whiterose:
15.06.10 11:22
Фро, клип, про который ты спрашивала, это «Честная куртизанка»
Влада, Рорк и Ева, безусловно, очень эффектная пара. Они друг друга нашли. Но Рорк только один, и он Евин.
Цитата:о-о-о-о-о, я хочу с ним станцевать танго!
Танюшка, становись в очередь!
Мне очень понравился твой пост про «Эммануэль».
Я тоже считаю. что такого рода вещи надо четко лимитировать по возрасту и времени. Один вопрос, когда все это читает (смотрит) уже оформившийся мозг, другое дело – подросток с неоформившейся психикой как раз во время закладки жизненных ценностей. Моя знакомая проехалась тут в трамвае, вышла в шоке, услышав разговор двух девочек лет 12, ну и я неделю назад пока в кассе супермаркета постояла, тоже…. Просветилась (девочки не старше 15 лет обсуждали сексуальные предпочтения одноклассника: девственницы). Моя была, нет, не в шоке, но и не в радости…
Юльчик, спасибо за стихотворение! Я прямо засмущалась
, но ОЧЕНЬ приятно.
В стихотворении ВСЕГДА важны последние строки, тебе удались.
Цитата:Щекой припав к врачующей руке,
Я тихо прошепчу: «Ты помнишь?»
«Легкое поведение» позиционируется как романтическая комедия, с чем я не согласна. Красивая, яркая подача материала ни в коей мере не скрывает драму сразу нескольких судеб, она просто делает фильм легким к восприятию.
Ми-ми, вот это – супер!
Цитата:Чувствовать свою власть над мужчиной и милостиво дарить ему наслаждение – восхитительно!
Ты подняла очень интересную тему – женская фригидность. Я уверена, что не все холодные женщины холодны по-настоящему, это либо неудачный опыт, либо скованность, либо отсутствие любви. Здесь куча причин и, как это не странно прозвучит, не всегда виноват мужчина.
В том отрывке Маккалоу, который я привела несколько дней назад (голая цитата совершенно не передала ничего), как раз и речь о немолодой женщине, которая 20 лет прожила в браке и супружеские обязанности для нее были мучением. И вдруг она влюбляется в человека, который годится ей в сыновья и она впервые занимается именно ЛЮБОВЬЮ в заводи у водопада, под проливным дождем, ноа ВПЕРВЫЕ получает удовольствие и вскрикивает. Эту цитату надо читать в контексте, только тогда ее оценишь.
Либертанго – это моя любимейшая музыка, я просто УМИРАЮ, когда ее слышу. Мои ассоциации: холодная беспощадная страсть двух врагов.
Запись ужасная, но это – ШЕДЕВР.
http://www.youtube.com/watch?v=Jx9raST5jmo ...
IreneA:
15.06.10 21:04
Приветик всем!
Какая у Вас интересная и вкусная темка!
whiterose , я, конечно, с тобой в приведенном отрывке из "Нормандской легенды".А танго с Фертом из "Легкого поведения"...ммм....
Vlada , я не могу себя назвать поклонницей Робертс, но сцены, что ты привела меня воодушевили.
А можно сюда со своими баранами?Имеется в виду, конечно, Гэйблдон и ее "Чужестранка".Я размещала эти отрывки в соответствующем разделе нашего форума, в целях привлечения потенциальных читателей.Но- народ предпочитает сцены погорячее.Я и сама иной раз непротив, но тут все так трогательно...
Первая брачная ночь Джейми Фрэзера и Клэр:
Цитата:— Уже очень поздно, — отозвалась я на его жест. — Может, нам пора в постель?
— Пожалуй, — согласился он, потирая шею сзади. — Лечь в постель? Или улечься спать?
Он насмешливо приподнял бровь и усмехнулся чуть заметно уголком губ.
По правде говоря, я чувствовала себя с ним так уютно, что совершенно забыла, зачем мы здесь. Слова Джейми ввергли меня в легкую панику.
— Ну у… — протянула я ослабевшим голосом.
— Как бы то ни было, но ты же не собираешься укладываться в постель в платье? — спросил он в обычной для него чисто практической манере.
— Полагаю, что нет.
Я спохватилась, что в водовороте событий последнего времени я как то ни разу не подумала о ночной рубашке. Впрочем, у меня ее все равно не было. Я спала либо в нижней кофте, либо попросту нагишом — в зависимости от погоды.
У Джейми не было ничего, кроме того, что на нем надето, и спать он явно собирался в рубашке или голым, и такое положение вещей, вероятно, вскоре привело бы к ожидаемому завершению.
— Иди сюда, я помогу тебе со всякими твоими завязками…
Когда он начал раздевать меня, руки у него слегка дрожали. И он несколько утратил свое обычное самообладание, сражаясь со множеством крохотных крючков на моем корсаже.
— Ха! — произнес он торжествующе, справившись, наконец, с, последним из них, и мы оба рассмеялись.
— Позволь мне теперь помочь тебе, — предложила я, решив, что пора кончать с проволочками.
Я распустила ворот его рубашки, дотронулась руками до его обнаженных плеч. Медленно провела ладонями по груди, ощутив пружинистые волосы и мягкую кожу вокруг сосков. Он стоял неподвижно, почти не дыша, и я опустилась на колени, чтобы расстегнуть украшенный серебряными бляшками пояс на бедрах.
Если уж этому суждено произойти, то почему бы и не сейчас, подумалось мне; я медленно провела руками по его твердым, худощавым бедрам под килтом. Теперь то я точно узнала, что носят шотландцы под своей юбкой — ровным счетом ничего, и меня это несколько поразило.
Джейми поднял меня на ноги и наклонился поцеловать в губы. Поцелуй затянулся, а тем временем руки его шарили по мне, отыскивая завязки нижней юбки и распуская их; юбка соскользнула на пол грудой накрахмаленных оборок, и я осталась в своей длинной нижней блузе.
— Где ты научился так целоваться? — спросила я, слегка задыхаясь.
Он улыбнулся и снова притянул меня к себе.
— Я говорил, что я девственник, но я не монах, — ответил он, поцеловав меня еще раз. — Если мне в чем нибудь понадобится помощь, я о ней попрошу.
Он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала, что он более чем готов к делу. С некоторым удивлением я поняла, что тоже готова. Было ли то следствием позднего времени, выпитого вина, привлекательности Джейми или просто долгого воздержания, но я хотела его — и очень сильно.
Я приподняла его рубашку и провела руками вверх до груди. Кончиками больших пальцев дотронулась до сосков, покрутила их, и они тотчас отвердели. Джейми вдруг изо всей силы притиснул меня к груди.
— Уф! — вырвалось у меня — я не могла вздохнуть.
Он отпустил меня и попросил прощения.
— Ничего, не беспокойся. Поцелуй меня еще.
Он поцеловал, одновременно спуская с плеч мою блузку. Приподнял потом одной рукой мои груди, а другой потрогал мои соски так же, как я перед этим — его. Я пыталась отстегнуть пряжку у него на килте, он помог мне, и пряжка отстегнулась.
Он взял меня на руки и уселся на постель, держа меня на коленях. Заговорил немного охрипшим голосом:
— Скажи мне, если я буду слишком груб, или вели перестать, если хочешь. В любую минуту… пока мы еще не вместе, потому что после этого я уже не смогу остановиться.
В ответ я обхватила руками его за шею и опрокинула на себя. Потом помогла ему попасть в увлажнившийся промежуток у меня между ног.
— Боже снятый! — произнес Джеймс Фрэзер, никогда не упоминавший имя Господа своего всуе.
— Теперь не останавливайся, — сказала я.
Лежа рядом со мной после совершившегося, он простым и естественным жестом привлек мою голову к себе на грудь. Нам было хорошо вместе; первоначальная неловкость и напряженность почти исчезли, растворившись во взаимном тяготении и новизне познания друг друга.
И еще:
Цитата:Я не могла говорить, но протянула ему свою правую руку, пальцы слегка дрожали. Прохладное и светлое кольцо скользнуло через сустав к самому основанию пальца — оно было мне впору. Джейми взял мою руку, подержал немного, потом вдруг поднес ее к губам. Поднял голову, и я на минуту увидела перед собой его взволнованное лицо, прежде чем он резким движением усадил меня к себе на колени.
Он крепко прижал меня к себе, не говоря ни слова, и я чувствовала, что пульс у него на шее бьется так же сильно и часто, как у меня. Он положил руки на мои обнаженные плечи и отстранил меня от себя; я взглянула снизу вверх на его лицо. Его руки были такие большие и теплые… у меня немного закружилась голова.
— Я хочу тебя, Клэр, — произнес он задыхающимся голосом и ненадолго умолк, словно не знал, что еще сказать. — Я так хочу тебя, что едва могу дышать. А ты… — Он сглотнул, потом откашлялся. — Хочешь ли ты меня?
К этому времени я обрела голос — тоненький и дрожащий, но все таки голос.
— Да, — ответила я. — Я хочу тебя.
— Я думаю… — начал он, но снова замолчал. Нащупал застежку килта, поглядел на меня и вдруг опустил руки. Заговорил с трудом, едва справляясь с чем то таким сильным, что руки дрожали от напряжения. — Я не… я не могу… Клэр, я не смогу быть нежным.
Я успела только кивнуть в знак того, что принимаю условие, как он опрокинул меня и всем своим весом пригвоздил к кровати.
Он даже не разделся до конца. Я чувствовала запах дорожной пыли на его рубахе и ощущала привкус солнца и пота на его коже. Он раскинул мне руки, ухватив за запястья. Одна рука коснулась стены, и я услышала, как одно из обручальных колец слабо чиркнуло по камню. По кольцу на каждую руку, одно золотое, другое серебряное. Тонкие обручи из металла, неожиданно тяжелые, как узы брака, они словно крохотные кандалы приковали меня к постели, распростертую, растянутую между двумя полюсами, прикованную, подобно Прометею на его одинокой скале, терзаемую любовью, которая надрывала мне сердце. Он раздвинул мне ноги коленом и вошел в меня до корня одним толчком — я задохнулась от такого удара. Он почти застонал и стиснул меня крепче.
— Ты моя, mo duinne, — тихо произнес он. — Только моя, теперь и навсегда. Моя, хочешь ты этого или нет.
Я попыталась расслабить его объятия, вздохнула и слабо ахнула, когда он вошел в меня еще глубже.
— Да, сегодня я хочу измучить тебя, моя Саксоночка, — шептал он. — Хочу обладать тобой, владеть твоим телом и душой.
Я слабо противилась, но он налег на меня всем телом и неумолимо наносил удар за ударом, каждый из которых проникал до самой матки.
— Я хочу, чтобы ты называла меня хозяином. Я хочу сделать тебя своей. — В его мягком голосе звучала угроза мести за мучения последних минут.
Я вздрагивала и стонала, плоть моя содрогалась в спазмах от болезненных толчков. Они продолжались неумолимо, минута за минутой, поражали меня снова и снова, и каждый раз то была острая грань между страданием и наслаждением. Я словно бы растворилась, я существовала лишь как точка приложения силы, вынуждаемая дойти до самой крайней степени покорности.
— Нет! — выдохнула я. — Остановись, пожалуйста, ты причиняешь мне боль.
Капли пота стекали по его лицу и падали на подушку и мне на грудь. Наши тела сталкивались теперь со звуком удара; бедра мои болели от непрерывных толчков, запястья, казалось, вот вот переломятся, но хватка его оставалась безжалостной.
— Да, проси меня о милосердии, Саксоночка. Но ты не получишь его, пока ты еще не получишь его.
Его дыхание было горячим и частым, но признаков усталости не ощущалось. Все мое тело напряглось, я обхватила Джейми ногами, чтобы усилить восприятие.
Я чувствовала толчок каждого удара всем животом, я корчилась от них, но в то же время бедра мои предательски принимали их. Он почувствовал мой отклик и усилил напор, надавив теперь мне на плечи, чтобы удержать меня распластанной под ним.
— Да! — крикнула я. — О Джейми, да!
Он схватил меня за волосы и откинул мою голову, чтобы я посмотрела ему в глаза, сверкающие неистовым триумфом.
— Да, Саксоночка, — пробормотал он, отвечая скорее на мои движения, чем на слова. Я вскрикнула, он зажал мне рот губами, но это был не поцелуй, а еще одно нападение. Я выгнулась под ним, принимая удар за ударом. Я укусила его в губу и ощутила вкус крови.
Потом я почувствовала его зубы на своей шее и вцепилась ногтями ему в спину, провела ими сверху вниз от затылка до ягодиц, заставив его в свою очередь закричать от боли. Мы мучили друг друга в отчаянной потребности, кусались и царапались, стараясь пустить кровь, стараясь — каждый — вобрать в себя другого, терзали плоть в неистовой жажде единения. Мой крик смешался с его криком, и наконец оба мы растворились друг в друге в последний завершающий миг.
Я медленно пришла в себя, лежа головой на груди у Джейми; наши потные тела были еще плотно прижаты одно к другому, бедро к бедру. Возле самого моего уха сердце Джейми билось с той противоестественной разреженностью и силой, какие наступают после кульминации.
Он понял, что я очнулась, и притянул меня к себе, как если бы хотел продлить то единение, которого мы достигли в последние секунды нашего бурного соития. Я прикорнула возле него, обвив его руками.
Он открыл глаза и вздохнул, губы растянулись в улыбке, когда он встретил мой взгляд. Я подняла брови в безмолвном вопросе.
— О да, Саксоночка, — ответил он немного грустно. — Я твой хозяин… и ты моя. Но, кажется, я не могу завладеть твоей душой, не отдав тебе собственную.
...
Arven:
16.06.10 10:33
Нежданно-негаданно попала, как говорится, с корабля - на бал...
Если речь идёт про эротику, то мне очень понравился вот этот фрагмент. К сожалению, я не помню кто автор и как называется эта книга. Я просто скопировала себе кусочек из неё, а автора выписать - забыла...
Речь в этой книге идёт вот о чём. Молодая англичанка Люсинда, которая вместе с отцом была в Афганистане (времена викторианской Англии) попадает в плен к одному из местных племён. Она провела в плену два года, а потом ей помог бежать англичанин, который приехал туда под видом купца. Они испытали много разных приключений, он привёз её в Индию и переправил в английскую миссию. Потом они встретились уже в Англии. В конце-концов Люсинда стала его женой.
Дальнейший кусочек рассказывает об их брачной ночи...
...
Эдуард не сомневался, что в Куваре Люси была изнасилована. Он также догадывался, что насилию она подвергалась часто и на протяжении долгого времени. Ее поведение в ту ночь, при их первой встрече, недвусмысленно доказывало, что и от него она ожидала домогательств. Не требуется быть каким-то сверхчувствительным, думал Эдуард, чтобы догадаться, что для его жены секс почти наверняка ассоциируется с болью и унижением.
Его удивляло и радовало, что Люси охотно отвечает на его поцелуи, но Эдуард не хотел себя обманывать. Он замечал, как мгновенно цепенело ее тело, стоило объятиям стать чуть более страстными, и предвидел, что понадобится ещё много времени и изматывающего душу терпения, прежде чем удастся осуществить своё самое главное желание. А у них в запасе были не недели, а всего лишь дни. …
Он уже почти снял с Люси нижнюю рубашку, когда вдруг отметил весьма неприятный для себя факт: мягкая податливость Люсинды исчезла, ей на смену пришла неподвижная окаменелость. Люси больше не отвечала на его поцелуи, она просто терпела их. Содрогнувшись от отвращения к самому себе, Эдуард разжал объятия.
- Прости, - быстро сказала Люси и так низко опустила голову, что волосы почти целиком закрыли ее лицо. - Прости меня, пожалуйста.
Она начала натягивать платье в тщетной попытке придать себе приличествующий вид.
Эдуард яростно проклинал себя.
- Тебе не в чем извиняться, - голос его звучал резко. - Это я должен просить прощения. Ты хочешь вернуться в свою комнату?
Люси подняла голову. Даже сквозь вуаль волос было заметно, как зарделись ее щеки.
- Не подумай только, что я не хочу быть тебе хорошей женой, Эдуард. Просто я не знаю, что нужно делать. - Она снова отвернулась и нервно сжала руки. - Все уверены, что я... что во время моего плена в Куваре... - Она глубоко вздохнула, собрала все свое мужество и продолжила: - Дело в том, Эдуард...
- Дело в том, дорогая, что тебе не нужно ничего объяснять, - мягко перебил он. - Случившееся в Куваре осталось в прошлом, ты должна выбросить его из головы. - Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя. - Люси, поверишь ли ты мне, если я скажу, что физический контакт между женщиной и мужчиной не всегда причиняет боль? Что мужчина не обязательно груб и жесток, а унижение - не единственный удел женщины?
Люси весело улыбнулась:
- Конечно, я верю тебе, Эдуард. Мне кажется, ты не понимаешь, в чём заключается моя проблема. - Люси слабо улыбнулась и взглянула на Эдуарда. - Ну вот видишь, все считают меня многоопытной женщиной, а на самом деле я остаюсь невежественной и наивной английской школьницей.
Какое-то мгновение Эдуард остолбенело смотрел на нее, а потом расхохотался. Заключив жену в объятия, он зарылся лицом в ее волосах.
- О Люси, моя бедная детка, это ужасно!
- Конечно, ужасно, разве нет?
Эдуард хмыкнул.
- Да у меня словно груз с плеч свалился - ведь я всего лишь должен тебе объяснить механику данной процедуры. Это, конечно, тоже задача не из легких, однако по сравнению с тем, что мне предстояло (мне нужно было стереть из твоей памяти горечь последних двух лет), - это просто одно сплошное наслаждение!
Люси теребила пуговицу на его пиджаке.
- И ты объяснишь мне... «механику процедуры»?
- С превеликим удовольствием, - хрипло ответил Эдуард. Он взял ее руки и прижал к своему лицу. - О прекраснейшая из женщин, этот урок усвоится лучше, если мы займемся практическими занятиями. Ты готова выполнить первое задание, любовь моя?
Она кивнула, ожидая продолжения с некоторым страхом, хотя все ее тело испытывало странное томление, желая удовлетворения чего-то такого, о чем она не имела никакого понятия.
Эдуард был слишком опытным любовником, чтобы дать ее страху развиться. Он поднял ее на руки, нашел ртом ее губы, раздвинул их языком, дразня и лаская поцелуями - Люси к ним уже привыкла и наслаждалась ими.
Счастливая от сознания того, что все тайны между ними исчезли, Люсинда позволила себе расслабиться и целиком отдалась ощущениям, вызываемым поцелуями. Окружающая реальность утонула в сладостной дымке. Каждое прикосновение его рта делало Люси все свободнее. Тело ее сладостно ныло, кожа горела, грудь вздымалась. Его руки дарили ей расслабленность, но в то же время шаг за шагом увеличивали возникшую где-то в глубине жажду.
Она так отдалась плаванию по волнам наслаждения, что едва заметила, как Эдуард снял с нее нижнее белье и швырнул его на пол вместе со своей одеждой.
- Урок номер два, дорогая, - прошептал он, опрокидывая Люси на подушки. Его умелые руки гладили ее обнаженную грудь.
Люси вся пылала. Интуитивно она сама приникла к его губам, издав сладостный стон. Страсть полностью раскрепостила Люсинду, ни к чему было пытаться контролировать себя. Как-то смутно она помнила, что леди никогда не получают удовольствия от сексуальных посягательств собственных мужей. И если у Люсинды мелькнуло опасение, что она оказалась непозволительно распущенной, то он мгновенно исчезло, когда Эдуард прижался лицом к ее груди. Если эти странные восхитительные ощущения сопутствуют превращению девушки в женщину, то в таком случае Люси не желала оставаться респектабельной.
Все теперь не имело никакого значения. Для Люсинды существовали только пальцы и губы мужа. Его лобзания устремились вниз, по направлению к талии, одновременно утоляя жажду и распаляя ее ещё больше.
Прохладный воздух спальни освежил ее разгоряченную кожу, когда Эдуард расстегнул крючки ее нижней юбки. Весьма ловко он стянул с бедер последнюю одежду, и Люсинда предстала перед мужем во всей своей наготе. Прикосновения его языка к ее животу превратили холод, царивший в спальне, в изнуряющую жару.
- Ты действительно самая прекрасная женщина на свете, - прошептал Эдуард, скидывая с себя одежду.
Его нагота не испугала Люси, а возбудила ещё больше. Желание разгорелось ещё сильней. Он осыпал ее поцелуями, и Люси изгибалась всем телом, инстинктивно стремясь слиться с ним ещё тесней.
- Ещё не сейчас, прекраснейшая из женщин, ещё не сейчас.
Слова мужа вернули Люсинду к реальности. Их жаркие тела были тесно сплетены, но только сейчас до Люсинды дошло, что, стоит ей чуть шевельнуться, как муж начинает дрожать в ее объятиях. Не совсем понимая связь между собственными движениями и его реакцией, она задвигалась, желая получше рассмотреть выражение его лица.
Эдуард издал сдавленный стон и крепко сжал ее бедра, почти силой удерживая их в спокойном положении.
- Любовь моя, если ты хочешь, чтобы мой рассудок был ясным во время занятий, не вертись до окончания урока.
- Я бы хотела... быть хорошей ученицей.
- Свет моих очей, ты самая лучшая ученица, какую когда-либо мог иметь мужчина. До такой степени хорошая, что я с трудом сохраняю хладнокровие.
Она не совсем поняла, что он имел в виду. Но, слава Богу, мужа не отталкивало ее распутное поведение, так что она осмелилась погладить его по груди и плоскому животу. Ее рука задержалась на его талии, и Эдуард прикрыл веки, охваченный желанием и одновременно готовый рассмеяться.
- Силы небесные, Люси! Ты просто схватываешь на лету. Нет-нет, прошу тебя, любимая, не останавливайся.
- Не останавливаться?
Значительно осмелев, Люси скользнула рукой ещё ниже. Эдуард застонал. Прерывисто дыша, она взглянула на мужа сквозь полузакрытые ресницы.
- Надеюсь, я действую в правильном направлении, учитель?
Удерживая ее руку, он накрыл ее сверху своей ладонью и пробормотал:
- Вот теперь да.
Их тела так тесно соприкасались, что Люси слышала стук его сердца. И ещё она чувствовала, как к ее бедрам прижимается что-то горячее и твердое. Его руки ласкали ее тело - нетерпеливые, страстные, возбуждающие.
- Сколько бессонных ночей, лежа под звездами, я мечтал так прижимать тебя к себе. - Голос Эдуарда звучал хрипло. - Помнишь последнюю ночь нашего путешествия, когда тебя разбудил шакал?
- Конечно, помню. И ещё я помню, как ты поцеловал меня.
- Тогда я хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно. Когда я улегся к себе под одеяло, ты придвинулась и взяла меня за руку. Наши пальцы едва соприкоснулись, но с тех пор в своих грезах я мечтал вновь ощутить на губах вкус твоих поцелуев и почувствовать прикосновение твоего тела. Господи Боже, Люси, я так долго желал тебя.
Это признание стало для Люсинды острейшим из возбудителей. В жилах ее вскипела кровь, и сладостная слабость разлилась по телу. Голос плоти изгнал последние остатки страха. Люси смотрела на его лицо, на страстно напрягшееся тело и упивалась тем, что именно она в силах преодолеть его хваленый самоконтроль. Люси догадывалась, что мало кому удается вот так, шаг за шагом, срывать с него надетые им самим маски, и она хотела довести этот процесс до логического завершения.
- Люби меня, Эдуард, - шепнула она.
Муж довел ее желание до исступления. Бросившись в пучину новых ощущений, Люси не протестовала, когда рука его скользнула к ее животу, к пульсирующему огню меж бедер.
Но когда его пальцы скользнули чуть глубже, Люси издала пронзительный вопль и резко поднялась на кровати, страсть и желание вдруг разом оставили ее. Эдуард прекратил свои исследования, но руку не убрал, несмотря на ее настойчивые попытки высвободиться.
- Эдуард, нет! - запротестовала она.
- И последний урок, властительница моей души, - нежно проговорил он. - Не закрывайся передо мной, Люси. Будет лишь одно мгновение боли, а потом, я клянусь тебе, ты испытаешь наслаждение.
Слова Эдуарда были нежны, но голос звучал резко, ибо он сдерживался изо всех сил. Люси услышала только резкость тона. Ужасные рассказы куварских женщин вкупе с полученным ханжеским викторианским воспитанием сделали свое дело. Напуганная, озадаченная, сгорающая от стыда из-за собственных ощущений, она застыла в потрясении и ужасе.
Все тело Эдуарда неистово пульсировало, прежде он не догадывался, что желание может быть таким сильным. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться и подождать, пока жена успокоится. Не разжимая объятий, он вновь припал к ее устам и вскоре почувствовал, как она расслабляется.
Подавляя жгучую страсть, Эдуард принялся ласкать ее грудь. Одновременно его рука вновь проникла меж ее бедер.
Люси крепилась изо всех сил. Двадцать три года ее учили, что приличная дама не может испытывать ощущений, которые она сейчас испытывала. Но умелые руки и губы Эдуарда очень скоро заставили ее забыть о приличиях. Люси начала задыхаться, бедра ее изгибались в такт движениям его руки. Впившись ногтями в плечи Эдуарда, она стиснула зубы, чтобы не закричать в голос. В следующий миг, когда ей показалось, что она больше не выдержит, тело ее внезапно затрепетало в сладостных конвульсиях.
Потрясенная случившимся, она лежала неподвижно, зачарованно глядя на смуглое, аристократическое лицо Эдуарда. Испытанный оргазм наполнил все ее существо невыразимым блаженством, и все же некая глубинная потребность осталась неудовлетворенной.
Эдуард откинул с ее лба влажную прядь и прошептал:
- Милая, я должен тебя ещё очень многому научить.
- Как, это ещё не всё? - изумилась Люси.
- Далеко не всё.
Эдуард думал, что в жизни не видел женщины красивее и соблазнительнее. Она лежала, учащенно дыша, каштановые волосы разметались по подушке, кожа порозовела от возбуждения. Как неудержимо хотелось ему довести жену до истинного экстаза! Но ещё сильней был страх причинить ей боль.
Люси крепко взяла Эдуарда за голову и притянула к себе. Все его благие намерения тут же улетучились, и он вторгся в ее тело - стремительно, уже ни о чем не думая. Когда она вскрикнула от боли, Эдуард остановился, но не более чем на миг, а затем покрепче обхватил ее бедра и ещё глубже проник в недра ее естества.
Люси была поражена тем, как быстро боль сменилась наслаждением. Эдуард двигался все быстрее, и она инстинктивно подавалась ему навстречу. Ее губы тянулись к его рту, ее ногти царапали ему кожу, а тело внезапно обрело обостренную чувствительность.
Эдуард почувствовал ее состояние и больше не сдерживался. Вместе взмыли они на самую вершину блаженства и вместе спустились обратно на землю. Сразу же после этого оба погрузились в сон, словно усталые воины после кровавой битвы. ...
...
Ми-ми:
16.06.10 13:38
Девочки, с повышением!
froellf поздравляю с малахитом! Подарок - это наше отношение к тебе! (без скорпиона!!! и задних мыслей!!!)
Юльчик, с янтарем!
Вот верхние бусики так похожи на те, что мне подарил в 16 лет мальчик, который любил меня так долго!.. А я надела бы все вместе, люблю количество и разнообразие! Потому и тебе дарю сразу все!!!
Арвен, я тоже не помню, как это называется! Хорошо написано! Мечта всех женщин - понимающий муж. бережный и опытный.
А я хочу вас разочаровать тем. что понравившаяся вам сцена, кажется, единственная удачная у меня, не тяну я на целый роман эротики, хотя есть еще места, но не такие удачные. Юльчик, ты назначаешься любимым судьей!
«Однажды вечером я читала при слабом свете свечи Кортасара и вдруг услышала шаги на террасе и легкое чертыхание. Взяв свечу, я пошла посмотреть на неожиданного гостя, открыла дверь и влетела в объятия Сергея. Он, смеясь и жадно касаясь губами лица и шеи, закружил меня по террасе. Свеча к счастью погасла, а то бы мы подожгли дом.
- Марго! Марго! В Париже мне не хватало именно этого.
- Ты прямо из Парижа?
- Нет, с заездом к твоей Наталье. Я прервал ее любовные утехи, чтобы узнать адрес, по которому смогу устроить свои!
Он внес меня в комнату и чуть не налетел на стол. Я засмеялась:
- Надо зажечь свечу. Мы тут живем в прошлом веке, нет электричества.
- Это приятно, нам всегда хорошо при свечах!
Мы пошли искать свечу, поминутно встречаясь руками, тихо смеясь и целуясь. Наконец зажгли свечу и встали один против другого, он - элегантный и раскованный, в полотняном костюме-сафари, я - в простыне, сползшей с плеч. Сергей поднял меня вверх, чтобы еще поцеловать, потом посадил на стол и стянул простыню.
- Боже, я и забыл, какое у тебя тело! - прошептал он, проводя ладонями по плечам и груди, смыкая руки на талии, - Я соскучился больше, чем думал, мы изменим программу, если ты не возражаешь.
- У нас есть программа? - заинтересовалась я
- У нас было в программе - искать мою машину. Я слегка заблудился и оставил ее на соседней улице.
- Мы все изменим, машина подождет, - выдохнула я, расстегивая его рубашку.
Следующий час был сплошным восторгом. Не было сил дойти до постели, он овладел мной прямо на столе. Я обвила его ногами, постанывая от нетерпения. Наши руки и губы бродили по телам, лаская и целуя все, что попадалось. Нам хотелось съесть друг друга, зацеловать, затискать, впечатать навеки наши тела, соединив их в одно. Прекрасное безумие овладело чувствами и казалось, что это никогда не кончится, но природу не перехитришь, и мы одновременно вскрикнули, содрогаясь в невыносимом наслаждении. Переводя дух, я затихла, нежно поглаживая его плечи и не отпуская из плена своего тела.
- Последний раз я ел в Париже! - наконец жалобно воскликнул Сергей.
- Могу разогреть тебе остатки детской каши.
- Тогда пошли искать машину.
Я накинула халат и взяла фонарик. Машину мы нашли быстро и достали оттуда массу свертков, пакетов и коробок. Дома Сергей, как волшебник, начал вытаскивать на стол всякую снедь, мною никогда не виденную: баночки с толстенькими розовыми креветками, маслины с вставленными вместо косточки орешками, фарфоровую мисочку (Страсбургский паштет! - поднял он палец), и тонкий длинный хлеб с румяной корочкой. Мой любимый миндальный торт со сбитыми сливками из «Европейской» завершил натюрморт. «Остальное подождет утра!» Мы ели, сидя в обнимку у стола, запивая все это восхитительным розовым французским вином. Я попробовала всего понемногу и наслаждалась большим куском торта.
- Завтра обещала приехать Наталья, - сообщил Сергей невнятно, не отрывая губ от моего лица, - Она останется на воскресенье, так что я тебя умыкну, а потом на недельку поселюсь здесь, где-нибудь поблизости, чтобы не смущать ребенка. У меня отпуск.
И мы опять любили друг друга, самозабвенно и неистово, стащив матрац на пол, чтобы не сломать ветхую кровать. Когда он заснул - далеко за полночь, я тихонько ушла спать к дочери.»
Если женщина придумывает себе жизнь, она не может быть все время счастливой, потому что тогда завтра уже нечего будет придумывать, кроме домашних дел, которыми сыта по горло. Самое интересное – придумывать какие-нибудь трагические истории, чтобы представлять себя трагической актрисой. Вот это развлечение!
«Так прошла вся зима - между сказкой и бытом. Когда со мной жила дочка - мы виделись у художников, Наталья забирала ее из садика и с удовольствием сидела с ней, отпуская нас по вечерам «кутить». Когда я была свободна, мы виделись чаще, несколько раз бывали такие же вечера с танцами, его друзья полюбили меня. А я - я расцвела, как никогда. Наталья была права: вот чего мне не хватало в жизни: любовной лихорадки. Мне было достаточно посмотреть на Сергея издали, почувствовать взгляд, скользящий по моим губам и дальше, вниз, - и готово! Ноги подгибались от слабости, язык непроизвольно облизывал губы и глаза туманились желанием. Это притягивало взгляды мужчин, замечавших чувственное возбуждение, постоянно преследующее меня. Голос мой стал еще ниже и прерывался иногда, словно я задыхалась. Наталья хихикала и восхищенно восклицала: «Ведьма! Ты это специально?» На Сергея это действовало неотразимо. Где бы мы ни встретились, первые секунды воскрешали безумство последней ночи, и оба мы мысленно переносились туда, где можно было без стеснения предаться наслаждению. По губам бродила одинаково рассеянная улыбка и кровь приливала к щекам. Окружающих мы не замечали. Однажды Сергей признался, что видит меня всю под одеждой, словно она прозрачная. Это было похоже на умопомрачение. Я светилась счастьем и видела, как при встрече загораются его глаза. У меня все получалось в ту зиму: в университетских занятиях, дома с дочкой... Я даже взяла несколько уроков пения. Борис, с которым мы подружились, устроил в консерваторию к прелестной старой даме. Жизнь моя была полна до краев, я не задумывалась о будущем.»
«Я решила выбросить все это из головы. Я-то никогда не говорила ему о любви. Он просто занял в моей жизни и в сердце свое место и без него сейчас я бы не смогла существовать. Следующие три месяца мы жили, словно каждая ночь и каждый день были последними в жизни. Отдав на это время дочку к бабушке с дедушкой (они, бедные, надеялись, что я пытаюсь устроить свою жизнь, тогда как я успешно ее разбивала в очередной раз), я все свободное время проводила с Сергеем. Днем, когда я была в университете, он ездил по учреждениям и архивам, оформляя выездные документы, и, заезжая за мной, бывал голоден и зол. Он обнимал меня в машине и сидел минут десять, уткнувшись лицом в мою шею и приходя в себя от безрадостной действительности.
Сергей не отпускал меня ни на минуту, где бы мы ни были с ним, а это были прощальные недели, мы все время были в окружении друзей. Наши ночи были неистовы и изнуряющи. Мое тело не хотело учиться жить отдельно от него - и это было взаимно. Стоило нам войти в комнату и закрыть дверь, как он хватал меня, как на картине «Похищение сабинянок», и валил на тахту. Мы даже не раздевались, в спешке расстегивая и приспуская одежду. Со стороны это было похоже на насилие. Торопливо и яростно, не отвлекаясь на ласки, мы утоляли первый голод тел и затихали, обретая способность нежно ласкать и любить друг друга. Ночь длилась бесконечно, ласки были так самозабвенны, мы изобретали все новые, запоминая вкус, запах, нежность кожи, каждый изгиб и выпуклость тел, все сладострастные мелочи, которые скоро станут воспоминанием, растворятся в разделяющем нас пространстве и времени. Сейчас же наши тела, как два священных сосуда, наполненных любовью, щедро утоляли жажду другого. Но уже возникала мысль: как же мы сможем жить дальше, разведенные по разным странам, недоступные для любви? Научимся ли обходиться без этой безумной близости, или сойдем с ума окончательно, как гибнет в белой горячке алкоголик, шаря по столу в поисках стакана с вожделенной жидкостью? Последние глотки, что мы допивали вместе, не приносили облегчения. Мне все время хотелось смеяться и плакать одновременно. Накануне прощания я пошла в салон и выкрасила отросшие волосы в золотистый цвет. На прощальном ужине я подошла к художникам и спросила, смеясь:
- Ну что, вам все еще нужна натурщица? Сюжет: брошенная Ариадна.
- Марго, ты достойна кисти Росетти!
- Марго, любимая, станцуй для меня в последний раз! - подошел ко мне Сергей.
- Танго! - закричала я в исступлении. Я по-настоящему осознала, что вот настал последний раз. Мы танцевали, пока у меня не потемнело в глазах и я не обвисла у него на руках. Очнувшись в кресле с коньяком у губ, я слабо помахала всем рукой, успокаивая - все в порядке. Сергей, стоя передо мной на коленях, держал мою руку у губ. Все знали о нашем несчастье. Меня окружали нежной заботой. Каждый при прощании старался предложить какое-то развлечение. Борис пригласил поработать с ним над новым балетом.
- Спасибо, но сегодня - в последний раз.
- Нельзя себя губить! Мы еще поговорим.
Но я уже ничего не воспринимала, лишь слабо улыбаясь всем и кивая.
Так я и жила дальше, улыбаясь всем мертвыми губами, когда его самолет оторвался от земли и улетел в вожделенный Париж, - такая, как до знакомства с ним, и другая. Я с самого начала знала, что наша связь - не навсегда, слишком феерично все было, но моя душа и тело, разбуженное им, поверившее, что я - страстная женщина, не хотели жить без него.»
Ну, вы представляете, о чем может мечтать заурядная тетка 35-ти лет – не просто секса, а где-нибудь в Париже, так что дальше будет и Париж, и партнеры все более неправдоподобные, вплоть до французского графа, а потом – это уж верх неприличия – его внука.
...