Кьяра: 13.12.19 21:39
Нюрочек: 14.12.19 01:12
Nadin-ka: 14.12.19 01:42
LaLuna: 14.12.19 08:02
ароника: 14.12.19 12:21
Dolce Vitа: 15.12.19 11:38
SOLAR: 17.12.19 09:13
Arina-dem: 17.12.19 09:26
LuSt: 17.12.19 11:27
Однажды на ночевке с подружками мы играли в «Правда или желание», и Бекки Беттс спросила, кого из сестер я люблю больше.
— Ты можешь спасти только одну. Вторая умрет, — мелодраматично заявила она.
Я даже не стала раздумывать над ответом.
Как сейчас помню потрясенное лицо Бекки и взгляд, которым она обменялась со своей сестрой. Обе были в шоке от моей откровенности.
Но, конечно, я бы оставила в живых Фиби. Так поступили бы все, включая Элизу.
Не то чтобы мы с Элизой ненавидим друг друга. Просто плохо ладим. Она считает меня скучной занудой, а я ее — инфантильной стервой.
«Ты такая же колючая, как твое имя», — постоянно твердит она. Или: «Ну не будь такой колючкой, Роуз».
Не будь мы сестрами, вряд ли бы общались.
Фиби же похожа на солнечный лучик в пасмурный день. А какой у нее заразительный смех!
Черт, я уже по ней соскучилась, а прошло всего два дня.
— Ты ведь не собираешься взять его с собой? — окликаю я маму, осознав, что она держит фарфоровое блюдо уже пару минут.
— Еще не решила, — отвечает она и ставит его на стол.
— В доме поменьше тебе вряд ли понадобится полный обеденный сервиз, — замечаю я.
— А вдруг? — огрызается мама.
— Мам, все-все-все забрать не получится, — устало напоминаю я, и она выходит. Внезапно останавливается в коридоре, смотрит на входную дверь и расплывается в улыбке.
— Что, аскать ходила? — спрашивает она, когда дверь хлопает.
— Да, в город, — доносится до меня голос Элизы и стук, с которым она ставит на пол чехол с гитарой.
— Я так и подумала, что ты работала. Идем, выпьем чаю, — зовет мама.
Я закатываю глаза.
— А лучше шагай сюда и помоги! — кричу я, разглаживая на себе сарафан в цветочек, но мама уже устремилась на кухню.
— А ты выпьешь чаю, Роуз? — ставя чайник на плиту, окликает она меня, будто только что вспомнив о моем существовании.
— Конечно, — отзываюсь я.
Элиза вырастает на пороге. На ней драные джинсы и ярко-оранжевая безрукавка, а волосы завязаны в хвостики. Прическа — еще одна примета того, что она застряла в детстве. Другие отличительные признаки — уличная игра на гитаре и подработка официанткой вместо нормальной работы, бесконечная череда парней и жизнь с мамой. Я могу продолжать еще долго.
— Серьезно, ты вообще собираешься помогать со сборами? — вопрошаю я, когда она плюхается на стул за обеденным столом. Я стою на коленях перед маминым сервантом и заворачиваю в пузырчатую пленку очередные стеклянные сокровища.
— С чего бы? Я переезжать не хочу, — язвит в ответ Элиза.
Именно я уговорила маму продать дом и купить другой, поменьше.
Фиби идея показалась «наверное, хорошей», но Элиза разозлилась, узнав, что лишится бесплатного крова.
— Не тебе решать, — замечаю я.
Сестра подпирает кулаком подбородок и внимательно смотрит на меня. Я неловко ерзаю, уже готовая возражать.
— Тебе правда больше нечем занять отпуск? — интересуется она.
Я медсестра, живу и работаю в Лондоне, и моя работа реально выматывает. Конечно, мне бы хотелось сейчас загорать на пляже вместе с моим парнем Джерардом, но вот она я, приехала на две недели в Манчестер, чтобы помочь нашей маме переехать, а нашей сестре — подготовиться к свадьбе. А чем занимается Элиза? Бьет баклуши, вот чем.
В голове всплывают слова отца: «Наша Роуз дает, а не берет, совсем как мама...».
Мама тоже была медсестрой — именно так они с папой познакомились. С папой произошел несчастный случай в горах, и мама за ним ухаживала, но оставила работу после нашего рождения. С тройняшками на руках сильно не разгуляешься.
— Я просто к тому, — цедит Элиза, отводя глаза, — что кое-кто из нас умеет более продуктивно проводить время.
— Кое-кому из нас, по-хорошему, найти бы нормальную работу и прекратить сидеть на шее у пожилой матери! — повышаю голос я.
— Перестаньте! — кричит мама из кухни, и я виновато ежусь. Мама заходит в столовую с подносом, на котором позвякивают чашки. — Вы двое под одной крышей превращаетесь в мегер! Не пора ли научиться вести себя соответственно возрасту?
Мама права. Нам ведь и вправду уже двадцать семь.
— Может, начнешь разбирать чердак? — предлагает мне мама.
— Ладно, — пожимаю плечами я, беру свою чашку и удаляюсь из комнаты той же походкой, что и мама несколькими минутами ранее.
Когда мы с Фиби поступили в университет, родители решили превратить наш дом в семейный отель. Все наши детские вещи отправились на чердак — даже Элизе пришлось прибраться, хотя она не переехала. А потом папа умер, и мама больше не захотела привечать чужих людей.
Я давным-давно собиралась разгрести свой хлам.
Проходя мимо зеркала в коридоре, ловлю свое отражение и вижу, что высокий пучок развалился и превратился в хвост — простой спортивный хвостик, которые так любит Фиби. На секунду мне кажется, что я смотрю прямо на нее.
Мы с ней придумали себе любимые прически еще в раннем детстве, потому что нам до чертиков надоело, что учителя, будучи не в силах нас различить, обращались ко всем троим одинаково — «мисс Томпсон». Но к пучку меня привела именно Элиза.
Тогда я временами заимствовала ее ножницы, потому что никогда не могла найти свои, и однажды она здорово рассердилась, потому что готовила какой-то коллаж для школы, а я сказала, что вернула ножницы. Сестра, желая крови, ворвалась в мою комнату и, увидев ножницы на комоде, так рассвирепела, что схватила меня за волосы и отхватила изрядный кусок. За это я здорово ее отмутузила.
Однако тем самым она оказала мне услугу. На следующий день волосы пришлось уложить в пучок, и всем настолько понравилась моя новая прическа, что я решила впредь так и ходить. Иногда Элиза подкалывала меня, тоже собирая волосы в пучок, но ей никогда не удавалось заколоть его аккуратно, так что учителя мгновенно просекали подмену.
Беру шест и продеваю в кольцо, чтобы открыть люк на чердак и спустить лестницу. Несколько минут спустя оказываюсь в затхлом помещении, заставленном коробками. Понятия не имею, с чего начать, так что хватаю первую попавшуюся.
Проходит почти час, прежде чем я натыкаюсь на первый дневник. Сразу его узнаю, несмотря на то, что вся обложка оклеена разноцветными стикерами. Дядя Саймон подарил нам одинаковые блокноты с замочками на наш семнадцатый день рождения. Помню, я писала в свой каждый день, хотя сейчас, наверное, сгорела бы со стыда, увидев эти записи.
Приподнимаю уголок обложки и удивленно смотрю на неровный почерк внутри.
Я знала, что Фиби вела дневник — об этом все знали. Она постоянно участвовала в конкурсах сочинений и всем рассказывала, что мечтает стать писателем. Но Элиза? Никогда бы не подумала, что ее такое заинтересует. Да, она сочиняла песни. Но выговариваться на бумаге? Не ее стиль. Даже ее песни странные и заморочные — в текстах никакой обнаженной души и всего такого. По крайней мере в тех, что я слышала.
Однако это определенно ее почерк. И когда она начала вести дневник?
Оглядываю замочек. Я однажды потеряла свой ключ, так что научилась открывать дневник булавкой. Вытаскиваю из волос заколку — все равно пучок уже развалился — и засовываю острый конец в скважину. Секунду спустя замочек щелкает, и блокнот раскрывается.
Вздрагиваю при виде даты первой записи: пятница, 13 мая, десять лет назад. Пятница, тринадцатое — день, когда приехал Ангус!
Захлопываю дневник. Так я и знала! Я знала, что Элиза тоже в него втрескалась! Да, она держала хорошую мину, но меня не проведешь.
Совесть подсказывает убрать дневник сестры с глаз долой, но я ее не слушаю. Шанс заглянуть в голову Элизе? Как можно перед таким устоять? Сестра, конечно, убьет меня, если это выплывет, но с другой стороны — и поделом ей за то, что не помогает паковать вещи.
Разглаживаю странички и приступаю к чтению...
Natali-B: 17.12.19 13:06
Кьяра: 17.12.19 16:07
Dolce Vitа: 17.12.19 16:57
diamond: 17.12.19 18:42
svetlan-ka: 18.12.19 02:03
SOLAR: 18.12.19 09:27