появился Томас, гораздо более похожий на себя, чем когда она его видела в последний раз.
- Амелия, - произнес он, направляясь к ней.
- Ваша светлость, - ответила она.
- Как приятно видеть вас. Я вижу, вы уже познакомились с нашим гостем.
- Да, - сказала она, - Мистер Одли весьма занимателен.
Томас бросил взгляд на объект их беседы, и Амелия заметила, что в этом взгляде не было особой любви.
– Весьма.
Наступило абсолютное молчание, а потом Амелия сказала:
- Я приехала, чтобы повидать Грейс.
- Да, конечно, - ответил Томас. Ведь это и была та хитрость, о которой они сговорились.
- Увы, - заявил мистер Одли, - я обнаружил леди Амелию первым.
Томас посмотрел на него так, что любой известный Амелии мужчина смутился бы, но мистер Одли только усмехнулся.
- На самом деле, это я обнаружила его, - сказала леди Амелия. - Я увидела его в холле и подумала, что это Вы.
- Поразительно, не так ли? - побормотал мистер Одли. Он повернулся к леди Амелии. - Мы совершенно не похожи.
Амелия взглянула на Томаса.
- Нет, - резко сказал он, - совершенно не похожи.
- А вы как думаете, мисс Эверсли? – спросил мистер Одли.
Амелия повернулась к дверям. Она и не заметила, что Грейс вернулась.
Мистер Одли поднялся, неотрывно глядя на Грейс.
- У нас с герцогом есть общие черты?
Грейс, похоже, не сразу нашлась, что ответить.
- Боюсь, что я не так хорошо Вас знаю, чтобы судить объективно, – наконец произнесла она.
Мистер Одли улыбнулся, и у Амелии возникло ощущение, что между этими двумя есть что-то непонятное ей.
- Прекрасно сказано, мисс Эверсли, - ответил он. - Могу ли я сделать вывод, что Вы весьма хорошо знаете герцога?

- Я пять лет проработала на его бабушку, – сдавленно и официально сказала Грейс. - За это время мне повезло достаточно хорошо изучить кое-что в его характере.

- Леди Амелия, - вмешался Томас, - могу я проводить Вас домой?
- Конечно, - сказала девушка, явно воодушевленная предстоящей дорогой. Она и не надеялась на его компанию. Это было восхительное изменение планов.
- Так скоро? - пробормотал Джек.

- Моя семья ждет меня, - ответила Амелия,
- Тогда мы уезжаем прямо сейчас, - сказал Уиндхем. Амелия приняла его руку и встала.

- Э-э, Ваша светлость!

Они повернулись к Грейс, все еще стоявшей у дверей. Она выглядела очень взволнованно.
- Могу я поговорить с Вами, - сказала она, от двери, - Перед тем, как Вы, э-э, уедете. Пожалуйста.
Томас извинился и прошел за Грейс в холл. Их все еще можно было видеть из гостинной, но было очень сложно – вернее невозможно – разобрать, о чем они говорят.
- Что они там могут обсуждать? - спросил мистер Одли, и по его тону она поняла, что он-то совершенно точно знает, что они обсуждают, и одновременно знает, что ей это неизвестно, и наверняка знает, что этот вопрос здорово ее заденет.

- Понятия не имею, - огрызнулась она.

- Аналогично, - сказал Джек, беззаботно, как всегда.
А потом они услышали:
- Ирландия!
Это сказал Томас необычно громким голосом. Амелия очень хотела бы знать, о чем он говорил потом, но Томас взял Грейс за руку и отвел ее в сторону, за пределы видимости. И слышимости тоже.
- Что ж, мы получили ответ, - пробормотал мистер Одли
- Он не может расстроиться из-за того, что его бабушка уезжает из страны, - сказала Амелия. - Я бы подумала, что он скорее устроит праздник по этому поводу.

- А я думаю, что мисс Эверсли сообщила ему, что его бабушка требует, чтобы он сопровождал ее.

- В Ирландию? - Амелия удивленно отшатнулась. - О, Вы должно быть, ошибаетесь.

- Оставив в стороне тот факт, что я не могу вообразить, почему вдовствующая герцогиня пожелала поехать в Ирландию. Не то чтобы, – поспешила она добавить, – не то чтобы я не хотела бы увидеть Вашу красивую страну, но это не в характере вдовы, которая, как я слышала, всегда пренебрежительно отзывалась о Нортумберленде, Озерном крае и всей Шотландии в целом... - Она сделала паузу, пытаясь представить вдовствующую герцогиню, которая наслаждается тяготами путешествия. - А уж Ирландия кажется ей и вовсе концом света.

Он вежливо кивнул.

- И к тому же, утверждение, что она захотела, чтобы Уиндхем сопровождал ее, кажется бессмысленным. Они не любят находиться в компании друг друга.
- Как вежливо сказано, леди Амелия. А кто вообще любит находиться в их компании?

Ее глаза удивленно расширились. Вот и еще более явное выражение неприязни к Томасу. В его собственном доме! Право, это было откровенно невежливо.
И любопытно.
В этот момент в комнату вернулся Томас.
- Амелия, - произнес нарочито оживленно, - боюсь, что я не смогу проводить Вас домой. Приношу свои извинения.
- Конечно, - ответила она, и взглянула на мистера Одли, хотя и не была уверена, зачем она это делает.
- Я готов сделать все для Вашего комфорта. Возможно, Вы хотели бы выбрать книгу из библиотеки?
- Вы можете читать в экипаже? - засомневался Джек.
- А Вы нет? - спросила она.
- Я могу, - ответил он с особым ударением. - Я могу делать в экипаже почти все. Или с экипажем, - добавил он со странной улыбкой.
Томас удивительно крепко взял ее за руку и помог ей подняться.
- Приятно было познакомиться с вами, мистер Одли, - сказала Амелия.
- Да, - пробормотал он. – Похоже, вы действительно нас покидаете.
- Амелия, - церемонно произнес Томас, уводя ее.
- Что-то не так? – Спросила она, когда они вышли в холл. Она поискала глазами Грейс, но та исчезла.
- Конечно, нет – ответил он. – Просто дела требуют моего внимания.
Амелия собиралась спросить о предстоящем путешествии в Ирландию, но почему-то не спросила. Она сама не знала, почему. Решение не было осознанным, просто почувствовала, что не надо, и все. Томас казался таким погруженным в свои мысли. Ей не хотелось расстраивать его еще больше.
И кроме этого, она несколько сомневалась, что он ответит ей честно, если она все же спросит. Он не солжет, конечно, это было бы на него совсем непохоже. Но он отметет ее вопрос каким-нибудь расплывчатым снисходительным замечанием, и это разрушит чудесные чувства, которые возникли у нее сегодня утром.
- Можно мне взять с собой географический атлас? – спросила она. Поездка домой займет меньше часа, но ей так нравится разглядывать карты! Они когда-то делали это вместе, их головы склонялись над книгой, и они почти касались лбами...
Линия суши, бледно-голубые тона океана на странице – все это вечно будет напоминать ей о нем.
По дороге домой, пока карета тихо подскакивала на ухабах, она листала страницы, пока не дошла до Ирландии. Ей нравилась ее форма, плоская на востоке и будто тянущая руки к Атлантике на западе.
Она спросит Томаса о путешествии в следующий же раз, как увидит. Конечно же, он не уедет из страны, не предупредив ее.
Она закрыла глаза, представляя себе его лицо, скромно подретушировав синяк под глазом. В их отношениях началась новая глава. Она была в этом абсолютно уверена.
Она все еще не понимала, почему Томас напился прошлой ночью, но убеждала себя, что ей все равно. Единственным, что имело значение, было то, что это приблизило его к ней, и возможно, приблизило ее к самой себе.
Она проснулась. После стольких лет сна наяву, она, наконец, проснулась.
___________________________________

 » Глава 13

Глава 13 (перевод Anastar, бета-редактор Euphony)

Четыре дня спустя

Когда прошел первоначальный шок, Томас понял, что в одном его бабушка права. Поездка в Ирландию была единственным решением их дилеммы. Они должны знать правду, независимо от того, насколько неприятной она была. Мистер Одли при должном ободрении мог добровольно отказаться от притязаний на титул (хотя Томас сомневался, что вдова позволит этому произойти). Но Томас понимал, что никогда не сможет обрести покой, если не будет знать, кем он был на самом деле. И он не думал, что сможет по-прежнему занимать это место, зная, что оно по праву принадлежит другому.

Была ли вся его жизнь ложью? А он сам никогда не был герцогом Уиндхемом, даже никогда не был наследником всего этого? Единственный забавный момент во всей этой истории - его отец тоже никогда не был герцогом. Этого было почти достаточно, чтобы заставить его желать своему отцу воскрешения из мертвых, только чтобы увидеть его реакцию. Томас спрашивал себя, должны ли они будут изменить надпись на его могильном камне. Вероятно.

Он побрел в маленький салон в передней части дома и налил себе выпить. Томас думал, с каким наслаждением стер бы титул с мемориальной доски своего отца. Хорошо было знать, что во всем этом могло быть хоть что-то смешное.

Томас подошел к окну и пристально посмотрел наружу. Он весьма часто приезжал сюда, когда желал одиночества. Он, конечно, мог бы уединиться и в своем кабинете, но там он был окружен бухгалтерскими книгами и корреспонденцией – напоминанием о все еще незаконченных делах. Здесь он мог просто думать.

Он предположил, что его нелюбовь к кузену стала меньше, чем прежде - за эти четыре дня, с тех пор как он застал его в гостиной с Амелией. Их разговор был весьма светским, но он все еще считал его безнадежно несерьезным. Он знал, что Одли был когда-то военным офицером, что должно было говорить о его осторожности и рассудительности, но у Томаса все еще были серьезные сомнения относительно его способности быть сильным и твердым, чтобы управлять герцогством.

Понял бы он, что средства к существованию и жизни сотен людей зависели от него?

Смог бы он почувствовать историю в своем положении? Свое наследие? Негласный договор с почвой, камнями, кровью, которые кормили эту землю в течение нескольких поколений? Уиндхем – больше, чем просто титул, приложенный к имени, это …

Это …

Томас сел в свое любимое кожаное кресло, в мучении закрыв глаза.

Это был он. Он был Уиндхемом, и он понятия не имел, кем он будет, когда у него все это заберут. А так и будет. С каждым днем он все больше уверялся в этом. Одли не дурак. Ради всего святого, он не прошел бы с ним весь путь до Ирландии, если бы доказательство его законности не ждало их в конце этого пути.

Одли должен был знать, что его забросают привилегиями и деньгами, даже если бы он объявил свою мать портовой шлюхой, с которой его отец провел каких-нибудь три минуты. Их бабушка была так отчаянно увлечена идеей о том, что любимый сын произвел на свет собственного сына, что несмотря ни на что она предоставит ему пожизненный доход.

Жизнь Одли была бы безопасной и намного менее сложной, если бы он был незаконным.

А это значило, что и сам он им не был. Где-то в Ирландии существовала церковь, хранящая доказательство бракосочетания лорда Джона Кавендиша и мисс Луизы Гелбрейт. И Томас знал, что когда они его найдут, он все так же останется мистером Томасом Кавендишем, линкольнширским джентльменом, внуком герцога – ближе его родственные связи не пойдут.

Что он сделал бы с собой? Как он заполнил бы свои дни?

Кем он был бы?

Он посмотрел на свою выпивку. Он недавно допил ее, и подумал, что это был его третий бокал. Что сказала бы Амелия? Он сказал ей, что он не злоупотреблял алкоголем, а сейчас для него это нормальная, очевидная вещь. Но жизнь была совсем не нормальна в последнее время.

Возможно, это стало бы его новой привычкой. Возможно, это было то, чем он заполнит свои дни - в позорной погоне за забвением. Залить в себя достаточное количество бренди – и он забудет, кем он был, что имел и для чего был предназначен.

Или - он мрачно усмехнулся - как отнесутся к этому другие. Было бы забавно наблюдать агонию общества, заикающегося, без подсказки, что же сказать. Какой жуткой забавой это должно было бы выглядеть в Линкольнширском бальном зале. В Лондоне было бы еще хуже.

И еще была Амелия. Он подумал, что он должен будет уйти прочь, или, по крайней мере, настоять, чтобы она сделала это, потому что как джентльмен он не мог разорвать помолвку. Но, конечно, она не хотела бы его. И ее семья, разумеется, тоже.

Амелия была воспитана, чтобы стать герцогиней Уиндхем, так же как и он должен был быть герцогом. Это было больше невозможно, потому что он сомневался, что Одли собирался жениться на ней. Но на земле было много других титулов и больше чем горстка не состоящих в браке пэров. Амелия должна выйти за человека намного лучше, чем бедный простолюдин, который ничего полезного не умел.

Никаких навыков, полезных для чего-то кроме обладания огромными землями и наследным замком.

Амелия.

Он закрыл глаза. Он мог видеть ее лицо, острое любопытство в ее ореховых глазах, легкую россыпь веснушек на переносице. На днях он хотел поцеловать ее, больше, чем он осознавал в тот миг. Он лежал с открытыми глазами в кровати, думая о ней, задаваясь вопросом, хотел ли он ее теперь только потому, что она никогда больше не будет принадлежать ему.

Он думал о ее теле, освобожденном от платья. Теле, податливом под его руками и губами, исследующими ее кожу, считая веснушки, которые, несомненно, скрывались под ее одеждой.

Амелия.

Он выпил еще одну порцию в ее честь. Это казалось почти правильным, ведь в последний раз их примирило пиво. Это было прекрасное бренди, крепкое и нетерпкое - одна из последних бутылок, которые он приобрел прежде, чем вывозить его из Франции стало незаконным. Он поднял свой бокал. Она заслужила самого лучшего тоста.

А может, и двух, решил он, когда осушил свой стакан. Конечно, Амелия стоила двух бокалов бренди. Но когда он поднялся и потянулся к графину, он услышал в зале голоса.

Это была Грейс. Она казалась веселой.

Веселье. Это было трудно. Томас не мог даже вообразить такую простую, легкую эмоцию.

Потребовалась лишь секунда, чтобы узнать другой голос. Он принадлежал Одли и звучал так, как будто он хотел обольстить ее.

Проклятье.

Грейс была увлечена им. Он заметил это за последние несколько дней, когда она краснела в его присутствии и смеялась над его остроумными замечаниями. Он подумал, что она имела право влюбиться в кого захочет, но ей-Богу, в Одли?

Он чувствовал себя преданным наихудшим образом.

Неспособный помочь себе, он двинулся к двери. Она было немного приоткрыта – достаточно, чтобы слушать, не будучи замеченным.

- Вы можете называть меня Джеком, - сказал Одли.

Томас хотел вмешаться.

- Нет, я так не думаю, - голос Грейс звучал, как будто она неосознанно улыбалась.

- Вы не будете так называть меня?

- М-м-м-м… нет.

- Однажды Вы сделали это.

- Это, - сказала Грейс, очевидно флиртуя, - было ошибкой.

Томас шагнул в зал. Некоторые вещи просто нельзя было вынести.

- Вот именно.

Грейс задохнулась и в шоке посмотрела на него.

- Откуда, он взялся, черт возьми? - пробормотал Одли.

- Какая приятная беседа, - Томас растягивал слова. - Одна из многих, как я понимаю.

- Вы подслушивали? - сказал Одли. – Какой стыд.

Томас решил проигнорировать его. Лучше так, чем позволить себе придушить его. Он подозревал, что будет трудно объяснить это властям.

- Ваша милость, - начала Грейс, - я…

О, ради Бога, если она могла называть Одли Джеком, то, проклятье, она могла бы снова использовать его имя.

- Я - Томас, разве Вы не помните? – перебил он. - Вы использовали мое имя намного чаще чем единожды.

Он почувствовал короткую острую боль раскаяния, видя несчастное выражение ее лица, но это быстро прошло, когда Одли, как обычно, настойчиво вмешался.

- Это правда? – спросил он, пристально глядя сверху вниз на Грейс. - В таком случае, я настаиваю, чтобы Вы называли меня Джеком.

Он повернулся к Томасу и пожал плечами.

- Так будет справедливо.

Томас уже едва сдерживался. Что-что уродливое росло в нем, что-то разъяренное и черное.

И каждый раз, когда Одли говорил - его тон был настолько забавен, его улыбка настолько легкой, как будто ничего не имело значения. Это подпитывало темный узел в его животе, жгло его грудь.

Одли повернулся к Грейс.

- А я буду называть Вас Грейс.

- Не будете, - отрезал Томас.

Одли поднял бровь.

- Он всегда принимает за Вас решения?

- Это - мой дом, - выдавил Томас. Черт побери, его не будут игнорировать.

- Возможно ненадолго, - пробормотал Одли.

Это был его первый враждебный комментарий, и по ряду причин Томас нашел это почти смешным. Он посмотрел на Грейс, потом на Джека, и внезапно ему стало ясно, как отчаянно Одли хотел уложить ее в свою постель.

- Только чтобы Вы знали, - сказал Томас, подсознательно принимая тон Одли, его улыбку, все его поведение, - она не передается вместе с домом.

Одли напрягался, и его подбородок дернулся. Ах, подумал Томас, прямое попадание. Великолепно.

- Что Вы имеете в виду? – спросил он.

Томас пожал плечами.

- Думаю, Вы знаете.

- Томас, - сказала Грейс, пытаясь вступиться.

Он почувствовал горечь от этих слов.

- О, мы вернулись к Томасу, не так ли?

Затем Одли в своей обычной веселой манере повернулся к Грейс и сказал:

- Я думаю, что Вы ему нравитесь, мисс Эверсли.

- Не будьте смешны, - сказала Грейс.

И Томас подумал, почему бы нет? Почему он не мог увлечься Грейс? Это была бы неплохая партия, меньше сложностей, чем с этим расцветающим чувством к Амелии.

В любом случае ему стало интересно, как на это отреагирует Одли, поэтому, скрестив руки, они пристально посмотрел на него.

Одли просто улыбнулся, приняв вызов.

- Я не желал бы удерживать Вас от Ваших обязанностей.

- Ах, теперь это - мои обязанности?

- Пока дом все еще ваш.

- Не только дом, Одли.

- Вы думаете, что я не знаю этого? - Что-что загорелось в его глазах, что-то другое и абсолютно новое. Это был страх, начал понимать Томас. Одли был испуган получением титула.

Хорошо, если бы так и было.

Впервые Томас начал чувствовать слабый проблеск уважения к этому мужчине. Если он знал достаточно, чтобы бояться …

Отлично, по крайней мере, это означало, что Одли не был полным дураком.

- Извините меня, - сказал Томас, потому что больше не чувствовал себя вполне уравновешенным. Виной тому было бренди и это небольшое столкновение. Никто из них не был таким, каким должен был быть – ни Грейс, ни Одли, ни тем более он сам.

Он повернулся на пятках, плотно закрыв за собой дверь. Если бы они говорили, он смог бы услышать их, но, конечно, они не были настолько глупы, чтобы остаться. Они пошли бы куда-нибудь в другое место, чтобы посмеяться и пофлиртовать. Одли попытался бы поцеловать Грейс, и, возможно, она позволит ему, и они были бы счастливы, по крайней мере, сегодня.

Томас сидел в своем кресле, смотрел в окно, спрашивая себя, почему он не мог плакать.

Позже тем же вечером Томас сидел в своем кабинете, чтобы якобы просмотреть свои дела. По правде говоря, он искал уединения. Он не очень наслаждался компанией других в эти дни, особенно когда эти единственные "другие" – его бабушка, его новый кузен и Грейс.

Несколько раскрытых бухгалтерских книг лежали на столе, с бесчисленными колонками, заполненными аккуратными числами, выведенными на странице чернилами его собственной рукой. Конечно, управляющему Белгрейва платили за ведение учета, но Томасу нравилось заботиться обо всем лично. Так или иначе, его мозг по-другому воспринимал информацию, когда это он сам записывал все цифры. Он попытался бросить эту привычку несколько лет назад, когда казалось ненужным иметь два полных набора отчетов, но почувствовал, что так он мог бы упустить что-то важное.

Герцог должен быть в курсе всех деталей. Уиндхем был огромной ответственностью, с участками земли по всей Великобритании. Поймет ли это Одли? Станет ли он уважать это или переложит все решения на множество управляющих и секретарей? Как заметил Томас, так делали многие его современники, и результаты обычно были плачевными.

Мог ли человек заботиться о таком наследии, как Уиндхем, если он не родился в нем? Томас относился к нему с почтением, но, с другой стороны, у него была целая жизнь, чтобы узнать эти земли и полюбить их. Одли появился на прошлой неделе. Мог ли он понять, что все это значило? Или это было нечто врожденное, как если бы его нога ступила на землю Белгрейва, и он подумал: вот, это мой дом.
Вряд ли. Только не с их бабушкой, которая встретила его там.

Томас потер виски. Это его беспокоило. Все могло развалиться. Не сразу; для этого он слишком хорошо управлял своим имуществом. Но это сейчас. Одли, сам того не желая, мог все запустить.

- Это не будет моей проблемой, - громко сказал Томас. Он не будт герцогом. Черт, он вероятно даже не останется в Линкольншире. Не было ли в желании его дедушки своего рода божьего промысла? Купить участок и небольшой дом около Лидса своему младшему сыну. Он не хотел оставаться рядом и наблюдать, как Одли принимает на себя его роль. Он купит другие владения и покончит со всем этим.

Он снова глотнул бренди – бутылка почти опустела, и это приносило ему своеобразное удовлетворение. Было непросто добиться этого, и он не хотел упускать шанс. Однако физиология взяла свое, и он поднялся с кресла. В углу стоял ночной горшок, но он недавно провел в Белгрейве ремонт, установив новомодные сантехнические удобства. И будь он проклят, если откажет себе в удовольствии воспользоваться ими до того, как отправится в Лидс.

Он направился в большой зал. Было поздно. В доме было тихо и спокойно. Он справил нужду, восхищаясь чудесами современного изобретения, и пошел назад в свой кабинет, где намеревался провести ночь или, по крайней мере, оставаться там до тех пор, пока не закончится бренди.

Но на обратном пути он услышал звуки движения еще одного человека. Он остановился и всмотрелся в розовую гостиную. Свеча в подсвечнике на столе освещала комнату мерцающим светом. В дальнем углу Грейс с растерянным видом копалась в секретере, открывая и закрывая ящики.

Он сказал себе, что должен извиниться перед ней. Его поведение было отвратительным. Они слишком долго были друзьями, чтобы позволить всему вот так закончиться.

Он позвал ее по имени, стоя в дверях, и она, испугавшись, обернулась.
- Томас, - сказал она, - я и не знала, что Вы до сих пор не спите.
- Еще не слишком поздно, - ответил он.
Она слегка улыбнулась.
- Да, пожалуй, так и есть. Вдова уже в постели, но еще не спит.
- Ваша работа никогда не заканчивается, не так ли? – спросил он, входя в комнату.
- Нет, - ответила она, покорно пожимая плечами.

Он видел этот жест много раз. Ее лицо при этом выражало сожаление и неприязнь. В действительности он не мог понять, каким образом ей удается терпеть его бабушку. Он выносил ее только потому, что должен был.

Возможно, предположил он, у нее тоже не было другого выхода. Нежные молодые леди, которым не светило в жизни большое состояние, хватались за любую возможность получить работу.
- У меня закончилась бумага, - объяснила она.
- Для писем?
- Вашей бабушки, - подтвердила Грейс. – Мне некому писать письма. Думаю, Элизабет Уиллоуби однажды выйдет замуж и переедет… - Она задумалась на мгновение. – Я буду скучать по ней.
- Да-да, - пробормотал он, вспоминая, что говорила ему Амелия. – Ведь вы хорошие друзья?
- Да, - кивнула Грейс. Она взяла небольшую стопку бумаги и, скривившись, взглянула на него:
- Сейчас я должна идти писать письма Вашей бабушки.
- Она не пишет их сама? – удивился он.

- Она думает, что пишет. Однако ее манера облекать мысли в слова ужасна. Никто не может понять, что именно она хотела сказать. Даже у меня с этим бывают затруднения. Так что примерно половину каждого письма мне приходится додумывать самой.

Он усмехнулся. Грейс была такой замечательной, что он спрашивал себя, почему она так и не вышла замуж. Неужели джентльменов отпугивало ее положение в Белгрейве? Вероятно. Он подумал, что в этом была его вина. Он так старался удержать ее здесь в качестве бабушкиной компаньонки, даже и не думая о том, чтобы дать ей какое-нибудь маленькое приданое, которое освободило бы ее от обязанностей и помогло бы, наконец, найти себе мужа.

- Грейс, я должен извиниться, - сказал он, подходя к ней.
- За сегодняшний день? Нет, пожалуйста, не смешите. Ситуация была ужасной, и никто не обвиняет Вас…
- За многое, - отрезал он.

Он должен был дать ей возможность найти мужа. Если бы он сделал это, то ее бы здесь не было, когда приехал Одли.

- Пожалуйста, - сказала она, ее лицо исказила страдальческая улыбка. – Вы не сделали ничего, за что бы теперь должны были принести свои извинения. Но даже если бы и было что-то, уверяю Вас, что великодушно простила бы Вам все.

- Спасибо, - поблагодарил он. Он думал, что должен был бы почувствовать себя лучше, но этого не произошло. И затем, чтобы скрыть очевидное, добавил:
- Мы уезжаем в Ливерпуль через два дня.

Она медленно кивнула:
- Очевидно, Вам необходимо многое сделать до отъезда.

Он задумался. Вообще-то нет. Он провел последние четыре дня в полной уверенности, что вернется в Англию ни с чем, поэтому работал как безумный, чтобы убедиться в том, что каждый уголок в поместье Уиндхем находится в надлежащем состоянии. Он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь мог сказать, что он подставил нового герцога.

Он все закончил. Просмотрел заказы на зерно, проследил за работой персонала, а все остальное…

Его дни как герцога были сочтены.

- Почти ничего, - ответил он Грейс сорвавшимся голосом.
- О, - удивилась она, но не его ответу, а тому, как он его озвучил. – Это должны быть приятные перемены.

Он наклонился вперед. Он видел, что ей становится неудобно, однако в нем было достаточно спиртного, чтобы насладиться этим моментом.

- Вот видите, я учусь, - сказал он.
- Учитесь? – она сглотнула.
- Быть ленивым джентльменом. Возможно, я должен взять пример с Вашего мистера Одли.
- Он не мой мистер Одли, - быстро вставила она.
- Ему не стоит волноваться, - продолжал он, не обращая внимания на ее протест. Они оба знали, что она лжет. – Я оставил все дела в идеальном порядке. Все контракты просмотрены, каждая цифра в каждой колонке на своем месте. Если имение придет в упадок, это будет на его совести.
- Остановитесь, Томас, - сказала Грейс. – Не говорите так. Мы не знаем, что герцог – он.
- Неужели? – Господи, кого она пытается обмануть? – Бросьте, Грейс. Мы оба прекрасно знаем, что найдем в Ирландии.
- Не знаем, - настаивала она, но ее голос не выражал уверенности.
И он это знал.

Он шагнул к ней:
- Вы любите его?

Она замерла.
- Вы любите его? – повторил он, теряя терпение. – Одли.
- Я знаю, о ком Вы говорите, - резко сказала она.

Он едва не рассмеялся.
- Полагаю, что знаете.

И подумал про себя, что они обречены. Они оба. Амелия была для него потеряна, а Грейс взяла и из всех людей влюбилась в Одли. Ничего не изменится. Он знал, что мог бы жениться на ком-то вроде Грейс, но Одли – никогда. Если уж он стал герцогом, то его долгом было жениться на какой-нибудь девушке с лошадиным лицом только потому, что ее происхождение было таким же высоким, как и его. Слишком много вокруг было скептиков и болтунов. Новому герцогу придется сделать блестящую партию, чтобы доказать обществу, что он достоин титула. Кроме того, Одли был безответственным дураком и совершенно не заслуживал такой женщины, как Грейс.

- Как давно Вы здесь? – спросил он, стараясь пробраться сквозь туман в своем мозге.
- В Белгрейве? Пять лет.
- И за все это время я ни разу… - Он потряс головой. – Не понимаю, почему.
- Томас, - насторожилась она, - о чем Вы толкуете?
- Будь я проклят, если знаю. – Он горько рассмеялся. – Что с нами будет, Грейс? Вы же знаете, мы обречены. Оба.
- Я не понимаю, о чем Вы говорите.

Он не мог поверить, что у нее есть силы притворяться, будто она не понимает его.
- О, бросьте, Грейс. Вы слишком умны для этого.

Она посмотрела на дверь.
- Я должна идти. – Однако он преграждал ей путь. – Томас, я…

И он подумал: почему бы и нет? Амелия была недосягаема, а Грейс – красивая, замечательная, надежная Грейс была здесь. Она была довольно привлекательна, он всегда так думал, и любой мужчина вполне мог не устоять.

Даже мужчина без гроша в кармане.

Он взял в руки ее лицо и поцеловал ее. Это был отчаянный поцелуй, рожденный не желанием, а болью, и он целовал ее, надеясь, что если будет больше и дольше стараться, что-то изменится, что-то вспыхнет между ними, и он забудет…

- Остановитесь! – Она толкнула его в грудь. – Зачем Вы это делаете?
- Не знаю, - он беспомощно пожал плечами. Эта была правда. – Я здесь, Вы здесь…
- Я ухожу, - но он до сих пор держал ее за руку.

Он должен был отпустить ее. Он знал, что должен был, но не мог. Она могла не быть его избранницей, но может быть… она была не так и плоха. И, возможно, у них могло бы что-то получиться. Вместе.
- Ах, Грейс, - произнес он. – Я больше не Уиндхем, и мы оба это знаем. – Он почувствовал, что пожал плечами и протянул ей руку. Казалось, что он, наконец, сдался перед неизбежным.

Она с любопытством взглянула на него:

- Томас?
А затем – кто знает, откуда это взялось? – он сказал:

- Почему бы Вам не выйти за меня замуж, когда все это закончится?
- Что? – ужаснулась она. – Томас, Вы сошли с ума.

Но она не оттолкнула его.

- Что скажете, Грейси? – он коснулся ее подбородка, вынуждая посмотреть на него.

Она не дала согласия, но и не отказала. Он знал, что она думает об Одли, но сейчас ему было на это наплевать. Для него она была последней надеждой, последним шансом поступить разумно.

Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее, остановившись на миг, чтобы напомнить себе о ее красоте. Густые темные волосы, великолепные голубые глаза – его сердце должно было бешено биться в груди от этой красоты. Если он прижмет ее к себе, крепко и требовательно, ответит ли его тело желанием на эту близость?

Однако он не стал этого делать. Не хотел. Это казалось неправильным. Сама мысль об этом казалась ему недостойной. Грейс отвернулась и прошептала:

- Я не могу.

И он не сделал ничего, чтобы остановить ее. Вместо этого он коснулся подбородком ее макушки, держа ее в объятиях так, как мог бы обнимать сестру. Его сердце сжалось, и он прошептал:

- Я знаю.

* * *

- Ваша милость?
На следующее утро он поднял взгляд от своего стола, думая о том, как долго еще к нему будут так обращаться. Дворецкий стоял в дверях, ожидая, когда его заметят.

- Здесь лорд Кроуленд, он желает Вас видеть, - доложил Пенрит. – Он с леди Амелией.
- В такое время? – Он моргнул и взглянул на часы, которые непонятно насколько отставали.
- Сейчас половина девятого, сэр, - ответил Пенрит, - а эти часы неисправны.

Томас потер переносицу – кажется, она приняла весь удар вчерашней бутылки бренди на себя.

- Похоже, вчера я совершенно выжил из ума, - пробормотал он. И, честно говоря, отстающие часы были самым незначительным тому доказательством.
- Они в розовой гостиной, сэр.

Там, где он расстроил Грейс всего несколько часов назад. Великолепно.

Томас подождал, пока Пенрит выйдет, и с досадой закрыл глаза. Боже милостивый, он поцеловал Грейс! Сцапал вот этими руками бедную девушку и поцеловал. О чем, черт возьми, он думал? Хотя он не особенно жалел о своем поступке. В тот момент это казалось замечательной идеей. Если он не мог получить Амелию…

Амелия.

Ее имя вернуло его к реальности. Амелия здесь, и он не должен заставлять ее ждать.

Он встал. Она здесь с отцом, а это – плохой знак. Томас хорошо знал лорда Кроуленда, но не мог придумать ни одной причины, почему ему вздумалось бы нанести столь ранний визит. Он даже не мог вспомнить, когда граф был здесь в последний раз.

Господи, только бы он не привез своих гончих. Для этого у него просто раскалывалась голова.

Он быстро добрался до розовой гостиной и, войдя в комнату, сразу увидел Амелию, которая сидела на диване с таким видом, словно мечтала оказаться подальше отсюда. Она улыбнулась ему, но улыбка больше походила на гримасу, и он подумал, хорошо ли она себя чувствует.

- Леди Амелия, - проговорил он, хотя по правилам должен был сначала поприветствовать ее отца.

Она встала, слегка присев в реверансе.
- Ваша милость.
- Как Вы себя чувствуете? – поинтересовался он и слегка наклонил голову, изучая ее глаза. Они снова были зелеными с маленькими коричневыми крапинками по краям. Однако она не выглядела, как обычно.

С каких пор он узнал ее настолько хорошо, чтобы замечать такие тонкости в ее внешности?

- Со мной все в порядке, Ваша милость.

Но ему не понравился ее тон, покорный и официальный. Он хотел, чтобы вернулась другая Амелия, – та, которая была с ним, склоняясь над старым пыльным атласом, и чьи глаза светились новым знанием. Та, которая смеялась с Гарри Глэддишем, поддразнивая его. Забавно. Он никогда не думал, что будет высоко ценить готовность жены дразнить его, но сейчас так и было.

Он не хотел быть вознесенным на пьедестал. Только не ею.

- Вы уверены? – спросил он, чувствуя, как растет его интерес. – Вы бледны.
- Я всего лишь правильно пользуюсь шляпкой, - ответила она. – То же самое Вы могли бы сказать и Вашей бабушке.

Они улыбнулись друг другу, и Томас повернулся, чтобы поздороваться с ее отцом.
- Лорд Кроуленд. Простите мне мою невнимательность. Чем могу служить?

Лорд Кроуленд не дал себе труда быть вежливым или хотя бы ответить на приветствие.

- Моему терпению пришел конец, Уиндхем, - резко сказал он.

Томас взглянул на Амелию, ища объяснений, но она не смотрела в его сторону.

- Боюсь, что не понимаю, о чем речь, - проговорил Томас.
- Амелия рассказала мне, что Вы уезжаете в Ирландию.

Амелия знала, что он собирается в Ирландию? Он удивленно моргнул. Вот это новости!

- Я подслушала Ваш разговор с Грейс, - страдальчески выдавила она. – Я не нарочно. Простите. Я не должна была ничего говорить. Я не знала, что отец так рассердится.
- Мы ждали достаточно, - бушевал Кроуленд. – Вы держали мою дочь, связанную обязательством, много лет, и теперь, когда мы решили, что Вы, наконец, соизволите назначить дату, я узнаю, что Вы бежите из страны!
- Я намерен вернуться.

Лицо Кроуленда покраснело. Очевидно, сухое остроумие не лучшая идея.

- И каковы же Ваши намерения, сэр? – Рявкнул он.

Томас медленно и глубоко втянул носом воздух, заставляя себя сохранять спокойствие.

- Мои намерения, - повторил он.

До какой черты должен дойти человек, чтобы решить, что с него хватит? Особенно если он изо всех сил старался быть вежливым и поступать правильно? Он обдумал события последних дней. Так или иначе, он считал, что неплохо справлялся. Он никого не убил, хотя, видит Бог, ему этого хотелось.

- Мои намерения, - снова произнес Томас. Его рука сжалась в кулак, и это был единственный внешний признак его состояния.
- Относительно моей дочери.

Все, хватит. Томас одарил лорда Кроуленда ледяным взглядом.

- У меня нет никаких намерений относительно чего бы то ни было Вашего.

Амелия задохнулась, и он должен был почувствовать раскаяние, но не почувствовал ничего. За последнюю неделю его напрягали, избивали, толкали, принуждали – он думал, что уже должен был сломаться. Еще один маленький удар, и он…

- Леди Амелия – послышался новый, высокий и неприятный голос. – Я и не знал, что Вы почтили нас своим великолепным присутствием.

Одли. Разумеется, он был здесь. Томас засмеялся.

Кроуленд наблюдал за ним с растущим отвращением. За Томасом, не за Одли, который только что вернулся с прогулки верхом, взъерошенный и похожий на разбойника. По крайней мере, так думал Томас. Он понять не мог, что леди находят в этом мужчине.

- Э-э, отец, - торопливо проговорила Амелия, - позволь представить тебе мистера Одли. Он гостит в Белгрейве. Мы познакомились, когда я навещала Грейс.

- А где Грейс? – громко спросил Томас.

Все были в сборе, и ее отсутствие здесь казалось неправильным.

- Она внизу, в большом зале, - ответил Одли, с любопытством глядя на него. – Я как раз шел…
- Уверен, так и было, - перебил Томас. Он снова повернулся к лорду Кроуленду. – Итак, Вы хотели узнать, каковы мои намерения.
- Сейчас не самое подходящее время, - нервно сказала Амелия.

Томас с усилием оттолкнул раскаяние. Она думала, что таким образом предотвращает его отказ, тогда как правда была намного хуже.

- Нет, - произнес он, растягивая слог, будто на самом деле обдумывает этот вопрос. – Другой возможности может не быть.

Зачем он хранил это в тайне? Что он надеялся изменить? Почему бы прямо сейчас, черт побери, все не рассказать?

Появилась Грейс:

- Вы хотели меня видеть, Ваша милость?

Брови Томаса удивленно приподнялись, и он оглядел комнату.

- Неужели я сказал это так громко?
- Лакей услышал Вас… - Ее голос затих, и она направилась в зал, где, должно быть, до сих пор прятался подслушивающий слуга.
- Присоединяйтесь к нам, мисс Эверсли, - сказал Томас, рукой приглашая ее войти. – Вы тоже должны поучаствовать в этом фарсе.

Бровь Грейс беспокойно дернулась, но она вошла в комнату и встала у окна. Подальше от остальных.

- Я требую, чтобы мне объяснили, что здесь происходит, - сказал Кроуленд.
- Разумеется, - ответил Томас. – Как грубо с моей стороны! Где мои манеры? У нас тут была весьма захватывающая неделя. Даже в своих самых страшных фантазиях я и представить себе такого не мог.
- Что это значит? – Строго спросил Кроуленд.

Томас хитро посмотрел на него:

- Ах да. Вероятно, Вы должны знать. Этот человек, - он махнул рукой в сторону Одли, – мой кузен. И он, видимо, и есть герцог. – Все еще глядя на Кроуленда, он надменно пожал плечами, явно довольный собой. – Хотя мы в этом пока не уверены.
___________________________________

 » Глава 14

Глава 14. (перевод Janina, бета LiskaAliska)

«О, Господи!»
Амелия уставилась на Томаса, затем на мистера Одли, и вновь перевела пристальный взгляд на Томаса, и опять…
Все находившиеся в комнате люди теперь смотрели на нее. Почему они все уставились на нее? Она что-то сказала? Она произнесла это вслух?
- Поездка в Ирландию… - сказал ее отец.
- Должна установить факт его законнорожденности, - ответил Томас. – Собирается целая компания. Даже моя бабушка едет.
Амелия в ужасе уставилась на него. Он не был самим собой. Это было неправильно. Все было неправильно.
Этого не могло случиться. Она зажмурилась. Крепко.
«Пожалуйста, пусть кто-нибудь скажет, что все это какая-то шутка».
А затем до ее слуха донесся мрачный голос ее отца:
- Мы присоединимся к вам.
Ее глаза открылись.
- Отец?
- Не вмешивайся, Амелия, - сказал он. Он даже не взглянул на нее, когда произнес это.
- Но…
- Уверяю вас, - прервал ее Томас, также не глядя в ее сторону. – Мы со всей возможной поспешностью предпримем все необходимые меры и немедленно сообщим вам о полученном результате.
- На чаше весов будущее моей дочери, - горячо возразил ее отец. – Я отправлюсь с вами, чтобы лично проверить документы.
Голос Томаса стал подобен льду:
- Вы думаете, что мы попытаемся вас обмануть?
Амелия сделала шаг по направлению к ним. Почему никто из них не обращал на нее внимания? Они полагали, что она невидимка? Не имеющая значения вещь в этой ужасной сцене?
- Я только защищаю права своей дочери.
- Отец, пожалуйста, - Амелия дотронулась до руки отца. Кто-то должен поговорить с нею. Кто-то должен ее услышать. – Пожалуйста, на минуту.
- Я сказал, не вмешивайся! – закричал ее отец и выдернул свою руку. Не ожидавшая такого Амелия отшатнулась и, ударившись об угол стола, упала.
Томас немедленно оказался подле нее и протянул девушке руку, помогая ей подняться на ноги.
- Извинитесь перед вашей дочерью, - убийственным тоном произнес он.
Ее отец казался ошеломленным.
- О чем, черт возьми, вы говорите?
- Извинитесь перед нею! – проревел Томас.
- Ваша светлость, - быстро произнесла Амелия, - пожалуйста, не судите моего отца слишком строго. Его вынудили исключительные обстоятельства.
- Никто не знает этого лучше, чем я, - объяснил ей Томас, не отрывая взгляда от лица ее отца. – Извинитесь перед Амелией, - вновь повторил он, - или я буду вынужден указать вам на дверь.
Амелия затаила дыхание. Казалось, что все присутствующие затаили дыхание, за исключением, возможно, Томаса, который был похож на древнего воина, требовавшего беспрекословного повиновения.
- Я сожалею, - произнес граф, смущенно моргая. – Амелия, - он повернулся и наконец-то посмотрел на дочь, - ты же знаешь, что я…
- Я знаю, - сказала Амелия, прерывая его. Этого было достаточно. Она знала своего отца, знала его обычную добрую манеру поведения.
- Кто этот человек? - спросил ее отец, указывая на мистера Одли.
- Он сын старшего брата моего отца.
- Чарльза? – в смятении ахнула Амелия. Того мужчины, за которого ее мать должна была выйти замуж?
- Джона.
Того, который утонул. Любимца вдовствующей герцогини.
Лорд Кроулэнд кивнул, бледный и потрясенный.
- Вы уверены в этом?
В ответ Томас только пожал плечами.
- Вы можете сами взглянуть на портрет.
- Но его имя…
- Было Кэвендиш при рождении, - произнес мистер Одли. – Я стал Кэвендишем-Одли в школе. Вы можете проверить документы, если пожелаете.
- Здесь? – спросил ее отец.
- В Эннискиллене. Я приехал в Англию только после службы в армии.
Отец Амелии одобрительно кивнул. Девушка вспомнила, что ему всегда хотелось поступить на военную службу. Но, конечно же, он не мог этого сделать. Ее отец унаследовал графский титул в возрасте семнадцати лет, и кроме него не имелось ни одного наследника мужского пола. Графство Кроулэнд не могло рисковать потерей последнего графа, прежде чем у того появится шанс произвести потомство. Таким образом, теперь у графа было пять дочерей. Амелия задумалась, а не было ли отцу временами жаль, что он так и не отправился в армию. Результат получился тот же самый. Наследника у графства так и не появилось.
- Я уверен в том, что он кровный родственник, - спокойно сказал Томас. – Остается лишь определить законность его происхождения.
- Это – катастрофа, - пробормотал ее отец и подошел к окну, чтобы выглянуть наружу.
Взгляды всех присутствующих устремились вслед за ним - на что еще можно было смотреть в такой безмолвной комнате?
- Я добросовестно подписал контракт, - произнес граф, все еще рассматривая лужайку перед домом. – Двадцать лет назад я подписал контракт.
Глаза Амелии расширились. Она никогда не слышала, чтобы ее отец говорил таким тоном. Его голос был напряженный, с трудом контролируемый, подобно туго натянутой и дрожащей струне, ожидающей, что ее вот-вот порвут.
Кроулэнд резко обернулся.
- Вы понимаете? – потребовал он, и было трудно понять, к кому он обращается, пока его взгляд, наконец, не остановился на лице Томаса.
- Ваш отец приехал ко мне со своими планами, и я с ними согласился, полагая, что вы законный наследник герцогства. Она должна была стать герцогиней. Герцогиней! Вы думаете, что я согласился бы отдать свою дочь, знай я, что вы всего лишь... только...
Лицо ее отца покраснело и скривилось, пока он пытался понять, кем же теперь был Томас. Или мог бы быть, если подлинность претензий мистера Одли будет установлена. Амелия почувствовала себя больной. Из-за себя. Из-за Томаса.
- Вы можете называть меня мистером Кэвендишем, если пожелаете, - сказал Томас пугающе спокойным голосом. – Если вы думаете, что это поможет вам свыкнуться с этой мыслью.
Но ее отец еще не закончил.
- Я не позволю, чтобы мою дочь обманули. Если вы не докажете, что являетесь настоящим и законным герцогом Уиндхемом, можете считать помолвку недействительной.
«Нет!»
Амелии хотелось выкрикнуть это. Он не мог так просто разорвать все это. Он не мог сделать это с нею. Она яростно посмотрела на Томаса. Несомненно, он сейчас что-нибудь скажет. Кое-что произошло между ними. Они больше не были незнакомцами. Она ему нравилась. Он проявлял к ней интерес. Он будет бороться за нее.
Но нет.
Ее сердце оборвалось. Сокрушенное собственным тяжелым весом.
Очевидно, что он не будет.
Потому что когда ее разум прояснился достаточно, чтобы она смогла сосредоточиться на его лице, Амелия увидела, что Томас кивает. И он произнес:
- Как пожелаете.
- Как пожелаете, - эхом повторила девушка, неспособная поверить в это. Но никто ее не услышал. Это был только шепот. Всего лишь охваченный ужасом шепот женщины, на которую никто, казалось, не обращал внимания.
Никто не смотрел на нее. Ни один из них. Даже Грейс.
А затем ее отец повернулся и посмотрел на мистера Одли, указав на него пальцем.
- В таком случае, - сказал граф, - если вы - герцог Уиндхем, то тогда вы женитесь на ней.


Позже той ночью, и каждую последующую ночь в течение многих недель, Амелия вновь и вновь переживала этот момент. Она видела, как ее отец двигается, поворачивается и указывает пальцем. Она видела, как его губы произносят слова. Слышала его голос. Видела шок на лицах всех присутствующих.
Видела ужас мистера Одли.
И каждый раз, когда эта сцена проигрывалась в ее памяти, она что-то говорила. Что-то умное, или что-то язвительное. Может быть, что-нибудь остроумное или яростное.
Но всегда что-то.
В реальности, однако, она не произнесла ничего. Ни слова. Ее собственный отец пытался навязать свою дочь человеку, которого она не знала, в присутствии людей, которых она действительно знала, и она не сказала…
Ничего.
Она даже не раскрыла рта. Амелия чувствовала, что ее лицо застыло, словно какая-то отвратительная горгулья, пойманная в ловушку в вечном мучении. Ее подбородок упал вперед, а ее губы окаменели в отвратительной, потрясенной маске.
Но она не произнесла ни звука. Ее отец, вероятно, гордился таким ее поведением. Никаких женских истерик с ее стороны.
Мистер Одли, казалось, был также взволнован, но он вернул свое самообладание намного быстрее, даже если первыми словами, которые он произнес и были:
«Ох», и «Нет».
Амелия подумала, что она, возможно, больна.
- О, да, - предупредил мистера Одли ее отец, и Амелия узнала этот его тон. Отец не часто его использовал, но никто не осмеливался противоречить ему, когда он говорил таким тоном. – Вы женитесь на ней, даже если я буду вынужден вести вас к алтарю, приставив ружье к вашей спине.
- Отец, - произнесла Амелия, ее голос надломился на этом слове, - Ты не сделаешь этого.
Но отец не обратил на нее внимания. Вместо этого он сделал еще один яростный шаг по направлению к мистеру Одли.
- Моя дочь помолвлена с герцогом Уиндхемом, - прошипел он, - и она выйдет замуж за герцога Уиндхема.
- Я не герцог Уиндхем, - произнес мистер Одли.
- Пока еще нет, - ответил ее отец. – И, возможно, никогда им и не станете. Но я буду присутствовать в тот момент, когда правда выйдет наружу. И удостоверюсь, что моя дочь выходит замуж за правильного человека.
- Это безумие! - воскликнул мистер Одли. Теперь он явно был обеспокоен, и Амелия едва не рассмеялась от ужаса всей этой ситуации. На это стоило посмотреть: мужчина был доведен до состояния паники при мысли о женитьбе на ней.
Она посмотрела вниз на свои руки, наполовину ожидая увидеть на них нарывы. Возможно, саранча пронеслась бы по комнате.
- Я ее даже не знаю, - произнес мистер Одли.
На что ее отец ответил:
- Об этом едва ли стоит беспокоиться.
- Вы сошли с ума! – выкрикнул мистер Одли. – Я не собираюсь жениться на ней!
Амелия прикрыла свой нос и рот руками, глубоко вздохнув. Она дрожала. Ей не хотелось расплакаться. Больше всего она не хотела именно этого.
- Прошу прощения, миледи, - пробормотал мистер Одли в ее сторону. – Ничего личного.
Амелия каким-то образом умудрилась кивнуть. Это не был вежливый кивок, но, может быть, это был великодушный кивок. «Почему никто не скажет что-нибудь?» - думала она с удивлением. Почему они не спросят ее мнения?
Почему все, казалось, решили, что она не может говорить за себя?
Все происходило так, словно она наблюдала за всеми ними издалека. Они бы не услышали ее. Амелия могла визжать и кричать, но никто не услышал бы ее.
Амелия посмотрела на Томаса. Он уставился прямо перед собой, неподвижный, словно изваяние.
Она взглянула на Грейс. Конечно же, Грейс могла бы прийти ей на помощь. Она ведь была женщиной. Она понимала, что это значит, когда чья-то жизнь рушится на глазах.
А потом Амелия опять посмотрела на мистера Одли, который все еще продолжал что-то бормотать, подыскивая аргументы, которые позволили бы ему избавиться от нее.
- Я не соглашался на это, - произнес мистер Одли. – Я не подписывал никакого контракта.
- Он тоже не подписывал, - заметил ее отец, кивком головы указав на Томаса. – Это сделал его отец.
- От его имени, - практически выкрикнул мистер Одли.
Но граф и глазом не моргнул.
- И здесь вы неправы, мистер Одли. В контракте вообще не указано его имя. Моя дочь, Амелия Гонория Роуз должна выйти замуж за седьмого герцога Уиндхема.
- В самом деле? – наконец-то подал голос Томас.
- Разве вы не просматривали эти бумаги? – спросил Томаса мистер Одли.
- Нет, - ответил Томас. – Я никогда не видел в этом необходимости.
- Черт побери! – выругался мистер Одли. – Я связался с шайкой проклятых идиотов.
Амелия не видела причины противоречить этому.
Мистер Одли посмотрел прямо на ее отца.
- Сэр, - сказал он, - я не женюсь на вашей дочери.
- О, нет, вы женитесь.
И в этот момент Амелия поняла, что ее сердце разбито. Потому что эти слова произнес не ее отец.
Это был Томас.
- Что вы сказали? – переспросил мистер Одли.
Томас пересек комнату, остановившись только, когда он оказался почти нос к носу с мистером Одли.
- Эта женщина провела всю свою жизнь, готовясь стать герцогиней Уиндхем. Я не позволю вам так просто разрушить ее жизнь. Вы меня поняли?
И все, о чем она смогла подумать, было: «Нет».
Нет. Она не хотела быть герцогиней. Ей это было совершенно безразлично. Она просто хотела его. Томаса. Мужчину, в ожидании которого она провела всю свою жизнь, и которого она совсем не знала.
До сих пор.
До того момента, когда он, стоя рядом с нею и рассматривая некую бессмысленную карту, объяснил ей, почему Африка больше Гренландии.
До того момента, когда он сказал ей, что ему нравится, как она командует.
До того момента, когда он заставил ее почувствовать, что она имеет значение. Что ее мысли и убеждения кое-чего стоили.
Он сделал ее чувство полным.
Но сейчас этот мужчина находился здесь и требовал, чтобы она вышла замуж за кого-то еще. И Амелия не знала, как остановить все это. Потому что если она заговорит, если выскажет им все, что хочет, и он опять откажется от нее…
Но Томас не спрашивал ее, насколько она смогла понять. Он спрашивал мистера Одли. И мистер Одли ответил «нет».
Амелия сделала вдох и уставилась в потолок, пытаясь притвориться, что находящиеся рядом с нею двое мужчин не спорили о том, кто из них должен жениться на ней.
- Нет, я не понимаю, - продолжил мистер Одли, весьма раздраженным тоном. – Извините.
Амелия оглянулась. Было трудно отвести взгляд. Это походило на несчастный случай с каретой, кроме того, что это была ее собственная жизнь, которая рушилась у всех на глазах.
Томас смотрел на мистера Одли убийственным взглядом. А затем, он произнес:
- Полагаю, что я убью вас.
- Томас!
Крик вырвался из ее горла прежде, чем Амелия смогла остановиться, чтобы подумать. Она бросилась через комнату и схватила его за руку, чтобы удержать его.
- Вы можете украсть мою жизнь, - прорычал Томас, словно сердитый обиженный зверь, пытаясь вырвать у нее свою руку. – Вы можете украсть даже мое имя, но, клянусь Богом, вы не сделаете этого с нею.
Так вот, что это было. Томас думал, что поступает благородно. От разочарования ей хотелось заплакать. Томас ничуть не изменился. Он провел всю свою жизнь, делая только правильные вещи. Никогда ничего для себя лично. Всегда ради Уиндхема. А теперь он думал, что поступает правильно ради нее.
- У нее есть имя, - резко возразил мистер Одли. – Уиллоуби. – И, ради Бога! Она ведь, дочь графа! Она найдет себе кого-нибудь еще.
- Если вы - герцог Уиндхем, - проревел в бешенстве Томас, - вы будете соблюдать свои обязательства.
- Если я - герцог Уиндхем, то тогда вы не можете указывать мне, что мне следует делать.
- Амелия, - с убийственным спокойствием произнес Томас, - отпустите мою руку.
Вместо этого, она лишь усилила свою хватку.
- Я не думаю, что это хорошая идея.
Ее отец выбрал именно этот момент, чтобы посодействовать наконец-то примирению .
- Э-э, джентльмены, все эти рассуждения пока что гипотетические. Вероятно, нам следует подождать до…
- В любом случае, я не буду седьмым герцогом, - пробормотал мистер Одли.
Ее отец казался несколько раздраженным из-за того, что его прервали.
- Прошу прощения?
- Я не буду. – Мистер Одли посмотрел на Томаса. – Ведь так? Потому что ваш отец был шестым герцогом. За исключением того, что на самом деле, он им не являлся, если герцог - я. – А затем, словно еще не достаточно было путаницы: - Являлся ли он? Если был я?
- О чем, черт возьми, вы говорите? – потребовал объяснений отец Амелии.
- Ваш отец умер до того, как умер его собственный отец, - сказал Томас мистеру Одли. – Если ваши родители были женаты, то вы бы унаследовали титул после смерти пятого герцога, полностью устранив моего отца, и меня, из порядка наследования.
- Что делает меня герцогом номер шесть.
- Именно так, - сурово сказал Томас.
- И тогда я не связан обязательствами контракта, - заявил мистер Одли. – Ни один суд в мире не заставит меня исполнять его. Хотя сомневаюсь, что они бы сделали это, даже если бы я был седьмым герцогом.
- Этот вопрос не к юридическому суду, - тихо произнес Томас. - Вы должны обратиться к суду вашей собственной моральной ответственности.
Амелия тяжело сглотнула. Как это было похоже на него, как все честно и правильно. Разве кто-то мог переспорить такого человека? Она почувствовала, что ее губы начинают дрожать, и посмотрела в сторону двери, прикидывая, сколько шагов ей придется пройти, чтобы уйти отсюда.
Мистер Одли выглядел весьма чопорно, и когда он заговорил, его слова тоже были весьма жесткими:
- Я не просил об этом.
Но Томас только покачал головой.
- Я тоже.
Амелия отшатнулась назад, с трудом подавляя крик боли в горле. Нет, он никогда не просил ничего этого. Ни титула, ни земель, ни ответственности.
Он никогда не просил ее.
Конечно, она это знала. Она всегда знала, что Томас не выбирал ее. Но она никогда не думала, что это причинит ей такую боль – услышать, как он говорит об этом. Она была всего лишь одним из его многочисленных обязательств, навязанных ему при рождении.
Рука об руку с привилегиями шла ответственность. Как это было верно.
Амелия осторожно шагнула назад, пытаясь отойти так далеко от центра комнаты, насколько это было возможно. Она не хотела, чтобы кто-то видел ее. Ее глаза, которые были полны непролитых слез, и дрожащие руки.
Ей хотелось исчезнуть, покинуть эту комнату и …
И тут она почувствовала это. Руку в ее собственной руке.
Вначале она посмотрела вниз на две переплетенные руки. А затем подняла голову, уже зная, что это была Грейс.
Амелия ничего не сказала. Она не доверяла своему голосу, не доверяла своим губам выговорить слова, которые ей хотелось произнести. Но когда ее глаза встретились со взглядом Грейс, Амелия поняла, что другая женщина видит то, что творится у нее на сердце.
Она схватила руку Грейс и сжала ее.
Никогда в жизни Амелия сильнее не нуждалась в подруге, чем в этот момент.
Грейс сжала ее руку в ответ.
И впервые за этот день Амелия не чувствовала себя совершенно одинокой.
___________________________________

 » Глава 15

Глава 15 (перевод mshush, бета-редактор LiskaAliska)

Четыре дня спустя, на море.

Когда сгустились сумерки, капитан сказал Томасу, что плавание оказалось на редкость спокойным. Томас был благодарен за это. Не то, чтобы он страдал морской болезнью, когда волновалось Ирландское море, но весьма было на это похожее. Немного ветра, качки или что там заставляло маленький корабль взлетать вверх-вниз на гребне волн, как тут же его желудок начинал протестовать против этого и самым неприятным способом.

Он обнаружил, что лучше было остаться на палубе. Внизу, в каютах, воздух был тяжелым и там было жутко душно. А здесь он мог, по крайней мере, попробовать насладиться запахом соленого воздуха, который оседал на его кожу тонким слоем. Здесь он мог дышать.

Внизу у перил стоял Джек. Прислонившись к деревянному борту, он пристально смотрел на море. Томас не мог не отметить то, что это было место, где погиб его отец. Приближаясь к ирландскому побережью, Томас думал, как его мать все это время жила там, на берегу.

На что должно быть это похоже: не знать родного отца? Томас часто думал о том, что предпочел бы не знать своего отца, но что касается Джона Кавендиша, то он был более приятным парнем, чем его младший брат Реджинальд.

Задавался ли Джек вопросом, как бы сложилась его жизнь, если бы не шторм? Он бы воспитывался в Белгрейве, конечно. Ирландия была бы для него просто землей, местом, где родилась и выросла его мать. Он мог бы время от времени наведываться в эти края, однако Ирландия никогда не стала бы для него домом.

Он бы учился в Итоне, как это делали все мужчины из рода Кавендиш, а потом бы продолжил свое образование, поступив в Кембридж. Он бы числился среди студентов Питерхауса, потому что только в самом старшем из кембриджских колледжей учился весь Дом Уиндхемов. И его имя было бы добавлено к длинному списку Питернских Каведишей, выпускников этого колледжа, к списку, начертанному на стене библиотеки, которая была построена его предками сотни лет назад, когда герцоги все еще были графами, а церковь была католической.

Не имело бы значения, что он изучал, или даже если бы он на самом деле хорошо учился. Джек бы окончил колледж, несмотря на оценки. Он был наследником Уиндхемов и этим все объяснялось. Томас не был уверен, что ему пришлось бы делать, не будь он таким, какой он есть сейчас. Он не мог вообразить себе, чтобы с полной неграмотностью, без образования можно было бы добиться своей цели.

За всем этим последовал бы Лондонский сезон, как было в случае с Томасом. Джек бы там хорошо повеселился, сухо подумал Томас. Его остроты сделали бы молодого, не состоящего в браке герцогского наследника еще более привлекательным для дам. Об армии не могло быть и речи. Не трудно было бы догадаться, что он не стал бы грабить экипажи на Линкольн-роуд.

Что касается самого Томаса, он не знал, где бы остановился. Возможно, далеко на севере, в каком-нибудь доме, предоставленном в его распоряжение дедом. Занялся бы его отец каким-нибудь бизнесом? Управлял бы фабрикой? Было трудно вообразить себе более неподходящее занятие для Реджинальда Кавендиша.

Что бы он сделал со своей жизнью, если бы не родился единственным сыном герцога? Томас не мог себе представить, что такое свобода. Сколько он себя помнил, его жизнь с самого детства была расписана поминутно. Каждый день он принимал множество решений, но самые важные, те, что имели гораздо большее значение для его жизни, принимались за него.

Все же он пришел к выводу, что принятые за него решения имели хорошие последствия. Он любил Итон и любил Кембридж, и если бы он захотел защитить свою родину, как сделал Джек.… Ну, в общем, армия Его Величества справилась гораздо лучше и без него. Даже Амелия…

Он на мгновение закрыл глаза, позволяя боковой и килевой качке поигрывать с его телом, качая на палубе.

Даже Амелия оказалась превосходным выбором. Он чувствовал себя настоящим идиотом за то, что ему понадобилось так много времени, чтобы узнать ее.

Все те решения, которые ему не было позволено принять… Он гадал: а сделал бы он лучше, если бы сам принимал эти решения?

Возможно, нет.

Недалеко от носа корабля он увидел Грейс и Амелию, сидящих вместе на встроенной скамье. Они делили каюту с вдовствующей герцогиней, и с тех пор как она твердо решила остаться внутри этих четырех стен, девушки вышли на палубу. Лорду Кроуленду дали другую каюту, Томас и Джек разместились внизу с командой корабля.

Амелия не заметила, что он наблюдает за ней, может потому, что солнце слепило бы ей глаза, если бы она посмотрела в его сторону. Она сняла шляпку и держала ее в руках, а длинные ленты развевались на ветру.

Она улыбалась.

Он понял, что скучал по ее улыбке. Он не видел ее улыбки с тех пор, как началось путешествие в Ливерпуль. Он догадывался, что у нее было мало причин, чтобы улыбаться. Ни у кого из них не было. Даже Джек, который много выигрывал от этого путешествия, становился все более беспокойным по мере того, как они приближались к ирландскому побережью.

Томас подозревал, что там Джека ждали его собственные демоны. Возможно, у него были причины, по которым он не возвращался.

Он повернулся и посмотрел на запад. Уже давно Ливерпуль скрылся за горизонтом, и конечно вокруг не было ничего, кроме воды, слегка колеблющейся внизу, переливаясь немыслимыми оттенками синего, зеленого и серого. Странно, человек может всю жизнь изучать картографию и навигации, но так до конца и не сможет привыкнуть к бесконечному простору моря.

Так много воды вокруг. Было трудно с этим мириться. Это было самое длинное морское путешествие, в котором он когда-либо принимал участие. Странно все это. Он ведь никогда не был на континенте. Великое турне для отпрыска его отца отменилось из-за войны, поэтому любые образовательные поездки, которые он предпринял, состоялись в Британии. Армия вообще не подлежала обсуждению, потому что наследникам герцогов не разрешалось рисковать своими жизнями на чужбине, не важно какими патриотическими и храбрыми были их намерения.

Хотя было кое-что, что могло бы все это изменить, если бы тот злополучный корабль не пошел ко дну: он бы держался подальше от боевых действий с Наполеоном, а Джек вообще бы остался дома.

Его мир был сосредоточен в Белгрейве. Он никуда не выезжал за его пределы. И вдруг его жизнь показалась такой ограниченной. Невероятно ограниченной.

Когда он повернулся, Амелия уже сидела одна, заслонив глаза рукой от яркого солнца. Томас огляделся, но Грейс нигде не было видно. И вообще вокруг не было ни души, кроме Амелии и молодого парня, который пытался завязать веревки в тугие узлы на носу корабля.

Он не разговаривал с ней с того дня в Белгрейве. Хотя нет, это немного не так. Он был более чем уверен, что они обменялись несколько раз фразой «Извините» и возможно, раз или два сказали друг другу «Доброе утро».

Но он видел ее, наблюдал за ней издалека. И вблизи, когда она этого не замечала.

Что удивило его, точнее, чего он не ожидал, было то, как мучительно больно просто смотреть на нее. Видеть ее до такой степени несчастной. Знать, что в какой-то степени стал этому причиной.

Но что еще он мог сделать? Встать и сказать: «Э-э вообще-то думаю, я бы хотел жениться на ней, хотя и мое будущее совершенно не определено?» О да, эту его речь восприняли бы с громкими аплодисментами.

Он должен был сделать то, что было лучше на тот момент. Что было правильно.

Амелия поняла бы. Она была умной девушкой. Разве он не потратил всю последнюю неделю, размышляя и приходя к заключению, что она оказалась гораздо более умной и сообразительной, чем он об этом подозревал? Она была к тому же еще и практичной. Способной добиваться своей цели.

Он любил это в ней.

Несомненно, Амелия поняла, что в ее же интересах выйти замуж за герцога Уиндхема, кем бы он ни был. Это уже запланировано. Для нее и особенно для герцогства. Выйти замуж совсем не потому, что она его любила.

Раздался чей-то клич, вероятно капитана, и молодой парень бросил узлы и вскарабкался наверх, оставив Томаса и Амелию совершенно одних на палубе. Он выждал некоторое время, давая ей возможность уйти, если только она не хотела бы быть вовлеченной в разговор с ним. Но она не сдвинулась с места, и он подошел к ней, отвесив почтительный поклон, когда уже был рядом.
- Леди Амелия.
Она подняла к нему свой взгляд, но потом опустила голову.
- Ваша светлость.
- Могу я присоединиться к вам?
- Конечно. - Она отодвинулась так далеко, как только могла, чтобы все же остаться на скамье. – Грейс необходимо было спуститься вниз.
- Вдова позвала ее?
Амелия кивнула.
- Она пожелала, чтоб Грейс развлекла ее.
Томас не мог себе представить, чтобы тяжелый, пропитанный насквозь воздух в каюте мог улучшить самочувствие кого-то простым развлечением, но все же он сомневался в отношении своей бабки. Больше всего на свете она любила жаловаться на кого-то, или с кем-то, но не развлекаться.
- Мне следовало составить ей компанию, - без сожалений проговорила Амелия. – С моей стороны это был бы вежливый поступок, но… - Она вздохнула и покачала головой. – Но я не смогла.
Томас подождал немного, давая ей время добавить еще что-нибудь, но она не сделала этого. И это означало, что он не может больше хранить молчание.
- Я пришел извиниться, - наконец заговорил он. Слова еле скатились с языка. Он не привык извиняться. Он никогда не делал ничего такого, за что, за что пришлось бы потом извиняться.
Она повернулась, нашла своими глазами его глаза и вперила в него свой удивленный взгляд:
- За что?
Какой вопрос! Он не ожидал, что она заставит его выложить все на чистоту.
- За то, что случилось в Белгрейве, - произнес он, надеясь, что больше не понадобиться вдаваться в подробности. Несомненно, бывают воспоминания, которые не хотелось бы оживлять. – В мои намерения не входило причинить вам беспокойство.
Амелия отвернулась и посмотрела на корабль. Томас увидел, как она нервно сглотнула, и было в этом действии нечто грустное, весьма печальное.
Она выглядела слишком отстраненной, чтобы казаться тоскующей. И он ненавидел себя за то, что поверг ее в такое состояние.
- Я… я прошу прощения, - медленно заговорил он. – Я думаю, вас заставили почувствовать себя нежеланной. Это не ходило в мои намерения. Я бы никогда не позволил вам почувствовать такое.
Она продолжала смотреть вперед, являя ему свой профиль. Он видел ее плотно сжатые губы, и было нечто гипнотическое в том, как она моргнула. Он никогда не обращал внимание на женские ресницы, но ее ресницы были… прекрасны. Она была прекрасна. Вся целиком. Это было именно то слово, которое так хорошо описывало ее. Поначалу, слово казалось бледным и невыразительным, но чем дальше, тем сложнее и запутаннее становилось описать ее. Слово «красивая» было обескураживающим, ослепительным описанием и… и таким одиноким. Но не слово «прекрасна». Это слово было теплым и более желанным, подходящим. Оно мягко светилось, точно подкрадывалось и заполняло сердце.
Амелия была прекрасна, просто восхитительна.
- Быстро темнеет, - заметила она, сменив тему. Так, по его мнению, она приняла его извинения. И он должен был уважать ее решение. Он должен был придержать свой язык и ничего не говорить, ведь, несомненно, она именно этого и хотела.… Но он не мог! Он, который никогда не находил повода, чтобы кому-то что-то объяснять, был охвачен жуткой потребностью рассказать ей, объяснить каждое свое слово. Он обязан знать, должен почувствовать душой, что она поняла его. Он не хотел избавиться от нее, он не говорил ей выйти замуж за Джека Одли только потому, что он сам так хотел. Он поступил так потому…
- Вы принадлежите герцогу Уиндхему, - сказал он. – Это так же верно, как я на протяжении всей своей жизни считал себя герцогом Уиндхемом.
- Вы все еще герцог Уиндхем, - мягко заметила она, все еще глядя вдаль.
- Нет. – Он почти улыбался и понятия не имел, почему. – И мы оба знаем, что это правда.
- Ничего подобного я не знаю, - произнесла она, наконец, повернувшись, чтоб посмотреть на него. Ее глаза пылали в жестком протесте. – Вы собираетесь отказаться от данных вам с рождения прав, основываясь на сходстве с портретом? Да вы можете вытащить пять мужчин из лондонских притонов, которые напоминали бы кого-то из ваших предков, портреты которых висят в галерее в Белгрейве. Это всего лишь совпадение. И ничего более.
- Джек Одли – мой кузен. – Он не так часто произносил эти слова, однако испытал странное облегчение оттого, что сейчас сказал. – Все, что нам осталось выяснить – было ли его рождение узаконено.
- Это все еще трудно выяснить.
- Я уверен, это не такая уж и проблема. Церковные записи, свидетели… Доказательства непременно найдутся.
Он повернул голову и посмотрел на точку на горизонте. И он понял, почему она так зачарованно смотрела вдаль. Солнце достаточно село, чтобы можно было смотреть на него, не щурясь. И небо было окрашено в самые немыслимые оттенки розового и оранжевого. Он мог вечно на это смотреть. Часть его именно этого и желала.
- Я не предполагала, что вы - человек, который так быстро сдастся, - прошептала она.
- О, я не сдаюсь. Я ведь здесь, не так ли? Но я должен решить. Мое будущее оказалось не таким, каким я его представлял. – Краем глаза он заметил, что она хочет возразить, поэтому добавил с улыбкой: - Возможно.
Она сжала челюсть, но потом расслабилась.
- Я люблю море, - призналась она, спустя какое-то время.
И он вдруг понял, что тоже любит море. Не смотря на тошноту.
- Вы страдаете морской болезнью? – спросил Томас.
- Нисколько. А вы?
- Немного, - признался он, что заставило ее улыбнуться. Он завладел ее взглядом. – Вам нравится, когда я выгляжу больным, не так ли?
Она попыталась вытянуть свои губы в тонкую линию. Амелия была смущена. И ему это понравилось.
- Да это так, - честно ответила она. – Но не совсем больным.
- Слабым и беспомощным? – подсказал он.
- О, да! – с большим энтузиазмом согласилась Амелия и тут же покраснела.
И это ему понравилось. Розовый цвет лица очень шел ей.
- Я никогда не знала вас, когда вы были гордым и всесильным, - поспешно добавила Амелия.
Было бы так легко притвориться, что ничего не понятно, что они знали друг друга всю свою жизнь. Но конечно это было не так. Они знали имена друг друга, знали, что разделят вместе одну судьбу. И это было все, что они знали друг о друге. И тут Томас понял, что этого ему было мало. Этого было недостаточно.
- Я кажусь более земным, когда пьяный? – попытался он пошутить.
- Или когда страдаете морской болезнью, - мило добавила она.
Он засмеялся.
- Я рад, что погода выдалась удачной. Мне говорили, что море бывает очень беспощадным. Капитан сказал, что намного труднее пересечь расстояние из Ливерпуля в Дублин, чем добираться из Вест-Индии в Англию.
В ее глазах зажегся огонек интереса.
- Этого не может быть.
Томас пожал плечами.
- Я лишь передал вам слова капитана.
Она обдумывала услышанное какое-то время, затем спросила:
- Знаете, я еще никогда так далеко не уезжала из дома.
Он чуть подался в ее сторону.
- Я тоже.
- Правда? – на ее лице отразилось удивление.
- А куда я денусь?
Он с весельем наблюдал за тем, как она пыталась принять его слова. На ее лице произошла быстрая смена нескольких эмоций и, наконец, она сказала:
- Вы так сильно увлекаетесь географией, что я думала, вы будете путешествовать.
- Я бы с радостью путешествовал. – Он следил за заходом солнца. Светило слишком быстро растворялось в воде. – Но я не мог оставить свои обязательства и дом.
- А вы бы стали путешествовать, если бы… - Она внезапно замолчала. Томасу не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что она хотела сказать.
- Если бы я не был герцогом? – закончил он за нее.
Она кивнула.
- Я ожидал этого. – Он медленно пожал плечами. – Не знаю, когда именно я стал подозревать об этом.
Амелия внезапно повернулась к нему.
- Я всегда хотела увидеть Амстердам.
- Неужели? – Он выглядел удивленным, может даже заинтригованным. – Почему именно Амстердам?
- Я думаю, это все влияние всех тех милых голландских картин, пейзажей. И из-за каналов, конечно.
- Большинство людей едут в Венецию, чтобы увидеть каналы.
Амелия, конечно, знала об этом. Может, это была часть причины, почему она никогда не хотела поехать в Венецию.
- И все же я бы хотела увидеть Амстердам.
- Я надеюсь, что так оно и будет, - пожелал ей Томас. Он замолчал достаточно долго, чтобы момент показался более значительным. А потом мягко добавил: - Каждый должен воплотить в жизнь хотя бы одну мечту.
Амелия обернулась. Он смотрел на нее с самым мягким выражением. И это почти разбивало ей сердце. К чему все эти переживания. Она снова отвернулась от него. Это было очень трудно сделать.
- Грейс спустилась в каюту, - проговорила она.
- Да, вы уже говорили об этом.
- О! – Как неловко! – Да, конечно. Чтоб развеселить вдовствующую герцогиню. – Он не ответил, поэтому она добавила: - Да, еще суп.
- Суп? – повторил он, покачав головой.
- Я не могу объяснить это, - призналась Амелия.
Он сухо улыбнулся ей.
- Теперь появилась одна ответственность, с которой я бы пожелал расстаться.
Приглушенный смех вырвался из ее груди.
- О, простите меня, - быстро проговорила Амелия, пытаясь исправить ситуацию. – Это было ужасно грубо с моей стороны.
- Нисколько, - заверил ее Томас. Его лицо наклонилось ближе к ней, и он заговорщицки посмотрел на нее. – Как вы думаете, Одли найдет в себе силы отослать ее подальше от себя?
- Вы же не сделали этого.
Он развел руками.
- Она же моя бабушка.
- Как и его тоже.
- Да, но он не знает ее, повезло же парню. – Он наклонился к ней. – Кстати я в серьез подумывал об Отер-Хебридз.
- О, пожалуйста, прекратите.
- Да, - продолжил он, - я признался Одли, что размышлял над тем, как бы купить что-нибудь там, только чтобы выселить ее.
На этот раз она открыто засмеялась.
- Мы не должны так о ней разговаривать.
- Почему получается так, - размышлял он вслух, - что те, кого я знаю, говорят о раздражительных старых леди, будто под своей внешней едкой натурой они прячут золотое сердце?
Она весело посмотрела на него.
- У нее сердце не золотое, - констатировал он так, словно не мог смириться с несправедливостью этого высказывания.
Она старалась не улыбнуться.
- Да… - И она сдалась. Усмехнувшись, она пробормотала: - Не золотое.
Он посмотрел на нее, и они оба увидели веселье в глазах друг друга, а потом оба взорвались безудержным смехом.
- Она жалкая, несчастная, - сказал Томас.
- Я ей не нравлюсь, - призналась Амелия.
- Ей никто не нравится.
- Думаю, ей все же нравится Грейс.
- Нет, просто она ненавидит Грейс меньше, чем других. Ей даже не нравится мистер Одли, даже не смотря на то, что она так усердно пытается помочь ему заполучить титул.
- Ей не нравится мистер Одли?
- Она его терпеть не может.
Она покачала головой, затем снова стала созерцать закат, который уже полностью поглотил солнце.
- Какая путаница.
- Какое преуменьшение.
- Какое затруднение? – предложила она, стараясь правильно подобрать слово.
Она услышала, как он подавил усмешку, а затем поднялся на ноги. Амелия посмотрела на него снизу вверх. Его накрыли последние удаляющиеся лучи солнца. Он заполнял собой все вокруг.
- Мы могли бы быть друзьями, - услышала она свой собственный голос.
- Могли бы?
- Стали бы, - поправила себя Амелия. Она улыбалась. Это было невероятно. Как это она смогла над чем-то улыбнуться? – Я думаю, мы бы стали друзьями, если только… Если бы все это…
- Если бы все было по-другому?
- Да. Нет. Не все. Только… некоторые вещи. – Она почувствовала себя легче, счастливее. И не имела ни малейшего понятия, почему. – Может, если бы мы встретились в Лондоне.
- И если бы мы не были обручены?
Она кивнула.
- И если бы вы не были герцогом.
Его бровь вопросительно взметнулась вверх.
- Герцоги выглядят устрашающе, - попыталась объяснить она. – Было бы гораздо легче, если бы вы не были герцогом.
- И если бы ваша матушка не была помолвлена с моим дядей и не собиралась за него замуж, - добавил он.
- Если бы мы просто встретились.
- Ничего сверхъестественного.
- Ничего.
Его бровь снова взлетела вверх, и он улыбнулся:
- Если бы я увидел вас в переполненной людьми комнате?
- Нет, нет, ничего подобного. - Она покачала головой. Он ведь не всерьез это говорит. Да и она не хотела затронуть романтику. Амелия не осмеливалась даже думать о таком. Но дружба… это было намного важнее и больше. – Что-то более обыденное, - заговорила она. – Если бы вы сидели рядом со мной на скамеечке.
- Как сейчас?
- Может быть в парке.
- Или в саду, - пробормотал он.
- Вы бы присели рядом со мной…
- И спросил бы ваше мнение о замыслах Меркатора (прим. перевод. Великий географ, создавший первые карты мира, Европы и т.д.)
Она засмеялась.
- Я бы сказала, что его карты полезны для навигации, но они ужасно искажают действительность.
- А я бы подумал – как мило, что женщина не пытается скрыть свой ум.
- А я бы подумала – как мило, что мужчина не смеется оттого, что я не такая уж и умная.
Он улыбнулся.
- Мы бы стали друзьями.
- Да. – Она закрыла глаза. Только на минутку, не так долго, чтобы размечтаться. – Да, мы бы стали друзьями.
Он хранил недолгое молчание, затем взял ее руку и поцеловал ее.
- Вы станете потрясающей герцогиней, - мягко проговорил он.
Она пыталась улыбнуться, но это было очень трудно сделать. Комок в горле мешал говорить.
А затем тихо – не так тихо, чтобы она не расслышала его, - он сказал:
- Единственное, о чем я сожалею, так о том, что вы никогда не были моей.
___________________________________

 » Глава 16

Глава 16, (перевод katusha, бета LiskaAliska)

На следующий день в «Гербе Королевы», Дублин
- Как ты думаешь, - прошептал Томас, наклонившись к самому уху Амелии, - из Дублина отходят суда на Гебриды?
Она прыснула и тут же бросила на него гневный взгляд, чем безмерно его позабавила. Они вместе с остальными участниками путешествия стояли в холле «Герба Королевы», где секретарь Томаса заказал им комнаты на пути в Батлерсбридж - деревушку в графстве Каван, где вырос Джек Одли. Они причалили в дублинский порт еще днем, но пока дождались багажа и въехали в город, уже стемнело. Томас устал и проголодался, он был уверен, что Амелия, ее отец, Грейс и Джек тоже испытывают голод и жажду.
Однако его бабушка не ощущала ничего похожего.
- И вовсе еще не поздно! – настаивала она, и ее пронзительный голос звенел во всех уголках комнаты. Они как раз переживали третью минуту приступа ее гнева. Томас подозревал, что вся округа уже поняла, что ей непременно хочется выехать в Батлерсбридж этим же вечером.
- Мадам, - сказала Грейс в своей обычной спокойной, умиротворяющей манере, - уже восьмой час. Все устали, проголодались, уже темно, а дорога незнакомая.
- Не для него, - рявкнула вдова, мотнув головой на Джека.
- Я устал и хочу есть, - огрызнулся Джек, – и, спасибо вам большое, я не езжу больше при лунном свете!
Томас подавил улыбку. Похоже, этот парень начинает ему нравиться.
- Тебе что, не хочется все выяснить раз и навсегда? – спросила вдова.
- Не особенно, - ответил Джек. – Во всяком случае, меньше, чем мне хочется кусок картофельной запеканки и кружку эля.
- Ну-ну, - пробормотал Томас так, чтобы его слышала только Амелия.
Странно, но чем ближе они подъезжали к конечной цели путешествия, тем лучше становилось его настроение. Он думал, что будет страдать все сильнее, ведь, в конце концов, он вот-вот потеряет все, вплоть до имени. По его расчетам, он сейчас должен был с ума сходить.
А ему было весело.
Весело. Невероятно, но факт. Все утро он провел с Амелией на палубе, они рассказывали друг другу байки и безудержно хохотали. И это заставило его совершенно забыть о морской болезни.
- Спасибо Господу за неизбывные милости его, - думал он. Накануне вечером ему огромного труда стоило убедить проглоченные за ужином полтора глотка остаться на их законном месте в желудке.
Томас думал что, возможно, он такой до странности благодушный потому, что уже смирился с тем, что Джек – законный герцог. Как только он прекратил бороться с этой мыслью, ему захотелось, чтобы вся эта ужасная путаница наконец закончилась. По правде говоря, ожидание было хуже всего.
Он привел в порядок свои дела и подготовил все необходимое для того, чтобы их передача прошла гладко. Осталось только провести эту передачу. А потом он сможет отправиться куда хочет и заниматься тем, чем занимался бы, не будь он привязан к Белгрейв.
Где-то посреди размышлений он осознал, что Джек выходит из холла, по всей видимости туда, где можно получить вышеупомянутую запеканку.
- Думаю, он знает в этом толк, - пробормотал Томас. – Ужин гораздо привлекательнее ночи в дороге.
Бабушка обернулась и уставилась на него.
- Не то, чтобы я пытался отсрочить неизбежное. Но даже уже-почти-не-герцогам случается проголодаться.
Лорд Кроуленд громко рассмеялся.
- Он вас сделал, Августа, - радостно заявил он и направился к бару.
- Я поужинаю у себя, - заявила вдова... Или скорее пролаяла. – Мисс Эверсли, вы можете ко мне присоединиться.
- Нет – сказал Томас.
- Нет? – переспросила вдова.
Томас позволил себе слегка улыбнуться. Он действительно привел в порядок все дела.
- Грейс поужинает с нами, - заявил он бабушке. – В столовой.
- Она моя компаньонка! – прошипела вдова.
О, он наслаждался моментом. Гораздо больше, чем ожидал.
- Уже нет, – он тепло улыбнулся Грейс, глядевшей на него, как на умалишенного. – Раз уж я пока еще не лишен титула, - сказал он, - я взял на себя смелость сделать некоторые последние распоряжения.
- О чем, черт возьми, ты говоришь? – спросила вдова.
Он проигнорировал вопрос.
- Грейс, - сказал он. – Ты официально освобождаешься ото всех обязанностей по отношению к моей бабушке. По возвращении домой ты получишь выписанные на твое имя бумаги на дом и денежное вложение, дохода от которого хватит на всю жизнь.
- Ты сошел с ума? – взвизгнула вдова.
Грейс просто ошалело смотрела на него.
- Я давно уже должен был это сделать, - сказал он. – Я поступал как эгоист. Я не мог вынести мысли, что мне придется жить с ней – он кивнул на бабушку – без тебя в роли буфера.
- Я не знаю, что сказать, - прошептала Грейс.
Он слегка пожал плечами.
– Я бы посоветовал что-то вроде «благодарю», но поскольку речь идет о моей благодарности, простого «ты лучший из мужчин» будет вполне достаточно.
- Грейс неуверенно улыбнулась и прошептала:
- Вы лучший из мужчин.
- Это всегда приятно слышать, - сказал Томас. – А теперь как насчет того, чтобы составить нам компанию за ужином?
Грейс обернулась к красной от гнева вдове
- Ах ты, маленькая жадная шлюха, - прошипела вдова – Думаешь, я не знаю, кто ты? Думаешь, я еще пущу тебя в свой дом?
Томас хотел вмешаться, но вдруг понял, что Грейс чувствует себя в этой ситуации гораздо увереннее, чем когда-либо удавалось ему.
Она ответила, сохраняя спокойное и бесстрастное выражение:
- Я как раз собиралась сказать, что готова предложить вам свои услуги на остаток путешествия, поскольку у меня и мысли не возникало покинуть свой пост без заблаговременного и вежливого предупреждения, но я, похоже, передумала. – Она повернулась к Амелии. – Можно я переночую с тобой?
- Конечно, - быстро ответила Амелия. И взяла Грейс под руку. – Пошли ужинать.
Выход получился великолепный, решил Томас, следуя за ними. Хоть он не видел бабушкиного лица. Но он прекрасно мог его себе представить, красное и брызжущее слюной. Более прохладный климат пойдет ей на пользу. Правда. Надо бы поговорить об этом с новым герцогом.
- Это было великолепно! – воскликнула Амелия, когда они вошли в зал. – Боже, Грейс, ты наверняка так взволнована!
Грейс выглядела ошеломленной.
– Я просто не знаю, что сказать.
- Не надо ничего говорить, - ответил Томас. – Просто наслаждайся ужином.
- О, не сомневайся, - она повернулась к Амелии с таким видом, будто вот-вот расхохочется. – Подозреваю, это будет самая вкусная картофельная запеканка в моей жизни.
И рассмеялась. Они все смеялись. Они ужинали втроем и хохотали, хохотали, хохотали...
И когда Томас засыпал этой ночью, ребра его еще ныли от смеха, и вдруг понял, что не помнит вечера лучше.

Амелии тоже было очень хорошо за ужином. Так хорошо, что напряжение следующего утра было для нее ударом. Она думала, что еще очень рано, во всяком случае, Грейс еще спала, когда она спустилась к завтраку. Но когда она вошла в отдельную столовую гостиницы, ее отец и вдова были уже там. Удрать было невозможно, поскольку они оба ее тут же заметили, да и есть хотелось ужасно.
Она подумала, что сможет как-нибудь смириться с лекциями отца (а они случались все чаще и чаще) и с ядом вдовы (а он никогда не был редок), если будет вознаграждена кусочком чего-то там, что так восхитительно пахло яйцами из буфета.
Яйца и пахнут, не иначе.
Она улыбнулась. Она еще может шутить сама с собой. Это чего-нибудь да стоит.
- Доброе утро, Амелия. – Произнес отец, когда она взяла тарелку и села.
Она слегка наклонила голову в вежливом приветствии.
- Отец. – Потом взглянула на вдову. – Ваша светлость.
Вдова скривила губы, издала какой-то звук, но больше никак не дала понять, что знает о ее присутствии.
- Ты хорошо спала? – спросил отец.
- Отлично, спасибо, – ответила она, и подумала, что это не вполне верно. Они с Грейс спали на одной постели, и Грейс все время ворочалась.
- Мы выезжаем через полчаса, – сухо сказала вдова.
Амелия уже положила в рот порцию яичницы и, пока жевала, бросила взгляд на дверь, но там было пусто.
– Я не думаю, что остальные будут готовы. Грейс еще...
- Она тут вообще ни при чем!
- Вы никуда не можете уехать без обоих герцогов, - заметил лорд Кроуленд.
- Это что, шутка? – спросила вдова.
Лорд Кроуленд пожал плечами.
– А как их еще называть?
Амелия знала, что должна возмутиться. Принимая во внимания обстоятельства, комментарий был совершенно бестактный. Но отец ее был так непосредственнен, а вдова так оскорблена, что Амелии показалось более разумным развеселиться.
- Иногда я просто не понимаю, зачем прикладываю столько усилий, чтобы ты скорее вошла мою семью, - заявила вдова, устремив на Амелию испепеляющий взгляд.
Амелия сглотнула, от всей души желая найти подходящий ответ, поскольку впервые чувствовала, что у нее достаточно смелости произнести его вслух. Но ничего не приходило на ум, по крайней мере, ничего настолько остроумного и язвительного, как ей хотелось, так что она только сжала губы и уставилась на стену позади плеча вдовы.
- Не стоит так говорить, Августа, - заявил Лорд Кроуленд. И добавил, когда она окинула его сердитым взглядом за то, что он назвал ее по имени (он был одним из немногих, кто это делал, и это всегда ее бесило) - Кто-нибудь менее уравновешенный, чем я, мог бы и оскорбиться.
К счастью в этот опасный момент появился Томас.
- Доброе утро, - сказал он мягко, садясь за стол. Казалось, его совершенно не трогает, что никто ему не ответил. Амелия предположила, что ее отец слишком занят своими попытками поставить вдову на место, а вдова – ну, она вообще редко отвечала на приветствия, так что это было вполне нормально.
Сама же она очень хотела бы что-нибудь сказать. Правда, было просто прекрасно больше не чувствовать себя скованно в присутствии Томаса. Но когда он сел – прямо напротив – она взглянула на него, а он взглянул на нее в ответ и…
Не то, чтобы она была смущена, нет. Она просто забыла, как дышать.
У него были такие голубые глаза!
Не считая полоски, конечно. Она обожала эту полоску. И обожала, что он считал его смешным.
- Леди Амелия, - пробормотал он.
Она кивнула в знак приветствия, выдавив из себя «Герцог», поскольку «ваша светлость» было слишком длинно.
- Я уезжаю, - внезапно заявила вдова, сердито заскрипела стулом по полу и встала. Немного помедлила, как будто ждала, что кто-то отреагирует на ее уход. Не видя реакции (ну правда, - подумала Амелия, - она что, думала, что ее попытаются остановить?) вдова добавила, - Мы выезжаем через полчаса. - И потом обрушила на Амелию всю силу своего яростного взгляда. – Ты поедешь со мной в карете!
Амелия не знала, зачем вдове необходимо было заявлять об этом. Она протряслась в одной карете с вдовой через всю Англию, почему в Ирландии что-то должно измениться? И все же, что-то в ее тоне вызывало тошноту, и когда вдова вышла, Амелия испустила утомленный вздох.
- Похоже, у меня морская болезнь, - сказала она, оседая на стуле.
Отец посмотрел на нее с раздражением и встал, чтобы снова наполнить тарелку. А Томас улыбнулся. В основном глазами, но она все равно почувствовала душевную близость, теплую и прекрасную, достаточную, чтобы отогнать ужас, который начал было затоплять ее сердце.
- Морская болезнь на суше? – тихо спросил он, и глаза его смеялись.
- У меня внутри все переворачивается.
- Крутится?
- Прямо кувыркается, - подтвердила она.
- Странно это, - сухо заметил он, отправляя в рот кусок бекона. Потом дожевал и продолжил. – Моя бабушка способна на многое – я вполне верю, что моровая язва, голод и повальные эпидемии вполне ей по силам. Но морская болезнь... - он усмехнулся. – Почти впечатляет.
Амелия вздохнула и поглядела на еду, которая теперь почему-то была не аппетитнее кучки червей. Она оттолкнула тарелку.
- Вы знаете, сколько ехать до этого Батлерсбриджа?
- Почти целый день, я так думаю. Особенно, если мы остановимся на обед.
Амелия поглядела на дверь, за которой только что скрылась вдова.
-Она не захочет
Томас пожал плечами:
- У нее не будет выбора.
Тут к столу вернулся отец Амелии с полной до краев тарелкой.
- Когда ты станешь герцогиней, - заявил он, садясь и закатывая глаза, - Тебе первым же приказом надо будет услать ее во вдовий дом.
Когда она станет герцогиней... Амелия сглотнула. Все-таки это просто ужасно, что ее собственный отец так наплевательски относится к ее будущему. Ему и впрямь все равно, за кого из двоих она выйдет замуж, главное, чтобы это был законный герцог.
Она взглянула на Томаса. Тот сосредоточенно ел. Она все смотрела на него. И ждала, и ждала... пока он не почувствовал ее внимание и не взглянул на нее в ответ. И слегка пожал плечами, она так и не поняла, что это значит.
Почему-то ей от этого стало еще хуже.
Следующим на завтрак пришел мистер Одли, а через десять минут появилась Грейс. Она казалась запыхавшейся, щеки ее раскраснелись, а дыхание было неровное.
- Тебе не нравится здешняя еда? – спросила Грейс, глядя на нетронутую тарелку Амелии и усаживаясь на стул, где недавно сидела вдова.
- Я не голодна, - ответила Амелия, и у нее заурчало в животе. Она только что поняла разницу между голодом и аппетитом. Первый у нее был, а последний отсутствовал.
Грейс бросила на нее изучающий взгляд и принялась есть свой завтрак... ну, по крайней мере, ту его часть, которую можно успеть съесть за три минуты, потому что потом появился несколько обеспокоенный хозяин гостиницы.
- Эээ, ее светлость, - начал он, нервно потирая руки, - она в карете...
- И, предполагаю, оскорбляет ваших слуг, - поинтересовался Томас.
Хозяин горестно закивал.
- Грейс еще не кончила завтракать, - спокойно заметил мистер Одли.
- Пожалуйста, - воскликнула Грейс, - не стоит из-за меня задерживаться. Я совершенно сыта. Я...
Она смущенно закашлялась, и у Амелии возникло странное чувство, что она чего-то не понимает.
- Я слишком много положила, - наконец закончила Грейс, кивнув на тарелку, где оставалось еще больше половины.
- Вы уверены? - спросил Томас. Грейс кивнула, но Амелия заметила, что пока все вставали из-за стола, она торопливо запихнула в рот еще несколько ложек.
- Голодная? – спросила она, когда они остались вдвоем.
- Ужасно, - призналась Грейс. Она вытерла губы салфеткой и пошла вслед за Амелией к выходу. – Я не хотела провоцировать вдову.
Амелия обернулась, вопросительно приподняв бровь.
- Еще больше, - пояснила Грейс, поскольку обе они знали, что вдову всегда что-нибудь да провоцировало. И, конечно же, когда они подошли к карете, вдова уже ругалась то на одно, то на другое, похоже, недовольная температурой горячего камня, который положили ей в ноги.
Горячий камень? Амелию покоробило. День, конечно, был не жаркий, но и холодным он явно не был. Они изжарятся в этой карете.
- Она сегодня в хорошей форме, - пробормотала Грейс.
- Амелия! – рявкнула вдова.
Амелия схватила Грейс за руку и сжала ее. Никогда еще она не была так рада, что рядом кто-то есть. Одна мысль о том, чтобы провести целый день в карете с вдовой, без Грейс в роли буфера...
Она бы просто не вынесла.
- Леди Амелия, - повторила вдова, - вы что, не слышали, как я вас зову?
- Простите, ваша светлость, - ответила Амелия, приближаясь и таща Грейс за собой, – я не слышала.
Глаза вдовы превратились в щелки. Она понимала, что ей врут. Но у нее были, видимо, более важные дела, поскольку она мотнула головой в сторону Грейс и заявила. – Она прекрасно может поехать с кучером.
С такой теплотой, какую обычно выказывают в адрес мучного червя.
Грейс дернулась, но Амелия притянула ее назад.
– Нет. – Сказала она вдове.
- Нет?
- Нет. Мне нравится ее общество.
- А мне нет.
Амелия вспомнила обо всех тех мгновениях, когда восхищалась Томасом, его спокойной уверенностью, его способностью наводить на людей страх одним только взглядом. Она глубоко вдохнула, чтобы хоть некоторые из этих воспоминаний просочились в нее поглубже, а потом посмотрела на вдову.
- Да ради Бога! - раздраженно сказала вдова, после того, как Амелия несколько секунд сверлила ее взглядом, – поднимайтесь тогда. Но не ждите, что я буду вести беседу.
- Да мы и не мечтали, - пробормотала Амелия. Она поднялась по ступенькам, а Грейс последовала за ней.
К несчастью для Амелии, и для Грейс, и для лорда Кроуленда, который после того, как они остановились напоить лошадей, решил поехать в карете, вдова все-таки решила вести беседу.
Вот только, беседа подразумевала некую обратную связь, которой в карете не существовало, в этом Амелия была уверена.


Указаний было множество, обид – вдвое больше. А вот для беседы почва была бедновата.
Отец Амелии выдержал всего полчаса, а потом забарабанил в переднюю стенку, требуя, чтобы его выпустили наружу.

- Предатель, - подумала Амелия. – С самого рождения он планировал ее переселение в дом вдовы, и больше чем на полчаса его не хватило?

Он сделал вялую попытку извиниться за обедом – не за то, что заставляет ее выйти замуж против воли, а только за свой утренний побег из кареты – но если ему и удалось вызвать у Амелии каплю симпатии, она вся испарилась, как только отец принялся читать ей нравоучения касательно ее будущего и своих решений в отношении оного.

Она получила передышку только после обеда, когда вдова и Грейс заснули. Амелия просто смотрела в окно на пробегающие ирландские пейзажи и слушала цокот копыт. И не переставала удивляться, как это все могло произойти. Она была слишком здравомыслящей, чтобы решить, что все это ей снится, но правда, как может жизнь так круто измениться за один день? Это просто невозможно. Еще на прошлой неделе она была Леди Амелией Уиллоуби, невестой Герцога Уиндхема. А теперь она...
Господи, да это почти забавно. Она ведь до сих пор Леди Амелия Уиллоуби, невеста Герцога Уиндхема.
Но все изменилось.
Она влюбилась. И, похоже, в неподходящего мужчину. А он ее любит? Этого она не знала. Она ему нравится, это точно. Он восхищется ей. Но любит ли?
Нет. Такие мужчины, как Томас не влюбляются внезапно. А если и влюбляются – если он влюбится – то не в такую, как она, не в ту, кого знает с детства. Вот так неожиданно влюбиться Томас мог бы в прекрасную незнакомку. Он бы увидел ее средь шумного бала, и его поразило бы чувство... знание, что это судьба. Страсть.

Вот так Томас мог бы влюбиться.
Если бы вообще влюбился.

Она сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запах внутри кареты, ненавидя пылинки, летавшие в солнечном луче.
Сегодня она много чего ненавидела.
Грейс, сидевшая напротив нее, начала потягиваться. Амелия наблюдала. В чужом пробуждении было что-то завораживающее, раньше ей этого видеть не доводилось. Наконец, Грейс открыла глаза и Амелия тихо сказала: «ты задремала». Она приложила палец к губам и кивнула в сторону вдовы.
Грейс подавила зевок и спросила:
- Как ты думаешь, нам еще долго ехать?
- Не знаю. Может час? Или два? - Амелия вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она устала. Они все выбились из сил, но ей хотелось немного побыть эгоисткой и сосредоточиться именно на своей усталости. Может, ей удастся подремать. Почему, интересно, некоторые преспокойно засыпают в каретах, а другие – и особенно она – не способны спать нигде, кроме кровати? Это нечестно и...
- Что ты будешь делать?
Это был голос Грейс. И как Амелии ни хотелось разыграть непонимание, она почувствовала, что не может. Да и какой смысл, ведь ответ все равно будет совершенно неудовлетворительный. Она открыла глаза. Грейс, похоже, жалела, что спросила.
- Не знаю, - сказала Амелия. Она снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она любила путешествовать с закрытыми глазами. Так лучше чувствуется ритм движения. Он усыпляет. Обычно, во всяком случае. Но не сегодня. Не на пути к доселе неизвестной ирландской деревушке, где ее будущее решит запись в церковной книге.
Не сегодня, когда отец в течение всего обеда читал ей лекцию, заставляя ее чувствовать себя нашкодившей девочкой.
Не сегодня, когда...
- Знаешь, что в этом самое забавное? - вырвалось у Амелии.
- Нет.
- Вот я все время думаю: «это несправедливо, у меня должен быть выбор. Меня не должны продавать и обменивать, будто я товар.» А потом я думаю: «А как иначе? Я была обещана Уиндхему много лет назад и никогда не жаловалась».
Она говорила все это в темноту, не поднимая век. Удивительно, так это приносило гораздо больше удовлетворения.
- Ты была совсем маленькой. - ответила Грейс.
- У меня было много лет, чтобы выразить недовольство.
- Амелия...
- Я сама во всем виновата.
- Это неправда.
Она, наконец, открыла глаза. По крайней мере, один.
- Ты говоришь просто так.
- Не просто так, - возразила Грейс. - Я все равно бы это говорила, но так случилось, что это правда. Ты не виновата. Тут вообще нет виноватых. А лучше бы, чтобы были. Так было бы проще.
- Чтобы было, кого проклинать?
- Да.
И тогда Амелия прошептала:
- Я не хочу за него замуж.
- За Томаса?
За Томаса? О чем она думает?
- Нет, - ответила Амелия. - За Мистера Одли.
Грейс от изумления открыла рот.
- Правда?
- Ты шокирована.
- Нет, конечно, нет, - быстро ответила Грейс. - Просто он такой красивый.
Амелия слегка пожала плечами.
- Да, наверное. Тебе не кажется, что он чересчур несколько обворожителен?
- Нет.
Амелия взглянула на Грейс с интересом. Ее «нет» звучало чуть более воинственно, чем ожидалось.
- Грейс Эверсли, - произнесла Амелия, понизив голос и быстро глянув в сторону вдовы, - ты влюблена в мистера Одли?
И тут же стало совершенно ясно, что это правда, поскольку Грейс начала бормотать, и заикаться, и издавать звуки, больше всего похожие на кваканье.
Амелия окончательно развеселилась.
- Ты влюблена.
- Это неважно, - промямлила Грейс.
- Это очень важно, - живо возразила Амелия. – А он в тебя? Не отвечай, я по глазам вижу, что да. Что ж, в таком случае мне определенно не стоит выходить за него.
- Ты не должна отказывать ему только из за меня, - сказала Грейс.
- Что ты сказала?
- Я не могу за него выйти, если он герцог.
Амелии захотелось ее стукнуть. Как она смеет отказываться от любви?!
- Почему это?
- Если он герцог, ему нужна будет подходящая партия. - Грейс серьезно оглядела ее. - Равная по положению, как ты.
- Не говори глупостей. Ты тоже не в приюте выросла.
- И так уже будет скандал. Он не должен усугублять его скандальной женитьбой.
- Скандально было бы жениться на актрисе. А о тебе будут шептаться не больше недели. – Она ждала, что Грейс ответит, но та выглядела такой взволнованной и такой… такой грустной. Амелия не могла этого вынести. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, плывущей по течению чужих ожиданий.
Ей бы хотелось, чтобы все было по-другому.
Ей бы хотелось быть другой.
- Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, - сказала она, - но если он готов всем рискнуть ради любви, то ты тоже должна быть готова. - Она наклонилась вперед и пожала Грейс руку. - Ты должна быть храброй, Грейс!
И улыбнулась. Грейс и себе в равной степени. И прошептала:
- И я тоже.
___________________________________

Мshush и бета LiskaAliska! за продолжение!

 » Глава 17

Глава 17 (перевод – KattyK, бета-ридер Июль)

Поездка в Батлерсбридж проходила в точности так, как Томас ожидал. Он вместе с Джеком и лордом Кроулендом скакал на лошадях, чтобы насладиться прекрасной погодой. Они мало говорили; им не удавалось держаться на одной линии, чтобы поговорить. Все время кто-то из них либо увеличивал скорость скачки, либо отставал, и лошади обгоняли друг друга. Они могли только обмениваться формальными приветствиями.
Иногда кто-то что-то говорил про погоду.
Лорд Кроуленд крайне интересовался местными птицами.
Томас попытался получить удовольствие от созерцания окрестностей. Все здесь было зелено, даже больше, чем в Линконшире, и он задумался над годовым уровнем осадков. Если уровень осадков здесь был высок, не отразится ли это также на урожае? Или же это просто отклонение – Стоп.
Сельское хозяйство, скотоводство – чисто теория сейчас. У него нет ни земли, ни скота, за исключением коня. Да, вероятно, он им тоже не владел.
У него не было ничего.
И никого.
Амелия…
Мысленно ему явилось ее лицо, непрошено, но очень кстати. Она была большим, чем он ожидал. Он ее не любил – он не мог ее любить, не сейчас. Но почему-то…он скучал по ней. Это было смешно, так как она была в экипаже, в двадцати ярдах позади. И он ее видел на пикнике в полдень. И они завтракали вместе.
У него не было причины скучать по ней.
И все же, он скучал.
Он скучал по ее смеху, который звучал на особенно приятном вечернем мероприятии с ужином. Он скучал по теплому блеску ее глаз, тому, как они выглядели в раннем утреннем свете.
Как будто он когда-либо видел их в раннем утреннем свете.
И не увидит.
Но он все время по ней скучал.
Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.
Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой-Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.
Но его бабушка была не единственной обузой, от которой он был рад избавиться. Бесконечная бумажная работа. Он не будет по ней скучать. Отсутствие свободы. Все думали, что он действует, как ему заблагорассудится, - все эти деньги, и власть должны были давать человеку полный контроль. Но нет, он был прикован к Белгрейву. Но это было раньше.
Он подумал об Амелии, ее мечтах об Амстердаме.
Ну, черт. Завтра же он мог бы поехать в Амстердам, если пожелает. Он мог бы сразу уехать из Дублина. Он мог увидеть Венецию. Вест-Индию. Ничто не могло остановить его, ничто…
– Ты счастлив?
– Я? – Томас удивленно посмотрел на Джека, потом понял, что насвистывает. Насвистывает. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так делал. – Да, я полагаю. Это очень приятный день, Вы так не думаете?
– Приятный день, – повторил Джек.
– Никто из нас не заперт в экипаже с этой злобной старой каргой, – заметил Кроуленд. – Мы все должны быть счастливы. – Потом он добавил, – Простите, - так как злобная старая карга все-таки приходилась бабушкой обоим его приятелям.
– Не стоит извиняться передо мной, – сказал Томас, чувствуя себя живым. – Я полностью согласен с Вашей оценкой.
– Я буду жить с ней? – Выпалил Джек.
Томас осмотрелся и усмехнулся. Разве не удивительно, что только теперь он осознал, насколько тяжелы ее обязанности? – Внешние Гибриды, приятель, Внешние Гибриды.
– Почему же Вы этого не сделали? – Спросил Джек.
– О, поверьте мне, я так и сделаю, если есть хоть малейший шанс, что я буду отвечать за нее завтра. А если нет… – Томас пожал плечами. – Мне потребуется какая-то работа, не так ли? Я всегда хотел попутешествовать. Возможно, я буду Вашим исследователем. Я найду самое древнее и холодное место на острове. Я повеселюсь от души.
– Ради Бога, – взмолился Джек. – Перестань так говорить.
Томас посмотрел на него с любопытством, но ничего не ответил. Не впервые он подумал, что же именно происходит в голове его кузена. Лицо Джека было изнуренным, а глаза холодными.
Он не хотел идти домой. Нет, он боялся идти домой.
Томас почувствовал какую-то искру в груди. Сочувствие, предположил он, к человеку, которого ему следовало презирать. Но ему нечего было сказать. Нечего спросить.
И поэтому он ничего не сказал. Вообще молчал весь остаток пути. Прошли часы, и воздух вокруг него стал холоднее с приближением ночи. Они ехали мимо очаровательных деревенек, через Кевен Таун, город побольше и пошумнее, и, наконец, через Батлерсбридж.
Томас подумал, что это должно выглядеть зловеще. Тени должны были быть длинными и деформированными, и должны были слышаться странные животные звуки, звучащие в ночи.
Вот здесь его жизнь должна была быть выдернута из-под него. Казалось неправильным, что окрестности выглядели настолько живописными.
Джек был немного впереди, и он достаточно замедлил ход. Томас поехал рядом, потом заставил лошадь замедлить ход, чтобы ехать ровно. – Это та дорога? – Тихо спросил он.
Джек кивнул. – Прямо за поворотом.
– Они Вас не ждут, не так ли?
– Нет, – Джек пришпорил лошадь и поехал рысью, но Томас продолжал придерживать свою и ехать шагом, позволив Джеку ехать вперед. Иногда нужно было позволить человеку сделать кое-что наедине с собой.
По крайней мере, он мог бы попытаться задержать вдову, пока Джек возвращался домой. Он стал ехать настолько медленно, насколько мог, так что экипаж тоже снизил скорость из-за коня Томаса. В конце подъездной дороги, он увидел, как Джек спешился и прошел по ступенькам, постучал во входную дверь. Когда она открылась, показался луч света, но Томас не услышал, чтобы они обменялись словами.
Экипаж остановился в стороне от подъездной дорожки, и вдова уже выходила, воспользовавшись помощью грума. Она стала идти вперед, но Томас быстро соскользнул с седла, и схватил ее за руку, чтобы удержать.
– Отпусти меня, – прорычала она, попытавшись освободиться.
– Ради любви к Господу, женщина, – в ответ рявкнул Томас, – дай ему минутку с его родными.
– Мы его родные.
– У вас что, не осталось ни капли чувствительности?
– На кону вещи поважнее, чем это…
– Нет ничего, что не могло подождать пары минут. Ничего.
Ее глаза сузились. – Я уверена, что Вы так и думаете.
Томас выругался и совсем не про себя.
– Я уже далеко зашел, не так ли? Я обращался с ним цивилизованно, а недавно стал испытывать уважение. Я наслушался вашего сарказма и беспрестанных жалоб. Я проехал по двум странам, спал на дне лодки, и даже – и я должен сказать, что это действительно оскорбление, - отступился от своей невесты. Я считал, что готов к тому, что мне приготовило это место. Но ради всего святого, я не потеряю те остатки человеческой порядочности, которые у меня остались после того, как вырос в одном доме с Вами.
Через плечо он увидел Грейс и Амелию, которые раскрыли рты и смотрели на него.
– Этот человек, – сказал он, стиснув зубы, – имеет право провести пару чертовых минут со своей семьей.
Его бабушка смотрела на него одну долгую, ледяную секунду, а потом сказал, – Не ругайтесь в моем присутствии.
Томас был ошеломлен тем, как она полностью проигнорировала все, что он сказал, что он ослабил хватку, и она вырвалась, поспешив ко входу, прямо за Джеком, который обнимал женщину, которая была его тетушкой, как понял Томас.
– Гм, – фыркнула вдова так, как только она могла фыркнуть.
Томас прошел вперед, готовый вмешаться, если потребуется.
– Вы должно быть его тетя, – сказала вдова, обращаясь к женщине на ступеньках.
Миссис Одли просто посмотрела на нее. – Да, – наконец, она ответила. – А Вы…?
– Тетушка Мэри, – вмешался Джек. – Боюсь, мне нужно представить Вам вдовствующую герцогиню Уиндхэм.
Миссис Одли отпустила его и присела в реверансе, отступив, когда вдова прошла мимо. – Герцогиня Уиндхэм? – повторила она. – Святые небеса, Джек. Ты не мог прислать мне хотя бы записку?
Джек мрачно улыбнулся. – Так лучше, уверяю Вас. – Он повернулся к Томасу. – Герцог Уиндхем, – сказал он, указав на него рукой. – Ваша Светлость – моя тетя, миссис Одли.
Томас поклонился. – Я польщен нашим знакомством, миссис Одли.
Она что-то пролепетала в ответ, явно в замешательстве из-за приезда герцога.
Джек закончил представления, и леди присели в реверансе, когда миссис Одли отвела его в сторону. Она шептала, но в ее голосе было столько паники, что Томас слышал каждое слово.
– Джек, у меня не хватает комнат. У нас ничего нет достаточно большого…
– Прошу Вас, миссис Одли, – заметил Томас, склонив голову в знак уважения, – не волнуйтесь из-за меня. С нашей стороны было непростительно приехать, не сообщив заранее. Я не ожидаю от Вас ничего, требующего больших усилий. Вероятно, только самую лучшую комнату для моей бабушки, – он попытался, чтобы это не прозвучало жалко, добавил, – Так будет лучше для всех.
– Конечно, – быстро ответила миссис Одли. – Прошу, прошу, здесь холодно. Вы все должны войти внутрь. Джек, мне нужно сказать тебе…
– Где у Вас церковь? – требовательно спросила вдова.
Томас почти простонал. Она что, не могла подождать, пока их хотя бы проведут внутрь?
– Наша церковь? – переспросила миссис Одли, посмотрев на Джека в сильном замешательстве. – В такое время?
– Мне не нужно молиться, – рявкнула вдова. – Я бы хотела посмотреть записи.
– Викарий Беверидж все еще заведует приходом? – спросил Джек, ясно пытаясь прервать вдову.
– Да, – ответила его тетя, – Но он определенно сейчас в постели. Сейчас полдесятого, мне так кажется, а он ранняя пташка. Возможно, утром, я…
– Это вопрос династической важности, – встряла вдова. – Мне все равно, даже если время после полуночи. Мы…
– А мне не все равно, - заговорил Джек. - Вы не станете вытаскивать викария из постели. Вы и так долго ждали. Можете подождать, черт побери, до утра.
Томас хотел зааплодировать.
– Джек! – миссис Одли запнулась. Она повернулась к вдове, – Я его не учила таким выражениям,
– Нет, не учили, – ответил Джек, но смотрел на вдову.
– Вы были сестрой его матери, не так ли? – сказала вдова, обращаясь к миссис Одли.
Она была крайне ошеломлена переменой темы. – Да, правда.
– Вы присутствовали на ее свадьбе?
– Нет.
Джек с удивлением повернулся к ней. – Нет?
– Нет, я не могла присутствовать. Я была на постельном режиме. Я никогда тебе не говорила. Младенец родился мертвым. – Ее лицо смягчилось. – Это была одна из причин, почему я была так счастлива, получить тебя.
– Мы пройдем в церковь утром, – заявила вдова. - Первым делом мы найдем бумаги и на этом закончим.
– Бумаги? – переспросила миссис Одли.
– Которые подтверждают факт бракосочетания, – вдова практически зарычала. – Вы что, глупы?
Это было слишком. Томас ринулся вперед и отодвинул ее, что было лучше для нее, потому что, судя по Джеку, он прямо жаждал добраться до ее горла.
– Луиза выходила замуж не в церкви Батлерсбриджа, – ответила миссис Одли. – А в Магвайрбридже. В регионе Фермене, где мы выросли.
– Как далеко это отсюда? – спросила вдова, пытаясь освободить руку.
Но Томас держал ее крепко.
– Двадцать миль, Ваша Светлость, – ответила миссис Одли, а потом повернулась к племяннику. – Джек? Что происходит? Зачем тебе нужны доказательства, подтверждающие замужество твоей матери?
Джек минуту колебался, потом прочистил горло и ответил, – Мой отец был ее сыном, – и кивнул в сторону вдовы.
– Твой отец, – запнулась миссис Одли. – Джон Кэвендиш, ты говоришь…
Томас выступил вперед, странным образом готовый разрешить ситуацию, которая странным образом вышла из-под контроля. – Позвольте мне сказать?
Джек кивнул в его сторону, – Прошу Вас.
– Миссис Одли, – начал Томас, – если существуют доказательства того, что Ваша сестра вышла замуж, то Ваш племянник – истинный герцог Уиндхэм.
– Истинный герцог… – миссис Одли закрыла рот, пребывая в замешательстве. – Нет. Это невозможно. Я помню мистера Кэвендиша. Он был… – Она махнула руками, пытаясь описать его жестами. Наконец, после нескольких попыток что-то сказать, она вымолвила, – Он не стал бы скрывать подобное от нас.
– В то время, он не был наследником, – пояснил Томас.
– О, мой Бог, Но если Джек – герцог, тогда Вы…
– Им не являюсь, – сухо закончил он. Он посмотрел на Амелию и Грейс, которые наблюдали за этим разговором внутри дома, возле входной двери. – Я уверен, что Вы понимаете наше нетерпение, что мы хотим поскорее это выяснить.
Миссис Одли могла только смотреть на него с выражением шока.
Томас точно знал, что она испытывала.

Амелия была не уверена, который теперь был час. Определенно после полуночи. Грейс и ее проводили в комнату несколько часов назад, и хотя прошло много времени с тех пор, как она умылась и надела ночную рубашку, но она все еще не спала.
Долгое время она лежала под одеялом, представляя, что ровное посапывание Грейс - это своего рода музыка. Потом она прошла к окну, решив, что если она не могла уснуть, то хотя бы насладится видом попривлекательнее, нежели зрелище потолка. Луна была почти полной, и ее свет заставлял звезды меньше мигать.
Амелия вздохнула. Она не хотела еще выделять созвездия.
Рассеянно, она отметила Большую Медведицу.
Потом ветер нагнал на нее облако.
– О, это имеет смысл, – пробормотала она.
Грейс начала храпеть.
Амелия сидела на широком подоконнике, прижавшись головой к стеклу. Она так делала, когда была моложе и не могла заснуть, - шла к окну, считала звезды и цветы. Иногда она даже выбиралась наружу, прежде чем ее отец спилил величественный дуб за ее окном.
Это было чудесно.
Она хотела этого снова. Сегодня ночью. Она хотела избавиться от этого мрачного уныния, этого ужасного чувства страха. Она хотела выйти наружу, почувствовать, как ветер дует в лицо. Она желала петь для себя там, где ее ни кто не мог услышать. Она хотела вытянуть ноги, которые все еще болели от долгой езды в экипаже.
Она спрыгнула со своего нашеста и надела свое пальто, на цыпочках прошла мимо Грейс, которая что-то бормотала во сне. (Но, к сожалению, ничего нельзя было разобрать. Она определенно осталась бы и послушала, если бы речь Грейс имела хоть какой-то смысл.)
В доме было тихо, как она и ожидала, принимая во внимание время. У нее был опыт прохождения через спящие дома, хотя ее прошлые вылазки были всего лишь проказами или местью сестрам в ответ на их выходки. Она продолжала тихо идти, ровно дышать, и прежде чем она осознала это, она оказалась в холле, открыла входную дверь и выскользнула в ночь.
Воздух был бодрящим и покалывающим от росы, но был просто великолепным. Сильнее запахнув пальто, она прошла через лужайку к деревьям. Ее ноги замерзли, - она не хотела рисковать тем, какой шум могли вызвать ее туфли, - но она не беспокоилась. Она с удовольствием будет завтра чихать, если сегодня получит свободу.
Свобода.
Улыбаясь и смеясь, она принялась бежать.

Томас не мог уснуть.
Это его не удивило. На самом деле, после того, как он смыл пыль с тела, переоделся в свежую рубашку и бриджи. Ночная рубашка этой ночью была ему не нужна.
Его провели в красивую спальню, вторую рядом с той, которую отвели его бабушке. Эта комната была небольшой, и мебель была явно ни новой, ни дорогой, но хорошего качества, за ней хорошо ухаживали, теплая и гостеприимная. На столе были миниатюры, искусно поставленные в уголке, чтобы их можно было рассматривать, и одновременно писать письмо. В гостиной на каминной полке стояли еще миниатюры, мило расставленные в ряд. Рамы были несколько изношены, краска стерлась там, где за них брались и любовались.
Эти миниатюры, - эти люди на миниатюрах, - были любимы.
Томас попытался представить похожую экспозицию в Белгрейве и чуть не рассмеялся. Конечно, портреты всех Кэвендишей были нарисованы, некоторые даже больше одного раза. Но эти картины висели в галерее, формальные представления величия и богатства. Он никогда не смотрел на них. Зачем ему это? Там не было никого, кого бы он хотел увидеть, никого, чью улыбку или чувство юмора он желал бы вспомнить. Он прошел к столу и взял один из миниатюрных портретов. На нем был изображен Джек, но на десяток лет моложе.
Он улыбался.
Томас обнаружил, что улыбается, хотя был не уверен, почему. Ему понравилось это место. Оно называлось Кловерхилл. Милое название. Подходящее.
Наверно, расти здесь, было приятно.
Становиться мужчиной.
Он поставил миниатюру на место, прошел к ближайшему окну и облокотился обеими руками на подоконник. Он устал. И испытывал беспокойство. Это была гибельная комбинация.
Он хотел с этим покончить.
Он хотел двинуться вперед, узнать, - нет, знать, кто он.
И кем он не являлся.
Он постоял там несколько минут, глядя на ухоженную лужайку. Там не на что было смотреть, не в такую глухую ночь, и все же он не мог заставить себя уйти. И потом… Его глаза уловили движение, и он подошел поближе к стеклу. Кто-то был снаружи.
Амелия
Это не могло быть, но это была определенно она. Больше ни у кого не было волос такого цвета.
Какого дьявола она там делает? Она не убегала, она была слишком чувствительной для этого, и к тому же, у нее не было сумки. Нет, похоже, она решила прогуляться.
В четыре часа утра.
А вот это определенно нечувствительность.
– Глупая женщина, – пробормотал он, схватив халат, чтобы накинуть на собственную тонкую рубашку, выбегая из комнаты. Что у него была бы за жизнь, если бы он женился на ней? Гонялся бы он за ней среди ночи?
Менее через минуту, он вышел через входную дверь, которая, как он отметил, была открыта на дюйм. Он прошел по дорожке и через лужайку, где он ее видел в последний раз, но ничего. Она ушла.
О, ради любви, он не хотел выкрикивать ее имя. Он разбудит весь дом.
Он двинулся вперед. Где к дьяволу, была она? Она не могла уйти далеко. Больше того, ей не следовало уходить далеко. Амелия.
Амелия.
– Амелия? – прошептал он.
Ничего.
– Амелия? – Он проговорил ее имя так громко, как решился.
И вдруг она оказалась тут, сидя в траве.
– Томас?
– Вы лежали?
Ее волосы свисали вдоль ее спины, заплетенные в косу. Он даже не мог припомнить, видел ли он ее так когда-нибудь. Он не мог себе представить, когда он так делал. – Я смотрела на звезды, – ответила она.
Он посмотрел наверх. Он просто не мог сдержаться после такого утверждения.
– Я ждала, пока пройдут облака, – объяснила она.
– Зачем?
– Зачем? – переспросила она, глядя на него, как будто именно он только что заявил нечто непонятное.
– Сейчас середина ночи.
– Да, я знаю, – он подтянула ноги под себя и встала. – Но это моя последняя возможность.
– Для чего?
Он беспомощно пожала плечами.
– Я не знаю.
Он попытался что-то сказать, чтобы поругать ее, качая головой над ее глупостью. Но затем она улыбнулась.
Она выглядела так прекрасно, что он почти застыл.
– Амелия. – Он не знал, почему произнес ее имя. Он не мог ничего особенного сказать ей. Но она была здесь, стоя перед ним, и он никогда так сильно не хотел женщину, - нет, он никогда так сильно не хотел ничего, - сильнее, чем хотел ее.
На мокрой лужайке, посреди Ирландии, среди ночи он желал ее.
Полностью.
Он не мог себе позволить думать о ней. Он желал ее; он уже давно перестал претворяться, что это не так. Но он не позволял себе мечтать об этом, не мог позволить себе видеть это в сознании, - его руки на ее плечах, скользящие по ее спине. Ее платье, снятое его жадными пальцами, под ним ее идеальное…
– Вам нужно зайти внутрь, – хрипло ответил он.
Она покачала головой.
Он вдохнул глубоко и устало. Знала ли она, что это рискованно, оставаться здесь с ним? Он собрал всю свою силу, - больше, чем когда-либо считал, что у него есть, - он остался на месте, оставаясь на приличествующем расстоянии. Близко…так близко, и все же она была вне его досягаемости.
– Я хочу побыть на воздухе, – сказала она.
Он встретился с ней глазами, что было ошибкой, потому что все, что она испытывала, - всю боль, неправильность и беззащитность, - он видел это, в ее изумительных глазах.
Это его раздирало.
– Я была наверху, – продолжала она, – было душно и жарко. Только жарко не было, но я чувствовала себя так.
Это была самая проклятая ситуация, но он понял.
– Я устала от чувства, что я в ловушке, – грустно сказала она. – Всю жизнь мне говорили, где быть, что говорить, с кем говорить…
– За кого выйти замуж, – мягко сказал он.
Он слегка кивнула.
– Я просто хотела чувствовать себя свободной. Хотя бы на часок.
Он посмотрел на ее руку. Было так просто потянуться и взять ее в свою руку. Только один шаг вперед. Этого было бы достаточно. Один шаг, и она оказалась бы в его объятиях.
Но он сказал: – Вам нужно зайти внутрь. – Потому это то, что ему следовало сказать. А от нее требовалось послушаться.
Он не мог поцеловать ее. Не сейчас. Не здесь. Не тогда, когда он не был уверен, что сможет остановиться.
Закончить поцелуй, еще одним поцелуем. Он не думал, что способен на это.
– Я не желаю выходить за него замуж, – сказала она.
Что-то в нем перевернулось и сжалось. Он это знал; она ясно дала ему понять. Но все же…теперь…когда она стояла здесь в лунном свете…
Это было невероятные слова. Их невозможно было вытерпеть. Невозможно было проигнорировать.
Я не хочу, чтобы он владел Вами.
Но он этого не сказал. Он не мог позволить себе сказать это. Потому что он знал, утром все откроется, Джек Одли практически наверняка окажется герцогом Уиндхэмом. И если он сказал бы это, если бы он сказал ей прямо сейчас, - будь со мной…
Она сделала бы так.
Он мог увидеть это в ее глазах.
Вероятно, она даже подумала, что любила его. И почему бы и нет? Ей говорили всю жизнь, что она обязана любить его, подчиняться ему, быть благодарной за его внимание и за то, что везение связало ее с ним так много лет назад.
Но она никогда не знала его на самом деле. В настоящее время он не был уверен, что знал сам себя. Как он мог попросить ее быть с ним, когда ему нечего ей предложить?
Она заслуживала большего.
– Амелия, – он прошептал, чтобы только что-то сказать. Она ждала этого, его ответа.
Она покачала головой. – Я не хочу этого делать.
– Ваш отец… начал он, но запнулся.
– Он хочет, чтобы я стала герцогиней.
– Он хочет того, что лучше для Вас.
– Он не знает.
– Вы не знаете.
Ее взгляд был опустошающим. – Не говорите так. Скажите что-нибудь другое, но не говорите, что я не в состоянии понять, что у меня на сердце.
– Амелия…
– Нет.
Это был ужасный звук. Просто один слог. Но он зародился глубоко внутри нее. И он чувствовал все это. Ее боль, ее гнев, ее растерянность, - они проходили через нее с ужасной точностью.
– Извините, – сказал он, потому что не знал, что еще сказать. И ему действительно было жаль. Он не был уверен почему, но это ужасная боль в груди, - это определенно было скорбь.
И, вероятно, сожаление.
Она ему не принадлежала.
Она никогда не будет его.
Он не мог избавиться от того маленького кусочка себя, который знал, что является порядочно и истинно. Он не мог сказать, к чертям все это - и просто взять ее, прямо здесь, прямо сейчас.
Это, к его великому удивлению, оказалось, что он не герцог Уиндхэм, который всегда поступал правильно.
Это был Томас Кэвендиш.
Эту часть себя он никогда не потеряет.
___________________________________

 » Глава 18

ГЛАВА 18 (перевод KattyK, бета Июль)
Какая ирония, Амелия не раз думала во время поездки в Кловерхилл, что она не так давно восхищалась составлением карт. Потому что только сейчас начала понимать, как тщательно ее жизнь была спланировала другими. Даже с разрушением ее планов, ее новая карта, какими бы не были корни ее жизни, их тянули другие.
Ее отец.
Вдова.
Даже Томас.
Казалось, каждый приложил руку к ее будущему, кроме нее. Но не сегодня ночью.
– Поздно, – тихо сказала она.
Его глаза были расширены, и она могла увидеть его замешательство.
– Но не слишком поздно, – прошептала она. Она посмотрела наверх. Облака исчезли. Она не чувствовала ветра, - она не почувствовала ничего, кроме него, и он даже еще не коснулся ее. Но каким-то образом, небо стало чистым. Появились звезды.
Это было важно. Она не знала почему, но это было важно.
- Томас, - прошептала она, а ее сердце прыгало. Билось.
Разбивалось.
– Том…
– Не надо, – сказал он хриплым голосом. – Не произноси моего имени.
– Почему?
Этот вопрос вертелся на кончике языка, она отчаянно желала задать его, но не делала этого. Каким-то образом она знала, что не стоило этого делать. Каким бы не был ответ, она не хотела его знать. Не сейчас, не тогда, когда он смотрел на нее с такой жаркой, унылой настойчивостью.
– Здесь никого нет, – прошептала она. Это было верно. Все спали. И она не была уверена, почему сказала что-то столь очевидное. Может быть, она просто хотела дать ему понять…не говоря это явно. Если бы он склонился, если бы он поцеловал ее…
Она бы не сопротивлялась.
Он покачал головой.
– Кто-то всегда здесь есть.
Но он был неправ. Стояла середина ночи. Все спали. Они были одни, и она хотела…она хотела…
– Поцелуй меня.
Его глаза зажглись, и на минуту он выглядел так, как будто испытывал боль.
– Амелия, не надо.
– Пожалуйста, – она дерзко улыбнулась, как только смогла. – Ты мне обязан.
– Я… – сначала он выглядел удивленным, потом забавляющимся. – Я обязан тебе?
– За двадцать лет помолвки. Ты обязан меня поцеловать.
Он улыбнулся с неохотой. – За двадцать лет помолвки, я должен поцеловать тебя несколько раз.
Она облизала губы. Они стали сухими от резкого выдоха. – Одного будет вполне достаточно.
– Нет, – он тихо ответил, – этого не будет. Этого никогда не будет достаточно.
Она задержала дыхание. Он собирался это сделать. Он собирался поцеловать ее. Он собирался поцеловать ее, и, ради Бога, она собиралась ответить на поцелуй.
Она подошла.
– Не надо, – попросил он, но в его голосе не было твердости.
Она потянулась к нему, и ее рука была в дюйме от него.
– Амелия, не надо, – резко казал он.
О, нет. Он не станет ее отталкивать. Она ему этого не позволит. Он не скажет, что это ради ее же блага, или, что он лучше знает, или, что все знают, что лучше для нее, но не она сама. Это была ее жизнь и ее ночь, Бог свидетель, он был ее мужчиной.
Она бросилась к нему.
Или, скорее, на него.
– Ам…
Вероятно, он попытался произнести ее имя. Или, возможно, это был возглас изумления. Она не знала, ей было все равно.
Она слишком далеко зашла, чтобы волноваться насчет банальностей. Она взяла его лицо в ладони и поцеловала его. Вероятно, неуклюже, но со всей бешеной энергией, которая бурлила в ней.
Она любила его.
Она, в самом деле, любила его. Возможно, она никогда не говорила ему, и, возможно, никогда не будет иметь возможность сделать это, но она любила его. И прямо сейчас она собиралась поцеловать его.
Потому, что это именно то, что бы сделала влюбленная женщина.
– Томас, – сказала она, потому что собиралась сказать его имя. Если бы он ей позволил, она бы называла его так снова и снова.
– Амелия… – Он положил свои руки ей на плечи, готовясь оттолкнуть ее.
Она не могла ему это позволить. Она обняла его руками, прижавшись всем своим телом к нему. Ее руки скользнули в его волосы, прижимая его к ней, когда ее губы коснулись его губ.
– Томас, – простонала она, это слово скользнуло ему под кожу.
– Томас, пожалуйста…
Но он не пошевелился. Он стоял смирно, не проявляя никакой реакции на ее атаку, и затем…
Что-то смягчилось. Сначала это произошло в его груди, как если бы он, наконец, позволил себе дышать. А потом одна из его рук двинулась…медленно, практически робко…по ее стройной спине.
Она задрожала. Она простонала, прижимаясь к нему. Она позволила своей руке скользнуть по его волосам. А потом он попросила.
– Пожалуйста.
Если он оттолкнет ее теперь... Она думала, что не вынесет этого.
– Ты мне нужен, – прошептала она.
Он застыл. Настолько, что она подумала, что потеряла его. Но затем он взорвался энергией страсти. Его руки обняли ее с удивительной скоростью, а он не просто поцеловал ее в ответ…
Милостивый Бог, казалось, он пожирал ее.
И она желала, чтобы он это делал.
– О, да, – выдохнула она, и прижалась ближе к нему. Это было то, чего она желала. Она хотела его, но больше всего она хотела этого. Эта власть, это знание, что она что-то начала. Она целовала его.
И он хотел этого. Он хотел ее.
Это заставило ее задрожать. Это заставило ее растаять. Это заставило ее желать свалить его на землю и броситься на него, и…
Милосердный Бог, что с ней произошло?
Кем бы она ни была, кем бы она ни была несколько часов назад, - та женщина исчезла, а появилась какая-то распутница, которая двадцать один год обучалась, как стать порядочной леди.
Когда она поцеловала его, - нет, когда она бросилась на него, молясь, чтобы он ее не оттолкнул, - все дело было в ее эмоциях. Она была зла и в отчаянии, в унынии и тоске и она желала, всего однажды, почувствовать, как будто она это контролирует.
Но теперь, - эмоции ушли. Ее тело было охвачено, питалось этой потребностью, которую она только теперь ощутила. Чувствовалось, как будто что-то ее захватило изнутри. Что-то напрягалось, переворачивалось. Это находилось глубоко внутри нее, в тех местах, которые она никогда не обсуждала, никогда даже не знала про их существование.
И он, - Томас, - только ухудшал ситуацию.
И делал ее лучше.
Нет, хуже.
– Пожалуйста, – умоляла она, желая знать, о чем просит. Затем она застонала, потому что он снова сделал лучше то, что происходило. Его губы были у нее на горле, а его руки были везде, - в ее волосах, ласкали ее спину, обнимали ее попку.
Она желала, чтобы он был ближе. Больше всего, она желала большего. Она желала его жар, его силу. Она хотела его кожу, которая бы горела, прижимаясь к ее коже. Она хотела выгнуть спину и раздвинуть ноги.
Она хотела двигаться. Так, как она и не мечтала, что такое возможно.
Изогнувшись в его объятиях, она попыталась снять свое пальто, но то только оказалось у нее на локтях, прежде чем он простонал,
– Ты замерзнешь.
Она силилась освободить свою правую руку из рукава.
– Ты сможешь меня согреть.
Он отстранился, достаточно, чтобы она смогла увидеть его ошеломленное выражение лица. – Амелия…
Она услышала прежнего Томаса в этом голосе. Того, кто всегда поступал правильно. – Не останавливайся, – умоляла она его. – Не сегодня.
Томас взял ее лицо в свои руки, и держал его так, что их носы были на расстоянии нескольких дюймов. Его глаза посмотрели в ее глаза с мучительным и пустым выражением лица. – Я не хочу, – сказал он, резким голосом.
Но я должен.
Они оба знали то, что он не сказал.
– Я…я не могу, – он остановился, рывком вдохнув, когда заставил себя отступить. – Я не могу сделать что-то,…что будет… – Он тщательно выбирал слова. Или так, или он не мог мыслить связно. – Если я сделаю это…Амелия… – Он провел рукой по волосам, царапая ногтями кожу головы. Он желал этой боли. Он в ней нуждался в настоящий момент. В чем-то, все равно в чем, что бы могло удержать его на земле. Что бы удержало его от распада.
От потери последней частицы себя.
– Я не могу сделать того, что решит все твое будущее, – он заставил себя произнести. Он посмотрел вверх, почти надеясь, что она отвернется, но нет, она была здесь, смотрела на него, ее глаза расширились, ее губы раскрылись. Он мог видеть ее дыхание, потому что ночь была влажной, каждой облачко, проплывавшее по воздуху.
Это было пыткой. Его тело жаждало ее. Его разум…
Его сердце.
Нет.
Он не любил ее. Он не мог любить ее. Ни один Бог не мог быть настолько жестоким, чтобы заставить его испытывать это чувство.
Он заставил себя дышать. Это было непросто, особенно тогда, когда его глаза скользнули от ее лица…ниже…по ее шее…
Крошечная завязка на ее ночном одеянии была наполовину развязана.
Он сглотнул. Он видел больше, чем сейчас, много раз. Ее вечерние платья практически всегда были с низким вырезом. И все же он не мог оторвать взгляд от этих крошечных шнурков, от единственной петельки, которая свисала на возвышении ее груди.
И если бы он потянул за нее…
Если бы он потянулся и взял ее пальцами, раскрылось бы ее одеяние? Соскользнула бы материя?
– Зайди в дом, – резко потребовал он. – Пожалуйста.
– Том…
– Я не могу оставить тебя здесь одну, и я не могу…я не могу…- Он глубоко вздохнул. Это не помогло успокоить ее кровь.
Но она не пошевелилась.
– Зайди в дом, Амелия. Если не ради себя, то хотя бы ради меня. –
Он увидел, как ее рот произносит его имя. Она не понимала.
Он попытался вздохнуть; но это было трудно. Ему было больно от желания, – Мне приходится использовать всю свою силу, чтобы не взять тебя тут же.
Ее глаза расширились, в них загорелось тепло. Это было искушение, такое искушение, но…
– Не заставляй меня стать тем негодяем, который погубит тебя, всего на одну ночь раньше… раньше…
Она облизала губы. Это был нервный жест, но его кровь забурлила.
– Амелия, уходи.
И она могла слышать отчаяние в его голосе, потому что она ушла, оставив его одного на лужайке, твердым, как камень и называющим себя глупцом.
Благородным глупцом, вероятно. Честным глупцом. Но это не изменяло действительности, - он оказался глупцом.

Несколько часов спустя, Томас все еще бродил по залам Кловерхилла. Он ждал почти час, после того, как Амелия ушла, прежде чем зашел внутрь. Он говорил себе, что ему нравится холодный ночной воздух; это было хорошо для легких, пощипывало кожу. Он говорил себе, что он не против, что его ноги замерзли, становясь красными в мокрой траве.
Все это было чепухой , конечно. Он знал, что если он не даст Амелии достаточно времени (а затем еще немного), чтобы она добралась до своей комнаты, - в которой, слава Богу, она была с Грейс, - он пойдет за ней. И если бы он коснулся ее снова, если бы он почувствовал само ее присутствие до утра, он не смог бы на сей раз остановиться.
У мужчины есть предел его сил.
Он поднялся в свою комнату, где он согрел свои замерзшие ноги у огня, и затем, слишком обеспокоенный, чтобы оставаться на одном месте, он надел свои туфли, и тихо спустился вниз, в поисках чего-то, - чего-нибудь, - что могло его отвлечь до утра.
Конечно, дом был спокоен. Не звука от слуг, которые выполняли свою утреннюю работу. Но затем, он подумал, что что-то услышал. Мягкий стук или, возможно царапанье стула по полу. А когда он посмотрел пристальней вниз в холл, он увидел лучик света, который исходил из полуоткрытой двери.
Почувствовав любопытство, он спустился в холл, и посмотрел в комнату. Джек сидел один, его лицо было напряжено и изнурено. Томас подумал, что так же чувствует себя он сам, как выглядит Джек.
– Не могли заснуть? – спросил Томас.
Джек посмотрел вверх. Его лицо было странно лишенным выражения.
– Да.
– Я тоже, – ответил Томас, заходя.
Джек поднял бутылку бренди. Она была полна на три четверти, и указывала на потребность в утешении, а не в забвении. – Хорошо, я полагаю, что мой дядя сохранил ее, - сказал он. Посмотрел на бутылку и моргнул. – Но не для этого, я так полагаю.
Возле окна было несколько бокалов, так что Томас подошел туда и взял один. Как-то совсем не было странно то, что он был тут сейчас, выпивая бренди с человеком, который скоро украдет у него все, кроме души.
Он сел напротив Джека и поставил бокал на маленький низкий столик, который стоял между двумя креслами с широкими спинками. Джек наклонился вперед и налил ему щедрую порцию.
Томас принял ее и выпил. Бренди было отличное. Теплое и сладкое, то, что надо было ему, к чему стремилась его душа. Он сделал еще глоток и наклонился вперед, положив руки на бедра, и посмотрел в окно, которое, он воздал благодарную молитву, не выходило на лужайку, где он целовал Амелию. – Скоро рассвет, заметил он.
Джек повернулся туда же, и посмотрел в окно. – Кто-то еще проснулся? – спросил он.
– Я никого не слышал.
Они посидели в молчании несколько мгновений. Томас медленно покачивал свой бокал бренди. Он пил слишком много в последнее время. Ему казалось, что его повод так же хорош, как и у других – даже лучше, на самом деле, Но ему не нравилось то, кем он стал. Грейс… Он бы никогда не поцеловал ее, если бы не был пьян.
Он уже терял свое имя, свой титул, все свое состояние. Ему не требовалось рушить свое достоинство и здравый смысл.
Он сел обратно, довольный тишиной, и наблюдал за Джеком. Он начал понимать, что его новообретенный кузен был более мужественным, чем он полагал сначала. Джек принял бы всерьез свои обязанности. Он станет делать ошибки, но он и сам их делал. Вероятно, герцогство не будет процветать и расти под управлением Джека, но оно также не разрушиться до основания.
Этого будет достаточно. Этого должно быть достаточно.
Томас смотрел, как Джек взял бутылку бренди и стал наливать себе еще. Но когда первые капли полились, он остановился, внезапно подняв бутылку. Он посмотрел на Томаса, встретился с ним взглядом, который был невероятно ясным. – Вы когда-нибудь ощущали себя на виду у всех?
Томас захотел рассмеяться. Но он не пошевелил ни одним мускулом. – Все время.
– Как Вы это выдерживаете?
Он минутку подумал. – Я другого не знал.
Джек закрыл глаза и почесал лоб. Томас подумал, что, похоже, он старается уничтожить воспоминание.
– День обещает быть мерзким, – сказал Джек.
Томас медленно кивнул. Это было подходящее описание.
– Это будет проклятый цирк.
– Верно.
Они сидели здесь, ничего не делали, и потом они оба подняли взгляды одновременно. Их глаза встретились, а потом Томас посмотрел в сторону окна.
Наружу.
– Давайте? – спросил Джек.
– Прежде чем кто-либо…
– Прямо сейчас.
Томас поставил свой наполовину полный бокал бренди и встал. Он посмотрел на Джека и впервые ощутил их родство.
– Показывайте дорогу.
И это было странно, но когда они сели на лошадей и ускакали, Томас, наконец, ощутил легкость в груди.
Это была свобода.
Он не хотел отдавать Уиндхэм. Это было…
Он. Уиндхэм. Это был он. Это было то, кем он являлся.
Но это было прекрасным. Ускользнуть, ехать сквозь восход, пока он поднимался над дорогой…
Он обнаружил, что, возможно, для него это было больше в нем, чем просто имя. И, возможно, когда все будет сказано и сделано, он все еще будет целым.
___________________________________

 » Глава 19

Глава.19 (перевод Jolie, бета LiskaAliska)

Томас нашел поездку в Maгвайерсбридж на удивление приятной. Он ожидал, что сельская местность может быть какой угодно, но только не живописной, однако обстоятельства дня не сулили ему в будущем приятных перспектив. Что касается Джека – он не был склонен к беседе, но иногда рассказывал различные события местной истории.
Джек наслаждался тем, что рос здесь, понял Томас. Он не любил ничего больше этого местечка. Его тетя была красивой женщиной; невозможно было по-другому описать ее. Томас был абсолютно уверен, что она будет замечательной матерью. Конечно, Кловерхилл был более приятным местом для ребенка, чем Белгрейв.
Что за ирония. Несмотря на все права, Джек был лишен наследства. И еще Томас начинал чувствовать, что все это время он был мошенником. Не то, что у него было бы более счастливое детство, если бы он не был наследником Уиндхема; у его отца была довольно размеренная жизнь на севере, где он был известен всем как зять владельца фабрики.
Все это вынуждало его задаваться вопросом. Не о том, что, возможно, было бы, но о том, что могло бы быть. Он всегда стремился не подражать своему отцу, но он никогда не задумывался, каким отцом был бы он.
Будет ли его дом украшен миниатюрами, рамы которых будут истерты от слишком частых прикосновений?
Конечно, это означало, что у него должен был быть дом, но это еще вилами по воде писано.
Когда на горизонте показалась маленькая деревенька, Джек вначале замедлил темп, а затем остановился, всматриваясь вдаль. Томас посмотрел на него с любопытством; он не думал, что Джек намеревался сделать паузу.
- Это она? - спросил он.
Джек кивнул, и они вместе поехали вперед.
Томас вглядывался по сторонам по мере приближения к деревне. Это было аккуратное маленькое местечко, с витринами магазинов и домами, стоящими друг рядом с другом вдоль мощеной улицы. Соломенная крыша здесь, там крыша, сплетенная из лозняка, обмазанного глиной… она ничем не отличалась от какой-либо другой деревеньки на Британских островах.
- Церковь в той стороне, - сказал Джек, указывая рукой.
Томас последовал за ним вдоль того, что, как он предполагал, было центральной улицей, пока они не доехали до церкви. Это было простое каменное, серое здание с узкими арочными окнами. Церковь выглядела старой, чему он не мог помочь, но думал, что она будет замечательным местом для женитьбы.
Она была заброшена.
- Не похоже, чтобы кто-то был внутри.
Джек бегло осмотрел маленькое здание слева от церкви.
- Запись будет вероятно находиться в доме приходского священника.
Томас кивнул, и они спешились, привязывая своих лошадей к коновязи, перед тем как направиться к фасаду дома. Они несколько раз постучали, перед тем как услышали приближающиеся к ним изнутри шаги.
Дверь открылась, явив перед ними женщину средних лет. Томас предположил, что она была экономкой.
- Добрый день, мадам, - сказал Джек, вежливо поклонившись ей. - Я Джек Одли, а это -
- Томас Кавендиш, - перебил Томас, игнорируя удивленный взгляд Джека. Это выглядело как контроль – самостоятельно представиться с полным титулом в течение последних нескольких минут его законности.
Джек выглядел так, как будто бы хотел закатить глаза, но вместо этого он обернулся назад к экономке и сказал:
- Мы хотели бы увидеть приходскую книгу.
Она на минуту пристально посмотрела на них, а затем резко повернула свою голову назад.
- Она в задней комнате, - сказала экономка. - В кабинете викария.
- А викарий есть? - спросил Джек.
Томас сильно толкнул его под ребра. Боже мой, он просил о компании?
Но если экономка нашла их вопрос немного интригующим, то она не подала вида. - Нет, сейчас викария нет, - сказала она скучающим голосом. - Место свободно. Она подошла к дивану и села, говоря им из-за плеча.
- Мы предполагаем, что вскоре к нам прибудет кто-то новый. Они присылают кого-нибудь из Эннискиллена каждое воскресенье, чтобы прочесть проповедь.
Затем она подняла тарелочку с тостами и совсем отвернулась от них. Томас принял разрешение войти в кабинет, и пошел, Джек шагал позади него.
Здесь, напротив стены с камином было несколько полок, и Томас начал с них. Несколько библий, книги с проповедями, поэзия…
- Ты знаешь, как выглядит приходская книга? - спросил он. Томас пытался припомнить, видел ли когда-либо запись в его приходской церкви, недалеко от Белгрейва. Он предполагал, что должен был, и эта не должна была особо отличаться, если только он вспомнит.
Джек не ответил, и Томас не почувствовал содействия, поэтому начал просматривать полки.
Моральная Честность и Современный Мужчина. Нет, благодарю вас.
История Ферманы. Он также прошел и это. Каким бы восхитительным не было графство, оно ему прискучило.
Расходы Путешествий Джеймса Кука. Он улыбнулся. Амелия бы захотела эту.
Он закрыл глаза и перевел дух, позволив себе на минуту подумать о ней, хотя и пытался этого не делать. Все утро он фокусировал свой рассудок на ландшафте, поводьях, куске грязи, прилипшем к тыльной стороне ботинка левой ноги Джека.
Но не о Амелии.
Конечно же, не о ее глазах, которые не были, пожалуй, только цвета листвы на деревьях. Возможно, как кора. Вместе с листьями. Зеленые и коричневые. Смешанные. Ему нравилось это.
Также не думал о ее улыбке. Или об аккуратной форме ее губ, когда она стояла перед ним предыдущим вечером, задыхающаяся от желания.
Он хотел ее. Боже мой, он хотел ее.
Но он не любил ее.
Он не мог. Это было невозможно.
Он вернулся к работе под рукой с неумолимым стремлением, вытягивая каждую книгу без рельефного названия с полки, открывая и просматривая ее внутри. В конце концов, он нашел секцию, в которой были не только регистрационные книги. Он выдвинул одну, и его сердце забилось, когда осознал, что слова перед ним были учетной записью рождений. Смертей. Свадеб.
Он смотрел на одну из церковных записей. Тем не менее, даты не сходились. Родители Джека поженились в 1790 году, и здесь также описывались давно произошедшие события.
Томас посмотрел из-за плеча, чтобы сказать кое-что Джеку, но тот чопорно стоял возле огня с приподнятыми до ушей плечами. Он выглядел замерзшим, и Томас осознал, почему он не слышал, как тот ходит по комнате и ищет записи.
Джек не двигался с тех пор, как они вошли.
Томас хотел что-то сказать. Он хотел преодолеть расстояние всего лишь несколькими шагами, сильно встряхнуть и привести его в чувство, потому что, черт возьми, на что он жаловался? Он, не Джек, был тем, у кого жизнь превратилась в руины всего лишь за один день. Он потерял свое имя, свой дом, свое состояние.
Свою невесту.
Джек выйдет из этой комнаты одним из наибогатейших и всесильных людей мира. У него, с другой стороны, не будет ничего. Только его друзья, предполагал Томас, но их было мало. Знакомств у него было в изобилии, но друзей – всего лишь Грейс, Гарри Глэддиш … может быть Амелия. Он сознавал, что было трудно поверить в то, что она захочет его видеть, особенно после того, что было сделано и сказано. Ей казалось это слишком неловким. И если она окажется замужем за Джеком…
Тогда неловким это покажется ему.
Он закрыл глаза, вынуждая себя снова сфокусироваться на объекте в руке. Он был тем, кто сказал Амелии, что она должна выйти замуж за герцога Уиндхема, кто бы им ни оказался. Он не мог сильно жаловаться, так как она следовала его инструкциям.
Томас положил приходскую книгу обратно на полку и выдвинул другую, проверяя даты, которые выводились в начале. Эта книга была немного старше предыдущей, заканчиваясь в самом конце восемнадцатого столетия. Он проверил третью, а затем четвертую, и в этот раз, когда он посмотрел на аккуратный почерк, он нашел даты, которые искал.
Он сглотнул и посмотрел на Джека.
- Возможно это то.
Джек обернулся. Уголки его губ были сжаты, а глаза были обеспокоены.
Томас посмотрел на книгу и осознал, что его руки дрожат. Он сглотнул. Он делал это весь день, идя к своей цели с удивительной настойчивостью. Он был очень мужественным, готовый делать все, что было верно для Уиндхема.
Но сейчас он испуган.
И все-таки на его лице появилась ироничная улыбка. Если он не мог вести себя по-мужски, то, что ему оставалось? В конце дня у него оставались чувство собственного достоинства и душа. И все.
Он посмотрел на Джека. В его глаза.
- Давай?
- Ты не можешь сделать этого, - сказал Джек.
- Ты не хочешь посмотреть вместе со мной?
- Я доверяю тебе.
Губы Томаса открылись, не совсем от удивления – так как, в действительности, почему Джек не должен доверять ему? Ведь он не мог изменить страницы прямо здесь, перед ним. И все же, даже если он был напуган результатом, почему он не хотел смотреть? Разве не хотел он прочесть страницы самостоятельно? Томас не мог знать, чем это закончится, и не мог смотреть на каждую страницу, которую он переворачивал.
- Нет, - сказал Томас. Почему он должен делать это в одиночестве? - Я не хочу делать этого без тебя.
Мгновение Джек только стоял, не двигаясь, а затем, выругавшись, подошел, чтобы присоединиться к нему за письменным столом.
- Ты весьма благороден, - уколол его Джек.
- Не надолго, - пробормотал Томас. Он положил книгу на стол и открыл ее на первой странице записей. Джек стоял позади него, и вместе они просматривали каллиграфический почерк викария из Магвайерсбриджа, приблизительно 1786 года.
Томас нервно сглотнул. Ему сдавило горло. Но он должен сделать это. Это был его долг по отношению к Уиндхему.
Не было ли это долгом его жизни? Долгом к Уиндхему?
Он чуть не рассмеялся. Если когда-нибудь кто-нибудь вменит ему в вину то, что он исполнял свой долг слишком усердно…
Так тому и быть.
Смотря вниз, он переворачивал страницы до тех пор, пока не нашел нужный год.
- Ты знаешь, в каком месяце поженились твои родители? - спросил он Джека.
- Нет.
Это не имело значения, решил Томас. Это ведь маленький приход. Здесь не совершалось много свадеб.
Патрик Колвилль и Эмили Кендрик, 20 марта, 1790 Уильям Фигли и Маргарет Плоуринг, 22 мая, 1790
Он проводил своими пальцами по странице, скользя ими вкруговую по краям. Задержав дыхание, он перевернул страницу.
И здесь были они.
Джон Августус Кэвендиш и Луиза Генриетта Гелбрейт, обвенчавшиеся 12 июня, 1790, свидетелями которых были Генри Уикхем и Филипп Гелбрейт.Томас закрыл глаза.
Это был конец. Все ушло. Все, что определяло его, все, что у него было…
Ушло. Совершенно все.
И что же осталось?
Он открыл глаза, посмотрел вниз на свои руки. Его тело. Его кожа и его кровь, его мускулы и скелет.
Было ли этого достаточно?
Даже Амелия была потеряна для него. Она выйдет замуж за Джека или кого-нибудь другого, подобного титулованного парня, и проживет свои дни в роли другой невесты.
Это жалило. Это жгло. Томас не мог поверить, как сильно это горело.
- Кто такой Филипп? - прошептал он, смотря вниз на запись. Так как Гелбрейт – это не фамилия матери Джека.
- Что?
Томас тщательно посмотрел. Джек обхватил свое лицо руками.
- Филипп Гелбрейт. Он был свидетелем.
Джек посмотрел вверх. А затем вниз. На запись.
- Брат моей матери.
- Он еще жив? - Томас не знал, почему спрашивал об этом. Подтверждение женитьбы было прямо в его руках, и он не опровергнет его.
- Я не знаю. Был, когда я последний раз слышал о нем. Это было пять лет назад.
Томас сглотнул и посмотрел вверх, вглядываясь в пространство. Его тело чувствовало себя странно, невесомо, как будто его кровь стала совсем жидкой. Кожу его покалывало и –
- Вырви ее.
Томас в шоке повернулся к Джеку. Он не расслышал правильно.
- Что ты сказал?
- Вырви ее.
- Ты с ума сошел?
Джек покачал головой.
- Ты - герцог.
Томас посмотрел вниз на запись с огромной печалью, с тем, что он действительно принял свою судьбу.
- Нет, - сказал он мягко. - Уже нет.
- Да. - Джек схватил его за плечи. Его глаза были дикими, в панике. - Ты – то, что нужно Уиндхему. Что нужно всем.
- Остановись, ты …
- Послушай меня, - умолял Джек. - Ты родился и воспитывался как герцог. А я разрушу все. Ты понимаешь? Я не могу этого сделать. Не могу.
Джек был напуган. Это был хороший знак, говорил себе Томас. Только глупый человек – или весьма поверхностный – не увидит ничего, кроме богатства и престижа. Если Джек увидел достаточно, чтобы испугаться, то он был достойным человеком, чтобы занять это место.
И поэтому он только кивнул головой, соглашаясь со взглядом Джека.
- меня воспитывали, чтобы стать им, но ты им рожден. Я не могу взять чужого.
- Мне этот титул не нужен! - воскликнул Джек.
- Это не тебе соглашаться или отрицать, - сказал Томас. - Почему ты не понимаешь? Это не имущество. Это то, кто ты есть.
- О, ради бога, - пробогохульствовал Джек. Его руки дрожали. Все его тело дрожало. - Я отдаю его тебе. На серебряном блюдечке. Ты станешь герцогом, а я оставлю тебя одного. Я даже буду твоим разведчиком на Гебридских островах. Кем-нибудь. Только вырви страницу.
- Если ты не хотел титула, почему ты вначале просто не сказал, что твои родители не поженились? - Томас отпрянул. - Я спрашивал тебя, были ли твои родители женаты. Ты мог сказать нет.
- Я не знал, что я был претендентом на то, чтобы стать наследником, когда ты спросил о моей законнорожденности.
Томас посмотрел вниз на запись. Только одна книга – нет, одна страница из книги. Это было всем, что стояло перед ним и всем, что было знакомо, всем, что он думал, было достоверным.
Это было искушение. Он мог ощутить его вкус – жажда, жадность. Даже страх. И больше всего, что он чувствовал - был страх.
Он мог вырвать страницу, и никто бы не узнал. Страницы не были пронумерованы. Если он вырвет ее достаточно осторожно, никто и не догадается, что ее не стало.
Жизнь станет нормальной. Он точно вернулся бы в Белгрейв, откуда уехал, все с теми же собственностью, ответственностью и обязательствами.
Включая Амелию.
И затем – это случилось так быстро – он толкнул Джека, но тот задел его. Поворачиваясь, Томас увидел руки Джека на записи…вырывающие ее.
Томас подался вперед, тяжело наваливаясь на Джека, пытаясь выхватить вырванную страницу из его пальцев, но Джек выскользнул из крепкой хватки, швыряя ее прямо в огонь.
- Джек, нет! - выкрикнул Томас, но Джек был быстрее, и когда он хватался за его руку, тому удалось швырнуть бумагу в огонь.
Томас попятился назад, шокированный этим видом. Вначале пламя разгорелось в центре, прожигая дыру в середине листа. Затем начали гнуться края, чернея, пока не раскрошились.
Копоть. Пепел.
Пыль.
- Боже всемогущий, - прошептал Томас. - Что ты наделал?

Амелия думала, что она больше никогда не должна снова обдумывать слова наихудший день и в моей жизни в этом же предложении. После сцены в гостиной Белгрейв, когда двое мужчин были близки, дабы вступить в драку по поводу кому из них придется жениться на ней – да, вообще никто бы не мог подумать, какие глубокие оскорбления могли быть испытаны дважды за всю ее жизнь.
Тем не мене ее отцу, по всей видимости, не сообщили об этом.
- Папа, остановись, - умоляла она, загребая пятками – вполне буквально – в то время как он пытался протащить ее сквозь дверь дома приходского священника в Магвайерсбридж.
- Я думал, что у тебя будет немного больше желания получить ответ, - с раздражением сказал он. - Видит Бог, да.
Это было чудовищное утро. Когда вдова обнаружила, что эти двое мужчин уехали прочь из церкви без нее, она ушла - Амелия не считала, что это преувеличение – обезумевшей от ярости. Еще более пугающей была скорость, с которой она преобразилась. (По мнению Амелии меньше, чем за минуту.) Гнев вдовы теперь был направлен на леденящий замысел, и честно говоря, Амелия нашла это еще более пугающим, чем ее ярость. Как только она обнаружила, что Грейс не намеревалась сопровождать их в Магвайерсбридж, она схватила Грейс за руку и произнесла:
- Не оставляй меня наедине с этой женщиной.
Грейс пыталась объяснить, что Амелия не будет одной, но девушка так не думала и наотрез отказалась ехать без нее. Среди них был и лорд Кроуленд, отказавшийся ехать без Амелии, а также и миссис Одли, в которой они нуждались, как в проводнике к нужной церкви…
Экипаж, направляющийся к графству Фермана, был переполнен.
Амелия была втиснута на сооруженное сиденье, стоящее перед Грейс и миссис Одли, что не предвещало никакой проблемы, за исключением того, что она оказалась перед вдовой, которая продолжала требовать, чтобы бедная госпожа Одли сообщала ей об их передвижении. Что означало, что миссис Одли должна была крутиться, сдавливая Грейс, которая в свою очередь сдавливала Амелию, а та и так была уже чрезмерно напряжена и полна страха.
И затем, как только они прибыли, отец схватил ее за руку и прошипел ей на уши последнюю лекцию об отцах и дочерях, и правилах, руководящими этими отношениями, не говоря уже о трех полных предложениях о династических наследствах, семейных состояниях и обязанностях перед престолом.
Все в ее уши, и все менее чем за минуту. Если она не нашла силы вынести те же инструкции много раз на прошлой неделе, то она не поняла бы ни слова из этого.
Она пыталась сказать ему, что Томас и Джек заслужили уединение, что они не должны раскрывать свои судьбы аудитории, но предполагала, что эта позиция теперь была спорной. Вдова ушла вперед и Амелия не могла расслышать ее рычания.
- Где это?
Амелия повернулась, высматривая Грейс и госпожу Одли, которые следовали несколько испуганными шагами позади. Но прежде, чем она смогла хоть что-то сказать, отец сильно дернул ее за руку, и она зашагала, споткнувшись о порог позади него.
В центре комнаты стояла женщина, держа в руке чашку с чаем, выражение на ее лице было где-то между страхом и тревогой. Вероятно это экономка, хотя Амелия не могла осведомиться об этом. Ее отец все еще тащил ее позади него, решительно не позволяя вдове добраться до Томаса и Джека раньше него.
- Двигайся, - проворчал он ей, но странная, почти сверхъестественная паника начала охватывать ее, и она не хотела входить в заднюю комнату.
- Отец…- пыталась она сказать, но следующий слог замер на ее языке.
Томас.
Он был здесь, стоял перед нею, когда отец тянул ее через дверной проем. Стоял очень безмолвно, весьма невыразительно, его глаза были сфокусированы на пятне на стене без окна, без рисунка – совсем пустой, если бы не его внимание.
Амелия сдержала плач. Он потерял титул. Ему не надо было говорить ни слова. Он все еще не смотрел на нее. Она могла видеть все по его лицу.
- Как вы смеете уезжать без меня? - спрашивала вдова. - Где она? Я хочу увидеть запись.
Но никто не говорил. Томас оставался неподвижным, несгибаемым и гордым, как герцог, кем он и был, как все думали, и Джек – боже мой, он выглядел явно больным. Он был пунцовым, и Амелии было ясно, что он слишком часто дышал.
- Что вы нашли? - практически выкрикнула вдова.
Амелия уставилась на Томаса. Он не говорил.
Он - Уиндхем, - наконец-то сказал Джек. - Как и должно быть.
Амелия дышала с трудом, надеялась, молилась, что она неправа насчет взгляда на лице Томаса. Она не волновалась насчет титула или богатства, или земель. Ей нужен был он, но он был слишком горд, чтобы отдать себя ей, когда он был всего лишь мистер Томас Кэвендиш, джентльмен из Линкольншира.
Вдова резко повернулась к Томасу.
- Это правда?
Томас ничего не сказал.
Вдова повторила свой вопрос, схватив руку Томаса с достаточной свирепостью, чтобы заставить Амелию содрогнуться.
- Нет никакой записи свадьбы, - настаивал Джек.
Томас ничего не говорил.
- Томас – герцог, - снова сказал Джек, но он казался испуганным. Отчаявшимся. - Почему вы не слушаете? Почему никто меня не слушает?
Амелия задержала дыхание.
- Он врет, - сказал Томас низким голосом.
Амелия сглотнула, так как вторым ее желанием было разреветься.
- Нет, - воскликнул Джек. - Я говорю вам …
- О, Ради бога, - резко произнес Томас. - Ты думаешь, что никто не узнает тебя? Будут свидетели. Ты действительно думаешь, что не будет никаких свидетелей со свадьбы? Боже мой, ты не можешь изменить прошлое. - Он посмотрел на огонь. - Или сжечь его, в зависимости от обстоятельств.
Амелия уставилась на него, а потом поняла - он мог соврать.
Он мог соврать. Но он не сделал этого.
Если бы он соврал …
- Он вырвал страницу из книги, - сказал Томас, его голос был странным, отличающийся монотонностью. - Он бросил ее в огонь.
Как один, вся комната повернулась, загипнотизированная пламенем, потрескивающим в камине. Но там было не на что смотреть, даже на те темные, покрытые копотью воронки, вздымающиеся вверх в воздух, пока горела бумага. Не было ни одного очевидца преступления Джека. Если Томас солгал …
Никто и не узнает. Он мог сохранить все это. Он мог сохранить свой титул. Свои деньги.
Он мог сохранить ее.
- Это твое, - сказал Томас, поворачиваясь к Джеку. А затем он поклонился. Джеку. Тот выглядел ошеломленным.
Томас повернулся, осматривая остальных в комнате. – Я, - Он прочистил свое горло, и когда продолжил, его голос был ровным и гордым. - Я мистер Кэвендиш, - сказал он, - и я желаю всем хорошего дня.
А затем он ушел. Он пронесся мимо всех, выходя за дверь.
Он не посмотрел на Амелию.
И пока она стояла здесь в тишине, ей пришло в голову – что он не смотрел на нее вообще. Ни разу. Он стоял на месте, смотрел на стену, на Джека, на бабушку и даже на Грейс.
Но он не смотрел на нее.
Это было странно, чтобы чувствовать себя комфортно. Но она постарается сделать это.
___________________________________

 » Глава 20

Глава 20 (перевод Jolie, бета LiskaALiska)

У Томаса не было ни одной идеи, куда он намеревался идти. Когда он проходил через дом приходского священника, то прошмыгнул мимо экономки, которая ушла, незаинтересованная в бесстыдном подслушивании; затем спустился на крыльцо под яркий солнечный ирландский свет; на мгновение остановился, моргая, дезориентированный, лишь с одной мыслью…
Прочь.
Ему нужно уйти.
Он не хотел видеть свою бабушку. Он не хотел видеть герцога Уиндхема.
Он не хотел, чтобы Амелия видела его.
И он взобрался на свою лошадь и уехал. Он ехал всю дорогу до Батлерсбриджа, так как это было единственное место, которое он знал. Он отправил кучера в Кловерхилл – он не был готов возвращаться туда, не тогда, когда большинство из них вернуться туда так скоро – и продолжал ехать, пока справа не увидел трактир. Он выглядел достаточно почтенно, поэтому он спешился и вошел.
Там его и нашла Амелия пять часов спустя.
- Мы искали тебя, - сказала она тоном ярким и веселым.
Томас на мгновение закрыл глаза, проведя пальцем по переносице, прежде чем ответил.
- Кажется, ты нашла меня.
Она сжала свои губы, ее глаза сфокусировались на полупустой кружке из-под эля, что стояла перед ним.
- Я не пил, если ты интересуешься этим.
- Я бы не смогла придраться к тебе, даже если бы ты пил.
- Терпимая женщина. - Он расслабился на своем стуле, рассевшись лениво и свободно. - Как жаль, что я не женился на тебе.
Возможно, и не пил, но в нем было достаточно алкоголя, чтобы он казался немного жалким.
Она не ответила. Что было к лучшему. Если бы она упрекнула его, чего он действительно заслуживал, он бы отреагировал таким же образом. Это было видно по его настроению, в котором он пребывал. А затем он должен был невзлюбить себя еще больше, чем сейчас.
Откровенно, он нашел все суждение утомительными.
Она не заслуживала его плохого настроения, поэтому он пытался отгородиться от общества. Она была единственной, кто следовал за ним всю дорогу до трактира Деррагарра.
Амелия присела на стул напротив него, противоположно ему со спокойным выражением. А затем ему пришло в голову…
- Что ты здесь делаешь?
- Я полагаю, что сказала о том, что искала тебя.
Он оглянулся вокруг. Боже милостивый, они были в трактире. Мужчины пили.
- Ты пришла без компаньонки?
Она немного пожала плечами.
- Я сомневаюсь, что кто-то заметил мое отсутствие. В Кловерхилле довольно мало волнения.
- Все поздравляют нового герцога? - спросил он сухо и криво.
Она отвела голову в сторону, тем самым немного подтверждая его сарказм.
- Все празднуют его предстоящую женитьбу.
Он резко посмотрел на нее.
- Не со мной, - вставила она торопливо, поднимая руку, как будто хотела отразить вопрос.
- Да, - пробормотал он. - Праздник будет немного неловким без невесты.
Его рот сжался, передавая ей его нетерпение. Но она сдержала свой нрав, говоря - Он женится на Грейс.
- Сейчас? - Он улыбнулся этому. По-настоящему. - Это хорошо. Это хорошая новость.
- Кажется, они очень сильно любят друг друга.
Он посмотрел на нее. Она сидела очень спокойно. Это было не только в ее голосе - оно было ее сутью. Ее волосы свободно ниспадали сзади, с неподдающимися укладке завитками, заведенными за уши; ее рот – он не улыбался, но также и не хмурился. Принимая во внимание все, что случилось в тот день, она была на удивление сдержана. И возможно, немного счастлива. Если и не за себя, то за Джека и Грейс.
- Предложение было очень романтичным, - сообщила она ему.
- Ты присутствовала при этом?
Она ухмыльнулась.
- Мы все там были.
- Даже моя бабушка?
- О, да.
Он тихо засмеялся, несмотря на решимость оставаться сердитым.
- Прошу прощения, что пропустил это.
- Я тоже прошу прощения, за то, что ты пропустил это.
Что-то было в ее голосе…И когда он посмотрел, что-то также было и в ее глазах. Но он не хотел видеть этого. Он не хотел знать об этом. Ему не нужны были ее жалость и сочувствие или чем бы это не было, когда на лице женщины отражается то ужасное выражение – немного материнства, немного грусти, когда она хотела исправить его проблемы, заставить их прекратиться поцелуем и словами “успокойся”.
Стоили ли эти несколько моментов близости того, чтобы поддаться собственному страданию?
И они принадлежали только ему. Это была такая вещь, которая могла быть определена как совместный опыт.
Ах, да, я - мужчина, когда-то известный как герцог Уиндхем.
Это будет самой обсуждаемой темой на приемах.
- Мне кажется, что мистер Одли напуган, - сказала Амелия.
- Так и должно быть.
Она в подтверждение кивнула, с задумчивым выражением.
- Я тоже так думаю. Ему придется многому учиться. Ты всегда был ужасно занят каждый раз, когда я была в Белгрейве.
Он взял кружку с элем, не потому что захотел его – это была его третья кружка, скорее он думал, что ему уже достаточно. Но если бы ей пришло в голову, что он планирует сделать такую глупость как напиться, возможно, она ушла бы.
Без нее было бы легче.
Сегодня. Здесь. Он был мистер Томас Кэвендиш, джентльмен из Линкольншира и прямо сейчас было бы легче без нее.
Но она не поняла намека, и даже наоборот, казалось, более глубоко обдумывала это, так как сказала:
- Я уверена, что Грейс поможет ему. Она так много знает о Белгрейве.
- Она хорошая женщина.
- Да. - Она посмотрела вниз на свои пальцы, лениво исследующие царапины и вырезы на столе, а затем посмотрела вверх. - До этого путешествия я не очень хорошо ее знала.
Он нашел ее утверждение странным.
- Ты знала ее всю свою жизнь.
- Но не очень хорошо, - прояснила она. - Она всегда была подругой Элизабет, не моей.
- Я предполагаю, что Грейс не согласилась бы с твоим утверждением.
Ее брови приподнялись, достаточно для того, чтобы выказать, свое презрение.
- Легко заметить, что у тебя нет братьев и сестер.
- То есть?
- Невозможно одному в равной степени дружить с двумя братьями или сестрами. Один из друзей всегда должен быть главным.
- Как сложно это должно быть, - сказал он сухим голосом, - относиться по-дружески к сестрам Уиллоуби.
- В пять раз сложнее, чем относиться по-дружески к тебе.
- Но далеко не так сложно.
Она холодно посмотрела на него.
- В данный момент я бы с этим согласилась.
- Ой! - Он натянуто улыбнулся. Преувеличенно.
Она не ответила, что по непонятной причине задело его. И так – хотя он знал, что ведет себя, как осел – он наклонился, внимательно рассматривая ее руки.
Она немедленно отдернула их.
- Что ты делаешь?
- Проверяю наличие ногтей, - ответил он, в его голосе звучала самодовольная улыбка.
Она остановилась. Резко.
- Ты изменился.
Этого было достаточно, чтобы он засмеялся.
- Ты это только что поняла?
- Я говорю не о твоем имени, - выпалила она.
- О, тогда это должно быть мое обаятельное отношение и вид.
Ее губы сжались.
- Ты обычно не так язвителен.
Боже мой. Чего она от него ожидала?
- Молись, если ты хоть немного симпатизируешь мне, леди Амелия. Разрешается ли мне хотя бы несколько часов, чтобы оплакать потерю всего, что у меня было, дорогая?
Она села, но ее движения были робки, и она не выглядела спокойной.
- Прости меня. - Ее рот сжался, и она сглотнула, прежде чем сказать - Мне следовало быть более понимающей.
Он раздражительно вздохнул, потирая руками веки глаз и лоб. Проклятие, он был утомлен. Он не спал прошлой ночью, ни капельки, и как минимум час его бессонницы был проведен скорее из-за неудобного состояния от того, что он хотел ее. И сейчас она действовала таким способом?
- Не проси моего прощения, - сказал он, изнуренный всеми событиями.
Она открыла свой рот, но потом закрыла его. Он подозревал, что она хотела извиниться за извинение.
Он взял другую выпивку.
И снова она не поняла намека.
- Что ты будешь делать?
- Сегодня днем? - пробурчал он, зная, что она не это имела в виду.
Она одарила его раздраженным взглядом.
- Я не знаю, - ответил он в раздражении. - Прошло только несколько часов.
- Ну, да, но ты думал об этом уже около недели. На корабле ты был вполне уверен в таком исходе.
- Это не одно и тоже.
- Но …
- Ради Бога, Амелия, перестань.
Она отступила, и он мгновенно пожалел о своем взрыве. Но недостаточно, чтобы извиниться.
- Я лучше пойду, - сказала она ровным голосом.
Он, конечно же, не собирался останавливать ее. Не пытался ли он освободиться от нее? Она выйдет за дверь, и он наконец-то обретет мир и покой, ему не придется только сидеть здесь, с трудом пытаясь не смотреть на ее лицо.
На ее губы.
На ту крапинку на губах, которой ей нравилось касаться языком, когда она волновалась.
Но когда она встала, что-то сжалось у него внутри – та раздражающая маленькая частичка чистоты, которая отказывалась дать выход его остальным индивидуальным качествам.
Черт возьми.
- Тебя кто-то сопровождает? - спросил он.
- Мне никто не нужен, - ответила она, явно не впечатленная его тоном.
Он встал, его стул громко процарапал пол.
- Я провожу тебя обратно.
- Я уверена, что сказала…
Он взял ее руку, немного грубее, чем намеревался.
- Ты – незамужняя женщина, одна на чужой земле.
Она с недоверием посмотрела на него.
- Я приехала на лошади, Томас. Если бы не она, неужели я бы путешествовала по дорогам одна.
- Я провожу тебя, - повторил он.
- Ты будешь воспитан?
- Воспитанность – единственная вещь, которую я не могу потерять, - сухо сказал он. - Кроме того, я был бы счастлив оставить тебя в покое.
На мгновение он подумал, что, возможно, она бы поспорила с этим, но ее врожденный здравый смысл взял вверх.
- Очень хорошо, - сказала она, дыша с нетерпением. - Ты можешь чувствовать себя спокойно и провести меня до конца пути, если захочешь.
- Ты отваживаешься на это, леди Амелия?
Она повернулась к нему с такими грустными глазами, что он почти почувствовал себя так, как будто его сильно ударили.
- С каких пор ты снова начал называть меня леди?
Он смотрел на нее несколько мгновений, прежде чем, в конце концов, ответить, мягко и низко.
- С тех пор как я перестал быть лордом.
Она ничего не ответила, но он видел, как она сглотнула. Черт, ей лучше не плакать. Он не сможет вынести, если она заплачет.
- Тогда давай возвращаться, - сказала она и освободила свою руку, быстро шагнув вперед. Он расслышал запинку в ее голосе, хотя, когда она пошла к двери, он увидел, что ее походка была нетвердой.
Она выглядела очень жесткой и не держала свои руки так, как она обычно это делала. Ее рука не раскачивалась при этом очень маленьком, грациозном движении, которое он так обожал.
Кроме того, он не осознавал, что обожает это.
Он даже не знал, что знает, как покачивается она при ходьбе, пока не увидел, что она не делает этого.
Это было так ужасно некстати, что сейчас на полпути ко всему этому падению, когда он ничего не хотел предпринимать, а только сидеть и сожалеть, что причинил ей боль.
- Амелия, - сказал он, как только они вышли из гостиницы. Его голос казался резким, но он не намеревался кричать на нее. Это просто…случилось.
Она остановилась. Дотронулась своими пальцами до лица, а потом снова их опустила, прежде чем развернуться.
- Извини, - сказал он.
Она не спросила за что, однако вопрос повис в воздухе.
- За то, что был груб. Ты не заслужила этого.
Она посмотрела вверх, а затем в сторону, пока, наконец, не встретилась с его пристальным взглядом.
- Ты ведешь себя намного лучше, чем большинство мужчин в твоей ситуации.
Каким-то образом он улыбнулся.
- Если тебе посчастливится встретить кого-то другого в моей ситуации, то я любезно дам ему свое руководство.
Крошечное, подавленное хихиканье слетело с ее губ.
- Извини, - произнесла она. Только это.
- О, нет. Если кто-либо имеет право смеяться, так это – ты.
- Нет, - немедленно сказала она. - Нет. Я никогда не могла …
- Это не то, что я имел ввиду, - сказал он, прерывая ее, прежде чем она смогла сказать что-нибудь, что, возможно, вынудило бы его почувствовать себя даже большим дураком. - Просто вся твоя жизнь перевернулась.
Он помог ей сесть в седло, пытаясь не задерживать свои руки у нее на талии. Или не замечать, что она пахнет розами.
- Это недалеко на обратном пути в Кловерхилл, - сказала она, как только они направились в путь.
Он кивнул.
- О да, конечно же, ты знаешь об этом. Ты проезжал мимо на обратном пути от Магвайерсбриджа.
Он снова кивнул.
Она кивнула в ответ, а затем посмотрела вперед, ее взгляд спокойно сосредоточился на дороге. Она была довольно хорошей наездницей, отметил он. Он не знал, как бы она жила при менее сдержанных условиях, но ее поза и то, как она сидела, были совершенны.
Он представил себе, как ее осанка становится менее строгой, плечи расслабляются, она оборачивается и смотрит на него.
Но она не сделала этого. Каждый раз, когда он смотрел в ее направлении, он видел ее профиль. До тех пор, когда наконец-то они достигли поворота на Кловерхилл.
- Конец нашей поездки, я полагаю, что ты поняла, - пробурчал он.
- Ты войдешь? - спросила она. Ее голос не был уверенным, но в нем была какая-то душераздирающая забота о нем.
- Нет.
Она кивнула.
- Я понимаю.
Он сомневался, что она понимала, но не было никакой причины говорить об этом.
- Ты возвращаешься насовсем? - спросила она.
- Нет. - Он не думал об этом до этого момента, но нет, он не хотел ехать обратно в Англию с их путешествующими знакомыми. - Я направлюсь обратно в Белгрейв, -сказал он ей. После всего, он не мог не сказать. Он предполагал, что останется в особняке на неделю или что-то около того, чтобы рассказать Джеку, что к чему. Собрать свои принадлежности. Большая часть этого была лично его, а не принадлежащая герцогству. Будет довольно унизительно, если бы у него не было даже собственных ботинок.
Почему это было большим удручающим обстоятельством, чем потеря фамильного замка, он не знал.
- Тогда прощай, - сказала она и слегка улыбнулась. Но только слегка. В его понимании это была самая грустная улыбка, которую он когда-либо видел.
- Прощай, Амелия.
Она на минуту замолчала, затем повернула свою лошадь влево, останавливаясь.
- Подожди! - выкрикнул он.
Она обернулась в седле, ее глаза с надеждой сияли. Несколько ее локонов подхватил ветер, подняв в воздух извивающиеся дугой пряди, прежде чем она нетерпеливо заправила их за ухо.
- Я должен попросить помощи, - сказал он. В действительности это было правдой, хотя не совсем объясняло облегчение, которое он почувствовал, когда она развернула свою лошадь обратно к нему.
- Конечно, - сказала она.
- Мне нужно написать краткое письмо. Герцогу. - Он прочистил горло. Было трудно догадаться, как долго он будет раздумывать, прежде чем скажет. - Ты будешь моим посланником?
- Да, но я была бы счастлива только передать сообщение. Так тебе не придется сталкиваться с неприятностями…- Ее рука неловко рассекла воздух. - Что ж, проблема в том, чтобы написать это, как я полагаю.
- Если ты передашь мои слова, то они узнают, что ты видела меня.
Ее рот открылся, но она не ответила.
- Ты должна подумать о своей репутации, - спокойно сказал он.
Она сглотнула, и он понял, о чем она думала. До этого они никогда не волновались о ее репутации.
- Конечно, - резко сказала она.
- Ты встретишь меня прямо здесь? - спросил он. - После заката солнца.
- Нет.
Он моргнул в удивлении.
- Ты опоздаешь, а я не хочу ждать тебя на общественной дороге.
- Я не опоздаю, - сказал он.
- Я встречу тебя в беседке.
- Здесь, в беседке?
- Миссис Одли показала мне ее ранее. - Она объяснила ему, как туда добраться, а затем добавила, - это недалеко от дома. Если ты беспокоишься об этом, то могу сказать, что тебя не увидят.
Он кивнул.
- Спасибо. Я ценю твою помощь.
Затем она ускакала, а он ждал, наблюдая, как она становилась все меньше и меньше заметной. Он ждал, пока она проехала значительную часть пути и скрылась из виду. А затем подождал еще немного.
Потом, почувствовав сердцем, что она спустилась с лошади и направилась внутрь, он развернулся и направился обратно.
Но не раньше.
___________________________________