Узел (СЛР, 18+)

 » Пролог

Самая жестокая и беспощадная
война – это вражда не людей с людьми,
а их представлений друг о друге.

…Саша с завидным упорством
пытается научить меня любить то,
что я не полюблю никогда…

Никита

– Никита, ты снова уходишь?
– Да. – Накидываю на плечи шерстяной пиджак. Он удобный и не сковывает движения: терпеть не могу чувствовать себя в чем-то ограниченным.
– Ты не будешь ужинать? Я же приготовила, уже накрыла… – чуть растерянно говорит она, сверля меня внимательным взглядом.
– Конечно, я поужинаю.
Иду за ней на кухню и усаживаюсь за стол.
Передо мной хорошо зажаренный кусок свинины и спаржа на гарнир. Не люблю спаржу, но Саша с завидным упорством пытается научить меня любить то, что я не полюблю никогда.
– Приятного аппетита. – Сдвигаю спаржу на край тарелки и ем мясо.
– Тебе не нравится? – спрашивает она, и в ее голосе слышится укор.
– Нравится.
– Правда?
– Правда, – улыбаюсь я, а Сашенька смотрит, поджав губы, и будто еще чего-то от меня ожидает.
Ах, да… Прости, дорогая, мою забывчивость.
Поднимаюсь с места и мягко целую ее в щеку. Достав из холодильника минеральную воду, наливаю себе и ей.
– Ты же знаешь, я не пью воду с газом, – раздраженно говорит она, разумеется, раздражаясь совсем не из-за воды.
– Извини, – снова улыбаюсь. Снова встаю с места, снова открываю холодильник и меняю воду на яблочный сок. Целую в щеку, шепчу в ухо приятного аппетита и какая она у меня молодец.
– Тебя хоть что-нибудь может вывести из себя?
– Да, – отвечаю на вопрос, уже зная, что будет происходить дальше.
Все это уже было. Не раз. И не только с ней.
– Что? – в маленьком слове большой вызов. В глазах тоже – вызов.
Мясо, кстати, получилось жестковато. Но жесткое мясо – это не проблема. Пережую.
– Остывший кофе.
– Что? – удивленно переспрашивает.
– Ненавижу остывший кофе и когда ты ложишься в постель с мокрыми волосами.
– Ты никогда не говорил мне об этом.
– Зачем?
– Как зачем? – еще больше удивляется Александра. – Я бы не делала этого!
Губы сами собой складываются в улыбку: глядя на нее, не могу не улыбаться. Но больше от меня она ничего не услышит. Зачем?
– Я редко тебя вижу. Мне кажется, когда мы жили порознь, виделись чаще. А я думала, что так мы станем друг другу ближе!
– Я предупреждал, что это не очень хорошая идея – жить вместе. – Мои слова закономерно взбесят ее, но это правда. Я предупреждал, но она же думала.
Сашенька молодец, Сашенька много думает.
Она всегда ярко красится, думая, что для меня это имеет значение.
Носит сексуальные вещи, думая, что для меня это имеет значение.
Она даже научилась готовить, все так же думая, что для меня это имеет значение.
– Зачем ты тогда живешь со мной? – язвит она, кривя губы. – Ах, да! Это же не ты со мной живешь, это я с тобой живу!
Каждое последующее слово уродует красивое лицо еще больше. Четкие черты оплывают под налетом истерики, и моя кукла с человеческим лицом начинает плакать.
Еще несколько реплик, и она побежит собирать чемодан, по пути обязательно разбив пару тарелок. Я как-то советовал ей не бить посуду, а бросать на пол столовые приборы. Ложки или вилки. Можно все вместе. Эффект тот же. Грохота много – опасности мало. Сегодня проверим, пригодится ли мой совет.
Поднимаюсь из-за стола – хочу помочь ей побыстрее закончить это представление. Прохожу в спальню, потом в гардеробную – достаю чемодан. Он лежит на верхней полке. Не хочу, чтобы забравшись на пуфик и пытаясь его стянуть, Саша свалилась и сломала себе что-нибудь.
– Тебе хоть что-нибудь во мне нравится? Хоть что-нибудь! – орет она, влетая за мной в спальню.
Невольно бросаю взгляд на кровать, и Саша начинает хохотать.
– Ну, конечно! Трахать меня тебе нравится! Это я знаю!
Нравится. Последнюю неделю я трахаю ее с особым остервенением. Она думает: это любовь.
Саша же очень много думает.
Ей двадцать лет, и она уверена, что достаточно знает о жизни.
У нее было много мужчин. Да, она кое-что знает о жизни.
– Ой, Леднёв, какая ты скотина… – видит приготовленный к сборам чемодан. Всхлипывая, вертится волчком на месте и оглядывает комнату сумасшедше-растерянным взглядом. Но в спальне нет ничего, что можно разбить. Смотрит в дверной проем…
– Не поранься. Когда будешь бить посуду, – напоминаю я, и она с ревом садится-падает на постель, прижимая ладони к лицу. – Перестань, – сажусь рядом и обнимаю ее плечи, хотя мне некогда – опаздываю. – Если ты завтра вернешься, не надо сегодня уходить. Хорошо? – слегка встряхиваю. – Ну? Ты вернешься завтра?
– Леднёв, какая ты скотина… – подвывает она.
– Вот и хорошо.