Мэри Бэлоу "Simply Love"

Стартанули

Вау! Бэлоу начали выкладывать! Ура! Спасибо большое. Праздник души.

Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! Спасибо!
___________________________________

С долгожданным НАЧАЛОМ!
_________________

Janina у нас просто умница!!! Браво, дорогая, ты прекрасно со всем справляешься!
Кстати, Наталью - вторую бету, Жанина нашла вне форума. И вместе они делают просто замечательную работу! Я, по крайней мере, пока ещё не нашла к чему придраться.
_________________

Да здравствует Бэлоу! В добрый час поехали.Виват!

начало положено, девочки спасибо большое, такой долгожданный перевод
И весть о скором переводе АСТом остальных книг серии вдохновляет
_________________

УРА!!! ДОЖДАЛИСЬ!!! МОЛОДЦЫ!!!

 » Глава 2

ГЛАВА 2

Перевод – KattyK, редактура – Janina и Наталья.



Не то чтобы он был напуган, но, тем не менее, Сиднем Батлер переехал из Глэнвир-Хаус в побеленный, крытый соломой коттедж, стоявший на небольшом участке посреди деревьев, неподалеку от скалистого берега с одной стороны и парковых ворот и подъездной дорожки - с другой.
В течение последних пяти лет, Сиднем, как управляющий имением, жил в собственных просторных апартаментах в главном доме. Он продолжал жить там, даже когда в поместье приезжал его владелец - герцог Бьюкасл. Герцог всегда приезжал один и никогда не оставался более чем на несколько недель кряду. Во время своего пребывания Бьюкасл всегда держался довольно обособленно, хотя наносил визиты и принимал у себя соседей, как того требовал этикет. Так как основной целью приездов были дела имения, то Бьюкасл ежедневно проводил какое-то время в обществе своего управляющего. Обычно герцог приглашал Сиднема отужинать с ним, если не ожидалось никаких других гостей.
Эти посещения были абсолютно дружелюбными, хотя Бьюкасл мог быть и суровым господином. Но Сиднем был весьма добросовестным управляющим и гордился тем, что управляет имением Бьюкасла в Уэльсе так, как если бы оно было его собственным, и у герцога никогда не возникало причин для недовольства.
Однако предстоящий визит совершенно отличался от всего того, к чему привык Сиднем. На сей раз, Бьюкасл собирался привезти с собой жену. Сиднем никогда ранее не встречался с герцогиней Бьюкасл. Но он слышал от своего брата Кита, виконта Рейвенсберга, который жил в поместье по соседству с Линдсей-Холлом, что герцогиня - очень жизнерадостная и милая женщина, которой удавалось вызвать смех даже у такого вечно холодного, похожего на айсберг человека, как Бьюкасл. А невестка Сиднема, Лорен, утверждала, что герцогиня весьма дружелюбна, и что все окружающие отвечают ей взаимностью, включая, к всеобщему удивлению, и самого Бьюкасла. Лорен также добавила, что герцог, на самом деле, души не чает в своей жене.
Сиднем был достаточно осторожен с незнакомыми людьми, особенно, находясь с ними под одной крышей. И едва он свыкся с мыслью, что на сей раз Бьюкасл приедет в сопровождении своей жены, как получил еще одно краткое послание от секретаря его Светлости, в котором сообщалось, что и остальные Бедвины со своими супругами и детьми собираются приехать, чтобы провести месяц на море.
Сиднем вырос вместе с Бедвинами. Все они были его товарищами по детским играм, несмотря на большую разницу в возрасте. Шумные мальчишки Бедвины, драчливая Фрея, всегда возражавшая, чтобы с ней обращались как с девчонкой, и юная Морган, которая хоть и была самой младшей из них, и к тому же - девчонкой с головы до пят, тем не менее, всегда умудрялась принять участие в их общих проказах; а также Батлеры: Кит, Сиднем и их покойный старший брат Джером. Все они, за исключением Вулфрика – нынешнего герцога Бьюкасла, были одной дружной компанией.
Поэтому Сиднем не был напуган перспективой их приезда в Глэнвир-Хаус. Скорее, несколько ошеломлен всем этим. Все Бедвины были уже людьми семейными. Сиднем встречался с некоторыми из их супругов - с леди Эйдан, леди Рэнналф, маркизом Холлмером и, по его мнению, все они были достаточно дружелюбными людьми. И у всех у них уже были дети. Вероятно, если Сиднем и испытывал опасения, то именно дети и были их причиной. Еще очень маленькие дети, которые, скорее всего, будут смотреть на него с ужасом и недоумением.
И помимо всего этого, дом, каким бы большим он ни был, станет тесным, когда в него съедется столько людей, которые будут постоянно ходить туда-сюда и шуметь.
Сиднем не был отшельником. Как управляющему Бьюкасла ему приходилось встречаться со многими людьми. Были также и соседи, которым нравилось консультироваться с ним по вопросам сельского хозяйства и по другим делам, связанным с землей и местным сообществом. У Сиднема также имелось несколько близких друзей − в частности, валлийский священник и школьный учитель. Однако его друзья были, в основном, мужчинами. За прошедшие пять лет были одна или две женщины, которые проявили желание завязать с ним отношения. По его мнению - исключительно потому, что он был сыном графа Редфилда и довольно богатым человеком, даже при том, что работал по найму. Но Сиднем не пошел им навстречу. Он всегда очень хорошо сознавал, что только его социальное положение и богатство побуждали их переступить через свое отвращение перед его внешностью, которое они не смогли полностью скрыть.
Все это время Сиднем довольствовался спокойной полузатворнической жизнью. Ему нравилась эта, во многих отношениях наиболее англизированная, часть юго-западного Уэльса, хотя в английской речи местных жителей все еще слышался напевный акцент. Впрочем, столь же часто здесь можно было услышать и валлийскую речь. Казалось, что в этом краю каждый испытывал любовь к морю, горам, музыке. Что в каждом человеке проявлялась глубокая духовность, которой отличалась эта древняя и хорошо развитая культура.
Сиднему хотелось прожить остаток своей жизни именно здесь. Неподалеку от Глэнвир находились особняк и небольшой участок земли - «Ти Гвин», что в переводе с валлийского означало «Белый Дом», хотя, в действительности, дом был построен из серого камня. Ти Гвин не входил в состав Глэнвир, хотя и граничил с ним. Это поместье также принадлежало Бьюкаслу: его приобрел предыдущий герцог. Ти Гвин не являлся майоратным владением. Сиднем мечтал и надеялся, что когда-нибудь он уговорит Бьюкасла продать Ти Гвин ему. Тогда у него будут собственные дом и земля, хотя сам Сиднем, если на то будет воля Бьюкасла, собирался и далее исполнять обязанности управляющего в Глэнвир.
Для Сиднема, привыкшего к огромному, пустому и тихому дому, была невыносимой перспектива оказаться в суматохе большого сборища в Глэнвир-Хаус. И поэтому он временно переехал в коттедж, по крайней мере, до тех пор, пока дом снова не опустеет.
Он был возмущен ожидаемым нашествием, хотя и осознавал, что у него нет никакого права возражать против приезда хозяина с женой, братьями, сестрами и, если уж на то пошло, с любым другим гостем, кого он решит пригласить в свое собственное владение.
Теперь Сиднем не ожидал от лета ничего хорошего.
Он решил держаться в стороне, насколько это будет возможно. По крайней мере, он будет стараться не попадать в поле зрения детей. Сиднему не хотелось их напугать. Не могло быть ничего ужаснее, чем увидеть страх, отвращение и панику на детских личиках, и знать, что он причина этому. Один месяц, написал секретарь Бьюкасла. Тридцать один день, если быть более точным. Это казалось вечностью.
Но он сможет это пережить.
Пережил ведь и худшее. Бывали дни и ночи, когда он жалел о том, что сделал это. Что выжил.
Но факт оставался фактом.
И в последние годы он был рад, что выжил.

Энн настояла, что весь долгий путь до поместья Бьюкасла в Уэльсе она совершит во второй карете маркиза с его с детьми и няней, хотя во время каждой остановки Джошуа и леди Холлмер уговаривали ее перейти в их карету. Она предпочитала думать о себе, скорее как о прислуге, чем как о гостье − и, о, господи, ведь герцог и герцогиня даже не знали, что она приедет!
Именно эта мысль временами вызывала в ней чувство, близкое к панике. У хозяев могли возникнуть серьезные возражения, даже если она на весь месяц спрячется в детской.
Она развлекала детей, так как няня, которая была бы и рада помочь, страдала от укачивания. Дэвид помогал Дэниелу считать за окном коров, а иногда - и овец, в то время как Энн, посадив малышку Эмили к себе на колено, играла с ней в ладушки и пела песенки. Энн очень нравился тихий веселый смех Эмили.
Крутые холмы южного Уэльса и покрытая буйной растительностью сельская местность, с ее пестрой чересполосицей, образованной изгородями и водами Бристольского пролива, изредка видневшимися слева, напоминали ей, что она уже далеко от дома. Энн уже несколько раз пожалела о том, что согласилась на это путешествие, а не позволила Дэвиду отправиться одному вместе с Джошуа.
Но сейчас было уже поздно что-то менять.

Они прибыли на место к вечеру третьего дня, свернув с идущей вдоль побережья дороги, виды вокруг которой напомнили Энн Корнуолл. Затем проехали между двумя массивными створками ворот на подъездную дорогу, которая петляла между кустами и деревьями, и заканчивалась лужайками по обе стороны. Среди деревьев недалеко от ворот промелькнул красивый крытый соломой коттедж, и Энн тоскливо подумала, что была бы счастлива спрятаться там на весь месяц, подальше от главного дома.
− Ой, мама, смотри!
Дэвид, спокойно сидевший подле нее, пока Дэниэл и Эмили спали на руках у няни на противоположном сидении, вдруг потянул Энн за рукав, указывая на окно, а затем уткнулся носом в стекло.
Энн наклонилась и тоже прильнула к окну. Перед ее глазами предстал дом, и его вид отнюдь не успокоил нервную дрожь, скрутившую ей живот. Глэнвир-Хаус, действительно, был огромным особняком из серого кирпича в стиле Палладио (1) . Он был красивым и весьма величественным. А ведь этот особняк не был даже основной резиденцией герцога. Джошуа сообщил, что тот проводил здесь ежегодно всего неделю-другую.
Как кто-то мог быть настолько богат?
− Не могу дождаться, − затараторил Дэвид. Его глаза стали огромными, щеки разрумянились. − А другие дети уже здесь?
У него, безусловно, не было дурных предчувствий Энн, было лишь возбуждение от перспективы обрести на целый месяц товарищей для игр в лице других мальчиков.
К счастью их приезд сопровождался суматохой и радостной неразберихой, так как одновременно три экипажа остановились на посыпанной гравием террасе перед главным входом. И пока выходили пассажиры, и выгружался багаж, множество людей высыпало из дома, чтобы поприветствовать новоприбывших. Среди них Энн узнала высокую темную фигуру с военной выправкой - лорда Эйдана Бедвина и темноволосую красавицу - леди Морган Бедвин, чье имя в замужестве Энн никак не могла вспомнить. Она встречалась с этими людьми в Корнуолле четыре года тому назад. Дэвида увлек вперед недавно проснувшийся розовощекий Дэниел, и мальчики с радостью окунулись в этот шум и гам приветствий. Посторонний наблюдатель мог бы подумать, что все эти люди не виделись не неделю, а лет десять. Энн оставила сына и поспешила за няней к черному ходу.
Ей совсем не хотелось, чтобы ее по ошибке приняли за гостью.
Однако вскоре она обнаружила, что остаться незамеченной ей не удастся. Спустя некоторое время экономка нашла Энн в детской, где та наблюдала за Дэвидом, которого поселили в большой комнате вместе с Дэйви и Александром. Энн видела, как сын пришел в неописуемый восторг от встречи с остальными детьми, и он так слился с ними, как будто всегда был одним из них.
Он в надежных руках, подумала Энн, следуя за экономкой в просторную спальню этажом ниже, с удобной мебелью, прелестными цветочными занавесками и драпировками над кроватью, а также замечательным видом на море.
Определенно, это была гостевая комната, а не комната для прислуги, с испугом поняла Энн. Ей следовало обсудить с Джошуа и леди Холлмер ее статус еще до приезда. Ей надо было дать им понять, что она хочет, чтобы с ней обращались, как с прислугой или, по крайней мере, как с гувернанткой и няней, − если таковые имеются. Но потом она предположила, что нет нужды об этом упоминать.
− Надеюсь, что я не причинила вам большого беспокойства, − проговорила Энн с извиняющейся улыбкой, − приехав так неожиданно.
− Я была так рада, мэм, когда мистер Батлер сообщил, что герцог и герцогиня приедут с гостями, − с явно выраженным валлийским акцентом ответила ей экономка. − Мы тут нечасто принимаем гостей. Мистер Батлер нанял еще слуг в помощь, и я подготовила все комнаты в доме, просто на всякий случай. Так что никаких хлопот. Я миссис Парри, мэм.
− Спасибо, Вам, миссис Парри, − поблагодарила Энн. − Какой замечательный вид.
− Верно, − согласилась экономка. − Хотя вид из задних комнат тоже хорош. Вы, вероятно, захотите привести себя в порядок и, возможно, немного отдохнуть, мэм. Я пришлю горничную, которая поможет распаковать ваши вещи.
− По правде говоря, в этом нет необходимости, − поспешно сказала Энн. Господи, она ведь не была настоящей гостьей! У нее определенно не было права на услуги горничной. − Но мысль об отдыхе мне кажется очень привлекательной.
− Дороги в этих краях весьма далеки от совершенства, не так ли? − заметила миссис Парри. – Хотя, видит бог, здесь столько дорожных застав, берущих пошлину, так что можно было бы и заплатить за их ремонт. Вас, наверное, здорово укачало. Тогда я вас оставлю одну, мэм. Но если пожелаете спуститься попозже в гостиную, потяните за этот колокольчик, и кто-нибудь придет и покажет вам дорогу. Я пришлю горничную перед ужином, она поможет вам одеться и объяснит, как пройти в столовую. Что-нибудь еще?
− Ничего. − Энн вновь улыбнулась. − Спасибо.
Спуститься в гостиную? Поужинать в столовой?
− Что Джошуа сказал о ней? Он не мог ожидать, что она будет общаться с семьей Бедвинов и представится герцогу и герцогине Бьюкасл. Разве нет? Хотя с Джошуа никогда не знаешь наверняка. У него было весьма своеобразное мнение о ней и о Дэвиде.
Энн распаковала свой скромный сундук и разложила вещи. Она даже обнаружила гардеробную комнату, смежную со своей спальней. Закончив раскладывать вещи, она легла в постель, но не потому, что устала, а скорее, потому, что не знала, чем ей еще заняться.
Энн подумала, что с радостью пряталась бы в этой комнате весь следующий месяц, если бы у нее была хоть малейшая возможность. К сожалению, было уже поздно переживать, что она не осталась в Бате.
С этими мыслями она и заснула.
Спустя какое-то время, Энн проснулась, поспешно поднялась с кровати и умылась. Если обещанная горничная все-таки придет, Энн неизбежно придется спуститься вниз к ужину. Она не могла сделать этого. Она была невероятно голодна, так как ничего не ела со времени их обеда в придорожной гостинице, но предпочла бы остаться голодной в своей комнате, нежели ужинать с герцогом и его семьей.
Боже мой, неужели Джошуа всерьез полагал, что ее с радостью примут в их круг? Как равную?
Энн надела прогулочные туфли и накинула на себя плащ, на тот случай, если морской ветер будет прохладным. Ей, конечно, не удастся избегать общих трапез в течение целого месяца, но, вероятно, завтра она достаточно отдохнет и сможет взять себя в руки настолько, чтобы попросить экономку найти ей другие места для проживания и питания. Энн выскользнула из дома, спустившись вниз по боковой лестнице и выйдя на улицу через черный ход, которым ранее вошла в дом. И поспешила вниз по подъездной дорожке, не вполне понимая, куда точно она идет, но, нимало не беспокоясь об этом, просто желая уйти достаточно далеко, чтобы ее не могли заметить из дома. Уже пройдя крытый соломой коттедж, но, не успев еще решить: уйти ли из парка совсем или повернуть обратно, Энн обнаружила справа от себя хорошо протоптанную тропинку, возможно, ведущую к морю, которое Энн видела из окна своей спальни.
Энн свернула на тропинку, и скоро та привела ее на вершину высоких отвесных скал над морем. По обе стороны тропинки росла жесткая трава, кусты утесника (2) и другая растительность.
Это снова напомнило ей Корнуолл. Внизу под скалами виднелась широкая полоса песчаного берега.
Энн сошла с тропинки и сначала немного постояла, а потом села в защищавшую от ветра выемку в скале, откуда можно было смотреть на море, спокойное и почти прозрачное в вечернем свете. И хотя вблизи от берега и были небольшие волны, но они обращались в пену прежде, чем набежать на песок. Сам пляж вытянулся длинной золотой дугой. Слева от Энн береговая линия изгибалась к морю, а затем отступала к огромным острым скалам, резко обозначив край пляжа. Справа от нее песок тянулся на несколько миль, прежде чем оборваться скалистым, покрытым травой клочком земли, который выступал в море, похожий на горбатого дракона, который поднял голову и ревет, посылая вызов пучине.

Энн поняла, что все еще скучает по Корнуоллу. Она любила его, несмотря на то, что ей пришлось претерпеть там немало боли. Ее всегда влекло к себе море. Каким-то образом оно напоминало Энн о ее собственной ничтожности в величественной системе мироздания. И, как ни странно, это не угнетало, а успокаивало, заставляло чувствовать себя частью чего-то громадного. А ее собственные маленькие переживания и проблемы уже не казались столь значительными. У моря Энн легче верилось в то, что все хорошо, и что так будет всегда.
Наверное, она с удовольствием прожила бы в Корнуолле до конца своих дней, если бы только…
Да, если бы только.
Все равно она бы там не осталась. Она собиралась выйти замуж за Генри Арнольда, а он жил в Глостершире, где выросла и она сама.
Она просидела там в течение долгого времени, пока не поняла, что уже давно наступил вечер. Вдруг Энн порадовалась тому, что взяла с собой плащ. День был теплым, но приближались сумерки, и дувший с моря бриз был освежающим и немного влажным. У него был аромат и вкус соли.
Энн встала и начала пробираться наверх по тропинке между скалами, подставляя лицо бризу и любуясь красотой постепенно темнеющего неба и очарованием моря, которое, казалось, поглощало свет неба так, что вода превращалась в серебро, в то время как серый цвет над ее головой потемнел, − одна из маленьких загадок вселенной. Энн снова остановилась, прищурившись, осмотрелась вокруг, и подумала, что если бы она была художницей, то попыталась бы изобразить именно этот момент перехода от света к темноте. Но она не обладала талантом живописца. Энн говорили, что где-то по пути между ее мозгом и рукой ее художественное видение исчезало. К тому же, на холсте невозможно было запечатлеть ни соленый вкус воздуха, ни легкое прикосновение ветерка, ни пронзительный крик чаек, которые цеплялись за отвесную скалу, а время от времени взлетали вверх и начинали кружиться. Пройдя еще немного вперед, Энн поняла, что она не единственная, кто решил подышать вечерним воздухом. Чуть впереди от нее, на небольшом выступе стоял мужчина. Он смотрел вдаль на море, не замечая ее присутствия.
Энн замерла, решая, стоит ли ей вернуться назад, в надежде, что мужчина вообще ее не заметит, или же поздоровавшись, быстро пройти мимо.
Она не думала, что встречала его прежде. Это не был лорд Эйдан или лорд Аллин. Но, вероятно, это был кто-то из Бедвинов или их супругов. Все-таки, это была земля герцога, хотя, возможно, Бьюкасл и позволял незнакомцам бродить вдали от границ его парка.
Уже наступили сумерки. Но было достаточно светло, чтобы рассмотреть этого мужчину. Разглядывая его, Энн не решалась ни уйти, ни подойти ближе. Вместо этого она просто стояла и смотрела.
Он не был одет для вечернего приема. На нем были бриджи и высокие сапоги, плотно облегающий сюртук, жилет, а также белая рубашка и шейный платок. Незнакомец был без шляпы. Это был высокий широкоплечий мужчина с тонкой талией и мощными мускулистыми ногами. Его короткие, темные волосы трепал ветер.
Но именно лицо этого мужчины, видимое в профиль, заставило Энн застыть на месте. Это было необыкновенно привлекательное лицо с тонкими чертами. На ум приходило слово «очаровательный», хотя это было бы неуместно, так как этот эпитет обычно используют при описании женщин. Он мог бы быть поэтом – или богом.
Вполне вероятно, что это был самый красивый мужчина, которого Энн когда-либо приходилось видеть.
Ей страстно захотелось полностью увидеть его лицо, но, очевидно, он все еще не догадывался об ее присутствии. Казалось, он находится в своем собственном мире, дающем ему покой, а сгущающиеся сумерки делали его силуэт на фоне вечернего неба еще более четким.
Что-то шевельнулось у нее внутри, то, что дремало в ней годами, то, что должно было оставаться спящим. Господи, это ведь был совершенно незнакомый человек, и, если догадка ее верна, - он был чьим-то мужем. И Энн, безусловно, не следовало выбирать его на роль героя своих романтических фантазий.
Она не должна просто уйти, решила Энн. Он мог заметить ее и счесть такое поведение странным, даже невежливым. Энн оставалось только продолжить свой путь и надеяться, что обычное «добрый вечер» позволит ей пройти мимо него без необходимости официального представления или замешательства от совместного возвращения в дом и неловкого разговора.
Был ли этот незнакомец мужем леди Морган? Или лордом Рэнналфом Бедвином? Или самим герцогом Бьюкаслом? О, пожалуйста, подумала Энн, пожалуйста, пусть он не окажется герцогом. Хотя герцог, как говорили, был весьма красивым мужчиной.
Энн пожалела, что не повернула назад. Но сейчас было уже слишком поздно. Когда Энн подошла к нему ближе, двигаясь по тропинке, проходившей позади выступа, на котором стоял мужчина, то он, почувствовав ее присутствие, довольно резко обернулся.
Энн внезапно остановилась не более чем в двадцати футах от незнакомца.
На сей раз, она застыла от ужаса. К боку его сюртука был пришпилен пустой правый рукав. Но ее ужаснуло не это, а правая сторона его лица. Вероятно, это было игрой вечернего света, но Энн показалось, что там нет ничего, хотя потом она вспомнила черную повязку на глазу.
Это был мужчина с необычайно красивой левой половиной лица, казавшейся тем более нелепой, так как для гармонии не хватало правой половины. Красавец и чудовище одновременно – две несовместимые половинки одного целого. И внезапно его рост, и эти сильные бедра, и широкие плечи показались скорее угрожающими, нежели соблазнительными. И так же внезапно очарование надвигающейся темноты и мирная уединенность этого места наполнились опасностью и угрозой неизвестного зла.
Энн показалось, что мужчина сделал шаг ей навстречу. Не дожидаясь, пока он сделает еще один, Энн развернулась и побежала, почти спотыкаясь на неровной почве, дергая свой плащ, цеплявшийся за кусты утесника, и чувствуя острую боль от царапин на ногах. Она мельком подумала, что и чулки порваны в клочья.
Деревья, окружавшие внутренний парк, казались темными и угрожающими, когда Энн пробиралась сквозь них, шумя изо всех сил, чтобы дать знать о своем местонахождении. Когда она достигла луга, он показался ей устрашающе широким и чрезмерно открытым, но у нее не было другого выхода, кроме как пронестись через него в надежде, что, по крайней мере, она будет на расстоянии крика от дома, прежде чем незнакомец ее настигнет.
Но когда паника отступила, Энн быстро и еще опасаясь, оглянулась назад и убедилась, что она одна, что незнакомец не последовал за ней. И с осознанием этого к ней вернулось немного здравого смысла.
И глубокий стыд.
Разве она ребенок, чтобы верить в чудовищ?
Это был всего лишь мужчина, который пострадал от какого-то ужасного несчастного случая. Он так же, как и Энн, вышел подышать свежим воздухом. Он стоял, задумавшись и наслаждаясь одиночеством, спокойно созерцая окружающий пейзаж, по-видимому, плененный, как и она, его красотой. Мужчина не сказал и не сделал ничего хоть сколько-нибудь угрожающего, а только шагнул в ее сторону. Возможно, все, чего он хотел – это пожелать ей доброго вечера, а затем продолжить свой путь.
Энн ощутила крайнюю подавленность.
Она убежала от незнакомца только потому, что он был искалечен. Посчитала его чудовищем только из-за его внешнего вида. А ведь она всегда с нежностью относилась к слабым и увечным. Она обдуманно стала гувернанткой ребенка, который не был нормальным согласно определению нормальности, выдуманному обществом. Она нежно любила Пру Мор. И продолжает любить. И она всегда пыталась привить Дэвиду и девочкам в школе свое убеждение в том, что каждый человек заслуживает уважения, вежливости и любви.
И вот теперь она сама убежала в панике от мужчины, чья левая сторона лица была красивой, а правая – ужасно изувеченной. У него не было правой руки. Что же, спрашивается, он мог ей сделать?
Голод и стыд заставили Энн почувствовать головокружение. Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вдохнула морской воздух, затем открыла их и направилась прямо туда, откуда только что пришла.
Уже явно стемнело, и Энн понимала, что ей не следует гулять одной в незнакомом месте. Но она чувствовала себя обязанной вернуться и, если возможно, искупить свою вину.
Она ступила на тропинку, по которой шла ранее. Остановилась, пытаясь определиться со своим местоположением. Посмотрев по сторонам, Энн решила, что да, именно на этом месте и стоял тот мужчина.
Но его больше здесь не было.
Его нигде не было видно.
Энн постояла какое-то время, опустив голову. Она могла бы пожелать ему доброго вечера и радушно кивнуть. Незнакомец мог бы ответить ей тем же. А потом она продолжила бы свой путь, довольная своим поведением и, сожалея о том, что что-то разрушило красоту этого человека.
Но она отшатнулась и убежала от него в страхе и отвращении. Что он почувствовал? Не так ли обращались с ним и другие люди? Бедняга. По крайней мере, все ее раны были душевными. Люди – особенно мужчины, смотревшие на Энн с восхищением и интересом, начинали избегать ее, только когда узнавали о том, что она была незамужней матерью. Но она могла хотя бы ходить по улице или тропинке среди скал, и никто не отворачивался от нее и не убегал в ужасе.
Как же она могла так поступить? Как она могла? И вот теперь она была достаточно наказана за то, что трусливо сбежала из дома. Она повела себя невежливо, даже хуже, по отношению к другому человеческому существу, которое ничем ее не обидело и не причинило никакой боли.
Вероятно, думала Энн, снова возвращаясь к дому, это был проходивший мимо незнакомец, который случайно забрел на землю герцога. Возможно, она больше никогда не увидит его.
Она презирала себя за то, что надеется на это.
Подходящим для нее наказанием было бы, думала она, подойдя близко к дому и чувствуя, как ее желудок урчит от голода, отправиться спать голодной.
Всю ночь Энн никак не удавалось выбросить из своей головы мысли об искалеченном мужчине. Она не спала и думала о нем.
Бедняга. На что это похоже, жить с такой болью и уродством у всех на виду? Ох, и быть от этого таким одиноким!
Бедняга.
Но такая красота! Такое физическое совершенство столь жестоко разрушено!

Сиднем наблюдал за тем, как женщина уходила. На мгновение он подумал было пойти вслед за ней, но так он мог только усилить ее панику.
К тому же, он вообще не испытывал по отношению к ней никаких дружеских чувств.
Кто, к дьяволу, она такая? Вероятно, леди Аллин Бедвин? Она была единственной из всех жен Бедвинов, с кем Сиднем еще не был знаком. Но что она здесь делала одна? Почему с ней не было Аллина? И разве никто не предупредил ее, каким чудовищем был управляющий Бьюкасла?
Он был в другом мире. Точнее, он был в этом мире, но глубоко погруженный в последние бесподобные мгновения уходящего дня, когда солнце уже скрылось за горизонтом на западе, а ночь еще не вполне наступила. Это было изумительное сочетание серого и серебряного великолепия. Правая рука Сиднема зудела от желания покрепче обхватить кисточку, чтобы запечатлеть эту картину так, как он ее видел и ощущал. Но Сиднем сопротивлялся порыву согнуть пальцы этой руки, зная, что, попытавшись сделать это, он опять должен будет признаться себе, что это всего лишь иллюзия, что его правой руки, так же, как и его правого глаза больше не существует. И нет никакой кисточки. Ему пришлось бы признаться себе, что его видение действительности искажено, отсутствуют глубина и перспектива, сужено поле зрения – один глаз не давал верной информации его душе художника.
Но еще не наступил момент для такого признания. Красота все еще приводила его в восторг. Сиднем все еще был поглощен иллюзией счастья.
И вдруг что-то, что он уловил что-то краем глаза, а может быть, звук шагов, вернуло его в действительность (заставило его очнуться). Появилось ощущение, что он больше не один.
И когда Сиднем обернулся, там была она.
Или, возможно, возвращение к реальности произошло спустя мгновение после того, как он повернулся.
За мгновение до того, как это случилось, эта женщина, стоявшая на тропинке, казалась частью красоты этого вечера. Она была высокой и стройной, как ива, ее плащ развевался на ветру, открывая взору более светлое платье под ним. На ней не было головного убора. У нее были светлые волосы, возможно даже - белокурые, овальное лицо и прекрасные голубые глаза, хотя, говоря по правде, он видел все это одним глазом с расстояния двадцати футов, и поэтому не мог быть абсолютно уверен в правильности своего суждения, особенно в том, что касалось цвета ее глаз.
Эта женщина казалась воплощением красоты. На минуту Сиднем подумал…
О чем он тогда подумал?
Что она вышла из ночи, словно воплощение его мечты?
Было глупо даже предполагать нечто подобное, но, вероятно, именно такими были его мысли, прежде чем его резко вернули в реальность.
Но, он, несомненно, шагнул в ее сторону, не сказав ни слова. А она стояла, по всей видимости, ожидая его.
А затем Сиднем увидел ужас в ее глазах. А потом она развернулась и в панике убежала.
А чего он ждал? Что она улыбнется и раскроет ему свои объятия?
Он смотрел ей вслед и снова был Сиднемом Батлером - гротескным уродом.Без правого глаза и с багровыми шрамами от старых ожогов на лице, которые, парализовав там большинство нервов, тянулись вниз по всей безрукой правой стороне его тела вплоть до колена.
Он был Сиднемом Батлером, который никогда не будет снова рисовать, и ради которого ни одна красивая женщина не появится в ночи.
И хотя Сиднем уже давно перестал жалеть себя, но в такие моменты, как этот, когда его защита была ослаблена, жалость к себе возвращалась, как назойливый и непрошенный гость, чтобы мучить его. Он знал, что ему потребуются дни на то, чтобы вернуть душевное равновесие, чтобы напомнить себе, что теперь он, Сиднем Батлер - самый лучший и эффективный управляющий, которого герцог Бьюкасл нанял, чтобы следить за своими многочисленными владениями, - и это была оценка герцога, а не его собственная.
Он был Сиднемом Батлером, который научился жить один.
Без кисточки в его несуществующей правой руке.
Без женщины в его постели и в его сердце.
Он не стал задерживаться на уступе. Магия исчезла. Серебро ушло из моря, сменившись тяжелым серым цветом, который вскоре превратится в черный. На небе уже не было даже намека на закат. Ветер стал холодным. Пора было идти домой.
Сиднем отправился по тропинке в ту сторону, откуда пришла женщина. Пройдя несколько шагов, он осознал, что снова прихрамывает, и приложил значительные усилия, чтобы этого не делать.
Сейчас он больше, чем когда-либо был рад, что переехал из особняка в коттедж. Ему там нравилось. Наверное, он даже останется там и после того, как Бьюкасл и остальные гости разъедутся по домам. Коттедж с кухаркой, экономкой и лакеем – это все, что нужно холостому мужчине для комфорта.
С опозданием Сиднем осознал, что не было ничего особенного ни в плаще той женщины, ни в платье под ним, ни в том, что ее волосы не были аккуратно уложены. Должно быть, она была служанкой, которая приехала с кем-то из гостей. Она должна быть ею. Будь она леди Аллин Бедвин, то сейчас она была бы на ужине или в гостиной с остальными членами семьи.
Осознание того, что эта женщина была служанкой, принесло ему облегчение. Существовала весьма ничтожная вероятность того, что Сиднем увидит ее снова. Он не сомневался, что если у нее в будущем вновь появится свободное время, то теперь она будет держаться подальше от скал и берега, чтобы опять случайно не наткнуться на чудовище из Глэнвир.
Сиднем надеялся, что больше никогда не встретит эту женщину и не увидит гримасы отвращения на ее красивом лице.
На мгновение он опрометчиво устремился к ней всей своей душой и телом.
Он возмущенно подумал, что теперь эта женщина будет являться ему во сне на протяжении нескольких следующих ночей.
Если бы только он знал наверняка, как долго Бьюкасл планирует здесь оставаться, размышлял Сиднем, входя в коттедж и с удовольствием закрывая за собой дверь, он начал бы считать дни, как ребенок, ожидающий долгожданного подарка.


________________________________________________
(1) - Андреа Палладио (1508-1580) — великий итальянский архитектор позднего Возрождения.

(2) - Утесник европейский - довольно высокий колючий кустарник (60-200 см, редко до 4 м). Распространен вдоль атлантического побережья Западной Европы и в Средиземноморье, часто он образует густые заросли.
_________________

Дорогие наши труженицы! Как Вы нас радуете. Перевод Бэлоу - подарок для почитателей этой романистки.

спасибо большое за новый роман. Очень интересно читать, мне еще не попадался роман, в котором главному герою настолько не повезло...

 » Глава 3

В качестве иллюстраций ко 2й главе. На фото - Утесник европейский.


ГЛАВА 3

Перевод - Black SuNRise, редактура – Janina и Наталья


- Она словно исчезла с лица земли, - пояснил Джошуа. – Ее не было ни в ее комнате, ни в детской, и уж конечно, ее не было ни в гостиной, ни в столовой.
- Я полагаю, - заметил муж Морган, Джервис граф Росторн, нарезая бекон, - что она запугана нами – или, по крайней мере, вами - Бедвинами, – усмехаясь, добавил он.
- О, но ей нечего было бояться, - возразила Ева, леди Эйдан Бедвин. – На самом деле мы – обычные люди. Однако, возможно, ты прав, Джервис. Я помню время, когда и сама была напугана.
- Я тоже, - горячо согласилась с ней Джудит, леди Рэнналф.
- И сейчас она завтракает в детской? - с гримаской спросила Кристина, герцогиня Бьюкасл. – О, я чувствую себя пристыженной за то, что допустила это. Мне следовало приложить больше усилий, чтобы найти ее и поприветствовать в нашем доме. Нам обоим следовало, Вулфрик. Я немедленно поднимусь туда.
- Может быть, - предложил лорд Эйдан Бедвин, - стоит предоставить ей больше времени, чтобы она могла закончить свой завтрак, Кристина. Не забывай, что ты - герцогиня, и твое появление может лишить ее аппетита.
Большинство собравшихся за столом сочли это замечание забавным и рассмеялись. Схватившись за ручку своего монокля, герцог уже почти поднес его к глазам, но затем снова опустил, увидев, что его герцогиня, ничуть не обиженная, тоже смеется.
- Это из-за беспечности Фреи и Джошуа мы потеряли вчера одного из наших гостей, - сказал герцог. – Я поддерживаю тебя в желании найти мисс Джуэлл и пригласить ее отужинать с нами этим вечером.
Простым поднятием пальца, герцог дал знать лакею, что его кофейную чашку следует еще раз наполнить.
- И ты, Кристина, должна будешь объяснить, - сказал лорд Рэнналф с широкой усмешкой, - что приглашение Вулфа равносильно вызову к императору. Пусть бедняжка поймет, что на самом деле у нее совершенно нет выбора.
- Если говорить о местах за обеденным столом, пустовавших вчера, - заметил лорд Аллин, - что случилось с Сидом? Я ждал встречи с ним, но до сих пор так его и не увидел.
- Я полагаю, Аллин, - извиняющимся тоном произнесла герцогиня, - что он, вероятно, боится меня.
Это заявление спровоцировало еще один взрыв веселья среди присутствовавших за столом и надменно поднятую бровь герцога.
- Он повел себя самым достойным образом, когда мы приехали, - пояснила герцогиня. – Он ожидал нас на террасе, чтобы поприветствовать. Но с тех пор я его не видела, и прошлым вечером он прислал извинения, за то, что не смог прийти. Очевидно, он только вернулся домой и обнаружил наше приглашение.
- Лгун, если я что-то в этом понимаю, - заметил Аллин.
- Полагаю, - прокомментировала Рейчел, леди Аллин, - что ужинать в компании гостей не самая удобная вещь, когда у тебя только одна рука, и эта рука – левая.
- Если он не пришел по этой причине, - нахмурившись, сказала Фрея, - то с ним нужно как следует поговорить. Сид всегда был самым тихим из нас, но он никогда не был трусом.
- О чем свидетельствует то, как он получил свои раны, - сухо добавил Эйдан.
- Я помню, как наблюдал за его попытками после выздоровления вновь научиться ездить верхом, - сказал Рэнналф. – Как-то утром, будучи в Элвесли я видел, как Сиду пришлось тридцать раз сесть на лошадь и двадцать девять раз упасть с нее, прежде чем ему удалось найти надежную посадку. Но он не подпустил к себе ни грума, ни меня ближе, чем на десять футов. И это было только обучение посадке в седло.
- Ох, бедняга, - посочувствовала Рейчел. – Я помню свои уроки, когда Аллин настаивал, чтобы я научилась ездить верхом, а ведь у меня две руки. Я была уверена, что переломаю себе все кости, прежде чем закончу обучение, хотя на самом деле я ни разу не упала.
- Мне слишком нравилось тебя ловить, Рейч, - ответил ее муж, поигрывая бровями.
- Никогда не называй Сиднема несчастным в его присутствии, Рейчел, - посоветовала Фрейя. – Даже не думай об этом.
- Вулфрик, - сказала герцогиня, порывисто наклонившись над столом в сторону мужа, - ты этим утром встречаешься с мистером Батлером по делам поместья, не правда ли? Пригласи его на обед еще раз. Он не должен считать себя прислугой, даже если он твой управляющий. Ты мне рассказывал, что он занял эту должность только потому, что чувствовал себя обязанным сделать что-то полезное в жизни.
- Твое желание - для меня закон, любимая, - ответил герцог.
- Он получит приглашение. Или скорее, если верить Рэнналфу, - герцогский приказ.
- Таким образом, сегодня вечером у нас за столом будут два гостя поневоле, - усмехнулся Рэнналф. – Возможно, их следует посадить рядом, Кристина. Они хотя бы смогут поплакаться друг другу.
- Если ты будешь вкладывать подобные идеи в женские головки, Ральф, - сказал Джервис с театральной гримасой, – то они опять займутся сватовством.
Эйдан застонал.
- Тем не менее, наша последняя попытка, - добавил Аллин, - оказалась в высшей степени успешной. Если бы мы тогда провалились, Кристина не сидела бы сейчас за столом вместе с нами. А, кроме того, она не была бы сейчас герцогиней Бьюкасл.
Герцогиня рассмеялась.
Герцог поставил свою кофейную чашку на стол и снова поднял монокль.
- Удар по голове, который лишил тебя памяти на несколько месяцев, похоже, вызвал у тебя склонность к периодическим галлюцинациям, Аллин, - заметил герцог. – Герцогиня Бьюкасл сегодня за этим столом потому, что я ухаживал за ней, и мои ухаживания увенчались успехом.
Он строго посмотрел на супругу сквозь монокль через весь стол, в то время, как его семья зашлась в еще одном приступе веселья, а его герцогиня нежно улыбнулась ему в ответ.
- Мне действительно придется подняться наверх и потревожить аппетит бедной мисс Джуэлл, – сказала герцогиня, вставая из-за стола. – Но я надеюсь, что только на минутку. Ты абсолютно права, Ева. Мы, действительно, всего лишь обычные люди. И она имеет полное право находиться здесь с нами. Отцом ее сына был кузен Джошуа.
- Факт, не упоминать о котором в ее присутствии, было бы весьма мудро с твоей стороны, Кристина, - предупредил ее Джошуа. – Альберт никогда не был ей симпатичен. Или мне, если уж на то пошло.
- И по весьма серьезной причине, - сказала Ева. – Я пойду вместе с тобой, Кристина, если позволишь. Я встречала мисс Джуэлл, когда мы ездили в Корнуолл, в год помолвки Фреи и Джошуа.
- Как и я, - добавила Морган, отодвигая свой стул назад. – Помню, что мне понравилась мисс Джуэлл. Я тоже пойду.
- Бедная женщина, - заметил Эйдан. – Готов поспорить, она надеялась укрыться в детской на целый месяц.

Когда горничная пришла к ней, чтобы помочь одеться к ужину, Энн поздоровалась с ней с некоторым смущением, не зная точно, что с ней делать. Она никогда не пользовалась услугами личной горничной, и уже надела свое лучшее платье из зеленого шелка.
- С вашего позволения, я уложу вам волосы, мадам, - предложила девушка, и Энн покорно опустилась на стул перед зеркалом на туалетном столике.
Она провела не совсем неприятный день, и все время находилась в четырех стенах, так как снаружи моросил мелкий дождик. Она помогала организовывать игры для детей, хотя отнюдь не была единственным устроителем. В течение дня Энн встретила большинство членов семьи Бедвин, кроме самого герцога. У них у всех были дети, и почти каждый из Бедвинов в течение дня заглядывал в детскую по какой-либо надобности и оставался там поиграть, или побыть игрушкой.
Все они были весьма любезны с Энн, хотя она старалась держаться от них так далеко, как только могла.
Но избежать ужина с семьей и этим вечером Энн не могла.
- У вас прекрасные волосы, мадам, - заметила горничная, расчесывая их, предварительно освободив от всех шпилек.
Когда горничная закончила, густые и слегка волнистые волосы Энн приобрели медовый оттенок. Генри Арнольд однажды назвал их главным ее украшением Энн, не слишком оригинально, но с восхищением и с чем-то еще большим светившимся в его глазах. А позже кое-кто еще точно также отозвался о ее волосах, вплетая в них свои пальцы… Большую часть волос она остригла маленькими ножницами для рукоделия в тот день, когда исчезли все сомнения в ее беременности. И не стригла их с тех пор, лишь изредка подрезая кончики.
Она выглядела по-другому с распущенными волосами, освобожденными из всегда аккуратного, строгого узла. Энн это знала и обычно не смотрела в зеркало, когда расчесывала и поднимала наверх волосы. С распущенными волосами она выглядела … чувственной. Было ли это слово подходящим? Ей казалось, что, вероятно, да, несмотря на то, что это слово было ей ненавистно. Она ненавидела свои сияющие светлые волосы, овальное лицо с большими голубыми глазами, прямым носом и высокими скулами, с мягкими, пухлыми губами. Ненавидела свои полные груди, тонкую талию, изящные бедра, свои длинные, стройные ноги.
Когда-то Энн нравилось считаться красивой, и ее часто так называли. Но красота стала ее проклятием.
- Ну вот, мадам, - сказала, наконец, горничная, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой в зеркале. Хорошенько поколдовав над волосами Энн, девушка превратила их просто в произведение искусства. – Вы достаточно хорошенькая, чтобы привлечь лорда. Жаль, что все мужчины в доме несвободны. Но есть еще мистер Батлер, и он сын лорда, хоть сам и мистер.
- Если этим вечером мистер Батлер сразу же страстно влюбится в меня, - ответила Энн, - и предложит мне свои руку, сердце и состояние до исхода ночи, то мне придется тебя отблагодарить, Гленис.
И обе рассмеялись.
- А кто этот мистер Батлер? – поинтересовалась Энн.
- Он здешний управляющий, - начала объяснять Гленис. – Он… Ладно, не важно. Но я даже не уверена, будет ли он здесь сегодня. Может, я зря проделала всю эту работу.
Она громко вздохнула.
- Ничего страшного. Я могу снова уложить вам волосы в другой раз. Миссис Перри сказала, что обязательно будут еще гости, в другие вечера. Они всегда бывают, когда приезжает герцог. Может, на этот раз будут и званые вечера, здесь ведь герцогиня и другие. Если устроят званый вечер, я сделаю с вашими волосами нечто совершенно особенное.
- А это что, не особенное? – спросила Энн, со смехом указывая на свою прическу и стараясь скрыть тревогу. Подобная прическа подчеркивала черты ее лица и изгиб длинной шеи.
- Погодите и увидите, - самонадеянно заявила Гленис. – Вам лучше спуститься вниз, мадам. Я замешкалась немного дольше, чем собиралась. Миссис Пэрри разозлится на меня, если вы опоздаете, и не позволит снова сюда прийти.
Энн чувствовала себя слишком заметной, спускаясь вниз по лестнице в гостиную, хотя она догадывалась, что по сравнению с пышными нарядами, в которые, несомненно, будут одеты другие дамы, она все еще будет выглядеть в высшей степени невзрачно. Она также чувствовала, что с трудом заставляет себя переставлять ноги. Но какой у нее был выбор?
Возможно, после сегодняшнего вечера, она сможет отойти в тень.
Достигнув порога гостиной, Энн начала беспокойно высматривать Джошуа, но оказалось, что сама герцогиня торопится навстречу ей.
Герцогиня Бьюкасл оказалась для Энн настоящим сюрпризом. Чрезвычайно хорошенькая, с короткими темными вьющимися волосами. Но ее красота больше исходила из сияющей живости, чем из отдельных физических черт, решила Энн. Герцогиня часто улыбалась, казалось, что ее глаза постоянно искрятся, а манеры и поведение никак не демонстрировали высокий статус. Ее всегда с огромной радостью встречали в детской.
Появившись в детской вскоре после завтрака вместе с леди Эйдан и леди Росторн, с которыми Энн уже встречалась несколькими годами ранее в Корнуолле, герцогиня тепло приветствовала Энн и, взяв ее под руку, повела в затемненную комнату, где в своей кроватке спал ее малыш. Его маленькие ручки лежали по обеим сторонам от головки, сжатые в кулачки, будто он собирался размахивать ими, как только проснется. Герцогине даже удалось каким–то образом упомянуть во время их беседы с Энн тот факт, что она была дочерью сельского джентльмена, который был вынужден зарабатывать себе на жизнь преподаванием в деревенской школе. И что она сама преподавала в той же школе, когда познакомилась с герцогом на домашнем приеме, на котором ей вовсе не хотелось присутствовать.
- Это может быть довольно неприятным, мисс Джуэлл, - как бы, между прочим, заметила герцогиня, - обнаружить себя застрявшей в сельском поместье в окружении незнакомцев, которые, возможно, считают себя выше вас по положению, и мечтать оказаться в любом другом уголке земли, кроме этого. Первое время, я старалась держаться в стороне от всех, насмешливо наблюдая из укромного уголка. Но Вулфрик нашел меня и вывел из себя, - ужасный человек, и я вышла из этого угла, чтобы сохранить чувство собственного достоинства. – Она весело рассмеялась.
«Вулфрик, - сделала вывод Энн, - это, должно быть, герцог Бьюкасл».
И она также поняла, что ей бросили вызов выйти из ее собственного укромного угла - из детской, чтобы отстоять и свое чувство собственного достоинства.
«Однако ее светлость, - подумала Энн, - никогда не рожала внебрачного сына».
А сейчас герцогиня опять взяла Энн под руку.
- Я должна удостовериться, что вас представили всем присутствующим, мисс Джуэлл, - сказала она. – В первую очередь, Вулфрику.
Даже если бы все в комнате по-прежнему оставались для нее незнакомцами, она бы мгновенно определила личность мужчины, который направлялся в ее сторону. Энн была в этом уверена. Высокий, темноволосый, красивый, он был истинным аристократом – надменным и величественным, с весьма впечатляющей наружностью. И она – бывшая гувернантка, незамужняя мать, незваная гостья в его доме, и при этом собирающаяся ужинать за его столом.
Энн подумала, что непременно развернулась бы и спаслась бегством, если бы не стояла под руку с герцогиней.
А может быть и нет. Кое-какая гордость у нее все-таки имелась.
- Вулфрик, - обратилась герцогиня к мужу, - а вот, наконец, и мисс Джуэлл. Это мой супруг, герцог Бьюкасл, мисс Джуэлл.
Энн присела в реверансе. Она почти ожидала, что в следующий момент ее выставят за порог.
- Ваша светлость, - прошептала она.
Герцог кивнул ей, и она заметила, что его длинные пальцы сжимают инкрустированную драгоценными камнями ручку монокля. Однако же, монокля он не поднял. Этот жест, почему-то казался Энн пугающим.
- Мисс Джуэлл, - произнес Бьюкасл. – Ее светлость и я проявили вчера достойную сожаления невнимательность, не поприветствовав вас в Глэнвир лично. Быть может, вы будете достаточно великодушны, чтобы простить нас. Я надеюсь, что вас и вашего сына удобно устроили, и вы получите удовольствие от своего пребывания здесь.
Слова были исключительно любезными, но его странные серебряные глаза не улыбались.
- Она была занята в детской весь день, прекращая потасовки и организуя игры, - сказала герцогиня, ослепительно улыбаясь мужу, словно душевнее его не было человека.
- Не вижу никаких синяков, - с незначительным проблеском юмора заметил его светлость. – Однако, скорее всего, наши племянники и племянницы всего лишь разогревались сегодня, для того чтобы завтра выступить в полную силу.
И возможно, ваше здоровье сохранило то, что наш сын еще не выбрался из колыбели. Мы питаем большие надежды, что в будущем он поддержит скандальную репутацию Бедвинов.
Герцогиня рассмеялась.
Да, решила Энн, в его словах определенно был юмор. И ей понравилось, как он говорил о своем ребенке «наш» сын, вместо «мой», как выразились бы многие мужчины на его месте.
А потом герцогиня увела Энн знакомиться с теми, с кем она раньше не встречалась: с миссис Причард - старшей тетушкой леди Эйдан из Уэльса, с лордом и леди Рэнналф Бедвин, с графом Росторном, заходившим в детскую в то время, когда Энн была в комнате Дэвида, играя в слова с ним и с некоторыми из старших детей. С бароном Уэстоном - дядей леди Аллин, миссис и мисс Томпсон - мамой и старшей сестрой герцогини, а также с ее средней сестрой и зятем - преподобным Лофтером и его супругой - родителями Александра.
Энн старалась запомнить лица и имена, хотя надеялась, что ей не придется воспользоваться этими знаниями в последующие несколько недель.
- Ах, - воскликнула герцогиня, все еще держа Энн под руку, - а вот, наконец, и мистер Батлер.
Управляющий, который, как предполагалось, должен страстно влюбиться в ее искусно уложенную прическу и сделать ей предложение до исхода ночи, подумала Энн, повернувшись и посмотрев на дверь в гостиную, ощущая первые проблески веселья за все время, с тех пор как покинула свою комнату.
На мгновение она снова была ошеломлена исключительной красотой и мужественностью человека, стоявшего там. На сей раз, его можно было хорошо рассмотреть в лучах заходящего солнца, проходящего сквозь обращенные на запад окна. И Энн снова пристально уставилась на его левую половину.
Но как раз тогда, когда шок от узнавания почти лишил ее дыхания, управляющего заслонили собой лорд Аллин, высокий, темноволосый и красивый мужчина, и лорд Рэнналф, еще более высокий блондин, выделявшийся своей строгой красотой. Лорд Рэнналф направился к этому мужчине и, хлопнув его по спине, сердечно поздоровался.
- Сид, старина, - услышала Энн голос лорда Рэнналфа, - где, дьявол тебя забери, ты прятался? Вулф все-таки вложил в тебя страх божий этим утром, не так ли?
Так он вовсе не незнакомец, подумала Энн. Она была обречена встретить его снова. Он – мистер Батлер, управляющий Глэнвир.
У Энн слегка заныл желудок. Слабый аппетит, который у нее еще оставался, пока она спускалась вниз в гостиную, бесследно исчез.
Как бы ей хотелось, чтобы не было ее вчерашнего отвратительного поведения, или чтобы ей вчера удалось найти этого мужчину и извиниться.
И это еще не все.
Если бы Энн могла прокрасться обратно в свою комнату так, чтобы мистер Батлер ее не заметил, она бы так и сделала. Но он стоял практически в дверях. Кроме того, рука герцогини все еще держала ее под руку. И опять-таки, прошлым вечером она повела себя трусливо и даже жестоко. Сейчас у нее – возможно! – есть шанс все исправить.
Хотя наверняка она была бы последним человеком, с которым ему хотелось бы сегодня снова столкнуться.

Сиднем шел к главному зданию, не обращая внимания на моросящий дождик. В миллион раз желанней было бы сейчас оказаться дома, в своем уютном коттедже, подумал он, когда зашел через парадную дверь и, отдав свое мокрое пальто и шляпу лакею, поднялся по лестнице в гостиную. Но этим утром Бьюкасл лично передал приглашение, а когда герцог приглашает, на самом деле, он приказывает, особенно, когда упоминает при этом имя своей жены, сделал вывод Сиднем.
- Герцогиня была очень разочарована, когда ты не пришел на обед прошлым вечером, - попенял герцог, толкая через стол одну из бухгалтерских книг. Они работали в библиотеке, где он всегда занимался делами, когда бывал в Глэнвир. – У меня необычайное отвращение к созерцанию разочарования ее светлости, Сиднем, хотя, конечно же, вчера вечером это было неизбежно, так как ты получил приглашение слишком поздно. Сегодня такой проблемы не возникнет.
Конечно же, Бьюкасл знал, что Сиднем слукавил. Не то что бы это была откровенная ложь. На самом деле Сиднем не прочитал приглашение перед тем, как отправиться на прогулку, но он его видел и догадался, что в нем было, и преднамеренно не стал его открывать, пока не стало слишком поздно.
- Я лично извинюсь перед ее светлостью этим вечером, - пообещал Сиднем, пока Бьюкасл перелистывал страницы, будто бы не слушая его.
И вот он здесь, чтобы проглотить унижение, прежде чем пообедать. Сиднем беспощадно отвлекал себя мысленными картинами того, как все Бедвины и их супруги вынуждены сесть за стол с повязкой на одном глазу и привязанной за спиной правой рукой. Но он не должен быть таким злобным, даже в мыслях. Приглашение было очень любезным. Но, будучи всего лишь человеком, со всем упрямством, к которому так предрасположена человеческая природа, Сиднем допустил, что если бы они были здесь в течение месяца и ни разу не пригласили бы его присоединиться к ним, то и тогда он почувствовал бы себя оскорбленным.
Он грустно ухмыльнулся такому предположению.
Должно быть, он немного опоздал, подумал Сиднем, подойдя к двери в гостиную. Или, если он не опоздал, а Сид знал что это так и есть, то все же пришел последним. Торжественное прибытие как раз то, что ему «нужно». Именно в тот момент, когда Сиднем, стоя в дверях, высматривал Бьюкасла или герцогиню, Рэнналф и Аллин устремились к нему с двух сторон, и внезапно Сиднем почувствовал, что суровое испытание, все же, не будет таким уж тяжелым. Многие из гостей - его старые друзья, а из остальных никто не должен испытывать к нему враждебности.
Он ведь не гостит в их доме, постоянно мельтеша перед глазами, в конце концов. И никого из детей здесь не будет.
- Я спрятался в пещере, что внизу, на пляже, - сказал Сиднем, отвечая на вопрос Рэнналфа, - ты и сам мог бы меня найти, если бы спустился туда и проверил, Ральф. Но небольшой дождик задержал тебя под крышей, не так ли? Или крутой спуск под уклон отпугнул тебя?
Аллин сжал его правое плечо, жестом, который Сиднем успел полюбить, с тех пор как большинство пыталось, как могло, избежать его правой стороны.
- Как ты, Сид? – спросил он. – Целая вечность прошла, с тех пор как я в последний раз тебя видел. Мы привезли массу весточек из дома, несколько от Лорен, дюжину или больше от твоей мамы, одну или две от Кита и одну от твоего отца, но я, хоть убей, не могу вспомнить ни единой. А ты, Ральф?
- Что-нибудь вроде «носить теплую шерстяную одежду в сырую погоду», могу поспорить, - подсказал Ральф с ухмылкой. – Конечно же, я не помню. Хотя дамы вспомнят. Лучше иди, познакомься с людьми, которых еще не знаешь. А, вот идет Кристина. Ты уже встречался с нашей грозной герцогиней?
- Встречался, - ответила герцогиня, тепло улыбаясь Сиднему – Я так рада, что вы смогли сегодня прийти, мистер Батлер.
Герцогиня подала Сиднему левую руку, и он склонился над ней.
- Приношу вам свои самые нижайшие извинения, ваша светлость, - сказал он, - за прошлый вечер. Меня не было дома, и я не смог прочитать ваше приглашение, пока… пока не стало слишком поздно.
Внезапная пауза была вызвана взглядом, брошенным на даму, которую держала под руку герцогиня.
Он тотчас узнал ее.
Безусловно, он не ошибся в одном, подумал Сиднем. Она действительно была потрясающе красива: с волосами теплого медового оттенка и голубыми глазами, оттененными длинными ресницами, с правильными и прелестными чертами лица. И теперь, когда на ней не было плаща, стало очевидным, что ее фигура вполне соответствует лицу.
Значит, его первое предположение оказалось верным, подумал Сид. Она была одной из жен Бедвинов.
Он ощутил странную, совершенно необъяснимую горечь.
- Не нужно никаких извинений, - заверила его герцогиня. – Могу я представить вам мисс Джуэлл, хорошую знакомую Фреи и Джошуа? Мистер Батлер - управляющий Вулфрика в Глэнвир, - пояснила она для леди.
Сиднем поклонился, а леди сделала реверанс. Мисс Джуэлл. Ее имя прекрасно ей подходило. И она не была женой одного из членов семьи. Но он не испытывал к ней никакой симпатии.
Внезапно Сид вспомнил, как она приснилась ему прошлой ночью. Она стояла на той тропинке и ждала его, а он подошел к ней достаточно близко, чтобы прикоснуться к ее щеке кончиками пальцев правой руки. И он смотрел в ее прекрасные голубые глаза своими обоими глазами. Сид попросил ее не щипать его, потому что было очень важно никогда не просыпаться, а она сказала, что им нужно просыпаться без промедления, чтобы идти искать его руку, упавшую с утеса, пока не наступил прилив и не смыл ее. Это был один из тех странных, причудливых снов, когда ты повисаешь между реальностью и фантазией, грезишь, но знаешь что это сон.
- Мисс Джуэлл, - произнес Сид.
- Мистер Батлер, - пробормотала она в ответ.
Затем герцогиня провела его по комнате, уже без сопровождения мисс Джуэлл, и представила ему тех людей, с которыми он еще не был знаком.
Ему все еще не нравилось встречаться с чужаками, хотя Сид уже давно прошел стадию попыток спрятать от взглядов правую сторону своего тела. Его уродство было трудно принять. Он привык видеть во взглядах окружающих только восхищение, а в некоторых женских глазах - даже обожание. Не то, что бы он часто пользовался преимуществом последнего. Он все же был еще очень молод, когда все изменилось. И он никогда не испытывал тщеславия по поводу своей красоты. Он принимал ее как должное, пока она не была уничтожена навсегда.
Всем было известно о нем заранее, понял Сиднем немного позже, когда шел в столовую под руку с Элеонор Томпсон, сестрой герцогини. Никто открыто не вздрогнул.
Но она, мисс Джуэлл, не знала. Она убежала от него прошлой ночью, будто он был дьяволом во плоти. Сиднем обнаружил, что негодует на ее невероятную красоту, хотя и осознает, что это несколько по-детски, так себя вести. Некоторым людям просто достался более легкий жизненный путь.
Сиднем повернул голову и заметил, что с его слепой стороны сидит Морган, и постарался устроиться так, чтобы иметь возможность вести беседу и с ней и с мисс Томпсон. По крайней мере, кухонный персонал знал его и понимал, что перед ним не нужно ставить ничего, чего нельзя разрезать одной рукой, а еще лучше - краем вилки.
Мисс Джуэлл, как он мог видеть, тепло улыбалась барону Уэстону, сидевшему возле нее и что-то говорила ему, что вызвало у ее собеседника ответную улыбку. Она очаровывала и пленяла его.
Нет, ему не следует испытывать к ней неприязнь. Или обижаться на нее. Или завидовать Уэстону или Аллину, который сидел возле нее с другой стороны.
Боже, он ведь не был человеком, поддающимся мелочной зависти.
Или озлобленности. Или обиде.
Сиднем поднял ложку для супа левой рукой и принялся за первое блюдо.
_________________

 » Глава 4

ГЛАВА 4

Перевод - Black SuNRise, редактура – Janina и Наталья



Вечер обернулся не таким уж тяжким испытанием, как ожидала Энн. Не все гости были аристократами или отпрысками аристократов.
Миссис Причард, сидевшая рядом с Энн за обеденным столом, когда-то трудилась на угольной шахте в Уэльсе, а ее племянница, леди Эйдан Бедвин, воспитывалась как леди только потому, что ее отец, сколотив себе состояние на угле, стал вести жизнь сельского джентльмена в поместье, которое он приобрел. Леди Рэнналф Бедвин, как позже Энн узнала в гостиной, была дочерью сельского священника и внучкой лондонской актрисы, причем она упомянула об этом с гордостью. Сама же герцогиня была из джентри (1) , в чем она с легкостью призналась этим утром. Ее зять был священником в маленьком сельском приходе. А мать и сестра герцогини жили в скромном коттедже в том же приходе.
И, тем не менее, Бедвины совершенно не чурались родства с этими людьми и обращались с ними так, словно у них была самая голубая кровь на свете.
Безусловно, ни у кого из присутствующих в Глэнвир не было незаконнорожденных детей, но и с Энн никто не обращался как с парией, или так, будто бы она случайно затесалась в их компанию. На самом деле, леди Эйдан подробно расспрашивала Энн о ее сыне и смеялась над рассказом Энн о том, как учителя и девочки в школе мисс Мартин избаловали Дэвида.
- Так что, для его же блага, мне следует отправить его в школу для мальчиков, как только он немного подрастет, - закончила свой рассказ Энн. – Не знаю как для него, но для меня это будет очень тяжело.
- Да, нелегко вам придется, - согласилась леди Эйдан. – Мы собираемся отправить Дэйви в школу в следующем году, когда ему исполнится двенадцать, а я уже испытываю чувство утраты.
Они обменялись понимающими улыбками - две обеспокоенные матери, сочувствующие друг другу.
- Этот бедняга, - мягко произнесла миссис Причард со своим музыкальным валлийским акцентом, когда джентльмены присоединились к дамам. – Хорошо, что он не из рабочего класса. Он бы никогда не нашел работу после окончания войны. Ему пришлось бы нищенствовать и голодать, как очень многим другим бывшим солдатам.
- О, я так не думаю, тетя Мэри, - возразила леди Эйдан. – Несмотря на мягкие манеры, у этого человека стальной стержень. Полагаю, он смог бы преодолеть любые несчастья, даже нищету.
Энн поняла, что они говорили о мистере Батлере, перед которым она весь вечер чувствовала ужасную вину, вследствие чего избегала даже смотреть на него, хотя каждую минуту ощущала его присутствие.
- А что с ним случилось? – спросила она.
- Война, - сказал леди Эйдан. – Он последовал за своим братом, виконтом Рейвенсбергом на Полуостров, пойдя против желания всех своих близких. А вскоре брат привез его обратно домой, скорее мертвого, чем живого. Но он оправился и в итоге, предложив свои услуги Вулфрику, приехал сюда. Все это случилось до того, как я встретила Эйдана, который в то время служил полковником кавалерии на Полуострове. Он был начальником моего брата. Брат погиб. Как же я рада, что войны, наконец, закончились.
Спустя некоторое время, Энн заметила, что после того, как вокруг карточных столов образовались группы, мистер Батлер остался в одиночестве в дальнем углу комнаты. Она же сидела вместе с мисс Томпсон и графом и графиней Росторн, которые отказались занять места за карточными столами. Прежде чем растерять всю свою храбрость, Энн встала и извинилась. Она не могла упустить возможность поговорить с мистером Батлером до окончания вечера, хотя и сомневалась, что он захочет с ней беседовать.
Увидев, что Энн приближается, мистер Батлер сердито взглянул на нее и встал.
- Мисс Джуэлл, - произнес он.
Что-то в его манерах и голосе подсказало Энн, что он действительно предпочел бы и дальше оставаться в одиночестве, что она не нравится ему. Но едва ли Энн могла его винить за это, не так ли?
Энн посмотрела на него и сознательно сфокусировала свой взгляд так, чтобы видеть его лицо целиком. Он носил черную повязку на правом глазу, или, возможно, на том месте, где раньше был правый глаз. Остальная часть этой стороны лица - от брови до нижней челюсти и далее до шеи - была покрыта багровыми шрамами от ожогов. Пустой правый рукав был пристегнут к боку вечернего сюртука.
Энн обратила внимание, что Сиднем Батлер был на полголовы выше ее, и она не ошиблась, считая широкими его плечи и грудь. Определенно он не был человеком, погрязшим в собственной беспомощности.
- Вчера я вернулась через несколько минут после того, как убежала, - сказала Энн. - Но вас уже не было.
Сиднем некоторое время молча смотрел на нее.
- Я прошу прощения, - внезапно произнес он, - за то, что напугал вас. У меня не было подобного намерения.
Учтивые слова, весьма вежливо произнесенные. И все же Энн явно чувствовала его неприязнь и нежелание говорить с нею.
- Нет, вы меня неправильно поняли, - сказала Энн. – Это я прошу прощения. Я для того и возвращалась. Честно. Простите меня.
Что она могла еще сказать? Попытавшись объяснить свое поведение, она бы только ухудшила ситуацию.
И вновь между ними воцарилась тишина, достаточно надолго, чтобы стать неловкой. Энн уже собралась повернуться и уйти. Она сказала все, что считала необходимым. Ничего другого не оставалось.
- Вернуться назад было смелым поступком, - произнес Сиднем Батлер. – Уже темнело, а ночью вершина утеса - уединенное и опасное место. И я был для вас незнакомцем. Спасибо, за то, что вернулись, хоть к тому времени я уже и ушел домой.
Энн решила, что прощена. Она не знала, продолжает ли этот мужчина испытывать к ней антипатию, но, на самом деле, это не имело значения. Она улыбнулась и кивнула, снова собираясь уйти.
- Может, присядете, мисс Джуэлл? – он указал на стул рядом с собой.
Она слишком долго медлила, подумала Энн, и вежливость вынудила мистера Батлера предложить ей продолжить их общение. Она бы охотнее ушла куда угодно. Ей не нравилось находиться в подобной близости к этому человеку. И, к своему стыду, Энн была вынуждена признать, что ей не нравится смотреть на него.
Как же трудно было смотреть на него, как на любого нормального мужчину, не сосредоточивая своего внимания только на левой половине его лица, и не отводя взгляда, чтобы он не подумал, что на него пялятся. Неужели другим людям, тем, кто знал ее историю, также трудно смотреть на нее и относиться к ней как к нормальной женщине? Но она слишком хорошо знала, что такие люди все же существуют.
Энн села, выпрямив спину, на край стула и сложила руки на коленях.
- Вы приходитесь братом виконту Рейвенсбергу, мистер Батлер?- вежливо поинтересовалась она. Ее разум словно ослеп и не находил из множества тем ничего интересного и подходящего для обсуждения.
- Да, - ответил он.
Дальше развивать эту тему было некуда. Энн даже не знала, кто такой виконт Рейвенсберг. Но Сиднем сжалился над ней.
- Я также сын графа Редфилда из Элвесли-Парка в Хэмпшире, - сказал Сид Батлер. – Поместье граничит с Линдсей-Холлом, родовым гнездом Бьюкасла. Мои братья и я выросли вместе с Бедвинами. Все мы были ужасными проказниками.
- Братьями? – в удивлении приподняла брови Энн.
- Мой старший брат Джером умер от лихорадки, полученной во время спасения арендаторов и их семей из затопленных домов, - пояснил Сиднем Батлер. – Остались только мы с Китом.
Должно быть, его лицевые нервы с правой стороны были очень сильно повреждены, подумала она. Правая сторона его лица оставалась неподвижной, а рот заметно кривился при разговоре.
- Наверное, очень тяжело было потерять брата, - сказала Энн.
- Да.
Обычно Энн без особых трудностей могла поддерживать беседу, но все, что она произнесла в течение нескольких предыдущих минут, было явной глупостью. В то же время, в ее голове непрерывно проносились вопросы, которые, как она понимала, не могли быть заданы.
Что случилось там, на Полуострове?
В какой битве это произошло?
Вы иногда жалели, что не умерли?
А сейчас, временами, все еще желаете смерти?
Он, наверное, был когда-то чрезвычайно, невероятно красив.
- Как глупо было спрашивать об этом, - сказала Энн. – Будто бы вы могли ответить: «Нет, это было совсем не трудно».
Взгляд его единственного темного глаза на мгновение встретился с ее, грустным и внимательным, словно он готовился дать резкий ответ. А затем Сиднем Батлер подмигнул, и неожиданно они оба рассмеялись. Левый уголок его рта поднялся выше правого в кривобокой усмешке, которая оказалась странно притягательной.
- Мисс Джуэлл, - предложил Сиднем, - не могли бы мы с вами притвориться, ради нас обоих, что вчерашнего вечера не было, и что мы впервые встретились только сейчас?
- Ах. – Энн расслабилась и откинулась немного назад на своем стуле. – Мне бы этого хотелось.
Его левая рука покоилась на бедре. Энн подумала, что это рука с длинными пальцами – рука художника. Ей очень хотелось надеяться, что это не так, или, что Сиднем Батлер - левша. Она прямо взглянула ему в лицо.
- Я весь вечер чувствовала себя ужасно напуганной, - к собственному удивлению, услышала Энн свой голос, произносящий это признание.
- Неужели? – спросил он. – Почему?
Хотела бы она не произносить этих слов. Но теперь мистер Батлер ждал ее ответа.
- Джошуа, лорд Холлмер, предложил привезти моего сына на лето сюда, чтобы ему было с кем поиграть, - объяснила Энн. – Но ему только девять лет, и раньше я никогда не разлучалась с ним. И когда я засомневалась, маркиза пригласила и меня, а я приняла приглашение, так как не хотела разочаровывать сына. Но не ожидала, что ко мне отнесутся как к гостье.
Из его непродолжительного молчания, Энн поняла, что только что рассказала ему о себе очень многое. И возможно теперь его очередь бежать от нее или выказать несомненную неприязнь.
- Я преподаю и живу в школе для девочек в Бате, - сказала Энн. - Я в высшей степени довольна своей жизнью, и Дэвид тоже всегда был счастлив там. Но он становится старше. Полагаю, мне следовало отпустить его с Джошуа. Дэвид боготворит его.
- Детям необходимо общество других детей, - заметил Сид Батлер. – Также им нужен отец, - мальчикам, пожалуй, особенно. Но больше всего, мисс Джуэлл, им нужна мать. Я считаю, вы правильно поступили, приехав сюда с ним.
- О! – Его слова неожиданно принесли ей утешение. – Это очень любезно с вашей стороны.
- Я надеюсь, - ответил он, – что Бьюкасл не запугал вас. Но если так случилось, утешьтесь тем, что он пугает почти всех. Когда его отец узнал, что умирает, герцога внезапно вырвали из беспечного детства, и начали весьма тщательно, даже безжалостно, обучать множеству обязанностей, связанных с герцогством, которое он унаследовал в возрасте всего лишь семнадцати или восемнадцати лет. Он идеально усвоил эти уроки, кто-то может сказать, что слишком идеально. Но он не бесчувственный. Он был необыкновенно добр ко мне.
- Сегодня я встретилась с ним впервые, - сказала Энн. – Он был очень любезен, хотя, должна признаться, я была готова от страха провалиться сквозь землю.
Они снова вместе рассмеялись.
- Герцогиня весьма привлекательна, - заметила Энн.
- Если верить Лорен, моей невестке, - сказал Сиднем, - это был брак по любви. Он стал сенсацией прошлого года. Никто и предположить не мог, что Бьюкасл женится по любви. Но он, похоже, так и сделал.
Принесли поднос с чаем. Две карточные игры подходили к концу.
- Я должен возвращаться домой, - сказал мистер Батлер. – Мне было приятно познакомиться с вами, мисс Джуэлл.
Опершись руками на подлокотники своего стула, Энн встала. Она заметила, что Сиднем Батлер поднялся со своего низкого сиденья немного медленнее, и ей пришло в голову, что с потерей одной руки и одного глаза у него, вероятно, нарушилось естественное равновесие тела, которое Энн принимала как должное. Как долго он приспосабливался к изменившимся обстоятельствам? Привыкнет ли он когда-нибудь к этому полностью?
- Пойду, выражу свою благодарность герцогине, - сказал Сид Батлер, протягивая ей руку. – Доброй ночи.
- Доброй ночи, мистер Батлер.
Энн протянула ему руку, и он пожал ее.
Энн закусила губу. Ей, конечно же, следовало подать ему левую руку, как, помнится, ранее сделала герцогиня. Их рукопожатие вышло чудовищно неуклюжим, - словно они держались за руки и размахивали ими. Это выглядело довольно интимно. И так смущающе.
Сид Батлер поклонился герцогине Бьюкасл, которая тепло улыбнулась в ответ, положив ладонь на его руку, и наклонилась к нему, чтобы что-то сказать. Лорд Рэнналф подошел к нему сзади и хлопнул по правому плечу. Оба мужчины покинули комнату вместе.
Где он живет? - подумала Энн .
Увидит ли она его снова?
Но даже если и увидит, это не так уж важно. Ей удалось преодолеть неловкость вчерашнего происшествия. Она чувствовала безмерное облегчение от этого. В следующий раз встретиться с ним будет уже легче.
Но какая же это все-таки трагедия для него, - потерять руку и глаз, и к тому же получить столь ужасные увечья!
Энн хотелось знать:
Одинок ли он?
Есть ли у него друзья?
Люди, так жестоко обиженные судьбой, часто бывают одиноки и лишены друзей. В ее памяти всплыли годы, проведенные в корнуоллской деревне Лидмер, когда она была в местном обществе парией.
Энн никогда не переставала благодарить судьбу за то, что, в конце концов, обрела друзей в школе в Бате, трое из которых – Клодия, Сюзанна и Фрэнсис стали для нее близки как сестры. После всех этих долгих, безрадостных лет, это оказалось неизмеримо больше того, что она ожидала, или считала, что заслуживает.
Энн надеялась, что и у мистера Батлера есть близкие друзья.
- Пойдемте, выпьем чаю, Энн, - позвал ее Джошуа, внезапно появившись возле нее. – Надеюсь, вы получаете удовольствие от пребывания здесь.
- О, конечно, – улыбнулась Энн. – Благодарю вас, Джошуа.
Но больше всего, мисс Джуэлл, им нужна мать. Полагаю, вы правильно поступили, приехав сюда с ним.
Энн запомнила слова, сказанные мистером Батлером, они согрели и успокоили ее. Она поступила правильно. Дэвид весь день был оживлен и счастлив, играя с другими детьми. Но он крепко обнял Энн, когда она зашла к сыну в комнату пожелать спокойной ночи, прежде чем переодеться к ужину.
- Спасибо, мама, - сказал он, - за то, что привезла меня сюда. Я так рад, что мы сюда приехали.
Мы, а не я.
Энн была бы согласна целый месяц испытывать неловкость и смущение от пребывания здесь, лишь бы видеть Дэвида счастливым. Потому что, хоть учителя и девочки в школе очень любили его, но близких друзей у него не было.
Не было и отца.

Большую часть следующего дня Сиднем был занят. Ему всегда было легко найти себе дело. Но теперь, дополнением к его обычному ежедневному распорядку был герцог Бьюкасл, сопровождавший Сиднема утром на осмотре фермы при поместье и во время посещений нескольких из арендуемых ферм. Хотя герцог проводил не так много времени в своем поместье в Уэльсе, но он знал все, что только можно было знать о нем, так как весьма добросовестно изучал каждый ежемесячный отчет, который присылал ему Сиднем. И в каждый свой приезд он недолго, но досконально проверял бухгалтерские книги, зато уделял много времени на тщательную инспекцию принадлежащих ему земель и разговоры с арендаторами.
Но теперь у Бьюкасла имелась жена, и Сиднем был весьма заинтригован, обнаружив, что герцог вернулся домой в полдень только потому, что герцогиня решила устроить пикник на пляже во второй половине дня. Прежний Бьюкасл и не подумал бы принять участие в подобных развлечениях.
Герцогиня Бьюкасл казалась Сиднему довольно обыкновенной особой. Она была хорошенькой, но совсем не красавицей; аккуратной и разумной, не будучи элегантной; любезной и дружелюбной, но не чрезмерно рафинированной и, ни в коем случае, не высокомерной. Она была живой и полной смеха. Ее отец был школьным учителем. Собственно говоря, герцогиня представляла собой полную противоположность женщине, которую, как можно было ожидать, Вулфрик должен был выбрать своей невестой. И это заставило Сиднема гадать, какой же странной властью обладает она над своим мужем. Боже милостивый, Сиднем даже видел, как Бьюкасл один раз улыбнулся ей вчера вечером!
Она заставила Сиднема острее ощутить свое одиночество. Не то, чтобы герцогиня заинтересовала его сама по себе. Но это должно быть немыслимо чудесно, думал он, - возвращаться после работы домой к кому-то, с кем можно обсудить произошедшее за день, даже такую неважную, на первый взгляд, вещь, как пикник на берегу. Должно быть замечательно, иметь кого-то, кто заставит тебя улыбаться.
Кроме того, в детской Бьюкаслов теперь был ребенок.
Сиднем избегал пляжа, утеса над ним и ведущей к ним лужайки в течение всей второй половины дня. В конце концов, он не принадлежал к их компании, да и не хотелось напугать кого-нибудь из детей. Погода на побережье Южного Уэльса зачастую бывала дождливой. И было досадно, что ему пришлось провести такой теплый солнечный день в помещении, занимаясь делами на приусадебной ферме.
Тем не менее, ранним вечером, возвращаясь верхом в свой коттедж, Сид увидел, что шумная игра в крокет на лужайке перед главным зданием все еще продолжается и, похоже, в игру было вовлечено множество народу. Пикник на пляже, очевидно, закончился.
Значит, он спокойно может отправиться туда сам.
Сид любил пляж. Вершина утеса тоже нравилась ему, но вид оттуда открывался другой. На вершине утеса человек осознавал дикость природы, ее скрытую жестокость, красоту земли и простирающегося до горизонта моря, за которым лежал берег Корнуолла, а за ним берег Франции и Атлантический океан.
А, находясь на пляже, Сиднем видел только золотые пески, изгибающиеся большой дугой спереди, сзади и по обеим сторонам от него, землю в ее изначальной форме, истощенную силой океана. И, кроме того, здесь он осознавал простор и власть морской пучины, великую, изначальную тайну этого источника всего живого.
Именно находясь на берегу, Сиднем сильнее всего ощущал кисть, зажатую в правой руке, и видел образы, которые теперь никогда реально не воплотятся на холсте. Именно на берегу иногда этого видения было достаточно.
Сид уже прошел полпути вниз по крутой, но широкой тропинке, которая вела вдоль линии разлома от вершины утеса на пляж, когда понял, что не все вернулись в дом. Кое-то остался. Она шла в одиночестве по мокрому сверкающему песку, с которого только что отступил прилив, параллельно линии воды, одной рукой подобрав юбку, а в другой, вероятно, были ее туфли.
Сиднем громко вздохнул и чуть было не повернул обратно. Он чувствовал себя несправедливо обиженным. Он привык считать этот парк и пляж своей собственностью. Но они ему не принадлежали. Это была собственность Бьюкасла, а мисс Джуэлл была гостьей герцога.
Там, внизу на берегу была мисс Джуэлл.
Он решил, что места хватит им обоим. Пляж был довольно обширным, прилив отступал, делая его с каждой минутой все просторнее.
Сиднем продолжил свой спуск.
У нее имелся сын. Но она все еще была мисс Джуэлл. Она преподавала в школе для девочек, и сын жил вместе с ней. Маркиз Холлмер и Фрея были с ней знакомы и пригласили ее сюда. Нет, не совсем так, Холлмер хотел привезти сюда ее сына, а потом Фрея пригласила присоединиться к ним и мисс Джуэлл.
Ему казалось странным, что Джошуа и Фрея, - они оба захотели, чтобы она приехала сюда. Ведь она не упоминала никаких родственных связей с Холлмером, которые объяснили бы его интерес к ее сыну. Еще более странно, что Бьюкасл позволил подобное вторжение в свой семейный круг – незамужняя женщина с незаконнорожденным сыном. Да и она сама не ожидала быть принятой в качестве гостьи, рассчитывая, что к ней будут относиться как к прислуге. Как бы он ни был заинтригован, Сид понимал, что ее присутствие в Глэнвир его не касается.
Но даже в этом случае, ему хотелось бы, чтобы Фрея не приглашала ее. Он хотел, чтобы ее не было здесь в Глэнвир. Сиднем был приятно удивлен, когда мисс Джуэлл извинилась перед ним прошлым вечером. Во время их короткой беседы он нашел ее общество приятным. Но прошлой ночью она снова приснилась ему. На ней было нечто свободное и прозрачное, бриз развевал это одеяние вокруг ее красивой фигуры, ее волосы цвета меда были распущены и струились по спине. Но когда Сиднем приблизился к ней на этот раз и попытался коснуться, она внезапно испугалась и повернулась, чтобы броситься с края утеса, в то время как он пытался схватить ее несуществующей рукой. Каким-то образом, во сне Сид начал падать. Он резко проснулся за мгновение до того, как упасть на камни под утесом.
У Сида не было ни малейшего желания видеть такие нелепые сны. Ему хватало проблем и с обычными кошмарами.
Дойдя до конца тропинки, он перебрался через многочисленные камни и булыжники у подножия утеса, и, наконец, ступил на песок, наблюдая за мисс Джуэлл, еще не подозревающей о его присутствии. Подставив лицо бризу, она медленно поворачивала голову из стороны в сторону. Теперь Сиднем видел, что в руке у нее действительно были шляпка и туфли.
Странно, как изменилось его представление о мисс Джуэлл за последние двадцать четыре часа. Тогда Сид думал о ней, как о роскошной красивой женщине, которая едва ли в своей жизни сталкивалась с трудностями и, вследствие этого, не обладала ни глубиной характера, ни способностью к состраданию. Не зная о ней ничего, кроме того, что она убежала от него в тот первый вечер, Сид невзлюбил ее.
Но вчера мисс Джуэлл специально разыскала его, чтобы попросить прощения. А потом она упомянула о своем сыне и чувстве робости, вызванном пребыванием в гостях у Бедвинов. Сид понял, что ее красота не избавила ее от чувства незащищенности и беспомощности. А потом он понял, что незамужним матерям живется нелегко. Как и он, мисс Джуэлл прошла собственный путь в ад и обратно. Единственное отличие заключалась в том, что его ад был видимым для стороннего наблюдателя, тогда как ее - нет.
Сиднем пошевелился, намереваясь повернуться и пойти в противоположную от нее сторону. Но, наверное, что-то уловив краем глаза, она повернула голову, чтобы посмотреть на него, а затем остановилась.
Было бы неучтиво уйти в другую сторону. И, конечно же, ему не очень-то и хотелось этого, хотя и гулять с нею желания не было. Сид нехотя двинулся через пляж по направлению к мисс Джуэлл.
На ней было бледно-голубое платье с высокой талией, подол которого она придерживала одной рукой, приподняв его выше лодыжек. Сегодня ее волосы были уложены не столь замысловато, как прошлым вечером. Каким-то образом ей удавалось выглядеть еще красивей. В сущности, эта женщина выглядела почти мучительно красивой. Она удивительным образом казалась здесь своей, словно она всегда принадлежала этому месту.
- Мистер Батлер, - сказала Энн, как только он оказался в пределах слышимости. – Все уже вернулись в дом и довольно давно. А я осталась, чтобы насладиться тишиной после всего этого шума и суматохи.
- В таком случае, прошу прощения, что потревожил вас, - ответил он.
- О, не стоит, - возразила Энн. – Думаю, это я помешала вам.
- Всем понравился пикник? – спросил Сиднем, остановившись у кромки мокрого песка на небольшом расстоянии от нее.
- Полагаю, что да. – На мгновение она показалась Сиду печальной, но затем улыбнулась, и ее глаза засверкали таким весельем, что он едва не ослеп. – Герцогиня с несколькими детьми решила побродить по краешку прибоя, но потеряла равновесие и упала в воду. Герцог ринулся спасать ее, полностью одетый и в гессенских сапогах. Он вымок почти так же, как и она. Остальные взрослые сочли все это грандиозной шуткой, а дети визжали от восторга. Герцогиня беспомощно смеялась, несмотря на то, что ее зубы стучали от холода. Все было очень необычно.
- На это стоило посмотреть, - согласился Сид. – Бьюкасл, бросившийся в море, прямо в сапогах. Ему тоже было весело?
- О, нет, - ответила мисс Джуэлл. – Однако его глаза определенно вспыхнули, так что, возможно, в глубине души герцог тоже смеялся.
Они весело ухмыльнулись друг другу. В добавление к другим ее совершенствам, у нее оказались белые ровные зубы.
- Мне следует вернуться в дом, - сказала она, и ее улыбка угасла, - чтобы не беспокоить вас.
Несомненно, этого он и хотел. Именно в поисках покоя Сид и пришел сюда. И уж точно он не искал мисс Джуэлл. И все же…
- Не хотите ли немного прогуляться вместе? – предложил Сид.
Внезапно Сид понял, что ему понравилось в ней больше всего прошлым вечером. Сегодня мисс Джуэлл снова это сделала. Она смотрела ему прямо в лицо. Сид давно заметил, что большинство людей либо не смотрят прямо на него, либо фокусируют взгляд на его левом ухе или левом плече. С такими собеседниками Сид испытывал сильное желание повернуть голову в сторону, чтобы не вызывать у них такого сильного отвращения. С этой женщиной подобного желания не возникало, хотя она и убежала от него при первой встрече.
Несомненно, его вид вызывал отвращение у мисс Джуэлл - да и как могло быть иначе? Но она проявляла к нему необычайную любезность. И Сиднем был ей за это весьма признателен.
- Хорошо. – Ее взгляд упал на носки его сапог, и Энн снова улыбнулась. – Должна ли я выйти на сухой песок?
Но Сиднем умышленно ступил на мокрый участок пляжа и остановился в шаге от нее.
Некоторое время они прогуливались в молчании. Сид смотрел на игру солнечных бликов на воде, вдыхал теплый соленый воздух и чувствовал, как легкий бриз овевает его левую щеку. Он вновь испытал чувство, которое последнее время охватывало его все чаще: ощущение дома. Он приехал сюда, в этот особенный уголок Уэльса пять лет назад, потому что возвращение с войны Кита и его женитьба на Лорен сделали невозможным его дальнейшее пребывание в Элвесли. Он был всего лишь младшим сыном, цеплявшимся за свою семью, потому что был слишком сломлен, чтобы вступить во внешний мир самостоятельно. Сид приехал сюда в качестве управляющего Бьюкасла и направил всю свою энергию на то, чтобы выполнять свою работу вдвое лучше, чем это делал бы человек с двумя руками. Несмотря на то, что чувствовал себя здесь чужаком. Несмотря на то, что иногда к нему относились как к отверженному. Сиднем знал, что людям трудно находиться с ним рядом и смотреть на него.
Но он стойко держался. И иногда, в течение прошедших года или двух, он думал о том, что некая высшая сила привела его сюда, домой. Возможно, это была судьба.
Он еще не обсуждал с Бьюкаслом вопрос Ти Гвин. Но обсудит. Должен. Ему нужен свой собственный дом.
Было почти приятно ощущать рядом присутствие женщины. Ее никто не принуждал идти вместе с ним. Она легко могла сказать «нет».
- Вам когда-нибудь бывает одиноко? – внезапно спросила мисс Джуэлл. А затем, когда Сиднем повернул голову, с удивлением посмотрев в ее сторону, пришла в замешательство. – Простите ради Бога. Иногда я думаю вслух.
Мисс Джуэлл спросила об этом потому, что он искалечен, изуродован и живет, по ее мнению, в медвежьем углу, вдали от цивилизации? Его первой реакцией была злость. В конце концов, она действительно ничем не отличается от остальных. Что он себе вообразил о ней?
- А вам? – Сиднем вернул ей вопрос.
Мисс Джуэлл снова отвела взгляд. Сид заметил, что она отпустила подол своего платья. Теперь она держала туфли и шляпку обеими руками, заведя их за спину.
- Я живу при школе для девочек, - сказала мисс Джуэлл. – И с трудом выкраиваю свободную минутку. Все свое свободное время я посвящаю сыну. И у меня есть близкие друзья среди учителей: сама мисс Мартин и Сюзанна Осборн, которая также постоянно проживает при школе. Я веду оживленную переписку с еще одной подругой, раньше она тоже преподавала в нашей школе. А сейчас – это виконтесса Эджком. Как мне может быть одиноко?
- Но все же бывает? – спросил он.
Внезапно Сиднем понял, что так оно и есть, что мисс Джуэлл задала свой вопрос не из болезненного любопытства, а из-за собственного одиночества. Наверное, почувствовав в нем родственную душу. И, возможно, он то же самое увидел в ней. Сид знал, что она одинока, каким бы невероятным это ни казалось. Как может такая красивая женщина быть одинокой? Но она была незамужней матерью.
- Я даже не уверена, что понимаю значение одиночества, - добавила она. – Если это не обозначает буквально быть одному, а подразумевает страх изоляции, или боязнь быть наедине с самим собой? Я не ощущаю подобного страха. Мне нравится быть одной.
- Чего же вы тогда боитесь? – спросил Сиднем.
Мисс Джуэлл коротко взглянула на него и улыбнулась, - слабая реакция, которая все сказала сама за себя, еще до того, как она подобрала слова.
- Никогда не обрести себя вновь, - ответила она, помолчав минуту или две, в течение которых Сид думал, что она вообще не ответит.
- Значит, вы уже теряли себя? – мягко спросил он.
- Я не уверена, - ответила Энн. – Я стараюсь быть лучшей матерью, насколько это вообще возможно. Я пытаюсь быть Дэвиду и матерью и отцом. Если он вырастет счастливым и самодостаточным человеком, я тоже буду счастлива. Но какой будет моя жизнь, когда Дэвид покинет меня, а это неизбежно произойдет: сначала он уедет в школу, а потом заживет своей собственной взрослой жизнью? Чем тогда я заполню свою жизнь? И о чем это я только говорю? Никогда и никому не говорила этого. Я даже не позволяла себе думать об этом.
- Иногда, - сказал Сиднем, - бывает легче открыться сочувствующему незнакомцу, чем другу или родственнику.
- Вы и есть этот незнакомец? – мисс Джуэлл снова взглянула на него, и Сид заметил, что ее лицо уже отмечено солнцем, и некоторое время будет немодно загорелым.
- Сочувствующий незнакомец? – переспросил он. – Да. А вы заметили, что люди скорее признаются почти в любом пороке или недостатке, чем в одиночестве? Словно в подобном состоянии есть нечто постыдное.
- Я одинока, - быстро и чуть слышно проговорила Энн. – Ужасно одинока. И да, это действительно кажется постыдным. А также неблагодарным. У меня есть мой сын.
- Который занят, выстраивая свою собственную жизнь в компании других детей, - отметил Сиднем.
- Действительно, иногда случаются неприятные вещи, – поспешно сказал Энн. – Вот почему я гуляла здесь одна. Когда после пикника все покидали пляж, я, не задумываясь, протянула руку чтобы взять за руку Дэвида. Иногда я забываю, что он уже не малыш. Дэвид сказал: «Ну, мама!», и унесся, чтобы пойти рядом с Джошуа. Тот взъерошил Дэвиду волосы и, положив руку на плечо, стал о чем-то с ним разговаривать, при том, что его собственный сын сидел у него на плечах. Никто из них не был намеренно жесток. Джошуа даже не заметил, что произошло. С моей стороны было глупо чувствовать себя обиженной. Там было множество других детей и взрослых, к которым я могла бы присоединиться, чтобы вместе вернуться в дом. Но я почувствовала себя очень одинокой и очень напуганной. Разве я могу бороться за привязанность своего сына с другими детьми и мужчинами, которые хотят уделить ему свое внимание? Зачем мне это нужно? Я рада за него. И ненавижу свою собственную мелочность.
Видимо, подумал Сиднем, он очень ошибался насчет этой женщины. Ее красота не имела никакого значения в той жизни, которая выпала на ее долю и которая медленно и неумолимо менялась, по мере того, как взрослел ее сын. Сиднем на мгновение задумался о мужчине, который был отцом ее ребенка. Что с ним случилось? Почему она не вышла за него замуж? Или что, может быть, важнее, почему он не женился на ней?
- Никто, - решительно сказал он, - не сможет соперничать с вами, мисс Джуэлл. Вы мать мальчика. Он зависит от вашей любви и заботы, поддержки, защиты и одобрения. И, в некотором роде, так будет всегда. Никто не сможет занять в моем сердце место моей матери, никто не сможет дать то, что дает она. Но отношений «мать-сын» недостаточно, не так ли? Для счастья вашему сыну мало одной материнской любви, так же, как и вы нуждаетесь еще в чьей-то привязанности помимо любви вашего сына.
- Но у меня есть друзья, - возразила Энн.
- У меня тоже, - сказал Сиднем. – Я провел здесь пять лет и успел завести друзей, некоторые из которых - довольно близкие. Те, к которым я могу в любое время обратиться, те, с которыми можно свободно говорить на любые темы. В Хэмпшире у меня есть семья – мать, отец, брат, невестка. Все они нежно любят меня и сделают для меня все, что угодно.
Она ничего не говорила о своей семье, вдруг понял Сид, за исключением сына.
- Но вы одиноки?
- Но я - одинок, - признал Сид, наблюдая за тем, как солнце сияет на темно-голубом небе и освещает утес, делая его скорее серебристым, нежели серым.
Он никогда не произносил этих слов вслух, даже наедине с собой. Но, конечно, это была абсолютная правда.
- Благодарю вас, - неожиданно сказала Энн. Она сделала глубокий вдох, словно собиралась произнести что-то еще, но промолчала.
Благодарю вас? И, тем не менее, он тоже испытывал чувство некоторой признательности по отношению к мисс Джуэлл. Она спросила, одинок ли он, а затем призналась в собственном одиночестве, приоткрыв для Сида завесу над уязвимостью ее собственного существования. Она связала их общим жизненным опытом боли и неуверенности, словно его случай не был особенным и трагичным.
Большинство людей относились к Сиднему с жалостью. И от него требовалась немалая сила духа, чтобы тоже не начать жалеть самого себя. Это ему не всегда это удавалось, особенно в начале. Но Сиднем не страдал от своего одиночества. Это был всего лишь факт его жизни, к которому он уже приспособился, если это вообще возможно – привыкнуть к одиночеству.
- Мне пора возвращаться, - сказала мисс Джуэлл. – если я расстаюсь с Дэвидом на час или два, мое сердце тоскует по нему. Спасибо, что составили мне компанию, мистер Батлер. Это были приятные полчаса.
- Возможно, - сказал Сид, - если ваш сын будет очень занят с другими детьми, а вы почувствуете себя здесь неуютно в роли гостьи, то снова согласитесь прогуляться со мной, как-нибудь в другой раз, мисс Джуэлл? Возможно… Что ж, не важно. – Внезапно он ужасно смутился.
- Я бы с удовольствием, - быстро согласилась Энн.
- Действительно? – Сид остановился и посмотрел на нее, нарочно повернувшись к ней лицом. – Может быть, завтра? В то же время? Вы знаете дом, где я живу? Коттедж?
- Прелестный крытый соломой домик возле ворот? – спросила Энн.
- Да, - подтвердил он. – Не возражаете против прогулки здесь же завтра?
- Хорошо, - согласилась Энн.
Они посмотрели друг на друга, и Сид заметил, как она закусила нижнюю губу.
- Тогда, до завтра, - сказала Энн, повернулась и поспешила босиком через песчаный пляж в сторону тропинки.
Сид наблюдал, как она уходила.
… если я расстаюсь с Дэвидом на час или два, мое сердце тоскует по нему.
Она извинилась за сентиментальность своих слов, сказанных о сыне. Но они запали ему в душу, и на мгновение Сид позволил себе грезить наяву, не оправдываясь даже сном.
Что если бы эти слова были сказаны о нем, Сиднеме Батлере, вместо Дэвида?
…мое сердце тоскует по нему.


_______________________________________________
(1) Джентри - английское неродовитое мелкопоместное дворянство, занимающее промежуточное положение между пэрами и йоменами.
_________________

 » Глава 5

ГЛАВА 5

Перевод – Janina, редактура – vetter и Наталья


На следующее утро преподобный Чарльз Лофтер с супругой отправились в близлежащую деревню, дабы засвидетельствовать свое почтение местному священнику. Они взяли с собой всех своих детей, включая и десятилетнего Александра, а также миссис Томпсон. Герцогиня Бьюкасл с лордом и леди Эйдан поехала навестить некоторых соседей, с которыми встречалась во время предыдущего посещения Уэльса. С ними поехали также Дэйви и Бекки, хотя ребенок ее светлости и двухлетняя дочь леди Эйдан, Ханна, остались в детской.
Обе компании приглашали Дэвида Джуэлла поехать вместе с ними, но он захотел остаться. Энн обнаружила его в детской, с большой охотой играющего с несколькими младшими детьми, которые отчаянно ссорились из-за того, кто из них должен был прокатиться верхом на нем следующим.
- Сейчас очередь Лоры, - говорил Дэниел, - а потом - Миранды.
Одна из малышек-двойняшек лорда Аллина торжествующе вскарабкалась на Дэвида, и он медленно двинулся вместе с ней по полу. Во время движения Дэвид пару раз взбрыкнул и заржал, вынуждая свою маленькую наездницу визжать и хихикать, и крепче держаться за его шею. В это время дочь лорда Рэнналфа Миранда и другие дети, прыгали в ожидании своей очереди.
Десять минут спустя, заявив, что лошадь нуждается в овсе, Дэвид подошел к Энн. Его волосы были взъерошены, лицо разрумянилось, глаза светились счастьем.
- Им хотелось, чтобы я остался, - объяснил он, - поэтому я так и сделал.
- Это было мило с твоей стороны, - сказала Энн, отбрасывая непокорный локон с его лба. Как и всегда, он почти сразу же вернулся на прежнее место.
Энн поняла, какое большое значение это имело для ее сына, который всегда был самым младшим среди всех учениц школы в Бате, - быть старшим и кумиром для малышей.
- Сегодня днем я опять собираюсь играть со всеми в крикет, - сказал Дэвид. - Кузен Джошуа учит меня подавать шары.
Кузен Джошуа? На мгновение Энн почувствовала гнев. Она никогда не хотела признавать родственные связи между маркизом Холлмером и ее сыном, несмотря на то, что она очень любила Джошуа и высоко ценила все, что он сделал и продолжал делать для нее. Но она обуздала свой первый порыв, который состоял в том, чтобы категорически приказать своему сыну называть Джошуа лордом Холлмером. Называть его кузеном Джошуа явно не было идеей Дэвида.
- У тебя хорошо получается? - спросила Энн.
- Пока еще нет, - признался он. - Но герцогиня сказала, что я подаю надежды, после того, как она отразила четыре моих броска. И я разрушил калитки, когда лорд Рэнналф стоял с битой, хотя думаю, что он мне поддался.
- Итак, - улыбаясь, сказала Энн сыну и наклонилась, чтобы поднять Жюля Эшфорда, маленького сына графа Росторна, который настойчиво тянул Дэвида за ногу, - теперь ты собираешься выяснить, как бросать мяч в сторону его калитки, даже, когда он не поддается тебе, не так ли?
Она подняла малыша над головой и удерживала его так некоторое время, пока он не захихикал, а затем опустила его вниз, чтобы они могли потереться носами.
- Мама, - сказал Дэвид, с особым пылом в голосе. - Леди Росторн собирается сегодня утром рисовать, и она сказала, что я могу пойти вместе с нею. У нее есть мольберт и краски, которыми я могу воспользоваться. Можно мне пойти? Пожалуйста? И не хочешь ли ты пойти посмотреть вместе с нами?
- Это чрезвычайно любезно с ее стороны, - сказала Энн, в то время как ребенок у нее на руках подпрыгивал и хихикал, всячески показывая, что он хочет, чтобы его снова подбросили вверх. Расхохотавшись, Энн так и сделала. Дэвид очень любил рисовать, и она всегда полагала, что у него есть способности к живописи. Мистер Аптон, учитель рисования в школе мисс Мартин, утверждал, что у Дэвида настоящий талант, который следует всячески развивать.
- Вы приобрели друга на всю жизнь, мисс Джуэлл, - произнес граф Росторн позади нее. - Но он доведет вас до изнеможения, если вы дадите ему хоть малейший шанс. Иди-ка сюда, сынок.
Жюль с готовностью перебрался на руки к отцу.
Вместе с мужем в детскую пришла графиня.
- Дэвид, твоя мама разрешила тебе пойти рисовать? - спросила она.
- Я надеюсь, - сказала Энн, - что это не доставит вам большого беспокойства.
- Вовсе нет, - уверила ее графиня, наклоняясь, чтобы поднять своего трехлетнего сынишку, который вприпрыжку промчался по детской, чтобы встретить ее. - Мне доставило большое удовольствие обнаружить заядлого художника в этом молодом человеке. И ты, мой дорогой Жак, должен пойти на улицу вместе с папой, Жюлем и Уильямом тети Джудит, чтобы посмотреть на овечек. Возможно, ты даже сможешь прокатиться на овечке, если папе удастся ее поймать. Это будет веселое зрелище.
- Наблюдать за мной, гоняющимся за овцами, несомненно, будет забавно, - уныло заметил граф.
- Вы пойдете со мной и Дэвидом, мисс Джуэлл? - спросила графиня. - Я собираюсь рисовать море. Я упорно верю, что однажды ухвачу самую его суть, хотя мне говорили, что это так же невозможно, как удержать воду в ладошках.
- Я не говорил тебе этого, дорогая, - сказал граф. - Я видел, как ты сделала это с рекой, то есть ухватила самую ее суть.

Это было прекрасное солнечное утро, и Энн наслаждалась им, хотя сама рисовать не любила. Графиня установила свой мольберт на том самом выступе, где три вечера назад стоял мистер Батлер. Энн это место казалось достаточно унылым, (сама бы она выбрала для рисования нечто более живописное), но графиня так объяснила свой выбор, прежде чем усесться на жесткую траву и, обхватив руками колени, погрузиться в свой собственный тихий мир:
- Моя бедная гувернантка приходила от меня в отчаяние. Она находила прелестнейшие участки парка в Линдсей-Холле и приказывала мне рисовать цветы, деревья и птиц. А затем слонялась возле меня, пока я рисовала, и не одобряла все, что я делала, одновременно указывая, как я должна была бы это делать. Но живопись не имеет ничего общего с красивостью, мисс Джуэлл, или со следованием правилам. По крайней мере, для меня. Она имеет отношение к проникновению внутрь, в подлинную сущность того, что я вижу.
- Видеть вещи такими, какими они сами себя видят, - внезапно вставил Дэвид.
- Ах, - рассмеялась графиня. - Ты действительно понимаешь, Дэвид. Не выбрала ли я место, которое выбрал бы для себя ты? Не была ли я слишком эгоистична?
- Нет, мадам, - заверил ее Дэвид. - Я могу рисовать где угодно.
Уже пару часов, по ее расчету, Энн сидела, греясь на солнышке, в то время как ее два компаньона работали в тишине.
Она подумала, что сегодня днем опять пойдет на прогулку с мистером Батлером. Но на сей раз, они условились о встрече. Он спросил ее, и она согласилась. Было удивительно, что все произошло именно так. У Энн создалось четкое впечатление, что всего два дня назад она ему совсем не нравилась, хотя, по правде говоря, это было до того как они посидели и поговорили друг с другом. И он был человеком, с которым Энн не чувствовала себя физически комфортно, несмотря на то, что они даже вместе прогуливались по пляжу. Смотреть на него было нелегко.
И, тем не менее, какая у них состоялась беседа! Она с трудом могла поверить, что так откровенно говорила ему о том, в чем обычно избегала признаваться даже самой себе.
Она редко думала о себе, как о страдающей от одиночества.
Ей было двадцать девять лет. Десять лет назад, на самом деле, немножко больше, чем десять, - она с нетерпением ждала от жизни обыкновенного счастья с мужчиной, которого сама себе выбрала. Она до сих пор все еще верила в счастье. Но потом появился Дэвид - и все, что предшествовало появлению Дэвида на свет, - все ее планы на будущее оказались разорванными в клочья.
В течение девяти лет - почти десяти - Дэвид был для нее всем. Он был ее настоящим. Но он не был ее будущим - она хорошо осознавала это. Но тогда действительно ли будущее было для нее настолько важно, при том, что на самом деле оно существовало только в ее воображении? Неужели настоящего было недостаточно?
Она вдруг осознала, что нуждается не столько в будущем, сколько в надежде. Именно отсутствие надежды сделало ее одинокой, а иногда приводило к тому, что она остро ощущала безысходность.
Может ли у нее сложиться жизнь вне школы Клодии Мартин? Ей нравилось там преподавать. Право же, нравилось. И она была очень привязана ко всем девочкам, особенно к тем, которые учились бесплатно благодаря благотворительности. Любила Клодию и Сюзанну, и других преподавателей тоже, хотя и в меньшей степени. Не было ничего страшного в перспективе провести там остаток своей жизни.
Если бы не то, что случилось.
А случилось то, что мистер Батлер пригласил ее прогуляться с ним. Казалось бы, как нелепо, что такое незначительное происшествие воспринимается как нечто очень важное. Он - джентльмен, сын графа, пригласил ее прогуляться просто потому, что хотел провести с нею больше времени. Не могло быть никакой другой причины. И она согласилась, потому что тоже желала провести с ним больше времени.
Это было так просто.
Его внешность действительно не имела значения. В конце концов, это же не было ухаживанием. По правде говоря, она чувствовала благодарность, даже признательность, за то, что он пригласил ее. За последние десять лет ни один мужчина не приглашал ее на прогулку.

Дэвид первым закончил рисовать. Он почистил свои кисточки и оглянулся на Энн.
- Ты хочешь подойти посмотреть, мама? - спросил он.
Он выбрал для рисования одинокую скалу. Энн увидела, что она выступала за край мыса, чтобы когда-нибудь полностью отделиться и упасть вниз на берег. А пока она все еще крепко цеплялась за мыс под небольшим углом, и растительность все еще росла в ее расселинах, соединяя ее с землей. Дэвид изобразил ее так, что Энн разглядела такие детали, которые до сих пор оставались для нее незаметными, несмотря на то, что она просидела там, бездельничая с широко открытыми глазами, в течение пары часов. Он использовал множество оттенков, чтобы изобразить то, что ее неопытному глазу казалось просто бледно-серым и зеленым. Многие взрослые гордились бы, написав такую картину. Она бы гордилась.
- О, Дэвид, - сказала она, обняв сына за плечи. - Мистер Аптон действительно был прав насчет тебя, не так ли?
- Но это настолько плоско, мама, - запротестовал мальчик.
Графиня улыбнулась им поверх своего мольберта.
- Мисс Джуэлл, - сказала она, - вы необыкновенно терпеливы. Ваш сын и я не были интересной компанией. Можно мне посмотреть на твою живопись, Дэвид?
После того, как мальчик согласно кивнул, она подошла и стала смотреть на его рисунок.
- Ах, - произнесла графиня после пристального молчаливого разглядывания в течение целой минуты. - У тебя действительно глаз художника. Не хочешь ли взглянуть на мой рисунок?
Дэвид устремился к ее мольберту, и Энн последовала за ним.
- Ох, ну я вам скажу! - воскликнул Дэвид.
Они оба стояли, в течение нескольких мгновений, молча рассматривая ее работу.
Графиня нарисовала море, искрящееся на солнце и отражающее синеву неба, и пушистые облака, которые проплывали по нему. Но это не было милой картинкой, подумала Энн. Это было не просто воспроизведение видимой действительности. Было трудно облечь в слова то, чем это было. Картина каким-то образом увлекала зрителя под воду и на небо. А возможно, это было не совсем так. Возможно, вы ощущали больше: словно вас растворили и в воде и в небе.
Как сказал Дэвид? Видеть вещи такими, какими они сами себя видят. Откуда он это узнал?
- Ох, посмотрите, кто идет, - внезапно сказала леди Росторн, тепло улыбаясь, и поднимая руку, чтобы помахать. - Сиднем, какая приятная встреча!
Энн резко повернула голову, чтобы посмотреть и увериться, что это был именно мистер Батлер, шедший по тропинке вдоль утеса, и одетый точно так же, как в тот раз, когда она впервые его увидела. Единственным дополнением в его костюме была шляпа. Он снял ее, как раз в тот момент, когда она на него посмотрела.
Дэвид сильно толкнул ее в бок и наполовину спрятался за ее спину.
- Мама, - прошептал он, точнее почти прохныкал.
- Доброе утро, Морган, мисс Джуэлл, - произнес Сиднем Батлер, оставаясь на тропинке.
- Разве это не чудесно? Я решил сократить путь и пойти напрямик после посещения одной из ферм.
- А мы рисуем, как видишь, - сказала ему леди Росторн. - Не хотел бы ты подойти и указать на ошибки в моей мазне?
Энн показалось, что несколько мгновений он колебался, но потом подошел. На мгновение он встретился с Энн взглядом, и она почувствовала нелепое учащение пульса, как если бы у них имелась общая тайна. Она должна была встретиться с ним позже. Они должны были пойти на прогулку вместе.
Как глупо чувствовать себя, словно они, в некотором роде, находились в процессе ухаживания. И как … ужасно.
- Разве я когда-нибудь критиковал что-либо из нарисованного тобой, Морган? - спросил Сиднем, подходя ближе, чтобы встать перед ее мольбертом, в то время как Дэвид потянул Энн прочь с тропинки. - Я бы не осмелился.
- Ты никогда не критиковал, - согласилась она. - Ты всегда был добр и ободрял меня. Но я всегда очень нервничала, когда ты приходил посмотреть на мои работы.
- Это, - после продолжительного молчания сказал он, склонив голову к картине, - Действительно, очень хорошо, Морган. Ты очень сильно выросла, как художница, с тех пор, как я в последний раз видел твои работы.
Леди Росторн улыбнулась и придвинулась поближе к нему, склонив голову набок и рассматривая живопись.
- Теперь я вижу, что это, возможно, действительно заслуживает внимания, - заметила она с улыбкой. - Но этим утром я открыла для себя еще одного юного художника. Ты уже встречался с Дэвидом Джуэллом, сыном мисс Джуэлл? Дэвид, это мистер Батлер, управляющий герцога и мой давний друг детства.
- Дэвид, - сказал мистер Батлер, оборачиваясь, чтобы взглянуть на него.
- Сэр, - Дэвид быстро кивнул ему и еще сильнее прижался к Энн. - Моя живопись не столь хороша. Я не могу видеть такие большие вещи, - взмахнув рукой, он указал на живопись леди Росторн.
- А я не могу видеть такие маленькие вещи, - сказала графиня, кивнув в направлении его собственного рисунка. - Но и большое и малое существуют, Дэвид, и в них обоих живет божественное начало. Я помню, ты сказал мне это однажды, Сиднем, когда я была в таком же возрасте, как и Дэвид, и была убеждена, что я никогда не смогу рисовать так же хорошо, как и ты.
Ох, подумала Энн, почувствовав некоторый дискомфорт в желудке. Она смотрела на его спину и вспоминала свое впечатление о его длинных артистических пальцах. Так он действительно был художником?!
- Могу я взглянуть на твою живопись, Дэвид? - спросил мистер Батлер, и они все обернулись, чтобы посмотреть на него. Дэвид все еще прижимался к Энн.
- Она слишком плоская, - сказал Дэвид.
Но мистер Батлер рассматривал его рисунок в том же молчании, что и во время просмотра картины леди Росторн.
- Кто-то научил тебя, - сказал он, - использовать огромное разнообразие оттенков, чтобы воссоздать тот цвет, который, как ему кажется, видит необученный глаз, когда смотрит на какой-либо предмет.
- Мистер Аптон, - сказал Дэвид, – учитель рисования в маминой школе.
- Ты хорошо усвоил его уроки для столь юного художника, - сказал мистер Батлер. - Если бы ты рисовал эту же самую скалу в разное время суток или при другой погоде, цвета были бы другими, не так ли?
- Она и выглядела бы по-другому, - сказал Дэвид. - Свет - странная штука. Свет - это не только свет. Мистер Аптон говорил мне то же самое. Знаете ли вы, сэр, что свет, подобно радуге, имеет те же самые цвета, даже если мы не можем их видеть?
- Поразительно, не правда ли? - сказал мистер Батлер. - Это заставляет нас понять, что все время вокруг нас существуют миллионы разных вещей, и что о многих из них мы не знаем, потому что есть пределы нашим чувствам. Ты это понимаешь?
- Да сэр, - сказал Дэвид. - Зрение, осязание, обоняние, звук и вкус - вот пять из них, - он пересчитал их по пальцам одной руки. - Но возможно существуют еще сотни вещей, о которых мы не знаем. Так мне сказала однажды мисс Мартин.
Мистер Батлер указал место на рисунке, где скала была соединена с остальной частью мыса, удерживаемая там, казалось, лишь зарослями травы.
- Вот это мне нравится, - сказал он. - Эта скала собирается вскоре упасть и начать новую фазу своего существования внизу на берегу, но в настоящее время она смело цепляется за жизнь здесь, и это будет продолжаться столько, сколько ей удастся выдержать. Как проницательно с твоей стороны заметить это. Не думаю, что я бы так смог. На самом деле, я стоял тут бесчисленное множество раз, но не видел этого.
Энн отметила, что Дэвид отодвинулся от нее и встал поближе к мольберту и мистеру Батлеру.
- Я вижу наклон скалы с намеком на глубину внизу и землю наверху, - сказал мистер Батлер. - Перспектива, действительно, весьма хороша. Что ты имел ввиду, когда сказал, что твоя живопись плоская?
- Это… - несколько мгновений казалось, что Дэвид не сможет подобрать слова для объяснения того, что он имел ввиду. Он указал на рисунок и сделал знак пальцами. - Это как раз остается там. Это плоско.
Мистер Батлер повернулся, чтобы взглянуть на него, и Энн вновь была поражена его удивительно симпатичной внешностью и добротой, выражавшейся в том, что он уделял столько времени и внимания ребенку.
- Ты когда-нибудь рисовал масляными красками, Дэвид? - спросил он.
Дэвид покачал головой.
- Их вообще нет в школе, - сказал он. - Мистер Аптон считает, что только акварель является подходящей для леди. А я там - единственный мальчик.
- Акварельные краски прекрасно подходят и для джентльменов тоже, - произнес мистер Батлер. - А масляные краски также прекрасно подходят и для леди. Некоторые художники пользуются только одними или другими красками. А некоторые - используют оба вида красок при различных обстоятельствах. Но существуют художники, которым необходимо писать маслом. Я полагаю, что ты, возможно, один из них. Рисование маслом помогает создать текстуру изображения. Масляные краски помогают художнику успешно завершить рисунок на холсте. Некоторым они также помогают рисовать со страстью, если ты достаточно взрослый, чтобы понять, что это означает. Возможно, твоя мама сможет поговорить с мистером Аптоном, когда вы вернетесь в школу, чтобы понять: есть ли шанс, что он сможет научить тебя рисовать маслом. Однако, и эта твоя акварель - очень, очень хороша. Спасибо тебе за то, что позволил взглянуть на нее.
Дэвид с сияющим лицом повернулся к Энн.
- Как ты думаешь, мама, мистер Аптон будет учить меня? - спросил он.
- Мы поговорим с ним, - ответила она, улыбаясь ему и опять убирая локон с его лба, прежде чем взглянуть в сторону мистера Батлера, который пристально смотрел на нее.
Попросив позволения покинуть их, мистер Батлер пожелал всем доброго утра и надел свою шляпу, прикоснувшись рукой к ее краю.
- Ох, Сид, - сказала леди Росторн, когда он вернулся обратно на свою тропинку. - Я так хочу, чтобы однажды ты смог придти и рисовать вместе с нами.
Он оглянулся.
- Не думаю, Морган, - сказал он, - что Вулфрику доставило бы большое удовольствие, если бы я столь неправильно использовал время, за которое он мне платит.
В течение нескольких секунд, пока она наблюдала за тем, как он уходит, Энн размышляла о том, что он сделал, чтобы получить такое увечье. Он хромал. Но как только Энн об этом подумала, он выровнял свой шаг и пошел нормально.
- Мистер Батлер, - взволнованно сказал Дэвид, едва лишь тот оказался за пределами слышимости, - Он - монстр.
- Дэвид! - крикнула Энн.
Графиня опустила руку ему на плечо.
- Монстр? - переспросила она.
- Именно так называет его Александр, - объяснил ей Дэвид. - Он говорит, что он очень уродливый, а в штормовые ночи подстерегает детей, чтобы съесть их печень.
- Дэвид, - резко сказала Энн. - Мистер Батлер - управляющий герцога Бьюкасла. Он был храбрым солдатом во время войн против Наполеона Бонапарта, которые ты изучал на уроках истории, и он был страшно ранен во время сражения. Он - человек, которым следует восхищаться, а не превращать его в монстра.
- Я только повторил то, о чем говорил Александр, - запротестовал Дэвид. - Это было глупо, и я скажу ему об этом.
- Я выросла в Линдсей-Холле, Дэвид, - начала графиня, занимаясь мытьем своих кисточек и приводя в порядок принадлежности для рисования. - Мои братья, сестра и я играли вместе с мальчиками Батлеров из соседнего поместья. Я была самой младшей в семье, и обычно их раздражала. Если они могли, то оставляли меня одну, когда уходили играть. Кит Батлер был моим героем, поскольку, как правило, он сажал меня к себе на плечи, чтобы я могла не отставать от них. Но именно Сиднем всегда был самым добрым по отношению ко мне, он больше всех готов был разговаривать со мной и слушать меня так, словно я была настоящей личностью. Он был тем человеком, кто поддержал меня в моем стремлении рисовать, когда я захотела этим заняться. Когда его привезли домой с войны смертельно больного и чудовищно искалеченного, я почувствовала, будто какая-то малая часть меня умерла. Я думала, что он уже никогда не будет прежним, и, конечно же, я была права. Он стал другим человеком и уехал сюда. Те, кто не знал его раньше и те, кто не стремится узнать его сейчас, возможно, всегда будут смотреть на него и видеть монстра. Но ты и я - художники. Мы знаем, что настоящая суть вещей находится глубоко внутри, и она всегда прекрасна, поскольку это - просто любовь.
- Он разбирается в живописи, - сказал Дэвид. - Я хотел бы, чтобы он мог показать мне, как пользоваться масляными красками. Но он не сможет, ведь так? У него нет руки.
- Нет, он не сможет, - печально сказала графиня. – И… ох, дорогой, мы здесь, должно быть, уже слишком долго. Сюда идут Джервис и Джошуа, чтобы утащить нас домой.

...настоящая суть вещей всегда прекрасна, поскольку это просто любовь.
Могло ли это утверждение быть верным? - размышляла Энн. Действительно ли это было так?
- Ну, дорогая, - окликнул граф супругу, как только он оказался в пределах слышимости. - На сей раз, ты это сделала?
Он шагнул к мольберту графини и положил руку ей на плечо.
- Не совсем, - печально рассмеялась она. - Но я никогда не прекращу пытаться сделать это, Джервис.
Она склонила голову набок и прижалась щекой к его руке. Это был краткий и весьма незаметный жест. Но он сразил Энн своим намеком на близость между супругами.
Тем временем Джошуа высказывал Дэвиду комплименты по поводу его рисунка, нежно приобняв мальчика за шею.
На обратном пути к дому Джошуа шел рядом с Энн, неся рисунок и мольберт Дэвида, в то время как мальчик убежал вперед мимо деревьев, а затем через лужайку, широко раскинув руки в стороны и изображая из себя воздушного змея, несомого ветром.
- Дэвид сказал, что вы собираетесь сделать из него грозного боулера в крикете, - сказала Энн.
Джошуа рассмеялся.
- Дэвид станет вполне сносным игроком, если будет упорно трудиться, - ответил он. - А вы, Энн, собираетесь присоединиться к игре сегодня днем, или опять решите праздновать труса, как это сделали вчера, и вновь спрячетесь на берегу?
- Я пообещала пойти на прогулку, - ответила Энн.
- Вы пообещали, ей-богу! - сказал Джошуа. - Наверняка какому-нибудь лентяю. Этому не бывать. Скажите мне его имя, и я им займусь.
- Я собираюсь на прогулку с мистером Батлером, - сказала она. - С управляющим герцога.
Ее щеки пылали. Энн надеялась, что не слишком заметно, как она покраснела. И почему она покраснела?
- В самом деле?
Он взглянул на Энн и продолжал смотреть еще некоторое время, пока они в молчании шли дальше.
- Джошуа, - сказала она, наконец. - Я просто собираюсь с ним на прогулку. Я встретила его вчера на берегу, и мы некоторое время прогуливались вместе. И он спросил, не желаю ли я сегодня вновь пойти прогуляться.
Джошуа улыбнулся.
- А я-то себя спрашивал: почему вы остались на берегу? - сказал он. - А у вас там было тайное свидание.
- Глупости! - рассмеялась Энн, но почти тотчас же успокоилась. - Я не хочу, чтобы вы поощряли Дэвида называть Вас кузеном Джошуа.
- Вы бы предпочли обращение «сэр» или «милорд»? - спросил он. - Но ведь он мой кузен.
- Нет, - запротестовала она.
- Энн, - сказал он. - Альберт был мерзким негодяем. Ради вас, Дэвида и Пру, я рад, что он мертв. Но он был моим двоюродным братом, а Дэвид - его сын. Я - родственник Дэвида, а не просто посторонний человек, интересующийся его судьбой. Пру, Констанс и Частити - его тетки, и они вполне готовы признать этот факт. А Дэвиду нужны все родственники, которых можно найти. У него нет ни одного родственника с вашей стороны, по крайней мере, ни одного, о котором вы позволили бы ему узнать.
- Потому что они не желают знать его, - выкрикнула она.
Джошуа вздохнул.
- Я расстроил вас, - сказал он. - Мне жаль. Искренне жаль. Фрея уверяет, что точно знает, что вы чувствуете, и посоветовала мне уважать ваше желание воспитывать Дэвида одной. Но позвольте ребенку называть меня кузеном, Энн. У всех других детей есть кто-то, кого они могут называть папой или дядей. Как, например, в случае с Дэйви. - Эйдан и Ева всегда активно поощряли его не забывать своего умершего отца.
Энн могла бы продолжать спорить и дальше, несмотря на то, что она признавала обоснованность всего того, что он сказал, а также его доброту в признании родственником внебрачного ребенка. Вот только ей самой было трудно признать существование таких родственных отношений. Но в этот момент графиня Росторн повернулась в их сторону, что бы поделиться с ними каким-то замечанием, и они продолжили остаток пути вчетвером.
_________________

вот это скорость!!!