Все тайны Виктории

Она выкрикивала ему какие-то угрозы и откровенную ложь о том, как и с кем она "поразвлеклась". Да, это была ложь. Потому что она до сих пор пахла им. На ней до сих пор были следы от его пальцев. Её лоно - Ной был уверен в этом - до сих пор помнило, каково это, когда в него врывается член. Слишком большой, причиняющий боль. Разве могла Миранда после этого отправиться к другим, чтобы с ними поразвлечься?
Он игнорировал эти слова, хотя в любых других обстоятельствах они до одури бы его разозлили. Но только не сейчас. Сейчас Роксбург хотел сохранить ясность разума хотя бы отчасти, чтобы прочувствовать всё то, что он собирался сделать с Мирандой.

- Чуть позже, сладкая. Чуть позже ты меня убьёшь и сделаешь всё, что пожелаешь, а пока просто замолчи. Разрешаю только кричать и выстанывать моё имя. Поняла?
Резко развернув её к себе лицом, Ной впился в губы девушки жадным поцелуем. Язык сразу же оказался у неё во рту, встречаясь с её язычком и затевая с ним жаркий танец. Он сходил с ума снова, потому что вновь хотел её так сильно, будто не трахал на берегу пару часов назад. Он стал одержимым ею и желаниями брать её снова и снова всеми возможными способами.
Разорвав поцелуй, Ной вышел из кабинки, потянув Миранду за собой и не обременяя себя тем, чтобы выключить воду. Дойдя до постели, он почти грубо толкнул Миру на кровать, резко развернул на живот и коротко приказал:
- Встань на колени.
И она подчинилась ему, приподнимая попку, подставляя себя Роксбургу. Она была идеальной. Такой, какую он хотел, хочет и будет хотеть всегда. Созданной специально для него. С её желанием запустить ему в голову чем-нибудь тяжёлым или выполнить любую его прихоть. Как сейчас. Он вспомнил, как она позволила ему делать всё, что он хочет. Опрометчивое разрешение, ведь он хочет всего.
Язык проходится снизу вверх, собирая капли воды и влагу. Она снова течёт для него, но когда он делает попытку погрузить в её лоно язык, с тихим стоном отстраняется. Роксбург вновь распинает её, на этот раз на своей постели, в которой она занимает своё законное место. Нажав ладонью на лопатки, вдавливая в кровать. Поглаживает пальцами между ягодиц, готовя её к тому, что собирается с ней сделать. Сначала она напрягается, но почти сразу позволяет его пальцу едва проникнуть внутрь. Идеально узкая. Рождающая желание оказаться в ней прямо сейчас.
- Помнишь, что нельзя говорить ничего? Особенно "нет"? Только кричать. От удовольствия, - хрипло шепчет Ной осторожно, но настойчиво продвигаясь внутрь. Теперь главное не сорваться, хотя, терпения всё меньше с каждым мгновением. Но Роксбург растягивает Миранду, не желая доставлять ей боли. Ей должно нравиться то, что он собирается с ней делать, ведь это только начало.
Наконец, он оказывается в ней целиком, даёт немного привыкнуть и начинает двигаться. Медленно, даже слишком. Слушая её стоны и сходя от них с ума. Когда сил терпеть больше не остаётся, проводит членом по лону, собирая смазку и направляет его в попку Миранды. Она ещё не готова его принять, но разве Ной не собирался доставить ей немного боли?
- В этот раз ты не будешь меня ни о чём просить, - шепчет сбивчиво, подаваясь бёдрами вперёд и вдавливая Миру в матрац тяжестью своего тела.
Нужно будет в следующий раз дать ей возможность быть сверху, - ещё мелькает на задворках сознания мысль, прежде, чем Роксбург начинает входить в тесную глубину, понимая, что его выводы о проклятии были преждевременны. Вот оно - настоящее идеальное проклятие Ноя Роксбурга. И именно его он готов заслуживать снова и снова.

Нетрудно догадаться, что и казино у Ноя Роксбурга необычное. На входе гостей поджидали маски разных цветов, а внутри – полумрак, мелькающие в нём лица игроков, занятых больше друг другом, чем игрой. Пауло выбрал бордовую маску, а Джина скрылась под маской чёрного цвета. Всё стало как-то более загадочно и интригующе.
Без удивления он выслушал правила игры. Было бы более странно, если бы в этом казино шла обычная скромная игра на деньги. Но вот что было неожиданным, так это согласие Джины в игру на раздевание. Он оказался её соперником, разделённым зелёным сукном.
Предмет одежды следовал один за другим. Такая игра даже в присутствии зрителей распаляла. Хотя он лгал себе. Именно наличие других людей делало её такой волнующей, с привкусом запретности. Каждый бросок становился более напряжённым, резким. Невозможно не поддаться азарту и гулу возбуждения в крови, когда красивая женщина обнажается. Она смелая и дерзкая, красивая… И делает вид, что её мало волнует происходящее. В этом вся Джина Грейджой, какой Пауло её себе представляет. На самом деле он совершенно ничего не знает об этой девушке, которая практически раздевшись, останавливается.
Правда, угадал, что она не пойдёт до конца. Похватав разбросанную одежду, Пауло последовал за Джиной. Она куда-то решительно шагала, одетая в рубашку и минимального размера трусики. Пауло был разгорячён, возбуждён, заинтригован всем тем, что только что произошло в казино. И его чертовски манила Джина Грейджой. Он поймал её одном из бесконечных коридоров. Рядом кто-то стонал, с другой стороны звучала приглушённая музыка. Глаза из-под чёрной маски блестели в тусклом свете свечей. Гротескная романтика этого места коварно воздействовала на Пауло. Он даже позабыл, что хотел сказать, зачарованный видом девушки.

- Джина, подожди. Раз уже ты разделась, пойдём к бассейну?
_________________

Я мельком взглянул на россыпь снимков на кровати. Все старо, как мир. Кто-то думает, что может сотворить с жизнью другого человека все, что вздумается. А кому-то вдруг становится так скучно жить, что он начинает развлекаться, запуская грязные лапы и длинный нос в прошлое посторонних людей. Это от того, что в собственной жизни сплошные черные дыры? Иначе, зачем этим заниматься?
- Моя девочка. Досталось тебе. - Я протянул руку, положил ладонь на прохладную щеку девушки, провел большим пальцем, стирая слезу.
- Фрейя, прошлое потому так и зовется. Оно то, что прошло. Его больше нет. Эти снимки, - я небрежным кивком указал на фото, - они больше не могут иметь власти над тобой. Что было, того не исправишь. Но нельзя позволять этому портить тебе дальнейшую жизнь.
Мне хотелось обнять Фрейю, поцеловать крепко, а потом любить до тех пор, пока не заставлю забыть все, что пугало и тревожило ее.
- Не мне рассуждать о том, что правильно, а что нет. Я сам наломал дров. Но знаешь, скажу тебе так, - и я все-таки обнял ее, притянул ближе и положил голову девушки себе на плечо. - Бегать от прошлого бесполезно, оно все равно догонит. Но нельзя позволять ему поймать тебя в капкан. Мы все совершаем ошибки, безгрешных просто не существует. А бывает, что невольно оказываемся не там и не с теми и огребаем за это по полной программе. - Уж это я точно знал на собственном опыте. - Прими то, что было. Было и закончилось. Ты ведь ни в чем не виновата. Но шантажисты питаются страхом. Покажи, что не боишься. Плевать на эти фото, негативы и на то, что там хочет этот шантажист. И, отвечая на твой вопрос - я почти уверен, что письма рассылает Роксбург. Но, честно говоря, мне на это плевать. Мне даже почти неинтересно, зачем ему это вдруг понадобилось.
Я поворачиваю голову Фрейи к себе и смачно целую в губы.
- Ты это ты. Такая, какой являешься сегодня и сейчас. Ты - прекрасная отважная амазонка. В конце концов, что могут сделать эти фотографии? Вспомни, сколько знаменитых людей имели в своем прошлом какие-то пикантные истории. И что? Да ничего, жили себе дальше и делали успешную карьеру.

- У меня куда ужасней, чем у тебя, - усмехнулся я. - Меня шантажируют моей же глупостью.
Я вкратце пересказываю Фрейе историю с "мисс Салли".
- Мне все это не нравится, - говорю я, закончив рассказ, - но больше всего мне не нравится, что в этот цирк оказались замешаны ты и Кристина. Кстати, мне надо найти ее и поинтересоваться-таки, что она здесь забыла и не получила ли такой же симпатичный конвертик.
- А прямо сейчас мы вот что сделаем, - я опускаю Фрейю на кровать , прямо на злополучные снимки и, наклоняюсь над ней. - Давай напишем поверх прошлого будущее.
Я смотрю в лицо Фрейи, снова вижу в ее глазах сомнения и отголоски страха. Но в них также загораются искорки надежды. Я касаюсь губ девушки легким почти невесомым поцелуем. Просто провожу своими приоткрытыми губами по ее нежным и мягким губам, чуть припухшим от слез. Потом целую, жадно, настойчиво, чувствуя, как ее ротик приоткрывается навстречу, впуская меня.
_________________

Он ошибается. Может быть, это единственная вещь, в которой всемогущий Ной Роксбург ошибается. Она будет просить. Она будет умолять. Остановиться. Или двигаться глубже и сильнее.
--Ной...
Миранда пытается повернуться, но он не даёт. И она ощущает... новый поток боли. Восхитительной боли, от которой между ног становится жарко и влажно. Она пытается свести ноги вместе, но его горячий член, ласкающий болезненно-чувствительные складки плоти, не даёт этого сделать. Что ещё он сделает с ней? Что ещё придумает? Её голос срывается на тихий вскрик, когда она понимает, что он погрузил палец в запретную глубину. Похоже, он везде решил быть первым - эта шальная мысль - последняя, осознанная, которая мелькает в её затуманенном мозгу.
А потом только вскрики, мольбы и сбившееся дыхание, когда Миранда чувствует, как Ной буквально разрывает её узкую попку. Она протягивает руку вниз, чтобы коснуться клитора, хоть как-то облегчить боль в растягиваемом отверстии.
Но что-то сумасшедшее внутри Миранды заставляет её немного приподняться и дёрнуться назад, насаживаясь на горячий ствол, принимая в себя всю его длину от удовольствия, от влаги, истекающей из лона, от ощущения позади Ноя, Миранда без сил падает на его кровать, находя в себе силы произнести лишь одно слово.
--Умоляю...
_________________

Несколько томительных часов ожидания принесли свои плоды. Вчитываясь в отчет Итана, я поймала себя на мысли, что у каждого из этих людей есть свои секреты и тайны, иначе они не были бы приглашены в особняк Роксбурга. Вопрос лишь в том, что именно скрывает каждый из нас. И сколько готов заплатить, чтобы все осталось, как есть. Но есть еще один крайне важный вопрос - зачем Ной затеял эту игру? Ему нравится дергать нас за ниточки и ощущать себя властителем наших судеб? Бьюсь об заклад, что он свои секреты прячет тщательнее всех. Кто же ты такой, Ной Роксбург? Одно точно – я не твоя мать, год рождения не сходится. Уф, даже полегчало…
Библейский Ной был праведником, последним из допотопных ветхозаветных патриархов, происходящих по прямой линии от Адама. Если он хотя бы вполовину был хорош как Роксбург, то женщины сходили по нему с ума. Библия учит нас, что Ной является родоначальником всех народов мира. Тогда почему не все так божественно красивы, как он? Ты богохульствуешь, Лола, уймись. Похоть – это грех.
А эта яхта, на которую Джина вытащила меня вместе с Пауло, напоминает мне Ноев ковчег, на котором он спасался от потопа. Может, он решил нас принести в жертву?
Эта мысль улучшила мне настроение, и я продолжила изучать отчет Итана. Из восьми имен шесть отсеялись по возрасту. Остается двое. Так кто же из них, Лола? Кто он, твой мальчик?..
Я закрыла глаза и вздохнула. Я думала, что навсегда закрыла эту страницу своей жизни. Позорную страницу.
…Банальная вечеринка превратилась в самый страшный кошмар моей жизни. Кто из нас в молодости не совершал ошибок? Не доверялся тем, кого недостаточно хорошо знал? Льющийся рекой алкоголь превращает любую праведницу в блудницу. Вначале ты просто танцуешь и целуешься со всеми, потом бесстыдно залезаешь на стол и задираешь юбку, а после оказываешься в постели с несколькими мужчинами сразу. Они насилуют тебя до самого утра, а затем выкидывают на дорогу, измученную и лишенную воли.
А когда ты обнаруживаешь, что беременна, то понимаешь, что даже не знаешь, кто отец ребенка.

_________________

Фотографии удостоились всего лишь беглого взгляда Саймона. Как интересно устроен мир. Для Фрейи в них вся драма мира, для Саймона – лишь эпизод жизни чужого человека, который не заслуживает пристального внимания. А если и самой попробовать так относиться? Как к эпизоду? Кажется, она даже читала о такой психологической технике. Но на самом деле, всё, что ей нужно было сейчас, давал Саймон. Её никто не называл девочкой - такое ласковое слово, никто не проявлял такое участие. Фрейе не верилось, что этот мужчина – настоящий. Она льнула к его руке, желая большего. Желая от него всего.

Он не понимал, что публикация этих снимков могла разрушить карьеру актрисы. Конечно, она будет продолжать сниматься, но дорога в высший эшелон будет закрыта для девушки, снимавшейся в откровенном видео. Ну а сама история, конечно же, в прошлом. И в данный момент, хотя бы на короткие мгновения, Фрейя позволила себе поверить в иллюзию, о которой говорил Саймон. Он говорил много и убедительно, а она лишь кивала в ответ, поражаясь тому, что кто-то тратит на неё столько времени.

Потому что его слова были бальзамом на израненное серцде. Сидеть в объятиях Саймона, положив голову ему на плечо, было так хорошо, что хотелось остаться там навсегда. Его голос нежно убаюкивал и вселял уверенность, которой Фрейя почти лишилась за годы одиночества, когда она осталась со своей трагедией один на один.

Трагичность ситуации постепенно сходила на нет, и Фрейя с жаром ответила на поцелуй Саймона. Он совершенно прав. Таких историй много, и для каждого актёра пикантные материалы имеют своё значение. Для кого-то это конец карьеры, а кому-то ещё и подогреют интерес публики. Всё зависит от каких-то неясных критериев, а ещё от поведения самой звезды при обнародовании грехов прошлого. Что касалось Фрейи, то главной проблемой был собственный перфекционизм. Она признавалась себе в этом не раз. Но как же хотелось поверить в каждое слово Саймона! Принять их как истину и больше не страдать.

Выслушав историю Саймона, Фрейя в душе возмутилась тому, насколько падки люди на лёгкую наживу. Она сжала его руку в качестве поддержке и воскликнула в негодовании. Не просто украсть труд писателя, но ещё и продать его, заработав на этом! И все эти секреты собрал Ной Роксбург, пригласила их сюда, чтобы?.. Это предстояло выяснить.

- Давай… - короткое слово, и всё прошлое, все проблемы и конверты, шантаж и реальность – всё исчезло под натиском губ Саймона. Она упала на кровать спиной накрыла собой снимки, почувствовав их гладкую текcтуру и холод даже через платье, но тут же выкинула из головы, когда голодный, жаркий поцелуй обрушился на неё. Когда тяжёлое мужское тело придавило её к постели. И Фрейя с жаром, с каким-то горловым звуком встретила этот напор, притягивая голову Саймона к себе, обнимая его талию ногами. Она выгнулась ему навстречу, потираясь ноющими сосками сквозь слои ткани, двигая промежностью по члену, спрятанному от неё, но такому желанному. Как же много на ней всего надето! Узкое платье, которое буквально душило. Под ним тонкий кружевной бюстгальтер телесного цвета и такие же трусики, ставшие невыносимой помехой. Сорвать, стянуть, расстегнуть… Хочу его сейчас... Какие-то обрывочные мысли бились внутри затуманенного разума, который был уже не способен на здравые рассуждения.
- Сними с меня всё это скорее, - шептала она Саймону, прикусывая его ушную раковину, просовывая руки между их телами и буквально дёргая пуговицы рубашки, которую так хотела скорее снять. Ей нужно было избавиться от всей одежды, чтобы немедленно ощутить член Саймона в себе. Вот только она не знала, сможет ли ждать так долго.
_________________

Я разомкнул наши губы, приподнялся на руках и посмотрел на женщину, лежащую передо мной. Подумал о том, что хотел бы сделать с ней очень многое. И я имею в виду не только то, что желаю любить ее до нашего полного изнеможения во всех возможных позах. Я хотел прямо сейчас подхватить ее на руки и унести отсюда далеко, бросив на прощанье горящую спичку на эти снимки. А если вместе со снимками и кроватью сгорел бы весь особняк, то это было бы самое правильное завершение "вечеринки секретов".
Ну, конечно, при условии, что в доме никого не будет.
Мда, писательская фантазия, она такая. Особенно, если мозг практически обескровлен и отключается, потому что кровь устремляется с севера на юг.

Я целовал Фрейю, и где-то на периферии зрения мелькали разбросанные по кровати снимки.
Высыпав их из сумочки, Фрейя с тревогой взглянула на меня. Я не собирался их разглядывать. Они мне не были интересны. Мне интересна Фрейя, та, что была сейчас со мной. Та, что будет завтра. Мне жаль, что я не мог взять листок бумаги и, написав на нем ее прошлое, поступить с ним так, как поступал с не понравившимся мне текстом - скомкать, выбросить, сжечь, не оставив следа.

Снимая с Фрейи одежду, я покрывал поцелуями подрагивающее под моими прикосновениями тело, стараясь не пропустить ни дюйма открывающейся передо мной наготы.
- Ты бесподобна, - сказал я, стягивая по гладким стройным бедрам крошечные кружевные трусики и отбрасывая их в сторону.
У Фрейи очень красивые колени. Кладу на них руки и очерчиваю нежную округлость. Веду ладонями вверх, одновременно разводя ее бедра. Фрейя лежит передо мной, открытая, уязвимая, жаждущая и нетерпеливая. Вижу, как от частого дыхания вздымается ее грудь с розовыми горошинами сосков. Скоро я поцелую их так, что они станут яркими, словно ягоды спелой малины, и такими же сладкими. Она вся сладкая, и я хочу немедленно попробовать ее.
Я быстро сбрасываю рубашку, брюки, но пока остаюсь в боксерах. Питаю иллюзию, что это поможет сдержаться и не наброситься на Фрейю сразу же, погрузившись в нее очень глубоко.
Подбираюсь ближе и устраиваюсь меж ее разведенных ног. Наклоняюсь и целую аккуратную ямку пупка, следую языком ниже, оставляя влажный след. Добираюсь до местечка, похожего на розовый цветок, покрытый росой. Накрываю губами, провожу языком, легонько посасывая. Она мягкая, нежная и сладкая на вкус, словно медовая роса. Точно такая, как я и представлял. Прерываю ласки и тихонько дую, заставляя девушку вздрогнуть и издать легкий то ли смешок, то ли всхлип.
Смотрю на лицо Фрейи. Она не сводит с меня глаз, и под ее взглядом я снова опускаю голову туда, где мне больше всего хочется сейчас быть.
- Ты сладкая, - бормочу я, и снова накрываю ртом ее лоно. Добавляю палец, и едва не взрываюсь, чувствуя, как она сжимает меня.
Фрейя уже на грани, а я затвердел так, что член вот-вот прорвет тонкую ткань боксеров. С трудом отрываюсь от самого невероятного лакомства на свете (что там эти экзотические десерты с завлекательными названиями!)
- Надеюсь, хозяин этого дома предусмотрителен во всем, - говорю я хриплым, срывающимся голосом, и тянусь рукой к прикроватной тумбочке. В верхнем ящике обнаруживается упаковка дорогих презервативов. - Заботливый и очень внимательный к своим жертвам шантажист, - хмыкаю я.
И это последнее, что я мог произнести членораздельно и более или менее осмысленно.

... Потом мы лежим, тяжело дыша. Голова Фрейи на моей груди, и я слышу, как в унисон бьются наши сердца.
- Фрейя, я хочу увести тебя отсюда, - говорю я. - Прямо сейчас. И Кристину тоже. Вам обеим здесь больше нечего делать.
И тут в голову мне приходит мысль, которую я не спешу озвучивать. Я думаю о том, что Ной Роксбург оказал нам услугу, заманив сюда и заставив ходить по раскаленным углям наших секретов. Это шанс сбросить, наконец, ненужную ношу, избавиться от того, что тащится из прошлого и не дает спокойно жить.
Старые секреты, если в них нет жизни, никому не интересны. Их просто хоронят навсегда.


_________________

Еще совсем недавно Линда так хотела оказаться в своей комнате. Теперь же, после того, как ей пришлось попробовать треклятое зелье, это место казалось настоящей тюрьмой.
Все еще чувствуя на губах вкус коктейля, сладковато-горький и терпкий, Линда вышла из комнаты, не в силах выносить тягостную тишину.
Внизу все кипело - громко грохотала музыка, которую пытались перекричать чьи-то голоса, где-то громко стонали, туда-сюда сновали обнаженные официанты и официантки.
Спустившись на первый этаж, Линда поняла, что ей очень душно, нестерпимо захотелось пить.
Подхватила первый попавшийся под руку бокал, нетерпеливо припала к нему губами и сделала несколько жадных глотков. Шампанское.
И тут взгляд Линды зацепился за ее собственное отражение в зеркале напротив: лицо раскраснелось, глаза горели лихорадочным огнем, губы приоткрыты, словно приглашая поцеловать.
Эта женщина в зеркале казалась незнакомкой.
Чуть наклонив голову вбок, Линда с интересом принялась изучать себя: подойдя ближе, дотронулась до губ своего зеркального двойника, очертила контур лица.
Зачем она это делала - не смогла бы объяснить даже самой себе. Но это интриговало ее, пробуждая странные фантазии и желания. Жаркие и томительные.
Эти губы сегодня целовал Оди. Сладко и обжигающе. Но губы отражения, которые она трогала, были холодны. Коснулась своих губ - они стали еще ярче, еще более зовущими, тут же реагируя на это нечаянную ласку.
Что ты делаешь? - шаг назад от зеркала в попытке стряхнуть с себя чары. Еще и еще. Подальше от нее, от этой незнакомки, которая так странно напоминала ей ... её же. Ту, которую она видела на картине Оди, что он рисовал в конюшнях.
Словно убегая от самой себя, поспешила из этой комнаты, толкнув какую-то дверь и очутилась в эпицентре обнаженных разрисованных тел.
Линде казалось, что она медленно сходит с ума. Тело начало жить своей жизнь, желая ласки и прикосновений. Все чувства обострились до предела, превращая ее в оголенный нерв. Вздох или стоны, доносившиеся, казалось, со всех сторон, заставили дыхание участиться.
И тут она увидела Оди. Он что-то говорил гостям, а после скинул с себя одежду.
Сердце пропустило удар. Он словно вышел из ее мечтаний. Обнаженный, высокий, с узорами на прекрасном теле - он выглядел шикарно.
Шикарно и нереально. Это было словно наваждение, за которым пришло понимание того, что она хочет его. Всего.
Хочет чувствовать на своем теле, царапая ногтями его кожу, прижимая настолько близко, насколько только можно.
Хочет чувствовать везде его губы, руки. Долго, страстно. И не важно, что будет после.
Словно издалека Линда услышала собственный голос, который не узнавала, как не узнавала и саму себя:
- Я хочу...
Тебя, - глаза сказали это за нее.
А губы продолжили:
- ... попробовать поцелуй дракона.

Вздохнув с облегчением, двинулся в сторону Линды. Она была на пределе. Это было видно по ее вытянувшейся в струнку фигуре. Словно зажатая пружина сейчас начнет раскручиваться, потеряв сдерживающие рамки. Лицо бледное, зрачки расширенные, над верхней губой выступили капельки пота, волосы разметались по плечам. Достойная партнерша дракона. А я чувствовал себя драконом, собирающимся исполнить феерический, чувственный, дикий танец любви.
Не стал целовать Линду при всех, я просто не смог бы сдержаться. Поэтому подхватил девушку на руки и унес свою добычу в дом. Комната была готова для встречи любовников. Не сомневался, что эта женщина ответит на сумасшедший призыв дракона, поэтому попросил выставить вдоль стен вазы с белыми розами и свечи. Много свечей. Они уже были зажжены, и слабо мерцали в начавших сгущаться сумерках. Нам предстоит ночь любви, а утром я откроюсь Линде. Пусть сама решает, быть ли нам вместе.
Красивые тела (как художник могу оценить) ладно двигались на белых простынях. Поцелуи, поглаживания, объятия. Ритм то убыстрялся, то замедлялся. В ночи слышались протяжные стоны, страстный шепот и тихий смех.
Уставшие, счастливые сидели в пенной ванне. Линда пальчиками водила по рисунку дракона, а я ловил эти пальцы и целовал.
- Краска не стирается?
- Нет. Только маслом.
- А где взять масло?
- Я запасся им еще днем. Стоит в шкафу.
- Пойдем, помогу стереть дракона. Теперь я хочу Оди, а не дракона.
Стирая рисунок, она покрывала каждый открывшийся участок поцелуем и чувственным поглаживанием. Когда тело очистилось от рисунка, я взял бутылочку с маслом и налил Линде в ложбинку между грудями. Круговыми движениями масло было размазано по совершенному телу девушки. Она не отставала, ловила масляные струи и размазывала их по мне.
Вы знаете, что такое секс в масле? Когда каждое движение скользящее, когда тела разогреваются до невероятных температур, когда ощущения не соответствуют тем, к чему вы привыкли? Это другое измерение. Это сладко, это фантастично, это обалденно!
Душ и много шампуня, тела хрустели под руками. Долгие поцелуи, тесный контакт. Мы так и заснули, завернутые в полотенца, на диване.
Когда я проснулся, девушки рядом не было. Только трусики сиротливо лежали в ванной, забытые сбежавшей хозяйкой.
Видимо она свой выбор сделала. Что же. Пора домой.
Перебирал в уме вчерашний разговор. Признался Линде, что у меня никогда не будет детей. Поэтому знал, что ребенок Сары не от меня. Заразившись в девятнадцать лет венерической болезнью, лечился убойной дозой антибиотиков. Видимо антибиотики были плохого качества. После чего наступило мужское бесплодие. Я об этом узнал, когда женился на Мэд. Она хотела детей, но боялась отклонений, ее возраст был критическим для родов. Поэтому мы тщательно обследовались. Тогда я и узнал цену ошибки в молодости. Мой пунктик с презервативами стал еще более гипертрофированным. Я не боялся, что дама от меня залетит, до чертиков боялся заразиться. Тем более, что после Мэд не было постоянной партнерши.
Так что, в этот дом меня привела не вина, что не поехал за женщиной, которая была беременна и я, подлец, отказался от своего ребенка. Думал, что Ной расскажет о дальнейшей судьбе Сары. Девочки-лгуньи. После ее визита опять проверялся. Результат тот же самый. Я не могу быть отцом.
В наркотическом сне мне привиделось, что я опять встретился с Сарой. И что снимаю плащ, и что целую ее красивую грудь. Я не выходил из дома и никуда не ездил на своей машине. А отсутствующий презерватив в портмоне, что так тревожил меня? Когда для шоу доставал кисти и краски из машины, то часть кистей была засунута в развернутые презервативы. Я так иногда делаю, когда тороплюсь или нет желания чистить кисти. Рисование на природе возбуждает. Скорее всего, и пропавший презерватив был использован не по назначению. А я об этом забыл.
Немного постоял на улице, пока не подогнали мою машину. Линда так и не появилась. Попрощался с некоторыми гостями. А для Ноя оставил записку:
«Если еще раз будешь организовывать вечеринку, не торопись меня звать. Я не приеду. Можешь опубликовывать мои «тайны». Мне насрать»

Вдоволь наплескавшись в бассейне, мы с Талларой идем к себе в комнату. Неспешно одеваемся.
- Поехали домой, - предлагаю я. - Хозяин пусть отдыхает со своими тайнами. Между собой мы все решили, а мнение прочих меня не волнует.
Беру Тал за руку, сжимаю мягкую ладошку и подмигиваю:
- Ты, кажется, хотела детей?
Она улыбается. И словно сияет изнутри каким-то удивительным светом. А я мысленно клянусь себе сделать все, чтобы этот свет не угасал как можно дольше.
Мы уезжаем с вечеринки. А по дороге так и держимся за руки.

Какая-то часть сознания ещё хваталась за тени прошлого, но тело уже жило своей жизнью. Оно было полностью охвачено стремлением к мужчине, который раздевал её, осыпая поцелуями обнажавшуюся кожу. Губы Саймона были горячими, твёрдыми, и Фрейя вздрагивала каждый раз, когда он её целовал, отзываясь на каждую ласку, не желая упустить ни одной из тех, что дарил этот мужчина, который казался нереальным. Всё было настолько нереальным, зыбким, что казалось сном. Волшебным, прекрасным, чувственным сновидением, которое растворится в холодной реальности утра. И Фрейя цеплялась за каждый признак, который убеждал её, что всё происходит наяву. Этот мужчина. Его вкус, его запах, его обжигающие поцелуи и горячее тело, которое она до безумия хотела ощутить всем своим существом. Его шепот, когда он раздел её и залюбовался ею. Его жаркий, обжигающий взгляд, истинной мужской, горящий жаждой обладания и восхищением. Фрейя выгнулась, наслаждаясь тем, что наконец обнажена, раскрыта для Саймона. Она видела, что нравится ему, и от этого вспыхнула ещё сильнее, и по телу прокатился чувственный озноб. Влажное кружево скользнуло по ногам, исчезнув в неизвестном направлении. Саймон медлил, и это было восхитительно. Всё тело Фрейи охватило томление. Её соски затвердели. Между ног было влажно и горячо. В предвкушении новых ласк она замерла, прерывисто дыша.
Сильные руки Саймона развели её бедра, и Фрейя изогнулась с зовущей улыбкой на устах. Саймон стянул с себя рубашку, брюки. Его тело было по-мужски красивым. Сильное, гибкое, такое желанное. Как же она хотела его всего… От этого желания всё сжималось в ней с сокрушительной силой и сладко затрепетало, когда губы коснулись нежной кожи, а влажный язык последовал вниз, к самому сосредоточию желаний. Она стиснула ткань простыни руками, ища хоть какой-то опоры в этой бездне чувственности, которую Саймон обрушил на неё, но могла лишь стонать и изредка всхлипывать от ласк и поцелуев, которыми он её одаривал. Она задыхаясь и дрожала, пока он обдавал её то жаром, то холодом. Губы были нежными, язык настойчивым, пальцы с силой ласкали её, небритая кожа щёк царапала внутреннюю поверхность бёдер. Самое горячее, чувственное наслаждение, какое только испытывала Фрейя в своей жизни.
Саймон не отпустил её, пока не убедился в своей окончательной мужской победе. Пока она не рассыпалась в первом сладком освобождении под звук своих стонов и хриплого дыхания.
Она совсем не подумала о средствах защиты, потому что вообще потеряла способность думать, но Саймон был более предусмотрителен. Эти мелочи сейчас не волновали Фрейю. Она просто отчаянно, безумно хотела этого мужчину.
Чувственный голод, казалось, дремал в ней все эти годы одиночества, и те короткие мгновения, что она дарила другим мужчинам, ни разу не пробудили его до конца. Но теперь, для Саймона, она была голодной, жаждущей, горячей и раскованной. Она в нетерпении раскинула бёдра в стороны, принимая тяжесть восхитительно горячего тела, гладкую твёрдость в себя, поймав губы Саймона своими и целуя их жадно, исступленно, отдавая всю себя. Плоть Саймона горячим жалом вонзалась в неё, растягивала до предела, посылала жаркие волны по всему телу, проникая всё глубже с каждым выпадом.
Их тела сплетались в яростном стремлении к друг другу, пока Фрейе не показалось, что больше она не вынесет…
Когда перед глазами замелькали звёзды, и Фрейя обессиленно откинулась на гладкие простыни, она на время потеряла связь с реальностью, утонув в чувственном дурмане, сквозь пелену которого услышала звук голоса Саймона. Мужчины, который навсегда изменил её. Раньше она не знала, что можно так слепо кому-то отдаваться. Она испытывала многое, но ни одно из испытанных переживаний не могло сравниться с тем, что происходило с ней из-за этого мужчины. Она могла бы влюбиться в него, такого настоящего и понимающего, и сильного, честного. Скажи он ей отказаться от всего и пойти с ним, она бы пошла, отбросив всё. Фрейя переместилась чуть выше, чтобы положить голову Саймону на грудь и оплести его собой. Она снова боялась, что он исчезнет, и прикрыла глаза, впитывая его головокружительный запах, снова ощущая болезненную тяжесть внизу живота: удовлетворение, смешанное с новым всплеском желания. Она никогда никого не хотела так, как Саймона Бента.

- И я хочу уехать отсюда. Этот дом пугает меня, но зато здесь я встретила тебя. Саймон, я… - Фрейе было сложно подобрать слова, потому что всё было настолько на грани, что не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. Она села, поджав под себя ноги, опустила распластанную ладонь на грудь Саймона и поймала его взгляд. – Я хочу, чтобы ты знал, что то, что случилось между нами, не обычная модель моего поведения. Я не бросаюсь в объятия каждого встреченного мною мужчины. Ты можешь подумать, что я рисуюсь сейчас. Актриса, да ещё с таким прошлым… Но ты не похож на мужчину, который судит по обложке. Я ведь не ошиблась? Просто хочу, чтобы ты понимал, что я могу быть такой только с тобой. Ты мне веришь?
_________________

- Ничего не жду, - ответила я негромко, опуская в пепельницу окурок сигареты. – Я прошу прощения, вот и всё, - одной сигареты мало, но я убрала пачку в карман – Дэвиду не нравится, что я курю, пусть и редко.
Не простил – он в своём праве. Всё равно уже ничего не вернуть и не изменить. Я потянулась к диктофону, чтобы стереть запись и окончательно закрыть дверь в прошлое, но Блейк прошёл в комнату и задал вопрос, который я боялась услышать:



И вот тут меня накрыло волной ярости:
- Не смей! Обо мне можешь думать, что угодно – даже что я переспала с половиной Мельбурна, но Дэвида оставь в покое. Если ты не мог мне изменить, то твой дядя никогда бы не стал спать тайком с невестой племянника!
_________________

Мельбурн. Особняк Дэвида Северна. Четыре года назад


Я чуть не задохнулся от ярости. Что значит "И всё"?

*Меня побывал в таком аду, а мне говорят: "Я прошу прощения, вот и всё".
Ты такая же, как и твоя подруга, равнодушная и циничная дрянь, - хотел я бросить в лицо Лилиан. Но сдержался*




Я выцепил из услышанного "Если ты не мог мне изменить, то твой дядя никогда бы не стал спать с невестой племянника!" и хотел уже с гневом обрушиться на Лилиан. Получается, что дядя не спал с ней из-за моральных принципов, а она, выходит, была готова сделать это?! И тут меня накрывает с головой догадка, что Лилиан, которая мне не изменяла с Дэвидом, в чем я был уверен, родила от...меня?
- Лили, ради всего святого, ответь мне на один вопрос. Боже, я не могу прийти себя, - трясу головой, словно пытаюсь скинуть невидимую пелену, - Мишель - моя дочь? Только не ври мне. Пожалуйста. Мишель - моя дочь, Лилиан?

Молчание и взгляд в упор - более, чем красноречивый ответ на мой вопрос. Мне показалось, что земля подо мной заходила ходуном. Хорошо, что я сидел, иначе мог просто свалиться у ног бывшей любовницы от свалившегося открытия. Схватил со столика пачку сигарет, вытащил одну, прикурил.
Господи! У меня есть дочь. Когда мы расстались с Лилиан, она была беременна от меня. И все эти годы, что мы провели с уверенностью в изменах друг друга, нас ничего не разлучало, кроме чужой подлости, а мы были слишком слепы и не научились доверять друг другу.

- Лили! Но почему ты мне ничего не сказала? Почему молчала все эти годы? Почему ты лишила меня права знать, что у меня есть ребенок, которого я считал плодом твоей измены с моим дядей?

Лилиан не успела ответить, потому что за спиной раздался голос Синтии:

- Блейк, а я тебя потеряла. О! Я, наверное, помешала? - моя любовница замерла на пороге комнаты. Я оглянулся и растянул свой рот в контрольной улыбке.
- Синтия, прости. Но у нас очень серьезный разговор, - заметил я, боковым зрением замечая как Лилиан пытается справиться со своими эмоциями, теребя в руках зажигалку. - Он касается моих акций.
- Думаю, что разговор мы можем отложить, чтобы твоя спутница не чувствовала себя неуютно. Давай, продолжим обсуждение позже. Я позвоню тебе. Потом.

Ной Роксбург так часто лгал себе, что он может быть хозяином своих желаний, потребностей и мыслей, что сейчас, когда рядом с ним оказалась та женщина, которую он совершенно не заслуживал, но которая одним своим присутствием рядом с ним изменила всё, он вдруг отчётливо понял, как ошибался в своей уверенности. Уверенности тотального контроля над своей жизнью. Всё вокруг было тем же самым и одновременно совершенно другим. Разве раньше он мог выкрасть у мимолётного удовольствия несколько мгновений, чтобы полюбоваться на то, как соблазнительно рассыпаны тёмные волосы по спине женщины, лежащей под ним? Или какие нотки хрипотцы появляются в её голосе, когда она просит его о большем? И когда он захотел прочувствовать всё, мимолётное удовольствие прекратило таковым быть, став полным и цельным.

Снова игра контрастов. Снова жаркая волна сумасшедшего желания сделать не так, как раньше. По-другому. Особенно. Для неё одной. Это короткое слово, произнесённое вкупе с его именем... Миранда сводит его с ума, тем, что говорит и что делает. И прекрасно об этом знает. Быть может, ещё не понимает отчётливо, но знает. Иначе, как объяснить то, что её тело, словно созданное Господом для него одного, угадывает все его желания, даже самые сокровенные? Вот Мира подаётся назад, принимая его в себя целиком, и Роксбургу остаётся лишь сцепить зубы, чтобы не застонать от острого, мучительно-болезненного удовольствия. Она под ним, в его полном подчинении. Подчиняющаяся своему мужчине женщина, имеющая над ним полную власть... Теперь Ною нужно чертовски немного.
Нежно отвести от лица Миранды пряди волос, одновременно на контрасте обхватить затылок ладонью, не давая возможности двигаться. Сделать несколько резких и жёстких движений, сдерживая рык удовлетворения от слишком острого наслаждения.
- Я хочу, чтобы ты кричала...
И ещё один контраст - приказывать, чтобы она кричала под ним, и двигаться неспешно и осторожно, наслаждаясь каждой гранью этого безумного удовольствия, разделённого с нею. Роксбург не может выдержать этого долго, всё слишком сладостно-мучительно, всё слишком ново и непривычно, всё слишком.
Резко отстранившись, словно опасаясь, что он действительно не сможет больше вынести того, что с ним делала Миранда своими стонами, криками, мольбами и теми ощущениями, что она дарила, Роксбург устроился на постели, опираясь спиной на спинку кровати и грубо потянул Миру к себе, с жадностью целуя. Это тоже потребность, которой он был лишён все эти минуты - впиваться в её губы хозяйским поцелуем-клеймом. Врываться языком в рот женщины, имеющей над ним полную власть.
- Сядь сверху. Спиной ко мне. Смотри в зеркало на то, как ты принимаешь меня в себя.
Приказы срываются с губ приглушённо, потому что сдерживаться больше нет ни сил, ни желания, ни возможности. У Ноя Роксбурга на это нет ни единого шанса.
Он слишком часто лгал себе, что может держать под тотальным контролем своё "я". Это была глупая и ненужная ложь. Теперь "я" Ноя принадлежит его женщине. Миранде.
И она знает о своей власти.

Ньюкасл. Некоторое время спустя.

Линда стояла на берегу залива, смотрела на волны, что раз за разом набегали на песок. И вспоминала о том, что натворила. Не зная, как все исправить.

Она снова сбежала. Как и три года назад, она покинула ненавистную ей Викторию. Но на этот раз она бежала от себя, от того, что вдруг стало важным, но что еще не смогла принять. Бежала от Оди, к которому испытывала нечто больше, чем простое желание. Она это поняла тогда, когда он тихим голосом раскрыл ей свою тайну, открывая свое сердце. А Линда просто растоптала все, удрав рано утром, потому что не могла рассказать о той тайне, которая тяжелым грузом лежала на ее плечах три долгих года. Три года, полные ненависти со стороны Марики, которая всегда ревновала ее к отцу, потому что его молодая жена была старше ее всего на четырнадцать лет. Три года, полные острых взглядов и тихих злорадных перешептываний за ее спиной. Три года нежности и безоговорочной любви от единственного любимого ею человечка. Человечка, ради которого она продолжала жить и существовать. После смерти Гордона, к которой по его просьбе она приложила руку, чтобы избавить от мучений жестокой болезни, Теона, их маленькая принцесса, стала для Линды центром ее собственной вселенной. Все, что осталось у нее от счастливой жизни, которая некогда у нее была.
Линда проснулась с первыми лучами солнца. Оди лежал на спине, по-хозяйски обнимая ее за талию, так, словно никуда не хотел отпускать от себя. Красивый, расслабленный, желанный. Коснувшись его губ кончиками пальцев, очертила контур, чтобы запомнить еще лучше. Прошлой ночью Линда пробовала их на вкус, сейчас же хотела запечатлеть в уголках памяти их нежную расслабленность. Оди пошевелился, еще крепче прижимая к себе. Будет ли он обнимать ее так же, после того, как она расскажет, что сделала три года назад?
Вчера, выполняя последнее условие хозяина преисподней, в которой оказалась, Линда лукавила себе. Теа была не единственной причиной тому, что она решилась сделать. Всему виной была ее необъяснимая тяга к мужчине, что сейчас лежал около нее. Без коктейля она никогда бы не позволила спустить себя с тормозов, насколько бы сильно не желала продолжить то, что зародилось еще тогда, когда Линда услышала его "Я хочу поцеловать вас".
Обреченно покачав головой и решая за них обоих, тихонько встала и торопливо натянула платье. Подойдя к дивану, в последний раз взглянула на него, отмечая места, где в порыве страсти оставила на коже свои следы - на плечах розовели тонкие полоски царапин от ее ногтей, на шее едва заметно алел след проступившего засоса. Наклонилась и коснулась в едва ощутимом поцелуе его губ - уйти, не попрощавшись хотя бы таким образом, она не могла.
Торопливо собирая вещи, Линда не забыла прихватить с собой рисунки Оди. Пусть ей останется от него хоть что-то, кроме воспоминаний. Еще одна ее тайна.


- Мамочка! - звонкий голосок вернул к реальности. - Мамочка, посмотри, что я нашла!
Линда раскрыла дочери объятия, с улыбкой обратив на нее свои удивленные глаза.
- Что же ты нашла такое интересное? – сказала она, подражая тону малышки.
- Ракушку! Угадай, на что она похожа? – таинственно понизив голос, хитро прищурилась, словно она одна знала какую-то волшебную тайну.
- Даже и не знаю, что ответить, – Линда заинтригованно посмотрела в лицо своей крохи. - Покажешь?
- Угу, - она усердно закивала головой и шепнула, - Смотри …
В раскрытых ладошках лежала раковина, напоминавшая собой сердце.
Спрятав лицо в волосах дочери, Линда поцеловала ее в макушку и приняла решение.
- Ты моя радость!

***

Неделю спустя после приезда Линды из особняка Роксбурга в прессе появилось сообщение о том, что глава «РейРивьераКорп» передала бразды правления филиалом судоверфи в Мельбурне своей падчерице, Марике Рей, опекунство над которой закончилось по достижению Марикой 21 года. Также вдова Т. Гордона Рея объявила о выходе мельбурнского филиала из корпорации Реев в самостоятельную структуру.


Будапешт. Несколько месяцев спустя.

Линда торопливо выскальзывает из лимузина, едва открывается дверь. Ноги сами несут ее в «Галерею Эрнста».
Руки дрожат от нетерпения, сумочка так и норовит выскользнуть из тонких пальцев.
Короткая остановка у зеркала - всего на минутку, чтобы успокоиться и проверить, не растрепалась ли прическа.
Едва уловимая улыбка. Все отлично.
Твердым шагом направилась внутрь выставочного зала.
Организовывая все то, что сейчас происходило в зале, Линда не знала, к чему приведет ее внезапное решение. Но стоило рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет. Не получится, значит, это станет очередным этапом ее жизни, которая за прошедшие месяцы раскрасилась яркими красками ожидания. Останется просто перешагнуть и идти дальше. Линда не хотела загадывать наперед. Просто шла, любуясь тем, что видела.
Огромные полотна женских портретов, обнаженных натур окружали ее со всех сторон. Большой заказ неизвестного ценителя искусства с обязательным условием выставляться в Венгрии. И ценителем этим оказалась именно она.
Ловко лавируя между гостями приема, заметила темноволосую голову, что возвышалась над остальными. Он стоял у портрета женщины, которая кого-то смутно напоминала Линде. Оди Вираг, гений эротических полотен, стоял в окружении восхищенных зрителей и о чем-то жарко с ними беседовал. А после, словно почувствовав ее взгляд, поднял голову и оцепенел. Несколько секунд, которые кажутся Линде вечностью, - чтобы осознать, что именно она стоит перед ним. Придя в себя, извинился перед собеседниками и подошел к ней.
- Привет, - ее нервная улыбка, порывистое движение рукой, чтобы поправить волосы, которые были в идеальном порядке.
Только не молчи. Скажи что-нибудь,- просят ее глаза.