Клуб "Синий чулочек"

— Что за шум? — осведомилась Лисса. И приподняв атласные юбки недошитого бального платья, она приблизилась к окну и посмотрела на улицу. Глаза мгновенно сами собой отыскали его, несмотря на то, что на улице в этот час было довольно многолюдно. Всадник на большом черном жеребце выглядел в окружении неотесанных ковбоев и назойливых торговцев словно горный лев среди выводка котят.
Взгляд Лиссы был прикован к незнакомцу. Тот медленно проезжал мимо окна, небрежно держа поводья одной рукой с кажущейся легкостью, противоречащей настороженному выражению жесткого лица со скульптурно вылепленными чертами. Другая рука словно невзначай легла на рукоятку кольта последней модели, висевшего у бедра. Хотя широкополая шляпа с серебряной лентой вокруг тульи защищала его лицо от солнца, Лиссе все же удалось заметить экзотически красивое, бронзовое, хищное лицо. Прямой, с еле заметной горбинкой нос, густые темные брови, широковатый рот с чувственно изогнутыми губами. Лисса. сама не зная почему, внимательно вглядывалась в четкую линию челюсти с едва заметно пробивающейся черной щетиной. «Интересно было бы пробежать пальцами по колючей поверхности его щек, коснуться этих великолепных губ, посмотреть в чуть суженные глаза? Любопытно узнать — какого они цвета?»
Лисса чувствовала, что не в силах отвернуться. Незнакомец спрыгнул с лошади у самой коновязи, напротив лавки. Как он высок и строен! Широкие плечи, узкие бедра. И двигается с чувственной грацией пумы, преследующей добычу.
Ступив в тень, мужчина нетерпеливо сорвал шляпу, пригладил густую гриву угольно черных волос, доходивших почти до воротничка сорочки.
Лисса продолжала стоять как прикованная, уставясь на пришельца. Ни один мужчина не действовал на нее так!
— Самый греховно опасный человек из всех, когда либо виденных мной, — почти беззвучно пробормотала она.

Лисса, устав от бесконечных сплетен кумушек, собравшихся в лавке портнихи, отправилась в отель на встречу с отцом. Должно быть, он к этому времени уже успел распорядиться, чтобы Крис доставил багаж в ее обычный помер и принес горячей воды для ванны.
Но когда Лисса вошла в отель, за стойкой, на обычном месте не оказалось Ноя. Зная о пристрастии вечно злобного человечка к бутылке, Лисса посчитала, что ей крупно повезло — можно проскользнуть наверх и, слава Богу, не видеть его противной физиономии.
Надеясь, что ванна уже готова, девушка потянулась к ключу, но ячейка с цифрой 12 была пуста.
— Должно быть, Крис взял ключ, чтобы приготовить ванну, — пробормотала про себя Лисса, поднимаясь по лестнице. Дверь двенадцатого номера и в самом деле не была заперта. Девушка ворвалась в гостиную.
— Где же, черт возьми, мои чемоданы? Ничего не успели принести!
Лисса прошипела под нос совершенно не подходящее для дамских ушей ругательство, адресованное Ною Босуику, и замерла, услышав плеск воды из ванной.
— Крис, брось туда соли для ванны с ароматом флердоранжа, и… Ой!
Лисса как вкопанная замерла на пороге. Он, в ее ванне! Голый! Под бронзовой кожей перекатываются мускулы, загорелая рука с изящными длинными пальцами, сжимающими кусок мыла, запуталась в густой поросли черных волос, покрывающих грудь. Длинные мокрые пряди прилипли ко лбу. Незнакомец нетерпеливо тряхнул головой; крошечные брызги полетели во все стороны. Все, что Лисса могла увидеть — неясные очертания тела под водой, слава Богу, ничего больше. Но тут он открыл эти таинственные глаза, в которые несколько часов назад ей так хотелось взглянуть, и сердце девушки, казалось, остановилось. Необыкновенного цвета чистого серебра, обрамленные густыми черными ресницами… чувственные губы чуть искривились в понимающей усмешке, от которой кровь Лиссы закипела. Но тут он заговорил, и ее сердце вновь пустилось в бешеный пляс.
— Боюсь, флердоранж вряд ли относится к числу моих любимых духов, — суховато заметил он. — Кстати, вы не похожи на горничную. Могу я надеяться, что вы присланы в подарок от моего нанимателя?
Лисса, как ни старалась, не могла оторвать взгляда от блестящего тела. Соблазнительные узоры из мыльных пузырьков, лопавшихся на плечах, буквально манили, пальцы сами тянулись прикоснуться, пробежаться по тугим литым мышцам. Наконец Лиссе удалось обрести голос:
— Что вы делаете в моем номере? — задыхаясь, еле выговорила она.
— Ваш номер? Ключ дали мне.
В голосе Джесса звенели веселые нотки.
— Во всяком случае, вы им не пользуетесь! — негодующе отрезала она, заливаясь краской. — Дверь была незаперта! Этот номер отец обычно заказывает для меня! Естественно, я предположила, что…
— Вы, естественно, вошли без спросу и распахнули дверь ванной, услыхав плеск воды, — бесцеремонно перебил он, все еще улыбаясь. — Привыкли подглядывать, как моются мужчины?
И не успела Лисса пробормотать что то, он сделал вид, что встает:
— Дорогая, пока вы не ушли, будьте так добры дать мне вон то полотенце.
Лисса молниеносно повернулась и исчезла под раскаты сочного мужского смеха.
«Что за великолепная кошечка», — подумал Джесс, смывая пену и вытираясь насухо, и, поскольку еще одно появление прелестной, но незванной гостьи было вряд ли возможным, прошествовал в роскошно обставленную гостиную, запер дверь номера и с бритвой в руке вернулся в заполненную паром ванную, чтобы закончить туалет.
Доставая из гардероба развешанные рассыльным чистую сорочку и брюки, Джесс продолжал размышлять об огненноволосой незванной гостье. С первого взгляда понятно, что не горничная… Дорожный льняной костюм рыжевато песочного цвета был чересчур дорогим для простой служанки, да и белые руки не знали тяжелого труда. Может, очень дорогая шлюха? Что то сомнительно. Краска на щеках говорила о невинности и отсутствии опыта, но эти голодные золотистые глаза…
Джесс весело хмыкнул. Даже волчица взирает на теленка с меньшим интересом, чем эта рыженькая малышка рассматривала его в ванне. Просто сама просится в руки, налилась как спелое яблочко!
Но прежде чем Джесс примет неосознанное приглашение, необходимо узнать, кто она такая. Человек его круга может налететь на кучу неприятностей из за богатой белой леди, если даже та сама вешается на шею. Может, после ужина стоит отправиться в самый большой салун в городе и навести справки. Красотка с такими необычными волосами, несомненно, должна быть хорошо известна на такой территории, как Вайоминг, где женщин гораздо меньше, чем мужчин.

Девушка мгновенно осеклась, когда Джесс выступил из тени, и глаза их встретились. Лисса почувствовала, как при виде этой издевательской усмешки сердце ухнуло вниз и понеслось куда то со скоростью курьерского поезда.
— Лисса, это Джесс Роббинс, детектив. Разыскивает угнанный скот, — сухо процедил Маркус, грозно глядя на дочь.
Ослепительно улыбнувшись и мгновенно обретя равновесие, она наклонила голову. Что, черт побери, такого в этом человеке? Достаточно одной его усмешки, чтобы всякая сдержанность куда то испарилась.
— Приятно познакомиться, мистер Роббинс. Надеюсь, обслуживание и удобства пришлись вам по вкусу? — с невинным видом осведомилась она.
— Да, мэм. Обстановка просто роскошная, — кивнул Джесс.
Маленькая кокетка решила поиграть с ним!
— Особенно меня восхищает ванная — там все настолько удобно!
Лисса снова улыбнулась в потемневшее от гнева лицо.
— Лисса, по моему, не стоит…
— Что же вы, джентльмены, так и собираетесь стоять и смотреть, как леди умирает с голоду? — перебила она отца, явно намеревавшегося сказать что то укоризненное.
Мэтис поспешил предложить стул.
— Пожалуйста, садитесь, Лисса, — официальным тоном предложил он, подчеркнуто поспешно отводя ее от наемника и усаживая рядом с собой.
Сай Ивере, нервно откашлявшись, сел по другую сторону.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, теперь, когда зима наконец окончилась, чувствую себя, будто заново на свет родилась.
Джесс наблюдал, как искусно Лисса раскидывает сети обольщения. Очевидно, девчонка привыкла всегда добиваться своего. Окруженная небольшой свитой поклонников, она осмелела и, по видимому, находила особенное удовольствие в поддразнивании его. Наверняка не осмелится сказать отцу, как ворвалась в ванную к совершенно голому мужчине.
Джесс мрачно усмехнулся себе под нос, краем уха слушая, как эти двое обсуждают длинные северные зимы и приход весны.
— Не могла дождаться, пока растает снег, — заметила Лисса, пригубив шерри.
— Любите запах флердоранжа? — тихо осведомился Джесс.
От неожиданности Лисса поперхнулась, но мгновенно взяла себя в руки:
— Ну что вы, мистер Роббинс! В Вайоминге не растут апельсины, но зато я стараюсь как можно чаще душиться этими духами.
Непроницаемо бездонные золотистые глаза выдержали его пристальный взгляд; на лице девушки застыло самое невинное выражение.
Маркус со всевозрастающей неловкостью слушал странный, полный намеков словесный обмен между дочерью и полукровкой. Дьявол все возьми, что здесь происходит?
Но случайно посмотрев на Лемюэла, его губы растянулись в улыбке. Неприрученная кобылка пытается заставить Леми ревновать! Лисса всегда хотела видеть предполагаемого жениха более пылким и внимательным. Ну что ж, поделом Мэтису! Маркусу и в голову не могло прийти, что Лисса посчитает полукровку привлекательным мужчиной!

— Посмотрите на себя! Настоящее чучело, и несет, как от дохлой коровы, две недели провалявшейся на солнце!
— У меня в сумках чистая одежда, — пробормотала Лисса. — Дайте мне немного времени, чтобы отмыться и переодеться.
— Десять минут, иначе я привяжу вас к вьючной лошади, — пригрозил Джесс, завидя приближавшихся мужчин.
Люк, Мэтт и Фестус гораздо сильнее беспокоились за нее, чем ненавистный наемник. Лисса с трудом перебарывала детское желание высунуть язык вслед удалявшейся спине. Почему все, что она ни пытается сотворить, желая привлечь внимание Джесса Роббинса, оборачивается против нее же, заставляя Лиссу выглядеть испорченной девчонкой? Неужели так ничего и не удастся сделать?!
Лисса вздохнула и решительно направилась к седельным сумкам, и, пока отстегивала ремни, в голову пришла неожиданная идея.
Посмотрим, Джесс Роббинс, что ты сможешь сделать!
Медленная улыбка расплылась по черному от грязи лицу. Выхватив тщательно сложенную одежду, Лисса направилась к небольшой рощице на берегу ручья.
Ровно через десять минут она появилась из за деревьев, одетая в белоснежную блузку с оборками и зеленую шелковую юбку с узкими клиньями, совершенно неподходящую для верховой езды, и деловито подошла к Джессу, что то объяснявшему Люку Диверсу.
— Я готова, — мило улыбнулась она.
Джесс обернулся, сузившимися глазами оглядел стройную фигуру.
Как, черт возьми, вы собираетесь сидеть на коне в этих тряпках?!
Лисса с деланной искренностью взглянула на него и усмехнулась.
— Это единственное, что я взяла с собой, если не считать двух вечерних платьев с большим декольте.
Конечно, это было не совсем правдой, но небольшая хитрость не повредит.
— По видимому, мне все таки придется ехать с вами.
Лисса ехидно наблюдала, как неожиданно застыло его большое тело. Джесс выглядел так, словно собирался трясти ее, пока зубы не застучат.
— Бесстыдная маленькая стерва, — пробормотал он себе под нос, и, обернувшись, приказал готовиться в путь. Потом взлетел на огромного жеребца и, протянув руки, поднял Лиссу в седло. Она обхватила руками его талию, не стесняясь, прижалась к нему грудью и терлась бедрами о его ляжки, пока стальные пальцы не сжали запястья.
— Ой, больно! У меня синяки будут.
— Леди, это ничто по сравнению с тем, что вы со мной делаете, — мрачно объявил Джесс. — Именно это вы желали услышать? Ну так считайте, что услышали, поэтому заткнитесь и сидите спокойно. У меня нет настроения болтать.

Расскажите о своей семье, — попросила Лисса и, когда Джесс не ответил, вздохнула.
— Ну ладно, расскажу о своей. Моя мать была первой красавицей в Сент Луисе, из семьи Белшей. Умерла во время эпидемии холеры, когда я была совсем маленькой, поэтому я помню о ней только то, что рассказывал папа. Он, должно быть, очень любил маму, потому что так и не женился. Зато построил «Джей Бар» собственными руками из ничего — начал с пятидесятидолларового участка и превратил его в крупнейшее ранчо в юго западном Вайоминге. Папа настоял, чтобы я получила настоящее образование, какого хотела бы мама, поэтому отослал меня к тете Эдит и дяде Финеасу, когда мне исполнилось восемь. Джесс невесело рассмеялся.
— Как часто говорил один мой партнер, ты несомненно была первой в очереди, когда раздавали языки.
Он почувствовал, как ее затрясло от возмущения, и взглянул в пылающие гневом золотистые глаза.
— Интересно, посещают ли вашу прелестную головку еще какие то мысли, кроме забот о том, что надеть и кого заставить забавлять вас сегодня?
— По вашему, я невероятно глупа и тщеславна, — тихо сказала она, — и мне, конечно, следовало бы прийти в ярость… собственно говоря, я и была вне себя… Но… может, вы действительно правы… я обычно всегда добиваюсь своего.
Лисса задумчиво улыбнулась, но Джесс только презрительно фыркнул:
— Каждый мужчина на территории готов по щелчку хлыста прыгнуть ради вас в горящий обруч!
— Все… кроме вас, — вздохнула девушка. — Скорее всего, именно это и притягивает меня. Во всяком случае, не ваш очаровательный характер!
— Ах, вот оно что. Значит, я бросаю вам вызов? Джесс с циничной улыбкой поднял брови, глядя на Лиссу сверху вниз.
— Не думаю, леди. Вы вполне созревшая маленькая девственница, совсем как спелый плод, готовый вот вот свалиться с ветки, и изнываете от любопытства узнать, что происходит между мужчиной и женщиной… помимо, конечно, нежных пожатий ручек и лунного света. И тут весьма кстати появляется таинственный незнакомец, да еще такой, с которым запрещено водить компанию. Последний человек на земле, которого ваш папочка одобрил бы. Принцесса, вы хотите от меня гораздо большего, чем просто кланяться и пресмыкаться перед вами, как остальной легион поклонников.
Лисса с яростным воплем размахнулась, чтобы ударить Джесса по лицу, но тот перехватил ее запястье и с силой сжал. Лисса, брыкаясь и изворачиваясь, начала вырываться, пытаясь поднять другую руку. Черный жеребец нервно заплясал на месте, и Джесс, выругавшись, грубо встряхнул ее и процедил сквозь сжатые зубы:
— Не устраивайте сцену перед людьми вашего папаши. Если не желаете, чтобы они все разболтали, лучше выпрямитесь и постарайтесь вести себя как леди, даже если исходите злостью.
Резанув Джесса яростным взглядом, Лисса немного утихла и отодвинулась как могла дальше, убитая и пристыженная точностью его оценки.
— Вы невыносимый грубиян, — заявила она, со всем достоинством, на которое была способна.
Джесс невесело рассмеялся.
По мере того как шли часы, на горизонте собирались огромные клубящиеся грозовые тучи, неумолимо надвигающиеся на путешественников. Ветер набирал силу, швырял им в глаза пыль и песок. Наконец небеса словно разверзлись, и на головы людей обрушились потоки дождевой воды.
— Черт побери, вокруг ни деревца! — пробормотал Джесс, вглядываясь вдаль сквозь пелену воды. — Придется пробиваться вперед, чтобы найти хоть какое то убежище, прежде чем засверкают молнии! — крикнул он Диверсу.
Старик кивнул, и они молча пришпорили коней, пока вокруг бушевали разгулявшиеся силы природы.
Джесс чувствовал, как дрожит от холода Лисса — ее одежда мгновенно промокла.
— Надеюсь, такая храбрая искательница приключений, как вы, не боится маленького дождичка? — пошутил он, перегибаясь, чтобы отстегнуть от седла скатку.
— С самого детства ненавижу грозу, — призналась Лисса.
— Вы простудитесь! Эта нарядная штучка очень мила, но не годится для нагорных равнин.
Джесс видел почти все сквозь мокрый прозрачный батист, прилипший к телу и ясно обрисовавший контуры кружевного, низко вырезанного лифчика. Только обвисшие спереди оборки мешали Джессу определить цвет ее сосков через тонкую намокшую ткань, но дерзко торчавшие вверх камешки натягивали материю. Черт возьми, прежде чем Джесс успел понять и осознать, что происходит, он уже мечтал о том, чтобы прикоснуться к ним, почти почувствовал их вкус во рту, словно припал губами к нежным холмикам.
Джесс в отчаянии застонал, когда девушка теснее прижалась к нему. Он резко развернул пончо и натянул его на себя и Лиссу. Ее руки крепко обхватили его талию, рыжеволосая головка легла на грудь. Вскоре тепло тел внутри тяжелого шерстяного покрывала окутало их плотным коконом. В ноздри Джесса ударил аромат апельсиновых цветов, смешанный с едва уловимым запахом женщины, и Роббинс понял, что его мужское естество властно пробуждается.
Лисса ощутила, как на бедро давит ком напряженной плоти. Так, значит, она всего лишь избалованная маленькая девственница? Ну что ж, по всему видно, его так же влечет к ней, как ее к нему. Несмотря на усталость и отчаяние, Лисса едва удержалась от смеха.

— Не стреляй, Джесс! Это всего навсего собака — ирландская овчарка.
Она протянула руки пытавшемуся спешиться Джессу, и, когда тот навалился всем весом на девушку, пес вклинился между Роббинсом и хозяйкой. Отогнав Кормака, Лисса положила левую руку Джесса себе на плечо и, поддерживая, едва ли не волоком, потащила к дому. Случайно коснувшись правой рукой его бока, она с ужасом увидела алую кровь на пальцах.
— Ты истекаешь кровью!
— Иногда такое случается, когда в меня стреляют, — процедил Джесс сквозь стиснутые зубы.
— Но кто? Где?
— Трое грабителей, — один из них работал на твоего отца. Имен не припомню.
— Работал… — повторила она с внезапно пробудившимся ужасом.
— Да. Я пытался привести их коней, но не было сил натягивать поводья. Пришлось отпустить их где то с час назад.
Лисса судорожно сглотнула горькую слюну, но промолчала. Они были уже почти у крыльца главного дома, когда Джесс понял, куда направляется Лисса.
— Не сюда. Мне нужно дойти до спальни ковбоев.
— Глупости! В таком состоянии вы туда не доберетесь!
— Мне нужно зашить и перебинтовать рану, а это обычно делает повар.
— Только не в «Джей Бар». Здесь, — я сиделка. Пойдем!
Она потянула Джесса к крыльцу. Несколько секунд он вяло упирался, но, поняв, что вот вот потеряет сознание, и не желая свалиться прямо во дворе, подчинился. Насупленная Жермен с поджатыми губами вылетела в холл, чтобы встретить их у порога.
— Сюда он не войдет, — прошипела она Лиссе.
— Мы всегда лечим больных в большом доме.
— Он не ковбой, — огрызнулась Жермен.
— Отойди с дороги, или я натравлю на тебя Кормака.
Охнув от негодования, Жермен, тем не менее, нехотя отступила, давая Лиссе и Джессу пройти.
— Он зальет кровью мои ковры, — процедила она.
— Крайне невежливо с моей стороны, мэм, — заметил Джесс с улыбкой, тут же превратившейся в гримасу.
Не обращая внимания на злобные реплики экономки, Лисса повела раненого к кухне.
— Лучше сделай раз в жизни доброе дело, Жермен, и вскипяти воду.
Они кое как добрались до кухни, Лисса, усадив Джесса на стул с высокой спинкой, захлопотала, доставая бинты и дезинфицирующие средства, пока мадам Шанно, двигаясь так медленно, словно находилась при смерти, ставила котелок с водой на новомодную чугунную плитку.
— Давайте я помогу вам снять рубашку, — жизнерадостно велела Лисса, хотя в этот момент ей было вовсе не до веселья. — Вы потеряли много крови. Вся штанина промокла.
Лицо Джесса, несмотря на загар, смертельно побледнело.
— Видели бы вы одеяло, которым я обернулся. Хоть выжимай! — с трудом промямлил он, пытаясь расстегнуть пуговицы. — Есть в этом доме что нибудь выпить? Я нуждаюсь в чем то подкрепляющем…
— Жермен, принеси ка стакан бренди из запасов лапы.
— Не думаю, что ваш отец…
— Учитывая, сколько спиртного ты выливаешь в себя, уверена, что он даже не заметит, если Джесс выпьет немного в медицинских целях.
Взгляды женщин скрестились, и экономке пришлось капитулировать.
Лисса сама расстегнула и стащила с Джесса сорочку, стараясь не причинить лишней боли. Возвратившаяся Жермен сунула Джессу стакан бренди и подошла к печке, где уже кипела вода. Джесс в шутливом приветствии поднял тонкий хрустальный стакан, осушил его одним глотком и встряхнул головой.
— Лучше! — объявил он.
Лисса, встав на колени, исследовала глубокую борозду на коже.
— Никогда раньше не пыталась лечить пулевые ранения, — вздохнула она и, закусив от напряжения губу, выжала тряпку, смоченную в кипятке, и начала смывать кровь.
Джесс вопросительно поднял бровь.
— Ну, а вообще вы когда нибудь раны видели? — осведомился он.
Лисса выдавила беззаботную улыбку.
— Боитесь, что не сумею, Роббинс? Я добровольно работала в больнице, в Сент Луисе.
Девушка не призналась, что ей позволяли ухаживать только за женщинами и детьми, а здесь, в «Джей Бар», она не имела дела ни с чем серьезнее стертых ног да обожженных канатом пальцев. Но даже занятая работой, Лисса чувствовала, как сверлят спину глаза домоправительницы.
— Подержи котелок с водой, Жермен, — велела она. Бросив полуиспуганный взгляд на Джесса, экономка быстро заговорила по французски:
— Ты никогда раньше не лечила полуголых мужчин! Нужно было приказать ковбоям отнести его на кухню, — повар сделал бы все что нужно. Ты все это вытворяешь, потому что хочешь его! Глупая прихоть школьницы!
— Почему то мне кажется, что прикосновения мисс Лиссы гораздо нежнее и осторожнее, чем у повара, каковы бы ни были ее мотивы, — отозвался Джесс на том же языке.
Говорил он бегло и совершенно без акцента.
Жермен Шанно едва не уронила котелок. Лицо мгновенно залилось багровой краской, еще более темной, чем кровавая вода в котелке. Она явно была вне себя от бешенства, но нашла силы промолчать.
Лисса поспешно отдернула руку с тряпкой и тоже покраснела.
— Где это, спрашивается, вы научились французскому?
— Не там, где вы, — насмешливо бросил Джесс.
— Несомненно, поскольку я закончила школу для девочек — Академию мисс Джефферсон, в Сент Луисе. Каждая леди обязана уметь объясняться по французски, чтобы не скомпрометировать себя в обществе, — протараторила она, явно имитируя наставницу. — А где вы приобрели столь необходимые знания?
Джесс пожал плечами, но тут же сморщился, когда Лисса возобновила свое занятие:
— Северная Африка. Я был во Французском легионе.
— Французский Иностранный легион?!
Глаза Лиссы стали такими же круглыми и огромными, как мексиканские золотые монеты.
— Это вовсе не так романтично, как кажется, — сухо сообщил он и тут же сменил тему: — Вы зашивали когда нибудь раны?
Лисса вздрогнула, но смело посмотрела ему прямо в глаза.
— На своем веку успела вышить десятки подушек, — объявила она и, с трудом сглотнув, добавила: — По моему, особой разницы нет. Кровь я смыла.
Она встала и начала разыскивать в аптечном шкафчике нитку с иголкой.
Джесс, наблюдая за ней, заметил, как еле заметно дрожат руки девушки. Несмотря на это, она оставалась удивительно спокойной и хладнокровной при виде такого количества крови.
— Большинство женщин, которых я знал, впали бы в истерику и предоставили бы мне выкарабкиваться самому. Уж не припомню, сколько собственных ран мне пришлось зашить.
— Думаю, лучше позволить мне позаботиться об этом, — сказала Лисса, прижимая к его боку чистое полотенце. Может, хоть немного помедленнее течь будет, — вздохнула она, исподтишка рассматривая бронзовые мускулистые руки и грудь, испещренные в нескольких местах небольшими белыми шрамами.
Какая жалость, что такое прекрасное тело изуродовано!
Жар снова опалил щеки Лиссы, и она с трудом оторвала взгляд от могучих мышц и островков жестких черных волос. Правда, если не слишком присматриваться, шрамы почти неразличимы и только придавали Джессу еще более экзотично мужественный вид. Лисса с трудом подавила желание провести ладонью по этой широкой груди:
— Вижу, вы и вправду вели жизнь вполне соответствующую вашей репутации опасного человека.
— Да, жизнь довольно распутную и сомнительную, — цинично улыбнулся Джесс, словно прочтя ее мысли, наблюдая, как щеки девушки в который уже раз порозовели.
Лисса с сомнением оглядела иглу с ниткой и едко •заметила:
— Не выводите меня из себя, вам же хуже придется.
— Я вывожу вас из себя и заставляю нервничать, потому что запретный плод сладок. Вы попросту заинтригованы, поэтому и нарушаете все правила приличия.
Он перевел взгляд на Жермен: та поджала губы, но все таки сказала:
— Он правду говорит, Лисса. Тебе следовало бы оставить его в покое.
Вы хотите именно этого, Джесс. Чтобы вас оставили в покое? — поддразнила она, потянувшись к оставленной на столе иголке.
Не обращая внимания на издевку, Джесс отнял от раны смоченное в холодной воде полотенце.
— То, что человек хочет, имеет весьма мало общего с тем, что получает. Лучше зашейте рану и покончим с этим.
Сначала я должна все протереть раствором карболки.
Джесс сцепил зубы, но не пошевелился, пока Лисса лила едкую жидкость на зияющий разрез.
— Удивительно стоическая личность. Это в вас индейская кровь говорит?
— Нет, испанская. Мать была наполовину мексиканкой, помните? Чертовски несгибаемый народ.
Набрав в грудь побольше воздуха, Лисса продернула нитку, проколола кожу еще раз, сделала первый стежок. Проколоть. Продернуть. Затянуть. Проколоть. Продернуть. Затянуть. Она повторяла эти движения снова и снова, сшивая рваные края рассеченной плоти. Джесс молча терпел, ничего не выказывая, как ему больно, — только на лбу выступили крупные капли пота.
— Надеюсь, вы не собираетесь грохнуться в обморок и испортить всю мою работу? — осведомилась Лисса.
— Нет. Бренди обладает удивительной способностью восстанавливать силы, — процедил он сквозь сжатые зубы, пока Лисса закрепляла нитку.
— Ну вот, не так уж и тяжело, если учесть, что я делала это впервые, — задумчиво протянула Лисса.
— Вам легко говорить, — возразил он, поднимая руку и осторожно пробуя согнуться.
— Чем вы орудовали — плетеной реатой или туарегской саблей?
— Вышивальной иголкой номер семь, — ехидно отрезала Лисса.
Оторвав несколько полосок чистой ткани на бинты, она взглянула на окончательно испорченную рубашку и повернулась к домоправительнице.
— Жермен, пойди в прачечную, принеси какую нибудь папину старую рубашку. Мистеру Роббинсу нечего надеть.
Мадам Шанно в отчаянии вскинула руки и, отпустив несколько отборных реплик на французском, вылетела из двери, чтобы выполнить приказание.
Лисса, сжимая бинты, опустилась перед Джессом на колени:
— Поднимите руки, — велела она.
Джесс подчинился. Под темной кожей симметрично перекатывались великолепные мускулы. Во рту девушки неожиданно пересохло. Она облизнула губы и начала обматывать его талию бинтами.
Джесс невольно заметил кончик розового языка, который Лисса прикусила, словно школьница, сосредоточенно хмурясь.
Когда она потянулась к нему, кончики упругих холмиков прижались к его груди, и Джесс, ощутив, как кровь прилила к чреслам, а брюки натянулись, выругался про себя.
— Господи, не знал, что во мне осталось столько крови!
Лисса ощущала слабые запахи конского и мужского пота, и еще какой то неопределенный аромат, который научилась безошибочно распознавать как принадлежащий лишь ему одному. Глубоко проникающий в каждую жилку жар прокрался в руки и ноги, сосредоточился внизу живота, заставляя сердце лихорадочно колотиться. Дрожащими руками она продолжала обматывать рану бинтами, а в ушах грохотом отдавались удары сердца. Каждая частичка ее существа была невероятно возбужденной и в то же время странно вялой.
Ни один мужчина не вызывал во мне таких чувств!
Лисса завязала узел, но не отстранилась от Джесса, только подняла лицо, и глаза их встретились. Руки девушки легли ему на грудь, кончики пальцев скрылись во вьющихся черных волосах. Он выпрямился и застыл, не делая попытки прикоснуться к ней.
— Лисса, это опасно.
— Знаю, — задыхаясь, пробормотала она. Только услышав шаги Жермен на заднем крыльце, он отстранил руки Лиссы и встал, преодолевая дрожь в ногах.
Совершенно очевидно, что не только рана и потеря крови были причиной его слабости, и оба понимали это.
— Крайне обязан за помощь, — хрипло выдавил Джесс и отвернулся, протягивая руку, чтобы взять рубашку, принесенную экономкой. Морщась от боли, он натянул сорочку и стал застегивать пуговицы. Бледно серая мягкая ткань подчеркивала цвет его глаз и контрастировала с загорелой кожей. Жермен выбрала самую старую выцветшую сорочку, но эффект оказался прямо противоположным тому, на который она рассчитывала.
— Вам бы следовало отдохнуть, — посоветовала Лисса.
Голос ее дрожал и прерывался. Джесс согласно кивнул.
— Я так и сделаю — в доме ковбоев.

Джесс попытался представить, каково это — любить женщину так сильно, что, потеряв ее, не захочешь жить. Невозможно. Так просто не бывает. Единственной женщиной, к которой Джесс питал нежные чувства, была его мать, но она умерла, когда он воевал в Северной Африке. Конечно, в подружках у Джесса недостатка не было, еще с пятнадцати лет он редко проводил ночь один, но ни одна не затронула сердце. Джесс собирался жениться на какой нибудь порядочной мексиканской девушке, как только скопит достаточно денег, чтобы увеличить ранчо. Такая не будет стыдиться индейской крови в жилах мужа и удовольствуется простой жизнью жены небогатого ранчеро. Но ни о какой страстной любви Джесс не помышлял, — в его представлении брак был чем то вроде дружеского союза, в котором супруги вместе трудятся и растят детей.
Таковы были его планы, но на этот раз стоило Джессу закрыть глаза и подумать о будущем, как перед мысленным взором вставала не черноволосая мексиканка с большими покорными оленьими глазами, а светлокожая красавица с янтарными глазами и локонами цвета тлеющих углей в очаге. Лисса… Он чувствовал, как прижимаются к нему нежные округлости и бедра… Когда она соблазнительно терлась об него всем телом, в ноздри бил пряно сладкий запах флердоранжа.
Она избалованная, бессердечная кокетка. Забудь о ней.
Джесс порывисто перевернулся и выругался от резкой боли в боку. Удивительно, что Лисса оказалась такой хладнокровной сестрой милосердия. Такая красотка из высшего общества должна была бы потерять сознание при виде крови. Дочь Маркуса Джейкобсона должна была бы также впасть в истерику при первом взгляде на наемника полукровку, а она повела себя весьма странно.
Чем больше Джесс думал об огненноволосой колдунье, тем больше терял спокойствие. Наконец он сбросил одеяло, сел, и только успел натянуть брюки и начать их застегивать, как дверь с громким скрипом распахнулась. В руке Джесса мгновенно оказался кольт, но порог переступила всего навсего Лисса.
— Сдаюсь. Не стреляйте, — попросила она, направляясь к топчану.
Джесс поставил револьвер на предохранитель и сунул его в лежавшую на постели кобуру.
— Чертовски глупая выходка. Никогда не подкрадывайтесь так к человеку, принцесса. Вас могут подстрелить.
Он мрачно нахмурился, окидывая приближавшуюся девушку. Сегодня на ней было ситцевое платье яблочно зеленого цвета с круглым вырезом, отделанным пышными белыми кружевными оборками. Волосы, зачесанные назад, рассыпались по спине копной мягких локонов, стянутые на голове лентой того же цвета. Какое необычное сочетание девичьей невинности и чувственной красоты!
Она была очаровательна и знала это.
Лисса не могла наглядеться на него; на этот смуглый великолепный торс, совершенно обнаженный, если не считать ослепительно белых бинтов. Глаза девушки не отрывались от причудливых островков черных волос, исчезавших за поясом полузастегнутых брюк. Она задохнулась, чувствуя, как бешено колотится сердце, и, облизнув губы, попыталась заговорить:
— Я подумала, что вы вряд ли придете в дом на перевязку, поэтому…
— Леди, вы попросту ненормальная, понимаете? Нельзя оставаться с мужчиной, тем более таким, как я. Отец шкуру с вас снимет, если узнает!
— Но его здесь нет, — прошептала она, — а рану действительно нужно перевязать.
Собрав все мужество, она подошла ближе и вновь ощутила его запах. Джесс стоял совершенно неподвижно, не пытаясь отступать, но и ничем не показывая, что собирается пойти ей навстречу.
— Поднимите руки, я разбинтую вас, — прохрипела Лисса.
Джесс не спеша сделал, как ему велели. Все эти великолепные мускулы напряглись, когда она потянулась, чтобы развязать бинты. Волосы на груди щекотали кончик носа Лиссы, и она поспешно отстранилась, подавляя желание зарыться лицом в жесткую поросль, зная, что сделать это сейчас будет тактической ошибкой. Пальцы неловко возились с узлом; наконец он поддался, и девушка, размотав ткань, начала внимательно осматривать воспаленную борозду.
— Боюсь, останется довольно большой шрам. Джесс опустил руки, пока Лисса возилась с карболкой.
— Думаю, он окажется в большой компании, так что все это не имеет значения.
Лисса подняла безмолвно вопрошающие глаза. Джесс беспечно усмехнулся:
— Остальные у меня ниже талии.
— О… — все, что смогла сказать Лисса, ненавидя себя за вырвавшийся жалкий писк.
Я веду себя, как десятилетняя дурочка. Тихий смешок почти заставил ее выронить пузырек с карболкой. Он издевается над ней!
Лисса со злостью провела смоченной едким раствором салфеткой по шву и была вознаграждена гортанным проклятьем — Джесс на мгновение застыл и тут же отстранился.
— Осторожнее с этой штукой, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Еле заметная улыбка коснулась губ Лиссы, заплясала веселыми искорками в глазах, превратив их в чистое золото.
— Как насчет вашей стоической испанской крови?
— Не хотелось бы потерять ее еще больше… Лисса, удовлетворенно хмыкнув, закончила обработку раны и заткнула пробкой флакон.
— Через пару дней сниму швы. Как считаете, сможете выдержать операцию? — осведомилась Лисса, вынимая чистые бинты.
— Вполне, принцесса, но не думаю, что стоит… Он многозначительно замолчал. Лисса знала, что Джесс намекает на что то не вполне приличное, но не совсем поняла, что он имеет в виду. Однако девушка видела, что ее присутствие тревожит его. Глаза Джесса переливались расплавленным серебром, тело было напряжено, как струна. Продолжая обматывать его бинтами, Лисса опустила глаза и заметила тугой ком в брюках, распирающий ширинку. Лицо девушки вспыхнуло, руки нерешительно замерли.
Поняв, о чем думает Лисса, и злясь на собственное предательское тело, Джесс решил перейти в нападение.
— Видите, какое воздействие вы производите на мужчин вроде меня, принцесса. Лучше бегите ка поскорей в свой большой шикарный замок, да заприте все двери.
Девушка затянула узел, но почему то была не в состоянии отстраниться от него. Наклонив голову, она прошептала:
— А если я не хочу бежать?
— Тогда случится вот что, — бешено прорычал он. Стальная рука обвилась вокруг ее талии, притянула к полуобнаженному бронзово смуглому телу, другая запуталась в буйных огненных локонах, запрокидывая ее голову. Губы Джесса намеренно грубо впились в ее губы так сильно, что девушка не могла шевельнуться. Лисса чувствовала, что задыхается, но когда попыталась втянуть в себя хоть немного воздуха, его язык, минуя преграду зубов, пробился внутрь во влажную пещерку рта, ласкающе скользнул к небу, обвился вокруг ее языка.
Казалось, Джесс поглощает ее, пробует на вкус. Эти губы становились все безжалостнее, а его воспаленная плоть прижималась к накрахмаленному платью, пока тонкая материя не смялась, не потеряла форму и не пропиталась запахом мужчины, разгоряченного самца.
Сначала Лисса испугалась, но всего лишь на мгновение. В ту ночь, наблюдая, как Джесс ласкает певичку из мюзик холла, Лисса невольно терзалась желанием ощутить его страстные поцелуи, узнать, что это такое. И вот теперь он показывал ей, и это было великолепно, восхитительно, потрясающе! Ее руки обняли его узкую талию, и Лисса, приподнявшись на цыпочки, вся отдалась поцелую, повторяя каждое его движение с неискушенным, простодушным, но ненасытным голодом любопытной молодой девственницы, как ее называл Джесс.
Джесс почувствовал, как она возвращает его ласки, в слепой покорности вжимаясь в него все теснее.
Кровь в его жилах закипела так буйно, словно он вновь стал зеленым мальчишкой, сгорающим от желания познать свою первую женщину. Он сжал ее грудь одной рукой, другой приподнял ягодицы, вдавливая ее бедра в свои, подчиняя их единому ритму.
Почти… Он едва не бросил ее на топчан, не сорвал с нее одежду, но топот копыт в загоне jt приветствие старого повара прорвались сквозь туман похоти:
— С возвращением, мистер Джейкобсон. Так и думал, что вернетесь к клеймению.
Джесс оттолкнул Лиссу, и она, невольно попятившись назад, споткнулась о топчан и едва не упала.
Нежная кожа была вся исколота щетиной, зрачки расширены, кончики тонких пальцев едва касаются губ, дыхание, как и у него, прерывистое, воздух короткими хриплыми толчками вырывается из легких.
Джесс судорожно схватил рубашку, натянул, быстро собрал пузырьки и бинты, сунул в корзину.
— Берите и убирайтесь отсюда, пока мне не пришлось пристрелить вашего папашу.
Когда Лисса взяла корзину и медленно зашагала к боковой двери, Джесс вцепился в ее руку и показал на другой конец длинного здания:
— Сюда. Он идет в конюшню. Нельзя, чтобы он поймал вас, или придется дорого расплачиваться!
Прижав корзину к груди, Лисса метнулась по скрипучему полу к выходу. Прежде чем Маркус успел выйти из конюшни, девушка уже пробежала через дорогу и скрылась в доме.

Джесс затаил дыхание, когда девушка наконец появилась на поверхности, потряхивая волосами и посылая во все стороны каскад радужных капель. Молочно белая кожа переливалась серебристыми ручейками, извивавшимися прихотливыми рисунками, по изгибам маленьких, задорно торчавших вверх, словно изваянных из мрамора грудей и стройных округлых бедер. Кровь мгновенно прилила к чреслам Джесса, вызвав глухую нестерпимую необлегчаемую боль, вырвавшую из горла тихое, почти звериное рычание. Джесс вспомнил ощущение мягкой покорной плоти, когда он стискивал эти упругие маленькие ягодицы, вес крепче прижимая ее к себе. И она с такой готовностью шла к нему, словами и взглядом призывая его снова и снова, пока муки и терзания едва не довели Джесса до безумия.
Он пытался избегать Лиссу, но это ничего не дало. Как, впрочем, и страстные постельные схватки с Кэмми. Лисса стала пламенем в его крови, в ушах звучала ее песня сирены, манившая в пропасть гибели.
Джесс выступил на полянку и подвел Блейза к воде. Конь стал жадно пить. Ветер переменился, и Кормак поднял голову, понюхал воздух и, повернувшись туда, где стоял Джесс, радостно залаял.
— Кормак, что это с тобой?
Лисса посмотрела в сторону берега, следуя за направлением взгляда собаки.
— Джесс!
Девушка широко раскрыла глаза и выпрямилась, стоя по колено в воде, слишком изумленная, чтобы попытаться прикрыться, и молча наблюдала, как Джесс спокойно сбрасывает с себя одежду. Во рту у нее мгновенно пересохло, тело сотрясала крупная дрожь, пробившаяся откуда то изнутри, наполнившая ее странной летаргической сонливостью… хотя… никогда в жизни она не ощущала такую радость жизни, столь непонятное волнение и жажду любви.
— Что… что ты делаешь?
Ее голос звучал словно издалека, хриплый, задыхающийся, как будто Лисса только сейчас пробежала много миль.
Джесс помедлил немного, потом швырнул сорочку на груду остальной одежды, уже лежавшей на берегу.
— А как по твоему, Лисса? Ты пренебрегаешь всеми условностями. Я тоже имею право вести себя безрассудно, не так ли?
— Но я вовсе не легкомысленна.
Лисса невольно пожирала глазами перекатывающиеся на плечах мускулы и островки волос на груди.
— Резвиться в чем мать родила в уединенном озере, где любой прохожий может на тебя наткнуться… это, по твоему, не опрометчивость? Едва не вынудила меня застрелить Брюстера — это ли не безумие?! Рисковать любимым конем, загнав его в зыбучий песок, это, видимо, рассудительность и хладнокровие? Леди, я в жизни не видел, чтобы женщина столько раз попадала в беду по собственной глупости, разве что только в дурацких мелодрамах.
Пальцы быстро задвигались, расстегивая ширинку.
От брошенных в лицо обвинений Лисса залилась краской, но упрямо отказывалась признавать их справедливость.
— Я взяла с собой Кормака. Он сумеет защитить меня от любого!
Джесс испепелил ее презрительным взглядом:
— Возможно, но не от всякого! — И, чуть помолчав, спросил: — Скажем, к примеру, когда ты в последний раз видела, как Кормак стреляет из винчестера?
Он продолжал спокойно расстегивать брюки.
Лисса отступила на шаг, неуверенно глядя на пса, с недоуменным видом стоявшего в неглубокой воде, и выбивавшего хвостом равномерную дробь по идущей мелкой рябью поверхности воды.
— А еще считаешься сторожевой собакой! Хорош! — прошептала она, вновь, словно завороженная, поворачиваясь к Джессу.
Тот пинком отбросил брюки и зашагал к озерцу, медленно, намеренно крадучись, словно хищник, преследующий добычу. Все в этом сильном мускулистом теле дышало неутомимой энергией, чувственным голодом. Он был самцом, жарким, яростным, стремившимся взять ее. На этот раз Лисса видела его ясно — с ног до головы. Ее глаза скользили от его лица все ниже, к этой широкой груди, к красноватой бороздке от не совсем зажившей раны, к треугольнику курчавых волос, великолепному мужскому естеству, стоявшему прямо, напряженно, гордо, показывая, что на этот раз его обладатель не собирается отступать.
Лисса нерешительно шагнула назад, не желая протестовать, не в силах бежать. Это то, чего она хотела!
И, словно подслушав ее мысли, Джесс сказал:
— Ты преследовала меня с той минуты, как я оказался в Вайоминге, Лисса, дразнила, кокетничала, выставляла напоказ красивое тело, пока я в конце концов не потерял покой и сон. Я горел словно в огне и горю сейчас. Я могу задушить тебя Лисса, или могу любить…
Словно желая подчеркнуть свои слова, Джесс заходил все глубже в ледяную воду, не обращая внимания на холод, пока не оказался перед Лиссой. Она почувствовала запах пота и разгоряченной кожи, ощутила жар, исходивший от возбужденной плоти, и против воли подняла руку и коснулась его груди. Его сердце забилось в ее ладони так сильно, что Лисса попыталась отдернуть пальцы, но его рука легла сверху, не давая отстраниться.
Они больше не чувствовали ни палящего солнца, ни холодной воды, просто стояли и смотрели в глаза друг друга.
— Видишь, что ты делаешь со мной? — хрипло прошептал он, прижимая ее ладонь к рвущемуся из груди сердцу. — И что я делаю с тобой…
Другая рука коснулась упругого холмика, задержалась на бледно розовой вершинке, мгновенно сжавшейся в твердый камешек.
— Ты тоже томишься, и внутри все болит, правда? — словно обольщая, пробормотал Джесс.
Лисса застонала, ощущая тупое тяжелое биение крови в груди, тугой ком, собравшийся внизу живота. Пальцы ее робко дотронулись до его руки, провели по изгибу плеча, зарылись в длинные прямые волосы на затылке.
— Да, Джесс, — просто ответила девушка.
Низкий, почти звериный рык вырвался из груди Джесса, и, подхватив Лиссу на руки, он устремился к берегу, где она перед тем, как войти в воду, разостлала одеяло на мягкой траве. Она уткнулась лицом в его плечо, прижалась изо всех сил, чтобы ничего не видеть. Кормак, устав следить за людьми, так решительно игнорировавшими его, почуяв белку, прыгавшую с ветки на ветку, двумя огромными прыжками вылетел из озера и исчез в глубине каньона, явно решив поохотиться.
Джесс положил Лиссу, накрыл ее своим телом, запустил руки в длинные мокрые волосы, несильно дернул, пока девушка не повернула к нему лицо. Его рот накрыл ее губы, раздавливая, поглощая, ища входа. Лисса покорилась — его язык наконец столкнулся с ее языком, встретился, скользя, обвиваясь, лаская толчками в одном ритме с раскачивающимися движениями бедер.
Лисса ощущала, как его дыхание учащается, становится более тяжелым, а руки находят все мягкие потаенные изгибы и впадины, влажные шелковистые тайны ее неопытного тела. Воздух болезненными толчками вырывался из ее легких, но она все ожесточеннее льнула к Джессу, затерявшись в его грубой, дикой, буйной чувственности.
Наконец он оторвался от ее губ, оставив Лиссу словно в тумане, и приподнялся на локти, чтобы лучше разглядеть раскрасневшееся лицо и ослепительно белую плоть. Каким темным выглядело его тело рядом с этой молочной кожей! Все законы и кодексы Запада запрещали ему прикасаться к этой женщине, но он все равно возьмет ее.
Лисса вздрогнула, когда Джесс, словно внезапно забыв о безумной страсти, начал медленно, нежно ласкать ее, добиваясь ответною чувства и подогревая собственное вожделение.
— Ты невероятно прекрасна, — выдохнул он, гладя затвердевшие соски ее грудей.
Когда его ладонь, скользнув по животу, замерла на холмике, покрытом темно рыжими локонами, бедра девушки непроизвольно выгнулись. Она завороженно смотрела в жесткое красивое лицо, бесстрашно встречая взгляд глаз, переливающихся расплавленным серебром, и видела в них безумное желание, отчаяние страсти, лишавшее разума.
Джесс вновь опустил голову; длинные волосы закрывали его лицо, пока губы терзали горевшие сладкой болью соски. Потом обвел языком затвердевший холмик и впился губами в душистый бутон. Придушенный крик вырвался у Лисы — безудержное, ошеломительное наслаждение, до сих пор неизведанное, охватило девушку. Джесс впился поцелуем в другую грудь; девушка, всхлипывая, повторяла его имя, вцепившись пальцами в литые мускулы, бугрившиеся на спине, оставляя отпечатки ногтей. Горячие губы обжигали вздрагивающую плоть. Лисса извивалась под ним, бессознательно раздвинув ноги, когда его колено скользнуло между ее ляжек.
Лисса чувствовала, как настойчиво прижимается к животу пульсирующее напряженное мужское естество, упирающееся в то место, где соединялись бедра. Раньше, когда Джесс входил в воду, Лиссе оно показалось угрожающе огромным, способным разорвать и уничтожить ее. И теперь, когда Джесс, чуть покачиваясь, отыскивал вход в потаенные глубины ее тела, страх вновь вернулся.
Джесс почувствовал, как застыла и напряглась девушка, и, стиснув зубы, глубоко прерывисто вздохнул, проклиная себя за невероятную, немыслимую глупость. Лисса была девственницей, а он всегда предпочитал держаться подальше от девственниц. Джесс потянулся к ее руке, положил маленькую ладошку себе на живот.
— Коснись меня, Лисса. Почувствуй, — хрипло прошептал он, сомкнув ее пальцы вокруг вздрагивающего от напряженного ожидания фаллоса.
Такой твердый и все же гладкий, бархатистый… горячий. Пальцы девушки невольно сжались чуть крепче. Джесс безмолвным жестом показал, как гладить и ласкать его, но вскоре, тихо застонав, отнял свою руку. Вздрагивающая беспомощность его реакции поразила и взволновала Лиссу. С этого момента он принадлежал ей, этот смугло зловещий незнакомец, притянувший ее с первого же появления.
Когда Лисса прошептала его имя, Джесс медленно выдохнул воздух, который так долго удерживал в груди, отчаянно пытаясь не выплеснуть семя прямо сейчас, до того как успел овладеть девушкой.
Лисса почувствовала гладкий кончик его плоти, трущийся о внутренние стенки влажной скользкой расщелины. Все — это томительное пульсирующее желание, огненно раскаленная страсть, наполнявшая каждую частичку тела, мечты и явь, терзавшие Лиссу с той минуты, когда она встретила Джесса, — сосредоточилось теперь в глубинах ее тела. Это было невыносимо… это было сладостным раем.
— Пожалуйста, — охнула она еле слышно, не сознавая, о чем молит, но отчаянно стремясь получить это.
Джесс отстранил ее пальцы и начал медленными толчками входить в нее, не зная, насколько она готова принять его. Он чуть раскачивался из стороны в сторону, гладя кончиком фаллоса нежную плоть. Бедра Лиссы задвигались, пытаясь втянуть его глубже, и Джесс, потеряв голову, одним мощным рывком врезался в нее, погружаясь в жаркую шелковистую пропасть.
Лисса тихо мучительно застонала, частично от боли, но еще и от чего то иного, чем просто боль, гораздо сильнее, более требовательного, трепетно ошеломительного чувства заполненности, целостности, невыносимого настойчивого давления, побуждавшего ее податься навстречу мужскому телу. Его губы отыскали ее рот, заглушая крики голодным поцелуем, жадно впиваясь, терзая, гладя… Язык пробился внутрь через преграду зубов, лаская в одном ритме с толчками фаллоса, когда Джесс начал медленно двигаться, приподнимаясь и снова погружаясь в ослепительное блаженство, сначала осторожно, потом все смелее. Вздрагивая и трепеща, Джесс пробормотал почти не отрывал губ, но все убыстряя темп:
— Такая тугая… тесная… теплая… прекрасная… Отдайся мне, Лисса. Не нужно сдерживаться… взлетим вместе.
И она подчинилась, позволив бедрам выгибаться и опускаться, сливаясь с ним в едином порыве, изнемогая от томления, жаждущая и в то же время странно счастливая. Лихорадочный животный голод, возникший из крохотного всплеска, вырос в огромные бушующие волны захлестывающего беспощадного экстаза. Каждый удар обострял и усиливал наслаждение, пока Лиссе не показалось, что она вот вот сойдет с ума.
Сам Джесс пытался сохранить остатки сознания, до глубины души потрясенный испытанным блаженным ощущением этой узкой девственной расщелины, упругостью великолепного молодого тела, но больше всего — нескрываемой радостью, с которой она отвечала ему: Лисса в самом деле хотела этого… хотела его. И тут он почувствовал, как ее ногти впиваются в его спину, раздирая кожу, услышал гортанные тихие, возбужденные крики. Шелковистый тугой чехол конвульсивно сжался вокруг его напряженного естества, и он, потеряв голову, вырвался на свободу, излив свою жизненную силу в таинственные глубины.
Лисса, охваченная волшебным, всепожирающим пламенем, безудержно падала в темный тоннель, в конце которого виднелась ослепительно яркая, все расширяющаяся точка. И тут она внезапно вырвалась из жаркой темноты в еще более опаляющий свет, к блистательному, ошеломляющему концу безумия, долгожданному насыщению. Когда Джесс начал врезаться в Лиссу с нарастающей силой, а потом, неожиданно застыв, словно взорвался в ней, хрипло повторяя ее имя, девушка вцепилась в него, каким то подсознательным шестым чувством понимая, что теперь они утолили наконец этот голод.
Мокрый от пота, измученный Джесс обмяк, зарывшись лицом в благоухающие флердоранжем блестящие локоны.
— Теперь ты мой, — выдохнула она.