Наследство дона Терессио

Молинаре никогда ничего не делает просто так. Дрэго был уверен в его расчете, когда обратил внимание с кем он усадил свою дочь в оперном зале. Значит он решил подложить её Ламберти. Глупец. Гуэрра смерил Дона Ламберти холодным взглядом, в котором читалась угроза. Он этого не допустит. Он сделал свою ставку уже давно и не в его правилах отступать. Он сделал уже один шаг, чтобы приблизиться к Лучии и сделает ещё один, и ещё, если это потребуется, пока не получит её.
Дрэго перевел прищуренный взгляд на Лучию. В своём вечернем платье она была прекрасна, словно богиня. Такая юная и волнующая. Несмотря на своё не длительное замужество для него она была всё такой же чистой и невинной, как тогда, когда он в первый раз по настоящему взглянул на неё. Это был день её свадьбы, в тот день семейства Терессио и Молинаре собрали всех, устроив размах празднества объединения двух семей. Такая хрупкая, совсем ещё девочка должна была достаться старику. Он смотрел на неё, казалось, такую неземную в белом роскошном платье. Она улыбалась гостям, но от его пристального внимания не укрылось, что во взгляде её была тревога и безысходность. Она старалась для отца, для своего будущего мужа быть такой, какой они хотели её видеть, такой, какой она должна быть для них. Покорность, смирение, загубленная девичья душа. Тогда в его душе что-то перевернулось. Это была не жалость и сочувствие. Это было совсем другое. Для него это было непривычным состоянием. Это было желание не только обладать этой девушкой, это было намного больше. Но такая как она была слишком хороша для такого, как Гуэрра. Он смотрел на невесту Терессио и чувствовал себя грязным пятном на фоне её белизны и юного света, исходящего от неё. Такой как он мог только запачкать её, своими руками, которые всю его жизнь были в чужой крови. После дня свадьбы он не переставал думать о ней, желать её для себя, хоть и сомневаясь, что она когда-нибудь окажется рядом с ним. Но это была единственная девушка, которою он так хотел. Он не умел быть любезным, говорить красивых слов, грубость и жестокость, его наглые замашки, были его сущностью. Вряд ли бы такая, как Лучия, отвела в своем сердце хотя бы крошечное место для него. В его жизни женщины не имели никакого места. Вереница шлюх, удовлетворяющих его потребности. Ни любви, ни привязанности. Порядочные девушки боялись его и обходили стороной, а алчные, развращенные шлюхи липли к нему, как пчелы на мед. Он брал от них то, что ему было нужно, никогда ничего не давая взамен. Но только не с Лучией.
Дрэго обратил внимание, как Ламберти наклонившись, что-то сказал Лучии и она ответила ему. Его пальцы с силой сжались в кулак. Он с большим удовольствием, прямо бы сейчас, приставил дуло своего револьвера к виску Ламберти и разнес бы ему мозги. Свет в зале уже погас и Дрэго нехотя перевел взгляд на сцену. Он умеет ждать...
По началу он с равнодушием наблюдал за происходящим на сцене, практически ничего не слыша. Его мысли были заняты другим. Но постепенно сцена завладела его вниманием. Это был второй раз, когда он слушал "Тоску", но сегодня в мрачности своего настроения это было, как в первый раз. Его взгляд невольно приковался к Оливии Флейм. Сегодня она была как никогда великолепна в своём исполнении. Он казалось ощущал все её чувства, которые она вкладывала в слова, пропитанные болью и страданиями. Её голос мощными ударами пробивался в его жесткую броню бесчувственности. В каждой ноте, которую она брала слышался крик отчаяния, тоски и горя. На долю секунды в нём проскользнуло сочувствие к этой женщине. Слишком быстро, чтобы осознать его. Но сейчас он смотрел на эту женщину совсем по другому. На миг она предстала перед его глазами, слезы застилали её глаза в день похорон. Она была любовницей Терессио, а для Дрэго это было всё равно что шлюха, которую одаривает своим вниманием, средствами, сильный покровитель. Но сейчас он видел не шлюху, а женщину, слезы которой были искренни, терзаемая болью утраты. Она любила Терессио и ради того, чтобы быть с ним, она была согласны всегда оставаться в тени, довольствоваться тем, что было, не требуя большего, счастливая от того, что и так у неё есть. Теперь у неё нет ничего. Он ошибался на счет неё, но это всё равно ничего не меняло. Люди делают жизнь жестокой и опасной, но на самом деле это сама жизнь жестока, кого-то она толкает на преступления, а кто-то страдает от них. В мире нет справедливости. Приходится приспосабливаться и жить. Гуэрра не мог вернуть Оливии, то что было отнято у неё навсегда. И даже если бы мог повернуть время вспять ничего бы не изменил. Но он мог дать ей свою защиту. Он мог позаботится о том, что бы эта женщина, на долю которой выпало страдание, никогда ни в чем не нуждалась, дать ей уверенность в том, что её настоящее и будущее будет в безопасности. Чувствовал ли он себя кончиной скотиной? Нет. Он был таким какой есть.
Под занавес мисс Флейм опять вышла на сцену под бурные аплодисменты и исполнила ещё одну песню. Зал опять рукоплескал. С непроницаемым лицо Дрэго провожал взглядом удаляющуюся фигурку женщины со сцены за кулисы.
- Проводи меня в гримерку мисс Флейм - глухим голосом приказал он Мартино и переместил свой взгляд на то место где должна была сидеть Лучия, но место оказалось пустым - И узнай куда делась синьора Терессио.
Багз отдал приказ одному из своих людей, а сам сопровождая Дона Гуэрра вышел из зала, направляясь по коридорчику где располагалась гримёрная мисс Флейм. Без стука Гуэрра толкнул дверь и вошел, оставив Багза снаружи. Женщина вздрогнула от стука захлопнувшейся двери и вскинула удивленный взгляд в зеркало. Их взгляды встретились. Он видел какая ненависть загорелась в её глазах, обращенная к нему.

Здесь будет начало поста о Рене и опере

В девять лет, когда Рене впервые слушала эту оперу вместе с мамой и отцом, она в своей детской наивности не понимала, почему мама плачет, а отец с улыбкой утешает её. Рене тогда тоже разревелась из-за маминых слёз и отцу пришлось утешать уже обеих своих любимиц. Титулованный землевладелец души не чаял в своих девочках, он влюбился в шестнадцатилетнюю МариюТерессио и они поженились с благословения её родителей. Жили в основном в имении Альерри под Палермо. Долгое время кроме дочери у них не было детей, пока один за другим не родились два сына - Рене к тому времени было уже четырнадцать. В королевской Италии правил дуче, в Европе началась война... Через четыре года она осталась совсем одна. И теперь, спустя пять лет, всё так же остаётся одинокой, она привыкла. Привыкла сама заботиться о себе, и хоть последние пять лет жила в семье дяди, не хотела быть никому обузой и почти сразу стала работать, дядя разрешил ей работать в аптеке. Двоюродный брат матери приютил сироту и назначил своего управляющего над наследством Рене, имением Альерри.
Любовь к кузине и тёте, благодарность к дяде, не могли помешать ей видеть беззаконие и беспредел, творящийся на её родине. Отец, несмотря на тяжёлое экономическое положение Италии, имел значительные средства, часть из которых была вложена в автопром и медицину. На имя Рене при её рождении был открыт счёт в Лозанне и в одном из Нью-Йоркских банков. Но воспользоваться ими его дочь могла только после 25 лет. Так же счета семьи были в Риме и Милане... Этими счетами мог пользоваться её опекун.
А мисс Флейм дарила людям свой талант...
...***
Сейчас её глаза были наполнены слезами, она понимала теперь слёзы своей мамы, когда Рене впервые слушала "Тоску". Достав из крохотной сумочки платок, Рене незаметно промокнула эти слёзы, и присоединилась к очередной овации мастерству и таланту исполнителей. Невероятному голосу синьорины Флейм.
Последнее действие трагедии... Не отрывая горящих глаз от сцены, девушка вцепилась в программку и словно сама сейчас страдала вместе с синьорой Флейм, которая играла Тоску с каким-то надрывом души... Она даже не заметила, как сестра встала, как Лучия покинула ложу...Для неё существовала сейчас только музыка и смерть...
Заключительная партия, неистовые апплодисменты горячих поклонников и зрителей и вот уже все встают и неспешно выходят из ложи.

Глубоко вздохнув и тоже подявшись вслед за остальными, Рене спрятала как всегда переживания поглубже и уже спокойно поискала глазами Марио и Джейсона, взяла сестру под руку, пожав слегка
- Я будто сама только что была предана и умерла. Это просто невероятно! А исполнение на бисс! Кристи! Ты плакала?- Рене с улыбкой смотрела на кузину. Потом заметила их кавалера
- Марио! А как вам понравилась "Тоска"?

.
Я очень извиняюсь, но реал крутит мной в своё удовольсвие, как я не уворачиваюсь... Буду сегодня прорываться урывками, как и вчера. Спасибо всем, кто поддерживает мою Рене))

Представление закончилось бурными овациями, букетами цветов, летящими прямо на сцену и вызовом звезды "на бис". Синьорина Флейм исполнила ещё одну арию для восторженной публики и удалилась за кулисы под несмолкающие аплодисменты. Зрители в вип-секторах не спешили вставать со своих мест, ожидая пока схлынет основная толпа из зала, и только дочь Молинаре покинула ложу. Увидев, что горничная Терессио встаёт, судя по всему намереваясь последовать за хозяйкой, Франко тоже поднялся и вышел, воспользовавшись тем, что остальные переговаривались и смеялись, обсуждая впечатления от великолепного представления. У входа в ложу не было никого, кроме его людей. На безмолвный вопрос последовал моментальный ответ, что люди Молинаре прошли к балкону вслед за синьорой Терессио, а человек Гуэрра ушёл вместе с ним в сторону служебных помещений. Кивнув, Ламберти не спеша проследовал вслед за девушкой дальше по коридору, сделав охране знак не идти за ним...

- Подождите, синьорина. - Поймав за руку, он остановил её. Девушка смотрела на него широко открытыми глазами и Ламберти не мог понять, чего в этом взгляде больше, страха или... Подняв руку, он коснулся выбившегося из пучка вьющегося локона, легко потирая его между пальцев. Заправив его за ухо, он погладил гладкую щёку, невольно отмечая её мягкость и нежность. Следивший за ним издалека охранник понимающе хмыкнул и отвернулся, - Кьяра, необходимо, чтобы сейчас вы особое внимание уделили разговорам в доме, - тихо сказал он. - Особенно, если будет идти речь про ирландцев или про бывших людей дона Терессио. - Всполошенный взгляд девушки оказался красноречивее слов. - Уже было? Сегодня?

- Синьора Моррисона приглашали для разговора с доном Молинаре. Синьор Витторио провожал его в кабинет. А я... - Кьяра сбивчиво рассказывала, что удалось узнать, а Франко слушая её следил, как шевелятся её губы и думал о том, что эта девушка удивительно хороша. Когда она замолчала, Ламберти, подняв руку легко обвёл пальцем нежный контур её губ, его ладонь скользнула на затылок притягивая ближе... в этот момент двери в ложу распахнулись, и мысленно чертыхнувшись, Франко убрал руки и сделал шаг назад, пока вся компания не высыпала в коридор.

- Поезжайте сейчас домой вместе со всеми, а потом зайдёте ко мне. Я сегодня буду ночевать в доме Терессио.

***

Данте, который умел быть незаметным, и просидел всё представление в дальнем ряду, внимательно наблюдая, подошёл к нему, проводив глазами удаляющуюся девушку.

- Комиссия завтра утром. Во избежание неприятных сюрпризов, возможно, будет рациональнее, если после ресторана вы переночуете в доме Терессио?

- Я так и собирался. Тем более, что возможно придётся кое-что обсудить с Молинаре. Ещё до Комиссии. Наш подарок у тебя с собой? Отлично.

Выйдя на улицу, они подошли к стоящему с открытой дверцей автомобилю. Подняв перегородку, Данте повернулся к Ламберти.

- Вы хотите использовать... её? Будет ли это разумно?

- Посмотрим. Решу на месте. - Франко откинулся на подушки и закрыл глаза. Перед внутренним взором как наяву возникли красивые распахнутые глаза... Тряхнув головой, он отогнал навязчивое видение... - Решу на месте, - повторил он.

События на ипподроме и до оперы

Синьорина Альерри, похоже, отделась лёгкими ушибами. С другой племянницей дона Терессио, Кристиной, подбежавшей к ним, также было всё в порядке. На удивление, синьорина Ричи знала её по имени. Горячо поблагодарив за спасение синьорины Альерри, она даже обняла Кьяру. Представившись синьорине Альерри, Кьяра немного смущённо приняла благодарность от неё. За время работы горничной она настолько привыкла быть молчаливой и уважать статус господ, что сейчас было непривычно общаться чуть ли не на равных с гостями хозяйки. Девушки совершенно оправились от последствий покушения и даже шутили. Кьяра же то и дело смотрела на развороченный болид, к которому подбежали какие-то люди, вытаскивая наружу гонщика или, Кьяра сглотнула, то, что от него осталось.
Ей хотелось расспросить Марио, как профессионала, что же здесь произошло, но беседа приобрела шутливый, непринуждённый характер, и Кьяра привычно замолчала.
А затем последовало приглашение в пиццерию, от которого неудобно было отказаться. Но, осмотрев себя, Кьяра утвердилась в мысли не идти вместе со всеми. Она не хотела, чтобы на девушек и Марио смотрели косо из-за её вида. Марио будто угадал её мысли и отправил всех домой переодеваться и приводить себя в порядок. Перво-наперво Кьяре пришлось отвечать на вопросы других слуг и экономки о произошедшем на ипподроме, но когда вернулась хозяйка дома, все разбежались по делам, а Кьяра пошла к себе. Плеснув в лицо холодной воды, она прижала дрожащие руки к щекам и попыталась успокоиться. Пожалуй, оставаться в доме и сотни раз пересказывать события на ипподроме она не готова. Зашла экономка, чтобы сообщить, что она может быть свободна несколько часов. И Кьяра решила всё же посетить пиццерию с Марио и племянницами дона. Собираться она научилась быстро, гардероб у неё был минимальный, поэтому спустя полчаса она уже стояла внизу, ожидая остальных.
Без передника и ободка она чувствовала себя как-то неуверенно, как гостья в этом доме. И можно было даже немного расслабиться и забыть о причине её нахождения здесь, насладиться тем, что молода, но слова дона Ламберти, сказанные на ипподроме, направляли её жизнь. К счастью, девушки спустились вниз, и все вместе на шикарной машине Марио они направились в пиццерию. С начала её работы в доме Терессио это был первый выезд в город и люди. Кьяра будто оказалась в другом мире. Люди вокруг были веселы и свободны, не обременены никакими заботами, шутили, смеялись, рассказывали интересные истории и хвалили заказанное в пиццерии. Кьяра же с тоской вспоминала маленький ресторанчик в Италии, который стал её вторым домом с самого детства, когда они с братом помогали родителям на кухне, а потом и в зале. Так она приобрела те умения и навыки, что помогли ей быстро влиться в ряд служанок дома Терессио, не вызывая подозрений, соответствуя тем липовым рекомендациям, что ей состряпали. Приезд в Америку изменил всё. Денег хватило только на покупку небольшой пиццерии, причём она не пользовалась таким успехом, как, например, эта. Виновато было расположение, да и пицца по сути была таким блюдом, которую можно было заказать почти в любом месте. Различий было немного. Им нужно было открывать ресторан, разнообразить ассортимент блюд, обязательно подавать мороженое, и денег они даже накопили достаточно... А потом случилась беда... Все эти мысли не давали Кьяре всецело отдаться веселью, царящему за столом, но она была очень благодарна компании, что они отвлекли её от мыслей хоть немного. Девушки были чем-то похожи, молоды и вдохновлены, рассказывали о себе, о своей родине, закрывая глаза на то беззаконие, что там творилось, на разруху после войны. Они просто рассказывали о прекрасном, цветущем крае. Марио был очень интересным собеседником, таким, кто ни за что не даст скучать. Она узнала столько о гонках и болидах, что могла бы теперь поддержать разговор с братом. Марио лучился. Несмотря на то, что он тоже был в Семье, он был совсем не похож на тех людей, что окружали босса. Нет того напряжения, постоянного состояние взведённого курка, готового броситься на спасение своего хозяина. Парень умел брать лучшее от жизни и заражал этим других. Одним словом, к концу обеда Кьяре даже не хотелось расставаться с компанией, но всем пора было собираться в оперу.

Дожидаясь ответа Молинаре, Дамиани окинула ложу осторожным, с виду скучающим взглядом из-под полуопущенных ресниц. На мгновение остановилась на доне Гуэрра, который смотрел на дона Ламберти. Если бы взглядом можно было убить, Ламберти уже давно бы корчился в предсмертных судорогах. Особого удивления вражда между донами не вызывала, если только в ее основе не лежало что-то глубоко личное.

В следующее мгновение Гуэрра с привычным прищуром посмотрел на Лючию и Мерседес показалось, что его взгляд заметно потеплел. А еще было в этом взгляде что-то особенное... Или ей опять показалось...

Синьорина Оливия вышла на сцену под шквал аплодисментов, чтобы исполнить еще одну арию на бис и Мерседес вынуждена была прервать свое занятие и сосредоточить все свое внимание на происходящем на сцене, дабы не показаться невежливой. Когда звенящий голос Оливии умолк, Мерседес, мило улыбаясь поаплодировала Певице вместе со всеми.
Лючия не дождалась конца представления, извинилась и удалилась в сопровождении охраны и темноволосой девушки. Девушку Мерседес запомнила очень хорошо, поскольку именно ее просила накануне вечером принести ей кофе в библиотеку, которого, к слову так и не дождалась. Мерседес опять украдкой посмотрела на побледневшую Лючию, почти зло рванувшую ожерелье на шее, и это вызвало у Дамиани беспокойство за юную вдову.

Дон Ламберти удалился почти сразу же вслед за Лючией и Мерседес вопросительно вскинула бровь.
Некоторое время после окончания представления, Мерседес пришлось глупо улыбаться и выражать свои восторги по поводу таланта актеров, дожидаясь возможности выйти из ложи. Она величественно поднялась со стула, опираясь на предложенную доном Молинаре руку и они вместе прошли к выходу.

Когда служащие театра открыли дверь, глазам Мерседес предстала довольно странная картина. В конце коридора стоял Дон Ламберти, а в шаге от него находилась... нет, не Лючия, как того следовало ожидать, а ее горничная. И если Ламберти сохранял невозмутимость, то девушка была чем-то смущена. Мерседес бросила короткий взгляд на дона, потом на темноволосую девушку, которая пыталась справится со своими эмоциями. Что, черт возьми, может связывать этих двоих? Нужно срочно поговорить с Молинаре. Непроизвольно Мерседес сжала руку дона чуть сильнее, чем следовало и заговорила с проходящей мимо знакомой, еще раз выразив свое восхищение талантом синьорины Флейм.
_________________

Посетитель вошёл без стука и громко захлопнул за собой дверь. Так бесцеремонно в её гримёрную не осмеливался входить никто уже многие годы. И хоть Оливия и ждала этого визита, резкий звук, прозвучавший как выстрел, заставил её невольно вздрогнуть. Поблагодарив провидение за то, что успела переодеться, Оливия встретила в зеркале холодный и неподвижный, как у рыбы, взгляд дона Гуэрры и, как ни в чём не бывало, продолжила подправлять макияж. Наконец, обведя губы неяркой помадой, она осталась довольна результатом и встала со своего места. Выигранное время позволило ей взять себя в руки и когда она повернулась к дону Гуэрре, Оливия соблазнительно улыбалась.

- Какая честь для меня, дон Гуэрра, не знала, что вы поклонник оперы. - Медленно обойдя вокруг мужчины, она позволила ему наблюдать за томной-плавностью своих движений, почувствовать близость, вдохнуть запах её духов. Остановившись с боку, она легко опёрлась на руку мужчины и почти прижавшись грудью к его плечу, плавно потянулась за сумочкой, лежавшей среди многочисленных ваз на столике за ним. Как только искомое оказалось в её руке, Оливия отступила на шаг и посмотрела мужчине в глаза. - Спасибо за цветы, они прекрасны, но вам, право, не стоило утруждаться ещё и личным визитом.
_________________

Опера для такой как Кьяра сейчас была чем-то запредельным. Она даже подумать не могла, что может оказаться там, но по возвращению домой она с удивлением узнала, что хозяйка берёт её с собой. Платье оказалось тугим и требующим помощи служанки. Но у самой Кьяры не было платьев, в которых можно было посетить оперу. К счастью, помогла экономка. Было много платьев, которые синьора Терессио уже не стала бы носить, но для горничной они вполне могли сойти. Они вместе выбрали скромное светлое платье, одновременно строгое, но в то же время подчёркивающее женственность. У хозяйки был хороший вкус. Красивая причёска преобразила Кьяру. Она вспомнила те времена, когда парни свистели ей, переходящей улицу, и даже Луку, который остался в далёкой Италии. Кто знает, может, она бы уже нянчила детишек и было толстой, как синьора Татаглия, которая могла быть её свекровью. Жизнь - поразительная штука. Она ведёт нас разными тропами, и от той, которую ты выберешь, зависит всё. Проходя по дорожке к выходу из владений покойного дона, она с удивлением отметила голые лужайки и старика Бруно, сокрушённо воздевающего руки к небу. Все розы, его любимые чада, были срезаны. Один из водителей нёс по всей видимости последнюю охапку роз, бросил её в багажник и захлопнул его. Садовник вздрогнул так, будто захлопнулась крышка гроба. Кьяра сочувственно улыбнулась ему и села в машину рядом с Кьярой и её отцом. В машине также была Мерседес Дамиани. Они с доном Молинаре явно были вместе. Шикарная женщина. Дон Молинаре выбирал всё лучшее. Прошло десять лет со смерти жены, и никогда он не был замечен ни с кем в связи, а тут, сражу же после похорон, взял в любовницы дочь дона, которого сменил Терессио. Да и не совсем понятны тогда сплетни слуг о том, что Мердедес уединялась в кабинете с Морриссоном... Всё это нужно взять на заметку и передать дону Ламберти.
Все молчали. Напряжение разливалось отравляющими волнами.
Когда машина притормозила около величественного здания Метрополитен-оперы, Кьяра с облегчением вышла наружу, помогла хозяйке поправить платье, и засеменила за ней в ложу. Вокруг были сплошь богатые и знаменитые. Она почувствовала свою ничтожность. Теперь то платье, что казалось ей таким красивым и изящным, стало очевидно простецким. У неё в ушах не сияли бриллианты, на шее не было даже малейших украшений, плечи не окутывали меха. Тем не менее, она высоко подняла голову и даже выправила шаг. Она находилась здесь по праву, как сопровождающая хозяйки. И была ничем не хуже этих людей.
Вместе с консильери дона, встретившего их в фойе, синьора Терессио устроилась в ложе и стала изучать программу. Кьяра смотрела на сцену, слушала, как музыканты готовятся к представлению, изучала наряды светских красавиц.
В зале было много знакомых. Джейсон Мориссон стоял рядом с Марио. Парень подмигнул ей, и девушка улыбнулась в ответ. Мориссон же не отрывал взгляда от синьорины Дамиани...
Появление дона Ламберти было полной неожиданностью. Они стали слишком часто сталкиваться после убийства дона Терессио, но нужно было сохранять видимость того, что они совершенно незнакомы. Поэтому Кьяра занялась биноклем, меж тем наблюдая, как мужчина усаживается рядом с хозяйкой. Та хранила непроницаемое выражение лица, и было невозможно догадаться, о чём она думает.
А потом погас счет, и Кьяру захватила прекраснейшая музыка. Всё было старо как мир. Любовь, шантаж, самопожертвование, предательство и смерть. Всё это так переплелось с переживаниями Кьяры, что она не смогла сдержать слёз. Она тоже была готова на всё ради брата. Душа болела. Она не могла найти выхода из этой ситуации, чувствуя себя в кабале.
Поневоле Кьяра слышала весь разговор между сидящими впереди неё. Дон Ламберти был спокоен, вежлив. Синьона Терессио говорила с прохладцей, но тоже вежливо. Светская, ничего не значащая беседа, но разве может ничего не значить появление молодого и свободного мужчины рядом с молодой, теперь уже свободной вдовой? Теперь уже зная методы дона Молинаре, Кьяра мысленно усмехнулась. Не успел умереть его первый зять, а он уже нашёл ему замену. Умно, с какой стороны ни посмотри. Дон Ламберти явно оценил все преимущества положения зятя дона Молинаре, о чём говорила забота в его голосе, когда он расспрашивал хозяйку о её состоянии и целовал ей руку, однако не упустив возможности пройтись взглядом по ней, сидящей позади. Как обычно, она не смогла угадать выражение его глаз, но молила, чтобы он не понял, в каком она состоянии после оперы, не прочитал в глазах, что она отождествляла его с хитрым Скарпиа. Посмотрев на программку в руке, Кьяра поняла, что смяла её. Достав из сумочки платок, она украдкой вытерла слёзы и снова стала смотреть на сцену, где певица выступала на бис. Синьора Терессио поднялась с места и выразила бурный восторг, а потом неожиданно бросилась к выходу, срывая с шеи ожерелье. Не зная, что делать, Кьяра осталась на месте. Охранники не дадут синьоре остаться одной.
Она тоже поднялась с места и присоединилась к бурным овациям, делая вид, что на замечает дона Ламберти, хотя сердце колотилось с немыслимой скоростью. Оставаться с ним более она не могла и выскочила из ложи, озираясь, как загнанный зверь. Вокруг были только люди лона Ламберти, и они с интересом посмотрели на неё, а потом на выход из ложи. Она поняла, что дон вышел следом за ней и двинулась подальше отсюда. Она уже слышала шаги. Они неумолимо приближались, и будто бы она не знала, что он пойдёт следом...

Прикосновение к руке было неожиданным, заставившим одновременно похолодеть и вздрогнуть. От неожиданности. От оправдавшихся ожиданий. От страха, переполнявшего нутро. От переживаний, переливающихся через край. И от глубоко запрятанного желания не отнимать руки. Их связывали только деловые отношения. Если бы не смерть Терессио, она и её наниматель никогда бы не встретились. Он так бы и остался силуэтом в окне, который мелькнул за портьерой. В тот раз, когда кузен привёл её в дом Ламберти, чтобы узнать решение дона о судьбе её брата. Её вывели под окна, чтобы дон издалека оценил её пригодность для работы. И она подошла. Кто же знал, что дон Ламберти окажется таким молодым и по-мужски красивым. Неужели он женится на её хозяйке, и они будут вместе жить в одном доме? Немыслимо. Кьяре вдруг нестерпимо захотелось убежать, покончить с этим, но она не могла. Пока брат сидел в тюрьме, она должна была нести свой крест. Она почувствовала нежное прикосновение руки дона, стоящего так близко, что она могла вдыхать его тёплый, мужской запах. И это странным образом волновало и уносило прочь все посторонние мысли. Но её тут же быстро опустили на землю слова дона:

- Синьора Моррисона приглашали для разговора с доном Молинаре. Синьор Витторио провожал его в кабинет. А я... - Кьяра не могла собраться с мыслями и толком рассказать всё, что случилось за последнее время. Взгляд дона, сосредоточившийся на её губах, безумно смущал. Как-то незаметно он сократил расстояние между ними, и деловой разговор грозил перерасти в нечто новое, пугающее и опасное... Что-то возникло между ними, и это наполняло Кьяру непонятным волнением, чисто женским интересом к опасному мужчине, который, не заботясь о присутствующих, рискуя, склонился к ней, прошёлся лаской по губам и явно намеревался поцеловать её... Но их прервали, и Кьяра не знала, чувствует она облегчение или досаду. Ей нужно было найти хозяйку и вернуться домой.

Согласно кивнув, ведь приказы дона не обсуждаются, она отвернулась и пошла искать хозяйку. У балкона толпились люди Терессио.

Их взгляды скрещивались всего доли секунды, а потом Оливия вернулась к своему прерванному занятию. Гуэрра не сводил с неё пристального взгляда, наблюдая за её движениями и гадая, что у этой женщины сейчас на уме. Он терпеливо выжидал, позволяя ей эту прихоть, предполагая, что она это делает намеренно. Последний штрих, и наконец она встала и повернулась к нему, готовая удостоить его своим вниманием. Величественная в своей красоте, женщина, знающая себе цену, знающая какой властью может обладать над мужчинами. Её соблазнительная улыбка адресованная ему насторожила Дрэго.

Её голос зазвучал словно мелодия. Медленной, завораживающей походкой, она обошла вокруг него, слегка прикасаясь к нему. Он чувствовал волнующий аромат её духов. Оливия словно окутывала его вуалью соблазна. Гуэрра не пошевелился, только наблюдал за ней. Она словно кошка ластилась к нему. Он мог бы хорошенько погладить её против шерсти за это. Сейчас в этом образе в котором она пред ним предстала, напоминала шлюху. Но он уже знал, что она не такая, он видел её настоящую. Когда она наконец отступила от него на шаг он заговорил.
- Не стоит, мисс Флейм, выставлять передо мной свои прелести и обольщать меня своим совершенством. Я не за этим сюда пришел - ровным без эмоций голосом - Не унижайте себя этим. Возможно в другое время и при других обстоятельствах я и купился бы на это. Но в данный момент меня это совершенно не интересует.
Гуэрра только сейчас заметил, насколько завалена была гримерная Оливии цветами, потому что его взгляд был всецело прикован к женщине. Но среди этих букетов он не увидел того самого, который Мартино купил специально для неё. Избавилась от него? Он не разочарован, у неё есть на это право.
- Вы понимаете, что со смертью Терессио вы остались одна, лишившись его покровительства и защиты? - он сделал небольшую паузу, оценивая её реакцию. - К тому же, насколько мне известно у вас есть сын - на последнем слове он сделал ударение Гуэрра уже знал, что у Оливии есть сын, Мартино успел ему доложить об этом, он был человек, который всё подмечает и собирает информацию о заинтересовавших его персонах. Всегда предчувствуя, что это может ему пригодится. - Вы думали о том, что теперь с вами будет? И что вас ожидает в будущем? - опять пауза и всё такой же пристальный взгляд - Я могу вам дать надежность и безопасность, своё влияние и вы спокойно можете жить ни о чем не волнуясь и не боясь.

В коридоре было многолюдно, и Молинаре пожалел, что они с Мерседес немного не задержались.... И не дали пары причин для слухов и домыслов. Рядом был консильери Ламберти - синьор Данте. Ожидая, пока топа немного разойдётся, они перекинулись парой слов. В том числе и о рациональности сегодняшней ночёвки в доме принимающей стороны.

Довольно частая практика для Комиссий. Правда в обычное время Молинаре пришлось бы отправлять заложников в семьи. На Комиссию приезжают самые важные и влиятельные члены семьи, за их безопасность непременно поручались, отправляя заложников. Если дон не вернулся с Комиссии, будь то убийство, смерть от старости или попавшая молния, заложник убивался. Однако, во время похорон и свадеб действовало шаткое перемирие, но и Комиссии не проводились.

Ещё пара вежливых слов с синьором Данте, скрытые намёки на будущую связь семей. Молинаре знал эти игры и прекрасно освоил их правила. Неважно чего на самом деле хотел Ламберти, он поступит так, как посчитает более выгодным. А Лучия Терессио вполне годное средство для достижения цели.



Мерседес сжала руку Пауло, и он сразу обернулся к девушке, прервав разговор. Она с кем-то говорила, но взгляд выдавал настороженность. Пауло взял руку Мерседес в свои, и поцеловал.
- Ты устала, дорогая? Быть может, ты позволить пригласить тебя в ресторан?
Молинаре обернулся к консильери Ламберти и извинившись, сослался на то, что желание его дамы - это закон.

Пауло кивнул своим людям и быстро пошёл к машине. Рука Мерседес была на сгибе его локтя, было в этом что-то несомненно волнующее и новое. Молинаре отдал приказ, чтобы Лучию отвезли домой. Затем сам устроился рядом с синьориной Дамиани на сидении машины.
- не слишком стала? Тогда поехали в ресторан, где как можно больше людей заметят синьорину Дамиани с общество дона Молинаре.
_________________

Уголки губ Оливии дрогнули в ироничной улыбке, а тонкая бровь взлетела вверх демонстрируя недоверие к прозвучавшим словам. Интересно, зачем же он тогда пришёл? Уж точно не за тем, чтобы поговорить о постановке. Тем не менее, она быстро спрятала свои иронию и недоверие и, сделав несколько шагов к двери и тем самым давая понять, что собирается уходить, любезно и терпеливо улыбнулась дону Гуэрре.

Мерзавец. Он решил шантажировать её спокойствием Алессандро и при этом утверждает, что пришёл сюда "не за этим"? Тогда, пожалуй, сейчас должно последовать предложение о пожертвовании, не так ли? Возблагодарив Бога за то, что стоит спиной к дону Гуэрре, Оливия медленно убрала руку с ручки двери и, спрятав ненависть поглубже, взяла себя в руки снова обернулась. Теперь она не улыбалась. Оливия открыто посмотрела в лицо мужчине и стала ждать к чему он ведёт.

Продолжение не заставило себя ждать и было таким же предсказуемым, как и его приход сюда.

- Вы хотите обеспечить будущее моё и моего сына? Если брать во внимание то, что вы пришли сюда "не за этим", могу я поинтересоваться чем вызвано ваше щедрое предложение, дон Гуэрра? Неужто совесть замучила? - даже не пытаясь скрыть своих подозрений, Оливия придала фразе насмешливо-сострадательный тон и открыла дверь. - В таком случае я, конечно, принимаю вашу бескорыстную помощь, дон Гуэрра. Было бы глупо не принять.

Словно подчёркивая очевидность сказанного, Оливия пожала плечами и, посмотрев на мужчину через плечо, сказала:

- Спасибо, а теперь, как мне кажется, вам пора.
_________________

Моррисон только кивнул Марио, услышав то, что и ожидал услышать. Фойе потихоньку наполнялось зрителями, к ним уже спешили племянницы Терессио и Джейсон, надев на лицо улыбку, повернулся к ним.

Дождавшись ответа Скиллачи, Моррисон предложил руку Рене и произнёс:
- Мисс Альерри, разрешите быть вашим кавалером на сегодняшний вечер.
Через несколько минут они уже направлялись в ресторан, решив взять только машину Марио.
Марио, гляди личку, написал туда

Чуть ранее

Лучия снова пыталась удержать слезы. Не смотря на всех их различия, и синьорина Флейм и синьора Терессио были в чём-то похожи. Когда-то они обе принадлежали одному мужчине: сама Лучия на правах жены, которая олицетворяла выгодную сделку, а синьорина Флейм, как любимая женщина, которой дарили внимание и ласку, но не давали своё имя. Если разобраться, то обе они не значили для дона Джино слишком много: нетрудно жениться, когда за это достаточно хорошо платят; легко любить, не давая обещаний.

Сейчас синьорина пела о дочери, которая просит отца... Лучия ни на миг не усомнилась, что пела Оливия именно для неё. Неважно, что они были друг другу соперницами в каком-то роде; неважно, что дон Джино разделил между ними то, что должно было принадлежать только одной - обе они было просто несчастными женщинами, судьбу которых снова будут решать мужчины...

Лучии срочно хотелось выйти на воздух. Ей хотелось расплакаться или сломать что-нибудь, может, разбить, ударить, закричать - сделать что-то совсем несвойственное и недостойное Лучии Молинаре или Лучии Терессио. Какое бы имя она не носила, в жизни Лучии ничего не менялось - ненужная, одинокая и слишком правильная.



Кто-то из людей отца или покойного мужа, довольно крепко взял Лучию за локоть и повёл по направлению к балконам. В действиях мужчины не было неуважения, просто стремительность и чрезмерная решительность. Вероятнее всего его только поставили охранять семью. Новенькие в любой ситуации вели себя, словно устраняют непосредственную угрозу жизни, то ли боясь не досмотреть и упустить момент, то ли пытаясь показать, что не зря заняли место рядом с самим доном. Они пропустили первый балкон, вероятнее всего люди Молинаре выбрали для себя другой, более безопасный и просматриваемый. Ещё одна странность, которая не раз спасала жизнь отцу. Мужчина чуть подтолкнул Лучию и вышел следом.

Приятная вечерняя прохлада и свежий воздух успокоили и немного отрезвили Лучию. Она не была мятежницей, хотя и уважала непокорных. И её вспышка просто вызвана стремительностью последних дней, насыщенных событиями и переменами в жизни самой Лучии. Телохранитель всё ещё был рядом, и Лучия чуть удивленно посмотрела на него. На балконе никого не было, он стоял непозволительно близко, словно не осознавая, что следует отойти или удалиться.

Рокко Грано писал(а):

Взяв Лучию за руку, он мягко, но не теряя драгоценного времени, привлёк её к себе и обнял за талию.
Ласково коснувшись щеки Лучии, он обхватил ладонью её затылок и накрыл губы девушки своими. Сминая мягкие, нежные губы, Рокко проник языком в её рот, пробуя, лаская и всё больше сходя с ума. Долгий, совершенно неприличный поцелуй не имел ничего общего с теми, что дарят на первом свидании, но и таким наступает конец. И им стал звук открываемой балконной двери.
Оторвавшись от губ Лучии, Рокко резко обернулся, закрывая девушку собой.

С ещё большим удивлением Лучия посмотрела на руку мужчины, в которой оказалась её ладошка. С самого детства Лучия знала правила, никаких непозволительных прикосновений мужчинам, которые не являются членом твоей семьи. После того, как внук садовника помог Лучии срезать розы, смеясь и поддразнивая, в семье Молинаре появился новый, такой же старый, но совершенно одинокий. Лучия никогда не спрашивала отца о судьбе мальчика, она боялась узнать правду.

И уж тем более никогда её не целовал никто кроме мужа, за поцелуи с дочкой Молинаре платят кровью.

Поцелую дона Джино были весьма искусны и ровно настолько же холодны. Муж не любил её, они оба это знали и не видели смысла притворяться. Вся страсть доставалась синьорине Флейм. Впервые такая страсть досталась самой Лучии.
Мужчина целовал её жадно и неистово. В книжках о любви такие поцелуи сравнивают с утоляемой жаждой путника, который после перехода через пустыню наконец-то увидел ручей. Незнакомец прижимал девушку к себе непозволительно крепко, настолько, что Лучия могла ощутить его тело даже через пышное платье. Она была совершенно растеряна и ошеломлена. Непривычное, неожиданное и абсолютно новое ощущение, кто-то сейчас думал просто о Лучии, а не о доне Молинаре и договорённостях. И она абсолютно не знала, как реагировать, крайне смущенная происшедшим.

Поцелуй прекратился так же внезапно, как и начался. Дверь на балкон открылась, и в ту же секунду Лучия оказалась за спиной мужчины. Разумеется, её искали. В этом не было никаких сомнений. Единственное чего Лучия не знала, были ли это люди отца или покойного мужа. В любом случае она не собиралась допускать того, что сейчас должно было произойти. Смерть - слишком высокая плата за один поцелуй.

Лучия положила ладонь на плечо мужчине и вышла из-за его спины. Она наградила ледяным взглядом зашедших охранников, а затем обернулась к солдату чужой семьи:
- Я ещё раз прошу прощения, синьор, за то что нарушила ваше уединение. Мне следовало бы быть осмотрительнее. Вы можете не беспокоится, это люди моего отца, и они позаботятся обо мне. Дон Молинаре будет вам признателен.
Лучия чуть опустила голову, а затем обратилась к собственным телохранителям. Она была дочерью Молинаре и отлично усвоила уроки отца. Если ты неправ - нападай, в голосе Лучии была слышна сталь:
- Что вас так задержало? Отец будет недоволен.
Смущенный вид людей подсказал, сами они будут молчать. Дон Молинаре не из тех, кто прощает ошибки.
_________________

- Очень сильное произведение, синьорина Альерри, - признал Марио, - И трагичное, как и сама жизнь. В жизни ведь редко бывает, чтобы всё сложилось как нам хочется.

Парень с сожалением проводил глазами Кьяру, догадываясь, что он с синьорой Терессио сейчас их покинет, и утешился обществом тех красавиц, что ещё оставались рядом.

- Синьорина Ричи, - он галантно предложил руку второй девушке, белозубо улыбаясь, - Позвольте проводить вас в ресторан. Судьба сегодня предназначила меня вам, чтобы не дать умереть с голода.

В ресторан ехал Марио без обычных выходок, всего лишь совсем чуть-чуть превышая скорость. Моррисон был к этому привычен, Рене явно ни капли не возражала против скорости, и он уже понимал, почему, а Кристина... Ну, не пугалась слишком сильно, и то ладно.

Праздная болтовня, не помешала Мерседес краем глаза заметить, что Ламберти, который стоял в пол оборота к зрителям покидавшим ложу, что-то сказал горничной Лючии. та едва заметно кивнула и поспешно удалилась. Происходящие длилось буквально несколько секунд и с виду не казалось достойным внимания. Но не для Мерседес. Она уже пожалела, что не присмотрелась к девушке получше по дороге в оперу. Мерседес сосредоточилась, пытаясь вспомнить ее имя, которое Лючия упоминала в машине только единожды. Клара...нет, Кьяра, точно, Кьяра. Сдержанная, хорошо воспитанная, пожалуй даже слишком хорошо, для простой горничной, учитывая ее манеры и правильную речь. Скорее всего происходит из обедневшей итальянской семьи и Терессио взял ее к себе, проявив великодушие, чтобы добавить себе баллов. Наряд вполне соответствует положению, но подобран со вкусом. Девушка красива и вполне могла заинтересовать Ламберти как мужчину, но, вряд ли хорошо воспитанная, уважающая себя и свою семью ревностная католичка (коей она несомненно была, ибо в противном случае богобоязненная Лючия не стала бы держать ее при себе) согласится на порочащую ее связь. Здесь что-то другое...
Молинаре разговаривал с консильери дона Ламберти, но немедленно повернулся к Мерседес, реагируя на ее прикосновение к своей руке:

Мерседес вежливо улыбнулась мужчинам и послушно кивнула.
Молинаре распрощался с собеседником и они покинули здание оперы.
Когда дон отдал все необходимые распоряжения своим людям насчет Лучии и они расположились в салоне автомобиля, Мерседес решила не откладывать разговор в долгий ящик и сообщила о своих подозрениях насчет Кьяры и Ламберти. Она не сомневалась, Молинаре сделает правильные выводы и распорядится полученной информацией по своему усмотрению.

Как ни странно, в голосе Молинаре звучало беспокойство и даже забота. Теперь, всякий раз оказываясь рядом с ним, Мерседес отчего-то испытывала легкое волнение.
- Совсем немножко, - тихо призналась Мерседес и чуть помедлив, добавила, - Как вам будет угодно, дон Молинаре.
_________________

В доме Терессио стояла тишина. День был насыщен событиями до предела, как впрочем и вчерашний, наверное поэтому все, едва добравшись разошлись по выделенным комнатам. Оказавшись у себя, если это можно было так назвать, Франко подошёл к окну, на ходу скидывая пиджак и галстук. Золотые запонки, небрежно отброшенные в сторону прокатились по столу с чуть слышным стуком. Дверь, чуть скрипнув приоткрылась и в комнату проскользнул Данте с небольшим свёртком в руках. Поставив его на стол, он опустился в рядом стоящее кресло.

Разговор прервал тихий стук. Данте неслышно подошёл к двери и открыл, пропуская в комнату Кьяру, бледную и испуганную, хотя и видно было, что девушка старается держать себя в руках, но выражение глаз скрыть было не возможно. Мужчины переглянулись и Данте, плотно заперев дверь, подошёл к столу, на котором стояла запечатанная новая бутылка дорогого коньяка.

Франко повернувшись от окна, следил, как девушка прошла в центр комнаты и замерла, нервно ломая пальцы.

- Не нужно так дрожать, Кьяра. - Голос Ламберти был тих и спокоен. - Вам нечего бояться. Мне всего лишь нужна услуга с вашей стороны. - Франко не хотел, чтобы девушка сорвалась в истерику, слишком многое сейчас стояло на кону. Он кивнул консильери, и тот, набросив на стоящую на столе бутылку полотенце, взял её и подошёл к девушке.

- У тебя есть ещё новости? Вот возьми это, - Данте протянул ей завёрнутый в полотенце коньяк, она стояла переводя непонимающий взгляд с одного на другого. - Тебе нужно спуститься в кабинет и, пока ночь, поменять одну из там находящихся бутылок на вот эту. И всё. Только осторожнее, не оставь на бутылке свои пальцы. Тебе понятна задача? Можешь идти.

Ламберти смотрел, как девушка, несмело пожелав господам спокойной ночи, идёт к двери и внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, шагнул от окна.

- Подожди. Минутку. - Он подошел к девушке и вынул из её рук бутылку, поставив обратно на стол, - Данте, выйди на несколько минут.

Удивлённый консильери хотел было возразить, но посмотрел в лицо Франко, и беспрекословно вышел из комнаты.

- Подожди. - Он, как и тогда на гонках, приподнял лицо девушки за подбородок вверх. - В театре нам помешали. А я не люблю отказывать себе в том, чего хочу. Ты очень красивая, ты знаешь это, Кьяра? - Обняв девушку за талию, он привлёк её к себе и медленно наклонился к ней, почти касаясь губами её губ. - У меня не будет спокойной ночи без вот этого...

Поймав слетевший с губ Кьяры судорожный выдох, он впился поцелуем в её рот. В этом поцелуе не было нежности, наоборот, он был груб и резок, но Франко и не стремился к нежности. Что-то было в этой девушке, что лишало его самообладания... Он желал её, безумно... И сейчас он терзал её губы, целуя её жадно, страстно, прижимая её к себе так, что сомнений в его желании у неё не должно было остаться.

Многозначительный стук в дверь привёл его в чувство... Он оторвался от неё, и с трудом переводя дыхание посмотрел в глаза...

-Кажется, я ошибся... Теперь ночь тем более не будет спокойной. Возьми, - он кивнул на бутылку, - и уходи, пока я ещё в состоянии тебя выпустить.

Он отошёл от неё... и когда она открыла дверь, сказал не оборачиваясь: Пусть войдёт Данте.