Про туфли и ICQ (Сборник рассказов)

Олечка! Прочла, очень сильно, по нервам. Спасибо тебе!
Поздравляю с праздником!

Я познакомилась с Ольгой, как автором, в "Женских штучках", читая её удивительные рассказы, написанные для конкурсной программы, которые не раз становились моими фаворитами и вдохновляли на стихоотзывы. Конкурс "Зной" открыл для меня в этом авторе новые грани. Повесть "Кодекс чести" не просто вдохновила моего Муза. Она заставила мои эмоции "рваться" на монитор. Оля, спасибо тебе огромное за мои эмоции и за "возбужденного" ими Муза.

"Кодексу чести" посвящается

Еще не сделан шаг последний в бездну,
Еще кричит сознание «Назад!!!».
Послушаться? Ведь всем давно известно -
Неверным женам уготован ад.

Но снова отдаваясь без остатка,
Ему не в силах противостоять,
Я вязну в паутине страсти сладкой
И каюсь, завтра согрешив опять.

Хотела быть счастливой - не случилось.
Хотела быть любимой - не сбылось.
В мое сознанье болью просочилось:
"Так мало вместе, и навечно врозь"

Свой личный ад я пестовала долго
И чашу боли выпила до дна...
Ты вместе с ней. И пусть из чувства долга.
А я ... в своем безумии одна.
_________________

Ку-ку дорогому автору ))))
Ну вот и "Кодекс чести" подоспел! Уррра )))

Нинада бояться! Умные люди прекрасно понимают, что политика тут совершенно не причем. А за "Меч" я вообще горой стоять буду

А как я люблю их выдавать! Кто б знал )))))) Приходите в любое время ))

Ага... вот оно что )) Дык это... пенделей у меня в запасе еще вагон, я пока подожду... а потом приду их тебе выдавать, чтобы "Стражи" были дописаны. А то ж ты теперь заинтриговала не на шутку!

Ира, всегда одно удовольствие читать ваши стихи! Супер!
___________________________________

Добрый вечер! Всех с прошедшим праздником!
Вот я и вернулась. Хоть и с опозданием, но открыла вчера дачный сезон. И первые майские продинамила, и 9е мая. А вот 10го числа не сдержалась, рванула на электричке вместе с подругой "единяться" природой. Вот. Похвасталась.

Света, и тебе спасибо! Так я когда-то из-за этой повести нервничала. И в процессе написания вымотала себя порядком, все время казалось, что не тяну.
Вроде напишешь абзац, а потом копать начинаешь. А правильно ли написала, а так ли оно на самом деле было... И биографию Пирогова прочитала, и просто разрозненные воспоминания о нем современников. До мемуаров Екатерины Бакуниной тоже добралась. Не говоря уж о "Севастопольских рассказах" Толстого. До театральных премьер тех лет тоже добралась. А заодно и до карет. Вспомнила чему на Вспомогательных Исторических Дисциплинах нас на 1м курсе учили... Вот дурында, дату Пасхи начала высчитывать 1855 года. Правда потом очухалась, погуглила)))
Смешно вспомнить, вытащила одного приятеля в усадьбу Кусково погулять только ради того, чтобы на газовый фонарь там посмотреть, хотя бы без света. Потому, что я его в повести ненароком упомянула, а в реале слабо представляла его особенности. Подготовилась, погуглила, поехала. В итоге собрала вокруг себя толпу любопытных, рассказывая что-то из истории фонарного освещения улиц.
Разобралась вроде со всем, всюду куда можно было, нос свой сунула в этом фонаре. А на деле в повести это все вылилось исключительно в пару слов .

О... я и сама их в себе открыла тогда впервые. А ведь изначально "Кодекс чести" должен был стать Штучной миниатюрой про перчатки... И основной вехой сюжета должна была стать дуэль. Между графом Истоминым и Евгением Потоцким.

Ой, Ирин, а я каждый раз читала твои стихоотзывы и поражалась, как ты умудряешься так тонко уловить самую суть и изложить ее в такие проникновенные стихотворные строки. Вот и это стихотворение, когда я прочитала его в рамках обсуждений на прошлогоднем "Зное" заставило затаить дыхание.
Спасибо тебе за него. И тысяча сердечек.

Катеринка! Феечка!

НУ вот и я так подумала. Причем здесь вообще политика? Ну Крым, ну и что? Ну, маки))) А "Меч Олисавы" и вовсе фэнтези, хоть и с отсылкой на ряд исторических событий.

Кхм... Ну "Стражи" в принципе и сейчас дописаны. Просто я хочу им немного переписать концовку. Убрать несколько предложений в конце и добавить на их место еще парочку страниц... Дабы "закруглить" сюжет.

Отчаянно машу лапкой и плюсую!
_________________

 » День подарков (Boxing day)

Автор обложки Jasmin11

Мечтательница и актриса,
Всегда ты -- девочка, Алиса!
Идешь сквозь жизнь -- волшебный лес,
Все для тебя полно чудес! (с)

20 декабря после долгих и настойчивых уговоров синоптиков осень все-таки сдала зиме свои позиции. Наконец-то преодолев нулевой рубеж, столбики термометров стремительно поползли вниз. Весь следующий день чародейка Метелица, наверстывая упущенное, засыпала Москву снегом, повергая в панику городские снегоуборочные службы. И будто бы в насмешку над их безуспешными попытками справиться с последствиями разыгравшейся стихии, на улицах города неуклонно росли белые пушистые сугробы. В свете желтых фонарей радостно плясали крупные снежинки, навевая мысли о предстоящих праздниках. До Нового года оставалось ровно десять дней...

В детстве Алисе казалось, что это самое волшебное время в году. Время, когда в воздухе витает ни с чем несравнимый чарующий аромат хвои и мандаринов, а в витринах вдруг чудесным образом появляются восхитительно красивые елки из пышной серебристой мишуры, ставшие с легкой руки телевизионщиков последним писком новогодней моды. Когда обычно пустовавшие прилавки магазинов пестрели разноцветными елочными украшениями: шариками, шишками, присыпанными серебристой крошкой зверушками и, конечно же, пурпурно-красными звездами, маленькими копиями тех, что венчали величественные башни Московского Кремля.

Когда-то маленькая Алиса была готова часами любоваться на это блестящее великолепие. Мама, глядя на столь бесполезную трату времени, снисходительно кривила ярко накрашенные губы и называла дочь сорокой, а папа подхватывал малышку на руки и рассказывал самые волшебные и удивительные истории о чудесах, которые непременно случаются под Новый год. Алиса слушала, затаив дыхание, и в восторженном детском сердечке с каждой секундой усиливалось предвкушение праздника и прихода Дедушки Мороза со Снегурочкой.

Папа умел окружать ореолом загадочности и волшебства даже самые обычные вещи. Весеннюю травку, легкий ветерок, радужные бензиновые разводы в лужах на асфальте, ледяные узоры на стекле и даже горький кофейный аромат. Он часто говорил, что мир полон чудес, главное, суметь их разглядеть под личиной обыденности. И Алиса верила, что мир вокруг прекрасен и удивителен, а в жизни всегда есть место для чуда.

А потом папа ушел. Совсем не по-киношному, скорее, наоборот - вопреки всем навязанным сериалами шаблонам. Не к другой женщине, не из-за предательства жены, не из-за козней окружающих. Просто ушел, указав в качестве причины развода безликое "не сошлись характерами". Без драм и скандалов, без упреков и даже без жилищных претензий. Лишь на секунду задержался в прихожей, обнял Алису и шепнул ей на ушко:

- Ты главное знай, в жизни всегда есть место для чуда. - Тихо-тихо, чтобы не услышала мама. Она никогда не понимала его стремлений во всем увидеть волшебство.

Папа не исчез из Алисиной жизни, ведь вопреки материнским запретам девочка продолжала тайком бегать к нему в гости. Он поил ее горячим чаем с пражским тортом и, как прежде усаживая к себе на колени, рассказывал волшебные сказки. Совсем как раньше, будто бы и не было того декабрьского вечера, который впервые разделил жизнь Алисы на "до" и "после".

Но придуманная папой страна чудес все равно словно осиротела без своего создателя. В ней больше не было ни игр в "Монопольку" по вечерам, ни сказок на ночь, ни даже новогодней елки. А Алиса по-прежнему старалась видеть вокруг чудеса... Только как же без папы понять где волшебство, а где просто мыльная пена, больно щиплющая глаза?

Прошло пятнадцать лет... Совсем уже взрослая Алиса брела по заснеженному переулку, задумчиво наблюдала за вальсирующими в желтом свете фонарей снежинками и изо всех сил пыталась убедить себя, что это ангелы стряхивают с крыльев волшебную серебристую пыльцу, готовясь спуститься на землю в канун Нового года. Ведь мир полон удивительных вещей... Так папа говорил, а он же всегда прав...

Главное, хоть на мгновение забыть о том, что впереди лишь одинокий вечер в пустой, холодной квартире и очень страшная, темная ночь, когда не к кому прильнуть во сне, некому пожелать волшебных сновидений и даже не с кого стянуть одеяло... Уже целую неделю оно было в ее полном распоряжении, только почему-то совсем не грело. А еще, кажется, перестали топить батареи... Зато теперь можно было слушать ту музыку, которая нравится именно ей, Алисе, смотреть старые советские фильмы и хоть до звездочек в глазах сидеть на Фэйсбуке... Можно, но почему-то совсем не хотелось...

Как глупо все получилось... Алиса с Максимом поссорились из-за ерунды, из-за купленного для встречи Нового года платья... Наговорили друг другу гадостей, а потом, стыдливо отводя глаза, попытались решить накопившиеся проблемы путем дипломатических переговоров... Не сдержались, перешли на личности... снова обвинили друг друга во всех смертных грехах человечества... И он ушел. Точно также как папа.

Покидал вещи в спортивную сумку. Чуть замешкавшись в прихожей, положил ключи на тумбочку и, бросив через плечо едкое "счастливо оставаться", ушел... А она, Алиса, демонстративно скрестив руки на груди, так же как и мама тогда, пятнадцать лет назад, проводила любимого мужчину высокомерным взглядом... шагнула в глубину прихожей, уткнулась лбом в дерматиновую обивку захлопнувшейся двери и зарыдала. Искренне. Надрывно. Безудержно... Сжала в кулаке серебряный медальон... Точно такой же как у Максима. Два оберега, которые должны были принести им счастье и навсегда связать их сердца невидимыми серебряными нитями, а заодно уберечь от смертельных опасностей, которые подстерегают впереди... Так когда-то сказала Алисе и Максиму странная или, вероятно, просто сумасшедшая старушка в парке... Только разве можно обмануть судьбу талисманами? Дорогим платьем, оказывается, можно, а талисманом - нет. И зачем она купила то платье? Для чего оно ей теперь, когда даже Новый год предстоит встречать в гордом, но от того не менее унизительном одиночестве...

Кто вообще придумал этот нелепый праздник? Кому пришла в голову гениальная мысль, что старение мира - весьма удачный повод для веселья? Тем более, когда на улице зверский холод, снега по колено и темнеет, едва успев рассвести...

...А где-то есть такие чудесные страны, где круглый год светит солнце, и теплые океанские волны ласкают восхитительные песчаные пляжи... Там люди, наверное, даже не знают, что такое снег и мороз... Счастливые...

* * *

Самолет заходил на посадку. Алиса восторженно приникла к иллюминатору и расплылась в радостной улыбке. Сердце сжималось в предвкушении. Было из-за чего. Под крылом самолета расстилался восхитительно зеленый остров в обрамлении песчаной береговой полосы и лазурных вод Индийского океана. Подумать только, на календаре 25 декабря - католическое Рождество, осталось меньше недели до Нового года, а за бортом 30RC тепла. Вот это и есть чудо! Встретить Новый год в тропическом раю на далеком и загадочном острове Пхукет... Какая была потрясающая идея сорваться из завьюженной холодной Москвы на край земли... Просто волшебная идея...

...И Таиланд, будто поддакивая Алисиным мыслям, распахнул перед северной гостьей свои солнечные объятия. Едва успев смыть дорожную пыль, вдруг захотелось всего и сразу. Покататься на слонах, насладиться знаменитым тайским массажем, попробовать местную кухню и, конечно же, как можно скорее погрузить свое измученное холодами тело в теплые, ласковые воды Индийского океана. А еще обязательно поплавать с маской, посетить яркие и такие колоритные буддистские храмы, полюбоваться закатами в тропиках... столько всего... С чего начать?

С пляжа...

По-южному быстро - почти молниеносно - солнце скатилось за горизонт. Небо стремительно окрашивалось в иссиня-черный смоляной оттенок. Словно по мановению волшебной палочки вспыхнули звезды, взошла луна. Невероятно большая и близкая. Казалось, до нее можно дотронуться, даже не вставая с песка. Тоже совершенно волшебного, скрипящего под ногами как снег. Ученые утверждают, что это из-за большого содержания кварца, но Алисе хотелось верить в магическую составляющую.

Устроившись под пальмой на берегу с бокалом шампанского и экзотическими фруктами, девушка любовалась подрагивающей на волнах лунной дорожкой. Тихо шумел прибой, нашептывая темноте океанские секреты. Восхитительно. О чем можно мечтать в такой вечер? Только о любви, наверное... о любви... о Максиме...

У самой кромки воды, взявшись за руки, брели два темных силуэта, вызывая щемящее чувство в груди. Оказывается, даже рай бывает с горчинкой...

Силясь отогнать внезапно нахлынувшую тоску, Алиса подняла фужер и задорно подмигнула лунному диску. Ну, что ж... Мир празднует Рождество. Патонг охвачен безудержным весельем... Быть может, там в поселке, удастся справиться с упадническим настроением и хоть на мгновение вырваться из цепких объятий одиночества...

* * *

На следующий день после Рождества Алиса проснулась рано. Ночь выдалась беспокойная и совершенно неправильная. Сон тревожили мелькавшие словно в калейдоскопе картинки. Счастливые семьи с детьми, гуляющие по шумным ночным улочкам Патонга. Целующиеся парочки. Улыбчивые лица тайцев. Настойчивые зазывалы гоу-гоу баров в красных колпаках Санта Клауса. Всеобщее безудержное веселье. Рождество... Праздник, на котором она, Алиса, чувствовала себя незваной гостьей, ведь именно в окружении радостных улыбок посторонних людей и чужого счастья, еще острее ощущалось собственное одиночество. А где-то на другом конце света, в холодной Москве, был Максим. Ел, спал, улыбался... Жил своей собственной жизнью, в которой уже не было места ей, Алисе...

В ресторане было малолюдно. Не удивительно. Люди, вероятно, все еще отсыпались после бурно проведенной ночи. А Алиса, устав от самоистязаний, твердо решила радоваться всему тому, чем так щедро делился с ней Таиланд. Хотя бы морю, солнцу и улыбкам окружающих.

- Алиса! - вывел ее из задумчивости детский голосок. Рядом, едва не подпрыгивая от нетерпения, крутилась маленькая австралийка Джилл, с которой она познакомилась вчера на пляже. Чудесный ребенок. - Это тебе.

- Мне? - Алиса удивленно уставилась на яркий плетеный браслет, который протягивала ей девочка.

- Тебе! Сегодня же День Подарков. Ты забыла? 26 декабря!

Конечно, забыла... День Подарков. Второй день Рождества в католических странах. Хороший праздник. Добрый и очень трогательный. Когда вся семья собирается у новогодней елки и, весело смеясь, распаковывает принесенные Санта Клаусом подарки. Алиса склонилась к Джилл и смачно чмокнула ее в щечку. От искренней улыбки девочки на душе потеплело. Как мало все-таки человеку нужно для счастья...

- Спасибо. А мой подарок будет чуть позже. - Виновато потупилась. - У меня сейчас свидание с океаном...

Джилл деловито кивнула и, погрозив Алисе маленьким пальчиком, снова улыбнулась:

- Он сегодня невероятно красивый. Не заставляй его долго ждать.

Океан и, правда, будто принарядился к празднику. Напыщенно бирюзовые волны, словно вальсируя, налетали на пологий берег и, смешиваясь с золотистой песчаной крошкой, разбивались на миллиарды белоснежных пенистых брызг. И тут же, устыдившись своего ребячества, отступали, чтобы уже через пару мгновений снова продолжить игру. Алиса скинула пляжное платье и подошла к кромке океана, с восхищением глядя на тонкую грань, разделяющую чернеющую вдали водную гладь и нежно-голубой небесный свод. Восхитительная картина.

Вода ласково коснулась ног девушки, призывно маня насладиться своей обволакивающей прохладой. Зачем противиться искушению? Алиса решительно шагнула вперед, погрузившись в успокаивающие океанские волны, и поплыла навстречу горизонту.

* * *

Будто по велению неведомых магических сил вода поспешно удалялась от берега, обнажая усыпанное ракушками и мелкими блестящими рыбёшками песчаное дно. Алиса заворожено наблюдала, как океан становится ей сначала по грудь, затем по пояс, по колено и, наконец, ласково лизнув напоследок тонкие девичьи щиколотки, устремляется вдаль за горизонт. Словно сказочная морская царевна потянула на себя шаль из прозрачного бирюзового шелка... Невозможно оторвать взгляда.

Какая невероятная страна - Таиланд... Каждую секунду она приоткрывала перед Алисой крошечную частичку своих тайн. И, казалось, что им просто не может быть конца... Неиссякаемая сокровищница чудес... Разве могла Алиса еще три дня назад, сидя в заснеженной Москве, вообразить, что где-то в мире бывают такие отливы? Стремительные... Интенсивные... Странные...

Алиса склонилась к торчавшей из песка ракушке. А вот и ответный подарок маленькой австралийке Джилл.

- О чем же вы шепчетесь, морские духи? - приложив к уху подаренное океаном сокровище, тихонько пробормотала девушка и не спеша побрела к берегу. Чудеса чудесами, а с солнцем в тропиках шутки плохи, даже в десять утра. Под палящими лучами начинали болезненно зудеть плечи. Обгорели все-таки. Да и медальон нагрелся, нещадно обжигая грудь.

Алиса опустила на него взгляд и ошарашено замерла. Со старинным металлом творилось что-то невероятное. Он стремительно менял цвет, становясь насыщенно алым. Некогда черные прожилки пылали тревожным огнем. Разве такое возможно?

Испуганно огляделась по сторонам. Вокруг люди. Очень много людей, но никому и дела нет ни до изменившего цвет медальона, ни до его хозяйки. Оказывается, это гораздо менее интересно, чем ракушки и рыбы, оставленные внезапно отступившими океанскими водами на всеобщее растерзание.

Где-то за спиной нарастал странный гул. На пляж стекались люди и что-то оживленно обсуждали, указывая на океан. Происходило что-то странное, даже тревожное. Но что?

Алиса обернулась... И замерла в оцепенении. В горле застыл крик ужаса. К берегу стремительно приближалась волна. Огромная... Чудовищная... Смертоносная... Цунами.

Ноги будто вросли в землю, наотрез отказываясь повиноваться. Гул усиливался с каждой секундой. Стучал в висках, холодил кровь. Алиса машинально потянулась к медальону и судорожно сжала обжигающий металл в кулаке. Помогло... Будто сквозь толщу льда до слуха донесся родной голос:

- Алиса! Беги! - Побежала, интуитивно повинуясь приказу. Куда-то вперед, не разбирая дороги, будто бы состязаясь в скорости со стихией. Неравный бой и приз в нем - человеческая жизнь.

Судя по отчаянным крикам за спиной, волна настигла своих первых жертв. Люди на пляже пришли в движение и кинулись врассыпную...

Медальон раскалился до предела. Алиса отчаянно дернула с шеи цепочку, но та словно обратилась в корабельный трос. Тонкие изящные звенья мертвой хваткой цеплялись друг за друга. Кошмар обрастал все новыми и новыми деталями. Осколки ракушек, искалывающие босые ноги в кровь. Серебро, прожигающее грудь насквозь. Адский гул, переходящий в оглушительный рокот, и душераздирающие крики за спиной. Страх... бессилие... отчаяние... А вокруг люди. Толпы людей, спасающиеся паническим бегством...

Пляж, пальмы, бетонный бордюр, дорога - позади... впереди лишь украшенные к Рождеству улочки поселка ... где-то там...

- Цунами! - Совершенно чужой голос. Мучительный хрип, потонувший в общем нескончаемом кошмаре.

...Нагретый солнцем асфальт под босыми ногами... Собственное прерывистое дыхание... учащенное сердцебиение, гулко отдающееся в висках... Бубуух!

Чудовищный грохот, наконец, достиг кульминации, поглотив пронзительные вопли разноязычной толпы и треск ломаемых деревьев и построек. Волна с остервенением обрушилась на берег и, сметая все на своем пути, устремилась вглубь острова.

Нельзя оборачиваться! Бежать... Бежать...

Вода насмешливо лизнула Алису по лодыжкам и тут же сбила с ног мощным ударом в спину. Доля секунды - и хрупкое, барахтающееся тело оказалось во власти смертоносной стихии... Соленая вода щипала глаза и раздирала горло, устремляясь в легкие... Вот и все... Конец гонке... И уже даже почти не страшно... Горько... Почему-то вспомнилась Кремлевская Елка, на которую ее в детстве водил папа... красный пластмассовый короб со сладостями в виде Спасской башни... Мультик "Ну, погоди" на большом экране... и толпа встречающих родителей за ограждением... папа... его ей уже не увидеть... И Максима тоже... Как много она не успела в жизни... Сколько слов остались несказанными...

Кажется, течение изменило направление, стремительно утягивая своих жертв в океан... В мутной соленой воде еще ярче прежнего вспыхнул медальон, и в тот же миг чьи-то сильные руки схватили Алису за плечи и потянули вперед наперекор разыгравшейся стихии. Один из проплывавших мимо деревянных обломков больно ударил по голове, оставив на лбу кровоточащую рану... Но накрывшая побережье волна отступала... а Алиса, зажмурившись, оставалась лежать среди груды обломков и бездыханных тел на мокром асфальте. Таинственный спаситель испарился, будто и не было его вовсе...

- Беги, Алиса! Беги! - Максим. Снова она слышала его голос... Откуда он здесь?

Алиса резко распахнула глаза и, озираясь по сторонам, вскочила на ноги. Вокруг не было никого... Никого живого... Лишь торчавшие из под обломков тела... искореженные стихией мопеды и машины, выброшенные на берег лодки, кучи песка, битое стекло, погнутые вывески и останки того, что еще три минуты назад было рождественскими украшениями улиц... Патонг лежал в руинах, ожидая пришествия второй убийственной волны... Тропический рай обратился в ад...

- Алиса, беги! - Голос из ниоткуда. Игра воображения?

И снова подчиняясь приказу, Алиса рванула вперед, подальше от океана, все еще держа в руке поднятую с песка ракушку, цепляясь за нее словно за последний осколочек того чудесного мира, который так вероломно был разрушен цунами...

* * *

Рано утром 31 декабря самолет МЧС приступил к снижению, погружаясь в тяжелые, снежные тучи, прочно обосновавшиеся в небе над Москвой. Алиса, зябко кутаясь в тонкий плед, задумчиво водила пальцем по коричневато-бежевой ребристой поверхности ракушки. В голове крутились строки детского стишка, которые они когда-то давно разучивали с папой:

- Лежали на пляже кругом безделушки,
Простые игрушки, пустые избушки,
Пустые избушки, дома-завитушки,
Дома-завитушки, морские ракушки.
И эти ракушки шептали друг дружке
Морские частушки и байки на ушко,
Морские былины, подводные сказки,
Поросшие тиной, поросшие ряской.(с)

На глаза навернулись слезы. Сможет ли она, Алиса, когда-нибудь забыть те душераздирающие картины? Повисшая на пальме машина. Вывороченные из земли бетонные блоки. Покореженная моторная лодка в бассейне прибрежного отеля. Мертвые тела на золотистом песке у кромки воды. Маленькая девочка, пробирающаяся через завалы и зовущая маму. Слезы... Стоны... Боль... Горы песка... Порванный шлепок на асфальте... Рыдающая над трупом женщина в разорванной футболке... Перекрикивающие друг друга сирены скорой помощи...

- Вот, оказывается, о чем вы шепчетесь, морские духи. - Прикрыла глаза. Сглотнула.

Шасси самолета с ощутимым толчком коснулись земли. Где-то в начале салона раздались нерешительные аплодисменты - дань традиции. Алиса дотронулась до повязки на голове. Вздохнула. Вот она и снова в Москве. Без документов. Облаченная в чьи-то чужие вещи. Но, главное, живая.

Взглянула в иллюминатор на ярко подсвеченное здание аэропорта. Там ее ждал папа. По телефону удалось связаться только с ним. Он плакал и постоянно повторял "Детка, ты жива. Это чудо! Настоящее чудо". Алиса и сама это теперь понимала. Вдруг стало очень стыдно... Как же мелко выглядели все ее недавние проблемы на фоне случившегося... Мелко и глупо.

Встала. Решительно улыбнулась и направилась вслед за другими пассажирами к выходу из самолета... Навстречу новой жизни...

...В зале прилета царил хаос. Казалось, журналисты в яростной и беспощадной погоне за сенсационными новостями из первых рук полностью оттеснили родственников эвакуированных на задний план. Алиса на мгновение замерла в проходе, высматривая в толпе отца, и тут же зажмурилась от неожиданной вспышки фотокамеры. Отпрянула от зеленого микрофона, потерянно озираясь по сторонам.

- Алиса, мы здесь!

Сердце пропустило удар. Максим. Алиса снова слышала его голос. Медленно, будто боясь вспугнуть свою собственную птицу счастья, повернулась на звук. Затаила дыхание - распихивая локтями толпу, к ней пробирались папа, мама и Максим.

Доля секунды - и его сильные руки сжали Алису в объятиях, приподняв над полом, словно тряпичную куклу.

- Я боялся, что больше не увижу тебя... - прошептал Максим и чуть отстранился. Аккуратно убрал прядь волос с лица Алисы и кончиками пальцев коснулся повязки на ее лбу.

Нервно сглотнул и дрогнувшим, надломленным голосом повторил:

- Что никогда не увижу тебя живой...

- Прости меня... - так же шепотом произнесла девушка и виновато прикрыла глаза.

- А ты меня. Я так люблю тебя.

- А я тебя больше.

Уже в машине по дороге домой, Алиса все-таки решилась рассказать Максиму о том, что не давало ей покоя с момента катастрофы.

- Там на Пхукете я слышала твой голос. Мне кажется, именно он помог мне спастись.

В салоне повисло напряженное молчание, прерываемое лишь мерным поскрипыванием дворников по лобовому стеклу. Алиса нервно прикусила губу, не в силах взглянуть на Максима. Конечно, он ей не верит... Считает, что она не в себе... немудрено... После всего пережитого-то... Не стоило поднимать эту тему... Не стоило... И вдруг он заговорил. Тихо. Запинаясь на каждом слове. Но все же очень искренне.

- Мне снился кошмарный сон... будто на тебя... надвигается чудовищная волна. Я пытаюсь кричать, но ты не слышишь... а потом она накрывает тебя с головой и начинает уносить в океан... А я не могу... дотянуться. И лишь в последнюю секунду мне все-таки удается... схватить тебя за плечи... я изо всех сил стараюсь удержать тебя, будто состязаясь с кем-то в перетягивании каната. Чувствую, отпущу - и никогда больше тебя не увижу... Проснулся. Сердце дико колотится в груди. И я безуспешно силюсь убедить себя, что это всего лишь сон... А потом в новостях сообщили о цунами в Индийском океане...

* * *

Мир, устав от ужасающих репортажей с мест, пострадавших от цунами, иступлено и радостно, всем смертям назло отмечал наступление Нового 2005 года. Поверив астрологам, люди задабривали зеленого деревянного петуха. Исключали из праздничного меню курятину и готовились к новым свершениям. С оглушительным свистом летели ввысь петарды, подкрашивая небо над Москвой разноцветными искрящимися вспышками. Город заметало снегом. Алиса, уютно устроившись в теплом коконе объятий Максима, смотрела в окно и снова вспоминала папины слова. В жизни всегда есть место для чуда. Теперь она знала это, как никто другой, ведь самое волшебное, что существует на свете, это и есть жизнь.

А где-то на краю земли, на солнечных берегах обманчиво спокойного Индийского океана, трудолюбивые и жизнерадостные тайцы все еще извлекали из-под завалов тела погибших, хоронили в братских могилах неопознанные трупы, упорно боролись за жизни чудом спасшихся, молились своим богам и приступали к восстановлению разрушенных стихией курортов, чтобы уже в феврале принять на своих гостеприимных землях новых искателей романтики и приключений.
_________________

 » Одиночка

ОДИНОЧКА

- Женя, скорость! Скорость! На два шага уже отстаешь! Женя! - разносится над катком зычный голос тренера.

Ненавижу этот ее дурацкий рупор! Едва замечаю, как она подносит его ко рту, сразу начинаю ошибаться в движениях. Вот и сейчас изо всех сил стараюсь нагнать Антона, но снова сбиваюсь с ритма и еще больше отстаю. Ловлю на себе его недовольный взгляд.

- Женя, соберись! - кричит в рупор тренер. - Отборочные на носу!

Знаю, что отборочные! Знаю, что надо работать над скоростью... Знаю, что синхронностью в нашем дуэте и не пахнет. А еще знаю, что неделю назад Антон просил заменить ему партнершу... Конечно, получил от ворот поворот. Коней, как говорится, на переправе не меняют, а уж партнершу накануне Чемпионата Европы и подавно. Но факт остается фактом. Просил.

- Женя! - снова слышу гневный оклик тренера. - Подойди-ка ко мне!

Останавливаюсь, уже предвкушая очередной серьезный разговор о моих незавидных успехах. Кусаю губы от досады и осознания собственной никчемности. Медленно качусь к бортику, словно там меня ждет не Светлана Борисовна, а гильотина. Затылком чувствую на себе раздраженный взгляд Антона. Ему есть за что на меня злиться. Мы в одной упряжке, а с недавних пор я вдруг стала в ней слабым звеном.

- Женя, - с тяжелым вздохом начинает тренер. - Я тебя не узнаю. Что с тобой происходит? Если будешь продолжать в том же темпе, о Чемпионате Европы можешь сразу забыть.

Сколько раз за последнюю неделю мне уже доводилось слышать от нее эту угрозу? Шесть...

- Светлана Борисовна...

- Послушай меня, девочка! Мы тут не в игрушки играем! Надоело тебе кататься? Так и скажи прямо, не трать ни мое, ни Антоново, ни свое время!

- Не надоело! Я стараюсь... Я...

- Плохо стараешься, Женя! Плохо! Думаешь, после выхода в финал Гран-при можно расслабиться? Нет, дорогая моя! Нет!

- Светлана Борисовна...

- Ладно! - отмахивается она. - Хватит на сегодня с шагами. Повторим верхнюю поддержку. Надеюсь, с этим у тебя не возникнет проблем.

- Не возникнет! - стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но, кажется, и это мне не слишком хорошо сегодня удается. Тренер снова недовольно хмурится и начинает барабанить пальцами по бортику.

- Давай, покажи нам класс!

Не нравится мне ее голос. И взгляд тоже не нравится. Точно так же на прошлой неделе смотрел на меня учитель химии в школе, сообщая, что мне светит неуд в четверти, а предстоящая лабораторка - последний шанс его избежать. Но то химия. Черт бы с ней! А сейчас речь идет о деле всей моей жизни - фигурном катании.

Сколько себя помню, я всегда бредила льдом. Увидела однажды по телевизору выступление Оксаны Баюл на Олимпийских играх в Лиллехаммере и пропала. Воображала, что это я в костюме черного лебедя изящно скольжу по льду под чарующие звуки музыки, вращаюсь в свете софитов. Улыбаясь, исполняю тройной тулуп. А вокруг восторженные крики зрителей, овации, летящие с трибун цветы и плюшевые игрушки.

Десять лет я упорно шла к своей мечте и вот теперь, когда участие в Чемпионате Европы стало почти реальностью, стремительно схожу с дистанции и тащу вслед за собой Антона. Что со мной?

Сердце сжимается от страха перед очередной неудачей, слезы бессилия застят взгляд, стекают по щекам, оставляя за собой мокрые, мгновенно стынущие дорожки.

- Поплачь, поплачь, - зло усмехается Антон. - Будто от твоих слёз что-то изменится. Идиотка никчемная! Поехали!

Мне не обидно. Стыдно и горько, но совсем не обидно. На правду не обижаются. Пытаюсь утереть слезы, но остановить их поток мне, кажется, не под силу. Таким плаксам как я не место в большом спорте...

- Да прекрати ты! - грубо дергает меня за руку Антон. - Лед соплями растопишь!

И вот мы уже стремительно в обманно страстном порыве катимся вперед. Еще мгновение и Антон поднимет меня высоко надо льдом. Я грациозным лебедем вспарю ввысь и замру. Изящная и легкая. И...

С трудом различаю что-то в мутном мареве слез. Чувствую, как руки Антона ложатся мне на талию. Крепко сжимают меня и приподнимают вверх. Я уже не касаюсь лезвиями коньков льда... Парю... Нет! Что-то не так. Не понимаю что. Я падаю? Или это лед стремительно надвигается на меня сверху... Удар. Боль.

Почему так темно? И холодно...

Я распластана на ледяной глади. Прижимаюсь к ней мокрой щекой... Пытаюсь подняться и не могу. В большом спорте нет места таким как я... Оксана Баюл порхала в свете софитов с разрезанной голенью и ушибом спины. И выиграла олимпийское золото, а я... Я в темноте и не могу найти в себе сил пошевелиться...

* * *

Два с половиной года спустя

Одиночество засасывает. Со временем к нему не просто привыкаешь, а начинаешь им наслаждаться. Оно становится уютным шелковым коконом. Теплым и надежным. Находясь внутри, ты уже не испытываешь страха перед окружающим миром, он просто утрачивает для тебя прежнее значение. Ты не боишься оступиться и кого-то подвести. Теперь ты в ответе только за самого себя. И оттого на сердце становится легко и спокойно.

Но вдруг в твою жизнь врывается такой человек, как Алька. Распахивает дверь в аудиторию и, восторженно улыбаясь всем вокруг, стремительно движется по проходу между рядами к пустующему месту рядом с тобой.

- Свободно? - Спрашивает и, не дожидаясь ответа, плюхается на соседний стул.

Ты пока не знаешь, чем тебе грозит это вторжение, но уже досадливо морщишься и кусаешь губы. Почему? Потому что, не успев вытащить тетрадь и ручку из сумки, соседка по парте начинает, что-то радостно рассказывать, дергать тебя за рукав, возбужденно размахивать перед твоим лицом мобильником. Ты, не в силах выдержать ее трескотню, вставляешь в уши наушники от плеера. Но на этом твои мучения не заканчиваются. Соседка любопытна и непосредственна.

- Ой, а что ты слушаешь? - улыбаясь спрашивает она и тут же выдергивает у тебя из уха левый наушник. Ты и моргнуть не успеваешь, а она уже начинает подпевать играющей в твоем плеере песне: - Разбиться с тобою вместе, с тобо-ою вместе, с тобо-ою вместе...

Ты недоуменно смотришь сначала на нее, а потом по сторонам, понимая, что благодаря нахальной девице вдруг оказалась в центре внимания всех, кто в тот момент был в аудитории. Кошмар!

Дальше хуже. На лекции, когда ты пытаешься конспектировать материал, она то и дело заглядывает тебе через плечо, отодвигает твой локоть, чтобы было удобнее списывать и при этом громким шепотом успевает комментировать происходящее вокруг. К исходу второго часа ты уже на грани. В голове путаница химических формул и историй из жизни твоей соседки. Да и в тетради тоже.

Ты выходишь из аудитории. Надеешься, что назойливая девица оставит тебя, наконец, в покое? Наивная. От нее не так-то просто избавиться. И десяти минут не пройдет, как она отыщет тебя на лавочке у входа.

- Вот ты где! А я тебя уже обыскалась! Я нас с тобой в список внесла.

- Какой еще список? - недоуменно хмуришься ты, все еще не осознавая в полной мере масштабы надвигающейся катастрофы.

А девица как ни в чем не бывало радостно улыбается и, устремив на тебя по-детски восторженный взгляд, заявляет:

- В список желающих участвовать в спектакле по случаю нашего посвящения в студенты. Первая репетиция сегодня после четвертой пары. Правда же круто?

- Круто? - изумленно переспрашиваешь ты. - Да ты в своем уме?

Восторг в ее глазах мгновенно сменяется столь же искренним недоумением и даже испугом.

- Ты разве не хочешь участвовать? - Почему-то шепотом спрашивает она. - Ну как же? Это же спектакль в честь нашего посвящения в студенты. Будет круто! Круто!

Ты встаешь с лавки и, не глядя на девицу, направляешься ко входу в здание.

- Ну постой же ты! - кричит она вслед. Хватает тебя за локоть. - Постой! Пожалуйста! Ты же не можешь отказаться.

- Могу, - усмехаешься ты.

- Пожалуйста, приходи на репетицию. Я же уже нас с тобой внесла в список. И... ты меня очень подведешь, если откажешься.

Она надеется на тебя. Она искренне верит, что ты ее не подставишь. И ты, сама того не желая, уже понимаешь, что действительно не можешь не придти на эту нелепую репетицию. Ты больше никого не хочешь подводить...

* * *

Полтора года спустя...

- Женька! - возбужденно размахивая конспектами, кричит на весь этаж Алька. - Потрясающая новость!

Бежит по коридору ко мне.

- Вот черт...

Знаю я, чем обычно заканчиваются подобные заявления моей лучшей подруги. То пересдачей всех зачетов сразу, то ночью проведенной на захудалом полустанке где-то под Луховицами, а то и вовсе отделением милиции.

- Просто потрясающая! - едва успев добежать до меня, повторяет Алька и, раздираемая эмоциями, начинает размахивать перед моим лицом тетрадкой.

Но я все еще надеюсь на чудо. Наивная. Ничему меня жизнь не учит.

- Тебе Ртищева экзамен автоматом поставила? - спрашиваю, приспустив очки на нос.

- К черту Ртищеву! Знаешь, куда мы едем встречать Новый год?

Обреченно перевожу взгляд в окно. Внизу поскальзываясь на оледенелых дорожках спешат по своим делам прохожие. Над проезжей частью пестрят яркие растяжки с поздравлениями и рекламой. Вдали, у метро, виднеется высокая пластиковая ель, увешанная блестящими шарами и гирляндами. Скоро Новый год...

- "Мы" это кто?

- Мы - это Ивасик, я, ты и все наши! - не уловив опаски в моем голосе, продолжает верещать подруга.

- Я - нет! Точно нет!

- Да послушай ты сначала! - закрывая мне рот ладонью, настаивает Алька. - Мы все едем в Истру! В наш университетский дом отдыха! Ну тот, где Федька в прошлом году физиономию замдекана начистил.

- Федька? - зачем-то переспрашиваю я, отодвигая от лица Алькину руку.

- Ну помнишь маленький такой с бородкой козлиной! В косухе черной всегда ходил! Да помнишь, конечно! Его еще отчислили после Истры.

- А-а-а! Так его Федькой зовут... - без особого энтузиазма киваю я и снова погружаюсь в изучение конспектов.

- Да очнись ты! - выдергивает у меня из рук тетрадь Алька. - Неужели не понимаешь, как круто там будет?

- Понимаю. Все напьются до раскладного состояния, будут горланить блатные песни и удобрять снег содержимым своих желудков. Круто!

Алька с видом главной великомученицы планеты закатывает глаза и, тяжело вздохнув, возвращает мне тетрадь.

- Эх, видно, я очень сильно нагрешила в прошлой жизни, раз в этой Боженька послал мне такую зануду-подругу.

- Аль, так я ж не заставляю тебя со мной дружить. Вон Дашка с Галкой стоят. Пойди их обрадуй потрясающей новостью. Они точно оценят.

- Куда ж я без тебя бестолковой пойду? Пропадешь же. Совсем без меня одичаешь и погрязнешь в своих толмутах.

- Тогда не жалуйся. Сама взвалила на себя такую непосильную ношу. Вот и терпи.

- Жень, ну, может, все-таки поедем со всеми в Истру, а? Там же все наши будут. И Ивасик...

- И на кой черт тебе сдался этот Ивасик? Павлин стероидный. И девки у него все на одно лицо. Силиконовые куклы.

- Думаешь, у меня совсем нет шансов? - устремив унылый взгляд в окно, вдруг тихо спрашивает Алька.

Видимо, не судьба мне повторить лекции перед зачетом. Поднимаюсь со стула и встаю рядом с подругой, угрюмо уставившись на ползущую по дороге длинную вереницу машин.

- Ну почему же нет? Есть. Только для этого тебе надо вставить силиконовую грудь как минимум пятого размера, заиметь задницу как у Дженифер Лопес, губы как у Анжелины Джоли, глаза как у Одри Хэпберн, ну и волосы в пепельно-белый цвет перекрасить. Тогда ты будешь полностью соответствовать идеалам Ивасика. Все в твоих руках, подруга. Дерзай.

- Злая ты, Женька. Нет чтобы сказать: "Алечка, да он влюблен в тебя по уши. Просто подойти стесняется. Робеет от твоей красоты." А ты...

- Ты бы поверила?

- Я всегда тебе верю.

- Потому и веришь, что я тебе не вру никогда.

- Вот, Жень, скажи честно, ты когда-нибудь влюблялась? Так чтобы колени подкашивались при одном лишь взгляде на парня, чтобы сердце в висках стучало и дыхание сбивалось. Чтобы тебя саму то в жар, то в холод бросало...

- То, что ты описываешь, больше грипп напоминает, а не любовь.

- Значит, не влюблялась...

Неохотно пожимаю плечами. Не хочу ничего рассказывать, а объяснять тем более. Да и как объяснить подруге, что моя любовь совсем другая? Меня не бросает ни в жар, ни в холод, сердце бьется ровно и дыхание тоже не сбивается. С ногами все сложнее, но и они уже крепко держат меня на земле. Не подкашиваются.

Как объяснить, что едва увижу любимого, чувствую лишь горечь, стыд и угрызения совести за все то, что я чуть не сотворила с его жизнью и мечтой. К счастью, он справился. Он настоящий победитель, и даже потеряв целый год из-за моей травмы, сумел подняться на пьедестал почета. Но уже не со мной.

О моем существовании он, кажется, изо всех сил старается забыть.

Мне рассказывали, что тогда, после моего падения, Антон приходил ко мне в больницу. И его мать - наш тренер Светлана Борисовна - тоже приходила. Но я этого не помню. А потом мы встречались лишь раз.

Оправившись после травмы, я рассчитывала снова приступить к тренировкам. И не смогла. Едва ступив на лед, почувствовала, как дрожат колени. Ноги категорически отказывались мне повиноваться. Я неловко уцепилась за бортик, чтобы не упасть. Так и стояла, зажмурившись, и не понимала, что со мной происходит.

Антон не подошел ко мне. Кинул издали презрительный взгляд и отвернулся. А я поняла, что кататься больше не смогу. Совсем не смогу.

Удерживать меня никто не стал. Кажется, к тому моменту Светлана Борисовна уже начала подыскивать Антону новую партнершу. Думаю, тренер и не рассчитывала на мое возвращение на лед. Сама-то она так и не сумела когда-то восстановиться после травмы.

Прошло четыре года. Мама говорит, теперь мое имя часто звучит по телевизору. Но такой славы и даром не нужно, ведь меня вспоминают исключительно, когда речь заходит о талантливом фигуристе Антоне Светличном и досадных помехах, встававших на его пути к успеху. А я - Евгения Герасимова, его бывшая партнерша - главная среди них.

Однажды кто-то назвал травму, положившую конец моей спортивной карьере, редкой удачей, выпавшей на долю Антона. Я напряженно замерла перед экраном телевизора и мысленно умоляла бывшего партнера сказать, что это не так. Он отрицательно покачал головой и промолчал. Но что-то в его взгляде подсказывало мне, что он полностью согласен с прозвучавшим высказыванием. С тех пор телевизор я не смотрю. Зачем изводить себя понапрасну?

Что бы я ни думала об этом прежде, но жизнь - это не только фигурное катание, и ставить на ней крест в пятнадцать лет из-за невозможности снова выйти на лед я не намеревалась. Хотя, вероятно, мои родители очень этого опасались... Но, едва в тот день погас экран телевизора, я начала поиски нового призвания. С головой ушла в учебу и, что самое удивительное, вдруг полюбила химию...

- Ну так, может, все-таки поедем? - отрывает меня от невеселых раздумий Алька.

- Ладно. - И зачем согласилась?

- А сегодня все наши собираются на каток после зачета! Давай?

- Нет, каток - это точно не ко мне.

- Ну, Жень, - жалобно стонет Алька. - Если не умеешь на коньках кататься, не обязательно на лед выходить. Там половина таких как ты. Народ потусить просто идет, глинтвейну попить...

- А ты вокруг Ивасика покрутиться, в надежде, что он наконец-то тебя заметит?

- Заметит когда-нибудь.

- Аль, ты за него второй год тесты по английскому пишешь, а он все еще тебя Валей зовет.

- Просто у него... ну память плохая или...

- Или что? Или он просто никого вокруг себя любимого не видит?

- Жень! Ну почему ты такая бесчувственная? Мне плохо, а ты...

- Ладно, Аль, прости. Хорошо, пойдем сегодня после зачета на каток.

И почему я постоянно иду у нее на поводу? Даже вопреки своему собственному желанию... Больше трех лет я старательно обходила стороной все, что связано с фигурным катанием, а сегодня вуаля, и я вдруг соглашаюсь бежать со всеми на каток. А не гипноз ли это?

- Круто! Ты только представь себе, как будет круто! - мгновенно позабыв обо всех своих печалях, начинает радостно верещать Алька.

- Представила.

- Эх, Женька, нет в тебе ничуточки авантюризма! И как ты так живешь? Не пьешь, не куришь, на парней даже не смотришь, на коньках кататься не умеешь...

- Умею, - зачем-то вдруг говорю я.

Действительно, зачем? Чем меньше знает Алька, тем крепче буду спать я... Проверено.

К счастью, подруга пропустила мою случайную откровенность мимо ушей. И судя по ее мечтательно-отрешенному взгляду, я могла бы сейчас хоть в убийстве президента Кеннеди признаться, она бы не услышала.

* * *

Тремя часами позже

Стою в толпе однокурсников, покручивая в руке одноразовый стаканчик с глинтвейном. Улыбаюсь и даже иногда смеюсь вместе со всеми над банальными шутками. А еще без грусти и содрогания поглядываю на каток и фигуристов.

И почему я была уверена, что вечер превратится в пытку? Глупая.

Городские катки ничуть не напоминают все то, что я оставила в прошлом - тренировки, соревнования и, само собой, Антона. Совершенно ничего общего. Толпы народа, бестолково гоняющие по кругу, семьи с детьми. Кружащиеся в свете фонарей снежинки и запах шашлыков. Быть может, когда я окажусь в подобном месте в следующий раз, и не вспомню вовсе о своей несостоявшейся спортивной карьере... Но надеть коньки я все-таки вряд ли решусь. Да и на лед не ступлю. В точности, как и сейчас.

Алька была права. Никому здесь нет никакого дела, во что я обута - в сапоги или коньки. Я же не на пляж в разгар лета в шубе явилась.

Даже среди наших однокурсников немногие вышли на лед. Преобладающее большинство предпочло спорту распитие глинтвейна в дружеской компании.

- Паршивый вечер, - в противовес моим собственным умозаключениям бурчит Алька. - Ивасик не приехал. Вот где он может быть? Сам же всех подорвал на каток!

- Как будто ты Ивасика не знаешь. У него семь пятниц на неделе и тринадцать месяцев в году.

- Думаешь, он и с Истрой меня кинет?

- Тебя? - многозначительно ухмыляюсь в ответ. - Он тебя еще не брал, чтобы кидать.

- Так, товарищи! - прерывает меня на полуслове командный голос нашего однокурсника Дэна. - Быстро выпитый стакан не считается налитым. Давайте-ка сюда свою тару, будем продолжать приобщаться к европейской культуре пития. То бишь к глинтвейну.

Взгляд Альки просветляется, а на губах расползается восторженная улыбка. Но не успеваю я удивиться столь нетипичной реакции подруги на предложение выпить, замечаю, что смотрит она вовсе не на Дэна и термос в его руках, а совершенно в противоположную сторону. И тут же, еще не убедившись доподлинно, понимаю - приехал Ивасик. Ошибки быть не может.

- Ядрен батон! - вдруг сквозь зубы шепчет Алька. - Что это еще за лахудра с ним?

- Очередная жертва пластической хирургии, - мельком взглянув на спутницу Ивасика, пожимаю плечами. - Высокая блондинка с пятым размером груди и глазами трепетной лани. Идеал.

- Швабра она, а не идеал, - яростно отмахивается подруга и, выдернув пластиковый стаканчик у меня из рук, устремляется к Дэну за обещанным глинтвейном. И при этом так красноречиво распихивает народ локтями, что всем нашим однокурсникам без лишних слов становится понятно, кто и в какой компании решил наконец-то почтить нас своим присутствием. Алька не слишком скрытная натура, и о ее безответной любви к Ивасику не знает разве что сам Ивасик. Да и то исключительно потому, что ему нет совершенно никакого дела до окружающих.

Иногда я даже сомневаюсь, а запоминает ли он имена своих бесперебойно сменяющихся пассий или предпочитает называть их исключительно "кисами" и "зайками", дабы не забивать голову лишней информацией.

- Здорово, народ! Заждались?

- Ну, конечно, нам же больше развлечь-то себя нечем, только Ивасика и его эскорт ждать, - почти дословно озвучивает мои мысли Дашка. Однокурсница. Я уже давно заметила, что наши с ней чувства к этому пижону схожи, но она в отличие от меня не отмалчивается в сторонке, а рубит правду-матку ему в лицо.

Ивасик демонстративно игнорирует ехидный комментарий и, по-собственнически обняв спутницу за талию, нежданно-негаданно развеивает мои недавние подозрения:

- Знакомьтесь. Эту красавицу зовут Снежана.

- Жень, - снова появившись подле меня, жалобно шепчет Алька. - А, может быть, это просто его знакомая?

- Оставь надежду всяк сюда входящий. Она - чисто ивасиковский типаж. И где он их только находит? Я лично ни разу таких в обычной жизни не встречала. Только если Ивасик приводит.

- По каталогу заказывает, - саркастически усмехается оказавшаяся рядом Дашка.

- Точно, - изумленно тараща глаза, вдруг соглашается с ней Алька. - И имя у нее совершенно проститутское. Снежана! Ну точно! Проститутка.

- Нормальное имя. Красивое, - неуверенно пожимаю плечами и с сомнением перевожу взгляд на спутницу Ивасика.

Высокая, стройная, холеная и неестественно красивая девушка. Ноги от ушей. Глаза на пол-лица. Загар, будто она только что из Египта прилетела. Да и полушубок на ней не иначе как из последней коллекции какого-нибудь именитого миланского кутюрье... Макияж, конечно, яркий, но вульгарным не назовешь. Проститутка? Странно. Мне кажется, девушки такой профессии должны выглядеть потаскано... А впрочем, не знаю. Вживую-то я их никогда не видела...

- Точно проститутка! - категорично и отчего-то торжественно повторяет Алька. - Моему брату недавно на лобовое стекло рекламный каталог какого-то борделя подсунули. Так там все девки поголовно Снежаны, Анжелики, Виолеты и Джульетты. Проститутки.

- Ну ладно... Даже если и так, что это тебе-то дает?

- И как тебе, Женька, с такими тугодумными мозгами удалось в отличницы выбиться? Ивасик же этих девок для отвода глаз таскает к нам, чтобы никто не догадался, что он на самом деле...

- Голубой? - едва не поперхнувшись глинтвейном, изумленно перебиваю подругу.

Услышав мой вердикт, Дашка заливается громким хохотом. Ее звонкий смех разносится над катком, привлекая к нам внимание остальных однокурсников. Всех, даже Ивасика. А Алька, будто ничего не замечая, вдруг выдает шедевральную мысль:

- Чтобы никто не догадался, что он в меня влюблен, конечно. Вот что!

- Логика - страшная сила!

- Ой, девчонки, пойду-ка я лучше покатаюсь, - криво усмехается Дашка. - А то, боюсь, глупость заразна.

Она не очень уверенно стоит на коньках. Впрочем, это не мешает ей, бодро улыбаясь, наворачивать круги по катку. В отличие от меня.

Алька тоже, недолго думая, оставляет мне на сохранение стаканчик с недопитым глинтвейном и устремляется на лед. А я, затерявшись в толпе однокурсников, продолжаю стоять на снегу и наблюдаю со стороны за происходящим на катке.

Новая пассия Ивасика вдруг оказывается в центре всеобщего внимания. Кто бы мог подумать, что эта силиконовая кукла вдруг начнет выделывать такие пируэты на льду. Я-то уж точно от нее ничего подобного не ожидала. Да, двойной сальхов у нее выходит недокрученным, а, исполняя риттбергер, она и вовсе едва не растягивается на льду, но зато лутц прыгает отменно. Изящно и без помарок.

Не в силах оторвать изумленного взгляда от фигуристки, залпом опорожняю Алькин стаканчик с глинтвейном. Краем глаза замечаю, как рядом останавливается Ивасик. Не сомневаюсь, что не пройдет и минуты, как тут появится Алька. Но пока она стоит у противоположного бортика и досадливо хмурится, наблюдая за Снежаной.

- Почему не катаешься? - вдруг низко склонившись надо мной, шепчет парень.

Странно... Мы с ним полтора года учимся вместе. Но он до сих пор ни разу не заговаривал со мной. Проходил мимо, не одарив даже мимолетным взглядом. Будто и нет меня вовсе. Даже за конспектами не обращался. И вдруг ни с того, ни с сего решил поговорить о чем-то? Пусть даже из вежливости... Странно.

Неопределенно пожимаю плечами и, не желая поддерживать беседу, отступаю чуть в сторону. Слышу его усмешку за спиной. Или, быть может, показалось? Не показалось.

- А зря. Евгения Герасимова на льду великолепна. Снежка и рядом не стояла.

Испуганно вздрагиваю, ошарашено уставившись на Ивасика. Этого просто быть не может! Не может и все! Никто - даже Алька - ничего не знает о моей прошлой жизни. Никто! А уж напыщенный, никого вокруг себя не замечающий Ивасик и подавно.
Неужели знает? Откуда?

* * *

Канун Нового года

- Какого черта мы здесь торчим? - уже в который раз повторяет Алька. - Все наши уже на месте, а мы?

- И мы скоро поедем, - стараюсь успокоить ее я и, вдруг завидев одного из немногочисленных покупателей, сворачивающего в молочный отдел супермаркета, отчаянно громко начинаю свою заученную речь: - Уважаемые покупатели, подходите попробуйте новый творожный сыр "Рама Крем Бунжур". Замечательное дополнение к праздничному столу!

- Да уж! Замечательное! - растягивая губы в мученическом оскале вместо приветливой улыбки, скрежещет зубами Алька. - Не хотите ли отравиться пластиковой дрянью со вкусом помидоров и базилика?

- Тс-с-с! Услышит же.

Моя улыбка, видимо, тоже не внушает покупателю доверия. Поэтому он, вместо того, чтобы подойти к нашей яркой рекламной стойке, поспешно сворачивает в отдел замороженных полуфабрикатов.

- Ты потише, ладно? Тут же камеры везде. Вдруг...

- Да чего "вдруг"? Кому мы с тобой тут нужны тридцать первого числа, чтобы еще в камеры за нами наблюдать?

- Мало ли? Проверка, контрольная закупка и все такое...

- Блин, ну какого черта я согласилась на эту акцию? Сидела бы себе уже в Истре. Веселая, пьяная. Ивасик рядом.

- Сама же говорила, деньги перед Новым годом нужны. Вот я и согласилась, когда из агентства позвонили. Платят-то сегодня по двойному тарифу.

- Только это меня и утешает. Но все равно! Ни за что в жизни тебе не прощу, если мы на последний автобус опоздаем.

- Не опоздаем. Еще час отработаем. Потом сразу на Рижский вокзал рванем. Чуть больше часа и мы на месте. В Истре.

- Смею тебе напомнить, от самой Истры до дома отдыха еще и на автобусе добираться надо.

- И что с того? Маленькие что ли? Автобус не найдем?

- А вдруг они тридцать первого числа только до обеда ходят?

- Попутку поймаем.

- Ага, и найдут нас по весне в каком-нибудь лесу вместе с подснежниками, - мрачно предрекает Алька.

- Зато Ивасик наконец-то запомнит твое имя! Уважаемые покупатели, подходите попробуйте новый творожный сыр "Рама Крем Бунжур". Замечательное дополнение к праздничному столу!

- И кто этот дурацкий слоган придумал? Еще чуть-чуть и мы с тобой картавить от такого обилия рычащих звуков начнем. Вот повеселим народ.

* * *

Кажется, Алькины опасения опоздать на последний автобус были не напрасны.

Сначала мы еще верили абракадабровым записям на желтой табличке у остановки - расписанию. Но вот, по прошествии часа все еще стоим на привокзальной площади, от холода отбивая чечетку на ледяных колдобинах. А автобуса, как не было, так и нет. Какая уж тут вера? Может быть, это расписание здесь еще с прошлого века висит? А то и вовсе советских времен?

Холод зверский. Где-то вдали взрывают петарды, но до нас доносятся лишь отголоски. Даже небо не окрашивается искрящимися брызгами. В центре площади мрачной тенью высится елка без единого огонька. Раздражающе часто моргает одинокий фонарь, придавая происходящему немного постапокалиптический антураж.

- А я ведь говорила... - бурчит Алька. - Говорила же? Опоздаем на автобус. Вот и опоздали.

- Может, их сегодня и не было.

- Были, но с утра! Пока мы в этом дурацком магазине пытались людям отраву к новогоднему столу впарить.

- Не узнаю я тебя, Алька. Обычно такая позитивно мыслящая, уверенная в благополучном исходе даже самой безнадежной авантюры, и вдруг...

- Ну что "вдруг"? Что "вдруг"? Может быть, сегодня мой единственный шанс сблизиться с Ивасиком, а я его, как последняя дура, из-за каких-то двух тысяч даже не баксов, а рублей проморгала.

- Аль! - издаю я мученический стон. - С чего ты взяла, что шанс единственный?

- А ты часто Ивасика без его силиконовых проституток видишь?

- Ежедневно. На лекциях.

- Лекции не в счет.

- А что в счет?

- Новогодняя вечеринка в доме отдыха! Слушай, я сейчас дубу дам от холода. Пойдем в палатку сбегаем за пивом. Или лучше за водкой. Вернее будет.

- Ага, а тем временем автобус приедет.

- Не приедет! - хнычет Алька. - Чует мое сердце, встречать нам с тобой Новый год вдвоем, замерзая на остановке. И ребята к телефону почему-то не подходят. Веселятся, наверное, вовсю. А про нас и забыли.

Подозреваю, что про нас и не вспоминали. Нет, вовсе не потому, что мы такие незаметные и никому не нужные. Просто в такой толпе сложно обнаружить чье-то отсутствие. Уж кому как не мне это знать!

Конечно, я не буду озвучивать подобные умозаключения Альке. Оно того не стоит.

- Давай еще разок кому-нибудь наберем? Дашке, например.

- А может, Ивасику?

- Набирай Ивасику, - согласно киваю я. - Повод неплохой. Не придерешься.

Алька решительно достает из кармана телефон и, найдя в списке нужного абонента, подносит трубку к уху. С надеждой вслушивается в длинные гудки. Ждет. Я тоже жду, прильнув к Алькиному телефону с обратной стороны. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем гудки вдруг сменяет чуть хрипловатый мужской голос.

- Да?

- Ваня? Это Аля! Алевтина. - И куда подевалась вся Алькина решимость? Откуда столько ужаса в голосе? Кажется, еще мгновение и моя непутевая подружка просто сбросит звонок.

- Аль! - строго шепчу я. - Прекрати мямлить! Говори.

- Аля? - переспрашивает Ивасик. - Эм-м-м.

Алька испуганно смотрит на меня и молчит. Протягивает мне трубку.

- Жень, что ему сказать? Я...

Ну что с ней делать? Беру телефон.

- Вань, привет. Это Женя с Алей. Однокурсницы твои. Ни до кого почему-то дозвониться не можем. Уже битый час стоим на остановке. Автобусы не ходят. Спросите на ресепшене, как до этого дома отдыха еще добраться можно, если не на автобусе.

- Герасимова? - недоуменно уточняет Ивасик.

- Герасимова, Герасимова. Ну так спросишь?

- На какой вы остановке?

- Да на вокзале в Истре.

- Стойте там. Я сейчас за вами приеду.

* * *

Алькиному счастью нет предела. Теперь, когда мы ждем на привокзальной площади не мифический автобус, а Ивасика собственной персоной, моя подруга, позабыв и про холод, и про почти отмороженные пальцы на ногах, восторженно приплясывает вокруг меня, успевая при этом воздавать почести своему ангелу хранителю и творожному сыру со вкусом помидоров и базилика.

- Это же чудо! Настоящее чудо, что мы с тобой согласились поработать сегодня на акции. Это же офигеть, как круто! Представляешь, он сам! Сам! Сам приедет за нами на своей машине.

- Главное теперь, чтобы эта развалюха - ровесница моей прабабушке - доехала до места назначения.

- Доедет! А даже если и не доедет! Представь себе, как круто, мы втроем...

- Лучше бы вы вдвоем...

- Ну это само собой, конечно. Но все равно... встречаем Новый год на пустынной дороге посреди заснеженного леса.

- Не в этот раз, подруга! Со снегом неувязочка вышла. Растаял еще три дня назад. С тех пор мороз крепчал, а снег нам только снился.

- Да хоть бы и без снега. Все равно круто! Слушай, а пойдем на всякий случай шампанского купим. А то какой Новый год без шампанского?

- Пошли! Ларек в фойе вокзала пока еще открыт вроде бы. Хотя я искренне надеюсь, что мы все-таки доберемся в этом году до дома отдыха.

Шампанское мы купили. И водку с маринованными огурцами на закуску тоже. На всякий случай. Кто знает, чем нас порадует машина Ивасика. Алька очень сокрушалась, что в вокзальном ларьке не оказалось такого деликатеса, как сыр "Рама Крем Бунжур" и вполне искренне пыталась доказать подвыпившей продавщице, что без таких изысканных продуктов в наступающем году никак обойтись.

Но едва мы оказались в машине Ивасика, Алькино красноречие моментально испарилось. Будто и не было его никогда.

- Так что ж вы сразу-то не сказали, что не со всеми вместе с утра пораньше на арендованном автобусе едете? - на удивление участливо интересуется Ивасик. - Рванули бы из самой Москвы вместе. Я же тоже едва успел до дома отдыха добраться, а тут вы звоните.

- Да... это... ну... - заикаясь от волнения, промямлила Алька и замолчала, так и не сумев произнести чего-то мало-мальски внятного.

- Как-то речь об этом не заходила, - выразительно глядя на подругу, отвечаю я вместо нее.

- Да, - потупившись, подтверждает Алька. - Мы это... ну...

- Работали с утра, - доканчиваю я. - А ты почему так поздно приехал?

- Тоже дела были. Подарок племяшке покупал. Светодиодный дискошар.

- Странный подарок ребенку.

- Ага, она его в письме у Дедушки Мороза попросила. Пришлось выполнять заказ.

- Интересно, эта штуковина что-нибудь кроме косоглазия у детей развивает?

- Вряд ли. Сегодня ночью на себе испробуем.

- Ясно. Извини, что напрягли тебя с извозом.

- Ой, да ладно тебе, - доброжелательно усмехается Ивасик, подмигивая мне в зеркало заднего вида. - Не каждый день знаменитую фигуристку посчастливится на своей машине катать. Сестра бы мне не простила, если бы я ее кумира оставил замерзать на захудалом полустанке.

- Что за чушь? - ловя на себе изумленный взгляд Альки, выпаливаю я первое, что приходит в голову.

- Только не надо мне петь, что я обознался и все такое. Евгения Герасимова в паре с Антоном Светличным - надежда нашего фигурного катания. Правда бывшая.

- Бывшая, - неохотно бурчу я и тут же замечаю в зеркале заднего вида насмешливый взгляд Ивасика.

- Открой секрет. Почему ты из спорта-то ушла?

- Ну раз ты настолько осведомлен о моих спортивных достижениях, то не можешь не знать и о травме.

- Глупость - эта твоя травма. Сама понимаешь, что она была не такой уж и серьезной.

- Серьезной, несерьезной, а из спорта мне пришлось уйти.

- У Бережной трепанация черепа когда-то была, и ничего. Катается. А ты легким сотрясением отделалась и...

- У Бережной партнер был. А я...

- Зачем тебе вообще партнер? Зачем в парники пошла? Ты же тройные прыгала без проблем!

- А ты специалист, оказывается, - зло усмехаюсь я. - Пошла и пошла. С моим телосложением прямая дорога в парники. Я же маленькая. Легкая. На поддержках меня проще простого держать.

- Ага, проще простого, а Светличный уронил.

- Да ты же не знаешь ничего! Не он уронил, я сама сорвалась. Чуть его коньком не зашибла.

- И зашибла бы! Не велика потеря! Думаешь, не знаю я вашего неписанного правила? Партнершу с верхней поддержки ронять на лед нельзя. Сам падай под нее, но чтобы она с двухметровой высоты не грохнулась. А он?

- Что он?

- Вот и я тебя спрашиваю, что он? Тебя об лед шарахнул, а сам новую партнершу быстренько подыскал.

- Не он, а Светлана Борисовна.

- Ну, да. Как же я забыть-то мог. Светлана Светличная - неудавшаяся олимпийская чемпионка, получившая серьезную травму накануне Олимпийских игр в Сараево - положила жизнь на то, чтобы ее сын Антон Светличный достиг того, чего не смогла она сама.

- Да, положила! Положила! А я, своей ошибкой во время той поддержки, чуть все не разрушила! Понимаешь ты это?

- Я-то понимаю, только ты, кажется, нет! Из тебя сделали марионетку. Швырнули в парное катание, как куклу. Нашли идеальную миниатюрную девочку для Светличного. Другую этот задохлик бы в жизни не поднял. А тебе с твоими данными, гибкостью и прыгучестью надо было в одиночницах оставаться. В одиночку кататься!

- Да, в одиночку. И жить, и кататься. Понимаю, - едва слышно шепчу я, стараясь не глядеть ни на Ивасика, ни тем более на Альку.

Она, отодвинувшись от меня, безучастно смотрит в окно. Что у нее на уме? Обижается? Только за что? Неужели за то, что я никогда не рассказывала о своем спортивном прошлом?

- Эй... не обижайся, - не отрывая взгляда от дороги, вдруг примирительно говорит мне Ивасик. - Ну извини, сорвался! Просто бесит меня, когда люди талант на ветер пускают. Вот так как ты, например. От призвания своего отказываются.

- Да кто его знает, в чем оно мое призвание. Ртищева, например, говорит, что у меня к химии способности.

- Она тебя на льду не видела.

- Никогда бы не подумала, что ты фигурным катанием увлекаешься.

- Сестра увлекается. Все уши про Женю Герасимову когда-то просвистела. Стены в комнате плакатами обклеила. Как тут не запомнить звезду?

- Да ладно? До недавнего времени ты и по имени-то меня не знал.

- С чего ты взяла? Ты просто сама людей сторонилась, вот и я с разговорами не лез.

- А сейчас зачем полез?

- Видел, как ты на Снежку тогда - на катке - смотрела. Чуть не со слезами на глазах.

- Не выдумывай. Не было слез. Не было!

- Не было, конечно. Но тоска была. И зависть тоже.

- Не правда!

- Правда! А еще страх.

- Страх-то с чего?

- А это ты сама мне объясни лучше! Откуда у Жени Герасимовой ледофобия взялась?

- Нет у меня никакой ледофобии. Не выдумывай.

- А докажи.

- Как?

- Пошли завтра на каток. Покажи нам всем класс.

- У меня коньков нет.

- Ничего страшного. Для начала напрокат возьмешь. А если тебе так уж необходим партнер на льду, я к твоим услугам. Тоже для начала, конечно.

- Шутишь?

- Вовсе нет. Фигурист из меня тот еще, но за руку подержать тебя могу. Прокачусь пару кругов. А потом, уверен, ты сама поймешь, что все твои страхи надуманные. Ну так как? Выйдешь завтра на лед?

- Нет.

В салоне воцаряется гнетущее молчание. Ивасик время от времени бросает на меня насмешливые взгляды в зеркало заднего вида. Алька безотрывно смотрит в окно. А я пытаюсь вернуть себе душевное равновесие. Безуспешно. На сердце кошки скребут. Память услужливо воскрешает события четырехлетней давности. Победу в финале юниорского Гран-При. Награждение. Гимн России в нашу с Антоном честь. Слова Светланы Борисовны о том, что теперь на нас лежит двойная ответственность. Статус чемпионов обязывает. Почему-то именно с тех пор у меня все пошло наперекосяк. Ошибка за ошибкой на тренировках, досадные падения на соревнованиях, недокрученные прыжки. Двойной аксель не с того ребра... И как апофеоз - падение с верхней поддержки...

- Ну вот и приехали. Вылезаем, девчонки, - припарковавшись на стоянке, сообщает нам Ивасик. - Поможете багажник разгрузить?

Алька молча выбирается из машины и, не глядя на меня, шагает к корпусу. Досадливо смотрю ей вслед.

- Ну и что ты наделал?

- А что я наделал? Попросил помочь разгрузить багажник.

- Зачем при Альке этот разговор про фигурное катание затеял? И я, конечно, тоже дура. Надо было до последнего отпираться.

- Отпираться? Зачем?

- Теперь обидится. Решит, что я ее предала. Ты же ее не знаешь.

- А как я могу ее знать? Полтора года вместе учимся, а она даже имени своего внятно сказать мне не может. Я уж думал, заика. А нет. Вроде на семинарах ровно отвечает.

- Она стесняется просто.

- Ну и пусть дальше стесняется. А мне из нее клещами слова вытаскивать некогда. Поважнее дела есть.

- Какие, например?

- Ну вот тебя на лед поставить. Чем не важное дело?

- А давай договоримся. Я выйду на лед, а ты Альку на свидание пригласишь? Как тебе? По рукам?

- Альку? И что мы с ней на этом свидании делать-то будем? Молчать? А впрочем, знаешь... Предлагаю компромисс. Двойное свидание. Я друга приведу, ты - Альку. Договорились?

- Договорились. Где тут у них каток?

- Встречаемся завтра в час дня в фойе. Вместе будем искать. Только не проспи, пожалуйста.

* * *

Худшей новогодней ночи в моей жизни еще не было. Даже, когда я четыре года назад лежала с перебинтованной головой на больничной койке и бездумно пялилась в окно на летящие ввысь фейерверки, и то было лучше.

Алька упорно меня избегает. Все вокруг глазеют, как на выходца из другого мира. Шушукаются. Мне кажется, даже посмеиваются. Хотя, возможно, последнее - лишь игра моего воспаленного воображения.

А рядом постоянно крутится Ивасик. Подливает мне шампанского в стаканчик, то и дело подсовывает в руку дольки мандарина. Алька смотрит на все это со стороны и, едва встретится со мной взглядом, демонстративно отворачивается.

Время от времени я пытаюсь выловить подругу в толпе - поговорить, объяснить что-то. Но она и слушать меня не желает. Выдергивает руку и уходит.

В такую ночь даже фейерверки и бенгальские огни не в радость. А уж льющийся из телевизора гимн России и вовсе становится пыткой. Стою у праздничного стола, до хруста сжимая пластиковый стаканчик с шампанским. Рядом Ивасик. Ободряюще касается моего локтя.

- Да не парься ты. Помиритесь.

- Не знаю. Кажется, ее очень задела вся эта история с фигурным катанием.

- Ничего, перебесится. Сама же извиняться прибежит.

- Она думает, я ее предала.

- В чем предательство-то?

- Тебе не понять.

- Да куда уж мне. Павлину стероидному. Так ты, кажется, меня привыкла величать?

- А это-то ты откуда знаешь?

- По сарафанному радио передали.

- А еще что передали?

- Много чего! И про Альку твою тоже. Если ты об этом.

- Ясно. Значит, ты даже хуже, чем я о тебе думала.

- Чем же хуже-то?

- Тем, что слухи собираешь, а даже имени ее запомнить не можешь.

Ухожу. Не куда-то, а снова разыскивать Альку. И почти сразу же натыкаюсь на нее на лестнице, в пролете между этажами. Она плачет. Не навзрыд, а тихо шмыгая носом и, запивая свою обиду красным вином из горла. Присаживаюсь рядом на ту же ступеньку. Обнимаю подругу за плечи.

- Аль, ну хватит тебе дуться. Пожалуйста, пойми. Ну не хотела я рассказывать никому о своем прошлом. Понимаешь, это все далеко. И как будто не со мной было. Важно же, кто я теперь, а не кем была.

Алька снова шмыгает носом, но не отстраняется. Поднимает на меня заплаканные глаза.

- А кто ты теперь?

- Я - Женя Герасимова. Студентка химфака. Твоя подруга.

- Подруга? Разве подруги так поступают?

- Как?

- Так как ты! Клеишь парня, в которого я аж с первого курса влюблена. И после этого еще про дружбу говоришь!

- Аль, да ты чего? Ивасика что ли ко мне ревнуешь? Не дури!

- Ты с ним завтра вместе на каток собралась. Собралась же? И вздумай отнекиваться. Я собственными ушами слышала, как он тебе об этом напоминал.

- Ну да... Но это вовсе не то, о чем ты думаешь. Мы с ним договорились, что он тебя на свидание пригласит, если я на лед выйду и пару кругов проеду.

Подруга смотрит на меня недоверчиво и яростно. И только теперь я понимаю, что сказала лишнее.

- Да ты... Ты! - вскакивая со ступеньки, кричит Алька. - Как ты могла? Я тебе доверяла! А ты! Все ему растрепала! Ненавижу тебя! Не нужны мне твои подачки!

Убегает, то ли случайно, то ли нарочно пнув при этом бутылку. Та со звоном катится вниз по лестнице, расплескивая по белому кафелю пурпурно-алые остатки вина. Разбивается, ударившись о чугунную батарею. Так одиноко и страшно мне не было с того самого дня, как я не смогла выйти на лед после травмы. Вот оно, оказывается, какое... одиночество.

Новый год... Дурацкий праздник!

* * *

- Вот ты где. Обыскался тебя, - присаживаясь рядом со мной на ступеньку, усмехается Ивасик. Что ему еще нужно?

Обнимаю колени, уставившись на осколки бутылки у батареи.

- Что за погром ты тут учинила?

- Это не я.

- Алька что ли? Не ожидал от нее таких буйств. Прям шекспировские страсти.

- Не издевайся. Бутылка случайно разбилась.

- Жаль, хорошее вино было. Но я как чувствовал. Шампанское с праздничного стола прихватил. На Новый год оно гораздо уместнее.

- Да уж. Хороший Новый год получается... Веселый. А главное радостный.

- Все в наших руках. Ты же спортсменка, должна до последнего бороться. А похоже, опять лапки кверху решила поднять и сдаться?

- Вовсе нет. Завтра, как и обещала, выйду на лед. Только и ты меня не подведи, ладно?

- Не подведу. Только глупо все это... Ну встретимся мы с ней в неформальной обстановке, и что это изменит? Думаешь, любовью к ней страстной вдруг воспылаю?

- Не думаю.

- А зачем же тогда?

- Не знаю. Считай это моей прихотью.

- Или Новогодним подарком подруге.

- Нет. Какой из тебя подарок? Сплошная головная боль и маята от таких подарков.

- Ну так оставь себе.

- Премного благодарна.

* * *

Странная ночь. Мы с Ивасиком сидим на лестнице в тусклом, подрагивающем свете электрической лампочки и распиваем шампанское. Сначала в гнетущей тишине, а потом под доносящиеся из-за двери звуки музыки.

Ивасик не лезет ко мне с разговорами, даже не смотрит на меня. Просто сидит рядом. Курит. Молчит. Время от времени подливает шампанского в пластиковые стаканчики.

Я должна бы тяготиться его обществом, но на деле больше всего на свете боюсь, что он вдруг встанет и уйдет. И я снова останусь совсем одна.

Странная ночь. Как так случилось, что единственный человек, которому сегодня вдруг понадобилось мое общество, это Ивасик? "Стероидный павлин", который обычно никого не замечает вокруг себя любимого.

- Зачем ты со мной сидишь? - ближе к утру прерываю молчание я. Голос звучит непривычно хрипло. Едва слышно.

Ивасик вместо ответа неопределенно пожимает плечами, даже не взглянув на меня. Поднимает с пола почти пустую бутылку и, прищурившись, рассматривает содержимое на просвет.

- Шампанское заканчивается. Пойду поищу. Может, еще осталось что-нибудь в закромах Родины.

Встает со ступеньки и, не оборачиваясь, спускается вниз по лестнице. Безучастно смотрю ему вслед. Хочу окликнуть, но не знаю зачем. Молчу. Ивасик скрывается за дверью, и я снова остаюсь одна.

Ну вот и все. Он лишь ждал повода, чтобы уйти.

Ивасик искал повода? Смешно. А впрочем, я ведь его совсем не знаю. Быть может, он вовсе не такой, каким кажется. А какой? Участливый парень, готовый придти на помощь - развернуться и поехать за двумя малознакомыми девицами на привокзальную площадь, потому что те по собственной глупости замерзают на остановке. Заботливый дядя, в ущерб собственным делам едущий покупать подарок маленькой племяшке. Внимательный брат, в деталях знающий о кумирах своей сестры... В конце концов, он тот, кто самоотверженно скрашивал мое одиночество в Новогоднюю ночь.

Перевожу взгляд на бутылочные осколки под батареей. В полумраке уже подсохшая лужица красного вина кажется почти черной, будто большая чернильная клякса. Невесело усмехаюсь. Сама не знаю чему. А по щекам текут слезы. Жалкие. Безвольные. Зато искренние.

Не понимаю, как мне удавалось когда-то находить радость в одиночестве? И даже упорно сопротивляться попыткам Альки вырвать меня из него...

Зачем я здесь сижу? Не знаю. Просто не хочу никуда идти и все. Боюсь? Наверное. В точности, как тогда четыре года назад - перед неудачной попыткой вернуться на лед... Боюсь посмотреть в глаза Альке, как когда-то Антону и Светлане Борисовне. Боюсь оказаться под прицелом насмешливых и осуждающих взглядов окружающих. Снова ошибиться и подвести кого-то тоже боюсь. Поэтому продолжаю сидеть в одиночестве и упиваюсь жалостью к себе, вместо того, чтобы выйти ко всем с гордо поднятой головой и постараться что-то исправить.

Легче все бросить, отступить в тень. Убежать в надежде начать жизнь с чистого листа, даже не пытаясь исправить свои ошибки или хотя бы извлечь из них опыт.

Слышу шаги за дверью. Неторопливые. Будто бы даже нерешительные. Неужели Ивасик все-таки вернулся? Поспешно утираю слезы, размазывая по щекам потеки туши. Перевожу взгляд с осколков на дверь и вижу в образовавшуюся щель вовсе не Ивасика, а Альку.

Странное какое-то чувство. Радость и легкое разочарование одновременно.

Алька старательно отводит глаза. Нерешительно останавливается, медлит.

- Привет, - бормочет она и будто бы с неохотой присаживается рядом со мной.

- Привет, - повторяю ей в унисон. - Я... Прости меня, Аль, а? Я такая дура.

- Дура, - согласно кивает она. - А меня Ивасик на свидание пригласил. В кино.

Я должна радоваться за подругу, но почему-то вдруг становится горько. И очень стыдно. Пытаюсь улыбнуться. Но улыбка, кажется, выходит вымученной.

- Это же замечательно.

- Нет, это не замечательно, - по-прежнему не глядя на меня, качает головой Алька. - Я отказалась.

Молчу. Не знаю что сказать.

- Насильно мил не будешь, Жень. А Ивасику не я, а ты нравишься. Он меня только ради
тебя пригласил.

- Нет, теперь нет. Я же на лед пока не вышла. Значит, сам так решил.

- Конечно, сам. Он и Снежану эту на каток тогда пригласил, чтобы на твою реакцию посмотреть. Мне ребята сказали.

- А им-то откуда знать?

- Он, оказывается, когда-то давно в одном дворце спорта с тобой катался. Только ты занималась фигурным катанием, а он хоккеем. Еще до того, как ты со Светличным в пару встала. С детства тобой восхищался, а ты и не замечала.

- Не замечала. Я тогда кроме фигурного катания вообще ничего не замечала.

- Фигурного катания и Светличного, да?

- Да. Понимаешь, Антон он... - не могу подобрать нужных слов и замолкаю.

Но Альке они и не нужны.

- Понимаю, - кивает она. - Только он в прошлом, а Ивасик в настоящем. И ради тебя готов горы свернуть. Даже вот меня на свидание пригласил.

- Это еще не горы.

- Почти горы, поверь мне. А на лед ты должна обязательно вернуться. Обязательно.

- Я знаю.

* * *

Стою у края катка. Лезвия коньков проваливаются в снег. Коньки чужие, старые. Я бы давно отправила их в утиль. Но в пункте проката выбор не велик. Впрочем, это не слишком важно сейчас. Главное, я все-таки сумела перебороть себя благодаря Ивасику и Альке. В одиночку мне было не справиться, но, оказывается, есть люди, которым не все равно. Которые готовы протянуть мне руку помощи.

Ивасик напряженно смотрит на меня, крепко держит за локоть.

- Ну что? Готова?

- Готова.

- Поехали.

Прикрываю глаза и делаю шаг вперед. На лед. Качусь. И на душе невероятно легко. Безоблачно. Мне кажется, впервые за прошедшие четыре года я чувствую себя действительно счастливой.

_________________

 » История моей ненависти (миниатюра)

ИСТОРИЯ МОЕЙ НЕНАВИСТИ

Миниатюра, занявшая 2 место в конкурсе, проходившем на форуме для писателей и читателей "Фаворитка". Тема конкурсного рассказа задается изображением:

Не помню ни дня, ни минуты, даже секунды своей жизни, когда бы я не питала жгучей, испепеляющей ненависти к Хельрике. Кажется, я родилась с этим чувством в груди, вдохнула вместе с первым глотком воздуха, впитала с молоком матери... Нашей общей матери. И осознание того, что мы с Хельрикой родные сестры, лишь усиливало внутреннюю агонию.

Говорят, близнецы часто похожи друг на друга, как две капли воды. Мы же, словно назло этим утверждениям, родились совершенно разными и внешне, и внутренне. Она - улыбчивый ангел, белокурая лесная фея, дитя света. Я - дикий зверек, нелюдимый волчонок, порождение темных сил... Мы не могли находиться рядом ни секунды, а быть может лишь только я?

Я сгорала заживо при мимолетном взгляде на нее, при отдаленном звуке ее шагов, чуть слышном шорохе платья, едва ощутимом лавандовом запахе ее кожи... Это было сильнее меня. В сотни, тысячи, миллионы раз сильнее.

Едва Хельрика, появлялась в поле моего зрения, тело категорически отказывалось повиноваться, сердце замирало и тут же начинало биться с утроенной силой, кровь стучала в висках подобно топоту копыт скачущего во весь опор табуна лошадей. Каменный пол отцовского замка обращался в торфяные болота и засасывал меня в преисподнюю... А спасением была лишь одна она... Хельрика. Нежный взгляд ее ангельских фиалковых глаз в обрамлении длинных пушистых ресниц, чарующий звук мелодичного голоса, легкая улыбка на чувственных губах... Я ненавидела сестру всей душой, всем своим греховным естеством... Ненавидела иступленно... безудержно... страстно...

Когда сдерживать рвавшиеся наружу эмоции больше не было сил, я убегала в лес. Взывала к Священному Иггдрасиль, возносила молитвы Мудрейшей Фригг и в знак покаяния хлестала свое обнаженное тело осиновым прутом...

Лишь однажды передо мной замаячил спасительный свет, когда в нашем замке появился он... Отважный викинг Олаф, наслышанный о красоте и добродетели Хельрики, явился к отцу просить ее руки...

Затаившись в темном углу, почти слившись с украшавшими стены драпировками, я зачарованно наблюдала за их первой встречей. Пробивавшиеся сквозь узкое окно лучи заходящего солнца окрасили ее свободно струящиеся по спине волосы в розоватый оттенок. Она смущенно потупила взгляд и слегка склонила голову в знак почтения. Ее тонкие изящные пальцы судорожно стиснули искусно расшитую золотыми нитями ткань платья.

Отважный викинг был очарован... Я ликовала! Еще немного и он увезет ее из отцовского замка, а я освобожусь от этого наваждения... И в тот же миг тяжкие оковы ненависти, долгие годы бывшие моими верными спутниками, ослабли... Впервые я смогла вздохнуть полной грудью. Но солнечный луч, на мгновение озаривший мрачное подземелье моей души, оказался лишь коварной насмешкой Локки...

...Отважный викинг Олаф склонился к руке Хельрики и порывисто поцеловал тонкие девичьи пальцы. Его губы скользнули по ее запястью, будто обещая неземное наслаждение в будущем...

Сердце пронзила острая боль. Нестерпимая. Мучительная. Удушающая. Перед глазами замелькали порочные картинки их любовных утех. Два обнаженных тела, слившиеся воедино среди сбившихся в кучу простыней... Подрагивающие отблески свечей на ее молочно белой коже... тяжелый бархатный полог над кроватью... и они... Его губы прокладывают легкую дорожку поцелуев, повторяя каждый изгиб ее тела... стон... Мой стон. Ногти впились во вспотевшие ладони - отрезвляюще. Я рванула прочь из зала... прочь из замка... в лес...

...Осиновый прут с адским свистом рассекал воздух, оставляя новые кровавые борозды на моей истерзанной плоти. Каждый его удар, исторгал из моего горла нечеловеческий рык, раскрывая лесу мою звериную сущность... притупляя терзавшую меня жгучую ненависть. И вдруг в замутненное болью сознание проник тихий вкрадчивый голос: "Лишь ее смерть спасет тебя"... Кнут замер в руке. Я обессилено рухнула на колени... Смерть! Лишь смерть...

И вот я уже судорожно сжимаю в руке кинжал, прокравшись в покои сестры. На мгновение замираю в дверях, залюбовавшись спящей Хельрикой. Длинные, разметавшиеся по подушке волосы с розоватым отливом. Алые лепестки губ. Бледный шелк ее кожи. Это сильнее меня. Превозмогая дрожь, подхожу к постели, осторожно опускаюсь на край, занося кинжал над головой. И в этот миг она открывает глаза. Недоумение молниеносно сменяется ужасом, ее рука интуитивно пытается оттолкнуть меня... Поздно! Кинжал стремительно пронзает горло своей жертвы и окрашивается в цвет ее крови...

Я задыхаюсь... Грудь содрогается от острой, всепоглощающей боли... Холод ледяным саваном сковывает тело... силы оставляют меня и я безвольно сползаю на пол, будто невидимые нити тянут меня вслед за Хельрикой в мир мертвых... И пустота... Черная, непроглядная, липкая... Ненавистная...
___________________________________________________
1. Иггдрасиль - Мировое дерево в германо-скандинавской мифологии, исполинский ясень, в виде которого скандинавы представляли себе вселенную.
2. Фригг - в германо-скандинавской мифологии жена Одина, верховная богиня. Провидица, которой известна судьба любого человека, но которая не делится этими знаниями ни с кем.
3. Локки - в скандинавской мифологии зловредный бог - плут, любитель менять обличье.
_________________

 » А дальше была зима... (Драма)

В сонное сознание врывается оглушительно громкий хлопок двери. Резко распахиваю глаза, воззрившись на обшарпанную стену в нескольких сантиметрах от собственного лица. Даже в сизом утреннем полумраке засаленные грязно-бордовые обои не вызывают ничего кроме омерзения. Схожие чувства испытываю при взгляде на наволочку, на коей покоится мой голова. Не верю, что эта линялая синяя тряпка чистая. Опасливо принюхиваюсь. Кажется, все не так плохо, как могло бы быть...
Мерно цокают настенные часы. По металлическому карнизу монотонно барабанят мелкие капли дождя.
Лежу, не отрывая взгляда от жирного пятна на обоях. Лопатками упираюсь в худощавую мужскую грудь. Тот, с кем я так опрометчиво пустилась в загул этой ночью, крепко прижимает меня к себе. Спит. Шею щекочет его ровное дыхание.
Содрогаюсь от промелькнувших воспоминаний и пытаюсь высвободиться из объятий. Бесполезно.
Бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение сбываться... Это про меня. Особенно, если речь идет не о чудесах вселенского масштаба, а о чем-то гораздо более прозаичном. О внимании понравившегося мужчины, например.
- Черт побери! - угрюмо бормочу себе под нос. - Черт тебя, Женька, побери! Что ты здесь забыла? - Риторический вопрос. Ясное дело, что. Секс и ничего более!
Снова пробую пошевелиться, перевернувшись на спину. Касаюсь обнаженным бедром шершавой, покрытой бельевыми катышками простыни. Не самое лучшее утро в моей жизни… Однозначно.
Не поднимая головы с подушки, мрачно взираю на голый бюст пластикового манекена в темной широкополой шляпе. Он высится среди бесформенной груды барахла на втиснутой между диваном и окном громоздкой тумбочке.
- Прелестно! - усмехаюсь. – Пошлость какая! - С садомазохистским упорством облекаю эмоции в слова, чтобы они уродливым ярмом отпечатались в памяти и, может быть, удержали меня впредь от подобных приключений.
В незаштореное окно заглядывает хмурое, закованное в свинцовую серость небо. Сквозь приоткрытую створку, не встречая преграды на своем пути, струится осенний воздух. Промозглый, стылый, со стойким запахом бензина и прелой листвы. Наверное, это лучше, чем перегар, исходящий и от моего любовника, и от меня самой.
Минуя окно, взгляд скользит к противоположной стене. Все те же темно бордовые обои, книжные полки с очередной порцией разнокалиберного хлама за мутными стеклами, застеленный грязно-желтой скатертью стол. Граненый стакан с воткнутым в него пластиковым цветком – маком с блекло-алыми выцветшими от времени лепестками. У стены два стула с наваленной поверх одеждой, в том числе и моей.
Приподнимаюсь на локте, продолжая осматриваться. Комната длинная, узкая и совершенно неуютная. Обшарпанная дверь, покрытая облупившейся то ли серой, то ли грязно-бежевой краской. Хлипкий замок. На стене допотопные часы с маятником. Стрелки показывают начало седьмого. Громоздкий шкаф в изголовье дивана.
Снова пытаюсь высвободиться из объятий. Уйти отсюда. Тихо, по-английски. Как героиня дешевой мелодрамы.
Но Сержик спит, властно удерживая меня за талию. Не отпускает. Впервые с момента пробуждения смотрю на него. Нерешительно, с опаской. Будто боюсь, что юный принц с рассветом превратился в жабу.
Нет. Он все также красив и сексуален, как накануне. Самодоволен даже во сне и очень молод. Гораздо моложе меня…
И вчера, и неделю назад разница в возрасте заботила меня меньше всего. Статья за совращение малолетних не грозит – и на том спасибо. Теперь все иначе… Эта комната настойчиво напоминает мне студенческие годы. А заодно и то, что я сама уже давно не студентка, а лишь неплохо сохранившаяся тридцатилетняя особа.
Вероятно, у меня намечается кризис среднего возраста, раз потянуло на молоденьких мальчиков. Не рановато ли?
Со стоном опускаюсь на подушку и прячу голову под одеялом. Такой по-детски наивный жест. Будто куцее полотно в застиранном пододеяльнике может отгородить меня непробиваемым щитом не только от вульгарной убогости этой комнаты, но и от моих собственных самоуничижительных мыслей.
- Черт тебя, Женька, побери! – снова посылаю проклятие в свой адрес. – Теперь уж спи… раз пошла такая пьянка.
Но сон категорически отказывается принимать меня в свои милостивые объятия. Неподвижно лежу, прислушиваясь к ритмичному шарканью за окном. Унылые скребущие звуки царапающей асфальт метлы заполняют сознание. Хочется пить. И уже, кажется, что лишь эта жажда мешает заснуть.
Змеей-медянкой выворачиваюсь из крепких мужских объятий и встаю с кровати. Чувствую босыми ступнями мелкие песчинки на липком линолеуме. Внутри все сжимается от отвращения. Когда в последний раз мыли этот пол? В этом году или все-таки в прошлом?
Поднимаюсь на цыпочки и, стараясь не шуметь, крадусь к своим вещам. Одеваюсь, то и дело опасливо посматривая на постель. Все также тихо выскальзываю за дверь в прихожую. Выдыхаю. Пора сматываться.
Обуваюсь. Снимаю с вешалки плащ, прислушиваясь к доносящимся из глубины квартиры шорохам. В дальней комнате однозначно кто-то есть… И этот кто-то, притаившись за дверью, ждет не дождется моего ухода. В этом мы с ним солидарны.
Очень хочется пить.
Уже отодвинув щеколду замка, кидаю взгляд в сторону кухни и, не разуваясь, решительно – точно в омут с головой – направляюсь по узкому коридору к приоткрытой двери с широкой продольной трещиной на мутном стекле. Остановившись на пороге, мрачно озираюсь вокруг. На бельевой веревке под потолком висит ярко-розовое кособокое полотенце, не слишком приятного вида лифчик и несколько пар женских кружевных трусов. На полу грязно-желтый линолеум с многочисленными черными полосами. У стены усыпанный хлебными крошками обеденный стол без скатерти или хотя бы клеенки. Рядом – на табуретке – облупившийся эмалированный таз с налипшим на дно пластырем.
Брезгливо морщусь. Перевожу взгляд на старый холодильник «Зил» с заляпанной чем-то дверцей. Затем – на гору немытой посуды в раковине, на мятое вафельное полотенце и деревянную табличку с художественно выжженной надписью: «Хозяйство вести – не платками трясти».
Усмехаюсь.
Приоткрываю двумя пальцами обвисшую дверцу шкафчика над раковиной. Скептически осматриваю шеренгу разнокалиберных тарелок в сушке и, наконец, приподнявшись на мысочки, тянусь за кружкой. Достаю и тут же понимаю, что пить из нее выше моих сил. Кружка грязная – снаружи липкая, внутри – коричневая от многократно оседавшей на стенки заварки.
- Н-да-а-а… - наткнувшись взглядом на столь же грязный электрический чайник на кухонном столе, решительно отставляю кружку в сторону. – Санэпидемстанция вам в помощь, господа хорошие.
Ухожу.
Нажимаю на кнопку лифта и тут же осознаю, что ждать его попросту нет сил. Ни моральных, ни физических. Нестерпимо хочется убраться подальше от этого места сию же секунду, немедленно. А лифта все нет. Кидаю взгляд в сторону лестницы и уже через мгновение бегу вниз. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, пролет за пролетом. Бегу прочь.
- Забудь! – приказываю себе вслух. – Забудь! – повторяю сквозь крепко стиснутые зубы. – Забудь!
Задыхаюсь от стыда и отвращения к себе. Хочу в душ. Отмыться от всего этого. Встать под обжигающе горячие струи воды. Подставить им лицо. Закрыть глаза и забыть. Не на мгновение, не на миг, а навсегда. Вытравить прошлый вечер и ночь из памяти. Смыть с себя прикосновения этого мужчины и бельевых катышек на его простыне. Забыть! Отключить телефон. Заткнуть уши наушниками от плеера, заглушить музыкой шарканье метлы по асфальту. Сесть за руль машины и уехать далеко-далеко, куда глаза глядят.
Впрочем, а кто мне мешает? Впереди целых два выходных дня, которые я с чистой совестью могу использовать для восстановления пошатнувшегося душевного равновесия.
Навалившись на тяжелую подъездную дверь, со вздохом вырываюсь на улицу. Свободна! На целых два дня свободна! А дальше будь, что будет!
Зябко ёжусь от налетевшего порыва ветра и, не оглядываясь, решительно шагаю прочь от подъезда.
- Всё, хватит! Хватит! Пора завязывать с нимфоманскими наклонностями.

* * *

Стремительно несусь по почти пустой трассе, машинально поглаживая кожаную оплетку руля. Опустив стекло, наслаждаюсь ощущением ветра в волосах и пряным ароматом осеннего леса. Еду уже вовсе не куда глаза глядят, а к четко обозначенной на карте точке – небольшой деревушке в Калужской области, чуть дальше Тарусы. Вот она моя сегодняшняя цель, при мысли о которой на душе становится ощутимо радужней и чище. Как же я сразу не догадалась туда рвануть?
Спасибо грибникам, развернувшим торговлю на обочине дороги. Сами того не ведая, именно они указали мне путь к избавлению от тяжких дум. И вот я уже улыбаюсь, предвкушая, как сверну с дороги на размытую осенними дождями грунтовку. Проеду мимо старого заброшенного коровника с обвалившейся крышей, мимо уходящей вдаль просеки с монотонно гудящими высоковольтными проводами, мимо небольшого заросшего камышами болота. И, наконец, после того, как дорога круто вильнет влево, окажусь в притулившейся на опушке леса крошечной деревушке. Уединенной и совершенно безлюдной в это время года.
Загоню машину во двор, медленно пройдусь по мокрой от недавнего дождя траве, наслаждаясь тишиной и умиротворением этого места. Не заходя в дом, присяду на порожках. Закурю, любуясь яркой полосой осеннего леса за лугом. С наслаждением вдохну свежий аромат увядающей листвы и росы, оттененный терпким сигаретным дымом. И непременно забуду, напрочь выкину из головы всю ту мерзость… Черт побери!
Из груди вырывается мучительный стон.
- Забудь! – приказываю себе, скрежеща зубами от досады, стыда и злости на саму себя. Бесполезно. Память неумолима и, будто бы в насмешку над моими жалкими попытками ей противостоять, вновь воскрешает события минувшего вечера:
- Мне от тебя ничего не нужно. Только секс, - заявляю по-учительски строго.
Сержик блаженно улыбается. Глаза возбужденно горят и оттого кажутся еще светлее и пронзительней. Лицо все ближе и ближе… Мгновение и губы Сержика накроют мои. Властно. Требовательно. Хищно.
При мысли об этом подкашиваются колени. Внизу живота разрастается болезненно пульсирующая пустота.
- Запомни, только секс... – настойчиво повторяю, тыча указательным пальцем Сержику в грудь.
- Джеки... - с приглушенным стоном выдыхает он и, наконец, впивается мне в губы.
Джеки? Кто это? Разве я?
Целует страстно, неистово. Мучительно сладостно. До боли прикусывает мои губы. Порабощая волю, заставляя изнемогать от желания и стонать от прикосновений. Не нежных, не ласковых, а почти грубых. Отвечаю на поцелуй. Яростно. Жадно.
Дрожу словно в лихорадке. Будто падаю куда-то и даже не пытаюсь сопротивляться. Зачем? Не знаю.
Сердце бешено колотится в груди, в горле, в висках и вдруг оказывается внизу живота.
- Сержик! – шепчу.
Никну к нему всем телом. Теснее. Крепче. Отчаяннее. Но, кажется, этого ничтожно мало!
Рычу от бессилия! Задыхаюсь! Сгораю изнутри. Дрожу.
Не чувствую ног… Рук. Тело словно растопленный воск. Мягкий. Податливый. Обжигающе горячий.
Закрываю глаза и лечу. В никуда… туда, где нет никого, кроме нас двоих. Меня и Сержика. Ничего, кроме этих властных прикосновений, этого жаркого, парализующего своей первобытной силой поцелуя.
Рука Сержика проникает под подол моего платья. Пальцы касаются разгоряченной кожи.
- На тебе чулки, - слышу стон Сержика.
Судорожно раздвигаю ноги ему навстречу. Хочу ощутить его прикосновения там… Из груди вырывается почти звериный рык.
Сержик запускает пальцы мне в трусы, касается влажной от возбуждения плоти!
- Джеки…
- Нет…
- Хочу тебя!
- Да!
- Прямо сейчас!
- Да!
Жадно кусаю его губы, чувствую во рту металлический привкус крови. И возбуждаюсь от этого еще больше!
Тянусь к пряжке его ремня. Пальцы дрожат. Не слушаются. Кажется, проходит вечность, прежде чем мне удается справиться с замком. Нестерпимо. Почти смертельно долго.
Выдыхаю.
Сержик касается губами моей шеи. Мучительно медленно и мягко опускается ниже. К впадинке возле ключицы, к груди. Дразнит. Ласкает. Заставляет стонать от возбуждения. Пальцы играют с моей плотью. То проникают вовнутрь, то вновь оказываются на поверхности.
Рычу. Кусаю мочку его уха и высвобождаю из трусов возбужденный член. Чувствую, как он подрагивает под моими прикосновениями.
Слышу стон. Его. Сержика. Блаженно улыбаюсь.
Он поднимает над декольте платья мою грудь и касается языком соска. Ласкает, посасывает и кусает. Дразнит.
- Хочу тебя. Сейчас! Здесь! Немедленно! – требую.
Почти рыдаю от неудовлетворенного желания. Прижимаюсь к Сержику. Теснее. Ближе. Хочу слиться с ним. Стать частью него… не навсегда. Лишь сегодня… Хочу ощутить его в себе.
Он подхватывает меня под ягодицы и усаживает на край стола перед собой. Заглядывает в глаза и вдруг отстраняется.
Не верю! Не хочу верить! Смотрю на него затуманенными от страсти глазами. Хочу его сейчас. Немедленно! Тяну его на себя… Закрываю глаза и слышу как рвется фольга упаковки от презерватива. Выдыхаю и уже через мгновение чувствую, как пальцы Сержика отодвигают кружевной край моих трусов…
- Сержик…
Он резким рывком проникает в меня. Вскрикиваю. Обхватываю ногами его обтянутые джинсами ягодицы. Принуждаю двигаться быстрее. Проникать глубже. Еще глубже. До предела, которого, кажется, нет.
- Постой. Не торопись! – слышу мольбу в его голосе.
- Нет! – Рычу. Стонаю. – Нет!
- Да!
Замедляет ритм и вновь ускоряет. Дразнит. Сводит с ума. Заставляет забыть обо всем… Жить мгновением. Одним единственным и оттого невероятно сладостным. Дарить и получать наслаждение. Просто жить, дышать, рыдать от всепоглощающей страсти и идти у нее наповоду.
- Да! – мир раскалывается вдребезги. В ушах гул. Перед глазами пронизанная ярко-голубыми всполохами чернота. Проваливаюсь в бездну… Из последних сил цепляюсь за Сержика и все равно куда-то лечу… - Да!

* * *

Медленно бреду по влажному осеннему лесу. Под ногами мягко пружинит мох. Похрустывают сучки. Чуть слышно шелестят остатки пожелтевшей листвы на деревьях.
Дышу. Глубоко, полной грудью. Щурюсь, высматривая среди опавших листьев коричневые, еще влажные после недавнего дождя шляпки грибов.
На сердце почти легко.
С удовольствием поглядываю в корзину. Добыча пока невелика, но все же. Есть один вполне солидного вида подберезовик, несколько лисичек и сыроежек и даже два белых гриба. Улыбаюсь.
Видел бы меня сейчас Сержик. Быть может, и не узнал бы с первого взгляда. Что общего у той развязной девицы в задранном платье, которой я предстала пред ним вчера вечером, и мною сегодняшней – в мешковатой куртке защитной расцветки и таких же штанах, заправленных в старые резиновые сапоги?
Вот она, какая я на самом деле. Я настоящая, а не та, кем казалась вчера.
Впрочем, ну что такого особенного произошло? Всего лишь маленькая слабость истосковавшейся по любви женщины. Или не маленькая. Какая разница? Элементарная физиологическая потребность организма в сексе. Физиология и ничего более! Ни-че-го!
- Ну да, - усмехаюсь вслух. Снисходительно и невесело. Качаю головой.
Сложно врать самой себе, когда доподлинно знаешь, что «физиология» закончилась там - на столе в офисной курилке. После чего ты по всем писаным и неписаным законам жанра должна была выдохнуть, слезть со стола, одернуть подол платья и, в идеале, закурить. Но ты пошла иным путем…
Зачем-то, поддавшись настойчивым уговорам Сержика, ринулась с ним в клуб. Взобралась после третьего коктейля на барную стойку. Изобразила нечто из репертуара танцовщицы гоу-гоу бара и, наконец, вместо того, чтобы сесть в такси и уехать домой, отправилась коротать остаток ночи к Сержику. Клинический случай идиотизма! Иначе не назовешь…
Из кармана доносится бравурная мелодия. Вздрагиваю, но уже через мгновение беру себя в руки. Это не сложно. Вероятность звонка Сержика настолько мала, что даже мой краткий испуг выглядит смехотворно. Я сама обозначила границы наших отношений, и телефонным разговорам по выходным и вечерам в них категорически нет места.
Достаю из кармана телефон и, поставив корзинку с грибами на мшистый пень, кидаю взгляд на дисплей. Замираю. С чего бы Сержику мне звонить? Не понимаю.
Выдыхаю. Мысленно считаю до трех, затем на всякий случай до пяти и, наконец, растянув губы в вежливой улыбке, подношу трубку к уху.
- Да, слушаю. - Голос звучит ровно, уверенно и - о, чудо! - равнодушно, ничем не выдавая ту внутреннюю дрожь, с которой я с переменным успехом пытаюсь справиться с самого утра.
- Ты куда пропала? - слышу из трубки почему-то раздраженный голос Сержика.
- Не пропала, а уехала, - со снисходительной усмешкой пожимаю плечами. Будто бы Сержик может видеть меня в этот момент. Не может, но я всё равно радуюсь небрежности, которую, как мне кажется, я сумела привнести в этот жест.
- Куда? - как-то уж слишком приторно и вкрадчиво уточняет Сержик.
Молчу. И категорически не понимаю, зачем что-то отвечать. Какая ему разница, куда я поехала от него? Начинаю жалеть, что вообще сняла трубку.
- Домой.
- Зачем?
- А ты хотел, чтобы я до вечера сидела в твоей берлоге? - усмехаюсь. - Нет, спасибо.
- Почему? Не понравилось у меня?
Что за дурацкий разговор? Досадливо морщусь, но едва заметив это, снова придаю лицу, как мне кажется, невозмутимое выражение.
- А тебе самому нравится? - усмехаюсь.
- Ну извините. Другого я пока не могу себе позволить.
- Да-а-а? Зато ты можешь себе позволить есть в дорогих ресторанах, тусоваться в модных клубах, одеваться в брендовые тряпки... И при всем при этом жить в хлеву.
- Это всего лишь съемная комната. В чем проблема?
- Проблема в немытой посуде в раковине, в грязном линолеуме на полу, недостиранных лифчиках на бельевой веревке...
- Можешь мне поверить, что этот лифчик ко мне не имеет никакого отношения.
- Зато к тебе имеют прямое отношение эти вульгарные обои, об которые не иначе как кого-то убили. И...
- Не выдумывай! Никого об эти обои не убивали. Да, из окошка прежний хозяин вышел полетать, не спорю.
- Как полетать? - Невозмутимость, где ты?
- Элементарно. Полетать. Вниз головой с восьмого этажа.
- Кошмарное место!
- Да, ничего так. Зато обои красные, как в "Пятидесяти оттенках". Так что считай, что это моя "комната для игр".
- Что за бред ты несешь?
- Ты не читала "Пятьдесят оттенков"? Зря. Потрясная книга. Я тебе принесу. Потрясающая книга для потрясающей девушки Джеки.
- Я не Джеки, я Женя. Сколько мне еще раз повторить?
- Сколько угодно. Для меня ты Джеки и точка. И не только для меня, кстати.
- Для кого еще? - Зачем спрашиваю?
- Сэм тоже сказал, что тебе больше подходит имя "Джеки".
- Прелестно. Знать бы кто такой Сэм.
- Бармен. Вчера в клубе был. Забыла что ли? А он тебя запомнил. Звонил сегодня. Просил передать тебе свое восхищение. Сказал, что ты "высший пилотаж".
"Высший пилотаж"? Это я-то во вчерашнем обличии? Да уж... низко летают мальчики.
В памяти совершенно некстати всплывает летний лагерь и звезда нашего второго отряда - Ленка - про которую все мальчишки в один голос говорили "высший пилотаж". И не потому что она была красоткой глаз не отвести, а плевалась дальше всех. Сидя на подоконнике второго этажа, могла без особых усилий доплюнуть аж до клумбы через дорогу от корпуса. Завидный талант. Все мои шпагаты, мостики из положения стоя и прочие гимнастические штучки не шли ни в какое сравнение.
И вот, оказывается, и я, упав в собственных глазах ниже некуда, удостоилась столь высокого звания из уст бармена с нерусским именем "Сэм". Гордись, Женька! Заслужила. Впрочем, ты теперь и не Женька вовсе, а Джеки. Иностранка, черт побери!
- Ладно, - прерываю затянувшееся молчание. - Мне сейчас некогда. До понедельника.
- Постой! Пошли вечером в "Ферма-дэнс".
- Я не в Москве.
- А где?
- Недалеко от Тарусы.
- Это еще что такое?
- Таруса? Городок на Оке. Здесь жил Поленов, Пастернак, Цветаева.
- Актриса, что ли?
- Поэтесса. Марина Цветаева. Ты в школе-то учился, мачо?
Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами…
- Прекрати!
- Неужели не слышал - не читал? Зря, потрясающие стихи. Я принесу тебе.
- Потрясающие стихи для потрясающего мужчины?
- Умерь самомнение.
- Тебе разве не нравятся уверенные в себе мужчины?
- Нравятся, в особенности, если их уверенность базируется на реальных достижениях.
Молчит. Слышу, как он дышит в трубку. Не просто дышит, а сопит, словно обиженный ребенок. Но все же молчит. То ли пытается вспомнить о своих достижениях, то ли попросту не считает нужным мне что-то доказывать. Надеюсь на второе, но подозреваю первое.
- Ладно, до понедельника, - не дожидаясь ответа на свой язвительный комментарий, усмехаюсь в трубку. – Чао, дарлинг.

* * *

Утро понедельника. Первый час рабочего дня на исходе, а я все никак не могу войти в привычный ритм. Взгляд то и дело косится поверх монитора на чуть приоткрытую дверь, за которой виднеется угол черного кожаного дивана для гостей, фикус и еще одна дверь - общеофисная.
Сержик пока не соизволил явиться на работу. Он вообще не отличается пунктуальностью, но сегодня явно вознамерился побить собственный рекорд по опозданиям.
Самопровозглашенная начальница курьерского отдела - шумливая старушка Зинаида Ивановна - рвет и мечет, кляня нерадивого сотрудника Сережу на чем свет стоит. Из приемной то и дело доносится ее квохчущий голос. А я непроизвольно вздрагиваю каждый раз, когда открывается входная дверь. Замираю едва дыша, устремив взгляд поверх монитора. Лишь на долю секунды. После чего, убедившись, что новый визитер это опять вовсе не Сержик, а абсолютно незнакомый человек, кликаю мышкой, удаляя из почты очередную порцию спама.
- Сережа, ты где пропадаешь? Итить тебя раскудрить! – наконец, дозвонившись до Сержика, гневно кричит в трубку Зинаида Ивановна. - Заданий тьма тьмущая, а тебя нет... Сережа, мальчик мой непутевый, мне нужен курьер не с машиной, а с ногами и совестью! Бросай где хочешь свою машину, и чтобы сию же секунду был здесь. Иначе пеняй на себя! Последний раз тебя предупреждаю. Взяли лодыря на мою голову!
И от этих ее слов становится стыдно не кому-нибудь, а мне. Подумать только, я ведущий менеджер отдела связалась с лодырем-курьером. Безалаберным, ничего собой не представляющим мальчишкой. Содрогаюсь при мысли, что кто-нибудь из коллег узнает о моих пятничных похождениях, и по офису поползут сплетни, камня на камне не оставив от моей репутации.
С тяжелым вздохом тянусь в верхний ящик стола за сигаретами. Щелкнув крышкой портсигара, шумно отодвигаю стул и направляюсь через приемную к выходу из офиса. Картинно изогнув брови, выразительно смотрю на секретаршу. Киваю в сторону склонившейся над курьерским столом Зинаиды Ивановны.
- И вечный бой, покой нам только снится, - усмехаюсь.
- А то! – театрально разводит руками секретарша и тут же расплывается в заговорщицкой улыбке. - Зина Иванна разкочегарилась вовсю. Решила показать Сержику the mother of Kuzma.
- В конец распоясался наш красавчик, - довольная вниманием к своим попыткам перевоспитать нерадивого мальчишку, сетует Зинаида Ивановна. - Думает, его здесь за красивые глаза держать будут.
- А глазки-то хороши, - лукаво подмигивает мне секретарша. - И всё, Жень, на тебя косятся.
Чувствую, как щеки заливает пунцовый румянец. Неужели уже поползли сплетни о нас с Сержиком? Быстро работает сарафанное радио.
- Не придумывай, - одергиваю секретаршу. Но, кажется, голос звучит не слишком уверенно, выдавая меня с головой. Ловлю на себе недоуменный взгляд Зинаиды Ивановны. Этого мне еще не хватало! Вздергиваю подбородок и, клацнув напоследок ногтями по столешнице ресепшена, выхожу в коридор.
Черт побери! Везет как утопленнику! Едва успеваю прикрыть за собой дверь, как сталкиваюсь нос к носу с Сержиком. Он улыбается и едва не лоснится от самодовольства.
- Попалась, - притягивая меня к себе, шепчет проникновенно и страстно.
Упираюсь ладонями ему в грудь. Силюсь вырваться из неожиданных объятий.
- Прекрати! – требую, собрав остатки пошатнувшегося самообладания. – Прекрати, увидят же.
Голос звучит хоть и предательски хрипло, но все же ровно. И это не может не радовать.
- Ты опять застегнулась на все пуговицы, - разочарованно, но в то же время немного театрально вздыхает Сержик. - И, кажется, гордишься этим.
Впервые слышу, чтобы Сержик выражался столь литературно и даже аллегорически. Что это с ним?
- Ты меня еще человеком в футляре назови, - усмехаюсь нарочито ехидно, намеренно поднимая планку литературности нашего обмена «любезностями».
- "Футляр" это платье? – Что и следовало доказать. И почему меня не удивляет подобный вопрос?
- Это рассказ Чехова, неуч, - отстраняюсь.
- Понятно. Предлагаю, почитать его вместе... – Сержик снова склоняется надо мной, прижимая спиной к стене. - Как насчет сегодняшнего вечера?
Знаю, что должна ответить отказом... Знаю! Ничего хорошего из наших встреч не выйдет. Но вновь попадаю в плен его озерно-зеленых глаз и теряю власть над собой. Чувствую себя вовсе не гордой и успешной женщиной, а пленницей собственных желаний. Ненужных, неправильных, порочных и унижающих меня же. Из последних сил борюсь с искушением и вдруг будто бы со стороны слышу свой голос.
- Вечером? – инстинктивно облизываю пересохшие губы. Черт побери, помада стерлась… Такие глупости лезут в голову. Какая, к черту, помада? Мы стоим напротив офиса. В любую секунду может открыться дверь, и на пороге появится Зинаида Ивановна, сплетница-секретарша, да кто угодно! На стене камера видео-наблюдения… Охранники уже, наверное, приникли к мониторам… И… черт, как же меня возбуждает все это! М-м-м! Я, кажется, эксбиционистка!
- Да, - губы Сержика все ближе, взгляд дурманит, заставляет дрожать от страсти, без сил привалившись к стене. – Романтический ужин при свечах. Ванна с лепестками роз. Постель… Как думаешь, подойдет такая обстановка для обсуждения Чехова?
- Нет, - шепчу.
- Подумай, - касается кончиком языка моих губ. Не целует – дразнит. – Огромная постель…
- Постель, - словно в гипнотическом тумане повторяю я.
- Да-а-а! – шепчет.

Да, общаясь с Сержиком по телефону сохранять трезвость мысли значительно проще, нежели при личной встрече.
Ноги словно вата, мысли путаются, сердце гулко бьется в груди… Что со мной? Почему я не могу противостоять этому человеку? Почему, лишь только он появляется рядом, я превращаюсь в безвольную куклу… Его куклу! И он, конечно, видит мое состояние. Видит и самодовольно улыбается.
- Не волнуйся, я приглашаю тебя не в свою «красную комнату для игр»… - ухмыляется и, наконец, жадно впивается в мои губы. – Это место тебе должно понравиться. Поверь мне.
- Верю…

* * *

Идем по супермаркету. Взгляд скользит по полкам с продуктами и ни на чем не останавливается. Чувствую себя очень неуютно и даже беспомощно. Я и забыла, как это – ходить с мужчиной по магазинам, выбирать что-то съестное не только для себя, но и для кого-то еще…
Легкий романтический ужин на диване? Я бы обошлась вином, сыром и фруктами… А он? Рассчитывает на бифштекс? Нет уж! Спасибо, до свидания! Не вижу ничего романтичного в том, чтобы пытаться приготовить нечто съедобное на чужой кухне, где даже сахар с чаем на трезвую голову не отыщешь. Плавали – знаем.
Сержик уверяет меня, что квартира его друга ничуть не походит на ту комнату с грязно-бордовыми обоями, в которой живет он сам. Очень хочется ему верить, но все же заранее готовлю себя к худшему. Если этот самый друг, улетая в отпуск, не оставил в раковине гору грязной посуды, это уже можно считать удачным стечением обстоятельствам.
Подходим к вино-водочному отделу. И я вдруг испытываю невероятное облегчение. Спасибо правилам этикета. Выбор вина в моем мире принято предоставлять мужчине.
- Ну что ж, дарлинг! Что мы сегодня пьем? – улыбаюсь.
- Вино?
- Отлично! Самое оно для романтического ужина.
Сержик уверено склоняется к самой нижней полке стеллажа и без раздумий берет сладкий «Мускат» в желтовато-зеленом пакете. От изумления на мгновение теряю дар речи. Улыбка медленно сползает с лица.
- Ты предлагаешь пить это? – превозмогая секундную оторопь, спрашиваю я. Кажется, голос дрогнул, но Серж этого точно не заметил.
- Да, отличное вино.
- Прекрасно… - Готова провалиться сквозь землю от унижения.
За кого он меня принимает? Может быть, уж лучше сразу предложить мне распить «чекушку» водки в ближайшей подворотне? Романтика!
- Эй, я вообще-то отлично разбираюсь в винах, - обижено вздернув подбородок, вдруг сообщает мне Сержик, столкнувшись с моим насмешливым взглядом.
- Именно поэтому ты решил меня напоить этой пакетированной бормотухой? - Знаю, что мой тон его задевает, но все же не могу сдержать сарказма.
- Я потомственный винодел и...
- Моя бабушка тоже самогонку гнала в свое время. И прабабушка... Так что в случае чего и я смогу сойти за потомственную... Ладно, дарлинг. Все с тобой ясно. Вино выбираю я. – Прищурившись, ищу на полке любимый «Пино Гриджо». - С сыром справишься? Только не плавленый сырок «Дружба», пожалуйста.
- А я люблю плавленый сыр.
Закрадываются подозрения, что в Сержике вдруг заговорил дух противоречия. Примирительно улыбаюсь.
- Хорошо, не страшно. Бери что хочешь.
- А ты, конечно, предпочитаешь с плесенью, - саркастически кривится Сержик.
- Да, мне нравится «Бри» и «Горгонзола». Но «Гауда» сейчас тоже была бы весьма кстати.
- Икра красная? Черная?
- Заморская баклажанная.
- И на том спасибо!
Наконец-то тележка полна и мы – теперь уже молча – движемся к кассе. А я вдруг понимаю, что главное испытание еще впереди. С одной стороны мне гораздо проще было бы достать кошелек и самой расплатиться, во избежание нелицеприятных заминок. Уверена, уж этому-то Сержик противиться не станет. С другой – не горю желанием изображать из себя спонсора молодого Жигало со смазливой мордашкой.
Делаю глубокий вдох и растягиваю губы в нарочито равнодушной улыбке. Пусть платит он.

* * *

Не тая удивления, осматриваюсь вокруг. Кажется, мои опасения были напрасны. Чисто, светло, просторно. В прихожей бледно оранжевые крашеные стены, навесной потолок с вкрученными лампочками, зеркальный стенной шкаф, ковролин на полу. У стены две пары начищенных до блеска мужских ботинок. При взгляде на них начинаю испытывать некое подобие симпатии к их владельцу – к человеку, которого не видела ни разу в жизни и даже не знаю его имени.
- Очень мило, - озвучиваю наконец-то свой вердикт.
- Я же сказал, что тебе понравится, - самодовольно ухмыляется Сержик и, навалившись всем телом, прижимает меня к стене. Целует. Проникает рукой мне под кофту и вдруг, будто решив не тратить время зря, рывком стягивает ее с меня через голову.
Упираюсь спиной в стену. Шершавая поверхность царапает обнаженную кожу. Мужская ладонь уверенно скользит по моему бедру. Ласкает… Возбуждает… Заставляет забыть обо всем на свете, кроме этих прикосновений. Кроме этого взгляда – чувственного, обволакивающего, потемневшего от страсти… Я словно воск плавлюсь под прицелом его пронзительных озерно-зеленых глаз.
Губы – мягкие, жадные – скользят вдоль моей шеи к ключице. Прокладывают волнующе легкую дорожку поцелуев к трепетно вздымающейся груди.
Этот мужчина… Мой мужчина! Именно с ним, как ни с кем другим, я чувствую себя женщиной. Настоящей женщиной… красивой, желанной и – о, да! – страстной. Его близость туманит голову, словно океанская волна смывает из памяти все прежние ценности и стремления! Мне нужен лишь он, его губы, его голос, его дыхание… он!
- Сержик… - вырывается из груди приглушенный стон. Я пробую это имя на вкус, перекатываю на языке и выдыхаю, наполняя им пространство вокруг. Наш маленький вакуум страсти и нежности… - Сержик…
Его прерывистое дыхание щекочет мне шею, зубы прикусывают мочку уха и тут же отпускают. Губы касаются уголка моего рта и через мгновение полностью захватывают его в свой плен. Тело пронзает дрожь желания, сердце замирает в груди в предвкушении бесстыдных и искусных ласк…
В замутненное, покрытое густой дымкой страсти, сознание врывается звонкая трель айфона. Настойчиво и безжалостно выдергивает меня из пленительного омута… Ненавижу!
Сержик отстраняется. Кидает взгляд сперва на упавший на пол телефон, затем на мою обнаженную грудь. Проводит пальцем по затвердевшему соску и… наклоняется за трубкой.
- Да, Шур, ты немного не вовремя, - усмехается, повернувшись ко мне спиной, и решительным шагом уходит из прихожей в комнату, останавливается у темного квадрата окна. – Ну, говори.
Недоверчиво смотрю на Сержика. Не понимаю… Не верю, что это происходит на самом деле. Он ведет себя так, будто меня здесь и нет вовсе.
- Как не дали? Не может этого быть! Мы тебе справили отличный паспорт! – яростно чеканит слова. Не кричит, но даже мне от его голоса немного страшно. – Как не смогла назвать дату рождения? Шур, ты полная идиотка или как? Тебя в ментовку что ли забрали?... Отлично! Хоть это... – качает головой. - Где ты сейчас? Да не реви ты! Идиотка! Ну? – молчит, нервно барабанит пальцами по подоконнику. – Этого еще не хватало. Полная идиотка! Увижу, убью. Ты меня поняла? Поняла, сучка? Да не знаю я, что теперь делать!

Поворачивается ко мне, но будто бы не видит. Кидает телефон на диван.
- Эта дура паспорт оставила, а сама деру дала.
Ничего не понимаю…
- Какой паспорт? – ошарашено глядя не на Сержика, а на брошенный им телефон, зачем-то спрашиваю я. Уже знаю ответ…
- Российский, какой же еще. Не узбекский же! На узбекский никто кредит не даст. Понимаешь, у меня уже покупатель на ту плазму есть. А эта тупая сучка все запорола, дату рождения выучить не могла. Да еще и паспорт в магазине оставила, когда деру давала.
- Бред… Конечно, бред. Слушай, у тебя паспорт с собой, а?
- Зачем тебе? – Конечно, я знаю ответ. Но зачем-то хочу услышать его от Сержика.
- Завтра пойдешь в ментовку, скажешь, потеряла. А сейчас рванем в магазин, кредит на него оформим.
- Ты в своем уме? – Черт побери! Во что я влипла?
- Да не дрейфь ты! Все в ажуре будет. Ты москвичка, россиянка. С хорошей кредитной историей, не иначе как… Да? Тебе сто пудов кредит без вопросов дадут.
- Да иди ты!
- Не дрейфь! Я же не человека убить прошу. А всего-то кредит взять.
Улыбается. Проникновенно и даже ласково смотрит на меня. Мягко и в то же время лживо. Нарочито неторопливо приближается ко мне. Пытается одурманить озерно-зелеными омутами глаз. Как ведьмак. Молодой, чертовски сексуальный и не терпящий отказа ведьмак. Хищник.
Упрямо качаю головой.
- Я не буду во все это ввязываться. Красть, чтобы тебе было на что в клубах тусоваться? Избавь! И не трогай ты меня! – пытаюсь скинуть его руки со своих плеч.
- Эй, - резко притягивает меня к себе Сржик. Не дает вырваться, до боли сжимая запястья. – Чего ты, испугалась-то? Я пошутил! Шутка такая, понимаешь?
Знаю, врет. И даже не старается, чтобы эта ложь выглядела правдой. Ухмыляется.
Во что я ввязалась?
- Отпусти меня, - требую. – Немедленно! Ты слышишь меня?
- Слышу, - низко склонившись над моим ухом, шепчет он. – Слышу. Ну, прости, а? Просто довела меня эта идиотка, вот и сморозил глупость.
- Отпусти.
- И не подумаю. Так и будем всю ночь стоять. Пока ты меня не простишь.
- Вы понаехали сюда целыми аулами, - шепчу, яростно стиснув зубы. – Вы…
- Я вообще-то в Москве родился, если ты не знаешь, а в Ташкент мы с матерью переехали, когда мне пять лет было. Так что я такой же русский, как ты!
- Да какая разница, будь ты «хоть трижды узбек, хоть четырежды русский»! Главное, что вы приехали сюда воровать, а потом спускать наворованное в ночных клубах! В ту же ночь. Легкой жизни ищешь, а сам слово «Египет» с тремя ошибками пишешь!
- Не тебе учить меня жизни? – отстраняется, с издевкой глядя мне в глаза. – Да, я пишу «Египет» с тремя ошибками. Зина Иванна растрезвонила? Да, я не читал Чехова и не знаю, что за хрень такая «Человек в футляре». Да, у меня в раковине гора грязной посуды и недостиранные лифчики на бельевой веревке. Живу в комнате, прежний хозяин которой сиганул из окна то ли по обкурке, то ли по пьяни, и в кармане у меня десяток левых паспортов, которыми я зарабатываю на жизнь. Что еще? Ах, да, еще я не против трахать за лавэ какую-нибудь денежную бабу. Плевать, какую, главное денежную. Трахаться я люблю и не стыжусь этого. Так что моральных терзаний насчет возможности подобного заработка у меня нет.
- Ну-ну. Потрясающая характеристика! – Вместо желанного сарказма, слышу дрожь в собственном голосе. Стыжусь этого и борюсь с искушением отвести взгляд.
- А ты-то кто? – презрительно выплевывает мне в лицо Сержик. - Фифу из себя корчишь? Грязная посуда не понравилась в раковине? Так возьми и помой. Шуркин лифчик? Перестирай, раз такая чистюля! Обои? Переклей!
- Я себя не на помойке нашла!
- Да-а-а-а? – скалится. - А где же себя нашла девка, которая трахается на столе в курилке с едва знакомым парнем? На цветочной клумбе?
- Ненавижу тебя!
- Да сколько угодно! Мне от твоей ненависти не холодно, не жарко. Потрахаться приехала? Давай трахаться, это дело мы любим! Это дело мы умеем! А потом, так и быть, почитай мне, хочешь, Цветаеву, хочешь, Есенина. Да хоть Маяковского! «Я достаю из широких штанин… Смотрите, завидуйте!»
- Да пошел ты! – Изо всех сил замахиваюсь и со звоном бью его по лицу. Ладонь саднит, горит от шлепка. До крови кусаю губы, чтобы не разрыдаться. Но предательские слезы уже текут по щекам. Подбородок дрожит. Стыжусь самой себя, не вижу ничего вокруг. Не хочу видеть! Не хочу! - Ненавижу тебя! – Рыдаю. Малодушно и жалко.
- Эй… Джеки, - слышу растерянность в его голосе. И даже что-то напоминающее испуг. Упрямо качаю головой и крепко зажмуриваю глаза. – Эй.
- Ненавижу тебя!
Задыхаюсь.
- Эй, ну прекрати, - кладет мне руки на плече, пытается притянуть к себе. Сопротивляюсь изо всех сил. – Ну, прости меня. Дурак, знаю. Прошу тебя, не плачь.
Целует в мокрые от слез щеки. Пытаюсь вырваться. Но всё тщетно – Сержик гораздо сильнее меня, и теперь, кажется, твердо вознамерился доказать мне мою жалкую, едва ли не марионеточную сущность. Презираю себя за собственную слабость и бессилие перед ним. За слезы, которые нескончаемым потоком текут по щекам, за то, что пошла на поводу у похоти и приняла приглашение Сержика.
- Отпусти меня! – не требую, умоляю.
- Нет… - снова целует. На этот раз в дрожащие губы. – Не сопротивляйся мне. Не надо. Хочешь, я стану лучше? Хочешь? Я стану. Правда, стану. Только помоги мне. Помоги!
Ничего не понимаю. О какой помощи он просит? Взять кредит на свой паспорт?
Рыдания стихают. Слезы по-прежнему текут по щекам, но их поток уже не кажется мне столь неодолимым и нескончаемым, как прежде.
- Мне нечем тебе помочь, - бормочу чуть слышно.
- Послушай меня. Просто послушай.
- Не хочу я тебя слушать! Отпусти меня, я уйду.
- Нет. Если понадобится, я привяжу тебя к кровати, но никуда ты отсюда не уйдешь. Поверь мне на слово.
- Ты сумасшедший, - на мгновение замираю от осознания справедливости этой догадки. – Ты точно сумасшедший.
- Вовсе нет, – заметив, что я прекратила попытки вырваться, снова касается губами моих губ. Бережно и будто бы даже ласково. - Просто я знаю, чего хочу, и умею добиваться своей цели. Любыми способами, - шепчет.
- И насилие – главный среди них, - яростно кусаю его за нижнюю губу. Чувствую металлический привкус крови во рту. Но Сержик будто и не испытывает боли. Лишь крепче прижимает меня к себе.
- Нет. Я не буду тебя насиловать. Если ты сама не захочешь этого. Но это будет лишь игра. Тебе нравятся такие игры? – Требовательно овладевает моим ртом. Целует настойчиво и жадно, порабощая волю, дурманя сознания, заставляя забыть обо всем.
- Ты…сумасшедший… - Не могу ему сопротивляться. Чувствую, как бешено колотится сердце в груди, как бессильно подкашиваются колени и скручивается ноющий клубок внизу живота. Я марионетка. Похотливая и безвольная…Презираю себя за это и вновь дрожу всем телом от страсти.
- Это ты сводишь меня с ума, - врывается в сознание тихий, обволакивающий шепот Сержика. – Ты… понимаешь?
Ничего я не понимаю. Не хочу понимать… не сейчас.

* * *

Лежим на смятых простынях. Изможденные, притихшие. Сержик крепко прижимает меня к груди, будто пытается предвосхитить любые мои попытки уйти. Не хочу думать об этом. Но мысли все равно настойчиво возвращаются к недавней ссоре.

- А Шурка - это кто? – Впрочем, какая мне разница?
- М-м-м?
- Девица, с которой вы квартиру вместе снимаете?
- Ну да, - досадливо вздыхает. - Их трое в той комнате живет. Крис, Лекс и Шурка.
- Странно от тебя слышать имя "Шурка". Я думала, ты всех своих друзей на иностранный лад зовешь.
- Так то ж Шурка... – равнодушно пожимает плечами. - Она и есть Шурка.
- Тоже из Ташкента?
- Ну что ж вас, баб, так на бла-бла после секса тянет? – Раздраженно. – Да, из Ташкента. Она вместе с родителями приехала. Только они где-то под Самарой осели, а Шурка в Москву подалась.
- Учиться?
- Да не. Зачем ей?
- Действительно, - не могу сдержать саркастичной усмешки. – Незачем.
- В "Mango" шмотками торгует. Но это так.
- Понятно. "Для отчетности". Ты курьером, она продавцом, Сэм барменом.
- Зря язвишь, должны же мы где-то работать. Вот гражданство получим, и все будет.
- Понятно. Узбечка?
- Русская. Кстати, она из интеллигентной семьи. Отец художник. Заслуженный.
- Понятно. У нас в доме тоже живет один такой заслуженный художник-интеллигент. Пешком не ходит. Всё в основном ползком.
- Да я серьезно. Настоящий художник.
- И тот тоже настоящий. И тоже заслуженный. Это потом он стал рекламные плакаты для колбасного отдела универмага рисовать. А до этого... ого-го какой заслуженный был. До сих пор каждому встречному норовит о своих заслугах рассказать, клянча деньги на водку.
- Ладно, понял я тебя. Презираешь нас всех, да?
- А не за что? – приподнявшись на локте, пристально смотрю Сержику в глаза.
Молчит. Хмурится. Будто обдумывает что-то.
- Переведи мне резюме на английский, а?
- Какое еще резюме?
- Обыкновенное резюме. Мне тут работу предложили. Считай, взяли уже. Только резюме надо для порядку скинуть. Нормальную такую работу. Денежную и не особо напряжную.
- Предел мечтаний, - усмехаюсь.
- Не предел, но для начала отличный вариант. Все начальство в Эмиратах, я тут. То, что доктор прописал. Так переведешь, да?
- Переведу.
- Ну и натаскай меня немного, ок? Они считают, что я супер-профи. Координатор по продажам и развитию и все такое. А я, сама знаешь…
- Знаю. Безалаберный курьер… Ну и горазд же ты лапшу людям на уши вешать. И они поверили?
- Конечно, поверили. Посмотри в мои честные глаза. Как мне можно не поверить?
- Ладно… Возьмут они тебя, допустим. А дальше-то что?
- Дальше? Ну ты же мне поможешь…
- Чем это?
- Ну как… Просто поможешь.
- Одним словом, ты хочешь, чтобы я за тебя работала, а ты бабки получал?
- Не, ну…
- И не надейся. Резюме я тебе переведу, так и быть. Пообещала уже. А дальше уж сам как-нибудь крутись-вертись.
Замечаю лукавый блеск в его взгляде, томную улыбку на красиво очерченных, припухлых губах с запекшейся кровью на месте моего укуса. Сержик начинает поглаживать кончиками пальцев мою обнаженную ягодицу. Дразнящее нежно. Знаю, что у него на уме…
Не хочу об этом думать. Не сегодня… Не сейчас…

* * *

Разгар рабочего дня. Офисный коридор. Направленная на нас с Сержиком камера видео-наблюдения. В паре метров от нас дверь, из-за которой в любую секунду может появиться кто-нибудь из наших коллег. Дурманящий блеск озерно-зеленых глаз… Не могу ему противостоять.
- Поможешь мне? – И почему я каждый раз невольно вздрагиваю, когда Сержик просит о помощи?
- Что на этот раз?
- Мне тут письмо прислали, - проникновенно улыбаясь, тянется к моим губам. Медленно проводит по ним кончиком языка. - Посмотри, чего они от меня хотят, а? Эти идиоты опять по-английски пишут.
- А ты чего ждал? – чуть отстранившись, усмехаюсь я. Сержик кладет ладонь мне на затылок и, надавив на него, вновь сокращает расстояние между нами.
- Ну сначала-то я с русской девушкой общался. Пусть и эти русский учат.
- Зачем? Они же индусы.
- Арабы? – шепчет, лаская языком мое ухо, то посасывает, то слегка прикусывает зубами мочку.
- Где ты видел хоть одного работающего араба в Эмиратах? – Странно, но подобные разговоры помогают мне сопротивляться дурману. - Индусы. Хватит того, что они по-английски балакают.
- Но я-то нет.
- Прояви самостоятельность и смекалку, скопируй текст в гугл-переводчик.
Сержик отстраняется. Без тени улыбки на губах, пристально смотрит мне в глаза. Будто гипнотизирует.
- Думаешь, одна такая умная? Скопировал уже. Но у гугла, кажется, похмелье. Такой бред выдает. Ну, переведи письмо, а? А я тебе вечером сногсшибательный минет сделаю…
- Лучше «Собачье сердце» Булгакова прочитай.
- Зачем? – удивленно хмурится.
- Как минимум, для общего образования, - воспользовавшись секундным замешательством Сержика, ловко высвобождаюсь из объятий и отхожу на шаг назад.
- Давай я тогда уж лучше что-нибудь из твоего прочитаю? А?
Вот черт! Этого мне еще не хватало! У кого такой длинный язык? Судорожно соображаю, кто мог растрепать Сержику о моем невинном хобби? Неужели, секретарша? Она, больше некому, наверное.
- Не стоит, - качаю головой. – Да и не пишу я уже давно ничего.
- Ну переведи письмо, а? Тебе сложно, что ли?
- Дарлинг, какого черта ты писал в резюме, что говоришь по-английски, если на деле не бельмеса?
- Гениальная ты наша. А кто бы меня на эту работу взял иначе?
- Что и следовало доказать, - ухмыляюсь, демонстративно скрестив руки на груди.
- А нечего тут доказывать. Ты же по-английски говоришь. Вот я и написал: «Знание языков – английский, испанский, турецкий».
- Я не говорю по-турецки.
- Они тоже. Так что все в ажуре и мне с избытком хватит того, что ты знаешь английский и испанский.
- Прелесть какая. Так это ж я знаю, а не ты.
- А ты мне поможешь.
- И не подумаю.
- А ты подумай, - улыбается лукаво, самоуверенно. Ловит меня за запястье и, нежно поглаживая большим пальцем пульсирующую под кожей венку, проникновенно заглядывает в глаза. Не нарушая зрительного контакта, достает из кармана телефон. Наклоняется ниже и уже через мгновение вновь накрывает мои губы поцелуем. Целует жадно, неистово. Крепко прижимает к себе, пресекая малейшие попытки вырваться.
- Подумала? – шепчет невнятно. – М-м-м?
Не открывая глаз, отрицательно качаю головой. Нет. Даже думать ни о чем не хочу.

* * *

Скольжу пальцем по дисплею айфона, прокручивая страницу вниз. Читаю это чертово письмо. Сержик, самодовольно улыбаясь, ждет. Добился все-таки своего.
- Ну и чего тут непонятного? – не тая раздражения, поднимаю взгляд на Сержика. - Резюме они твое одобрили. Поздравляю. Но прежде, чем подписать контракт, хотят, чтобы ты сделал маркетинговый анализ предложений по популярным направлениям и скинул им.
- Что им скинуть? – недоуменно переспрашивает.
- Маркетинговый анализ.
- Джеки, зайка, будь добра, скажи мне нормальным человеческим языком, что именно они от меня хотят.
- Работничек, - криво усмехаюсь и сардонически закатываю глаза. - Они хотят, чтобы ты сел и сравнил ценовые предложения различных компаний по наиболее популярным туристическим направлениям.
- Они идиоты?
- Не думаю.
- Как я это сделаю?
- Элементарно. Откроешь поисковик типа «Слетать.ру», выберешь нужную страну и сравнишь цены.
- Джеки…
- И не надейся.
- Джеки, зайка, ну помоги мне.
- Нет.
- Джеки…

* * *

Раннее утро. Суббота. Подумать только, целая неделя прошла с тех пор, как я проснулась в той жуткой комнате с засаленными бордовыми обоями на стенах. Семь дней, семь ночей… А я по-прежнему не могу совладать с собой. Сопротивляюсь этой унизительной страсти, этому мужчине, но едва он оказывается рядом, вновь чувствую себя то безвольной марионеткой, то крошечным, подхваченным шквалистым порывом ветра мотыльком.
За моей спиной уже шушукаются коллеги. Иначе и быть не могло. У нас всегда все обо всем знают, даже когда и знать-то еще нечего.
Секретарша бросает на меня лукавые взгляды и заговорщицки подмигивает, едва Сержик оказывается рядом. Зинаида Ивановна смотрит укоризненно, качает головой. Остальные, перешептываясь, кивают в мою сторону.
Впрочем, думаю, мало кто представляет истинный размах моего морального падения. А кто-то и вовсе ошибочно приписывает мне интрижку не с курьером Сержиком, а с его теской сисадмином. Не знаю, что хуже – роман с женатым многодетным компьютерщиком, или с молодым малограмотным мачо с воровскими наклонностями и узбекским паспортом. Да и роман ли? Кажется, нет. Обыкновенная «взаимовыгодная» интрижка… Мне нужен секс, Сержику – мои профессиональные навыки. Бартер, черт возьми!
Странно, но на фоне всего происходящего ко мне вдруг нежданно-негаданно вернулось давно утраченное вдохновение. Пишу новый рассказ.
Слова резкие, будто рубленые. Но мне это даже нравится. Именно такими они и должны быть, ибо изящные строки в этой истории абсолютно неуместны… Поэтому продолжаю с остервенением барабанить по клавиатуре, клик за кликом раскрывая перед читателями историю страсти тридцатилетней Джеки и ее молодого любовника…
Нет, этот рассказ вовсе не обо мне, а о том, какой я хочу видеть себя в этой истории – страстной, раскрепощенной, но в то же время гордой и даже язвительной. Это история – ложь от начала до конца и, быть может, поставив финальную точку, я все же изменю имя главной героини. Так будет честнее, ведь настоящая «Джеки» – жалкая, безвольная марионетка, похотливая раба собственных желаний…
Оглядываюсь через плечо на спящего Сержика и досадливо поджимаю губы. Что в нем такого? Внешность? Самоуверенность? Харизма? Отворачиваюсь. Перечитываю только что написанные строки:
«Ночь. Темная, хмурая, промозглая. Без страстей и огня.
Машина. Красная. Спортивная. Купленная на краденые деньги. Не важно… Главное, создающая иллюзию благополучия и достатка. А заодно еще раз демонстрирующая мне никчемность ее владельца.
Зачем он мне?
- Послушай, - голос не дрожит. Звучит тихо, насмешливо. А на душе гадко. – Я старше чем Google, чем смартфон и многие вещи, без которых ты не мыслишь своей жизни.
- Пенсия, - усмехается. – Я из поколения гениев.
- Точно. Ты гораздо умнее меня, но зато я помню, как мечтала стать пионеркой.
- Что за чушь ты несешь. Какие к чертям пионеры?
- А ты даже ничего о них не знаешь, - продолжаю бесстрастно.
- Знаю, - снова усмехается.
- Расскажешь? – картинно вскидываю брови. Выразительно.
- О чем? О пионерах что ли?
- Да…
- Джеки, ты в своем уме?
Как же меня раздражает это имя! Не подходит оно мне! Не подходит! Почему же Сержик этого не замечает?
Кривлю губы в бесстрастной улыбке.
- Да, именно в своем.
- Джеки! Прекрати это. Поехали лучше в клуб. В «Ферма-дэнс» сегодня…
- Я знаю, что там сегодня, - упрямо качаю головой, не давая Сержику договорить. – То же самое что вчера. Виски-кола. Танцы на барной стойке. Очередь в туалет.
- Джеки.
Вздыхает. По-хозяйски гладит меня по колену. Смешно.
- Да, дарлинг?
- Прекрати! Терпеть не могу, когда ты меня так называешь.
- Да? Это слишком старомодно для тебя? Тебе подавай язык гениев – язык ICQ? – насмешливо.
Качает головой.
- Поехали все-таки в «Ферма-дэнс», а?
Не произнося ни слова, вылезаю из машины. На мгновение прикрыв веки, глубоко вдыхаю стылый воздух. Сквозь уже ставший привычным запах осенней прели отчетливо чувствую легкие морозные нотки. Предвестники скорой зимы. Ухожу.»
Ложь. И ничего более. Не могу я уйти от него так просто. Не могу!
- Что ты там долбишь? – недовольно бурчит Сержик, не поднимая головы с подушки. Проснулся все-таки. Голос хриплый. Невнятный. Сонный.
- Конкурсный рассказ, - хмурюсь, не отрывая взгляда от монитора. - Я же тебе говорила.
- О чем? – зевает.
- О конкурсе.
- Да нет. Рассказ о чем?
- О презрении, - пожимаю плечами.
- А почему не о любви? – усмехается. Мне кажется, или в его голосе действительно отчетливо слышна издевка? Оборачиваюсь через плечо. Сержик поднимается на локте и пристально смотрит мне в глаза. Будто пытается прочитать в них мои мысли.
Кривлю губы в нарочито высокомерной улыбке и, чеканя слова, отвечаю:
- Потому что не хочу писать о любви.
- А о презрении хочешь? – садится рядом и, прищурившись, вчитывается в строки на экране.
Пытаюсь сделать вид, что мне все равно, но на самом деле борюсь с желанием захлопнуть крышку ноутбука.
- Да, о презрении хочу. О лжи, о малодушии, о...
- Напиши обо мне, а?
- Тебе не понравится.
- Почему?
- Потому что про тебя я напишу всю правду без прикрас. И сказочного финала из серии «жили они долго и счастливо» не будет.
- Ты против сказочных финалов? – снова пристально смотрит мне в глаза. Даже не пытается скрыть недоумения.
- Нет, почему же? – пожимаю плечами. - Когда-нибудь я непременно напишу сказку...
- Сказку?
- Да, сказку, где я снова буду девочкой, взирающей на мир восторженными глазами... Где не будет голых пластиковых манекенов, фальшивых паспортов и той вульгарной комнаты, из окна которой кто-то когда-то вышел… полетать.
- Но меня в этой сказке уже не будет, да?
- Я не знаю, - малодушно вру. Конечно, его в ней не будет.
И он это понимает. Снова откидывается на подушку. Тянет меня за руку к себе.
- Иди ко мне.

* * *

Сижу на лавочке в метро и делаю вид, что с интересом изучаю мозаичное панно напротив.
Что я тут делаю? Сержик опаздывает почти на сорок минут. Зачем я по-прежнему здесь? Нелепость какая-то! Гордость, где ты? Ау!
На меня даже люди уже косо смотрят… Лихорадочно озираюсь по сторонам, пытаясь найти опровержение этому. И не нахожу. Наоборот, снова ловлю на себе до омерзения сочувственный взгляд стоящего у мраморной колонны мужчины. Позор!
Снова смотрю на часы. С момента последнего звонка Сержика прошло ровно четырнадцать минут.
- Всё! Еще минута – и ухожу. Хватит! – яростно бурчу себе под нос и кидаю отчаянный взгляд в сторону эскалатора.
На соседней скамейке сидит молодой человек. Нервно крутит в руках длинную алую розу и раздраженно поглядывает на часы. Мой товарищ по несчастью. Впрочем, вряд ли у него все так же запущено, как у меня.
- Черт побери! – решительно поднимаюсь со скамейки. – Хватит!
Как назло именно в этот момент с эскалатора сходит Сержик. Оживленно обсуждает что-то с идущим рядом парнем и даже не смотрит в мою сторону. Будто то, что я его жду без малого сорок минут, не имеет для него никакого значения. Так оно и есть. Ему наплевать, он уверен, что я дождусь.
В поле зрения вновь попадает молодой человек на соседней лавочке и роза, которую он продолжает крутить в руках. Я цветов не заслужила… Какие уж тут цветы, если презрение – единственное чем могу быть одарена.
Резко разворачиваюсь и, свернув за колонну, останавливаюсь у края почти пустынной платформы.

С надеждой всматриваюсь в отблески света в глубине темного тоннеля. Еще несколько секунд и из него покажется поезд. И я уеду, так и не встретившись с Сержиком, так и не высказав ему в лицо свое негодование. Зачем?
- И куда это ты собралась? – раздается над ухом насмешливый голос Сержика.
Медленно оборачиваюсь. Молчу, мрачно глядя в озерно-зеленые глаза.
- Джеки, зайка! – театрально разводит руками Сержик. – Ну извини, сам не знал, что все так затянется.
- Где ты был?
- В «Связном», - неохотно пожимает плечами.
Подозрительно прищурившись, смотрю сперва на Сержика, а затем на его спутника.
- Опять левый кредит оформлял, - не спрашиваю, а констатирую факт. Какой смысл задавать вопросы, если ответ заведомо известен.
- Ну да. На Майка, - равнодушно пожимает плечами.
- Ясно, - кидаю неприязненный взгляд на второго парня и тут же отворачиваюсь.
- Ладно. Счастливо оставаться.
- Ну чего ты опять, а? Я же извинился! – Удерживает меня, больно схватив за локоть.
- Ты и контракт уже подписал, а все с этими кредитами завязать не можешь!
- А чего ты хотела? Мне бабки нужны. И между прочим, именно ты виновата, что подписание контракта так затянулось!
- Я? – недоумевающе вскидываю брови. – Я-то тут причем?
- Притом, что если бы ты не кочевряжилась, а переводила мне письма и составляла все эти – как ты их назвала? Маркетинговые анализы? – не когда тебе вздумается, а вовремя, подписание контракта не тянулось бы так долго и у меня уже были бы деньги на руках.
- А я вообще не обязана тебе ничего переводить и составлять! Заруби это себе на носу. А сейчас прощай!
- Постой! Пошли в машину поговорим.
- Вот еще. Все, что надо я уже услышала. Хватит с меня разговоров.
Пытаюсь рывком высвободить локоть из цепкой хватки Сержика. Бесполезно. Он будто бы не замечает. И демонстрируя мне и окружающим, что как он сказал, так и будет, решительно тащит меня в сторону эскалатора. Лишь на мгновение оборачивается через плечо, кидает приятелю краткое «На созвоне» и, еще крепче стиснув мой локоть, цедит сквозь зубы:
- Даже и не думай сопротивляться.
Снова ловлю на себе сочувственный взгляд того самого стоящего неподалеку мужчины и содрогаюсь от унижения и стыда. Как же жалко я, наверное, выгляжу в этот момент со стороны. До чего я докатилась…
- Отпусти, - растянув губы в нарочито бесстрастной улыбке, призванной продемонстрировать окружающим, что у меня все отлично и ни в чьем сочувствии я не нуждаюсь. – Давай обойдемся без публичных сцен. Я сама пойду.

* * *

Сижу на диване, вытянув ноги на табуретку. Пяткам жестко и неудобно. Жую чипсы – жутко соленые, с беконом. Заедаю мармеладными конфетами – приторно сладкими. Очень хочется пить. Лимонаду или, наверное, даже темного пива… Пишу рассказ для конкурса… История банальная, но, главное, не слишком жизнерадостная. Точно знаю, что в конце все непременно будет хорошо. Но как?
Ничего не получается. Вообще ничего в последнее время не получается, ни рассказ этот дурацкий, ни… ничего. И, наверное, давно пора завязывать с бумагомарательством. Пора прекращать выливать на читателей весь этот бессвязный бред обо всем сразу и в то же время ни о чем.
Засовываю в рот очередную конфету, бросаю на покрывало раздражающе шуршащий фантик. Окидываю взглядом свинство, которое сама же и учинила, и не хочу ничего выкидывать.
Нет, хочу! Хочу выкинуть из мыслей этого мужчину. Не мужчину, а мальчика… Никчемного, смазливого воришку на красной спортивной машине. Мальчишку, в кармане у которого впритирку лежат последняя модель «Айфона», несколько фальшивых паспортов и ключи от съемной комнаты с засаленными вульгарно-красными обоями на стенах… Комнаты, из окна которой кто-то когда-то вышел полетать…

* * *

Бреду домой. Холодно. Мерзко. Промозглый ветер, приправленный ледяной изморосью, бьет в лицо, треплет волосы. Взлохмаченные длинные пряди то и дело прилипают к накрашенным губам. Конец октября, а, кажется, будто уже давно зима… Ненавижу зиму…
Снег лежит поверх газонов, как осевшая мыльная пена. Из-под неровного белого полотна выглядывают заиндевевшие травинки, все еще сохранившие остатки прежней зелени. Черными лентами тянутся асфальтированные дорожки. Скользко.
Прячу подбородок в куцем шарфике. Модном, но совершенно не греющем. А в мыслях только Сержик. Пытаюсь придумать правильные слова, чтобы прекратить эти странные и унизительные отношения. Стыдно… не перед кем-то, а перед самой собой. И сочиненные для разговора фразы с каждым моим шагом становятся все замудреней и лживей.
Дойдя до подъезда, уже и сама с трудом понимаю, что же они должны до него донести. Знаю, что вряд ли решусь произнести все это вслух, глядя ему в глаза. Позвонить и выпалить на одном дыхании скопившийся в голове сумбур мыслей? Не получится… Сама запутаюсь в собственных же витиеватостях и сравнениях. И голос непременно дрогнет. Я это почувствую и собьюсь. Неловко замолчу, пытаясь унять сердцебиение…
Написать СМСкой? Глупо… В «контакте»? Неплохая мысль… Только ведь завтра непременно придется столкнуться с Сержиком нос к носу в узком проходе между ресепшеном и кожаным диваном.
Не знаю как поступить… Совсем не знаю. А я ведь взрослая, умная, даже красивая и уверенная в себе женщина… и боюсь. Панически боюсь… чего-то. Разве этого я добивалась, сделав опрометчивый шаг ему навстречу? Стыдно… и унизительно.
Истошно громко пищит домофон. Тяну на себя тяжелую металлическую дверь. Слышу шаги за спиной. Уверенные, быстрые… Конечно, погода не располагает к неспешным вечерним прогулкам… Скривив губы в вежливой улыбке оборачиваюсь.
- Привет. – На меня смотрят пронзительные озерно-зеленые глаза с озорными смешинками…
- Ты? – от изумления голос звучит хрипло и даже немного грубо. Невольно отпускаю дверь, и та с металлическим грохотом захлопывается.
Прищуриваюсь, пытаясь разглядеть скрытый контекст в блуждающей на губах Сержика подозрительно мягкой улыбке. Молчу. Жду. Сама не знаю чего.
Он тоже не спешит прерывать повисшее между нами молчание. Но взгляд ласкает, обволакивает, заставляет сердце сбиваться с привычного ритма – то замирать, то гулко и часто колотиться в груди... в висках… в горле… Внизу живота стягивается тугой узел. Болезненный. Ноющий. Требующий…
Не произнося ни слова, Сержик осторожно касается кончиками пальцев моей щеки. Облизывает губы и мучительно медленно склоняется надо мной. Несмотря на стылый ветер и промозглость, меня бросает в жар от его едва ощутимого прикосновения.
Самообладание? Что это?
Безвольно пячусь назад, но пути отступления отрезаны захлопнувшейся дверью. Упираюсь спиной в холодную стальную твердь. Дышу. Прерывисто. Часто. Превозмогая дрожь.
Его лицо все ближе. Взгляд манит. Зачаровывает. Дразнит…
Дышу… Неровно… Лихорадочно…
Стон… Мой?
- Пригласишь? – шепчет Сержик, слегка прикусывая мочку моего уха. Его жаркое дыхание обжигает шею, леденит кровь, дурманит мысли…
- Нет. – Голос жалкий. Надломленный. Почти беззвучный… Мой ли?
- Почему?
- Потому…
- Это не ответ.
- Ответ. Что тебе надо на этот раз?
- Ты!
- А я думала, мой паспорт… - вкладываю в эти слова всю иронию и даже сарказм, на которые только способна. И действительно голос звучит уже вовсе не безвольно. Будто со стороны слышу в нем металлические нотки. Неужели я сумела? Смогла противостоять натиску этого мужчины? Не поддалась… Не верю! Или все-таки…
- Ну и дура же ты!
- Счастливо оставаться!
Собираю остатки воли в кулак и с силой отталкиваю Сержика от себя. Наполняю взгляд презрением. Осознанно и искренне. Не играю роль, а на самом деле презираю! Презираю всеми фибрами души! И панически боюсь, что он вдруг заставит это чувство пошатнуться…
Разворачиваюсь к замку домофона. Чуть подрагивающими от напряжения пальцами тянусь к кнопкам. Цифры? Не помню…
- Ты понимаешь, что если я уйду, то навсегда? Понимаешь? - Голос звучит глухо. Надломлено, но в то же время, выдавая несокрушимую уверенность Сержика в собственной власти надо мной.
Неохотно оглядываюсь через плечо и, скривив губы в ехидной улыбке, нараспев произношу первое, что приходит на ум… Есенинские строки.
- Ах, какая смешная потеря. Много в жизни смешных потерь…
- Стыдно мне, что в меня ты не верила. Горько мне, что не веришь теперь…
С трудом верю, что слышу это от Сержика. Как случилось, что этот малограмотный бездельник вдруг начал цитировать Есенина? Впрочем, какое это теперь имеет значение…
- Молодец, горжусь твоими поэтическими познаниями! - снова поворачиваюсь к домофону. Пытаюсь вспомнить код.
- Постой. – Как странно звучит его голос. Хрипло и будто бы даже надломлено. - Ответь мне на один последний вопрос. Пожалуйста.
- Ну? – выжидательно смотрю на Сержика. Стараюсь найти разумное объяснение непривычной обреченности в его взгляде.
- Я прочитал твой рассказ. Тот недописанный. Скажи мне, что было дальше – после того, как Джеки ушла?
Странный вопрос. Не хочу знать, что за ним кроется. Не хочу! И точка.
- Что было дальше? - кривлю губы в невеселой улыбке. – Дальше… А дальше была зима…
Ухожу.
_________________

Грустно и очень холодно. Спасибо! Ты молодец!

Да уж совсем не "знойно" получилось. Скорее уж "анти-знойно".
Но я все равно рада, что отправила этот рассказ на "Зной". Три года я над ним трудилась. Зря что ли?
_________________

 » Мне не грустно... (Стихотворение)

МНЕ НЕ ГРУСТНО...

Мне не грустно. Правда, не грустно.
Просто осень пришла и холод.
Просто сизый туман густо
Затянул полысевший город.

Просто серые крысы, дождавшись тьмы,
Вдруг покинули свои норы.
Просто завтра снег. А он предвестник зимы
Очень длинной и очень скорой.

Мне не грустно. Разве не видишь ты?
Просто ветер свистит в трубах,
Просто мне идти переулком пустым,
И невольно дрожат губы.

Просто крысы вновь учинили пир
На обочине у дороги.
Просто мой мир - не твой мир...
Впрочем, нет... Я просто продрогла.
_________________

 » Гидрометцентр мог ошибиться (Стихотворение)

ГИДРОМЕТЦЕНТР МОГ ОШИБИТЬСЯ...

Гидрометцентр мог ошибиться.
Снега не будет, будет дождь.
И ты по воде на моих ресницах,
Опять ничегошеньки не поймешь.

И ты будешь думать, что все в порядке,
Что я легкомысленна и пуста,
Что ты нужен мне лишь для разрядки,
Что наша игра проста.

И скажешь, конечно, что я красива,
Характер лишь чуточку чудной,
Но я поднимаю твое либидо
Холодной осенней порой.

Тем временем, я улыбнусь сквозь слезы,
И тихо скажу "пока",
Я не привыкла быть занозой,
Лучше я буду легка.

Лучше я развернусь спиною
И, не сутуля плеч,
Уйду попрощавшись легко с тобою,
Чтобы хоть гордость сберечь.
_________________

Стихотворение в настроение. Грустно, плакать хочется, а нос к верху, и фиг вам. Не знаю права я или нет. Но мне так легло. Спасибо Оля!

Точно. И у меня оно так легло. Под настроение. Осень, холодно, в Москве как-то резко возросло поголовье крыс (по крайней мере, в том месте, где мне домой приходится вечерами проходить)... вот и прорвало и вылилось в стихи. Два за вечер.
А гидрометцентр все-таки не ошибся. Снег...
_________________

 » Бабушкин платок (стихотворение)

БАБУШКИН ПЛАТОК



Дорог исхожено немало,

Набоек стесано не счесть...

И знаешь... всякое бывало:

Любовь и боль и даже месть.



Дожди сменялись снегопадом,

Сквозь мглу проглядывал рассвет,

А за веселым маскарадом

Брел попятам похмельный бред.



Бывало, расправляла крылья,

Когда вслед за кромешной тьмой

Седую пелену ковыля

Лиловой красило зарей.



Ну а когда душа стонала

И грусть являлась на порог,

Я из комода доставала

Пуховый бабушкин платок.



Закутав плечи в плен ажурный,

В угрюмой, вязкой тишине

Сидела в свете абажурном

Размытой тенью на стене.



И в те мгновения покоя

Мне вспоминались каждый раз

Взгляд очень ласковый, но строгий,

Морщинок сеточка у глаз



И я – совсем еще ребенком...

Веретено, тугая нить,

Клубок, пух белого козленка...

И прялка старая стучит.



А дальше спиц волшебный танец,

Петля к петле и снова нить

Изящно обвивает палец...

Ну как за танцем уследить?...



И свято верила я с детства,

Что мало просто мастерства.

Мое пуховое наследство

Таит крупицу волшебства...



Эпоха сменится эпохой,

Дожди омоют водосток,

А если вдруг на сердце плохо,

Согреет бабушкин платок.
_________________